За качество художественного оформления книги, Селивановский Алексей Павлович, Год: 1933

Время на прочтение: 6 минут(ы)

А. Селивановский

ЗА КАЧЕСТВО ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОФОРМЛЕНИЯ КНИГИ

ХУДОЖНИК — САМ ПО СЕБЕ, А ПИСАТЕЛЬ — САМ ПО СЕБЕ…

Только хорошо написанную и хорошо поданную книгу мы можем назвать хорошей книгой. Эта простая истина не так давно была предана забвению в издательствах художественной литературы. Средняя книга, выпущенная ГИХЛ, ‘Федерацией’ или МТП еще год или полтора назад, поражала серостью и безвкусицей художественного оформления и вопиющими техническими недостатками (печать, корректура, брошировка, бумага и др.)
За последнее время в ‘Федерации’ (теперь ‘Советская литература’) и в ГИХЛ наметился значительный перелом в оформлении книги. При этом речь идет не только о специальных изданиях, но и о всей массе издательской продукции. Однако качество издательской работы еще не поднялось на ту высоту, какой заслуживает советская художественная книга.

0x01 graphic

Участок борьбы за качественные показатели в издательствах художественной литературы остается не вполне благополучным. Речь идет в данном случае не о литературном тексте. Мы хотим рассмотреть здесь — на примере издательства ‘Советская литература’ — вопросы художественного оформления книги, поставив на конкретных примерах вопросы производственного сотрудничества писателя и художника {Мы оставляем, таким образом, в стороне вопросы технического оформления книги, но и здесь—не малочисленны случаи прорывов.}.
За последнее полугодие ‘Советская литература’ стала первосортным издательством. За редким исключением лучшие новые произведения русских советских писателей изданы и издаются им. Переиздано немало лучших образцов советской литературы за 15 лет.
В настоящее время издательство приступает к изданию произведений писателей народов СССР. В течение первого квартала 1933 года выходят в свет 50 названий русских авторов. Попутно с этим проделана немалая работа по художественному и техническому оформлению книги. Значительные группы художников об’единены вокруг ‘Советской литературы’.
Задача иллюстраций в тексте (равно как и форзаца, рисунка на переплете и супер-обложки) состоит в том, чтобы комментировать текст, давая зримое выражение литературным образам, чтобы в ряде случаев дополнять текст, давая графическую или живописную концовку к нему, чтобы, наконец, подчеркивать наиболее существенные идеи. текста, тем самым проясняя замысел всего произведения. Таким образом, иллюстрация должна стать органическим элементом книги. Никакая другая иллюстрация читателю не нужна.
Что же необходимо для того, чтобы иллюстрация стала неотъемлемой частью книги? Опыт лучших иллюстраторов прошлого, равно как и опыт удач и неудач советской иллюстрации, говорит нам, что для этого требуются всего лишь два условия: 1) подлинное понимание художником идеи произведения и 2) близость стиля писателя и его иллюстратора. Иными словами: Репин не мог бы иллюстрировать ‘Навьи чары’ Сологуба, Врубель не взялся бы за иллюстрирование произведений М. Горького, супрематистам нечего делать с книгами Шолохова, Радимов не пригоден для художественного оформления вещей Олеши.
Но, переглядывая книги, выпущенные ‘Советской литературой’, нельзя не притти к выводу, что в системе их художественного оформления имеются значительные провалы. Художник пришел в издательство тогда, когда оно, перестраивая всю свою работу, перешло к бросовому выпуску продукции. Ломка прежних планов и убыстрение темпов издания (‘Цусима’ Новикова-Прибоя сдана в производство 21 августа, подписана к печати 16 сентября 1932 года. ‘Поднятая целина’ Шолохова сдана в производство 1 ноября, подписана к печати 15 ноября 1932 года и т. д.) не могли не привести к чрезвычайной спешке в работе, художника, к неизбежному в таких случаях снижению качества рисунка, к недостаточно продуманному подбору художников для данных книг. Мы должны учесть эти неизбежно неблагоприятные для . повышения качественных показателей условия. Но все же будет полезно извлечь уроки из этого уже прошедшего периода, тем более, что многие ошибки воспроизводятся и сейчас, когда издательство получило все возможности для перехода от работы рывками к спокойной систематической работе’.
Нельзя отрицать значительных успехов на этом участке. Такова, например, работа художника Д. Кардовского, иллюстрировавшего ‘Петр Первый’ А. Толстого. Если не говорить о некоторой безвкусице супер-обложки, при всей своей пышности сбивающейся на копию обертки шоколада ‘Гала-Петер’, рисунки в тексте отличаются той же реалистической продуманностью замысла, тем же глубоким знакомством со всей обстановкой, бытом и стилем эпохи, что и текст романа. Рисунки художника Штеренберга к ‘Рассказам’ И. Бабеля ценны тем, что в них осуществлено стилевое единство с творчеством писателя. Эти рисунки — не более как виньетки, они по сути являются иллюстративными концовками, не более. Но их нельзя заменить. Их можно воспринять в контексте Бабеля, и только Бабеля.
Бесспорно удачны иллюстрации художников Фаворского к ‘Рассказам’ Б. Пильняка (за исключением неожиданно для Фаворского аляповатой супер-обложки), Г. Берендгофа — к ‘Преступлению Мартына’ В. Бахметьева, Г. Филипповского — к ‘Баррикадам’ Павленко (опять-таки за исключением небрежно эскизной супер-обложки). Т. Зенкевича — к ‘Брускам’ Ф. Панферова, Т. Савицкого — к ‘Железному потоку’ А. Серафимовича и т. д. Удач здесь не мало.
Поговорим о неудачах, которые стали типовыми.
Отметим прежде всего вульгарность многих супер-обложек, доставшуюся нам в числе прочего по наследству от традиций ‘Зифа’. Очевидно, только руководствуясь тем неверным принципом, что супер-обложка должна, своей бульварностью ударить в глаза читателю, художник нередко меняет стиль своего рисунка, переходя от иллюстраций в тексте к супер-обложке. Вот, например, художник К. Истомин, иллюстрировавший ‘Чапаева’ Д. Фурманова. Рисункам тов. Истомина в этой книге вообще свойственен налет примитивного схематизма. Но характерно, что конденсат последнего Истомин перенес в супер-обложку, дав на ней грубый, аляповатый рисунок, этой своей грубостью бросающийся в глаза, но никак не передающий подлинного облика героя фурмановского романа. Или вот перед нами супер-обложка художника Б. Титова к книге В. Катаева ‘Растратчики’. В книгу кроме ‘Растратчиков’ вошли ‘Отец’, ‘Радион Жуков’, наконец, ‘На полях романа’, произведение, непосредственно предшествующее роману ‘Время, вперед!’. В книге собраны произведения, характеризующие творчество В. Катаева прежнего периода. Мы думаем, что романом ‘Время, вперед!’, неплохо иллюстрированным В. Роскиным, открывается новая глава его творчества, но художник делает для супер-обложки намеренно вульгарный рисунок, выделяя из всего сборника первую вещь — ‘Растратчики’, а в ней — выделяя именно то, что приближало сатиру В. Катаева того времени к сатире социально-безыдейной.

0x01 graphic

Но еще хуже получается, когда стиль художника противоречит всему стилю писателя Или когда художник портит, принижает, искажает идею произведения.
Художник Граббе иллюстрировал ‘Последнюю Бухару’ А. Саргиджана. Эго была удачная работа, потому что и ‘Последняя Бухара’ и рисунки к ней совпадали в плане стилизованного ориентализма. Но тот же художник Граббе, дал иллюстрацию к выходящему вскоре отдельным изданием роману Б. Ясенского ‘Человек меняет кожу» Тут дело кончилось неудачей, ибо роман сюжетно реалистичен, а иллюстрации попрежнему остались стилизованно-ориенталистскими. И эта дисгармоничность творческих установок писателя и художника не может не ощущаться — остро, резко, назойливо.
Или вот еще пример, показывающий, как художник затормаживает мысль читателя. ‘Скутаревский’ Л. Леонова иллюстрирован художником К. Юоном. Имя художника говорит само за себя. Но в оформлении ‘Скутаревского’ Юон очень неудачно помог читателю.’ В романе много острых идейных и сюжетных ситуаций и бытовых положении, которые могли бы дать благодарный материал для художника. Но посмотрите на иллюстрации: 1) голый Скутаревский в бане подходит к голому Петрыгину, 2) гости сына Скутаревского за столом, сидя и стоя, пьют, 3) Скутаревский стоит около Жени, 4) гости Петрыгина разговаривают за столом, кушают и пьют, 5) Скутаревский разговаривает с наркомом, похожим навылощенного ад’ютанта, некогда — при даризме — окончившего юнкерскую школу, б) Скутаревский в окружении сотрудников наклонился над чертежами. Все!
Тщетно будете вы искать в юоновском облике Скутаревского его идейно-психологические черты. Во всех позах лицо Скутаревского почти неизменно. Юон выбрал для иллюстраций статические подсобные моменты сюжетной линии романа {По нашим сведениям выбор самих тем для иллюстраций был предложен т. Юону в издательстве.} и статически зарисовал их, кое-что к тому же изобразив явно неверно (нарком!).
Еще один пример: художник Н. Купреянов иллюстрировал роман А. Фадеева ‘Разгром’. Роман этот сам по ребе таков, что иллюстратор его мог бы в случае необходимости ограничиться одними портретными зарисовками персонажей: Левинсона, Бакланова, Морозки, Мечика, потому что весь роман построен на резко индивидуализированных образах. Что же сделал художник? Он решил передать в своих рисунках романтику партизанщины ‘вообще’ и в этих рисунках он намерений обезличил персонажи: у них вместо лиц — пятна туши, либо они вообще повернуты к читателю спиной. Зато морды лошадей выделил художник с большой четкостью.
И последний пример — книга Н. Гарнича ‘Батьке Боженко’. Это — записки 1919 года на Украине о комбриге Таращанской, героическом арсенальском рабочем Боженко. И вот представьте себе супер-обложку: едет старомодный фаэтон, и в фаэтоне развалился дюжий человек, смахивающий не то на помещика, не то на станового.
Здесь, как и в серии удач, примеры можно было бы множить и множить.
В феврале 1933 года в клубе художников состоялась первая встреча писателей с художниками. Писателей было всего пять человек, да и художников было не так много. Самое же важное заключалось в том, что беседа проходила в плане самых общих замечаний и пожеланий, без упора на конкретные факты. А в них-то и суть.
Художественное оформлений книги — дело огромной культурной важности. Его не поднять без совместных усилий писателей, художников, печати. Его не поднять без усилий всего издательского аппарата, без совместной выработки предварительного художественно-технического паспорта книги с участием писателя, художника, производственника.
Разве у нас мало высокоценных художников?
Разве, у нас мало среди них художественных индивидуальностей? Разве у нас мало технико-типографских возможностей? ‘Советская литература’, а за нею и ГИХЛ, начали большое дело. Нужно его продолжать более умело и. квалифицированно, чем это было до сих пор.
Есть произведения, есть художественные силы, и ничто об’ективно не мешает созданию высокой по качеству книги, ценной не только текстом, но и всем оформлением ее.
Значит, гвоздь вопроса — в плане и в производственной заинтересованности в этом плане и художника, и писателя, и издательского работника.

‘Литературная газета’, No 15, 1933

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека