Нас захлестнула ‘волна пошлости’, и г. Пешехонов пришел от этого в ужас.
В своей статье (‘Русское Богатство’, 1911 г., No 3) он умело подобрал факты из русской ‘литературной’ жизни, и букет получился такой, что голова кружится.
А. В. Пешехонов, конечно, не претендовал на то, чтобы его статья была бесстрастным ‘социологическим’ исследованием. Ну, вот как пишут ‘исследования’ о росте проституции, о влиянии экономических и социальных причин на это ‘печальное’ явление и т.п. А.В. Пешехонов не исследует, а бичует современные нравы, он призывает писательскую братию к порядку. Он утверждает роль ‘личности в истории’ и надеется, что, прочитав его статью, хоть кто-нибудь из обвиняемых образумится, покается, и литературная улица пообчистится.
Цель почтенная.
Пошлость, распущенность лезет во все щели. Улица стала невыносимой. По ней бродят пьяные, положительно не знающие, где десница, где шуйца.
‘Правая, левая, где сторона?’
Но цели своей А. В. Пешехонов все-таки не достигнет, прежде всего, потому, что он мало любит литературу.
Правда общественная близка сердцу А. В. Пешехонова. Но к правде художественной он слишком равнодушен, а потому подлинные писатели, ставящие правду художественную превыше всего (а в этом они, может быть, совершают такую же ошибку, как и А.В. Пешехонов), просто не услышат его голоса, не почувствуют его бичеваний.
Как может подлинный художник услышать голос Пешехонова, когда критик-публицист валит в одну кучу Сологуба с каким-то Яблочковым, Ремизова с борцом Е.Ш., когда он злорадствует над тем, что издатель оказал медвежью услугу Мережковскому, и т.д. и т.д.
Ведь если бы Сологуб умер тотчас после ‘Мелкого беса’, его имя даже не было бы упомянуто на страницах ‘Русского Богатства’! О Сологубе-писателе г. Пешехонов никогда ни одного серьезного слова не сказал, а вот что где-то, кто-то, может быть, и неудачно, ‘венчал’ автора ‘Мелкого беса’ — это г. Пешехонова очень интересует.
Вместе с тем, ‘Мелкий бес’, пожалуй, самая крупная вещь за последнюю четверть века. Она останется в истории литературы, в то время как повести и романы Башкина, Муйжеля, Дмитриевой, которыми ‘Русское Богатство’ уснащает свои страницы, исчезнут как прошлогодний снег, исчезнут, несмотря на все общественные добродетели своих авторов.
Представим себе будущего историка.
Через пятьдесят лет он пишет историю нашего времени. Для главы о русской общественности он непременно перечтет все тома ‘Русского Богатства’. Содержание журнала в этой области значительно и заслуги его неоспоримы.
Но для того, чтобы написать главу о русской литературе, будущий историк в ‘Русское Богатство’ даже не заглянет. За свое, довольно долгое, существование ‘Русское Богатство’ любви к художественной правде не проявило никак.
А потому художники могут предъявить ‘судье’ формальный отвод: судья, ставящий г-жу Дмитриеву выше Сологуба, для него слишком пристрастен.
Вот г. Пешехонов ужасается, что для современной улицы ‘Разбойник Чуркин’ — роман, и ‘Анна Каренина’ — тоже роман.
Факт очень печальный.
Но что писали об ‘Анне Карениной’, если не единомышленники г. Пешехонова, то, во всяком случае, критики, ставившие правду общественную выше правды художественной?
Когда ‘Анна Каренина’ печаталась в ‘Русском Вестнике’, Скабичевский писал:
‘Падение Анны Карениной — ‘мелодраматическая дребедень в духе старых французских романов, расточаемая по поводу заурядных амуров великосветского хлыща и петербургской чиновницы, любительницы аксельбантов’.
А вот что говорит П. Ткачев [в ‘Деле’] о ‘Войне и мире’:
‘Цель жизни и значение жизни (для Л. Толстого) должны заключаться в узком эгоистическом услаждении себя половыми отношениями и в их венце — семейном счастии, понимаемом притом в самом грубом, почти циническом смысле’ (Цитирую по П.И. Бирюкову: ‘Биография Толстого’, т. II).
Когда в прошлом году Чуковский (тоже один из обвиняемых) на своем реферате, в петербургском литературном обществе, коснулся Скабичевского, как критика, председатель, Н.Ф. Анненский, остановил его, заметив, что Скабичевский отсутствует по болезни, что общественные заслуги его слишком велики, чтобы в литературном обществе могли быть допущены столь резкие о нем отзывы.
И прав был Н.Ф. Анненский, потому что, по сложившимся условиям, литературное общество обязано блюсти ‘традиции’. Но ведь то, что написано пером, того не вырубишь топором, и, несмотря на все свои общественные заслуги, Скабичевский был плохой критик и во многом погрешил против русской литературы.
Цитируя какую-то хулиганскую газету, А.В. Пешехонов с иронией замечает: ‘Бунт’ кончился, начались ‘искания’.
Что касается ‘бунта’, то г. Пешехонов знает, когда нужны кавычки и когда не нужны.
Но искания останутся для него в кавычках во веки веков. Искания — это признак реакции, хулиганства.
Думается, что это величайшее заблуждение, и тут ‘Русское Богатство’ грешит не только против ‘истины’ и ‘красоты’, но и против ‘добра’. Грешит против культуры.
Как и большинство ‘консерваторов-прогрессистов’, ‘Русское Богатство’ оградило себя непроницаемой таможенной стеной и начисто запретило ввоз всяких ‘исканий’. Естественно, что появилась контрабанда.
И пусть г. Пешехонов не заблуждается. Контрабанда процветает не только в синих и желтых журналах, не только среди хулиганской обывательщины. Она пробралась и в ту цитадель, которую защищает г. Пешехонов.
Для примера укажу на недавнюю полемику в русской печати за границей. И там началась борьба между традициями и исканиями. Борьба уродливая, потому что спорящие не сумели поставить ее серьезно. ‘Искатели’, снабженные контрабандой, т.е. товаром подмоченным и попорченным, слишком грубо и неавторитетно поставили вопрос. Однако вопрос поставлен, и цитадель, которая рада была бы, чтобы никаких ‘исканий’ не было, должна была признаться, что ‘на Шипке не все спокойно’, что искания нужны и без кавычек.
Да, в литературной нашей жизни завелась нечисть, надо ее всячески уничтожать. Но не только дезинфекцией, а и гигиеной.
Одним отрицанием злу не поможешь.
Нельзя правой рукой отвергать всякие искания, насаждать Дмитриеву и Муйжеля, а левой смешивать Сологуба с грязью. В общественном смысле, г. Муйжель, может быть, и безупречен, но ведь печатающийся в ‘Русском Богатстве’ роман Муйжеля — не литература. Если я хочу знать, как наше народничество понимает и оценивает влияние закона 9 ноября на жизнь деревни, то лучше я буду читать статьи А. В. Пешехонова или исследования К. Р. Кочаровского. Нудная, сентиментальная публицистика г. Муйжеля мне совершенно не нужна.
Я не знаю, объективен ли Бунин, не знаю, какие у него взгляды на аграрный вопрос и закон 9 ноября, но твердо знаю, что его роман ‘Деревня’ — воистину художественное произведение, что написано оно не легкомысленно и притом настоящим русским, чеканным языком.
Если бы вместо ‘Года’ Муйжеля в ‘Русском Богатстве’ была напечатано ‘Деревня’ Бунина, писания А.В. Пешехонова были бы сильнее и действеннее, потому что читатели знали бы, что рядом с правдой общественной судье дорога и правда художественная.
Если бы в ‘Русском Богатстве’ было уделено место серьезным исканиям без кавычек, может быть, борьба, начавшаяся в самой цитадели народничества, приняла бы более культурные формы и принесла бы пользу идейному росту русской интеллигенции.
Статья г. Пешехонова — образец полемики довольно-таки бесплодной.
Гнев — великая, целительная вещь. Но подлинный гнев никогда не оскорбляет. Подлинный гнев может огорчить, причинить истинное горе, но в нем нет мелочности, нет оскорбительных издевательств.
Неужели, если бы был жив Достоевский, господин Пешехонов стал сравнивать его со Скворцовым из ‘Колокола’, стал бы третировать его так, как в ежедневной газетной полемике третируется субсидируемая, черносотенная пресса?
Я не хочу сравнивать современных писателей с Достоевским, но за ними все-таки есть крупные литературные заслуги, которые прямо не позволяют ставить их на одну доску с борцами или редакторами Весн, Синих Журналов и т.д. А это как раз и делает г. Пешехонов. Это такая же несправедливость, как смешивать общественных деятелей в одну кучу с провокаторами.
Когда В. В. Розанов не нашел в освободительном движении ничего другого, кроме провокации, он совершил такой же грех, как А.В. Пешехонов, который в современной литературе ничего не нашел, кроме пошлости.
Впервые опубликовано: ‘Русская мысль’. 1911. Кн. V. С. 16-19.