Воспоминание о В. И. Дале, Грот Яков Карлович, Год: 1873 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 20 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ТРУДЫ Я. К. ГРОTА

III.
ОЧЕРКИ
изъ
ИСТОРІИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.
(1848—1893).

ВОСПОМИНАНІЕ О В. И. ДАЛ ¹).

(Съ извлеченіями изъ его писемъ).

1873.

¹) Сборникъ Отд. рус. яз. и сл. 1873 т. X, стр. 37.

Послднія двадцать лтъ жизни Даль безвыздно провелъ въ Москв и жилъ въ это время противъ Зоологическаго сада въ дом бывшемъ Иванова, который онъ сперва нанималъ, а потомъ пріобрлъ покупкою. Здсь поселился онъ, оставивъ службу (должность управляющаго нижегородской удльной конторы), и принялся за исполненіе давнишняго своего желанія, — 60-и лтъ отъ роду совершенно посвятить себя окончательной обработк и изданію своего словаря Здсь я съ тхъ поръ почти каждое лто, будучи проздомъ въ Москв, видлъ его, сначала еще бодрымъ и крпкимъ, а потомъ быстро дряхлющимъ и болзненнымъ. Просторная зала съ балкономъ на дворъ служила ему и кабинетомъ, здсь онъ работалъ надъ своимъ словаремъ, сидя у стоявшаго поперекъ комнаты большого письменнаго стола. Съ другой стороны дома, окнами въ садъ, была большая бильярдная, гд онъ посл обда проводилъ цлые часы за любимой своей игрой, въ которой достигъ большого искусства.

Въ одномъ изъ некрологовъ Даля было сказано, что дворъ этого дома заросъ травою и что ворота его рдко отворялись для немногихъ, еще помнившихъ Владиміра Ивановича, друзей его и почитателей. Это замчаніе совершенно несправедливо: ворота его дома были напротивъ всегда отворены, и я почти всякій разъ заставалъ у него кого-нибудь то изъ старыхъ его пріятелей, то изъ лицъ, которыя искали знакомства съ уважаемымъ ветераномъ русской литературы. Будучи очень бережливъ и простъ въ своемъ образ жизни, онъ въ то же время былъ всегда гостепріименъ: друзей, приходившихъ къ нему около ранняго обденнаго часа его, онъ всегда приглашалъ къ своему столу, а прозжавшимъ черезъ Москву близкимъ людямъ радушно предлагалъ пристанище въ своемъ просторномъ дом. Въ послдній разъ я видлъ Даля въ іюн 1872 года: онъ только-что оправлялся отъ недавняго апоплексическаго удара и сидлъ на кровати, но сохранялъ полную свжесть умственныхъ силъ: говорилъ ясно, и съ невозмутимымъ спокойствіемъ заводилъ рчь о предстоявшей разлук съ жизнью. У кровати сидли дв его незамужнія дочери (второй жены, рожденной Соколовой, онъ лишился за нсколько мсяцевъ до того), тутъ же былъ и священникъ, который недавно принялъ его въ православіе.

Имя Даля, какъ и псевдонимъ его Казакъ Луганскій, было у насъ, начиная съ 30-хъ годовъ, однимъ изъ самыхъ популярныхъ. Съ самаго появленія въ литератур извстность его быстро распространилась, благодаря, между прочимъ, неожиданному запрещенію, которому подверглись изданныя имъ въ 1832 году сказки: он были задержаны за нсколько превратно-истолкованныхъ словъ и авторъ лишенъ свободы, которая, впрочемъ, въ тотъ же день была возвращена ему, благодаря предстательству нсколькихъ хорошо знавшихъ его лицъ (особливо Жуковскаго), напомнившихъ между прочимъ заслугу Даля во время военныхъ дйствій противъ польскихъ мятежниковъ, — постройку имъ моста черезъ Вислу.

Въ первый разъ я встртился съ Далемъ въ 30-хъ же годахъ въ одномъ петербургскомъ купеческомъ дом, именно у Я. А. Шредера, въ семейств котораго любили русскую литературу, тамъ я еще ране, бывши воспитанникомъ Царскосельскаго лицея, познакомился съ барономъ Дельвигомъ. Въ молодости Даль обладалъ, между прочимъ, талантомъ забавно разсказывать съ мимикою смшные анекдоты, подражая мстнымъ говорамъ, пересыпая разсказъ поговорками, пословицами, прибаутками и т. п. Въ тотъ вечеръ, о которомъ я говорю, онъ былъ, что называется, въ удар: слушатели, особенно молодежь, хохотали до упаду, онъ произвелъ на меня сильное впечатлніе.

Поселившись въ Петербург посл разныхъ мытарствъ и будучи практикующимъ врачемъ, Даль вскор пристрастился къ гомеопатіи. Одна изъ первыхъ статей на русскомъ язык объ этомъ способ лченія была написана имъ и напечатана въ Современник Плетнева. Часто разсказывалъ онъ друзьямъ своимъ о бывшемъ въ его завдываніи гомеопатическомъ отдленіи военнаго госпиталя, и вмст съ Гречемъ до конца оставался горячимъ сторонникомъ этой врачебной системы. Вовсе не касаясь вопроса, въ какой мр взглядъ его былъ справедливъ, считаю любопытнымъ привести нсколько строкъ изъ замтки, напечатанной имъ въ 60-хъ годахъ по поводу одного распоряженія противъ изданія гомеопатическаго лчебника: ‘Еслибъ аллопатъ, да еще и начальствующій, подалъ голосъ на пользу гомеопатіи, то разв онъ симъ самымъ не отрекся бы отъ своихъ братій, не объявилъ бы самъ себя гомеопатомъ? Тутъ нтъ исходу, и докол гомеопатія будетъ подъ командою аллопатовъ, дотол она будетъ подъ гнетомъ. А между тмъ она принялась у насъ всюду, и выжить ее нтъ возможности, она одолваетъ старую школу силою правды своей и расплылась уже такъ широко, что ее подъ каблукъ не упрячешь, а что врачебная администрація ея не признаётъ какъ парижская академія не признаетъ животнаго магнетизма, такъ отъ этого дло не убудетъ, а повсть о семъ перейдетъ въ наше потомство’.

Еще при жизни Владиміра Ивановича, я имлъ случай, именно при разбор его Толковаго словаря, напечатать curriculum vitae автора. Этотъ біографическій очеркъ былъ написанъ мною по свдніямъ, доставленнымъ, по моей просьб, имъ самимъ. Сообщаю теперь дословно собственный разсказъ его.

‘Отецъ мой, датчанинъ, кончившій ученье по двумъ или тремъ факультетамъ въ Германіи, былъ вызванъ, если не ошибаюсь, черезъ Ахвердова, къ Петербургской библіотек, онъ зналъ много языковъ. Но увидавъ въ Питер, что у насъ нуждаются во врачахъ, онъ отправился опять за границу при помощи Ахвердова и нсколькихъ другихъ, кончилъ и эти науки, и воротясь на Русь, женился на урожденной Фрейтагъ, коей мать переводила драмы Ифлянда на русскій языкъ, какъ видно изъ каталога Смирдина. Онъ состоялъ при войскахъ въ Гатчин у великаго князя, оттуда перешелъ въ Петрозаводскъ оттуда въ Лугань, по горно-врачебному вдомству, гд и принялъ въ 1797 году подданство. Не смотря на это, герольдія требовала отъ меня въ 1843 году доказательствъ, что я русскій подданный. Но я не могъ добиться объясненія, какого бы рода доказательства могъ представить человкъ въ моемъ положеніи, самъ присягавшій уже четыремъ государямъ, когда герольдія отказывалась отыскать у себя эти присяжные листы!

‘Но я широко размахнулся, эдакъ надошь и любителю. Я родился въ Лугани 1801 г. 10 ноября въ одинъ день (года) съ Лютеромъ и Шиллеромъ. Оттуда отца перевели главнымъ докторомъ и инспекторомъ Черноморскаго флота въ Николаевъ, насъ двоихъ братьевъ свезли въ 1814 году въ Морской корпусъ (ненавистной памяти) гд я замертво убилъ время до 1819 года и отправился обратно мичманомъ. Меня укачивало въ мор такъ, что я служить не могъ, но въ наказаніе за казенное воспитаніе долженъ былъ служить, неудачно пытавшись перейти въ инженеры, въ артилерію, въ армію.

‘Переведенный по кончин отца (1821) въ Кронштадтъ (1823), я въ отчаяніи не зналъ, что длать, мать моя, съ младшимъ сыномъ, ухала въ Дерптъ, для воспитанія его, и звала меня туда же. Безъ малйшей подготовки, сроду не видавъ университета, безо всякихъ средствъ, я вышелъ въ отставку, принявъ взаймы навязанные мн насильно Романомъ едоровичемъ барономъ Остенъ-Сакеномъ 1000 руб., встртилъ въ Дерпт необычайно радушный пріемъ профессоровъ и сталъ учиться латыни почти съ азбуки.

‘Года черезъ полтора одинъ казеннокоштный студентъ не въ порядк оставилъ честь и мсто, меня пригласили занять его, и я въ 1826 вступилъ въ число казенныхъ, срокомъ съ 1825 года, по 200 р. сер. въ годъ. Кром того, я давалъ уроки русскаго языка, по 1 рублю ассиги. за часъ. Мн оставалось пробыть до конца 1830 года, но начальство потребовало высылки всхъ годныхъ въ войну 1829 года, насъ отобрали троихъ и мн позволили тутъ же держать на доктора.

‘Въ Турціи и Польш пробылъ я въ арміи до 1832 года, много занимался операціями (также у частныхъ больныхъ глазными, катаракты), похалъ въ отпускъ въ Питеръ, былъ назначенъ ординаторомъ военнаго госпиталя, напечаталъ въ 1833 году сказки, за кои взятъ жандармомъ и посаженъ въ III Отдленіе, откуда выпущенъ безъ вреда того же дня вечеромъ, В. А. Перовскій пригласилъ меня въ Оренбургъ чиновникомъ для особыхъ порученій. Я женился на двиц Андрё, родной внучк учителя Петропавловской школы Гауптфогеля, и похалъ, сынъ мой Левъ Арсланъ зодчимъ въ Нижнемъ, сынъ Святославъ умеръ младенцемъ, дочь уже въ зрлыхъ лтахъ, въ 1838 я овдовлъ, въ 1841, отходивъ Хивинскій походъ, поступилъ въ секретари къ товарищу министра удловъ, Л. А. Перовскому, завдуя посл частно и особенною канцеляріею министра внутреннихъ длъ (будучи и чиновникомъ особыхъ порученій по мин. вн. д.), въ 1849 назначенъ въ управляющіе Нижегородской удльной конторой, въ 1859 вытсненъ оттуда губернаторомъ Муравьевымъ — когда братъ его былъ товарищемъ министра удловъ.— Вышелъ въ отставку съ двумя третями пенсіи и пошелъ въ Москву.

‘Словаремъ занимался безсознательно, изучая языкъ, съ 1819 года, когда на пути записывалъ слова, въ 1829, въ Турціи, было уже много собрано, тамъ были подъ рукою люди всхъ губерній. Горячее желанье мое исполнилось, я всегда мечталъ посвятить себя съ 60-ти лтъ одному длу. Никакой полноты и соразмрности частей нтъ, но сохранить запасы эти иначе, какъ напечатавъ ихъ, нельзя было.

‘Съ 1833 года, когда я получилъ вдругъ, вмсто 700 руб. асс., 3000 асс. Жалованья и еще денежныя награды, я откладывалъ ежегодно вс остатки и заработки, и теперь этимъ могу жить, записная книга моя доказываетъ, что другихъ доходовъ у меня не было. Да, узжая изъ Оренбурга, я женился на дочери раненаго еще подъ Бородиномъ майора Соколова, отъ коей у меня три дочери.

‘Академія Наукъ сдлала меня членомъ-корреспондентомъ въ 1834 году, по естественнымъ наукамъ, а во время соединенія Академій, меня, безъ вдома моего, перечислили во 2-е Отдленіе. Общество любителей Россійской словесности въ Москв выбрало меня въ члены въ 1857, а въ почетные, въ 1868, Общество Исторіи и древностей въ дйствительные члены въ 1863, Академія (Наукъ) въ почетные, 1865 или 6, не помню, и однимъ годомъ вообще могу ошибаться. Русскаго Географическаго Общества состою членомъ-учредителемъ, насъ всего было 12. Оно присудило мн за словарь Константиновскую медаль.— Самъ испугался учености своей, переписавъ вс почеты эти… Да для чего вамъ все это, право не понимаю — какая связь со словаремъ? Судите дло, а личность откиньте, что вамъ до нея?

‘Но старина вспоминчива и заманчива. Не много осталось мн сроку здсь, не долго посуетиться — по предсказанію ныншній годъ послдній {Письмо это писано 1 августа 1868 года.}, а если это и враки, то одряхлніе очевидно тянетъ землю въ землю, а духъ расправляетъ крылья. Отецъ мой, силою воли своей, умлъ вкоренить въ насъ навкъ страхъ Божій и святыя нравственныя правила. Видя человка такого ума, учености и силы воли, какъ онъ, невольно навсегда подчиняешься его убжденіямъ. Онъ при каждомъ случа напоминалъ намъ, что мы русскіе, зналъ языкъ, какъ свой, жаллъ въ 1812 году, что мы еще молоды и негодны, и далъ лошадямъ своимъ кличку: Смоленской, Бородинской, Можайской. Тарутинской и пр. Мать, жившая до 1858 года, нравственно управляла нами, направляя всегда на прикладную, дльную, полезную жизнь. Двое братьевъ моихъ умерли чахоткой, третій убитъ 1831 на приступ Варшавы. Во всю жизнь свою я искалъ случая поздить по Руси, знакомился съ бытомъ народа, почитая народъ за ядро и корень, а высшія сословія за цвтъ или плесень, по длу глядя, и почти съ дтства смсь нижегородскаго съ французскимъ мн была ненавистна, по природ, какъ брюква, однимъ одно кушанье изъ всхъ, котораго не люблю. При недостатк книжной учености и познаній, самая жизнь на дл знакомила, дружила меня всесторонне съ языкомъ: служба во флот, врачебная, гражданская, занятія ремесленныя, которыя я любилъ, все это вмст обнимало широкое поле, а съ 1819 года, когда я на пути въ Николаевъ записалъ въ Новгородской губерніи дикое тогда для меня слово замолаживаетъ (помню это донын) и убдился вскор, что мы русскаго языка не знаемъ, я не пропустилъ дня, чтобы не записать рчь, слово, оборотъ на пополненіе своихъ запасовъ. Гречъ и Пушкинъ горячо поддерживали это направленіе мое, также Гоголь, Хомяковъ, Киревскіе, Погодинъ, Жуковскій былъ какъ бы равнодушне къ этому и боялся мужичества’.

Послдняя фраза требуетъ нкотораго поясненія. Многочисленные разсказы изъ народнаго и солдатскаго быта, сказки и повсти Даля писаны, по собственному его сознанію, боле въ интересахъ этнографіи и лингвистики, нежели съ художественною цлью или вслдъ ствіе творческой потребности. Дйствительно, въ нихъ гораздо боле виденъ зоркій наблюдатель, внимательно изучавшій нравы, обычаи, поврья и говоръ простонародья, нежели писатель съ живою фантазіей и эстетической натурой. Жуковскій мало сочувствовалъ языку, какимъ выражался Даль. Когда однажды, во время прозда по Оренбургскому краю нын царствующаго Государя Императора, Владиміръ Ивановичъ представилъ бившему въ свит Наслдника Жуковскому прозаическій отрывокъ, написанный по образцу тамошней народной рчи, то поэтъ замтилъ, что такъ можно говорить только съ казаками, и притомъ о близкихъ имъ предметахъ. Еще рзче былъ отзывъ Жуковскаго о какихъ-до стихахъ Даля. Это разсказывалъ мн самъ Владиміръ Ивановичъ, и вотъ по какому поводу. Живя въ Нижнемъ, онъ пристрастился къ спиритизму. Тамъ была двица хорошаго семейства, которая служила ему медіумомъ для общенія съ духами. Обыкновенно дло начиналось вопросомъ, обращеннымъ къ невидимымъ собесдникамъ, которые могли находиться въ той же комнат: ‘Кто тутъ есть?’ Однажды отвтомъ было: ‘Жуковскій’. Тогда у отвчавшаго потребовали доказательства, что это точно онъ, попросивъ его сказать что-нибудь такое, что могло быть извстно только ему и вопрошавшему. Невидимка отвчалъ: ‘А помнишь ли, какъ ты мн когда-то показалъ свои стихи, а я отвчалъ теб, что это не поэзія, а болтовня пьяныхъ казаковъ на базар?’

Точно ли таковъ былъ отзывъ Жуковскаго, или Владиміръ Ивановичъ, въ излишнемъ самоуничиженіи, давалъ такую форму приговору поэта, не берусь ршить, но нтъ никакого сомннія, что литературный языкъ, который желалъ создать Казакъ Луганскій, былъ не по вкусу автора Свтланы и переводчика Ундины. Нельзя не согласиться, что въ мнніи Даля о пригодности народныхъ выраженій для замны общеупотребительной образованной рчи было своего рода преувеличеніе. Но объ этомъ я имлъ уже случай подробно высказаться при разбор Толковаго словаря, когда за него присуждена была составителю Ломоносовская премія, и потому могу не входить уже теперь въ разсмотрніе этого вопроса. Довольно, что Академія наша, не смотря на весьма крупные недостатки этого словаря въ смысл научномъ, все-таки признала его, въ виду собраннаго въ немъ громаднаго матеріала, достойнымъ награды, учрежденной въ память Ломоносова за труды, пролагающіе новые пути въ области знанія.

Въ переписк, которую я велъ съ Владиміромъ Ивановичемъ въ послдніе годы его жизни, я совтовалъ ему написать свои воспоминанія о прошломъ, его дятельность была такъ разнообразна, онъ такъ много видлъ и испыталъ, былъ въ близкихъ сношеніяхъ со столькими замчательными людьми, что, казалось, записки его могли бы быть особенно интересны и поучительны. Вотъ его замчательный отвтъ на мой вызовъ:

‘Вы говорите о запискахъ моихъ. Не ршаюсь на это, не видя въ нихъ большой пользы и будучи поставленъ въ раздумье. Записки могутъ, главнйше, относиться до личности пишущаго или до современныхъ ему событій. Первое считаю слишкомъ ничтожнымъ, второе мн не подъ силу, я не любилъ подноготныхъ дрязговъ, на коихъ, какъ на мази, вертится земная ось, и нтъ у меня памяти на нихъ. Первый родъ записокъ коренится на самотности, на самолюбіи, тщеславіи — а у меня, слава Богу, этой шишки нтъ, второй приличенъ человку, жившему въ большомъ свт, бывшему представителемъ, зачинщикомъ, коноводомъ — я вкъ свой былъ подчиненнымъ работникомъ, избгалъ начальничанья, не будучи къ тому способенъ, и вся бытовая жизнь моя протекла въ тсномъ кругу. Наконецъ, какъ ни верти, а пропоешь хвалебную пснь себ и всхъ другихъ опорочишь: въ каждомъ встрчномъ дл самъ выходишь правъ, а прочіе виноваты. То, что въ теченіе жизни моей боролось въ тайник души моей само съ собою — не для печати, исповдь Богу повинна, а не людямъ, и на площадяхъ не оглашается, да и никому не нужна она, кром меня самого, личина, которою невольно тутъ и тамъ пришлось бы прикрыться, мерзитъ, и безгршно замняется молчаньемъ. Всестороннее осужденье подозрительно и надменно. Простой же разсказъ обиходной жизни и погодный счетъ мелочныхъ событій, относительныхъ къ своей особ — не стоитъ чернилъ и бумаги, ни вниманія людей, коимъ въ руки попадется подобная книжка’. Такъ смотрлъ на вопросъ о запискахъ человкъ, умудренный годами и опытомъ, хотя и имвшій полное право гордиться своими обширными свдніями, своими многообразными заслугами, и произносить ршительные приговоры. Скромный отзывъ этотъ тмъ боле заслуживаетъ вниманія, что, какъ теперь извстно изъ разсказа П. И. Мельникова {Въ Русскомъ Встник 1873, мартъ.}, Даль въ боле молодые годы писалъ свои записки, но, опасаясь повредить ими человку, которому считалъ себя обязаннымъ, уничтожилъ ихъ безвозвратно. Это было также своего рода нравственнымъ подвигомъ.

Работая, по порученію Академіи, надъ разборомъ Толковаго словаря, я писалъ объ этомъ Далю. На это онъ отвчалъ мн:

‘Радъ радъ, что много занимались мною или словаремъ. Вы находите свой разборъ строгимъ — но взглядъ мой на это дло одинаковъ съ вашимъ: легонькій разборъ показалъ бы небреженіе къ труду, а правда равно бреетъ въ об стороны, и за и противъ. Гд будетъ высказана правда несомннная, тамъ нельзя будетъ разумнымъ образомъ возражать, ни требовать другого отзыва, гд будетъ высказано одно лишь мнніе, убжденіе, тамъ пусть всякій разбираетъ доводы — и всякому воля, въ этомъ дл нтъ насилія, никому рта платкомъ не завяжешь. Загляните въ Напутное слово {Напечатанное, вмсто предисловія, при Толковомъ словар.} мое: что я сказалъ тамъ, раздумывая, ршаться ли мн на это дло, когда Академія отказалась, и могу ли я его сдлать одинъ? А сказалъ я все это не до жеманству, а по искреннему убжденію и ради правды. Если бы я не ршился, очертя голову, то вс собранныя мною сокровища погибли бы ни за грошъ. Это не словарь, а запасы для словаря, скиньте мн 30 лтъ съ костей, дайте 10 лтъ досугу, и велите добрымъ людямъ пристать съ добрымъ совтомъ — мы бы все передлали, и тогда бы вышелъ словарь!’

Тотчасъ по присужденіи Владиміру Ивановичу Ломоносовской преміи, я послалъ ему свой въ то же время отпечатанный разборъ. Не смотря на нкоторыя довольно рзкія замчанія мои, онъ принялъ эту рецензію очень благодушно, конечно, какъ человкъ, Владиміръ Ивановичъ не могъ не быть нсколько огорченъ тми мстами ея, которыя выставляли слабыя стороны словаря: онъ возражалъ на нихъ, оспаривалъ иные изъ высказанныхъ мною взглядовъ, но вмст съ тмъ благодарилъ за указанныя ошибки, общалъ воспользоваться поправками, наши отношенія нисколько не измнились. Вотъ что тогда писалъ онъ мн между прочимъ: ‘Плохо можется, силы падаютъ, голова отступается отъ духа, вещественные снаряды коснютъ, вотъ почему я и молчалъ. Но на послднюю подачку молчать не могу, такъ ей обрадовался. Написалъ бы самъ свое спасибо гг. Рупрехту и Шренку {По просьб Отдленія русскаго языка и словесности, академики І. И. Шренкъ и покойный Ф. И. Рупрехтъ написали свои отзывы о встрчающихся въ Толковомъ словар объясненіяхъ зоологическихъ и ботаническихъ. Эти отзывы были напечатаны вмст съ моимъ разборомъ и также доставлены Далю.}, да немощи одолваютъ. Пожалуста передайте: и ваши и вс ихъ поправки не пропадутъ даромъ, а во многомъ исправятъ будущее изданіе словаря, если бы я и не дожилъ до него, вношу все, все что могу принять по убжденію, тысяча поправокъ испестрили уже словарь мой, переплетенный въ шесть толстыхъ книгъ, съ прокладкою блыхъ листовъ, и если бы нашлось боле такихъ добрыхъ людей, кои не жалютъ труда и знаній своихъ на помощь собрату и на общую пользу, то подобныя дла пошли бы иначе. Начавъ печатать словарь въ шестьдесятъ лтъ и предвидя восемь лтъ труда, я не чаялъ дожить до конца, его, а для пополненія его всмъ тмъ, что было когда-либо напечатано, вку мало’. Затмъ онъ входитъ въ частныя замчанія объ отдльныхъ словахъ, имющія конечно свой спеціальный интересъ, но которыя здсь приводить было бы неумстно {Напр., онъ защищаетъ свое производство словъ: прощелыга отъ щелокъ, на которое я указалъ какъ на ошибочное, выть отъ вытягивать, зга отъ згинуть, окунь отъ окунать, сигъ отъ сигать. Относительно перваго слова онъ пишетъ: ‘да, прощелоченый, тонкій плутъ. Почему же нтъ?’ Относительно же остальныхъ напоминаетъ, что при нихъ у него вопросительный знакъ, которымъ выражается одно предположеніе, и т. д.}.

ПИСЬМО В. И. ДАЛЯ КЪ Г. П. ГЕЛЬМЕРСЕНУ.

Въ Русскомъ Архив 1867 года напечатано нсколько писемъ Даля къ друзьямъ изъ хивинскаго похода. Но есть еще одно тогдашнее письмо его, писанное по-нмецки къ академику Г. П. Гельмерсену. Оно любопытно тмъ, что писано тогда, когда уже ршено было итти обратно, и потому содержитъ очеркъ всего похода. Это письмо только недавно напечатано въ подлинник, какъ приложеніе къ книжк: ‘Aus dem Tagebuche eines Beisenden.’ (St.-Petersburg 1871). Такъ какъ оно, такимъ образомъ, еще неизвстно русскимъ читателямъ, то я считаю умстнымъ заключить свое воспоминаніе о покойномъ нашемъ почетномъ член переводомъ этого письма къ академику и тмъ дог полнить сообщенныя Далемъ извстія о поход въ Хиву.

Передъ письмомъ помщена въ оригинал пояснительная замтка, изъ которой приведу слдующее:

Осенью 1839 года Даль сопровождалъ графа Перовскаго въ предпринятомъ противъ ханства Хивы зимнемъ поход, на которомъ, какъ извстно, пришлось бороться со всми препятствіями и ужасами степной природы. Хотя онъ и не удался въ томъ смысл, что небольшое храброе войско не достигло цли экспедиціи, Хивы, однакожъ результатъ былъ тмъ не мене благопріятный, такъ какъ устрашенная хищническая страна должна была смириться передъ Россіей и возвратить свободу всмъ захваченнымъ подданными хана русскимъ, изнывавшимъ въ тяжкомъ рабств на рк Аму-Дарь.

Письмо Даля написано въ ту критическую минуту, когда графъ Перовскій, понявъ невозможность итти дале, долженъ былъ остановиться въ глубокихъ снгахъ на Эмб, съ тмъ чтобы весной начать обратный путь къ Оренбургу.

И этимъ самымъ путемъ, по плоской возвышенности, гд Перовскій въ 1840 г., при упорныхъ морозахъ отъ 25^о до 32^о Реомюра ниже нуля, заслъ въ снгахъ съ 10.000 верблюдовъ, съ военными снарядами и провіантомъ, — полковникъ Данилевскій въ 1841 году, при 15^о холода и снг, покрывавшемъ землю только на нсколько дюймовъ, безпрепятственно пробрался въ Хиву и въ начал 1842 года возвратился въ Оренбургъ. Въ этой экспедиціи полковнику Данилевскому сопутствовалъ извстный ботаникъ Базинеръ, который сдланныя при этомъ случа наблюденія напечаталъ въ 15-мъ том изданія гг. Вера и Гельмерсена ‘Beitrge zur Kenntniss des Russiehen Reichs’.

Вотъ самое письмо:

7 февраля 1840 г.,
130 верстъ по ту сторону Эмбы.

О начал нашего великаго предпріятія вы давно слышали, любезный Гельмерсенъ, а теперь слышали, вроятно, уже и о конц его. Вамъ будетъ любопытно кое-что узнать о немъ — разбирайте только мой почеркъ, какъ умете: я пишу на ящикахъ, на двор все еще не мене 20 градусовъ мороза, и сиднье у меня довольно безпокойное. Съ 10.400 верблюдовъ — вмсто предположенныхъ 12.000, которыхъ нельзя было набрать во-время — мы выступили 17 ноября изъ Оренбурга вслдъ за тремя первыми колоннами, которыя пошли впередъ 14-го, 15-го и 16-го ноября и вс, наконецъ, 5-го декабря соединились на Бишъ-тамак {Бишъ-тамакъ значитъ пять устьевъ. См. Р. Архивъ 1867, стр. 414.}. Въ дорог было у насъ иногда —28^о, —29^о, разъ —33^о или 34^о, потомъ —29^о, —28^о, средняя температура за это время была ниже —20^о. Однакожъ съ нами были запасы дровъ, кое-что нашли мы въ дорог, и жить можно было. Оттуда до Эмбы, при усть рчки Аты-Якши {Или Аты-Джаксы, какъ пишетъ Географическо-Статистическій Словарь Росс. Имперіи, сост. . П. Семеновымъ (т. I, стр. 160). Это лвый притокъ Эмбы въ Киргизской степи Малой Орды. Атs-Якши значитъ доброе имя (Р. Арх. 1867, стр. 415).}, мы уже нашли гораздо боле снгу, но внизъ по Илеку, а потомъ вверхъ по Эмб, черезъ Бассагу, лсъ, побережный кустарникъ и кое-гд порядочный подкожный кормъ. 19-го декабря мы наконецъ достигли, уже въ нкоторомъ нетерпньи, первой нашей стоянки на Эмб, а до того мы, послднее время, съ большимъ трудомъ пробивались сквозь снжныя пространства. Мы иногда дивились, что верблюды немножко уставали и не совсмъ охотно подымались на ноги, когда рано утромъ трубили генеральный маршъ — мы ужъ догадывались, что надежда, въ случа совершеннаго недостатка фуража, прокормить этихъ животныхъ лепешками изъ муки — не боле какъ мечта, но все шло еще какъ по маслу, хотя изъ нсколькихъ тысячъ верблюдовъ только двое ли лепешки, потому что для этого нужна привычка.

Тутъ началась суета на Эмб. Провіантъ вышелъ, нужно было запастись новымъ и для этого все разложить въ мшки, корзины, ящики, кули и рогожи, достать и приладить веревки — устроить госпиталь — это бдствіе въ тылу арміи, надо было отправить особый конвой въ Акъ-булакъ, наше второе укрпленіе, въ 160-ти верстахъ разстоянія, чтобы взять оттуда больныхъ, короче, въ этихъ хлопотахъ прошло три недли, и мы не могли двинуться съ мста. Морозъ все еще былъ жестокій, мн бы нуженъ былъ цлый часъ, котораго теперь негд взять, чтобы сдлать вамъ термометрическую табличку, но у насъ, до сегодняшняго дня, едва-ли десять дней было мене —10^о, а то все —16^о, —18^о, —20^о, —26^о, —29^о, —30^о, при этомъ зачастую страшный буранъ, который вы знаете. Снгу на Эмб мы нашли по колна и услышали, что дале онъ еще глубже. Наконецъ явились наши верблюды — ихъ угоняли на тебеневку {Зимнее пастбище, см. Р. Архивъ 1867, стр. 408, 613 и проч.} верстъ 20 въ сторону — съ 31 декабря по 10 января, когда колонны, изготовясь, пустились въ путь, они явились въ вид остововъ, обтянутыхъ верблюжьей кожей, и вмсто 10.400 уцлло только 8.900. Киргизы повсили носъ, вздыхали о неслыханной зим, которую мы имъ принесли, и говорили, что эта зима убьетъ большую часть скота въ степи, а тмъ боле нашихъ жалкихъ верблюдовъ подъ ихъ вьюками, которые къ несчастію предназначались для крпкихъ караванныхъ верблюдовъ и были распредлены по 16 пудовъ на каждаго. Изъ заготовленнаго и подвезеннаго на 4 мсяца провіанта, мы не могли навьючить и половины, бдный В. А. Перовскій былъ въ отчаяніи, и послдняя колонна прибыла въ Акъ-булакъ — 160 верстъ — только

2-го февраля. но какъ и въ какомъ положеніи! Цлые ряды казаковъ хали гуськомъ, чтобы протоптать какую-нибудь дорогу — тощіе верблюды плелись сзади шатаясь, съ громкимъ рычаньемъ, насилу вытаскивая ноги изъ глубокаго снгу, падали и уже боле не вставали. Боле 1.200 пали въ дорог, остальные были въ самомъ ужасномъ состояніи.

Очевидно приближался всмъ имъ конецъ, и мы, на самомъ полупути между Оренбургомъ и Хивой, не смли ни жаловаться, ни утшать другъ друга. Никто не думалъ о возможности возвратиться, всякій считалъ своею обязанностью итти впередъ, во что бы ни стало, хотя бы пришлось положить голову и кости. Нкоторые однакожъ были попросту легкомысленны, и въ добавокъ не знали положенія вещей, даромъ что каждый день съ нами ли и пили — другіе, какъ говорится, обращали нужду въ добродтель и проч. Короче сказать, каждый не на шутку приготовлялъ себя къ мысли не воротиться, и хотя наши офицеры и исполинскій штабъ не были одушевлены особеннымъ esprit de corps, однакожъ не было видно ни одного недовольнаго лица.

Признаюсь, что и я съ своей стороны нсколько способствовалъ къ тому, что Василій Алексевичъ короткое время былъ въ заблужденіи насчетъ настоящаго положенія вещей, и я придумывалъ разные способы и возможности, въ которыя самъ не врилъ. Но я размышлялъ, что до Акъ-булака мы во всякомть случа должны же добраться, такъ для чего же заране тревожиться и мучить себя заботами? Когда доберемся туда, придется непремнно считать верблюдовъ, и тогда вопросъ: да или нтъ? самъ собой ршится. Къ несчастію, такъ и было: не оказалось и 5.000 верблюдовъ на ногахъ, и слдовательно мы могли взять съ собою провіанта только на 30 дней.— Полагая, что верблюды будутъ сноски — намъ оставалось пути еще на 60— 70 дней, и завдомо мало надежды найти что нужно на мст. Итакъ — посл тяжкой, тяжкой борьбы съ самимъ собою — генералъ ршилъ воротиться. Теперь мы вотъ уже 3-й день въ дорог изъ Акъ-булака, и можемъ съ большимъ трудомъ, съ большимъ трудомъ въ полномъ смысл слова, доплестись до Эмбы, можемъ тащить съ собой провіантъ едва на дв недли, все же остальное бросаемъ на пути. Къ чему тутъ послужила предусмотрительность? Въ поход никакое войско не было продовольствовано такъ хорошо, какъ наше, это я говорю по чести и совсти, Уральскіе казаки длаютъ чудеса — пхота, къ несчастію, избалованный народъ, который никогда не зналъ нужды и переходовъ. До Эмбы боле половины сидли на верблюдахъ, оттуда выступили пшкомъ, солдатъ насилу уметъ развести огонь, когда у него есть дерево, казакъ же, напротивъ, долженъ выкапывать соляныя растенія изъ-подъ заледенлаго, глубокаго снга, не получая топлива, — и какъ скоро онъ на мст, у него трещитъ огонекъ. На казакахъ лежитъ весь трудъ при этомъ страшномъ холод, пхоту же держатъ въ хлопочкахъ какъ больного ребенка — тмъ не мене у насъ до сихъ поръ изъ 1.500 человкъ кавалеріи, считая и артиллерійскихъ казаковъ и дивизію 1-го Оренбургскаго казачьяго полка, бывшихъ Тептярей, около 60 больныхъ, а изъ 2.750 пхотинцевъ — 600. Гарнизонъ при Акъ-булак боленъ цынгой, а тотъ, что на Эмб, страдаетъ тифомъ.

Замерзло у насъ мене чмъ между Оренбургомъ и Сакмарскомъ: тамъ, по слухамъ, найдены трое замерзшихъ, у насъ же по сію пору только одинъ. Но было между солдатами нсколько внезапныхъ смертныхъ случаевъ отъ переполненія и удушья легкихъ, такъ какъ, вроятно, безпрерывный холодъ гналъ кровь отъ оконечностей внутрь. Мы вс здоровы, при обильной пищ, NB. тепломъ ча, достаточномъ согрваніи и не слишкомъ усиленномъ напряженіи тла, такая прогулка выносится очень хорошо, я такъ тепло и удобно одтъ, что право ни разу не страдалъ особенно отъ морозу.

Пхота одта тепло, но это ей въ тягость на марш, только крпкіе какъ желзо Уральскіе казаки дутъ верхомъ съ веселыми пснями. Что вы скажете, напр., о такой работ: верблюдовъ приходится держать на ногахъ, покуда ихъ навьючиваютъ, потому что, если имъ дать лечь для этого, то они уже не встанутъ. При этомъ надобно подымать съ земли мшки съ мукой и ящики съ сухарями, въ 7—8 пудовъ всу — все это лежитъ на обязанности Уральскаго казака.

Теперь спрашивается, отчего же экспедиція на этотъ разъ не удалась и можно ли за это обвинять кого-нибудь? Отвчаю по совсти и съ полнымъ убжденіемъ, что предпріятіе безъ сомннія увнчалось бы успхомъ, т. е. мы въ эту пору были бы уже почти въ Хив, если бы зима стояла обыкновенная, какая бываетъ большею частью. Вы знаете, что большинство киргизовъ покидаетъ Илекъ въ конц зимы и переходитъ Эмбу, потому что здсь почти вовсе не бываетъ снгу, а если и бываетъ, то едва столько, сколько нужно, чтобъ скотъ могъ пастись, самые старые киргизы не запомнятъ такой зимы, такихъ глубокихъ снговъ и сильныхъ морозовъ.— По гладкой дорог и теперь еще верблюды могутъ итти порядочно, но въ снгу вязнутъ. Люди хорошо перенесли вс трудности, провіанту у насъ хватитъ на нсколько мсяцевъ, но верблюды пропали, а съ ними и все предпріятіе.— Выступи мы нсколькими мсяцами ране, мы бы еще прошли благополучно, пока снгъ былъ не такъ плотенъ, но — во 1-хъ, кто могъ это знать? Намъ предстояло итти черезъ безводныя пустыни, гд спасенья только и можно было ожидать отъ снгу — а первый порядочный снгъ на Усть-Урт рдко выпадаетъ ране января. Мы все боялись терпть отъ недостатка снга, никогда не представляли себ его въ такомъ избытк, потому что это почти небывалый случай. Во 2-хъ, походъ былъ утвержденъ только въ март, а въ ноябр слдовало уже совершить его, такъ было приказано. Оттого такія разнообразныя приготовленія никакъ не могли быть окончены ране. Правда, что произошли разныя ошибки въ расчет, иначе и быть не могло, но главная бда не въ этихъ ошибкахъ, сами по себ он не могли бы разстроить все предпріятіе. Непріятеля мы къ счастью не видли, слдовательно нашего отступленія нельзя приписать его храбрости. Однакожъ была у насъ одна миніятюрная стычка. Хивинскій ханъ выдумалъ глупость — отправилъ тысячи дв узбековъ, туркменовъ и каракалпаковъ (они были хорошо одты, хорошо вооружены и посажены на хорошихъ коней), съ тмъ чтобъ они взяли и срыли наши два редута — Акъ-булакъ и Эмбу. Въ декабр этотъ отрядъ дйствительно достигъ Ашъ-булака, тамъ было 160 человкъ гарнизону и дв пушки, валъ и ровъ совершенно сравнены снгомъ: тамъ лежало полтораста больныхъ, два огромные стога снга стояли въ разстояніи саженъ 24-хъ оттуда, вся осада продолжалась двое сутокъ, гарнизонъ могъ сдлать не боле девяти выстрловъ, потому что осадный корпусъ держался въ приличномъ отдаленіи. Нсколько человкъ чрезъ каждыя десять минутъ прискачутъ, начнутъ кричать, ругаться и требовать безусловной сдачи укрпленія — но каждый разъ четыре казака (именно четыре) прогонятъ ихъ: боле конницы на лицо не было. Посл того осадный корпусъ — потерпвъ однакожъ нкоторый уронъ, я самъ видлъ четырехъ мертвыхъ, случайно выкопанныхъ изъ-подъ снгу — двинулся противъ конвоя, о которомъ я выше упомянулъ и который, ничего не подозрвая, пошелъ изъ Эмбы къ Акъ-булаку. Онъ состоялъ изо стадвадцати человкъ пхоты и ста казаковъ, въ числ коихъ было только сорокъ конныхъ, такъ какъ остальные запрягли своихъ лошадей въ лазаретныя повозки. Хивинцы сняли свою осаду, убдившись, что лбомъ стны не прошибешь, и пошли на встрчу конвою. Въ пятнадцати верстахъ отъ крпости они на него напали внезапно и неожиданно, когда онъ остановился для отдыха и пустилъ лошадей на траву. Эта горсть людей могла бы конечно быть изрублена до послдняго человка двумя-тремя тысячами хорошо вооруженныхъ всадниковъ, но хищничество хивинцевъ было причиною, что они безумно бросались прежде всего на верблюдовъ, лошадей и багажъ, такъ что сперва казаки, а потомъ и солдаты успли соединиться, построиться и дать залпъ. Такой неудачи хивинцы не ожидали, когда двое-трое изъ нихъ свалились назадъ съ лошадей, вс ударились въ бгство. Почти двои сутки продолжалась и здсь выдержанная съ большой энергіей осада, при которой хивинцы потеряли сравнительно многихъ, какъ можно было заключить изъ попадавшихся случайно могилъ, въ одной изъ которыхъ лежало напр. 19 труповъ. У насъ пятеро убитыхъ и одиннадцать раненыхъ. Посл этихъ подвиговъ непріятельская армія отступила, дала нашей спокойно тронуться и итти дале, и не ршилась ни разу потревожить ее на переход въ пятнадцать верстъ. Этимъ дло и кончилось, я досталъ себ голову хивинца, отъ которой черепъ, вмст съ заготовленными у меня башкирскими, киргизскими и мещеряцкими черепами, я намренъ отправить въ Академію, и вотъ чуть ли не единственная польза всего похода. Но что же онъ еще доставилъ учёному міру? спросите вы. Да не боле того, что можно было ожидать отъ такого невыношеннаго зародыша. Леманъ {Александръ Леманъ (Lehmann) сопровождалъ хивинскую экспедицію въ качеств естествоиспытателя. Поздне онъ здилъ съ Бутеневымъ въ Бухару. Описаніе этого путешествія, извстное изъ дневниковъ Лемана, напечатано академикомъ Гельмерсепомъ въ 17-мъ том ‘Beitrge zur Kenntniss des Russischen Reichs.’} очень и очень способный человкъ, но изъ-за снга и онъ ничего не могъ сдлать. Дюжины дв мховъ отъ млекопитающихъ — особенно грызуновъ — столько же растеній, которыя неутомимый собиратель отрылъ подъ снгомъ и опредлилъ, и притомъ отчасти такихъ, какихъ здсь никогда еще не находили.— Потомъ онъ снялъ и сообщилъ намъ очень наглядный геогностическій чертежъ всего пройденнаго нами пространства, дале онъ набралъ дюжины дв минералогическихъ обращиковъ, нсколько окаменлостей, которыя для васъ будутъ интересны, вотъ и все. Къ этому надобно прибавить, въ отношеніи къ географическимъ задачамъ, опредленіе долготы и широты устья рки Аты-Якши въ Эмбу {Cp. P. Архивъ, стр. 416.} и прекраснаго, но невкуснаго и нездороваго ключа Акъ-булака, въ 160-и верстахъ отъ подошвы Усть-сырта. Утверждаютъ, что опредленіе послдне-упомянутаго мста доставляетъ новыя свднія объ очертаніи и положеніи Аральскаго моря, я еще не могу составить себ яснаго понятія о справедливости этого увренія и знаю только, что Аты-Якши находится приблизительно на 3 ¹/₂^о южне и на 2 ¹/₂^o восточне Оренбурга. Такъ какъ мы вроятно по нужд посидимъ на Эмб всю весну, то Леманъ возьметъ съ собою все, что можно. Мы въ дорог уже принуждены были оставить на мст около 1500 четвертей провіанта и конечно не будемъ въ состояніи подобрать еще многаго, что ‘съ возу упадетъ’. Мы ежедневно теряемъ, въ одной нашей колонн, 40—60 верблюдовъ, всего же на все 150—200.

Гернгроссъ {Гернгроссъ и ниже упомянутый Ковалевскій, два горные офицера, осенью 1839 года присоединились къ каравану, отходившему изъ Оренбурга въ Бухару. Но узнавъ на Сыръ-Дарь, что они легко могутъ быть ограблены и уведены въ плнъ разбойниками, оба бжали на сверо-восточный берегъ Аральскаго моря и съ большими опасностями достигли русскаго лагеря.}, Лихачевъ {Платонъ Чихачевъ, извстный своимъ путешествіемъ въ Сверную и Южную Америку, участвовалъ волонтеромъ въ хивинскомъ поход. Этому даровитому отважному, рыцарски благородному человку не удалось, къ сожалнію, исполнить своего пламеннаго желанія — побывать въ центральной Азіи. Уже много лтъ онъ живетъ за границею вмст съ братомъ своимъ Петромъ, извстнымъ путешественникомъ по европейскому Востоку и по Алтаю.}, Леманъ и особенно Василій Алексевичъ кланяются. Послдній, съ тхъ поръ, какъ вопросъ ршенъ, сталъ опять совершенно такимъ, какъ прежде, остритъ надъ самимъ собою и надъ всей экспедиціей. Но этимъ дло безъ сомннія не кончится, это невозможно — скоро предпримутъ второй боле удачный походъ, не всякая зима похожа на ныншнюю, но въ одномъ и томъ же году невозможно все вторично поставить на ноги, средства истощены, вмето полутора милліона исторія обойдется по меньшей мр втрое дороже, и — нужно имть время. Какимъ способомъ теперь достать такое количество провіанта? Мука нынче стоитъ въ Оренбург по три рубля пудъ, овесъ по два съ полтиной. Откуда взять первыя средства для транспорта? Невозможно тотчасъ выписать опять 12.000 башкирскихъ телгъ, потому что это стоило Башкирцамъ 40.000 лошадей, которыя почти вс переколли. Наконецъ — откуда еще разъ взять отъ 10-и до -и тысячъ верблюдовъ? Это такое громадное число, которое во второй разъ не легко набрать даже и за звонкую полновсную монету. Время убдитъ въ этомъ. Ковалевскому и Геригроссу удалось по счастью пронюхать, что хивинцы подстерегаютъ ихъ и хотятъ схватить, поэтому они бжали изъ каравана въ ночное туманное время, бросили все и благополучно добрались до Акъ-булака, гд и командовали артиллерій во время нападенія. Теперь они вмст съ нами направляются домой.— Смшно сказать, а я въ эту минуту съ трудомъ пишу — отъ жару. На двор 20^о морозу, но я сижу у В. А. Перовскаго въ кибитк, гд желзная печь — это настоящая баня, невыносимо, уже темно: жалобное рычанье возвращающихся съ тебеневки верблюдовъ, смшанное съ визгливыми голосами перекликающихся киргизовъ, совершенно оглушаетъ и одуряетъ.

Прощайте, будьте здоровы. Кланяйтесь Беру, Гессу и всмъ, кто меня помнитъ.

В. Даль.

Напишите мн, какъ вы поживаете и что длается въ Петербург.

ВОСПОМИНАНІЕ О В. И. ДАЛ 1).

ПИСЬМО В. И. ДАЛЯ КЪ Г. П. ГЕЛЬМЕРСЕНУ.

Читайте также:

ВОСПОМИНАНІЕ О В. И. ДАЛ ¹).