М.Н. Катков
М.Н. Катков
Взгляд митрополита Филарета на древние языки в духовно-учебных заведениях
Взгляд митрополита Филарета на древние языки в духовно-учебных заведениях
Взгляд митрополита Филарета на древние языки в духовно-учебных заведениях, Катков Михаил Никифорович, Год: 1883
Время на прочтение: 5 минут(ы)
За нами остался маленький должок, а долг, хотя и малый, платежом красен. По поводу передовой статьи в No 271 ‘Московских Ведомостей’ в ‘Церковном Вестнике’ (No 42) писали: ‘Что в прежних духовно-учебных заведениях воспитанники не только могли свободно переводить с латинского языка, но даже и говорить на нем, это факт неоспоримый. Что Филарет, митрополит Московский, в своих ревизорских отчетах констатирует этот факт — тоже верно. Неверным нам представляется только заявление, что московский святитель почти во всех своих ревизорских отчетах обращал внимание на необходимость еще более обстоятельного изучения древних языков в духовных заведениях. По крайней мере, при самом внимательном чтении отчетов и мнений такого взгляда мы нигде не встретили. Приведенные в статьях ‘Московских Ведомостей’ в доказательство этого положения отрывочные фразы из отчетов совсем не могут быть убедительны, потому что фразы эти вроде следующей: ‘класс языков не в том еще состоянии, в каком должен быть в академии’, относятся не к общей постановке дела, а к частному случаю’.
В первом томе ‘Мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского’ между прочим помещено его ‘Обозрение богословских наук в отношении к преподаванию их в высших духовных училищах’. Оно занимает двадцать восемь печатных страниц и представляет не какие-либо ‘отрывочные фразы’, а целый обстоятельный конспект богословских наук. В этом ‘Обозрении’ читаем: ‘Все Священное Писание без исключения надлежит прочитать в продолжение академического курса’ не на славянском только языке, но и ‘классически на основании оригинального текста’ (‘Собрание мнений’, стр. 129 и 45).
‘Лучшее пособие для разумения книг Ветхого и Нового Завета есть знание языков еврейского и греческого. Во всяком случае затруднения можно с большею пользой обращаться к подлиннику, нежели к переводам, которые вообще не выдерживают всей силы подлинника, особенно еврейского’ (стр. 133). ‘Сношение изъясняемого текста с подлинником и лучшими переводами наипаче нужно для читающих Библию на языке славянском, уже несколько удаленном от общенародного разумения, и притом по переводу Седьмидесяти Толковников не везде сходному с подлинником’ (стр. 129).
Вот основной взгляд Филарета, митрополита Московского, на систему богословского образования. Не ясно ли, что ‘необходимость более основательного изучения древних языков в духовно-учебных заведениях’ составляет в его системе не что-либо ‘случайное’, а относится к основной, ‘к общей постановке дела’ православного богословского образования? Без основательного знания классических языков для Филарета высшее богословское образование было немыслимо.
Сообразно с таким взглядом и его ревизорские указания на необходимость более основательного изучения древних языков в духовно-учебных заведениях не составляют чего-либо случайного, хотя и высказывались по поводу того или другого ‘частного случая’.
‘Церковный Вестник’ отрицает самый факт, что ‘московский святитель почти во всех своих ревизорских отчетах обращал внимание на необходимость еще более обстоятельного изучения древних языков в духовных заведениях. По крайней мере, — говорит газета, — при самом внимательном чтении отчетов и мнений такого взгляда мы никогда не встретили…’ В двух обширных томах ‘Собрания’ нелегко сосчитать, сколько именно раз Филарет-ревизор указывает на необходимость более обстоятельного изучения древних языков, но, во всяком случае, никак не менее 15 — 20 раз. В отчете, например, о ревизии С.-Петербургской духовной семинарии по классу философских наук Филарет-ревизор писал: ‘Нельзя было не приметить, особенно из краткого сочинения, написанного учениками при самом испытании, что искусство сочинять не сделалось еще для них навыком и что скудость их в словесности, особенно в латинской, иногда запутывает и связует их мысли. Сие, по моему мнению и по замечанию семинарского начальства, есть следствие того, что сии ученики недовольно имели риторической практики в низшем отделении семинарии, а потому и в высшем отделении не с довольным жаром принимались за сочинение, находя в сем деле более трудностей и менее вкуса и удовольствия’ (Ibid., стр. 70).
В ‘Донесении о состоянии обревизованной Новгородской духовной семинарии’ Филарет-ревизор писал: ‘Успехи в словесности латинской по низшему отделению оказались не в такой степени, как бы желать надлежало. По замечанию семинарского начальства, в котором нет причины усумниться, сие происходит наипаче от раннего вступления учеников из уездных училищ в семинарию и от несовершенного утверждения оных в начатках языка латинского в уездных училищах’ (Ibid., стр. 195).
‘Класс языка греческого (в Московской духовной академии) требует новых усилий для его усовершенствования’. ‘Язык еврейский, сколько можно было заметить в продолжение испытания, преподается основательно, может быть, однако ж, нужно еще новое усилие, чтоб Академия по сей части могла образовать профессора самой себе’ (Т. II, стр. 51).
Спрашивается: каким же образом ‘Церковный Вестник’ уверяет, что он ‘при самом внимательном (?!) чтении отчетов и мнений нигде не встретил взгляда Филарета о необходимости еще более основательного изучения древних языков в духовно-учебных заведениях’?
Еще удивительнее попытка ‘Церковного Вестника’ из мнений и отзывов Филарета опровергнуть взгляд ‘Московских Ведомостей’, которые-де ‘пользуются всяким случаем, чтобы попечаловаться об упадке классицизма в наших духовно-учебных заведениях’. Для объяснения этой странности предварительно нужно заметить, что по системе святителя Филарета, как и по взгляду Комитета духовных училищ, из древних языков греческий и еврейский признавались преимущественно необходимыми для православного богослова. ‘Греческий язык особливо должен занимать между прочими познаниями важное место. Все призывает духовенство наше к сему познанию — и начало нашей Церкви, и разумение священных книг, невозможное почти без знания греческого языка, с коего они не переведены, но, так сказать, сняты, и собственный наш язык, образованный совершенно по греческому, — все делает изучение сего языка для духовных наших не только полезным, но совершенно необходимым и даже предпочтительным пред изучением языка латинского’. А между тем в духовно-учебных заведениях того времени греческий язык был поставлен гораздо слабее латинского, который преобладал в такой степени, что, по словам самого Филарета, ‘некоторые из воспитанников тогдашних духовно-учебных заведений лучше могли говорить и писать на латинском, нежели на русском… Богословские понятия, преподаваемые на латинском языке, ‘с трудом переносимы были на русский язык, что особенно неблагоприятно отзывалось на пастырском служении сельских священников {Отдел, из которого взяты рассматриваемые слова, кроме общего надписания статьи, имеет следующее специальное заглавие: ‘О средствах к отвращению недостатка в достойных сельских священниках’. ‘Церковный Вестник’ опустил слово сельских.}. Очевидно, что то была крайность, и потому Филарет предложил следующую меру: ‘разрешить преподавание богословских наук вместо латинского на русском языке’. Официальный орган духовного ведомства с торжеством указывает на это место и усматривает в нем очевидное поражение взглядов ‘Московских Ведомостей’, что вот-де и Филарет, митрополит Московский, вместо того чтоб усиливать изучение латыни, заменяет ее русским языком.
В Средние века латинский язык был языком школы на всем Западе. Но потом его мало-помалу заменили национальные языки, что, однако же, нисколько не воспрепятствовало классической системе оставаться в основе образования до наших дней включительно, и не только в странах католических, но и протестантских. И наше великий архипастырь, указывая на необходимость разрешить преподавание богословских наук вместо латинского на русском языке, в том же самом проекте присовокупил следующее: ‘А для поддержания классической учености, кроме чтения греческих и латинских писателей в классе словесности, продолжать на латинском преподавание наук философских…’ Где же тут хотя что-либо похожее на опровержение взгляда ‘Московских Ведомостей’?
При Филарете ‘ученики духовного уездного училища переводили встречавшиеся места Св. Писания на греческий и латинский язык, не требуя назначения слов, а на последние, то есть латинский, некоторые переводили даже двояко, буквально и перифрастически, для лучшей чистоты выражения’. И, однако, святитель Филарет писал: ‘О латинском языке надобно постараться <,…>, надобно занимать сочинениями на латинском’. В настоящее же время, по официальным данным, даже лучшие воспитанники духовных семинарий при поступлении в духовные академии не умеют просклонять fides [вера (лат.)], не знают существенных частей грамматики и затрудняются в указании значения даже таких общеупотребительных слов, как ЊЂаЄЉќ и ЅецґЃЅЉЂ [сердце и благочестие (греч.)]. А ‘Церковный Вестник’ усматривает ‘односторонность и тенденциозность’ в том, что ‘Московские Ведомости’ ‘пользуются всяким случаем попечаловаться об упадке классицизма в наших духовно-учебных заведениях’!
Впрочем, редакция ‘Церковного Вестника’, по-видимому, иногда и сама чувствует, что дело обстоит неблагополучно, а потому и просит обратить внимание на то, что ‘в настоящее время учебно-воспитательная постановка в духовно-учебных заведениях еще не приняла окончательного и твердого направления, а колеблется и меняется под влиянием тех или других, иногда случайных, обстоятельств’. Радуемся этому признанию. Оно подает надежду на благоприятный поворот. Если в постановке учебно-воспитательного дела все ‘колеблется и меняется под влиянием тех или других, иногда случайных, обстоятельств’, то естественно ожидать, что от различных блужданий мы возвратимся к ясной и здравой системе богословского образования по системе Филарета, митрополита Московского.
Он ‘светил и сиял светом мудрости духовной’ при своей жизни. Но его слово и в наши дни не простое только историческое свидетельство о временах минувших, но и авторитетное руководство и указание, как следует и должно учить и поступать в тех или других случаях, особенно же касающихся специально православного богословского образования.
Впервые опубликовано: ‘Московские ведомости’. 1883. 16 ноября. No 317.