Ворон, По Эдгар Аллан, Год: 1923

Время на прочтение: 3 минут(ы)
По Э.А. Ворон / Эдгар Аллан По
М.: Наука, 2009.— (Литературные памятники)

Василий Федоров

Эдгар По

ВОРОН

Как-то ночью одинокой
я задумался глубоко
Над томами черной магии,
забытой с давних пор.
Сон клонил, — я забывался…
Вдруг неясный звук раздался,
Словно кто-то постучался —
постучался в мой затвор…
‘Это гость, — пробормотал я, —
постучался в мой затвор,
Запоздалый визитер…’
Ясно помню тот декабрьский
лютый ветер, холод адский,
Эти тени — по паркету
черной бахромы узор, —
Как меня томило это,
как я с книгой ждал рассвета
В страшной скорби без просвета —
без просвета по Линор,
По утраченной недавно
светлой, ласковой Линор,
Невозвратной с этих пор.
Вдруг забилось неприятно
сердце в страхе под невнятный
Шорох шепотный пурпуровых
моих тяжелых штор,
Чтоб унять сердцебиенье,
сам с собою без смущенья
Говорил я, весь — волненье:
‘То стучится в мой затвор
Запоздалый гость, — смущенно
он стучится в мой затвор,
Этот поздний визитер’.
Взяв себя немного в руки,
крикнул я в ответ на стуки:
‘О, пожалуйста, простите, —
я сейчас сниму затвор!
Задремал я… рад… приятно…
но стучались вы невнятно,
Было даже непонятно —
непонятно: стук ли, вздор?..
А теперь я различаю —
это точно — стук, не вздор!..
Дверь открыл: ночной простор.
Никого! В недоуменье,
с новым страхом и в смущенье
От неведомых предчувствий,
затаившийся, как вор,
Я смотрел, на все готовый,
в сумрак холода ночного,
И шепнул одно лишь слово,
слово-шепот, в ночь, ‘Линор’…
Это я сказал, но где-то
эхо вторило: ‘Линор’…
Тихий, жуткий разговор.
Я захлопнул дверь. Невольно
сердце сжалось острой болью.
Сел… и скоро вновь услышал
тот же звук: тор-тор… тор-тор…
‘А-а, — сказал я, — так легка мне
вся загадка: стук недавний —
Дребезжанье старой ставни…
только ветер… мелочь… вздор…
Нет, никто там не стучался, —
просто ставни… зимний вздор…
Мог бы знать и до сих пор’.
Быстро встал, — окно открыл я.
Широко расставив крылья,
Крупный ворон — птица древняя —
в окно ко мне, в упор,
Вдруг вошел, неторопливо
всхохлил перья, и красивым
Плавным взлетом, горделиво, —
словно зная с давних пор, —
Пролетел, на бюст Паллады сел…
как будто с давних пор
Там сидел он, этот Ворон.
Сколько важности! Бравады!
хохотал я до упаду:
‘Ну, нежданный гость, привет вам!
Что ж, садитесь! Разговор
Я начну… Что много шума
натворил ты здесь, угрюмый
Ворон, полный древней думы?
Ну, скажи — как бледный хор
Называл тебя? — в Аиде
бестелесных духов хор?’
Ворон крикнул: ‘Nevermore’.
Я вскочил от удивленья:
новое еще явленье! —
Никогда не приходилось
мне слыхать подобный вздор!
‘Вы забавны, Ворон-птица, —
только как могло случиться
Языку вам обучиться
и салонный разговор
Завязать, седлая бюсты?
Что ж, продолжим разговор,
Досточтимый Nevermore…’
Но на белом четко-черный
он теперь молчал упорно,
Словно душу всю излил
в едином слове ворон-вор!
И опять понурый, сгорблен,
я застыл в привычной скорби,
Все надеясь: утро скорбь
утишит… Вдруг, в упор,
Неожиданно и властно,
с бюста белого, в упор
Птичий голос: ‘Nevermore’.
Вздрогнул я: ответ угрюмый
был в том крике мне на думы!
Верно ворону случалось часто
слышать, как повтор,
Это слово… звук не нежный…
Знать, его хозяин прежний,
Зло обманутый в надеждах,
повторял себе в укор,
Обращаясь безотчетно к ворону,
ронял укор
Безысходным Nevermore.
Весь во власти черной тени,
в жажде предосуществлений,
Я теперь хотел жестоко
с этой птицей жуткий спор
Завязать, — придвинул кресло
ближе к бюсту… и воскресла —
Там в мозгу моем, воскресла,
словно грозный приговор,
Логика фантасмагорий,
странно слитых в приговор
С этим криком Nevermore…
И теперь меня глубоко
волновали птицы рока —
Птицы огневые очи,
устремленные в упор.
Свет от лампы плавно лился,
он над вороном струился…
Я мучительно забылся, —
мне казалось: с вечных пор
Этот черный хмурый ворон
здесь, со мной, с извечных пор
Со зловещим Nevermore.
Словно плавное кадило
в кабинете воскурило
Фимиамы, и туманы
наплывали с алых штор.
Простонал я: ‘Дух угрюмый,
что томишь тяжелой думой?
Обмани предвечным шумом
крыльев черных, и Линор
Позабыть совсем дай мне —
дай забыть мою Линор!’
Крикнул ворон: ‘Nevermore’.
‘Прорицатель! Вестник горя!
Птица-дьявол из-за моря!
За душой моею выслал Ад
тебя? — Хватай же, вор!
Ветер… злая ночь… и стужа…
В тихом доме смертный ужас —
Сердце рвет он, этот ужас,
строит склеп мне выше гор…
Ну, хватай! Ведь после смерти
позабуду я Линор!’
Крикнул ворон: ‘Nevermore’.
‘Прорицатель! Вестник горя!
Птица-дьявол из-за моря!
Там, где гнутся своды неба,
есть же Божий приговор!
Ты скажи, — я жду ответа, —
там, за гранью жизни этой,
Прозвучит ли речь привета
иль пройдет хоть тень Линор —
Недостижной здесь навеки,
нежной, ласковой Линор?’
Крикнул ворон: ‘Nevermore’.
В непереносимой муке
я стонал: ‘О, пусть разлуки
Будет знаком это слово,
мой последний приговор!
Вынь из сердца клюв жестокий,
ворон, друг мой, — одиноко
Улетай в Аид далекий,
сгинь в неведомый простор,
Населенный привиденьями
аидовый простор!’
Крикнул ворон: ‘Nevermore’.
И зловещий, и сердитый,
все сидит он, и сидит он,
Черный ворон на Палладе,
охраняя мой затвор.
И от лампы свет струится…
И огромная ложится
От недвижной этой птицы
на пол тень… И с этих пор
Для души моей из мрака
черной Тени — с этих пор —
Нет исхода — Nevermore.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые напечатано в 1923 г. Печатается по тексту первой публикации. Василий Павлович Федоров (1883-1942) — поэт, переводчик, один из основателей Ордена дерзо-поэтов.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека