Встреча с нашими в столице, Ядринцев Николай Михайлович, Год: 1883 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 7 минут(ы)

ВСТРЧА СЪ НАШИМИ ВЪ СТОЛИЦ.

(ФЕЛЬЕТОНЪ).

Встрча съ ташкентцемъ Ледоколовымъ.— Упраздненіе цивилизаціи.— Мертвый култукъ и какъ питаются въ безводной пустын.— Сибирское посольство въ Литеръ за дьякономъ. Благочестивый Михеичъ него. Житіе.— Сибирскія затрудненія.— Голова съ мозгомъ или съ капиталомъ?— ‘Здравствуй, милая, хорошая моя!’—Изъ-за чего было кричать ‘караулъ?’

Ныншнимъ лтомъ мн что-то посчастливилось. Иду надпяхъ въ Петербург по Невскому и безпрестанно встрчаю земляковъ и пріятелей.

Прежде всего я встртилъ одного моего друга, туркестанца Ледоколова. Это герой, выставленный въ роман г. Каразина въ вид весьма изящнаго рыцаря окраинъ, а на самомъ дл — первйшій шелопай и враль, какого я зналъ съ корпуса. Онъ уврялъ всхъ въ своихъ романическихъ приключеніяхъ и необыкновенныхъ случаяхъ. Онъ говорилъ, что черезъ Бухару попалъ въ плнъ въ Индію, спасенъ влюбившейся въ него делійской султаншей, что, по пути, въ одиночку дрался съ тигромъ и повсилъ его, благодаря своей сил, за хвостъ на дерево, наконецъ, божился, что у него, Ледоколова, туркмены отрубили разъ голову — словомъ, вралъ чудовищно и невообразимо безсовстно, какъ свойственно врать только ‘ташкентцу’. Выгнанный за малоуспшность и рано обнаружившуюся наклонность къ крпкимъ напиткамъ изъ школы, онъ долго гранилъ мостовую и не имлъ призванія, пока нсколько лтъ тому назадъ не явился вызовъ для ‘цивилизаціи окраинъ’. Тогда онъ почувствовалъ, что именно рожденъ для этого занятія. Кстати, къ этому-же времени онъ надлалъ долговъ.

Вс помнятъ біографію подобнаго героя у Щедрина.— ‘А я, такъ долговъ надлалъ, вотъ отецъ и говоритъ: ступай, говоритъ, мерзавецъ, въ Ташкентъ!’ разсказываетъ одинъ молодой человкъ.— ‘Однако, вашъ родитель, нельзя сказать, что бы былъ очень учтивъ!’ отвчаетъ другой. (Господа ташкентцы. С.-Петерб. 1881 г. стр. 49).

Михаилъ Евграфовичъ Салтыковъ гораздо правдиве многихъ изобразилъ натуру моего друга, но онъ, конечно, не зналъ всхъ подробностей. Ледоколовъ накинулся не на одну баранину, онъ появился на окраин со всми принадлежностями отъ Доминика и Палкина, т. е. съ супомъ пюре, отбивными телячьими котлетами, зельтерской водой, елисевскими винами и т. д., онъ не только прихватилъ ташкентскихъ принцессъ въ лиц нкоторыхъ ханскихъ женъ, но приголубилъ еще ‘бачей’, извратилъ баядерокъ, съумлъ просвтить чиновничьихъ женъ, навезъ содержанокъ и преобразилъ все окружающее въ одинъ ‘публичный домъ’. Пивъ квартир, ни въ деньгахъ онъ не нуждался, ибо прямо затесался въ домъ къ знакомому мн богатому наслднику, теперь покойнику, Иннокентію Владиміровичу Кузнецову, у котораго бралъ деньги когда нужно и сколько нужно, лъ обды, пилъ шампанское и водку, требуя желаемое даже безъ хозяина. Онъ писалъ проекты не только о ‘заготовленіи телгъ’, но, какъ извстно, отыскивалъ руды, писалъ о развитіи шелководства и коневодства, насаждалъ деревья, училъ сартовъ сть сардинки руками и т. д. Онъ значительно долее участвовалъ въ расходованіи тхъ 15 или 19 милліоновъ, которые когда-то истрачены ‘на цивилизацію’, до пришествія еще контроля. Однако, безцеремонное обращеніе съ казеннымъ сундукомъ, чудовищное вранье и ‘маленькія шалости’, состоявшія изъ битья стеколъ, расправы нагайкою и стрлянье изъ револьвера въ мирныхъ гражданъ, до того утомили терпніе покойнаго генерала Кауфмана, что онъ веллъ удалиться Ледоколову, если тотъ не хочетъ попасть подъ судъ. Богъ его знаетъ, гд онъ шлялся, сказывалъ, впрочемъ, что былъ въ Сибири гд-то вице-губернаторомъ, а потомъ директоромъ компаніи на Амур, но я плохо врилъ ему. Знаю только, что по смерти Кауфмана онъ опять похалъ въ Ташкентъ искать счастья,— и вотъ встрчаю его на Невскомъ.

— Ты какъ здсь? восклицаю я.

— Очень просто: вернулся изъ Ташкента, тамъ мы ‘цивилизацію упраздняли’.

— Какъ такъ?

— Такъ! вс эти библіотеки, книги, статистику, ученые комитеты — вс эти прежнія зати, братъ, упразднили. Довольно!

Я зналъ, что дйствительно, кром разныхъ ненужныхъ затй, въ Ташкент, благодаря огромнымъ суммамъ, созданы были библіотеки, начата была въ кра научная дятельность, были произведены цнныя научныя изслдованія такими учеными какъ Сверцовъ, Федченко, Богдановъ и другіе. Покойный генералъ Кауфманъ былъ меценатомъ пауки. Сюрпризъ вышелъ неожиданный. Зная своего друга, я все-таки не ожидалъ, чтобы упраздненіе началось съ библіотекъ и статистики.

— Мы, братъ, все это похерили! говорилъ полупьяный, самодовольный Ледоколовъ, вышедшій, какъ видно, отъ Доминика.— Понимаешь, чтобы Кауфмановскаго ничего не осталось.

— Однако!!… могъ только воскликнуть я.— По зачмъ-же вы все это насаждали, если пришлось упразднять?

— Ну, что-жъ, что насаждали! Теперь мы захотли вводить экономію, упразднили и баста — что съ насъ возмешь! Мы, братъ съ Редедей, этого не любимъ {Редедя — также знаменитый герой, восптый Щедринымъ.}. Сколько, брать, мы обрыскали! Ты слышалъ, что мы ‘мертвый култукъ’ открыли, т. е. не открыли, но въ Индію прямо прохали по нему. Сли и пріхали ‘по морю яко по суду’.

— Я знаю, что теб море по колно, отвчалъ я,— но все-таки о култук слыхалъ, что вы тутъ ничего не открыли, и прозда тамъ все-таки нтъ.

— Ахъ, братецъ! да, признаться сказать, и я не видалъ его: до того ли было! Ужь мы такой путь длали… ‘Ужъ мы пили, пили, пили!’…

— Это въ безводной-то пустын?

— Да, помилуй, на кой же намъ чортъ вода! Ты представь: у одного ящики рому, у другого ящики мадеры, у третьяго наливки, затмъ обозъ спирта и ‘холоднаго’ Редерера. Да на кой чортъ намъ вода! Мы и не думали о ней. По вотъ непріятно: когда воротились — никакого поощренія! Редедя ожидалъ, по случаю открытій, ‘овацій’… Ты понимаешь, обдъ въ ‘Малоярославц’ отъ признательной Россіи, тосты, телеграммы, но…

— Что же?

— По поощрили. Просто нездоровъ даже сдлался, теперь заперся и… запилъ ‘аглицкую горькую’. Ну, и я за нимъ!..

Только что я оторвался отъ Ледоколова, вижу другого знакомаго — толстяка съ лоснящейся физіономіей, обливающагося потомъ. Онъ перъ по Невскому.

— Ты откуда появился, Сила Кондратьевичъ?! воскликнулъ я отъ неожиданности, увидя сибирскаго купца, который сиднемъ сидлъ, никуда не вызжая изъ моего родного города. Встртить его въ допотопномъ камлотовомъ сюртук, съ его сонной и жирной физіономіей, Ий. Невскомъ, было такимъ же сюрпризомъ, какъ увидть въ окн магазина Кумберга берестяный сибирскій туясъ.

— Изъ дому, изъ дому-съ, въ Питеръ, пріхали. Фу, Господи! какъ у васъ тяжело ходить, говорилъ онъ, отдуваясь.

Я немного удивился, что земляка занесло осматривать Петербургъ лтомъ. ‘Впрочемъ, подумалъ я, вдь сибиряки повсюду попадаютъ не во время’.

— Зачмъ же вы сюда пріхали?

— А вотъ-съ, видите, Михей Михеичъ вздумали дьякона для города найти, такъ я сподручнымъ. Да вотъ они и сами дутъ…

Я оглянулся. На встрчу вамъ неслась извощичья карета, а въ ней сидло нчто необычайное. Въ окн’ кареты виднлось тупое лицо, которое также лоснилось отъ поту, какъ и лицо Силы Кондратьевича, туловище неуклюжаго моржа занимало все пространство кареты, клинообразная подрядчицкая бородка съ просдью была выпячена, подъ нею торчалъ блый галстукъ и сверху шитый воротникъ, на голов же красовался огромный* пельмень. Это и былъ Михей Михеичъ.

— Скажите, давно ли это Михей Михеичъ въ каретахъ сталъ здить? спросилъ я Силу Кондратьевича.

— Они теперь въ полной фортун-съ, капиталу у нихъ достаточно, мы ихъ въ представители города выбрали… Вона, вона, какъ они задуваютъ! говорилъ, смотря въ слдъ земляку и осклабляясь, Сила Кондратьевичъ.— Поди ты! Точно энералъ!

Я понималъ восторгъ Силы Кондратьовича. Фортуна Михея Михеевича и его появленіе въ карет на Невскомъ, дйствительно, имли нчто чудодйственное. Этотъ Михей Михеичъ нсколько лтъ тому назадъ былъ просто ‘Михешка’, мальчишка-прикащикъ въ лавк знакомыхъ мн елабужцевъ.

Пріхали эти елабужцы въ нашъ городъ и открыли лавку съ линючими ситцами, которые на-расхватъ тащили бабы, такъ-какъ ситцы эти были съ самыми яркими ‘пукетами’, какъ выражались прикащики. Мальчугану было много работы въ лавк, и онъ получилъ настоящее аршинное воспитаніе: аршиномъ, за перемръ, его вытягивали по спин, клочки волосъ летли изъ его головы подъ пальцами старшаго прикащика. ‘Мальчишка’, однако, преуспвалъ. Нердко, вернувшаяся обмренная баба-покупательница громко кляла ‘мальчепку’, который ее надулъ на цлый аршинъ ситцу. Это подавало надежды, что изъ мальчонки толкъ будетъ. Дйствительно, мальчонка скоро сталъ прикащикомъ, а затмъ и самъ лавку въ город открылъ. Къ смывнымъ ситцамъ онъ присоединилъ линючія сукна, которыя продавалъ всегда въ темнот, завсивъ двери и окна краснымъ коленкоромъ. Онъ уврялъ, что его ‘мануфактура’, какъ и совсть, не любитъ свту. Московскіе купцы охотно валили ему въ кредитъ всякій хламъ и бракъ, и вотъ Михеичъ расторговался. Онъ потучнлъ, фигура его получила видъ жирнаго моржа. Это была грубая, суровая натура, закаленная аршиномъ, совсть у него давно пропала. Сердце его было сердце Шейлока, онъ былъ скупъ непомрно и прикащикамъ не давалъ даже сальныхъ свчей.

Пріобртя капиталъ, онъ, однако, сталъ изображать изъ себя богомольнаго человка. Сибирскій кулакъ понимаетъ по своему благочестіе: онъ не кается, не молится тайно, наедин о своихъ прегршеніяхъ, не рыдаетъ, не казнится, предъ нимъ не встаютъ образы обиженныхъ и ограбленныхъ имъ, онъ не торопится возвратить нищимъ и бднякамъ то, что когда-то отняла, у нихъ, не будетъ искать успокоенія совсти и искупленія въ жертвахъ на общественное дло,— нтъ! Вмсто этого, онъ собираетъ всхъ городскихъ ханжей, всхъ приживалокъ вьгород и открываетъ имъ закуску. Балыкомъ и осетриной изъ своихъ лавокъ, притомъ сквернаго качества, онъ выражаетъ свою щедрость и набожность. Въ зал накурено ладаномъ, передъ большимъ подносомъ, въ гостиной, Михей Михеичъ сидитъ и бесдуетъ.

— И вотъ, какъ я мальчонкомъ, значитъ, безъ родителевъ въ лавку поступилъ, то меня здсь Богъ и благословилъ… преображаетъ онъ слушателямъ свою жизнь и исторію съ бабой и ‘пукетами’ въ какое-то благочестивое житіе.

— Однако, у меня еще есть одно общаніе на душ, продолжаетъ онъ важно и задумчиво:— отыскать вамъ для города дьякона. Чтобы здоровеннйшій, знаете, голосъ! Вотъ соберусь — въ Питеръ поду!

Таково было благочестіе этого мужа. Отъ неба и отъ земли онъ старался откупиться закусками и сквернымъ товаромъ.

Въ зал, между тмъ, около огромнаго графина толпились пвчіе, прочищали охрипшіе глотки и рвали руками рыбу.

— Бла-а-дтель, стара-а-тель!.. говорила, икая, едва спускавшаяся въ сумерки съ лстницы какая-то фигура въ подрясник.

По даже и подъ маской ханжества Михеичъ тянулъ грошъ и умлъ обдлывать свои дла. Онъ вздумалъ строить предлъ, собралъ съ другихъ деньги и выдалъ это за свое, а рабочихъ обсчитывалъ, сквалыжничалъ. На церковной земл онъ выстроилъ свои лавки, увривъ, что этимъ облагодтельствовалъ церковь. Въ этихъ лавкахъ, загородившихъ съ улицы алтарь, онъ ежедневно совершалъ клятвопреступленія и безцеремонную наживу, уподобляясь тмъ торгашамъ, которые возмущаютъ самое святое терпніе и которыхъ даже кротчайшій Учитель изгналъ изъ храма веревкою. И вотъ этотъ-то, когда-то лавочный прикащикъ былъ избранъ моими согражданами представителемъ города.

— И за что вы его, однако, выбрали? спросилъ я Силу Кондратьевича:— какая въ немъ драгоцнность?

— По капиталу-съ, отвтилъ онъ быстро.

— Что же, онъ намренъ дать что нибудь городу изъ своего ‘капиталу’, намренъ что нибудь сдлать?…

— Нтъ, ничего не слыхать, — не общали, колоколъ, можетъ быть, отольютъ…

— За что же, однако, вы его выбрали?

— Некого больше! У насъ никто нейдетъ въ головы. Оставался еще Погонщиковъ, да тотъ изъ-подъ суда не вышелъ.

‘Некого!’ вотъ оправданіе сибирскихъ выборовъ.

— Знаешь ли что, Сила Кондратьичъ, сказалъ я:— надняхъ, я видлъ, въ какомъ-то листк пропечатано, что жители одного города искали, искали голову, да и выбрали корову,— ты не слыхалъ?

Сила Кондратьичъ захлопалъ глазами, отеръ потъ и повторилъ:— ‘Некого-съ!’

— То есть, вы не нашли ни одного умнаго и честнаго человка? Хорошо же вы примняете городовое положеніе, умете пользоваться самоуправленіемъ! Недаромъ у васъ Аркашка сидлъ и свчи тушилъ въ засданіяхъ, когда вздумаетъ.

— Ради капиталу-съ выбираемъ, теперь времена трудныя, сами знаете. Прідетъ теперь къ намъ начальникъ — давай ему фатеру, лошадей по сходнымъ цнамъ, т. е. купи за 1000 р., а поставь ему въ 300 р. Все это съ головы спрашиваютъ. Опять обды, торжества,— на все это нуженъ капиталъ. Иной прідетъ, аки левъ рыкаетъ,— ну, а пошлемъ голову съ капиталомъ, онъ и усмирится.

— Значитъ, вамъ въ Сибири нужно голову съ капиталомъ, а не голову съ мозгамъ? Понялъ!

— Это врно-съ, по опыту говоримъ. Теперь сколько хлопотъ обществу одну партію въ генеральскій винтъ составить: тоже подходящихъ людей надо выбрать.

— Я слышалъ, у васъ перемны?

— Какже-съ. Стараго ппроводили, новый пріхалъ. Встрчали и тоже торжество, какъ слдуетъ, устроили…

Я вспомнилъ вчно повторяющуюся исторію нашихъ городовъ, эти старые мотивы: ‘Здравствуй, милая, хорошая моя’, переходящіе въ ‘Прощаюсь ангелъ мой съ тобою’. Я вспомнилъ и нарисованную сатирикомъ сцену при этихъ губернскихъ метаморфозахъ, одинаковыхъ повсюду!

— Что же ты не сожалешь, мерзавецъ, и посокрушаешься! лупилъ г. полицмейстеръ на базар мужика, недостаточно выражавшаго скорбь по случаю отъзда, а послдній, закрываясь рукавицей, произносилъ только односложное: ‘Новый будетъ!’ ‘Новый будетъ!’

— Ну, что же, теперь вамъ лучше? спросилъ я Силу Кондратьича.

— Ежели пока г. Звенигородскій {Звенигородскій былъ квартальный, наиболе донимавшій обывателей.} опять власти не заберетъ… Впрочемъ, мы и стараго сожалемъ.

— Скажите: ну, изъ-за чегоже вы посл этого ‘караулъ’ кричали, изъ-за чего вы бурю поднимали? Напрасно только, какъ вижу я, вмшиваться въ ваши дла: какъ васъ бьютъ, такъ и бей!

Въ это время Сила Кондратьичъ сильно встрепенулся. Я полагалъ, что онъ обидлся. Но онъ увидлъ мчавшуюся карету.

— Кажется, Михей Михеичъ возвращаются! крикнулъ онъ.— Прощайте!

— Куда же вы?

— Дьякона выбирать! донеслось до меня, и онъ исчезъ на Невскомъ.

Добродушный Сибирякъ.

‘Восточное Обозрніе’, No 35, 1883

ВСТРЧА СЪ НАШИМИ ВЪ СТОЛИЦ.

Читайте также: