ЗА ПАСТЫРЕМ — И ОВЦЫ
ЗА ПАСТЫРЕМ — И ОВЦЫ
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
За пастырем — и овцы, Розанов Василий Васильевич, Год: 1907
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Около народной души (Статьи 1906—1908 гг.)
М.: Республика, 2003.
Хотя, конечно, странно поднимать вопрос, с кого начинать какое-нибудь улучшение, кто первый должен стать лучше, начальник или подначальный, пасущий или пасомый, пастырь или овцы, учителя или ученики, — но иногда скрепя сердце все же приходится поднять этот вопрос. Разумеется, все должны стать лучше, для всех путь один — в гору, вверх, но когда путь очень труден и извилист, когда он грозит безуспешностью странникам, — пусть ринутся вперед начальники. Пусть сделают усилие невероятное, чрезвычайное, но нужно спасти дело. Если же они пускают или особенно гонят вперед овечек, неосмысленных, ну, допустим, глупых, во всяком случае неопытных и молодых, можно сказать только: ‘стыдно’, можно прибавить только: ‘ничего не выйдет’.
Наша духовная школа полужива, если не мертва. Нужно читать факты, приведенные во второй половине книги ‘По вопросам духовной школы, средней и высшей, и об учебном комитете при Св. Синоде’ г. Глубоковского (профессора духовной академии в СПб.), чтобы прийти в настоящий ужас. Ученья — нет, повиновенья — нет, нравы, привычные старые нравы — возмутительны. Определение К. П. Победоносцева (незадолго перед смертью), что ‘духовная школа стала кабаком’, совпадает с тем определением Глубоковского, что духовная школа — разломана и запачкана, что от нее остались какие-то грязные щепы, что все из нее и от нее бегут.
Факт налицо, и о компетенции свидетелей не может быть вопроса. Но нельзя не прийти в крайнее изумление, если мы обратим внимание на то, что и сам Победоносцев, которому, конечно, были открыты возможности действовать на других, а не на духовном, поприщах, до конца дней сохранил привязанность именно к нему и не оставил его ни для какого другого, а Глубоковский не только везде пишет вместо принятого ‘семинария’, ‘семинарии’ — ‘Семинария’ (с большой буквы), но и говорит везде о них, о семинарских учителях, о старых семинарских ревизорах и, наконец, о всем вообще духовном сословии хотя и с постоянною болью, но и с такою привязанностью и уважением, которые удивительны и не могут не тронуть. Есть, значит, в этом мире что-то великое и притягивающее, — не обезображенное. Заложена какая-то великая возможность, за которую цепляются идеалисты, и ради этих возможностей не хотят отсюда уйти, но эта возможность на практике развернулась в позорное зрелище, в ряды фактов, в целую паутину их, где задыхается всякая честь, разум, совесть. В одном месте говоря, что подъем школы духовной неотделим от оздоровления вообще всего духовного мира, он замечает:
‘Нужно позаботиться о поднятии запросов пастырского служения каноническим возрождением соборности церковного устройства, правильною организацией) приходской жизни, христианским образованием верующих хотя бы через христиански-гуманитарные школы, а также всяческим и всевозможным улучшением быта нашего духовенства, имеющего величайшие заслуги перед обществом и государством, чуть ли не больше других сословий’ (с. 15).
На первой же странице своей книги он говорит о прошлом и будущем семинарий:
‘Настало, кажется, время взглянуть прямо в глаза действительности и — не с осуждением духовной школы, а с благодарностью ей за выполненную миссию — констатировать, что корень зла, жалобы на которое слышатся со всех сторон и все учащаются и становятся резче, — лежит не в самом существе ее, откуда возникает принципиальный вопрос: не отжили ли свой век наличные духовно-учебные формы?’
И затем предлагает совершенно уничтожить, упразднить существующие семинарии и духовные училища, как совмещающие в начале и задачах своих совершенно несовместимое и не могущее никогда ужиться рядом, — и заменить их двумя типами школ, совершенно обособленных, ничем между собою не связанных, отнюдь не подчиненных даже одному ведомству, одной власти:
1) Конфессиональные (вероисповедные) школы для приготовления священников и вообще церковнослужителей, с планом и духом совершенно единым, без всякого совместительства целей и задач, без погони за двумя или более зайцами (теперешние духовные училища и семинарии). В них все, программа, подчинение и распорядок внутренней жизни, должно быть приноровлено к исключительной и великой задаче — дать народу русскому и православному добрых пастырей, верующих, одушевленных, одновременно нравственных и уставных. Из программ школ этих должно быть выкинуто все, что в теперешних духовных училищах и семинариях не отвечает задаче единственного пастырского служения, т. е. должны быть исключены все светские предметы, введенные в курс духовного образования частью по уступке общим образовательным принципам, частью ввиду того, что множество из воспитанников духовных училищ и семинарий уклоняются от священнического, вообще от церковного пути и идут через университет в доктора, в юристы, в чиновники и проч.
2) Общеобразовательные заведения, приблизительно по типу классических гимназий, но с более серьезным христианским образованием и воспитанием, — которые могут находиться и не в ведении Св. Синода, а, например, Министерства народного просвещения. Школы эти удовлетворяли бы стремлению к серьезному религиозному образованию, какое, несомненно, есть в серьезных частях общества и особенно народа.
Первые школы, так сказать ‘поклявшиеся в верности церкви’, должны быть открыты для детей не одного духовного сословия, но всех сословий, дабы никто в стране, имеющий призвание и позыв служить церкви практически и фактически, не был отвергнут. И с другой стороны, дети священников и вообще духовных лиц (наряду с прочими сословиями) могут поступать во второй тип этих школ в случае их нежелания или просто равнодушия продолжать церковную деятельность и службу.
Все видят, до чего это просто и ясно.
Дело в том, что не семинаристы развалили школу, а она сама развалилась, и развалилась от той простой причины, что сама не знает, готовит ли она священников или лекарей и за чем ей торопливее нужно гнаться — за пастырскими ли задачами или светско-учебными целями? Не знает этого школа, да еще менее знает и знал это учебный комитет. О последнем Глубоковский повествует просто чудеса: на 145-й странице своего труда он высказывает, в тезисе 3, пожелание:
‘Чтобы самый учебный комитет был преобразован в чистый учебно-педагогический институт, соответственно чему необходимо изменить и обновить весь его состав, чтобы в нем действовали истинно опытные педагоги, всецело посвящающие себя этому великому служению, а не случайно набранные петербуржцы, уделяющие лишь несколько отрывочных часов без систематического сосредоточения на духовно-школьных предметах’.
Вот мы и подошли, пожалуй, к корню дела: последний распорядительный акт Св. Синода шугает:
1) семинаристов,
2) их учителей.
И только, о ‘прочем’ умалчивая. Между тем, под рукою у себя он, Св. Синод, или обер-прокурор Синода передал заведывание всем учебным делом в Империи и в церкви ‘случайно набранным петербуржцам’, каким-то неизвестным карьеристам-чиновникам или карьеристам же из духовных лиц, — которых иначе и нельзя назвать, как ‘карьеристами’, если они взялись за такое дело, не имея никакой специально-учебной подготовки, да не имея времени или желания иначе как ‘отрывочно’ остановиться на духовно-учебных предметах без всякого ‘сосредоточения’… Ведь это что-то напоминает духовно-учебную панаму… А если перевернуть страницу, мы прочтем жалобы:
‘Духовной ли школе не иметь своего специального педагогического журнала и для него ли жалеть копеек синодским финансистам (sic!), которые своим высоким чинам выдают по 8000 рублей для переезда с квартиры на квартиру в городе С.-Петербурге… Задумывались ли они над этим?’
И далее:
‘В этом отношении, может быть, еще интереснее было бы позондировать почву, училищный совет при Св. Синоде, где существует даже особая ‘издательская комиссия’, о чем ходит много разных слухов, но не сообщено пока точных фактов’…
Дело тут представляется совсем печальным… Печальным и постыдным. Особенно принимая во внимание, что при центральном управлении при Синоде и учебном комитете так-таки и не нашлось, по разъяснению г. Д. Т—ва, денег на рекомендованное семинариям классное наставничество, и пришлось отнести этот расход на ‘местные средства’, т. е. на сборы с местного провинциального духовенства, с местных уездных храмов, или пришлось попользоваться ‘безмездною’ службою тех же порицаемых, плохих-плохих, виновных-виновных учителей, инспекторов и ректоров (см. обращение к ним Св. Синода). Все это не имеет хорошего аромата. Хорошего, да и здорового. Очевидно, мы имеем три яруса судящих и подсудимых, виновности и виновных:
1) семинаристы,
2) учителя и воспитатели,
3) духовно-учебная администрация.
Последняя заняла положение судьи и судит семинаристов и учителей: но компетентнейший судья, известный учеными заслугами не только в России, но и в Европе, в специальной книге, посвященной предмету, рассказывает и доказывает, что при испорченных, конечно, семинаристах и испорченном ученье, при крайне добросовестных и заморенных трудом учителях испортил все дело духовного ученья своим незнанием учебного дела, педагогическою неподготовленностью и служебным карьеризмом учебный комитет при Св. Синоде, т. е. испортило его само духовное ведомство в совместной работе с обер-прокурором… Тут — и администрация, тут — и законодательство. Семинарии развалились потому, что не было разумного, просвещенного глаза около них.
Как же тут читать мораль учителям и семинаристам? Первые трудятся по программам. Вторые были взяты, были приведены во всяком случае из верующих, усердных к церкви семей русского сельского и городского духовенства. Откуда же взялось зло неверия и цинизма, зло церковного и всяческого нигилизма?! Откуда, откуда?!! Дети — невинные (в возрасте 10—11 лет, приводимые в духовные училища), учителя — трудолюбивы. Да все и растлилось, действуя в характерно-растленной атмосфере, как это ни печально сказать, нашего духовного ведомства. И нужно не читать мораль, обращаясь к низу (хотя отчего же, впрочем, ее и не читать?), но нужно этому ведомству in tote оглянуться на себя и всмотреться в старые-старые свои навыки, обычаи, методы жизни и действования… Есть в Евангелии об этом: ‘Врачу, исцелися сам’, и еще: ‘Что указываешь спицу в глазу ближнего своего, а у себя бревна не видишь’…
НВ. 1907. 19 сент. No 11322.
В статье разбирается книга профессора Н. Глубоковского ‘По вопросам духовной школы и об учебном комитете при Святейшем Синоде’ (СПб., 1907). К этой же книге Розанов обращается в следующей своей статье — ‘Два почти анекдота’.
‘Врачу, исцелися сам’ — Лк. 4, 23.
‘Что указываешь спицу в глазу ближнего твоего, а у себя бревна не видишь’… — Мф. 7,3, Лк. 6, 41.