Очистка библиотек от всех книг, нежелательных теперешним властям Германии, и их публичное уничтожение вызвали, как исключительно яркий пример фашистского культурного варварства, особенно много комментариев и разговоров. Поэтому интересно отметить здесь некоторые детали этой войны с книгами и увековечить позор национал-социалистов.
В первые два месяца гитлеровской диктатуры истребительный поход на литературу велся более или менее неорганизованно и несистематично, по существу он распадался на ряд ничем друг с другом не связанных, чисто случайных действий. То здесь, то там громились, закрывались или занимались книжные лавки, народные и частные библиотеки и т. д. На какие книги должно было распространяться гонение, какая судьба должна была их постигнуть, зависело исключительно от случайности.
Так, например: передо мной лежит сообщение из Бреславля от 23 апреля о том, что штурмовой отряд под командой какого-то студента философии конфисковал книги во всех бреславльских книжных лавках. Среди них: все произведения Стефана Цвейга, Я. Вассермана, А. Цвейга, Эриха Кестнера, Л. Фейхтвангера, Курта Тухольского, Томаса и Генриха Манна и книги иностранных писателей, например, Эмиля Золя. Книги были оставлены в лавках, но владельцы их получили строгое предупреждение, что выставка и продажа этих книг повлечет за собой серьезные последствия (!). В других местах книги были растоптаны, растащены для ‘торжественного’ сожжения.
Мало-помалу война с книгами была систематизирована. Были назначены специальные комиссары для очистки от нежелательных книг, союз немецких народных библиотекарей был вынужден проводить в своей работе общую линию фашистской политики, боевая организация немецкого студенчества ‘против негерманского духа’ начала систематически ‘обрабатывать’ своими отрядами народные библиотеки для чтения, министерство юстиции издало специальные декреты для тюремных библиотек и т. д. Коротко говоря, не был забыт ни один, самый ничтожный уголок книжного дела. Но самым главным фактом является создание единых ‘черных списков’, о которых в указаниях для народных библиотек написано следующее:
‘Мерила для составления черных списков литературно-политического характера. Решающим для них является ответ на основной, необходимый для каждого политического решения предварительный вопрос: кто является врагом? против кого ведется борьба? Борьба ведется против явлений разложения наших старых форм жизни и мышления, т. е. против бульварной литературы, которая пишется, главным образом, против человека больших городов, для того чтобы еще больше укрепить его в его оторванности от окружающего мира, народа и всякого сообщества и окончательно лишить его корней. Эта литература интеллигентского нигилизма. Этот род литературы имеет, главным образом, еврейских представителей’.
По сообщению ‘Берлинер тагеблат’ от 7 мая в этих списках значатся:
‘Все коммунистические книги от Маркса до Ленина и вся советская литература (!). Список художественной литературы начинается с Шолома Аша и заканчивается Стефаном Цвейгом. Из произведений Генриха Манна исключен том рассказов об Италии. Из книг Людвига Ренна исключен его военный роман (!). К авторам-евреям подходят с двух точек зрения: расовой и политической, причем не совсем понятно, какая из этих точек зрения превалирует. Так, все книги Альфреда Доблина должны быть сожжены кроме его ‘Валленштейна’.
Когда-то столь ‘демократическая’ и ‘антифашистская’ ‘Берлинер тагеблатт’ не нашла никакого возражения против системы черных списков и сожжения книг. Она ограничилась жалобой на маленькую ‘несправедливость’, заключающуюся в том, что в списки занесено имя Курта Пинтуса.
‘Несмотря на то, что в библиотеках находится только ‘Закат человечества’ Пинтуса, антология, в которой представлены Готтфрид Бенн, Гейнике и все павшие в войне немецкие поэты, которые таким образом пострадают не меньше других’.
За исключением ‘Антологию Пинтуса — все остальное в полном порядке!’
Соответственно с этим запрещенные книги распадаются теперь на три группы:
Первая группа подлежит уничтожению (ауто-да-фе). Например — Ремарк. Вторая группа сохраняется в шкафу с ядами. Например — Ленин. Третья группа охватывает со мнительные случаи, которые должны быть тщательно разобраны’, затем отнесены к первой или второй группе. Например — Травен (цитировано из берлинского ‘Берзен цейтунг’).
Тем временем произошло первое организованное истребление книг: 10 мая большие грузовики разъезжали от одной библиотеки для чтения к другой и собирали ‘духовный мусор’, который затем в количестве 20000 книг был сожжен на берлинской оперной площади, ‘опираясь на знаменитый средневековый обычай’ (!) (цитировано из ‘Дер ангриф’).
‘Опираясь на знаменитый средневековый обычай’! Черные списки, ауто-да-фе и шкафы с ялами! Не излишни ли тут, действительно, всякие комментарии?
На эти события надо бы написать горькую сатиру.
Впрочем, об этом уже позаботился один из деятелей нового режима, правительственный комиссар д-р Руст. По сообщению ‘Берлинер тагеблат’ от 21 апреля он заявил в одном интервью, что ‘великое благо свободы мнений и учений должно остаться неприкосновенным’. Как сообщает ‘Берлинер тагеблат’, он заявил даже, ‘что это само собой понятно и не подлежит оспариванию’.
При публичном сожжении книг произносились следующие ‘заклинания огня’:
Первый глашатай: Против классовой борьбы и материализма! За единство народа и идеалистическое мировоззрение! Я предаю пламени произведения Маркса и Каутского!
Второй глашатай: Против упадка морали! За нравственность, семью и государство! Я предаю пламени произведения Генриха Манна, Эрнста Глезера и Эриха Кестнера.
Третий глашатай: Против распутства мыслей и политического предательства! Я предаю пламени произведения Фридриха-Вильгельма Форстера.
Четвертый глашатай: Против разрушающей душу переоценки сексуальной жизни! За благородство человеческой души! Я предаю пламени произведения Зигмунда Фрейда.
Пятый глашатай: Против искажения нашей истории и оклеветания ее великих личностей! За благоговение перед нашим прошлым! Я предаю пламени произведения Эмиля Людвига и Вернера Хегемана!
Шестой глашатай: Против чужеземного журнализма демократически-еврейского образца! За национальное возрождение! Я предаю пламени произведения Теодора Вольфа и Георга Бернхарда!
Седьмой глашатай: Против литературного предательства солдат мировой войны! За воспитание народа в духе доблести! Я предаю пламени произведения Эриха-Мариа Ремарка!
Восьмой глашатай: Против искажения немецкого языка! За культивирование драгоценнейшего достояния нашего народа! Я предаю пламени произведения Альфреда Керра!
Девятый глашатай: Против дерзости и самомнения! За уважение и благоговение перед бессмертным духом немецкого народа! Пламя! Поглоти произведения Тухольского и Оссиецкого!
Что можно добавить к этим средневековым заклинаниям?