Для христиан всей земли сегодняшний день есть годовой день, но для славянского мира, для православного мира — сегодня вековой день! Ибо с ‘воскресшим Христом’ сегодня будут на всем Востоке, на языках сербском, болгарском и эллинском, поздравлять люди, сами воскреснувшие!.. Это чувство воскресения прокатится сегодня таким могучим валом, такою высокою волною по равнинам русским, по низовьям дунайским, по предгорьям балканским и карпатским, охватывая и языческие горы Пелион, Оссу, Олимп, Тайгет, — как этого не было в прошлом и не будет в будущем году, как это было еще только раз в светлую Пасху 1877 года, — когда было первое поднятие усопшего Лазаря в гробу. Ныне же Лазарь не ‘поднялся’ только, увитый пеленами, в гробу своем, а вышел вон из пещеры.
Вот разница. Прошло 36 лет, треть века, и, можно сказать, ‘судьба совершилась’, сказать это можно в том же полном и определившемся виде, как мы говорим это о ‘вышедшей замуж девушке’ и о ‘поступившем на должность’ молодом человеке. До этого было что-то такое, чего нельзя назвать бытом, жизнью, судьбою, было ужасающее зависимое состояние, и каждый понимает лично, что это такое в отношении личности, одного человека или единичной семьи. Люди связаны — в движениях, в думах, в вере. Все смотри ‘из рук другого’, все зависит ‘от расположения другого‘: счастлив и милостив он — будет хорошо и тебе, а если ему худо или просто он худо себя чувствует, худо себя сознает — то прежде всего худо тебе, ибо он на тебя перелагает все свои несчастия и даже на тебе отражает свое настроение. Что же это такое? Всякое движение есть собственно полудвижение, и всякое дыхание есть полудыхание. Это — в собственном смысле болезнь: и славяне и греки Балканского полуострова были больные по политическому положению своему. Сравнение с ‘воскресением Лазаря’ их судьбы за последнюю треть века есть не аллегория, а действительность. Были больны, были мертвы, стали оживать и вот воскресли!!
* * *
Без всякой гордости, но с истинным восторгом Россия может оглянуться на ‘этот пройденный ею этап’. Кому в Европе нужна была судьба славян и православных? Никому не нужна и всем враждебна. Никакому не подлежит сомнению, что ни одна страна в Европе не пошевелила бы пальцем для освобождения христиан Балканского полуострова, и оставаться вечною ‘райею’ под турецким игом, а затем в случае разложения Турции быть проглоченною Австриек) — такова была естественная и неодолимая судьба их. Самое разложение Турции едва ли совершилось бы, если бы не хроника войн с нею России. Владея не только Балканским полуостровом, но и теперешнею южной Россиею, владея Крымом и Кавказом, Турция являла бы собою консолидированную мусульманскую державу, единую, неразделенную, слитую одним бытом, одним фанатизмом, одною религиею. И скорее она грозила бы Европе, как это было все время, все века до начала XVIII века, нежели сколько бы то ни было быть угрожаемою и потрясаемою со стороны Европы и христианства. И только связь ‘христианской и православной райи’ Балканского полуострова с начавшим вырастать колоссом севера подточила силы Турции. Она подточила их самым бытием этой связи, самым существованием этого племенного единства и религиозного единства. Был один язык и одна церковь, те же посты и то же богослужение у раба забитого и заколоченного, почти возле самых стен Константинополя, и у русских царей в Кремле и потом на реке Неве. Раб стал обращать свои вздохи к северу, северный колосс стал зорче присматриваться к ‘турецким делам’. И осторожно стал ходатайствовать, просить за ‘райю’, а затем стал вмешиваться ‘в положение турецких своих единоверцев’ и наконец повел войны. От Петра Великого и до Александра II ведется ряд непрерывных войн, и, в сущности, это была лишь одна война с перерывами, одна борьба с временными ‘замирениями’ на протяжении двухсот лет, плодом которой и явилось теперешнее освобождение Балканского полуострова.
Турция разложилась. Славянский и греческий юг воскрес.
Собственно ни одно европейское государство — ни Англия, ни Германия, ни Франция или Италия не ‘сделали такой политики’, как Россия, с результатом освобождения целого мира народностей, целого ряда молодых народов, оживления и преобразования целого огромного полуострова, стран древнейшей, еще дохристианской культуры и затем стран первоначальнейшего христианства. Это можно назвать истинно аристократическою политикою, истинно историческою политикою. Вся западная политика отличалась неизмеримо более мелочным характером, мелочным или торговым или узкоэгоистическим. Вспомним знаменитые войны ‘за испанское наследство’, ‘за австрийское наследство’. Они тянулись долгие годы и поглотили жизней не менее, чем наши освободительные войны против Турции. Вспомним также династическую войну ‘Алой и Белой Розы’. Затем, — западные войны были расширительные, — ‘в свою пользу’. И наконец, последняя группа войн — религиозная, между исповедниками разных церквей, с тяжелым фанатизмом. Сюда присоединяется еще самая кровавая группа войн — это войны политических честолюбцев, ‘лично для себя’. Таковы были нелепые войны Карла XII и безумные войны Наполеона. На первый же взгляд, при первом обширном и обобщающем взгляде очевидно, насколько войны России были благороднее, содержательнее, великодушнее, человечнее, идейнее.
Русское общество лишь по общечеловеческой слабости ‘не ценит своего’, и мы косным языком повторяем косную фразу: ‘У нас все хуже’. Напротив, на Западе и не было других войн, чем какая велась у нас Елизаветою Петровною с Фридрихом Великим или — в колоссальном масштабе — чем какая у нас ведется между Скворцовым и его миссионерами и нашими старообрядцами и сектантами. ‘Освободительная политика России’ на Балканском полуострове поистине есть тот ‘пророк, который не слушается в отечестве своем’, — если принять во внимание плоское, враждебное и глумливое отношение части нашего образованного общества к славянам, к православию и к русской исторической политике.
* * *
Но для православных Востока этот год был годом не только физического, но и нравственного воскресения. Высвобождение может прийти с разных сторон, освободиться можно разными способами… Вся Европа пришла в восторг от героической войны южных союзников против Турецкого Владыки, — войны воистину благородной и по возвышенной цели ее, и по братскому чувству южных народов, которые, кидаясь на штурм старой твердыни, помнили не ‘каждый свое‘, а только ‘одно общее у всех’. Война южных народов за свое освобождение воистину беспримерна в новой истории по ее энтузиазму, по героизму, по множеству единичных подвигов самоотвержения. Новая Европа, давно и незаметно для себя погрязнувшая в мелочных меркантильных расчетах, привыкшая вести даже войны по соображениям торгового и промышленного соперничества, — удивлена была и до известной степени обновилась духом, увидя в борьбе южных народов присутствие того старого идеализма, каким когда-то и сама толкалась в борьбу и сражения. Все смотрели на эту войну с чувством нравственного освежения. Это в высшей степени важно. Важно, когда народ рождается благородно. Аристократическое рождение накладывает печать и дух свой на всю последующую судьбу рожденного. Но ‘родиться благородно’ для нации, для государства и политической системы — это именно родиться ‘с оружием в руках’, смело и прямо, мужественно и честно, не держа ‘камней за пазухой’ и не произнося лживых слов… Большинство-то политических рождений бывает именно таково, и жизнь одного, воскресение одного обычно сопровождается убиением братии своих, соседей или слабейших народностей вокруг. Так вся Германия родилась на костях полабских и других славян, Австрия — на развалинах Богемии, на захвате южных славян… Совершенно не то мы видим на Балканском полуострове. Турки пришли и залили только сверху небольшим господствующим слоем массу славянских и греческого народов, но народы эти, благодаря именно присутствию на севере единоверного и единоплеменного колосса и ‘надёжи’, — не умерли в отчаянии до конца. ‘Конца’ не было и ‘смерти’ тоже не было, пока была Россия, — просто только была, жила. Народы замерли, но не умерли. В ряде войн Россия начала ‘отваливать камень’ от гроба. И только обмерший, но не умерший Лазарь в этот вечно памятный 1913 год сбросил камень окончательно, и вместо ‘смертных пелен’ все увидели его в пасхальной одежде… Ризы — белые, и струи красного текут, не марая, но оживляя, по ним.
Что делать. Все живое рождается в крови. Это какая-то тайна и загадка мира.
‘Смертию смерть искупив’… с каким чувством эти слова пасхальной песни прослушаются везде этот год на Востоке!!! О, погибшие на штурмах и в сражениях братья: как вы драгоценны останетесь на все века потомству вашему, всей Болгарии, всей Греции, всей Сербии, всем южным славянам и всем грекам, без разделения. Поистине, вы ‘приложились к Спасителю’, повторив в земном и малом виде его великое и мировое искупление: и вы ‘смертию своею искупили братии своих’, детей своих, все потомство свое, целые народы и цивилизацию.
‘Вечная вам память!’ ‘Вечный покой’, — труженики и страдальцы! Имя ваше и судьба никогда не изгладятся из сердца живых и из сердца будущих рожденных соотчичей и единоверцев ваших, которым всем вы дали — воскресение.
‘Христос Воскресе!’ — ‘Воскресе славянство!’ — сегодня будем здороваться этим двойным возгласом. Христос Воскресе, читатель, и весь русский народ!
Впервые опубликовано: Новое время. 1913. 14 апр. No 13321.