Воспоминания об эпизодах из моей частной и служебной деятельности, Бурнашев Владимир Петрович, Год: 1872

Время на прочтение: 39 минут(ы)

ВОСПОМИНАНІЯ ОБЪ ЭПИЗОДАХЪ
ИЗЪ МОЕЙ
ЧАСТНОЙ И СЛУЖЕБНОЙ ДЯТЕЛЬНОСТИ.

(1834-1850).

* Окончаніе. См. Русск. Встн. 5, 6, 7, 8, 9 и 10.

XXIV.

Вся тогдашняя журналистика отнеслась къ книг моей Описаніе Удльнаго Земледльческаго Училища какъ нельзя ласкове и любезне, конечно не потому чтобы книга эта была безукоризненно хороша, а больше, кажется, потому что всмъ извстно было что книга эта удостоилась вниманія Высочайшаго двора и что свтлйшій князь Петръ Михайловичъ Волконскій ею интересовался не на шутку и имлъ у себя въ кабинет на видномъ мст тотъ экземпляръ въ богатомъ бархатномъ переплет съ золотыми тисненіями какой былъ мною представленъ господину министру, вмст съ подобными же экземплярами для поднесенія государю императору и государын императриц. Одна только Библіотека для Чтенія хранила осторожное молчаніе, не взирая на т пріятныя отношенія въ какихъ Сенковскій находился къ Байкову, котораго посщалъ и у котораго съ полнымъ знаніемъ любителя-гастронома услаждался превосходными тонкими обдами. Онъ удовольствовался пока лишь нсколькими строчками въ общемъ библіографическомъ перечн, гд было слегка сказано объ этой книг такъ: ‘Заглавіе этой книги достаточно знакомитъ съ ея содержаніемъ, а имя автора свидтельствуетъ о томъ въ какомъ тон она изложена. Впрочемъ, мы еще надемся поговорить объ этой книг, не брошенной нами подъ столъ.’ Этого рода макіавелистическое заявленіе Брамбеуса предоставляло широкое поле его эластичной критик высказаться о моей книг такъ или иначе. Это обстоятельство поистин не слишкомъ-то тревожило меня, вполн убжденнаго въ томъ что Сенковскій, большею частію ругавшій, по-своему, все то что издаваемо было подъ моимъ псевдонимомъ ‘Бурьянова’, а отчасти и ‘Бориса Волжина’, отнесется не слишкомъ-то любезно и объ этой книг, на которой выставлено было вполн мое настоящее имя, хотя и то правда что за нсколько времени предъ тмъ онъ ласково отнесся о моихъ Бесдахъ о сельскомъ хозяйств, вслдъ за тмъ отпоромъ какой, по поводу нелпой на эту книгу рецензіи Булгарина, былъ, по моему настоянію, напечатанъ Гречемъ въ Сверной Пчел. Впрочемъ, какъ водилось у почтеннаго редактора Библіотеки для Чтенія въ то время, въ библіографической его стать вмст съ похвалою довольно ярко между строкъ проглядывала сатирическая гримаса и нсколько сдерживаемое желаніе трунить, причемъ рецензентъ мене говорилъ объ автор книги, поистин созданной по запискамъ директора Удльнаго Земледльческаго Училища, чмъ о ‘почтеннйшемъ’ М. А. Байков, лакомые обды и лакомыя общанія котораго, въ эти минуты, повидимому, имъ приводились съ любовью на память и руководили его остроумнымъ, но далеко не безпристрастнымъ перомъ. Какъ бы то ни было, но все-таки въ т давно былыя времена, за 33 года предъ симъ, мнніе Осипа Ивановича Сенковскаго считалось весьма вскимъ, и безъ его поддержки не могло имть прочнаго успха ни одно изданіе. Это молчаніе Сенковскаго коробило Байкова, который разъ какъ-то у себя разговорился съ нимъ о томъ какъ бы пріятно было его свтлости князю Петру Михайловичу видть дльную статью объ этой интересующей его книг на страницахъ уважаемой господиномъ министромъ двора Библіотеки для Чтенія, единственнаго русскаго Журнала читаемаго его свтлостью. Само собою разумется что говоря все это Осипу Ивановичу, ‘почтеннйшій’ Матвй Андреевичъ не хуже самого барона Брамбеуса пускалъ во весь карьеръ свое воображеніе, взводилъ напраслину на своего высшаго начальника, сколько извстно, русскихъ книгъ и журналовъ почти не читавшаго, и употреблялъ всю эту игру своей живой фантазіи чтобы лучше подойти къ чувствамъ ‘достойнйшаго’ Осипа Ивановича, который всегда плнялся вниманіемъ къ себ сильныхъ міра сего и готовъ былъ употреблять свое обоюдоострое перо съ величайшимъ ‘патріотическимъ’ усердіемъ на все этимъ милостивцамъ угодное. Байковъ разчиталъ довольно врно и, замтивъ эффектъ своихъ словъ, тотчасъ коснулся стороны боле вещественной, заговоривъ о томъ что какъ только князь-министръ прочтетъ объ этой моей книг статью въ Библіотекъ для Чтенія, то подготовленный уже проектъ составленія Энциклопедіи русскаго простолюдина, которою такъ интересовался Сенковскій, восприметъ начало и осуществится ассигнованіемъ тхъ 100.000 р. какіе по разчету послдняго необходимы на это благотворно-превосходное предпріятіе, немыслимое де безъ иниціативы Осипа Ивановича. Что еще по предмету рецензіи о моей книг потолковали тогда между собою эти почтенные мужи не вдаю, но знаю что вслдъ за симъ Байковъ на другой день утромъ сидлъ въ моемъ скромномъ кабинетик (въ Большой Морской, въ дом Барбе, куда въ 1838 году я переселился изъ далекой Фурштадтской) и велъ со мною слдующую бесду.
— Вчера, говорилъ Байковъ,— у меня обдалъ Осипъ Ивановичъ Сенковскій. Мы между прочимъ говорили, Владиміръ Петровичъ, о васъ. Онъ очень уважительно отзывался о вашей многообразной дятельности.
— Значитъ, засмялся я,— у него два противоположныхъ обо мн мннія, одно лестное и любезное для меня, посл вашего очаровательнаго обда съ дорогимъ лафитомъ и іоганисбергомъ, а другое пасквильное, въ ночной тиши его кабинета, гд, какъ онъ печатно выражается, онъ куритъ дкое злье строгой критики.
— Ну, да мало ли что бываетъ у Журналистовъ ради краснаго словца! Не всяко лыко въ строку! хихикалъ Байковъ.— А вотъ вчера я какъ заговорилъ съ нимъ объ Энциклопедіи русскаго простолюдина, то онъ и..-.
— Растаялъ, договорилъ я,— и принялся хвалить меня, зная ваши ко мн хорошія отношенія, причемъ показываемый вами ему постоянно ‘клокъ сна’ имлъ свое весьма не малое значеніе.
— Какой ‘клокъ сна’? спрашивалъ Байковъ.— Я что-то не понимаю васъ на этотъ разъ, безцнный Владиміръ Петровичъ, право не понимаю.
— Да разв вы не знаете той замчательной въ своемъ род басни, запрещенной къ перепечатыванію, которая была въ начал 1825 года помщена въ Сверной Пчел? пояснялъ я.— Содержаніе басни этой то что у пахаря работаютъ въ плуг волы превосходно. Сосдъ спрашиваетъ его: какимъ образомъ онъ, кормя воловъ своихъ хуже всхъ другихъ крестьянъ, достигаетъ такихъ изумительныхъ результатовъ? Пахарь указываетъ ему на своего малолтняго сынишку, который постоянно впереди воловъ ходитъ съ клокомъ сна, къ которому волы усиленно стремятся и чрезъ то тянутъ плугъ съ необыкновеннымъ успхомъ. ‘А къ сну сунутся, говоритъ хозяинъ воловъ, такъ палкой по рогамъ!’ Понявъ легко тайну этой задачи, сосдъ замчаетъ:
Хозяинъ добрый ты, Абрамъ,
Да каково водамъ?
— Ха, ха, ха! захохоталъ Байковъ.— Такъ по-вашему выходитъ что Энциклопедія русскаго простолюдина, составленіе и изданіе которой, по мннію Сенковскаго, должно обойтись не меньше какъ во 100.000 руб., и быть предоставлено, изволите видть, въ его безотчетное распоряженіе, — это ‘клокъ сна пахаря Абрама!’ А что вы думаете, Владиміръ Петровичъ, вдь вы лопали-таки довольно мтко и врно. О, вы мастеръ подмчать! Съ вами держи ухо остро! Скажу же вамъ откровенно, со свойственнымъ мн моимъ казацкимъ ‘простосердечіемъ’, что Сенковскій къ этому клоку сна нынче напираетъ ужь черезчуръ сильно, почему неминуемо надо отжарить его по рогамъ, потому что нельзя же, согласитесь, пожертвовать сномъ ради чортъ знаетъ какой тамъ его фантазіи. Но, изволите видть, нельзя однако и шарахнуть-то по рогамъ прежде того какъ волъ проведетъ ту борозду какою мы въ особенности теперь-то и интересуемся, а борозда эта, понятное дло, не что иное какъ самая пышная, какая только быть можетъ, на десяти или двнадцати страницахъ, статья объ Описаніи Удльнаго Земледльческаго Училища въ Библіотек для Чтенія. Статья эта возобновитъ на всю Русь собою тотъ эффектъ какой въ 1834 году, за четыре съ половиною года, произвела ваша тогдашняя статья въ Сверной Пчел. Разъ статья эта напечатана, намъ Сенковекій не нуженъ, клокъ сна можетъ быть швырнутъ въ сторону, а вздумаетъ ужь больно тянуться за нимъ, такъ можно тогда ‘безопасно’ и по рогамъ. Говорю ‘безопасно’, потому что однажды Сенковскій сильно расхвалитъ наше дло на своихъ страницамъ, онъ самъ заклепаетъ себ языкъ и перо говорить противъ насъ, а что вроятно не будетъ уже больше насъ хвалить, то Христосъ съ нимъ: наша слава сдлана окончательно и прочно. До сихъ поръ онъ одинъ намъ сколько-нибудь опасенъ еще въ публицистик, потому что онъ одинъ макіавелистически помалчиваетъ о насъ, отдлываясь общими мстами со своею сатанинскою улыбочкой. Итакъ, его большая статья необходима намъ, еще qua non, въ теперешній моментъ, но то-то и дло, дорогой Владиміръ Петровичъ, что напечатаніе ея отъ васъ зависитъ.
— Какимъ же это образомъ, Матвй Андреевичъ? спросилъ я съ изумленіемъ.
— А очень простымъ, отвчалъ Байковъ, очень простымъ.— Дло въ томъ что вы никогда не длали ни единаго визита Сенковскому, а горделивый и тщеславный этотъ Сарматъ именно Желаетъ чтобъ вы сами явились замолвить о стать по поводу вашей книги. Статью срою, уже имъ приготовленную, онъ мн показывалъ. Она вся написана его собственною рукой. Статья вышла первый сортъ! Настрочена мастерски, и что всего важне, чрезвычайно чистосердечно, со множествомъ цитатъ изъ книги, давая притомъ самую врную и сжатую картину нашего училища. Онъ наживописалъ его живьемъ. Просто прелесть! Нигд ршительно нтъ Брамбеусовской усмшки. Дльно, разумно, толково и въ высшей степени заманчиво. Статья выйдетъ почти въ листъ печатный. У насъ ее переведутъ на три иностранные языка и пошлютъ въ три лучшія изданія: къ Нмцамъ, Французамъ и Англичанамъ, да даже къ Шведамъ и къ Полякамъ пошлемъ. Это ужь наше дло, точно такъ какъ по нашей же части тотъ молочный телецъ и та пара индюшекъ, откормленныхъ грецкими орхами, какіе посланы будутъ автору статьи отъ училища, а золотая табатерка съ фасадомъ нашего заведенія на эмали — отъ министра. Но все-таки надо, необходимо надо чтобы вы сами отвезли экземпляръ Сенковскому. Я на всякій случай вамъ и экземпляръ въ зеленомъ сафьян съ золотомъ привзъ. Бога ради, пожалуйста, побывайте сами у Осипа Ивановича. Вы увидите какъ онъ любезно васъ приметъ.
— Вы знаете, Матвй Андреевичъ, сказалъ я,— что я готовъ сдлать все что только могу для васъ и для вашего училища и длаю, по возможности. Но, право, не понимаю что за интересъ Сенковскому видть меня у себя въ качеств автора-просителя, какихъ у него дюжины ежедневно бываютъ и отъ которыхъ онъ, всячески отдлывается, какъ неоднократно при мн разказывалъ у Н. И. Греча, гд я его бывало встрчалъ, и у васъ, гд я съ нимъ раза два даже обдалъ. Не могу отдать себ никакаго отчета какая ему отъ моего личнаго визита можетъ быть утха.
— А та утха, настаивалъ Байковъ,— что вы никогда у него не бывали. Онъ понимаетъ что вы длаете это изъ самостоятельности и даже гордости….
— Ни мало не изъ гордости, замтилъ я, перебивъ Байкова,— а изъ простаго чувства самоуваженія, особенно посл того мннія какое онъ неоднократно выражалъ при мн о тхъ которые думаютъ что, являясь лично къ нему, доставляютъ ему тмъ удовольствіе, не понимая того что отнимаютъ этими своими посщеньями только у него дорогое время и надодаютъ ему своими толками, которыхъ онъ никогда и слышать не хотлъ бы.
— Экіе вы, право, какіе, уговаривалъ Байковъ,— не хотите понять что онъ для однихъ одно, для другихъ другое, и что васъ собственно,— я въ томъ порука,— приметъ онъ превосходно. Ежели бы вы нашли въ его пріем что-нибудь вамъ не совсмъ по шерсти, то въ прав будете сказать мн что я безсовстный обманщикъ и не достоинъ затмъ больше вашего знакомства. Вонъ какой кушъ я, батинька, ставлю въ этой игр! Шутка ли? Иду на рискъ потерять ваше, расположеніе къ себ, расположеніе пятилтняго пріятеля, лучше какого я въ теченіи всей моей сорокалтней жизни не встрчалъ. Скажите мн только, въ которомъ часу вы завтра у него будете? Онъ раньше часа пополудни не просыпается, потому что всю ночь пишетъ, такъ часа въ два самая лучшая пора.
— Хорошо, сказалъ я,— завтра въ два часа пополудни принесу себя въ эту жертву, ради нашей пріязни.
И мы разстались, какъ всегда, обнимаясь и лобызаясь.
На другой день въ два часа пополудни я быль въ дом барона Даля, тестя Сенковскаго, въ Почтамтской улиц, сказавъ на площадк лстницы, густо устланной дйствительно изящными коврами, слуг въ черномъ фрак, бломъ жилет и бломъ галстук, свою скромную фамилію. Едва я произнесъ ее, какъ слуга съ словомъ: ‘Пожалуйте’, повелъ меня чрезъ дв залы, полы которыхъ были покрыты пушистыми коврами, а стны огромными картинами въ позолоченныхъ рамахъ, между которыхъ въ промежуткахъ бллись мраморныя статуи на пьедесталахъ. Вс двери были настежь, но одна, послдняя, была завшана тяжелою портьерой. За этою портьерой былъ парадно-пріемный, но нерабочій кабинетъ Сенковскаго. Тутъ сдуга остановился и тихонько хлопнулъ въ ладоши. Черезъ минуту изъ-за портьеры послышался такой же звукъ, и вслдъ за симъ слуга отдернулъ портьеру, поддерживая ее съ одной стороны и пропуская меня чрезъ отверстіе въ аршинъ шириною. Я увидлъ тогда себя въ комнат устроенной по образцу восточнаго кіоска, описывать которую не могу, осмотрвъ ее тогда только вскользь, да здсь и не мсто этимъ Бальзаковскимъ подробностямъ, которыя будутъ приличне въ той моей стать какую я приготовляю для печати подъ общимъ названіемъ: Петербургскія редакціи тридцатыхъ и сороковыхъ годовъ. На передней стн пробивъ входной двери была въ золотой рам огромная картина, изображавшая турецкую комнату, и въ этой комнат портретъ (сильнйше польщенный живописцемъ) Осипа Ивановича Сенковскаго, въ чалм и полномъ восточномъ одяніи, лежащаго на масс бархатныхъ подушекъ и курящаго изъ кальяна. Подъ самою картиной устроенъ былъ низкій диванъ изъ безчисленнаго множества сафьянныхъ зеленыхъ, красныхъ и желтыхъ подушекъ, и на этихъ подушкахъ полусидлъ, полулежалъ самъ Осипъ Ивановичъ Сенковскій, желто-кофейный, рябой, съ приплюснутымъ носомъ, съ широкими губами, искривленными въ какую-то квеловатую улыбку, которой словно вторила пара небольшихъ заспанныхъ бло-голубоватыхъ глазъ съ желчными, какъ бы шафраномъ выкрашенными, блками. Голова великаго Брамбеуса покрыта была темно-красною суконною феской съ синею кистью, а вся особа его облечена была въ какую-то албанскую темносинюю куртку повергъ розоватой канаусовой рубашки, въ широчайшіе кирпичнаго цвта шальвары, изъ-подъ которыхъ виднлись носки ярко-желтыхъ сафьянныхъ бабушей. Да, еще забылъ я сказать, въ дополненіе этого пестро-арлекинскаго туалета, что шальвары опоясаны были свтло-зеленою каш мирскою шалью съ пестрымъ до нельзя бордюромъ. Лвая рука барона Брамбеуса придерживала тонкій, гибкій стволъ чубука, янтарный мундштукъ котораго былъ у искривленнаго рта, и изо рта этого чрезъ черные зубы исходила струйка ароматнаго дыма, наполнявшаго комнату своимъ дйствительно нжно-упоительнымъ запахомъ. На ковр стоялъ матовый хрустальный кальянъ, съ золочеными арабесками. Впереди помщался небольшой столъ, покрытый вышитою суконною салфеткой, на которомъ небрежно брошено было нсколько газетъ, преимущественно англійскихъ и французскихъ. Сбоку, было довольно низкое кресло съ зелеными сафьянными подушками. Когда я вошелъ, то Осипъ Ивановичъ, улыбаясь, но молча, по-восточному, правою рукой указалъ мн на это кресло и поздоровался со мною англійскимъ рукопожатіемъ. Я подалъ ему экземпляръ моей книги съ обычною надписью ‘отъ автора’ и пробормоталъ при этомъ какое-то стереотипное привтствіе.!
— Книга ваша, господинъ, Б—въ, сказалъ онъ,— такъ занимательна что я, какъ исключеніе длаемое мною для немногихъ русскихъ книгъ, уже прочелъ ее отъ доски до доски, и очень благодаренъ вамъ что вы вашимъ личнымъ теперешнимъ посщеніемъ даете мн пріятную возможность, прежде чмъ стану говорить о замчательномъ труд вашемъ съ публикой, выразить личную мою вамъ признательность зато рдкое удовольствіе какое я имлъ читая ваше образцовое описаніе этого образцоваго же учрежденія. Къ сожалнію, въ Россіи не умютъ ничего создавать самостоятельно, и потому я моею статьей о вашей книг заставлю ‘ихъ всхъ тамъ’ (?) понять всю важность этого дла, тсно связаннаго съ благоустройствомъ ‘здшней’ страны, которой пора устроиться на началахъ обще-европейскихъ.
Не передавая здсь всего разговора какой въ теченіи цлаго часа велся между мною и Сенковскимъ, надясь привести его въ другомъ мст, скажу только что ‘конецъ концовъ’, какъ обыкновенно Брамбеусъ выражался, этого разговора былъ тотъ что мы очень любезно разстались, причемъ онъ уврялъ меня что въ слдующей книг Библіотеки для Чтенія явится отдльная статья подъ названіемъ Удльное Земледльческое Училище, не въ библіографическомъ отдл, а въ рубрик сельскаго хозяйства, гд у него постоянно пашутъ господинъ Шелеховъ а баронъ Унгернъ* Штерибергъ, но что на этотъ разъ онъ самъ, взявъ меня въ проводника, займетъ тутъ ихъ мсто и прочтетъ, благодаря мн, русскому люду образцовую лекцію сельскаго хозяйства вполн примнимаго къ Россіи, гд, по мннію его, къ сожалнію, имютъ очень слабое понятіе о настоящемъ и разумномъ примненіи началъ раціональной агрономіи.
— Въ Россіи все вдь такъ, прибавилъ онъ,— везд люди не на своихъ мстахъ и вс они сидятъ только для Жалованья. Хоть бы здшняя Земледльческая Газета, которую поручили почтенному старику Энгельгардту. Онъ, Егоръ Антоновичъ, конечно, очень образованный человкъ, спору нтъ, и въ настоящемъ 1839 году одвается такъ какъ одвались въ 1809, почему и далъ поводъ Сперанскому оказать что онъ тридцать лтъ не переодвался. Но онъ, просто, понятія не иметъ о сельскомъ хозяйств, даже о томъ какое ведется каждымъ мужикомъ въ Россіи. Онъ не уметъ отличить всходовъ ярицы отъ всходовъ овса. Умора!… Мн про это говорилъ Матвй Андреевичъ, у котораго въ училищ этотъ старикъ въ шелковыхъ чулкахъ, короткихъ штанахъ, башмакахъ съ семилоровыми пряжками и въ допотопномъ синемъ своемъ фрак съ пуговицами въ пятачокъ, былъ по рекомендаціи и убжденію Канкрина. Вотъ кстати Канкринъ. Это единственный дловой и вполн умный человкъ въ русской администраціи, да и тотъ, къ сожалнію, изъ Германіи, да и тотъ длаетъ Энгельгардта директоромъ Земледльческой Газеты, цль которой, казалось бы, не на шутку озарить всю Россію. Мы намедни хохотали объ этомъ съ Матвемъ Андреевичемъ. Вотъ Матвй-то Андреевичъ могъ бы быть безукоризненно дльнымъ министромъ государственныхъ имуществъ! Чинъ малъ, не генералъ-адъютантъ! Презабавно! Будете ‘видать’ Матвя Андреевича, прошу ему мой привтъ передать, искренній, ‘горяче-кровный’ привтъ. Надюсь, и твердо надюсь что статья о вашей книг будетъ фундаментальнымъ камнемъ важнаго предпріятія составленія Энциклопедіи русскаго простолюдина. Я въ этомъ энциклопедическомъ сборник докажу, посредствомъ механизма простой оси телжной, нашему мужику, какъ дважды два четыре, все то что составляетъ столько затрудненій въ школахъ, когда надо уразумть механику вселенной. Это будетъ дло обширное, получше всякаго Энциклопедическаго Лексикона. {Въ эту пору онъ успшно и быстро велъ Энциклопедическій Лексиконъ Плюшара къ конечному паденію, замтивъ изсякновеніе матеріальныхъ средствъ издателя.} Мы непремнно васъ, господинъ Б—въ, прицпимъ въ это предпріятіе, потому что безъ васъ, какъ хотите, нельзя.
Явилась, наконецъ, столь вожделнно об,иданная книга Библіотеки для Чтенія со статьей пера самого Осипа Ивановича. Статья была большая и представляла собою мастерское воспроизведеніе и сокращеніе всей моей объемистой книги, съ разсужденіями автора необыкновенно дльными и основательными, безъ малйшей и тни даже обычной его шутливости, съ которою онъ не разставался большею частью въ самыхъ серіозныхъ предметахъ. А между тмъ статья читалась съ величайшею легкостью и, конечно, легче чмъ читалась самая книга, далеко не такъ гладко и не такъ увлекательно изложенная. Не говоря уже о Байков и всемъ удльномъ начальств, публика, вся публика прочла статью журнала и чрезъ это чтеніе пріобрла множество любопытныхъ свдній о Земледльческомъ Училищ, процвтавшемъ за дв версты отъ городской черты сверной столицы, въ мстности совершенно, казалось, не способной для какого бы то ни было воздлыванія земли подъ сколько-нибудь сносное хозяйство. Байковъ, разказывая мн что статья полна цитатъ, ошибался или видлъ вчерн совершенно не ту статью какая явилась въ печати: ссылки въ стать на автора, правда, были частыя, а прямыхъ цитатъ вовсе почти не было: рецензентъ везд говорилъ обо всемъ самъ и своимъ живымъ и образнымъ языкомъ. Вообще, по мннію читателей, разумется читателей хотя мало-мальски знатоковъ, статья эта была однимъ изъ мастерскихъ произведеній талантливаго редактора, Левъ Алексевичъ Перовскій распорядился переводомъ ея на многіе иностранные языки, и она явилась въ хозяйственной пресс Германіи, Франціи, Англіи, Швеціи и Царства Польскаго.
Въ домахъ моихъ знакомыхъ о книг моей знали преимущественно потому что читали въ газетахъ о томъ что авторъ удостоился получить за нее Высочайшіе подарки, но едва ли экземпляры мною этимъ знакомымъ подаренные были ими прочитаны, между тмъ какъ вс они ознакомились съ моею книгой благодаря стать Библіотеки для Чтенія, составлявшей въ 1839 году принадлежность каждаго мало-мальски грамотнаго русскаго дома.— Я уже гд-то, кажется въ ‘Четвергахъ у Н. И. Греча’, упоминалъ о томъ что я въ т времена былъ коротко, съ малолтства, знакомъ въ дом генералъ-лейтенанта А. И. Хатова (умеръ въ 1842 году, въ чин генерала отъ-инфантеріи, совершенно слпымъ), предсдателя, такъ-называвшагося тогда, военно-ученаго комитета. Въ числ лицъ особенно близкихъ къ семейству Хатовыхъ былъ, извстный своимъ громаднымъ богатствомъ, владлецъ знаменитыхъ рудниковъ и металлическихъ заводовъ, не уступавшихъ Демидовскимъ,— Алексй Ивановичъ Яковлевъ, отставной гвардіи корнетъ, тогда уже лтъ за шестьдесятъ, но бодрый, убленный сдинами старецъ, одвавшійся по старинной мод, въ штанахъ подъ сапоги и въ сапогахъ гусарскихъ съ кисточками. Онъ всегда носилъ пребольшой орденъ Св. Владиміра 3й степени на ше, пожалованный ему императоромъ Александромъ I за то что онъ, движимый чувствомъ патріотизма, на собственномъ своемъ иждивеніи, желзомъ своихъ заводовъ покрылъ вс казенныя каменныя строенія, при перестройк ихъ посл разгрома 1812 года. Этотъ сановитый и почтенный гость генерала Хатова былъ вовсе не разговорчивъ и всегда больше слушалъ чмъ говорилъ. Разъ какъ-то однако за вечернимъ чаемъ въ гостиной, гд въ это время изъ почетныхъ гостей были только онъ, да графъ К. . Толь (тогдашній главноуправляющій путями сообщенія, другъ дтства хозяина дома, сынъ котораго, мой ровесникъ, былъ у него адъютантомъ), вдругъ совершенно неожиданно для меня,— находившагося тутъ поодаль съ тремя или четырьмя такими же молодыми людьми, какъ я,— у стариковъ зашла рчь о предмет для меня интересномъ, заговорили объ Удльномъ Земледльческомъ Училищ. Иниціатива принадлежала графу К. . Толю, который, обращаясь какъ къ А. И. Хатову, такъ къ А. И. Яковлеву, сказалъ:
— Давно слышалъ я разныя чудеса объ Удльномъ Земледльческомъ Училищ, которое учредилъ старинный камрадъ мой по свитской служб Левъ Алексевичъ Перовскій. Онъ нсколько разъ приглашалъ меня туда, да только то то, то с, недосугъ, нездоровье, непогода задерживали, и я все прособирался. Главное же то что графъ Петръ Андреевичъ Клейнмихель повсюду провозглашаетъ что это заведеніе перещеголяло Аракчеевскія поселенія. Ну, признаюсь, нтъ охоты смотрть на новую ‘аракчеевщину’: довольно зла надлала намъ и прежняя. Однако на этихъ дняхъ весьма толковый и солидный человкъ, человкъ къ тому же со вкусомъ, совтовалъ мн прочесть статью самого Сенковскаго объ этой школ, написанную имъ по поводу какой-то книги. Указаніямъ этого совтчика я люблю слдовать, и, улучивъ часъ времени, прочелъ статью, которая меня превосходно ознакомила съ этимъ заведеніемъ. Если все это такъ какъ описано въ стать, повидимому, по книг, то остается только удивляться тому какое сходство находитъ Клейнмихель въ этомъ учебномъ заведеніи съ ‘аракчеевщиной’. Впрочемъ, ему везд мерещатся военныя поселенія. C’est son dada! {Это его потха.} Я поду посмотрть это заведеніе, непремнно поду въ первый свободный, т.-е. вполн свободный часъ.
Затмъ графъ обратилъ глаза въ нашу сторону и сказалъ своему адъютанту и съ тмъ вмст крестнику:
— Смотри же, Сережа, въ первый разъ что я буду совершенно свободенъ, напомни, братецъ, мн о намреніи моемъ совершить эту загородную прогулку.
Сергй Александровичъ Хатовъ, вставъ со стула, сказалъ:
— Слушаю, ваше сіятельство. Только ежели надо для этого ожидать свободный часъ, то едва ли графъ Карлъ едоровичъ когда-нибудь будетъ въ Удльномъ Земледльческомъ Училищ, прославленномъ моимъ пріятелемъ В. П. Б—вымъ, которому за его книгу столько надавали перстней, что и пальцевъ не хватитъ носить ихъ.
Тогда графъ, услышавъ мою фамилію, взглянулъ на старика Хатова и сказалъ вопросительно:
— Во времена Прейсишъ-Эйлау и Фридланда мн памятенъ одинъ нашъ свитскій этой фамиліи, былъ, помнится, адъютантомъ сначала у Бенингсена, а потомъ у графа Штейнгеля и нсколько мсяцевъ посл Аустерлица провелъ въ плну въ Брюн. Помню даже какъ мы его размнивали. Книгу объ Удльномъ Училищ написалъ какой-то Б—въ, и Сенковскій его до небесъ превозноситъ.
— Книгу эту, сказалъ Александръ Ильичъ Хатовъ,— написалъ и издалъ не тотъ о которомъ ты, графъ, вспоминаешь, а сынъ его. Самъ же Петръ Алексевичъ, старинный нашъ камрадъ, теперь служить предсдателемъ казенной палаты въ Орл. Сынъ же его служитъ здсь въ военномъ министерств. Вотъ онъ и самъ здсь налицо: этотъ блокурый юноша во фрак, что сидитъ подл нашего Серезки.
Я, разумется, т.-е. разумется по понятіямъ о приличіяхъ бывшимъ за 32 года предъ симъ, а не по сегодняшнимъ,— всталъ, и Александръ Ильичъ представилъ меня графу Толю, который, повидимому, очень внимательно прочелъ статью Сенковскаго, потому что разспрашивалъ меня о многихъ подробностяхъ, интересовавшихъ его, и когда я уврялъ что въ этомъ училищ, гд около 300 воспитанниковъ, все крестьянскихъ сыновей,— розги не въ употребленіи, графъ нсколько скептически къ этому отнесся, сказавъ:
— Блазкенъ кто въ это заявленіе вруетъ, и лотомъ, взглянувъ на часы и убдясь что ему пора домой сбираться, сталъ прощаться и вышелъ, сопровождаемый хозяевами, въ приходую, а Алексй)Ивановичъ Яковлевъ, тогда, вставъ съ креселъ, обратился ко мн и сказалъ:
— Тесть моей дочери, президентъ Вольнаго Экономическаго Общества, графъ Николай Семеновичъ Мордвиновъ, разговаривая вчера со мною, между прочимъ, повелъ рчь о стать Библіотеки для Чтенія, о которой сейчасъ графъ Бардъ едоровичъ такъ любезно отзывался. Графъ Николай Семеновичъ также весьма интересуется подробностями Удльнаго Земледльческаго Училища и читалъ какъ статью, такъ вашу книгу, какъ говорилъ мн, съ удовольствіемъ. Вы бы очень потшили старичка, который изъ своихъ комнатъ никуда не выходитъ, ежели бы навстили его и потолковали бы съ нимъ объ Удльномъ Земледльческомъ Училищ, которое нынче въ такой мод. Лучшею для васъ рекомендаціей у графа Николая Семеновича ваша книга, возьмите экземпляръ и явитесь съ нимъ къ графу. Онъ живетъ въ своемъ дом противъ Николы Морскаго. {Нынче этотъ домъ статсъ-секретаріата Царства Польскаго.} Въ пріемной скажите только камердинеру что вы такой-то и пріхали вслдствіе разговора съ вами Алекся Ивановича Яковлева.

XXV.

Не собственно знакомство съ графомъ Мордвиновымъ, какъ съ однимъ изъ высокопоставленныхъ сановниковъ, было мн интересно, а для меня составляло большую важность лично узнать одно изъ значительнйшихъ умственныхъ свтилъ нашего отечества, гражданина-вельможу, постоянно а усердно пекшагося о благ нашего отечества, наконецъ, человка имя котораго занимаетъ одну изъ весьма видныхъ и почтенныхъ страницъ нашей отечественной исторіи. Подъ всми этими впечатлніями я отправился на другой день, по указанію А. И. Яковлева, къ графу Николаю Семеновичу Мордвинову, который въ это время находился въ состояніи уже совершеннйшаго одряхлнія. Меня провели въ огромную длинную комнату въ шесть оконъ въ рядъ, всю уставленную столами, на которыхъ находились картонники съ многоразличными надписями, а именно: ‘Государственный Совтъ’, Вольное Экономическое Общество’, ‘Благотворительныя учрежденія’, ‘Банки’, ‘Проекты’, ‘Вотчины’, ‘Домашія дла’, ‘Корреспонденція частная’, ‘Корреспонденція родственная’ и пр. и пр. Въ комнат было много стульевъ, креселъ, а стны покрыты были шкафами, гд подъ стеклами виднлись переплетенныя спинки книгъ съ золотыми титлами. Въ промежуткахъ шкафовъ были ландкарты, планы, глобусы, модели разнаго рода и физическіе и астрономическіе инструменты. Въ глубокихъ, низкихъ креслахъ на мдныхъ колесцахъ, съ доскою подъ ногами, окруженный подушками, около дивана, у стны направо отъ входа, подулежалъ старецъ, блый съ желтоватою сдиной еще густыхъ волосъ, но весь словно восковой, изжелта-бдый съ блдными губами и померкнувшими глазами. Однако на этомъ старц, который былъ никто иной какъ графъ Николай Семеновичъ, былъ синій адмиральскій старинной формы, въ вид фрака, мундиръ съ золотыми якорями на отложномъ воротник и со звздами по об стороны груди. Поверхъ мундира въ рукава надта была голубая атласная на лебяжьемъ мху дульетка, откинутая нсколько назадъ и обнаруживавшая на плечахъ узенькія, маленькія кованые эполеты, съ орломъ чернымъ, но безъ генеральской канители. Особенный механизмъ, приспособленный къ креслу, выдвигалъ дв столовыя доски съ боковъ, и доски эти скрещивались спереди, образуя собою письменный столикъ, на который секретарь тотчасъ клалъ вс письменныя принадлежности. Графъ былъ роста средняго, но онъ сидлъ такъ глубоко въ подушкахъ что казался ребенкомъ въ старческомъ образ.
Я подалъ почтенному старцу довольно изящно переплетенный экземпляръ моей книги. Онъ принялъ его, прочелъ надпись и, положивъ книгу на столикъ, пригласилъ меня ссть противъ себя, на подвинутое мн слугою кресло. Разговоръ начался съ общихъ мстъ, но вскор перешелъ на различныя подробности о Земледльческомъ Училищ которыхъ не было въ книг и въ стать. Графъ длалъ мн нкоторые чисто-техническіе вопросы, на которые я отвчалъ какъ могъ, но признаюсь откровенно что не безъ нкоторой запинки по временамъ, когда я не былъ увренъ въ правильности отвта, и даже нсколько разъ просто отозвался что это мн неизвстно, особенно когда маститый любитель сельскаго хозяйства, знакомый, повидимому, хорошо съ системою англійскихъ ротацій или свооборотовъ, интересовался подробностями мн мало знакомыми, потому что я зналъ только то что длается въ училищномъ хозяйств, а не то что введено въ усовершенствованныхъ хозяйствахъ на Запад, хотя однако я довольно смло, опираясь на знакомые мн опыты, говорилъ о турнепс, о ратабаг, о блой свекл, о различныхъ видахъ картофеля, о компостномъ удобреніи и пр. и пр. Когда рчь зашла о скоторазведеніи, мн было легче, потому что предметъ этотъ былъ мн больше другихъ знакомъ, и я не утерплъ чтобы при этомъ случа не развить теорію усовершенствованія мстныхъ породъ. Меня поражала та бодрость слова и ясность мысли которыми отличался разговоръ этого, повидимому, полуразрушеннаго и одною уже ногой въ могил стоящаго старца. Предъ окончаніемъ бесды нашей графъ Николай Семеновичъ вдругъ обратился ко мн съ словами:
— Вы, мой милый, должны быть чрезвычайно молоды. Который вамъ годъ?
— Двадцать семь лтъ, ваше сіятельство, былъ мой отвтъ.
Онъ вынулъ изъ какого-то ящичка въ столик преогромныя очки, въ род двухъ лупъ, и надвъ ихъ, поглядлъ на меня внимательно, сказавъ:
— Для вашихъ лтъ вы необыкновенно моложавы. Судя по наружности, я вамъ далъ бы не больше 20 лтъ, даже меньше. Вы, кажется, даже еще не бретесь?
Я невольно засмялся этому вопросу и сказалъ что въ ныншнемъ 1839 году въ первый разъ приступилъ къ этой важной операціи.
Старецъ улыбнулся, сложилъ очки, видимо его утомлявшія, и сказалъ:
— Будь вы на видъ постарше, я бы предложилъ васъ въ наши члены Вольнаго Экономическаго Общества, то-есть въ члены безплатные, но, право, у васъ такая еще отроческая наружность что наши ученые члены, при первомъ вашемъ появленіи въ собраніяхъ Общества, выразили бы удивленіе, какъ это президенту вздумалось мальчика безбородаго членомъ Общества длать. Конечно, можно бы было этимъ господамъ отвчать извстнымъ во всхъ, кажется, букваряхъ анекдотикомъ о томъ безбородомъ испанскомъ гранд который при какомъ-то папскомъ двор отозвался что его король прислалъ бы посломъ козла своей конюшни, ежели бы зналъ что такъ высоко цнится борода. Но за этимъ дло не станетъ, вы повозмужаете, и тогда мы васъ къ намъ завербуемъ непремнно въ наши соучастники, а теперь, ежели хотите, мы васъ будемъ приглашать въ качеств безгласнаго гостя, чтобы вы моглц поболе ознакомиться съ ходомъ нашихъ занятій.
Я, разумется, благодарилъ почтеннаго президента Вольнаго Экономическаго Общества за эту честь, которою, впрочемъ, никогда не воспользовался, а въ послдствіи, по оставленіи мною уже службы Удльнаго Земледльческаго Училища, я былъ избранъ въ члены этого Общества, когда вице-президентомъ и предсдателемъ совта Общества былъ знаменитый въ исторіи нашего флота адмиралъ Грейгъ, имя котораго и на моемъ членскомъ диплом прописано.
Прежде однако чмъ я совершенно разстался съ графомъ Николаемъ Семеновичемъ, котораго мн суждено было тогда видть въ первый и въ послдній разъ въ жизни, онъ сказалъ что будь онъ на мст Матвя Андреевича Байкова, то непремнно воспользовался бы моею любовью къ сельскому хозяйству вообще и къ этому заведенію въ особенности и пригласилъ бы меня въ свои помощники.
— Впрочемъ, прибавилъ онъ,— чуть ли не отъ члена нашего Общества Степана Михайловича Усова я слышалъ на дняхъ будто вы и впрямь поступаете туда на службу съ ныншней весны.
— Степанъ Михайловичъ, объяснилъ я,— совершенно справедливо говорилъ объ этомъ вашему сіятельству, потому что дйствительно таковы мои намренія, вслдствіе настоятельныхъ убжденій Льва Алексевича Перовскаго и Матвя Андреевича Байкова, столь снисходительныхъ ко мн. Мое начальство военнаго министерства, гд я теперь состою на служб, такъ благодушно и справедливо что хотя и знаетъ о моихъ намреніяхъ перейти въ удльное министерство, намрено къ будущей Пасх (этотъ разговоръ былъ на Вербной ндл) наградить меня за отличіе чиномъ коллежскаго ассесора, съ какимъ уже посл Святой, не теряя времени, именно на оминой недл, и думаю окончательно переселиться въ Удльное Земледльческое Училище, гд надюсь вполн предаться сельскохозяйственному длу практически, и откуда уже трудно мн будетъ посщать городъ.
Старикъ, расхваливъ меня за это намреніе, простился со мною, велвъ камердинеру записать мой адресъ, чтобы доставить мн экземпляры всхъ его печатныхъ мнній и проектовъ, что дйствительно на другой день и было исполнено въ точности.
Въ четвергъ на Страстной недл, какъ водилось по канцеляріи военнаго министра, для всхъ состоявшихъ въ ея вдніи, въ вид особеннаго къ нимъ вниманія,— фельдъегерь привезъ ко мн на квартиру большой конвертъ съ офиціальнымъ меня лично увдомленіемъ директора этой канцеляріи, статсъ-секретаря М. М. Брискорна, о томъ что въ такой-то день текущаго апрля мсяца, то-есть наканун, по всеподданнйшему докладу его сіятельства господина военнаго министра, генералъ-адъютанта графа Чернышева, я (такой-то) за ‘отличноусердную’ мою службу по званію помощника правителя длъ общаго присутствія провіантскаго департамента, всемилостивйше удостоенъ пожалованіемъ меня въ чинъ коллежскаго ассессора. Стереотипное форменное увдомленіе директора канцеляріи, въ форм весьма учтиваго письма, оканчивалось радушнымъ поздравленіемъ и подписью, а пониже подписи былъ собственноручный post-scriptum съ любезными словами его превосходительства: ‘Къ сожалнію, по вдомству ввренной мн канцеляріи, мн не придется поздравлять васъ съ монаршими милостями, ибо сегодня поступило о вашемъ переход въ удльное вдомство отношеніе свтлйшаго князя министра двора и удловъ. Желаю вамъ всего наилучшаго въ новой вашей служб, на старую же, кажется, пороптать не можете.’
И точно что только величайшая неблагодарность могла бы заставить меня быть недовольнымъ моею трехлтнею службой въ военномъ министерств, въ теченіи которой я получилъ за службу, поистин, далеко не трудную и не изнурительную, два чина за отличіе, при ежегодныхъ довольно крупныхъ денежныхъ наградахъ, ежели же я не получалъ, подобно всмъ моимъ сослуживцамъ, орденовъ, то лишь потому что самъ всячески старался чтобы вмсто орденскихъ наградъ выдаваемы мн были денежныя, въ которыхъ я, по семейнымъ моимъ обстоятельствамъ, всегда боле ну Ждался, чмъ многіе изъ моихъ, такихъ же какъ я тогда былъ, молодыхъ товарищей.
Само собою разумется что тотчасъ надо было ‘въ послдній разъ’ облечься въ мои воинскіе доспхи, при шпаг и шпорахъ, и явиться съ выраженіями благодарности, сначала къ М. М. Брискорну и къ М. П. Позену, воспоминаніе о которыхъ осталось и поднесь для меня вполн пріятнымъ. Эти господа статсъ-секретари, пользуясь пріздомъ въ это время военнаго министра, нашли возможнымъ доложить его сіятельству что новопроизведенный коллежскій ассессоръ Б—въ Желаетъ имть честь какъ благодарить, такъ откланяться. Я былъ введенъ въ кабинетъ министра Максимомъ Максимовичемъ Брискорномъ, и удостоился тхъ нсколькихъ чрезвычайно любезныхъ и вжливыхъ фразъ, на которыя графъ Александръ Ивановичъ былъ столько же мастеръ, какъ и щедръ. Между прочимъ, онъ сказалъ: ‘Когда-нибудь удосужусь исполнить приглашеніе князя Петра Михайловича и посщу ваше знаменитое Удльное Училище, гд мн пріятно будетъ встртить моего прежняго подчиненнаго.’ Изъ военнаго министерства, какъ былъ, въ шитомъ мундир, я похалъ къ добрйшему Николаю Александровичу Бутурлину, который, разумется, съ полнымъ знаніемъ дла побесдовалъ со мною о превосходной телятин, о молочныхъ поросятахъ и объ индйкахъ, кормленныхъ фисташками, этихъ лакомыхъ произведеніяхъ фермы Удльнаго Земледльческаго Училища. Я сказалъ что предъ переселеніемъ изъ столицы въ Земледльческое Училище, откуда чаще одного раза въ мсяцъ не придется мн бывать въ Петербург, я надюсь у себя на квартир сдлать маленькій пріятельскій обдъ, на которомъ явятся вс ‘удльныя прелести гастрономіи’, какъ называлъ ихъ Николай Александровичъ, который, льщу себя надеждою, не откажется подарить меня своимъ посщеніемъ въ этотъ день. Добрйшій Николай Александровичъ принялъ приглашеніе съ радостью человка искренно расположеннаго ко мн, а съ тмъ вмст и съ чувствомъ страстнаго гурмана. При этомъ однако нкоторая туча омрачила его добрую, толстую, раздутую и обвислую физіономію, и онъ не утерплъ чтобы не сказать:
— Врю, любезнйшій Владиміръ Петровичъ, что у вашей матушки кухарка настоящій cordon bleu, да вдь Жарить такую телятину и такихъ индекъ сможетъ разв только ома Матвя Андреевича или мой артистъ-французъ. А то бда, неминучая бда! Къ тому же и кухня, и очагъ, все это должно быть принаровлено.
— Кухню, сказалъ я въ успокоеніе Николаю Александровичу,— на этотъ день предоставляетъ мн домовый хозяинъ, негоціантъ Барбе, свою, устроенную по всмъ законамъ кулинарисгики, а что касается до Вателя, то также не безпокойтесь: Матвй Анреевичъ пришлетъ ко мн съ утра своего ому, и самъ будетъ у меня обдать въ этотъ день, именно въ субботу на Святой.
— Прекрасный день, буду, буду непремнно, говорилъ облизываясь гурманъ Бутурлинъ, въ виду кулинарнаго наслажденія.— У насъ, правда, въ субботу членскій обдъ въ Англійскомъ клуб. Но я ему измню. Только вотъ вдь что: я не знакомъ съ вашими дамами. На Святой я къ вамъ заду поутру, et vous me prsenterez.
— Ради Бога, воскликнулъ я,— безъ этихъ церемоній! Мы люди простые, безъ всхъ придворныхъ тонкостей. Съ матушкой и сестрой моими я васъ познакомлю предъ снятіемъ крышки съ суповой миски.
— Да, да, кстати супъ, замтилъ докторально Николай Александровичъ.— Une pure ou une julienne, n’est ce pas?
— L’une et l’autre, засмялся я, и мы хотли уже разстаться, когда милйшій Николай Александровичъ посовтовалъ мн сдлать визитъ и генералъ-провіантмейстеру Ивану Григорьевичу Желзнову.
— Да вдь, замтилъ я,— его превосходительство Иванъ Григорьевичъ, я думаю, относительно чина моего совершенно невиненъ: отъ него наши представленія не зависятъ, да и вообще онъ не иметъ ко мн большой нжности, кажется, хотя я его очень уважаю, какъ наиумнйшаго и наихитрйшаго человка и преискуснаго администратора.
— Конечно, сказалъ Бутурлинъ, — оно правда, что онъ и Круглаго, и васъ не слишкомъ-то обожаетъ, особенно посл вашей исторіи съ обнаженною вами шпагой. {Исторія со шпагой, обнаженною въ присутствіи до половины, была не задолго предъ тмъ и имла основаніемъ дерзость одного изъ подрядчиковъ, знаменитаго тогда Ф—ва, любимца Желзнова, позволившаго себ открыто предлагать канцеляріи общаго присутствія взятку.} Но все-таки, пожалуйста, сдлайте старику эту вжливость, да къ тому же вы можете не то чтобы благодарить его за чинъ, а проститься съ нимъ въ служебномъ отношеніи.
Согласно желанію Николая Александровича, я былъ въ Измайловскомъ полку у Ивана Григорьевича Желзнова, который только-что пріхалъ изъ церкви отъ выноса плащаницы и былъ со мною, какъ всегда, любезенъ, вступивъ въ пространный разговоръ о Земледльческомъ Училищ и о хозяйств вообще. Между прочимъ, онъ мн сказалъ:
— Пользуясь вашею, Владиміръ Петровичъ, протекціей, я надюсь добыть чрезъ васъ изъ Удльнаго Училища смянъ той прославленной вами ржи какую тамъ разводятъ. У меня въ Новгородской губерніи имньице, гд мн хотлось бы замнить стародавнія смена свжими новыми.

XXVI.

Въ субботу на Святой 1839 гола, въ дом Барбе въ Большой Морской, въ моей квартир, окна которой въ третьемъ этаж выходили на обширный чистый и красивый дворъ, былъ мой ‘прощальный петербургской жизни’ обдъ, которымъ такъ интересовался гастрономъ изъ гастрономовъ Николай Александровичъ Бутурлинъ, имвшій слабость тщеславиться тмъ что онъ не стъ чтобы жить, а живетъ чтобы сть. Кром его и Матвя Андреевича Байкова, разсыпавшагося въ любезностяхъ и въ описаніяхъ моей матушк и сестр всхъ прелестей жизни въ Удльномъ Земледльческомъ Училищ, были: мой послдній предъ Байковымъ непосредственный начальникъ, добрйшій и честнйшій, но малоразговорчивый и угловатый статскій совтникъ Иванъ Степановичъ Круглый, да еще членъ общаго присутствія, отмнно умный и образованный, дйствительный статскій совтникъ Алексй Александровичъ Зубовъ, о которомъ я упоминалъ уже въ No 9 Русскаго Встника, при описаніи моего поступленія въ 1836 году на службу военнаго министерства. Это былъ человкъ стариннаго suprme bon ton, почему восхитилъ своимъ пріятно-галантнымъ разговоромъ мою покойную родительницу, имвшую слабость къ людямъ съ тмъ изысканнымъ воспитаніемъ, какое составляло отличительную черту начала царствованія императора Александра Павловича, когда моя мать, будучи еще очень молодою особой, блистала въ довольно избранномъ кругу. Изъ знакомой и интимной со мною по свтской жизни молодежи были: А. И. Синицынъ, тогда уже ротмистръ Л.-Гв. Коннаго полка, о которомъ въ стать моей: ‘М.Ю. Лермонтовъ въ разказахъ его гвардейскихъ однокашниковъ’ (No IX Русскаго Архива 1872) я вошелъ въ большія подробности, и сверхъ того двое бывшихъ лицеистовъ Царско-Сельскаго лицея, веселый, остроумный, мастеръ на каламбуры и живые разказы изъ свтской жизни, Левъ Львовичъ Карбоньеръ, служившій въ это время въ канцеляріи военнаго министра, и Петръ Ивановичъ Фридбергь, блестящій танцоръ, неумолкаемый говорунъ, имвшій въ себ много французскаго, какъ въ тип, такъ въ облик оживленной и открытой физіономіи, что было и довольно естественно, потому что мать его, добрйшая и милйшая женщина, была природная Парижанка, передавшая языку всю огненную игривость своего очаровательнаго характера.
По мннію знаменитаго Брилья-Саварена, число гостей бывшихъ за моимъ обдомъ было не превосходящее то какое этимъ диктаторомъ кулинарныхъ обычаевъ было назначено въ его кодекс. Къ тому же превосходныя блюда и отборныя, хотя и умренно предложенныя, вина и вообще сервировка простая, но правильная, безъ малйшей путаницы и суматохи дла, длали нашъ маленькій пиръ, при содйствіи такихъ любезныхъ гостей, каковы были Алексй Александровичъ Зубовъ и Левъ Львовичъ Карбоньеръ, поистин препріятнымъ, такъ что Николай Александровичъ Бутурлинъ, обыкновенно и особенно за обдами и ужинами молчаливый,— увлекался самъ, слыша около себя презабавную стрльбу французскими остротами и каламбурами. Я однако всячески старался сворачивать разговоръ на русскую рчь, зная что ни Байковъ, ни Круглый, посаженные рядомъ нарочно, ни слова не понимаютъ изъ всей этой фейерверочной, хотя и забавной трескотни. Два сорта супа оба были испробованы Николаемъ Александровичемъ, нашедшимъ что пюре изъ помидоровъ не оставляетъ ничего желать лучше, а Жюльенъ съ на рожками-карликами — chef d’oeuvre. Поросенокъ во весь ростъ, тщательно разрзанный на ломти и сложенный мастерски, съ оскаленными блыми зубами, облитый густою сметаной, въ которой тонулъ и захлбывался,— при появленіи своемъ восхитилъ такъ Николая Александровича, что онъ, какъ ни былъ свтскій человкъ, зааплодировалъ, глазки его заискрились, жирное лицо радостно смялось.
— Vous permettrez de vous servir, monsieur Boutourline? сказала моя мать, неисправимая съ своею страстью не иначе говорить какъ по-французски.
— Comment dono, madame, de grace! восклицалъ Жирный гурманъ, пожирая поросенка глазами и подавая свою тарелку. Но въ это время забавникъ Карбоньеръ всталъ во весь свой, правда небольшой, ростъ и съ легкимъ заиканьемъ, ему свойственнымъ, сказалъ по-русски:
— Прошу глубокоуважаемую хозяйку остановиться на минуту вонзеніемъ вилки въ прелестную головку этого очаровательнаго четвероногаго воспитанника фермы Удльнаго Земледльческаго Училища, хотя я и вижу что достопочтеннйшему Николаю Александровичу головка эта и крайне любовна.
— Qu’est-ce que c’est que cette farce, monsieur Lon? спросила, полусмясь-полухмурясь, моя мать.
— Никакого фарша, продолжалъ неумолимый каламбуристъ Карбоньеръ,— въ поросночк, этомъ сын какой-нибудь Хавроньюшки ддушки Крылова, не имется, Любовь Осиповна! я же также не фарсъ намренъ учинить, по сему дивному порос похвальное слово имю сказать здсь въ присутствіи зиждителя его воспитанія, господина директора, и при такомъ знаток и дегустатор тлесъ сего милаго образца ‘угнетенной невинности’, сирчь поросенка въ мшк, или въ сметан.
Бутурлинъ отставилъ свою тарелку, матушка моя остановила движеніе вилки, и изъ устъ Карбоньера полилась презабавная шуточная рчь, пересыпанная славянскими и латинскими фразами, съ похвалами поросенку, имвшими въ основаніи похвалу Земледльческому Училищу и два, три чрезвычайно ловкіе комплимента директору М. А. Байкову, который видимо былъ въ восхищеніи и присоединилъ свои рукоплесканія къ апплодисментамъ всего общества, по моей иниціатив, при общемъ хохот. Зубовъ при этомъ замтилъ что это холодное будетъ казаться еще вкусне, благодаря смху и оживленію общества, съ чмъ согласился Николай Александровичъ, которому, въ награду за выжиданіе, мать моя на тарелку положила всю головку вмст съ однимъ изъ окорочковъ. Онъ былъ въ восхищеніи.
Блюдо картофельныхъ ‘примровъ’, маленькихъ, кругленькихъ, чисто ярко-желтаго цвта, съ безподобнымъ сливочнымъ масломъ, произведеніе парниковъ Земледльческаго Училища, было принято очень уважительно и любезно обществомъ, {Относительно этихъ картофельныхъ ‘примеровъ’, составлявшихъ рдкость въ т времена, не лишнимъ считаю замтить что нынче въ март и апрл молоденькій картофель, не знаю какъ въ Москв, а въ Петербург никакой рдкости особенной не представляетъ, хотя и то правда что въ 1839 году еще не было у насъ и идеи о той губительной ‘картофельной болзни’ которая такъ сильно и такъ Жестоко повсемстно губитъ этотъ превосходный и драгоцнный овощъ, принявшій съ нкотораго времени далеко не тотъ мучнистый характеръ какимъ онъ въ прежнія времена отличался. Ныншній картофель, почти повсемстно, даже славившійся нкогда ‘парголовскій’ и ‘мурайскій’, сдлался какъ-то мылообразенъ, компактенъ, не разсыпчатъ. Одинъ изъ знаменитйшихъ петербургскихъ огородниковъ, г. Глушковъ, того мннія что причиною этогоперерожденія — усиленная, слишкомъ искусственная его культура. Къ тому же ныншній ‘примерный’ картофель большею частью не что иное какъ результатъ торговаго обморочиванія и обмана, въ особенности привозный, который не что иное какъ тщательно собранныя одна къ одной меленькія картофелины обыкновеннаго гряднаго картофеля, продаваемыя за рано произращенный въ парникахъ.} причемъ Алексй Александровичъ Зубовъ назвалъ это простое, но въ апрл весьма рдкое блюдо ‘сельскимъ яствомъ’, сказавъ по поводу его нсколько какихъ-то стиховъ, кажется изъ какого-то стихотворенія слпца Козлова, въ честь сельской жизни, что было propos, по случаю моего переселенія въ деревенскій бытъ, о которомъ завелась довольно оживленная рчь, заключенная мнніемъ веселаго Фридберга что ежели бы всякая сельская жизнь представляла такія гастрономическія совершенства, какихъ образцы здсь сегодня явились, то можно бы было оставить столичную жизнь. Но неумолимый его преслдователь своими шутками, товарищъ-лицеистъ Карбоньеръ, замтилъ что сельская жизнь однако не можетъ доставить такихъ лайковыхъ перчатокъ какія другъ его, Фридбергъ, пріобртаетъ не еженедльно уже, а ежедневно изъ магазина Дюшона, Почему придется ему просить своего высшаго начальника, статсъ-секретаря по дламъ императрицы Маріи еодоровны, Николая Михайловича Лонгинова, о значительной прибавк жалованья, не въ вид столовыхъ или обмундировочныхъ, а въ вид ‘перчаточныхъ’. Это заставило снова всхъ и самого Фридберга смяться, но Байковъ, всегда неразлучный съ пусканіемъ утилитарныхъ идей, сталъ уврять что такая потребность въ перчаткахъ даетъ ему мысль разводить козлятокъ и изъ ихъ кожи длать перчатки. Въ это время явилось жареное, по поводу котораго Байковъ сказалъ, обратясь къ Бутурлину, взиравшему на блюдо съ какимъ-то удивленнымъ созерцаніемъ:
— Прежде чмъ сдлать опытъ приготовленія перчатокъ изъ кожи козлятъ, мы попробуемъ мясцо того козличка котораго у насъ ‘мальчики’ собственно для Владиміра Петровича отпоила молокомъ отъ двухъ козъ и двухъ коровушекъ. Что же касается до тельца упитаннаго, то такого я взялъ смлость препроводить сегодня на кухню его превосходительства Николая Александровича.
— За хлбосольнымъ столомъ котораго мы тельцомъ этимъ объдимся, воскликнули почти въ одно слово А. А. Зубовъ и Л. Л. Карбоньеръ.
Николай Александровичъ, сидвшій подл Байкова, за которымъ сидлъ Круглый, обнялъ и облобызалъ Матвя Андреевича, говоря что не находитъ словъ достаточно благодарить Матвя Андреевича за эту драгоцнность. Одновременно почти съ козленочкомъ, близны и нжности поразительной, появилась Жареная индйка, откормленная фисташками. Различные салаты и маринованные плоды и овощи сопровождали этотъ антре, приведшій въ неимоврное восхищеніе Николая Александровича, воскликнувшаго:
— Не знаю что и брать! И козленочка надо попробовать, и индюшечка заманчива.
— Позвольте, замтилъ я, — Николай Александровича, разршить этотъ гордіевъ узелъ, ежели не ударомъ меча, то двумя ударами вилки, то-есть слдуетъ пробовать то и другое и потомъ ршить что лучше, и говоря это, я наполнилъ предъ Бутурлинымъ дв тарелки, одну съ кускомъ жаренаго козленка, другую съ крыломъ индюшки, ничмъ не начиненной, но поражавшей своею сочностью и близной необычайною. Бутурлинъ былъ весьма доволенъ такимъ разршеніемъ его сомннія, а Карбоньеръ, кушая того и другаго, восклицалъ:
— Оба лучше, право оба. Но какъ только я съ ними управлюсь, то сказку имъ, съ разршенія честной компаніи, благодарственный спичъ.
И въ самомъ дл, едва онъ покончилъ, гораздо скоре Николая Александровича, то снова всталъ и началъ рчь, въ род первой, но еще боле живую и оживленную, причемъ сумлъ изобразить всю знаменательность Удльнаго Земледльческаго Училища, всю полезную дятельность Матвя Андреевича Байкова, исполнителя видовъ высшаго начальства и труженика на пользу общественную, которому, заключилъ онъ, ‘Богъ посылаетъ теперь, въ лиц нашего любезнйшаго Владиміра Петровича, такого помощника что вс пальчики облизать можно, какъ я не облизываю, а вытираю салфеткой, мои немножко засаленные изумительною индюшечкой и очаровательнымъ козленочкомъ.’
Въ этотъ моментъ явилось шампанское, и Алексй Александровичъ Зубовъ провозгласилъ: ‘Здоровье новаго помощника директора Удльнаго Земледльческаго Училища!’
Байковъ быстро опорожнилъ свой бокалъ и, вскричавъ ура, бросился обнимать меня. Бутурлинъ выпилъ также свое вино, отозвавшись: ‘Удачно заморожено!’ притянулъ меня къ себ и мокрыми губами напечатллъ искренній поцлуй на лиц моемъ, сказавъ: ‘Желаю, душа моя, вамъ всего наилучшаго!’ Поздравленія сыпались, я отвчалъ благодарностью, и въ это время явился мороженый маседуанъ, на который напустились: сестра моя, Синицынъ, Фридбергъ и Карбоньеръ, восклицавшій: ‘Хотлось бы, право, поспичировать и этому ледяному salmigondis изъ фруктовъ эдема или аріаднина сада.
— Гд безъ нитки вы заблудитесь, замтила моя сестра-монастырочка.
— Путеводною ниткой мн будетъ служить музыка Софьи Петровны, любезно усмхнулся Карбоньеръ.
— Mademoiselle est, ce qu’on dit, bonne musicienne, замтилъ А. А. Зубовъ, — nous aurions t heureux de l’entendre.
Матушкинъ взглядъ повелвалъ сестр идти къ роялю въ гостиную, куда принесенъ былъ кофе и гд полились громкіе звуки какой-то тогда модной pi&egrave,ce de salon. Николай Алексадровичъ Бутурлинъ, съ чашкою кофе въ рукахъ, учтивости ради прослушалъ піесу и сталъ вдвать саблю въ сюртучное отверстіе, говоря что онъ еще остался бы, но торопится въ Англійскій клубъ, чтобы заявить тамъ старшинамъ что онъ сейчасъ лъ такія вещи, картофельные ‘примры’ и жареный козленочекъ, о какихъ они и понятія не имютъ и какими они должны непремнно угощать, отъ времена до времени, членовъ клуба.
Пока Зубовъ и молотые люди были въ гостиной, я предложилъ И. С. Круглому сигару ‘упланъ’, какою онъ занялся въ моемъ маленькомъ кабинет, на сафьянномъ диван, куда помстился и Матвй Андреевичъ Байковъ, вкушавшій кофе съ пуссъ-кафе безъ всякой курки, такъ какъ онъ положительно ничего не курилъ. Вслдъ за кофе имъ обоимъ поданъ былъ чай, въ томъ обиліи въ какомъ этотъ китайскій напитокъ обыкновенно консоммировался этими двумя страстными чаефилами. Между ними завязался разговоръ служебнаго колорита, часть только котораго я слышалъ. Круглый хвалилъ Байкову меня, а Байковъ, похихикивая, говорилъ ему что онъ меня давно знаетъ и лучше чмъ кто. Въ гостиной остался только не курящій Синицынъ, а Алексй Александровичъ Зубовъ, Фридбергъ и Карбоньеръ пришли въ мой кабинетикъ, гд табакокуреніе произвелось сильное до того что моя матушка, всегда враждовавшая противъ привычки къ куренію табака, предложила гостямъ, безъ церемоніи, перейти въ залу-столовую, гд въ это время запылалъ каминъ. Гости освободили мою маленькую комнату и перешли въ ту гд мы обдали, усвшись на кресла у камина. Среди общаго разговора, въ которомъ все-таки преобладалъ нсколько чиновничій элементъ, Байковъ исчислилъ выгодность моей новой службы:
Полторы тысячи въ годъ, кром тхъ ежегодныхъ денежныхъ наградъ, съ которыми цифра доходитъ до 2.000 руб. Обширная семейная квартира со всми удобствами и другая совершенно отдльная, какъ бы въ вид кабинета и спальни Владиміра Петровича, и эти квартиры съ полнымъ отопленіемъ и освщеніемъ. Затмъ фуражъ на три лошади. Столъ стоить будетъ немного: вс произведенія фермы идутъ на столъ помощника директора. Хлбъ, квасъ и пищу для трехъ душъ прислуги онъ получаетъ изъ общей кухни и застольной. Да кром того даромъ ковка лошадей и вс разнаго рода домашнія подлки. Словомъ, ежели сосчитать все на деньги, то съ жалованьемъ содержаніе равняется по крайней мр пята тысячамъ.
Вс меня отъ души поздравляли съ пріобртеніемъ такого прекраснаго и выгоднаго мста. М. А. Байковъ, собирай жь домой и дерзка уже фуражку въ рук, передалъ мн о томъ что онъ ожидаетъ моего къ нему водворительнаго прізда въ четвергъ на оминой недл, объясняя что большая моя квартира, по освобожденіи ея моимъ предмстникомъ (. И. Сухомлиновымъ), будетъ окончательно приготовлена для пріема моей матушки и сестры не раньше первыхъ чиселъ мая, моя же маленькая, ‘собственная’, устроенная въ такъ-называемомъ ‘учительскомъ корпус’, совершенно готова къ принятію своего новаго жильца. При этомъ, обратясь къ моимъ матери и сестр, сталъ имъ толковать о томъ какими именно цвточными растеніями онъ распорядился усадить тотъ широкій палисадникъ который противъ ихъ оконъ и въ которомъ онъ веллъ утрамбовать дорожки и усыпать ихъ краснымъ пескомъ. Затмъ Байковъ, при всхъ бывшихъ тутъ моихъ добрыхъ пріятеляхъ, сказалъ съ своимъ обычнымъ хихиканьемъ,
— Впрочемъ, все это водвореніе Владиміра Петровича въ настоящемъ вид только временное, не больше какъ на годъ разв, потому что въ будущемъ году, повидимому, съ производствомъ меня въ превосходительный рангъ, высшему моему благодтельному начальству угодно непремнно назначить меня членомъ департамента удловъ, съ попечительствомъ надъ всми образцовыми усадьбами и надъ Училищемъ, директоръ котораго, хочетъ не хочетъ, а вдь у насъ воля начальства — одиннадцатая заповдь, будетъ теперешній мой помощникъ, угостившій насъ сегодня такъ что я не знаю какъ только доду до моего захолустья, гд съ будущаго четверга у меня начнется совершенно новая эра жизни моей и жизни всего училища.
Сказавъ это, онъ, по тогдашнему обычаю, не дозволявшему какъ нынче трясти у дамъ руки по-товарищески, чмокнулъ въ руку какъ мою мать, такъ сестру, расшаркиваясь съ нсколько комическимъ апломбомъ, заставлявшимъ насмшливаго Карбоньера изобразить своею оживленною французскою физіономіей преуморителную Гримасу, къ счастью однако не замченную Байковымъ, который, прощаясь съ гостями, выразилъ Карбоньеру свою признательность за т ловкіе комплименты какими онъ умлъ подарить его во время обда.
— Вотъ, Владиміръ Петровичъ, сказалъ Байковъ, обращаясь ко мн,— вотъ когда мы васъ сдлаемъ директоромъ, то пригласите-тка Льва Львовича быть вашимъ помощникомъ.
— Это невозможно, замтилъ я смясь,— онъ носитъ не русскую фамилію, да къ тому же и римскій католикъ.
— Ну фамилію, захихикалъ Байковъ,— мы ужь какъ-нибудь сладили бы передлать, хоть на Карбонеева что ли, а религія… точка съ запятой. Но утро вечера мудрене. До свиданія, въ четвергъ. Вдь борщъ и вареники мы вамъ приподнесемъ?
— Едва ли, замтилъ я уже въ прихожей, гд Байковъ облекался въ камлотовую шинель,— едва ли, Матвй Андреевичъ, въ четвергъ мн удастся пріхать къ вамъ на водвореніе раньше вечера, а потому борщемъ и варениками займусь лишь въ пятницу.
Мы снова облобызались и разстались. Когда я возвратился въ комнаты, то услышалъ что гости мои разсуждаютъ съ моею матерью о Байков.
— Прожженая провинціальная штука! замтилъ Алексй Александровичъ Зубовъ.
— Этому гусю пальца въ ротъ не клади, произнесъ молчаливый Иванъ Степановичъ Круглый.
— Это не герой моего романа, сказала моя мать, и мн страшно за Владиміра, что онъ связалъ свою судьбу съ этимъ господиномъ.
— Я, вмшался ротмистръ Синицынъ, разсматривавшій въ это время ноты у рояля,— знаю Матвя Анреевича съ давняго времени, когда, будучи четырнадцатилтнимъ мальчикомъ, былъ отвезенъ покойнымъ отцомъ моимъ, воронежскимъ помщикомъ, въ Харьковъ и приготовлялся тамъ къ университету, гд пробылъ три года, до прізда въ 1832 году въ Петербургъ для поступленія въ юнкерскую школу. Я жилъ у Матвя Андреевича, который былъ тогда профессоромъ чистой математики и инспекторомъ студентовъ. Ему приводилось обнаруживать иногда большую строгость, и онъ былъ ненавидимъ студентами, разумется тми которые имли основаніе бояться его строгостей. Многіе въ то время изъ-за Байкова понадвали блыя лямки. Это правда, но я лично ничего другаго не могу о немъ сказать, по чувству долга, чести и справедливости, кром хорошаго. Насъ, молоденькихъ людей, жило въ ту пору у него нсколько, и онъ умлъ всхъ насъ, даже самыхъ лнивыхъ, пріохотить къ труду, къ занятіямъ и заставать незамтно полюбить науки. Моего отца, а потомъ моего опекуна, а наконецъ самого меня, онъ ршительно на въ чемъ не обманулъ, исполнивъ свято все что общалъ намъ. Въ домашнемъ быту онъ добрый мужъ и весьма чадолюбивый отецъ и вообще семьянинъ, во всемъ значеніи этого слова. Но опять не могу не сказать откровенно, и объ этомъ я неоднократно предупреждалъ Владиміра Петровича, что Байковъ эксплуататоръ и эгоистъ въ высшей степени и что съ нимъ надо всегда держать ухо востро, какъ говорится.
— То-есть, пояснилъ Зубовъ,— это та щука при которой въ мор карась не дремли.
— Карасемъ тутъ нашъ любезнйшій Владиміръ Петровичъ, замтилъ Круглый.— Его Байковъ уже усплъ порядкомъ поэксплуатировать для извстности и славы своего заведенія.
— Позвольте, почтеннйшій Иванъ Степановичъ, мой недавній начальникъ, перебилъ я, — вс эти эксплуатаціи, ежели хотите такъ называть мои совершенно добровольныя статьи и разныя литературныя, на пользу училища, работы, были превосходно вознаграждены, даже, всякую скромность въ сторону, право гораздо выше ихъ достоинства. Но впрочемъ, я ршился поступить на службу въ Удльное Земледльческое Училище, чтобы, по истеченіи нсколькихъ лтъ, сдлаться не только писачкой и бюрократомъ, какихъ у насъ тысячи тысячъ, а опытнымъ практическимъ хозяиномъ, не рутинистомъ, а раціоналистомъ, въ какихъ у насъ въ Россіи такой ощутительный недостатокъ.

XXVII.

Въ четвергъ на оминой недл, какъ было условлено между мною съ М. А. Байковымъ, я прибылъ въ Удльное Земледльческое Училище, въ первый разъ въ офиціальномъ, а не прежнев^ъ партикулярно-офиціозномъ значеніи. Въ апрл въ шесть часовъ пополудни въ Петербург свтлехонько, почему въ кабинет директора, куда я вошелъ, не было еще свчей. Директоръ только-что возвратился съ своего частаго и обычнаго обхода по заведенію и принялъ меня съ крпкимъ рукожатіемъ и со стереотипною своею осклабленно-привтливою миной.
— Ну, теперь, сказалъ онъ,— вы вполн нашъ. Мы васъ окончательно закрпостимъ. Съ завтрашняго же дня число моихъ рейсовъ по училищу и по участку значительно уменьшится, благодаря тому что у меня есть ‘настоящій* помощникъ, а не автоматъ въ вицъ-мундир удльнаго вдомства. Да, кстати, а отчего же это вы, батенька, не въ форменномъ одяніи?
— Признаюсь, отозвался я, — мн и въ голову не пришло что это нужно, когда я еще не вполн при отправленіи моихъ новыхъ служебныхъ обязанностей?
-Ну, конечно, пробормоталъ Байковъ,— сегодня еще пусть такъ, а завтра поутру я сдлаю нарочно большую перекличку, за которою вамъ надо будетъ быть въ форменномъ фрак, а лотомъ можно повсюду бывать въ форменномъ сюртук, фракъ же необходимо будетъ надвать всегда въ воскресные и праздничные нерабочіе дни. А нельзя не пожалть о томъ что вы не воспользовались, во время вашей службы въ военномъ министерств, орденками, которые тамъ ни почемъ получать. У насъ это потяжеле.
— Отчего это, Матвй Андреевичъ, спросилъ я,— начиная съ первыхъ минутъ ощущать какую-то нравственную неловкость въ новыхъ моихъ сношеніяхъ съ Байковымъ,— вамъ вздумалось сожалть о томъ что я не декорированъ, тогда какъ нсколько разъ, кажется, я вамъ, по предмету орденоманіи, высказывалъ мои понятія, которыя, помнится, вы одобряли неоднократно? Мн это что-то загадочно.
— Я и теперь, объяснилъ Байковъ,— не отступаюсь отъ прежняго моего мннія по этому предмету, въ отношеніи къ вамъ, какъ къ человку, но сожалю что удльный чиновникъ, мой помощникъ, безъ знаковъ отличія, такъ обаятельно дйствующихъ на простонародье. Оно, знаете, все бы лучше было. ‘Мальчики’, не понимая значенія солдатскихъ орденовъ и медалей, какими увшанъ нашъ экономъ-полицеймейстеръ Малаховъ, считаютъ его не на шутку кавалеромъ и питаютъ къ нему отъ этого больше уваженія.
— Плохо, засмялся я,— ежели начальникъ только этими знаками можетъ вселять къ себ расположеніе. Къ тому же, Матвй Андреевичъ, ежели быть Чулятовымъ {Чулатовъ былъ въ екатерининскія времена самодуръ помшавшійся на орденоманіи и носившій на себ, вн всякаго права, вс какіе были въ это время орденскіе знаки. Державинъ упоминаетъ объ немъ въ своей Фелиц, кажется.} считается въ глазахъ нашихъ воспитанниковъ главнйшимъ достоинствомъ, о чемъ я до сей минуты и понятія не имлъ, то, конечно, я здсь преплохую роль долженъ разыгрывать. Остается жалть что готовя меня въ ваша помощника уже нсколько лтъ, о чемъ такъ часто мн заявляли и на словахъ и въ письмахъ, вы не приняли этого важнаго обстоятельства въ соображеніе.
Въ это самое время, какъ я оканчивалъ эти слова, звучавшія нкоторою сдержанною досадой, въ кабинетъ вошла, противъ обыкновенія не постучавъ въ дверь, супруга Матвя Андреевича, благодушнйшая Катерина Андреевна, пришедшая звать насъ къ самовару. И тутъ Байковъ, ласково обнимая жену, сталъ ей говорить о томъ что вотъ Господь Богъ наконецъ-то внялъ ея молитвамъ, и теперь даровалъ ея мужу, въ лиц Владиміра Петровича, такого помощника съ которымъ служба станетъ для него легче и пріятне.
— А только, восклицалъ Байковъ съ своимъ обычнымъ похихикиваніемъ,— какой же недотрога мой новый помощникъ. Я, ты вдь, Катенька, знаешь, люблю иногда потрунить надъ самымъ лучшимъ пріятелемъ: ужь напримръ какъ я труню надъ Остроградскимъ и надъ Букановскимъ, а это мои, извстное дло, задушевнйшіе. Теперь я раздразнилъ Владиміра Петровича орденами, которыхъ онъ не иметъ, впрочемъ, по собственному желанію. Я его уврять сталъ что ‘мальчикамъ’ необходимъ начальникъ покрытый орденами, разумется, въ шутку, а онъ принялъ за наличную монету и даже разсердился.
— Вы, заявила успокоительнымъ тономъ Катерина Андреевна, обращаясь ко мн,— не думайте что все то что говоритъ Матвй Андреевичъ настоящее: когда онъ въ хорошемъ дух, то пошутить любитъ.
Само собою разумется что я, пользуясь оборотомъ даннымъ Байковымъ, поспшилъ всему этому дать шуточный и веселый характеръ, и мы прокалякали за чаемъ самымъ дружескимъ образомъ, но все-таки, я не могъ не задать себ вопроса: ‘Почему это Байковъ никакихъ этого рода шуточекъ со мною не выкидывалъ, пока я не сдлался его подчиненнымъ сослуживцемъ?’ Этотъ первый вопросъ, мною себ сдланный въ этотъ вечеръ, былъ предшественникомъ сотни другихъ вопросовъ, какіе мн пришлось себ задавать въ послдствіи неоднократно и получать ни нихъ далеко не пріятные и не радостные отвты.
Сидя за чайнымъ столомъ, мн Байковъ объяснилъ что маленькая моя, такъ-сказать, ‘офиціальная’ квартира, въ учительскомъ флигел, готова совершенно и, подъ личнымъ его, Байкова, при помощи смотрителя Сергева, наблюденіемъ, снабжена всми моими, присланными мною изъ города, вещами.
— Вы эту ночь, говорилъ Байковъ,— будете тамъ ночевать. Обдать прошу покорно всегда, безъ церемоніи, у васъ, потому что, пока не водворятся въ большой, не ‘офиціальной’, а семейной вашей квартир ваши дамы, у васъ, конечно, никакого не можетъ-быть здсь хозяйства. Инструкцій мн вамъ давать нечего, потому что вамъ вс наши порядки, въ пять лтъ вашего знакомства съ училищемъ, отмнно хорошо извстны. Скажу только одно: мы здсь и везд остаемся съ вами пріятелями, какими были, но, ради наружнаго чинопочитанія, необходимо уговориться что сколько бы разъ мы съ вами въ заведеніи, при воспитанникахъ, ни встртились, вы всегда слегка приподнимите фуражку и будете говорить со мною съ тою дозой подчиненной вжливости которая вамъ присуща по воспитанію, я знаю, но которая въ служебныхъ сношеніяхъ, изволите видть, иметъ тотъ особенный оттнокъ какой, какъ ни просты и сивы наши ‘мальчики’, они тотчасъ раскусить сумютъ.
— Мы, помнится, Матвй Андреевичъ, замтилъ я опять съ нкоторымъ неудовольствіемъ,— на счетъ всего этого условились съ вами на дняхъ, именно когда во время праздниковъ Пасхи я прізжалъ васъ приглашать на мой прощальный съ городскою жизнью обдъ.
— Да, да, конечно, сказалъ Байковъ, но….
— Смотритель Сергевъ, доложилъ вошедшій разсыльный изъ воспитанниковъ.
— И кстати, воскликнулъ Байковъ, повидимому довольный что ему не дали договорить того что онъ началъ,— ко мн сейчасъ наберутся вс мои народы съ рапортицами, а я съ Сергевымъ предъ вашимъ пріздомъ все уже покончилъ, такъ онъ пусть проводитъ васъ въ вашу новую обитель, и приметъ ваши приказанія, ежели вы найдете нужнымъ что измнить у васъ. Завтра утромъ предъ перекличкой жду васъ съ чаемъ и бубликами. На перекличку мы пойдемъ вмст. Вдь вы наднете вицъ-мундиръ?
Такъ-называемая моя ‘офиціальная’ квартира, въ одномъ изъ многихъ одноэтажныхъ корпусовъ училищныхъ деревянныхъ зданій, состояла изъ прихожей въ одно окно, дверь которой отворялась въ длиннйшій корридоръ, и изъ двухъ комнатъ, каждая въ два окна, обращенныхъ въ одинъ изъ тхъ наполненныхъ цвтами палисадниковъ, какихъ въ заведеніи было множество. Въ передней моей съ шести часовъ утра до десяти вечера находился постоянно разсыльный изъ младшихъ воспитанниковъ, исполнявшій у меня различныя по слуги и порученія, а вмст съ тмъ имвшій при себ книжки и тетрадки для занятій въ свободное время, какого у него было очень много. Предоставленіе мн такого казеннаго встоваго деньщика основано было на той врной иде Байкова что такимъ образомъ большая часть новыхъ воспитанниковъ перебываютъ въ этой должности при мн, и черезъ то пріобртать будутъ нкоторую выправку и снаровку, я же буду, отъ времени до времени, съ ними разговаривать и узнавать ихъ характеры, понятія, способности, стараясь, по страсти моей къ практической педагогіи, развивать ихъ не хуже, ежеди не лучше ихъ надзирателей, учителей и ‘дядекъ’, то-есть тхъ воспитанниковъ изъ старшихъ пстунству которыхъ были поручаемы новички, только-что привезенные для поступленія въ число воспитанниковъ. Байковъ не ошибся въ этомъ разчет, потому что я моими, ежедневно перемнявшимися, разсыльными занимался во вс мои мало-мальски свободные часы, повторялъ съ ними ихъ уроки, давалъ имъ читать книжки, разспрашивалъ о томъ что они уразумли изъ прочитаннаго, сообщалъ имъ любопытныя для нихъ свднія о различныхъ доступныхъ имъ предметахъ и даже завелъ особенную книжку въ которую записывалъ свои наблюденія надъ ‘мальчиками’, точно, впрочемъ, мальчиками, такъ какъ изъ новаго набора воспитанниковъ было много, съ отступленіемъ отъ кореннаго правила, 14—15лтнихъ, ибо начальство убдилось опытомъ что ихъ легче было переформировать чмъ 16—17лтняго возраста, опредленнаго уставомъ заведенія. Тетрадь мою о ‘разсыльныхъ’ я еженедльно, по воскресеньямъ, представлялъ М. А. Байкову, который, нельзя не отдать ему этой справедливости, стараясь слдить за развитіемъ всхъ воспитанниковъ, самъ говорилъ мн не разъ что изъ этихъ моихъ подробныхъ наблюденій о младшихъ воспитанникахъ, назначаемыхъ ко мн въ разсыльные, онъ получаетъ такія данныя о ихъ способностяхъ и качествахъ какихъ не могли доставить ему ни учителя, ни смотрителя, ни надзиратели, относительно воспитанниковъ прежняго, то-есть первоначальнаго курса, въ продолженіи всхъ шести лтъ. Это подало поводъ Матвю Андреевичу вскор пригласить меня къ веденію еженедльнаго журнала, долженствовавшаго быть ‘извстнымъ только ему одному’, моихъ личныхъ наблюденій о всхъ воспитанникахъ заведенія, журнала который въ теченіи четырехъ лтъ я еженедльно аккуратно каждое воскресенье ему доставлялъ для прочтенія. Въ слдующее воскресенье онъ возвращалъ мн тетрадь, при полученіи отъ меня новой, и возвращалъ всегда, вмняю себ въ обязанность сказать, съ своими личными замтками, носившими характеръ практическаго знанія людей и русскаго простолюдина въ особенности. Мн крайне жаль что въ 1864 году, во время моего отсутствія на 3 1/2 года изъ Петербурга въ юго-западный край, гд я тогда служилъ предсдательствующимъ въ мировомъ създ по крестьянскимъ дламъ,— сундукъ съ моими бумагами, оставленными въ Петербург, сдлался жертвой пламени при пожар, случившемся на квартир) тогда занимаемой моими домашними, оставленными мною въ столиц. Въ числ этихъ, драгоцнныхъ для меня бумагъ было все собраніе 225 тетрадей, въ четвертку, которыя заключали въ себ эти мои наблюденія и т дльныя, раціональныя замтки Байкова, какими он были снабжены. Теперь конечно эти тетради могли бы быть для меня превосходнымъ средствомъ восполненія моихъ воспоминаній, основанныхъ лишь на памяти, способной иногда и измнять мн.
Однако отступленіе это нсколько отдалило меня отъ нити моего повствованія. Итакъ, вотъ я въ моей новой квартир, наполненной преимущественно собственными моими вещами и мебелью, съ прибавкой однако нсколькихъ вещей изготовленныхъ въ столярной заведенія и носившихъ нсколько казенный характеръ. Во второй, посл прихожей, комнат была перегородка и за перегородкой большая и прочная желзная кровать съ тюфякомъ соломеннымъ и вообще самаго спартанскаго типа. Это устройство было сдлано по моему желанію, чтобы показать воспитанникамъ что ихъ новый начальникъ, котораго до тхъ поръ они знали только какъ ‘друга’, не нженка и не лежебокъ какой-нибудь. Здсь былъ также мой письменный столъ и вся моя библіотечка, разставленная тщательно Сергевымъ на полкахъ, нарочно изготовленныхъ. На стол горла моя небольшая карселевская лампа, а въ подсвчникахъ на коммод вставлены были, присланныя мною, каллетовскія свчи, подл которыхъ лежало нсколько свчей ‘казенныхъ’, изготовленія училищнаго свчелитнаго заведенія, правда, далеко не совершенныхъ, но вдь мн по положенію квартира предоставлялась съ отопленіемъ и освщеніемъ, а потому и выдаваемы были мн эти освтительные матеріалы вмст съ масломъ для кенкетовъ и ночниковъ.
— Ну, любезный Сергевъ, сказалъ я, улыбаясь и разсматривая свчи училищной фабрикаціи,— у насъ еще неочень-то искусны въ свчелитномъ дл.
— Не все же вдругъ, ваше в—діе, замтилъ преданный мн Сергевъ,— курочка по зернышку клюетъ, да сыта бываетъ. Это у насъ дло еще новое. Господинъ директоръ лично мн его поручилъ, приказавъ мн прочесть внимательно все что есть по предмету свчной фабрикаціи домашними способами въ Журнал Общеполезныхъ Свдній и въ лексикон Двигубскаго. Я изучилъ это дло вполн и устроилъ свчелитню. Для г. директора и для васъ мы попробовали сдлать свчи литыя изъ чистаго сала, перевареннаго съ желтымъ воскомъ. Он горятъ очень свтло, только не красивы на видъ. Но дло это требуетъ аккуратности и спеціальности. Вотъ наблюдете все сами, ваше в—діе, такъ можетъ-быть склоните г. директора чтобъ онъ назначилъ одного воспитанника въ спеціальные свчелиты, а то съ этими, еженедльно перемняющимися страхъ трудно, да и безтолочь ужасная. Русскій нашъ мужикъ, извстное дло, аккуратности терпть не можетъ и все длаетъ на авось.
— Ну, замтилъ я,— любезный Степанъ Ивановичъ, надо брать терпніемъ.
— Нтъ, ваше в—діе, съ однимъ терпніемъ здсь далеко не уйти. Безъ ‘березовой каши’, само собою разумется, мы ничего не сдлали бы здсь съ этими деревенскими ослопами. Я самъ какъ воспитанникъ солдатскихъ школъ, понимаю всю дурную сторону розогъ, но убдился здсь что безъ ежедневныхъ розогъ — мы не достигли бы и сотой доли тхъ результатовъ какими вс такъ восхищаются.
— Что это, воскликнулъ я,— ты за вздоръ несешь, Сергевъ! До сей минуты я былъ увренъ что здсь и помина нтъ о розгахъ. Я даже неоднократно говорилъ это печатно. Значитъ, говоря это, я лгалъ?
— Вы не лгали, а повторяли то что вамъ говорили другіе, т.-е. г. директоръ, который сумлъ въ этомъ даже графа Петра Андреевича Клейнмихеля уврить. Одинъ только генералъ Скобелевъ ома неврный въ этомъ отношеніи и слышать не хочетъ чтобы здсь не были розги въ ходу, какъ оно и есть на дл, какъ оно и не можетъ не быть.
— Ну, замтилъ я съ горечью,— какъ ужь вы здсь хотите, а по моему распоряженію или по моему представленію никогда ни одинъ воспитанникъ не получитъ ни одного лозана. Даю мое честное слово.
— Душевно желаю вашему в—дію, отозвался Сергевъ съ недоврчивою улыбкой,— успха, но едва ли это вамъ удастся: лность, нерадніе, невнимательность нельзя не искоренять, а ихъ разговорами не уничтожишь.
— Кром однихъ разговоровъ, пояснялъ я,— существуютъ и нравственныя наказанія. Надо для этого стараться пріобрсти расположеніе и довренность.
— Въ пятилтнее ваше знакомство съ училищемъ, сказалъ Сергевъ,— вы, Владиміръ Петровичъ, сумли дйствительно такъ расположить къ себ воспитанниковъ старшаго курса что они подучили къ вамъ какое-то чувство обожанія и теперь стуютъ лишь о томъ что вы не раньше были назначены помощникомъ директора, теперь же часть изъ нихъ разъхалась по усадьбамъ, часть остается на короткое время еще, не доле будущей осени, и мы останемся съ невыправленнымъ людомъ.
— Посредствомъ того расположенія старшихъ воспитанниковъ которое, какъ ты говоришь, я пріобрлъ отъ нихъ, впрочемъ, право, безъ всякаго съ моей стороны усилія,— я буду дйствовать на младшихъ и надюсь этою закваской сдлать добрый заторъ въ нравственномъ отношеніи. Я постараюсь чтобы мое слово было сильне всякихъ этихъ унизительныхъ тлесныхъ Наказаній и непремнно добьюсь до этого. Ежели старшій выпускъ любилъ и чтилъ меня какъ постителя, то второй будетъ любить и чтить меня какъ начальника.
Тогда Сергевъ, осмотрвшись на вс стороны, сказалъ мн:
— Ваше в—діе, вы мн спасли жизнь и доставили это очень хорошо вознаграждающее труды мои мсто, которое способно устроить мою будущность. Всей остальной жизни моей мало для доказательства вамъ моей благодарности, но именно движимый этимъ чувствомъ, зная вашу доврчивость, долгомъ считаю сказать вамъ теперь же, чтобы не потерять времени: будьте какъ можно осторожне съ Байковымъ и не врьте ни единому его слову. Ежели вы, въ чемъ я и не сомнваюсь, успете въ вашихъ предположеніяхъ, то-есть доведете отношенія ваши къ воспитанникамъ до того до чего хотите, то само собою разумется, вамъ употребленіе тлесныхъ наказаній сдлается безполезнымъ, но тогда тмъ сильне разовьетъ его Байковъ и получитъ къ вамъ чувство зависти, а это чувство онъ вскор обратитъ въ другое, — личной къ вамъ ненависти, которымъ отравитъ вашу здсь жизнь. Года на три, на четыре, а можетъ-быть и больше, вы ему необходимы здсь, какъ потому что онъ постоянно будетъ извлекать изъ васъ выгоды для веденія воспитанниковъ съ большею для себя легкостію, такъ и потому что онъ очень хорошо знаетъ что т ежегодныя, съ августа до ноября, его поздки какъ инспектора образцовыхъ усадьбъ, имющія начаться съ ныншняго года, могутъ имть мсто лишь при васъ, потому что другой, пожалуй, сумлъ бы воспользоваться его отсутствіемъ чтобы вмсто розовыхъ очковъ приподнести начальству самыя ярко-свтлыя, въ которыя начальство тотчасъ усмотрло бы всю надлежащую суть здшнюю. Я даже знаю наврное чрезъ учителя Максимова, дающаго уроки сынку Байкова и слышавшаго нсколько интимно-семейныхъ разговоровъ Матвя Андреевича въ его домашеств, что вы здсь на четыре года съ небольшимъ, а по истеченіи этого времени будете замщены однимъ изъ его родственниковъ изъ Хохландіи. Ради Бога, Владиміръ Петровичъ, будьте какъ можно во всемъ и со всми здсь осторожне. Вы не отнесете къ моей неблагодарности къ вамъ, когда замтите что при людяхъ я всегда буду къ вамъ почтительно холоденъ и никогда ни при комъ изъ всего здшняго люда не буду говорить съ вами иначе какъ весьма серіозно и сухо. Проявленіе сколько-нибудь инаго видимаго чувства можетъ повредить мн, безъ пользы вамъ. Пусть лучше считаютъ меня существомъ неблагодарнымъ къ вамъ. Тогда я буду въ большей возможности служить вамъ гд нужно будетъ указаніемъ на т подводные камни какими здшнее житейское наше море изобилуетъ.
Въ это время въ передней послышался нкоторый шорохъ: повидимому кто-то вошелъ туда. Сергевъ замолчалъ и сдлалъ мн глазами знакъ приглашавшій къ осторожности. На меня, не терпящаго всхъ этихъ продлокъ таинственности, все это, вмст съ первымъ разговоромъ Байкова за чаемъ и до чая, произвело не совсмъ пріятное впечатлніе, подъ тягостію какого я находился нсколько минутъ, въ теченіе которыхъ Сергевъ вышелъ въ переднюю и доложилъ мн что ко мн отъ г. директора пришелъ учитель Сафоновъ, завдующій канцеляріей его высокородія. Я вышелъ во вторую комнату, куда уже вошелъ краснолицый, тщательно примазанный Сафоновъ и чинилъ предо мной поклоны, дерзка портфель въ правой рук.
— Что теб, любезный Сафоновъ, нужно? опросилъ я.
— Его высокородіе г. директоръ приказать мн изволили, говорилъ, жеманясь, Сафоновъ,— представить вашему в—дію вотъ-съ экземпляръ инструкціи помощнику директора училища. Ваше в—діе потрудитесь дать мн росписочку вотъ въ этой-съ книг. Я вспомнилъ что за часъ или полтора предъ тмъ Байковъ мн говорилъ что, при моемъ короткомъ знакомств съ заведеніемъ, мн никакая инструкція не нужна, да и къ тому же я имю у себя экземпляръ устава съ приложеніями, гд эта инструкція включена. Однако, взглянувъ на исписанный листъ, за подписью Байкова, мн представленный теперь, и пробжавъ его глазами, я убдился въ томъ что тутъ включено нсколько новыхъ параграфовъ, въ числ которыхъ одинъ гласилъ: ‘Въ случа болзни или отсутствія директора изъ заведенія, помощникъ вступаетъ вполн въ отправленіе его обязанностей, слдуя во всемъ уставу и подчиняясь духу онаго, не дозволяя себ никакихъ измненій, хотя бы таковыя, по его мннію, могли быть полезны. Главное, помощникъ обязанъ во всемъ что касается методы воспитательной, принятой въ заведеніи, слдовать наставленіямъ директора, не увлекаясь никакими теоріями.’
‘Утро вечера мудрене’, подумалъ я, ложася спать, и ршилъ въ своемъ ум завтра, по поводу этого совершенно новаго и, видимо для меня написаннаго параграфа, объясниться категорически съ Байковымъ, готовый, смотря по результатамъ бесды этой, или остаться на новой моей должности, или бросить ее немедленно.
Такъ заключился первый вечеръ моего четырехлтняго пребыванія на служб въ Земледльческомъ Училищ.
Разказу эпизодовъ изъ этого періода моей дятельности я намренъ посвятить отдльную статью, подъ названіемъ: Моя служба въ Уд&#1123,льномъ Земледльческомъ Училищ, съ ея послдствіями.

ПЕТЕРБУРГСКІЙ СТАРОЖИЛЪ.

‘Русскій Встникъ’, No 12, 1872

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека