За тайное оскорбление тайное мщение, Кальдерон Педро, Год: 1635

Драматургия
Время на прочтение: 46 минут(ы)
Скачать в PDF

ЗА ТАЙНОЕ ОСКОРБЛЕНІЕ ТАЙНОЕ МЩЕНІЕ.

ТРАГЕДІЯ ВЪ ТРЕХЪ ДЙСТВІЯХЪ.

Сочиненіе донъ Педро-Кальдерона-де-ля Барка *).

*) Существуетъ, кажется, боле или мене распространенное у насъ мнніе, будто великій испанскій поэтъ Кальдеронъ до того католикъ, до того погруженъ въ древневковые предразсудки, что въ его твореніяхъ нтъ ни одной стороны, сочувственной нашему времени. Такое ошибочное мнніе могло возникнуть только вслдствіе весьма плохаго знакомства съ писателемъ, и предвзятой мысли, что у католическаго прелата — поэта, писавшаго драмы, похожія на мистеріи, нечего и искать чего-нибудь родственнаго вопросамъ и идеямъ, которые волнуютъ XIX вкъ.
Не говоря уже о томъ, что и въ своихъ полумистеріяхъ Кальдеронъ не просто католикъ, а сильный и независимый мыслитель, онъ написалъ еще много другихъ драмъ, въ которыхъ раскрыта передъ читателемъ совершенно реальная сторона человческой жизни. Въ этихъ послднихъ произведеніяхъ онъ является проницательнымъ психологомъ, трезвымъ, свободно мыслящимъ умомъ, сильнымъ обличителемъ и карателемъ сословныхъ и другихъ предразсудковъ, живущихъ и дйствующихъ и въ наше время, могучимъ борцемъ за права человка и неприкосновенность его личности, и въ этомъ смысл великій испанскій поэтъ-мыслитель принадлежитъ и нашему времена.
Одну изъ такихъ драмъ предлагаю читающей публик.
Въ ней необыкновенно сильно выраженъ весь ужасъ деспотической власти того общественнаго предразсудка, который основанъ на вншнемъ пониманіи чести и превосходно раскрыта та безъисходность положенія, въ которое поставлены мужъ и жена бракомъ, заключеннымъ не по взаимной любви.
По яркой обрисовк характеровъ, по глубин и сил психологическаго анализа, по простот и строгой ясности построенія, это произведеніе принадлежитъ въ числу геніальнйшихъ созданій европейской поэзіи и можетъ стать наряду съ лучшими трагедіями Шекспира. С. Ю.

ДЙСТВУЮЩІЕ:

Король донъ Себастіанъ.
Донъ Лопе д’Альмейда.
Донъ Хуанъ де Сильва.
Донъ Луисъ де Бенавидесъ.
Донъ Бернардино.
Герцогъ Браганскій.
Донья Леонора.
Сирена, ея служанка.
Манриво, Селіо, слуги.
Лодочникъ.
Солдаты.
Свита короля.

(Сцена происходитъ въ Лисабон и его окрестностяхъ, близъ деревни Гальега и на дач донъ Лопе, близь королевскаго сада,.

ДЙСТВІЕ -е.

Сцена І-я.

(Передъ загороднымъ дворцомъ короля.)

Король донъ Себастіанъ, донъ Лопе д`Альмейда, Манрике, свита короля.

Донъ Лопе.

Уже давно, государь, вы изводили дать мн милостивое разршеніе вступить въ брачный союзъ. Я желаю, чтобы не только моя судьба, но и мысли и желанія и дла мои были подчинены вашей высокой вол, а потому, доложивъ вашему величеству, кого я выбралъ въ супруги, и какъ былъ совершенъ бракъ, прошу васъ, дозвольте мн снять съ себя военные доспхи и отложить оружіе хоть на нсколько времени. Мн необходимо хотя не надолго замнить восторги битвъ мирными наслажденіями, лавровый внокъ — втвію оливы и бранную славу — любовью. Я умоляю васъ объ этомъ какъ о послдней наград за мою усердную и полную самоотверженіи службу вашему величеству. Если я теперь получу на это милостивое соизволеніе, то сегодня же выду на встрчу къ моей возлюбленной супруг.

Король.

Я счастливъ вашимъ счастіемъ и желаю чтобъ оно боле и боле возрастало, а потому радуюсь что вы пріобрли для себя достойную супругу. Еслибы заботы о войн, которую начинаю въ Африк, не отнимали у меня всего времени, я былъ бы у васъ посаженымъ отцомъ.

Донъ Лопе.

О, да не увянетъ никогда божественный лавръ, которымъ увнчано ваше царственное чело!

Король.

Знайте, донъ Лопе, что я васъ высоко цню.

(Король и свита уходятъ.)

Манрике.

Вотъ теперь-то, я думаю, вы ужь очень довольны?

Донъ Лопе.

О, да, да…. Я счастливъ, я блаженствую и не могу сдержать моей радости!… Летть, летть бы мн теперь!…

Манрике.

И не иначе какъ на крыльяхъ втра? Не такъ ли?

Донъ Лопе.

О нтъ, нтъ! Втеръ очень медленъ и лнивъ, мн нужны пламенныя крылья бога любви.

Манрике.

Скажите пожалуста! Какое нетерпнье! Откуда взялось?

Донъ Лопе.

Разв не знаешь, что я спшу къ моей супруг?

Манрике.

Вотъ оно какъ! Да вы перепугаете всхъ. Скажцте! скорость втра мала чтобы летть къ жен: какой же быстроты захочется чтобы умчаться отъ нея, когда надостъ?

(входитъ донъ Хуанъ де Сильва, бдно одтый.)

Донъ Хуанъ (и сторону и не видя донъ).

Не думалъ я такимъ воротиться къ теб, милая родина!… Зачмъ я пришелъ сюда? Несчастному легче на чужбин,— тамъ никто его не знаетъ!… (замтя донъ Лопе и Манрике) Я здсь не одинъ Стыдно, если увидятъ меня въ такой одежд (хочетъ уйдти).

Донъ Лопе (всторону).

Врить ли глазамъ? Не во сн ли я вижу? Не виднье ли это? (вслухъ). Постой, донъ Хуанъ!

Донъ Хуанъ.

Донъ Лопе!

Донъ Лопе.

Я сразу не поврилъ моему счастью, а потому не кинулся тотчасъ въ твои объятья, донъ Хуанъ!

Донъ Хуанъ.

Бога ради, остановись!… Я не могу допустить чтобы ты меня обнялъ…. О другъ, о донъ Лопе!…. О злая судьба!… Нищему въ лохмотьяхъ не прилично касаться груди, которая покрыта такими роскошными тканями, такими драгоцнными камнями.

Донъ Лопе.

Стыдно такъ говорить, донъ Хуанъ. Земныя блага зависятъ отъ слпаго счастья, а такой другъ какъ ты — даръ небесъ. Земное счастье я небесное блаженство? Да можно ли ихъ сравнивать!

Донъ Хуанъ.

Твои великодушныя слова оживляютъ меня, но не облегчаютъ моего горя. О! Что можетъ быть тяжел нищеты. Чтобы найдти какое нибудь утшенье, если только оно возможно, я разскажу теб все, донъ Лопе. Выслушай меня внимательно. Мы вмст съ тобою отправились на завоеваніе Индіи, этой могилы ночи и колыбели солнца. Тогда мы были соединены съ тобою такою дружбою, что по истин у насъ обоихъ были одно сердце и одна душа. Не алчность къ богатству, а жажда славы вдохнула въ васъ и въ товарищей нашихъ неслыханную смлость плыть въ эту страну, въ существованіе которой никто до того времени и не врилъ. Слава загремитъ въ вкахъ объ этомъ поход отважныхъ рыцарей Лузитаніи сильне, чмъ о баснословномъ плаваніи Язона. Предоставляю боле могучему голосу передать въ хвалебномъ гимн великіе подвиги нашихъ героевъ. Великій Люисъ де Камоэнсъ описалъ уже вдохновеннымъ перомъ все то, что совершилъ своимъ побдоноснымъ мечомъ. Онъ равно великъ и въ поэзіи и въ битвахъ… Смерть твоего отца, донъ Лопе, заставила тебя воротиться на родину, а я остался въ Индіи. Ты знаешь какъ уважали меня и друзья и вс кого я только зналъ…. Это уваженье къ себ я потерялъ теперь…. Мысль объ этой потер увеличиваетъ и безъ того уже едва выносимое мое горе! Или нтъ, нтъ…. Эта мысль служитъ въ то же время единственнымъ для меня утшеніемъ…. Послушай, какъ жестоко преслдуетъ меня судьба, и безъ малйшаго къ тому повода съ моей стороны. Въ Гоа я познакомился съ одною сеньорою, дочерью купца, скряги, которому страшная алчность и счастливая торговля помогли разбогатть непомрно. Она была и прекрасна и умна, а такое соединеніе ума и красоты въ одномъ лиц вдь рдкость, какую никогда почти и нигд не встртишь. Я былъ не равнодушенъ къ ней, я полюбилъ ее, я былъ везд, гд она,— и я былъ замченъ. Но кто выигрываетъ въ начал, тотъ проигрываетъ къ концу, кто радуется сегодня, тотъ плачетъ завтра. Такъ и въ любви! Донъ Мануэль де Суза, сынъ губернатора Гоа, человкъ впрочемъ достойный, талантливый и храбрый,— я убилъ его, и отнявъ у него жизнь, не хочу отнимать чести,— влюбился въ Віоленту. Такъ звали ту, которая подарила мн много счастливыхъ минутъ и погубила меня. Вс почитали донъ Мануэля де Суза моимъ соперникомъ…. Я мало обращалъ вниманія на него. Скажу боле: его любовь увеличивала мое счастье. Его презирали,— ко мн были благосклонны. Однажды, при восход солнца… о Боже! лучше бы оно никогда не выходило изъ мрака ночи…. вмст съ солнцемъ вышла изъ своего дома и Віолевта… Лучше бы вышло одно мое солнце! Да нтъ, мн стоило только пожелать этого чтобъ вышли оба… Віолента, окруженная своими слугами, пошла къ пристани. Тамъ многочисленная толпа ожидала прибытія корабля… О, Донъ Лопе, отсюда начинаются вс мои бдствія!…. Слушай! Я и соперникъ мой, мы оба были въ толп военныхъ, нашихъ друзей. Віолента прошла мимо насъ, она была восхитительна: своею красотою, легкою походкой она очаровала всхъ. Одинъ капитанъ сказалъ: ‘Что за прелестная женщина!’ На это донъ Мануэль отвтилъ: ‘А о чувствахъ ея нельзя сказать того же.’ — ‘Разв она жестока?’ спросилъ первый.— ‘Ну нтъ, я не то хочу сказать’, отвтилъ донъ Мануэль: ‘вкусъ у нея дуренъ,— не уметъ выбирать людей.’ Тогда я сказалъ: ‘Ни къ кому она не благосклонна, потому что кром меня никто ея не стоитъ.’ — ‘Ты лжешь!!!’ — воскликнулъ донъ Мануэль…. Я не могу продолжать… голосъ прерывается, нметъ языкъ, смертельный холодъ пробгаетъ по всему тлу и леденитъ мн сердце, нестерпимая боль пронзаетъ мою грудь при одномъ воспоминаніи о такой обид!… О, злой предразсудокъ! Проклятый тиранъ жизни, отвратительный, гнусный законъ налагаемый обществомъ!…. Какъ, неужели нсколько безумныхъ словъ могутъ запятнать высокую честь, древнюю родовую честь, съ такимъ трудомъ, такими подвигами, цлымъ поколньемъ пріобртенную честь?… Какъ, неужели одно слово, небрежно брошенное въ воздухъ, можетъ смшать съ грязью человка, и человка высоко доблестнаго, глубоко честнаго? Если честь есть драгоцнный алмазъ, неужели одно легкое колебаніе воздуха можетъ ее сжечь?… Если честь сіяетъ ярче солнца, неужели одно дуновеніе можетъ ее помрачить?… Но, я увлекся порывомъ чувствъ и прервалъ мой разсказъ,— прости меня донъ Лопе.— Не усплъ Донъ Мануэль произнести этого проклятаго слова — шпага моя была въ его груди… Меня не успли остановить Его слово и мой ударъ были какъ громъ и молнія, въ одно мгновенье онъ упалъ мертвый и обливалъ своею кровью песокъ!… Я скрылся въ только что отстроенную церковь. Тамъ искалъ я спасенья отъ преслдованій отца донъ Мануэля, губернатора Гоа…. Я жилъ въ гробниц. Не странно ли? Соперникъ мой убитъ, а живой похороненъ!… По истеченіи трехъ дней командиръ одного корабля который возвращался въ Лисабонъ, принялъ меня къ себ. Темнота ночи помогла мн бжать на корабль. Я оставался въ его подводной части до тхъ поръ, пока это крылатое чудовище, дитя стихій порожденное втромъ и водой, не помчалось въ Португалію по волнамъ океана…. Ахъ донъ Лопе! Если общество клеймитъ позоромъ тхъ кто терпливо сноситъ оскорбленія, зачмъ оно вопіетъ противъ Того, кто мститъ за обиду? Гд же тутъ правда? Не безсмысленное ли противорчіе казнить и за то что сносишь обиду, и за то что мстишь за нее?… Сюда я прибылъ сегодня. Я такъ бдно одтъ, что мн стыдно было показаться въ Лисабон…. Теперь я ободренъ, теперь судьба ко мн милостива, они утшила меня, она привела меня въ объятія истиннаго друга. Горячо обнимаю тебя, мой славный другъ донъ Лопе д’Альмейда! Чмъ только могъ я заслужить такую дружбу?….

Донъ Лопе.

Я выслушалъ тебя съ должнымъ вниманьемъ, донъ Хуанъ де Сильва, и обдумалъ все. Всякій, у кого только есть сердце, оправдаетъ тебя, какъ бы строго онъ ни судилъ. Кто можетъ знать, что ждетъ его впереди? Кто можетъ дерзко утверждать, что онъ съ самаго дтства не обреченъ уже на погибель? Кто похвалится и скажетъ: меня коварство не уловитъ въ свои сти, меня не отравитъ ядъ подносимый измной? Никто. Блаженъ, кто можетъ поршить дло такъ молніеносно какъ ты. Стократъ блаженъ, кто смшаетъ съ прахомъ дерзкаго врага и кто, какъ ты, высоко подниметъ свою честь, сохранивъ ее во всей чистот и сил! Никакое облако не въ силахъ затемнить лучезарнаго сіянья твоей чести. Пусть видятъ вс, что твоя любовь ко мн и моя въ теб похожи на т два растительные яда, которые, будучи взяты отдльно — смертельны, но смшавшись — до того уравновшиваютъ другъ друга, что сливаются въ одно цлебное питье Ты въ гор, я въ радости, — соединимъ же наши чувства, и твое горе умритъ мою радость, а моя радость прояснитъ твое горе,— и горе не убьетъ тебя, а радость не осилитъ твердости моего духа Я женился, донъ Хуанъ. жена моя изъ Кастиліи. Я не стану превозносить теб несравненную красоту ея:— красота послднее качество въ жен, но супруга моя богата, благородна, добродтельна и умна такъ, что равной ей не найдешь во всей Испаніи. Это такое совершенство, какого ты и вообразить не можешь. Ея имя донья Леонора де Мендоса. Не я велъ ее къ брачному алтарю и клятву въ врности ей произнесъ за меня уполномоченный мною дядя мой донъ Бернардино, который и прибудетъ съ нею въ деревню Гальега. Я спшу къ нимъ навстрчу: оттого я и одлся, какъ ты видишь, будто на торжественный пиръ. Тамъ великолпно убранная лодка ожидаетъ счастья принять въ себя мою прекрасную супругу и гордо мчаться по волнамъ съ такою безцнною ношей…. Мое счастье выросло съ тхъ поръ, какъ я увидалъ тебя, тебя моего милаго друга, моего несравненнаго донъ Хуана. Незаботься, не думай о томъ, что ты бденъ. Я богатъ. Мой домъ, мой столъ, мои лошади, мои слуги, все мое имущество, моя жизнь, моя честь, все твое, мой нжный другъ! Утшься, счастье оставило теб истиннаго друга. Подумай, какъ передъ тобою безсильна злая судьба! При теб остались мужество, котораго никто неодолетъ, при теб гордый непреклонный твой духъ и могучая рука, готовая къ защит чести! Съ тобой твой врный другъ!…. Не отвчай,— любезности и лишнія слова между друзьями пошлы. демъ, демъ скоре… Я хочу чтобы ты видлъ мое счастье. Сегодня моя супруга вступаетъ въ Лисабонъ. Вроятно она уже ждетъ меня по ту сторону залива. Мы проплывемъ съ нею три мили… Эти три мили для меня вчность такъ горю я нетерпніемъ принять ее въ мои объятья!

Донъ Хуанъ.

Но какъ же мн хать съ вами, донъ Лопе? Посмотри, какъ я одтъ. Не благородствомъ дорожитъ свтъ, а золотой одеждой!

Донъ Лопе.

Тмъ хуже для свта что одежда тла дороже ему одежды души Прошу тебя, пойдемъ со мной! (всторону.) Горячее дыханіе любви, вздуй сильне, паруса моей ладьи, чтобы скоре она принесла меня къ моей супруг!

(Донъ Лопе и донъ Хуанъ уходятъ.)

Манрике.

И я сяду въ лодку-самолетку я поскачу по типамъ… и прилечу скоре ихъ, и повщу мою новую госпожу, что спшитъ къ ней супругъ. Она непремнно дастъ мн что нибудь. Вдь только и дло у новобрачныхъ что давать. (уходитъ.)

Сцена ІІ-я.

Сельскій видъ близь деревни Гальега:

(входятъ, донъ Бернардино, донья Леонора и Сирена).

Донъ Бернардино

Отдохните здсь, прекрасная Леонора. Посмотрите, какъ эта гора увнчана цвтами. На ней, какъ на трон, царственно возсдаетъ весна, собравъ вокругъ себя всхъ своихъ вельможъ и представителей. Отдохните здсь, прекрасная Леонора, до прізда донъ Лопе, вашего счастливаго супруга. Отгоните отъ себя эту печаль. Я очень понимаю васъ: вы въ Португаліи, на чужбин, и вспоминаете родную Кастилію.

Леонора.

Умоляю васъ, славный донъ Бернардино, не примите моей печали за признакъ неблагодарности съ моей стороны. Я очень хорошо чувствую я понимаю, какою высокою честью почтила меня судьба…. Вы знаете, часто и радость выжимаетъ слезы изъ глазъ.

Донъ Бернардино.

Вы такъ любезно извиняетесь, сеньора, что ради этого самого извиненія я васъ благодарю за эти слезы. Я оставлю васъ на минуту, можетъ быть, наедин вы съумете разсять свою грусть. Вотъ тутъ вы будете защищены отъ зноя солнечныхъ лучей, а пріятная прохлада освжитъ и возстановитъ ваши силы. Да сохранитъ васъ Господь Богъ. (уходить.)

Леонора.

Ушелъ онъ, Сирена?

Сирена.

Ушелъ.

Леонора.

Никто насъ не услышитъ?

Сирена.

Никто, мы одн.

Леонора.

Такъ вырвись же на свободу ты, горе сдавленное съ такимъ трудомъ въ моей груди!… На волю, вонъ изъ сердца, тяжкое мученье… ты меня убьешь! Слезы, залейте, если можно, огонь, который сжигаетъ мою душу! Я выплачу, выплачу мое горе (рыдаетъ), а если нтъ, такъ пусть же пламя моихъ горячихъ слезъ и воплей испепелитъ всю мою жизнь.

Сирена.

Что это, сеньора? Остановитесь, подумайте объ опасности! Подумайте о чести!

Леонора.

Какъ, ты знаешь мое горе, знаешь что я погибла и упрекаешь за слезы, хочешь заставить молчать?!

Сирена.

Эти стоны и рыданья безполезны.

Леонора.

Безполезны! Да эти стоны, этотъ плачъ — голосъ самой природы. Все стонетъ, все плачетъ! Разв не стонутъ глухо цвты, когда ихъ лобызаетъ холодной втеръ, а лучезарный другъ ихъ — солнце умираетъ за горами? Разв жалобный шелестъ листва, оторваннаго отъ роднаго стебля, отъ родной скалы, гонимаго непріязненнымъ втромъ по голому песку, не плачь его? Разв не стонетъ лсъ, когда свирпая буря крутитъ я оскорбляетъ его гордый вершины? Разв птичка, безжалостно похищенная изъ роднаго гнзда, запертая въ золотой тюрьм, не изливаетъ горя въ своей жалобной псн? Разв не стонутъ волны, когда ихъ тснятъ безчувственныя скалы? Тщетно думаютъ он пробиться сквозь каменныя стны, и только врзавшись глубоко въ тснины, съ ропотомъ и воплемъ бьются о холодныя камни…. Если вся природа плачетъ и стонетъ,— какъ же мн не рыдать, какъ же мн не стенать?

Сирена.

Чмъ же помочь этому горю? Донъ Люисъ умеръ, а вы замужемъ? На что же ршиться? Что же длать?

Леонора.

Ахъ, Сирена, съ Люисомъ умерла и я. Жестокая, неодолимая судьба заставила меня выдти замужъ. У меня теперь нтъ радости. Одна печаль и печаль безъисходная. Грустная, мрачная, я буду трупомъ… Только разъ въ жизни я полюбила!… Я могла потерять Люиса, но не забыть его. Нтъ, забыть не могу! Забвенье невозможно тамъ, гд засвтилась любовь!…. Женщина съ благороднымъ сердцемъ не забудетъ того, кого разъ полюбила. Вспомни, что было со мной, когда я узнала о его смерти….. Я вышла замужъ насильно…. Онъ умеръ, и я должна была умереть, и этотъ бракъ — моя могила Надо проститься съ любовью…. Ну, любовь, разстанемся!… Долго ты была моей спутницей, теперь я иду туда, куда ты не можешь слдовать за мною, иду къ алтарю холодной супружеской врности, къ алтарю бездушной чести….

Манрике.

Трикраты счастливъ я, что прежде всхъ посплъ сюда. Двадцать разъ счастливъ я, что прежде всхъ прибжалъ сюда. Сто разъ счастливъ я, что прежде всхъ прилетлъ сюда, прежде всхъ я могу цловать слды этихъ ножекъ. Подъ ними распускаются цвты. Это ножки самой весны, предшествующей знойнымъ днямъ жаркаго лта. Я желаю цловать только то, конечно, до чего самъ Богъ не запретилъ мн прикасаться.

Леонора.

Кто вы такой?

Манрике.

Послдній изъ слугъ моего сеньора, но не послдній болтунъ. Я прискакалъ прежде вашего супруга для того, чтобъ извстить васъ о его пришествіи и получить за то какой нибудь подарокъ.

Леонора.

Сеньоръ донъ Лопе не очень спшитъ (даетъ Манрике нсколько монетъ). Вотъ вамъ за трудъ. Какую вы занимаете должность у сеньора донъ Лопе?

Манрике.

Имя такой прелестный, какъ вы видите, характеръ, чмъ же я могу бытъ, какъ не придворнымъ прелестникомъ?

Леонора.

Вы придворный?

Манрике.

Двора веселости, сеньора. Я истинный придворный, то есть, слуга по преимуществу, прототипъ слугъ,— готовъ для всхъ и на все. Я управитель, когда мн нужно поживиться отъ хозяйства моего господина. Я камердинеръ — когда мн захочется одться въ богато вышитое платье. Я дворецкій — когда мн захочется стащить лучшій кусочекъ. Я секретарь — когда мн выгодно разболтать секреты моего господина. Я конюшій — когда меня возьметъ, лнь ходить пшкомъ. Я кассиръ — когда мн понадобятся деньги. Я буфетчикъ — когда захочется украсть серебреца. Я ловокъ и храбръ на побгъ. Я кучеръ — когда моему господину нужно хать тайно на любовное свиданье. Сверхъ того, позвольте мн доложить вамъ, сеньора, вс эти должности я исполняю не жалуясь никому, разв поворчу про себя.

Леонора.

Очень хорошо.

(Леонора и Сирена отходятъ въ сторону и говорятъ между собою тихо)
(входятъ донъ Бернардино, донъ Люисъ и Селіо).

Донъ Люисъ. (говоритъ Бернардино)

Я купецъ и торгую брилліантами…. Эти драгоцнные камни — дти солнечныхъ лучей, которые, проникнувъ въ раскаленные рудники, сообщаютъ прозрачность и сіянье каменнымъ зернамъ. Я иду изъ Лисабона въ Кастилію. Въ сосдней деревн я увидлъ одно изъ чудесъ вселенной, ту даму которой вы сопутствовали. Мн сказали, что она невста или новобрачная: мой товаръ всегда пріятенъ для дамъ, а бриліанты лучшіе свадебные подарки. Прошу васъ, посмотрите мой товаръ. Мои бриліанты сіяютъ ярче звздъ. Посмотрите, можетъ быть вы что-нибудь и купите, тогда и дорога въ Кастилію будетъ мн не безъ прибыли.

Донъ Бернардхно.

Что за рдкій камень!… Что за вода! Какъ сіяетъ онъ,— просто горитъ! Подожди немного. (Леонор) Божественная Леонора, сюда прибылъ купецъ съ бриліантами необыкновенной красоты и очень дорогими. Позвольте мн предложить вамъ нсколько изъ нихъ. Посмотрите вотъ этотъ бриліантъ, купецъ мн далъ его какъ образчикъ. Судя по его блеску, это истинный сынъ солнца — такъ онъ сіяетъ. Возьмите его.

Леонора (всторону).

Боже всемогущій, что я вижу?

Донъ Бернардино.

Что? Каковъ?

Леонора (всторону).

Не смю врить!

Донъ Бернардино.

Прикажете привести его сюда?

Леонора (всторону).

Это тотъ самый бриліантъ…. (Сирен) Зови его.

Донъ Бернардино (Останавливаетъ рукою Сирену и отходить къ донъ Люису).

Леонора (всторону).

Это волшебство, колдовство! Любовь, освободи меня отъ этихъ чаръ, избавь отъ мукъ, исторгни изъ пучины! (Тихо Сирен) Сирена, Сирена, это тотъ самый бриліантъ который я подарила донъ Люису де Бенавидесъ. Да, или слезы туманятъ глаза и мшаютъ разглядть, или это тотъ самый бриліантъ! Я сейчасъ хочу знать, какъ онъ попалъ сюда?

(Донъ Люисъ идетъ впереди, за нимъ донъ Бернардино).

Донъ Люисъ (Леонор).

Я здсь, прекрасная сеньора….

Леонора (Сирен).

Душа моего горя, сокровенная мечта моя воплотилась и стоитъ передо мной!

Сирена

Остерегитесь, сеньора. Молчите. Я вижу теперь, чему вы удивились.

(Донъ Бернардино подходитъ).

Донъ Люисъ.

Я здсь къ услугамъ вашимъ, сеньора, и радуюсь случаю, который доставилъ мн возможность предложить вамъ мои сокровища. Вотъ алмазъ,— самый огнеупорный минералъ. Я назвалъ его постоянствомъ. Онъ долженъ вамъ понравиться…. а вотъ и любовь, составленная изъ бриліантовъ. Говорятъ, любовь не прочна, но она у меня составлена изъ самыхъ твердыхъ камней, такъ что я смло могу сказать, что нтъ любви прочне моей…. Еще есть у меня сердце, въ которомъ вы не найдете ничего фальшиваго. А вотъ, въ числ этихъ перстней вы отыщите такой, который носитъ названіе: не забуду тебя…. Была у меня еще драгоцнная вещь, составленная изъ изумруда и сафира. Изумрудъ у меня украли, остался одинъ сафиръ. Вы знаете, что изумрудъ — эмблема надежды, а сафиръ — ревности. И я имлъ право, сожаля о потер, воскликнуть: ‘надежду у меня украли, оставили мн одну лишь ревность!’ Осчастливьте меня, сеньора, взгляните благосклонно на мое постоянство, мое не забуду, мое сердце, мою любовь.

Донъ Бернардино.

Какъ остроуменъ этотъ купецъ! Какъ ловко онъ играетъ именами своихъ бриліантовъ! Уметъ сбывать товаръ!

Леонора.

Я согласна: сокровища ваши драгоцнны… но вы прибыли съ ними не во время. Я очень рада была бы обладать ими, еслибы вы раньше явились ко мн:— но вы опоздали… Что станутъ думать обо мн, если я буду любоваться вашимъ сердцемъ, вашею любовью, вашимъ постоянствомъ?… Впрочемъ покажите, я хочу ихъ видть…. Пожалуй вы стали бы негодовать на меня, что я, отговорившись неимніемъ времени, не захотла оцнить вашихъ сокровищъ, конечно драгоцнныхъ… Возьмите вашъ бриліанть. Съ нимъ я лишаюсь свта равнаго солнечному. Пеняйте не на меня, а на себя за то что опоздали.

(Слышенъ шумъ за сценой).

Манрике (смотритъ за кулисы).

Господинъ мои приближается.

Донъ Люисъ.

Какое безпримрное несчастіе! Какое невыразимое горе!

Леонора, (всторону)

Отравлено навсегда мое счастье!…

Донъ Люисъ. (всторону)

Жестокая участь!

Донъ Бернардино.

Я пойду къ нему навстрчу.

Манрике.

Молчите вс! Когда войдетъ мой господинъ, мн хочется подслушать у него какую нибудь глупость, первую его глупость…. Влюбленный, увидвъ въ первый разъ свою даму, точно игрокъ въ минут азарта,— непремнно совретъ.

Донъ Люисъ. (Леонор)

О легкомысленная женщина, измнчивая, способная все забыть! О, женщина изъ женщинъ! Чмъ оправляетесь вы, что измнили мн что забыли меня?

Леонора, (тихо)

Я думала, что вы умерли. Я горько плакала объ васъ. Меня насильно отдали замужъ. Все же я не забыла васъ. Если бы я не была замужемъ теперь, если бы могла располагать собою, вы бы узнали легкомысленна ля, измнчива ли я, забыла ли я васъ!… Я не знаю этого человка, я не видала его никогда, я внчалась съ нимъ заочно чрезъ уполномоченнаго отъ него.

Донъ Люисъ. (тихо)

Чудесно!… А чья жизнь отравлена? а чья душа погибла? Моя! не моего повреннаго,— моя!… А кто убить-то?— я, одинъ я! Вы правы — вы думали, что я умеръ. Не на глазахъ — значитъ въ могил!… ухалъ милый, все равно что умеръ.

Леонора, (тихо)

Не могу, Боже мой, не могу вамъ отвчать!… Вотъ мой мужъ — мой врагъ…. Я неврна вамъ, вы сказали?… Слушайте: говоря мужу, буду говорить вамъ.

(входятъ: донъ Лопе, донъ Бернардино и Манрике).

Донъ Лопе.

О, Леонора! Громкая молва славила вашу красоту, я поврялъ этой слав и полюбилъ васъ. Воображеніе мое рисовало вашъ образъ, и я боготворилъ васъ. Теперь передо мною ваша красота во всемъ своемъ сіяньи — и я изумленъ: то, что создавало мое воображеніе — ни что передъ тмъ, что вяжу. Вы сами воплощенная хвала себ, всякая иная, выраженная словомъ, недостойна васъ. Влаженъ кто вами обладаетъ, блаженъ кто въ силахъ оцнить васъ! Разъ увидвъ, не забудешь васъ во вки.

Леонора.

Съ минуты подписанья свадебнаго контракта, живая или мертвая, я принадлежала уже вамъ…. Тогда я любила только вашу тнь, но эхта тнь была вашей тнью, и для меня было того достаточно. Васъ не было со мною, а я все-таки любила васъ. Ахъ, если бы я могла доказать вамъ мою любовь, такъ, какъ того желаетъ мое сердце. Я не испугалась бы никакихъ опасностей, я жизнь мою отдала бы чтобъ заплатить за вашу любовь! Если я смущена теперь, если я со страхомъ смотрю на васъ и не умю хорошо высказаться, вотъ тому оправданье: не я въ этомъ виновата — вы, я не имла возможности высказать всю силу любви, которую питаю къ вамъ.

Донъ Лопе, (донъ Бернардину.)

Дядя и сеньоръ! Въ такую минуту мн радостно прижать васъ къ моему сердцу.

Донъ Бернардино, (обнимая донъ Лопе)

Эти объятія соединяютъ насъ навки какъ бы двойнымъ родствомъ и двойною дружбой! Медлить некогда, я спшу въ Лисабонъ.

Донъ Лопе. (Леонор)

Какъ будетъ гордиться португальское море: оно на своихъ волнахъ понесетъ вторую Венеру.

Манрике.

Рыцарь увозитъ даму своего сердца,— тутъ бы и конецъ всему!…

(Донъ Лопе, донъ Бернардино, донья Леонора, Манрике и Сирена уходятъ).

Селіо.

Теперь, сеньоръ, вы сами все видли…. Не думайте больше объ ней, сберитесь съ духомъ и поберегите ваше здоровье и вашу жизнь. Теперь вдь все кончено, ничмъ не поправишь.

Донъ Люисъ.

Неправда. Поправить можно.

Селіо.

А какъ?

Донъ Люисъ.

Умереть, да, умереть должно. Это послднее средство, Леонора насмялась надъ моею любовью, вышла замужъ за другаго…….. (подумавъ). Нтъ я еще могу жить. Ревность даетъ мн жизнь!….. Въ душ есть смутная надежда. Она говорила съ мужемъ, и большая часть ея словъ относились прямо но мн.

Сеоіо.

Что за вздоръ говорите вы, сеньоръ!…

Донъ Люисъ.

Да, да, мн кажется, что я еще слышу ее. Я не проронилъ ни одного слова,— все помню. Выслушай и поймешь все: ‘Я тогда,’ то есть подписавъ свадебный контрактъ ‘любила вашу тнь: но эта тнь ‘была ваша и для меня этого было достаточно. Васъ не было со мной, ‘а я васъ все-таки любила. Ахъ еслибъ я могла вамъ доказать мою ‘любовь такъ, какъ того желаетъ мое сердце. Я не испугалась бы ‘никакой опасности, я жизнь мою отдала бы на то чтобъ заплатить ‘за вашу любовь. Если я смущена теперь, если я со страхомъ смотрю на васъ и не умю хорошо высказаться, то вотъ мое оправданіе: не я виновата въ этомъ — вы! Я не нахожу средствъ высказать ‘всю силу любви, которую питаю къ вамъ’… Да, ко мн относились эти слова, прямо ко мн. Чего же больше?… Если даже моя надежда обратится въ сладкій ядъ, въ позолоченный кинжалъ для меня, что за дло!…. Лучше, клянусь Богомъ, задохнуться отъ счастья, чмъ отъ ревности. Пусть убьетъ меня горячая любовь, а не тупое отчаяніе!… Да совершится моя судьба! Цль моей любви воспламеняетъ душу и удесятиряетъ силы. Леонора будетъ моей, хотя бы мн это стоило жизни.

(Донъ Люисъ и Селіо уходятъ).

Занавсъ падаетъ.

КОНЕЦЪ 1-го ДЙСТВІЯ.

ДЙСТВІЕ II.

Сцена I-я.

Комната въ дом донъ Лопе.

Сирена и Манрике.

Манрике

Сирена души моей… а ты на бду мою настоящая сирена, завлекаешь меня въ свои сти и манишь надеждой, а не удовлетворяешь. Брось ты эту жестокость, не смйся надъ моею любовью! Подумай только, что и смиренный слуга не камень, и его могутъ ранить стрлы любви! О какая у тебя ручка! Подари меня хоть этой ручкой.

Сирена.

Ты чего-то просишь? Говори.

Манрике.

Мало ли чего бы я попросилъ, да ты не дашь, осчастливь меня пока хоть этой зеленой ленточкой.

Сирена.

Знаю я васъ, ныншнихъ любовниковъ, отъ васъ не отдлаешься одной лентой, захотите чего-нибудь побольше.

Манрике.

Разумется. Ну, да пока ленточку дай, увидишь какъ она раскипятитъ, воспламенитъ меня: какъ искры, посыплются остроты и тысяча одинъ сонетъ покроютъ тебя съ головы до ногъ неувядаемою славой.

Сирена.

Ну, пожалуй возьми. Посмотримъ какъ ты меня осонетишь…. (входитъ Леонора)…. Однако поди скоре отсюда, вонъ идетъ сеньора.

Леонора.

Я ршилась, Сирена! Со всмъ этимъ надо покончить. Я буду неприступной. Моя честь и жизнь принадлежатъ не мн, а мужу. Иди къ донъ Дюису и скажи ему…. По имени меня не называй. Слово дама, ктобъ ни была она, священно для благороднаго рыцаря. Скажи ему: одна дама, полагаясь на его великодушіе и благородство, которымъ всегда вренъ гордый воинъ и знатный Испанецъ, проситъ его отказаться отъ любви…. Скажи ему, что всхъ изумляетъ его постоянное присутствіе на этой улиц, что въ Португаліи нетерпима кастильски и любезность…. Скажи ему, что я, обливаясь слезами, неотступно умоляю его возвратиться въ Кастилію и не ссорить меня съ мужемъ, что поведеніе его жены мучитъ и оскорбляетъ, что за его упорство мы оба, онъ и я, заплатимъ жизнію.

Сирена.

Все скажу, если только найду возможность поговорить съ нимъ.

Леонора.

Онъ постоянно тутъ, на этой улиц. Но ты ступай къ нему на домъ и тамъ переговори съ нимъ.

(входятъ донъ Лопе, донъ Хуанъ и Манрике.)

Донъ Лопе (всторону)

Честь!… Какую жертву приношу теб!

Донъ Хуанъ.

Экспедиціонное войско ужь скоро отправится въ походъ.

Донъ Лопе.

Въ Лисабон не останется ни одного гидальго, ни одного рыцаря. Вс спшатъ подъ знамена. Вс на перерывъ другъ передъ другомъ жаждутъ обняться со смертію на пол битвы. Такая смерть будетъ блистательнымъ прологомъ, который обезсмертитъ ихъ.

Манрике.

Я съ ними никакъ не согласенъ! Я не хочу умирать ради славы въ какомъ-нибудь пролог комедіи или интермедіи. Умру — такъ что за выгода въ томъ, что меня прославитъ на театр какой-нибудь писака!

Донъ Лопе.

А ты не ршился хать въ Африку?

Манрике.

Я? Нтъ еще. Впрочемъ, можетъ быть, и ршусь…. Какже?— любопытно посмотрть, будетъ о чемъ поговорить посл… Я, сеньоръ, не люблю убивать… Понимаете: я не хочу нарушатъ закона, въ которомъ родился, воспитался и живу. Этотъ законъ говоритъ: ‘ты неубьешь ни мавра, ни христіанина’. Сказано: ‘не убій’ — ну и кончено, никого и не смй убивать. Я этому охотно подчиняюсь. Я не духовный какой, не богословъ, умничать и перетолковывать на разные лады законъ Божій не умю.

Донъ Лопе.

А! Леонора!

Леонора.

А! милый мой супругъ! Давно мы не видались съ вами. И столько времени не вспомните обо мн! Любовь жалуется за васъ, вы похищаете у нея лучшія минуты.

Донъ Лопе.

Вы истая Кастильянка… Леонора… оставимъ громкія слова и сладкую лесть. Намъ, Португальцамъ, голосъ разсудка дороже чувства. Кто въ салакъ высказать свою любовь я много говорятъ объ ней, тотъ мало любятъ. У васъ, Леонора, любовь болтлива, у меня она нма.

Манрике.

А у меня она дьявольски бшена.

Донъ Лопе.

Что это, Манряке? Ты всегда веселъ и счастливъ, когда я грустенъ.

Манрике.

Да что лучше-то: грусть или веселье?

Донъ Лопе.

Разумется, веселье.

Манрике.

Ну такъ какъ же вы хотите, чтобъ я промнялъ хорошее за дурное! Вы грустите… Очень дурно!… Очень дурно!… Исправьтесь. Веселитесь… Складне вамъ перемнить грусть на веселье, чмъ мн веселье на грусть. (Уходитъ).

Леонора.

Вы грустите, вы печальны… Я должна винить мое сердце, а оно васъ — за то что не знаетъ причины вашей грусти… Скажите, что печалитъ васъ, и я раздлю съ вами горе.

Донъ Лопе.

Долгъ рыцарской чести, наслдованный мною отъ предковъ вмст съ кровью, возложенный на меня законами Божескими и человческими, зоветъ меня громко къ оружію на поле битвъ. Этотъ голосъ смущаетъ счастье моей мирной жизни, тревожитъ мой покой за наслдственныхъ лаврахъ, и жаждой славы воспламеняетъ ной рыцарскій духъ. Великій, славный донъ Себастіанъ, нашъ король,— да даруетъ ему Господь, какъ Фениксу, нескончаемые дни,— несетъ войну въ предлы Африки, Нтъ рыцаря, который бы остался въ Португаліи, вс воспрянутъ, заслышавъ военную трубу. Съ ними, на поле чести желалъ бы и я летть!… Но я — вашъ мужъ. Безъ позволенья Леоноры я не смю предложить себя королю. Пусть вамъ буду обязавъ я и восторгами битвъ, и славой которую добуду.

Леонора.

Своими словами вы вдохнули въ меня энергію и силу, которыхъ у меня не было… Отпустить васъ для меня все равно что подписать смертный приговоръ самой себ… Я ничего не ршаю… Мои желанія должны умолкнуть передъ вашей волей!… Но нтъ, чтобы доказать вамъ, какъ высоко я цню вашъ рыцарскій духъ, я подавляю въ себ чувство любви и вдохновляюсь только мужествомъ… Исполняйте вашъ долгъ, служите донъ Себастіану,— да продлитъ Господь его дни! Кровь дворянъ есть собственность королей. Я не хочу, чтобы говорили: женщины боязливы и умютъ только лишать мущинъ и мужества и силы, тогда какъ он созданы на то чтобы творить изъ нихъ героевъ… Вотъ что совтуетъ вамъ мое сердце, хотя и нжно васъ любитъ: Оно говоритъ вамъ какъ бы не дону Лопе, не моему супругу, и чувствуетъ и знаетъ, что только вамъ однимъ, благородному рыцарю, можетъ оно такъ говорить, (уходитъ).

Донъ Лопе.

Донъ Хуанъ! видалъ ли ты когда такую доблесть въ женщин.

Донъ Хуанъ.

По истин она достойна того, чтобы молва и поэзія повсюду раз несли славу объ ней.

Донъ Лопе.

Ну, ты что совтуешь мн?

Донъ Хуанъ.

Я, донъ Лопе, посовтую теб другое.

Донъ Лопе.

Говори.

Донъ Хуанъ.

За чмъ тому, кто счастливъ среди мира и тишины, отряхать пыль и стирать ржавчину съ давно покоющагося оружія! Не теб, а мн слдовало бы идти на эту войну, Донъ Лопе…. да, мн, если бы несчастья не приковали меня къ мсту моего убжища. Я принужднъ, скрываться, нельзя виновному явиться на глаза къ королю!… Вотъ мое оправданье, а твое — долгая твоя служба. Мало что ли для тебя пріобртенной уже славы? Не ходи, мой другъ, нтъ не ходи. Поврь мн. Не смотря ни то что женщина указываетъ теб бранную славу, мущина удерживаетъ тебя. (уходитъ)

Донъ Лопе.

Храните меня вышнія силы!… Можетъ ли человкъ въ такомъ положеніи, какъ я, что нибудь разсудить, что нибудь ршить!… Ахъ если бы можно было раздлиться на дв части, такъ, чтобы хотъ одна изъ нихъ была здорова и могла отдохнуть?… Или лучше, я бы хотлъ отдлить мою душу отъ тла такъ, чтобы она не чувствовала того, что будутъ произносить мои уста, чтобы безстрастно могла она судить все, что скажу въ позьзу и во вредъ себ!… Или ужь лучше, чувствуй душа! да только ты, языкъ, онмй, вы, очи, ослпните, истребися слухъ и изчезни память!… Нтъ, я слабъ душой, очень слабъ!… былъ когда то безтрепетенъ. Теперь стыжусь, красню за себя!… Честь! за чмъ ты все видишь, все слышишь и не смешь высказать, назвать по имени свою обиду? Вдь этакъ надорвется грудь отъ муки, сердце не выдержитъ напора чувствъ и взорветъ его какъ мину!… Стонать мн нужно, излиться въ вопляхъ, а вотъ стонать-то я не привыкъ, вопли-то и не въ моей природ!… Никто и никогда не посягнулъ на мою честь ни на войн, ни въ мир. Не ждалъ я обиды и не приготовился!… Обида! Назови ее по имени, Лопе!.. выскажись…. легче будетъ…. Нтъ, уста, не произносите…. за одну букву этого имени смерть замкнетъ васъ навсегда. Однимъ намекомъ я смертельно оскорблю себя и, какъ оскорбителя, убью!… Ни слова о томъ, что я ревную…. Га!… вырвалось слово! Я не могъ удержать его, не могу и вогнать обратно въ глубину моей души это роковое слово, этотъ смертельный ядъ, который палитъ и пожираетъ меня. Ты, позорный, не похожъ на другіе яды, тебя источило само сердце!… Никогда ни одна змя, ни одинъ аспидъ не отравлялись собственнымъ ядомъ, меня только небо наградило такою ядовитою скорбью, которая отравляетъ самого же меня!… Ревную, сказалъ я?… Да…. О Боже! храни мою душу. Кто этотъ Кастилецъ, который точно приросъ къ моимъ дверямъ, точно прикованъ къ моимъ окнамъ? Какъ живая статуя, все тутъ онъ, на глазахъ моихъ. Всюду слдуетъ онъ за ней,— на улиц, на гулянь, въ церкви! Везд лицо его обращено къ ней, точно геліотропъ къ солнцу, точно хочетъ онъ втянуть въ себя и поглотить вс лучи моей чести! За чмъ?… О Боже всемогущій. защити мою душу! За чмъ Леонора такъ легко отпустила меня на войну и говорила такъ, что уже я долженъ хать, хотя бъ и не хотлъ!… За чмъ,— о Всесильный, сжалься надо мной!… Донъ Хуанъ убждалъ меня остаться дома… Не приличне ли, не сообразне ли бы было съ дломъ, помняться имъ ролями, каждому изъ нихъ говорить противное тому, что говорили? Донъ Хуанъ долженъ былъ меня посылать, а Леонора — удерживать…. О, да такъ было бы лучше! гораздо лучше!… Вотъ обвиненія!… Посмотримъ оправданія…. Честь если хочетъ остаться честью, не должна быть опрометчивой, должна, утверждать свой приговоръ на прочномъ основаніи. Разв не возможно, что Леонора отпустила меня на войну только потому что она умна, благородна и мужественна? Останься я дома, пострадала бы моя слава…. Да, это возможно!… А разв невозможно, что и Хуанъ совтовалъ мн остаться дома только потому, что не было нужды мн узжать, и Леонора была бы огорчена… Да, и это возможно!… А разв не возможно и то, что цль домогательствъ этого вздыхателя совсмъ не въ моемъ дом? Даже положимъ, принимая все въ худшемъ вид, что онъ ухаживаетъ за Леонорой, что онъ ее везд поджидаетъ, что онъ везд на нее именно смотритъ, что онъ ее любитъ,— чмъ же я тутъ оскорбленъ? Леонора есть то, что она есть, а я — есмь я, и ни что не въ силахъ даже слегка затуманить ея свтлое ими и мою чистую честь!… О Боже! однако и легкое облако, проходя мимо лучезарнаго солнца, конечно не уничтожаетъ его, но туманить, пятнаетъ и помрачаетъ!… Ну, честь, нтъ ли у тебя еще какихъ тонкостей, чтобы смутить меня, другихъ мукъ, чтобы помучить меня, другихъ обвиненій, чтобы убить меня?… Нтъ, тутъ остановилась твоя власть, нтъ, такъ не убьешь ты меня. Я буду слдить тайно, осторожно, внимательно, неусыпно, пока, такъ сказать, собственными руками не ощупаю того, что ршитъ вопросъ о моей жизни и смерти, а до тхъ поръ, Боже, поддержи меня, помоги мн!

Сцена II-я.

(Улица на которой домъ съ дверью на улицу).
(входитъ Сирена, закрытая мантильей, за ней Манрике)

Сирена.

Никакъ я не могла ускользнуть отъ него и войдти въ этотъ домъ. Тутъ живетъ донъ Люисъ. Манрике шелъ по моимъ пятамъ. Что длать?

Манрике.

Гей, женщина подъ покрываломъ, женщина злой духъ! Идете вы и озираетесь и молчите и ловко путаете меня вашими эволюціями. Женщина въ сренькомъ платьиц, забравшая весь втеръ въ свою длинную мантилію, женщина обутая въ плетенки! Постойте, откройтесь, говорите. Я хочу знать, что вы такое? Ваше молчаніе и покрывало даютъ очень дурное мнніе объ васъ. Я начинаю думать, что вы глупы и дурны собой.

Сирена.

Только-то? Чтожъ остановились? Продолжайте!…

Манрике.

Больше мн нечего сказать.

Сирена.

А многимъ женщинамъ ты тоже самое говорилъ?

Манрике.

Нтъ, и покаялся и сталъ мудрецомъ! Клянусь честью! сегодня я говорилъ только съ пятью женщинами.

Сирена.

Наконецъ-то, нашла я мущину примрно-постояннаго, я то-же, что и вы. У меня всего на все девять любовниковъ.

Манрике.

Я вамъ охотно врю, а чтобы вы также ма поврили, я покажу вамъ подарки моихъ красотокъ, знаки ихъ нжностей, (показываетъ косу) Вотъ видите — коса, она большая гршница, а когда-то хорошо исполняла свою должность, не смотря на то что фальшивая, уловила много сердецъ. Ловко, какъ патеръ на исповдь, зазывала она на тайную бесду. Ну да ужъ и мучили-же, трепали-же ее? Бдняжка! Теперь голубушка и постарла и порыжла, ну да это ничего, все-таки мила моему сердцу. (показываетъ китовый усъ изъ корсета) А вотъ видите эту палочку? Это небольшой волосокъ изъ усовъ кита. Чтобъ подарить его вынимали изъ юбки съ такимъ трудомъ, какъ будто выламывали себ ребра. Удивительны эт палочки? Они подымаютъ высоко увядшія груди и покоряютъ упорныя плечи. По милости этихъ палочекъ теперь вс таліи лгутъ, клянусь усами кита! (показываетъ башмаки) А вотъ видите этотъ башмачокъ! Когда-то онъ былъ домикомъ, въ которомъ обитали два карлика по-очередно и никогда повстрчались. (показываетъ перчатку) А вотъ и женская перчатка соловьинаго цвта, и полиняла она какъ соловушекъ осенью, (показываетъ зеленую ленту) Смотрите какъ она жирна, понюхайте: чмъ пахнетъ?— помадой модныхъ гидальго: по всему видно, что много около нихъ потерлась. А эту ленту подарила мн знатная госпожа.

Сирена (всторону).

Вотъ вреть-то! Это моя лента.

Манрике.

Да я ее не люблю.

Сирена.

Почему?

Манрике.

Потому что она безъ ума отъ меня.

Сирена.

Да разв это причина не любить?

Манрике.

Если женщина хочетъ чтобъ я отвчалъ любовью на ея любовь, она должна притвориться что не любитъ меня, смяться надо мною, возбуждать во мн ревность, ежеминутно меня мучить, гнать отъ себя и все-таки срастно желать, чтобъ я былъ неотлучно съ нею. Ко всему этому должно прибавить что я очень чувствителенъ, и та, которая меня любитъ, должна принять это въ разсчетъ. Вс женщины такъ поступаютъ. Я знаю это хорошо, а потому смюсь тогда когда другіе плачутъ.

Сирена.

А что, хороша эта дама?

Манрике.

Э, Боже мой!— нтъ. Она такъ нечистоплотна!

Сирена (всторону).

Негодный!… (вслухъ).. Умна ли она по крайней мр?

Манрике.

Да, Боже мой, нтъ. Она глупа.

Сирена (всторону).

Гнусный человкъ!… (вслухъ) По крайней мр глаза у ней хороши?

Манрике.

Да, нтъ же, нтъ. Когда она плачетъ, вмсто слезъ изъ глазъ течетъ какой-то гной.

Сирена (всторону).

Чудовище!… (вслухъ) Чтобъ доказать вамъ, что вы мн нравитесь, что я хочу васъ любить, прошу у васъ на память эту ленту. Подарите мн ее.

Манрике.

Съ удовольствіемъ, возьмите, (отдаетъ ленту).

Сирена (притворяясь испуганною):

Ахъ, сеньоръ, ахъ!…

Манрике.

Что съ вами?

Сирена.

Мой мужъ, мой мужъ идетъ. Бгите скоре. Спасайтесь вонъ въ ту улицу. Когда уйдетъ мужъ, вы меня найдете вонъ въ томъ дом, въ нижнемъ этаж.

Манрике.

Лучше этого мста найти нельзя: я живу въ томъ же дом.

(Оба уходятъ.)

Сцена ІІІ-я.

Комната въ дом донъ Лопе.

(Входитъ Сирена).

Сирена.

Наконецъ-то, никмъ не замченная, побывала я у донъ Люиса. Штуку же я сыграла съ Манрике!… Ну да и онъ ужь потшился надо мною!… Ахъ, Боже мой! сколько ругательствъ должна я. была проглотить… Ну, пусть я дурна: это еще не очень обидло бы меня, пусть я глупа: это все еще ничего, но сказать, что изъ моихъ глазъ течетъ гной… какой ужасъ! Поплатится же онъ у меня за это дорого, негодяй!…

(Входитъ Леонора).

Леонора.

Сирена!

Сирена.

Сеньора?

Леонора.

Чего мн стоило дожидаться тебя!… Что я вытерпла!.. Какой страхъ!… Ну что? видла его?

Сирена.

Видла, сеньора, и вотъ его отвтъ. Сверхъ того онъ на словахъ приказалъ мн просить у васъ позволенія видться съ вами одинъ только разъ. Потомъ онъ удетъ и навсегда оставитъ васъ.

Леонора.

Какая ты втреница, Сирена! Что ты со мною сдлала? Зачмъ ты взяла это письмо?

Сирена.

Затмъ чтобы вамъ отдать.

Леонора

О, злое искушеніе, противъ воли моей вползаешь ты мн въ душу.

Сирена.

Письмо написано, принесено: что за важность если вы теперь его прочтете?…

Леонора.

Хорошо ты думаешь обо мн, Сирена!… Надо сжечь это письмо, изорвать его!.., (всторону) Ничего не понимаетъ, глупая! должна бы просить, умолять меня чтобъ я распечатала письмо!… Какъ мн хочется его прочесть!…

Сирена.

Чмъ же виновато письмо, что его принесли? За что его такъ жестоко казнить!

Леонора.

Хорошо! подай мн письмо, я его изорву.

Сирена (подаетъ письмо).

Сперва прочтите, потомъ изорвите, умоляю васъ.

Леонора (всторону).

Вотъ такъ, хорошо. Пусть больше, проситъ. (Вслухъ). Какъ ты мн надола!… Вижу по твоимъ глазамъ: ты принимаешь письмо это къ сердцу. Мой отказъ огорчаетъ тебя. Вотъ и слезы у тебя на глазахъ… Изволь, такъ и быть: для тебя я распечатаю, для тебя прочту его. Слышишь, Сирена,— только для тебя.

Сирена.

Я это очень вижу (показываетъ на письмо). Читайте же, что онъ тутъ пишетъ.

Леонора.

Вотъ что (читаетъ): ‘Еслибы я могъ повиноваться вамъ и забыть васъ, я могъ бы еще жить. Уничтожитъ въ себ любовь къ вамъ было бы величайшимъ для меня благомъ… Боже всемогущій, когда бы это было возможно! Стараюсь побдить себя и не могу. Нтъ, не могу. Сердце мое любитъ, любитъ васъ, несмотря на вс мои несчастія, несмотря на ваше жестокое, холодное приказаніе!… Мн забыть васъ, мн отказаться отъ васъ!… Нтъ, этого счастья не дано отверженному и презрнному сердцу того, кто такъ сильно васъ полюбилъ… Окажите мн послднюю милость, притворитесь хоть на нсколько минутъ, что любите меня, и исполните послднюю мою просьбу… потомъ я постараюсь васъ забыть… Сказавъ да на мою просьбу вы сдлаете меня счастливымъ хоть на минуту, отвергнувъ — оскорбите. Легче забываешь счастье, чмъ оскорбленіе’.

Сирена.

Плачете. Куда же двалась ваша гордость,?

Леонора.

Что? нтъ, ничего. Я плачу о прошломъ: оно тикъ ясно возстало передо мною.

Сирена.

Кто сильно любитъ, тотъ трудно забываетъ.

Леонора.

Онъ нанесъ смертельную рану моему сердцу, онъ убилъ меня!.. Передо мною теперь, какъ живой, образъ милаго убійцы: чтожь мудренаго, что рана раскрылась передъ нимъ и точитъ кровь, и сердце мое ноетъ… Предупреждаю тебя, Сирена это не кончится добромъ: онъ погубитъ меня, если не удалится отсюда.

Сирена.

Вы одн можете удалить его.

Леонора.

Я? Что хочешь ты сказать?

Сирена.

Примите и выслушайте его. Онъ вдь сказалъ, что оставитъ Лисабонъ если вы ему дозволите видться съ вами одинъ только разъ.

Леонора.

Да разв это возможно?… Конечно… я готова… Какъ придти ему сюда?

Сирена.

Очень легко. Теперь почти ужь ночь на двор. Самая удобная минута: не такъ рано, чтобы можно было кого-нибудь узнать и не такъ поздно, чтобы мущины, входя въ нашъ домъ, могъ возбудить подозрніе въ сосдяхъ… Сеньоръ донъ Лопе,— вы сами это хорошо знаете,— никогда не возвращается домой въ это время. Что касается до донъ Люиса, такъ онъ наврно тутъ, подл насъ. Я схожу за нимъ и тотчасъ приведу сюда. Здсь, наедин, вы можете объясниться съ нимъ какъ хотите. Выслушайте, успокойте его, а тамъ предоставьте все судьб,— пусть длаетъ она что хочетъ.

Леонора.

Какъ все это легко у тебя устраивается! Такъ легко, что мн даже не чемъ и думать. Ты отняла у меня всякій страхъ. Даже за честь мою не боюсь. Ступай скоре.

(Сирена уходитъ).

Леонора (одна).

Чего мн бояться? Я — да, я, побдить себя сумю!….. Не легкомысленно ршалась я на такое свиданіе. Честь заставила, она же и защититъ меня…… А если… если ты меня оставишь, честь, если побда не со мной, такъ жизнь и смерть въ моихъ рукахъ, я убью себя!…. Я вся дрожу!… Все чудятся донъ Лопе!…. (ходить по комнат). Мои шаги принимаю за его шаги. Точно онъ идетъ… Каждое дуновеніе втерка принимаетъ его образъ!… Можетъ бытъ онъ тутъ!… Можетъ бытъ лгъ слушаетъ! Нтъ, страхъ играетъ моимъ воображеніемъ. О Боже! возможно ли, чтобъ знатная, окруженная почетомъ женщина, ршалась на такое дло!… Ахъ!…

(Сирена и донъ Люисъ идутъ ощупью).

Сирена.

Вотъ сеньора Леонора.

Донъ Люимъ (всторону).

Какъ долго и нетерпливо ждалъ я этого свиданья, а вотъ теперь дрожу! Я желалъ бы даже чтобъ его и совсмъ не было.

Леонора.

Сеньоръ донъ Люисъ, вотъ вы и у меня…. Вотъ случа, котораго вы искали.. Объяснитесь скоре и уходите (встороту). Я испугалась моего собственнаго голоса! Ноги мои оледенли и недвижны, какъ въ оковахъ… Дыханье мое, полное любви и смятенія, сперлось и душить меня какъ веревка.

Донь Люисъ.

Вы знаете, прекрасная Леонора, если только не забыли вашего блаженства, что я увидлъ васъ въ первый разъ, и,— простите, тогда же полюбилъ васъ,— въ окрестностяхъ Толедо, моей и вашей родины. Тогда,— я помню хорошо,— за разсвт дня вы были въ пол усянномъ цвтами. Сами роскошный цвтокъ, вы рвали цвты, а новые выростали тамъ гд ступали ваши ножки…

Леонора.

Дайте мн говорить, я буду кратче. Посл этого вы долго не покидали нашей улицы, были какъ бы прикованы въ нашему балкону, не смущались моимъ невниманіемъ, доказали что умете любить твердо и постоянно, и я васъ замтила. Кого изъ насъ не побдитъ мущина, когда на его рсницахъ задрожитъ слеза любви? Чего не сдлаютъ ршетки оконъ и записки! Мы съ вами обдумали нашу свадьбу… Вдругъ вамъ дали полкъ… Вы на служб короля, вы ухали во Фландрію….

Донъ Люисъ.

Правда, я туда ухалъ. Тамъ на приступ къ одной крпости умеръ, храбро сражаясь, аррагонскій рыцарь донъ Хуанъ де Бенавидесъ. Сходство его фамиліи съ моею послужило основаніемъ молв о моей смерти. Какъ легко поврили въ этой лжи, едва эта всть достигла до Толедо!….

Леонора.

Ужасна была эта всть для меня!… Горько плакала я, но я не скажу ни слова о моемъ гор и о моемъ отчаяніи, хоть бы они и могли меня оправдать….А сколько было страданій и слезъ о нашей любви!… но довольно объ этомъ…. Меня принудили обвнчаться заочно съ донъ Лопе.

Донъ Люисъ.

А я, воротясь на родину, въ Испанію, узналъ что вы невста, я думалъ что еще успю предупредить вашъ бракъ. Ничего не зная, я спшилъ по вашимъ слдамъ — и вы меня увидли купцомъ.

Леонора.

Я ужъ была обвнчана!… Теперь я замужемъ! Зачмъ вы здсь?

Донъ Люисъ.

Затмъ чтобы знать кого винить: судьбу, или васъ?… Если я узнаю что вы мн измнили, тотчасъ отправлюсь во Фландрію и тамъ пуля исполнитъ пророчество молвы: убьетъ не донъ Хуана де Бенавидесъ, а донъ Люиса де Бенавидесъ.

Сирена.

Идутъ по лстниц.

Леонора.

Боже, что мн длать?… Останьтесь здсь. Пусть застанутъ васъ одного…. Здсь темно…. уйдете незамченнымъ!… Не узжайте въ Кастилію. Объяснимся посл.

(Леонора и Сирена уходятъ въ боковую, противоположную той въ которую вошелъ Донъ Люисъ).

Донъ Люисъ (одинъ).

Вотъ несчастье! Съ чмъ его можно сравнить?… Темно!… Все покрыто мракомъ, все грозитъ бдой!… Я никогда здсь не бывалъ, не найду выхода… Оставили меня одного въ страх и смятеніи.

(Входитъ донъ Хуанъ).

Донъ Хуанъ.

Странно что до сихъ поръ не зажгли огня. Кто тутъ ходитъ?.. Кто тутъ?.. Не отвчаютъ. (молчаніе).

Донъ Луисъ (тихо).

Какъ бы найдти выходъ?

Донъ Хуанъ.

Кто тутъ? Отвчайте, или шпага моя заставитъ говорить.

(Донъ Луисъ идетъ къ двери, которая ведетъ въ комнату доньи Леоноры и наталкивается на Донъ Хуана. Они скрещиваютъ шпаги и донъ Луисъ исчезаетъ въ комнат доньи Леоноры. Входятъ Донъ Лопе и Манрике).

Донъ Лопе (всторону).

Я слышу удары шпагъ, а комната еще не освщена.

Донъ Хуанъ.

Чьи это шаги?

Манрике (всторону).

Сбгаю за огнемъ.

Донъ Лопе (всторону).

Невольно дрожу.

Донъ Хуанъ.

Еще разъ: кто ты?

Донъ Лопе (всторону).

Кому нужно мое имя?

Донъ хуанъ.

Если не отвтишь, тысяча ранъ въ твоей груди заставятъ тебя говорить.

Донъ Лопе.

Скоре огня!

(Входятъ Деонора, Сирена и Манрике съ огнемъ.)

Леонора (всторону).

О, Боже!

Донъ Лопе (удивленный).

Донъ Хуанъ!

Донъ Хуанъ (удивленный).

Донъ Лопе!

Донъ Лопе.

Что это значитъ?

Донъ Хуанъ.

Кто-то ускользнулъ отсюда, какъ только я вошелъ.

Деонора.

Должно быть воръ.

Донъ Лопе.

Кто ускользнулъ?

Донъ Хуанъ.

Я нсколько разъ окликалъ его, и никакого отвта. Одно молчаніе.

Донъ Лопе (всторону).

Нужно притвориться… Надо чтобъ я на мысль донъ Хуану не пришло мое гнусное подозрніе. (Вслухъ) Ну, еслибы мы убили другъ друга, донъ Хуанъ? Вотъ было бы хорошо! Вдь вышелъ-то отсюда я. Ты разсердилъ меня. Ну какъ же? Посуди самъ, мой другъ. Въ моемъ собственномъ дом, да меня же спрашиваютъ: кто я? Разумется, я взбсился, замолчалъ и отвтилъ шпагой на вопросъ.

Сирена.

Подумайте, что могло случиться! а?

Донъ Хуанъ.

Да нтъ, это невозможно! Тутъ былъ другой. Онъ здсь, непремнно въ этомъ дом, я увренъ. Онъ не могъ убжать въ ту дверь, въ которую ты сюда вошелъ.

Донъ Лопе.

Говорю теб что былъ я.

Донъ Хуанъ.

Странно!

Донъ Лопе (всторону).

Какъ досаденъ недогадливый другъ! Такъ что же? Если ты ужъ такъ увренъ что здсь кто нибудь спрятался, ступай въ ту комнату и стереги эту дверь, я осмотрю весь домъ.

Донъ Хуанъ.

Изволь. Осмотри хорошенько. Будь спокоенъ, никто отсюда не выдетъ, за это я отвчаю.

Донъ Лопе.

Ну такъ слушай же: чтобы ни случилось, не выходи изъ той комнаты и не отходи отъ двери ни на шагъ. (Показываетъ на дверь, въ которую вошелъ. Донъ Хуанъ въ нее уходитъ).

Донъ Лопе (всторону).

Если только… я съумю овладатъ собою, сохраню присутствіе духа, буду хладнокровенъ!… Въ непроницаемой тайн готовится такое мщеніе, что будетъ для всхъ урокомъ. (Вслухъ) Манрике! или впередъ и свта.

Манрике

Не смю, сеньоръ, боюсь. Я не люблю домовыхъ.

Донъ Лопе.

Чего жъ ты боишься?

Манрике.

Всего.

Леонора (удерживаетъ донъ Лопе).

Не входите сюда, сеньоръ! Я вамъ ручаюсь, здсь никого нтъ.

Донъ Лопе.

Пустите меня! (къ Манрике) Ступай отсюда. Никто не долженъ быть свидтелемъ моего позора, (беретъ у Манрике факелъ и входитъ въ комнату Леоноры, а Манрике уходитъ).

Леонора.

Сирена! Судьба меня преслдуетъ… Ужасно! Я съ ума сойду! Донъ Лопе увидитъ тамъ донъ Люиса… Несчастный думалъ спастись, и попалъ въ мою комнату… Наврно они ужъ встртились!… Что мн длать? Не могу двинуться съ мста: ужасъ приковалъ меня къ полу.. Ужасъ!… Ужасъ! (входятъ: донъ Люись съ обнаженною шпалой, закрывшись плащемъ до глазъ, за нимъ донъ Лопе съ факеломъ въ одной рук и съ обнаженною шпалой въ другой).

Донъ Лопе.

Откройте лицо ваше, сеньоръ!

Донъ Люисъ.

Опустите вашу шпагу… Вонзить ее въ того, кто не защищается, больше стыда, чмъ чести,

Донъ Лопе.

Кто вы такой?

Донъ Люисъ.

Я кастилецъ. Я убилъ на поединк моего соперника въ любви къ одной кастильской дам, былъ изгнанъ за это изъ отечества и скрылся въ Лисабонъ. Братъ убитаго отыскалъ меня здсь съ цлью измннически убить. Сегодня вечеромъ я проходилъ по этой — улиц вдругъ три человка напали за меня, какъ воры, у воротъ вашего дома. Я былъ безоруженъ, они вооружены. Сознаюсь, я испугался, и не надясь одолть трехъ вооруженныхъ, бросился въ вашъ донъ и взбжалъ по лстниц сюда Они не погнались за мною, потому ли что боялись напасть вторично, или были уврены что въ дом вашемъ я безопасенъ. Я ршился выждать въ этой комнат когда они уйдутъ. Когда все утихло на улиц, я хотлъ выдти отсюда, но въ эту минуту съ кмъ-то столкнулся, кто-то закричалъ мн: кто тутъ и обнажилъ шпагу. Я думалъ что это были мои враги и скрылся въ сосднюю комнату. Теперь вы знаете почему нашли меня въ той комнат. Убейте меня. Я намъ сказалъ правду Я не хочу чтобы за меня страдало чье-нибудь имя и умру съ радостію. Лучше быть жертвою честнаго гнва, чмъ молить о пощад.

Донъ Лопе.

Сколько мукъ я вынесъ, когда онъ только ходилъ передъ моимъ домомъ, а теперь онъ здсь!… Прочь мысль невыносимая! Можетъ, онъ не лжетъ… А если?… Пока еще нтъ причинъ взрывать всего за воздухъ!… Терпи пока, Лопе, и молчи. (Вслухъ) Очень радъ, что мой домъ послужилъ для васъ защитой. Если бы я не былъ женатъ, то предложилъ бы вамъ поселиться у меня. Долгъ рыцаря быть щитомъ тому, кого преслдуетъ измна. Разсчитывайте, сеньоръ, на мою помощь. Моя рука къ услугамъ вашимъ, съ нею вы не обратите тыла къ своимъ врагамъ. Теперь, чтобы могли вы выдти отсюда незамченнымъ, я проведу васъ въ садъ и покажу тамъ тайный выходъ изъ него. Такая предосторожность нужна какъ мн, такъ и вамъ. Слуги всегда враги своимъ господамъ. Я не хочу чтобъ они разсказали что я нашелъ васъ здсь… не хочу чтобъ указывали на меня пальцемъ. Я знаю, вы мн сказали правду, но, понимаете, злорчіе не щадитъ никого. Злорчіе жадно ищетъ пищи для себя… И еслибъ я узналъ, еслибы подумалъ, еслибы даже вообразилъ, что кто-нибудь хочетъ, или можетъ запятнать мое имя, мою честь, хотя бы то была служанка, послдній рабъ, какъ ни ничтоженъ онъ, клянусь Богомъ, я не только убилъ бы его, не только источилъ бы по капл его кровь,— я бъ вырвалъ его душу и уничтожилъ ее, если только можно уничтожить душу шпагой или кинжаломъ!… Идемте, я самъ посвчу вамъ до выхода изъ сада.

Донъ Люисъ (всторону).

Голосъ застылъ въ моей груди… Вотъ она,— гордость португальская!..

(Донъ Лопе и Донъ Люисъ уходятъ)

Леонора.

Теперь только могу вздохнуть свободно. Теперь только выхожу изъ оцпененья!… Все кончилось лучше чмъ ожидала! Кажется, въ первый разъ бда меньше, чмъ можно было ожидать!… Ахъ, Сирена! я счастлива, дышу свободно!…

Донъ Лопе (входитъ).

Леонора!

Леонора.

Что вамъ угодно, сеньоръ? Объявилъ ли вамъ этотъ рыцарь зачмъ онъ тутъ былъ? Вы знаете что я ни въ чемъ тутъ не виновата.

Донъ Лопе.

И не думаю объ этотъ, Леонора. Я люблю и уважаю тебя. Все равно, что бы ни сказалъ онъ, все равно.

Леонора.

Разв онъ не сказалъ вамъ, что онъ кастилецъ, что онъ искалъ у насъ убжища? Больше я ничего не знаю, сеньоръ.

Донъ Лопе.

Ради Бога не оправдывайся, Леонора. Ты убьешь меня. Ты больше ничего и знать не можешь. Онъ намъ доврился и мы должны хранить въ тайн все дло. Ты, Сирена, ни слова никому, даже донъ Хуану! Смотри!

Донъ Хуанъ (входить).

Что это, донъ Лопе! Ты такъ долго управлялся со своими поиска мы, что я начиналъ уже безпокоиться.

Донъ Лопе.

Право, донъ Хуанъ, какъ теб не стыдно заставлять меня бгать по всему дому! Вдь я теб говорилъ что здсь съ тобою встртился я. Вотъ Факелъ, не угодно ли самому осмотрть.

Донъ Хуанъ.

Да зачмъ же, когда я вполн убжденъ что я ошибся? Да, ошибся, я въ этомъ сознаюсь.

Донъ Лопе.

Нтъ, ужъ пойдемъ вмст и осмотримъ весь домъ еще разъ.

Леонора (тихо Сирен).

Сколько твердости и ума!…

Донъ Хуанъ (всторону).

Сколько мужества и гордости!…

Донъ Лопе (всторону).

Такъ, кто замыслилъ отомстить, молчи,— страдай и выжидай удобной минуты!

(Занавсъ опускается).

КОНЕЦЪ 2-го ДЙСТВІЯ.

ДЙСТВІЕ 3-е.

Сцена І-я.

Морской берегъ, колонада передъ королевскимъ дворцомъ.

(Донъ Хуанъ и Манрике.)

Донъ Хуанъ.

Гд донъ Лоне?

Манрике.

Во дворц.

Донъ Хуанъ.

Отыщи его и скажи что я жду.

(Манрике уходитъ.)

Донъ Хуанъ.

Пока онъ не пришелъ, я обдумаю хорошенько и совершенно хладнокровно, какъ ему открыть глаза за то что его честь въ опасности. Никто и никому ни въ нашъ вкъ, ни въ древности не былъ такъ преданъ какъ я дону Лопе. Онъ принялъ меня въ свой домъ какъ роднаго, имущество его стало какъ бы моимъ, онъ вврилъ мн свою жизнь и свою душу! Какъ могу я заплатить неблагодарностію за такую любовь! Его свтлое имя опозорено,— какъ же мн не сказать ему: возьми мою жизнь, я жертвую ею для того чтобы наказать оскорбителей твоей чести? Я слышу безпрестанно какъ шепчутъ везд: ‘Этотъ кастилецъ любитъ Леонору, онъ ухаживаетъ за нею, она не только не отвергаетъ, но даже вызываетъ его исканія’…. Боже мой, могу ли я потерпть чтобъ онъ не зналъ про это, когда я знаю! Нтъ не могу, не могу…. Еслибы даже онъ принялъ все это хладнокровно,— я не вынесу: его честь — моя, и я отомщу, я. Я убью итого кастильца…. Но возстановитъ ли это честь моего друга? Нтъ. Оскорбитель долженъ быть наказанъ рукою оскорбленнаго!… Я уговорю донъ Лопе, чтобы онъ не халъ съ королемъ, я скажу что ему нельзя оставить Лисабонъ… А если онъ спроситъ: почему?.. Что я скажу?… Ничего. Кто скажетъ честному человку: у тебя нтъ чести? Если я такъ скажу донъ Лопе, значитъ я и оскорбитель!… Что же мн длать? Я оскорблю его, если скажу что честь его запятнана, я оскорблю его если ни слова не скажу объ этомъ, я оскорблю его если отмщу за него…. Что длать?… Онъ поврялъ мн вс свои тайныя мысли, я былъ зеркаломъ въ которомъ смотрлась его душа… зачмъ тогда я не высказалъ ему всего!… Вотъ онъ идетъ… Нтъ, я не хочу быть виновнымъ передъ нимъ!… Пусть самъ онъ научитъ меня что длать?…

(Входятъ донъ Лопе и Манрике.)

Донъ Лопе. (Манрике.)

Отправляйся на мою дачу и скажи, что я пріду туда тотчасъ посл аудіенціи у короля.

Манрике.

Вотъ сеньоръ донъ Хуанъ желаетъ о чемъ-то переговорить съ вами.

(Уходить.)

Донъ Лопе (всторону).

Зачмъ онъ здсь? Не случилось ли чего? (вслухъ) Что новаго, донъ Хуанъ? (всторону) Страшно спрашивать когда ждешь бды.

Донъ Хуанъ.

Другъ мой донъ Лопе, я пріхалъ сюда… мы одна, и кажется никто не помшаетъ намъ…. Я пріхалъ посовтоваться съ тобою объ очень важномъ и спорномъ дл.

Донъ Лопе (всторону).

Соберу вс свои силы и терпливо выслушаю. Врно онъ будетъ говорить о моей бд, (вслухъ) Говори.

Донъ Хуанъ.

Одинъ изъ моихъ друзей требуетъ немедленно у меня отвта на весьма важный вопросъ. Прежде чмъ отвчать ему, я желаю переговорить съ тобою объ этомъ.

Донъ Лопе.

Въ чемъ дло?

Донъ Хуанъ.

Вотъ въ чемъ. На дняхъ два рыцаря играли въ кости, у нихъ возникло какое-то сомнніе, и одинъ изъ нихъ вызвалъ другаго на духль. Среди спора, криковъ и шума, тотъ кому сдланъ былъ вызовъ, не слыхалъ его. Другъ его слышитъ какъ везд называютъ трусомъ его друга, не слыхавшаго вызова, какъ поносятъ его честное имя, я спрашиваетъ меня, долженъ ли онъ сказать объ этомъ своему другу, или не говоря ему ни слова, отмстить за него? Скажетъ ли онъ ему, или смолчитъ — во всякомъ случа можетъ обидть его. Что ему длать: сказать или не сказать?

Донъ Лопе.

Дай немного подумать, (всторону) Честь, не пугайся… Еще немного, и у меня помутится разумъ… Ей Богу я сойду съ ума… Что-нибудь не доброе знаетъ донъ Хуанъ и говоритъ обиняками. Заставить ли его во всемъ открыться?… Нтъ, (вслухъ) Обдумавъ хорошенько, я скажу теб, донъ Хуанъ, вотъ что: не думаю, чтобы могъ обиженный не знать своей обиды. Наврно онъ скрываетъ ее потому что чувствуетъ, что самъ виноватъ… Положимъ, какъ ты говоришь, что вызванный на дуэль не зналъ объ этомъ вызов,— можно ли его упрекать за то? Могу теб сказать только вотъ что: еслибы кто-нибудь изъ моихъ друзей, лучшій мой другъ, пришелъ ко мн съ такимъ извщеніемъ, такъ его бы перваго, да, перваго его поразила моя месть. Жестоко, безчеловчно бросить человку въ лицо слова: ‘у тебя нтъ чести.’ Какъ? И лучшій мой другъ ршился уязвить меня такъ?… Да, клянусь небомъ, внимающимъ мн теперь, еслибъ я самъ себ сказалъ такое слово, я бы убилъ себя. А вдь я лучшій другъ себ.

Донъ Хуанъ.

Благодарю за совтъ. Я скажу моему другу чтобъ онъ молчалъ.

(Уходить.)

Донъ Лопе.

Ясно. Рчь шла обо мн… Онъ знаетъ что Леонора не врна… А! Онъ знаетъ мой позоръ… Узнаетъ же онъ и мое мщеніе и весь міръ его узнаетъ… Ждать чтобъ подозрніе дошло до яснаго убжденія въ преступленіи, значитъ потворствовать злу, вызываетъ его. О Боже! Страшно подумать… Кажется, она еще пока питаетъ только его гнусныя надежды своею легкостію… Неужели ждать чтобъ?… Я буду при ней неотлучно, стану высматривать и, при первомъ признак ея измны обращу на нихъ вс громы и молніи моего мщенія… Задамъ урокъ всему свту!…

(Входитъ король и за нимъ свита.)

Король (одному своей свиты).

Королевскій садъ ужь полонъ народомъ. Вс хотятъ видть какъ мы отправимся. Я самъ не останусь въ Лисабон и 24-хъ часовъ. Повстите войску чтобъ оно готовилось выступить въ походъ во всемъ своемъ блеск. Я хочу чтобы сіянье шлемовъ съ разввающимся на нихъ перьями и разноцвтныя яркія одежды поспорили съ солнцемъ и весенними цвтами.

Донъ Лопе.

Въ страшномъ волненіи подхожу я къ королю. Мое несчастіе не только убиваетъ меня, но и язвитъ стыдомъ. Мн кажется, всмъ извстенъ мой позоръ, вс указываютъ на меня пальцами (вслухъ). Позвольте, ваше величество, облобызать ваши стопы.

Король.

Ахъ, донъ Лопе д’Альмейда, еслибы въ Африк со мной была ваша шпага, мн ничего не стоило бы одолть кичливость Мавровъ.

Донъ Лопе.

Государь! Можетъ ли моя шпага покоиться въ ножнахъ, когда вы обнажили свою. Я иду умирать за васъ… Что можетъ заставить меня остаться въ Португаліи?

Король.

Разв вы не женаты?

Донъ Лопе.

Я женатъ, государь, но женитьба не измнила моихъ чувствъ, напротивъ, она оживила ихъ и побуждаетъ меня добыть себ боле чести.

Король.

Какъ? Не успли жениться и уже оставляете вашу супругу?

Донъ Лопе.

Она будетъ гордиться тмъ, что въ лиц своего мужа подарила воина своему государю. Ея сердце мужественно и благородно. Она будетъ горевать что я не съ вами. Прежде я добывалъ славу только для себя, теперь добуду ее и для себя и для жены. жена не можетъ быть препятствіемъ пламенному желанію биться на пол чести рядомъ съ вами, государь.

Король.

Я вамъ врю, но не хочу безпокоить донъ Лопе. Мн необходимо содйствіе такихъ героевъ какъ вы, но я не хочу отвлекать васъ отъ дома. Я не желаю чтобъ счастье ваше пострадало и чтобъ вы лишились супруги. (Уходитъ со свитою).

Донъ Лопе.

Всемогущій! не губи меня!… Вотъ черезъ что еще должно было пройти моему чувству!… Душа моя, слышала ли ты, что онъ сказалъ? Глаза мои, видли ль вы какъ онъ смотрлъ?… Или мало было обидъ и безъ того? Какъ? Позоръ мой такъ явенъ, что уже достигъ до ушей короля?… Безжалостное небо, если ты уже хотло меня за что-то ка нить, зачмъ же ты не грянуло въ меня молніей, не обратило въ пепелъ? Вдь это было бы милостиве, приличне для тебя! А ты, милосердое, вотъ посылаешь мн такой подарокъ изъ устъ короля! Какъ холодно, язвительно онъ говорилъ мн что я пострадаю, лишусь жены!… Легче было бы, еслибъ вс эти горы и обелиски рухнулись на меня и живаго погребли бы подъ своими развалинами. Не такою бы мучительною тягостью легли они на мою грудь, какъ это извщеніе… Га, честь, ты мой должникъ!… Сочтемся. Разв не прибавилъ я новой славы и къ безъ того уже знаменитому имени, наслдованному мною отъ предковъ? Разв не былъ я во всю свою жизнь снисходителенъ къ слабымъ, щедръ къ бднымъ, покровителемъ солдатъ, другомъ, рыцарем?… а если, честь, я ни въ чекъ не виноватъ ни помысломъ, ни дломъ, ни волей,— за что же ты меня оставляешь, за что? За что? Или на суд твоемъ кто невиненъ, тотъ и казненъ? Какъ? Человкъ все сдлалъ, все что только было въ его силахъ и власти, чтобъ упрочить за собою честь, и вдругъ она тайно украдена у него? Проклятіе вамъ, подлые законы общества! Честный человкъ опозоренъ за порокъ другаго! Никого вдь не славятъ за доблести другаго, за что жь позорятъ за чужой позоръ?… И вотъ правда!… А? Честный мужъ оплевавъ, смшанъ съ грязью за то что женщина, это легковрное, слабое, падкое на всякую прелесть созданье, отворила и сдала свою крпость низкому льстецу ея безпорядочныхъ прихотей! Что за безуміе заключить честь въ такой хрупкій сосудъ!… Не изчерпать всей глупости дурацкихъ свтскихъ условій, выдуманныхъ безумною толпой называемою обществомъ!… Что могу я сдлать противъ нихъ? Я выросъ въ нихъ, я ими воспитался, они обратились въ мою плоть и кровь!… Мысль моя вотще противъ нихъ, я чувствую что я рабъ ихъ, что не могу не быть ихъ рабомъ… Ршено. Прежде чмъ я пойду за королемъ, исполню, что задумалъ…. Такого рода мщенія отъ сотворенія міра не видали…. И король, и донъ Хуанъ, и весь міръ узнаютъ какъ уметъ казнить оскорбленный мужъ.

Донъ Хуанъ (преслдуетъ нсколькихъ солдатъ.)

Вотъ вамъ негодяи, знайте какъ я умю отвчать.

Одинъ изъ бгущихъ солдатъ.

Спасайся: его шпага разитъ какъ молнія….

(Убгаетъ.)

Донъ Лопе.

Не донъ Хуанъ ли это? Я подл тебя, донъ Хуанъ.

Голосъ за сценой.

Умира…..

Донъ Хуанъ.

Съ тобою, донъ Лопе, не боюсь вселенной.

Донъ Лоне.

Они бжали. Отъ чего же мы ихъ не преслдуемъ.

Донъ Хуанъ.

Не могу, я задыхаюсь отъ бшенства! Сейчасъ я получилъ новую обиду. Я думалъ что прежняя утонула въ крови обидчика и забыта. Нтъ, я ошибся. Мщеніе не въ силахъ на вки похоронить оскорбленія! Переговоривъ съ тобою, я пошелъ на твою дачу, куда уже перехалъ въ ожиданіи тебя. Подхожу къ ней, какъ вдругъ увидть на самомъ берегу моря нсколько человкъ. Они стояли кружкомъ. Прохожу мимо нихъ и слышу, одинъ изъ нихъ говоритъ: вотъ донъ Хуанъ де Сильва. Я сталъ прислушиваться. ‘Кто этотъ донъ Хуанъ?’ сказалъ другой.— ‘Какъ? Вы не слыхали что было съ нимъ? Его жестоко оскорбятъ донъ Мануэль де Суза,’ отвтилъ первый, и боле ни слова. Я не выдержалъ, обнажилъ шпагу и сказалъ: ‘Я убитъ донъ Мануэля такъ быстро что не далъ ему досказать послдней буквы оскорбленья. Его кровью я уже обмылъ мою честь. Я донъ Хуанъ, отмстившій свою обиду.’ Я сказалъ это и бросился на нихъ со шпагой и преслдовалъ ихъ до этого мста. Они бжали: клеветники всегда трусы, умютъ болтать только за спиной!… Какъ? я, я видлъ моего обидчика у ногъ моихъ, въ крови, мертвымъ, моя рука поразила его. Но этого не помнятъ, не хотятъ знать, а помнятъ и знаютъ только обиду мн нанесенную! Смерть врага не стерла обиды!… Тутъ есть отъ чего сойти съ ума!… Обида приросла ко мн, не оторвешь ее!…. Я готовъ кинуться въ море, вонзить себ шпагу въ сердце?… ‘Вотъ, кто проглотилъ обиду,’ сказалъ онъ, а не сказалъ же: ‘Вотъ кто казнилъ обидчика’!… Кто можетъ предупредить обиду, которая его ждетъ? Разъ она поразила, и никакая месть не сотретъ ея, если даже пожертвуешь своею жизнію на защиту чести! Никакая! Даже хуже: громкая молва о твоей громовой мести разнесетъ повсюду всть о твоей обид, и месть разскажетъ то, о чемъ смолчало бы и оскорбленье.

(уходитъ.)

Донъ Лопе.

‘Месть разскажетъ то, о чемъ смолчало бы и оскорбленье!’…. Такъ, такъ. Месть всмъ разскажетъ о моемъ позор, даже тмъ кто и не зналъ бы объ немъ, даже то, чего и не было, да, да…. Если я открыто передъ всми поражу наругавшихся надо мною, безсмысленная толпа закричитъ: ‘Вотъ онъ, вотъ тотъ, кого обесчестили разратная жена и ея любовникъ,’ но никто не скажетъ: ‘онъ страшно наказалъ ихъ’… Да, кровавая месть протрубитъ по всему свту о моею безчестья…. Пусть же отъ всхъ будетъ скрытъ мой позоръ!… Я одну его непроницаемою тайной. Мудрый уметъ страдать, молчать и глубоко зарывать свою тайну…. Тайна должна сохранить мою честь!… Мщенье мое будетъ таково, что истребитъ вмст съ оскорбителями и слды оскорбленья. Я поведу дло такъ, что кто и врилъ въ мой позоръ, усомнится въ нею…. Удовольствую тебя, сердце мое,— а до тхъ поръ страдай, молчи и скрывай! Гей, лодочникъ!…

Лодочникъ.

Сеньоръ?

Донъ Лопе.

Готова ли лодка?

Лодочникъ.

Готова, да только какъ нарочно пришли вы не во-время. Столько народа отправляется въ королевскій садъ, что съ обда вс лодки только и знаютъ, что снуютъ взадъ и впередъ по каналу.

Донъ Лопе.

Однако приготовьтесь: я ду на дачу.

Лодочникъ.

А скоро?

Донъ Лопе.

Сейчасъ.

Лодочникъ.

Лодка готова.

Донъ Люисъ (входитъ съ запиской въ рукахъ и, не видя дона Лопе, читаетъ записку).

Перечту еще разъ это письмо, Оно возвратило мн жизнь! Повторенное наслажденье вдвойн наслажденіе, (читаетъ) ‘Сегодня вечеромъ король будетъ въ саду, и вы, смшавшись съ толпой, можете придти такъ, что никто васъ не замтить. Тамъ я оправдаюсь передъ вами. Вы убдитесь что несправедливо упрекаете меня. Да хранитъ васъ Господь. Леонора’…. Досадно! Нтъ ни одной лодки. А, волъ одна!… Впрочемъ она кажется ждетъ того господина. Вотъ бда!… Лучше бы ты, счастье, не манило меня надеждой.

Донъ Лопе (всторону).

Онъ читаетъ письмо!… Наврно въ этомъ письм идетъ рчь обо мн!… Какъ я пугливъ! Что бъ ни увидалъ, о чемъ ни услышалъ бы я, во всемъ чую себ бду.

Донъ Люисъ (второму).

Кого тамъ вижу!… Боже мой!… Это донъ Лопе!….

Донъ Лопе (второну).

Я разорвалъ бы его ни части!… Удержусь. Скрытность необходима!… Опущу удила ихъ бшеннымъ страстямъ,— пусть разнузданныя мчатся он, и тогда съ разу…. Молчи, Лопе!… Потерпи!… Змя, ласкаясь, скрываетъ ядъ которымъ наполнена ея чудовищная пасть, и вдругъ нежданно выбрасываетъ его на безпечнаго…. такъ и я. (Вслухъ донъ Люису) Кабальеро, вамъ не было угодно почтить вниманьемъ мое желанье быть вамъ полезнымъ. Я до сихъ поръ не получилъ отъ васъ никакого приказанья, хоть и предоставилъ себя въ ваше распоряженіе. Вы такъ очаровали меня вашею вжливостью, вашимъ умомъ, вашимъ благородствомъ, вашею храбростію въ особенности, что я искалъ васъ по всему Лисабону чтобы снова предложить къ вашимъ услугамъ мою шпагу. Полагаю что она будетъ не безполезна, вы имете дло съ соперникомъ, который можетъ убить васъ въ минуту въ которую я но ждете.

Донъ Люисъ.

Я принимаю съ должнымъ почтеніемъ ваше предложенье, донъ Лопе, но будучи иностранцемъ, не смю имъ воспользоваться. Я не хотлъ васъ сводить лицемъ къ лицу съ моимъ врагомъ. Теперь все уладилось какъ нельзя лучше. Я подружился съ моимъ соперникомъ и разговариваю съ нимъ весьма свободно вотъ точно такъ, какъ теперь съ вами.

Донъ Лопе.

Охотно врю. Остерегитесь однако. Дружба оскорбленнаго — ненадежная дружба.

Донъ Люисъ.

Я думаю, напротивъ. Эта дружба длаетъ меня совершенно безпечнымъ. Чего бояться мн, когда и врагъ мой, — мн другъ.

Донъ Лопе.

Я бы могъ вамъ доказать противное и очень убдительно. Но, оставайтесь при вашемъ мнніи, я останусь про моемъ. Чтобъ перемнить разговоръ, позвольте васъ спросить, зачмъ вы сюда пожаловали?

Донъ Люись.

Мн нужна лодка, я отправляюсь въ королевскій садъ.

Донъ Лопе.

Прекрасно! Какъ кстати! Я готовъ вамъ услужить. Я только что нанялъ лодку. Она къ услугамъ вашимъ.

Донъ Люисъ.

Я принужденъ воспользоваться вашимъ предложеніемъ, вс лодки разобраны. Такое множество народа спшитъ туда! Мн очень хочется посмотрть, какъ будетъ отправляться войско. Такого зрлища не увидишь два раза въ жизни.

Донъ Лопе.

Такъ не угодно ли скоре хать.

Донъ Люисъ (и сторону).

Кто счастливе меня? А?

Донъ Лопе (всторону).

Онъ въ моихъ рукахъ.

Донъ Люисъ (всторону).

Не странно ли? Самъ мужъ везетъ меня къ своей жен!

Лодочникъ.

Лодка у берега, готова.

Донъ Лопе (лодочнику).

Ступайте въ лодку, я подожду моего слугу… Иль нтъ, нтъ. Вы дождитесь его на берегу, онъ вамъ знакомъ. (донъ Луису) Пойдемте въ лодку.

Лодочникъ.

Постойте, господа: лодка привязана ненадежнымъ канатомъ. Посмотрите, какъ волнуется море.

Донъ Лопе (лодочнику).

Хорошо, мы подождемъ васъ у лодки, поищите вонъ тамъ моего слугу. (Лодочникъ уходитъ).

Донъ Люисъ (всторону).

Какое однако непомрное счастье!… Онъ, самъ онъ везетъ меня туда, гд я отниму у него честь!

Донъ Лопе (всторону).

Везу тебя на казнь, пріятель! (Оба уходятъ).

Лодочникъ (входитъ).

Богъ знаетъ гд его слуга… Его не дождешься. Что я вижу! Лодка отвязана. Видно канатъ лопнулъ…. Вонъ ужь какъ далеко… Не умютъ править!…. Вонъ какъ, вонъ какъ!…. Бда! Наврно утонутъ!…

Сцена II-я.

Берегъ моря, дача донъ Лопе.

Манрике и Сирена

Манрике.

Сладостная Сирена, ты меня страшно соблазняешь. Послушай, ты ршительно меня обольстила, околдовала и приковала къ себ. Зачмъ ты сюда пришла? Видно хочется теб послушать псенокъ у твоихъ сестрицъ, морскихъ сиренъ. Такъ-вотъ и тянетъ къ родин! Вотъ сонетъ на эту тему, сонетъ героическій, умный, важный. Это первый изъ тысячи ста сонетовъ, которые я общалъ теб.

(Вынимаетъ бумагу и читаетъ).

Глазъ прикованъ чудной силой
Все къ сирен молодой.
Надостъ сирен милой
Обниматься лишь съ водой.
Ей одной не доплескаться,
Не доплавать до добра.
Грудью нжной приласкаться
Къ груди милаго пора.
Ей на голосъ звонкій, чистый
Время друга приманить,
Съ нимъ уплыть въ заливъ скалистый,
Вкругъ него плотнй обвить
Хвостъ чешуйный, серебристый,
Мигъ блаженства уловить.

Сирена.

Сонетъ великолпный! А покажи мн зеленую ленточку.

Манрике

Ахъ, дай Богъ памяти: гд это она у меня? Ахъ да… (вслухъ) Вотъ на этихъ дняхъ какъ-то сидлъ я на берегу Таго и мечталъ о теб, Сирена, смотрлъ это я на его игривыя волны и думалъ, думалъ…. На меня вяла такая пріятная свжесть, вотъ точно отъ тебя, Сирена. Волны бжали одна за другой, точно вотъ я за тобой!… Сирена, ты такъ же прекрасна, такъ же игрива, какъ эти волны. Я мечталъ о блаженств которымъ ты можешь подаришь меня, да вотъ не даришь, и вынулъ изъ кармана твою зеленую ленту и, громко жалуясь небу на твою холодность, обливалъ твой подарокъ слезами…. Ахъ! горько я плакалъ и горячими поцлуями осыпалъ твою зеленую ленту! Вдругъ откуда ни возьмись орелъ! Понимаешь, видно, гд-нибудь онъ былъ тутъ недалеко, и увидвъ что я что-то зеленое подношу къ моимъ губамъ, вообразилъ что это должно быть что-нибудь съдобное и вкусное. Ринулся это онъ на меня со всего маху, какъ тяжелый камень слетлъ, вырвалъ изъ рукъ моихъ твою ленту и взвился съ нею на воздухъ высоко, высоко…. Я оглянулся, смотрю и вижу, на скал орлиное гнздо!… Я хотлъ было туда, да не было подъ руками никакого котелка чтобъ надть вмсто шлема для защиты головы отъ страшнаго клюва. Орелъ изчезъ, а съ нимъ и твоя лента…. Вотъ какая случилась исторія.

Сирена.

Ну такъ теперь послушай что со мной-то случилось. Я была въ пол и вдругъ вижу: летитъ орелъ и у него во рту зеленая лента…. Не твоя ли это? Смотрю, орелъ бросилъ ленту. Должно быть онъ увидлъ, что лента не съдобна…. Лента упала въ кустъ цвтовъ, я ее нашла… Смотри, не твоя ли?

Манрике.

Странно! ….

Сирена.

Странно, Манрике, странно, но это еще что за странно, а вотъ мое-то мщеніе голубчикъ, будетъ еще странне.

Манрике.

Нтъ, только не теперь, пожалуста не теперь. Посл, посл! Вонъ идетъ сеньора!…

Леонора (входитъ).

Сирена!

Сирена.

Сеньора!.

Леонора.

Сирена! Велика моя печаль.

Сирена.

О чемъ же печалиться вамъ теперь, сеньора?

Леонора.

Ты знаешь причину моей печали. Съ той ужасной ночи, когда мы были какъ бы среди пылающей Трои, я измнилась совершенно!… Я какъ-то оправдалась…. Донъ Хуанъ не иметъ права, не можетъ подозрвать меня. Донъ Лопе во мн увренъ. И вотъ я здсь, среди этой прекрасной природы, окружена заботливостію и вниманіемъ моего мужа… Все хорошо. Но, Сирена, я потеряла страхъ, которому источникомъ самоуваженіе. Да, я не уважаю себя. Я близка къ паденію. Представься случай, я не буду въ силахъ совладть съ дерзостью разнуздавшейся моей страсти. Свиданье съ Люисомъ развязало ее., и всякое опасенье исчезло. Донъ Лопе кажется любитъ меня еще боле. Онъ любитъ самую увренность во мн, онъ даже обожаетъ эту увренность, онъ ни за что не разстанется съ нею. Сколько мущинъ такъ обманулось! Самый прозорливый изъ нихъ не избгнетъ этого самообольщенія!… О, сколько женщинъ пало такимъ образомъ! Ни одна изъ насъ, какъ бы умна ни была она, не помнитъ себя въ страсти. Первый шагъ только страшенъ. Пока только издали преслдовалъ меня любовью донъ Люисъ, я его боялась, пока обманъ не тяготлъ надъ Обманъ для меня не новость! Гордость потеряна! А это спокойствіе кругомъ…. Это спокойствіе искусило меня, и я писала къ Люису, я звала его на свиданье…. Я хочу успокоить его любовь, доказать, что она не безцльна.

Донъ Хуанъ (входитъ).

Какъ только могъ я все это вынести! Не понимаю! Какъ не разорвалось мое сердце!

Леонора.

Какъ! Это вы, донъ Хуанъ? Отчего донъ Лопе не съ вами?

Донъ Хуанъ.

Я не могъ его дождаться…. Онъ хотлъ быть здсь до заката солнца.

Леонора.

Я не ожидала ни васъ, ни мужа. Смотрите, какія тучи, какой втеръ! Какъ волнуется заливъ!

Голосъ донъ Лопе за сценой.

Боже спаси!

Леонора.

Слышите, что это? Втеръ доноситъ чьи-то жалобные стоны.

Донъ Хуанъ.

Никого не видать на берегу.

Леонора.

Посмотрите туда…. Что такое тамъ въ волнахъ? Море такъ волнуется, что трудно разобрать что такое…

Донъ Хуанъ.

Это человкъ…. Онъ борется съ волнами…. Надо спасти его.

(Убгаетъ.)

Донъ Лопе (за сценой).

Боже мой! Боже!

Донъ Хуанъ (за сценой)

Плыви сюда, сюда!

Донъ Лопе (за сценой).

О слава Богу, земля, родная мять наша!…..

Донъ Хуанъ (за сценой).

Какъ? Это ты, донъ Лопе?

Леонора (смотрить на дона Лопе входящаго на сцену).

Мой мужъ!!!….

Донъ Лопе.

Да, это я. Я тонулъ. Я теперь въ пристани. Лучшей мн не найдти. Жена, счастье мое! Благодарю Бога, что вижу тебя опять! Тебя видть — счастье, которое заставитъ забыть всякое горе!

Донъ Хуанъ.

Что съ тобою?

Донъ Лопе.

Бда ужасная.

Леонора.

Вы живы, сеньоръ, вы вн опасности, и мы съ донъ Хуаномъ благодаримъ за это Провидніе!…

Донъ Лопе.

Ужасъ!…. Слушайте, посл аудіенціи у короля я искалъ тебя, донъ Хуанъ, и нигд не нашелъ. Я нанялъ лодку. Ко мн подошелъ одинъ кабальеро котораго я едва знаю по имени. Кажется его звали донъ Люисъ де Бенавидесъ. Онъ подошелъ ко мн и, извиняясь тмъ что иностранецъ, просилъ у меня позволенья ссть въ лодку вмст со мною, потому что желаетъ хать въ королевскій садъ и видть, какъ выступитъ войско. Могъ ли я ему отказать? Я согласился. Мы вошли въ лодку только вдвоемъ. Канатъ лопнулъ вроятно потому что былъ старъ и перетерся. Волны оттолкнули насъ отъ берега. Вдругъ набжалъ сильный втеръ, вздулъ парусъ и несмотря на вс мои усилія пристать опять къ берегу, понесъ насъ въ открытое море. Быстро полетли мы по голубымъ волнамъ. Соленая вода обливала насъ съ головы до ногъ и слпила. Втеръ сталъ крпчать. По морю пошли сильныя волны и легкій вашъ челнокъ, то взбрасывался къ небу, то низвергался въ бездну. Я не въ силахъ описать нашего ужаса. Мы были уврены что погибнемъ… Посл неимоврныхъ усилій я далъ такое направленіе лодк, что насъ помчало къ берегу. Уже виднлись огни Вдругъ лодка ударилась о скалу, разбилась и погрузилась въ волны. Я былъ отброшенъ силою удара отъ моего молодца товарища. Помочь было невозможно, попъ пошелъ ко дну. Тамъ погребена и память объ немъ.

Леонора.

Боже! (падаетъ въ обморокъ).

Донъ Лопе.

Леонора, супруга, мое сокровище, мое небо! Приди въ себя! Хуанъ, смотри: холодютъ ея прозрачныя какъ хрусталь руки! Ахъ, донъ Хуанъ, зачмъ это я разсказалъ осъ опасности, которой подвергался? женское сердце не можетъ вынести такого ужаснаго разсказа. Перенесите ее на постель.

(Донъ Хуанъ и Сирена уносятъ Леонору.)

Донъ Лопе.

Ну, честь! Довольна ли ты мною? Какой непроницаемой тайной покрылъ я мое тайное мщеніе! Какъ ловко я воспользовался удобной минутой и перерзалъ канатъ. Какъ искусно, правя въ открытое море принялъ я видъ что хочу пристать къ берегу…. А этотъ кинжалъ? Какъ безжалостно онъ впился въ грудь злодя, посягнувшаго на мою честь. И какъ потомъ я разбилъ лодку… Славно!…. Славно!…. Теперь твой чередъ, Леонора Ты такъ же непостоянна, какъ и прекрасна. Ты, роковая гибель моей жизни и чести, ты должна умереть, и умереть въ эту же ночь… Кровь разскажетъ всмъ о твоемъ преступленіи и король будетъ вправ вторично упрекнуть меня и сказать что мое домашнее счастье пострадало, что я лишился жены… Мою честь я доврю только стихіямъ. Он молчаливы. Я предалъ первую жертву вод и втру, а огню и земл отдамъ вторую. Я подожгу мой домъ и какъ золото очищенное огнемъ, выйдетъ изъ пламени моя честь чистою и свтлою. (уходитъ.,)

(На нсколько минуть падаетъ занавсъ.)
(Раннее утро тамъ же: входятъ, король и Герцогъ).

Герцогъ.

Какая прелесть! Посмотрите, государь, какъ нжится море! Какъ лниво колыхаясь продолжаетъ оно отражать въ себ звзды! Ваше величество, оно не ожидало что такъ рано встанетъ второе солнце — вы.

Король.

Пора и мн въ походъ, войско ужь ушло. Я прибылъ сюда по вод: и путь короче, и вода такъ сладостно пріятна. Что за великолпіе, это лазурное небо, усянное звздами! Оно смотрится въ море какъ въ зеркало, съ какимъ-то особеннымъ наслажденіемъ, точно Нарцизъ влюбленный въ свою красоту. А посмотрите вонъ туда, герцогъ, на эти парусныя суда съ высоко-поднятыми зажженными фонарями: когда посмотришь пристально на эти огни, они представятся кометами, которыя несутся по небу, оставляя огненный слдъ.

Герцогъ.

А сами суда съ этими блыми парусами точно тысячи лебедей, которые расправляютъ крылья и хотятъ подняться надъ водами… А что за волшебство между небомъ и землей — эти дачи къ которымъ ласкаются голубыя волны,— нимфы морскія! А эти желтыя скалы, эти зеленыя рощи! Что за очарованіе! Что за красота! Полна чудесъ эта тихая божественная ночь!…

Король

Хороша природа, хороша особенно въ Лисабон! Прощай, дорогая сердцу родина, прощай! Помоги мн Боже возвратиться сюда украсивъ и возвеличивъ мое имя и Португалію новою славой и новою побдой!

Голосъ за сценой.

Пожаръ!

Другой голосъ за сценой.

Пожаръ! Пожаръ!!!

Король.

Что что за крики, герцогъ?

Герцогъ.

Кричатъ пожаръ… Въ самомъ дл горитъ сосдній замокъ… если не ошибаюсь, замокъ донъ Лопе! Онъ скоро весь будетъ объятъ пламенемъ.

Король.

Изъ подъ кровли вырвался черный, густой дымъ, а изъ него клочьями вылетаетъ огонь!… Смотрите, какое пламя! Смотрите, точно горитъ вулканъ! Весь домъ ужь въ огн…. Едва ли кто спасется…. Пойдемте, герцогъ, посмотримъ ненужно ли кому подать помощь.

Герцогъ.

Остановитесь, государь: такой поступокъ просто дерзость.

Король.

Нтъ, великодушіе!…

(Вбгаетъ донъ Хуанъ полунагой).

Донъ Хуанъ.

Едва усплъ я выбжать!.. Гд донъ Лопе? Погибну, но спасу донъ Лопе!… (хочетъ бжать).

Король.

Остановите этого человка. Смотрите, ужь поздно! Никого нельзя спасти.

Герцогъ.

Куда бжите вы? Что хотите длать?

Донъ Хуанъ.

Пусть знаютъ вс, что значитъ истинная дружба!… Ахъ, сеньоръ! Лишь только мы улеглись, вспыхнулъ пожаръ! Въ одно мгновенье онъ разросся такъ, что я думалъ, все сгоритъ. Донъ…. Лопе тамъ съ своей супругой….. Надо спасать ихъ. Не держите меня.

Манрике (вбгаетъ).

Я выскочилъ изъ огня, точно дьяволъ изъ ада…. отъ меня летятъ пламя и искры! Я точно Эней выбжалъ изъ пылающей Трои. Жарко! Уфъ! Надо прохладиться. Окунусь въ море. Впрочемъ постойте: что лучше: утонуть или сгорть?

Донъ Лопе (входитъ полунагой несетъ на рукахъ мертвую Леонору).

Милосердое небо! Оживи Леонору…. мою милую, милую жену!….

Король.

Это вы, донъ Лопе?

Донъ Лопе.

Да, государь… Горе меня душитъ: едва я могъ васъ узнать. Почти нтъ силъ говорить…. Ужасъ! Ужасъ! Эта мертвая красота…. этотъ цвтокъ, застывшій среди весны, моя жена!…. Ее ужь нтъ, нтъ! Это моя жена! Моя благородная, моя гордая, моя честная, моя чистая какъ ангелъ, достойная вчной славы жена… Я любилъ ее такъ нжно…. Король, выслушайте меня: я вбжалъ въ ея комнату, чтобы спасти мое сокровище, но было поздно она испустила послднее дыханіе въ моихъ рукахъ…. О, какой ужасъ! Теперь, король, вы не скажете, надюсь, что въ мое отсутствіе пострадаетъ мое домашнее счастье! Теперь государь ведите меня къ Маврамъ, я отдамъ имъ мою голову. Умру по крайней мр за святую вру (отводитъ донъ Хуана всторону). А ты мой благородный, мой добрый донъ Хуанъ, ты меня больше не увидишь,— прощай на вки…. Благодарю!!…

(Уходитъ.)

Король.

Какое неслыханное бдствіе!

Занавсь падаетъ.

С. Юрьевъ.

КОНЕЦЪ.

‘Бесды въ обществ любителей Россійской словесности’. Выпускъ третій. Москва, 1871

Кальдерон Педро
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Дон-Фернандо, Стойкий принц, Кальдерон Педро, Год: 1629
  2. Дама-невидимка, Кальдерон Педро, Год: 1629
  3. Чистилище святого Патрика, Кальдерон Педро, Год: 1643
  4. Поклонение кресту, Кальдерон Педро, Год: 1632
  5. Дама привидение, Кальдерон Педро, Год: 1629
  6. Саламейский алькальд, Кальдерон Педро, Год: 1645
  7. Жизнь есть сон, Кальдерон Педро, Год: 1635
  8. Жизнь есть сон, Кальдерон Педро, Год: 1635
Электронная библиотека