Волга, Бальмонт Константин Дмитриевич, Год: 1927
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Константин Бальмонт
Волга
—————————————————————————-
Бальмонт К. Д. Стозвучные песни: Сочинения (избранные стихи и проза). —
Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1990
—————————————————————————-
Души из влаги воскуряются.
Гераклит
По Гераклиту, в духовном мире являющаяся триада, — Жизнь, Сон, Смерть,
— дополняются в мире телесном соответственно троичностью, — Огонь, Вода,
Земля. Огонь — вечно живой, Земля — смертное успокоение, Сон — Вода, Влага —
Дремота. Но из влаги восходит воскурение, дымится пар, воспаряются тучки,
собирается гроза, в грозе откровение огня, круговращение живой жизни, из
влажных волн дремоты воскуряются вещие сны, на зыби сна — сновидения,
обручающие нас с Вечностью. В Океане ли, в море ли, в серебряном ли озере, в
водопаде ли, чья влага поет бурный стих красоте движения, в дожде ли, поющем
о том же и о большем, в размерном ли ходе широкой реки, зовущей к
строительству жизни, в журчанье ли малого ручья, будящего в сердце нежность,
в капельке ли росы, безгласно рассказывающей о таинствах ночи и рождении
зорь, в красивом ли алмазе слезы, засветившейся, но не упавшей, лишь
загоревшейся в нежном взоре, оттого, что в сердце загорелась любовь, — где
бы ни возникла влага, с нею возникает духовное красноречие. Оттого так любят
влагу — народная песня, народное слово поговорки, мудрое слово солнцеокого
мыслителя. Вода — зеркало красоты, вечно созидающейся в нашей неистощимой,
неисчерпаемой Вселенной. И слава той стране, которая нашла для своего лика
могучую реку. Нет Египта без Нила, нет Индии без Ганга, есть в ряду
величайших прекраснейших стран Россия, потому что у нее есть Волга.
Я не сразу узнал в своей жизни Волгу. Но, будучи путешественником по
своей природе, уже во второе свое путешествие я видел такую Волгу, которая,
в разливе там, у Каспия, неотличима по многоводности от моря.
Первое мое путешествие, — если простая поездка по родной губернии может
быть этим словом названа, — было тотчас по окончании гимназии, в 1886-ом
году. Мой приятель, земский технолог В. Ф. Свирский, которому поручено было
произвести ревизию заводов Владимирской губернии, предложил мне объехать с
ним в земской таратайке несколько уездов, и я с восторгом принял
предложение. Мы объехали уезды Шуйский, Суздальский, Меленковский,
Муромский. Это было первое мое настоящее прикосновение к разным ликам
чарующей природы России, и когда в Муроме я проходил по улице, мне казалось,
что я прохожу по Былине, и когда я купался в Оке, мне хотелось уплыть до
Волги и до Каспия. Так оно и случилось немного позже, но не по Оке я туда
уплыл, а по реке еще более примечательной и глубокой, называющейся любовью.
Мне еще не было 22-х лет, когда я, бросив университет, в 1889-м году
женился на красивой девушке, и мы уехали ранней весной, вернее в конце зимы,
на Кавказ, в Кабардинскую область, а оттуда по Военно-Грузинской дороге в
благословенный Тифлис и в Закавказье. Когда же мы решили вернуться домой, мы
переплыли Каспий и поехали до Костромы по Волге, а Волга была в разливе, и
такой реки, ни до, ни после, я никогда не видал. Быть может, только Амур,
когда он в Хабаровске ломает лед и воздвигает из него высокие пирамиды, дает
равноценное ощущение речной мощи. Но, когда проезжаешь в парусной ладье
Нильские пороги, около храма Филэ, хоть и чувствуешь, что утонуть совсем не
невозможно, все же для того, кто видел Волгу в разливе, Нильские пороги
кажутся забавной шуткой.
Но сила Волги, пожалуй, не в этом. Она в том, что скажешь ‘Волга’, — и
вот уже русское сердце плывет в неоглядности. Что такое Волга, мы не знаем,
— Волога ли она то есть Влага, или Воля, или что еще. Но в пяти звуках этого
слова для русского чувства столько значений, внушений воспоминаний и надежд,
что сосчитать их нельзя. Мы любим нашу Москву и Московию, но от московской
тесноты мы всегда уходили на Волгу. Мы любим наше строительство но мы любим
также и дикое поле, где хорошо разметаться нашему степному беспреградному
нраву на все четыре стороны мира. Откуда бы взяла свою единственную силу
наша разливная народная песня, если бы не было у нас Волги, в дополнение к
нашим утробным земным просторам? Откуда бы взяла свое разливное серебро наша
русская речь, самый полнозвучный из языков, если бы Волга не пролилась в эту
речь своим вольным многоводьем, по руслу боевых наших, вечно ищущих, вечно
жаждущих столетий?
Пели мы Шат-Реку.
Уж и что я вам, братья, сегодня реку, —
Не ходите вы, братья, на Шат-Реку.
Глубока та река, шатоватая,
Плутовата она, вороватая.
И сшибает она с ума-разума,
Подойдешь к ней, — судьба твоя сказана.
Подойдешь, изопьешь, зашатаешься,
По прибрежной глуши нагуляешься.
Опьянит она зыбью глубокою,
Завлечет шелестящей осокою.
Не ходите вы к ней, не пленяйтесь вы ей,
А уж если пошел, так себя не жалей.
Загляни, потони, значит, так суждено,
Не видать с берегов, что скрывает там дно.
Пели мы и Сладим-Реку.
Течет она, течет она,
Река Сладим течет.
Как сладость сна, идет весна,
Утрачен веснам счет.
Разъялся лед, нежна тоска,
Ключ Бездны заиграл.
Помчала всех Сладим-Река,
Белеет влажный вал.
Он хлещет всех, нас всех он взял,
Мы все в огне скользим.
Он мечет, крутит, пьяный вал,
Течет Река Сладим.
Не волны ли это все одного и того же могучего потока, который совпал
своим руслом, усеянным жемчугами и шуршащим бисером, с глубоким руслом нашей
таинственной русской души, которая сама себя никогда не понимает в своих
безграничных порывах, но по которой, когда они сама себя растерзала и
разметала, стали учиться мудрости все страны мира и ждут, чем себя еще явит
эта безрассудная душа, слепая душа и всезрячая, с потемневшими зрачками, в
себе укачавшими и Солнце, и Луну?
В древности Волгу звали Ра. В позднейшие века ее звали Атэль.
По-египетски Ра значит Солнце. По-мексикански Атль значит вода. Не
любопытные ли это совпадения и нет ли в них какого-нибудь тайного смысла,
нам не видного, но Волгу нашу обогащающего?
Поэты и дети любят светлые раковины. Я тут во славу Волги бросил
несколько светящихся ракушек.
Поэты и дети любят самый скромный цветочек, посеребренный каплей
утренней росы. В наши черные дни капля серебряной росы не только прикраса,
но и великое знамение. И вот мой скромный цветок, сорванный памятью там, где
синеют, говоря о воле, Жигули.
Семьюдесятью горлами
В то море, во Хвалынское,
Втекает Волга водная,
Что с капли зачалась.
Семьюдесятью ветками
Древа в лесу могучие
До неба умудряются,
Да небо не про нас.
По небу только молнии
Прорвутся и сокроются,
По небу только с тучами
Проносятся орлы.
А мы с землею связаны
Семьюдесятью связями,
И лишь слезой любовною
Как дым взойдем из мглы.
21 июля 1927 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
Очерк впервые опубликован в рижском журн. ‘Перезвоны’ /1927, ? 7/.
Печатается по тексту журн. ‘Волга’ /1988. ? 5/. Гераклит — древнегреческий
философ-диалектик /конец VI — начало V вв. до н. э./. …женился на красивой девушке — первая жена Бальмонта Л. М. Гарелина.