Бердяев, Н.А. Падение священного русского царства: Публицистика 1914—1922
М., ‘Астрель’, 2007.
ВОЗМОЖНА ЛИ СОЦИАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ?
I
Вопрос о том, возможна ли социальная революция, сейчас безответен и волнует русское народное сознание, он брошен в широкие массы рабочих и крестьян и вызывает раздоры и разделения. В России произошел великий революционный переворот, он все привел в движение и раскрыл для трудящихся масс русского народа широкий и свободный путь к новой жизни. Те, которые еще совсем недавно были в полном почти порабощении, ныне призываются к народовластию и к определению судьбы русского государства. Переход в несколько дней от деспотической монархии, которая и после 17 октября 1905 г. оставалась самодержавной по существу, к демократической республике есть, конечно, очень радикальная политическая революция. Эта революция уже совершилась и поставила всю дальнейшую историю России в зависимость от Учредительного Собрания, созванного на основании всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права, т. е. от чистого народовластия, от чистой демократии. Этим раскрываются для русского народа все возможности, на пути его не поставлено никаких преград. Не социальная борьба классов привела у нас к политическому перевороту, а непримиримое столкновение старой власти со всеми классами общества, со всем русским народом, всей нацией. Старая власть изменила России, она сгнила и должна была пасть. Но общенациональный политический переворот вызвал наружу все социальные противоречия, он обнаружил все застарелые социальные болезни. С большим запозданием совершилось политическое освобождение России. Перед нами стоит опыт западно-европейской истории XIX века, который показал, что чисто политическое освобождение не освобождает еще реально трудящегося народа, что даже в политических демократиях он может оставаться в материальном угнетении, что политические революции не уменьшают сами по себе пропасти между богатыми и бедными. В России, в нынешний, поздний час истории, не может уже быть того увлечения чисто либеральными идеями, которое было на Западе. Так называемый ‘буржуазный либерализм’ никогда не был популярен в России, к нему всегда относились подозрительно. Слово либерализм происходит от слова свобода, и сам по себе либерализм, освобождающий личность и обеспечивающий ее права, не может быть ‘буржуазным’. В свободе и праве ничего нет ‘буржуазного’ и они всегда представляют великие блага. ‘Буржуазным’ же было такое перенесение либерализма в экономическую область, при котором вся хозяйственная жизнь отдавалась во власть свободной конкуренции, а государство и организованное общество совсем в нее не вмешивались. Но может быть и либеральный социализм, т. е. основанный на свободе и праве. Русская революция не выдвинула никаких новых оригинальных идей. Но в ней, несомненно, начали преобладать идеи социалистические над идеями либеральными, не только в плохом, но и в хорошем смысле слова, в ней сразу почувствовалась недостаточность освобождения политического и необходимость освобождения социального.
Рабочий класс больших городов всегда играет значительную роль в революционных переворотах, он выходит на улицу и в происходящей борьбе склоняет чашу весов на сторону революции. В дни революции и в первые месяцы после нее рабочий класс играет большую политическую роль, чем это соответствует его социальному значению в том огромном и таинственном организме, который именуется Россией. Еще большую политическую роль играет у нас крестьянство, одетое в солдатские шинели, и роль крестьянства будет возрастать, так как оно составляет большую часть русского народа. Но это значение и сила рабочих и крестьян не соответствует их организованности, их сознательности, их общественному опыту и общественным познаниям, которые очень незначительны. Трудно в несколько недель и даже в несколько месяцев так организоваться, приобрести такой опыт, сознание и знание, чтобы получить преобладающее положительное значение в огромном социальном организме русского государства. Значение людей и целых классов для строительства жизни определяется не только количествами, но и качествами. Если разрушительную роль может сыграть всякая масса, на каком бы низком уровне просвещения она ни стояла, то роль созидающую, положительную, творческую может сыграть лишь та масса, которая будет стоять на более высоком уровне культуры. Нельзя решать социальные вопросы, совсем ничего о них не зная, не имея никакой подготовки и опыта. Недостаточно иметь определенные интересы, известные чувства и настроения. И еще нужно сказать, что мы не знаем голоса всего русского народа, — этого огромного и таинственного целого — о социальном устройстве России, о решении вопроса аграрного и рабочего. Голос Совета рабочих и солдатских депутатов не может быть признан голосом всего русского народа. Это все еще голос части, голос частный. Лишь Учредительное Собрание полномочно решать социальные вопросы в России. И прежде всего нужно признать, что вопросы эти очень трудные и сложные и решение их требует большой подготовки. В социальной жизни ничего нельзя сделать насильственным путем в короткий промежуток времени. Можно многое разрушить таким путем, но ничего нельзя создать. Это вопрос не политической власти, которая в один день может быть заменена другой. Всякое развитие в социальном строе человеческих обществ есть длительный и медленный процесс. Это изменение в клетках, в первоначальной ткани общества, в отношении человека к природе и человека к человеку. И вот это изменение в ткани общества, в отношении человека к природе и человека к человеку, изменение экономическое и психическое не может быть внезапным, не может быть столь видимым на коротком промежутке времени, как свержение политической власти. А это и значит, что может быть лишь социальная эволюция, но не может быть и никогда не бывает социальной революции.
II
Революции никогда не бывают разумны. Они потому и происходят, что во всем предшествующем ходе событий было отпадение от разума, было не только неразумное, но и безумное сопротивление всякому развитию, всякому улучшению, всяким реформам. Странно было бы ожидать и требовать от революции разумности. Революция может быть великим событием в жизни народа, в ней сгорает старое зло и раскрывается путь к новой жизни. Но время революции никогда не бывает легким, в нем не наступает счастье для народа, время это всегда есть испытание для народа, в нем много безумия. Никогда революция не приносит того, чего от нее ждут, она всегда разочаровывает. Этому научила нас великая французская революция: от нее ждали рая на земле, но в ней оказалось слишком много напоминающего ад и привела она к результатам незначительным по сравнению с ожиданиями. После великой французской революции была не одна демократическая республика и реакция, а несколько, и лишь через 80 лет установилась демократическая республика1. Так и всегда бывало в истории. И в русской революции слишком многое повторяется, не все так ново и оригинально, как может показаться людям не знающим истории или забывшим ее. Не в первый раз в истории хотят превратить политическую революцию в социальную, в радикальное изменение социально-экономического строя общества и соотношения классов. Такое стремление бывало почти во всех больших революциях. При всех революционных переворотах, хотя бы они были самыми ‘буржуазными’ по историческому моменту и по соотношению исторических сил, трудящийся народ ждет своего окончательного освобождения. Всегда рождались мечты и утопии, которые потом беспощадно разбивались жизнью. Зло в этом мире всегда оказывается сильнее добра, и это зло обнаруживается, как у тех, которые стремятся к социальному раю, так и у тех, которые им противодействуют. Опыт превращения политической революции в социальную был уже сделан во Франции в 48 году и привел к воцарению Наполеона III на долгое время. Час социальной революции не пробил еще тогда, не пробил он и позже, в 71 году. В 71 году, после катастрофы франко-прусской войны, когда Франция была уничтожена и разбита, в Париже была введена Коммуна, в которой была осуществлена диктатура меньшинства парижских рабочих над большинством другого народа2. Опыт этот окончился очень печально. Коммуна утонула в крови. Социалистическое движение было отброшено назад. Установившаяся после этого республика была резко буржуазной. Никаких реальных завоеваний для рабочих этот опыт не дал. И в прежние времена бывали такие попытки, разгоряченные мечты о социальном рае не раз владели народными массами. И всегда, всегда это кончалось тем, что от насильственного водворения социального рая народ получал не больше, а меньше, — он отбрасывался назад. Опыты насильственной ‘социальной революции’ никогда не давали и никогда не дадут хлеба изголодавшемуся народу, они вносят дезорганизацию в хозяйственную жизнь, в источники питания и уменьшают количество хлеба. Эти опыты никогда не ведут к братству людей, они вносят разделение, злобу и ненависть. Хлеб дает социальная организация, увеличение производительности труда, социальные реформы. К братству же ведет нравственное и духовное возрождение людей, изменение самого человека. Если сердце человека полно злобы и ненависти, если руководит человеком одна корысть, то братства быть не может. В эпоху Реформации в Германии во время крестьянских войн были попытки насильственными революционными путями водворить царство социальной справедливости, царство Божьей правды на земле. Иоанн Лейденский создал принудительное братство, царство Сиона. Лютер чувствовал, что все это движение ложное, что оно не приведет к добру, и противился ему, хотя и не совсем хорошими способами. Вместо братства, вместо царства Божьего на земле, наступали ужасы, взаимное истребление, ненависть и кровь. Социалист Лассаль даже признавал крестьянские войны, с их социальными требованиями, не соответствующими реальному соотношению сил и историческим задачам того времени, скорее реакционными, чем прогрессивными. Братство, царство Божье на Земле не может быть добыто революционным переворотом. Царство Божье приходит неприметно. Это остается вечной истиной.
III
И вот еще раз в истории, в атмосфере революционного опьянения, когда все расковалось, запоздалую политическую революцию хотят превратить в революцию социальную, в социалистическую революцию, хотят сразу, мгновенно перескочить через длинный ряд ступеней, пройденных народами Западной Европы, и осуществить самые крайние социальные цели, осуществить царство окончательной социальной справедливости и правды. Русская революция хочет сделаться всемирной революцией, обновить весь мир, она надеется увлечь за собою все народы Запада в огонь социальной революции, в котором сгорит старый мир и создастся мир новый. И русские социал-демократы впадают в противоречие, которое не может не броситься в глаза. Они все время говорят, что русская революция буржуазная, а не пролетарская, и хотят, чтобы в этой буржуазной революции пролетариат играл главную роль и осуществил свои социальные требования. Не впервые является такое требование, и оно человечески понятно. Тем, кому тяжело живется, так естественно мечтать о скорейшем достижении лучшей, более счастливой жизни. Никто не станет винить рабочих за то, что они слишком далеко заходят в своих пожеланиях, мечтаниях и ожиданиях. Но виноваты те интеллигенты-социалисты, которые выбрасывают крайние социальные лозунги, в осуществление которых они сами не верят, и делают это для того, чтобы привлечь на свою сторону массу. Те социалисты, которые держатся учения Маркса, забывают основы марксизма. Маркс учил, что буржуазии принадлежит прогрессивная и революционная роль в истории, пока она способствует производительному процессу, пока она еще в расцвете, он учил, что социализм возможен лишь при высоком развитии производительных сил страны, что социализм оправдывается лишь тогда, если он увеличивает производительность труда, что социализм может осуществиться лишь после длительного процесса социального развития и социальной организации. Социализм невозможен в стране промышленно отсталой, при неорганизованности, недостаточной сознательности и недостаточной просвещенности рабочего класса. Это прекрасно знают наши социал-демократы. Ни состояние русской промышленности, ни состояние рабочего класса, не пережившего никакой организованной истории, не дает марксистам никаких оснований ожидать скорого осуществления социализма. В чудеса же и в мгновенное духовное перерождение человечества они не верят. Что касается наших социалистов-народников, то они слишком много берут на себя, утверждая, что огромная и многосоставная масса русского крестьянства непременно выскажется за социализм и за социализацию земли. Все это будет сложнее, чем кажется.
Марксизм пережил длинный процесс развития. Социалистическое учение Маркса и Энгельса впервые сложилось в революционной атмосфере Европы после революции 48 года. И в первый период марксизма, в дни его молодости верилось в возможность близкой социальной революции. Марксизм совмещал в себе две стороны: одну — объективно-научную, которая говорила о законах социального развития, о зависимости всяких изменений в распределении и в осуществлении социальной справедливости от состояния производства, другая — субъективно классовая, которая ставила осуществление социализма в зависимость от активности самого рабочего класса. Эти две стороны марксистского социализма нередко впадают в противоречие. В марксизме русском всегда преобладала вторая сторона, первая же сторона отступала на второй план. Русские социал-демократы верили и верят в чудеса, которые могут произойти от активности рабочего класса. На этом основана их вера в возможность скорой социальной революции. В самой же объективной, научной стороне марксизма произошли большие изменения, которые подорвали основы теории социальной революции. По Марксу катастрофа капиталистического общества неотвратимо должна произойти в силу развития внутри его противоречий, концентрации капиталов, перепроизводства и кризисов, и прогрессирующего обнищания рабочего класса, от которого растет недовольство и классовая рознь. Эти теории были построены под влиянием первоначального периода капиталистического развития в Англии. Но дальнейшее развитие пошло не тем путем, который указывал Маркс, не путем развития противоположностей, нарастания катастрофы и ухудшения положения рабочих. Внутри самого капиталистического общества начинается смягчение злых и темных его сторон, улучшение положения рабочих путем их организации и их планомерной борьбы за улучшение своего положения, предотвращение катастрофы путем социальных реформ, смягчающих противоречия. Капиталистическая промышленность приспособляется все к новым и новым условиям своего существования, она более устойчива и живуча, чем казалось Марксу. Но природа ее меняется. Рабочие организуются в союзы и оказывают все большее и большее влияние на жизнь хозяйственную и жизнь государственную. Государство вмешивается в отношения рабочих и капиталистов и защищает интересы труда. Происходит не ухудшение, которое должно привести к социальной революции, а улучшение, т. е. реформирование общества, социальная эволюция. Рабочие становятся гражданами, они обретают отечество.
IV
Происходит постепенное изменение социальной ткани, перерождение общества, процесс, который в физиологии называется молекулярным, т. е. социальная эволюция, а не революция. С одной стороны, возрастает производительность труда, которая делает богаче народ, как целое, с другой стороны, изменяется психика людей, их отношение друг к другу. Без духовного изменения человека, без нравственного перерождения, побеждающего исключительную власть эгоизма и корыстных интересов и устанавливающего между людьми возможность единения и братства, ни о каком социализме, ни о каком социальном возрождении, не может быть и речи. Пока масса рабочих и крестьян находится во тьме, пока она лишена элементарного просвещения и сознательности, пока в ней не проснулось нравственное и социальное сознание, побеждающее эгоизм и личные интересы, нельзя говорить об осуществлении социализма серьезно и с чувством ответственности. На слишком низком уровне культуры, когда нет еще духовной самодисциплины и духовного закала личности, средняя масса рабочих и крестьян понимает лозунги социализма лично-корыстно, исключительно в смысле захвата и присвоения себе добычи. Темная масса воспринимает социализм не только не социально, но и противосоциально. В идею социализма входит регулирование и организация целого, борьба с анархией и дезорганизацией в хозяйственной жизни. Так понимал социализм еще основатель его в древности Платон. Но при том социальном и культурном уровне, на котором находится сейчас большая часть трудящейся народной массы, принудительно державшаяся при старом строе в тьме, торжествует не социалистическая идея, направленная на великое целое, а враждебная всякой социальности корысть, частный интерес, восстание части на целое. Во имя корыстных интересов не останавливаются перед разрушением промышленности, перед гибелью сельского хозяйства. Так происходит не социальная революция и не социальная эволюция, а дезорганизация хозяйственного целого, разрушение и отбрасывание назад. И первая социальная задача, перед которой стоит Россия, есть задача просвещения народа, просвещения умственного и нравственного, подъема его культуры, духовного его возрождения. Без этого не будет решен и вопрос о хлебе насущном. Многое из того, что сейчас происходит на Руси и именуется ‘социальной революцией’, прямым путем ведет к голоду, к лишению и того скудного хлеба, который до сих пор был у рабочих. Если рабочие и крестьяне не будут настолько сознательны и нравственно ответственны, чтобы иметь всегда в виду интересы целого России, которое только и может быть источником их питания, если часть восстанет на целое, то будет не улучшение, а ухудшение их материального положения.
Общество всегда реформируется и совершенствуется сотрудничеством классов, а не разделением на две ненавидящие и истребляющие друг друга части, не гражданской войной. Один класс, восставший на все остальные классы, не может улучшить общества, не может привести к социальному братству. Никогда не будет и того, о чем думал Маркс, т. е. превращения большей части человечества в пролетариат. Останутся и другие классы и подклассы, которых нельзя истребить, которых нельзя изнасиловать. В социальную борьбу неизбежно входит момент нравственный. Идея социализма должна быть не только экономической, но и нравственной идеей. Без нравственной основы и сама экономика распадается на кучу мусора. Этический социализм ведет к устранению возможности насильственной социальной революции, всегда основанной на ненависти, на классовом интересе, не желающем знать никакой высшей правды. Это должны прежде всего понять классы имущие, экономически господствующие. Не было недостатка в грозных предупреждениях.
От этих классов многое зависит в изменении нравственной атмосферы, в которой происходит современная социальная борьба. Нельзя, конечно, требовать от средней массы какого-либо класса слишком высокого нравственного уровня и слишком больших жертв. Но в классах имущих, так называемых ‘буржуазных’, может и должно проснуться государственное и нравственное сознание правды социализма, правды не классовой и не материалистической, и неизбежность социализирующей тенденции в промышленности и хозяйственной жизни. Социальная революция потому только и считается нужной, что не происходит социального улучшения, развития, борьбы с социальным злом, нарастания добра и справедливости. Она основана на принципе: чем хуже, тем лучше. Но когда происходит творческая социальная эволюция, когда общество формируется, когда возрастает нравственное единение народа и сознание социального долга, тогда социальная революция, пафос социальной революции исчезает. Социализм перестает быть религией, он делается практической, реальной социальной политикой, подчиненной высшим целям. Религиозные чувства направляются на более достойные и высокие предметы, на Божество.
V
Если употреблять слово в более глубоком и сознательном контексте, то нужно сказать, что социальных революций никогда не было и не будет. Возможны лишь политические революции. ‘Социальная революция’ есть длительный, почти незримый процесс, она может быть лишь изменением отношения человека к природе, т. е. ростом нравственной силы. А это и значит, что под ‘социальной революцией’ можно понимать лишь социальную эволюцию. Да и само увеличение ‘производительных сил человека’, его власти над стихийной природой не есть исключительно материальный, экономический процесс, и этот процесс имеет духовную основу. Он связан с организованностью и самодисциплиной человеческой воли. Распущенность человека, нравственное разложение в нем ведет к упадку социального творчества. Это может быть и с целым народом. Особенно важно, чтобы русские поняли, что решение социального вопроса прежде всего зависит от социального творчества, от хозяйственного созидания, а не от раздела и разрушения. Если борьба за власть может привести к политической революции, к свержению старой власти и водворению новой, то она никогда не может привести к социальной революции. В огромной, сложной, социально-экономической жизни народов ничто не может [быть] достигнуто заговорами, восстаниями и бунтами, ничто положительное не может родиться от насилий и захватов. Кровь, пролитая в гражданской войне, в восстании класса на класс, не удобряет землю и не готовит жатву, не приведет ни к каким благам, необходимым для жизни народа, не накормит и не оденет, не спасет от голода и холода. Ненависть и злоба одного класса к другому не приведет к социальному братству, не устранит розни и разделения. А социальный вопрос, есть вопрос о хлебе, одежде и крове, о братстве и единении людей, о такой организации великого целого, при которой не будет обездоленных, не будет угнетенных и голодных и каждый в силах будет развивать свою личность. Нужно как можно больше объяснять, что в жизни социальной все очень сложно и трудно, ничего нельзя решить простыми и крайними лозунгами. Как сложен аграрный вопрос, и как разделятся крестьяне в его решении! Тысяча нитей связывает жизнь социальную с огромной и таинственной жизнью природы и с не менее огромной и таинственной жизнью человеческого духа. Но в самой природе и в самом духе человеческом заложено какое-то зло, которое не так легко преодолеть и победить. Много улучшений произойдет в человеческой жизни, много для всего народа, много старого зла отпадет безвозвратно, будет добыт хлеб насущный для всего народа, не только материальный, но и духовный хлеб. Но рая на земле не наступит. И перед человечеством будет лежать длинный путь к высшей жизни. Опыты же социальных революций могут вести лишь к социальной дезорганизации, к разрушению народного хозяйства, к краху промышленности, от которого прежде всего пострадают рабочие. И тогда наступит не социальный рай, а социальный ад, с тяжелой нуждой и враждой, с кровью и разрушением, с реакциями и возвратом назад. В этот ад толкают трудящийся народ те, которые соблазняют его немедленным осуществлением социального рая.
VI
Россия — страна промышленно отсталая, это достаточно выяснилось во время войны, и в ней должна еще развиваться капиталистическая промышленность. Но это промышленное развитие не может просто повторять историю западных стран особенно первый период истории капитализма в Англии. Россия переходит к более высокой промышленной культуре, обогащенная опытом других народов, и в другое историческое время, когда не может быть уже никакого оправдания для лицемерного экономического индивидуализма, когда невозможно уже нравственное увлечение идеей свободной конкуренции. У нас сразу же начинается борьба с темными и злыми сторонами капитализма и будет происходить постепенная социализация, государственное регулирование хозяйственной жизни. Рабочие организуются, образуют союзы, и внутри самого капиталистического общества будут улучшать свое положение и увеличивать свое значение в промышленной жизни. Строй фабрик из самодержавного будет постепенно делаться конституционным, не уничтожая личной инициативы. На более высокой ступени развития промышленности и при большей организованности, сознательности и просвещенности рабочий класс в состоянии будет более непосредственно участвовать в управлении промышленностью. Но это очень сложное дело социальной эволюции и социальных реформ, сотрудничества классов, а не социального переворота, в котором один класс истребляет другой. Правду социализму нужно искать в идее регулирования целого, сообразования всех и всего с интересами социального организма, т. е. преодоления анархии и социальной вражды, социального эгоизма в обществе. Социализация общества и есть большая степень его организованности, большое взаимное притяжение его частей и его членов. На господстве личных и классовых интересов стоит буржуазно-капиталистическое общество. Социальный идеализм должен быть победой над этим господством личных и классовых интересов и корысти. Рабочие обвиняют промышленников в корысти, но если они сами ничего не могут противопоставить этой корысти кроме собственной же корысти, то к новой лучшей жизни, к большей правде они не придут. В своей частной жизни люди могут руководствоваться корыстными интересами по своей слабости и грешности. У всех людей много эгоизма. Но когда в жизни социальной соединяются и группируются исключительно по совпадению корыстных интересов, то никакой правды и справедливости, никакой более высокой жизни не может от этого произойти. Исключительно классовый, материалистический социализм подрывает самого себя. Лишь соединение во имя бескорыстной идеи, во имя правды и истины может вести к новому, лучшему, более прекрасному обществу. Должен народиться новый человек, новая человеческая душа. Без этого все социальные революции будут лишь переменой одежды, лишь обманчивым изменением внешности. Рабы должны перестать быть рабами, действительно сделаться, а не притворяться свободными, не носить лишь костюма свободных, оставаясь в душе рабами, рабами своих страстей, своих интересов, своих наклонностей к насилию, полученных от старой жизни. Социализм превращается в рабство, если не лелеять в душе человеческой свободы. Война вызвала к жизни совсем особую форму социализма — социализма военного, социализма государственного по преимуществу. Проявление этого социализма мы видим каждый день в карточках на хлеб и сахар. В Германии социализм этот достиг особенно высокой ступени развития. В его сторону есть движение и в Англии, стране, питавшей отвращение к государственному вмешательству и опеке. Этот военный социализм вырабатывает навыки государственного регулирования и организации хозяйственной жизни. И вернуться к прошлому, к исключительно частному, индивидуалистическому хозяйствованию народы не захотят и не смогут. Но этот военный социализм не дает никаких оснований чувствовать, что близится социальная революция. Наоборот, он делает социальную революцию еще более ненужной и невозможной. В целом народе, в который входят все классы, просыпается здоровое государственное чувство, которое заставляет лучше организовать хозяйственную жизнь и обеспечить для всех питание. Все это факты, непредусмотренные учением Маркса и классового социализма. Будущий социальный строй нельзя предвидеть. Он никогда не будет таким, каким его представляют себе разные социальные учения. Можно только сказать, что в хозяйственной жизни начинает обнаруживаться тенденция к социализации. Но социализация эта осуществляется сложными путями и многообразными средствами. Кооперативное движение будет в этом отношении иметь не меньшее значение, чем государственный социализм. И то, что принято в разных учениях и теориях называть ‘социализмом’, всегда будет или слишком преждевременным, или слишком запоздалым. ‘Социалистическая революция’ невозможна, пока общество еще недостаточно подготовлено экономически и нравственно, недостаточно реформировано и развито, и социальная революция не нужна, запоздала, когда общество далеко ушло вперед по пути социальных реформ, по пути нравственного перерождения. Высшей формой социалистического движения нужно признать форму английскую. Английский социализм и более практический, и более идеалистический, это — социализм экономический и культурный, а не революционно-политический. Революционно-политическая форма социалистического движения не улучшает положения рабочих, не дает хлеба. Вместе с тем эта форма движения искажает нравственное сознание рабочих, держит их в напряжении злобных и ненавистнических чувств. И нет никаких оправданий для того, чтобы в русском социалистическом движении исключительно господствовала немецкая, социал-демократическая форма. Социализм всегда бывает национальным. У каждого народа свой социализм. Французский социализм не походит на английский, английский — не походит на немецкий. Социал-демократия есть исключительно немецкая форма социализма. И если возможен русский социализм, согласный с характером русского народа, то он должен носить нравственный и даже религиозный характер. А это значит, что социалистическое движение должно быть, с одной стороны, практически-реформаторским, с другой стороны, идеалистическим, подчиненным высшей цели, высшей правде.
VII
Классовый, революционный социализм должен быть отвергнут и с научной, и с нравственной точки зрения. Он не только не соответствует действительности и опровергается ходом истории, но также находится в противоречии с нравственной природой человеческой личности и с ее религиозными надеждами. Такого рода социализм искажает и калечит душу русского народа, насилует его какими-то чуждыми, вывезенными из Германии учеными. Революционный социализм есть какая- то ложная религия, которой хотят подменить истинную религию для народной души. Народная душа не может жить без святыни и вот вместо божественной, христианской святыни, которой эта душа питалась и жила, хотят навязать ей насильственно святыню, в которой Бог заменен материальным устройством земной жизни, обоготворением самого пролетариата, его воли и интереса. Это — религия лести человекам и народу, религия самообоготворения. Такой религией не может жить народ, ибо всякий народ, как и всякий человек, может духовно жить лишь святыней, которая выше его самого. Увлечение социальной революцией хочет быть религиозным увлечением. И оно должно быть разоблачено в своей религиозной лжи и ничтожестве, изобличено в желании поработить человека мечтой, которая может привести лишь к рабству и падению. Полный, цельный и окончательный социализм — невозможен, он есть лишь ложная и порабощающая мечта. Но возможен социализм частичный, практичный, реформаторский, и этот социализм должен быть согласован с высшей культурой, подчинен высшим культурным целям. Русская революция будет иметь свою социальную сторону, она повлечет за собой смелые социальные реформы. Но о социальной революции нельзя у нас говорить серьезно и ответственно. Эти разговоры должны быть рассматриваемы, как демагогия, как разжигание классовых страстей, без внутренней веры в то, что это приведет к социалистическому успеху. Путем лжи и лести хотят переманить массу на свою сторону. У наиболее искренних социал-демократов и социалистов-революционеров есть нездоровая мечтательность, смешивающая теории с практикой, материальное устройство с религиозной святыней, этот мир с другим неведомым миром. Но при невысоком нравственном уровне людей не может быть и совершенного общественного устройства. К совершенному обществу ведет любовь, а не ненависть.
Революция в России совершилась и кончилась. И теперь может быть или положительное созидание и устройство новой жизни, или разрушение и разложение. То, что теперь называют продолжением революции, есть лишь разложение революции, которое может привести к контрреволюции и новому рабству. В этом грешном мире не может быть скачка из царства необходимости в царство свободы, о котором говорили Маркс и Энгельс. Возрождение человечества, освобождение его от рабства у природы — природы внешней и собственной, внутренней природы — есть дело духовное, а не только материальное, не только социальное. Без этого духовного дела, отличного от всякой социальной революции, человек никогда не будет свободным. В великом деле освобождения человека свою подчиненную роль сыграет и частичный социализм. Но социализм этот для всякого сознательного человека, для которого правда выше всего, должен быть социализмом нравственным, национальным, государственным и культурным, т. е. должен подчинить себя добру и правде, высшим благам национальности, государства, культуры, права и свободы. Русское социалистическое движение или сознает себя связанным с национальным и государственным единством России, с задачами русской культуры, с нравственным складом русской души, или оно разложится и сгниет, ничего не дав трудящемуся народу. Лишь в связи с величием самой России может быть решен у нас социальный вопрос. Социалистическое движение будет плодотворным и творческим, если оно освободится от призрака социальной революции, который на практике, в жизни, ведет лишь к разложению.
КОММЕНТАРИИ
Издана отдельной брошюрой: М., 1917, 24 с.
1 См. прим. 5 на с. 1068.
2 Парижская коммуна, провозглашенная 18 марта 1871 г., просуществовала 72 дня (до 28 мая). Коммуна успела провести ряд социалистических преобразований: установила максимум жалованья государственным служащим, равный зарплате квалифицированного рабочего, отделила церковь от государства, отменила задолженность по квартплате, вернула вещи, заложенные в ломбард на сумму до 20 франков, установила минимальную зарплату рабочих и служащих, ввела рабочий контроль над производством на некоторых крупных предприятиях и т. д. Подробнее см.: История Парижской Коммуны 1871 г. М., 1971.