Время на прочтение: 4 минут(ы)
До 1849 года я с Гоголем встречался редко, хотя давно познакомился с ним. Мы оба не жили в Петербурге и, только съезжаясь на короткое время с разных сторон, виделись иногда у П.А. Плетнева. Но в означенном году, летом, я был в Москве, и тут мы посещали друг друга. Гоголь жил тогда у гр. Толстого в д. Талызина на Никитском бульваре, поблизости Арбатских ворот. Из его разговоров мне особенно памятно следующее. Он жаловался, что слишком мало знает Россию, говорил, что сам сознает недостаток, которым от этого страдают его сочинения. ‘Я нахожусь в затруднительном положении, — рассуждал он, — чтобы лучше узнать Россию и русский народ, мне необходимо было бы путешествовать, а между тем уж некогда: мне около сорока лет, а время нужно, чтобы писать’. Отказываясь поэтому от мысли о путешествиях по России, Гоголь придумал другое средство пополнить свои сведения об отечестве. Он решился просить всех своих приятелей, знакомых с разными краями России или еще собирающихся в путь, сообщать ему свои наблюдения по этому предмету. О том просил он и меня. Но любознательность Гоголя не ограничивалась желанием узнать Россию со стороны быта и нравов. Он желал изучить ее во всех отношениях. Мысль эта давно занимала Гоголя, и для достижения этой цели он не пренебрегал даже и самыми скудными средствами. Живя за границею, он не переставал читать книги, которые казались ему пособиями для этого … Взяв с меня обещание доставлять ему заметки о тех местах России, которые я увижу, Гоголь стал расспрашивать меня и о Финляндии, где я жил в то время.
Между прочим его интересовала флора этой страны, он пожелал узнать, есть ли по этому предмету какое-нибудь хорошее сочинение, и попросил выслать ему, когда я возвращусь в Гельсингфорс, незадолго перед тем появившуюся книгу Нюландера ‘Flora fennica’, что я и исполнил впоследствии.
В Москве жил я у старого приятеля моего, Д.C. Протопопова, на Собачьей площадке. Раз вдруг подъезжает к дому красивая карета, и из нее выходит Гоголь. Я рассказал ему, что мой хозяин может доставить ему много материалов для изучения России, потому что долго жил в разных губерниях и по службе имел частые сношения с народом. Гоголь изъявил желание познакомиться с Протопоповым, но в тот раз это было невозможно, так как приятель мой был в это самое время хотя и дома, но занят по должности.
Между тем Гоголь вскоре куда-то уехал, а я, по непредвиденным обстоятельствам, возвратился в Гельсингфорс ранее чем предполагал. Послав Гоголю обещанную книгу о финляндской флоре, я писал ему, что Протопопов ждет его, и с тем вместе сообщил отрывок из одного письма Протопопова ко мне, как образчик взгляда его на русский народ.
Вот что отвечал мне Гоголь, приехавший опять в Москву:
‘Очень благодарю вас за ваше доброе письмо, которое нашел по приезде в Москву. Мне самому очень жалко, что не удалось с вами еще повидаться. Благодарю вперед за предстоящее знакомство с Протопоповым, которого я непременно отыщу. Его замечания о русском народе, приложенные в вашем письме, совершенно верны, отзываются большой опытностью, а с тем вместе и ясностью головы’ Прощайте и не забывайте меня.
Вскоре после того Гоголь действительно ездил к моему приятелю, но не застал его дома. Погруженный в дела службы, Протопопов, который сверх того был всегда немножко нелюдим, не поехал к Гоголю, и они не познакомились лично.
Прилагаю здесь самый отрывок из письма Д. С. П., понравившийся Гоголю. Начальные буквы вмени автора должны быть знакомы читателям Дня, в котором он иногда помещает свои статьи по предметам, также касающимся интересов народа.
‘В жизни нашей собственная личность изчезает: Русаку своя особа не стоит гроша, он любит жить общею с другими жизнию. Ему только те милы наслаждения, которыя он разделяет с другими. Мужик, заработав лишний рубль, несет его не в кассу, а в кабак, потому что там он повеселится с приятелями, которые в свою очередь пригласят его повеселиться на их добычу. Разглядите это свойство Русскаго народа, беззаботность о своей личности, и вы поймете и их неряшество, и безкапитальность, и незаботу о совершенстве труда. На что ему украшать свою жизнь, заботиться о будущем?
‘Он чувствует в себе обилие сил на то, чтобы, когда настигнет нужда, поработать из всей мочи, потерпетъ до нельзя и все это сделать для того только, чтоб вытти из труднаго положения, а не для того, чтоб оградить себя на будущее время от беды. Посмотрите: вот сгорела деревня, мужики и рвутся и мечутся, чтобы поскорей построить свои избы, построили—и довольно. Что им за дело, что новая постройка не обезпечивает их от пожара? Пусть горит, они опять примутся хлопотать как муравьи: на то им Бог дал и силы. Поговорите с ними о прошлом: они не станут говорить вам, как прежде жили хорошо, а станут говорить с увлечением о том, как они металися в нужде, как они боролися с нуждою. Вспомните разсказы их о 12-м годе, что в их разсказах? ІІовесть о том, как они жили в лесах, как по неделям сидели без хлеба, как били их Французы и особенно Поляки, и чем подчивали они своих гостей незваных.
‘Странным может быть покажется, если я скажу, что Русский любит труд и нужду, и любит труд не как средство и нужду не как нужду, а так самих по себе. Продолжительное наслажденье, счастье и спокойствие грептят {Знаете ли вы это слово: ‘грептеть’? Оно мужицкое и похоже в значении на трутить, натирать и. т. п.} ему на совести. Ну что это, он говорит, мне все хорошо, да хорошо: так не должно быть, это вражеское навождение, это или дьявол насылает, или Бог во гневе хочет излить на меня все сладкое, чтобы дать мне на том свете горькое. Знать грешник я большой.’
Впервые опубликовано в ‘Русском архиве’, 1864, N 2, стр. 177 — 180.
Яков Карлович Грот (1812 — 1893) — лингвист и историк литературы, впоследствии академик и вице-президент Академии наук, знаток Державина и автор многих исследований по вопросам русского языка и литературы.
Прочитали? Поделиться с друзьями: