Игнатий Николаевич Потапенко
Игнатий Николаевич Потапенко
Всё равно
(Отрывок)
Всё равно
(Отрывок)
——————————————————————————-
Всё равно, Потапенко Игнатий Николаевич, Год: 1887
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Сумерки сгустились. Серо-грязные стены комнаты казались совсем тёмными. Мрак маскировал пустоту. Щербатая чашка для умывания на забрызганном табурете, комод и два продранных стула — вот почти всё, что украшало эту комнату. На комоде стояло зеркало, рядом раскрытая коробка с пудрой, какой-то завядший цветок, какой-то засаленный розовый бантик, гребёнка с выломанными зубцами, три шпильки и несколько булавок. Над комодом на стене в маленьких грошовых рамках дюжина фотографических карточек. Всё это больше военные писари с бравым видом, со щёгольски закрученными усиками, маркёры и приказчики из мануфактурных лавок. На кровати скомкано одеяло у ног. Какая-то тёмная тщедушная фигурка слегка задвигалась, приподнялась и потянулась к ночному столику. Треск спички — и замигал вонючий фитиль лампы с отбитым до половины стеклом. Это было маленькое бледное существо — в сером платье, с распущенными жиденькими волосами. На лице было тупое выражение без смысла, ни радости, ни горя, ни страдания, ничего не было там написано. Точно это лицо было вылеплено из жёлтого воска.
Тонкие губы раскрылись, из-за них выглянули два ряда крупных белых зубов, и вылетел вздох. Только он один и свидетельствовал, что существо это страдало.
Шум на лестнице, скрип двери, и вот в комнату влетело другое существо. Развязные движения, бойкая речь, весёлый смех, пёстрый наряд — на минуту в комнату как будто ворвалась струя жизни, и даже мрачные серо-грязные стены, казалось, ожили.
— Катюша! Что же ты? Идём, что ли! — зазвенела гостья.
Катюша, не подымаясь с постели, раскрыла свои большие глаза, потом тонкие губы опять медленно отделились одна от другой, и глухой вздох мгновенно оборвал весёлую речь гостьи. Та подбежала к ней, взглянула в её лицо и отвернулась.
— Опять? — как бы про себя промолвила она.
— Опя-ать! И в последний!.. — протянула Катюша.
— В последний?.. — испуганно прошептала гостья. — Что ты говоришь? Кто сказал тебе?
— Сама знаю! Чувствую!.. Весна!.. Весна проклятая!..
Катюша ухватилась обеими руками за грудь и закашлялась.
— А ты куда? — спросила она потом.
— За город… Компания у нас… Всё военные: Митька, Удалов, Серж, Васютка!.. Тебя хотели взять… Эх ты! Доктора надо!..
— На-адо!.. Денег три копейки всего… Со вчерашнего лежу… Вчера уж не выходила… Ничего не заработала…
— Ах, у меня тоже ни гроша!.. Постой! Ты погоди часок, я сбегаю…
— Куда? Зачем?
— Погоди, погоди! Сейчас тут на улице один приставал…
— Ой, не надо, не надо! — и Катюша замахала руками. — Это проклятые деньги… На них умирать — грех!..
— Проклятые, а всё деньги… Других нам с тобой не видать… На них жили, на них и умрём… Полежи часок!
И гостья скрылась. Она выбежала на улицу и змейкой прошлась от одного фонаря к другому. На душе у неё было нехорошо, а на лице сияла улыбка, только какая-то невесёлая, горькая, заказная улыбка. Скоро она нашла то, что искала и, торопя извозчика, мчалась куда-то с кавалером. Катюша дожидалась её безмолвно. По временам она переменяла положение, глухо и продолжительно кашляла, но лицо её по прежнему было без мысли, без выражения. Прошёл час, гостья возвратилась.
— Два рубля заработала!.. — торжественно проговорила она. — Сейчас и доктор будет.
— Глупая, глупая, зачем? Доктор ничего не поможет…
Доктор пришёл. Сперва он оглядел комнату и обстановку и понял, сейчас же понял. Потом он осмотрел Катюшу, пощупал её пульс, приложил ухо к её груди, ещё приложил и безмолвно сел к столику на продранном стуле. Он даже не спросил бумаги и чернил, он знал, что здесь их нет. Он вынул из кармана записную книжку, оторвал листок и написал рецепт карандашом. Вышел он также безмолвно, как вошёл. Денег не взял, посовестился. Он знал, что это за деньги. Гостья догнала его на лестнице.
— Что с нею? Опасна? — спросила она.
— Нет, она не опасна, потому что завтра умрёт… У неё — скоротечная…
Гостья вернулась в комнату, шатаясь. Она подошла к окну, чтоб скрыть своё волнение. А больная не спрашивала её о том, что сказал доктор. Она знала, чувствовала. Но вдруг она с усилием подняла голову… Что это? Рыдания?
— Это ты?.. — да, это плакала гостья. Как ни старалась она, не могла удержаться. — О чём ты?..
— Все, все!.. Не ты одна!.. И я так кончу… Я чувствую, чувствую!.. Вот только что глядя на тебя почувствовала! — говорила гостья, громко, почти истерически всхлипывая. Потом она успокоилась. — Ты бы в больницу!.. — несмело посоветовала она.
— Пропаду здесь, издохну как собака, а в больницу не пойду… Нет, нет! — злобно прохрипела Катюша.
На лестнице раздались топот шагов и звук гармоники. Кто-то пьяным голосом пел и подыгрывал на мотив из ‘Анго’:
‘Скажи, Катюша ангел,
Чи любишь ты, чи нет’…
— Проклятый! Лезет пьяная рожа! — выругалась гостья.
В комнату вошёл, сильно шатаясь, мужчина в потёртом пиджаке, с красным галстуком на шее, со свалившейся набекрень фуражкой.
‘Скажи, Катюша ангел’…
— Тс… Молчи, пьяная скотина!.. Не видишь?
— А хоть убей, ничего не вижу!.. А! Санька! Чёрт!.. Ты чего здесь? Катюша! Катя!
— Тс… Молчи, молчи!.. Она умирает!..
— У-ми-рает?.. Чёрт!.. Зачем умирает!.. Бр… Ну… Чёрт с вами… Пойдём в другую лавочку… ‘Скажи, Катюша ангел, чи любишь ты, чи не-эт!..’ — он вышел, напевая.
— Проклятые люди! Проклятые люди!.. — с пеной у рта кричала гостья. Потом она помолчала минуты две. — Катюша! Ты извини… Я пойду… Меня ждут… Компания!..
Катюша махнула рукой…
— Завтра я чуть свет к тебе! А лекарство сейчас из аптеки пришлю!.. Ты извини!..
Она ушла. Катюша лежала неподвижно. Ей принесли лекарство, но она не тронула его. Зачем? Ведь она знала наверно. Лицо её по-прежнему не выражало ни одной мысли, ни одного ощущения. Ей было всё равно. Хорошее давно забыто, дурное не стоит вспоминать. Всё равно, всё равно. Ни жалеть, ни проклинать, ни каяться, ни стыдиться… Ей всё равно…
Источник: Потапенко И. Н. В деревне. — Одесса: Типография ‘Одесского листка’, 1887. — С. 158.
Сканирование, подготовка текста: Е. Зеленко, май 2014 г.
Оригинал здесь: Викитека.