ВОСПОМИНАНІЯ КРЫМСКАГО ВЕТЕРАНА О СУВОРОВ И НКОТОРЫХЪ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХЪ ТОГО ВРЕМЕНИ.
ВОСПОМИНАНІЯ КРЫМСКАГО ВЕТЕРАНА О СУВОРОВ И НКОТОРЫХЪ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХЪ ТОГО ВРЕМЕНИ.
А. У—цъ.
<Уманец А. А.>
‘Отечественныя Записки’, No 6, 1847
Воспоминания крымского ветерана о Суворове и некоторых обстоятельствах того времени, Уманец А. А., Год: 1847
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Много воспоминаній въ Крыму живетъ въ памяти народной, и въ особенности объ эпох присоединенія этого полуострова къ вашей имперіи. Новое поколніе съ жадностію слушаетъ ихъ, и эти разсказы нердко бываютъ такъ новы, такъ увлекательны и интересны, что хоть сейчасъ клади ихъ на бумагу. Интересъ этотъ еще боле возвышается, когда повствователемъ бываетъ очевидецъ, современникъ великой эпохи. Но такихъ очевидцевъ тамъ уже немного осталось, и тмъ боле мы должны цнить ихъ разсказы.
Съ однимъ изъ такихъ старожиловъ я былъ знакомъ въ Крыму. Имя его Лукьянъ Михайловичъ Дуси. Нкогда онъ былъ въ состав того легіона греческаго, который, при императриц Екатерин, по взятіи Крыма, былъ вызванъ сюда изъ Греціи, и потомки котораго составляютъ нын балаклавскій греческій батальйонъ и населеніе заштатнаго городка Балаклавы. Въ легіон этомъ онъ былъ однимъ изъ лучшихъ молодцовъ по удальству и расторопности, и потомъ, за подвиги свои, произведенъ въ офицеры. Къ Суворову, въ бытность его здсь, онъ былъ назначаемъ нердко на ординарцы и большую часть разсказовъ своихъ передаетъ какъ очевидецъ.
Но прежде, чмъ передамъ я читателямъ моимъ его разсказы, надюсь, что не надомъ, если брошу нсколько словъ о моемъ вполн-интересномъ повствовател.
Л. М. Дуси жилъ въ семи верстахъ отъ Симферополя на югъ, въ своемъ саду, который самъ взростилъ. Садъ этотъ примыкаетъ къ деревн Усеинхаджи, верстахъ въ трехъ отъ почтовой дороги на южный берегъ. Лукьянъ Михайловичъ рдко оставлялъ садъ свой, а если вызжалъ,.то не дале, какъ въ Симферополь.
Симферополь, главный, какъ всмъ извстно, городъ Таврическаго-Полуострова, вообще мало оживленъ. Здсь нтъ ни фабрикъ, ни заводовъ (кром разв пивовареннаго), ни судоходной рки, ни порта для заграничныхъ судовъ. Все, чмъ онъ можетъ похвастать, такъ это — прелестью своихъ окрестностей, живописностію Салгирской Должны, безконечными садами по этой долин, своими достойно-прославленными фруктами, которые, впрочемъ, есть на цломъ полуостров. Но этотъ довольно-скучный городъ, какъ-бы по мановенію волшебнаго жезла, оживляется каждую пятницу и представляетъ видъ самаго шумнаго азіатскаго рынка. Здсь общая встрча окрестныхъ жителей Симферополя, на нсколько десятковъ и даже за сотню верстъ вокругъ. Здсь вы увидите и Нмку-колонистку съ свжимъ масломъ, и за перекопскаго Ногайца, привезшаго на огромной мажар и пар верблюдовъ пшеницу-арнаутку, и нерчинскаго Грека съ еникольскими балыками, и севастопольскую матроску съ разными разностями домашней работы, и Цыгана, гарцующаго едва-ли не на краденой лошади, и жителя горъ съ куницами. Если вы живали въ Симферопол, то, безъ сомннія, любили ходить но этому шумному рынку, или, врпе, по ярмарк, полной жизни и разнообразія, и извстной подъ именемъ ‘большаго базара’. Вы, конечно, иногда встрчали тамъ моего почтеннаго Лукьяна Михайловича, любившаго, но старой привычк, посщать эти базары, и своею персоною также принадлежавшаго къ общей масс тамошняго разнообразія. Доживая девятый десятокъ лтъ и будучи блъ какъ лунь, онъ сохранялъ прекрасный станъ тла, красивыя черты лица, свжесть мыслей и оживленность разговора, правильный греческій носъ, быстрый взглядъ и блые волосы до плечь придавали еще боле интереса этому красивому старцу. Какъ-бы подражая своимъ праотцамъ-Спартанцамъ, онъ одвался всегда весьма-просто, форменная съ краснымъ выпускомъ куртка и шинель простаго толстаго сукна какъ-бы говорили, что хозяинъ ихъ есть особа суворовскихъ временъ. Кто только зналъ этого старца, зналъ его за человка праводушнаго и истинно-благороднаго. Много особыхъ фактовъ въ жизни его вполн подтверждаютъ это общее объ немъ мнніе. Умеръ онъ съ твердостію истинно-стоическою, чувствуя приближеніе послдней минуты, онъ говорилъ какъ совершенно-здоровый, со всмъ равнодушіемъ къ жизни, и былъ покоенъ какъ-бы отходя ко сну, а это ужо достаточно свидтельствуетъ, что на совсти его не было никакого укора.
Старикъ, какъ и вс мы на склон дней нашихъ, любилъ иногда поговорить о дняхъ юности своей, и тмъ боле, что съ этимъ соединялись воспоминанія о великой эпохи въ исторіи нашего царства, эпох присоединенія Крыма къ Россіи. Нкоторые изъ его разказовъ заронились въ моей памяти, другіе со словъ его были тогда же набросаны на бумагу — и я постараюсь передать нкоторые изъ нихъ моимъ читателямъ.
Русскія войска, посл взятія перекопскихъ укрпленій, вошли внутрь Крыма, часто сражались съ Татарами, били ихъ на каждомъ шагу, и въ томъ же году взяли Арабатскую Крпость, Керчь и Ениколь. Во время слдовавшаго за тмъ мира съ Турками, были вызваны графомъ Орловымъ изъ Порты Оттоманской Греки и поселены въ Ениколи. Вскор посл этого, Татары возмутились противъ своего владтеля Крыма, Шагинъ-Гирея-Хана, котораго мы поддерживали. По этому случаю онъ отправился въ Санктпетербургъ и воротился оттуда уже съ русскими войсками, данными ему въ помощь, по повелнію императрицы Екатерины. Въ это время, по соизволенію императрицы, для усмиренія Татаръ были употреблены и Греки, о которыхъ мною упомянуто. Было ихъ три батальйона, изъ которыхъ каждымъ командовалъ особый майоръ, и именно: первымъ — Георгій Дуси, дядя нашего почтеннаго ветерана, вторымъ — Капдіоти, третьимъ Чанони. Татары, посл нсколькихъ неудачныхъ для нихъ стычекъ, отступили къ Кэф (еодосіи) и заперлись въ ней. Крпостныя стны не устояли противъ русской груди, Греки также здсь участвовали. При взятіи города, Татаръ много погибло, но большая часть ихъ бжала въ горы и въ лса. Для преслдованія ихъ посланы были Греки, которые, руководясь закоренлою враждою своею противъ мусульманъ, какъ своихъ притснителей и враговъ христіанства, при этомъ случа допустили себя надлать жестокости, которыя до-сихъ-поръ живутъ въ Крыму въ памяти народной, и которыя долго были причиною вражды Татаръ ко всмъ Грекамъ, здсь поселившимся.
Почтенный мои ветеранъ не оправдываетъ своихъ соотчичей, но, какъ-бы желая сколько-нибудь извинить ихъ, говоритъ, что повсюду встрчали они необыкновенное сопротивленіе со стороны Татаръ, побившихъ и Грековъ не малое число. Греки, ожесточенные сопротивленіемъ, разсыпались разными отрадами по дорогамъ и лсамъ, жгли деревни и хлбъ, убивали каждаго попадавшагося въ ихъ руки мусульманина, не щадя ни пола, ни возраста. Г. Дуси представляетъ примры такого остервеннія Грековъ, которымъ я не поврилъ бы, еслибъ разскащикомъ былъ человкъ противной стороны или мене добросовстный, еслибъ говорилъ онъ не о своихъ товарищахъ гі не какъ очевидецъ. Производя страшныя жестокости, отъ которыхъ волосъ становится дыбомъ, Греки заставляли Татаръ быть ихъ свидтелями, потомъ нкоторыхъ отпускали для разсказовъ въ народ, подтверждая имъ передать своимъ соотчичамъ, что и всхъ та же участь ожидаетъ, если не поспшатъ покориться. Но, вмсто покорности, Татары забирали свои пожитки, уходили изъ деревни въ деревню и скрывались по лсамъ, а если были настигаемы, защищались храбро, часто сами нападали на Грековъ, и духъ защиты до того былъ распространенъ между ними, что даже женщины съ оружіемъ въ рукахъ нердко являлись между ними и также храбро нападали на враговъ своихъ. Въ одномъ мст среди лса, замчаетъ Дуси, нашъ товарищъ Виченцо увидалъ стоявшую мажару и бросился къ ней, надясь чмъ-нибудь поживиться, но изъ-за мажары выскочила къ нему на встрчу Татарка съ саблею въ рукахъ и такъ стала наступать на него, что Виченцо не могъ отпарировать ея ударовъ, долженъ былъ отступать — и не прежде освободился отъ ея преслдованія, какъ другой Грекъ подосплъ сюда съ ружьемъ и застрлилъ Татарку. Вс Греки знали храбрость и ловкость виченцову и удивлялись этому случаю. Въ другомъ мст, другой Грекъ напалъ на мажару съ Татаркою, Татарка выхватила у себя изъ-за пояса пистолетъ, и на повалъ убила нападавшаго. На выстрлъ подосплъ цлый отрядъ Грековъ, и одинъ изъ нихъ, Кавотули, застрлилъ Татарку.
Но объ этихъ жестокостяхъ скоро освдомилась императрица, и тотчасъ отправила въ Крымъ курьера съ приказаніемъ, чтобъ Греки прекратили убійства. Греки было-усомнились въ справедливости этого приказанія и продолжали свои жестокости, не щадя, по-прежнему, ни лтъ, ни пола, но это не продолжилось: Татары наконецъ объявили начальнику войскъ, что желаютъ быть подданными Россіи. Тогда пріостановлены были вс преслдованія, и Греки возвратились въ Ениколь, взявъ, впрочемъ, съ собою много плнныхъ двицъ и мальчиковъ. Освдомившись и объ этомъ, государыня приказала отдать всхъ плнныхъ ихъ родственникамъ. По успокоеніи всего, Татары являлись въ Ениколь и получали своихъ дтей, однакожь, замчаетъ нашъ ветеранъ, одна двушка не захотла идти къ отцу и, окрестившись, сдлалась женою прапорщика Грипьойти.
Въ особенности съ большимъ одушевленіемъ передавалъ почтенный старецъ воспоминанія свои о Суворов. Изъ нихъ приведемъ мы здсь только т его разсказы, которые боле интересны и о которыхъ еще не вс знаютъ. Извстно, что посл мира съ Турками Суворовъ былъ въ Крыму и осматривалъ расположенныя тамъ войска и обозрвалъ гражданскія присутственныя мста. Смотръ войскамъ въ Симферопол длалъ онъ въ ныншней нагорной части города, которая въ то время не была заселена и представляла открытую равнину.— Суворовъ командовалъ чрезъ полковыхъ адъютантовъ. Одного изъ нихъ онъ послалъ съ приказаніемъ на другой флангъ, лошадь подъ адъютантомъ чего-то испугалась и понесла его прямо къ обрывамъ каменной горы, висящей саженей на двадцать и боле надъ Салгиромъ. Увидя передъ собою пропасть, лошадь бросилась въ сторону и сбила сдока, сдокъ весьма ушибся и былъ безъ чувствъ.— Видя все это, Суворовъ, въ сопровожденіи всей свиты, прискакалъ къ нему, принялъ въ немъ самое горячее участіе, послалъ за лекарями и при себ веллъ пустить ему кровь изъ обихъ рукъ, а когда больной пришелъ въ чувство, то отправилъ его въ больницу, съ приказаніемъ имть о немъ особенное попеченіе.
При посщеніи присутственныхъ мстъ въ Симферопол, Суворовъ увидалъ на дверяхъ надпись: ‘Уголовный Судъ’.— ‘Помилуй Богъ’, воскликнулъ онъ, ‘я ни за что на свт сюда не пойду, да и не желаю никому туда входить’.
Въ Бахчисара получилъ онъ, между прочимъ, донесеніе, что одинъ Цыганъ содержится въ тюрьм за дланіе фальшивой турецкой серебряной монеты. Онъ потребовалъ Цыгана къ себ, самъ допрашивалъ его и когда изъ словъ виновнаго и прочихъ обстоятельствъ дла узналъ, что у Цыгана штемпеля не было, а что онъ сдлалъ всего только два юзлука съ-руки, простымъ ножемъ, и просидлъ надъ ними до двухъ недль, то веллъ его выпустить изъ жалости, какъ объявилъ Суворовъ — что онъ такъ медленно и такъ плохо зарабатываетъ хлбъ себ, а совтовалъ ему выбрать другое мастерство, повыгодне и пополезне, и на дланіе денегъ не приниматься — а не то плохо будетъ.
Изъ Симферополя Суворовъ здилъ на Чатыръ-дагъ. Было это зимою.— Возвращаясь оттуда, онъ захалъ къ помщику мурз Батырь-Аг Крымтаеву, бывшему приверженцу послдняго крымскаго хана, Шагинъ-Гирея.— Батырь-Ага сдлалъ вс возможныя приготовленія, чтобъ достойно принять высокаго гостя. Не смотря на вс приглашенія, Суворовъ отказался и отъ кушаньевъ, въ изобиліи и съ азіатскою роскошью для него приготовленныхъ, и отъ теплой комнаты, а просилъ отвести ему комнату холодную и принести соломы для постели.— Не смотря на то, что весьма-озябъ, онъ потребовалъ воды изъ рчки и окатился ею, потомъ легъ на приготовленную на полу постель изъ соломы, покрытую только простынею, и тепло укутался. Пролежавъ съ полчаса времени, онъ всталъ, хвалился, что хорошо согрлся, даже вспотлъ, и потребовалъ простаго хлба, соли и рдьки: въ этомъ состоялъ весь его ужинъ, а у хозяина просилъ извиненія, что ‘не могъ быть полезнымъ для приготовленнаго кушанья, ведя всегда такую жизнь’ {Этотъ разсказъ слыхалъ я также и отъ сосда Батырь-Аги, Девлешь-Мурзы Вейратскаго. Много интереснаго можно слышать отъ него о происшествіяхъ того времени и, быть-можетъ, его воспоминанія будутъ сообщены въ этомъ же журнал.}.
Подобный примръ случился и въ Симферопол, гд приготовленъ былъ у кого-то богатый обдъ. Суворовъ отрзалъ ломоть чернаго хлба во всю краюху, намазалъ его масломъ и сълъ, въ этомъ состоялъ весь обдъ его, и онъ не дотронулся ни до одного блюда.
Суворовъ еще былъ въ Крыму, когда Турція объявила войну Россіи. Въ то же лто показался въ Черномъ-Мор турецкій флотъ. Десанта ожидали у Кинбурна. Суворовъ не замедлилъ туда прибыть съ двумя полками. Поставленные на сторож донскіе казаки скоро дали знать Суворову, что Турки начали длать высадку. Суворову принесли это извстіе въ то время, когда онъ былъ въ церкви на литургіи: онъ не вышелъ изъ церкви, не тронулся съ мста до окончанія службы, и потомъ приказалъ отслужить молебенъ на побду враговъ и одолніе.— По выход изъ церкви онъ приказалъ полковнику Ніоти идти съ полкомъ своимъ на непріятеля. Ніоти отъ этого отказывался, говоря, что полкъ его не въ-силахъ выдержать натиска непріятеля, несравненно-сильнйшаго, и что посл того Кинбурнъ будетъ неминуемо взятъ Турками, но если самъ Суворовъ пойдетъ впередъ, то, въ случа неудачи, его конный полкъ подастъ большую помощь. Ніоти дерзко упорствовалъ въ этомъ, надясь въ особенности на расположеніе и милость князя Потемкина. Видя такую ослушность и боясь потерять время, Суворовъ пошелъ самъ съ пхотнымъ полкомъ, приказавъ впрочемъ Ніотію зассть въ камыши и ждать его команды. Десанта было 5,000, Турки стали напирать, Суворовъ подаваться назадъ. Ободренные отступленіемъ небольшаго отряда, Турки съ воплями бросились преслдовать Суворова и зашли далеко отъ берега. Пропустивъ непріятеля, Ніоти, въ-слдствіе новыхъ приказаній, вышелъ изъ засады и съ тылу ударилъ на него, между-тмъ Суворовъ повернулъ назадъ и также ударилъ на Турковъ. Не ожидая ни того, ни другаго, Турки не знали, съ которой стороны защищаться, смшались, были разбиты Суворовымъ на голову и, отложивъ всякое сопротивленіе, стали спасаться бгствомъ къ морю, здсь, при невозможности всмъ разомъ перебраться на суда, много погибло ихъ на берегу и потонуло въ мор. Въ этомъ дл Суворовъ былъ раненъ.
Боясь гнва Суворова, Ніоти поспшилъ послать къ князю Потемкину просьбу объ увольненіи въ отставку. Суворовъ же съ своей стороны, донося о военномъ дл, не умолчалъ и объ ослушности Ніоти. На послднее Потемкинъ отвчалъ, что за ослушаніе не можетъ сдлать съ Ніоти никакого взъисканія, потому-что онъ, по просьб, выпущенъ въ отставку.
Отъ Кинбурна Турки на судахъ отправились къ Херсону. Здсь они застали три русскія судна и на нихъ напали. При этомъ старшій изъ офицеровъ на судахъ, панайотъ Алексіановъ, не взирая на значительное число непріятельскихъ судовъ, сдлалъ храбрый отпоръ, повредилъ большую часть ихъ, навелъ на Турковъ страхъ и принудилъ ихъ спасаться бгствомъ
Почтенный разскащикъ вашъ, Л.М. Дуси, умеръ весною 1845 года. Въ дл подъ Кинбурномъ онъ былъ въ полку Ніоти.