Луиза Олкотт
Луиза Олкотт
Юность Розы
Юность Розы
Глава I
Возвращение домой
Глава I
Возвращение домой
Глава II
Новые лица старых друзей
Глава II
Новые лица старых друзей
Юность Розы, Олкотт Луиза, Год: 1876
Время на прочтение: 258 минут(ы)
Однажды в ясный октябрьский день трое молодых людей стояли на набережной и с нетерпением ожидали прибытия парохода. Чтобы скрасить время, они оживленно возились с мальчишкой, который, словно блуждающий огонек, мелькал среди встречающих.
— Это Кэмпбеллы, дожидаются двоюродную сестру, которая вот уж несколько лет путешествует со своим дядей, доктором, — шепнула одна леди другой, когда мимо, приподняв шляпу и поклонившись, проходил самый красивый из молодых людей. Он тащил за собой мальчишку, которого только что спас от падения с причала.
— А это кто? — поинтересовалась ее собеседница.
— Это Чарли, его называют Принц. Красивый малый, на него в семье возлагают самые большие надежды. Правда, говорят, он несколько легкомыслен, — ответила первая, покачав головой.
— А остальные — его братья?
— Двоюродные. Старший — Арчи, достойный молодой человек! Он недавно начал заниматься торговыми делами со своим дядей и обещает сделать честь своей семье. Тот, что в очках и без перчаток — Мэк. Он какой-то чудак, недавно кончил курс в колледже.
— А мальчик?
— О, это Джеми, младший брат Арчи, баловень всей семьи. Помилуй Бог, вот уж за кем нужен глаз да глаз!
На этом разговор дам внезапно оборвался, поскольку к тому моменту, как Джеми выловили из бочки, в гавань вошел пароход и все прочее было забыто. Когда он медленно разворачивался у причала, с берега раздался мальчишеский голос:
— Вон она! Я вижу дядю, ее и Фиби! Ура! Кузина Роза!
Джеми трижды прокричал свое приветствие, стоя прямо на парапете и размахивая руками, как ветряная мельница, между тем как брат придерживал его за куртку.
Да, действительно, дядя Алек с воодушевлением размахивал шляпой, с одной стороны улыбалась и кивала Фиби, а с другой — Роза без конца посылала воздушные поцелуи, услышав родной голос и увидев знакомые лица, приветствовавшие ее возвращение на родину.
— Ах, дорогая!.. Она стала еще милее, чем раньше! Посмотрите, она настоящая Мадонна — в голубом плаще, с развевающимися по ветру белокурыми волосами! — восторженно кричал Чарли, жадно вглядываясь в стоящих на палубе.
— Ну, Мадонны таких шляп не носят. Роза мало переменилась, а вот Фиби стала настоящей красавицей! — Арчи всматривался в черноокую молодую девушку с прекрасным цветом лица и блестящими черными косами, сияющими на солнце.
— Дядюшка! Неплохо, что он вернулся, правда? — говоря эти горячие слова, Мэк на дядюшку и не смотрел. Он видел перед собой лишь тоненькую белокурую девушку и даже протянул к ней навстречу руки, забыв, что между ними все еще плещутся зеленоватые волны.
Во время суматохи, которая царила кругом, пока пароход причаливал к пристани, Роза смотрела вниз, на обращенные к ней лица четырех братьев, и как будто читала в них нечто и обрадовавшее, и опечалившее ее. Хотя глаза девушки были подернуты радостными слезами, ей хватило лишь одного взгляда, чтобы понять, что Арчи почти не изменился, Мэк положительно стал лучше, а с Чарли произошло что-то недоброе.
Впрочем, ей некогда было разбираться в своих впечатлениях. Не успела она подхватить дорожную сумку, как пассажиры начали торопливо покидать пароход. Маленький Джеми с восторженным ревом вцепился в нее, словно медвежонок, с трудом освободившись, она перешла в более мягкие объятия старших братьев, которые одинаково ласково приветствовали обеих молодых девушек.
Затем наша триумфальная процессия двинулась на берег, перед ней, рискуя свалиться со сходней, Джеми отплясывал самую отчаянную джигу.
Арчи остался помочь дяде получить через таможню багаж, а остальные отправились провожать юных леди домой. Едва захлопнулась за ними дверца кареты, как новое, не испытанное еще чувство скованности овладело молодыми людьми, они все одновременно поняли, что прежние товарищи по детским играм стали теперь взрослыми людьми. К счастью, Джеми не сознавал еще этой неловкости, сидя между молодыми леди, он совершенно свободно обращался как с ними, так и с их вещами.
— Ну, человечек, что ты о нас думаешь? — спросила Роза, чтобы прервать затянувшееся молчание.
— Вы обе так похорошели, что я никак не могу решить, которая из вас краше. Фиби такая полненькая и румяная, я всегда очень любил ее, но ты такая милая, дорогая, что мне просто необходимо снова обнять тебя! — и мальчик с жаром осуществил свое намерение.
— Раз ты меня сильнее любишь, тогда не стану переживать, что Фиби кажется тебе красивее. Ведь она действительно красивее, не правда ли, друзья мои? — и Роза лукаво оглядела джентльменов, сидевших напротив. Ее ужасно забавляло почтительное восхищение, застывшее на их лицах.
— Я до такой степени ослеплен вашим блеском и красотой, что решительно не нахожу слов выразить мои ощущения, — Чарли галантно уклонился от щекотливого вопроса.
— Я не могу пока ничего сказать, потому что не успел рассмотреть вас как следует. И, если вы не возражаете, займусь этим сейчас, — к величайшей потехе прочей компании Мэк поправил очки и принялся серьезно рассматривать своих спутниц.
— Ну, что же? — Фиби улыбалась и краснела под его честным взглядом, но безо всякой обиды. Зато девушке совсем не понравилось хозяйское одобрение, скользнувшее в дерзком взгляде Чарли, когда его голубые глаза на миг скрестились с ее черными.
— Я думаю, Фиби, если б вы были моей сестрой, я бы очень гордился вами. В вашем лице есть то, чем я восхищаюсь больше, чем красотой, — честность и мужество, — легкий поклон Мэка был преисполнен таким неподдельным уважением, что изумление и радость сразу погасили огонь, чуть было не разгоревшийся в глазах Фиби и в гордом девичьем сердце.
Роза по своему обыкновению восхищенно захлопала в ладоши и, одобрительно кивнув головой Мэку, сказала:
— Вот прекрасная оценка, и мы вам очень благодарны. Я не сомневалась, что вы сразу заметите внешность моей Фиби, но не предполагала, что у вас хватит мудрости, чтобы сразу разглядеть ее и оценить по достоинству. Право, вы сильно поднялись в моих глазах.
— Я всегда любил минералогию, если вы помните, а в последнее время так много занимался ею, что научился распознавать драгоценные камни с первого взгляда, — откликнулся Мэк, проницательно улыбаясь.
— Значит, вы теперь всерьез увлеклись минералогией? Ваши письма нас очень забавляли: в каждом излагалась какая-нибудь новая теория или исследование, но последнее было лучше всех. Я думала, что дядя умрет со смеху, читая о вашем пристрастии к вегетарианству. Мы представляли, как вы сидите на хлебе, молоке, печеных яблоках и картофеле, который сами же и печете, — со смехом продолжала Роза, снова меняя тему разговора.
— Да уж, наш старичок был посмешищем всего класса. Его прозвали Дон Кихотом, и стоило посмотреть, как он сражается со всевозможными ветряными мельницами, — вмешался Чарли, потрепав Мэка по голове так, как будто похвалил его.
— Но, несмотря на это, наш Дон Кихот со славой вышел из колледжа. Ах, как я радовалась, когда тетя Джейн сообщила нам об этом! Воображаю, как она гордилась, когда ее мальчик оказался первым в классе и получил медаль! — Роза ласково пожала руки Мэка, и Чарли тут же пожалел, что ‘старичок’ не остался на пристани с дядей Алеком.
— Да полноте, матери вообще склонны все преувеличивать. Просто я начал учиться раньше и, может быть, охотнее, чем мои одноклассники, поэтому не заслуживаю никакой похвалы. Принц прав, надо мной в классе постоянно потешались, хотя вообще-то я бил баклуши ничуть не меньше своих товарищей, и тут тоже хвастаться нечем, — мирно проговорил Мэк.
— А я знаю, что значит бить баклуши! Дядя Мэк говорил, что Чарли бьет их слишком часто. Я спросил маму, что это значит, и она мне объяснила. Я знаю, что он разорился или прокутился, точно не помню, но там было что-то плохое, и тетя Клара плакала, — выпалил Джеми одним духом. Он обладал несчастной способностью делать замечания невпопад, чем приводил в ужас всю семью.
— Хочешь пересесть на козлы? — угрожающе нахмурился Чарли.
— Нет, не хочу.
— Так придержи язык!
— Мэк, нечего толкать меня ногой, я ведь только… — начал было оплошавший Джеми, окончательно испортив все дело своей наивностью.
— Да замолчишь ты наконец? — строго прервал его Чарли.
Джеми присмирел и с преувеличенным интересом занялся новыми часами Розы, переживая про себя унижение от ‘стариков’, как он мстительно называл своих старших братьев.
Мэк и Чарли тотчас же принялись усердно болтать о всяких милых пустяках с таким остроумием, что взрывы хохота заставляли прохожих с улыбкой оборачиваться им вслед.
Тетки лавиной обрушились на Розу, как только она переступила порог, и весь день старый дом гудел как улей. Вечером весь клан собрался в гостиной, только место тетушки Спокойствие теперь пустовало.
Естественно, вскоре старшие образовали отдельную группу, а молодые люди теснились вокруг девушек, словно мотыльки вокруг соблазнительных цветов. Доктор Алек был центром в одной комнате, а Роза — в другой. Маленькая девочка, которую все любили и баловали, превратилась теперь во взрослую девушку. Двухлетнее отсутствие произвело любопытную перемену в ее отношениях с двоюродными братьями, в особенности с тремя старшими, которые следили за ней со смесью детской привязанности и мужского восхищения, что было и ново, и приятно.
В ней было какое-то сочетание мягкости и остроумия, которое очаровывало их и возбуждало любопытство. Она была совсем не такая, как другие девушки, и временами поражала их независимым суждением или жестом, от чего братья переглядывались с лукавой улыбкой, как бы говоря друг другу: ‘Ну конечно, она же дядина девочка’.
Послушаем сначала, о чем беседуют старшие, ибо они уже строят воздушные замки и заселяют их своими детьми.
— Дорогое дитя! Как отрадно видеть, что она благополучно возвратилась домой, и такая хорошенькая, и счастливая, — тетушка Изобилие прижала руки к груди, будто благодаря Бога за такое великое счастье.
— Сдается мне, что ты привез в семью яблоко раздора, Алек, и даже два яблока, потому что Фиби стала необыкновенной красавицей, а мальчики уже заметили это, если не ошибаюсь, — и дядя Мэк кивнул головой в сторону соседней комнаты.
Туда же обратились взоры всех присутствующих — отцам и матерям представилась очаровательная картина.
Роза и Фиби заняли на диване те места, которые считали принадлежащими им по праву женственности, молодости и красоты. Фиби давно уже перестала быть служанкой, превратившись в подругу, и Роза сразу хотела подчеркнуть этот факт.
Джеми сидел на ковре, а рядом с ним вытянулись Уилл и Джорджи, всеми силами стараясь продемонстрировать свои новенькие мундиры. Они учились в высшей школе, и военная подготовка приводила в восторг их юные души. Стив занял элегантную позу в кресле, а на его спинку небрежно облокотился Мэк. Арчи стоял, прислонившись к камину, и любовался Фиби, глядя, как она улыбается в ответ на его болтовню. На щеках девушки играл яркий румянец, соперничая с алыми гвоздиками, украшавшими поясок ее платья.
Но Чарли выглядел эффектнее всех, хотя и сидел на маленьком табурете от рояля — положение весьма невыгодное для человека, не одаренного особой грацией. По счастью, Принц был щедро наделен ею и принял непринужденную позу, облокотившись одной рукой на спинку дивана. Его красивая голова несколько склонялась набок, когда он с покорным видом и сияющим от удовольствия лицом обращался к Розе.
Тетя Клара довольно улыбалась, тетя Джесси погрузилась в размышления, острый взгляд тети Джейн озабоченно переходил от хрупкого Стива к широкоплечему Мэку, тетя Майра что-то тихонько шептала о своей ‘благословенной Каролине’, а тетушка Изобилие с жаром говорила:
— Пусть Господь благословит вас, мои дорогие! Любой бы гордился такими славными ребятами, как эти.
— Я готова вывозить ее в свет, когда пожелаешь, Алек. Уж теперь-то эта милая девочка не будет сидеть взаперти, как до вашего отъезда. Правда, недолго ей придется пользоваться моими услугами: при такой красоте ее, наверное, похитят у нас в первый же сезон, — промолвила миссис Клара, улыбаясь и царственно кивая головой.
— С этими вопросами вам лучше обращаться сразу к Розе. На ее корабле я больше не капитан, а всего лишь первый помощник, — доктор посерьезнел и добавил, обращаясь частью к самому себе, частью к брату: — Я удивляюсь людям, которые спешат, как говорится, вывозить в свет дочерей. Ведь юная девушка так трогательно невинна, полна надежд и зачастую не имеет никакого представления о превратностях реальной жизни. Мы стараемся как можно лучше подготовить к ним молодых людей, а бедных будущих женщин оставляем безоружными, хотя рано или поздно им также предстоит сразиться с неумолимой судьбой, и чтобы победить, нужно обладать силой и смелостью.
— Тебя нельзя упрекнуть в подобной небрежности, Алек. Ты безупречно исполняешь свой долг в отношении дочери Джорджа, и я тебе немножко завидую: большое счастье иметь такую дочь, гордиться ею. Ты в полном смысле слова имеешь право называться ее отцом, — в старшем Мэке неожиданно проявилась суровая нежность, которую мужчины так редко выказывают.
— Я очень старался, Мэк, и в самом деле горжусь и счастлив. Но беспокойство мое растет с каждым годом. Я старался подготовить Розу ко всем жизненным невзгодам, которые только мог предвидеть. Но теперь настало время предоставить ей свободу. Мои заботы не смогут сохранить ее сердце от скорби и страданий, не смогут оградить от собственных ошибок и чужих промахов. Мне остается лишь делить с ней радость и горе и наблюдать, как складывается ее жизнь.
— Боже мой! Алек, что же такое собирается делать наша девочка, если ты говоришь все это так торжественно? — воскликнула миссис Клара, как бы заявляя свои права на Розу.
— А ты послушай! Пускай она сама тебе это скажет, — ответил Алек, когда раздался голос Розы, говорившей очень серьезно:
— Теперь, когда вы все рассказали о своих планах на будущее, отчего же не спросите о наших?
— Потому что мы знаем, что единственное назначение хорошенькой девушки — покорить с дюжину сердец и отыскать среди них достойное, чтобы выйти замуж и устроиться, — тон Чарли не допускал возражений.
— Возможно, это справедливо в отношении других девушек, но не касается нас с Фиби. Мы считаем, что женщины, так же как мужчины, имеют право и обязаны употребить свою жизнь на что-то полезное, мы отнюдь не удовлетворимся такой пустой долей, какую вы нам предоставляете, — глаза Розы заблестели. — Я говорю, что думаю, и вы не имеете права надо мной смеяться. Могли бы вы относиться к себе с уважением, если б вам предложили повеселиться немного, затем жениться и больше ничего не делать до самой смерти? — прибавила она, обратившись к Арчи.
— Конечно, нет. Женитьба — это только часть жизни мужчины, — ответил он решительно.
— Приятная и прекрасная часть, но это не все, — продолжала Роза. — Точно так же и мы, женщины. Кроме красоты и грации у нас есть еще ум, сердце, честолюбие и таланты. Кроме желания любить и быть любимыми, мы чувствуем потребность жить и учиться. Меня бесит, когда мне говорят, что женщина способна только любить. Я не позволю себе влюбиться, пока не докажу, что могу быть не только образцовой хозяйкой и нянькой, но и кем-то другим.
— Помилуй Бог! Здесь отстаивают женские права нам в отместку! — притворно ужаснулся Чарли. Остальные смотрели на девушку со смешанным выражением удивления и насмешки, очевидно, принимая ее слова за ребяческую вспышку.
— Ах, нечего прикидываться испуганными! Вам придется отнестись к моим словам всерьез, потому что мои убеждения непоколебимы, — продолжала Роза, нимало не смущаясь недоверчивыми или насмешливыми улыбками двоюродных братьев. — Я совершенствовалась и училась не для того, чтобы потом уклониться от настоящего дела, которое может принести пользу и счастье окружающим. Что же, только потому что я богата, сидеть сложа руки и плыть по течению, как многие другие? Я не напрасно столько лет жила с Фиби и знаю, чего можно достичь твердостью и уверенностью в своих силах. Иногда мне хотелось бы не иметь ни копейки, тогда бы я могла, как она, зарабатывать хлеб насущный собственным трудом и быть такой же мужественной и независимой, какой станет она в скором времени.
Теперь стало ясно, что Роза не шутит. Произнося свой монолог, она смотрела на подругу с таким выражением уважения и любви, что взгляд лучше всяких слов высказал, как искренне богатая наследница ценила достоинства, доставшиеся бедной девушке горьким опытом, и как горячо желала приобрести то, чего не могла купить всем своим состоянием.
Во взглядах, которыми обменялись подруги, было нечто такое, что произвело глубокое впечатление на мальчиков, несмотря на их предубеждения, и Арчи произнес совершенно серьезным тоном:
— Я думаю, у вас найдется много дел, кузина, если вы только пожелаете трудиться. Говорят, что у богатых свои тревоги и испытания, так же, как и у бедных.
— Да, я знаю это, и хочу как можно лучше выполнять свои обязанности. Я набросала себе план и изучаю одну профессию, — энергично тряхнула головой Роза.
— Смею спросить, какую? — осведомился Чарли почтительным тоном.
— Отгадайте! — и Роза взглянула на него полушутя, полусерьезно.
— Я бы сказал, что вы созданы пленять своей красотой и прелестью, но поскольку это вам не по вкусу, боюсь, не намерены ли вы изучать медицину и сделаться доктором? Как счастливы будут ваши пациенты! Я охотно умер бы от руки такого ангела.
— Чарли, вы смеетесь, хотя прекрасно знаете, каких успехов добиваются женщины на этом поприще. Вспомните, каким утешением была доктор Мэри Кирк для нашей бедной тетушки Спокойствие. Я действительно собиралась изучать медицину, но дядя отговорил меня, потому что у нас в семье и так слишком много докторов — Мэк ведь тоже собирается стать врачом. Да и, кроме того, есть другое дело, к которому я, кажется, больше способна.
— Вы способны на все доброе и хорошее, и я обещаю поддерживать вас во всем, что бы вы для себя ни избрали, — в восхищении воскликнул Мэк, он еще никогда не слыхивал подобных речей из уст девушки.
— Благотворительность — вот прекрасное, высокое занятие. Я избрала его, потому что могу многое дать. Я лишь распоряжаюсь богатством, которое мне оставил отец. Оно принесет мне гораздо больше счастья, если я смогу с его помощью принести благо другим людям, а не хранить только для себя.
Роза высказала все это мило и просто, тем любопытнее было наблюдать, какое впечатление произвели на слушателей ее слова.
Чарли бросил быстрый взгляд на свою мать, закричавшую вне себя от возмущения:
— Неужели, Алек, ты позволишь этой девочке разбазарить свое прекрасное состояние на всевозможные благотворительные безумства и дикие проекты по предупреждению нищеты и преступности?
— ‘Подавший милостыню бедняку, подает ее Богу’. Любовь к ближнему — наивысшая христианская добродетель, — такой ответ доктора Алека поверг теток в глубокое молчание. Даже расчетливый дядя Мэк с удовольствием припомнил некоторые свои тайные расходы, которые не сулили ему никакой выгоды, кроме благодарности бедняков.
Арчи и Мэк были очень довольны и с великодушием молодости предложили свои советы и содействие. Стив вскинул голову, но ни слова не произнес, трое младших сразу предложили основать госпиталь для больных собак и лошадей, а также белых мышей и раненых героев.
— А вам, Чарли, разве не кажется, что такая жизнь гораздо лучше для женщины, чем наряды, танцы и охота на женихов? — спросила Роза, заметив молчание кузена и с беспокойством ожидая ответа.
— Что ж, замечательное и весьма полезное занятие, если, конечно, будет занимать не много времени. Что может быть очаровательнее молодой девушки в простенькой шляпке, посещающей бедных и озаряющей их лачуги своей красотой и добродетельностью? К счастью, добрые девичьи души быстро утомляются.
В тоне Чарли чувствовалась смесь презрения и восхищения, он улыбался какой-то самодовольной улыбкой, как будто познал все наивные заблуждения, все ловкие хитрости женщин и не ждал от них ничего нового. Его слова удивили и огорчили Розу, в них не было ничего похожего на того Чарли, которого она оставила два года тому назад. Роза бросила на Принца укоризненный взгляд и, сделав надменный жест головой и рукой, как бы закончила обсуждение этого вопроса, поскольку к нему отнеслись без должного уважения.
— Мне очень жаль, что у вас такое жалкое мнение о женщинах. Было время, когда вы искренне в них верили.
— Я и до сих пор верю, клянусь вам. У женщин нет более преданного поклонника и более верного раба, чем я. Испытайте меня и убедитесь, — и Чарли послал Розе воздушный поцелуй, а в ее лице — всему женскому полу.
Роза не угомонилась и, пожав плечами, ответила с таким выражением во взгляде, которое Принцу не понравилось:
— Благодарю вас, я не нуждаюсь ни в поклонниках, ни в рабах — мне нужны друзья и единомышленники. Я так долго жила рядом с умным и достойным человеком, что теперь мне будет трудно угодить. Однако я не намерена опускать эту высокую планку, пусть тот, кто захочет привлечь мое внимание, поднимается до нее.
— Вы подумайте, как распушилась наша голубка! Мэк, поди-ка пригладь ей перышки, а я пока удалюсь, чтобы не накликать на себя еще большей беды! — и Чарли выскочил в другую комнату, сокрушаясь про себя, что дядя Алек испортил девочку, внушив ей излишнее свободомыслие.
Но минут через пять ему захотелось вернуться обратно, потому что Мэк сказал что-то, вызвавшее взрыв хохота, и когда он взглянул через плечо, то увидел, что ‘распушившаяся голубка’ воркует мирно и весело. Он боролся с искушением вернуться и принять участие в веселье. Однако, чересчур избалованный, он был не в состоянии признать себя виноватым, даже если в душе сознавал это. Чарли всегда рано или поздно получал то, что хотел, и давно решил, что Роза и ее состояние должны принадлежать ему, поэтому был крайне недоволен новыми планами и идеями молодой девушки. Правда, он утешал себя надеждой, что кузина скоро переменит их, как только увидит, что они не в моде и неприличны.
Мечтая об упоительном будущем, он устроился поудобнее в углу дивана подле своей матери и оставался там до тех пор, пока приглашение на закуску не соединило обе группы в одну.
Тетушка Изобилие придавала большое значение угощению и всегда с удовольствием устраивала праздники. В этот день, по случаю радостного события, она превзошла самое себя.
В течение этого семейного пиршества Роза, переходившая от одного к другому, добралась, наконец, до трех младших мальчиков, которые потихоньку затеяли драку в дальнем уголке.
— Ну-ка, выходите оттуда, дайте мне взглянуть на вас, — позвала она, пригрозив сначала, что если тотчас не восстановится мир, они навлекут на себя всеобщую немилость.
Три юных джентльмена поспешно прекратили борьбу и вышли вперед, очень гордые оказанным вниманием.
— Господи! Как вы выросли, какими высокими стали! Как вы посмели перерасти меня на целую голову? — ей пришлось подняться на цыпочки, чтобы погладить их по макушкам.
Уилл и Джорджи вытянулись в струнку и самодовольно улыбались, когда Роза осматривала их с комическим испугом.
— Все Кэмпбеллы красивы и высоки ростом. Нисколько не удивлюсь, если мы будем шести футов [28] ростом, как дедушка, — напыщенно заметил Уилл, точь-в-точь шанхайский петух с длинными ногами и малюсенькой головой.
Роза с трудом удерживалась от смеха.
— Перестав расти, мы начнем раздаваться вширь. Мы уже сейчас на полголовы выше Стива, — задирая нос, прибавил Джорджи.
Роза обернулась в ту сторону, где был Стив, и вдруг, улыбнувшись, направилась к нему. Он бросил свою салфетку и поспешно пошел к ней навстречу. Роза была царицей дня, и Стив открыто объявлял себя ее покорным слугой.
— Велите и прочим мальчикам прийти сюда. Мне пришла фантазия, чтобы вы все выстроились тут передо мной, а я буду осматривать вас, как вы осматривали меня в тот ужасный день, когда напугали до полусмерти, — сказала она, смеясь при воспоминании о знакомстве с братьями.
Они тотчас выстроились в шеренгу, образовав такой воинственный строй, что юная командирша слегка смутилась. Но за последнее время она так много всякого повидала, что решила все равно довести задуманное до конца. Собравшись с духом, она повернулась лицом к улыбающимся двоюродным братьям:
— Настала моя очередь вас рассматривать. Это будет моей маленькой местью семерым мальчишкам за то, что они когда-то мучили бедную девочку и смеялись над ее испугом. Теперь уж я нисколько не боюсь — ваша очередь трепетать и остерегаться.
Говоря это, Роза посмотрела в глаза Арчи и одобрительно кивнула головой, потому что серьезные серые глаза без смущения выдержали ее испытующий взгляд. Выражение их слегка смягчилось при этом, — перемена естественная, потому что обыкновенно они были скорее проницательны, чем ласковы.
— Настоящий Кэмпбелл, — кузина крепко пожала ему руку, проходя мимо.
За ним шел Чарли, и увиденное понравилось ей гораздо меньше. Взглянув на него, Роза безотчетно поймала какой-то вызывающий взор, неуловимо перешедший в нечто более теплое и серьезное, слегка поморщилась и поспешно проговорила:
— Я не нахожу того Чарли, которого оставила, уезжая, но Принц тут — я это вижу.
С облегчением перейдя к Мэку, она осторожно сняла с него ‘наглазники’, как Джеми называл очки, и прямо взглянула в честные голубые глаза. Ответное выражение искренней дружеской привязанности согрело девушке душу. Глаза ее заблестели, когда, возвращая очки на место, она сказала с радостным удовольствием:
— Вы нисколько не изменились, мой дорогой старый Мэк, и я чрезвычайно этому рада.
— Теперь вы должны сказать мне что-нибудь особенно любезное, потому что я цвет семьи, — Стив покрутил свои белокурые усики, которыми он, по-видимому, очень гордился.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что теперь Франт еще больше заслуживал данное ему в детстве прозвище. Чтобы не разжигать его тщеславия, Роза ответила с вызывающим смехом:
— Значит, цвет семьи — петушиный гребешок!
— Ага, как она его! — расхохотался Уилл.
— Будьте к нам снисходительны, — шепнул озабоченно Джорджи, когда кузина приблизилась к нему.
— Вы, мо лодцы, вытянулись, как молодые дубки! Я горжусь вами, но вот вам совет: не вырастайте до неба и никогда не стыдитесь смотреть женщине в лицо, — сказала Роза, ласково потрепав по щеке юных застенчивых великанов, которые покраснели, как маков цвет, но юношеские глаза их оставались чистыми и спокойными, как поверхность озера в ясную погоду.
— Ну, теперь моя очередь! — и Джеми старался принять взрослый вид, чувствуя, что совсем затерялся между высокими братьями. Но он напрасно волновался — Роза обняла его:
— Теперь ты будешь моим мальчиком, потому что все остальные уже слишком велики, а мне нужен верный маленький паж, который исполнял бы мои поручения.
— О да! О да! И я женюсь на вас, когда вырасту! Если только вы не выйдете замуж до тех пор… — Джеми совсем потерял голову от неожиданного повышения в звании.
— Бог с тобой, дитя мое, что ты говоришь? — рассмеялась Роза, с удивлением глядя на своего маленького рыцаря, который прижимался к ней с чувством глубокой благодарности.
— О! Я слышал, как тети говорили, что вам лучше всего выйти за кого-нибудь из нас, чтобы состояние осталось в семье. Так вот, я первый говорю вам об этом, потому что вы меня любите, а мне очень нравятся ваши локоны.
Увы, Джеми! Едва эта ужасная речь вырвалась из его невинных уст, как Уилл и Джорджи стремительно вытолкали его вон, и жалобные крики долго еще раздавались из комнаты пыток, где он был заключен в сундук, в котором когда-то хранился скелет, — одно из самых мягких наказаний, которым его подвергали братья.
Все прочие выглядели немного сконфуженными, но смущение скоро прошло, потому что Роза, со странным выражением на лице, которого кузены никогда прежде не видели, распустила их короткой командой: ‘Вольно! Смотр кончен’, — и пошла к Фиби.
— Проклятый мальчишка! Вы должны запирать его или заклепать ему рот, — горячился Чарли.
— За ним надо смотреть, — ответил бедный Арчи, который заботился о воспитании младшего брата так же, как всякий добрый родитель или воспитатель.
— Все это очень неприятно, — бормотал Стив, чувствуя, что и он сегодня был не на высоте.
— Правда всегда выходит наружу, — резко и со странной улыбкой заметил Мэк.
Почувствовав какое-то напряжение, дядя Алек предложил заняться музыкой, и молодежь охотно поддержала его идею.
— Мне хотелось, чтобы вы послушали обеих моих птичек, потому что они обе сильно продвинулись в музыке, и я горжусь ими, — с этими словами доктор повернул стул и вытащил старую нотную тетрадь.
— Я буду петь первая, потому что после соловья вы, наверное, не захотите слушать кукушку, — сказала Роза, желая приободрить Фиби. Бедная девушка чувствовала себя в старом доме довольно скованно и по большей части молчала, вспоминая те дни, когда ее место было на кухне.
— Я спою одну из тех старинных баллад, которые вам так нравились. Кажется, эта была любимая.
Роза спела очень недурно, но до совершенства ей было далеко. По случайности это были ‘Березы Эберфельди’. Это живо напомнило девушке то время, когда Мэк был болен, а она ухаживала за ним. Воспоминание это было очень отрадно, и Роза невольно обвела глазами комнату, ища его. Мэк сидел неподалеку в хорошо знакомой позе: верхом на стуле, оперев голову на руки. Так он сидел, бывало, когда кузина старалась рассеять его меланхолию. Теперь же грусть навеяла ему песня. Девичье сердце смягчилось от этой картины, и она решила простить хотя бы его, если не остальных: она не сомневалась, что Мэк уж точно не строил никаких корыстных планов относительно ее состояния.
Чарли скорчил задумчивую физиономию и с трогательным восторгом устремил на кузину свои прекрасные глаза. При виде этого Роза едва не засмеялась, хотя изо всех сил старалась не замечать усилий Принца. Ее и забавляло, и сердило его очевидное желание напомнить о некоторых сентиментальных эпизодах последнего года их детства. Юноша явно пытался превратить детские шутки, как она их называла, в нечто романтическое и серьезное. Роза была еще очень молода, однако к любви относилась серьезно и вовсе не собиралась даже кокетничать со своим красивым двоюродным братцем.
Итак, старания Чарли пропали даром, отчего он был несколько не в духе. Однако и он забыл обо всем на свете и загляделся на Фиби, когда та начала петь.
Все были поражены. Два года заграничной жизни, употребленные на усовершенствование таланта, сотворили чудо. Прекрасный голос, прежде весело раздававшийся над кастрюлями и горшками, теперь разнесся по комнате нежной мелодичной волной и произвел чрезвычайно сильное впечатление на слушателей. Роза сияла от гордости, аккомпанируя подруге. Фиби же оказалась в своем собственном мире, где нет места для грустных мыслей о приюте или кухне, о ее невежестве или одиночестве, в том мире, где она могла быть сама собой и властвовать над другими, благодаря волшебной силе таланта.
Да, Фиби была теперь сама собой, и эта перемена обнаружилась при первой же взятой ею ноте. Исчезла застенчивая и молчаливая хорошенькая девушка. Вместо нее у рояля стояла блестящая женщина, полная жизни и неповторимо талантливая. Сложив руки, она устремила взор вдаль, а песня лилась из нее так легко и свободно, словно к солнцу воспарил жаворонок.
— Право, Алек, вот голос, который способен покорить не одно мужское сердце, — проговорил дядя Мэк, вытирая слезы, выступившие на глазах во время пения трогательной баллады, которая никогда не состарится.
— Так оно и будет, — ответил доктор Алек с восторгом.
— Так оно и есть, — прибавил Арчи про себя, и был прав, ибо в эту минуту он полюбил Фиби. В четверть десятого он считал ее прелестной молодой особой, через пять минут она была для него самой очаровательной женщиной, которую он когда-либо видел, еще пять минут — и она превратилась в ангела, пение которого пленило его душу. В половине десятого он был уже погибшим человеком, плывущим по прекрасному морю к тому божественному острову Любви, куда обыкновенно пристают влюбленные.
Серьезный и деловой Арчи внезапно обнаружил столько романтики в глубине своего сердца, прежде всегда послушного и трезвого, что сам был поражен. Он еще не мог осознать, что случилось, и сидел в каком-то оцепенении, не видя и не слыша ничего, кроме Фиби.
Между тем ничего не подозревавший предмет его обожания скромно принимал восторженные похвалы, считая их неполными, потому что мистер Арчи так и не произнес ни слова.
Такова была одна неожиданность этого вечера. Другая же заключалась в том, что Мэк сказал Розе комплимент, до такой степени странный, что произвел ошеломляющее впечатление, хотя и был услышан только ею.
Все разошлись, только в кабинете дядя Мэк-старший обсуждал с доктором Алеком какие-то дела. Тетушка Изобилие пересчитывала чайные ложки в столовой, Фиби, как раньше, помогала ей. Мэк и Роза остались в гостиной одни. Он в задумчивости стоял, опершись о камин, а Роза сидела, откинувшись в низком кресле, и в молчании смотрела на огонь. Она устала и наслаждалась тишиной, Мэк тоже не хотел ее нарушать.
Вскоре Роза почувствовала, что кузен пристально смотрит на нее сквозь очки, и, не меняя позы, обратилась к нему с улыбкой:
— Вы смотрите так глубокомысленно, как филин. Хотела бы я знать, о чем это вы думаете?
— О вас, кузина.
— Надеюсь, что-нибудь хорошее?
— Я думаю о том, что Ли Хант [29] был прав, сказав, что ‘девушка есть самое прелестное существо, какое только создал Бог’.
— Почему, Мэк? — Роза выпрямилась от изумления — так неожиданно было услышать это замечание от философа.
Очевидно, заинтересованный своим новым открытием, Мэк безмятежно продолжал:
— Знаете, мне кажется, что я никогда до сих пор не видел настоящей девушки или не имел понятия о том, какие они милые создания. И я думаю, Роза, что вы самый прекрасный экземпляр.
— О нет, только не я! Я всего лишь здорова и счастлива. Может быть, благополучное возвращение домой делает меня привлекательней, чем обычно, но красавицей я кажусь только дяде Алеку.
— Здорова и счастлива, — повторил Мэк, как будто пробуя слова на вкус. — Большинство девушек болезненны или глупы, насколько мне известно, поэтому я так поражен вами.
— Из всех чудаков вы самый большой чудак! Вы и в самом деле не любите и не замечаете девушек? — Розу явно забавляла новая странность ученого кузена.
— Я наблюдал только два сорта девиц: шумных и тихих. Я предпочитаю последних, но, в общем, обращаю на них столько же внимания, сколько на мух, если они мне не докучают, иначе все время хочется их смахнуть. Но поскольку сделать этого нельзя, я от них просто прячусь.
Роза откинулась на спинку кресла и хохотала до слез — так забавно было слушать Мэка, который при последних словах понизил голос до доверительного шепота, и видеть его улыбку, представляя, как он отделывался от своих мучительниц.
— Чему же вы смеетесь? Это факт, уверяю вас. Например, Чарли любит этих существ, и они портят его, Стив, конечно, во всем ему подражает. Арчи им терпеливо потакает, когда не может отделаться. Что же до меня, я стараюсь не попадаться им на глаза, а если уж попался — завожу разговор о науках или о древних языках, тогда они сами разбегаются. А вот сегодня, похоже, мне встретилась умная девушка, значит, все пойдет отлично.
— Грустная перспектива для нас с Фиби, — сказала Роза со вздохом, едва удерживаясь от смеха.
— Фиби, кажется, принадлежит к разряду тихих. Мне кажется, она неглупа, иначе вы не любили бы ее. Она радует глаз, а потому я буду любить ее. Что же касается вас, я видел, как вы росли, и мне было интересно, что из вас вышло. Я боялся, что заграничный лоск испортит вас, но вижу, что опасения были напрасны. Одним словом, я нахожу вас вполне удовлетворительной, хотя мое мнение вам и неинтересно. Я не знаю, в чем именно заключается ваша прелесть, — вероятно, это внутренняя красота, раз вы отрицаете свою внешнюю привлекательность.
— Очень рада, что заслужила ваше одобрение, и благодарю за заботы о моем воспитании. Надеюсь оправдать ваше доверие, если вы будете относиться ко мне построже. Боюсь, в кругу родных легко избаловаться.
— Я буду следить за вами при одном условии, — возразил юный ментор.
— А именно?
— Если у вас будет целая толпа поклонников — я умываю руки, если нет — я ваш покорный слуга.
— В таком случае, возложите на себя обязанности собаки при стаде и отгоняйте их, по крайней мере, на некоторое время. Впрочем, едва ли они у меня будут — я слишком самостоятельна, а это непременно будет отвращать мужчин.
Благодаря воспитанию доктора Алека она не тратила на безумное кокетство ни своего сердца, ни времени, как это делают другие молодые девушки.
— Гм! Я сомневаюсь в этом, — пробормотал Мэк, глядя на молодую особу, сидящую перед ним.
Ее внешность, конечно, не была неприятной. Напротив, Роза была прекрасна, хотя скромно отрицала это. Ее прелесть была неподдельной, потому что в лице отражалось благородство души, цветущее здоровье, блеск юности и целомудрия. Мэк чувствовал это, но не мог передать.
— Поживем — увидим, — прислушавшись к голосу дяди, Роза протянула руку своему собеседнику и ласково добавила: — Приходите к нам почаще, как в доброе старое время, рассказывайте обо всех своих занятиях и помогайте мне добрыми советами, как бывало прежде.
— Вы, правда, желаете этого? — обрадовался Мэк.
— Да, правда. Вы так мало изменились, разве только выросли, что я не чувствую с вами никакого стеснения и хочу общаться по-прежнему.
— Это будет отлично! Спокойной ночи, — и, к крайнему изумлению девушки, кузен крепко расцеловал ее.
— О! Уж это совсем не по-старому, — воскликнула Роза, в замешательстве отступив назад, между тем как дерзкий юноша посмотрел на нее с удивлением и спросил совершенно наивно:
— Разве мы прежде не так желали друг другу спокойной ночи? По-моему, так. Ведь это вы предложили общаться по-прежнему.
— Конечно, нет! В то время никакая сила не смогла бы заставить вас так поступить. Я не говорю о первом вечере, но мы уже слишком выросли для подобных вещей.
— Ладно, я запомню. Я поступил так по привычке, мне это показалось совершенно естественным. Пойдем, папа! — и Мэк удалился, совершенно убежденный в своей правоте.
‘Милый старый дружище! Он все такой же мальчишка, и это утешительно. Зато другие слишком быстро повзрослели за это время’, — подумала Роза, припоминая сентиментальные ужимки Чарли и блаженное выражение лица Арчи, когда тот слушал пение Фиби.
— Как хорошо опять быть дома! Удивляюсь, с чего это нам взбрело в голову уехать отсюда? — на следующий день Роза с радостным удовлетворением бродила по старому дому. Такое чувство всегда возникает у человека, когда после долгого отсутствия он обходит знакомые уголки и видит, что все осталось по-прежнему.
— Чтобы иметь удовольствие вернуться назад, — ответила такая же радостная Фиби, следуя по залу за своей госпожой.
— Все так, как ты оставила перед отъездом, все, даже розовые лепестки. Ты обычно клала их сюда, — продолжала младшая из девушек, заглядывая в высокие индийские кувшины, стоявшие посреди зала.
— Помните, как Джеми и Поуки играли тут в ‘сорок разбойников’? Вы забрались в этот кувшин и застряли там, а мальчики явились прежде, чем я успела вас вытащить! — засмеялась Фиби.
— Да, конечно. А вот и они, легки на помине! — чуткий слух Розы уловил свист бича и топот лошадей на улице.
— О! Кажется, это наш цирк! — весело предположила Фиби.
‘Цирком’ они между собой называли красную карету, нагруженную кланом Кэмпбеллов.
Увы! Приехал только один мальчик, хотя шуму наделал за семерых. Не успела Роза подойти к двери, как Джеми влетел в комнату с сияющим лицом, с битой на плече и в красно-белой кепке жокея. Из одного кармана у него выпирал мяч, другой был набит печеньем. Он второпях дожевывал большое сочное яблоко.
— Доброе утро! Я приехал узнать, не почудилось ли мне вчера, что вы вернулись домой, и справиться о здоровье, — сказал он, кланяясь и поспешно снимая свою нарядную кепку.
— Доброе утро! Тебе не почудилось, мой милый. Мы действительно вернулись домой, и все совершенно здоровы. А почему ты такой нарядный, Джеми? Ты вступил в общество пожарных или в жокейский клуб? — Роза повернула к себе круглое загорелое лицо кузена, ухватив его за подбородок.
— Нет, сударыня! Разве вы не знаете, что я капитан бейсбольного клуба ‘Звезда’? Взгляните сюда, пожалуйста! — Джеми с важностью распахнул куртку.
На широкой груди мальчика красовался щит в виде сердца из красной фланели. На нем была вышита белая звезда размером с блюдце.
— Отлично! Меня так долго здесь не было, что я совсем забыла об этой игре. Итак, вы капитан? — Роза с неподдельным уважением взглянула на самого младшего из братьев.
— Да, и уж поверьте, бейсбол — дело нешуточное. Мы вышибаем себе зубы, выкалываем глаза и ломаем пальцы, совершенно как взрослые. Приходите-ка между часом и двумя в наш клуб, посмотрите, как мы играем, и тогда вы поймете, как это трудно. Я научу вас владеть битой, если вы выйдете со мною на луг, — прибавил Джеми, сгорая от желания продемонстрировать свою ловкость.
— Нет, благодарю вас, капитан, на лугу сырая трава. Боюсь, если вы останетесь тут ради нас, то опоздаете в школу.
— Ничего страшного. Девушки, конечно, мало на что годятся, но прежде вы ведь не боялись немного промочить ноги и охотно играли в крокет. Разве вы больше не можете заниматься этим? — мальчик с жалостью смотрел на беспомощное создание, лишенное возможности испытывать наслаждения и опасности мужских игр.
— Нет, я все еще могу бегать, и скорей тебя добегу до калитки. Вот смотри! — и Роза пустилась бегом, прежде чем опешивший Джеми успел вскочить и броситься вдогонку.
Он несся со всех ног, но кузина уже опередила его и первой достигла цели. Запыхавшаяся и разрумянившаяся от свежего октябрьского воздуха, она беззаботно хохотала — преприятная картина для джентльменов, проезжавших в эту минуту мимо.
— Здравствуйте, Роза!
Арчи выскочил пожать ей руку, из экипажа кланялись Джорджи и Уилл, дядя Мэк посмеивался над потерпевшим поражение Джеми, который немножко изменил мнение о девушках.
— Хорошо, что это вы, а не кто-нибудь чужой! Я была так рада вернуться домой, что забыла: я уже не маленькая Роза, — сказала девушка, приглаживая рукой растрепанные волосы.
— Вы на нее очень похожи, с распущенными волосами, как в прежнее время. Вчера их так недоставало, и я удивлялся, куда вы их припрятали. Как поживают дядя и Фиби? — спросил Арчи, заглядывая через голову Розы на террасу, где за желтеющими ветвями жимолости виднелась женская фигура.
— Благодарю вас, они здоровы. Не хотите ли войти и лично удостовериться в этом?
— Нет, моя дорогая, — вмешался дядя Мэк, поглядывая на часы, — это невозможно. Дела, знаешь, все дела. А этот малый — моя правая рука, я не могу без него обойтись ни минуты. Давай, Арчи, нам пора, иначе эти молодцы не попадут на поезд.
Взглянув со вздохом на белокурую девушку у калитки и на брюнетку вдалеке, Арчи вернулся в экипаж. Джеми поскакал за ними следом — он уже забыл о своем поражении, утешившись парой яблок.
Минуту спустя, настроенная еще немного погулять на свежем воздухе, Роза собралась было сейчас же обойти всех теток, одну за другой, но вспомнила, что на ней нет шляпы. Она хотела вернуться домой, как вдруг услышала веселое ‘Ау! Ау!’, осмотрелась вокруг и увидела Мэка, который приближался быстрыми шагами и махал шляпой.
— Чем дальше, тем веселее! Кэмпбеллы сегодня слетаются со всех сторон! — воскликнула Роза и побежала к навстречу кузену. — Вы похожи на примерного мальчика, который идет в школу и дорогой повторяет уроки.
Девушка засмеялась, увидев, как Мэк вынул палец из книги и сунул ее под мышку, точь-в-точь как делал это в прежнее время.
— ‘Примерный ученик, идущий в школу…’ Неплохо сказано, — одобрил Мэк.
Намокшая астра в его руках была похожа на пучок тонких перьев, напоминая о наступившей осени, о ее блестящих красках, свежем воздухе и прозрачном солнечном свете.
— Кстати, вчера я ничего не услышала о ваших планах. Другие мальчики много говорили, а вы только время от времени вставляли слово. Кем вы решили стать, Мэк? — спросила Роза, когда они пошли вместе по аллее.
— Прежде всего человеком, и хорошим человеком, если возможно. А там уж как Бог даст.
В его тоне и словах было нечто такое, что заставило Розу быстро взглянуть ему в лицо и заметить совершенно небывалое выражение, которое невозможно описать. Ей показалось, что внезапно рассеялся туман и величественно выступили вершины гор, резко очерченные в ясной лазури неба.
— Я думаю, что вы будете выдающимся человеком. Вы выглядите так значительно, проходя под сводом этих желтых листьев, с солнечным сиянием на лице, — воскликнула она, охваченная каким-то внезапным восторгом, которого никогда не испытывала, прежде Мэк казался ей самым обыкновенным из всех двоюродных братьев.
— Этого я не знаю, но у меня есть мечты и стремления. Некоторые из них довольно возвышенны. Стремитесь к лучшему и продолжайте совершенствоваться, если хотите преуспеть, — сказал он, глядя на астру с какой-то таинственной улыбкой, как будто между цветком и человеком была какая-то тайна.
— Вы сегодня еще более странный, чем обычно. Мне нравится ваше честолюбие, надеюсь, что вы добьетесь успеха. Надо только, чтобы вы поскорее избрали что-то для себя. Я думала, вы начнете изучать медицину под руководством дяди. Насколько мне помнится, таков был наш план?
— Да, я начну сегодня же, потому что полностью согласен с вами — нужно где-то бросить якорь, а не блуждать в море пустых фантазий. Вчера мы уже обговорили это с дядей, и я возьмусь за дело как можно быстрее. Довольно предаваться мечтам, — с этими словами Мэк бросил астру и прибавил вполголоса:
Трудовая рука, не брани меня ты,
Что могу тебе дать лишь цветы.
Астры в слабой ладони моей
Веют свежестью новых идей [30] .
Роза вслушалась в слова и улыбнулась, подумав про себя: ‘Так вот в чем дело: он становится сентиментальным, а тетя Джейн журила его за это. Боже мой! Как мы все выросли!’
— Кажется, вас не слишком радует эта перспектива? — сказала она громко, так как Мэк засунул том сочинений Шелли [31] в карман, и просветленное выражение исчезло с его лица. Розе даже показалось, что она зря сравнила его с выступающей из тумана вершиной.
— Нет, она меня радует. Я всегда считал эту профессию очень важной, да и где я найду лучшего учителя, чем дядя? Я немного разленился в последнее время, и мне давно пора заняться чем-нибудь полезным, ведь я за этим и пришел.
С этими словами Мэк исчез в кабинете дяди Алека. Роза отправилась к Фиби в комнату тетушки Изобилие.
Добрая старушка после долгих и серьезных обсуждений наконец выбрала, какой из шести любимых пудингов приготовить к обеду, и поэтому у нее появилось время, чтобы предаться сердечным излияниям. Когда вошла Роза, тетушка раскрыла объятия и ласково заговорила:
— Я не могу прийти в себя, что моя девочка возвратилась, и не приду до тех пор, пока не подержу ее у себя на коленях хоть минуту. Нет, ты не слишком тяжелая. Мой ревматизм начнется только в ноябре, а потому сядь сюда, дорогая, и обними меня покрепче.
Роза повиновалась, и старушка без слов крепко прижала к груди молодую девушку, стараясь изгладить двухлетнюю разлуку ласками, которые женщины всегда расточают любимым существам. Но посреди поцелуя она вдруг остановилась и, высвободив одну руку, протянула ее Фиби, которая пыталась ускользнуть незамеченной.
— Не уходи, в моем сердце есть место для вас обеих, хоть на коленях его и недостаточно. Я не могу опомниться от счастья, что мои девочки благополучно вернулись домой, — и тетушка Изобилие так сердечно обняла Фиби, что та не могла оставаться равнодушной, и в черных глазах заблестели слезы счастья. — Теперь, от души приласкав вас, я чувствую, что опять пришла в себя. Роза, почини-ка мне чепчик. Я в такой суете ложилась спать, что оборвала ленту. Фиби, милая, а ты оботри-ка пыль со всех мелких вещиц в комнате. С тех пор как вы уехали, ни у кого не получалось это как следует. Когда все безделушки будут начисто вытерты, мое сердце успокоится, — пожилая леди поднялась с бодрым выражением на розовом лице.
— Прикажете стереть пыль и там? — Фиби указала на соседнюю комнату, которую раньше тоже поручали ее заботам.
— Нет, милая, там я, пожалуй, сама приберу. Войди, если хочешь, в ней ничего не изменилось. Мне надо пойти проследить за пудингом, — голос тетушки задрожал, что придало словам еще большую трогательность, и она поспешно удалилась.
Застыв на пороге, как будто это было священное место, девушки заглянули в комнату, и глаза их наполнились слезами. Казалось, будто ее дорогая обитательница была еще там. Солнце освещало старые герани на окне. Мягкое кресло стояло на своем обычном месте, сверху было наброшено белое одеяло, а из-под него выглядывали полинялые туфли. Книга, корзинка, вязанье и очки — все оставалось там, где она их оставила. Мирная атмосфера, как и прежде, царила в этой комнате, и обе посетительницы невольно повернули головы к кровати, будто ожидая увидеть тетушку Спокойствие с кроткой улыбкой на устах. Милого лица больше не было на подушке, но девушки горевали не о той, что ушла навсегда, а о той, что осталась в этой комнате. Здесь красноречиво жила любовь, пережившая смерть, именно любовь превратила самые обыкновенные вещи в нечто возвышенное и бесценное.
У кровати стояла старая скамейка. На высоко взбитых подушках пустого ложа осталось небольшое углубление, где седая голова покоилась в течение многих лет. Здесь каждый вечер тетушка Изобилие читала молитвы, которым семьдесят лет тому назад научила ее мать.
Не произнеся ни слова, девушки осторожно притворили дверь. Пока Фиби старательно наводила порядок в комнате, Роза чинила чепчик. Девушки гордились возложенными на них поручениями, а еще более своим знанием о том, какой верной любовью и благочестием была наполнена светлая жизнь тетушки Спокойствие.
— Ах, дорогая моя, я так рада, что вы вернулись! Я понимаю, что стыдно являться так рано, но я положительно не могла больше ждать ни минуты. Позвольте мне помочь вам! Я умираю от нетерпения видеть все ваши роскошные вещи. Я видела, как провезли сундуки, и знаю, что в них множество сокровищ, — на одном дыхании затараторила Ариадна Блиш, явившись час спустя.
Она обнимала Розу и одновременно стреляла глазами по комнате, в которой лежало немало дорогих вещей.
— Как вы похорошели! Садитесь, я покажу вам наши фотографии. Дядя выбрал самые лучшие, рассматривать их — просто наслаждение, — предложила Роза, кладя на стол целую кипу карточек и оглядываясь кругом в поисках остальных.
— Нет, благодарю! Мне сейчас некогда, на это уйдет целый час. Покажите лучше ваши парижские платья, я сгораю от нетерпения оценить последнюю моду! — Ариадна бросала жадные взоры на большие сундуки, в каких обычно перевозили французские наряды.
— Я не привезла никаких платьев, — Роза с удовольствием рассматривала фотографии, прежде чем убрать их.
— Роза Кэмпбелл! Неужели вы не привезли из Парижа ни одного платья? — воскликнула Ариадна, возмущенная такой крайней небрежностью.
— Для себя — ни одного, а вот тетя Клара выписала несколько нарядов и, верно, с удовольствием покажет вам, когда ее сундук прибудет.
— Иметь такую возможность… И денег у вас полно! Как вы можете любить такого жестокого человека, как ваш дядя? — и Ариадна участливо вздохнула.
Роза смутилась на минуту, но потом засмеялась и, открывая коробку с кружевами, простодушно сказала:
— Дядя не запрещает мне приобретать наряды, и денег у меня было довольно. Просто я не хотела тратить их на подобные пустяки.
— Не хотела? Не могу поверить! — совершенно подавленная, Ариадна без сил опустилась в кресло.
— Сначала я собиралась купить себе одно платье — так, ради шутки, и пошла посмотреть их. Но они оказались совсем не в моем вкусе, так что я решила отказаться от покупки и сохранить то, что мне дороже всех платьев на свете.
— И что же это такое? — Ариадна, конечно, надеялась, что приятельница имеет в виду бриллианты.
— Хорошее мнение дяди, — ответила Роза, задумчиво глядя в глубину сундука, где лежала прелестная картина, которая всегда будет напоминать ей о победе над женским тщеславием, благодаря которой она сохранила и увеличила уважение к ней дяди.
— А, ну да… — без воодушевления согласилась Ариадна и принялась рассматривать кружева тетушки Изобилие.