Вячеслав Фаусек
Вячеслав Фаусек
Волчий ковер.
Волчий ковер.
Рассказ.
I.
I.
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/4-1.jpg)
V.
V.
VI.
VI.
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/4-2.jpg)
——————————————————————
Волчий ковер, Фаусек Вячеслав Андреевич, Год: 1909
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Под моим столом разостлан старый волчий ковер.
Он уже давным-давно в нашей семье, и мех его успел порядочно обтрепаться и об- лысеть. Моя собака Оскар очень любит спать на этом ковре: это ее место. Оскар свернется на ковре в клубок и храпит целый вечер. Ему так уютно и тепло спать в пушистом меху! Иногда Оскар видит какие-то сны и начинает во сне подлаивать… Когда бы я ни сел к столу, он там спит и мешает мне протянуть ноги…
Я очень люблю наш старый волчий ковер. С ним связаны воспоминания моего детства…
Хотите, я расскажу вам историю этого ковра? Она очень интересна!
Если хотите, то слушайте.
Это было давно, когда мне было только восемь лет, а старшему моему брату—десять. Мы жили тогда все в деревне.
Отец наш был страстный охотник. Он ездил на охоту и с ружьем, и с борзыми собаками.
И мы с братом больше всего на свете любили тогда охоту. Хотя сами мы еще не охотились, потому что были маленькие, но отлично знали уже, как заряжается ружье, как зовут каждую собаку, и какая из них самая лучшая. И мы были очень счастливы, когда иас брали на охоту.
Однажды нам удалось упросит отца, чтобы он взял нас с собою на охоту за волками.
Это произошло совсем неожиданно.
Как-то — это было осенью — к отцу в кабинет пришел приказчик Ремнев и доложил, что ночью волки напали на овчарню и зарезали шесть овец. Один овчар проследил, что утром волчица завела молодых волков в Кленовый лес и там залегла.
— Просто, от волков житья не стало! — сказал Ремнев. — Если бы теперь поехать, ваше благородие, то как раз бы всех волков забрать можно!
Приказчик Ремнев был тоже охотник, и ему самому очень хотелось, чтобы устроилась охота.
— Так что же, Ремнев? Надо сейчас ехать! — сказал отец.
— Всех захватим, ваше благородие, — сказал опят Ремнев.— Под утро волчица выла в Кленовом, там и залегла с молодыми!
Отец решил ехать и позвать лакея Акима, чтобы приказать седлать лошадей.
Мы с братом пристали к отцу, чтобы он и нас взял с собою на охоту.
— Папочка, возьми и нас с собой! — клянчили мы.
— Отстаньте, дети, не до вас теперь! — сказал отец и стал надевать высокие сапоги.
Но мы с братом не отставали и мешали: отцу одеваться.
— Папочка, голубчик, добренький! Возьми, пожалуйста, и нас! Мы не будем мешать! — говорили мы и цеплялись отцу за ноги.
Наконец, отец засмеялся и сказал:
— Ну, хорошо. Если так, то поедем все! Я велю запрячь линейку! Бегите, спросите маму!
Мы были в восторге.
— Ура! Едем! И мы тоже едем! Едем! — закричали мы и побежали сказать об этом сестрам и матери.
— Собирайтесь! Едем! Все едем! — закричали мы, ворвавшись в комнату матери.
— Wan giebts? Что случилось? — спросила гувернантка сестер, Амалия Ивановна, испуганная нашим сумасшедшим поведением.
— Все на волков! И вы, и девочки, и мама!.. Вчера ночью шесть овец заели!.. Папа уже велел линейку запрягать! — орали мы с братом наперерыв.
Я ударил брата кулаком в спину, он меня в бок, и оба мы, хохоча, побежали к себе, собираться на охоту.
Прежде всего мы заправили панталоны в сапоги, чтобы быть похожими на охотников. Одевишись в шубки, мы поспешно выскочили на двор. Брат заткнул за кушак игрушечный пистолет, а я взял свое деревянное ружьецо. Мы снарядились прежде всех.
Через час все было готово к отъезду. Гончих собак уже услали вперед с человеком. У подъезда стояли верховые с борзыми собаками на сворах, бричка, в которой сидели охотники с ружьями, и линейка, запряженная тройкой, для нас.
Отцу подали старую верховую лошадь Сережку, а человек держал около, на своре, Налета и Касатку. собак, с которыми всегда ездил отец. Это была лучшая свора в охоте. Собаки были очень рады, что едут на охоту.
Они весело поглядывали на людей, взвизгивали и махали хвостами,
Вот вышел из дому и отец. Мама, Амалия Ивановна, сестры и мы с братом уселись на линейку. Отец поласкал собак и поговорил о чем-то с борзятниками.
— Все ли готово у вас? — крикнул он нам.
— Все! — отвечали мы.
— Вам, дети, не будет холодно?
— Нет! Не будет! — кричали мы все хором.
— Ну, с Богом! — сказал отец.
Он сел на Сережку, принял свору и шагом поехал к воротам. За ним тронулись Ремнев и Аким со своими собаками, потом другие охотники. Позади всех ехали мы на линейке.
Погода была великолепная. Воздух был чистый и свежий, солнце светило ярко и славно согревало. Стоял уже ноябрь месяц. Дорога была отличная: негрязная, но мягкая от сырости. Далеко видно было, как она змейкой вьется по полю и блестит на солнце!…
Охота вытянулась по дороге и тихо, в порядке, подвигалась вперед. Мы скоро догнали гончих. Они были привязаны одна к другой ‘смычками’ [смычок — короткая цепочка, которой гончие пристегиваются друг к дружке за ошейники попарно] и бежали рысцой за человеком, который шел впереди с длинным арапником.
Так ехали мы часа полтора. Наконец, показался в дали ‘Кленовый’.
Не доезжая леса, охота остановилась.
Все слезли с лошадей и стали обсуждать, где кому становиться, откуда дует ветер, и о какой стороны нужно запускать гончих. К охотникам подошел старый овчар и долго что-то говорил им. Он размахивал руками и часто показывал на лес. Все слушали его внимательно.
Вот опять все сели на лошадей и поехали за старым овчаром. Гончих собак отправили куда-то в сторону.
Подъехав к самому лесу, охотники еще поговорили между собою вполголоса и стали разъезжаться в разные стороны.
Отец подъехал к нашей линейке и потихоньку толковал кучеру Гавриле, где должно ему остановиться.
Потом отец сказал нам:
— Ну, мальчики, если хотите видеть охоту близко, то идите за мной. Я поставлю вас около себя!
— Хотим, папочка! Мерси! — заговорили мы с братом и спрыгнули с линейки.
— Только не кричите и не разговаривайте! — сказал отец.— A то волки услышат, и тогда вое пропало!
Мы обещали, что будем вести себя тихо. Отец тронул лошадь и шагом поехал вдоль леса по опушке. Впереди, молча, шел старый овчар с длинной палкой. Он взялся указать место, где должен был стать отец. Мы с братом рысцой бежали сзади отцовской лошади, она шла очень скоро, и мы боялись, как бы нам не отстать.
Старик овчар шел долго по опушке леса и, наконец, остановился. Он внимательно осмотрел местность и потом сказал потихоньку:
— Извольте, ваша честь, стать под этим дубом! Здесь самый волчий лаз. Старая волчица беспременно сюда пойдет! Как спустите собак, так зверь пойдет налево, в поле, направо податься ему некуда! Там сейчас Гаврило с линейкой стоит!
Сказав это, старик куда-то исчез…
Отец на коне углубился под ветви большого старого дуба и остановился. Нам он приказал стать с боку, у самого дерева и не шевелиться.
Мы стояли спиной к большому ‘Кленовому’ лесу. Перед нами была поляна, а за нею опят молодой лесок, куда запускали теперь гончих.
Этого леска нам за бугром не было видно. Бугор мешал и зверю видеть нас издали, если бы он захотел перебежать через поляну из рощи в большой лес.
Лошадь отца стояла как вкопанная и только поводила ушами. Собаки сначала возились, а потом тоже притихли. Казалось, они вовсе и не думали о волках. Рыжая Касатка сидела у ног Сережки и задумчиво глядела в землю. Налет улегся на траве и, моргая глазами, выбирал из своего пушистого хвоста репейники. Отец держал обеих собак на длинной ременной своре.
В лесу было тихо, тихо! В глубине его было совсем темно. Старые, толстые деревья толпились в молчании и протягивали друг к другу голые ветви, точно хотели взяться все вместе за руки. Листьев на деревьях уже почти совсем но было. Только кое-где виднелись они на веточках, повисшие, как мокрые тряпочки. Казалось, лес умер, и из темной глубины его пахло могильной сыростью.
Мне стало как-то жутко от этой страшной лесной тишины. Я подумал о том, что лучше бы остаться на линейке, где мама, сестры и гувернантка Амалия Иванова…
Вдруг мы услышали, что в роще, за бугром, взвизгнула и часто залаяла собака. Она лаяла громко и как-то испуганно. Слышно было, что она гонит, потому что голос ее раздавался то здесь, то там. Налет и Касатка вскочили на ноги и стали прислушиваться.
— Лютра подняла волка, стойте смирно! — сказал потихоньку отец.
Мы с братом взялись за руки и, затаив дыхание, прислушивались к голосу собаки. Скоро к Лютре, одна за другой, присоединились все гончие. Стая неслась по лесу с ужасным лаем и визгом. Где то далеко в лесу раздался выстрел. Охота началась!
Отец подобрал поводья и выбрал покороче свору. Он пристально глядел вперед через поляну и не шевелился. Сережка стоял смирно и внимательно слушал гон. Собаки, приподняв уши, замерли в ожидании. У меня сильно билось сердце и от страха дрожали коленки.
Прошло несколько минут.
Вдруг Сережка забеспокоился. Он стал храпеть и переминаться о ноги на ногу.
Отец пригнулся на седле, приподнял арап ник и, глядя вперед себя, вполголоса крикнул собакам:
— У-лю-лю его!
Собаки рванулись и понеслись вперед лошади. Отец поскакал за ними и сейчас же скрылся за бугром…
Мы с братом остались одни под дубом.
Нам не видно было, кого травил отец, потому что бугор мешал нам видеть зверя. Отец с лошади увидел его раньше нас и поскакал навстречу. Однако, мы знали наверное, что это был волк, потому что отец крикнул собакам: ‘у-лю-лю его’! Так кричат охотники только тогда, когда травят волка.
Мы стояли, держась крепко за руки, и не знали, что нам теперь делать?! С поля неслись людские крики, слышался визг собак, там происходила какая-то свалка. Гончие все продолжали гонят и всей стаей носились по лесу.
А сзади нас стоял все тот же молчаливый, таинственный ‘Кленовый’ лес. Я боялся туда оборачиваться… Там было темно! Мне все казалось, что вот-вот из темноты выскочит волк и бросится на нас.
— Пойдем искать линейку! — оказал я брату.
— Пойдем, пожалуй! — отвечал он.
Я заметил, что брат тоже боялся.
Мы вышли из-под дерева и стали подниматься на бугор, чтобы осмотреться. Старый овчар сказал, ведь, что Гаврило будет стоят недалеко отсюда!
Скользя по густой траве, мы уже почти поднялись на бугорок, как вдруг перед нами замелькала какая-то тень…
Мороз подрал меня но коже!
Прямо на нас, из рощи, бежал через поляну огромный серый зверь… Мы так и попятились перед ним.
— Волк! — шепнул мне брат в ужасе.
Мы оба остановились и глядели на зверя, вытаращив глаза.
Волк бежал не торопясь, рысцой, поджав толстый хвост, и не видел нас. Он прислушивался к крикам, которые доносились с поля, и все оборачивал в ту сторону свою тяжелую голову. Вот он приостановился, поднялся на дыбы и, свесив передние лапы, поглядел туда, где травили. Боже, какой он был большой и страшный! Голова огромная, морда острая, шея толстая, неповоротливая!
Брат опомнился первый.
Он замахал на волка руками и закричал во все горло:
— У-лю-лю его!
Тогда и я закричал еще громче, чем брат:
— У-лю-лю его!
И я тоже замахал на страшного зверя своим деревянным ружьецом!
Волк услышал наш крик, оглянулся, сверкнул на нас глазами и бросился мимо, в темноту большого леса.
А мы уже во все лопатки бежали через поляну в ту сторону, где думали найти линейку, и кричали:
— Гаврило!.. Сюда! Волк! Волк!
Мы бежали так скоро, как только могли. Меня совсем обуял страх! Мне чудилось, что со всех сторон выскакивают из лесу волки и догоняют нас. Я чувствовал, что вот, вот упаду от страха и усталости!
Вдруг мы увидели, что к нам навстречу идет старый овчар. Мы бросились к нему.
— Дедушка! Волк! Волк! — закричали мы ему и, подбежав, крепко схватились за его тулуп.
Старый овчар смеялся и старался нас успокоить. Он был все время недалеко за кустами и видел, как на нас вышел волк и как мы бросились от него бежать.
— Вишь, барчук, как испужался! — говорил старик, лаская меня по щеке.— Пойдем, барчуки, я вас к линейке отведу. Зачем так бояться? Не надо бояться! Она, волчица-то, еще пуще вашего испужалась, как вы изволили закричать на нее!
— Дедушка! Разве это была волчица? — спросил я.
— Ну, да — волчица! — отвечал старик.
Мне стало еще страшнее, когда я узнал, что это была сама волчица, а не волк.
— Их честь, ваш папаша, на молодого собачек спустили! — говорил овчар. — И как только отъехали, так сейчас на вас сама старуха и вышла! Только вы ее Тетерича так испужали, что ей долго на свете не прожить!
И добрый старик всю дорогу хвалил нас за храбрость и смеялся над волчицей.
Так мы дошли до линейки. Наши очень испугались, когда узнали, что с нами приключилось, и были рады, что мы вернулись целы и невредимы. А мы с братом уже совсем оправились от испуга и весело рассказывали, как волчица стала на дыбы, и какая она была большущая!
Скоро затрубили в рог, и мы поехали отыскивать охотников. Мы стали спускаться с горки в поле, и увидели неподалеку борзятников. Они собрались уже все вместе и столпились в кружок, держа лошадей в поводу. Мы все сошли с линейки и подошли к ним.
Около охотников лежало два мертвых волка. Их затравили лакей Аким и отец. Тут же лежал, вес в крови, мертвый Догоняй, собака, с которой ездил Аким. Догоняя разорвал волк. Аким рассказывал, что молодой и неопытный Догоняй храбро напал на волка спереди, сейчас же подоспел старый Лебедь и придушил волка за шею к земле. Когда Аким подъехал, то увидел, что Догоняй лежит на земле, в крови и визжит. Волк разорвал собаке брюхо… Аким приколол волка кинжалом. Догоняй помучился недолго и издох.
Нам было жалко бедного Догоняя! Он был такой веселый и так ловко умел вскакивать с разбега на крышу конюшни!
Кроме затравленных двоих волков, еще двоих застрелил в лесу садовник Иван. Все волки оказались молодые.
Охотники очень жалели, что старая волчица ушла невредимой, и удивлялись, что ее никто не видел.
Когда мы с братом рассказали, что волчица вышла на нас, то отец сначала не хотел верить.
Старый овчар подтвердил наш рассказ.
— Как только, ваша честь, изволили отъехать, так сейчас старая на барчуков и вывалилась! Мне видать было! А эти, что изловили, все молодые, весь ее выводок! Она теперича одна осталась!
— Что, дети, испугались небось, волчицы? — спросил нас отец.
— Да, папочка, испугались немножко! — отвечал я.
Я побаивался, как бы отец не перестал брат нас с собою на охоту после этого случая.
— Эх, вы — охотники! — сказал шутя Гаврило.— Вот, молодые барчуки без ничего приехали и за хвост волчицу держали! Чуть хвост не оборвали! А вы все волчицу-то и просмотрели!
Стали советоваться охотники, что делать, и решили запустить гончих в Кленовый, куда скрылась волчица. Все опять сели на лошадей и разъехались по местам.
Опять началась охота, но удачи больше не было. Старой волчицы в лесу не нашли: ее и след простыл! Только затравили одного зайца и застрелили лисицу.
Мы возвратились с охоты часов в семь вечера. Ехали домой все время шагом, потому что ночь наступила темная, претемная! Ни зги не было видно! Погода к вечеру переменилась. Пошел дождь, и поднялся холодный ветер.
Мы очень обрадовались, когда увидели, наконец, освещенные окна нашего дома. Он глядел из темноты так приветливо! Внутри его было гак тепло и уютно!
Мы с братом первые вбежали в комнаты, разделись и стали тормошить старушку-няню, которая вышла нам навстречу.
— Матушки мои! Измокли, мои голубчики! — заговорила старушка, принимая наши шубки.
— Ничего, нянечка! Зато как весело было!
И мы принялись рассказывать, как видели живую волчицу.
— Она, нянечка, как стала на дыбы!!! Во-от какая огромная! Куда, выше тебя! Мы на нее как заорем — она испугалась нас, и прямо в лес! — тараторили мы с братом.
Добрая старушка пришла в ужас от нашего рассказа.
— Ах страсти какие! Помилуй, Господи! Да как же она, проклятая, вас не заела? — говорила няня, крестясь.
В переднюю пришли отец и лакей Аким. За ними принесли убитых волков и сложили их на пол. Все собрались на них смотреть.
В комнате волки казались еще больше, чем в поле. Старушка няня очень испугалась, увидев их.
— Ах, матушки! Какие страсти! — вскрикнула она и попятилась назад.
— А ты посмотри-ка, нянечка, какие у них зубищи! — сказал брат, приподняв у одного из волков голову.
— Батюшка, не тронь ты его! Ну его совсем, от греха! Еще, того и гляди, вскочит! испуганно заговорила няня.
Все засмеялись над трусливой старушкой.
Отец велел убрать волков и положить до завтра под крыльцом нашего дома, в подвале.
Мы сели обедать. Лакей Аким уже переоделся и, как всегда, подавал к столу. Все ели с большим аппетитом, потому что проголодались на свежем воздухе.
После обеда подали чай. Тут приехали еще гости, наши соседи Поповы. Все время только и было разговору, что об охоте. Мы с братом были героями дня, потому что на нас выскочила волчица. Отец все время над нами подшучивал.
Наконец, все встали из-за стола, и пошли в гостиную.
На дворе разыгралась непогода. Дождь хлестал в окна, а ветер так и шумел в саду.
— Вовремя мы добрались до дому! — сказал отец, подходя к окну. — Что то поделывает теперь в Кленовом наша волчица?
— Да, не хотел бы я бы теперь в лесу, — сказал Попов.
Все старшие расположились в гостиной. Отец и Попов с женой сели за ломберный стол играть в карты. Мама и гувернантка Амалия Ивановна уселись играть в четыре руки на фортепиано. Мы и девочки остались в столовой. Сестры занялись каким-то рукодельем, а мы с братом принялись рисовать охоту на волков.
Я изрисовал кругом весь лист бумаги. Отовсюду бежали у меня самые страшные волки, неслись собаки, скакали на конях охотники!
Наконец, мне это надоело. Я пошел в гостиную и залез с ногами на кресло.
Я стал дремать, потому что был уже одиннадцатый час ночи… Звуки рояля наполняли комнату и убаюкивали меня. Дождь все шумел, и ветер насвистывал в садu заунывную песенку.
Вдруг, на дворе, под самыми окнами раздался протяжный вой… сначала слабый, а потом такой ужасный, такой грозный, что мы все вскочили со своих мест ни живые, ни мертвые! Музыка сразу прекратилась…
Вот вой раздался второй раз, еще ужаснее, еще сильнее прежнего!..
В комнату вбежал лакей Аким, совсем бледный.
— Аким!?.. Что это? — спросил отец и выронил из рук карты.
— Барин! Волчица воет на дворе! Это она за детьми своими пришла! — сказал Аким.
— Давай скорее револьвер! Зажигайте огни на все окна! — закричал отец и бросился к себе в кабинет.
Мы, дети, прижались к матери, плакали от ужаса, и не смели двинуться с места…
…………………………………………………..
Догадалась волчица, что недоброе приключилось с ее волченятами! Подождала в лесу до ночи, и пошла сама их разыскивать. Темной ночью пошла старуха по следам, где проехала людская охота, причуяла кровь своих детей. И затосковала волчица мать. Пришла она к охотникам на двор, пронюхала, где лежат ее мертвые волченята — села и заплакала над ними! Завыла старая волчица, прощаясь с жизнью! Она знала, что убьют ее, и сама пришла на смерть, чтобы умереть около своих любимых деток…
Страшно выла волчица, и вой ее хватал всех за самое сердце!
Как только волчица завыла, в одну минуту всполошился весь двор. Проснулись и заголосили собаки, забегали с фонарями люди. Скоро собаки окружили волчицу со всех сторон, а броситься — ни одна не посмела. Похаживали собаки, ощетинившись, около, и тоже выли и визжали от страха. А волчица сидела, прижавшись задом к дому, и скалила на собак зубы. Плохо пришлось бы первой, какая посмела бы подойти теперь к волчице! И знали это собаки, не трогались с места и ждали, пока соберутся люди. А старая волчица опят задирала голову вверх и выла, надрывая душу, убиваясь над любимыми детками!..
Отец два раза стрелял в волчицу из револьвера, но руки у него дрожали, не мог он попасть в нее!..
Подошел кучер Гаврило и порешил со старою волчицею…
А на другой день сняли с убитых волков шкуры и отдали их выделать… Вот из этих волчьих шкур и сделан ковер, на котором теперь так сладко спит мой Оскар. Шкурки нашиты на красном грубом сукне, края которого обрезаны фестонами. Посередине ковра мех совсем светлый: это шкура старой волчицы! А к краям — мех темнее: это шкурки ее молодых волченят, которых она когда-то так сильно любила! Оскар спит на теплом волчьем меху и часто сердито рычит во сне, повизгивает и дергает лапками, точно бежит куда-то! Мне бы очень хотелось знать, что за сны ему снятся?
Источник текста: Вячеслав Фаусек. Рассказы и воспоминания. Для детей и юношества. — Санкт-Петербург: Eos, 1909, с. 52.