За Каспием, Губаревич В., Год: 1905

Время на прочтение: 14 минут(ы)

За Каспіемъ.

На полустанкахъ, разъздахъ,— всюду начинаютъ попадаться туркмены. Это господа довольно внушительнаго вида. Любая слабонервная дама въ обморокъ упадетъ, если увидитъ туркмена неожиданно, да еще съ глазу на глазъ.
Высокіе, черные, въ громадныхъ шапкахъ чуть не до небесъ, они недружелюбно поглядываютъ изъ-подъ нахлобученныхъ бараньихъ папахъ своими узенькими черными глазами. Вс въ темпомъ, въ темныхъ халатахъ подпоясаны кожаными ремнями или поясами темной матеріи, въ большихъ желтыхъ сапогахъ, они рзко отличаются отъ разнаряженныхъ пестрыхъ, какъ попугай, бухарцевъ и полуголыхъ персіянъ. Туркмены расхаживаютъ степенно и важно и, пожалуй, красивы своей силой, мощью и гордымъ независимымъ видомъ. Черты у нихъ чисты, благородны и изящны, лобъ большой, носъ длинный, прямой, черная бородка, а главное осанка. Вотъ они аристократы степей. Такъ и видно, что это люди свободы. Ширь степей была матерью туркмена, буйный втеръ его отецъ-батюшка, вьюга да мятель его баюкала, качала, псенку ему попвала, крестили его мечемъ да кровью, ночка темная ему подругой врною была въ его набгахъ удалыхъ….
А какъ держать себя умютъ эти сыны свободы! Вотъ идетъ старый туркменъ, можетъ многое ему въ диковинку, а посмотрите: лицо его ничего не выражаетъ, не прочтешь на немъ ни радости, ни горя, ни удивленья, онъ даже не глядитъ въ сторону пассажировъ, а публики для него точно и не существуетъ, обратно — мы таращимъ на него глаза, какъ дикари изъ Австраліи. Онъ немного закинетъ голову назадъ и спокойно прогуливается, будто и не замчая этого любопытства. Это истый король, король непризнанный нами, по сознающій свое величіе. Да и чмъ онъ не король? можетъ быть, родъ его ведется столтія, своимъ стадамъ онъ счету не знаетъ, земли да, вотъ эта вся земля, что видишь ты передъ глазами! Онъ спокоенъ, онъ не знакомъ съ мелочами нашей жизни, онъ баринъ, онъ выше дрязгъ и матеріальныхъ работъ. Зачмъ онъ будетъ безпокоиться, о чемъ хлопотать, интриговать, кому кланяться! о, онъ даже презираетъ насъ, жадныхъ. мелочныхъ, суетливыхъ, жалкихъ, бездомныхъ, безпріютныхъ! А пришелъ въ его кибитку — гостемъ будешь! Живи: шь, пей и не уходи! Онъ окажетъ теб полное гостепріимство. Живи, будь другомъ, будь хозяиномъ, все, все къ твоимъ услугамъ!
Онъ можетъ цлый полкъ такихъ накормить, а завтра и забудетъ объ этомъ…
Да онъ никогда не былъ рабомъ и только подавно пересталъ имть рабовъ…
Не даромъ же сложилась поговорка: ‘Туркменъ не нуждается ни въ тни дерева, ни въ сни власти’. Свобода! вотъ девизъ — и до сихъ поръ онъ воленъ въ своихъ степяхъ. А бухарцы про туркменъ говорятъ такъ: ‘Текинцы продали бы въ невольники самаго пророка Магомета, попадись только онъ имъ въ руки!’
— Геокъ-Тепе! Буфетъ! поздъ стоитъ двадцать минутъ…
Господи, какъ бы не опоздать! бросаемся вс, сломя голову… толпимся у ступенекъ, а тутъ еще какъ на грхъ вагонъ остановился дальше платформы, пришлось прыгать въ песокъ, но что за бда — бжимъ въ перегонку… Жара!… хоть и октябрь. Впереди раззореныя стны крпости, братскія могилки кавказскихъ стрлковъ, туркменскихъ, ташкентскихъ казаковъ и другихъ воиновъ. Зданіе похожее на церковь. Около зданія сады Петрусевича — память убитому генералу, у крыльца старыя текинскія пушки англійскаго издлья и два чугунныхъ зембурека… Смиренно преклонили свои дула эти когда-то грозныя орудія… Такъ левъ усмиренный припадаетъ головой къ ногамъ своей укротительницы…
Вошли, или врне — вбжали въ большую комнату. Народъ толпится… и туркмены тутъ… Васъ поражаютъ дв фигуры въ человческій ростъ, одна противъ другой, они готовы броситься одинъ на другого, лица свирпы: туркменъ занесъ надъ головой русскаго кривую саблю — русскій готовъ проколоть врага штыкомъ!.. Толпы солдатъ и туркменъ стоять разиня рты… По мимо! нтъ времени стоять… Глаза приковываютъ дв зврскія фигуры! Жутко… теперь также тамъ въ далекой Манчжуріи нашъ солдатикъ глазъ на глазъ съ коварнымъ японцемъ… Мимо! мимо! не трави свое сердце… Еще опознаешь… На стнахъ надъ столомъ портреты монарховъ и всхъ главныхъ лицъ, участниковъ похода. Подъ ними на красномъ стол всякое туркменское оружіе. На другихъ двухъ стнахъ дв громадныя картины одна противъ другой. Одна картина Сверчкова — портретъ генерала Скобелева на кон, а другая баталиста Руба, ‘штурмъ Геокъ-Тепе’. Слдующая комната вся завшена и заставлена оружіемъ того времени, какъ нашимъ такъ и текинскимъ, тамъ-же небольшая библіотека книгъ, гд, конечно, главное мсто должны занимать замтки генерала Скобелева, о поход противъ туркменъ, гд онъ такъ хвалить храбраго, но честнаго врага. Въ послдней маленькой комнат на стн карты и планы испещренные рукой Скобелева, его помтками, планы взятія крпостей, но которымъ онъ ‘учился’ военному искусству. Хотлось бы прочитать, что писалъ этотъ геніальный полководецъ на планахъ тхъ крпостей, которыя ему дали знанія, какъ взять Геокъ-Тепе, да ужъ надо бжать — поздъ не ждетъ! Купили открытки, бжимъ по песку, ноги вязнутъ… третій звонокъ! мы въ вагон… поздъ тронулся… Прощай, Геокъ-Тепе! Смотримъ издали. Такъ это-то крпость, груда глины — и что тутъ было завоевывать! На это говорятъ, что глина спечется — тотъ же камень, да и толщина стны была колоссальна. Длина стны 4 версты, ровъ въ сажень глубины и 2 или 3 сажени ширины, затмъ валъ три сажени высоты, ширина вала внизу 5 саженъ, а вверху 4 сажени. Внутри крпости уцллъ еще холмъ ‘Денгиль’. Здсь горсть храбрецовъ отчаянно защищалась изъ послднихъ силъ, мстя за жизнь товарищей… Геокъ-Тепе утонулъ въ зелени акацій… далеко видны его сады… Прощай. Геокъ-Тепе! Теперь мы будемъ здить черезъ Ташкентъ, Оренбургъ и число твоихъ постителей уменьшится. Да вотъ тутъ когда-то теперешній мученикъ, генералъ Куропаткинъ, будучи еще молодымъ полковникомъ уже оказали услуги Россіи и вотъ еще разъ пришлось ему съ оружіемъ въ рукахъ идти на родину, да только врагъ-то оказался другой и лютый, и кровожадный, и сильный…
Жара… и какъ это они могутъ быть въ ватныхъ халатахъ и бараньихъ папахахъ! Впрочемъ, вдь это для нихъ уже осень, что-же было лтомъ?! воображаю!… Дождей и не жди въ теченіе лта. Подъ жгучими лучами солнца туркменъ ждетъ спасительницы воды. Источникомъ права на землю является у туркменъ владніе водою, которая можетъ составлять или общественную или частную собственность Въ составъ первой входятъ вс воды открытыхъ источниковъ и ручьевъ, а ко второй принадлежать воды искуственно извлекаемыя изъ ндръ земли или проводимыя на частныя средства. Поэтому-то туркмены покупаютъ или продаютъ, арендуютъ или закладываютъ воду источника или пай воды… Ссоры, дуэли, поединки, драки и даже убійства происходятъ изъ за воды. Условія орошенія: раздленіе воды въ ркахъ и арыкахъ между аулами, распредленіе очереди поливки — вотъ что составляетъ вопросъ у туркменъ. Туркменъ правдивъ, честенъ, но воду иногда соблазнится украсть, но за такую кражу его постигнетъ самосудъ, и тогда берегись… На основаніи ‘адата’, то есть обычнаго права, всякій семейный туркменъ иметъ право на пай воды. Если онъ не желаетъ пользоваться, онъ уступаетъ родственникамъ или сдаетъ въ аренду изъ доли урожая, и арендаторъ долженъ хранить и беречь арыки, чистить, углублять или запружать по мр надобности.
Земли туркменъ длятся на частныя ‘мюльковыя’ и общественныя ‘санашикъ’, а т въ свою очередь длятся на ‘окъ’ и ‘гекъ’ Первыя предназначены для высшихъ культуръ и поливаются только весной, вторыя для хлопка джугары и кунжута. Эти растенія сютъ въ ма и поливаютъ до осени. Если направленіе водъ мняется, то населеніе перекачевываетъ, и въ новыхъ мстахъ начинаетъ сять. Да и что стоитъ туркмену собраться? уложилъ на верблюда кибитку, привязалъ котелъ и треножникъ-и маршъ!… Обработываютъ землю какъ попало, заростаетъ она камышемъ и колючкой, но и то всего вдоволь, потому что степь широка, далека, тутъ заглохло, тамъ посялъ, гд-нибудь да уродится…
Женщина — главная работница у туркменъ, она и работаетъ, она юрту складываетъ и скотъ кормитъ и кобылицъ и другихъ самокъ поитъ… Надоила молока, тутъ и ослячье, тутъ и верблюжье, и коровье, и лошадиное, и козье — все слила въ одинъ котелъ, а котелъ этотъ отродясь не мытъ, да и на что его мыть? все равно втромъ туда въ молоко нанесетъ изъ степи разной дряни — отстоится на дн, а сверху чисто будетъ!… Вообще туркмены, какъ и всякіе степняки, о чистот слабо освдомлены. Воображаю себ сколько блохъ въ кошмахъ юртъ и сколько вшей въ мху халатовъ и въ складкахъ ваты?!… Зимой надъ костромъ потрясти — он посыпятся въ огонь, да и затрещатъ, да и лтомъ это можно съ успхомъ продлать! Животныхъ своихъ они любятъ, особенно лошадь и собаку. Съ ними разговариваютъ. Одина’ туркменъ далеко куда-то здилъ и не могъ взять съ собой свою любимую собаку, а когда вернулся и она бросилась къ нему отъ радости, онъ сказалъ: ‘Прости другъ, что я тебя на долго покидалъ, но я не могъ взять тебя съ собою’…

В. Губаревичъ.

‘Байкалъ’, No 15, 1905

За Каспіемъ!

(Письма съ дороги)

Мн казалось всю дорогу, что вс эти мусульмане, безъ различія культа и отношеній къ Россіи, даже вс азіаты, индусы-огнепоклонники, и вс вообще черномазые смотрятъ на насъ другими, новыми глазами… Они толпились на вокзалахъ, шмыгали по вагонамъ, галдли на площадкахъ, что-то лопотали на непонятномъ язык, но ужъ не ютились, какъ прежде, въ уголкахъ, не уступали почтительно дорогу,— нтъ: они ведутъ себя нахально, всюду лзутъ, толкаются, а главное ихъ глаза… Увы это не т глаза, полные суеврнаго благоговнія, а глаза разочарованія и… даже насмшки. Они думали, что русское оружіе заколдовано, но, очевидно, чары спали… Кумиръ поверженъ… Онъ проситъ состраданія, онъ молитъ о пожертвованіяхъ. ‘Такъ, на, возьми ихъ. Конечно, для насъ ты все еще сила, но тайна сброшена, завса спала. Кумиръ упалъ и теперь оказалось, что это не божество, а просто глиняный великанъ’, вотъ что говорятъ эти глаза. Завса спала и глазамъ азіата представилось… ‘Есть вдомостей — телеграммъ!’ кричитъ маленькій мальчикъ. Мн не ловко… у всхъ этихъ черномазыхъ улыбка, они знаетъ содержаніе депешъ… Гд та самоувренность, гд то спокойствіе? Я опускаю свои глаза, я отворачиваюсь отъ авганца, вошедшаго въ вагонъ: мн передъ нимъ стыдно. У него ‘телеграммы’ въ рукахъ… Онъ спокоенъ, степененъ и даже важенъ. Да что же это, давно-ли это было, я съ безцеремонностью властелина разглядывала бы того ‘азіача’, а теперь, украдкой взглянувъ на него, я отворачиваюсь къ окну.
Онъ красавецъ, онъ вжливъ, его глаза строгіе, умные, весь въ бломъ, голову держитъ высоко, движенія медленны… Со мной рядомъ старушка, мать чиновника. Она съ негодованіемъ смотритъ на вторженіе авганца.— Вотъ, матушка, времена какіе настали, всякая, можно сказать, нечисть и та телеграммы читаетъ, ну будь я начальство, запретила-бы эти телеграммы печатать, ну пусть тамъ Генераламъ, полковникамъ выдаютъ, а прочили’ всмъ-это одинъ вредъ: ну что онъ смыслитъ, онъ и по русски-то не понимаетъ’.— Она мотнула на него головой. Нешаверенъ повернулся къ намъ, зубы его блеснули, какъ лезвіе кинжала. Онъ почтительнйше поклонился ей, приложивъ руку къ сердцу, и сказалъ, увы, на чистомъ русскомъ язык. ‘Вы ошибаетесь, сударыня, я знаю языкъ, теперь много богатыхъ купцовъ учится по русски и по англійски. Эти языки намъ необходимы’! Да, онъ правъ. Мы помолчали. Какое-то недоброжелательство смутило мн сердце… Онъ заговорилъ первый:—‘Плохія все извстія. Трудно Россіи справиться съ Японіей. Это совсмъ такъ. какъ Англія съ бурами…’
Неловкость, недоброжелательство, все, исчезло, онъ устранилъ ихъ.— Англія не перестала быть великой державой оттого, что имла столько досады отъ буровъ, но… но вдь она смирила ихъ въ конц то концовь….
Я подняла на него благодарный взоръ. Его строгіе глаза, казалось, говорили:— Вдь я же не виноватъ, что Россія преслдуютъ неудачи. Сердишься на меня? Но, добавилъ онъ вслухъ, мы вс ждемъ, чтобы поскорй дла устроились къ лучшему, и наша торговля опять пошла-бы успшно, война страшно мшаетъ, мы терпимъ неслыханные убытки?..
— А вы уврены, что дла устроятся къ лучшему…
— Въ этомъ не можетъ быть сомннія, вотъ Куропаткинъ соберетъ достаточно войскъ и тогда все ршится въ нсколько пріемовъ. Очень ждемъ. Очень намъ надо побду. совсмъ раззорились…
Я смотрю ему прямо въ глаза. Онъ отвчаетъ спокойнымъ взглядомъ. Я не вижу въ глубин его глазъ ни искорки злорадства или насмшки.— Конечно, это кризисъ временный, только-бы переждать, только бы перетерпть, но многіе не выдерживаютъ…
— Такъ вы не сомнваетесь въ побд?
— О нтъ, это вопросъ времени…
— Вс-ли авганцы и пешаверцы такъ думаютъ о нашей войн?
— Вс, да иначе и смотрть не возможно. Россія могущественная страна, конечно, Англія сильна флотомъ, но и Россія очень великая страна…
— Скажите, какъ, вообще, смотрятъ ваши соотечественники, главное, простой народъ, на Россію и Англію?
— Населеніе? Трудно сказать, да и это вопросъ очень щекотливый, а я вотъ лучше разскажу вамъ легенду и видно будетъ, какъ наши относятся къ Россіи. Впрочемъ, я слышалъ эту легенду не лома, а въ кочевьи авганскихъ туркменъ,— эти боле на сторон русскихъ. Я шелъ съ караваномъ между Керки и Пенде. Остановился въ аул… былъ нашъ новый годъ… Идти дальше было гршно… надо было ждать. Я быль приглашенъ на праздникъ, и тутъ услыхалъ я это сказаніе, его плъ уличный пвецъ…
Надо вамъ сказать, что эти люди вс очень чтутъ Искандера. По вашему Александръ Македонскій. Ему посвящены псни и сказанія и это сказаніе тоже начинается о немъ. Сказаніе гласитъ такъ:
Въ далекія времена, когда еще Богъ любилъ людей и давалъ имъ пророковъ, святыхъ мужей и богатырей, въ т времена, когда люди были богаты и слава оружія цнилась выше мшка съ деньгами, тогда жилъ на земл царь богатырь, всмъ богатырямъ богатырь и звали его Искандеръ наша. Онъ былъ посланъ Богомъ, что бы составить могущественное всемірное царство, царство Искандера, и, правда, не было этому царству равнаго…
Велика сила Аллаха и великъ былъ богатырь его Искандеръ наша. Все кругомъ, на тысячи верстъ было подвластно ему: куда ни кинь глазомъ, все его. Да будетъ воля Аллаха, онъ благословилъ оружіе Искандера… Но вотъ настало время, когда все кругомъ было завоевано, покорять было нечего и некого, и Господь послалъ Искандеру старость, а съ нею вмст и великую мудрость… Онъ устроилъ все такъ въ своемъ государств, что всмъ жилось хорошо и счастливо, а законы были такіе, что люди были довольны, богаты и веселы. И жалко стало Искандеру покидать свое великое царство, боялся онъ, что бы какой-нибудь врагъ неожиданно не напалъ, чтобы дикіе зври не терзали жертвъ, чтобы ужасные дикари свера не безпокоили его мирныхъ и добрыхъ гражданъ и восплакался онъ Аллаху. Тогда Аллахъ веллъ ему построить серебряную стну и тмъ оградить свое государство… Искандеръ построилъ. Построилъ такую высокую, такую широкую стну, что никто и ничто не угрожало его подданнымъ, и Александръ успокоился.
Увы, онъ почувствовалъ приближеніе смерти, и сталъ онъ спокойно готовиться, сталъ каяться въ грхахъ, молиться! И вотъ однажды во время молитвы пришелъ къ нему ангелъ, посланецъ Аллаха, онъ положилъ ему руку на плечо и сказалъ.
— Искандеръ, это еще не все, ты еще не умрешь сейчасъ, такъ какъ дло твое на земл еще не окончено. Ты оградилъ страну стной, ты заперъ своихъ подданныхъ, и они могутъ остаться въ томъ же положеніи. Сосдніе народы будутъ идти впередъ, будутъ изобртать, придумывать все новое, и они станутъ великими, а твой народъ станетъ отсталыми дикарями, и тогда никакія стны не спасутъ ихъ, а потому молись, и Богъ пошлетъ теб провидніе будущаго… Ты откроешь своему народу все впередъ, что понадобится ему въ будущемъ… Искандеръ упалъ ницъ и молился долго и ничего не лъ и не пилъ.
И вотъ Господь послалъ ему этотъ, даръ знать будущее. И Искандеръ взялъ кисть и краску и пошелъ къ стн и сталъ писать. Аллахъ вкладывалъ въ его мысли нужныя? мысли и картины и великій наша нарисовалъ все по порядку, что было потомъ изобртено и придумано людьми Европы съ такимъ трудомъ, съ такими жертвами… Вс открытія и изобртенія шли по порядку: и паровозы, и пароходы, и пушки, и ружья, все, все онъ нарисовалъ,., и когда рука его ослабвала, онъ восклицалъ:— ‘Помоги мн, Господи, я слабю, смерть не хочетъ ждать, я рабъ, я безсиленъ!’ и ангелъ леталъ и поддерживалъ его руку, а когда онъ готовъ былъ упасть отъ голоду, онъ восклицалъ: ‘Господи, я человкъ, мн надо сть, что бы подкрпить мои силы!’ И птицы небесныя слетали и приносили ему плоды и фрукты. Такъ не прекращалъ онъ свою работу, покуда не окончилъ все…
Онъ уснулъ и Богъ унесъ его къ себ.
Дьяволъ видлъ все это и дикой завистью переполнилось его черное сердце. Онъ корчился отъ злости, и когда ангелъ и святой мужъ удалились, онъ принесъ англичанина и показалъ ему рисунки.
Англичанинъ долго глядлъ и сказалъ: ‘іесъ!’ Англичане тогда были подвластны ‘Акъ-паш’, Блому царю, и жили за морями, за. горами, въ снгахъ свера… Англичане пали въ ноги Блому царю и сказали ему.
— О, государь, не вели казнить, вели слово молвить.
Блый царь позволилъ имъ говорить, и они все разсказали ему, они совтовали ему воспользоваться этими рисунками…
Блый царь послалъ ихъ на мсто, веллъ срисовать, и ему привезти, а англичане просили съ него за труды большой скалистый островъ въ мор-океан.
Посмялся блый царь и общалъ имъ островъ въ мор-океан.
Но англичане всегда были коварны, и потому они сняли рисунки для Благо царя все то, что похуже, а что получше оставили себ, и умолчали, и также поступали они съ чертежами оружія: первыя изобртенія отдавали блому царю, а вторыя, усовершенствованныя, оставляли себ. Сослуживъ службу царскую, они поселились на остров и стали жить припваючи и появились у нихъ и корабли, и крпости, и пароходы, и пушки…
Стали они богатть и множиться, и сдлалось имъ тсно и прогналъ ихъ король англійскій и сказалъ: ‘идите въ Индію: тамъ мста много, страна богатая, вы съумете изъ нея сокъ повыжать.’ Вотъ они и пошли. Пришли къ индійскому царю скромненько и попросились построить нсколько хатокъ на пустопорожнемъ мст. Построили и зажили, стали крпости строить, пушки разныя выписывать, своихъ друзей вызывать, землю индійскую заполонять.
Спохватился индійскій царь, да поздно и по сейчасъ они по всей земл власть распространили и льютъ кровь… И ничего съ ними сейчасъ подлать невозможно, такъ какъ рисункамъ Искандера еще не пришелъ конецъ, и они все новое и новое открываютъ и хитрости ихъ не скоро дождаться конца…
Такъ вотъ въ чемъ дло. И пробовала улыбнуться, по индусъ поглядлъ на меня такими печальными глазами, что улыбка сбжала съ моего лица. Бдный! онъ вспомнилъ свою далекую, дорогую и несчастную родину, которую этотъ страшный паукъ высасываетъ безъ жалости… Поздъ остановился. Индусъ пожалъ намъ руки и вышелъ… Вокзалъ кишлъ черномазой толпой. Все веселыя лица, веселый разговоръ. Да, подъ нашей властью всмъ этимъ мусульманамъ живется очень не дурно….

В. Губаревичъ.

‘Байкалъ’, No 30, 1905

За Каспіемъ.

Вотъ и полпути, а собственно, гд же города? Все станціи. Мервъ да Асхабадъ въ области важнйшіе города. Мервъ основанъ въ 1884 г., когда жители оазиса мирно сдались русскимъ, видли они всю тщетность борьбы, не захотлось имъ даромъ кровь проливать. Городъ расположенъ по обимъ сторонамъ рки Мургаба. По правому берегу торговый городъ, по лвому административно-военная часть города. Населеніе около 9000 человкъ. Вообще вс эти желзнодорожные городки плохо растутъ и мало населены.
Рка Мургабъ вытекаетъ изъ Афганистана, по русскимъ владніямъ она пробгаетъ 8506 в. Ширина у плотины Каушутъ-ханъ-бентъ достигаетъ до 23 саж., подъ Мервомъ значительно уже около 12 саж. Рка до крайности капризна. Въ нсколькихъ десяткахъ верстъ отъ Мерва находится Государево имніе. Для урегулированія орошенія построена знаменитая плотина Султанъ-Бентъ! Знаменита она тмъ, что аккуратно каждый годъ прорывалась. Стараются люди, деньги тратятъ, судятъ, рядятъ, думаютъ, строятъ, мучаются, построютъ — успокоятся, на вотъ пришла весна: зоветъ къ себ Мургабъ на помощь ручейки и потоки горные, солнышко гретъ, снжокъ таетъ, потоки спшатъ, мчатся къ Мургабу, и тотъ съ удесятеренной силой бросается на сооруженіе рукъ человческихъ и все уносить все губитъ эта стихійная сила, разливается и засыпаетъ камнями, затягиваетъ пескомъ, огромныя пространства… Иногда, какъ напримръ въ 1903 году такъ расшалилась эта рчка, что угрожала и Мервъ унести…
Государево имніе учреждено съ 1887 года, что бы вновь оживить нкогда цвтущій оазисъ-теперь заглохшій. Въ составъ имнія словами Высочайшаго указа включены: ‘вс впуст ле жащія земли По теченію р. Мургаба, на которыя по сооруженіи плотины извстной подъ названіемъ Султанъ-бентъ, возможно распространить орошеніе безъ ущерба однако же для прочихъ уже орошаемыхъ водами этой рки частей мервскаго оазиса’. Въ настоящее время имніе занимаетъ свыше 100000 десятинъ. Разбросаны хутора, заселено преимущественно ‘таранчами’ изъ Семирчья. Есть цлый городокъ, гд живетъ администрація и служащіе, тутъ и виноградные сады, рощи миндальныя, огороды. Сютъ хлопокъ и пшеницу.
Изъ Мерва идетъ небольшая втвь на ‘Кушку’, назыв. Мургабская ж. д. втвь. Построена въ 1900 г. со стратегическою цлью. Длина втви 293 версты, идетъ на юго-востокъ по лвому берегу рки Мургаба, постепенно повышаясь надъ уровнемъ моря, сначало 116 с., а потомъ у станціи Кушка доходитъ до 303 с. надъ уровнемъ моря…
Съ правой стороны необозримые Кара-кумы — это ужасные пески, въ нихъ нтъ спасенія, нтъ надежды. А между тмъ есть же памятники былой жизни, но никто ничего не знаетъ о нихъ. Сколько преданій погребено этими песками! Никому неизвстныя ‘калы’ — крпости попадаются по дорог, кто строилъ ихъ когда? Гд эти люди? Что видли они, эти ‘черные пески’, молчатъ пески — нтъ этихъ людей. Какія тайны унесли они съ собою вмст въ могилу.
Между этими развалинами есть и развалины ‘стараго Мерва’… Когда видишь эти развалины, глубокое волненіе овладваетъ тобою: вотъ онъ, вотъ городъ на которомъ слды минувшихъ вковъ. Многострадательный городъ. Стоятъ безмолвныя развалины, не отгадать вамъ всхъ тайнъ, что носятся надъ этими грудами обломковъ. Луна заглянетъ: черныя тни смшаются съ тнями прошлаго и жутко, и тихо… Послушай! Здсь камни вопіютъ объ ужасахъ прошлаго. Это не груды безформенныхъ массъ это окаменлая исторія. Сколько разъ его — этотъ городъ разрушали, но жизнь шла своей дорогой, года проходили и снова оживалъ городъ и снова все цвло и процвтало. Теперь не воспрянетъ больше этотъ ‘старый Мервъ’: дерево срублено, на его старомъ пн молодые побги, но мн всегда жаль стараго!. Постой! Что же говорятъ камни?— Они говорятъ что судьба этого города замчательна. Между Ираномъ и Тураномъ богатый и цвтущій, онъ былъ стремленіемъ каждаго завоевателя. Побдивъ и конечно, разрушивъ почти всегда, побдитель строилъ около крпость, по близости образовывалось поселеніе. Побдитель начиналъ мирно править, жители возвращались, возобновляли разрушенныя жилища и все опять цвло и зеленло. Образовалась въ конц концовъ масса городищъ и теперь это громадныя развалины занимающія обширнйшую площадь.
Въ древнихъ книгахъ Персовъ, за 2500 лтъ до P. X. Мервъ считался третьимъ городомъ міра, посл Балха и Герата. Ормуздъ, Богъ персовъ, создалъ земной рай и это былъ Мервъ. Всякъ живъ стремился туда! Начиная съ ассирійскаго царя Нина, персидскаго царя Кира-Мервъ переходилъ изъ рукъ въ руки. Владлъ имъ и Александръ Македонскій, оставивъ по себ городище ‘Искандеръ — калу’ и несторіане во глав съ епископомъ, оставивъ по себ городище подъ названіемъ *Гяурсъ-Кала’. Наконецъ въ X вк арабы.
Владлъ имъ и сказочный Гарунъ Аль-Рашидъ, аббисинскій государь и сынъ его Мамунъ. Наконецъ въ XII вк имъ завладли узбеки. Много разъ онъ процвталъ и разрушался, но апогея своей славы достигъ онъ только при Сельджукидахъ, династіи просвященныхъ владыкъ, особенно при султан санджар. Его постройки, досел еще сохранились и говорятъ и о могуществ, и слав своихъ строителей. Напримръ мечеть ‘Султанъ Санджаръ’ въ городищ ‘Султанъ-Санджаръ Ханъ-Кала’. Тутъ и покоится тло этого султана, поистин замчательнаго. Онъ построилъ знаменитую плотину ‘Султанъ-Бентъ’,— плотину не побоявшуюся вковъ.
Намъ неизвстенъ секретъ старыхъ построекъ, да и неловко какъ то брать уроки у некультурныхъ азіатовъ, тогда какъ современная наука строительнаго исскуства, пошла теперь такъ далеко, но какъ бы то ни было… а плотина эта стоила дешево и держалась вка, отъ этой плотины зависло орошеніе стараго Мерва, построилъ ее знаменитый султанъ въ XII вк по P. X., а разрушена она въ XVIII вк и никто ужъ не могъ возстановить ее и рукъ такого количества не было, да и не знали какъ. Простояла же она шесть вковъ, попросту — безъ затй строена, а теперь не могутъ и на одинъ годъ укрпить…
Приходили враги, прорывали плотину, городъ, оставшись безъ воды, сдавался и снова плотину исправляли, ни смтъ, никакихъ плановъ не надо было, ни комиссій, ни изысканій. Арабскій географъ Якутъ, пробывши въ Мервсъ 1216 по 1219 годъ не можетъ нахвалиться городомъ: его роскошью, его библіотеками съ древнйшими книгами, его удивительными учеными и его благочестіемъ, а въ 1219 году Мервъ уже былъ разрушенъ Тули-ханомъ ужаснымъ варваромъ съ полчищами монголовъ, Тули-ханомъ, сыномъ ‘бича народовъ’ Чингизъ-хана.
При этомъ разрушеніи погибло все какъ при изверженіи вулкана и 1300000 жителей. Долго городъ лежалъ въ развалинахъ. Только въ XV вк при Шахрах сын Тамерлана Мервъ снова возродился къ прежнему величію. Такъ благоденствовалъ онъ до XVIII вка.Тутъ началась предсмертная агонія этого многострадальнаго города. Владли имъ и узбеки, и персы, и бухарцы, и хивинцы, и Афганистанъ, кровь лилась, жители не успвали посять, какъ полчища враговъ все затаптывали. Мервъ переходилъ изъ рукъ въ руки, иногда даже былъ самостоятеленъ и не смотря на такую бурю бдъ къ концу XVIII вка онъ было оправился, но пришли бухарцы и окончательно добили жителей разрушили плотину, буквально не оставили камня на камн и сдлали Мервъ мстомъ ссылки своихъ преступниковъ. Мсто это называлось Байрамъ-Али, жалкое городище Байрамъ-Али-ханъ-кала. Когда по Азіи пронеся слухъ о русскихъ, то мервцы построили противъ русскихъ крпость въ 1873 г. Каушутъ ханъ-кала.
Сейчасъ Мервъ обыкновенный русскій военный городокъ съ вокзальною жизнью, ‘фаэтонами’, армянскими магазинами и ‘казенными учрежденіями’.
Но теперь Мервъ тоже славится — славится онъ злйшими лихорадками… Маляріей, самой ужасной формой ея, формой желудочной, которая навсегда портитъ кишки, перерождаетъ селезенку, лихорадкой ‘желтой’, которая убиваетъ печень, тифозной, сопровождающейся конвульсіями и. т. д. и наконецъ, ‘трясучкой’, самой легкой формой лихорадки. Я говорю языкомъ народнымъ, съ точки зрнія медицины это какъ нибудь иначе надо выразить, но какъ ни выражай, а только люди тамъ, начиная съ апрля и до сентября, мрутъ какъ мухи посл отравы, особенно солдатики и дти. Единственное спасеніе — бжать куда глаза глядятъ, а иначе нтъ возможности избжать злой участи, самъ покойный консулъ ‘Бухары’ вывезъ оттуда ‘желтую’ лихорадку, не могъ отдлаться и умеръ. ‘Попалъ ты въ Мерву, не быть теб живу. ‘Дти’, вывезенныя оттуда, остаются калками на всю жизнь. Я сама знаю двочку, у которой катаръ кишекъ и перерожденіе печени, а ей всего 11 лтъ… Солдатики — какъ уцлютъ, выходятъ изъ Мерва, похожи на мертвецовъ и долго немогутъ оправиться у себя на родин. По статистик, каждый житель заболваетъ два раза въ годъ маляріей, то есть бурными проявленіями съ жаромъ въ 40о, а все остальное время ‘она’ въ немъ сидитъ и незамтно его стъ и точитъ. Разыгривается она въ жары лтомъ, весной при поливк клевера и осенью, когда поспваетъ джугара, которую тоже надо обильно поливать, и вода стоитъ и гніетъ.
Вообще надо сказать, что немного городовъ по Закаспійскоу желзной дорог, но каждый иметъ свой особый признакъ Мервъ — лихорадки, Асхабадъ — пендинку, Бухара — риштру…

В. Губаревичъ.

‘Байкалъ’, No 48, 1905

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека