'Xлам', Зозуля Ефим Давидович, Год: 1923 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 18 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

‘Возрождение’, литературно-художественный и научно-популярный, иллюстрированный альманах. Том 2-й

М., ‘Время’, 1923

Ефим Зозуля.

‘Xлам’.

**Трагедия-сатира в 10-ти картинах *).**

*) Впервые шла в Москве, в Театре Революционной Сатиры.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Человек из толпы.	Тенор Карручио.
Еще один.	Две барышни.
Еще один или несколько.	Нельбах.
Высокий и худой.	Его жена.
Самоуверенный на вид.	Один рабочий.
Похожий на профессора.	Другой рабочий.
Робкий.	Толстая девушка, играющая на пианино.
Ак.	Солящий огурцы.
Прокурор.	Бреющийся.
Доктор.	Отдыхающий на балконе.
Психолог.	Пьющий чай.
Гражданин Босс.	Флиртующие (две-три пары).
Его жена.	Играющий на граммофоне.
Их сын.	Трамвайный пассажир и его супруга.
Профессор Люциус.	Уполномоченный автора.
Его горничная.	Толпа.
Полковник Пуч.	Служащие Ака.
Его квартирная хозяйка.	Прохожие и др.

КАРТИНА I.

Улица. На улице толпа, в невероятно-возбужденном состоянии. Люди мечутся во все стороны, что-то шепчут, кричат, стонут, хватаются за голову, прислоняются к стенам домов. Все читают плакат на заднем плане сцены.

Голоса:

— Вы читали?!..

— Видели?!..

— Слышали?!..

— Читали?!..

Стремительные возгласы, крики, тревожные, недоуменные, жуткие. Клокочущая толпа, в большинстве спиной к зрителю, расступается, и к рампе медленно приближается большой плакат, на котором ровными буквами выведено следующее:

ВСЕМ БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ.

Проверка права на жизнь жителей города производится в каждом доме специальными комиссиями в составе трех членов Коллегии Высшей Решимости. Жители, признанные ненужными для жизни, обязуются уйти из нее в течение 24 часов.

Жители города обязаны с полной покорностью подчиняться действиям и постановлениям членов Коллегии. На все вопросы должны даваться совершенно правдивые ответы. О каждом Ненужном составляется протокол-характеристика.

Настоящее постановление будет проведено с неуклонной твердостью. Человеческий хлам, мешающий переустройству жизни на началах справедливости, должен быть уничтожен. Настоящее постановление касается граждан всех классов, возрастов и пола. Выезд из города кому бы то ни было, на все время работ по проверке права на жизнь, безусловно воспрещен.

Пока зрители знакомятся с содержанием плаката, толпа на сцене глухо волнуется за плакатом и по обе стороны его. Спустя минуту плакат передвигается на задний план.

Голос.— Вы читали?! Какой ужас! Это неслыханно и страшно!

Другой голос.— Но ведь мы же сами выбрали Коллегию Высшей Решимости! Мы сами дали ей высшие полномочия!

— Да, это верно.

— Мы сами виноваты! Сами виноваты!

Голоса.— Да. Мы сами виноваты. Но ведь надо же создать новую жизнь. Надо же! А можно ли новую жизнь строить со старыми, прогнившими людьми? (Пауза). Все-таки мы не знали, что Коллегия так просто и страшно подойдет к этому вопросу.

— Но какие имена вошли в состав Коллегии! Ах, какие имена!

— Откуда вы знаете? Разве уже опубликован список членов Коллегии?

— Мне сообщил один знакомый. Председателем выбран Ак.

Несколько голосов.— О, что вы говорите! Ак! Ак! Ак! О, какое счастье!

Голоса.— Да. Да, это факт!

— Какое счастье! Ведь это светлая личность.

— О, конечно, мы можем не беспокоиться — уйдет из жизни только человеческий хлам. Несправедливостям не будет места.

Робкий голос. (Обыкновенный человек, сутулый, в очках, с зонтиком).

— Скажите, пожалуйста, дорогой гражданин (обращается к какому-то самоуверенному на вид), как вы думаете, я буду оставлен в живых? Я очень хороший человек. Знаете, однажды, во время крушения корабля, двадцать пассажиров спасались на лодке. Лодка не выдержала чрезмерного груза, и гибель грозила всем. Для спасения пятнадцати, пятерым пришлось броситься в море. Я был в числе этих пяти. Я бросился в море добровольно. Не смотрите на меня недоверчиво. Теперь я стар и слаб. Но тогда я был молод и смел. Разве вы не слыхали об этом случае? О нем писали все газеты. Четверо моих товарищей погибло. Меня спасла только случайность. Как вы думаете — меня оставят в живых?

Кто то высокий и худой.— А меня, гражданин? А меня? Я роздал бедным все свое имущество и капитал. Это было давно. У меня есть документы.

Самоуверенный на вид.— Не знаю, право. Все зависит от точки зрения и целей Коллегии Высшей Решимости.

Похожий на профессора.— Позвольте вам сообщить, уважаемые граждане (говорит медленно, почти членораздельно), что примитивная полезность ближним еще не оправдывает существования человека на земле. Этак всякая тупая, темная нянька имеет право на существование. Это — старо. Как вы отстали!

Несколько голосов.— А в чем же ценность человека?! А в чем же ценность человека?!

Похожий на профессора (подумав).— Не знаю.

Все (с озлоблением).— Ах, вы не знаете! Зачем же вы лезете с об’яснениями,если вы не знаете!

Похожий на профессора.— Простите. Я об’ясняю, как умею.

(Из-за кулис слышен топот бегущих ног. Поднимается суматоха. На заднем плане люди начинают метаться во все стороны и тоже бегут. Паника).

Голоса:

— Граждане! Граждане!! Смотрите! Смотрите! Люди бегут!!

— Люди бегут!..

— Какое смятенье! Люди бегут!…

— Какая паника… Люди бегут!..

— О, сердце мое! Сердце мое! А-а-а-а!..

— А-а-а-а!..

— Опасайтесь! Опасайтесь!!!

— Стойте! Остановитесь!..

— Не увеличивайте паники!..

— Стойте!..

(Все разбегаются. Топот. Крики. Затихающий шум. Темно).

Занавес-картина.

КАРТИНА II.

Вместо занавеса — картина-плакат. Нарисованы стремительно бегущие люди в натуральную величину. Максимум движения в застывших позах тупого страха, ужаса, карикатурной трусости, отчаяния.

Сбоку, около занавеса-плаката (театр освещен) стоит Уполномоченный автора и перечисляет ровным голосом, кто бежит.

Уполномоченный автора.— Бежали краснощекие молодые люди. Скромные служащие контор и учреждений. Женихи в чистых манжетах и розовых помочах. Хоровые певцы из любительских союзов. Городские франты. Опытные рассказчики анекдотов. Биллиардисты. Вечерние посетители кинематографов. Карьеристы. Пакостники. Жулики с белыми лбами и тонкими чертами белых точеных лиц. (Пауза).

Бежали потные добряки-развратники. Лихие пьяницы. Весельчаки, хулиганы, красавцы, мечтатели, любовники, велосипедисты. Широкоплечие спорщики от нечего делать, говоруны, обманщики, длинноволосые лицемеры. Молодые скряги, пенкосниматели, добрые неудачники, умные злодеи. (Пауза).

Бежали толстые женщины, многоедящие, ленивые. Худые злюки, требовательно и надоедливые. Скучающие самки, жены дураков и умниц, сплетницы, изменницы, завистливые, жадные. Гордые дуры, добрые ничтожества, от скуки красящие волосы, одинокие, беспомощные, вдовые, просящие, потерявшие от ужаса всё прикрывающее изящество форм. (Пауза).

Бежали управляющие домами, ломбардные оценщики, низкорослые менялы, бородатые бакалейщики, любезные содержатели публичных домов, седовласые, осанистые лакеи, почтенные отцы семейств, округляющиеся от обманов и подлости, маститые шулера и тучные мерзавцы. (Пауза).

Бежали густой, твердой, стремительной и жесткой массой.

Горячий пар бил изо ртов. Брань и вопли оглашали притаившееся равнодушие брошенных зданий. Многие бежали с имуществом. Тащили скрюченными пальцами подушки, коробки, ящики. Хватали драгоценности, детей, деньги, кричали, возвращались, вздымали в ужасе руки и опять бежали. (Продолжительная пауза).

Но их вернули. Такие-же, как и они, стреляли в этих, забегали вперед, били палками, кулаками, камнями, кусались и кричали страшным криком. К вечеру город принял обычный вид. Коллегия Высшей Решимости приступила к исполнению своих обязанностей.

КАРТИНА III.

Уполномоченный автора уходит. Занавес-плакат поднимается. На сцене самая обыкновенная комнатка мелкого городскою человечка: стол, кровать, несколько стульев. Жалкие картинки на стене. Скрипка висит. Сидят: Босс, его жена и сын, 45 лет. Они запуганы, унылы, томятся в зловещем ожидании. Босс подходит к окну, боязливо выглядывает, шепчет: ‘идут, сейчас будут у нас’. Вся семья встает. Отворяется дверь, и с шумом входят члены Коллегии Высшей Решимости: Доктор, Психолог, Прокурор. Ее здороваясь, останавливаются, озираются и приступают к допросу.

Прокурор (записывая в записной книжке).— Ваша фамилия?

Босс.— Босс.

— Сколько лет?

— Тридцать девять.

— Чем занимаетесь?

— Набиваю гильзы табаком.

— Говорите правду.

— Я говорю правду. Четырнадцать лет я честно работаю и содержу семью.

— Где ваша семья?

— Вот она. Это моя жена. А вот сын (указывает).

Прокурор.— Доктор, осмотрите семью Босс.

Доктор.— Слушаюсь. (Доктор осматривает, выстукивает, как это обычно делается).

Прокурор.— Психолог, осмотрите семью Босс.

Психолог.— Слушаюсь (Подходит, смотрит в лицо, в глаза, осматривает платье, обстановку). Гражданин Босс, каковы ваши удовольствия? Что вы любите?

Босс (затрудняясь).— Я люблю… Я люблю людей и вообще жизнь.

Прокурор.— Точнее, гражданин Босс, нам некогда.

Босс.— Я люблю… Ну, что я люблю?… Я люблю моего сына (указывает на идиотоватого сына с огромными ушами). Он так хорошо играет на скрипке… (Указывает на скрипку). Я люблю покушать, хотя, право, я не обжора… Я люблю женщин (легко смущается, оглядывается на старую уродливую жену). Приятно смотреть, как по улице гуляют красивые барышни и дамы… Я люблю вечером, когда устаю, отдыхать… Правда я люблю набивать гильзы табаком (не без гордости, оживленно), я могу — пятьсот штук в час… И еще многое я люблю… Я люблю жизнь… (плачет).

Прокурор.— Успокойтесь, гражданин Босс. Перестаньте плакать. Ваше слово, доктор.

Доктор.— Гражданин Босс малокровен. Общее состояние среднее. Жена страдает головными болями и ревматизмом. Мальчик здоров.

Прокурор.— Ваше слово, психолог.

Психолог (решительно).— Чепуха, коллега! Хлам! Самые заурядные существа. Темперамент — полуфлегматотеский-полусангвинический. Активность — ничтожная. Класс — последний. Надежд на улучшение нет. Босс — еще ниже. Мальчик пошляк, но, может-быть… (обращаясь к Боссу). Сколько лет вашему сыну, гражданин Босс? Перестаньте плакать.

Босс.— 15 лет.

Психолог.— Не беспокойтесь. Сын ваш пока останется. Отсрочка на пять лет. А вы… впрочем, это не мое дело, (обращается к Прокурору) решайте, коллега!

Прокурор (громко, официально).— Именем Коллегии Высшей Решимости, в целях очищения жизни от лишнего человеческого хлама, безразличных существ, замедляющих прогресс, приказываю вам, гражданин Босс, и вашей жене оставить жизнь в 24 часа. (Шум, плач). Тише! Не кричите (Обращаясь к двери). Санитар, успокойте женщину. Позовите стражу. Они вряд ли обойдутся без ее помощи.

Занавес.

КАРТИНА IV.

Типичный кабинет псевдо-ученого: книги и множество тех ненужных безделушек, которые, обыкновенно, загромождают кабинеты, так называемых, культурных людей. Тут и чучело какой то птицы, тут и ангелочек на столе, и баночки, и вазочки, и мудреная чернильница, и тому подобное. Мебель тоже такая, которая не помогает жить, а мешает: кресло с нелепой, высокой до дикости, с роскошной резной спинкой. Всюду бахрома, портьеры, занавесочки, повернуться свободно нельзя.

Хозяин этого кабинета, профессор Люциус — сидит, развалясь в кресле. Хорошенькая, типично-буржуазная горничная, сидя перед ним на корточках, застегивает ботинки профессора. Внешность Люциуса трафаретно-профессорская. Седые волосы, очки, ‘почтенная борода’.

Когда заходит Комиссия,— она застает профессора и горничную в описанной позе.

Прокурор (обращаясь к Люциусу).— Кто вы такой, гражданин?

Люциус (привстав, выпятив грудь, медленно, важно, самодовольно).— Профессор Люциус, почетный академик 1-й академии имени ее величества супруги его величества герцогини Тилибундской-Фалибундской-Малибундской, — действительный почетный член ‘Общества гуманных’ имени двоюродной сестры его величества Тилибундской-Малибундской-Фалибундской, тайный почетный советник ‘Общества Желающих Добра’, учрежденного в память великоторжественных именин его величества…

Прокурор.— Довольно, гражданин Люциус!

Люциус (ошарашен).— Как довольно! Я не сказал еще и восьмой части своего титула…

Прокурор.— Довольно, вам говорят. Чем вы занимаетесь? Только правду, нам некогда.

Люциус (испуганный, сразу ставший жалким).— Я… я… я… гумманист… Вот… я написал столько книг… (горничная угадывает ею желание и ловко подает несколько толстых томов). Вот… (берет из рук горничной и показывает прокурору). Я… я… великий ученый.

Прокурор.— Вас спрашивают, чем вы занимаетесь? О чем вы пишете? Только кратко, пожалуйста.

Люциус (беспомощно).— Я… я… Простите, я сегодня еще не успел принять своей утренней ванны, я не совсем подготовлен…

Прокурор.— Нам некогда, гражданин!

Люциус. Я… я… гумманист… Я доказываю в своих книгах, что не надо совершать зла… Не надо… ни с кем ссориться…

Прокурор.— Доктор, осмотрите гражданина Люциуса. (Доктор и психолог осматривают Люциуса, который не может притти в себя от страха, неожиданности и смущения). Ну, диагноз?

Доктор.— Здоровье среднее.

Прокурор.— Ваше слово, психолог.

Психолог.— Заурядное существование. Тип низший. Отличительная черта — равнодушие. Цели в жизни нет. К удовольствиям склонен самым низшим. Пишет потому, что привык. Внутренней потребности нет. Класс — последний.

Прокурор.— Именем Коллегии Высшей Решимости, в целях очищения жизни от человеческого хлама, замеряющего прогресс, я приказываю вам, гражданин Люциус, оставить жизнь (Люциус кричит). Тише! Позовите стражу.

Занавес.

КАРТИНА V.

Комната ‘знаменитого’ тенора. Средний номер гостиницы. На стенах яркие афиши. Висит высохший венок с запыленными лентами. На переднем плане — стул.

На нем бережно поставлены желтые щегольские ботинки. Рядом с ним — другой стул, на котором стоит другая пара ботинок. С величайшей пунктуальностью висят на брюкодержателе брюки. Рядом — фрак и т. д. Конечно, большое зеркало и пианино с нотами.

Тенора нет. Его ждет поклонница — барышня или дамочка. У нее длинная шее, перевязанная бархоткой, широкополая шляпа с лентами. Вид восторженно-глуповатый. Она, в ожидании своего кумира, молитвенно созерцает афиши и брюки.

Открывается дверь и робко входит другая поклонница, приблизительно похожая на первую.

Вторая поклонница.— Можно видеть господина Карручио?

Первая (с явным неудовольствием, оглядывая вошедшую).— Нет, вряд-ли…

Вторая (не смущаясь, входит, садится).— Я все-таки подожду. Швейцар мне сказал, что господин Карручио дома…

Первая.— Швейцар… Швейцар все может сказать… Только ждать вы будете напрасно…

Вторая (ядовито).— Посмотрим!..

Первая.— Вот и посмотрите (Пауза, другим тоном). Скажите, миленькая, а у вас важное дело к господину Карручио?

Вторая (важно).— Важное.

Первая (вздыхает).— У меня тоже очень важное!..

Карручио (входит. Он в утреннем костюме. Шея повязана шарфом. Не обращая внимания на посетительниц, смотрится в зеркало, пробует голос, мычит и подергивает головой).

Поклонницы (вскакивают, мнутся, волнуются, жеманно обращаются к его тине).— Господин Карручио, я в таком восторге от вашего таланта, в таком… таком… таком… восторге… восторге… таком восторге!..

Вторая поклонница.— Господин Карручио, я в таком восторге от вашего огромного таланта… я обожаю ваш голос!..

Карручио (ходит по комнате, не обращая внимания на них, всецело занят самим собой, своим горлом и своим голосом).— Ммм… мда… мио… миа… (Пробует голос, откашливается).

Первая.— Господин Карручио… Я очень прошу вас… осчастливьте меня… Дайте мне цель в жизни… Дайте мне… дайте… вашу карточку с автографом… Ах!.. (волнуется).

Втора я.— Господин Карручио (повторяет то же самое, но убеждена, что говорит свое). Господин Карручио… Я буду так счастлива… Осчастливьте чуткую душу, которая тоскует… Дайте мне цель жизни… Подарите мне ваш портрет с автографом!..

Карручио (пробует голос, величественно и тупо, не обращая внимания на поклонниц. Когда ему нужно пройти по комнате, он идет, наступая на них, как на тени, и они отскакивают).

(Сценка эта длится несколько минут).
(С шумом открывается дверь, и входит Комиссия по проверке прав на жизнь: Прокурор, Доктор и Психолог).

Прокурор.— Кто здесь живет?

Карручио (тупо смотрит на вошедших, идет им навстречу и все пробует голос, и мычит, занятый собою).

Прокурор (повторяет строго).— Кто здесь живет?!

Карручио.— Здесь живет знаменитый тенор Карручио!.. Ми… миа… а… а… а… м… миа… мама…

Прокурор.— Гражданин Карручио, Коллегия Высшей Решимости прислала нас для проверки ваши прав на жизнь. Скажите нам все, что можете сказать о себе.

Карручио (после продолжительной паузы).— Миа… а… а-а-а-ам… ам… га… а… у… а… миа… ма… ма… (Молчание).

Прокурор (переглядывается с доктором и психологом).— Вы видели такого когда-нибудь?

Доктор и психолог (вместе).— Ни-ко-гда! (Мрачное молчание).

Прокурор.— Гражданин Карручио. У нас мало времени. Что вы можете сказать о себе? Есть ли у (вас доводы в защиту своего существования на земле?

Карручио (опять тупо поет длинную гамму. Затем с неподражаемой тупостью подписывает свою фотографическую карточку и королевским жестом отдает прокурору).

Прокурор (берет карточку, — психологу).— Коллега, осмотрите гражданина Карручио, а эту карточку приобщите к делу и характеристике.

(Психолог и Доктор осматривают тенора).

Прокурор.— Каковы результаты?

Доктор.— Здоров.

Психолог.— Обычный вид отупения, наблюдающийся у певцов. Мозг в совершенно неразвитом состоянии. Развит только мозжечек. Из других органов правильно функционируют желудок и сердце. Голосовые связки крепкие.

Карручио (как бы в доказательство, опять поет. Берет несколько нот).

Прокурор.— Именем Коллегии Высшей Решимости, в целях очищения жизни от человеческого хлама, приказываю вам, гражданин Карручио, оставить жизнь в 24 часа (Уходят).

(Карручио и его поклонницы, которые во время посещения комиссии полуспрятались за портьерой, остаются в неподвижных позах).

Занавес.

КАРТИНА VI.

Пустоватая комната казарменного типа. Простой стол, стул, койка. Стены увешаны оружием, в центре комнаты барабан и большая медная труба. Огромные сапоги со шпорами. Всюду портреты усатых, мордастых рубак. Старый отставной генерал Пуч — с ‘вильгельмовскими’ усами, со следами военной выправки, насквозь пропахший казармой и муштрой человек — весь в орденах и медалях. Вид у него жалкий. В момент поднятия занавеса занят важным делом: у рампы на задних лапах стоит кошка (конечно, чучело), а Пуч грозно кричит на нее.

Пуч.— Смирно! Молчать! Руки по швам! Стой, скотина! Украла у меня кусочек колбасы и, вообще, забыла всякую субординацию! Кто я такой?! Я — твой начальник, скотина! (Кричит исступленно). Стоять смирно! Мол-чать!.. (Тяжело дышит от старости. Садится на скамью). Дисциплина — прежде всего! Наказание — святая вещь. (Пауза). Я, брат, стоял не так, как ты. Под ружьем стоял. На носках. С двухпудовой аммуницией. На носках! Пот протекал из сапог. Вот как! А за что стоял?! За что,— за то, что не отдал чести начальнику. И правильно! Не отдал чести и стой! (Кошка жалобно мяукает). Жалуешься, сволочь! Молчать! Стоять смирно! За то, что жалуешься, еще постоишь. А не то изобью в кровь (машет хлыстом) и опять поставлю. Нельзя жаловаться! У нас в походе — когда это было… в 1885… нет 1879… нет в 1878, да в 78 году такой трудный поход был… голодные были… холодные, больные… и то не жаловались… А один пожаловался — расстреляли… да… Расстреляли… Вот… И правильно! Ну, пора обедать!.. А ты стой, сатана! Смирно!..

(Встает, старческой походкой подходит к столу, берет трубу и играет сигнал на обед. Потом бьет в барабан, а затем садится за стол, и начинает есть кусок хлеба. За сценой — крик, детский плач и шум. Отворяется дверь, и на пороге появляется квартирная хозяйка — очень сердитая).

Квартирная хозяйка.— Генерал! Вы опять напугали детей. Вы с ума сошли! Вы вышли из ума. Военное чучело! Выезжайте вон из моей квартиры, если не можете жить без труб и барабанов!

Пуч.— Довольно! Молчать! Вы — дура. Я вас поставлю сейчас под ружье на два часа за неуважение к воинским обычаям. Несчастная! Как я могу обедать без звуков святого сигнала?!. Вы — штафирка несчастная. Вы обедаете,— как свинья. А я — боевой воин. Молчать! Я тебя сейчас убью, как собаку! Ты не смеешь меня оскорблять! (Указывает на свои ордена и медали. Хватает со стены огромное ружье).

Квартирная хозяйка.— Сумасшедший! Я позову полицию. (Выскакивает, хлопнув дверью).

Пуч (тяжело дышит, садится, обращаясь к кошке).— А тебе стоять (смотрит на часы) еще 15 минут. Стой! Стой! То, что здесь происходит, не твое дело. Ты живешь в моей комнате и подчиняешься военным законам, а не штафиркиным. (Долго кашляет, старый, несчастный).

(Открывается дверь, входит Комиссия).

Прокурор.— Кто здесь живет?

Пуч (испуганно, но важно).— Здесь живет его высокопревосходительство генерал от инфантерии в отставке Пуч.

Прокурор.— В чем смысл вашей жизни?

Пуч (молчит озадаченный, не понимает).

Прокурор.— Расскажите, что вас привлекает или привлекало в жизни.

Пуч (оживляясь).— О! Если-б вы знали, как жизнь прекрасна! Это было 1862… нет в… 1875… нет, в 1879… да в 79 году… Я участвовал в атаке… ах… эх! (кровожадно оживляясь). Один я убил 15 человек… сам… Одному — в живот… рраз!.. Эх, хорошо! Другому — штыком в голову… Рраз!.. эх, хорошо! Третьего — прикладом по голове!.. Эх, хорошо!.. Четвертого…

Прокурор.— Других удовольствий у вас нет?

Пуч (удивленно).— Какие же еще могут быть удовольствия?!

Прокурор.— Доктор, осмотрите гражданина Пуча. (Доктор и психолог осматривают).

Пуч.— Что меня осматривать… Что я новобранец, что-ли?!

Прокурор.— Диагноз.

Психолог.— Бедное извращенное существо. Жертва милитаризма. Представления о человеческих радостях не имеет. Человек, превращенный в машину. Сильно развитая склонность к садизму.

Прокурор.— Именем Коллегии Высшей Решимости, в целях очищения жизни от человеческого хлама, замедляющего прогресс, приказываю вам, гражданин Пуч, оставить жизнь в 24 часа (Пуч кричит). Тише! Нe кричите! Вы должны суметь умереть, если с таким наслаждением рассказываете о чужих смертях.

(Пуч дико кричит).

Занавес.

КАРТИНА VII.

Буржуазная квартира, не очень пышная, а такая, в которой живут адвокаты, зажиточные чиновники. Столовая, стол накрыт белой скатертью. Кофейник и прочее. Завтракают: адвокат и депутат парламента Нельбах и его жена. Жена полная, с обнаженными руками, с кольцами, серьгами, в утренних туфлях. Депутат — сухощав, полулыс, с острой бородкой. Он пьет кофе и одновременно просматривает бумаги и газеты.

Нельбах (просматривая бумаги и глотая кофе).— Сто пятьдесят миллионов. Ловко! (Пауза). Ну и бюджет. Хе, хе! Почешется Рихард Куль. Победа за нами!

Жена (недовольно, ядовито).— Победа… Подумаешь, какая победа… Только и слышишь про победы, а жена такого ‘победителя’, как ты, сидит без нового манто, а жена ‘побежденного’ Рихарда Куля одета по последней моде… Вчера было на ней манто со шлейфом из шелка!..

Нельбах (с пафосом, привстав).— Лизет, милая, ты ничего не понимаешь. Подожди еще немного. Еще немного. Ведь за меня рабочие. Понимаешь? Рабочие! Вчерашняя речь моя прозвучала, как гром. Какая меня ждет карьера. То место в моей речи, где я говорю о голоде детей рабочего квартала… Подожди, дай-ка вспомнить… (щелкает двумя пальцами, припоминая, декламирует). ‘…Эти слезы на детских личиках, эти худые рученки страдальцев должны подсказать вам, господа, подлинный размер бюджета, а не ворчанье нашей правой’. Ты слышишь? Какая смелость! Эта часть речи моей перепечатана сегодня почти во всех газетах. О, рабочие за меня! Я делаю карьеру. У тебя будет, милая, не одно манто. Потерпи еще немного…

Жена.— Я это слышу уже шесть лет… И эти слезинки на детских личиках мне тоже достаточно знакомы, а одета я так, что неловко показаться на улице. Горничная (входит).— Барин, вас желают видеть.

Нельбах.— Кто?

Горничная.— Вот… двое рабочих…

Нельбах.— Я сейчас занят… (Рабочие показываются в дверях). Впрочем, пусть войдут.

(Входят двое рабочих. Один — в пиджаке. Другой — в блузе. Оба возбуждены. При их появлении жена депутата брезгливо уходит в угол комнаты).

1-й рабочий.— Здравствуйте, господин депутат. У нас протест. Пожалуйста, огласите в парламенте (передают бумагу). Это возмутительно! Издыхающее правительство арестовывает наших вождей… Мы не будем молчать… Предупреждаем. Это — гнусно!

2-й рабочий.— Если товарищ Макс не будет освобожден до вечера — мы забастуем.

Hельбах.— Хорошо. Я оглашу ваш протест, если будут на сегодняшнем заседании соответствующие условия…

1-й рабочий.— Мы предупреждаем, что если он не будет освобожден — это плохо кончится (уходят).

Нельбах (просматривая протест).— Хе-хе!.. Дурачки… Дали мне хорошую штучку для оглашения в парламенте… Если бы я огласил — Рихард Куль заплясал бы от радости… Ему больше ничего не нужно было бы… (Пауза). Лизет… Как мне сегодня одеться! Я сегодня говорю сиять о рабочем допросе…

Жена.— Не знаю… (Равнодушно). Надень фрак.

Нельбах.— Нет, фрак не подходит… Слишком оффициально…

Жена (равнодушно).— Визитку…

Нельбах (озаренный новой мыслью).— Нет! Ни то, ни другое. Я надену пиджак. Да! (Оживленно). Простой пиджак. Пусть Рихард Куль лопнет от злости. Я произнесу такую речь, такую речь… Впрочем, надо поупражняться… (Уходит на-право за кулисы — там его кабинет. На сцене остается скучающая, толстая, в серьгах и кольцах, жена. Из кабинета ясно слышны ораторские упражнения депутата).

Нельбах (из-за кулисы — из кабинета). Господа! Человечество идет вперед по неумолимым законам эволюции. Каждый день приближает нас к новому, как бы оно ни было, может-быть, страшно. А когда смотришь на нашу неприятную действительность, когда видишь рабочий квартал, когда видишь эти худые тельца детей…

Жена (на сцене громко зевает).

(С шумом открывается дверь — входит Комиссия).

Прокурор.— Кто здесь живет?

Жена (пугается и молчит. Вбегает Нельбах).

Прокурор.— Кто здесь живет?

Нельбах.— Депутат парламента, Август Нельбах.

Прокурор.— В чем смысл вашей жизни?

Нельбах (в пиджаке с ‘демократически‘ подвязанным галстухом).— Я… я… повторяю… я член парламента, я прогрессист… Я в оппозиции…

Прокурор.— Гражданин Нельбах, нам некогда. Что вы делаете? Чем занимаетесь?

Нельбах.— Я работаю на благо человечества… я…

Прокурор.— Что вы делаете для этого?

Нельбах.— Я произношу речи…

Прокурор.— Доктор, осмотрите гражданина Нельбаха.

(Доктор и Психолог осматривают, обалдевших от ужаса, депутата и его жену).

Прокурор (психологу).— Ваше заключение?

Психолог.— Обыкновенное, заурядное существо. Тип ловкого карьериста. Для обыкновенной работы не приспособлен. Труслив душевно. Страдает недержанием слова. К жизни равнодушен. Удовольствия его — мелкая, личная борьба с себе подобными.

Прокурор.— Именем Коллегии Высшей Решимости, в целях очищения жизни от человеческого хлама, замеряющего прогресс, приказываю вам, гражданин Нельбах, оставить жизнь в 24 часа.

Нельбах (хватается за грудь и полупадает на стол, стонет, плачет).

Занавес.

КАРТИНА VIII.

Этот занавес опускается не у рампы, а несколько дальше, на аршина полтора в глубь сцены. На занавесе — картина. В центре нарисован большой шкаф, раскрытый. На полках — множество бумаг. Это протоколы — характеристики. Над шкафом надпись: ‘Характеристики ненужных!. По обе стороны шкафа вырезаны даа овала. Когда уполномоченный автора читает характеристики — в овалах появляются герои этих характеристик — живые фотографии.

Уполномоченный автора (входит из-за боковой кулисы. С потолка падают бумаги-характеристики. Он поднимает несколько и читает). — Ненужный No 14741. Здоровье среднее. Ходит к знакомым, не будучи нужен или интересен им. Дает всем советы и учит жить. В расцвете сил соблазнил какую то девушку и бросал ее. На большее не хватило. Самым крупным событием в жизни считает приобретение мебели для своей квартиры после женитьбы. Мозг вялый, рыхлый. Работоспособности нет. На требование рассказать самое интересное, что он знает в жизни, что ему пришлось видеть, он рассказал о диковинном ресторане ‘Квиссисана’ в Париже. Это все, что его поразило в жизни. Существо простейшее. Разряд нисших обывателей. Сердце слабое. В 24 часа. (Пауза). Берет другую характеристику (читает), ненужный No 14523. Работает в бондарной мастерской, класс посредственный. Любви к делу нет. Мысль во всех областях идет по пути наименьшего сопротивления. Физически здоров, но душевно болен, болезнью простейших — боится жизни. Боится свободы. По праздникам, когда свободен, одурманивается алкоголем. Во время революции носил огромный красный бант, но участия не принимал. Боялся. Закупал картофель и все, что можно было: боялся, что не хватит. Любит сметану. Бьет детей. Темп жизни равно-унылый. В 24 часа (Пауза). Ненужный No 15211. Знает восемь языков. Но говорит то, что скучно слушать и на одном. Любит мудреные запонки-зажигалки. Очень самоуверен. Требует уважения. Сплетничает. По утрам поет, говорит перед зеркалом речи на восьми языках. Потом, устав, садится, любуется собою и блаженствует. Любит убивать мух и других насекомых. Сладок в обращении из трусости. К живой настоящей жизни по-воловьи равнодушен. Радость испытывает редко. В 24 часа. (Пауза). Ненужный No 4336. Кричит на прислугу визгливым голосом от скуки. Тайно с’едает пенку от молока и первый жирный слой бульона. Читает бульварные романы. Валяется по целым дням на кушетке. Самая глубокая мечта — сшить платье с желтыми рукавами и оттопыренными боками. 2 года ее любил талантливый изобретатель. Она не знала хорошенько, чем он занимается и изменяла ему со всеми квартирантами. Детей не имеет. Часто без причины капризничает и плачет. По ночам просыпается, велит ставить самовар, пьет чай и ест. Ненужное существование. В 24 часа (Пауза). Робкий тихий юноша, с мечтательными глазами. Идеалистически настроенный. Добрый товарищ. Получил должность и власть над пятью подчиненными, перестал их узнавать, замечать, говорил с ними по делу устало, начал плохо слышать, нагло говорил ‘громче’, ‘короче’, когда потерял должность, истязал дома детей, требовал у них подчинения. Ничтожное существование. В 24 часа (Уходит).

АК (входит. Это карикатурно-стильная фигура. Волоса до пола, огромные очки, на плечах какая-то хламида. Под мышкой, в руках, в зубах, в карманах, даже между ног, всюду бумаги — все те же характеристики-протоколы. За ним, на некотором расстоянии, несколько составителей этих характеристик, служащих АКА, у каждого из них в руке огромное перо).

АК (в глубоком раздумьи, у шкафа, говорит медленно, значительно).— Вы научились кратко и ядовито доказывать ненужность того или иного существования. (Обращаясь к своим сотрудникам). Даже самые бездарные из вас в нескольких фразах убедительно доказывают это. И вот, я думаю о том, правилен ли наш путь (В раздумьи, после паузы)… Только на документах уничтожения человека (указывает на характеристики) можно изучить его весьма странную жизнь (С трагическим пафосом). Что делать! Где выход? Когда изучаешь живых людей, то приходишь к выводу, что три четверти из них надо вырезать, а когда видишь зарезанных, то не знаешь,— не следовало ли любить их и жалеть! Вот где тупик человеческого вопроса, страшный тупик человеческой истории. Что делать?! Резать или жалеть? Резать или жалеть? (Думает, думают, опустив головы, и его слушатели).

Занавес.

КАРТИНА IX.

Та же декорация, что и в первой картине: улица, люди, толпа. Все радостно возбуждены. Поздравляют друг друга.

Голоса:

— Кончено. Кончено. Ура!!!

— Проверка права на жизнь прекратилась!

— Ак исчез, граждане, Ак исчез!

— Что вы, что вы, откуда вы знаете?!

— Да, да. Это факт! Он сидит за городом на дереве и плачет.

— Это так смешно.

— А по ночам он бегает в своем саду на четвереньках и грызет землю!

Голоса:

— Ха-ха-ха! Ха-х-х-х-а!

— Сумасшедший, убийца!

— Палач!

— А мы в него так верили. Так верили!..

— Здравствуйте, дорогой! Вы живы?

— Жив! И вы!? Какое счастье!

— Где вы прятались?

— Ха-ха-ха. Знаете, неделю я лежал в сене, но понимаете, ужасно хотелось курить, и я нашел место: у нас широкая труба на крыше — я сидел в трубе и курил. Дым не выдавал моею присутствия. Ловко?! Ха-ха-ха! Знаете, неделю я лежал в сене, понимаете? Ха-ха-ха!

— А где Ак?

— Он сидит на дереве и плачет… Ха-ха-ха! Пусть плачет. А по ночам он бегает на четвереньках и грызет землю. Ха-ха-ха!

— Ха-ха-ха!

— Но не находите ли вы, граждане, что приятней стало жить?— меньше стало человеческого хлама. Даже дышать стало легче!..

— Господа, это возмутительно! Ненужные, ничтожные люди, которых не успели умертвить, до того обнаглели, что стали свободно появляться на улицах, начали ходить друг к другу в гости, веселиться и даже вступать в брак!

— Как вам не стыдно, гражданин! Вы думаете, что ушли из жизни только те, что не имели права на жизнь?! О, я знаю таких, которые не должны жить даже один час. А они живут и будут жить годами, а с другой стороны — сколько погибло достойнейших личностей. О, если бы вы знали!

— Это ничего не значит. Ошибки неизбежны… Скажите, вы не знаете, где Ак?

— Рано радуетесь, гражданин. Рано! Ак сегодня вечером возвращается в город, в Коллегию Высшей Решимости, опять начинает работать…

— Откуда вы знаете?!

— Я-то знаю! Хлама человеческого еще слишком много осталось. Надо еще чистить, чистить, чистить!

— Вы очень жестоки, гражданин!

— Наплевать!

— Граждане, граждане! (Пронзительно кричат). Смотрите! Смотрите! Расклеивают новые плакаты!

— Смотрите! Смотрите!

— Граждане, какал радость! Какое счастье!

— Граждане, читайте! Голоса:

— Читайте!

— Читайте!!!

— Читайте!!!!

Точно также, как в первой картине, на толпу наступает, раздвигая ее, большой, розовый плакат. Он (приближается к рампе.

ВСЕМ БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ.

С момента опубликования настоящего об’явления, всем гражданам города разрешается жить. Живите, плодитесь и наполняйте землю. Коллегия Высшей Решимости выполнила свои суровые обязанности и переименовывается в ‘Коллегию Высшей Деликатности’. Вы все прекрасны, граждане, и права ваши на жизнь неоспоримы. Коллегия Высшей Деликатности вменяет в обязанность особым комиссиям обходить квартиры, поздравлять их обитателей с фактом существования и записывать в радостный протокол свои наблюдения.

(За сценой начинают играть, ‘рубить’ нудные однообразные польки. Толпа торжествует, пляшет, кричит).

КАРТИНА X.

Занавес после девятой картины не опускается. Все расходятся. Музыка прекращается. Сцена пуста. На декорацию улицы опускается холст с крупной надписью:

‘НОРМАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ’.

Сцена пуста. Слева на сцену выдвигается пианино. Перед ним ставят стул. С правой стороны, через всю сцену прохорт толстая, глупая, тупая барышня-подросток с папкой нот. У барышни красные, глупые, сытые щеки, косички с бантами. Она буднично, скучливо подкладывает под себя ноты, садится и вяло, тупо, бездарно начинает играть (‘рубить’) нудные, однообразные гаммы. Чувствуется’ что такая игра — оскорбление прекрасного инструмента.

Минуту спустя, выходит тип пошляка. Пришел бриться (с зеркальцем, принадлежностями для бритья, полотенцем и проч.). Он приносит с собой столик, стул, ставит у рампы лицом к публике, садится и с отвратительными, глубоко-будничными гримасами бреется.

За ним выходит толстый обыватель в туфлях, с боченком, садится около бреющегося и начинает торжественно и самодовольно солить огурцы или мариновать селедки.

Потом выносят садовую скамеечку, ставят около солящего огурцы. За скамейкой ставят жалкое дерево в кадке. На скамеечку садится парочка и начинает любезничать и целоваться. Ее сменяет другая и делает то же самое. Потом третья парочка. Это — независимо от того, что делают другие.

Выходит еще скучающий болван, садится у рампы на стуле и начинает потягиваться, вытягивает ноги, рассматривает носки на своих ботинках, зевает нараспев, надувает щеки, выдувает из них воздух ударами ладоней обоих рук. Словом, отвратительно скучает.

Затем выходят одновременно женщина и мужчина и, стоя спиной к публике, начинают примерять пиджаки, блузки, ботинки, с таким видом, точно делают важное, святое дело. Каждый порознь — не обращая внимания друг на друга. Сзади устанавливается столик, и четверо садятся играть в карты, играют молча. Только термины игры произносятся вслух.

Входит один со столиком, садится и пьет чай, громко чавкая.

Выходит отец с сыном-мальчиком и принимается его сечь.

Выносят граммофон и заводят какую-нибудь чепуху.

И так далее. Пока вся сцена не заполняется сценками самых обыкновенных скучных будней. Каждый, во время своего дела, не обращает внимания на других.

В заключение, входит толстяк с женой, такой же толстой — под руку. Подходит к рампе и с возмущением обращается к публике:

— Понимаете, еду я вчера в трамвае и представьте себе, нет свободного места… Безобразие какое! Пришлось стоять мне и моей супруге. Много на свете лишнего народа! Толкутся-толкутся, а чего толкутся, так, чорт их знает!

(Длинная пауза).

Занавес медленно опускается.

Ефим Зозуля.

‘Xлам’.

Трагедия-сатира в 10-ти картинах *).

Читайте также:

**Трагедия-сатира в 10-ти картинах *).**