Воспоминания народовольца, Бах Алексей Николаевич, Год: 1904 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 131 минут(ы)

Воспоминанія народовольца.

(1882—1885 г.г.)

Экспериментальная психологія занялась въ послдніе голы, въ числ другихъ интересныхъ предметовъ, изслдованіемъ вопроса о достоврности свидтельскихъ показаній. Опытъ ведется слдующимъ образомъ: извстному числу лицъ читается разсказъ о какомъ-нибудь простомъ случа или показывается какой нибудь предметъ и предлагается воспроизвести разсказъ или описать виднный предметъ. И тутъ обнаруживается, что передать вполн врно слышанное или виднное не удается никому, Если въ прочитанномъ разсказ или показанномъ предмет сосчитать характерные признаки, то въ лучшемъ случа изъ нихъ только около 80% будутъ переданы объективно врно. Остальные 20 или пропадаютъ, или извращаются или же наконецъ замняются вымысломъ.

Невольно приходить въ голову такая мысль: если человкъ не можетъ передать врно самый простои фактъ, въ которомъ онъ къ тому же лично не заинтересованъ, то что можетъ заключаться объективно врнаго во всякаго рода ‘воспоминаніяхъ’, которыя пишутся о ‘длахъ давно минувшихъ дней’, пишутся не безпристрастнымъ писателемъ, а лицомъ иногда очень и очень заинтересованнымъ въ этихъ самыхъ ‘длахъ’?

Вотъ почему, ршившись разсказать о событіяхъ, въ которыхъ я принималъ непосредственное участіе, или которыя прошли у меня на глазахъ, я съ смиреніемъ заявляю, что ручаюсь за искренность, но не за объективную врность своего разсказа. Говорю это, конечно, не для историка, который будетъ пользоваться моими ‘воспоминаніями’, какъ матеріаломъ, и который отлично знаетъ, какъ съ такимъ матеріаломъ слдуетъ обращаться, а для простого читателя. Убдительно прошу его не упускать изъ виду, что уголъ зрнія, подъ которымъ я разсматриваю описываемыя событія, подлежитъ исправленію, вроятно, значительно больше, чмъ на 20%.

I.
Кіевскіе революціонеры въ начал 1882 г.

Въ конц декабря 1881 г. я вернулся изъ ссылки и посл свиданія съ родными въ и Бориспол, Полтавской губерніи. Переяславскаго узда, въ начал января 1882 г. похалъ въ Кіевъ, куда влекло меня желаніе принятъ немедленно активное участіе въ революціонныхъ длахъ. Находясь въ ссылк съ марта 1878 г., я имлъ достаточно времени, чтобы опредлить свое отношеніе къ сушествовавшимъ тогда партіямъ, и безъ колебанія принялъ программу партіи Народной Воли, хотя въ вопрос о цлесообразности систематическаго террора не чувствовалъ особенно твердой почвы подъ ногами. Утверждаю, что это не ретроспективная аберрація, потому — что тогда уже у меня сложилось вполн опредленное ршеніе отдаться исключительно длу организаціи и пропаганды.— Длу, которое, на мой взглядъ, одно только могло дать прочные результаты. И во всей своей послдующей дятельности и сознательно и неуклонно проводилъ этотъ свой взглядъ.

Черезъ сестру свою, которая жила въ Кіев и была знакома съ однимъ изъ главныхъ кіевскихъ революціонныхъ дятелей, нелегальнымъ Левинскимъ, {Исаакъ Левинскій за годъ до своего ареста былъ взятъ въ Житомір въ солдаты, какъ политически неблагонадежнаго, его стали особенно преслдовать въ казарм, поэтому онъ скрылся и перешелъ на нелегальное положеніе. Посл ареста обвинялся онъ въ участіи въ приготовленіяхъ къ террористическимъ актамъ, между прочимъ въ дл убійства Стрльникова. Въ тюрьм Левинскаго держали въ ужасныхъ условіяхъ, здоровье его не выдержало и онъ уже во время суда проявлялъ признаки умственнаго разстройства. По суду онъ былъ приговоренъ к 15 годамъ каторги, но въ каторгу сосланъ не былъ, а его перевели прямо въ Казанскую психіатрическую больницу, гд онъ вскор и умеръ. Ред.} я зналъ, что послдній ждалъ моего прізда и даже не задолго до этого времени намренъ былъ устроить мн побгъ изъ ссылки. Уже въ день своего прізда я имлъ свиданіе съ Левинскимъ и узналъ отъ него о положеніи революціонныхъ длъ въ Кіев. То, что я узналъ, крайне смутило меня. Оказалось, что въ Кіев существовали тогда дв народовольческія группы, во глад, одной изъ никъ стоялъ Г-скій, какъ агентъ Исполнительнаго Комитета, и группа эта считалась оффиціально признанной организаціей, во глав другой стоялъ Левинскій, которому ‘генеральство’ Г—скаго было не по душ и который въ свою очередь стремился войти въ сношеніе съ Исполнительнымъ Комитетомъ и добиться оффиціальнаго признанія.

Несмотря на мой, для революціонера, почтенный возрастъ — мн было 25 лтъ — жизнь для меня въ ту пору была еще въ значительной мр абстракціей, и на революціонное дло я смотрлъ, какъ на нчто въ род священной миссіи, для которой люди съ радостію, отказываются отъ всякихъ личныхъ чувствъ, стремленій и притязаній. А тутъ, вдругъ, на первомъ же шагу къ длу, пришлось столкнуться съ дрязгами, которыхъ при нкоторой охот можно было, какъ мн казалось, легко избжать. Не помню уже въ точности подробностей раздора. Были какія то сплетни, отбиваніе связей и т. д. Тогда мн казалось, что боле правымъ былъ Левинскій. Но, можетъ быть, я невольно былъ подкупленъ удивительной симпатичностью Левинскаго и его хорошимъ отношеніемъ ко мн. Къ тому же altera pars не была выслушана мною, потому что вскор посл моего прізда Г—скій былъ арестованъ, и мн не удалось съ нимъ познакомиться.

Ленинскій предложилъ мн вступить въ его группу, членами которой, кром него, были Ангелъ Богдановичъ, Яновскій и еще одна очень нервная двица, нкая Марья Николаевна. Оффиціально вступить въ группу я отказался, но просилъ дать мн возможность работать. Къ групп Левинскаго примыкали нсколько кружковъ молодежи, отдльные члены которыхъ вели пропаганду среди рабочихъ. Были у него связи и съ военными (онъ самъ былъ прежде военный) и кром того онъ готовился поставить типографію, для которой у него уже былъ припасенъ шрифтъ. Я понемногу сталъ сближаться и заниматься съ молодежью и съ рабочими, при чемъ дло исключительно ‘водилось за разговоры. Сколько ихъ было! Я думаю, что во всю свою предшествовавшую жизнь я столько не говорилъ, какъ за эти два-три мсяца моего дебюта въ революціонномъ дл.

Съ членами обезглавленной оффиціальной группы я сношеній не имлъ. Нсколько разъ я впрочемъ случайно встрчался съ однимъ изъ членовъ ея Росси (впослдствіи былъ взятъ на похоронахъ Судейкина сыщиками, которые видали его съ Дегаевымъ, и, кажется, погибъ въ Петропавловской крпости). Онъ мн очень понравился, но мои разговоры о необходимости объединенія онъ встртилъ въ то время довольно холодно. Однако впослдствіи черезъ него же и состоялось соглашеніе обихъ группъ или, правильне сказать, того, ч то отъ нихъ осталось.

Такъ шло время, когда въ одно непрекрасное апрльское утро и узналъ, что Левинскій и Богдановичъ арестованы вмст на улиц, и что въ ихъ квартир взятъ типографскій шрифтъ. Кром Левинскаго и Богдановича были еще арестованы нсколько другихъ лицъ. Въ полномъ огорченіи я ршился привести въ извстность все, что уцлло отъ группы Левинскаго, главнымъ образомъ, чтобы не дать утеряться пріобртеннымъ связямъ. Скоро я узналъ, что Марія Николаевна не арестована, но какъ оказалось впослдствіи, помощи отъ нея было мало. Отъ знакомой молодежи узналъ, что кто то усердно разыскиваетъ ‘Кащея-Безсмертнаго’ (это была моя кличка) по очень нужному длу. Оказалось, что наканун ареста, предчувствуя недоброе, Левинскій и Богдановичъ перенесли шрифтъ на квартиру одного студента съ указаніемъ обратиться въ случа чего къ ‘Кашею Безсмертному’. Въ квартир же ихъ были взяты изъ шрифта только 81 точка, которыя нечаянно завалились въ щель сундука и которыя впослдствіи послужили Богдановичу темой для остроумной защитительной рчи на военномъ суд. Въ ней онъ показалъ судьямъ, какое фантасмагорическое несоотвтстіе существуетъ между извстной 249 ст., подъ которую его подводилъ прокуроръ, и 81 точкой. И судъ вынесъ Богдановичу оправдательный приговоръ.

При помощи знакомой молодежи мн удалось спрятать шрифтъ въ надежное мсто и понемногу стянуть оставшіяся связи. Посл ареста Левинскаго исчезъ послдній поводъ къ раздленію революціонныхъ силъ, и вскор Росси вызвалъ меня на свиданіе и въ свою очередь заговорилъ о необходимости объединиться. Я съ своей стороны могъ выразить только самую искреннюю готовность, за то со стороны Маріи Николаевны, которая осталась единственной законной представительницей группы Левинскаго (Яновскій не задолго передъ тмъ перешелъ въ нелегальность и ухалъ въ Харьковъ), была встрчена самая упорная, чисто женская оппозиція. Кром врности памяти кружка Левинскаго, главной подкладкой ея оппозиціи было желаніе стать по праву членомъ будущей организаціи. Но ни по своимъ способностямъ, ни по характеру она не могла претендовать на сколько нибудь отвтственное положеніе въ партіи, и я первый былъ противъ принятія Маріи Николаевны въ члены организаціи. Посовтовавшись съ молодежью, которая примыкала къ групп Левинскаго и которая единогласно высказалась за объединеніе, я вынужденъ былъ заявить М. Н., что съ ея оппозиціей считаться не будутъ. Въ сильномъ раздраженіи она объявила, что отрясаетъ прахъ отъ ногъ своихъ и ухала изъ Кіева. Съ тхъ поръ я о ней больше ничего не слыхалъ.

Посл ареста Грачевскаго, Корбы и др. въ іюн сношенія съ центромъ были прерваны. Это обстоятельство, такъ же какъ и то, что и многіе изъ кіевскихъ революціонеровъ по тмъ или другимъ причинамъ выхали на лто изъ города, задержало основаніе центральной организаціи. Но уже съ іюня 1882 г. практически началась совмстная работа остатковъ бывшихъ во вражд группъ. Такъ Росси просилъ меня убрать въ надежное мсто шрифтъ, который былъ у нею, и который вмст со шрифтомъ Левинскаго послужилъ намъ черезъ нсколько мсяцевъ къ постановк типографіи. Къ этому же времени относится мое знакомство со Спандони, который тогда только что вернулся изъ ссылки и считался всми за очень способнаго революціонера. Дйствительно, у него было много выдержки, конспиративности и умнья отлично опредлять людей.

Въ іюл пріхала въ Кіевъ Софья Никитина, чистое, героическое существо, память котораго я чту до сихъ поръ {О Никитиной: писалъ Кеннанъ въ своей книг ‘Сибирь и ссылка’.}. Дочь петербургскаго генерала, она очень молодой двушкой везла транспортъ литературы на югъ и на станціи Бльскъ, Курской губ., встртила поздъ, въ которомъ везли осужденныхъ на каторгу политическихъ. Она не могла удержаться, чтобы не послать имъ послдняго привта. Ее, конечно, немедленно арестовали, нашли при ней транспортъ и посадили въ Бльскую тюрьму, гд продержали нсколько мсяцевъ. Трудно вообразить себ, сколько эта выросшая въ барской обстановк двушка вынесла, будучи неожиданно брошена въ ужасную обстановку провинціальной тюрьмы. Она мн разсказывала, что тщательно прятала въ своей постели полно, которое она похитила у истопника и которымъ думала воспользоваться, какъ оружіемъ зашиты въ случа нападенія на нее сторожей. Благодаря хлопотамъ ея отца, Лорисъ-Меликовъ — это было въ эпоху ‘диктатуры сердца’ — согласился отпустить Софью подъ надзоръ отца, и ее привезли въ Петербургъ и сдали въ семью. Но она долго не выдержала и опять ушла въ ‘станъ погибающихъ’ на этотъ разъ безвозвратно. Въ Кіев она пробыла до конца февраля 1883 г. и была однимъ изъ дятельныхъ членовъ нашей организаціи. Арестованная съ Каморницкимь въ Москв въ феврал 83 г., она была перевезена въ Д. Пр. Закл., откуда, насколько мн извстно, первая дала знать на волю о предательств Дегаева. Приговоренная къ административной ссылк, Софья Никитина умерла по дорог въ Сибирь,

Приблизительно въ одно время съ Никитиной пріхалъ въ Кіевъ З—въ, скрывшійся изъ Риги, гд, кажется, онъ былъ студентомъ политехническаго института. Это былъ тихій, серьезный человкъ, отлично знакомый съ революціонной практикой. Очень образованный, онъ не любилъ выставлять свои знанія на показъ и говорилъ только тогда, когда это было нужно. Люди этого типа являются въ организаціи тмъ цементомъ, который связываетъ элементы ея въ одно крпкое цлое. Безъ нихъ никакое общее дло невозможно. Впослдствіи на З—на были нареканія: посл открытія Дегаевскаго предательства онъ здилъ въ Парижъ, но тамъ не сошелся съ попавшими за границу народовольцами, отказался передать имъ связи, затмъ, вернувшись въ Кіевъ, вскор отстранился отъ длъ и ухалъ съ женой на Кавказъ, гд былъ арестованъ и высланъ въ Сибирь, но, несмотря на эти нареканія, я не могу не признать, что онъ быль душой и истиннымъ руководителемъ организаціи, хотя до своего отъзда въ Одессу въ октябр 1882 г. не онъ, а Спандони считался агентомъ центра.

II.
Кіевская организація партіи ‘Народной Воли‘.

Въ август стала съзжаться въ Кіевъ революціонная молодежь, сношенія съ центромъ были возстановлены черезъ посредство Вры Фигнеръ, которая была проздомъ въ Кіев (я ея не видалъ этотъ разъ), и мы ршили создать сплоченную организацію и приняться за планомрную работу’. И вотъ въ конц августа мы собрались и посл недолгихъ разговоровъ говорено было достаточно раньше — признали себя ‘Кіевской Организаціей Партіи Народной Воли’. З—въ прочелъ писанный уставъ, вс статьи котораго были выслушаны съ должнымъ вниманіемъ. Въ устав этомъ опредлялось съ одной стороны отношеніе мстной организаціи къ партіи и ея центральному органу — Исполнительному Комитету, съ другой стороны, внутреннее устройство организаціи. Всхъ статей устава не помню. Помню, что такъ называемыя обязательныя отношенія къ центру сводились къ слдующему:

1) Исполнительный Комитетъ сносился съ мстной организаціей при посредств агента, который назначался или отъ мстныхъ революціонеровъ, или же присылался изъ другого мста. Права этого агента ничмъ не отличались отъ правъ другихъ членовъ организаціи и въ длахъ голосъ его ршающаго значенія не имлъ. Все вліяніе его держалось тайнымъ образомъ его личными достоинствами, хотя въ отдльныхъ случаяхъ его оффиціальный престижъ, какъ агента, могъ играть извстную роль особенно среди молодыхъ.

2) Мстная организація должна была помогать по мр возможности Комитету денежными средствами и признавала за послднимъ право вызывать отдльныхъ членовъ и перемшать ихъ въ другія организаціи.

3) Мстная организація не должна была предпринимать крупныхъ террористическихъ предпріятій безъ вдома и согласія Комитета, и не печатать отъ имени народовольческой организаціи ничего такого, что стоитъ въ противорчіи съ общей програмой партіи.

Таковы были обязательныя отношенія мстной организаціи къ партіи. Во всемъ остальномъ мстная группа была вполн автономна. Вс члены мстной организаціи признавались полноправными членами партіи, т. е. при перезд въ другой городъ, гд имлась мстная организація, становились членами ея.

Внутреннее устройство нашей организаціи было таково: Организація состояла изъ Центральной Группы и четырехъ подгруппъ. Членами центральной группы были: Спандони, З—въ (извстный подъ именемъ Бернара), Росси, Никитина, К—цкій, супруги К—кіе и я. Вс члены группы были тля революціонеровъ людьми сравнительно немолодыми (средній возрастъ достигаетъ 25 лтъ) и вполн сложившимися. Въ самой групп мы установили нкоторое раздленіе труда. Такъ, Никитина и Росси должны были вести сношенія съ ‘обществомъ’ и военными, среди которыхъ у насъ были довольно серьезныя связи. З—въ взялъ на себя постановку типографіи. К—цкій и я вели посредственно и непосредственно дло среди рабочихъ. Супруги К—іе оперировали среди студентовъ. Но провести абсолютное раздленіе труда было, конечно, невозможно. Такъ мн пришлось заниматься съ нкоторыми студенческими кружками, между прочимъ съ кружкомъ Петра Дашкевича въ духовной академіи, велъ я также сношенія съ организованными группами народныхъ учителей въ Переяславльскомъ и Гадячскомъ уздахъ Полтавской губ., а также губерніи Подольской, На этихъ сношеніяхъ даже чуть было не покончилась преждевременно моя революціонная карьера. Въ общемъ однако дло пошло довольно стройно по намченному плану.

Въ непосредственной связи съ центральной группой стояли организованныя, вполн независимыя другъ отъ друга подгруппы. Навербованы он были изъ лучшихъ элементовъ молодежи, и числомъ ихъ было четыре. Одна изъ нихъ была ‘техническая’, которая подъ руководствомъ З—на занялась исключительно постановкой типографіи.

Наиболе выдающимися членами этой подгруппы были студенты Л—о и К—къ, которые несомннно сыграли бы видную роль въ революціи, еслибы средняя продолжительность дятельности революціонера была хоть немного выше, Вторая и третья подгруппа занималась спеціально съ рабочими. Руководили ими К—цкій и я. Самое лучшее воспоминаніе я сохранилъ о студент З—д, член одной изъ подгруппъ и бывшемъ член кружка Левинскаго. Обращалъ еще на себя вниманіе своей энергіей, преданностью длу и даже отвагой до той членъ рабочей подгруппы Елько, который однако впослдствіи сыгралъ въ дл Лопатина печальную и позорную роль злостнаго предателя. Четвертая подгруппа занималась исключительно студенческими длами и велась супругами К—ми. Въ числ статей устава нашей организаціи значилось, что дла должны были ршаться по большинству голосовъ, а новые члены центральной группы избираться единогласно. До баллотировки впрочемъ ни разу ни доходило. Присягать на кинжалахъ въ врности уставу мы не присягали, но выслушали, хотя безъ надлежащаго трепета, статью устава, по которой члену, выдавшему тайны организаціи, полагалась смертная казнь. Отпраздновавъ скромнымъ чаепитіемъ основаніе нашей группы, мы разошлись по домамъ и на другой день принялись за дло.

Въ конц октября 3—въ объявилъ намъ, что типографія готова, и мы ршили выпустить прокламацію къ ‘Обществу’. Составить прокламацію предложили мн, и съ нкоторыми измненіями редакція моя была принята на собраніи центральной группы. Боюсь, что по содержанію своему прокламація моя носила довольно таки шаблонный характеръ. Но извстно, что въ т времена въ этого рода литературныхъ произведеніяхъ важно было не содержаніе, важенъ былъ самый фактъ появленія ихъ на свтъ, причемъ по степени типографскаго совершенства судилось о сил организаціи. А нашъ Бернаръ былъ мастеръ своего дла и человкъ съ самолюбіемъ, который не пренебрегалъ никакими мелочами, такъ что прокламація, на которой въ подобающемъ мст красовалась печать ‘Кіевской Организаціи Партіи Народной Воли’, произвела переполохъ неописуемый для жандармовъ, которые хвастались, что въ Кіев все благополучно, она была самымъ неожиданнымъ сюрпризомъ. Они заметались, какъ шальные, но никакого конца не могли найти.

Вслдъ затмъ вышли одна за другой прокламаціи ‘Къ рабочимъ’, ‘Къ учащейся молодежи’ и къ Украинскому народу. Послдняя была написана мною на малорусскомъ нарчіи, которое я хорошо знаю, и такъ понравилась украйнофиламъ, центръ которыхъ былъ въ Кіев, что они даже взялись распространять ее въ народ, несмотря на ея соціалистическое содержаніе. Особенно пришлась моя прокламація по вкусу народнымъ учителямъ, которые по ихъ словамъ нашли въ ней отличное орудіе для пропаганды.

Работа въ подгруппахъ шла прекрасно по всей линіи. Въ желзнодорожныхъ мастерскихъ, гд у насъ среди рабочихъ было нсколько кружковъ, прокламація ‘къ рабочимъ’ произвела отличное дйствіе. Ее читали нарасхватъ. Намъ разсказывали, что, когда передъ наклеенной на воротахъ мастерской прокламаціей столпились раннимъ утромъ рабочіе, полицейскій говорилъ имъ:

— Читайте скорй,— приказано срывать!

Въ числ другихъ рабочихъ у меня былъ довольно оригинальный кружокъ, состоявшій изъ хозяина слесарной мастерской, обрусвшаго финна, и его пяти рабочихъ. Много часовъ провелъ и съ ними въ задушевныхъ бесдахъ. Они, повидимому, цнили мою простоту и отсутствіе всякаго желанія подлаживаться къ нимъ. Съ другими рабочими у меня тоже сложились простыя, хорошія отношенія, и водился съ ними я очень часто. Впослдствіи, по оговору одного рабочаго, который видлъ меня всего одинъ разъ и который, будучи арестованъ, Съ большой готовностью сталъ выдавать, жандармы шибко разыскивали нкоего Юрія Ивановича, личность котораго такъ и не была установлена. Чтобы закончить съ рабочими, сообщу еще одинъ фактъ, который показываетъ, что уже въ т далекія времена выдавались среди рабочихъ такія личности, которыя тщательно и бережно выращивали заброшенное въ нихъ революціонерами смя соціализма. Какъ-то разъ одинъ изъ моихъ рабочихъ разсказываетъ мн, что старый товарищъ его пріхалъ изъ Бахмача, гд расположены громадныя желзнодорожныя мастерскія Курско-Кіевской ж. д., и очень хотлъ бы повидаться со мною, Я охотно согласился и на другой день встртился съ смуглымъ, крпкимъ рабочимъ лтъ 30, который былъ представленъ мн подъ его настоящей фамиліей, которую я теперь забылъ, ‘по прозвищу Ахметка’,— какъ говорилъ мой знакомый, ‘потому какъ онъ очень похожъ на турка’, Ахметка этотъ въ 80 году былъ въ сношеніяхъ съ кружкомъ До я едва и твердо усвоилъ себ основныя положенія соціализма. Будучи заброшенъ въ Бахмачъ и потерялъ всякую связь съ революціонерами, онъ сталъ вести среди рабочихъ пропаганду на собственный страхъ и подобралъ два-три кружка. Мучило его главнымъ образомъ то, что онъ долженъ былъ все извлекать изъ глубины собственнаго духа, потому что литературы у него не было и слда. Тмъ не мене, онъ бодрости не терялъ и втеченіе двухъ съ лишнимъ лтъ велъ самостоятельное дло, какъ могъ. За то надо было видть, какъ онъ былъ обрадованъ свиданіемъ съ настоящимъ революціонеромъ и пачкой литературы, которую я ему преподнесъ. На будущее время онъ долженъ былъ сноситься съ Кіевомъ при посредств своего товарища. Пробывши въ Кіев три дня, втеченіе которыхъ я видлся съ нимъ два раза, Ахметка, обновленный духомъ, ухалъ въ Бахмачъ. На прощанье мы съ нимъ дружески расцловались.

III.
Побги Вас. Иванова и Влад. Бычкова изъ Кіевской тюрьмы.

Кром выпуска прокламацій громадную сенсацію въ обществ и таковой же переполохъ въ администраціи произвелъ побгъ изъ тюрьмы Владиміра Бычкова, который сидлъ по обвиненію въ принадлежности къ тайному обществу, и которому грозила каторга. Побгъ этотъ, которому предшествовалъ въ август 1882 г. побгъ изъ той же тюрьмы Василія Иванова, привелъ окончательно въ замшательство вс власти. Побгъ Иванова они объясняли тмъ, что будучи сыномъ богатаго домовладльца, Ивановъ подкупилъ сторожей, которые благополучно выпустили его. Дйствительно, уголовные, у которыхъ на нихъ былъ зубъ, показали, что видли, какъ сторожа и вводили Иванова. Троихъ тюремщиковъ судили за это дло военнымъ судомъ и приговорили къ каторжнымъ работамъ на срокъ отъ 8—15 лтъ. А между тмъ они были абсолютно непричастны къ побгу Иванова. Побгъ былъ устроенъ при помощи революціонеровъ подпоручикомъ Тихоновичемъ, который принадлежалъ къ военному кружку и который зналъ Иванова еще до его ареста. Посл ареста Левинскаго съ Тихоновичемъ меня познакомили студенты и насколько припоминаю, иниціатива побга исходила отъ Тихоновича. Дло сдлалось просто.

Въ день своего караула въ тюрьм Тихоновичъ подсыпалъ опія въ пищу солдатъ, и угостилъ папиросами и водкой, содержавшей опій, дежурнаго тюремщика, и, въ надлежащій моментъ, взялъ ключи, вывелъ Иванова, опять заперъ камеру и повсилъ ключи на мсто. Первоначально предполагалось Иванову разобрать стнку печи въ камер и пролзть черезъ топку въ корридоръ. Но отверстіе оказалось тснымъ, и Тихоновичъ долженъ былъ открыть камеру {Это не точно: мы отъ самаго В. Г. Иванова слышали, что онъ пролзъ черезъ отверстіе, а потомъ былъ выведенъ Тихоновичемъ. Ред.}. У воротъ тюрьмы Иванова ждали и отвезли въ надежное мсто. Черезъ два дня я видлъ Иванова и вынесъ очень пріятное впечатлніе изъ разговора съ нимъ. Это былъ человкъ крпкаго сложенія съ умнымъ и энергичнымъ лицомъ. Я забылъ сказать, что въ тюрьм онъ сидлъ по обвиненію въ пропаганд среди рабочихъ. Черезъ короткое время Ивановъ, переодтый рабочимъ, съ котомкой за плечами. спустился къ пароходной пристани на Подол и слъ на пароходъ, отъзжавшій въ Кременчугъ. Входя на пароходъ онъ недостаточно быстро посторонился передъ какими-то хорошо одтыми господами, которые хотли опередить его. Жандармъ ткнулъ Иванова въ спину и крикнулъ:

— Чего лзешь, хамъ?

Ивановъ посл разсказывалъ, что комплиментъ жандарма доставилъ ему истинное удовольствіе. Изъ Кременчуга Ивановъ похалъ въ Харьковъ и тамъ былъ арестованъ въ 1883 г. въ одно время съ Врой Фигнеръ. Жандармскій полковникъ Новицкій, между прочимъ, допросилъ подпоручика Тихоновича, который явился на допросъ съ заряженнымъ револьверомъ въ карман онъ твердо былъ намренъ размозжитъ голову Новицкому, еслибы послдній отдалъ приказъ объ его арест, Къ счастью Новицкаго его легендарный нюхъ направилъ разысканія въ сторону, гд корней и нитей какъ разъ не было, и это спасло ему жизнь. Для Тихоновича однако волненія на этомъ не покончились. Когда тюремщиковъ за побгъ Иванова осудили на каторгу, онъ сталъ страшно мучиться мыслью, что за совершенное имъ дло страдаютъ невинные, и хотлъ отдаться въ руки Новицкаго, чтобы спасти послднихъ. Организаціи пришлось оказать на него все давленіе, на какое она была способна, чтобы отвратить его отъ этого намренія. Мсяцевъ черезъ семь Дегаевъ, который разузналъ вс подробности дла, выдалъ Тихоновича головой. Арестованный, онъ былъ приговоренъ къ смерти, помилованъ и умеръ въ Шлиссельбург.

Побгъ Бычкова, который состоялся въ началъ декабря того же 1882 г., подготовлялся довольно долго и удался только благодаря смлости и присутствію луча самого Бычкова. Планъ состоялъ въ томъ, что Бычковъ, который былъ арестантскимъ старостой, долженъ былъ въ сумеркахъ, когда тюремщики почти вс заняты въ камерахъ перекличкой, пробраться черезъ чердакъ на крышу и, совершивъ какой-то отчаянный прыжокъ, попасть на наружную стну тюрьмы, и съ послдней спуститься по запасенной у него веревк. Все вышло какъ по писанному съ той только разницей, что Бычковъ улучилъ моментъ за два дня до уговора, такъ что снаружи его никто не ждалъ. Но онъ не растерялся. Одть онъ былъ въ короткій блый полушубокъ, который бросался бы въ глаза въ другое время, но въ декабр, когда Кіевъ кишитъ рекрутами, былъ обычнымъ явленіемъ. Бычковъ смло пошелъ на квартиру одного знакомаго студента, который отвелъ его къ члену нашей группы К—ему, а тотъ, растерявшись, противъ всхъ правилъ конспираціи, привалилъ съ нимъ ко мн. Я жилъ тогда въ Nа 8 на Тарасовской улиц въ маленькомъ флигельк въ саду, въ которомъ я занималъ квартиру въ дв комнаты. Квартира была чиста, и у меня часто собирались товарищи, особенно Никитина. Росси и З—въ, съ которыми я ближе сошелся, чмъ съ другими членами нашей организаціи. Мы вчетверомъ часто проводили вмст вечера въ уютной, порядочно меблированной квартирк, причемъ Никитина домовито распоряжалась чаемъ, а я по требованію З—ва игралъ на скрипк. Вечера эти были нашимъ отдыхомъ и нашей наградой за труды.

Возвращаюсь къ Бычкову. Такъ какъ было около 7 часовъ вечера и прислуживавшій мн отъ хозяевъ отставной солдатъ Андрей — продувная бестія, который не былъ еще шпіономъ только потому, что не представилось подходящаго случая долженъ былъ принести самоваръ, я попросилъ К—аго сейчасъ же уйти, а Бычкова уложилъ въ свою постель въ спальн въ расчет, что Андрей не зайдетъ туда Какъ только Андрей принесъ самоваръ, пришла Никитина и принесла печеній и закусокъ, не предвидя, что они пойдутъ на угощеніе хорошему гостю. Она вся засвтилась радостью, когда узнала, что побгъ удался, и что Бычковъ тутъ рядомъ отдыхаетъ отъ треволненій дня. Мы спокойно напились чаю и, когда Андрей убралъ самоваръ, Никитина ушла, а я. надвъ полушубокъ Бычкова подъ пальто и давъ гостю свою шубу,— полушубокъ не долженъ былъ остаться у меня на квартир, чтобы не попасть на глаза Андрею — отвезъ его къ такъ называемому ‘сирот статскаго совтника’ О. Этотъ О. былъ прекрасный человкъ и по убжденіямъ революціонеръ, но отличался слабымъ характеромъ и пилъ ужасно. Только поэтому онъ, который самымъ охотнымъ образомъ оказывалъ намъ всевозможныя, иногда очень опасныя услуги, не былъ поставленъ въ обязательныя отношенія къ нашей групп. Я оставилъ Бычкова у О, а самъ похалъ въ духовную академію къ Дашкевичу, въ надежд устроить у него Бычкова. Это удалось самымъ простымъ образомъ, и впослдствіи, оплотъ до ареста Дашкевича въ 1884 г., духовная академія была сушимъ пріютомъ для нелегальныхъ революціонеровъ.

Надо было по возможности быстро отправить Бычкова изъ Кіева, минуя вокзалъ, гд смотрли во сто глазъ. И это дло было оборудовано просто и безъ всякаго риска. Мы достали для О. енотовую шубу, для Бычкова гимназическое теплое пальто съ башлыкомъ и фуражкой и отправили ихъ на почтовыхъ въ Житоміръ. Такъ какъ начались рождественскіе праздники, гимназистовъ сновало по всмъ дорогамъ не мало, то это не могло возбудить никакихъ подозрній. Бычковъ же былъ достаточно молодъ, чтобы сойти за гимназиста. Изъ Житоміра О. съ племянникомъ должны были хать на лошадяхъ въ Бердичевъ, а оттуда въ Харьковъ. Къ характеристик ‘сироты статскаго совтника’ можетъ служить слдующій фактъ. Благополучно добравшись до Харькова, онъ долженъ былъ телеграфировать намъ по условленному адресу. Но проходитъ пять дней, недля, и телеграммы нтъ. Мы были уврены, что вс наши труды пропали даромъ. Но вотъ прохожу однимъ утромъ мимо желзнодорожнаго управленія, въ которомъ служилъ О., и встрчаюсь съ угрюмой и скучающей фигурой нашего сироты. Оказалось, что все сошло прекрасно. На мои же упреки за его молчаніе, онъ только и нашелся отвтить:— Ну не все ли равно? Я же зналъ, что мы не арестованы…

Въ декабр 1882 г. до насъ дошла всть объ арест въ Одесс большой типографіи, въ которой долженъ былъ быть напечатанъ давно ожидаемый 10 номеръ ‘Народной Воли Вмст съ типографіей былъ арестованъ Спандони, который отъ насъ ухалъ еще въ октябр и былъ поставленъ Врой Фигнеръ для сношеній съ организованной ею типографіей. Хозяиномъ конспиративной квартиры, въ которой помщалась типографія, былъ зловщей памяти Дегаевъ. Вскор мы узнали, что Дегаеву удалось бжать съ вокзала, бросивъ нюхательнаго табаку въ глаза жандармамъ, которые его сопровождали, и добраться благополучно до Харькова. Этотъ успхъ нсколько смягчилъ тяжелое впечатлніе, произведенное на всхъ взятіемъ типографіи, но онъ не могъ возмстить понесенную партіей потерю.

Такъ закончился первый годъ моей революціонной дятельности. Я былъ доволенъ ходомъ работы, былъ въ хорошихъ отношеніяхъ съ товарищами, троихъ изъ которыхъ, Никитину, Росси и З—ва я крпко любилъ, и чувствовалъ нравственное удовлетвореніе. Новый годъ вс наши встрчали у меня на квартир. Вс мы были веселы и бодры и не думали, что меньше чмъ черезъ годъ только одинъ изъ насъ останется въ рядахъ.

IV.
Непріятность въ жандармами и перехода на нелегальное положеніе.

Въ конц января 1883 г. я здилъ по дламъ организаціи въ Харьковъ для свиданія съ Врой Фигнеръ. Въ чемъ состояли эти дла, я теперь не припомню. Важнаго во всякомъ случа ничего не было. Помню только, что товарищи настаивали на моей поздк. А Росси, полушутя, полусерьезно говорилъ, что надо же мн представить я ‘Матери-Командирш’ (какъ онъ называлъ Вру Фигнеръ), которая еще меня не видала.

Когда въ Харьков, пройди по всмъ явкамъ и давши требуемые пароли, я добрался до Фигнеръ, я увидлъ молодую женщину лтъ 28-ми, съ очень свжимъ цвтомъ лица, съ прекрасными черными глазами, въ которыхъ поражало выраженіе большой проницательности и вмст съ тмъ какой то внутренней усталости. Разговоръ между нами завязался сразу безъ всякой натяжки, Вра Николаевна распрашивала про наши дда, я разсказывалъ. Ее невидимому очень заинтересовала наша организація, и она внимательно выслушивала то, что я говорилъ. Весь нашъ разговоръ касался исключительно вопроса организаціи и пропаганды, о террор даже и рчь не заходила. На мой вопросъ В. И, сказала мн, что ни въ Петербург, ни въ Москв серьезныхъ организацій нтъ, Затмъ она сказала, что оставлена новая типографія, которая выпустить вскор 10-ый номеръ ‘Народной Воли’, и выразила надежду, что выходъ номера оживитъ и укрпитъ духъ партіи. Посидвъ съ В. И. около часу, я распрощался съ нею, унося съ собой на всю жизнь пріятное воспоминаніе объ этой энергичной и выдающейся личности.

Вернувшись въ Кіевъ, я засталъ все въ благополучномъ состояніи, и все пошло опять по заведенному порядку. Но наше благополучіе должно было скоро прекратиться. Разъ вечеромъ — дло было въ феврал — Росси и З—въ пришли ко мн, по обычаю, повидаться и засидлись часовъ до 11. Уходя З—въ захватилъ съ собой для передачи въ складъ нсколько пачекъ прокламацій и другой литера туры, которая мн была доставлена дня два тому назадъ. И такъ какъ З—въ длалъ все методически, то онъ и коммодъ мой очистилъ фундаментально отъ всякой нелегальщины.

По уход товарищей я легъ спать, но не усплъ еще заснуть, какъ услышалъ необычный и сдержанный шумъ, и въ дверь мою постучались. Я крикнулъ:

— Кто тамъ?

— Это я,— отвтилъ мн взволнованный голосъ прислуживавшаго мн Андрея,

— Что вамъ нужно?— спросилъ я.

Молчаніе. Я догадался въ чемъ дло, сталъ быстро одваться и для контенанса сердито повторилъ:

— Да какого вамъ чорта надо?

— Да тутъ васъ спрашиваютъ,— отвтилъ наконецъ какимъ то козлинымъ голосомъ Андрей.

— Сейчасъ отворю,

— Пожалуйста, скорй!— послышался за дверью грубый голосъ.

— Ужъ позвольте мн раньше одться,— былъ мой отвтъ. Зажегши свчу, я открылъ дверь, и въ комнату сразу нахлынули жандармы и полиція.

Жандармскій упоръ обратился ко мн:

— Вы г. Бахъ?

— Я.

Мн приказано произвести у васъ обыскъ и арестовать васъ. Потрудитесь открыть эти ящики,— сказалъ жандармъ, указывая на письменный столъ.

Мн захотлось позлить жандармскаго офицера, и показать ему, что я его не боюсь.

— Раньше, чмъ приступить къ обыску,— сказалъ я ему,— потрудитесь показать предписаніе на этотъ счетъ,

— Какого вамъ еще предписанія нужно?— не безъ раздраженія спросилъ маіоръ.

— Предписанія на счетъ обыска и ареста.

Онъ внимательно посмотрлъ на меня и иронически сказалъ:

— Такъ вамъ предписаніе нужно представить? Я вамъ напишу двадцать предписаній, если вамъ угодно, а пока что откройте столъ.

— Нтъ, ужъ вы сами занимайтесь этимъ дломъ, съ наружнымъ спокойствіемъ,— сказалъ я ему.

Маіоръ разозлился.

— Да что тутъ съ нимъ разсуждать,— грубо сказалъ онъ, обращаясь къ частному приставу. Прикажите-ка взломать ящики,

Частный приставъ, который усплъ уже сдлать наружный осмотръ комнаты, примтилъ связку ключей на этажерк и отвтилъ: И взламывать не нужно, вотъ ключики. Начался обыскъ, который длился боле двухъ часовъ, Перерыли все, что могли перерыть, но абсолютно ничего недозволеннаго не нашли. Маіоръ почему-то не испыталъ никакого разочарованія отъ отрицательнаго результата обыска и при составленіи протокола даже нсколько повидимому смягчился.

— А теперь, сказалъ онъ, вамъ придется пойти со мной въ старо-кіевскій участокъ, гд васъ ждетъ полковникъ Новицкій. Въ дежурной комнат участка я встртилъ своего бывшаго товарища по гимназіи и по университету, лаборанта химической лабораторіи К., который, увидвъ меня, бросился ко мн со словами:

— Да объясни ты имъ, пожалуйста, эту исторію съ адресомъ. Тутъ у меня изъ за тебя куча непріятностей.

— Прошу васъ не разговаривать — сказалъ мн маіоръ и ввелъ меня въ комнату, гд сидлъ Новицкій.

Я сразу понялъ въ чемъ дло. Въ декабр 1882 г. къ намъ прізжали два делегата отъ группы народныхъ учителей Гадячскаго узда, Полтавской губерніи, и для сношеній съ нами я далъ имъ адресъ К, конечно, съ согласія послдняго. Очевидно, учителя провалились, и у нихъ нашли адресъ К., а этотъ, не задумываясь, назвалъ меня. Строго посмотрвъ на меня втеченіе нсколькихъ секундъ черезъ очки. Новицкій началъ допросъ. Не прошло двухъ минутъ, какъ я уже зналъ, что Новицкій этому длу особеннаго значенія не придаетъ и не подозрваетъ связи между гадячскими учителями и Кіевской организаціей. Я тогда спокойно объяснилъ ему, что адресомъ К. дйствительно пользовался, но для сношеній съ родными.

И въ самомъ дл, узжая изъ дому, я далъ своимъ адресъ К., ткъ какъ не зналъ, гд буду жить въ Кіев. Что же касается того, какъ адресъ К. попалъ въ Гадячъ, то я заявилъ, что не могу на этотъ счетъ дать никакихъ объясненій. Позвали К. и онъ подтвердилъ, что втеченіи 1882 г., получилъ для меня нсколько писемъ отъ моихъ родныхъ. Такъ какъ было уже 3 ч. утра, то насъ отпустили безъ дальнйшихъ формальностей.

Утромъ я далъ знать объ инцидент товарищамъ ко организаціи, и вечерокъ, принявъ вс требуемыя мры предосторожности, мы собрались на совтъ въ надежной квартир. Одни изъ товарищей высказались за то, чтобы я немедленно перешелъ на нелегальное положеніе и ухалъ изъ Кіева. Другіе, къ которымъ и и присоединился, полагали, что нужно еще подождать, пока выяснится дло. Такъ и ршили, положивъ на меня строжайшій карантинъ, что для меня было самой печальной стороной моего положенія.

Прошло нсколько дней въ томительномъ для меня бездйствіи. Возвращаюсь разъ съ обда домой и вижу у воротъ своего дома двухъ полицейскихъ. Это мн не понравилось. Въ квартиръ своей засталъ въ кресл частнаго пристава, который былъ уже у меня во время обыска. При моемъ вход онъ всталъ и сказалъ:

— Извините, что расположился тутъ въ ваше отсутствіе. Сказано есть, твори волю пославшаго тя. Васъ ждетъ въ участк полковникъ Новицкій.

— Ну что жъ, творите.

Оказалось, что частный приставъ немного совралъ: въ участк Новицкій меня не ждалъ. Приставъ ввелъ меня въ комнату, гд стоялъ столъ, два кресла и нсколько стульевъ, и сказавши ‘сейчасъ!’, вышелъ и заперъ за собой дверь на ключъ.

Было около двухъ часовъ сумрачнаго мартовскаго дня. Я сталъ ходить изъ угла въ уголъ по комнат въ ожиданіи Новицкаго.

Прошелъ часъ, другой, третій, четвертый, пятый… Я былъ въ отчаяніи и обвинялъ себя въ непростительномъ малодушіи за то, что не ршился посл перваго же инцидента перейти въ нелегальное положеніе. Когда стемнло, дверь открылась, и полицейскій принесъ лампу, На мои вопросы онъ отвтилъ гробовымъ молчаніемъ.

Въ 7 ч. вечера тотъ же полицейскій принесъ на поднос чай, хлбъ и кой какую закуску и черезъ четверть часа вернулся и безмолвно унесъ подносъ съ остатками. Такъ прошло время въ томительномъ ожиданіи до 10 часовъ вечера, когда въ сосдней комнат раздались шаги и звонъ шпоръ. Дверь открылась и на порог показался жандармскій офицеръ, но не Новицкій.

При вход его я всталъ и выжидательно посмотрлъ на него. Что то въ род смущенія проскользнуло по его лицу, онъ ‘легка поклонился и сквозь зубы, какъ будто не зная, хорошо ли онъ это длаетъ, проговорилъ:

— Капитанъ М.

Я отвтилъ на его поклонъ и назвалъ себя. Гд то въ глубин души у меня мелькнула надежда на избавленіе. Пригласивши меня ссть, онъ безъ замедленія началъ допросъ. Потянулся опять нескончаемый рядъ во при е о въ, которые уже ставилъ мн Новицкій и на которые я ему отвтилъ. Теперь, конечно, мои отвты были, если возможно, еще боле безыскусственно просты, чмъ въ первый разъ. и я съ тайнымъ удовольствіемъ видлъ, что они производятъ впечатлніе на М.

Выслушавши мои объясненія и записавши ихъ, М. сказало,.

— Какъ же вы объясняете, что по словамъ К. только вы одна могли пользоваться его адресомъ для переписки съ Гадячемъ?

Не задумываясь ни на минуту, я отвтилъ:

— Какъ могу я объяснить вамъ то, чего самъ не понимаю?

Зачмъ-бы я пользовался адресомъ К, когда у меня давно уже есть постоянная квартира, адресъ которой извстенъ всмъ моимъ роднымъ и знакомымъ?

— Не думаете ли вы, что К. самъ состоитъ въ сношеніяхъ съ революціонерами и что, давши вамъ свой адресъ для переписки съ семьей, онъ теперь указалъ на васъ, чтобы самому вывернуться, въ твердой увренности, что вамъ въ конц концовъ ничего за это не будетъ?

Я запротестовалъ самымъ энергичнымъ образомъ.

— Позвольте вамъ сказать, капитанъ, что я знаю К. съ дтства. Мы вмст учились въ гимназіи и въ университет. Ручаюсь вамъ головой, что К. никогда не былъ и не будетъ революціонеромъ. Для меня нтъ никакого сомннія, что въ основ всей этой исторіи лежитъ какое нибудь недоразумніе, которое не замедлитъ выясниться.

Эта защита была съ моей стороны настоящимъ хотя не предумышленнымъ coup de matre, который оказалъ ршающее дйствіе, Я сразу почувствовалъ, что дло мое выиграно, и что г., и этотъ разъ мн удастся вывернуться изъ волчьей пасти. Въ самомъ дл, кому могла бы прійти въ голову мысль, что революціонеръ станетъ горячо защищать и выдавать аттестатъ въ благонадежности человку, который оговорилъ его передъ жандармами.

Съ этого момента допросъ прекратился въ совершенно частный разговоръ, при чемъ говорилъ М.,а я только давалъ ему реплики. По поводу своихъ неосновательныхъ подозрній на К. онъ сталъ вообще говорить объ уловкахъ, употребляемыхъ революціонерами, чтобы выйти сухими изъ воды,— изъ той самой мутной воды, въ которой они ловятъ рыбу. По его мннію революціонеры — недоучки, ни къ чему неспособные неудачники, которые всю злость за житейскія неудачи вымещаютъ на правительств, при чемъ подводятъ подъ бду массу невинныхъ лицъ, сами же наровятъ остаться въ сторонк.

— Полюбуйтесь вотъ на это,— сказалъ онъ порывшись въ своемъ портфел,— разв не копаются они, извините за выраженіе, въ грязи? и онъ протянулъ мн… мою прокламацію ‘Къ Украинскому Народу!’.

Сцена эта такъ запечатллась въ моей памяти, что и теперь я помню вс мелочи, какъ будто-бы все это произошло вчера. Гд то глубоко внутри меня прошло ощущеніе холода, и меня рзнула мысль, что жандармъ играетъ мною, какъ кошка мышью. Я внимательно посмотрлъ на него и пожалъ плечами, столько же въ отвть на ‘то слова, сколько на собственныя мысли.

Посвящалъ еще меня М. въ то, какъ революціонеры пишутъ симпатическими чернилами.

— Вы берете письмо,— ничего, письмо какъ письмо, содержаніе самое обыкновенное и неинтересное. А смажьте-ка его между строчками извстнымъ составомъ, и начинаютъ выступать буквы, а то и цифры. Говорилъ онъ еще долго о всякой вся чин,— словомъ размякъ человкъ, Я посмотрлъ на часы, было половина второго утра, М. сталъ собираться,

— Знаете, г. Бахъ — сказалъ онъ мн,— я не вижу никакой надобности арестовать васъ.

Я расмялся.

— Вы, капитанъ, такъ ставите вопросъ, какъ будто я прошу васъ арестовать меня, вы же не видите надобности удовлетворить мою фантазію. Могу васъ уврить, что остатокъ ночи жъ большимъ удовольствіемъ проведу въ собственной своей постели, чмъ гд нибудь въ другомъ мст.

— Быть по сему, шутливо любезно сказалъ М., протягивая мн руку.

Мы обмнялись рукопожатіемъ, и я ушелъ домой.

Искушать судьбу дальше у меня не было ни малйшаго желанія, я ршилъ немедленно ликвидировать свои дла и ухать изъ Кіева. Во флигельк, въ которомъ я жилъ, отдавались, кром моей квартиры, еще дв комнаты: одну изъ нихъ занималъ какой-то разваливающійся отставной военный, другую студента.. Объ этомъ студент, моемъ ближайшемъ сосд, я давно навелъ справки черезъ нашихъ и узналъ, что онъ безобидный украйнофилъ, не дуракъ выпить и въ своемъ добродушіи даже не прочь оказать услугу, Я съ нимъ умышленно не знакомился, чтобы избжать его сосдскихъ визитовъ, которые могли стать намъ поперекъ горда. Вернувшись домой, я постучалъ къ своему сосду и попросилъ его зайти ко мн. Черезъ пять минутъ онъ былъ у меня, Я сказалъ ему о своемъ приключеніи и попросилъ его въ И ч, утра зайти къ одному студенту, адресъ котораго я ему далъ, и сказать ему, что я его жду въ читальн университета въ 9 ч. утра. Студентъ былъ довольно безобидный парень, знакомый Л—о и К—ка. Я намренъ былъ черезъ этого студента вызвать того или другого, а затмъ уже устроить свиданіе съ З—ымъ. Придя въ университетъ на другое утро, я случайно встртилъ К—ка, такъ что дло упростилось. Меньше чмъ черезъ два часа я въ одномъ изъ укромныхъ уголковъ университета, въ которомъ я, какъ старый студентъ, зналъ вс ходы и выходи, имлъ свое послднее свиданіе съ P—ымъ и Росси. Мы ршили, что ч поду въ Харьковъ, и, передавши товарищамъ вс свои связи, я распрощался съ ними. На душ у меня было очень тяжело. Чтобы не выйти изъ университета черезъ общій студенческій входъ, гд могли поджидать меня шпіоны, я поднялся въ третій этажъ и черезъ верхніе корридоры, мимо зоологической лабораторіи, гд я когда то работалъ, спустился въ правое крыло зданіи, занимаемое клиниками и имвшее выходъ на совершенно отдльный дворъ, Спустившись до дворъ, и вышелъ на улицу и, перемнивъ двухъ извозчиковъ, пріхалъ въ духовную академію къ Петру Дашкевичу. Тамъ я просидлъ до вечера, а въ семь часовъ Дашкевичъ и его товарищъ издали провожали меня на вокзалъ, гд я благополучно слъ въ поздъ, отходившій на сверъ. Началась новая страничка моей революціонной жизни: я сталъ нелегальнымъ. Это было въ половин марта 1883 г.

V.
Первые мсяцы нелегальной жизни.

Пріхавъ въ Харьковъ, я пошелъ по явк центра, а не мстной группы, и, къ моему удовольствію, на другой день имлъ свиданіе съ Галиной Чернявской, которую я зналъ раньше и съ которой не видлся съ 79 года. Я сталъ совтоваться съ нею, куда мн на нравиться, такъ какъ въ Харьков, я не имлъ желанія остаться. Въ Петербургъ или Москву, гд въ то время организацій не было, не имло смысла хать, такъ какъ правительство начало готовиться къ коронаціи, и сколько ни будь систематическая организаціонная работа была, если не невозможна, то во всякомъ случа сопряжена съ величайшими затрудненіями. Меня тмъ не мене тянуло на сверъ и, когда Чернявская заговорила о связяхъ, имющихся въ Ярославл, я ршилъ похать туда, въ надежд пойти оттуда въ сношенія съ другими поволжскими городами. Черезъ день или дна я опять видлся съ Чернявской, которая въ этотъ разъ передала мн. явки, пароли и проч. Мы провели вмст около часа, и въ Чернявской, кипучая энергія которой вызывала во мн раньше чувство, граничившее съ восхищеніемъ, и подмтилъ ту же усталость, которая уже поразила меня въ Вр Фигнеръ. Тогда еще я себ не объяснялъ этого тмъ, что об он предчувствовали или сознательно предвидли близкій конецъ Народной Воли.

Посл второго свиданія съ Чернявской я думалъ, что мн удастся ухать на другой день, но вышло не такъ. У насъ въ Кіев паспортнаго бюро не было, и я ухалъ безъ бумагъ въ надежд, что въ Харьков, гд имлось хорошее паспортное бюро, принадлежавшее, если не ошибаюсь, центру, меня снабдятъ хорошимъ видомъ.

Я обратился къ лицамъ, завдывавшимъ этимъ бюро, и началась для меня настоящая волокита, которая испортила мн много крови. Мн назначали свиданія на завтра, на посл завтра. Я приходилъ на Свиданія и уходилъ всякій разъ съ пустыми руками. Хорошо еще, что моя счастливая звзда столкнула меня въ день прізда на вокзал съ однимъ старымъ знакомымъ не-революціонеромъ, который, не задавая вопросовъ, пріютилъ меня у себя, Не то я могъ бы двадцать разъ провалиться раньше, чмъ снабдили меня паспортомъ. Такъ тянулось дло больше недли. Наконецъ мн было назначено свиданіе, въ которомъ мн должны были вручить паспортъ,— это было самое послднее, ршительное слово. Свиданіе это должно было состояться въ кондитерской на одной изъ людныхъ улицъ Харькова. Привыкши къ математической точности, которая практиковалась у насъ въ Кіев въ дл свиданій, я въ назначенный часъ вошелъ въ кондитерскую и потребовалъ себ шоколада, ища глазами своего партнера. Никого! Какой то господинъ. который могъ бы быть имъ, при моемъ взгляд всталъ, расплатился и ушелъ, не подавши мн ни малйшаго знака, хотя я и смотрлъ на него во вс глаза. Я сталъ прихлебывать шоколадъ и ждать. Проходитъ 5, 10, 20, 30 минутъ, и никто не приходитъ. Я давно выпилъ свой шоколадъ и потребовалъ другую порцію.

Хозяинъ заведенія качалъ посматривать на меня, или мн казалось такъ. Наконецъ черезъ 10 минутъ посл назначеннаго часа дверь открывается и ко мн быстро подходитъ — Бычковъ. Но какой Бычковъ! Отъ прежняго довольно почтительнаго молодого человка, котораго мы мсяца три тому назадъ прятали въ духовной академіи у Дашкевича и наряжали въ гимназическій мундиръ, не оставалось и слда. Передо мной былъ франтоватый господинъ, въ фуражк желзнодорожнаго вдомства, съ крайне самодовольнымъ и развязнымъ видомъ. Поздоровавшись, онъ сказалъ:

— Вы, батенька, извините, что запоздалъ. Надюсь, что здсь съ вами ничего не случилось.

— Вы всегда такъ точны въ длахъ, какъ сегодня — спросилъ я его съ сдержанной яростью.

— Ну, ну, батенька, не сердитесь, это со всякимъ можетъ случиться.

Но что задержало его, онъ такъ и не сказалъ. Паспорта, къ счастью, онъ принесъ, Отдавши ихъ мн, онъ сталъ говорить о себ. Разсказалъ, что стоитъ близко къ центру, что, по порученію Фигнеръ, здилъ съ ‘сенаторской ревизіей’ въ Ростовъ на Доку и другія мста и т. д.

Находясь шесть мсяцевъ спустя въ Казани, я былъ вызванъ на свиданіе съ прізжимъ революціонеромъ нкіимъ студентомъ Яковлевымъ по прозванію ‘Стратонычъ’ и родомъ изъ Новочеркаска {Яковлевъ въ послдствіи принялъ дятельное участіе въ конституціонномъ движеніи, былъ выставленъ кандидатомъ въ Думу отъ Партіи Народной Свободы, но во время предвыборной агитаціи на Кавказ былъ убитъ черносотенцами. Ред.}. Какъ разъ передъ тмъ, какъ идти на свиданіе, я прочелъ въ газет телеграмму изъ Томска, въ которой говорилось, что какой то прилично одтый господинъ, хавшій на извозчик и замтившій, что послдній вмсто указаннаго мста, подвозитъ его къ полиціи, соскочилъ съ пролетки, выстрлилъ въ извозчика, промахнулся, затмъ повернулъ револьверъ и убилъ себя наповалъ. Высказывалось предположеніе, что самоубійца — бглый политическій преступникъ.

Когда въ разговор я передалъ содержаніе телеграммы Стратонычу, я увидлъ, что онъ поблднлъ, какъ смерть.

— Ну, значитъ. Бычковъ погибъ,— сказалъ онъ упавшимъ голосомъ.

Оказалось, что Бычковъ задумалъ освободить изъ ссылки свою невсту, Наталью Баранову, которая осенью 1882 г. была выслана административно изъ Кіева въ Западную Сибирь. Онъ подговорилъ Стратоныча хать съ нимъ вмст въ Томскъ и тамъ организовать побгъ. Дохавъ до Екатеринбурга, Стратонычъ однако раздумалъ и вернулся обратно. По дорог онъ остановился въ Казани, гд у него были знакомства съ тамошними революціонерами. Впослдствіи я узналъ, что извозчикъ, съ которымъ злая судьба столкнула Ьычкова, оказался уголовнымъ, содержавшимся въ Кіевской тюрьм во время его побга и приговореннымъ къ ссылк на поселеніе. Узнавъ въ своемъ сдок Бычкова, извозчикъ ршилъ прямо повезти его въ полицію, надясь на большую награду. Произошло то, что было разсказано въ телеграмм.

Получивъ наконецъ паспорта (ихъ мн дали нсколько), и на другой день выхалъ изъ Харькова и не останавливаясь нигд дохалъ до Ярославля. Съ вокзала я взялъ извозчика и веллъ ему везти себя въ какія нибудь меблированныя комнаты. Онъ сдалъ меня въ номера, въ которыхъ наиболе почетнымъ жильцемъ оказался жандармскій поручикъ, адъютантъ жандармскаго генерала Зарина. Но тамъ же жили и студенты, литераторы, зазжіе земцы и т. а, такъ что специфическаго характера это учрежденіе не имло. Съ номернымъ, который снесъ мои вещи и отвелъ мн комнату, у меня вышелъ довольно забавный инцидентъ. По обычаю онъ спросилъ меня:

— Какъ прикажите васъ записать?

Я оказался въ очень затруднительномъ положеніи, потому что забылъ имя, которое долженъ былъ сказать. Но я не растерялся и спокойно сказалъ ему:

— Я вамъ дамъ свою бумагу для прописки, когда разберу вещи.

Впослдствіи такихъ казусовъ со мной больше не случалось.

Мняя въ теченіи двухъ лтъ моей нелегальной жизни паспорта, я такъ усердно входилъ въ роль чужихъ tats civils, что мой собственный сталъ мн почти что чужимъ.

Продлавъ обычныя формальности и явки, я былъ направленъ къ студ. лицея Г—му, у котораго засталъ нсколько членовъ мстнаго революціоннаго кружка. Съ перваго же раза они произвели на меня въ высшей степени благопріятное впечатлніе своей серьезностью и развитіемъ. Вс ярославскіе революціонеры были пришлымъ элементомъ, въ громаднйшемъ большинств случаевъ, семинаристами, для которыхъ, если не считать духовныхъ академій, Ярославскій юридическій лицей былъ единственнымъ доступнымъ учебнымъ заведеніемъ высшаго разряда. А что въ среднемъ семинаристы стоятъ значительно выше гимназистовъ, это давно признанный фактъ, причины котораго кроются, конечно, не въ превосходств семинаріи надъ гимназіей, а въ той совокупности условій, которыя создаютъ намъ типъ семинариста.

Ярославскій кружокъ состоялъ человкъ изъ восьми, изъ которыхъ на первомъ план стояли Г—кій, П—скій (онычъ), Б—іи (Болотный) и Петръ Мухаковъ (убитый вовремя якутской бойни {См. ст. О. С. Минора ‘Якутская драма 22 марта 1889 года’. Былое, 1906 г. Сентябрь. Ред.}. Если бы вс эти люди вышли на сцену въ восходящій періодъ революціонной волны, а не въ моменть, когда она перешла въ мелкую, а, можетъ быть, и мертвую зыбь, то они безъ всякаго сомннія сыграли бы видную роль въ революціонномъ движеніи. Г—кій былъ прямо таки человкомъ, выдающимся по уму, развитію и характеру. Но волею судебъ они были заброшены въ небольшой губернскій городишко, въ которомъ они могли оперировать только надъ не многочисленный!, составомъ ярославскаго студенчества. А когда они черезъ годъ вышли на боле широкую дорогу, разгромъ лопатинской организаціи фактически положилъ конецъ Народной Вол. У кружка Г—каго не было никакихъ сношеній ни съ рабочими, ни съ такъ называемымъ обществомъ. Кром двухъ-трехъ врачей (изъ которыхъ одинъ былъ извстенъ подъ непочтительной кличкой ‘вологодскаго теленка’, связи сводились къ нулю. Имлись у него кружки саморазвитія среди студентовъ и гимназистовъ, и это было все. Были, впрочемъ, дв три народныхъ учительницы. Я скоро увидлъ, что въ Ярославл мн длать нечего, и ршилъ перехать въ другое мсто. Я написалъ объ этомъ въ Харьковъ, Но по причинамъ, которыя тогда казались необъяснимыми, съ организаціей партіи у меня оказались порванными вс сношенія. Я писалъ письма за письмами въ надежд возстановить связи, но все было напрасно. Только черезъ нсколько недль въ Ярославль дошли слухи объ арестахъ по всей Россіи, и это обстоятельство объяснило мн причину моей оторванности. Двинуться въ другое мсто я пока не могъ, потому что связей у меня не было никакихъ.

Посовтовавшись съ моими новыми знакомыми, я ршился остаться въ меблированныхъ комнатахъ и выдать себя за бывшаго студента университета, готовящагося къ кандидатскому экзамену въ лицей. Паспортъ былъ у меня приличный, хотя и фальшивый, и при нормальныхъ условіяхъ не долженъ былъ вызвать никакихъ подозрній. На другой день мои знакомые прислали мн нсколько хорошихъ книгъ и цлый ворохъ литографированныхъ лекціи. Лекціи были для обстановки, а за книги я взялся съ большимъ удовольствіемъ.

За послдніе пятнадцать мсяцевъ своей жизни и былъ всецло поглощенъ революціонными длами и треволненіями, и заняться серьезнымъ чтеніемъ было немыслимо: не было для этого ни времени, ни необходимаго спокойствія духа. Въ Ярославл же все это перемнилось. Дловыхъ заботъ у меня не было, я проводилъ часа два-три въ день съ революціонной публикой, а остальное время съ наслажденіемъ читалъ. Оберегая мою безопасность, мои знакомые предупредили меня, что непосредственными сосдями у меня были съ одной стороны студентъ К—ій, бывшій радикалъ, два раза изгнанный изъ московскаго университета и ставшій ‘дрянью’, съ другой стороны находящійся позъ надзоромъ жандармовъ тоже изгнанный изъ Москвы студентъ Гофманъ. Дрянность К—го выразилась въ слдующемъ: когда въ 1882 г. въ Ярославскомъ лице возникли безпорядки, онъ пошелъ къ директору лицея и сказалъ ему,

— Г-нъ директоръ, я пришелъ заявить вамъ, что не принимаю никакого участія въ студенческихъ безпорядкахъ, начавшихся въ лице.

Пока нсколько озабоченный директоръ придумывалъ, что бы ему сказать въ отвтъ, К—ій откланялся и ушелъ. Съ тхъ поръ вся радикальная молодежь относилась къ нему съ величайшимъ презрніемъ. Само собою разумется, я не имлъ никакого желанія знакомиться съ К., также какъ я не спшилъ войти въ сношенія съ Гофманомъ. Но вышло не такъ, какъ я предполагалъ. Какъ то разъ вечерамъ недли черезъ полторы посл моего прізда К—ій зашелъ ко мн и, отрекомендовавшись, просилъ позволенія познакомиться со мной. Онъ не замтилъ, что я прізжій, мало выхожу, много читаю и, вроятно, скучаю, Если мн нуженъ какой нибудь совтъ или содйствіе, онъ къ моимъ услугамъ. Я поблагодарилъ, и мы разговорились. К—ій оказался очень умнымъ, образованнымъ и бывалымъ человкомъ, но въ немъ было что то надтреснутое, что вызывало у меня къ нему скоре симпатію, чмъ противоположное чувство. О презрніи къ нему не могло быть и рчи, потому что онъ былъ не изъ тхъ людей, кого можно искренно презирать. Съ тхъ поръ до самаго моего отъзда изъ Ярославля я часто встрчался съ К. Онъ большей частью заходилъ за мной передъ вечеромъ, чтобы повести меня гулять, и много часовъ мы провели съ нимъ вмст въ пріятной и интересной бесд. Я своихъ взглядовъ отъ него не скрывалъ, но, конечно, не говорилъ ему, что я нелегальный. Онъ спорилъ со мной, выражалъ крайній скептицизмъ и говорилъ мн: ‘блаженъ, кто вруетъ’. Черезъ полтора года, когда произошелъ разгромъ организаціи Лопатина, я, пріхавъ въ Москву, разыскалъ К—го въ редакціи ‘Русскаго Курьера’ — онъ былъ сотрудникомъ этой газеты — и просилъ его пойти и вызвать на свиданіе со мной одного человка, который былъ мн недоступенъ. Само собой разумется, я началъ съ того, что объяснилъ ему настоящее положеніе вещей и предупредилъ о большихъ непріятностяхъ, которыя обрушатся на него, если наши сношенія будутъ открыты. И этотъ скептикъ, который возмутилъ всю ярославскую радикальную молодежь тмъ, что не хотлъ принять участія въ студенческихъ безпорядкахъ, не только не испугался, но даже съ величайшей охотой исполнилъ мое порученіе. Сообщивъ мн результатъ на ближайшемъ свиданіи, онъ съ большой простотой изъявилъ готовность и впредь оказывать мн услуги. Истинно тронутый, я сказалъ ему:

— К—ій, я всмъ сердцемъ радовался бы, если бы вы могли стать мн товарищемъ по длу. Но мы не врите въ него. Принимать же отъ васъ мелкія услуги, которыя вашу жизнь могутъ окончательно погубить, не принося существенной пользы длу, я отказываюсь.

К. тоже былъ очень взволнованъ. Посидвши еще вмст нкоторое время, мы распрощались. Съ тхъ поръ я о немъ ничего не слыхалъ.

Мои Ярославскіе знакомые относились неодобрительно къ моему сближенію съ К. и никакъ не могли понять, какой интересъ я находилъ въ разговорахъ съ нимъ. Въ конц концовъ они ршили, что ‘дядя’ (они меня такъ звали) очень хитеръ, и что онъ прикрывается, какъ щитомъ, оффиціально признанной благонадежностью К.

Вскор посл моего знакомства съ К—мъ Гофманъ далъ знать Г—кому, что рядомъ съ нимъ, Гофманомъ, поселился какой то подозрительный человкъ, который много времени проводитъ въ своей комнат, выдаетъ себя за готовящагося къ кандидатскому экзамену, поетъ духовные гимны и уже усплъ снюхаться съ К—мъ. Просилъ навести справки. Мы отъ души смялись ‘духовнымъ гимнамъ’. Дло въ томъ, что я очень люблю малорусскія псни, которыхъ знаю огромное число, и. когда на душ кошки скребутъ, еще и теперь ихъ пою, вспоминая старину, А тогда и самъ богъ веллъ пть, потому что часто таки скребло на душ, и. кром того, пніе малорусскихъ псенъ входило нкоторымъ образомъ въ мою роль, потому что я проживалъ по вымышленному паспорту дворянина Полтавской губерніи Ващенко. Въ своемъ москальскомъ невжеств Гофманъ принялъ заунывныя малорусскія псни за духовные гимны.

Я не обратилъ вниманія на подозрительность Гофмана и просилъ, пока я не обживусь, ничего ему не говорить обо мн. Но, когда, спустя нкоторое время, онъ сталъ положительно утверждать, что я шпіонъ, присланный затмъ, что бы слдить за каждымъ его шагомъ и словомъ (для того я и поселился рядомъ!), я сталъ опасаться, что эти разговоры дойдутъ до ушей жандармскаго поручика, жившаго въ нижнемъ этаж, и что онъ, пожалуй, пожелаетъ познакомиться съ таинственнымъ коллегой по сыску, Я попросилъ тогда нашихъ предупредить Гофмана. Велико было его смущеніе!

Дождавшись меня въ корридор, онъ далъ мн записку, въ которой говорилось, что онъ употребитъ вс свои усилія на то, чтобы оберегать меня.

Посл этого инцидента я оффиціально (черезъ посредство номерного) познакомился съ Гофманомъ и нашелъ въ немъ въ высшей степени цнную силу. Это былъ молодой человкъ очень талантливый, остроумный, съ рдкой эрудиціей и необыкновеннымъ ораторскимъ даромъ. Рчь его, особенно когда онъ разгорячался, походила на причудливый и блестящій фейерверкъ, при чемъ одной илъ оригинальностей ея было то, что главный ‘букетъ’ чаще всего всплывалъ и разгорался не тамъ, гд его ждали.

Гофманъ быль идейнымъ революціонеромъ, и въ то же время революціонеромъ по темпераменту. Онъ пришелъ къ революціонному образу мыслей, оперируя надъ логическими категоріями. Какъ и вс люди его склада, Гофманъ былъ бы довольно жалкимъ практическимъ дятелемъ. Но за то въ немъ были вс данныя для блестящей литературной дятельности. Для своей кандидатской диссертаціи онъ взялъ темой: ‘Сила есть право’. Въ ней онъ на основаніи глубокаго историческаго анализа главныхъ формъ правя приходитъ къ заключенію, что право въ его юридическомъ смысл есть только выраженіе силы. Профессора только воздли руки къ небу отъ такой диссертаціи и, конечно, не приняли ея. Но она была блестяще написана, и о ней. говорятъ, отзывался съ большой похвалой извстный экономистъ Исаевъ, который былъ тогда профессоромъ въ Ярославскомъ лице,

Гофману было тогда всего двадцать два года: онъ былъ женатъ и — ce que ne gte rien — имлъ крупное состояніе, которое, впрочемъ, принадлежало, кажется, его жен. Онъ прекрасно говорилъ на нсколькихъ языкахъ, и ему невидимому предстояло блестящее будущее въ Россіи или за границей. Но россійскій Молохъ не могъ упустиль такую избранную жертву. Посл ареста Лопатина былъ арестованъ и Гофманъ, но такъ какъ принадлежность его къ какой-бы то ни было организаціи не могла быть установлена, то онъ былъ высланъ въ Западную Сибирь и затмъ переведенъ въ Челябинскъ. Здсь онъ покончила, жизнь самоубійствомъ. Что побудило его къ этому, мн неизвстно, кажется, болзнь: тюрьма и ссылка наградили его чахоткой.

* * *

Въ начал мая стала съзжаться въ Ярославль всякаго рода публика, которую, по случаю готовящейся коронаціи, просили убраться изъ Москвы. Пріхалъ, между прочимъ, довольно извстный въ то время своими разсказами писатель Л. Онъ остановился у насъ въ номерахъ и сейчасъ же перезнакомился со всей радикальной публикой. Я по своему обыкновенію старался избжать новаго знакомства, тмъ боле, что Л. не безъ удовольствія говорилъ, что онъ на очень дурномъ счету у жандармовъ, и что за нимъ слдятъ. Но пришлось таки съ нимъ познакомиться. Какъ то разъ я сидлъ у Гофмана съ двумя-тремя товарищами, когда вошелъ Л. Насъ познакомили и начался общій разговоръ, при чемъ больше всего говорилъ довольно непріятнымъ и самоувреннымъ голосомъ самъ Л. Между прочимъ зашла рчь о либеральной пресс и Л. сталъ восхвалять газету ‘Голосъ’, которая уже столько лтъ, несмотря на трудныя времена, стоитъ на страж либеральныхъ принциповъ. Не знаю, раздражала ли меня манера говорить Л., или я вообще въ этотъ день плохо владлъ собою, но я совершенно неожиданно для себя и довольно рзко сказалъ:

— На какой ужъ тамъ страж либеральныхъ принциповъ! Скажите: на страж подписки, и это будетъ врне.

— Какъ такъ?— спросилъ Л., вспыхнувъ.

— Да такъ. Позвольте намъ напомнить, что по поводу убійства Мезенцева ‘Голосъ’. думая выслужиться, назвалъ революціонеровъ мерзавцами, не стоющими веревки, на которой ихъ вшаютъ. Можно, конечно, не одобрять политическихъ убійствъ, но бросать грязью въ людей, умирающихъ за идею, этого не сдлаетъ ни одинъ истинный либералъ, ни даже просто порядочный человкъ.

Л. замолчалъ, но съ этого времени онъ очень не взлюбилъ меня. При встрч онъ былъ со мною преувеличенно вжливъ, а за глаза, какъ передавалъ Гофманъ, ругательски ругалъ меня. Онъ говорилъ, что господчики врод меня, пока не оперятся, говорятъ объ истинномъ либерализм, а какъ только крылышки отросгуть, превращаются въ самыхъ заправскихъ дйствительныхъ статскихъ совтниковъ. Онъ называлъ меня то ‘истиннымъ либераломъ’ (въ ковычкахъ), то дйствительнымъ статскимъ совтникомъ. Онъ былъ того мннія, что и трусъ, потому что, когда онъ приходилъ къ Гофману и съ замашками ужаснаго конспиратора собирался читать запрещенную сказку Щедрина, удостоврившись, что за дверью никто не подслушиваетъ, я обыкновенно спокойно вставалъ и уходилъ къ себ.

Черезъ нсколько времени посл моего отъзда изъ Ярославля Л. встртился съ Петромъ Мучановымъ въ Нижнемъ на ярмарк и между прочимъ спросилъ его, какъ поживаетъ дйствительный статскій совтникъ.

Какъ передавалъ мн Гофманъ, со словъ самаго Л., Мухановъ насмшливо посмотрлъ на своего собесдника и сказалъ,

— Эхъ, тоже наблюдатель! Да знаете ли вы, кто такой нашъ дйствительный статскій совтникъ? Никто другой, какъ нелегальный революціонеръ, извстный подъ именемъ Кашея-Безсмертнаго?

Л. только свиснулъ.

Когда я видлся весной 84 г., въ Москв съ Гофманомъ, онъ Передалъ мн, что Л. очень просилъ его устроить ему со мною свиданіе, Но такъ какъ Л. былъ человкъ самъ по себ мало интересный, а для дла безполезный, то я отказался видться съ нимъ.

Къ концу мая набралось въ наши номера такая масса народа, притомъ не совсмъ чистаго, что я ршился перебраться на частную квартиру. По совту К то я взялъ комнату со столомъ у одного виднаго инженера, который недавно былъ переведенъ въ Ярославль изъ Петербурга. Люди оказались порядочные, хотя безъ малйшаго намека на ‘идеи’, и черезъ нихъ совершенно помимо моей воли у меня завелись ‘важныя’ знакомства въ обществ. Домъ, къ которомъ мы жили, принадлежалъ отставному генералу, занимавшему должность предсдателя губернской земской управы. Мой хозяинъ познакомилъ меня съ генераломъ и его семьей, и старикъ почему то обнаружилъ ко мн самое неожиданное расположеніе. Комната моя была въ нижнемъ этаж и выходила на тихую улицу и, такъ какъ мой письменный столъ стоялъ у окна, то я, сидя за столомъ, могъ видть всхъ, кто проходилъ по улиц. Если кому нибудь изъ товарищей нужно было вызнать меня на свиданіе, то стоило только ему пройти мимо моего окна и вынуть изъ кармана носовой платокъ, я уже зналъ, что нужно пойти на условленную квартиру. Проходя мимо моего открытаго окна, генералъ останавливался, чтобы перекинуться нсколькими слонами со мною. Мало-по-малу остановки сто подъ моимъ окномъ стали удлиняться, такъ, что мн даже неловко было. Кончилось тмъ, что мы стали гулять вмст. Велико было изумленіе моихъ пріятелей, когда они видли нелегальнаго ‘дядю’ спокойненько прогуливающимся по бульвару съ такой губернской шишкой, какъ предсдатель губернской земской управы. Что привлекло его ко мн, я положительно понять не могу, Была въ немъ микроскопическая либеральная закваска, но это не мшало ему дружить съ жандармскимъ генераломъ Заринымъ и при всякомъ удобномъ и неудобномъ случа подписывать всеподданнйшіе адреса. Онъ часто приглашалъ меня къ себ, я уклонялся, насколько позволяли приличія, но былъ у чего нсколько разъ. Фактъ моихъ знакомствъ сталъ настолько общеизвстнымъ, что мн стали кланяться городовые на улиц. Мои революціонные знакомые приписывали мн макіавелистическую ловкость и ни за что не хотли врить, что вс мои ‘успхи’, которые для дла и тни значенія не имли, были съ моей стороны абсолютно непредумышленными и для меня самого неожиданными. Впрочемъ на генераловъ въ эту пору мн дйствительно везло. Въ іюл пріхалъ въ Ярославль отецъ моего инженера, генералъ путей сообщенія (зеленая подкладка) и директоръ какого то департамента. Въ противоположность своему сыну, водный генералъ былъ умный человкъ и либералъ шестидесятыхъ годовъ. Я даже заподозрилъ, что въ свое время онъ былъ больше, чмъ либераломъ. Старикъ обратилъ на меня свое благосклонное вниманіе и сталъ въ моемъ лиц ощупывать ‘ныншнее поколнье’. Увидвши посл нсколькихъ разговоровъ, что со мной можно говорить, онъ и изложилъ мн свое либеральное credo. Я отвтилъ ему откровенной критикой тогдашняго либерализма и показала, полное его безсиліе. Сославшись на опытъ западно европейскихъ народовъ, я выставилъ ему на видъ, что поставленная либерализмомъ цль можетъ быть достигнута только сознательной и античной борьбой. Тактика же русскихъ либераловъ состоитъ въ томъ, что они сидятъ у моря и ждутъ погоды. Генералъ въ свою очередь отвтилъ мн критикой революціонныхъ пріемовъ борьбы, говорилъ о разнуздыванія звря, объ интересахъ культуры, объ особенныхъ условіяхъ русской жизни и т, д. За недлю, которую онъ провелъ въ Ярославл, мы нсколько разъ вступали въ споръ и какъ всегда бываетъ, всякій остался при своемъ. Надо отдать ему справедливость, онъ былъ изъ тхъ рдкихъ стариковъ, которые внимательно присматриваются къ молодежи и стараются уяснить себ новыя теченія жизни. Во всякомъ случа онъ не имлъ противъ меня ни малйшаго неудовольствія и, за день до его отъзда, мы сдлали вмст длинную прогулку въ лодк и затмъ въ лсу на берегу Волги. Прощаясь, онъ сказалъ мн.

— Молодой человкъ, васъ нечего предупреждать, что такія идеи, какъ у васъ, обыкновенно ведутъ далеко… Если судьба занесетъ васъ въ Петербургъ, заходите ко мн, буду радъ васъ видть.

Я отвтилъ ему имясь, что дальше далекаго никакія идеи не заведутъ, а за ласку поблагодарилъ его. Когда я весною 18й4 г. былъ въ Петербург, я, по своей нершительности, не зашелъ къ доброму зеленому генералу и, можетъ быть, поступилъ нехорошо съ дловой точки зрнія. Мои успхи въ Ярославскомъ обществ служили долго темой разговоровъ въ революціонныхъ кружкахъ и стали мало-по малу носить легендарный характеръ. Такъ, одинъ изъ товарищей Петра Дашкевича, попавшій учителемъ въ Ярославль нсколько лтъ посл моего пребыванія въ этомъ город, разсказывалъ ему, что я, будучи нелегальнымъ, устроился учителемъ при дтяхъ жандармскаго генерала Зарина.

Въ одно іюльское послобда ‘Болотный’ (прозванный такъ за свои неимоврно длинныя ноги, придававшія ему несомннное сходство съ голенастыми обитателями болотъ) прошелъ мимо моего окна и очень выразительно обошелся съ носовымъ платкомъ. Я поспшилъ на условленную квартиру и узналъ, что пріхалъ одинъ нелегальный, который желаетъ со мной видться. Онъ раньше бывалъ въ Ярославл, и былъ извстенъ мстнымъ революціонерамъ. Удивило меня нсколько, что онъ требовалъ самой абсолютной конспиративности.

Когда меня привели въ надлежашее, укромное мсто гд-то за Волгой, я увидлъ передъ собой громаднаго блокураго мужчину, похожаго на прасола или на приказчика. Онъ мн сказалъ, что онъ — Крыловъ, который подъ именемъ Воскресенскаго былъ хозяиномъ типографіи, поставленной Фигнеръ въ Харьков и взятой въ 1883 году. При типографіи арестованы, кром него, Воскресенскаго, его жена, сестра Валерьяна Осинскаго (повсилась въ тюрьм) и въ качеств прислуги Чемоданова. Арестъ типографіи онъ приписывалъ неосторожности Чемодановой (впослдствіи узнали, что типографію выдалъ Дегаевъ).

Воскресенскаго держали нсколько недль въ Харьковской тюрьм, а затмъ повезли въ Петербургъ. Еще въ тюрьм вс мысли его были устремлены на побгъ, но къ этому не представлялось и тни возможности. Тогда у него созрлъ планъ бжать по дорог изъ Харькова въ Петербургъ,— планъ, который онъ привелъ въ исполненіе съ рдкой выдержкой и энергіей. Отправленный съ двумя жандармами изъ Харькова, онъ въ дорог показалъ себя самымъ послушнымъ и тихимъ изъ ‘сопровождаемыхъ’. Все время онъ имлъ убитый видъ, которымъ тронулся бы и камень. По жандармы зорко смотрли за каждымъ его движеніемъ, и до Москвы не представилось ни малйшаго случая даже къ слабой попытк на побгъ. Въ Москв жандармы смнились и вначал тоже зорко слдили за плнникомъ, но вниманіе ихъ мало по-малу стало ослабвать. До Твери все-таки не удалось сдлать попытку. На одной изъ станціи за Тверью старшій жандармъ вышелъ за чмъ то въ сосдній вагонъ,— можетъ быть для того, чтобы поболтать съ кондукторомъ. Этимъ воспользовался Воскресенскій. Подождавши пока старшій жандармъ закрылъ за собой дверь сосдняго вагона, онъ въ одинъ прыжокъ очутился около двери, открылъ ее, вышелъ и опять закрылъ. Затмъ спрыгнулъ съ вагона, конечно, въ направленіи движенія. Все это длилось только нсколько секундъ.

Коснувшись земли, онъ упалъ и, еще лежа, увидлъ, какъ саженяхъ во ста впереди жандармъ всмъ тломъ рухнулъ на полотно дороги и остался лежать. Собравъ вс силы, Воскресенскій бросился бжать въ сторону отъ дороги по кочковатому и топкому мсту, поросшему мелкимъ лсомъ, Оглянувшись, онъ увидлъ вдали остановившійся поздъ и какихъ-то людей бжавшихъ по направленію къ нему. Онъ поддалъ и черезъ нкоторое время очутился въ непроходимомъ болот, куда онъ залзъ по шею, спрятавши голову между кочками. Къ счастью, былъ жаркій день, и болотная ванна особенно тяжелыхъ неудобствъ не представляла. Втеченіе двухъ часовъ онъ слышалъ крики въ лсу, затмъ мало по-малу все стихло. Поздъ ушелъ. Подождавши еще часъ-другой, онъ взобрался на сухую кочку, снялъ и просушилъ свои вещи и, когда наступила ночь, онъ вышелъ на твердую землю, одлся и осторожно направился вдоль полотна по направленію къ Твери. Въ одномъ мст рчка перескала дорогу, и ему пришлось пройти по мосту мимо сторожевого домика. Сторожъ вышелъ и окликнулъ Воскресенскаго. Тотъ молча шелъ впереди. Сторожъ тогда погнался за нимъ, Воскресенскій побжалъ и въ одномъ мст оступился и упалъ въ канаву. Сторожъ, который, вроятно, былъ не изъ храбраго десятка остановился и сказалъ ему вслдъ:

— Ну, если хочешь купаться, купайся, чортъ съ тобой!

Уже сильно разсвтало, когда Воскресенскій подошелъ къ Твери. Онъ забрался въ лсъ, чтобы нсколько отдохнуть и привести себя къ сколько-нибудь презентабельный видъ. Онъ не лъ уже боле сутокъ, но его желзному здоровью такое испытаніе было нипочемъ. Въ полдень онъ вошелъ въ городъ, полъ, въ одной цирульн велть остричь, а въ другой и совсмъ обрить бороду, взялъ билетъ и пріхалъ ночью въ Москву. По его разсказамъ за нимъ нею ночь гнались но Москв шпіоны. Только къ утру ему удалось сбить ихъ со слда и пробраться на Ярославскій вокзалъ. По всей вроятности, эпизодъ со шпіонами не больше, какъ слдствіе разгоряченнаго воображенія Воскресенскаго, потому что, еслибы шпіоны заподозрили въ немъ бглеца, они не ограничились бы слжкой, Воскресенскій разсказалъ мн нкоторыя подробности объ арест Вры Фигнеръ, которую будто бы выслдилъ Меркуловъ, также какъ и объ арест всхъ членовъ харьковской организаціи. Чернявская, по его словамъ. успла скрыться, а относительно Бычкова онъ ничего не зналъ. Мы ршили, что онъ поживетъ нкоторое время въ Ярославл, пока придетъ въ себя (несмотря на свою бычачью комплекцію онъ нервно былъ сильно потрясенъ, и часто на него нападала нервная дрожь) и пока мы общими усиліями сдлаемъ новую попытку войти въ сношенія съ остатками организаціи. Прошло около двухъ недль, и отвта на наши письма мы ни откуда не получали. Воскресенскій, который совсмъ оправился за это время, заявилъ, что онъ подетъ разыскивать связи. Черезъ одного знакомаго въ Москв онъ надялся войти въ сношенія съ уцлвшими революціонерами. Такъ какъ въ Ярославл намъ дйствительно нечего было длать, то я согласился на его предложеніе, и онъ ухалъ въ Москву. Вскор посл отъзда Воскресенскаго я тоже оставилъ Ярославль и перехалъ въ Казань, гд по слухамъ было много революціонеровъ, большей частью студентовъ, изгнанныхъ въ разное время изъ другихъ университетовъ и получившихъ разршеніе окончить курсъ въ Казанскомъ университет.

VI.
Въ Казани.

Пріхалъ въ Казань въ первыхъ числахъ августа, я отправился въ университетъ и просмотрлъ списокъ студентовъ. Въ немъ я къ своему величайшему удовольствію нашелъ имя моего земляка и стараго знакомаго Батя, съ которымъ мы вмст были высланы изъ Кіева въ апрл 1878 г., и въ Москв ‘слдовали’ окруженные конвоемъ въ одной карет, когда тамъ по случаю нашего прозда разыгралась на нашихъ глазахъ извстная охотнорядская бойня. Я былъ увренъ, что Бать сведетъ меня съ тамошними революціонерами, и въ этомъ не ошибся.

Когда я разыскалъ Батя, я былъ пораженъ перемной, происшедшей въ немъ. Изъ молодого, жизнерадостнаго юноши — когда насъ высылали изъ Кіева, ему было всего 18 лтъ — онъ превратился въ совершеннаго старика не столько лицомъ, сколько душею.

Печать безнадежнаго унынія лежала на всей его фигур, и первое время мн прямо больно было смотрть на него. Сразу въ разговор обнаружилось, что онъ въ революціонное дло не вритъ и ищетъ для себя какой-то другой путь. Когда на его вопросъ о цли моего прізда я отвтилъ, что желалъ бы объединить имющіяся здсь революціонныя силы для общей планомрной работы, онъ печально покачалъ головой и сказалъ:

— Допустимъ, что вы устроите организацію здсь, допустимъ даже, что у васъ будутъ такія же планомрныя организаціи въ какомъ-нибудь десятк другихъ русскихъ городовъ. Что-жъ, мы думаете этими силами разбить самодержавіе и открыть путь къ настоящей работ въ народ?

Я возразилъ ему, что никто изъ насъ теперь не думаетъ о сверженіи самодержавія въ ближайшемъ будущемъ при помощи наличныхъ революціонныхъ силъ. Мы должны работать для будущаго, содйствовать скрытому ось глазъ, неизбжному историческому процессу путемъ увеличенія самосознанія тхъ слоевъ общества, которыми и для которыхъ совершаются грядущія перемны.

Бать опять покачалъ головой и только сказалъ:

— Пока солнышко изойдетъ, роса очи выстъ.

Съ тхъ поръ онъ больше не выражалъ своихъ взглядовъ на революціонное дло. Онъ охотно оказывалъ мн свое содйствіе, но по всему было видно, что для него революціонное пло только pis aller. Скажу здсь нсколько словъ о дальнйшей судьб Батя. Посл долгихъ мытарствъ онъ чуть ли только не въ конц восьмидесятыхъ годовъ добился диплома доктора и поступилъ на службу земскимъ врачемъ. Не имя личной жизни, онъ вс свои силы посвятилъ народу. Но служеніе его продолжалось не долго: въ середин девяностыхъ годовъ онъ умеръ на своемъ посту, вызвавъ къ себ всеобщее уваженіе и симпатію.

‘Русское Богатство’ посвятило ему некрологъ, въ которомъ въ теплыхъ выраженіяхъ очерчена дйствительно высоко-нравственная личность Батя. Зная Батя съ дтства, я могу сказать, что въ слонахъ его біографа нтъ и тни обычнаго въ такихъ случаяхъ преувеличенія.

Фактъ, рдкій въ русской жизни: губернаторъ счелъ своимъ долгомъ пойти на похороны еврея Батя, несмотря на то, что онъ долженъ былъ встртиться на нихъ со всми радикальными элементами города.

Какъ я предвидлъ, революціонныхъ элементовъ оказалось въ Казани не мало, но создать изъ нихъ дятельную группу не удалось. Наиболе зрлые революціонеры, которые могли стать во глав дла и дать ему сильный импульсъ, вс въ большой или меньшей степени имли въ прошломъ огонь, волу и мдныя трубы и въ Казань попали, чтобы окончить образованіе. Неудивительно поэтому, что революціонная энергія ихъ была сильно истощена.

Вс они были очень хорошими людьми, и единственное, въ чемъ я упрекалъ ихъ, это то, что они не смотрли прямо на вещи и не занимали соотвтственной позиціи. И выходило въ результат то, что они отъ дла не бгали,— нтъ!— но и дла не длали.

Потерявши не мало времени въ безплодныхъ поискахъ, я обратился къ боле юной молодежи и нашелъ въ ней боле благопріятную почву. Одинъ кружокъ, во глав котораго стояли Ч—овъ, М—овъ, Г—енъ и еще два-три человка, фамиліи которыхъ я забылъ, заслуживалъ особеннаго вниманія, Когда я познакомился съ нимъ, онъ самостоятельно усплъ завязать сношенія съ рабочими и велъ среди нихъ пропаганду, какъ могъ. Запросъ на руководство былъ у членовъ этого кружка громадный.

Первое, чего они попросили у меня, это дать имъ какія нибудь указанія на счетъ того, какъ вести пропаганду среди рабочихъ. Я далъ имъ короткую схему. Тогда они попросили развить эту схему боле подробно, на что, конечно, я охотно согласился. Состоялся рядъ бесдъ по политической экономіи, на которыхъ присутствовало много народа. Я помню большую комнату, биткомъ набитую живыми, молодыми лицами, внимательно слдившими за моей рчью. Одно изъ этихъ молодыхъ лицъ, превратившееся въ бородатое и пожилое чело,— я говорю о Ч—ов,— постило меня гола три тому назадъ, и въ памяти моей освжились событія того времени.

Бесды, какъ оказалось, имли успхъ, и члены кружка потребовали отъ меня, чтобы я записалъ ихъ, говоря, что они могутъ быть полезны не только для рабочихъ, но и для тхъ, кто занимается съ рабочими Такъ возникла брошюра ‘Царь — Голодъ’. По мр того, какъ я оканчивалъ главу, кружокъ отбиралъ ее отъ меня съ цлью гектографированія. Но въ начал девятой главы я получилъ изъ Петербурга письмо и немедленно выхалъ изъ Казани, такъ и не закончится. Въ такомъ вид брошюра была гектографирована и затмъ отпечатана въ 1886 г.

Время шло. Я работалъ, насколько хватало умнья, но изъ работы я не выносилъ того нравственнаго удовлетворенія, какое ощущалъ годъ тому назадъ въ Кіев. Надорванность и боле или мене открытый скептицизмъ старшихъ революціонеровъ угнетающимъ образомъ дйствовали на молодежь и создавали атмосферу, крайне неблагопріятную для серьезнаго дла. Я въ это время часто встрчался съ Сухановой, вокругъ которой группировались старшіе революціонеры, группировались не дли какого нибудь дла, а такъ, какъ обыкновенно собираются вокругъ хорошаго, глубоко несчастнаго челочка отживающіе хорошіе люди. Приходили, пили чай, обмнивались новостями дня. а то и молчали,

Кто-жъ не знаетъ, какъ въ извстныя общественныя эпохи Русскимъ людямъ хорошо молчится вмст! На меня эти молчанія скопомъ производили самое удручающее впечатлніе и, если я видлся съ Сухановой, то потому, что она внушала мн самое глубокое состраданіе и почтеніе. Посл казни ея брата она была выслана въ Казань и здсь, пораженная на смерть туберкулезомъ, доживала послдніе мсяцы своей жизни. Память ея брата была для нея истиннымъ культомъ и говорила она о немъ только съ избранными, говорила притомъ всегда съ расширенными зрачками и какимъ то страннымъ, громкимъ шопотомъ, который дйствовалъ потрясающимъ образомъ даже на мои крпкіе нервы. Для Сухановой смерть ея брата и отъздъ заграницу Тихомирова, о которомъ она была очень высокаго мннія, были финаломъ Народной Воли.

— Нтъ больше людей и не будетъ!— часто говорила она. Народная Воля умерла!

Исторія показала, что Суханова была права, хотя въ ея оцнк событій личный мотивъ занималъ первенствующее мсто.

Бывалъ я также у Н. . Анненскаго, который съ женой жилъ тогда въ Казани. Его бодрость и вра въ будущее были отраднымъ контрастомъ пессимистическому и мрачному настроенію кружка, и которомъ только что была рчь, и я приходилъ къ Н. , запасаться бодростью — и сыграть партію въ шахматы, до которыхъ онъ былъ страстный охотникъ.

Поздно осенью незадолго до закрытія навигаціи неожиданно пріхалъ ко мн Воскресенскій.

Ему удалось возстановить сношенія съ ‘центромъ’ въ Петербург, и онъ привезъ для меня ключъ и адресъ. На разспросы мои о положеніи длъ онъ ничего толкомъ не могъ мн сказать.

Слышалъ онъ, что ‘центръ’ плохъ, потому что изъ старыхъ дятелей, кто не арестованъ, ухалъ за границу. Воскресенскій звалъ и меня похать вмст съ нимъ въ Парижъ для того, чтобы ‘столковаться’ гамъ съ старыми членами центра. Я наотрзъ отказался и ему отсовтовалъ. Воскресенскій все таки похалъ и, какъ оказалось впослдствіи, смертельно надолъ эмигрантамъ, которые не знали, что съ нимъ длать.

Чтобы не возвращаться боле къ Воскресенскому, разскажу, что мн извстно о его дальнйшей судьб. Проваландавшись много мсяцевъ въ Париж, онъ вернулся въ Россію въ эпоху полнаго разгрома партіи. Узнавъ, что я не арестованъ, онъ сталъ разыскивать меня по Россіи и въ начал 1885 г. таки настигъ меня въ Тифлис.

Въ это время я уже пережилъ полную ликвидацію своего прошлаго и ждалъ возможности ухать за границу навсегда. Воскресенскій сталъ меня убждать остаться и возобновить организацію, но. конечно, поколебать принятое мною ршеніе онъ не могъ. Чтобы отдлаться отъ него, я черезъ нсколько дней посл его появленія ухалъ во Владикавказъ.

Уже будучи въ Париж въ 1887 г., я узналъ, что Воскресенскій присталъ къ кружку Богораза и Оржиха. Вскор арестованный, онъ быль высланъ въ Сибирь, выдавъ на допрос весь ярославскій кружокъ.

По переданному мн Воскресенскимъ адресу и ключу я написалъ въ Петербургъ и въ середин декабря наконецъ получилъ письмо изъ ‘центра’.

Въ немъ предлагалось мн немедленно похать въ Харьковъ, стянуть тамъ вс мстныя революціонныя силы и постараться поставить типографію. Выпускъ III-го номера Народной Воли былъ для партіи вопросомъ первйшей необходимости.

Сборы мои были недолги. По зимнему пути, на ‘дружкахъ’, съ какимъ то случайнымъ попутчикомъ, я въ полторы сутки добрался изъ Казани въ Сызрань, гд слъ на поздъ. Подъзжая къ Москв, изъ купленной газеты узналъ о происшедшемъ наканун убійств Судейкина. Обстоятельства этого дла крайне смутили меня, потому что вытекавшая изъ нихъ несомннная близость между Дегаевымъ и Судейкинымъ была для меня необъяснима. Но я недолго долженъ былъ остаться въ невдніи.

Такъ закончился 1883 г., второй годъ моей революціонной дятельности. Послдними тремя четвертями этого года я былъ очень недоволенъ, потому что въ нихъ короткіе періоды работы чередовались съ долгими мсяцами бездйствія. Но теперь я надялся вознаградить потерянное время и ревностно приняться за дло.

VII.
Дегаевское предательство и его послдствія.

Въ Харьков дла оказались далеко не въ блестящемъ положеніи, Существозада тамъ небольшая группа изъ очень молодыхъ людей, во глав которой стоялъ студентъ Гончаровъ, симпатичный болзненный человкъ, которому суждено было вскор умереть въ Харьковской тюрьм. Къ своему удивленію и встртилъ въ Харьков бывшаго члена Кіевской подгруппы Елько, который перешелъ на нелегальное положеніе. Онъ первый сообщилъ мн о предательств Дегаева, но точныхъ свдній онъ не имлъ, потому что, повидимому, отъ него конспирировали въ Петербург. О Кіевской организаціи онъ ничего не знаетъ, кром того, что нашъ товарищъ Росси въ Петербург. Такъ какъ и зналъ Елько за дльнаго и преданнаго длу человка — такимъ онъ былъ до того момента, когда въ тюрьм съ нимъ произошелъ переворотъ — я старался разузнать у него, насколько можно было надяться на успшную постановку типографіи въ Харьков. Шансовъ оказалось мало. Большинство мстныхъ революціонныхъ элементовъ были уже на примт у полиціи. Поставить же типографію такъ, чтобы обойтись совсмъ безъ сношеній съ ними, было немыслимо. Кром того, событіи послднихъ мсяцевъ — арестъ массы революціонеровъ съ Фигнеръ во глав, открытіе тайной типографіи — показали жандармамъ, что Харьковъ слылъ революціоннымъ гнздомъ. Поэтому полиція подтянулась и сильно подтянула дворниковъ, которые сразу стали невыносимо нахально и безцеремонно обращаться съ обывателями, Все это вмст взятое побудило меня поискать боле тихаго мста для типографіи. Харьковская группа стояла въ сношеніяхъ съ нсколькими городами — Полтавой, Таганрогомъ, Ростовомъ — въ которыхъ были боле или мене сплоченныя и сильныя группы. Съ представителями одной изъ этихъ группъ — Ростовской — я видлся черезъ нсколько дней посл своего прізда въ Харьковъ. То, что онъ разсказалъ мн о Ростов, подало мн мысль попытаться поставить типографію въ этомъ город.

Но раньше чмъ принять ршеніе, ч потлъ все таки ближе ознакомиться съ харьковскими длами, тмъ боле, что у группы были широкія связи съ рабочими, среди которыхъ вращался тогда извстный нелегальный рабочій Антоновъ. Кром того отъ Елько я впервые услыхалъ о нелегальномъ ‘Заик’ (Сергй Ивановъ), о которомъ онъ отзывался очень хорошо, и который скоро долженъ былъ пріхать въ Харьковъ. Въ интересахъ дла важно было столковаться съ ‘Заикой’ и работать соединенными силами.

Въ виду всего этого я ршилъ перехать изъ гостиницы, гд я ‘обживалъ’ свой новый паспортъ, на частную квартиру, я снялъ комнату у какого то банковскаго чиновника, далъ свой паспортъ для прописки дворнику и занялся своими длами. Меня нсколько удивило, что паспортъ долго не возвращался изъ прописки, но я объяснилъ себ это праздничнымъ временемъ. На пятой или шестой день дворникъ раннимъ утромъ приходитъ ко мн и говоритъ, что меня требуютъ въ полицію. Спрашиваю, по какому поводу. Отвчаетъ: ‘тамъ насчетъ паспорта’.

Я говорю: ‘Ладно зайду’, а онъ довольно дерзко: ‘приказано сейчасъ’. ‘Хорошо, сейчасъ однусь и пойлу’.

Непріятная оказія! Я зналъ, что моя нелегальность ничуть не заподозрна, иначе ко мн подступились бы съ нсколько большимъ церемоніаломъ. Съ другой стороны, мой паспортъ, дубликатъ, написанный моей рукой — въ Казани не нашлось человка съ хорошимъ писарскимъ почеркомъ — далеко не внушалъ мн чувство увренности, и идти объясняться по поводу него въ полицію, гд могли возникнуть всякіе непредвиднные инциденты, казалось крайне неблагоразумнымъ. Значить нужно было оставить полиціи паспортъ, хозяевамъ — вещи и скрыться. Взятъ другую квартиру подъ новымъ паспортомъ было бы опасно, потому что меня наврное стали бы разыскивать, когда откроютъ мое исчезновеніе. Остаться же въ Харьков на волчьемъ положеніи я положительно не могъ: я чувствовалъ бы себя самымъ несчастнымъ человкомъ безъ своего угла. За два съ лишнимъ года своей нелегальной жизни я не больше десяти дней провелъ безъ собственной квартиры. Итакъ я пришелъ къ заключенію, что надо ухать изъ Харькова: и чмъ скорй, тмъ лучше — пока не хватились. Посмотрлъ въ газету,— поздъ въ Кіевъ уходитъ черезъ полчаса. Надо было идти.

На двор ждалъ дворникъ,

— Ну иду въ участокъ,— сказалъ я ему, не зная, пойдетъ ли онъ за мною. Послднее было бы непріятнымъ осложненіемъ. Но онъ проводилъ меня только до калитки и закрылъ ее за мною.

Сдлавъ по городу нсколько крюковъ и не замтивъ ничего подозрительнаго, я похалъ на вокзалъ и слъ въ поздъ, отходившій въ Бахмачъ. Написавъ на этой станціи нсколько словъ Гончарову, я переслъ на Кіевскій поздъ и на другой день въ 10 ч. утра я уже былъ въ Духовной Академіи у Петра Дашкевича.

По прізд я написалъ въ Харьковъ съ просьбой немедленно выслать мн явку к пароль для Ростова, и затмъ сталъ разспрашивать Дашкевича о кіевскихъ длахъ. Оказалось, что отъ нашей организаціи ничего не осталось, Росси ухалъ осенью въ Петербургъ и бытъ арестованъ на похоронахъ Судейкина. З—въ возвратившись изъ Парижа, гд онъ имлъ непріятности съ эмигрантами, ухалъ на Кавказъ и отстранился отъ длъ. За К—имъ стали слдить, и онъ тоже отстранился отъ длъ и ухалъ въ Петербургъ на какую-то службу. К—іе ухали въ деревню. Члены подгруппъ вс арестованы. Только типографія не была взята, она была спрятана въ надежномъ мст. Тмъ не мене въ Кіев существовала тогда народовольческая группа, во глав которой стоялъ Шебалинъ, но его въ тотъ моментъ не было въ Кіев. Это я узналъ на другой день посл своего прізда отъ Стародворскаго, Дашкевичъ передалъ мн между прочимъ, что у него въ послднее время перебывало много нелегальныхъ. одинъ изъ которыхъ, Канашевичъ, недавно былъ арестованъ, Онъ сказалъ мн также, что на койк рядомъ со мною будетъ ночевать одинъ важный нелегальный (ночевки въ академіи устраивались такъ, что кто-нибудь изъ студентовъ проводилъ ночь въ город, а на его мсто ложился гость). На другое утро Дашкевичъ показалъ мн этого самаго нелегальнаго, который еще спалъ крпкимъ сномъ. На блой подушк я увидлъ молодое, довольно красивое лицо съ каштановой бородой и низкимъ лбомъ. Миромъ и спокойствіемъ вяло отъ лица спящаго. Дашкевичъ разбудилъ его, такъ какъ нужно было идти пить чай, и познакомилъ его со мной.

Это былъ Н. И. Стародворскій, Отъ него я тутъ же узналъ про его участіе въ убійств Судейкина. Онъ началъ было мн разсказывать нкоторыя подробности этого дла, но я поспшилъ прекратитъ разговоръ, потому что кругомъ насъ были студенты, Впослдствіи я узналъ, что Стародворскій сообщилъ свою тайну и другимъ лицамъ, не справляясь съ положеніемъ, какое кто занималъ въ партіи. Одинъ довольно извстный писатель, который и понын здравствуетъ, очень гордился тмъ, что на другой день посл убійства Судейкина онъ зналъ изъ первоисточника вс подробности этого дла. Посл завтрака Дашкевичъ увелъ насъ въ какую то комнату, гд стояли и лежали музыкальные инструменты, а самъ слъ съ книгой передъ дверью. Стародворскій сталъ мн разсказывать тогда о предательств Дегаева, о поздк послдняго за границу, о наложенномъ на него обязательств устроить убійство Судейкина и проч. Затмъ онъ съ потрясающими подробностями сталъ говорить о самомъ убійств, причемъ побллъ, какъ стна, хотя разсказывалъ онъ это событіе далеко не въ первый разъ.

Отъ Стародворскаго я узналъ, что второй участникъ, мой старый знакомый Канашевичъ,— арестованъ въ Кіев. По его словамъ, въ Кіевъ пріхало нсколько нелегальныхъ, но они въ мстныя дла не вмшиваются. Это были Панкратовъ, Борисевичъ и хозяйка конспиративной квартиры въ Петербург. Мстными длами занимается Шебалинъ который въ данный моментъ отсутствуетъ и который, кажется, намренъ устроить типографію. Относительно центра Стародворскій ничего опредленнаго не могъ сказать. По его мннію въ Петербург были силы, но въ хаотическомъ состояніи.

Въ отвтъ на мое письмо въ Харьковъ пріхалъ оттуда ростовскій представитель С., который присланъ былъ для того, чтобы проводить меня въ Ростовъ. Это было большой любезностью со стороны Гончарова и Елько. Но это не доставило мн удовольствія, потому что личность С. мн очень не понравилась. Съ паспортомъ чиновника Окружнаго суда въ карман и съ гладко выбритымъ подбородкомъ, долженствовавшимъ придать мн судейскій видъ, я выхалъ въ первыхъ числахъ января изъ Кіева въ одномъ позд съ С., но держась поодаль отъ него.

* * *

Въ Ростов, благодаря дятельности Сергя Пешекерова, который, судя по всему, что я узналъ о немъ, былъ несомннно человкомъ высокаго нравственнаго и умственнаго уровня, создалась въ 82—83 г. очень солидная группа, которая особенное вниманіе обратила на пропаганду среди рабочихъ. Вообще въ Ростов еще со времени ‘Земли и Воли’, и даже раньше, не прекращались дятельныя сношенія съ рабочими, и изъ ихъ среды вышли такія крупныя революціонныя личности, какъ Антоновъ, Панкратовъ и Корнеевичъ (Мартыновъ). Но посл ареста и ссылки Пешекерова (въ декабр 1883 г. былъ сосланъ въ Сибирь и умеръ по возвращеніи изъ ссылки, дла группы пошли плохо, особенно наверху. Когда я пріхалъ въ Ростовъ, тамошняя центральная группа состояла изъ учителя гимназіи М., бывшаго студента Я. и С., который однако жилъ въ Таганрог. Съ первыхъ же шаговъ я услышалъ отъ младшихъ революціонеровъ жалобы на раздоры между М. и Я, и на отсутствіе руководства, при чемъ нкоторые изъ молодежи защищали немного Я., другіе относились къ нему дурно, но вс въ одинъ голосъ были противъ М. Чтобы разобраться немного въ этой путаниц, я постарался узнать нсколько ближе членовъ центральной группы. Къ своему удивленію, я увидлъ, что одинъ только я могъ сойти за своего человка, остальные двое оказались людьми, совершенно посторонними длу революціи. Я, бывшій студентъ Петербургскаго университета, проведшій года три въ ссылк въ Пинег и жившій потомъ подъ негласнымъ надзоромъ въ Ростов, былъ типичнымъ студентомъ прежнихъ временъ. Человкъ добродушный, онъ понималъ красоту революціонной борьбы и не прочь былъ играть роль въ послдней, но вмст съ тмъ онъ видлъ извстный героизмъ въ какой-нибудь гомерической попойк,

Такой господинъ могъ быть только вреденъ въ организаціи, и сославшись на его раздоры съ М., я указалъ ему на необходимость его отъзда. Я ждалъ сопротивленія съ его стороны, но онъ принять мое указаніе все съ тмъ же добродушіемъ и сказалъ, что передетъ въ Екатеринославъ, гд у него есть хорошіе знакомые, и попросилъ только нсколько денегъ на дорогу. Куя желзо, пока оно было горячо. я тугъ же передалъ ему деньги, и онъ на другой день ухалъ въ Екатеринославъ.

Въ М. я увидлъ не совсмъ нормальнаго человка, который твердо зналъ либеральный катехизисъ и умлъ при случа даже пользоваться имъ вполн, но революціоннаго движенія абсолютно не понималъ и даже не интересовался его смысломъ. Единственное, что его занимало, это была вншняя обстановка, игра въ революцію, Конспираторъ онъ былъ ужасный, на свиданія всегда приходилъ запыхавшись и объявляя, что онъ два часа колесилъ по городу, чтобы избавиться отъ тучи шпіоновъ, которые слдили за нимъ, Съ молодыми революціонерами онъ держалъ себя очень важно. Неспособный дать хоть сколько нибудь дльный совтъ или указаніе, онъ требовалъ у нихъ самаго подробнаго отчета во всхъ длахъ, что ихъ особенно раздражало. Для меня было ясно, что для организаціи М., совершенно лишній, а потому вредный балластъ. На мое предложеніе отстраниться на время отъ длъ, онъ сначала отвтить очень свысока, онъ не признавалъ за прізжими нелегальными, неизвстно откуда взявшимися, право отстранять отъ дла членовъ мстныхъ группъ. Я очень спокойно возразилъ ему, что о какомъ бы то ни было прав и здсь и рчи нтъ. Положеніе таково, что мстные революціонеры не желаютъ съ нимъ работать, и выходъ изъ этого положенія только одинъ: устраниться на время. Тогда М., съ характерной для не совсмъ нормальныхъ людей подвижностью перемнилъ курсъ мыслей и сталъ говорить, что онъ очень усталъ, и что ему очень полезно будетъ отдохнуть и заняться сочиненіемъ, планъ котораго у него давно намченъ. На томъ и ршили.

Покончивши съ Я. и М., я сталъ обсуждать съ С. положеніе длъ, съ цлью привести въ извстность вс имющіяся связи. У меня къ этому времени почти созрло ршеніе поставить типографію въ Ростов. Но тутъ для меня обнаружился совершенно неожиданный и поразительный фактъ. Когда однажды разговоръ у меня съ С. принялъ теоретическій оборотъ, онъ заявилъ мн, что, собственно говоря, онъ не народоволецъ и даже не революціонеръ. На мой вопросъ, зачмъ онъ принимаетъ участіе въ революціонныхъ длахъ, онъ отвтилъ, что его интересуетъ борьба, что борьба — жизнь и т. д. Я ушамъ своимъ не врилъ. Такого типа людей я еще не встрчалъ въ своей жизни. Выразивъ сомнніе въ томъ, что при отсутствіи идейной подкладки его интересъ къ борьб продержится долго, я спросилъ его, каково ему будетъ расплачиваться за удовольствіе, которое онъ себ доставляетъ теперь. Мой вопросъ его смутилъ и онъ сказалъ, что и самъ теперь видитъ, насколько былъ легкомысленъ! Дальше онъ заявилъ, что какой то его дядя предложилъ ему мсто въ таможню и что онъ теперь приметъ его. Кончилось тмъ, что и ему я далъ денегъ на дорогу.

Безъ преувеличенія могу сказать, что за нсколько дней моего пребыванія въ Ростов я пережилъ больше нравственныхъ страданій, чмъ за всю свою предшествовавшую дятельность, я чувствовалъ, что дло, которому я отдалъ себя, расползается, и что я теряю почву подъ ногами. Но это настроеніе продолжалось очень недолго, потому что въ молодыхъ ростовскихъ революціонерахъ я нашелъ горячихъ и преданныхъ иде людей, на которыхъ душа радовалась.

Кружокъ молодыхъ, на которыхъ лежала цликомъ вся мстная революціонная работа, состоялъ человкъ изъ восьми, изъ которыхъ наиболе выдающимся былъ безспорно младшій П—въ. Онъ соединялъ въ себ большую твердость и энергію съ рдкой нравственной чистотой и дтской искренностью и пользовался большимъ вліяніемъ среди товарищей. Кром П—ва членами кружка были Ч—въ, П—въ, Остроумовъ. Ш—въ и еще два — три человка. Къ этому же кружку принадлежалъ бывшій студентъ Технологическаго Института К., который въ то время былъ въ Петербург.

Большая часть членовъ кружка занималась съ рабочими. Старшій братъ Остроумова былъ машинистомъ на Ростово-Владикавказской желзной дорог, и черезъ него имлись очень большія связи въ желзнодорожныхъ мастерскихъ. Я помню, что мы нсколько разъ подъ предлогомъ именинъ или крестинъ собирались у Остроумова и встрчались у него съ наиболе выдающимися рабочими, Угнетало очень ростовцевъ, что они не имли опредленнаго плана для занятій съ рабочими. Разсужденіями по ‘Хитрой Механик’ рабочіе не удовлетворялись и требовали боле серьезной пищи. Когда работавшіе среди рабочихъ стали жаловаться мн на отсутствіе литературы съ одной стороны и плана для систематической пропаганды съ другой стороны, я изложилъ имъ планъ, по которому я работалъ въ Кіев и который легъ въ основу ‘Царь — Голода’, Повторилась та же исторія, что въ Казани: я провелъ съ ними рядъ вечеровъ въ бесдахъ о томъ, какъ слдуетъ вести работу среди рабочихъ, Я и теперь съ удовольствіемъ вспоминаю сознаніе того духовнаго общенія, которое установилось между ростовской молодежью и мною. Чтобы сплотить вс лучшія революціонныя силы Ростова, я предложилъ П—ву и его ближайшимъ товарищамъ съорганизоваться въ центральную группу по общему плану партіи, на что, конечно, они съ удовольствіемъ согласились.

Кружокъ П—ва имлъ обширныя и цнныя связи не только въ Ростов, но и въ Новочеркаск, Таганрог, Ейск, Екатеринодар, Ставропол-Кавказскомъ и въ другихъ мстахъ. Въ Ростов большинство связей было среди людей, имвшихъ опредленное положеніе. Были банковскіе чиновники, желзнодорожные служащіе, чиновники городской управы, былъ даже директоръ отдленія фирмы Зингеръ и К^овъ Нахичевани. Особенно цнныя связи имлись черезъ посредство Я—ва и Ч—ва среди армянъ Нахичевани,— цнныя потому, что стояли вн всякихъ подозрній. Вообще большинство ростовскихъ революціонеровъ были совершенно чисты, и жандармы не имли ни малйшаго представленія о той работ, которая шла подъ поверхностью торгово-промышленной жизни Ростова. Вс эти обстоятельства показались мн въ высшей степени благопріятными для постановки типографіи въ Ростов и, когда я открылъ свой планъ П—ву, онъ пришелъ въ восторгъ и сталъ ручаться за успхъ.

Въ конц января пріхалъ изъ Харькова Клько и разсказалъ объ убійств предателя Шкрябы,— убійств, которое по его словамъ совершилъ нелегальный Антоновъ на одной изъ площадей Харькова. Елько сообщилъ мн также, что Сергй Ивановъ долженъ вскор пріхать въ Ростовъ для свиданія со мной, и сталъ убждать меня похать въ Петербургъ для того, чтобы выяснить положеніе, въ которомъ находилась партія посл дегаевскаго предательства. Забылъ сказать, что, когда я пріхалъ въ Харьковъ, мн былъ переданъ пароль и явка для центра. Въ виду того, что предстояла возможность устроить съ нкоторыми шансами на успхъ типографію въ Ростов для напечатанія 10-го номера Народной Воли, мн, само собой разумется, предстояло войти въ сношенія съ центромъ по этому поводу. Но раньше, чмъ похать въ Петербургъ, мн необходимо было столковаться съ Сергемъ Ивановымъ, который, какъ я зналъ, былъ дятельнымъ членомъ партіи еще при Фигнеръ.

Въ начал февраля пріхалъ Сергй Ивановъ и съ перваго же взгляда очень понравился мн. Это быль стройный молодой человкъ лтъ 27, съ правильными чертами лица, вьющимися каштановыми волосами и такой же бородкой и добрыми голубыми глазами, которые однако выражали большую ршимость. Уже въ первое наше свиданіе я имлъ случай убдиться, что добрые глаза Иванова могутъ смотрть очень твердо и даже грозно. Мы только успли разговориться, какъ услышали въ передней громкій голосъ хозяина, который вразумительно говорилъ: ‘здсь такого нтъ!’

Вдругъ дверь комнаты, въ которой мы сидли, быстро открылась, и вскочить какой то неопредленный господинъ, который, кинувши: ‘здсь такой то?’ быстро повернулся, вышелъ и закрылъ за собой дверь. Мы оба схватились за револьверы, такъ какъ были уврены, что это былъ лазутчикъ, за которымъ сейчасъ появится ‘средиземная эскадра’, Въ ту пору моей жизни ч еще больше хворалъ, чмъ теперь, и твердо былъ намренъ не отдаваться живымъ въ руки жандармамъ, чтобы не испытывать на себ всхъ прелестей въ Петропавловк. которыхъ я все равно не перенесъ бы. Ивановъ тоже хотлъ дорого продать свою жизнь, такъ что вдвоемъ, вооруженные отличными американскими револьверами Смита — Вессона крупнаго калибра, мы могли нанести серьезный вредъ ‘эскадр’. Но все это оказалось однимъ изъ тхъ многочисленныхъ недоразумній, которыя въ обыкновенной жизни проходятъ совершенно незамтными, а въ жизни революціонера является memento mori и подвергаютъ сто нервы строгому испытанію. Нервы Иванова великолпно выдержали это испытаніе, и я не могъ не любоваться имъ.

Ивановъ былъ извстенъ подъ именемъ ‘Заика’, потому что заикался, когда бывалъ взволнованъ, въ спокойномъ же состояніи онъ говорилъ довольно плавно,

Мы провели, почти не разлучаясь, два дня и переговорили обо всемъ, что только могло насъ интересовать. Между нами не оказалось ни одного разногласія, кром какъ по одному пункту, но и это въ конц концовъ уладилось.

Ивановъ согласился на устройство типографіи въ Ростов, но раньше чмъ приступить къ этому длу, мы поршили похать въ Петербургъ и узнать что-нибудь поближе о центральной Организаціи Партіи. У Иванова была для Петербурга та же явка, что и у меня. Но на случай, если бы явка провалилась, я назначилъ Иванову свиданіе ни третье воскресенье въ 10 ч. утра въ Казанскомъ собор у входа съ правой стороны, и мы разстались. Ивановъ ухалъ въ Кіевъ, гд онъ хотлъ столковаться съ Шебалинымъ и Карауловымъ, который долженъ былъ вернуться изъ за границы, я же въ десятыхъ числахъ февраля ухалъ въ Петербургъ. Передъ отъздомъ III въ, который составилъ отличную колекцію паспортовъ, печатей и т, д., снабдилъ меня очень хорошимъ видомъ. Это было дворянское свидтельство. оригиналъ. Владлецъ его рабочій Каміонко, уроженецъ Витебской губ., жилъ по другой бумаг въ Ростов. Единственное неудобстно моего вида было то, что въ немъ значился возрастъ: ’21 годъ’, тогда какъ мн уже было 27. Но я чисто брился, такъ что могъ сойти за старообразнаго молодого человка.

VIII.
Молодая Народная Воля и попытка новой организаціи,

Въ Петербург извозчикъ съ вокзала повезъ меня въ меблированныя комнаты на Надеждинской улиц, которыя содержались какой. то полькою. Указавъ мн комнату, номерной потребовалъ мой видъ и, прочитавъ фамилію Каміонко, затараторилъ по польски. Я объяснилъ ему, что все понимаю по польски, но плохо говорю на этомъ язык, потому что отецъ-де мой былъ литвинъ, а мать русская. Онъ опечалился и уже больше не говорилъ со мною по польски,

На явк — въ какомъ то большомъ банк — мн сказали, что съ лицемъ, къ которому я имлъ пароль, я могъ имть свиданіе только черезъ два дня. Это было непріятно, но длать было нечего, Я посвятилъ это время на разысканіе знакомыхъ, которые были у меня въ Петербург, Зная, что мой бывшій товарищъ по Кіевской групп К—ій живетъ въ Петербург, и добылъ его адресъ въ адресномъ стол и пошелъ къ нему вечеромъ. Увидвъ меня, К, крайне смутился и сталъ говорить, что за нимъ страшно слдятъ, и что я рискую быть тутъ же арестованнымъ. Жена же его бросала на меня такіе недружелюбные взгляды, которые безъ словъ объяснили мн положеніе вещей, Видя что мн здсь нечего длать, я, не посидвъ и десяти минутъ, пожелалъ имъ всякаго благополучія и ушелъ.

Выйдя отъ нихъ, я, само собою разумется, смотрлъ въ оба, чтобы на первыхъ же порахъ не прицпить себ хвостъ. Но я не замтилъ и тни слжки.

Съ другими знакомыми и былъ боле счастливъ и встртилъ у нихъ радушный пріемъ, и это дало мн возможность располагать для свиданій двумя-тремя совершенно чистыми квартирами, не прибгая къ услугамъ мстныхъ революціонеровъ.

На четвертый день посл моего прізда въ Петербургъ мн было назначено свиданіе съ лицомъ, къ которому я имлъ пароль.

Въ большой квартир на Садовой, куда меня направили, меня встртилъ высокій прямой господинъ лтъ тридцати двухъ, въ которомъ сразу виденъ былъ военный одтый въ штатское платье. Это былъ штабсъ-капитанъ К. А. Степуринъ. Симпатичное, хотя и некрасивое, лицо нсколько чухонскаго тина и полное отсутствіе какой бы то ни было аффектаціи съ первыхъ его словъ очень расположили меня въ его пользу. Боле близкое знакомство съ нимъ только подтвердило и углубило мое первое впечатлніе, и въ галлере свтлыхъ личностей, съ которыми судьба столкнула меня и память которыхъ я чту, Степуринъ занимаетъ видное мсто.

Степуринъ сказалъ мн, что онъ самъ къ центру не принадлежитъ, но что узжая посл убійства Судейкина за границу, Лопатинъ передалъ ему связи, такъ сказать, на храненіе. Ему было поручено принимать революціонеровъ, которые могли пріхать въ Петербургъ, и передать имъ, что въ настоящій моментъ центръ реорганизуется и что онъ выпуститъ скоро оффиціальное сообщеніе о дегаевской исторіи. Разсказалъ мн также Степуринъ, что эта исторія подняла большую смуту въ умахъ, и что нкоторые революціонеры, но глав которыхъ стоить ‘Александръ Ивановичъ’, стремятся создать центральную организацію независимо отъ старыхъ членовъ комитета, находившихся въ Париж, и такъ сказать, въ оппозицію имъ. Чтобы вполн отмтить свою независимость, они приняли имя ‘Партіи Молодой Народной Воли’, и ввели въ программу фабричный и аграрный терроръ. Александръ Ивановичъ требовалъ отъ Степурина переданныхъ ему партійныхъ связей, но Степуринъ отказалъ, говоря, что онъ сдастъ ихъ тмъ, отъ кого подучилъ на храненіе. Пріздъ Лопатина ожидался со дня на день, и Степуринъ былъ абсолютно нравъ.

Я видлся съ Стенуринымъ разъ восемь. На послднемъ свиданія, которое произошло на квартир у моей Ярославской знакомой курсистки Р—ой, онъ поразилъ меня своей разбитостью. Онъ сказалъ, что за нимъ послдніе дни усиленно слдятъ, и что ему съ большимъ трудомъ удалось отдлаться отъ сыщиковъ, чтобы прійти на свиданіе со иной. Онъ думалъ, что его скоро арестуютъ, такъ какъ слженіе за нимъ не даетъ полиціи желаемаго ею результата. На другой день его дйствительно арестовали и посадили въ крпость, затмъ онъ былъ переведенъ въ домъ предв. заключенія, гд вскор и покончилъ жизнь самоубійствомъ!

Съ Александромъ Ивановичемъ я познакомился вскор посл моего прізда въ Петербургъ по совту Степурина, который желалъ, чтобы я составилъ себ собственное мнніе о Молодой Народной Вол, Я теперь не припомню, при посредств кого состоялось это знакомство.

Изъ перваго-же разговора съ нимъ я вынесъ впечатлніе, что съ нимъ трудно будетъ сговориться. По его мннію не только прежніе руководители партіи отжили, но и сама программа Народной Воли устарла. Центральный терроръ и сопряженное съ нимъ игнорированіе массъ привели партію къ преждевременной дряхлости {Редакція ‘Былого’ любезно дала мн прочесть касающееся меня мсто изъ интересныхъ воспоминаній стараго товарища моего А. Н. Баха — ‘Александр Ивановичъ’ было мое конспиративное имя. Вх общемъ все, что сообщаетъ А. Н. Бахъ о моемъ участіи въ революціонныхъ длахъ того времени,— кажется мн врнымъ, субъективнаго характера ‘поправки’ я могъ сдлать лишь относительно нкоторыхъ частностей,— и такою частностью я считаю, напр., замчаніе, будто слабость и даже ‘преждевременную дряхлость’ народовольческой организаціи я приписывалъ весной 1884 г. ‘центральному террору’. Думаю, что такой фразы у меня не могло въ то время вырваться… Многое могъ бы добавить я въ объясненіе подлинныхъ мотивовъ, руководившихъ мною и другими товарищами изъ ‘молодой’ организаціи въ періодъ временнаго раскола съ организаціей ‘старой’, но… объ этомъ когда-нибудь посл. П. Якубовичъ.}. Чтобы возродить ее, нужно притянуть массы, а единственными средствами для этого является аграрный и фабричный терроръ.

Свою позицію я очень ясно опредлилъ своему собесднику. Не зная, каковы требованія и претензіи прежнихъ руководителей, я не могу судить, насколько т и другіе соотвтствуютъ интересамъ партіи, или идутъ въ разрзъ съ послдними. Мое отношеніе къ нимъ опредлится только посл прізда Лопатина. Что же касается фабричнаго и аграрнаго террора, то я никогда не приму его и если партія напишетъ его на своемъ знамени, я безъ малйшаго колебанія выйду изъ состава ея.

Несмотря на это разногласіе Александръ Ивановичъ познакомилъ меня Съ членами своего кружка, изъ которыхъ припоминаю стараго нелегальнаго Овчинникова, уже знакомаго мн Стародворскаго и М—ва, фамиліи остальныхъ или остались мн неизвстны, или позабыты мной. Къ кружку Александра Ивановича примыкалъ студентъ Ф—въ и писатель П., другой писатель гостепріимно предоставлялъ ему для свиданій свою квартиру.

Около 7-го марта пріхалъ Сергй Ивановъ, и я сообщилъ ему все, что узналъ о положеніи длъ. Къ моему величайшему удовольствію, у насъ опять обнаружилось полное единомысліе въ оцнк этого положенія. Ивановъ разсказалъ, что въ Кіев Шебалинъ показалъ себя горячимъ сторонникомъ Молодой Народной Воли и находился въ дятельныхъ сношеніяхъ съ Александромъ Ивановичемъ. Наоборотъ, возвратившійся изъ за границы Карауловъ крпко стоить за старую Народную Волю. Въ Харьков и Саратов сторонниковъ и связей у Александра Ивановича не было. Что Ярославль, Казань и Ростовъ будутъ держаться за старыя традиціи, я былъ вполн увренъ.

Очень смущала насъ вырисовывавшаяся тенденція къ расколу въ партіи. Но мы надялись, что кризисъ будетъ благополучно пережитъ.

Во всякомъ случа до прізда Лопатина, который тогда уже былъ въ Россіи, намъ ничего нельзя было предпринимать.

* * *

Дня четыре посл своего прізда я поселился въ Поварскомъ переулк въ комнат, которую я снялъ отъ жильцовъ, какихъ то мелкихъ торговцевъ, и зажилъ мирной жизнью степеннаго обывателя. Времени свободнаго у меня было хоть отбавь, и я каждый день проводилъ нсколько часовъ въ публичной библіотек, гд даже усплъ пріобрсти расположеніе одного изъ библіотекарей, который приберегалъ для меня свже полученные французскіе и англійскіе журналы. За сосднимъ со мною столомъ часто сидлъ подпоручикъ Заговскій, который бжалъ изъ Ташкента, куда онъ былъ сосланъ. Мн очень хотлось пристроить Натовскаго въ качеств хозяина квартиры для будущей типографіи въ Ростов, на что онъ согласился, но потомъ перемнилъ ршеніе и остался въ Петербург, гд былъ скоро арестованъ и впослдствіи посаженъ безъ суда въ Шлиссельбургъ.

Шелъ я разъ по Невскому, направляясь въ публичную библіотеку, и по привычк смотрлъ въ оба, т. е. занятый своими мыслями машинально анализировалъ прохожихъ. Вниманіе мое привлекъ какой-то видный господинъ въ коротенькомъ зимнемъ пальто и широкополой мягкой шляп, съ золотымъ pince-nez на носу, бритыми щеками и великолпной блокурой бородой. Иностранецъ, должно быть, промелькнуло у меня въ голов.

Вечеромъ я имлъ свиданіе съ Ивановымъ, и отъ него узналъ, что Лопатинъ пріхалъ, и что мы сейчасъ же должны видться съ нимъ. Мы ваяли извозчика и похали на Васильевскій островъ, тл въ квартир какой-то женщины-врача насъ ждалъ Лопатинъ, Каково же было мое удивленіе, когда въ Лопатин я узналъ моего иностранца съ Невскаго, Въ свою очередь и Лопатинъ былъ удивленъ, когда я ему сказалъ, что въ такомъ-то часу видлъ его въ такой-то части Невскаго Онъ объяснилъ мн, что его бросающійся въ глаза наружный видъ соотвтствовалъ его паспорту англійско-подданнаго.

Обмнявшись нсколькими незначительными замчаніями, мы задали Лопатину вопросъ, который больше всего насъ интересовалъ, о состояніи организаціи партіи. Лопатинъ сталъ говорить, что находящіеся за границей члены Комитета делегировали свои права Распорядительной Комиссіи изъ трехъ членовъ, каковая Комиссія и стоитъ нын во глав организаціи партіи. Сама организація партіи заключается въ Центральной Групп, въ которую входятъ вс выдающіеся революціонные дятели, Центральная Группа, учрежденная въ Париж въ 1R84 г., составилась изъ революціонеровъ, попавшихъ посл Дегаевской исторіи за границу и намревавшихся возвратиться въ Россію, и нкоторыхъ не выхавшихъ за границу революціонеровъ, въ числ которыхъ былъ Овчинниковъ (ддъ), Ивановъ. Степуринъ и, кажется, Гончаровъ (изъ Харькова). Всего членовъ было 17 человкъ. Я не попалъ въ члены Центральной Группы вслдствіе того, какъ объяснилъ Лопатинъ, что мое мстопребываніе не было извстно за границей. Александръ Ивановичъ тоже не былъ назначенъ въ Центральную Группу.

Тотъ фактъ, что въ основу новой организаціи положена инвеститура, исходившая отъ бывшихъ членовъ Комитета, которые однако сами въ этой организаціи не участвовали, крайне непріятно удивилъ меня, потому что онъ до извстной степени оправдывалъ нападки Александра Ивановича. Съхавшіеся за границей активные революціонеры могли, функціонируя какъ учредительное собраніе, составить организацію и, вернувшись въ Россію, взять въ свои руки дла партіи. Но чтобы ихъ существованіе, какъ организаціи, вытекало не изъ ихъ качествъ активныхъ революціонеромъ, а изъ воли бывшихъ членовъ Комитета, активная служба которыхъ была несомннно покончена,— это казалось большой странностью. Въ этомъ смысл и вполн откровенно высказался Лопатину. На мои замчанія онъ отвтилъ, что было сочтено за лучшее установить преемственную связь между новой и старой организаціей и Исполнительнымъ Комитетомъ, престижъ котораго былъ такъ великъ.

Онъ надялся, что этотъ престижъ дастъ возможность объединить вс активныя революціонныя силы. На мой вопросъ, почему тогда Центральная Организація не назвала себя Исполнительнымъ Комитетомъ, Лопатинъ отвтилъ, что собравшіеся революціонеры не считали себя достойными назваться прямыми продолжателями славнаго Комитета. Пока что была назначена Распорядительная Комиссія, но. когда люди выработаются, можно будетъ возстановить Исполнительный Комитетъ.

За смыслъ, если не за букву объясненія съ Лопатинымъ я ручаюсь. На вопросъ Иванова о состав Распорядительной Комиссіи, Лопатинъ сказалъ, что, кром него, членами ея состоять Сухомлинъ и Салова. Сухомлина онъ охарактеризовалъ, какъ молодого революціонера, подающаго блестящіе надежды, а про Салову сказалъ, что она старая и опытная революціонерка.

Когда зашла рчь о Молодой Народной Вол, сторонниковъ которой Лопатинъ окрестилъ ‘Красными птухами’ за разговоры объ аграрномъ террор, онъ высказалъ мнніе, что ее надо оставить ‘свариться въ собственномъ соку’. Я выразилъ опасеніе, что процессъ этотъ можетъ затянуться, особенно если принять во вниманіе вызванную дегаевщиной въ революціонныхъ умахъ смуту. Поэтому я высказался за попытку уладить расколъ путемъ переговоровъ. Ивановъ очень горячо и энергически поддержалъ высказанное мною мнніе. Лопатинъ согласился, и было ршено повидаться съ Александромъ Ивановичемъ. Затмъ было приступлено къ разсмотрнію актива партіи. Лопатинъ совершенно откровенно сознался, что кром кой-какихъ связей въ Петербург и въ Кіев, новая организація ничего не иметъ. Надо создать типографію для напечатанія 10-го номера съ оффиціальнымъ сообщеніемъ Комитета о дегаевской исторіи, необходимо для поднятія престижа партіи устроить террористическій актъ, а между тмъ, средствъ никакихъ. Когда же Ивановъ и я разсказали о тхъ связяхъ, которыя сосредоточились въ нашихъ рукахъ, Лопатинъ очень обрадовался. Для него все это было полной неожиданностью. Мы заявили, что надемся безъ особыхъ затрудненій поставить типографію, и что на Луганскомъ казенномъ завод имются техники, которые берутся изготовить сколько угодно разрывныхъ снарядовъ.

Было уже поздно, и намъ нужно было разойтись. Я попросилъ Иванова уйти первымъ, такъ какъ я хотлъ проводить Лопатина и по дорог нсколько ближе познакомиться съ нимъ. Въ Лопатин я увидлъ человка образованнаго и богато одареннаго. Но мн непріятна была его манера говорить въ шутливомъ и легкомъ тон о вещахъ, которыя для насъ были священными. Казалось, что революціонная работа для Лопатина не была дломъ, съ которымъ онъ сросся всми фибрами души, а чмъ-то случайнымъ, чмъ онъ занимался, какъ аматеръ. Очень вроятно, что въ основу этого впечатлнія легла та особенность его натуры, которую онъ самъ мтко охарактеризовалъ фразой: ‘я не человкъ партіи, а партизанъ’.

Нсколько минутъ посл ухода Иванова, мы тоже вышли и направились пшкомъ черезъ Литейный мостъ къ Невскому.

По порог Лопатинъ много говорилъ о заграничной жизни, о своемъ знакомств съ корифеями европейскаго соціализма и т д. Говорилъ онъ очень занимательно и красиво.

Разстались мы съ Лопатинымъ на Невскомъ, при чемъ свиданіе у насъ было назначено на другой день на моей квартир, которая несомннно была чище, чмъ какая бы то ни было изъ квартиръ бывшихъ въ нашемъ распоряженіи въ город.

Дворнику своему я сказалъ, что ко мн будетъ приходить учитель нмецкаго языка, и послалъ даже его купить бутылку рому и сигаръ, пояснивъ, что нмецъ безъ этого не можетъ хорошо дйствовать. Получивъ 20 к. за комиссію дворникъ удовлетворился, и приходъ Лопатина нисколько его не заинтересовалъ.

А приходилъ Лопатинъ почти каждый день, вплоть до моего отъзда, приходилъ иногда наугадъ, когда у насъ даже не было назначено свиданія. За это время я его узналъ довольно близко.

Дня черезъ три посл прізда Лопатина состоялось свиданіе между Лопатинымъ, Ивановымъ и мною, съ одной стороны и Александромъ Ивановичемъ съ другой, Александръ Ивановичъ упорно стоялъ на томъ, что надо дать удовлетвореніе требованіямъ и стремленіямъ молодыхъ и внести въ программу аграрный и фабричный терроръ. Узнавъ отъ Лопатина о новой организаціи, данной партіи, онъ пришелъ въ большое негодованіе и обнаружилъ еще большую непримиримость. И замтилъ, что шутливый и ироническій тонъ Лопатина очень его раздражалъ. При такомъ его раздраженіи веденіе переговоровъ не имло шансовъ на успхъ. Поэтому мы съ Ивановымъ ршили видаться съ Александромъ Ивановичемъ безъ Лопатина. Мы имли нсколько разговоровъ, на которыхъ присутствовали, кром Александра Ивановича, члены его группы Стародворскій, Овчинниковъ, М—въ и П—въ. Разговоры долго не приводили ни къ какому результату. Неуспху переговоровъ много содйствовалъ тотъ фактъ, что, пока мы переговаривались, Лопатинъ велъ противъ Александра Ивановича г партизанскую войну — или по его образному выраженію, ‘косилъ у него траву подъ ногами’, т. е. отбивалъ у него молодежь. И всякій разъ, когда до Александра Ивановича доходили какія-нибудь свднія въ этомъ смысл, онъ являлся на свиданіе съ удвоенной дозой непримиримости. Одно время, казалось, мы совсмъ пришли къ соглашенію на томъ, что раньше всего необходимо объединить вс наличныя народовольческія силы, а затмъ уже ставить на очередь вопросъ о внесеніи поправокъ въ программу. Но вотъ Александръ Ивановичъ вызываетъ меня и Иванова на экстренное свиданіе, объявляетъ, что никакое соглашеніе между старой и молодой Народной Волей немыслимо и читаетъ намъ громоносную прокламацію противъ бывшихъ членовъ комитета и новой организаціи,— прокламацію, которая должна была быть напечатана въ типографіи, принадлежавшей кружку молодыхъ народовольцевъ. Словомъ, разрывъ былъ полный, Что подлило масла въ огонь, я такъ и не могъ узнать. Я много говорилъ въ этотъ вечеръ, Напомнивъ исторію партіи за послдніе годы, я доказывалъ, что въ настоящій моментъ партія, а съ нею и все освободительное движеніе Россіи, переживаетъ жестокій кризисъ. Объединеніе всхъ наличныхъ революціонныхъ силъ для нея вопросъ жизни или смерти. Неужто въ такой моментъ люди, которымъ дороги интересы народа, могутъ желать раскола? Что значитъ та или другая личность, или даже группа личностей въ сравненіи съ роковымъ вопросомъ, быть или не быть организованному революціонному движенію въ Россіи?

Я говорилъ долго и, должно быть, съ чувствомъ, потому что мы оба прослезились и, кажется, даже обнялись, Александръ Ивановичъ изорвалъ въ клочки свою прокламацію и объявилъ, что отнын онъ всми силами будетъ стремиться къ объединенію. Впослдствіи однако оказалось, что это еще не было его послднимъ словомъ. Окончательно ршилъ онъ этотъ вопросъ только мсяца черезъ два.

Во все время нашихъ переговоровъ мы, т, е. Ивановъ и я, встрчались, то по-одиночк, то попарно съ Лопатинымъ, Садовой и Сухомлинымъ. Познакомившись съ ними, мы ршили признать новую организацію, но не оставаться въ Петербург, а продолжать дло въ провинціи.

Когда переговоры съ Александромъ Ивановичемъ невидимому пошли на ладь — это было около 10-го апрля — мы сказали Лопатину о нашемъ намреніи ухать и изъявили желаніе окончательно и, такъ сказать, формально сговориться на счетъ плана дйствій.

Тогда въ какой-то очень богатой квартир состоялось довольно торжественное засданіе, въ которомъ, кром Распорядительной Комиссіи въ полномъ состав, приняли участіе только Ивановъ и я. Сговорившись заране съ Ивановымъ, я отъ нашего имени и отъ имени тхъ группъ, съ которыми мы состояли въ сношеніяхъ, заявилъ, что мы принимаемъ, какъ фактъ, существующую центральную организацію и будемъ оказывать ей все содйствіе, какое будетъ въ нашихъ силахъ. Въ интересахъ дла мы считаемъ за лучшее работать въ провинціи. Но раньше, чмъ длать, мы просимъ Распорядительную Комиссію изложить намъ планъ ея дйствій на будущее. Отъ имени комиссіи заговорилъ Лопатинъ. Поблагодаривъ насъ за великодушіе, съ которымъ мы закрывали глаза на несовершенства Центральной Организаціи, онъ сказалъ, что комиссія пріхала въ Россію почти безъ связей, но что, благодаря намъ, она почувствовала почву подъ ногами. Главнйшей задачей ея будетъ объединить вс наличныя революціонныя силы. Для этого организація должна заявить о своемъ существованіи фактами. Первымъ такимъ фактомъ должно быть напечатаніе 10-го номера ‘Народной Воли’ съ оффиціальнымъ сообщеніемъ Исполнительнаго Комитета о дегаевской исторіи. Затмъ организаціей намчены нкоторыя боевыя предпріятія.

Что касается напечатанія номера, то мы взяли на себя постановку типографіи въ Ростов и въ предлахъ революціоннаго предвиднія ручались за успхъ. Крупныхъ денежныхъ поступленій у насъ не предвидлось, но мы общали удлить Распорядительной Комиссіи возможно большую часть нашихъ нормальныхъ средствъ Кром того Луганскій заводъ доставитъ комиссіи нужные ей боевые припасы. Лопатинъ былъ очень доволенъ и привычной ему образной рчью сказалъ намъ:

— Господа, вы даете намъ коня и помогаете ссть въ сдло. Намъ остается только заслужить наши шпоры.

Когда пять мсяцевъ спустя онъ пріхалъ въ Ростовъ, первое, что онъ сказалъ мн посл обмна привтствій, было:

— Хочу разсказать вамъ, какъ мы заслужили шпоры.

Считаю нужнымъ упомянуть еще объ одномъ факт, который показываетъ, что уже въ т отдаленныя времена въ революціонныхъ сферахъ ощущалась потребность выйти изъ узкихъ предловъ кружковой конспираціи и стать на почву массоваго движенія. Извстно, что въ Ростов каждый годъ весною скопляется 20—30 тысячъ земледльческихъ рабочихъ со всхъ концовъ Россіи, и что отсюда они понемногу распредляются по всему сверному Кавказу и Лону. Это перелетное населеніе представляетъ собою чрезвычайно горючій элементъ,— стоить только вспомнить грандіозные безпорядки 1879 г., которые носили исключительно антиправительственный характеръ. Разошедшаяся толпа разнесла въ пухъ и прахъ полицейское управленіе. изорвала въ клочки и выбросила на улицу вс бумаги, а самого полицеймейстера загнала на крышу. Только на третій день вызваннымъ изъ Екатеринослава войскамъ удалось возстановить порядокъ.

Изъ разговоровъ съ ростовскими революціонерами выяснилось, что по слухамъ подобнаго же рода безпорядки ожидались и ближайшей весной,— на то были какія-то экономическія причины, о которыхъ теперь не припомню. Не знаю, подъ вліяніемъ ли тяжелыхъ впечатлній, вынесенныхъ мною изъ столкновенія съ казанскими скептиками и пессимистами, или по другой причин, но у меня возникла мысль, что хорошо было бы, если бы народовольческая группа стала во глав стихійнаго массоваго движенія и придала ему чисто революціонный характеръ, вынесши впервые знамя Народной Воли на открытую борьбу съ правительствомъ при посредств народныхъ массъ. Елько и Петръ Антоновъ, которые были тогда въ Ростов, и которымъ я сообщилъ свою мысль, пришли въ восторгъ отъ нея, и мы серьезно обсуждали возможность осуществленія ея. Въ Ростов насчитывалось тогда человкъ 70 революціонной интеллигенціи и рабочихъ, на которыхъ можно было вполн положиться, изъ Луганскаго завода могли доставить любое количество разрывныхъ снарядовъ, и нтъ никакого сомннія, что если бы возникло серьезное стихійное движеніе, оно, направляемое и дисциплинируемое революціонной организаціей, могло бы продержаться нсколько дней и произвести большій эффектъ, чмъ любое террористическое предпріятіе. Тутъ уже не могло бы быть рчи о томъ, что господа убили царя за то, что онъ хотлъ отдать землю мужикамъ.

Когда пріхалъ Сергй Ивановъ, мы къ числ прочихъ вопросовъ коснулись и этого. Были ршено не длать никакихъ попытокъ къ тому, чтобы искусственно вызвать волненіе и выступить только тогда, когда серьезный характеръ движенія вполн выяснится.

Разъ принявши ниспосланный намъ центръ, я счелъ нужнымъ сообщить Лопатину о возможномъ осуществленіи плана, о которомъ только что была рчь. Лопатинъ выслушалъ все, одобрилъ и, по своему обыкновенію, далъ разговору шутливое заключеніе, сказавши:

— Благословляю. Когда захотите короноваться ростовскимъ королемъ, мы возьмемъ на прокатъ изъ театра и пришлемъ вамъ корону.

Въ книг судебъ было написано, что нашъ планъ такъ и останется планомъ.

Весна прошла въ Ростов необыкновенно спокойно. Та сила, которая безъ важной причины вызываетъ въ терпливой подъяремной масс неожиданный взрывъ буйнаго, а иногда дикаго и свирпаго протеста, на этотъ разъ не проявила своего дйствія.

Въ начал апрля я узналъ, не помню отъ кого, что бывшая хозяйка петербургской конспиративной квартиры, устроенной для судейкинскаго дла, въ Кіев чудеснымъ образомъ спаслась изъ рукъ жандармовъ и, не зная, куда дться, вернулась въ Петербургъ, гд тоже не знали, что съ ней сдлать. Переговоривши между собой, мы съ Ивановымъ ршили предложить ей похать къ намъ въ Ростовъ хозяйкой типографіи. Придя на свиданіе, которое мн было устроено съ нею, я увидлъ блдную молодую женщину, наружность которой на первый взглядъ казалась довольно безцвтной. Но подъ этой нсколько умышленно-безцвтной наружностью скрывалась рдкая выдержка и присутствіе пуха. Только этимъ ея качествамъ мы обязаны тмъ, что наша ростовская типографія не погибла отъ самаго глупаго и непредвидннаго случая. Руня охотно приняла наше предложеніе и разсказала мн о своемъ кіевскомъ приключеніи.

Посл убійства Судейкина. конспиративная квартира была снята, и Руня ухала въ Кіевъ, куда также вскор прибыли Канашевичъ и Стародворскій.

Тамъ она встртилась съ Панкратовымъ и Борисевичемъ. Вскор Канашевичъ былъ арестованъ, и за подозрительной публикой началась усиленная слжка. Когда Руня и Панкратовъ выходили разъ изъ одной квартиры, за которой, вроятно, слдили, за ними погнались жандармы. Одинъ изъ нихъ схватилъ Руню, а другой настигъ и схватилъ Панкратова. Послдній сильнымъ движеніемъ вырвался изъ его рукъ выхватилъ револьверъ, выстрлилъ въ жандарма, который держалъ Руню, и бросился бжать, За нимъ погнались и вскор поймали. Пущенная Панкратовымъ пуля попала въ цль: жандармъ упалъ, увлекая въ своемъ паденіи Руню. Нсколько секундъ она лежала на земл, слыша возл себя стоны раненаго жандарма, затмъ встала и тихо пошла. Когда бжавшіе ей на встрчу прохожіе спросили ее въ чемъ дло, она спокойно отвтила, что жандармы ловили какого-то преступника, который выстрлилъ и ранилъ одного изъ нихъ. Не никто не подумалъ задержать, и она благополучно скрылась и пріхала въ Петербургъ. Мы снабдили Руню явкой и другими указаніями и отправили ее немедля въ Ростовъ, такъ какъ въ Петербург она сильно рисковала быть арестованной.

Наступило время отъзда изъ Петербурга. И долженъ былъ отправиться пряно въ Ростовъ и заняться приготовленіями къ постановк типографіи, а Ивановъ долженъ былъ сначала захать въ Нижній, гд онъ надялся добыть хозяина для типографіи, а затмъ повидаться съ революціонными группами въ Саратов и Харьков. Распрощавшись съ товарищами и получивъ отъ Лопатина рукописи для номера, я около половины апрля выхалъ изъ Петербурга и остановившись на сутки въ Москв, гд я видлся съ Гоффманомъ и нкоторыми другими революціонерами, я прямо пріхалъ въ Ростовъ,

IX.
Революціонная работа въ Ростов.

Въ Ростов я засталъ Елько и Антонова, которые сообщили мн о прізд Руни и еще какого-то нелегальнаго, вернувшагося изъ-за границы. На мои разспросы они отвтили, что этотъ нелегальный живетъ уже мсяца полтора въ Ростов, и что онъ не нравится ни имъ. ни членамъ ростовской группы. При свиданіи этотъ нелегальный отрекомендовалъ себя членомъ центральной группы партіи NN, разсказалъ то, что мн уже было извстно о новой организаціи партіи, и заявилъ, что пріхалъ въ Ростовъ работать. Мы разговорились, NN оказался молодымъ человкомъ безъ особеннаго развитія, безъ революціоннаго опыта, и я положительно не зналъ, куда его пристроить. Онъ хотлъ вести дло въ собществ. Но когда я предложилъ ростовцамъ познакомить его съ публикой, подлежащей революціонному воздйствію, они заявили мн. что онъ имъ не нуженъ. Съ рабочими NN самъ не хотлъ заниматься, для хозяина типографіи, онъ былъ слишкомъ молодъ и неопытенъ, такъ что я оставилъ его на произволъ судьбы. Онъ прожилъ еще нкоторое время въ Ростов, затмъ ухалъ на Кавказъ, гд долго жилъ у какихъ то знакомыхъ. Осенью былъ арестованъ въ Одесс и отдлался очень легко, такъ какъ принадлежность его къ центральной групп не была установлена.

О ршеніи поставить типографію въ Ростов, я сообщилъ Антонову, Елько и еще двумъ членамъ мстной организаціи. Антоновъ вызвался быть наборщикомъ, такъ какъ онъ порядочно зналъ это ремесло.

Больше всего насъ смущало то. что денегъ у насъ было очень мало. По моей просьб ростовцы пустили въ ходъ вс рессурсы и сбили рублей 500, на которые нужно было обзавестись квартирой мебелью, всякими типографскими принадлежностями, содержать нелегальныхъ. Дней черезъ 10 посл моего прізда я получилъ отъ Иванова письмо, въ которомъ онъ меня извщалъ, что хозяинъ для квартиры скоро прибудетъ въ Ростовъ и что саратовцы уступаютъ намъ пуда полтора шрифта и предлагалъ немедленно послать за нимъ. Похать за шрифтомъ въ Саратовъ вызвался Антоновъ. Зная, что каждый рубль намъ дорогъ, онъ наотрзъ отказался взять больше денегъ, чмъ нужно было на билетъ туда и на самое скромное прокормленіе. Онъ смясь говорилъ, что саратовцы дадутъ ему денегъ на обратный путь, лишь бы отъ него скорй отдлаться. Дйствительно, про нихъ ходила молва, что они каждому прізжему нелегальному очень охотно предлагали денегъ на отъздъ. Чтобы сэкономить на билетъ, Антоновъ похалъ не по желзной дорог, а пароходомъ на Калачъ — Царицынъ. Когда недли черезъ дв Антоновъ вернулся той же дорогой, онъ не только привезъ шрифтъ, но съ торжествомъ выложилъ нсколько десятковъ рублей денегъ. Саратовцы расщедрились и выдали ему прогоны по расчету отъ Петербурга, Упоминаю объ этомъ эпизод, потому что онъ отлично характеризуетъ этого сильнаго и беззавтно преданнаго дду человка Почти въ одно время съ Антоновымъ пріхалъ хозяинъ нашей будущей типографіи, тихій, спокойный человкъ, который прекрасно могъ сойти да мелкаго торговца, хотя на самомъ дл онъ былъ интеллигентнымъ и развитымъ человкомъ, звали его Сахаръ Сахарычъ. Я познакомилъ его съ Руней и они вмст дятельно принялись за устройство квартиры. Типографскія принадлежности, помимо шрифта, частью были изготовлены ростовскими рабочими, частью привезены изъ Харькова, Но шрифта было слишкомъ мало, и необходимо было раздобыть еще немного. Надежда была на одного недавно распропагандированнаго наборщика войсковой типографіи въ Новочеркаск ко онъ долго не ршался начать припрятывать шрифтъ.

Въ начал мая я получилъ отъ Лопатина письмо, въ которомъ онъ извщалъ меня, что Александръ Ивановичъ не только не сложилъ оружія, а наоборотъ вновь повелъ сильную атаку противъ старой ‘Народной Воли’ и разослалъ эмиссаровъ по всмъ мстнымъ организаціямъ. Дйствительно, вскор въ Ростов появилась нелегальная молодая двица, которая, благодаря указаніямъ, даннымъ ей бывшимъ членомъ ростовскаго кружка К., старалась войти въ сношенія съ мстной группой и совратить ее въ молодую Народную Волю. Александръ Ивановичъ ладъ ей рекомендацію къ писательниц Б., которая приняла ее очень хорошо и познакомила ее съ передовыми элементами изъ общества.

Ростовскіе революціонеры повели по отношенію къ эмиссарк молодой Народной Воли политику по истин маккіавелевскую. Они приходили къ ней на свиданіе предлагали ей свои услуги по части квартиры и гр, но отказывались вступать въ какіе бы то ни было теоретическіе разговоры на счетъ необходимости фабричнаго и аграрнаго террора. А когда заходила рчь о несовершенствахъ ныншней организаціи партіи, они говорили ей, что совершенство вообще трудно достижимо.,

Двухъ недль такого режима было достаточно, чтобы эмиссарка запросила пардона. Когда мн устроили Съ ней свиданіе, я увидлъ маленькую, симпатичную, живую курсистку, которая съ подкупающей искренностью изложила мн свое затруднительное положеніе. За революціонные ‘происки’ на курсахъ она подлежала аресту, но успла скрыться. Александръ Ивановичъ, котораго она знала раньше, убдилъ ее похать въ Ростовъ, гд по его предположенію вс революціонные элементы были сторонниками молодой Народной Воли и ждали только случая, чтобы оффиціально войти въ организацію новой партіи. А тутъ оказалось, что съ ней о молодой Народной Вол и говорить не хотятъ. Между тмъ она хочетъ дла. Не для того же она перешла въ нелегальность, чтобы няньчиться съ Б. (послдняя называла ее своей ‘совстью’) и ей подобными. Что ей длать? Въ молодой двушк — это была Добрускина я сразу увидлъ живую и полезную силу и спросилъ ее, насколько ея убжденія въ необходимости фабричнаго и аграрнаго террора могли, по ея мннію, служить препятствіемъ къ тому, чтобы она работала съ нами. Она отвтила мн, что по этому вопросу непримиримыхъ убжденій не иметъ и что она приняла порученіе Александра Ивановича, потому что оно было первымъ революціоннымъ дломъ, которое ей представилось. Я предложилъ ей пока заняться съ рабочими и, когда оказалось, что она имла большой успхъ, ей было поручено създить въ Новочеркаскъ и посмотрть, нельзя ли что сдлать съ наборщикомъ войсковой типографіи. Въ нсколько пріемовъ она такъ забрала его въ руки, что тотъ сталъ таскать шрифтъ безъ всякой оглядки 10-й номеръ Народной Воли въ значительной части напечатанъ этимъ шрифтомъ.

Добрускину такъ вс полюбили и оцнили, что она по общему желанію была принята въ члены мстной Центральной Организаціи.

Вскор посл вступленія Добрускиной въ ростовскую группу, пріхалъ К., второй эмиссаръ Александра Ивановича и былъ очень возмущенъ происшедшимъ. Вся сила его возмущенія обрушилась на меня, и онъ сталъ доказывать своимъ бывшимъ товарищамъ, что я генералъ, деспотъ, который держитъ ихъ въ ежовыхъ рукавицахъ и запрещаетъ имъ имть свои мннія. Ростовцы, съ которыми у меня были поистин сердечныя, товарищескія отношенія, только смялись и просили К. не ругать меня. Впослдствіи К. уврялъ, что онъ вовсе не ругалъ меня, а только относился ‘критически’ ко мн. Видя что никакіе аргументы не дйствуютъ на ростовцевъ, К. потребовалъ свиданіе со мной, ‘для переговоровъ’, я отвтилъ, что переговариваться намъ не о чемъ, тогда онъ смирился и вскор ухалъ на Кавказъ съ явками и рекомендаціями, которыя ему были даны нами.

Попытка Александра Ивановича войти въ сношенія съ Саратовомъ и Казанью тоже кончилась полной неудачей. Видя полное крушеніе своихъ надеждъ, Александръ Ивановичъ потерялъ вру въ жизненность Молодой Народной Воли и похалъ съ своей типографіей въ Дерптъ, гд одновременно съ нами приступилъ къ печатанію 10-го номера Народной Воли. Объ этомъ я узналъ только въ сентябр отъ Лопатина.

Въ конц іюня наша типографія была настолько готова, что могла приступить и къ печатанію номера. Я извстилъ объ этомъ Иванова, который самъ хотлъ участвовать въ работ, такъ какъ былъ опытнымъ типографщикомъ. Онъ съ Паули имлъ въ Петербург типографію, которая была взята въ 83 году. Ивановъ пріхалъ и остановился въ той-же гостиниц, гд и раньше нсколько разъ останавливался, конечно, по одному и тому же паспорту, дворянина Кіевской губерніи Лысенко. Съ этимъ паспортомъ произошелъ рчзъ невроятныхъ инцидентовъ, о которыхъ разскажу посл.

Приступили къ работ, и дло быстро наладилось. Работали постоянно Ивановъ и Антоновь при содйствій хозяина. Меня устранили по Случаю плохого здоровья. Вскор намъ стала грозить серьезная бда: ‘нервъ войны’ изсякъ, и мы положительно не знали, что намъ длать. Приходилось содержать шесть человкъ нелегальныхъ, нести расходы по типографіи, а источники уже вс были исчерпаны: Ивановъ остался жить въ гостиниц и задолжалъ тамъ за дв недли простоя. Съ него требовали денегъ, платить намъ абсолютно нечмъ было и могло дло кончиться скандаломъ. Но тутъ, какъ и всегда въ послдній моментъ, моя счастливая звзда выручила меня, а со мной и остальныхъ. П—въ не разъ уже говорилъ мн, что у него есть въ Ейск бывшій товарищъ по гимназіи богатый лсопромышленникъ, который былъ соціалистъ по убжденіямъ, хотя не присталъ ни къ какой партіи, И вотъ въ критическій моментъ, когда все грозило рухнуть, П—въ сообщилъ мн. что его товарищъ — это былъ Л. К—въ пріхалъ въ Ростовъ и желаетъ видть меня. Меня направили въ гостинницу, гд стоялъ Ивановъ, и гд въ указанномъ номеръ я засталъ К—ва, высокаго и массивнаго молодого человка лтъ 26, съ упорнымъ и вмст съ тмъ вдумчивымъ взглядомъ. Онъ сталъ разсказывать мн, что, тяготя съ юности къ соціализму, онъ однако до сихъ поръ не выработалъ себ опредленнаго взгляда на практическое приложеніе идей соціализма къ условіямъ русской дйствительности, Народная Воля, о которой онъ. по его словамъ, не имлъ вполн яснаго представленія, его не удовлетворяла, народничество — еще меньше.

Чтобы сколько ни будь разобраться въ хаос своихъ мыслей, онъ здилъ весной 1884 г. за границу спеціально въ Женеву, гд водился съ выдающимися соціалъ-демократами и гд познакомился съ тогдашней соціалъ-демократической литературой, Когда же онъ попросилъ указать ему народовольческую литературу,— ему отвтили, что ее нельзя достать въ Женев!

Этотъ фактъ такъ поразилъ меня, что я переспросилъ К—ва, который еще разъ подтвердилъ его, какъ нчто само собой разумющееся. Такъ К—въ, который по своимъ аллюрамъ и прямолинейности сильно напоминалъ мн Пьера Безухаго изъ ‘Войны и Міра’, и ухалъ изъ Женевы, не видвши ни одного народовольческаго изданія. Когда же я ему сказалъ, что въ Женев есть народовольческая типографія, которая издаетъ ‘Встникъ Народной Воли’ и выпускаетъ брошюры, онъ долго не хотлъ врить и сталъ какъ-то усиленно морщиться…. К—въ сказалъ мн дале, что въ настоящій моментъ онъ чувствовалъ себя ближе всего къ соціалъ демократамъ, но попросилъ меня изложить ему программу Народной Воли, такъ какъ ему сказали, что я давно уже работаю въ организаціи. Я изложилъ ему насколько могъ ясне и сжате т взгляды, которые легли въ основу моей революціонной дятельности, и которые были также взглядами громаднйшаго большинства народовольцевъ моего времени. Показалъ я ему также, какъ практически велось дло въ тхъ организаціяхъ, которыя мн были извстны. К. глубоко задумался, затмъ онъ сказалъ, что для него все это ново, что ему надо разобраться въ своихъ мысляхъ. Притомъ онъ не былъ увренъ, что изложенные мною взгляды являются точнымъ выраженіемъ программы, какъ ее практикуютъ народовольцы.

Одно для него ясно: это его твердое намреніе принять активное участіе въ революціонномъ дл. Онъ хотлъ бы на досуг поговорить и посовтоваться со мной, для чего онъ просилъ меня пріхать къ нему въ Ейскъ на нсколько дней ‘отдохнуть’ и пожить тихой жизнью, Я сказалъ ему, что съ удовольствіемъ принимаю его приглашеніе, хотя на долго мн въ ближайшемъ будущемъ отлучиться нельзя будетъ.

Видя, что въ лиц К—ва я имю дло съ несомннно крупной личностью, для которой условности большого значенія не имютъ, я ршилъ попросить его выручить насъ изъ безвыходнаго положенія.

Не входи въ конспиративныя детали, я въ краткихъ словахъ изложилъ ему положеніе и спросилъ, не сочтетъ ли онъ возможнымъ прійти намъ на помощь. Безъ всякаго колебанія и очевидно не придавая этому акту ни малйшаго значенія, К—въ досталъ бумажникъ, вынулъ изъ него вс крупные кредитные билеты, которые въ немъ были — нсколько сотъ рублей — и передалъ ихъ мн со словами: Жалю, что раньше не зналъ объ этомъ,

Едва-ли я въ жизни своей чувствовалъ къ кому-нибудь такую благодарность, какъ къ К—ву въ этотъ моментъ. По тому, какъ я ему молча пожалъ руку, онъ понялъ мои чувства, и лицо его освтилось внутреннимъ свтомъ.

На прощанье онъ взялъ съ меня слово пріхать какъ можно скоре и сказалъ, чтобы на будущее время мы не безпокоились насчетъ финансовой стороны нашего предпріятія, потому что онъ беретъ ее на себя.

Типографія была спасена. И. такъ какъ помимо проклятаго денежнаго вопроса все шло отлично, мы опить стали врить въ успхъ, разъ этотъ вопросъ для насъ больше не существовалъ. Плановъ расплатился въ гостинниц и перехалъ на квартиру, нелегальная публика стала сть до сыта (бдная Руня, у которой, кажется, была болзнь желудка, стала буквально таять на нашихъ глазахъ отъ дурной и недостаточной пищи) и съ удвоенной энергіей принялась за дло.

На первой страниц нумера, но обыкновенію, печатался некрологъ погибшихъ товарищей, и между мною и Ивановымъ возникъ споръ на счетъ того, помстить-ли въ некролог ими Бердачевскаго, убитаго въ декабр 1883 г. подъ Харьковомъ во время попытки ограбить почту, Я былъ противъ напечатанія имени Бердачевскаго, такъ какъ былъ противъ ограбленія почтъ, которое и вообще не слдовало практиковать, а еще меньше можно было признать партійнымъ дломъ. Уже одинъ тотъ фактъ, что въ некролог нельзя было упомянуть вс обстоятельства, при которыхъ погибъ Бердачевскій, показывалъ, что дло не ясно и но просто. Ивановъ на это возражалъ, что ограбленіе почт раньше практиковалось партіей, что если тактика партіи на будущее время будетъ иная, то все-таки будетъ несправедливо по отношенію къ памяти Бердачевскаго, погибшаго за партійное дло, исключать его имя изъ некролога. Ивановъ былъ огорченъ моимъ сопротивленіемъ и даже впервые обнаружилъ нкоторое раздраженіе противъ меня. За Иванова стояли горой Антоновъ и Елько. Руня и Сахаръ Сахарычъ тоже присоединились къ нимъ, несмотря на то, что они были въ принцип противъ ограбленія почтъ. Столкновеніе настолько обострилось, что Ивановъ заявилъ о своемъ намреніи отказаться отъ дальнйшаго участія въ дл, если требованіе его не будетъ удовлетворено. За нимъ, наврное, пошли бы Антоновъ и Елько. Такъ какъ вс вмст они отлично могли обойтись и безъ моего согласія, то желаніе ихъ отстраниться отъ типографіи, скоре чмъ обойтись безъ него, длало только честь ихъ товарищескимь чувствамъ и налагало на меня обязанность уступить имъ, что я и сдлалъ. Снестись по этому поводу съ Распорядительной Комиссіей я счелъ лишнимъ, такъ какъ, если мы, уже сжившіеся между собой товарищи, не могли прійти къ соглашенію иначе какъ на условіи исполнить требованіе Иванова, то Распорядительная Комиссія, которая авторитетомъ не пользовалась, едва ли что могла сдлать. Былъ бы только лишній поводъ къ столкновенію, изъ котораго для организаціи ничего хорошаго не могло выйти. Но возможно, что съ моей стороны это было ошибкой, потому что хорошая ссора иногда лучше дурного мира. Я тмъ боле склоненъ признать это за ошибку, что впослдствіи Лопатину удалось въ отсутствіе Иванова уговорить типографщиковъ выбросить изъ номера некрологъ Бердачевскаго и поставить такимъ образомъ Иванова передъ совершившимся фактомъ. Когда Ивановъ узналъ объ этомъ, протестовать было поздно, такъ какъ разгромъ, послдовавшій за арестомъ Лопатина, положилъ конецъ всему.

* * *

Въ числ рукописей, переданныхъ намъ для напечатанія въ номер, было сообщеніе Исполнительнаго Комитета о дегаевской исторіи. Когда мы съ Ивановымъ прочли этотъ документъ, мы были поражены его витіеватостью и невроятно тяжелымъ слогомъ. Въ нкоторыхъ частяхъ періоды были необыкновенно длинны и даже мало понятны,— совсмъ стиль и аллюръ правительственнаго сообщенія. Посовтовавшись между собой, мы наложили святотатственную руку на оффиціальную прозу и, не измняя ни на іоту смысла ея, попытались придать нсколько боле удобоваримую форму наиболе тяжелымъ изъ фразъ. Признаю, что это тоже было ошибкой: впослдствіи пришлось, какъ разскажу дальше, возстановить первоначальный текстъ во всемъ его канцелярскомъ великолпіи.

Наборъ подвигался быстро, и мы надялись вскор отпечатать имъ первый листъ номера, когда произошелъ нелпйшій инцидентъ, который чуть не погубилъ все дло. Только необыкновенному присутствію духа и выдержк Руни типографія и, вроятно, вс мы были обязаны спасеніемъ.

Разъ посл обда, когда работа была въ полномъ разгар, раздался звонокъ и передъ Руней, которая открыла дверь, предсталъ помощникъ частнаго пристава и попросилъ позволенія осмотрть квартиру. Когда Руня, въ кож которой я не хотлъ быть въ это время, спросила его о цли осмотра, онъ отвтилъ, что хозяинъ дома подалъ жалобу на сосда за то, что тотъ льетъ помои подъ его стну. Требовалось осмотрть, дйствительно ли отсырла стна внутри. Руня казалась смущенной, затмъ вдругъ ударилась въ слезы и стала умолять ‘его благородіе’ прійти завтра утромъ, потому что мужъ ея, который уже три дня пьетъ, теперь ‘дрыхнетъ’ и, какъ всегда, изобьетъ ее, если его пьянаго разбудить. Его благородіе смилостивилось. послушало и согласилось отложить осмотръ стны.

Когда на другой день полиція явилась, все было чисто убрано, и Сахаръ Сахарычъ имлъ нсколько смущенный видъ человка, наканун сильно покутившаго. Такъ дло и обошлось благополучно. Но оно послужило намъ въ нкоторомъ смысл memento mori. Мы держали совтъ и единогласно ршили въ случа, если пріидутъ жандармы, защищаться до послдней крайности. Вс мы были вооружены отличными револьверами, были запасные револьверы очень крупнаго калибра, которые лежали всегда заряженными на одномъ изъ столовъ типографіи. Кром того намъ было доставлено изъ Луганска два разрывныхъ снаряда (которые потомъ были взяты полиціей у Саловой). Было чмъ встртить гостей, если бы они пришли. Иногда даже у насъ было желаніе, чтобы это случилось. Всякій изъ насъ уже имлъ прошлое, на которое ушла лучшая часть его энергіи, и покой, купленный хорошей смертью, казался намъ даже очень заманчивымъ. Но кому суждено быть повшеннымъ, тотъ не утонетъ. Елько, который, я увренъ, защищался бы какъ левъ и не отдался бы живымъ въ руки жандармовъ, меньше чмъ черезъ годъ сталъ злостнымъ предателемъ и умеръ лтъ пятнадцать спустя въ шкур мирового судьи въ Западномъ Кра, я благополучно занимаюсь біологической химіей, Ивановъ и Антоновъ протомились много лтъ въ Шлиссельбург, а Руня пропала безслдно и, можетъ быть, теперь стала доброй матерью семейства {Лтомъ 1905 г., т. е. два съ половиною года посл того, какъ были написаны эти строки (начало 1903 г.), О. С. Миноръ, проводившій жаркіе мсяцы въ одной изъ горныхъ станцій Валлійскаго кантона, встртился тамъ съ пожилой русской дамой, которая, познакомившись съ нимъ, стала осторожно разспрашивать про меня. Изъ нкоторыхъ ея замчаній. О. С., который читалъ мои воспоминанія въ рукописи, не замедлилъ догадаться, съ кмъ иметъ дло, и очень поразилъ ее, сказавши ей, что она — Руня! Это дйствительно была Руня. Она потомъ была у меня и разсказала мн свою поистин удивительную исторію. Посл снятія ростовской типографіи она съ Сахаръ Сахарычемъ попала посл нкоторыхъ скитаній въ сравнительно крупный провинціальный городъ, и тамъ они основались, не имя другихъ документовъ, кром жалкой фальшивки. Она съумла достать приличное мсто Сахаръ Сахарычу, у нихъ родилось двое дтей, и Руня несомннно стала доброй матерью семейства. Положеніе ихъ было настолько прочно, что для вызда за границу Руня получила отъ губернатора паспортъ, не представивъ въ полицію бумагъ. Она съ умиленіемъ вспоминала прошлое и, если-бы не семейное положеніе, пожалуй, опять пошла бы въ дло…….}.

Вскор посл описаннаго переполоха я похалъ къ К—ву въ Ейскъ и пробылъ у него три дня. За это время я еще больше усплъ оцнить высокія душевныя качества этого сильнаго человка. Еще до моего прізда К—въ обсудилъ положеніе и ршилъ присоединиться къ намъ, причемъ завтнымъ его желаніемъ было отдаться пропаганд среди рабочихъ. Продолжала смущать его неувренность въ томъ, что изложенные мною взгляды на соціально-революціонную дятельность соотвтствуютъ тому толкованію программы, которое распространено среди массы народовольцевъ. Я сказалъ К., что громадное большинство современныхъ народовольцевъ понимаетъ программу именно въ указанномъ мною смысл, но что, если бы даже дло обстояло не такъ, оно не должно было бы имть для него ршающее значеніе, потому что въ конц концовъ содержаніе программамъ даютъ люди, работающіе въ партіи. Разъ предоставляется возможность революціонеру войти въ партію со своими взглядами и работать въ ней, оставаясь врнымъ имъ, тмъ самымъ онъ полу, чаетъ возможность вліять на содержаніе программы въ желательномъ ему направленіи. При оцнк дятельности партіи слдуетъ смотрть не на то, что написано въ программ, а на то. какъ написанное примняется на дд. Чмъ больше въ партіи будетъ убжденныхъ соціалистовъ революціонеровъ мы называли себя такъ въ то время), тмъ больше гарантій будетъ за то, что программа ея не уклонится въ нежелательную сторону.

Нтъ никакого сомннія, что т пункты, которые смущали К—ва, не помшали бы ему войти въ партію Народной Воли. Но мн очень пріятно было видть, что посл разговоровъ со мною, его сомннія окончательно разсялись. Какъ это обыкновенно бываетъ съ людьми, принявшими какое нибудь твердое и важное ршеніе, онъ какъ то просвтллъ весь и показалъ себя въ высшей степени сердечнымъ и симпатичнымъ человкомъ. У него была жена, простая, славная женщина, которая раздляла вс его взгляды и стремленія, и двое ребятишекъ. Жилъ онъ вмст съ старшимъ братомъ, отъ котораго К—въ ничего не скрывалъ. Вся семья меня приняла, какъ родного, и о моемъ короткомъ пребываніи среди этихъ добрыхъ и благородныхъ людей я до сихъ поръ сохранилъ самое теплое воспоминаніе.

Матерьяльное положеніе К—ва было таково: посл смерти отца, крутого нравомъ купца, съ которымъ у сыновей происходила постоянная борьба. К—ву и его старшему брагу достался лсной дворъ и еще имущества приблизительно тысячъ по полтораста. К—въ теперь намренъ былъ ликвидировать свою часть, вс деньги отдать партіи, самъ же онъ долженъ былъ вступить въ ряды активныхъ революціонеровъ. Жена его должна была пока остаться въ Ейск съ старшимъ братомъ. Я категорически воспротивился желанію К—ва отдать все состояніе партіи и настоялъ на томъ, чтобы въ дл была оставлена извстная сумма, которая вполн обезпечила бы будущность его жены и дтей. Братъ его, который присутствовалъ при нашемъ разговор, вполн одобрилъ мою настойчивость и было ршено, что въ партію будетъ передана сумма приблизительно въ 35 тысячъ рублей, которую старшій братъ выдастъ втеченіи, кажется, двухъ лтъ. Нкоторую сумму — не помню уже въ точности, сколько К—въ передалъ мн сейчасъ. Часть этой суммы я отдалъ Лопатину, когда онъ пріхалъ къ намъ въ Ростовъ.

* * *

Въ Ростов я засталъ переполохъ, былъ арестованъ членъ мстной группы В—гъ вмст съ четырьмя рабочими. Такъ какъ обстоятельства ареста нкоторое время не были въ точности извстны, то вс безпокоились, ожидая дальнйшихъ послдствій этого непріятнаго событія, Но вскор обнаружилось, что В—гъ арестованъ совершенно случайно. Съ рабочими, съ которыми онъ занимался, онъ видлся въ различныхъ мстахъ и между прочимъ похалъ разъ съ четырьмя изъ нихъ на лодк за Донъ. Когда они вс вмст въ сумерки возвращались къ пристани, таможенный агентъ принялъ ихъ за контрабандистовъ и при помощи полицейскаго сталъ обыскивать ихъ. Когда полицейскій, вмсто контрабанды, нашелъ у В—га всякую революціонную литературу, онъ въ буквальномъ смысл сталъ вопить ‘караулъ’! В—гъ, пылкій и смлый юноша, разсердился и крикнулъ на него,

— Ты болванъ, чего орешь? Вези меня въ жандармское управленіе!

В—га и четверыхъ рабочихъ окружили полицейскіе и повели къ жандармскому офицеру. Съ послднимъ В—гъ держалъ себя въ высшей степени надменно, заявилъ ему, что рабочіе, съ которыми онъ недавно случайно познакомился, ничего не знали объ его революціонныхъ убжденіяхъ, хотя онъ и пожелалъ имъ открыть глаза на вс ужасы теперешняго строя, и добавилъ, что онъ вполн готовъ отвчать за свои дйствія, но сказалъ онъ еще, что по его мннію, безпокоить вовлеченныхъ имъ въ бду рабочихъ несправедливо и, съ точки зрнія интересовъ правительства, даже не особенно благоразумно, Рабочіе, которые уже не были новичками, на допрос отлично разыграли оною роль, такъ что ихъ сейчасъ же отпустили. Что касается самаго В—га, то жандармскій офицеръ отнесся къ нему съ нкоторымъ почтеніемъ, потому что отецъ В—га былъ одинъ изъ Ростовскихъ богачей. Говорили потомъ, что синій церберъ оказался далеко не неподкупнымъ, за 5.000 руб. онъ далъ длу такой оборотъ, что В—гъ былъ вскор высланъ административнымъ порядкомъ на 3 года въ Западную Сибирь. За пропаганду среди рабочихъ народовольцы шли въ т времена на каторгу.

Недавно я видлся съ П—мъ, который между прочимъ передалъ мн, что, по возвращеніи изъ ссылки, В—гъ совершенно устранился отъ всякаго знакомства съ революціонерами и принялъ дятельное участіе въ отцовскихъ коммерческихъ предпріятіяхъ. Встртившись разъ съ П—мъ, онъ хотлъ объясниться съ нимъ, но суровый П—въ заявилъ ему. что объясняться имъ не въ чемъ.

Второй переполохъ произошелъ у насъ по случаю паспорта, по которому жилъ Сергй Ивановъ. Снявши комнату у какого-то чиновника, Ивановъ далъ паспортъ, на которомъ уже было нсколько ростовскихъ явокъ на прописку, и въ свое время получилъ его обратно. Хозяинъ у Иванова оказался назойливымъ и усплъ выпроситъ у него взаймы 25 р.,— деньги тогда у насъ были. Разъ Ивановъ, гуляя въ Общественномъ саду, потерялъ свой паспортъ. Черезъ три дня ему вернули его изъ полиціи съ совтомъ больше не терять его. Казалось, положеніе Иванова было поистин незыблемымъ. Но вотъ Ш—въ, который подъ спокойной наружностью вполн приличнаго банковскаго чиновника скрывалъ рдкую настойчивость и умнье пользоваться обстоятельствами, добылъ изъ канцеляріи полицеймейстера связку тайныхъ приказовъ на счетъ розыска лицъ, обвинявшихся въ политическихъ преступленіяхъ, Въ связк оказался приказъ о немедленномъ арест лица, проживающаго по паспорту кіевскаго дворянина Лысенко, г.-е. по паспорту, по которому жилъ Ивановъ. Удивительне всего было то, что приказъ этотъ уже имлся въ Ростов, когда Ивановъ прописался въ гостинниц, потомъ на квартир, и наконецъ еще разъ бросилъ вызовъ судьб, потерявши паспортъ и давши полиціи случай лишній разъ присмотрться къ нему.

Я тогда жилъ на дач около Армянскаго Монастыря у дяди одного изъ членовъ кружка Ч—ва. Туда ко мн часто прізжалъ Ивановъ и изрдка и другіе революціонеры. Однажды посл обда Ивановъ прізжаетъ очень взволнованный и показываетъ мн вышеупомянутый приказъ объ его арест. По словамъ Иванова, онъ давно уже замтилъ, что хозяинъ его ведетъ себя подозрительно, все разспрашиваетъ о занятіяхъ его и роется въ вещахъ. Съхать теперь съ квартиры оффиціально Ивановъ считалъ неблагоразумнымъ и ршилъ скрыться, оставивъ вещи хозяину. Я вполн съ нимъ согласился, хотя меня сильно безпокоила мысль о тхъ полицейскихъ розыскахъ, которые начнутся, когда откроется побгъ Иванова. Что у хозяина Иванова могли возникнуть подозрнія, я вполн допускалъ. Но я былъ увренъ, что съ того времени ни за типографіей, ни за кмъ изъ насъ не было ни малйшаго слженія. Я почти каждый день прізжалъ въ городъ, часто прозжалъ верхомъ (дядя Ч—ва занимался хозяйствомъ и у него было много лошадей) по улицамъ, которыя прилегали къ типографіи и ни разу ни замтилъ чего бы то ни было подозрительнаго. Но это не значило, что типографія не подвергнется сильной опасности, когда жандармы начнутъ разыскивать, что Ивановъ длалъ въ Ростов въ продолженіи полутора мсяца. Длать однако было нечего. Я собралъ Иванову приданое изъ своихъ вещей и отвезъ его на полустанокъ къ позду, который уходилъ на сверъ и въ который Ивановъ благополучно слъ.

Хозяинъ Иванова дйствительно оказался страннымъ субъектомъ. Недалеко отъ Иванова жила Добрускина, съ которой онъ, конечно, видлся. Котда Ивановъ скрылся, хозяинъ прислалъ спросить Добрускину, не знаетъ ли она куда двался его жилецъ! Какъ онъ узналъ о знакомств Иванова съ Добрускиной, осталось для насъ тайной. Но замчательне всего то, что жандармамъ инцидентъ съ Ивановымъ остался неизвстнымъ. Я предполагаю, что хозяинъ, нашедши въ вещахъ Иванова нелегальную литературу, понялъ въ чемъ дло, выписалъ Иванова изъ домовой книги и оставилъ себ его вещи. Вроятно, мотивомъ его молчанія былъ скорй страхъ передъ революціонерами, чмъ сочувствіе къ нимъ.

X.
Прізда Лопатина и планы на будущее.

Съ отъздомъ Иванова работы въ типографіи продолжались по заведенному порядку, и уже было приступлено къ печатанію перваго листа номера. Это было въ 20 числахъ августа, когда пріхалъ Лопатинъ. Случайно вышло такъ, что раньше, чмъ попасть ко мн на дачу, Лопатинъ долженъ былъ пройти черезъ три передаточныхъ пункта (нормальныхъ явокъ было дв, одна общая, другая ко мн) и, по своему обыкновенію, онъ подошелъ ко мн съ шутливымъ замчаніемъ:

— Ну, къ вамъ какъ къ сказочному принцу трудно добраться!

Когда я взглянулъ на Лопатина, я увидалъ, что все лицо его носило грустное и усталое выраженіе. Въ какихъ-нибудь пять мсяцевъ Лопатинъ постарлъ на много лтъ.

— Германъ Александровичъ, вы больны?

— Не боленъ, а нервы совсмъ оголились.

И онъ сталъ разсказывать мн, какъ Распорядительная Комиссія ‘заслуживала свои шпоры’.

Посл нашего отъзда Александръ Ивановичъ сталъ требовать, чтобы въ программу партіи былъ внесенъ аграрный и фабричный терроръ, и, такъ какъ Распорядительная Комиссія на это не согласилась, то онъ дятельно сталъ готовиться къ выпуску органа Молодой Россіи, названнаго имъ ‘Народная Борьба’. Вмст съ тмъ онъ разослалъ всюду эмиссаровъ.

Въ самомъ Петербург Александръ Ивановичъ долженъ былъ выдержать натискъ Лопатина, блестящія дарованія и престижъ котораго скоро привели обратно на лоно старой Народной Воли всхъ заблудшихъ овецъ. Насколько помнится дошло до того, что сама типографія, въ которой должна была печататься ‘Народная Борьба’, оказалась въ рукахъ Лопатина, посл чего Александръ Ивановичъ окончательно сдался и присталъ къ Старой Народной Вол.

Справившись съ миссіей Народной Воли, Лопатинъ похалъ въ Москву, гд у Распорядительной Комиссіи были кой-какія связи и гд революціонные элементы были поистин въ состояніи chaos rydis. Пробывъ тамъ довольно продолжительное время, Лопатинъ усплъ кое-что дифференцировать и организовать кружокъ главнымъ образомъ среди Петровцевъ и студентовъ, во глав котораго стояли М. П—въ, Миноръ, Ф—въ и др.

Онъ очень хотлъ, чтобы я перехалъ въ Москву и продолжалъ дло организаціи.

Не долго размышляя,, я принялъ его предложеніе, потому что меня соблазнила возможность поработать надъ большимъ революціоннымъ матерьяломъ.

Дальше Лопатинъ сообщилъ, что въ другихъ мстахъ, какъ въ Одесс и Кіев, намчены организаціи, что въ Дерпт печатается подъ руководствомъ Александра Ивановича 10-й номеръ Народной Воли.

Словомъ, дло обстоитъ такъ, что единство организаціи всюду возстановлено, и что теперь остается только работать во всю въ намченномъ направленіи.

Когда Лопатинъ спросилъ меня, что мы успли сдлать за это время, я первымъ дломъ показалъ ему отпечатанный листъ Народной Воли, и тутъ у насъ произошла маленькая непріятность.

Видя, что въ некрологъ внесено имя Бердичевскаго, Лопатинъ возмутился и выразилъ удивленіе, какъ я могъ допустить такой фактъ. Я съ полной правдивостью разсказалъ ему какъ было дло и почему я не снесся относительно этого инцидента съ Распорядительной Комиссіей.

Когда онъ сказалъ, что вопросъ этотъ надо уладить, я заявилъ ему, что съ величайшей готовностью буду содйствовать ему.

Затмъ Лопатину было очень непріятно, что мы съ Ивановымъ позволили себ шлифовать текстъ сообщенія Исполнительнаго Комитета. Онъ старался убдить меня, что я не долженъ былъ налагать руку на ‘оффиціальный документъ’. На это я возразилъ ему, что ‘оффиціальнымъ документъ этотъ долженъ былъ стать только посл напечатанія его въ народной Вол, и, такъ какъ мы ни на іоту не измнили смысла его, то совсть моя чиста. Но въ виду того, что въ Дерпт печатается другимъ изданіемъ тотъ же 10-й номеръ, то конечно прійдется возстановить первоначальный текстъ. На томъ и поршили, и легонькое облачко, которое возникло между нами, разсялось. Я уже упомянулъ выше, что Лопатину легко удалось въ отсутствіи Иванова уговорить типографщиковъ сдлать необходимыя перемны въ набор.

Лопатинъ оставался дня три въ Ростов, и между нами установились отношенія, боле сердечныя, боле товарищескія, чмъ раньше. Мы почти все время провели въ разговорахъ. Познакомилъ я его съ членами мстной группы, разсказалъ ему о всхъ нашихъ связяхъ и передалъ ему ключи и пароли, которые даже Иванову остались неизвстны.

Между прочимъ я далъ ему пароль къ К. и на случай моего исчезновенія просилъ его обратить особое вниманіе на этого человка, который для нашего дла будетъ очень цнной силой.

Наше вооруженіе заинтересовало и нсколько возбудило Лопатина, и онъ даже попросилъ меня дать ему одинъ изъ нашихъ револьверовъ.

Нкоторое впечатлніе произвелъ на него штемпель, выбитый на разрывныхъ снарядахъ: ‘Исполнительный Комитетъ Партіи Народной Воли’. Внизу стояло ‘Динамитный снарядъ No такой то’.

Снаряды эти Лопатинъ увезъ съ собой въ Петербургъ и впослдствіи они были взяты полиціей при арест Садовой.

Не знаю, по какой причин, снаряды носили номера, начинавшіеся съ 6. Полиціи удалось взять 4, но первыхъ номеровъ она такъ и не могла найти, перерывши всю Россію.

Изъ К—хъ денегъ я передалъ Лопатину нкоторую сумму, такъ что онъ ухалъ отъ насъ, увозя съ собой не только военные припасы, но и, что не мене важно, ‘нервъ войны’.

Разсказалъ еще мн Лопатинъ о своихъ любопытныхъ сношеніяхъ въ Москв, съ Блино-Бржозовскимъ, который оказался смлымъ шпіономъ-провокаторомъ, и послднія дла котораго я видлъ въ Москв въ ноябр того же года. Но объ этомъ разскажу потомъ.

Между Лопатинымъ и мною было условлено, что я, захвативши съ собой какъ можно больше готовыхъ листовъ 10-го номера, объду Саратовъ, Казань, Нижній и Ярославль, гд у насъ были организованныя группы или элементы возможныхъ группъ. Затмъ я долженъ былъ возвратиться на югъ и, проведя дней десять у Ч—хъ, которые перехали въ Ялту, отъ нихъ направиться въ Ейскъ къ К—ву, чтобы окончательно условиться насчетъ будущаго, и оттуда въ Ростовъ. Покончивши тамъ съ печатаніемъ номера, я долженъ былъ ликвидировать типографію — такъ какъ она имла временный характеръ — и перехать въ Москву.

Чтобы не терять другъ друга изъ виду, мы условились правильно обмниваться письмами. Лопатинъ долженъ былъ написать мн одно письмо въ Казань къ 16-му сентября, другое въ Ростовъ къ 1-му октября, а третье въ Москву, куда я долженъ былъ пріхать около 16-го октября.

Со свтлыми надеждами на будущее мы распрощались съ Лопатинымъ,— увы! На многіе-многіе годы! Съ тхъ поръ мы съ нимъ больше не видались…

* * *

Дней десять посл отъзда Лопатина я тоже двинулся въ путь по условленному маршруту, увозя съ собой въ чемодан часть отпечатанныхъ въ нашей типографіи листовъ 10-го номера ‘Народной Воли’. Путешествіе мое сошло гладко, за исключеніемъ томительнаго инцидента, который при нкоторой неблагосклонности судьбы могъ бы принять дурной оборотъ. Не разобравшись какъ слдуетъ въ поздахъ, я въ Козлов вынужденъ былъ ссть въ товаро-пассажирскій, такъ называемый, ‘воловій’ поздъ, который даже въ т времена славился своей убійственной медленностью. Пассажиры избгали его, какъ чумы.

Передъ самымъ отходомъ позда изъ Козлова въ вагонъ, въ которомъ я былъ единственнымъ пассажиромъ, вошелъ жандармскій унтеръ-офицеръ въ походной амуниціи съ сумкой черезъ плечо,— повидимому онъ возвращался изъ какой-нибудь экспедиціи ‘сопровожденія’.

Расположившись по дорожному недалеко отъ моего мста, онъ сталъ отъ нечего длать обозрвать меня. Судя по выраженію его лица, обзоръ этотъ первое время носилъ профессіональный характеръ. Но не открывая во мн ‘ничего’ такого, бравый унтеръ успокоился и вступилъ со мной въ разговоръ. Сначала обмнялись замчаніемъ насчетъ медленности позда, а затмъ мн пришлось отвчать на три сакраментальныхъ вопроса, на которые россійскій путешественникъ долженъ быть готовъ отвчать каждую минуту: чей онъ будетъ? куда детъ? по какимъ дламъ? Къ счастью, для всякаго нелегальнаго люда, коррективомъ къ этой пагубной привычк вопрошать является крайняя нетребовательность вопрошающаго, который удовлетворяется ничего не. значащими отвтами врод: ‘по всякимъ дламъ’ или ‘по собственнымъ дламъ’.

То, что жандармъ задалъ мн первый вопросъ въ его обывательской редакціи: ‘вы чьи будете?’, было для меня хорошимъ признакомъ, я, вроятно, почувствовалъ бы себя не очень пріятно, если бы вопросъ былъ поставленъ мн въ его профессіональной формулировк: ‘господинъ, позвольте узнать какъ ваша фамилія’.

Не помню уже, что я отвтилъ жандарму, но отвтами моими онъ удовлетворился и началъ нескончаемый разговоръ о всякой всячин.

Я долженъ былъ давать ему реплику. По истеченіи часа я былъ въ состояніи, близкомъ къ изступленію. Къ счастью поздъ сталъ подходить къ станціи, и я началъ собирать чай (со мной всегда были вс аттрибуты солиднаго пассажира), жандармъ вызвался сходить на станцію за кипяткомъ. Мы пили чай и закусывали вмст.

Потомъ спали, потомъ опять пили чай. А когда — наконецъ!— мы вышли изъ позда въ Саратов, жандармъ попрощался со мною за руку, назвалъ меня по имени отчеству, и пожелалъ мн всякихъ успховъ въ моихъ длахъ.

Въ Саратов тогда было неспокойно и шпіонья на вокзал было, вроятно, не мало. Но кому бы пришло въ голову заподозрить въ неблагонадежности человка, котораго жандармскій унтеръ-офицеръ мстной бригады величалъ по имени отчеству.

Явку въ Саратов мн дали довольно оригинальную: въ арестантскія роты.

А такъ какъ тюремный замокъ былъ въ двухъ шагахъ отъ арестантскихъ ротъ, то, въ случа чего, не пришлось бы далеко идти. Мн даже совтовали не перепутать этихъ двухъ учрежденій и не попасть сразу въ тюрьму.

Очень симпатичный молодой человкъ, который принялъ меня, и съ которымъ мы обмнялись паролями, далъ мн весьма неутшительныя свднія о положеніи длъ въ Саратов. Изъ наиболе дятельныхъ революціонеровъ одни сидятъ въ тюрьм, другіе ухали, оставшіеся же считаютъ невозможнымъ вести теперь дло организаціи. Въ этомъ дух говорилъ со мною господинъ, съ которымъ меня свели на другой день, и о которомъ у меня сохранилось довольно смутное воспоминаніе. Помню только, что видъ у него былъ скучающій и не совсмъ любезный, точно онъ неожиданно объявившагося бднаго родственника принималъ, къ появленію номера ‘H. В.’ котораго вс ждали съ страстнымъ нетерпніемъ, онъ отнесся какъ къ факту, совершенно безразличному. Для меня стало очевиднымъ, что посл Поливановской встряски Саратовъ нуждается въ отдых, Я такъ и сказалъ своему собесднику, который желанія противорчить мн не обнаружилъ. При прощаніи онъ, врный саратовскимъ традиціямъ, предложилъ мн денегъ на дорогу. Предложеніе его я съ благодарностью отклонилъ и, повидавшись еще разъ съ симпатичнымъ юношей, въ которомъ мн видлся Представитель будущаго революціоннаго поколнія въ Саратов, я похалъ въ Казань.

Въ Казани я нашелъ большое оживленіе среди революціонной молодежи. Проведя каникулярное время на яподножноми корму’, студенты вернулись въ городъ не только съ запасомъ физическихъ силъ, но и съ изрядной долей бодрости духа. Дошли и до Казани слухи о ‘Молодой Народной Вол’ и о ея борьб со старой организаціей. Дегаевская исторія тоже толковалась на вс лады. Но въ общемъ настроеніе было хорошее. А когда я предъявилъ революціонной молодежи долго-жданный 10-й номеръ H. В., энтузіазмъ ея значительно повысился. Опять таки долженъ сказать, что самый фактъ появленія номера игралъ здсь несравненно большую роль, чмъ содержаніе его. Номеръ появился посл боле чмъ двухлтняго перерыва,— значитъ партія опять иметъ сплоченную организацію, въ этомъ вся суть. Содержаніе особаго восторга не вызвало, но посл нкоторыхъ коментаріевъ было принято въ общемъ недурно. Сторонниковъ молодой Народной Воли въ Казани почти что не было. Кружокъ, съ которымъ я имлъ дло въ предшествующемъ году, разросся и окрпъ. Были въ немъ элементы, изъ которыхъ могла составиться хорошая группа. Такъ какъ въ Казани я долго оставаться не могъ, то и иниціативу сформированія группы я не хотлъ брать на себя и ршилъ поддерживать съ казанцами сношенія изъ Москвы и, разобравшись тамъ въ революціонномъ матерьял, направить къ нимъ толковаго и надежнаго человка. Вскор посл своего прізда въ Казань, я получилъ отъ Лопатина, согласно уговору, письмо, о содержаніи котораго у меня не сохранилось ясныхъ воспоминаній.

Со своей стороны я послалъ ему письмо, которое впослдствіи было взято въ бумагахъ Саловой и фигурировало цликомъ въ обвинительномъ акт по длу организаціи 1884 г. Относительно этого письма скажу только одно: еслибы мн на одну секунду пришла въ голову мысль, что оно попадетъ въ число ‘историческихъ матерьяловъ’ я, конечно, далъ бы ему боле академическую редакцію. Но тогда я объ исторіи мене всего думать и еже писахъ, писахъ.

Условившись съ казанцами на счетъ явокъ, паролей, ключей, и адресовъ, я въ конц сентября выхалъ изъ Казани въ Нижній, гд въ числ нкоторыхъ другихъ ссыльныхъ жилъ тогда мой кіевскій знакомый А. Богдановичъ. Я надялся черезъ него установить правильныя сношенія съ Нижнимъ.

Богдановичъ по вншнему виду мало измнился за два года, которые прошли со времени нашего послдняго свиданія въ Кіев. Передо мною была все та же тонкая, изящная фигура. Но съ первыхъ же словъ нашего разговора я увидлъ, что Богдановичъ, какъ и Бать смотритъ не въ ту сторону, что я.

Когда, думая обрадовать его, я сказалъ ему, что вышелъ 10-й номеръ H. В., онъ’спокойно отвтилъ, что моя новость была бы умстна два года тому назадъ, но что теперь я не удивлю его. Интересовался онъ больше философскими вопросами, съ упоеніемъ изучая ‘Фауста’ и не безъ таланта декламировалъ изъ него цлые монологи по нмецки (Въ ушахъ у меня застряла патетическая фраза: ‘entbehren sollst du mich, entbehren!’)

Тогда для меня еще было не совсмъ понятно, почему такія незаурядныя и безусловно достойныя уваженія личности, какъ Бать и Богдановичъ стали смотрть въ сторону отъ революціоннаго движенія. Но вскор и мн пришлось подвести итоги своей трехлтней дятельности и познать несоотвтствіе нашихъ революціонныхъ плановъ и надеждъ съ тогдашнимъ политическимъ и соціальнымъ состояніемъ Россіи.

Какъ бы то ни было, потому ли что революціонное движеніе дйствительно пошло на убыль, потому ли, что я не умлъ какъ слдуетъ взяться за дло, но въ Нижнемъ мои старанія также мало увнчались успхомъ, какъ и въ Саратов. Чувствовалось, что порвана какая то струна, которую ужасно трудно было вновь связать.

По своему первоначальному плану я расчитывалъ изъ Нижняго прохать пароходомъ въ Ярославль. Но наступилъ пагубный для меня сезонъ — осень съ ея холодной слякотью,— я схватилъ въ Нижнемъ жестокую простуду и, по опыту прошлаго, могъ ожидать, что прійдется слечь. Поэтому я направился въ Москву, куда я пріхалъ въ сильномъ жару. У меня разыгрался бронхитъ, и четыре дня мн пришлось пролежать въ гостинниц гд то недалеко отъ вокзала. На пятый день мн стало легче и я ршилъ прохать въ Ялту къ Ч—мъ, приглашеніе которыхъ пришлось мн теперь очень ко двору. У нихъ я расчитывалъ передохнуть и отправиться потомъ въ Ейскъ и Ростовъ.

Въ Ялту я пріхалъ 5-го или 6-го октября. На пароходной пристани меня встртилъ молодой Ч—въ (членъ Ростовской группы), отъ котораго я узналъ, что писемъ онъ для меня не получилъ. Это меня смутило, потому что Лопатинъ былъ со мною всегда аккуратенъ.

Но революціонеръ не всегда воленъ въ своихъ дйствіяхъ, и могла выйти задержка. Когда же прошло еще нсколько дней, а письмо отъ Лопатина все не приходило, я сталъ серьезно безпокоиться. Безпокойство мое возросло еще вслдствіе того обстоятельства, что и Ч—въ не получилъ ожидаемыхъ писемъ отъ ростовскихъ товарищей. Я ршилъ хать въ Ейскъ и Ростовъ и, несмотря на вс уговоры моихъ гостепріимныхъ хозяевъ, я 11-го или 12-го октября полубольной слъ на пароходъ.

К—въ очень обрадовался, когда я къ нему заявился въ Ейск. Мы опять провели день въ задушевныхъ разговорахъ, и я чувствовалъ бы себя очень хорошо въ этой семь добрыхъ и благородныхъ людей, если бы меня не грызло мучительное безпокойство за Лопатина и за ростовскую типографію,— безпокойство, которое можно было бы принять за предчувствіе, если бы оно не было результатомъ сложнаго процесса самовнушенія. Съ К—вымъ мы условились, что онъ поселится въ Харьков и войдетъ въ тамошнюю организацію, явки я долженъ былъ прислать ему изъ Ростова, такъ какъ имвшіяся у меня не были свжи.

Денегъ онъ далъ мн, если не ошибаюсь, 1000 р. Больше я не хотлъ брать съ собой, такъ какъ я боялся, что въ случа моей гибели, деньги пропадутъ для дла. Было между нами условлено, что, по прізд въ Москву, я пришлю адресъ, по которому старшій братъ К—за будетъ высылать деньги по мр ликвидаціи дла. Помню, что у москвичей я просилъ впослдствіи указать мн надежный адресъ, по которому можно было бы получить изъ провинціи 10,000 р. Значитъ, приблизительно эта сумма должна была поступить отъ К—за въ партію первое время.

К—въ очень уговаривалъ меня остаться у него нсколько дней. Но мое безпокойство достигло апогея, я не могъ, физически не могъ сидть на мст. Видя это мое настроеніе, К—въ пересталъ уговаривать меня и только предложилъ своему старшему брату, у котораго были дла въ Таганрог, похать въ одно время со мною.

— Смотри, береги его!— наказывалъ онъ ему усаживая насъ на пароходъ посл дружескаго прощенія.

Но, повидимому, берегъ меня не старшій К—въ, берегла меня сама судьба.

XI.
Разгрома.

Путешествіе мы совершили съ большимъ комфортомъ и вечеромъ того же дня остановились въ одной изъ лучшихъ гостинницъ Ростова, гд старшій К—въ всегда останавливался.

На другое утро К—въ вошелъ ко мн въ комнату съ телеграммой въ рукахъ и, передавая ее мн, сказалъ:

— Это васъ касается.

Телеграмма была отъ жены младшаго К—а и извщала, что вексель Павла Ивановича (одна изъ моихъ кличекъ) опротестована за Екатеринодар.

Громъ грянулъ! Я зналъ, что въ жандармскомъ отношеніи Ейскъ зависитъ отъ Екатеринодара. Очевидно, вскор посл моего отъзда жандармы прибыли въ Ейскъ и искали меня тамъ. Но почему? Въ тотъ моментъ это было для меня непонятно. Впослдствіи обнаружилось, что это были результаты ареста Лопатина {Г. А. Лопатинъ былъ арестованъ въ октябр 1884 года. Прилагаемый его портретъ относится именно ко времени ареста знаменитаго дятеля освободительнаго движенія. Ред.}.

Долго раздумывать тутъ нечего было, надо было дйствовать, такъ какъ съ минуты на минуту могли нагрянуть жандармы.

Черезъ двадцать минутъ отходилъ поздъ. Я распрощался съ К—вымъ, быстро сложилъ свои вещи, похалъ на вокзалъ и взялъ билетъ въ Новочеркаскъ. На первой станціи, которая находится противъ Нахичевани, я вышелъ изъ позда, оставилъ вещи у буфетчика, прошелъ пшкомъ въ Нахичевань и оттуда на извозчик вернулся въ Ростовъ: я не могъ ухать, не узнавши, что сталось съ товарищами, которые должны были сидть въ типографіи и ждать моего прізда,

Подхожу къ типографіи. Вижу, условленнаго сигнала — горшка съ кактусами нтъ на окн. Значитъ, товарищи погибли! Какъ ни былъ я готовъ къ худшему, что то ударило меня въ сердце, и голова у меня закружилась. Я медленно поплелся дальше и сдлалъ усиліе, чтобы собраться съ мыслями. Что длать? По правиламъ конспираціи, я долженъ былъ пойти по явк, вызвать кого-нибудь изъ ростовцевъ и узнать, что случилось. Но передъ тмъ какъ уйти, меня потянуло еще разъ посмотрть на домикъ, въ которомъ была типографія. Я зналъ, что безъ боя товарищи не сдались бы. Поразило меня, что по наружному виду никакихъ признаковъ борьбы не было замтно. Улица носила свой будничный характеръ, а обитатели имли свой обычный сонный видъ захолустныхъ мщанъ. Если бы по сосдству съ ними взяли съ бою тайную типографію, это все таки должно было нсколько оживить ихъ. У меня явилось полусознанное желаніе потянуть звонокъ. Въ это желаніе входила и доля отчаянія: поскорй бы конецъ! И я позвонилъ…

Въ окн промелькнуло блдное лицо Сергя Иванова, затмъ раздался топотъ бгущихъ ногъ, дверь открылась и черезъ секунду мы крпко обнимали другъ другъ.

— Мы уже считали васъ мертвымъ,— сказалъ онъ дрожащимъ голосомъ.

Въ сни выбжали Руня и Сахаръ Сахарычъ, и раньше чмъ я усплъ задать какой либо вопросъ, мн сообщили, что въ Ростов арестованы вс члены центральной группы съ Добрускиной во глав и вс т, кто дали свои адресы для явокъ и писемъ (въ томъ числ писательница Барыкова), сердце у меня упало. Сопоставляя эти печальныя извстія съ утренней телеграммой изъ Ейска, я могъ прійти только къ одному выводу, а именно, что Лопатинъ арестованъ… Можно представить себ, какъ огорчились товарищи, когда я сообщилъ имъ свой выводъ.

Оправившись нсколько отъ удара, мы стали совтоваться, что длать. Размровъ провала мы не знали, и первое, что необходимо было сдлать, это привести въ извстность, что именно уцлло отъ организаціи. Было принято такое ршеніе: типографія должна была быть снята и спрятана у одного изъ уцлвшихъ сочувствующихъ (если не ошибаюсь, она была сдана П., который была агентомъ компаніи ‘Зингеръ’ въ Нахичевани). Я долженъ былъ по первоначальному плану похать въ Москву, основаться тамъ и постараться войти въ сношенія съ Петербургомъ и съ городами, съ которыми у меня сохранились связи.

Сергй Ивановъ долженъ былъ побывать въ Одесс, Кіев и Харьков и недли черезъ три пріхать ко мн въ Москву.

Руня и Сахаръ Сахарычъ изъявили желаніе немного отдохнуть. Имъ тоже даны были явки. Затмъ мы подлили деньги и паспорта. Проведя съ товарищами остатокъ дня, я вечеромъ пробрался опять на желзнодорожную станцію, взялъ свои вещи и слъ въ поздъ, который благополучно довезъ меня въ Москву.

Совершенно не припомню, какъ типографскіе товарищи объяснили мн причину, по которой они сняли съ окна типографіи сигналъ. Очевидно, сигнала никоимъ образомъ не слдовало снимать, такъ какъ типографія оставалась ‘чистой. Моя счастливая звзда и тутъ спасла меня. Если бы вмсто того, чтобы слдовать полусознательному побужденію, я поступилъ по правиламъ и пошелъ по явкамъ, я по всей вроятности попалъ бы въ руки жандармамъ. Замчу здсь кстати, что когда я говорю о своей ‘счастливой звзд’, я не придаю этому выраженію ни малйшаго суеврнаго значенія. Я слишкомъ долго занимался точными науками, чтобы сохранить въ душ тнь суеврія. Но для меня не подлежитъ ни малйшему сомннію, что я принадлежу къ той малочисленной категоріи людей, которымъ въ жизни, что называется, везетъ. Не то, чтобы у меня не было житейскихъ непріятностей. Но изъ всякаго затруднительнаго положенія я всегда выходилъ невредимый такъ сказать т. е. безъ особаго участья моей воли и сознанія. И въ общемъ все, что жизнь можетъ дать лучшаго, я имлъ и имю. Объяснить эту незаслуженную удачу во всемъ также трудно, какъ объяснить тотъ несомннный фактъ, что существуютъ бдные Макары, какъ будто надленные специфическимъ свойствомъ притягивать на свою голову всевозможныя шишки.

XII.
Московскіе революціонеры и провокатора Блино-Бржозовскій.

Пріхавъ въ Москву, я остановился въ Иверской гостинниц, гд я уже нсколько разъ раньше останавливался — конечно, по одному и тому же паспорту — и гд меня встртили. какъ уже боле или мене знакомаго прозжаго. Такъ какъ полиція несомннно усиленно разыскивала меня, то очень важно было для меня сойти на новомъ мст за нсколько извстную величину, заподозривать которую въ тождеств съ разыскиваемымъ государственнымъ преступникомъ не было особыхъ поводовъ.

Какъ только паспортъ мой вернулся изъ прописки, я снялъ комнату со столомъ у какихъ то нмцевъ на Садовой, которымъ я объяснилъ, что пріхалъ изъ имнія провести зиму въ Москв, а у нихъ де тмъ охотне готовъ поселиться, что буду пользоваться случаемъ освжить свой разговорный нмецкій языкъ. Въ занимаемую нмцами квартиру велъ отдльный парадный ходъ съ улицы, такъ что ни дворника, ни его подручныхъ я въ глаза не видалъ.

Устроившись, я сталъ придумывать, какъ бы мн поскорй войти въ сношенія съ оставшимися революціонерами.

Пароль и явку Лопатинъ далъ мн, если не ошибаюсь, къ студенту Петровской Академіи Е—ву, адресъ котораго можно было узнать въ Академіи. Раньше чмъ сунуться туда, я счелъ благоразумнымъ разузнать стороною, насколько арестъ Лопатина отразился на Московскихъ революціонерахъ. Для этого я разыскалъ въ редакціи Русскаго Курьера моего ярославскаго знакомаго К—го и, объяснивши ему въ точности свое положеніе, просилъ его разузнать, были ли въ послднее время аресты въ Петровской Академіи и, если возможно, разыскать одного изъ бывшихъ членовъ Ярославскаго Кружка, помощника присяжнаго повреннаго М—ва, который состоялъ при извстномъ въ то время присяжномъ довренномъ Ильин.

К—ій тутъ же сказалъ мн, что въ Москв были многочисленные аресты и что у Ильина въ контор былъ надняхъ обыскъ. Но, несмотря на царившую тогда панику, онъ безъ малйшаго колебанія согласился исполнить мою просьбу.

На другой день онъ сообщилъ мн, что разыскалъ М—ва и назначилъ ему свиданіе со мною. К—ій предложилъ мн и на будущее время свои услуги. Но я уже разсказалъ выше, почему я отказался отъ предложенія К—го и какъ я разставался съ этимъ во всякомъ случа не зауряднымъ человкомъ.

М—ва я лично не зналъ, такъ какъ онъ отбывалъ воинскую повинность гд то въ одной изъ центральныхъ губерній, когда я былъ въ Ярославл. Но ярославскіе товарищи хорошо отзывались о немъ, и я надялся, что онъ приметъ дятельное участіе въ работ организаціи московскихъ революціонныхъ силъ. Представленіе, которое я составилъ о М—въ, подтвердилось при личномъ знакомств. Но приняться немедленно за дло онъ считалъ неудобнымъ въ то смутное время, главнымъ образомъ потому, что онъ состоялъ подъ негласнымъ надзоромъ полиціи. Тмъ не мене онъ охотно вызвался създить въ Петровскую Академію и разузнать о моей явк. На другой день онъ сообщилъ мн при свиданіи, что Е — въ арестованъ.

Это было очень непріятнымъ осложненіемъ. Говоря о кружк Петровцевъ, Лопатинъ указалъ мн, какъ на одного изъ боле видныхъ членовъ его, на студента П—ва. Я ршилъ поэтому обратиться непосредственно къ послднему и опять попросилъ М—ва разыскать мн его адресъ. Въ тотъ же вечеръ М—въ сообщилъ мн адресъ П—ва,— гд то на дачахъ въ Петровскомъ Парк.

На слдующее утро я на извозчик похалъ въ Петровскій Паркъ и тамъ на одной изъ дачъ, которыя на зиму сдаются колоніямъ студентовъ, я разыскалъ указанную мн квартиру. Меня встртилъ молодой студентъ, который на мой вопросъ о Михаил П—въ сказалъ мн, что послдняго нтъ дома, но что онъ вернется часамъ къ двнадцати. Я снялъ шубу и расположился ждать П—ва, извлекши изъ глубины своего духа запасъ покорнаго терпнія, безъ котораго, кажется, ни одно дло не длается на Руси.

Минутъ черезъ пятнадцать въ комнату заглянулъ тотъ же молодой студентъ, который встртилъ меня, и задалъ мн такой вопросъ:

— Вамъ собственно какого П—ва? нужно?

— Студента Михаила П—ва,— отвтилъ я.

— Вотъ те и разъ! А вдь тутъ живетъ Николай П—въ,— сказалъ онъ, пріятно улыбаясь.

— Почему же вы раньше мн объ этомъ не сказали? Я же васъ спрашивалъ о Михаил П—въ,— сказалъ я ему съ укоризной.

— Не сообразилъ какъ-то сразу,— отвтилъ онъ, продолжая улыбаться.

Что съ него взять! Чтобы утшить меня, онъ сообщилъ мн, что Михаилъ П—въ настоящій живетъ гд то на выселкахъ за Академіей, и что точный адресъ его я могъ узнать изъ адресной книги студентовъ, которая лежитъ на стол въ передней Академіи.

Длать было нечего, пришлось кончить тмъ, съ чего, можетъ быть, сразу слдовало начать, т. е. идти самому разыскать П—ва.

Къ счастью, мой извозчикъ остался поблизости кормить лошадь, такъ что я могъ договориться съ нимъ на счетъ дальнйшихъ странствованій. Подъхавъ къ Академіи, я вошелъ въ переднюю и сразу направился къ адресной книг. Но не усплъ я еще разыскать букву П, какъ ко мн подскочило двое педелей и одинъ изъ нихъ спросилъ меня:

— Вамъ, баринъ, кого нужно? (На мн была дорогая шуба, и общій видъ у меня былъ сравнительно внушительный).

— Благодарю Васъ, я уже нашелъ адресъ, отвтилъ я закрывая книгу.

Меня стала разбирать злость, и я ршилъ непремнно разыскать П—ва, чтобы не тянуть опять канители. Свъ въ пролетку, я приказалъ извозчику хать на выселки, намреваясь спросить перваго встрчнаго студента съ подходящимъ лицомъ, гд живетъ И — въ. Пропустивъ двоихъ, физіономіи которыхъ мн не понравились, я съ удовольствіемъ увидлъ, что навстрчу мн идетъ очень симпатичный, блднолицый юноша, одтый въ крайне поношенное платье.

Когда на мой вопросъ онъ отвтилъ, что знаетъ Михаила П—ва, я попросилъ его похать со мною и показать мн квартиру, пояснивъ, что не хотлъ бы путаться зря по деревн.

Юноша смущенно и подозрительно посмотрлъ на меня.

— Пожалуйста, не смущайтесь,— какъ могъ убдительне сказалъ я ему,— вы этимъ окажете мн большую услугу.

Онъ, должно быть, проникся ко мн довріемъ, потому что лицо его прояснилось, и онъ безъ колебанія слъ рядомъ со мной, въ дорог онъ усплъ сообщить мн, что П—въ страшно измученъ и разстроенъ.

Черезъ нсколько минутъ юноша привелъ меня въ избу, гд меня встртилъ высокій молодой человкъ лтъ 28, съ длинной, черной бородой. Это былъ наконецъ Михаилъ И — въ. Когда я ему сказалъ, что я отъ ‘Карла Налимыча’ (пароль) и что меня зовутъ Алексемъ Павловичемъ, онъ пришелъ въ сильное волненіе и къ моему удивленію слезы закапали у него изъ глазъ.

— Если бы вы знали, какъ я измучился, ожидая васъ!— проговорилъ онъ съ усиліемъ.— Александръ Петровичъ (одна изъ кличекъ Лопатина) сказалъ мн ничего не предпринимать безъ васъ, я боялся что и вы арестованы, и у меня голова кружится отъ всего того, что здсь происходитъ.

Оказалось, что П—въ бился въ когтяхъ Блино-Бржозовскаго, этого ловкаго провокатора, который лтомъ 84 г. служилъ посредникомъ между московскими революціонерами и политическими заключенными (Ковалевымъ и потомъ Бляевскимъ), провоцировалъ въ тюрьм покушеніе на прокурора судебной палаты Муравьева, добился свиданія съ Лопатинымъ и, давши жандармамъ возможность арестовать его, искалъ новыхъ жертвъ.

Въ бытность свою въ Ростов Лопатинъ разсказалъ мн о дятельности этого Блино-Бржозовскаго слдующее: Лтомъ 84 г. къ студенту Бляевскому явился видный мужчина лтъ 30, богато одтый и съ замашками большого барина, и передалъ ему шифрованную записку отъ Ковалева, который содержался, если не ошибаюсь, въ Бутырк. Мужчина сказалъ Бляевскому, что зайдетъ за отвтомъ на другой день. Въ записк Ковалевъ писалъ, что податель взялся служить посредникомъ между нимъ и волей, и что длаетъ онъ это изъ мести русскому правительству. Посовтовавшись съ товарищами, Бляевскій отвтилъ Ковалеву тоже шифрованной запиской, въ которой онъ предлагалъ ему продолжать сношенія, но осторожно. На другой день Блино-Бржозовскій зашелъ за отвтомъ, но на разспросы Бляевскаго отвчалъ уклончиво и высокомрно.

Еще нсколько разъ Блйно привозилъ записки отъ Ковалева и передавалъ отвты въ тюрьму, причемъ Бляевскому назначалъ свиданія въ богатыхъ ресторанахъ и здилъ всегда на великолпныхъ лихачахъ.

Въ середин іюля (если не ошибаюсь) Блино привезъ Бляевскому шифрованную записку, въ которой Ковалевъ извщалъ, что, если товарищи признаютъ это нужнымъ, онъ иметъ возможность привести въ исполненіе смертный приговоръ надъ измнникомъ и злостнымъ предателемъ Р—мъ, который въ начал 84 г. выдалъ и погубилъ многихъ московскихъ революціонеровъ. Въ случа утвердительнаго ршенія онъ просилъ, чтобы ему прислали черезъ посредника яду. Посовтовались и ршили принять предложеніе Ковалева. Черезъ Блино-Бржозовскаго передали не знаю ужъ какого яду Ковалеву, который, улучшивъ минуту, подсыпалъ его въ ду Р—ву. Но, должно быть, ядъ былъ плохой, потому что Р—въ отдлался легкой рвотой и разстройствомъ желудка.

Въ слдующее свое свиваніе съ Бляевскимъ Блино сообщилъ о неудачномъ исход покушенія на отравленіе Р—ва, подсмивался надъ несмлостью революціонеровъ и мало по малу распалясь, заявилъ, что, если на то пошло, онъ, Блино-Бржозовскій могъ бы устроить революціонерамъ такое террористическое предпріятіе, которое имъ и во сн не снилось. Но для этого ему необходимо было бы имть дло не съ мальчишками, а съ отвтственными людьми.

Когда Бляевскій сталъ допрашивать его, о какомъ предпріятіи онъ говоритъ, онъ долго не хотлъ ничего сказать и только требовалъ, чтобы его свели съ кмъ нибудь изъ членовъ Исполнительнаго Комитета. Посл долгихъ настояній онъ наконецъ согласился сказать, что могъ бы помочь партіи отдлаться отъ ея злйшаго врага, извстнаго Муравьева, который былъ тогда прокуроромъ Московской судебной палаты. Дло приняло настолько серьезный оборотъ, что Лопатинъ, который тогда жилъ въ Москв и который зналъ о сношеніяхъ съ Блино-Бржозовскимъ, ршилъ самъ повидаться съ нимъ.. При свиданіи Лопатинъ сказалъ ему, что Исполнительный Комитетъ узналъ о его сношеніяхъ съ молодыми революціонерами, о его предложеніи и его желаніи переговорить съ кмъ нибудь изъ членовъ И. К. Само собой разумется, что И. К. не можетъ вступать въ какіе бы то ни было непосредственные переговоры съ лицомъ, совершенно ему неизвстнымъ. Вотъ почему онъ поручилъ человку вполн легальному и не занимающемуся революціонными длами узнать, кто такой Блино, какъ онъ попалъ въ тюрьму, какъ онъ можетъ выходить изъ нея и что побудило его оказывать услуги революціонерамъ?

По словамъ Лопатина, Блино былъ великолпенъ въ своихъ отвтахъ. Кто онъ? Дворянинъ Блино-Бржозовскій, польскаго происхожденія, бывшій офицеръ. Какъ онъ попалъ въ тюрьму? Это революціонеровъ нисколько не касается. Почему онъ иметъ возможность выходить изъ тюрьмы? Потому что въ тюрьм всякіе заключенные бываютъ: однихъ обстоятельства подавляютъ, другіе пользуются обстоятельствами. Что побуждаетъ его оказывать услуги революціонерамъ? Конечно, не соціалистическія и революціонныя идеи, къ которымъ онъ вполн равнодушенъ. Если онъ хочетъ помогать революціонерамъ, то только для того, чтобы отомстить правительству за обиды, нанесенныя ему лично и его народу. Закончилъ онъ гордымъ заявленіемъ, что его надо брать такимъ, каковъ онъ есть, не копаясь въ его душ. Если революціонеры желаютъ пользоваться его содйствіемъ, онъ готовъ помогать имъ, а если нтъ, тмъ хуже для нихъ.

Лопатинъ сказалъ ему на это, что передастъ его объясненія Исполнительному Комитету и, если они будутъ признаны удовлетворительными, его предложенію относительно Муравьева будетъ данъ ходъ. Какъ разсказывалъ мн тогда Лопатинъ, Бляевскій продолжалъ видться съ Блино, такъ какъ дло съ Муравьевымъ шло на ладъ. Было ршено передать Ковалеву черезъ Блино заряженный револьверъ. Ковалевъ долженъ былъ спрятать револьверъ на живот и вызвавшись на допросъ къ Муравьеву, въ удобный моментъ застрлить этого безпощаднаго врага. Выслушавъ внимательно разсказъ Лопатина, я выразилъ опасеніе, что Блино-Бржозовскій можетъ оказаться ловкимъ и опаснымъ провокаторомъ. На это Лопатинъ возразилъ мн, что и ему самому приходила въ голову эта мысль, но что изъ, личнаго свиданія съ Блино онъ вынесъ впечатлніе, что послдній несомннно запятнанный, но сильный человкъ, у котораго есть интересъ и желаніе вредить русскому правительству. Вотъ что я зналъ объ этомъ мутномъ дл отъ Лопатина, когда я пріхалъ въ Москву. Продолженіе его я узналъ теперь отъ Михаила П—ва.

Въ сентябр Бляевскій былъ арестованъ во время манифестаціи подъ окнами ‘Московскихъ Вдомостей’, и сношенія съ Блино-Бржозовскимъ сталъ вести Е—въ. Въ свое время Ковалеву былъ переданъ пистолетъ, заряженный — чуть-ли не по совту Блино-Бржозовскаго — летками (очень крупной дробью, которой бьютъ волковъ). Ковалевъ былъ вызванъ, по его прошенію, къ прокурору судебной палаты, но какъ только онъ вошелъ въ комнату, въ которой сидлъ Муравьевъ, жандармъ запустилъ ему руку за пазуху и вытащилъ у него пистолетъ. Такъ разсказалъ это событіе Блино-Бржозовскій, который выражалъ горестное сожалніе по поводу того, что покушеніе не удалось, но настаивалъ на томъ, что унывать не слдуетъ, и тутъ же просилъ И — за опять свести его съ кмъ нибудь изъ членовъ Исполнительнаго Комитета.

Какъ только я узналъ положеніе дла, у меня не осталось ни малйшаго сомннія, что Блино-Бржозовскій шпіонъ провокаторъ, который, выудивъ Лопатина, надялся поймать еще кого нибудь изъ разыскиваемыхъ жандармами революціонеровъ. Я такъ и сказалъ П—ву. Какъ и Лопатинъ, онъ мн отвтилъ, что ему тоже приходила въ голову эта мысль, тмъ боле, что Блино-Бржозовскій давалъ ему свднія въ извстномъ шпіонскомъ гнзд — трактир ‘Ростов’, который былъ штабъ-квартирой извстнаго въ то время начальника охраны Бердяева. Я предложилъ тогда П—ву взять у меня денегъ и паспортъ, сбрить свою апостольскую бороду и немедленно ухать въ провинцію — въ Казань или Ростовъ, гд еще были кой-какія связи.

Къ моему удивленію, П—въ отвчалъ на мое предложеніе упорнымъ отказомъ. Онъ говорилъ, что онъ все равно пропащій человкъ, но что, можетъ быть, Блино-Бржозовскій еще вовсе не шпіонъ, что лучше еще подождать и т. д. Я положительно не понималъ П—ва. Если онъ вопреки моему опредленному мннію могъ такъ упорно стоять на своемъ, то зачмъ ему было ждать съ такимъ болзненнымъ нетерпніем моего прізда въ Москву? Въ другое время я, вроятно, въ свою очередь настоялъ бы на своемъ мнніи и потребовалъ бы отъ П—ва, именемъ организаціи, чтобы онъ немедленно выхалъ изъ Москвы. Но я самъ тогда слишкомъ былъ деморализованъ разгромомъ организаціи, чтобы прибгать къ героическимъ средствамъ. Къ тому же я нисколько не былъ увренъ, что эти средства подйствуютъ. Мн отъ души жаль было П—ва, который съ самоотверженіемъ, достойнымъ лучшаго примненія, лзъ прямо въ пасть волка,— лзъ безъ какой бы то ни было пользы для дла. Но все, что я отъ него добился, это было общаніе прервать по конспиративнымъ соображеніямъ всякія сношенія съ московскими революціонерами. Отъ П—ва я узналъ, что кружокъ, намченный Лопатинымъ, большей частью уцллъ. И — въ указалъ мн, какъ войти съ нимъ въ сношенія. Кром того, если не ошибаюсь, онъ посовтовалъ мн повидаться съ М—мъ, который занималъ видное мсто въ контор Вогау и тогда только что вернулся изъ за границы. Вообще П—въ былъ настроенъ пессимистически и былъ не очень высокаго мннія о революціонныхъ силахъ Москвы. Отъ него же я узналъ впервые, что большіе аресты были произведены почти во всхъ сколько нибудь замтныхъ центрахъ Россіи. Разгромъ организаціи, вызванный арестомъ Лопатина, былъ очевидно всеобщимъ.

Разскажу здсь пару словъ о финал авантюры съ Блино-Бржозовскимъ.

Черезъ два дня посл моего свиданія съ нимъ П—въ былъ арестованъ: за нсколько минутъ до его ареста неизвстный человкъ вручилъ ему записку, повидимому отъ Блино-Бржозовскаго, въ которой говорилось, что жандармы хотятъ арестовать П—ва, но что охрана противится. Когда пришли жандармы, П—въ попытался проглотить какія то имвшіяся у него записки, но жандармы чуть не задушили его и вынули у него изо рта то, что онъ хотлъ проглотить. Обыскъ въ его квартир былъ произведенъ жандармами такъ небрежно, что на другой день посл ихъ посщенія товарищи П—ва нашли за балкой на потолк цлую кипу нелегальной литературы и 100 руб. партійныхъ денегъ. Михаилъ П—въ отдлался сравнительно дешево: онъ былъ высланъ административнымъ порядкомъ на 3 года въ Уфимскую губернію.

Посл ареста П—ва Блино-Бржозовскій, который былъ профессіональнымъ червоннымъ вылетомъ и только случайнымъ провокаторомъ, заявился къ одной курсистк, знакомой П—ва, и попросилъ ее познакомить его съ кмъ нибудь изъ серьезныхъ ‘революціонеровъ’: та отвтила ему, что никакихъ революціонеровъ, ни серьезныхъ, ни несерьезныхъ не знаетъ. Онъ отретировался, но черезъ нкоторое время опять пришелъ къ ней все за тмъ же. Она тогда заявила ему, что если онъ еще разъ появится у нея въ квартир, она пожалуется полицеймейстеру. Онъ исчезъ. Вынырнулъ Блино-Бржозовскій черезъ нсколько лтъ на скамь подсудимыхъ въ Саратовскомъ окружномъ суд, и вотъ по какому длу: Въ 86 или 87 г. въ Москв проживалъ и вращался въ революціонныхъ кругахъ нкій молодой человкъ, сынъ богатаго саратовскаго купца. Этотъ молодой человкъ не совсмъ ясно отдавалъ себ отчетъ въ своемъ положеніи, и когда Блино-Бржозовскій облюбовалъ его и припугнулъ жандармами, молодой человкъ сталъ откупаться отъ него деньгами. Червонному валету только этого и нужно было. По мр того, какъ требованія Блино-Бржозовскаго росли, молодой человкъ оказался въ боле и боле затруднительномъ положеніи. Дошло дло до того, что, по требованію своего мучителя, молодой человкъ подписалъ какой то вексель, на которомъ, если не ошибаюсь, самъ Блино-Бржозовскій поддлалъ подпись отца своей жертвы. Онъ, вроятно, надялся, что до скандала дло не дойдетъ, но ошибся въ своихъ расчетахъ. Сотворивъ бду, молодой человкъ испугался, похалъ къ своему родителю и принесъ ему повинную. А родитель, который оказался человкомъ съ характеромъ, подалъ жалобу прокурорскому надзору. Блино-Бржозовскаго судили въ окружномъ суд и приговорили къ ссылк на поселеніе.

XIII.
Приведеніе въ извстность революціонною положенія.

По указаніямъ, даннымъ мн Поповымъ, я вошелъ въ сношенія съ народовольческимъ кружкомъ, наиболе замтными членами котораго были Е—въ (братъ арестованнаго), Ф—въ и Миноръ. О другихъ членахъ у меня сохранились только очень смутныя воспоминанія. Вс они были очень молоды, нкоторые изъ нихъ недавно вернулись изъ странствованій по идейнымъ дебрямъ ‘Молодой Народной Воли’, но въ общемъ они производили хорошее впечатлніе. Повидавшись съ нкоторыми изъ нихъ порознь, я предложилъ имъ собраться всмъ вмст для того, чтобы обмняться мыслями и выяснить положеніе. Смутно припоминаю собранія, на которыхъ присутствовало человкъ 8—10, но хорошо помню, что утшительнаго изъ этихъ собраній я вынесъ мало. Готовыхъ элементовъ для созданія серьезной группы, которая могла-бы взять въ свои руки веденіе революціонной работы въ Москв, не было, а былъ только боле или мене сырой матеріалъ, изъ котораго со временемъ могли выработаться такіе элементы. Дло представлялось мн въ такомъ вид, что въ Москв долго еще придется заниматься исключительно*революціонно-воспитательной работой раньше, чмъ можно будетъ приступить къ организаціи революціонныхъ силъ въ собственномъ смысл слова. Осложнялось еще въ значительной степени положеніе той специфически-московской особенностью, въ силу которой между московскими революціонными кругами и охраной существовала непрерывная связь. Буквально трудно было опредлить, гд кончалась революціонная организація и гд начиналась шпіонская. Знаменитый Зубатовъ, который въ то время впервые появился на революціонномъ горизонт, былъ однимъ изъ продуктовъ этой пагубной особенности. Къ своему великому огорченію, я не замедлилъ убдиться, что я самъ попалъ въ сферу дйствія ея.

Говоря съ членами кружка о положеніи партіи, я упомянулъ, что въ ближайшемъ будущемъ предвидится полученіе сравнительно крупной суммы денегъ, и между прочимъ попросилъ ихъ дать мн хорошій адресъ, по которому можно было бы перевести въ Москву 10,000 руб. Черезъ нкоторое время мн былъ указанъ адресъ М—ра въ контор Вогау. Такъ какъ о М—р я уже раньше кое-что слыхалъ, то я ршилъ познакомиться съ нимъ лично, и черезъ нкоторое время между нами состоялось свиданіе у него же на квартир.

М—ръ тогда только что вернулся изъ за границы, гд видлся съ Лавровымъ и нкоторыми другими эмигрантами, и былъ еще полонъ заграничныхъ впечатлній. Несмотря на то, что ему было уже лтъ подъ тридцать, онъ показался мн совершеннымъ новичкомъ въ революціонномъ дл,— новичкомъ не только въ практическомъ, но и въ идейномъ, отношеніи. Но вмст съ тмъ въ немъ несомннно видна была большая преданность длу и готовность служить ему. Посл нсколькихъ разговоровъ съ нимъ, мн пришла въ голову мысль, что, благодаря прочности его положенія, онъ могъ-бы быть очень полезенъ партіи въ роли секретаря, который на первое время велъ-бы наимене конспиративную часть партійныхъ сношеній и хранилъ бы зашифрованными соотвтственные адреса. Дло въ томъ, что подъ вліяніемъ разгрома, послдовавшаго за арестомъ Лопатина, я часто думалъ о неудобств централизированія всхъ партійныхъ свдній въ рукахъ одного — двухъ человкъ, которымъ чрезвычайно трудно обращаться конспиративно съ такимъ громаднымъ матеріаломъ. Конечно, нтъ никакой надобности вести поименный списокъ членовъ организаціи. Но и помимо такого списка накопляется масса конспиративныхъ свдній. Мн казалось, что это неудобство и сопряженная съ нимъ опасность могли бы до извстной степени быть устранены, если бы весь конспиративный матеріалъ можно было разсортировать на дв части, особо важную и мене важную. Послдняя могла бы быть передана для манипулированія одному или нсколькимъ надежнымъ лицамъ съ вмненіемъ имъ въ обязанность хранить вс свднія только въ зашифрованномъ вид, тогда какъ первая оставалась бы исключительно въ рукахъ власть имущихъ и могла бы вслдствіе ограниченности ея размровъ быть предметомъ сугубо бережнаго обращенія.

Первый опытъ въ указанномъ направленіи я думалъ сдлать съ М—мъ, который показался мн подходящимъ человкомъ для этого дла, и поэтому я сталъ ближе присматриваться къ нему. Видлся я съ нимъ у него дома, въ богатой квартир съ швейцаромъ въ одной изъ хорошихъ частей Москвы.

Разъ вечеромъ я пришелъ къ нему безъ предварительнаго уговора и, по обыкновенію, былъ введенъ въ гостинную. Когда М—ръ вышелъ ко мн, я былъ пораженъ его разстроеннымъ и испуганнымъ видомъ.

— Боже мой, зачмъ вы пришли?— сказалъ онъ съ тоской.— Васъ могутъ сейчасъ арестовать. Швейцаръ васъ видлъ?

— Не только видлъ, но даже почтительно проводилъ до самыхъ вашихъ дверей. Въ чемъ дло?

— Мн дали знать, что за мной усиленно слдятъ жандармы, надясь захватить у меня революціонеровъ, которые будто бы должны явиться ко мн изъ за-границы. Кром того полиція знаетъ, что вы здсь. Объ этомъ вамъ скажетъ писатель Щ. который настоятельно требуетъ свиданія съ вами. А теперь вамъ, немедля ни минуты, надо выбраться отсюда.

Давши мн указанія насчетъ того, гд видться съ Щ., М—ръ выпроводилъ меня черезъ кухню во дворъ, откуда я вышелъ черезъ ворота на пустынный переулокъ, параллельный улиц, на которой стоялъ домъ. На скамейк у воротъ сидло какихъ-то два молодца въ чуйкахъ. Я не обратилъ на нихъ особаго вниманія, считая, что они принадлежатъ къ прислуг богатаго дома. Но какъ только я отошелъ шаговъ на двадцать, я услышалъ, что они поднялись и пошли за мной. Я незамтно ускорилъ шагъ, но не замедлилъ убдиться съ очень непріятнымъ чувствомъ, что они не отстаютъ отъ меня. Когда я свернулъ съ переулка на большую улицу, я увидалъ въ нсколькихъ шагахъ впереди себя лихача, съ которымъ расчитывался только-что привезенный имъ господинъ. Послдній уходилъ въ домъ, когда я приблизился къ лихачу.

— Свободный?

— Пожалуйте, баринъ!

Нсколько секундъ, и я уже несся въ санкахъ по прекрасному зимнему пути, кинувъ лихачу имя моднаго трактира.

Опять судьба улыбнулась мн! Оглянувшись назадъ, я увидлъ, что молодцы въ чуйкахъ остановились на углу и смотрятъ мн вслдъ…

На другой день М—ръ былъ арестованъ. Высланный административнымъ порядкомъ въ Челябинскъ, онъ тамъ умеръ отъ чахотки.

Писателя Щ., бывшаго ссыльнаго, я видлъ мелькомъ въ Ярославл, но слышалъ о немъ многое отъ нашего общаго ярославскаго знакомаго К—то. Онъ былъ, если не ошибаюсь, народникомъ, но къ народовольческой дятельности относился сочувственно.

По указаніямъ М—ра я въ 10 ч. того же вечера, въ который произошелъ описанный инцидентъ, похалъ въ глухую часть города гд-то за Сухаревой Башней и тамъ по плохо освщеннымъ уличкамъ добрался до совершенно темнаго церковнаго двора — имя церкви я забылъ — и въ домик направо, который служилъ квартирой священнику, я встртился съ Щ. Онъ сказалъ мн, что знаетъ обо мн отъ К—го, съ которымъ находится въ хорошихъ отношеніяхъ. Изъ вполн врнаго источника онъ узналъ, что жандармамъ извстно мое пребываніе въ Москв, извстно имъ также, что я просилъ достать мн надежный адресъ для полученія 10,000 р. Они надятся выслдить и взять меня. Относительно М—ра Щ. не могъ сообщить мн ничего больше, чмъ самъ М — ръ сказалъ мн. На мой вопросъ объ источник его свдній Щ. отвтилъ, что далъ слово ничего не говорить о немъ, но что источникъ вполн врный.

Сообщилъ мн еще Щ., что въ Москв находится жена одного кавказскаго адвоката, очень дльнаго человка, съ которымъ я видлся въ Ростов на-Дону. Она очень желала бы повидаться со мною передъ возвращеніемъ домой.

Поблагодаривъ Щ. за услугу и условившись съ ними насчетъ дальнйшихъ свиданій, я вернулся къ себ. Нельзя сказать, чтобы на душ у меня было легко. Тотъ фактъ, что власти знали не только о моемъ прізд, но и объ адрес для 10,000 р., показывалъ съ полной очевидностью, что, если не въ самомъ кружк, съ которымъ я имлъ дло, то гд нибудь близко около него, былъ предатель. Теперь, посл того какъ у меня въ рукахъ былъ обвинительный актъ по процессу Лопатина и товарищей, дло представляется мн въ значительно мене дурномъ свт. Сознательнаго предателя не было ни въ самомъ кружк, ни, вроятно, по близости. Но за то были люди съ широкой московской душой и легкіе на языкъ. Зная изъ замтки Лопатина, что я долженъ былъ быть въ Москв, жандармы отлично могли кое-что разузнать про меня при посредств лицъ, стоящихъ на границ революціонныхъ и шпіонскихъ круговъ. Для этого вовсе не было надобности разспрашивать прямо про меня или описывать мои примты. Московскій революціонеръ, одаренный широкой душой, скоре откусилъ-бы себ языкъ, чмъ выдалъ-бы меня. Но, если-бы ему сказали, что дла партіи стоятъ плохо и что вс члены организаціи арестованы, онъ не преминулъ-бы сказать, что нтъ, кое-кто остался. А если-бы ему на это возразили, что остался, вроятно, кто нибудь изъ молодыхъ, онъ не затруднился бы сказать, что самъ видлъ или врный человкъ видлъ собственными глазами, и не дальше, какъ вчера одного изъ старыхъ членовъ партіи. Этого одного было бы достаточно. А чтобы показать, что дла партіи стоятъ вовсе не такъ плохо, революціонеръ съ широкой душой могъ бы — для вящей славы партіи — добавить, что этотъ самый старый членъ получитъ вскор 10,000 р., такъ какъ онъ просилъ указать ему адресъ для этой получки.

По всей вроятности, такимъ путемъ жандармы и добыли свднія, которыя сообщилъ мн Щ. Но какъ-бы то ни было, я поступилъ такъ, какъ по моему мннію, слдовало поступить. Собравъ членовъ кружка, я разсказалъ имъ то, что узналъ отъ Щ. и заявилъ, что вынужденъ прекратить всякія дла съ ними и выхать изъ Москвы, такъ какъ кто нибудь изъ нихъ несомннно состоитъ въ сношеніяхъ съ предателемъ. Но съ двумя членами этого кружка, которые показались мн лучшими,— съ Ф—мъ и, кажется, Е—мъ — я продолжалъ видться и даже назначалъ имъ свиданія у себя на квартир,— довріе къ ихъ конспиративности, которое я оказывалъ немногимъ.

Положеніе, въ которомъ я очутился, было въ высшей степени непріятнымъ и затруднительнымъ. Оставаться при указанныхъ условіяхъ въ Москв значило дерзко рисковать не только собою, но и тмъ дломъ, которое привело меня туда. Конечно, планы, съ которыми я пріхалъ, въ значительной степени съузились при столкновеніи съ московской дйствительностью. Но я все еще надялся кое-что устроить и для этого я и видался съ Ф—мъ и Е—мъ. Кром того я ждалъ свдній изъ мстъ, куда я написалъ, а главное, я ждалъ Сергя Иванова, которому я назначилъ свиданіе въ Москв. Отъ результатовъ объзда, который онъ долженъ былъ совершить, цликомъ завислъ планъ нашихъ дальнйшихъ дйствій. Я ршилъ поэтому остаться въ Москв, усилить конспиративность и положиться въ остальномъ на свое счастье. Всякій повритъ мн на слово, когда я скажу, что чувствовалъ я себя въ это время не особенно хорошо. Мн когда-то разсказывалъ офицеръ, участвовавшій въ турецкой кампаніи, что при отступленіи отъ Шибки, гд турецкія пули косили русскихъ солдатъ десятками тысячъ, онъ чувствовалъ неловкость въ затылк. ‘Неловкость! эту я ощущалъ въ спин всякій разъ, когда выходилъ на улицу. Меня буквально преслдовалъ страхъ, что шпіоны, по тогдашнему методу, схватятъ меня сзади за руки и лишатъ возможности дйствовать револьверомъ. А я твердо былъ намренъ оказать вооруженное сопротивленіе и покончить съ собою послднимъ зарядомъ. Въ виду этого страха я по очень люднымъ улицамъ совсмъ не ходилъ, а въ другихъ мстахъ по возможности сторонился отъ встрчныхъ, особенно когда они шли не поодиночк. Моя правая рука держала всегда въ карман шубы револьверъ, готовый къ стрльб.

Въ квартир у себя я тоже принялъ надлежащія мры. Дверь своей комнаты я на ночь никогда не запиралъ. Сонъ у меня былъ очень чуткій, и я былъ увренъ, что меня не застанутъ врасплохъ. Если бы я запиралъ дверь, то въ случа прихода жандармовъ, пришлось бы или пойти открыть дверь и быть подъ рукой у нихъ, или дать взломать ее, и тмъ заставить ихъ быть на сторож. На ночь я всегда отодвигалъ большой умывальный столъ, который стоялъ близь моей кровати, и устраивалъ себ изъ него баррикаду, изъ за которой меня не сразу можно было-бы извлечь.

Случай оказывается иногда большимъ шутникомъ. Онъ заставилъ меня продлать генеральный маневръ, пославъ въ неурочный часъ полицію въ квартиру моихъ хозяевъ-нмцевъ.

Разъ ночью я былъ разбуженъ рзкимъ звонкомъ, отъ котораго трепещетъ сердце русскаго обывателя. Когда я очнулся, я оказался сидящимъ въ кровати съ револьверомъ въ рукахъ. Наружную дверь открыли, произошелъ короткій разговоръ, послышались тяжелые шаги нсколькихъ паръ ногъ, шашка стукнулась о деревянную дверь. Я моментально занялъ свою позицію.

Въ эти минуты, которыя я считалъ послдними своей жизни, я ощутилъ не страхъ смерти и не тотъ подъемъ духа, въ силу котораго люди, умирая, бросаютъ міру звонкую фразу,— я почувствовалъ большую, чисто-дтскую жалость къ самому себ. Чувство это было до того неожиданнымъ для меня, что комическая сторона положенія заставила меня улыбнуться: притаился человкъ въ ночномъ туалет за умывальникомъ съ револьверомъ въ рукахъ и преисполняется жалости къ себ…

Какъ во сн, я слышалъ, что шаги, прошли мимо моей двери и затихли въ глубин корридора. Неужъ-то рядомъ со мною жилъ неизвстный мн товарищъ? Съ четверть часа — цлую вчность — я простоялъ въ томительномъ ожиданіи. Я продрогъ, и зубы у меня стучали отъ холода и, вроятно, отъ волненія. Если-бы теперь полиція пришла ко мн, рука моя не была-бы такъ тверда, какъ вначал. Но она опять прошла мимо меня, увлекая за собою свою жертву. Когда наружная дверь закрылась, я опять легъ въ постель.

Утромъ я узналъ причину переполоха. У хозяевъ моихъ жилъ ихъ богатый родственникъ, который, несмотря на свое тевтонское происхожденіе и сопряженную съ нимъ высшую культуру, отлично усвоилъ себ привычки московскихъ саврасовъ.

Напившись пьянымъ въ загородномъ трактир, онъ натравилъ на сидльца свою собаку, которая и покусала эту обычную жертву московскихъ гулякъ. За этотъ подвигъ нмецъ былъ приговоренъ къ мсячному заключенію. Посл тщетныхъ попытокъ застать его дома днемъ, полиція нагрянула на него ночью, причемъ явилась въ достаточномъ числ, чтобы отнять у него всякую охоту къ сопротивленію.

А мои хозяева — нмцы очень извинялись передо мною за безпокойство, которое причинилъ мн этотъ ‘hchst unangenehmer Fall’…

Въ 20-хъ числахъ ноября пріхалъ Сергй Ивановъ. Я очень обрадовался его прізду, но нерадостны были всти, которыя онъ привезъ. Всюду боле зрлыя революціонныя силы были вырваны изъ рядовъ, осталась зеленая молодежь, надъ которой надо работать, чтобы создать изъ нея будущую организацію партіи. Это было въ общемъ то-же заключеніе, къ которому я пришелъ въ Москв. Ивановъ былъ очень разстроенъ и чувствовалъ большую усталость духа. На счетъ дальнйшей работы у него опредленныхъ плановъ не было. Онъ ршилъ поэтому ухать на время за границу, чтобы немного отдохнуть и столковаться съ заграничными дятелями партіи.

Звалъ онъ и меня въ Парижъ, но я отказался выхать изъ Россіи.

Въ отдых я особенной потребности не ощущалъ, а къ результату ‘столковыванія’ съ эмигрантами я относился скептически: опытъ организаціи, испеченной заграницей, не могъ дйствовать на меня ободряющимъ образомъ. Кром того положеніе казалось мн мене безнадежнымъ, чмъ Иванову. Я потому просилъ его остаться со мною нкоторое время въ Москв, чтобы общими силами выдлить элементы, пригодные для образованія хоть небольшой длоспособной группы.

Если бы это удалось, я похалъ-бы въ Петербургъ, гд тогда впервые появилась соціалъ-демократическая группа, и посмотрлъ-бы, нельзя-ли тамъ что нибудь сдлать. А тамъ дальше видно было-бы.

Ивановъ съ моимъ мнніемъ на счетъ безполезности переговоровъ съ старыми народовольцами не согласился, но остался, какъ я его просилъ, въ Москв. Когда-же черезъ нкоторое время мы общими силами пришли къ убжденію, что въ организаціонномъ отношеніи сейчасъ ничего нельзя было сдлать, да и не очень видно было, за что можно было приняться, Ивановъ ухалъ за границу. Я ршилъ остаться, чтобы сдлать еще одну попытку, о которой сейчасъ будетъ рчь.

Я уже упоминалъ, что Щ. говорилъ мн о жен кавказскаго, адвоката, которая желала видть меня. Адвокатъ этотъ, человкъ умный и энергичный, но съ нкоторыми личными особенностями, которыя мн не нравились, ходилъ когда-то въ народъ, но уцллъ. Теперь онъ по идеямъ своимъ былъ народовольцемъ, но по обстоятельствамъ матеріальнаго и семейнаго характера активнаго участія въ революціонныхъ длахъ не принималъ.

Въ бытность свою въ Ростов, куда онъ нарочно прізжалъ, чтобы повидаться съ революціонерами, онъ мн говорилъ, что, какъ только устроятся его дла, онъ боле дятельно займется партійной работой. Жена его, симпатичная, немолодая уже женщина тянулась къ революціонному длу, кажется, больше, чмъ онъ самъ. Передъ тмъ, какъ вернуться на Кавказъ, она хотла поговорить со мною о положеніи длъ и посовтоваться, что ей длать. Я совершенно откровенно разсказалъ ей о полномъ разгром народовольческой организаціи — у меня вообще было правиломъ шила въ мшк не утаить — и о своемъ стремленіи сплотить какую нибудь группу, которая могла-бы сколько нибудь направлять ту революціонно подготовительную работу, которой теперь, вроятно, еще долго придется заниматься. Не скрылъ я отъ нея и то, что мои попытки окончились до сихъ поръ полной неудачей. Какъ на причину этой неудачи я указалъ главнымъ образомъ на то, что за послднее время въ организацію были втянуты вс боле зрлые, активные элементы, которые теперь погибли сразу, не успвъ приготовить себ преемниковъ.

Тутъ она сказала мн, что, если вс активные элементы погибли, то все же имется резервъ революціонно-мыслящихъ и сочувствующихъ Народной Вол людей, которые по тмъ или другимъ причинамъ не принимали въ послднее время активнаго участія въ революціонномъ дл. Для той революціонно-подготовительной работы, о которой я говорю, они, можетъ быть, пригодятся. И она указала мн нсколько человкъ, жившихъ на Кавказ и боле или мене участвовавшихъ въ движеніи 70-хъ годовъ.

Мысль ея показалась мн правильной, и я ршилъ во всякомъ случа сдлать попытку въ этомъ направленіи. Смущало меня нсколько, что аналогичныя попытки, которыя мн пришлось до тхъ поръ сдлать, кончились неудачей. Но я склоненъ былъ объяснять это частными причинами.

Такъ какъ въ Москв ничто меня не удерживало, то въ 10-хъ числахъ декабря я выхалъ оттуда на югъ съ цлью привести въ извстность резервъ революціоннаго движенія. Кром указаній, данныхъ мн женою адвоката и относившихся къ лицамъ, которыя ушли на Кавказъ, я получилъ нсколько свдній, казавшихся мн тогда очень цнными, отъ московскихъ знакомыхъ.

Объ этомъ своемъ послднемъ объзд я до сихъ поръ не могу вспомнить безъ очень тяжелаго чувства. Люди, несомннно интеллигентные, которые раньше какъ-ни-какъ рисковали своимъ благополучіемъ во имя идеи, оказались объятыми шкурнымъ страхомъ,— тмъ рабскимъ, постыднымъ, паническимъ страхомъ, который, какъ повтріе, прошелъ по всей Россіи и который, напр., побудилъ тогда, одного, нын выдающагося общественнаго, почти государственнаго дятеля сжечь письма, которыя Г. А. Лопатинъ писалъ ему когда-то по вопросамъ философскимъ и научнымъ! Страдалъ я внутренно не столько отъ непривлекательности зрлища, которое было у меня передъ глазами, сколько отъ сознанія, что изъ подъ этого страха за шкуру почти у всхъ несомннно сквозило недовріе къ революціонной организаціи. Какъ мн не больно сказать это, я чувствовалъ, что безпримрное по своему характеру, и размрамъ дегаевское предательство подорвало довріе къ нравственной устойчивости руководителей организаціи, а разгромъ, послдовавшій за арестомъ Лопатина, подорвалъ довріе къ ихъ длоспособности. Слдуя одно за другимъ, въ короткій промежутокъ времени, эти два ужасныхъ событія моглибы потрясти психику гораздо боле устойчивую, чмъ та, которой была одарена тогда средняя революціонная интеллигенція.

Но и это еще было не все. По совсти, я не могъ не видть, что страхомъ за собственное благополучіе и недовріемъ къ организаціи нельзя было всецло объяснить отрицательное отношеніе ‘резерва’ къ продолженію революціонной дятельности въ прежнемъ направленіи. Не вс представители его были одержимы въ одинаковой степени этими нехорошими чувствами. Кавказскій адвокатъ, напр., былъ вполн отъ нихъ свободенъ, также какъ и нкоторые другіе прежніе дятели, съ которыми мн приходилось имть дло до ареста Лопатина. Кром того сильное убжденіе очень и очень часто торжествуетъ надъ побужденіями низшаго порядка. Но именно этого сильнаго убжденія у ‘резерва’ не было. Какъ въ лучшихъ, такъ и въ худшихъ представителяхъ его чувствовалась полная неудовлетворенность прежними путями. Мало-по-малу въ моемъ ум стала вырисовываться такая картина положенія: престижъ партіи, завоеванный героической плеядой первыхъ борцовъ Народной Воли, погибъ, людей, которые могли бы поднять упавшее знамя и понести его дальше, нтъ, вра въ жизненность, въ цлесообразность программы и тактики партіи исчезаетъ. Невольно мысль стала искать внутренней связи между этими явленіями, старалась выяснить общую причину безотраднаго положенія партіи. Я почувствовалъ, что та строгая идейная дисциплина, которую я сознательно наложилъ на себя, чтобы избжать ‘гамлетствованія’ въ области живого революціоннаго дла, начинаетъ колебаться…

Съ тяжелымъ сердцемъ и съ тяжелой головой я докатился до Тифлиса, гд у меня были революціонныя связи.

XIV.
Ликвидація.

И вдругъ, какъ сквозь прорванную плотину вода, на меня хлынулъ потокъ мыслей, сомнній, воспоминаній, отъ которыхъ я до тхъ поръ упорно и боле или мене успшно отбивался.

Оглушенный, я растерялся и почувствовалъ предсмертную тоску… Но мало-по-малу я сталъ приходить въ себя, и умъ сталъ работать боле методически. Что случилось? Что измнилось?

Сидя часами неподвижно въ неуютной комнат, которую я снялъ у какой-то старой, доброй грузинки, я вновь переживалъ все свое идейное прошлое и старался уяснить себ свое положеніе…

Я выросъ въ деревн и любилъ народъ раньше, чмъ я былъ способенъ воспринять какія бы то ни было идеи о ‘долг’ по отношенію къ нему. Любилъ я его, какъ любилъ ниву, волнуемую легкимъ втромъ въ жаркій лтній день, или жаворонка, который, трепеща крылышками высоко надъ землею, бросаетъ въ пространство свою жизнерадостную, серебристую пснь. Я любилъ его, потому, что былъ въ общеніи съ нимъ. Когда пришли идеи, он только освтили и освятили эту любовь, но вызвана она была не ими.

Любя природу, я рано почувствовалъ стремленіе къ познанію ея, но осмыслялось это стремленіе только посл того, какъ я прочелъ Писарева,— мн было тогда 15 лтъ. Отъ него же я узналъ, что я долженъ приносить пользу обществу. И, смотрите, какъ все это тогда хорошо и складно выходило! Занимаешься себ естествознаніемъ — меня и тогда уже особенно интересовала біологическая химія,— излагаешь популярно (непремнно!) свои и чужія изслдованія, и выходитъ изъ этого сама собою польза обществу. А что такое ‘общество’, объ этомъ вопросъ опредленно не ставился, потому что и такъ все_было ясно.

Но вскор — это было въ 1874 г., и я былъ тогда въ 7-мъ класс кіевской 2-й гимназіи — ко мн стали попадать запрещенныя книжки того времени, и глаза у меня стали открываться. Я узналъ, что общество распадается на ‘народъ’ — это т самые люди, Грицьки и Опанасы, которыхъ я съ дтства любилъ, самъ не зная за что — и не народъ. У народа я оказался в’ неоплатномъ долгу и обязанъ былъ ему служить, не народу же я никакой пользы не долженъ былъ приносить.

И опять это очень хорошо сложилось, что въ качеств неоплатнаго должника и безсрочнаго слуги я былъ прикомандированъ именно къ народу, который я любилъ, и вышелъ чистымъ передъ не-народомъ, къ которому опредленныхъ чувствъ не питалъ. Но была тутъ и оборотная, для меня очень непріятная, сторона медали. Дло въ томъ, что обществу я могъ служить, занимаясь въ свое удовольствіе естествознаніемъ, потому что само это занятіе составляло опредленную и даже почетную службу. Но народу отъ моихъ научныхъ занятій было ни тепло, ни- холодно. Скоре даже холодно, потому что я тратилъ — по тогдашнему — на пустяки мое время и силы, которыя принадлежали по праву народу. Цльность моего міровозрнія потерпла крушеніе. Въ душ моей возникъ конфликтъ между ‘долгомъ’ и стремленіемъ уйти всецло въ науку,— конфликтъ, который прошелъ черезъ всю мою жизнь сознательнаго человка и который кончится только вмст съ нею…

Окончивъ гимназію (въ 1875 г.), я поступилъ въ кіевскій университетъ на естественное отдленіе физико-математическаго факультета и сталъ заниматься науками. Но вмст съ тмъ я немало времени посвящалъ на изученіе ‘соціальнаго вопроса’. Я внимательно прочелъ все, что могъ достать по этому вопросу, включая ‘Капиталъ’ Маркса. Мало по-малу у меня выработалось соціалистическое міровозрніе, которому я остаюсь вренъ до сего дня.

Замчательно, что въ этотъ періодъ моей жизни (76 и 77 гг.) это мое соціалистическое міровозрніе не носило императивнаго характера и мирно уживалось рядомъ съ чисто-научными занятіями. Вышесказанный конфликтъ между долгомъ и наклонностями дремалъ въ глубин моего духа. Въ значительной степени это объясняется тмъ, что я не видлъ, какъ примнить это міровозрніе къ служенію народу.

Движеніе въ народъ, которое несомннно было пробнымъ полетомъ молодой революціонно-соціалистической интеллигенціи — здсь не мсто останавливаться на тхъ благоглупостяхъ, которыя были наговорены объ этомъ замчательномъ историческомъ явленіи иностранными и отечественными мудрецами, невидящими дальше своего носа — движеніе въ народъ закончилось неудачей и возобновлять попытку не представлялась тогда возможнымъ. Правда, Кіевъ былъ тогда центромъ группы такъ называемыхъ ‘бунтарей’, которые тоже собирались въ народъ ни боле, ни мене, какъ для того, чтобы поднять его на вооруженный бунтъ. Но, хотя одинъ изъ главныхъ дятелей этой группы, Чубаровъ (‘капитанъ’, казненный въ Одесс въ 1879 г.), довольно часто приходилъ ко мн на квартиру и велъ разговоры, я не чувствовалъ ни малйшей наклонности пристать къ бунтарямъ. Какъ извстно, эти послдователи Бакунина считали возможнымъ произвести революцію посредствомъ небольшихъ, но отборныхъ отрядовъ, которые, переходя изъ деревни въ деревню, будутъ поднимать народъ, передлять землю и увеличивать свои ряды все новыми и новыми силами до тхъ поръ, пока расходившееся народное море… и т. д. Для этого они вербовали людей и запасались револьверами и даже сдлами. Я недурно стрлялъ и держался на лошади не хуже, если не лучше, чмъ любой изъ бунтарей. Но я не могъ тогда связать въ практическую программу дйствія, мое умніе стрлять и здить верхомъ съ тми идеями, которыя я составилъ себ о соціализм и, вроятно, поэтому остался въ сторон отъ этого движенія.

Замчу кстати, что Чубаровъ приходилъ въ мою квартиру не столько ради меня, сколько для одного рослаго деревенскаго парня, моего земляка, который жилъ у меня и готовился при моемъ содйствіи къ экзамену въ учительскую семинарію {Объ этомъ эпизод и объ участи этого парня я разсказалъ въ небольшомъ очерк ‘Прокопъ’, который я написалъ въ Париж въ 1885 т. Онъ долженъ храниться гд нибудь въ архив ‘Встника Народной Воли’.}. Кром бунтарей въ конц 77-го и начал 78-го г. существовали среди молодежи и другія группы съ революціонными или, правильне, съ оппозиціонными тенденціями. Существовалъ такъ называемый студенческій ‘клубъ’, однимъ изъ главныхъ дятелей котораго былъ ‘черный’ Михалевичъ (былъ еще одинъ Михалевичъ, свтлый блондинъ, и онъ назывался ‘блымъ’). Бывалъ и я въ этомъ клуб и слышалъ рефераты Подолинскаго, тогда только что вернувшагося изъ за границы. Насколько припоминаю, эти рефераты, также какъ и тенденціи ‘клуба’, носили украинофильски-конституціонный характеръ и были, вроятно, отраженіемъ идей Драгоманова. Пристать къ этому теченію я тоже не чувствовалъ ни малйшей склонности.

Въ это же время стали возникать слухи объ образованіи ‘партіи’ съ новой соціально революціонной программой, а весною 78 то года появились прокламаціи за красной печатью ‘Исполнительнаго Комитета Соціально-Революціонной Партіи’. Это были первые отблески приближавшейся грозы. Я вышелъ изъ душевнаго равновсія, и ‘два сердца’ стали бороться въ моей груди. Въ конц концовъ къ чорту пошла наука, и, когда весною того года возникли студенческія волненія, я съ головою окунулся въ нихъ и вынырнулъ черезъ нкоторое время въ не столь отдаленныхъ…

Сначала въ Блозерск, а потомъ въ Новомосковск и Бахмут, Екатеринославской губ., куда меня перевели по болзни (у меня обнаружился туберкулезъ легкихъ), я слдилъ, какъ могъ, за тмъ, что творилось тогда на Руси. Въ конц 78-го года мн попалъ въ руки номеръ ‘Земли и Воли’, но по немъ я не могъ выяснить себ характеръ новаго движенія. Гораздо ясне стало для меня положеніе, когда годъ спустя ‘Земля и Воля’ распалась на ‘Народную Волю’ и ‘Черный Передлъ’.

Программа ‘Чернаго Передла’ показалась мн не реальной, главнымъ образомъ потому, что, отвергая всякую политическую борьбу, она заране отказывалась отъ могучаго орудія для поднятія самосознанія массъ и крайне» нецлесообразно суживала сферу своего дйствія. Кром того ‘Черный Передлъ’ игнорировалъ городскихъ рабочихъ, которые гораздо боле подготовлены жизнью къ воспринятію соціалистическихъ идей, чмъ крестьяне.

Ршеніемъ ‘судебъ капитализма’ я тогда не занимался, но зналъ, что въ Россіи существуетъ капиталистическое производство съ его фабриками и заводами, и что существуютъ поэтому фабричные и заводскіе рабочіе, которые должны были быть авангардомъ соціально-революціонной арміи.

Я стараюсь по возможности передать свои тогдашнія мысли и впечатлнія, избгая тхъ поправокъ и, видоизмненій, которыя были внесены въ нихъ позднйшими наслоеніями. Поэтому я ничуть не утверждаю, что правильно постигъ тогда сущность ‘Чернаго Передла’. Возможно и даже вроятно, что при нкоторомъ стараніи въ немъ можно найти зачатки того единоспасающаго пониманія соціализма, которое изъ Чернопередльцевъ сдлало россійскихъ соціалъ-демократовъ… Теперешнимъ потомкамъ ‘Чернаго Передла’ покажется, вроятно, смшнымъ упрекъ, который я нкогда мысленно обращалъ къ ихъ прародителю въ игнорированіи городскаго пролетаріата. Да отнесутся они снисходительно къ этому грху моей молодости!

Насколько не понравилась мн программа ‘Чернаго Передла’, настолько же пришлась мн сразу по вкусу программа ‘Народной Воли’… Я пишу здсь не исторію ‘Народной Воли’, а даю только ‘свидтельскія показанія’ о ней. Историкъ опредляетъ, чмъ въ дйствительности была знаменитая ‘Программа Исполнительнаго Комитета’, я же могу только сказать, какъ она отразилась въ моемъ ум, какъ направила мои дйствія.

Прежде всего очень по душ пришлась мн первая же фраза программы: ‘По основнымъ своимъ убжденіямъ мы соціалисты-революціонеры’. Я зналъ, что существуетъ одинъ только соціализмъ, революціонный, потому что онъ является единственно логическимъ выводомъ изъ классовой структуры современнаго общества. Былъ я также боле или мене знакомъ съ соціалистическимъ движеніемъ въ Западной Европ и чувствовалъ, что этимъ своимъ заявленіемъ партія ‘Народной Воли’ какъ бы пріобщается къ всемірному соціализму, выразителемъ котораго былъ ‘Интернаціоналъ’, А это мн казалось чмъ то очень хорошимъ.

Что касается примненія этихъ ‘основныхъ учрежденій’ къ условіямъ русской жизни, то и тутъ мн казалось, что программа Исполнительнаго Комитета ставитъ вопросъ вполн правильно.

Какъ извстно, движеніе въ народъ вызвало со стороны правительства жестокія преслдованія противъ передовой части интеллигенціи. Преслдованія эти показали, что правительство не намрено допустить пропаганду соціалистическихъ идей, въ какую бы мирную форму она не отливалась. Какъ естественная реакція противъ правительственныхъ гоненій, у боле активныхъ элементовъ революціонно-настроенной интеллигенціи возникло стремленіе вступить въ непосредственную борьбу съ полицейскимъ строемъ, который мшалъ осуществленію ихъ завтныхъ желаній. Отсюда до общаго положенія, что нельзя работать для распространенія соціалистическаго идеала, игнорируя политическія условія, оставался одинъ только шагъ, и шагъ этотъ былъ сдланъ ‘Народной Волей’. Ставя въ первую линію борьбу съ самодержавіемъ, Народная Воля вполн, какъ мн казалось, раціонально учитывала тогдашнее настроеніе общества. Турецкая кампанія и предшествовавшее ей движеніе на Балканахъ расшевелили общественную мысль и вызвали въ ней запросы, боле или мене ясное отраженіе которыхъ можно найти даже въ легальной литератур того времени. ‘Вс’ желали и ждали чего то, причемъ повтріе распространилось даже на такіе элементы общества, которые не умли въ точности опредлить, хотлось ли имъ ‘конституціи’ или ‘севрюжины съ хрномъ’. Особенное оживленіе замтно было среди боле передовой интеллигенціи. Я помню рзкіе толки и горькія нареканія по поводу того, что Болгарія и даже Турція удостоились конституціи, а мы остаемся въ положеніи безправныхъ рабовъ и т. д. И, такъ какъ повтріе фрондированія замчалось боле или мене всюду, то ничего не было легче, какъ вывести изъ него заключеніе, что самодержавіе подгнило, что въ обществ и — скачекъ!— въ народ назрли и назрваютъ революціонные элементы, которые нужно только сорганизовать для совмстнаго и единовременнаго напора, чтобы переворотъ совершился. Такъ думалось мн, такъ думалось и многимъ другимъ моимъ современникамъ, которые въ программ Исполнительнаго Комитета съ радостью увидли какъ бы отраженіе и осуществленіе своихъ мыслей.

Введеніе политической борьбы въ программу соціально-революціонной партіи представлялось мн тогда въ высшей степени раціональнымъ и по соображеніямъ ‘научнаго’ характера. Я не даромъ начитался исторіи. Изъ моихъ чтеній я вынесъ понятіе, что прогрессъ общества осуществляется борьбою общественныхъ группъ, изъ которыхъ оно состоитъ. Вся исторія наполнена борьбою. Боролась въ Западной Европ королевская власть съ феодализмомъ, буржуазія съ феодализмомъ и королевской властью, а теперь ‘четвертое сословіе’ вступаетъ во имя своихъ классовыхъ интересовъ въ борьбу съ буржуазіей. А у насъ? Съ тхъ поръ какъ царская власть раздавила остатки народнаго самоуправленія и раздлалась съ слабыми попытками бояръ внести въ нее кой какія ограниченія, элементъ сознательной групповой борьбы, главный двигатель общественнаго прогресса, отсутствуетъ въ русской исторіи. И вотъ теперь Народная Воля впервые поднимаетъ знамя организаціонной борьбы противъ самодержавной царской власти. Борьбы во имя интересовъ буржуазіи, господство которой должно было повидимому стоять на исторической очереди? Нтъ, потому что соціалистическая- по своему міровозрнію и по своимъ стремленіямъ, революціонная интеллигенція, создавшая ‘Народную Волю’, ставила себ задачи, которыя только частью совпадали съ интересами буржуазіи, а въ остальномъ были прямо противоположны имъ. Тотъ фактъ, что борьбу противъ самодержавія подняла не россійская буржуазія, аморфное состояніе которой было тогда для всхъ очевидно, а революціонная интеллигенція, выступившая, какъ представительница интересовъ эксплуатируемыхъ, казался мн въ высшей степени знаменательнымъ.

Какъ и многіе другіе, я умилялся тогда духомъ передъ знаменитыми ‘устоями’ народной жизни, пвцомъ которыхъ былъ Златовратскій. Связывая вышеуказанный фактъ съ ‘общинными идеалами’ русскаго народа, я видлъ въ немъ проявленіе своеобразности русской исторіи,— своеобразности, открывавшей весьма широкіе горизонты на будущее…

Повторяю, я стараюсь воспроизвести какъ можно точне т взгляды, которые выработались у меня въ то время на ‘Народную Волю’ и которые я неоднократно развивалъ въ кружкахъ молодежи.

Впослдствіи знаніе и опытъ внесли въ эти взгляды кой-какія поправки, но не объ этомъ теперь рчь.

И такъ вотъ какой представлялась мн теоретическая основа программы ‘Народной Воли’. Что касается до практическаго примненія ея, то были стороны, которыя я принималъ, такъ сказать, всей душой, но были и другія, которыя оставались у меня подъ сомнніемъ.

Исходя изъ положенія, что во всхъ слояхъ русскаго общества существуютъ революціонные элементы, готовые ринуться въ бой съ самодержавіемъ, нельзя было не признать раціональнымъ планъ, выработанный Исполнительнымъ Комитетомъ. Прежде всего необходимо было сплотить вс наличныя революціонныя силы въ крпкую организацію и тмъ координировать ихъ дйствія въ пространств и во времени.

Но имющіяся силы, революціонныя по своему настроенію, не были однородны ни по своимъ тенденціямъ, ни по степени сознательности. Поэтому абсолютно необходимо было вести среди нихъ дятельную пропаганду соціально-революціонныхъ идей, которыя легли въ основу программы партіи, такъ какъ только выработка сознательныхъ соціалистовъ-революціонеровъ изъ боле или мене революціонно настроенныхъ людей могла привести къ осуществленію задачъ, которыя ставила себ партія.

Кром уже существующихъ революціонныхъ силъ были элементы, которые ждали, такъ сказать, вншняго толчка, чтобы стать революціонными. Отсюда необходимость агитаціи. И, такъ какъ революціонное положеніе, если можно такъ выразиться, распространялось (въ теоріи) на вс слои общества, то ближайшей задачей партіи должна была быть постановка дла организаціи, пропаганды и агитаціи во всхъ слояхъ общества. Это казалось мн въ высшей степени логичнымъ и цлесообразнымъ, и подъ этой частью программы Исполнительнаго Комитета я подписывался обими руками.

Затмъ шла часть, которая была у меня подъ сомнніемъ. Я плохо понималъ, какъ соціально-революціонная партія можетъ стремиться къ захвату власти путемъ заговора. Опять таки на основаніи того, что я вычиталъ изъ исторіи, дло представлялось мн такъ, что совершить переворотъ путемъ заговора означаетъ насильственно подставить одного правителя вмсто другого въ предлахъ одного и того-же режима, а не замнить одинъ режимъ другимъ, радикально ему противоположнымъ. Такъ, по крайней мр, было до сихъ поръ. Для замны же одного режима другимъ требуется соучастіе того класса, которымъ и въ пользу котораго совершается эта замна, т. е. требуется ни больше, ни меньше, Какъ классовая, въ которой заговоръ можетъ, пожалуй, играть роль инцидента, но не планомрнаго средства. Впрочемъ на мой взглядъ, эта часть программы не имла существеннаго значенія, по крайней мр для ближайшаго будущаго. Какъ ни былъ я склоненъ къ оптимизму, но я не представлялъ себ, чтобы дло могло скоро дойти до захвата власти. Будемъ подготовлять соціальную революцію путемъ распространенія соціально-революціонныхъ идей, а какимъ способомъ медвдь будетъ сваленъ, тамъ въ свое время видно будетъ.

Гораздо больше смущалъ меня вопросъ о цлесообразности такъ называемаго систематическаго террора. Всякій террористическій актъ громко говорилъ чувству, главнымъ образомъ, самихъ-же революціонеровъ, на массы же оставался безъ замтнаго дйствія. Въ этомъ отношеніи удручающее впечатлніе произвело на меня время, послдовавшее за смертью Александра II, когда вмсто ожидаемаго взрыва народной революціи во многихъ мстахъ можно было слышать плачъ по цар-освободител. Смущало меня главнымъ образомъ то, что терроръ, какъ бездонная пропасть, поглощалъ лучшія силы партіи, которыя, работая въ другомъ направленіи, принесли-бы, можетъ быть, большую пользу длу народнаго освобожденія. Не хочу приводить здсь аргументы за и противъ террора, потому что и т, и другіе вращаются исключительно въ области, недоступной точному опредленію. Какъ учесть вредъ и пользу террора? И если даже допустить, что это можно сдлать, то какъ установить балансъ, какъ опредлить, какое количество пользы нужно положить на всы, чтобы уравновсить понесенный вредъ? Желябовъ говорилъ, что ведя террористическую борьбу, Народная Воля проживаетъ свой капиталъ.

И дйствительно, капиталъ свой она прожила, можно сказать, да послдней копйки. На первый взглядъ можетъ показаться, что это глубоко врное замчаніе Желябова должно быть разсматриваемо, какъ аргументъ противъ террора. Но оказывается, что даже и онъ служитъ аргументомъ за терроръ, а не противъ него, потому что исторической миссіей Народной Воли было — полечь костьми за введеніе непосредственной политической борьбы въ русскую жизны Очевидно, разсужденія тутъ ни къ чему не могутъ привести. Въ окончательномъ счет признаніе цлесообразности террора является предметомъ вры, а не результатомъ умственныхъ выкладокъ. У меня этой вры Никогда не было и теперь нтъ, и я могу только искренно жалть, что по этому вопросу расхожусь съ товарищами, которыхъ я глубоко уважаю и люблю…

Я полагаю, что даже самые строгіе критики не обвинятъ меня въ беззаботности насчетъ принциповъ и теорій, когда я скажу, что несмотря на свое несогласіе съ нкоторыми частями программы партіи Народной Воли, я твердо ршилъ стать въ ряды этой партіи -и принять дятельное участіе въ ея работ. Дло въ томъ, что та часть программы, которую я принималъ безъ оговорокъ, была такъ важна въ моихъ глазахъ, что я считалъ возможнымъ войти въ партію, оставляя подъ сомнніемъ другую часть программы. Если можно было сомнваться насчетъ цлесообразности террора, если разсужденія о захват власти не были непогршимыми, то въ безусловной необходимости и полезности пропаганды соціалистическихъ идей и организаціи революціонныхъ силъ не могло быть ни малйшаго сомннія. Этой части партійной работы я и ршилъ посвятить свои силы, къ ней я готовился, находясь въ ссылк.

Такимъ образомъ, когда въ начал 1882 г. я вступилъ въ партію, я зналъ, на какую работу я иду, зналъ также, почему именно я выбралъ эту работу, а не другую. Такъ какъ особенно вреднымъ для успшности работы я признавалъ шатаніе мыслей и ‘гамлетствованіе’, то, выяснивши себ заране теоретическія основы и линію своей дятельности, я твердо намренъ былъ не перершать ршенныхъ вопросовъ и идти своимъ путемъ. Внутреннія сомннія и колебанія я старался подавить въ себ, а возраженіямъ извн противоставлялъ готовые отвты, не вступая въ разсужденія по существу. Такъ шелъ я втеченіи трехъ лтъ по намченному пути, упорно не снимая наглазниковъ, которые я сознательно надлъ себ, пока не пришелъ къ мсту, откуда выхода я не видлъ. Тутъ поневол пришлось снять наглазники и осмотрться. И, когда я осмотрлся, я не могъ не увидть, что случилось и что измнилось.

Случилось то, что основная посылка народовольческаго силлогизма — существованіе въ русскомъ обществ революціонныхъ силъ въ количеств, достаточномъ для совершенія переворота — оказалась неврной. Вс эти силы олицетворялись въ нсколькихъ тысячахъ боле или мене сознательныхъ революціонеровъ, которые въ нсколько лтъ были истреблены правительствомъ. Массы совсмъ не были затронуты движеніемъ. А разъ основная посылка неврна, то и весь силлогизмъ не годится.

Что измнилось? Измнилась вся постановка революціоннаго дла. Если нтъ достаточно силъ, чтобы совершить переворотъ въ ближайшемъ будущемъ, то нтъ надобности стремиться къ сплоченію ихъ въ крпкую, централизованную организацію. Въ революціонный моментъ такая организація можетъ оказать ршающее дйствіе на исходъ борьбы. Но въ періодъ подготовительной работы — если нтъ силъ, то надо готовить ихъ!— такая организація, какъ бы конспиративно она ни велась, фатально осуждена на гибель. Кто-то сказалъ, что тайна только тогда остается тайной, когда изъ двухъ человкъ, заинтересованныхъ въ ней, знаетъ ее только одинъ. А тутъ дло идетъ не о двухъ, а о десяткахъ и сотняхъ людей. Какъ бы ни былъ тщателенъ подборъ членовъ организаціи, всегда среди нихъ найдутся и люди, недосточно осторожные, и люди, способные въ критическій для нихъ моментъ стать предателями. Достаточно вспомнить мартирологъ Народной Воли, чтобы убдиться въ томъ, что не ловкость политической полиціи, а только неосторожность и предательство въ сред революціонеровъ были причиной гибели слдовавшихъ одна за другой организацій. Это было совершенно неизбжно, и на это вполн сознательно разсчитывали боле умные изъ высшихъ полицейскихъ дятелей. Извстно, что Судейкинъ очень охотно вступалъ въ теоретическія разсужденія со своими жертвами, при чемъ бывалъ иногда цинично-откровененъ. Мн передавали, что въ одинъ изъ такихъ припадковъ откровенности онъ сказалъ, не помню ужъ какому, подневольному собесднику, что напрасно революціонеры считаютъ правительство такимъ невжественнымъ. Оно, правительство, тоже знаетъ исторію и отлично понимаетъ, что революціонное движеніе нельзя искоренить, но оно также понимаетъ, что революціонное движеніе можно вполн обезвредить своевременно принятыми репрессивными мрами. ‘Вы подростете, а мы васъ подкосимъ, вы подростете, а мы васъ подкосимъ’, говорилъ Судейкинъ, иллюстрируя свои слова жестомъ косаря. Сильно централизованная организація имла несомннно свои преимущества. Но она-же была причиной того, что отборнйшіе и цннйшіе представители революціоннаго движенія подводились систематически и притомъ боле или мене компактными массами за-разъ, подъ неумолимую косу правительства. При поверхностности тогдашняго революціоннаго движенія, результатъ долженъ былъ быть именно такимъ, какимъ онъ оказался.

Итакъ, истинное значеніе фактовъ, на которые я до тхъ поръ упорно закрывалъ глаза, или которые я криво толковалъ, стало для меня яснымъ. Людей нтъ, потому что ограниченный запасъ революціонныхъ силъ, медленно накопленный предшествующими поколніями былъ быстро растраченъ, новыя же силы формировались слишкомъ медленно, чтобы замнить павшіе ряды. По мр того, какъ развившіяся событія давали возможность сличать дйствительность съ апріорными построеніями, полное несоотвтствіе плановъ и надеждъ Народной Воли съ тогдашнимъ соціальнымъ и политическимъ положеніемъ Россіи вырисовывалось все боле и боле. Это несоотвтствіе неизбжно должно было вызвать въ революціонной сред неудовлетворенность партійной программой и партійной дятельностью. Люди, боле чуткіе или мене предубжденные, чмъ я, стали чувствовать и обнаруживать эту неудовлетворенность раньше меня. Впервые я встртилъ ее боле или мене ясно выраженной у казанскихъ скептиковъ и пессимистовъ, но тогда я преднамренно не сталъ вдаваться въ обсужденіе причинъ ея. Теперь, когда желзная рука дйствительности приперла меня къ стн и заставила меня подвергнуть проврк руководящія начала моей дятельности, пришла и моя очередь не только почувствовать полную неудовлетворенность, но и понять смыслъ ея. А понявши, я безъ колебанія ликвидировалъ прошлое, потому что вновь надть наглазники я не могъ, если бы даже хотлъ.

Но будущее? Какъ ни велико было мое разочарованіе, моя вра въ жизненность революціонныхъ идей ни малйше не была поколеблена, и я ни на минуту не впалъ въ то пессимистическое настроеніе, порожденіемъ котораго были такія, смю сказать, уродливыя явленія русской общественной жизни, какъ толстовство, декадентство, ничшеянство и, не знаю еще, что. Но я не могъ не видть, что для русскаго общества наступалъ долгій періодъ новаго накопленія революціонныхъ силъ. Поэтому задачей уцлвшихъ остатковъ революціонной интеллигенціи должно было быть не продолженіе непосредственной борьбы съ правительствомъ, а сознательное и планомрное содйствіе этому процессу революціоннаго накопленія. До тхъ поръ дло происходило такъ, что наиболе дятельные революціонеры вырывались изъ ихъ естественной среды и становились профессіональными революціонерами. Мн казалось, что эта экстенсивная система должна была быть замнена интенсивной, при которой сознательные революціонеры, занимаясь какой-нибудь отраслью практической дятельности, воздйствуютъ въ то же время на окружающую среду. Нужно было тщательно выращивать революціонные всходы и заботиться о томъ, чтобы они дали зерно. Для передовой интеллигенціи наступалъ періодъ культурно-революціоннаго воздйствія на массы.

Оглядываясь назадъ, на путь, пройденный Россіей за послдніе 20 лтъ, я и теперь еще думаю, что взглядъ, къ которому я пришелъ тогда, подводя итоги своей дятельности, былъ въ общемъ вренъ. Чмъ, какъ не стремленіемъ къ культурно-революціонной работ было неудержимое общественно-образовательное движеніе, напору котораго не могло противостоять даже правительство Александра III? А вдь воскресныя школы, библіотеки, издательства въ значительной мр были въ рукахъ революціонно и соціалистически мыслящей интеллигенціи. Но даже работа чистыхъ культурниковъ фатально сводилась на предварительную обработку сырого матеріала для послдующаго революціонно-соціалистическаго воздйствія.

Да и соціалъ-демократическое движеніе, которое одно время грозило выродиться въ чистый экономизмъ, въ борьбу исключительно за улучшеніе экономическаго положенія рабочаго класса, было втеченіи долгихъ лтъ культурнымъ по существу и революціоннымъ только по иде…

Результаты этой долгой культурно-революціонной работы теперь на лицо.

Да не подумаетъ читатель, что я тутъ мудрствую заднимъ числомъ. Напуганный разоблаченіями экспериментальной психологіи на счетъ безсознательныхъ, но тмъ не мене неблаговидныхъ продлокъ памяти, я и самъ не доврялъ бы себ. Но, какъ будетъ упомянуто ниже, у меня случайно сохранился документъ, который доказываетъ объективную врность сказаннаго относительно результата произведенной мною идейной ликвидаціи.

XV.
Заключеніе.

По мр того, какъ истинное положеніе революціонныхъ длъ вырисовывалось передъ моими глазами, въ моей душ происходила неожиданная для меня самого перемна. Съ тхъ поръ, какъ я сталъ нелегальнымъ, исходъ моей революціонной дятельности, поскольку это касалось лично меня, представлялся мн не иначе, какъ въ вид моей смерти. На торжество революціи въ ближайшемъ будущемъ я не расчитывалъ, здоровье мое было въ очень плохомъ состояніи, такъ что, если бы даже не удалась моя попытка не отдаться живымъ въ руки жандармамъ, то все таки я былъ увренъ, что недолго проживу въ заключеніи. А что встртиться лицомъ къ лицу съ жандармами въ окончательной форм мн, придется, въ этомъ я ни минуты не сомнвался. Тмъ не мене даже въ самые критическіе моменты моей революціонной жизни, мысль о какомъ-нибудь другомъ исход даже не приходила мн въ голову. Когда, пріхавъ въ Москву, Сергй Ивановъ звалъ меня за-границу, я отказался похать только потому, что поздка казалась мн нецлесообразной въ дловомъ отношеніи и что, какъ я думалъ, я долженъ былъ не прекращать работы въ Россіи. Вопросъ о возможности уйти на время изъ подъ Дамоклова меча, который вислъ у меня надъ головою, даже не дебатировался въ моей душ, потому что я такъ втянулся въ дло, что Дамокловъ мечъ казался мн однимъ изъ вполн естественныхъ аттрибутовъ его. Долгъ принудилъ меня остаться въ рядахъ до естественнаго финала, который отъ моей воли не завислъ. Тмъ боле я былъ удивленъ, замтивъ, что по мр того, какъ я подводилъ итоги, принудительный характеръ этого чувства долга все боле и боле слаблъ въ глубин моего духа. И когда я пришелъ къ окончательному выводу, я почувствовалъ себя свободнымъ человкомъ! Свободнымъ, не какъ каторжникъ, которому удалось разбить цпь и вырваться на волю/а какъ солдатъ, врою и правдою отслужившій тяжелую службу и отпущенный по билету. Длу революціи и соціализма я оставался вренъ душою, но я не видлъ своего пути, и потому не чувствовалъ себя обязаннымъ итти.

Теперь, разсуждая заднимъ числомъ, я склоненъ думать, что не чувство долга ослабло во мн потому, что я не видлъ своего пути, а наоборотъ, что пути я не видлъ, потому что чувство долга во мн ослабло. А ослабло сью, потому что за три года напряженной революціонной жизни истощился отпущенный мн запасъ того рода энергіи, который необходимъ для веденія революціоннаго дла.

Какъ бы то ни было, я почувствовалъ себя свободнымъ и за хотлъ ухать за-границу, и для того, чтобы уйти изъ подъ Дамоклова меча, и, можетъ быть, для того, чтобы пожить другой половиной своей жизни.

Пока у меня шла ликвидація, я видлся время отъ времени съ немногочисленными тифлисскими народниками, наиболе выдающимися изъ которыхъ былъ князь Аргутинскій-Долгоруковъ, бывшій студентъ Петровской Академіи, высланный въ Тифлисъ подъ надзоръ полиціи. Если не ошибаюсь, онъ въ Москв принадлежалъ къ кружку П—ва, Е—ва и др. Когда ликвидація была покончена, для меня возникъ вопросъ, имю ли я нравственное право подлиться съ революціонерами, бывшими въ сношеніяхъ со мною, тми результатами, къ которымъ я пришелъ. Вдь результаты эти врны были пока только для меня. Врны-ли они вообще?

А между тмъ, если-бы я сталъ излагать ихъ, они были бы неминуемо приняты за выраженіе мнній организаціи Народной Воли, сколько бы я не утверждалъ, что говорю исключительно отъ своего имени. Кром того, для меня дло осложнялось еще тмъ обстоятельствомъ, что, почувствовавъ себя свободнымъ, я тмъ самимъ какъ бы порвалъ свою внутреннюю связь съ организаціей, и на мн слдовательно лежала нравственная обязанность не длать такихъ шаговъ, отвтственность за которые могла пасть на организацію въ прошедшемъ или будущемъ. Вотъ почему я о своихъ окончательныхъ выводахъ съ революціонерами не говорилъ, но ничуть не скрывалъ отъ, нихъ, что организація разбита, что невидно пока, какъ пойдетъ дло въ будущемъ, и что я намренъ похать въ Парижъ для того, чтобы сообщить находящимся тамъ народовольцамъ все, что мн извстно о теперешнемъ положеніи партіи.

Узнавъ о моемъ намреніи ухать за границу, Аргутинскій вызвался добыть мн заграничный паспортъ. Когда, какъ я разсказалъ это выше, ко мн пріхалъ въ Тифлисъ Крыловъ-Воскресенскій и сталъ убждать меня создать новую организацію, я, чтобы отдлаться отъ него, ухалъ во Владикавказъ, куда Аргутинскій общалъ мн прислать заграничный паспортъ. Это было приблизительно въ 10-хъ числахъ января 1885 г.

Во Владикавказ, гд я сидлъ около мсяца въ ожиданіи паспорта, я видлся съ кавказскимъ адвокатомъ, который пріхалъ спеціально для свиданія со мною. Все еще исходя изъ мысли, что я не имю права обрубать канаты вокругъ себя, я условился съ нимъ насчетъ дальнйшихъ сношеній и далъ ему парижскій адресъ, который имлся у меня. И съ нимъ я говорилъ откровенно о настоящемъ положеніи партіи, но о будущемъ не говорилъ.

И въ Тифлис, и во Владикавказ я получалъ письма отъ уцлвшихъ ростовскихъ революціонеровъ, которые образовали небольшую группу. Во глав ея стояли Остроумовъ, впослдствіи ставшій злостнымъ предателемъ, и Цейтлинъ.

Остроумовъ сообщалъ, что группа продолжаетъ работать и звалъ меня пріхать въ Ростовъ. Я общалъ ему извстить его, когда и какимъ поздомъ я буду прозжать черезъ Ростовъ, для того, чтобы онъ могъ похать тмъ же поздомъ до Таганрога и поговорить со мною по дорог. Это было не очень благоразумно съ моей стороны, но отказать ему у меня не хватило духа.

Около половины февраля Аргутинскій прислалъ мн, наконецъ, заграничный паспортъ, и я, не теряя времени выхалъ изъ Владикавказа, направляясь прямо въ Парижъ. Денегъ у меня было въ обрзъ, такъ что я ршилъ хать, не останавливаясь нигд. Между Ростовомъ и Таганрогомъ я видлся въ позд съ Остроумовымъ, отъ котораго, впрочемъ, абсолютно ничего интереснаго не узналъ. Я сказалъ ему, что ду за границу и далъ ему парижскій адресъ.

Подъзжая къ Волочиску, я еще разъ имлъ случай убдиться въ особой милости ко мн судьбы. Я зналъ, что граница была однимъ изъ пунктовъ, гд Дамокловъ мечъ легче всего могъ обрушиться на мою голову. Меня очень усердно разыскивали, и Остроумовъ, между прочимъ, разсказывалъ мн, что за нсколько дней до нашего свиданія всмъ полицейскимъ и жандармамъ, включая желзнодорожныхъ (онъ зналъ это отъ брата), показывали мою фотографію. О качеств паспорта, которымъ меня снабдили, я ничего не зналъ, такъ что мн предстояло пройти черезъ послднее испытаніе, которое могло оказаться послднимъ и въ хорошемъ, и въ дурномъ смысл. Когда по примру другихъ пассажировъ, которые обнаруживали какое-то странное даже нсколько жуткое для меня волненіе, я сталъ собирать свой ручной багажъ, ко мн неожиданно подошелъ кондукторъ и спросилъ:

— Вы, господинъ, за границу дете?

— Да, отвтилъ я.

— Если желаете, я понесу вашъ паспортъ для явки, чтобы вамъ не безпокоиться самимъ.

— А почему же вс другіе пассажиры должны сами предъявить свои паспорты?— спросилъ я его.

— Такое правило. Но у меня тамъ есть жандармскій вахмистръ знакомый, онъ наложитъ явку на паспортъ и принесетъ его сюда.

Я былъ убжденъ, что я узнанъ, и что меня хотятъ взять безъ скандала, когда вс пассажиры уйдутъ изъ вагона и будутъ заперты въ вокзал. Я внимательно посмотрлъ на кондуктора, но на его простомъ, нсколько деревянномъ лиц я ничего не могъ прочесть. Для моихъ цлей мн было гораздо выгодне ждать прихода жандармовъ въ вагон, чмъ идти къ нимъ въ ихъ берлогу. На побгъ у меня надежды не было никакой, а шуму, который произведетъ мой арестъ при боле или мене сенсаціонныхъ обстоятельствахъ, я большого значенія не придавалъ. Вс эти мысли съ быстротою молніи пронеслись въ моей голов, и собравши все хладнокровіе, на которое я былъ способенъ, я сказалъ кондуктору, что съ удовольствіемъ принимаю его предложеніе, и даже попросилъ его передать мой багажъ до Подволочиска (это тогда требовалось), для чего вручилъ ему вмст съ паспортомъ багажную квитанцію.

Когда послдній пассажиръ вышелъ изъ вагона, кондукторъ оставилъ меня одного и заперъ за собою снаружи дверь. Выглянувъ въ окно, я увидлъ, какъ пассажиры медленно проходили между двумя рядами жандармовъ въ какой-то залъ.

Я выбралъ себ позицію по средин вагона и сталъ ждать. Минутъ черезъ десять на площадк вагона раздались шаги и дверь стала открываться. Я приготовился. Вошелъ старый, благообразный жандармъ, весь увшанный медалями и крестами, и, прихрамывая, приблизился ко мн.

— Вы г-нъ П.?

— Я.

Онъ возвратилъ мн паспортъ и пожелалъ мн счастливаго пути. И это было все. Передъ лицомъ этого убленнаго сдинами жандармскаго патріарха мн почти неловко стало за свои приготовленія.

Вагонъ сталъ вновь наполняться пассажирами, которые вс имли какой-то просвтленный видъ, точно они съ причастія. Передъ самымъ отходомъ позда вошелъ кондукторъ и передалъ мн багажную квитанцію. Я далъ ему вс мелкія русскія деньги, какія были у меня — рубля полтора,— сказавши, что он мн не нужны, потому что я не скоро вернусь на родину, и пожалъ ему руку. Это былъ послдній русскій человкъ, которому я пожалъ руку на русской территоріи.

Черезъ четыре дня я пріхалъ въ Парижъ и, оставивъ свои вещи на вокзал, отправился прямо къ Тихомирову, адресъ котораго мн далъ Воскресенскій. Знакомства съ Тихомировымъ я ждалъ съ большимъ интересомъ. Добравшись до avenue Reille, 9, я позвонилъ въ указанной мн консьержкой квартир на пятомъ этаж. Дверь открыла мн немолодая уже дама съ широкимъ некрасивымъ русскимъ лицомъ.

— М. Dolinski?

— C’est ici.

Видя, что передо мною несомннно русская дама, я сказалъ ей, что я только что пріхалъ изъ Россіи и что желалъ бы видть Л. А. Тихомирова. Она стала спрашивать меня, кто я такой. Я отвтилъ. Вдругъ дверь сосдней комнаты открылась, и на порог появился мой дорогой товарищъ, Сергй Ивановъ! Съ великой и обоюдной радостью мы обняли другъ друга. Посл первыхъ привтствій Сергй Ивановъ повелъ меня въ комнату, гд за столомъ, заваленнымъ книгами и бумагами, сидлъ Тихомировъ. Съ перваго же взгляда на него я почувствовалъ нкоторое разочарованіе. Дло въ томъ, что, зная Тихомирова только по нкоторымъ разсказамъ Сухановой и по писаніямъ его, я почему-то не иначе представлялъ себ его физическую личность, какъ въ вид очень высокаго роста блондина, съ красивымъ лицомъ, большой блокурой бородой и большими срыми глазами, которые должны были выражать все, что полагается выражать глазамъ такого выдающагося революціонера и писателя. А передо мною стоялъ довольно коренастый человкъ лтъ 33, ниже средняго роста, съ широкимъ, украшеннымъ рыжевато-каштановой растительностью, лицомъ и непрерывно двигающимися изъ стороны въ сторону глазами. Такія лица встрчаются сотнями среди смшаннаго населенія новороссійскаго края и свернаго Кавказа. Но глаза его, несмотря на ихъ непріятную бготню, несомннно блистали умомъ. Одтъ онъ былъ очень неряшливо. Платье его, которое, повидимому, никогда не чистилось, было испещрено жирными пятнами алиментарнаго происхожденія. Но мое первое непріятное впечатлніе, вину котораго я добросовстно сваливалъ на свою нелпую фантазію, не замедлило изгладиться, когда между нами завязался разговоръ. Вопросы, которые задавалъ мн Тихомировъ, изобличали въ немъ очень умнаго человка, который отлично зналъ, гд лежатъ узловые пункты революціоннаго движенія, и не говорилъ пустыхъ словъ. И по его вопросамъ и по выраженію его лица, когда онъ слушалъ мой подробный разсказъ о положеніи длъ, можно было заключить, что выводъ, къ которому я пришелъ въ Тифлис, для него не новость, и что онъ въ значительной степени раздляетъ его. За то Сергй Ивановъ ничуть не былъ согласенъ со мною. Онъ думалъ, что упадокъ народовольческаго движенія временный, что организація вновь возродится, особенно, если удастся хорошо поставить за-границей литературное дло. Говорилъ онъ еще, что, когда я отдохну заграницей, я стану смотрть мене мрачно на положеніе вещей.

Посл обда Тихомировъ повелъ меня къ М. Н. Оловенниковой, которая жила тогда на rue Flatters съ моей старой знакомой Г. О. Чернявской. Такъ какъ былъ день редакціоннаго собранія ‘Встника Народной Воли,’ то туда-же вскор пришелъ и П. Л. Лавровъ. Меня опять спрашивали, я опять рисовалъ безотрадную картину положенія партіи. И опять я увидлъ на необыкновенно энергичномъ и умномъ лиц М. Н. Оловенниковой подтвержденіе своихъ печальныхъ выводовъ. Что касается Петра Лавровича, то съ той теоретической высоты, на которой онъ стоялъ, хорошо видно было только неизбжное, окончательное торжество соціализма — перипетіи-же борьбы, которая приведетъ къ этому торжеству соціализма, боле или мене скрадывались перспективой….

Изъ разговоровъ съ членами редакціи я не замедлилъ убдиться, что и ‘Встникъ Народной Воли’ находится въ состояніи агоніи. Это былъ послдній якорь, который могъ бы спасти идею партіи. Выводъ, къ которому я пришелъ въ Тифлис, принялъ окончательную форму.

Врный своимъ взглядамъ, Сергй Ивановъ ухалъ въ іюл 1885 г. въ Россію съ цлью попытаться возстановить организацію. Осенью того же года онъ былъ арестованъ.

А я сталъ жить другой половиной своей жизни. Вскор посл отъзда Сергя Иванова я былъ принятъ, благодаря своему знанію языковъ и знакомству съ химіей, въ редакцію одного химическаго парижскаго журнала, въ которомъ я состою сотрудникомъ до сихъ поръ. Это было для меня исходнымъ пунктомъ долголтней и небезуспшной научной работы.

Еще одинъ только разъ мн пришлось выступить въ качеств бывшаго члена организаціи Народной Воли, и это при слдующихъ обстоятельствахъ.

Какъ то разъ лтомъ 1886 г. я зашелъ въ русскую библіотеку, чтобы почитать газеты и, по обыкновенію, нашелъ тамъ нсколькихъ читателей. Занявшись газетой, я сталъ вдругъ чувствовать на себ упорный взглядъ одного изъ моихъ сосдей. Я оглянулся. Мой сосдъ, смуглый молодой человкъ лтъ 18, быстро отвелъ отъ меня глаза. Еще раза два повторился этотъ самый маневръ, а потомъ я пересталъ обращать на него вниманіе: если молодому человку доставляетъ удовольствіе глазть на меня, пусть глазетъ.

Начитавшись, я собрался уйти домой. На площадк лстницы я былъ настигнутъ глазвшимъ на меня молодымъ человкомъ, который взволнованнымъ голосомъ спросилъ меня:

— Извините, пожалуйста, вы Алексй Павловичъ?

— Былъ когда-то имъ.

Тутъ молодой человкъ, путаясь и волнуясь, сталъ говорить мн, что онъ меня узналъ, потому что я нсколько разъ имлъ свиданія у него на квартир съ ‘Заикой’, и что теперь у него ко мн есть дло. Я присмотрлся къ молодому человку, и вдругъ мн вспомнилась большая комната въ мезонин одноэтажнаго дома гд то въ Замоскворчь, а въ комнат гимназистъ съ живыми, черными глазами, другія фигуры гимназистовъ. Вс гимназисты куда то исчезали, и мы съ Ивановымъ оставались вдвоемъ въ этой комнат. Прежній гимназистъ и теперешній молодой человкъ былъ Матвй Фундаминскій, пріхавшій въ Парижъ по порученію московскаго кружка народовольцевъ, юныхъ годами, но богатыхъ энергіей. Однимъ изъ членовъ его былъ М. Р. Гоцъ. Фундаминскій привезъ отъ имени этого кружка докладную записку, въ которой обсуждалось положеніе партіи Народной Воли и предлагались мры къ возрожденію ея. По словамъ составителей записки, народовольческихъ силъ въ Россіи было много, но силы эти оставались разрозненными и безплодными вслдствіе отсутствія надлежащаго импульса. Надо было опять взяться за террористическую борьбу съ правительствомъ, возобновить и влить новую жизнь въ партійную литературу, а главное, устроить крпкую и сплоченную организацію. Но образованію такой сплоченной организаціи мшаетъ… избытокъ нелегальныхъ народовольцевъ, которые злоупотребляютъ престижемъ своей нелегальности, стремятся захватить въ свои руки веденіе революціоннаго дла и тмъ уничтожаютъ самодятельность въ молодыхъ членахъ партіи.

Чтобы уменьшить вредное вліяніе нелегальнаго элемента, составители записки предлагаютъ ограничить число нелегальныхъ революціонеровъ въ организаціи опредленнымъ процентомъ… Кружокъ обращается къ эмигрантамъ-народовольцамъ съ просьбой оказать ему содйствіе въ его начинаніяхъ.

Прочитавъ записку, я сказалъ Фундаминскому, что революціонными длами я больше не занимаюсь, ни къ какой, организаціи не принадлежу и поэтому отвчать на записку не считаю возможнымъ. И я предложилъ Фундаминскому понести записку Лаврову и Тихомирову, съ которыми я его свелъ. Но я не скрылъ отъ него своихъ личныхъ взглядовъ на дло. Оказалось, что ни Лавровъ, ни Тихомировъ не пожелали отвчать на записку и отослали Фундаминскаго ко мн. Я тоже отказался. Но Фундаминскій сталъ говорить, что’безъ отвта онъ не можетъ вернуться, и просилъ меня изложить письменно мое мнніе, съ которымъ онъ во многомъ соглашался. Тогда я исполнилъ его желаніе и написалъ контръ-записку, въ которой я подробно развилъ выводы изъ своей трехлтней революціонной дятельности. Фундаминскій носилъ записку Лаврову и Тихомирову, но насколько помню, отъ нихъ ни порицанія, ни похвалы не услышалъ.

Въ день отъзда Фундаминскаго я подъ его диктовку снялъ на всякій случай копію съ своей контръ-записки, и копію эту я недавно нашелъ въ своихъ бумагахъ.

Какъ передавалъ мн недавно М. Р. Гоцъ, моя контръ-записка произвела большое разочарованіе въ московскомъ кружк. Особенно огорчили ихъ мои разсужденія противъ цлесообразности террора при тогдашнемъ состояніи революціонныхъ силъ. Прочитавъ мою контръ-записку, Богоразъ, который былъ тогда въ Москв и вмст съ Оржихомъ возстановлялъ организацію, разсердился и сталъ писать брошюру въ защиту традиціонныхъ идей Народной Воли. Вскор вся ихъ организація была скошена рукою мастеровъ, тоже знавшихъ исторію…

Еще разъ взмахнула правительственная коса посл 1-го марта 1887 г., и Народная Воля умерла…

Народная Воля умерла, и враги ея ликовали. Но могила ея осталась у всхъ на виду, какъ напоминаніе и завтъ, и противъ нея торжествующіе враги были безсильны. Тогда пришли Иваны Непомнящіе и стали топтать могилу, чтобы сравнять ее съ землею, потому что могила мшала имъ быть Иванами-Непомнящими. Но растоптать и сравнять съ землею могилу Иваны-Непомнящіе не могли, потому что она большая. А большая она, потому что много положено въ нее.

Народная Воля умерла, но смя, брошенное ею въ землю, дало всходы…

А. Бахъ.

1903 — 1904 гг.

‘Былое’, NoNo 1—3, 1907

Воспоминанія народовольца.

Читайте также: