Г. Уэллс
Г. Уэллс
Яблоко
Яблоко
Рассказ
Примечания:
Примечания:
————————————————————-
Яблоко, Уэллс Герберт Джордж, Год: 1896
Время на прочтение: 10 минут(ы)
— Я должен от него отделаться, — проговорил сидевший в углу купэ человек, неожиданно нарушая молчание.
М-р Хинклиф плохо расслышал и поднял голову. Он поглощён был восторженным созерцанием привязанной к его портплэду [портплед — дорожная сумка или чехол для пледа или постельных принадлежностей — М.Б.] форменной фуражки, видимого и осязаемого знака только что полученной им должности в колледже — поглощён был восторженной оценкой красот фуражки и приятными мечтами, которые она пробуждала в нём. Ибо м-р Хинклиф только что выдержал испытание при Лондонском университете и ехал, чтобы занять место младшего помощника в начальной школе в Холмвуде — положение весьма почтенное. Он воззрился на своего попутчика, сидевшего в дальнем углу купэ.
— А почему бы не отдать его кому-нибудь? — спросил тот. — Отдать? В самом деле, отчего бы и не отдать?
Это был высокий, тёмноволосый мужчина, с загорелым, но бледным лицом. Он сидел, скрестив руки на груди и протянув ноги на противоположное сидение. Не отрывая глаз от кончиков ботинок, он пощипывал опущенный книзу чёрный ус.
— Отчего бы не отдать? — повторил он ещё раз.
М-р Хинклиф кашлянул. Незнакомец поднял глаза — странные, тёмно-серые глаза — и с минуту невидящим взором смотрел на м-ра Хинклифа. Потом лицо его оживилось.
— Да, — медленно произнёс он. — Отдать — и делу конец.
— Боюсь, я не совсем понимаю вас, отозвался м-р Хинклиф и снова кашлянул.
— Не совсем понимаете меня? — совершенно машинально повторил незнакомец, переводя свои необыкновенные глаза с м-ра Хинклифа на портплэд с нарочито демонстрируемой фуражкой и обратно на смущённое лицо м-ра Хинклифа.
— Вы так лаконичны, — оправдывался м-р Хинклиф.
— А почему бы мне и не быть лаконичным? — переспросил незнакомец, продолжая думать о своём. — Вы — по научной части? — повернулся он к м-ру Хинклифу.
— Я — из Лондонского университета, — с нескрываемой гордостью ответил м-р Хинклиф и нервно пощупал свой галстук.
— Стало быть — в погоне за знанием, — сказал незнакомец и, неожиданно спустив ноги на пол, упёрся руками в колени и уставился на м-ра Хинклифа, словно никогда не видал человека, занимающегося наукой. — Да, — повторил он и помахал указательным пальцем. Потом поднялся, достал из сетки чемодан и раскрыл его. Молча вынув оттуда что-то круглое и завёрнутое несколько раз в серебряную бумагу, он осторожно развернул и протянул м-ру Хинклифу… маленький, гладкокожий, золотисто-жёлтый плод.
М-р Хинклиф широко раскрыл глаза и разинул рот. Он не сделал никакой попытки взять протянутый предмет, хотя незнакомец на это как будто рассчитывал.
— Это, — начал странный незнакомец, очень медленно произнося слова, — яблоко с Древа Познания. Взгляните — маленькое и яркое, и чудесное — Познание — и я отдаю его вам.
Рассудок м-ра Хинклифа с минуту мучительно работал, но вдруг всё объясняющая мысль: ‘Сумасшедший!’ — вспыхнула в мозгу и осветила создавшееся положение. С сумасшедшими надо соглашаться. Он слегка склонил голову на бок.
— Яблоко с Древа Познания, вот что! — проговорил он, тонко притворяясь заинтересованным, и посмотрел на своего собеседника. — Но отчего бы вам самому не съесть его? И как оно попало к вам в руки?
— Оно у меня уже третий месяц. Оно не портится, — всегда такое же красивое и гладкое, и спелое, и желанное, каким вы видите его сейчас. — Он опустил руку на колено и, задумавшись, смотрел на яблоко. Потом снова стал заворачивать его в бумагу, как бы отказавшись от мысли отдать его.
— Но как оно досталось вам? — задал опять вопрос м-р Хинклиф. — И почему вы знаете, что это в самом деле плод с того Древа?
— Я купил его, — начал незнакомец, — три месяца тому назад, — за глоток воды и корочку хлеба. Мне отдал его — за то, что я спас ему жизнь, — один армянин. Что за дивная страна! Первейшая из всех стран! Страна, где и по сей день цел ковчег Ноя, погребённый в ледниках Арарата. Человек, о котором я говорю, вместе с другими бежал от напавших на них курдов, — и забрёл в пустынное место в горах — место, куда обычно не добирается человек. Спасаясь от погони, они вышли, среди горных вершин на склон, поросший зелёной, острой как лезвие ножа, травой, которая безжалостно резала и хлестала. Но курды гнались за ними по пятам, и ничего не оставалось, как войти в траву. Хуже всего было то, что тропинки, которые они прокладывали ценою своей крови, облегчали путь преследователям. Беглецы были все перебиты, за исключением этого армянина и ещё одного, Он слышал вопли и крики своих друзей и шорох травы под ногами курдов, — трава была высокая, выше роста человеческого. Потом — опять крики — и всё затихло. Он замер, не понимая в чём дело, снова побежал, израненный и окровавленный, пока не добрался до каменного обрыва над пропастью, тогда, обернувшись, он увидал, что трава охвачена огнём и дым отделяет его от врагов.
Незнакомец приостановился.
— И что же? — спросил м-р Хинклиф. — И что же?
— Он лежал истерзанный, истекая кровью, — кровь лилась из порезов от острой травы, — а камни, на которых он лежал, горели в лучах заходящего солнца, всё небо было как расплавленная медь, и дым от пожара плыл в его сторону. Он не решался оставаться там. Не смерть, а мучения были страшны! Вдали, по ту сторону дымовой завесы, продолжали раздаваться крики и вопли. Женские вопли. Он пополз среди скал по ущелью, поросшему кустами и высохшими ветками, которые кололись, как шипы, скрытые в листве, — и так полз, пока не скрылся, наконец, в складках одного гребня. Там он встретил ещё одного, тоже спасшегося — это был пастух. На их взгляд, холод и голод, и жажда, если сравнивать с курдами, — пустяки. Поэтому они взяли направление на горные вершины — в снега и льды. И бродили там целых три дня.
На третий день им был видение. Мне думается, с голодными это случается часто. Только вот… этот плод. — Он поднял вверх завёрнутый шарик. — Кроме того, я слыхал кое-что в этом роде от других горцев, знавших ту же легенду. Однажды под вечер, когда разгорались звёзды, путники спустились по гладким камням в большую тёмную долину, вокруг которой росли странные, искривлённые деревья, а на этих деревьях висели маленькие шарики, как круглые светлячки — странные, шарообразные, жёлтые огоньки.
Внезапно, на расстоянии многих миль, внизу, в долине, загорелось золотое пламя, которое стало медленно продвигаться вперёд, вверх по долине. На фоне его резко выделялись чёрные силуэты деревьев, а все склоны вокруг и фигуры двух людей облились расплавленным золотом. И так как они знали легенду этих гор, они поняли тотчас, что пришли они в Эдем или к преддверью Эдема и, как подкошенные, упали ниц.
Когда они решились поднять глаза, долина была погружена во мрак, но не надолго — снова появился тот же свет — как бы горящего янтаря.
Увидев это, пастух вскочил на ноги и бросился бежать вниз, навстречу огню, но его спутник был труслив и не последовал за ним. Он стоял, поражённый и испуганный, глядя на то, как уменьшается расстояние между его товарищем и надвигающимся пламенем. А как только пастух двинулся с места, послышался грохот, подобный раскатам грома, и шум невидимых крыльев… Тут человека, который потом дал мне плод, охватил ужас, и он бежал, надеясь ещё спастись. И, карабкаясь в гору, настигаемый страшными шумами, он налетел на одно из искривлённых деревьев, и спелый плод упал ему в прямо в руку. Вот этот самый плод. Вслед за тем грохот и шум крыльев пронеслись над ним. Он упал и потерял сознание, а когда пришёл в себя — то оказалось, что он лежит среди обугленных развалин собственной деревни. Я, вместе с другими, ухаживал там за ранеными. Галлюцинация? Но он всё ещё держал золотой плод с дерева в руке. Там были и другие люди, знавшие легенду, и догадывавшиеся, что это был за плод. — Он помолчал. — И теперь вот он, — закончил незнакомец.
Странно было слышать такой рассказ в вагоне третьего класса на железнодорожной ветке в Сэссексе. Можно было, пожалуй, подумать, что реальное — всего лишь завеса, прикрывающая фантастическое, которое вот-вот выглянет, которое уже начинает выглядывать из-за завесы.
— Это — он? — только и мог проговорить м-р Хинклиф.
— Легенда гласит, — продолжал незнакомец, что карликовые деревья, густо разросшиеся кругом сада, — выросли из яблока, которое Адам держал в руке, когда был изгнан вместе с Евой. Он почувствовал что-то у себя в руке, увидал наполовину съеденное яблоко — и сердито отбросил его. И вот теперь они растут там, в этой долине, опоясанной вечными снегами, и огненные мечи сторожат их в ожидании последнего дня.
— Но я полагал, что всё это… — м-р Хинклиф запнулся, — вымысел… притча… Вы хотите сказать, что там, в Армении…
Незнакомец ответил на недоговоренный вопрос, раскрыв руку, в которой он держал яблоко.
— Но ведь вы не знаете, — возразил м-р Хинклиф, — действительно ли это плод с Древа Познания. У армянина могла быть галлюцинация, скажем. Предположим…
— Взгляните на него, — перебил незнакомец.
Несомненно, это был странный с виду шарик, это не был настоящее яблоко (м-р Хинклиф должен был согласиться с этим), шарик был странного золотого цвета, словно в самом веществе его было заключено солнечное сияние. Глядя на него, м-р Хинклиф яснее представлял себе пустынную равнину среди гор, охраняющие доступ огненные мечи, седую древность только что выслушанной легенды. Он протёр себе глаза.
— Но… — начал он.
— Плод этот сохраняет всё тот же свежий вид вот уже три месяца и несколько дней. Не сохнет, не сморщивается, не загнивает.
— А вы сами, — спросил м-р Хинклиф, — вы в самом деле верите, что это…
— Запретный плод?… Да.
Не могло быть никакого сомнения, что человек говорит вполне серьёзно, и что он в здравом уме.
— ‘Плод Познания’… — добавил он.
— Но если бы и так? — помолчав, заговорил опять м-р Хинклиф, не отводя глаз от яблока. — Это всё-таки не тот вид знания, которое мы имеем в виду. Я хочу сказать, что тот плод Адам и Ева съели в своё время.
— Мы унаследовали их грехи, но не их познание, — возразил незнакомец. — Всё могло бы стать теперь для нас ясным и понятным. Мы заглянули бы в сущность всего, проникли бы в самый сокровенный смысл вещей.
— Отчего вы не съедите его в таком случае? — вдохновенно спросил м-р Хинклиф.
— Я для того и взял, чтобы съесть его, — отвечал незнакомец. — Человек пал. Только съесть — это вряд ли…
— Знание — сила, — перебил м-р Хинклиф.
— Но счастье ли? Я старше вас, больше, чем вдвое, старше. Не раз я брал этот плод в руку, и сердце у меня сжималось при мысли о том, что можно было бы узнать в этом страшном просветлении… Предположите, что если бы вдруг всё в мире стало бы безжалостно понятно?…
— Это, пожалуй, было бы большим преимуществом, — в общем, — отозвался м-р Хинклиф.
— Допустим, вы заглянули в сердца и умы окружающих вас, в их глубочайшие тайники, — тех людей, которых вы любите, людей, чьей любовью вы дорожите. Что тогда?
— Обманщики были бы выведены на чистую воду, — сказал м-р Хинклиф, поражённый новой мыслью.
— И хуже того, вы узнали бы самого себя, оголённого, освобождённого от самых дорогих иллюзий, таким, какой вы есть, с самыми безотрадными перспективами. Увидели бы то, что ваши слабости и пороки помешали вам выполнить…
— Это было бы чудесно… ‘Познай самого себя’, как сказано.
— Вы молоды, — проговорил незнакомец.
— Если вы не хотите съесть этот плод и тяготитесь им, отчего бы вам просто не выбросить его?
— Пожалуй, и в этом вы не поймёте меня. Как выбросить такую чудесную, блестящую вещь? Раз она досталась тебе, она уже связывает. Другое дело — отдать яблоко! Отдать его кому-нибудь, кто жаждет знания, кого не пугает мысль о том, чтобы проникнуть…
— Положим, — с раздумьем сказал м-р Хинклиф, — но плод — может быть ядовитым.
В этот момент глаза его остановились на некоем неподвижном предмете, на части большой надписи чёрными буквами по ту сторону окна вагона: ‘… вуд’, — прочёл он . Он стремительно вскочил.
— Великий боже! — воскликнул он. — Холмвуд! — фактическое настоящее вытеснило то настроение, которое начало овладевать м-ром Хинклифом.
В одну секунду он с портплэдом в руках распахнул дверцу вагона. Сторож уже размахивал зелёным флагом. М-р Хинклиф выпрыгнул. ‘Вот!’ — послышался голос позади него, и, обернувшись, он увидел сверкающие глаза незнакомца и протянутый ему из вагона, не завёрнутый и красивый, золотой плод. М-р Хинклиф взял его машинально. Поезд уже двигался.
— Нет! — воскликнул вдруг незнакомец и сделал движение, будто хотел схватить яблоко обратно.
— Посторонитесь! — крикнул кондуктор, захлопывая дверь вагона.
Незнакомец кричал что-то, высовываясь из окна и размахивая руками, но м-р Хинклиф слов разобрать не мог, а за тем — тень от моста упала на этого человека и он исчез из виду. М-р Хинклиф стоял, удивлённый, всё ещё глядя, как последний вагон скрывается на закруглении, и держал в руках плод. На секунду ум его пришёл в полное смятение. Но вслед за тем он почувствовал, что два-три человека, стоящих на платформе, с любопытством приглядываются к нему. Ведь это новый учитель начальной школы! И это его первый дебют! Они, должно быть, думали, что незнакомец угостил его апельсином. При мысли о таком наивном объяснении, м-р Хинклиф покраснел и сунул плод в боковой карман, который некрасиво оттопырился.
Но делать было нечего, — он направился к зрителям и, стараясь скрыть испытываемое им чувство неловкости, спросил — как пройти к школе и каким способом можно доставить туда его портплэд и два чемодана, выгруженные на платформу.
Он получил ответ, что багаж его может быть доставлен на тележке за шесть пенсов, а сам он может пройти пешком. Ему почудились иронические интонации. Он смутился ещё больше.
Серьёзный тон человека в поезде и волшебная сказка, рассказанная им, нарушили ход мыслей м-ра Хинклифа и пока что заслоняли настоящее туманной пеленой. Движущееся пламя! Огненные мечи!
Однако, не успел он пройти вокзал, как тревожные мысли об его новом положении, о том впечатлении, какое он произведёт в Холмвуде вообще и на членов школьной семьи в особенности — с новой силой овладели им и очистили его умственный горизонт. Удивительно, до чего неудобным может оказаться мягкий и ярко-золотой плод, всего дюйма три в диаметре — для нервного юноши, который хочет предстать в наилучшем виде. Яблоко ужасно оттопыривало карман его чёрного пиджака, совсем портило линии. Он повстречал пожилую, одетую в чёрное, лэди, и почувствовал, что она тотчас остановилась взглядом на этой выпуклости. Одна рука была у него в перчатке, вторую перчатку, вместе с палкой он нёс в другой руке, взять в ту же руку и яблоко было невозможно. В одном укромном месте, где дорога была как будто совсем пустынна, он вынул яблоко из кармана и попробовал засунуть его в шляпу. Оно было слишком велико, шляпа забавно вздулась и, как раз в тот момент, когда он вынимал яблоко обратно, из-за угла неожиданно показался мальчишка мясника.
— Ч-чорт, — прошептал м-р Хинклиф.
Он съел бы этот плод и сразу обрёл бы всеведение, если бы не было так глупо входить в город, посасывая сочный плод, а плод был несомненно сочный. Повстречайся ему кто-нибудь из учеников — это, наверняка, серьёзно отразилось бы на дисциплине. Кроме того, липкий сок мог запачкать лицо и манжеты, а если сок едкий, вроде лимонного, он мог выесть пятно на его костюме.
Тут, с боковой тропинки на дорогу вышли две хорошенькие, освещённые солнцем девушки. Они медленно шли, болтая, по направлению к городу. В любой момент они могли оглянуться и увидеть позади себя молодого человека с каким-то блестящим помидором в руке! Наверное, посмеялись бы над ним.
— К чорту! — пробормотал м-р Хинклиф и быстрым движением швырнул докучливое яблоко через каменную стену в примыкающий к дороге фруктовый сад. Когда оно исчезло, чувство сожаления шевельнулось в м-ре Хинклифе — впрочем, лишь на мгновенье. Он переложил в руке палку и перчатку и, выпрямившись, с чувством собственного достоинства, ускорил шаг, обгоняя девушек.
Но во мраке ночи м-ру Хинклифу приснился сон: он видел долину и пылающие мечи, и искривлённые деревья, и знал, что яблоко, которое он так легкомысленно выбросил, было действительно яблоком Древа Познания. И, проснувшись, он почувствовал себя очень несчастным.
Утром сожаление рассеялось, но позже снова вернулось и смущало его, — только не в те часы, когда он бывал счастлив или очень занят. В конце концов, в одну лунную ночь, часов около одиннадцати, когда весь Холмвуд мирно спал, с удвоенной силой поднялось в м-ре Хинклифе сожаление, а вместе с ним и жажда приключений. М-р Хинклиф выскользнул из дому, перелез через стену у площадки для игр, пройдя молчаливый город, вышел на дорогу к железнодорожной станции и забрался во фруктовый сад, куда бросил свой плод. Но в росистой траве, среди поникших головок одуванчиков он ничего не нашёл.
1. Текст взят из книги: Г. Уэллс. — Армагеддон. Рассказы. (Ленинград: ‘Мысль’, 1924г.) стр. 116 — 124. Перевод А. М. Карнауховой.
2. Первое издание на языке оригинала: ‘The Apple’ — Idler, октябрь 1896 г.
3. В оригинальном тексте главного героя зовут ‘Mr Hinchcliff’, что по-русски следовало бы передать как ‘м-р Хинчклиф’.
Набор текста, составление примечаний — М.В.Безгодов.
10 июня 2002 г., С-Петербург.
Проект ‘Старая фантастика’