Юлиана, Губер Людвиг Фердинанд, Год: 1791

Время на прочтение: 14 минут(ы)

Людвиг Фердинанд Губер

(1764-1804 гг.).

Юлиана.

Драма в 3-ёх актах.

Перевод Н. М. Карамзина.

Отрывок.

Действующие лица:
Граф Эльбау.
Графиня София Эльбау, его супруга.
Майор Штрален, отец её.
Госпожа Штрален, её мать.
Господин Вальдорф.
Барон Фельзер.

Акт I.

Действие в комнате графини Эльбау.

Явление первое.

Графиня София Эльбау, в спальном платье, сидит за столом и рисует. Госпожа Штрален входит совсем одетая.

Госпожа Штрален. Всё ещё за работою? Ты забыла посмотреть на часы, пора одеваться.
Графиня. Ещё две или три минуты, матушка, и я перестану.
Госпожа Штрален. Надобно, что бы ты уже много нарисовала. Покажи.
Графиня. Скоро совсем кончу. По крайней мере, искусство моё истончается, — хотя всё это гораздо хуже оригинала.
Госпожа Штрален. Покажи, покажи, ты никогда не бываешь довольна своею работою! Прекрасно, и похоже, очень похоже. Только ты немного польстила ему, милая моя графиня!
Графиня. Ах нет, матушка! Ни мало! В чём? И как? Вы его и меня обижаете. Лицо у него
гораздо благороднее, а здесь изобразила я одну женскую нежность. Посмотрите — где то добросердечие, та любовь, которая блистает в глазах его?
Госпожа Штрален. Ты её видела?
Графиня. Конечно — любовь ко мне или к другой… Но только я вместо его любви изобразила свою, и по тому самому портрет мне не нравится.
Госпожа Штрален. Как он здесь написан, дочь моя, так ты его, может быть, никогда, не увидишь.
Графиня (с усмешкой и внутренним прискорбием). Никогда? Однако ж знаете ли, что портрет кажется мне теперь лучше? Надобно, что бы мысль моя была хорошо выражена, когда вы поняли её. Я хотела написать его таким, каков он должен быть со временем, когда сердца наши встретятся. Ему, верно, стыдно будет, что в красках изображалось некогда более жару, нежели в его глазах, тогда я буду торжествовать и славиться тем, что узнала его прежде, нежели он хотел открыть себя.
Госпожа Штрален. А сели он никогда того не захочет?
Графиня (с горестью). Это слишком жестоко! (С улыбкой). Нет, он не может быть так скрытен (печально) или так несправедлив против меня! А до того времени (с жаром обращаясь к портрету) будь ты моим супругом, моим братом, моим любовником!
Госпожа Штрален. Бедная, как ты мне жалка!
Графиня. Благодарю вас, матушка, за вашу попечительную нежность. Однако ж я не так жалка, как думаете. Вы ещё не знаете меня со стороны упрямства. Я сказала, что он полюбит меня — сказала, и сделаю, не сомневайтесь. Мне ещё некогда было заслужить любовь его. Может быть, я достойна её, но ему нельзя этого знать.
Госпожа Штрален. Можно, если бы он…
Графиня (убедительно). Матушка! Сделайте милость… Я разумею, что вы сказать хотите, но как вам знать больше моего? Вы скажете, что я жена его. Но каким образом он на мне женился? Ему известно было то одно, что мне двадцать лет от роду, и что за мною двадцать тысяч талеров приданого. Непротивное лицо, изрядный рост и стан, молодость — это он мог видеть в своей невесте, и мог требовать того от своих родственников, избиравших ему супругу. Знал он ещё предков моих, старинное наше дворянство, — и вы признаётесь, матушка, что всё это не могло сообщить ему понятия о моём сердце. В самом
ещё монастыре много наговорили мне о достоинствах, о любезности графа, так что имя его было для меня приятно — и страшно, страшно потому, что одна из резвых подруг наших замечала всегда перемену на лице моём, когда о нём речь заходила. Но кто мог говорить ему о бедной монастырке? И вдруг представили мне графа как жениха. Ах! Сердце моё билось так сильно! Все это мне очень памятно, — я, верно, показалась ему тогда самою простенькою девушкою. Теперь обстоятельства переменились, робость моя прошла, и мне остается примирить его со случаем.
Госпожа Штрален. Ах! Когда бы тебе надлежало только показать ему то счастье, которое, как говоришь ты, доставил ему случай — тогда бы я похвалила твое спокойствие. Но если какой-нибудь несчастный выбор ослепил его зрение, так что он не может уже чувствовать своего благополучия, — что остается тебе делать в таком случае?
Графиня. В таком случае, — но для чего воображать самое неприятное, матушка?
Госпожа Штрален. Для того, что оно вероятно… Нет, нет! Перестань себя обманывать. Мне не хотелось бы нарушать твоего спокойствия, но я знаю сердце твоё. Лучше тебя
приготовишь, лучше не надеяться на то, чем ты никогда обладать не можешь, нежели вдруг перейти в отчаяние. Граф любит, дочь моя, но недостойная тварь держит в цепях своих этого благородного, любезного человека.
Графиня (тоном нежной укоризны). Недостойная тварь? А вы её не знаете! Правда, что страсть её основывается не на должности, однако ж, матушка, я сама полюбила бы его —полюбила бы и тогда, когда бы все запрещало мне любить его. Вот причина моего спокойствия! Я думаю, что она достойна его, но если граф обманут, то надобно открыть ему глаза. Как бы ни чувствительна была для него эта рана, я залечу ее. В моих объятиях найдёт он утешение, найдёт истинную любовь. Если же она достойна быть моею соперницею — тем лучше! Увидим, кто кого победит! Руку его получила я, от согласия наших фамилий: сердце его должно приобрести мне самой. Никакая трудность не может устрашить меня, — жена должна надеяться и тогда, когда любовница приходит в отчаяние. Наконец, если бы все старания мои остались тщетны, наконец надлежало бы нам поделиться: ужели не уступит она мне и половины сердца его? Правда — правда, что я сама не скоро бы на это согласилась. Сердце его так дорого!
Госпожа Штрален (смотрит на неё с чувствительностью). Дай, Бог, чтобы теперешние слёзы были последние!
Графиня (бросается обнимать мать свою с выражением сердечного веселья). Ах, матушка! Желание ваше нехорошо: мне ещё надобны будут слёзы, для того что бы праздновать победу! — Он не презирает дочери вашей, нет, я примечаю, что граф уважает меня. Мы только ещё один месяц живём вместе, время любви придёт — и тем долее продолжится. Я уже разумею взоры его, — и знаете ли, что в них вижу? Замешательство, и досаду на меня за то, что я осмелилась быть лучше подобных мне богатых невест. Матушка! Признаю, что дочь ваша имеет гордость, но эта досада приятна моему сердцу.
Госпожа. Штрален. Самое твоё веселье умножает мои заботы. Отец твой говорил правду, что это нежное чувство сделает тебя несчастливой. ‘Не надобно, — твердил он всегда, — не надобно, что бы она была такова, как ты, ей должно жить с людьми, а не с местами ваших поэтов — но ты ещё превзошла меня.
Графиня. Превзошла вас? Но беспокоюсь ли я так о муже моём, как вы о своей дочери беспокоитесь? Нет, матушка, не мучьте себя. (Показывая ей портрет). Жена такого человека не может быть несчастлива. Кто-то идёт. (Прячет портрет в ящик). Ты ещё не для всех.
Госпожа Штрален. К обеду приедут гости, а ты ещё в спальном платье?
Графиня. Мне недолго одеться. Останьтесь здесь, матушка. Через десять минут я буду готова. (Уходит).

Явление второе.

Майор Штрален и жена его.

Майор. Дочь мелькнула в кабинете. Что сделалось с тобою?.. Платок в руке, глаза заплаканы, смею ли спросить?..
Госпожа Штрален. Ничего, друг мой. Дочь была очень весела…
Майор. Ты сказываешь это таким жалким голосом? Я об заклад бьюсь, что у вас открылись какие-нибудь новые несчастья! Поздравляю! Вы, женщины, не можете быть покойны, когда у вас нет причины беспокоиться. Но нельзя ли, — как вот говорится, —
нельзя ли излить горести вашей в моё сердце? Что у вас такое?
Госпожа Штрален. Ничего, друг мой, по крайней мере, ничего такого, о чём бы ты мог с нами плакать.
Майор. Верю и думаю, что это был опять старый разговор… И так графиня всё ещё ребёнок… Правду — когда и сама матушка…
Госпожа Штрален. Да, я не могу быть равнодушна к несчастью моей дочери.
Майор. Ни я. Но прежде мне надобно узнать, в чём состоит это несчастье. Тогда готов я с вами плакать и, если надобно, то решусь и на что-нибудь важнейшее…
Госпожа Штрален. Ты спрашиваешь, в чём состоит оно? В каждой минуте теперешней жизни её. Может ли она быть счастлива, когда муж платит ей за любовь учтивостью, за нежность — комплиментами, когда он с замешательством уклоняется от её полного, к нему стремящегося сердца, когда на язык чувства отвечает он в светском тоне.
Майор (после некоторого молчания). Несчастлива ли ты?
Госпожа Штрален. Вопрос, на который ты за меня отвечать можешь!
Майор. Скажи же мне, говорил ли я с тобою когда-нибудь тем языком, которой, по словам вашим, составляет всё благополучие браков. Граф почитает дочь мою, и София заслуживает его почтение, в девках была она любезна, достойна своей матери, и будет, конечно, хорошею женою. Но виноват ли муж, что она наполнила голову свою ложными, романическими понятиями, прежде нежели узнала его? Какое право имеет… она
переделывать его по-своему? Граф не ребёнок, и вы не вселите ему в голову ваших вздоров.
Госпожа Штрален. Однако ж…
Майор. Дай мне всё сказать. Счастье дочери нашей мне так же дорого, как и тебе. Вы будете говорить мне о желаниях, о потребностях её сердца, но для чего сердце её желает и требует недолжного? Для того что ей хочется быть единственною и почитать себя несчастною в таком положении, в котором всякая другая прославляла бы свою долю! Нет, нет! Одна мечтательница не может править всем светом. Она плачет о том, что живёт с людьми, а не с куклами.
Госпожа Штрален. Ты бы, конечно, прав был, если бы это холодное, и только учтивое, только благопристойное обхождение было свойственно графу. Но он принуждает себя и, может быть, есть такой человек, с которым…
Майор. А! Я понимаю! Итак, вы ревнуете? Странно! Вам кажется, что бы граф до женитьбы своей должен был жить в картезианском монастыре. Он женился на дочери моей не по страсти, и есть такие связи, которых нельзя прервать в одну минуту. Зять наш поступает скрытно, как должно честному человеку и, конечно, не он причиною того, что жена его горюет, как оставленная горлица.
Госпожа Штрален. Я не ожидала шутки! Неужели захочешь ты, что бы дочь наша так легко это принимала? Есть люди, которым такая философия в графине могла бы очень полюбиться. Например…
Майор (с жаром). Например?
Госпожа Штрален. Барон Фельзер…
Майор (с сердцем). Ты забываешься! Но я уверен, что дочь моя знает добродетель свою лучше, нежели достоинства своего мужа.

Явление третье.

Прежние и господин Вальдорф.

Госпожа Штрален. А! Господин Вальдорф! Вы застали нас в споре. Впрочем, будучи другом нашим, вы можете знать.
Майор. Конечно, и хотя я слишком разгорячился, однако ж он будет, верно, на моей стороне. Мысли его о бароне известны…
Вальдорф. Итак, речь была о бароне.
Майор. Да, знаете ли вы, что этот человек влюблен в графиню?
Вальдорф. И очень, но он не стоит того, что бы на него сердиться. К тому же я прошу вас не мешаться в моё дело. Барон должен быть моим шутом, оставьте его мне. Он дал слово здесь обедать.
Госпожа Штрален. И, конечно, сдержит его? Да что у вас в голове? Вы ходите за бедным бароном, как любовник за любовницею.
Вальдорф. Признаюсь вам, что люди такого разбора, которых дамы наши часто называют любезными, мне противны, и даже несносны. Извините, милостивая государыня —
я говорю не о вас. Их впускают во все дома и почитают за людей безвредных, нужных на
всякой случай в приятельских обществах — (с жаром), а разбойник, которого вчера поймали, не столь опасен, как такой человек — и не столь презрен.
Майор. Вы очень строги, господин Вальдорф.
Вальдорф. А вы не слишком ли снисходительны, для того что вам бояться не чего? Моё положение было иное. Я впустил это змеиное племя в своё семейство. Один из них обратил глаза на жену мою.
Ему не удалось достигнуть цели своей, однако ж средства, им употреблённые, подействовали очень хорошо и произвели между нами несогласие. Я часто был перед нею виноват, она забыла язык моего сердца —- и умерла! Душевная горечь сократила дни её
Госпожа Штрален. Печальная судьба! Но чем же виноват барон, которого вы хотите наказывать?
Вальдорф. Против меня ни чем, у меня нет теперь ни жены, ни дочери. Но в этом бароне узнал я модель того злого духа, который лишил меня лучшего утешения в жизни. Он во многих домах тиранствовал, — я решился быть дон Кихотом и гоняться за ним как тень, с того времени во всем ему препятствую и присматриваю за всяким шагом его. Он уже несколько раз покушался от меня избавиться, но такой упрямый человек, как я, не боится его хитростей, мне удалось разрушить многие планы его, и не думаю, что бы он долго ещё пробыл в нашем городе.
Госпожа Штрален. Странный человек. За то вы ему и страшны. Недавно был он в нашем доме очень весел и всех забавлял своими шутками. Вдруг пришли вы — и наш барон остолбенел!
Вальдорф. Это было тогда, а теперь напрягает он весь свой разум, чтобы обмануть меня. Дня два — я надеюсь, что мы искренно говорить можем.
Майор. Говорите прямо. К чему такие предуготовления? Вы слышали наш разговор.
Вальдорф. Он любит графиню — если можно назвать любовью то, что делает таких людей ещё хуже, ещё презреннее. Холодность между ней и графом не скрылась от его проницания. Дни два носился в голове его какой-нибудь злой умысел. Ко мне ласков он до чрезмерности, и вьётся как червь, что бы не разуметь слов моих. О вашей дочери говорить нечего, но только прошу вас, господин майор, оставить его на моё попечение. Теперь можем мы навсегда избавиться от этого человека. Да здесь же и другое, ещё важнейшее…
Госпожа Штрален. Что такое? Не знаете ли вы чего-нибудь о графе?
Майор. Он знает то, что всему городу известно: у графа есть старинная приятельница, — чего более, что за расспросы?
Вальдорф. Характер графа мне известен. Надобно, что бы здесь скрывалась какая-нибудь тайна, а не то, что все знают. Я примечаю в нём внутреннее борение. Графиня устремляет на него всю силу прелестей своих, и сердце его едва-едва противиться может. Но для чего он противится — это загадка. Я предчувствую, что барон происками своими сделает всем нам превеликую услугу. Вот наказание, которое для него приготавливается!
Не лишите меня этого удовольствия и радости соединить два добродетельных сердца!
Госпожа Штрален (пожав руку его). Великодушный человек!

Явление четвёртое.

Прежние и барон Фельзер.

Барона. Имею честь желать вам доброго утра, милостивая государыня — и вам, господин майор! Ба! И вы здесь, господин Вальдорф. Я было совсем отчаялся видеть вас в сегодняшний день.
Вальдорф. В доказательство моей к вам привязанности я сам назвался к графу в гости, узнав, что вы к нему будете.
Барон (пожимая с улыбкой руку его). Любезный друг! Ты угадываешь желания моего сердца! (Госпоже Штрален). А графиня ещё не выходила?
Госпожа Штрален. Она одевается. Видели ли вы сегодня графа?
Барон. Я? Нет! Где его видеть? Недавно при дворе все о нём спрашивали, однако ж — его увольняют от исполнения общих должностей. Надобно ему дать время узнать всё своё счастье.
Майор. Много снисхождения! Но у графа есть, конечно. Какое-нибудь старинное знакомство, потому что никто не видит его так редко, как жена.
Вальдорф. Барон знает это лучше нашего.
Барон. Как? Почему? Я ничего не знаю.

Явление пятое.

Прежние и одетая графиня.

Графиня. Извините меня, милостивые мои государи! А графа ещё нет? Ах, батюшка! Позвольте мне поцеловать вашу ручку!
Майор. Здравствуй, София! Какова ты? Взгляни на меня прямо — кажется, что глаза твои веселы?
Графиня. Конечно, батюшка, —- да о чём же мне печалиться?
Майор. Я то же говорю, только мать твоя…
Барон. Позвольте и мне сказать то же. Всякий день расцветают для вас новые розы, а я думал, что вы не здоровы.
Графиня. Я не здорова? Почему?
Барон. Так вчера многие думали, не видя вас в ‘Редуте’. Я начинал говорить со всякою женскою маскою и уверен, что графини там не было.
Графиня. В другой раз прошу вас не беспокоиться. Я могла быть очень здорова —- и остаться дома.
Барон. К сожалению, мне известно, что вы редко удостаиваете публику вашего присутствия. (Вполголоса). Но знаете ли, графиня, какой случай вы пропустили? Я сделал открытие.
Вальдорф (вслух). Открытие? О! Пожалуйста, сообщите его вам поскорее, господин барон! Известны ваши маскарадные открытия, ничего не может быть забавней. Вы хотите, конечно, усиленной просьбы?
Барон. Это против моего обычая, господин Валъдорф. Но вы приводите меня в замешательство. В самом деле, открытие моё очень не важно, безделка…
Вальдорф. Безделка, которую вы бережёте для одной графини? Увёртки, барон, увёртки! Графиня будет, конечно, великодушнее вашего.
Графиня. Я с моей стороны ни от кого не хочу таиться. Барон не может знать ничего такого, что бы только мне открыть надлежало…
Вальдорф. Милостивая государыня! И вы, господин майор! Пожалуйста, вместе со мною попросите его!
Майор. Видите, барон, что вам нельзя отделаться!
Барон. Когда вы меня принуждаете, — но позвольте мне соблюсти всевозможную скромность. Я никого не назову по именам.
Вальдорф. Даже и первой буквы не скажете? Что делать! Начните только, начинайте! Может быть, мы догадаемся.
Барон. Вчера мучила меня скука. Я пошёл бродить по улицам. В одном окошке — более, право, не могу сказать! В одном окошке приметил я женское лицо, которое показалось мне достойным второго взгляда, — лицо, если вы хотите, прекрасное, но только холодное, не приманчивое. Однако надобно сказать, что такие лица не очень обыкновенные. Незнакомка говорила с одним человеком, который казался мне знакомым. Я вынул из кармана зрительную трубку и узнал…
Госпожа Штрален. Кого?
Барон. Извините, милостивая государыня, — этого никак сказать не могу. Только признаюсь, что я стал думать, думать — подозревать, соображать одно с другим, и ещё более утвердился в своих мыслях. Вы слышите, что я говорю темно, но вам наперёд было сказано…
Вальдорф. Не беспокойтесь, мы вас разумеем.
Барон. Быть нельзя — никаким образом! — На чём я остановился? Да, помню. Вечером приехал я в ‘Редут’. Маскарад был самый многолюдный, но мне казалось всё противно, скучно, из головы моей не выходило то, что открылось мне днём. Наконец другой случай привлёк моё внимание. Один мужчина в чёрной маске на минуту забылся, и я узнал его. Это был тот самый, который сидел подле окошка с незнакомою женщиною. Мне вздумалось примечать за ним.
Госпожа Штрален. Тот самый?
Барон. Конечно. Но это не решит для вас загадки. Что с ним не было некоторой особы, в этом я, к сожалению, уверился ещё прежде.
Вальдорф. Барон! На что примешивать постороннее?
Барон. Наконец он подошёл к женской маске и сел ней рядом. Лицо её было закрыто до половины — новое открытие! Я тотчас узнал в ней прекрасную незнакомку и спрятался в такое место, где ни один человек не мог видеть меня — место, которого никто, кроме меня, не знает в зале ‘Редута’, и где случалось со мной множество приключений. Коротко сказать, маска начала говорить.
‘Итак, жены вашей здесь нет’, — сказала она.
‘Нет, — отвечал мужчина, — я всех видел, её, верно, нет, надобно, что бы она передумала. Итак, меня уже ничто не удерживает. Многолюдство мне тягостно, и неудача приводит меня в такую досаду… Итак, поедем, любезная Юлиана’! — сказал любовник.
Графиня (забывшись). Юлиана?
Барон. Так её зовут. Они встали и скрылись.
Вальдорф. Далее!
Майор. Что же потом?
Барон. История моя окончилась. Чего вам ещё? Я наперёд сказал, что это ничего незначащая безделка.
Графиня. Может быть, виноват историк, господин барон. Для чего вы не хотите досказать конца?
Барон. Конца? Божусь вам, что я больше ничего не видел и не слышал. Мне нельзя было идти за ними. Впрочем, конец таких историй всякому угадать можно.
Графиня. Нет, позвольте мне досказать его. Я так же соблюду скромность. Так называемый приятель маскированного мужчины примечал тихонько каждый шаг его, что бы после рассказать всё другому человеку, которого он надеялся тем оскорбить.
Барон. Милостивая государыня.
Графиня. Выслушайте меня. К счастью, этот человек — или эта женщина столь любит своё спокойствие, что презирает все наушничества коварных или праздных людей. Итак, зло невелико! Но позвольте мне сказать ещё одно, хотя и вся наша тайна может от этого выйти наружу. Вы сами, господин барон, не уважаете того, чем бы вы хотели очернить в мыслях моих графа: знайте же, что я вашего мнения, хотя, может быть, и совсем по другой причине. Эта Юлиана мне любезна, потому что граф почитает её. Самое ваше описание заставляет меня брать сердечное участие в судьбе её. Да вы, может быть, этого только и хотели, и в таком случае заслуживаете искреннюю мою благодарность.
Майор (обнимая графиню). София, милая София! (Барону). Вы счастливы, что графиня взяла на себя досказать вашу историю. Если бы мне пришлось заключить её, то конец мой вам бы не очень полюбился.
Барон. Господин майор…
Вальдорф. Ни слова! Пользуйтесь таким наставлением. Впредь советую вам рассказывать лучше что-нибудь из ‘Тысячи и одной ночи’, нежели редутные истории.
Барон (графине). Вы, право, очень счастливы, сударыня! В самую сию минуту изъявят вам благодарность за такую похвальную доверенность. (Указывая на графа, который как раз входит).

Явление шестое.

Прежние и граф.

Граф. Все здесь? Как мне жаль, если вы меня дожидались! (Целуя у графини руку). Ваша поспешность приводит меня в замешательство. За таким прелестным нарядом иная женщина просидела бы целый день.
Графиня. Наконец вы приметили, как я одета! Четыре недели стараюсь наряжаться как можно лучше, а теперь в первый раз услышала от вас такой комплимент.
Граф. Может быть, теперь в первый раз, видя вас перед собою, не забыл я взглянуть на ваше платье.
Графиня (с усмешкой кланяясь ему). Ах, граф! Женщине очень трудно отличать себя от наряда! Да знаете ли, что я о вас беспокоилась? Где вы вчера повеселились?
Граф. Повеселился? Да, в самом деле — я был в месте публичного веселья, в ‘Редуте’, надеявшись видеть…
Графиня. Верно, не меня? Потому что я вчера целый день пролежала на постели.
Барон (с тайным удовольствием подаёт Вальдорфу свою табакерку). Не угодно ли понюхать? У меня прекрасный табак.
Вальдорф (с усмешкой). Вы умеете примечать, барон!
Майор. Кстати, зять! Мне надобно поговорить с вами о нашем откупе. (Отводит его в сторону и говорит с ним тихонько).
Графиня (матери своей, которая становится с ней рядом). В нынешний день он хорошо расположен ко мне. Посмотрите, матушка, как часто глаза его на меня устремляются!
Граф (вслух, как будто бы проснувшись). Что вы сказали, тесть мой?
Майор. Ничего, ничего! Кажется, что вы ныне не в духе говорить об экономических делах.
Графиня. Слышите, матушка, слышите!
Госпожа Штрален. Что с тобой сделалось? Ты вне себя.
Графиня. Ах! Мне хотелось бы на минуту остаться с ним одной!
Госпожа Штрален. И я должна доставить тебе этот случай? Странно! (Мигает Вальдорфу). Государи мои! Вы ещё не видали нового павильона, не угодно ли?
Вальдорф. Надобно его посмотреть, пойдёмте.
Госпожа Штрален берёт за руку Барона, Вальдорф и майор идут за ними. Граф смотрит на Софию, которая знаками просит его остаться.

Явление седьмое.

Граф и графиня.

Графиня. Извините, любезный граф, и мне надобно поговорить с вами о деле. Только давнишнее моё рассеяние…
Граф (кажется пришедшим в замешательство от того, что должен был остаться на наедине с Софией). Для вашего дела оно пройдёт?
Графиня. И вы даёте слово на меня не сердиться?
Граф. Да как же, можно ли вам думать, можно ли вообразить…
Графиня. Однако ж вам покажется странно… Вы видите перед собой бедную… Дайте мне что-нибудь!..

Замешательство графа увеличивается.

В самом деле, не моя вина, что… Одним словом — то, о чём я вас просить должна, и что мне надобно, есть (засмеявшись) деньги!
Граф. Деньги? (С принуждённым смехом). И для этого столько околичностей? Скажите…
Графиня. Знаете ли? Я вижу, что моё требование для вас не очень приятно, но уверяю вас, граф, что я не расточительна.
Граф (в изумлении). Графиня! Чего вы от меня хотите?
Графиня. Ничего… Ничего, кроме денег! Вы на меня смотрите? Ваше сиятельство и меня было привело в замешательство. Разве вы догадывались, о чём я вас просить буду? Или воображали себе другое, потому что я никак не могу почитать вас скупым.
Граф. Смею ли просить вас? Пощадите меня! Вы что-нибудь думаете? Я вас не разумею, — и мне это прискорбно.
Графиня (с нежностью). Вам прискорбно, что вы меня не разумеете? Граф! От меня ли зависит изъяснение?

Граф с жаром целует её руку, потом вдруг оставляет её.

Вы хотели что-то сказать. Говорите! Ах! Мне бы очень хотелось, что бы вы меня разумели!
Граф (с принуждённой улыбкою). О! Вы слишком уважили слова мои! В самом деле, кто может разуметь женское сердце? Оно есть святилище, которое мы обожать должны, не проницая в его сокровенности.
Графиня (хочет рукой скрыть слёзы, катящиеся из глаз её). Слабость!
Граф (в восторге её обнимая). София!
Графиня. Вот оно! Вот первое слово любви, которого я от тебя требовала!

Граф в ужасе, молчание, во время которого София пристально на него смотрит.

Нас дожидаются, пойдёмте.
Граф (с жаром). Пойдёмте. Ах! Останься, останься и продли сладостное мучение моего сердца! Ты вводишь меня в преступление!

Она поспешно уходит, встречаясь с госпожой Штрален.

Явление восьмое.

Госпожа Штрален и её дочь.

Госпожа Штрален (смотрит на дочь, которая стоит в задумчивости). Вот плоды вашего разговора?
Графиня (придя в себя и с живейшей радостью схватив руку своей матери). Он любит меня, матушка, любит!

Конец первого действия.

(Здесь перевод обрывается).

1791 г.
Впервые:
‘Московский журнал’, 1792 г. Ч. 7, кн. 2, август. С. 122-155.
Печатается по: Карамзин Н. М., ‘Полное собрание сочинений’, Т. 16. М., ‘Терра’, 2007 г. С. 383—395, 525..
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека