В рассуждениях о нравственном законе и о разных ярусах человеческой нравственности Вл. Соловьев остроумно замечает, что первою ступенью добродетели и добропорядочности является вежливость и с человеком, который ей не научился или ее не применяет, было бы совершенно бесполезно рассуждать о морали, о христианстве, об евангельском законе любви к ближнему и т.п. ‘Прежде умой руки и умой лицо, а потом уже будем говорить о Боге’ — так я перефразировал бы эту важную мысль Соловьева. И, Боже, сколько теперь развелось господ ‘с Богом’, но ‘без мыла’, и от них только зажимаешь нос и сворачиваешь в сторону. Стоит только вспомнить знаменитого Сопоцко (вы не знаете?), который громко на всю Россию кричал, печатал, что он не умывается, и вместе каждого чуть-чуть знакомого человека, даже встретив на улице, приглашал говорить с ним о Боге. Был в Мукдене, теперь в Иерусалиме, и оттуда, и отсюда шлет (печатные) письма, что он не умывается. Бог с ним. Я хочу поговорить об ялтинской истории, наделавшей шуму во всей печати.
Все помнят, как епископ волынский Антоний сравнил русских священников и русское образованное общество с ‘тюрьмой каторжников’, выражая желание лучше видеть этих последних на будущем русском церковном соборе, нежели представителей от иереев и профессоров духовных академий. Вообще ‘владыки’, как будто чем-то раздраженные теперь, начинают говорить тоном, который пробуждает мысль не столько о Боге, сколько о мыле. Не успело еще русское общество опомниться от пафоса волынского епископа, как все газеты облетели слова, написанные (в резолюции) епископом таврическим и симферопольским и обращенные к ялтинским священникам:
‘Ялтинское духовенство зажирело, излишне сыто. Оно выдвигает вместо настоящих и законных нужд фальшивые нужды, выдуманные нужды. Ялтинское духовенство свои нужды высасывает из пальца’.
Все это — в ответ на постановления пастырского собрания местного духовенства, где оно обсуждало вопрос о том, на какие нужды церковной жизни должно быть обращено внимание на предстоящем всероссийском церковном соборе. Собрание это было подобно всем, какие происходили в последнее время везде в России, и было так же открыто и официально, как они. Считаем совершенно ненужным входить в обсуждение постановлений этого собрания, так как постановлявшие — священнослужители и законоучители — люди зрелые, правоспособные, да на то и собраны были, во исполнение Высочайшей воли о подготовительных мерах к Собору, чтобы что-то ‘обсуждать’ и о чем-то ‘постановлять’. Повторяем, священники — не малолетние, не гимназисты, не ‘улица’, и по существу их мнения отвечают сами за себя, общество имеет право вмешаться только в дикую форму, какую получило все дело, и где оно усматривает и не может не усмотреть просто угнетение человеком людей, епископом — священников: одна из страниц печальнейшего антагонизма у нас между духовенством черным и белым, монашествующим и церковно-служительным.
В ‘Крымском Курьере’ перечислен целый ряд кар, разразившихся над членами этих пастырских съездов:
‘1) Алуштинский священник Николай Зорин отрешен от должности, и ему воспрещено служение. Он с семьею оставлен без куска хлеба.
2) Ялтинский протоиерей о. Петр Сербинов переведен в Алушту, на место Зорина: это — ссылка.
3) Ялтинский благочинный о. Василий Попов лишен благочиния.
4) Священник Сергей Щукин уволен от должности. Оставлен без службы, т.е. без куска хлеба.
5) Законоучитель ялтинской гимназии отец Георгий Челнов также увольняется с запрещением священнослужения. Тоже без куска хлеба, с клеймом ‘запрещенного попа’.
6) Псаломщик Хаджиков смещен.
Остальные участники собраний получили строгий выговор’.
Весь Крым взбудоражился. Впечатление получилось огромное. Алуштинские жители вступились за отца Н. Зорина, любимого и уважаемого своего пастыря, ялтинцы вступились за своих священников, и, наконец, городское управление гор. Ялты отправило к владыке депутацию с просьбою о сложении кар. Трогательное письмо, помещенное в 22 ‘Крымского Курьера’ за подписью ‘Прихожанин’, об о. Зорине:
‘Что делается? Где мы живем? Свящ. гор. Алушты Николай Зорин лишен места и запрещен в служении. Боже мой! Этот самоотверженный идеалист, человек безусловной честности, принявший, как видно, сан по глубокому убеждению, и вдруг он выгоняется без суда и следствия. За что? Вины за ним нет и быть не может, насколько все мы его знаем в Алуште. Деятельность и поведение его у всех на глазах: честный, правдивый, открытый, доступный, хороший проповедник — и он лишается места? Где же правда, где та христианская любовь, о которой от. Николай всегда говорил с церковной кафедры?’ — Прихожанин.
И, наконец, комитет родителей, состоящий при ялтинской гимназии, вошел с просьбою к преосвященному Алексею оставить на законоучительской должности свящ. Георгия Челнова.
Как мне пишут из Ялты, преосвященный Алексей ответил телеграммами на ходатайства:
а) Обществу: ‘В просьбе отказать, надеюсь, что я лучше знаю достойнейших пастырей’.
б) Комитету родителей: ‘Волнение умов действительно произведено неканоничным поведением сих отцов, за которых просят неосведомленные родители’.
Все ‘ничего не знают’, и ‘знает только владыка’. Может быть, он и они ‘владыками’ и не назывались бы, особенно приняв во внимание обет ‘смирения’, даваемый перед постригом в монашество, если бы не двоилось их сердце уже в момент этого пострига и принимался он в целях вовсе не смирения, а, напротив, — безграничного властвования и вот этого ‘всезнайства’, притом без справок. ‘Земные ангелы, небесные человеки’ — так титулуют себя, таково распространяют о себе в темном народе мнение.
‘Всезнайство’… вот и из Ялты мне пишут:
‘Владыка Алексий в Таврической епархии всего 10 месяцев (письмо от 3 марта), в Ялте был один раз и духовенство видел не более полчаса, в учебных заведениях не был и многих из местных священников в лицо не представляет’.
Оставлены с семьями без прихода, т.е. без куска хлеба. Что же, священнику — не в дворники поступать?! А идти на службу именно священнику никуда не возможно! А между тем каждый день надо есть ему, матушке, детям. Каждый день, сейчас надо есть… Необходимо, чтобы это ‘запрещение’ и вообще все кары маленького ‘патриарха Никона’ в Крыму были кассированы впредь до разбора дела судом (чего не было, об этом пишут) из Петербурга. Какая ‘неумытая’ история. И неужели будущий церковный собор не вырвет с корнем самую возможность повторения таких историй, не переработает глубоким плугом всю эту сгнившую почву ‘греческих преданий’, откуда нам принесены жестокие законы вместе с пением миловидных мальчиков в стихарчиках: ‘E , оо’, ‘Многая лета, наш владыко’… Жестокая Византия, грязная Византия.
Впервые опубликовано: ‘Новое Время’. 1906. 13 марта. 10774.