Встреча
Встреча
* * *
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Встреча, Коровин Константин Алексеевич, Год: 1931
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Коровин К.А. ‘То было давно… там… в России…’: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 1. ‘Моя жизнь’: Мемуары, Рассказы (1929-1935)
М., ‘Русский путь’, 2010.
…Иду это я мостом через Клязьму, а из Боголюбова, вижу, едет на белой лошади мостом Катерина, купецкая дочь. Пасху крестила, к дому от утрени едет. И как поравнялись мы на мосту, я и говорю ей: ‘Катерина Васильевна, Христос Воскресе!’ Она остановила лошадь и глядит на меня. ‘Воистину Воскресе’,— говорит. Похристосовалась со мной, прямо губами целовала. И говорит мне:
— Сережа, вот что. Поедешь на ярмарку во Владимир, палатку держать, то я скажу отцу. Касимовский за меня сватается, богатый, вдовый, отец уговаривает… А он-то мне не люб, хуже нет! Ежели у тебя, Сережа, есть душа Божья, выручай меня, постарайся… Отведи как-нибудь его! Он на тракту касимовском трактир держит. Фураев он. Ох, горе мое! Отец за него идтить велит. Выручай, Сережа, Христос Воскресе!
И опять поцеловала меня.
— Прощай,— говорит,— никому ни гу-гу. Твоя я буду. Доставай меня, ты по сердцу мне, Сережа. Выручай, будь смелым.
И поехала по мосту.
А я пошел к дому и чую, что в меня сила вошла и такая радость, сам не пойму, что! Перешел я мост, обернулся: синяя Клязьма — весна! — а за нею далеко дорога вьется. И вижу я ее возок, платок красный и пасха белая, святая, на руках у нее. Солнышко осветило ее. И она смотрит, и увидела меня далече, и рукой мне машет, и такая радость вошла в меня! Снял я картуз и кланяюсь ей, говорю про себя: ‘Катерина Васильевна, Катюша, люблю я тебя, вот так люблю, и вот радость во мне, сила какая-то. Чисто я сверх земли хожу’. А отец-то ее меня прогонит. Кто я, иконостасчик, резчик… Скажет: куда ты лезешь, неровня? Да и сирота я. Одна сестра, и то малолетка, десяти годов.
Пришел я домой, взял сумку, положил туда хлеба да творожников, надел сапоги простые и говорю хозяину:
— Прощай, Иван Васильич. На всю Пасху пойду гулять во Владимир. Без меня хороводы в Боголюбове пусть ведут. Без меня пусть запевают. Охота погулять, поглядеть на город.
А сам думаю про себя: ‘Пойду на Касимов тракт. В трактир’.
— Если ты чего-то затеял, паря,— засмеялся хозяин.— Ох, и глаза у тебя чего-то горят! Не приметил ли ты такую-какую?..
Иду это я долго. Много селений прошел. Весна, Пасха. Гулянье в селах. Пьяные, а мне все равно — мимо иду. И вот леса поначались — большие, муромские. Заночевал я в лесу. Развел тепленку и греюсь, лежу около. И вот птицы поют. И так к ночи одна жалостно да сладко поет, будто мне про Катерину выщелкивает: ‘Купецкая дочь! Купецкая дочь! Неровня! Неровня!’ А я только ее и вижу. Вот-вот около она меня. Говорю сам с собою: ‘Катерина Васильевна! Как я люблю тебя! Христос Воскресе!’
Уснул это я. Только слышу, меня кто-то толкает в плечо. Смотрю — а предо мною стоит этакой человек, молодой, роста большого, черные кудрявые волосы и ружье за спиной. Глазищами водит да, зычно смеясь, говорит мне:
— Ты почто здесь, бродяга, шляешься? Чей ты? А я ему в ответ говорю:
— Дорога никому не заказана. И почто мастера бродягой звать? Ты сам, может, бродяга.
Он сел около костра. Глядит на меня, смеется. И говорит:
— Деньги у тебя есть?
— Деньги? Ну, какие деньги у мастера… Хоша есть малость — а почто тебе знать?
— А какой ты мастер? — спрашивает.— И куда идешь?..
— Резчик,— говорю,— а иду на Касимов.
— Вот дура,— говорит мне встречный.— Это не та дорога. Пойдем вместе, я тебе покажу.
— Ладно,— говорю,— а вы кто будете?
— Охотник,— говорит.
— А отчего это вы ночью? Заплутались, что ли?
— Нет,— смеется.— Я охотник по карманной дичи, по дуракам. Вот что, вижу я, ты молодец смелый и смышленый. Сослужи мне дело. Надо мне одного здесь человека попугать да поучить малость и денег у него взять. Это как раз на Касимовском тракте. Но одному мне опасно. Охрану он держит, и оружие у него есть. Придумал я к нему ход, но сподручного нет. Растерял я команду, забрали их. Потому дураки, пьянствуют!.. Сволочь все. Не слушаются.
Смотрю это я на него: парень в сажень роста. Ну, и глаза чисто у быка. И думаю: ‘Не Чуркин ли это разбойник? Его никак взять-найти власти не могут. Он это!’ Спросил я его:
— А послушай, друг, а не Чуркин ли ты? А он мне в ответ:
— А что, ежели б да? А тебе-то что? Я ведь мастера не обижу, еще помогу. Чего ты глядишь?
— Знать, ты Чуркин,— говорю я.— Но вот ежели хочешь не загубить меня — возьми, у меня тут с собою сорок пять целковых. Возьми себе и помоги мне в жизни. Помоги в самом мне нужном, в любви. Понимаешь, люблю я неровню, и она меня любит. Помоги мне. Хоша ты и разбойник, помоги.
Слушал он меня. И серьезно смотрели глаза разбойника. Засмеялся он и говорит:
— Ну, ладно. Ты еще молодой, бабам веришь. Ну, ладно. Деньги-то у тебя малые, на кой они мне ляд…
И заржал, смеется.
— Ладно, дело веселое. Одного раза тоже женил я. Смех. На свадьбе дьяконом был. Напились. Меня и забрали. Ну, насилу выскочил. Ну, ладно. Черт с тобой. Парень ты, я вижу, ничего — не трусь. Женю тебя. Только службу мне сослужи. Пойдем.
Пошли мы с Чуркиным прямо лесом, чащей. И еще в ямах кое-где снег лежит. Весна. Спускаемся в овраг. Внизу речка бежит. Шумит вода. Спускается Чуркин. У речки осыпь песчаная.
— Иди сюда,— говорит мне.
А сам кругом оглядывает. Иду я вниз и вижу — пещера. Потолок бревном подперт. Вошли, стол, на столе кувшин, сковорода, жареный тетерев, водка, стаканы. Самовар и просфоры.
— Ставь,— говорит мне,— самовар, закусим. Нет, постой, не надо. И, взяв ружье, переменил патроны.
— Выпьем, закусим наскоро и пойдем. Неладно, брат! Третьего дня взяли моих дураков, проговорятся, черти, боюсь. Народ — предатели. Выпьем, да и айда.
Чуркин пьет водку стаканом.
— Пойдем,— говорит.
Мы пошли в обрат по берегу речки.
— Стой!
Я остановился. Чуркин достал из-под густых елей шинель, штаны, фуражку и сказал мне:
— Переодевайся!
Эта одежда была полицейское пальто с погонами и синие штаны с кантом. Я переоделся. Когда было все готово, он взял мою поддевку. Но она на него не лезла. Тогда он достал крестьянский армяк, который лежал под елками, надел рваную шапку и спрятал ружье.
— Вот что, теперь слушай,— сказал он мне.— Скоро дорога на Касимов. Сейчас выйдем. Там трактир Фураева. Ты, значит, помощник исправника будешь. А я понятой из Лемешков. Помни это. Когда зайдем к нему, ты прямо иди к нему в лавку и к весам. У него весы с обманом. И кричи: ‘Что такое? Мошенник!’ И веди кверху, в покои, акт составлять. Он тебе в ноги будет кланяться, а ты взятку бери — тысячу. Понял? Тысячу рублев!
— Понял,— говорю я.— А Фураев-то сватает мою Катерину,— говорю я Чуркину.
— Правда? — спросил Чуркин и засмеялся.— Так вот ты его и пугни. Скажи ему, как это он — в острог за весы должен, а жениться хочет. Да еще беспоповку берет. Это что же?
— Она же православная,— говорю.
— Вот дура! А ты ври. Слушай, что я говорю тебе. Говори — беспоповка. Это ведь Сибирью пахнет, говорят.
Фураев — толстый человек, лет под сорок. Побледнел, когда я осматривал большие медные чашки весов, где снизу были припаяны куски олова. В трактире не было народу. Он просил к себе в покои попить чаю и растерянно говорил:
— Закусите, пожалуйте, ваше благородие. Вот, ваше благородие,— говорил он.— И как это все молодцы плутуют, не уследишь. Я, ей-ей, ни при чем. Вот барыш отдам, не побрезгуйте. Только пожалейте долю мою. Сам вдов, трое детей, пожалейте, этакое дело, помилуйте!
— Вдовый,— говорю я,— а сам сватаешься за Катерину Зиновьеву. Они ведь беспоповцы! Это чем пахнет? Сибирью!
— Ни-ни, что вы, ваше благородие. Нипочем!
— Ну, вот что,— говорю,— давай тыщу. Весы чтоб правильно вешали. А то острог тебе!
— С полным удовольствием,— обрадовался Фураев.— Сейчас принесу. Господи, вот праздник! Прямо спасли. Ну и гости, чем угощать прикажете? Уха налимья…
И он вышел из комнаты.
— Получай деньги, и уходим,— сказал Чуркин мне.— Строже с ним будь. Возьми расписку, протокол. Что ж, больше он плутовать не будет. Она тебе нужна будет, расписка.
Переодевшись в овраге, Чуркин взял у меня деньги — тысячу рублей — и сказал:
— Ну, прощай, Сергей. Ступай к невесте. Я завтра вечор монахом к Зиновьеву приду. К отцу Катерины. Все для тебя улажу.
И верно. Пришел. Уговорил отца и благословение я получил. И как Писание он знал! А разбойник… Удивление!
Встреча — Впервые: Иллюстрированная Россия. 1931. 11 апреля. Рассказ имеет подзаголовок: Пасхальный рассказ. Печатается по журнальному тексту. С. 145.
беспоповка — т.е. старообрядка.