Внутреннее обозрение - No 11, 1880, Гольцев Виктор Александрович, Год: 1880 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 23 минут(ы)

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРНІЕ.

Опять интеллигенція и народъ.— Литературное и житейское разршеніе экономическихъ вопросовъ.— Участь киргизовъ и казенныхъ земель въ уфимской губерніи.— Положеніе печати, въ особенности областной.— Новое Время и наши финансы.— Разсказъ г. Короленко.— Самоубійство Константина Веретти.— Дороговизна хлба.— Состояніе фабричной промышленности и безпорядки на фабрик Хлудова.— Памяти T. Н. Грановскаго.

Будущій историкъ нашего времени не безъ изумленія остановится на полускрытыхъ отъ общества явленіяхъ, на закулисной сторон великой исторической драмы, которую мы переживаемъ. Онъ отмтитъ относительно быстрый ростъ нашего общественнаго самосознанія, глубокую работу мысли, которая обновляетъ вс устои, вс закоулки царства русскаго. Не можетъ пройти незамченною имъ дятельность русской интеллигенціи, направленную къ тому, чтобъ искупить свои вольныя и невольныя прегршенія передъ народомъ, чтобы заплатить этому народу стародавній, отцовскій и ддовскій долгъ, заплатить распространеніемъ просвщенія, заботою о нуждахъ крестьянина и фабричнаго рабочаго, неустаннымъ трудомъ на пользу общую.

Читатели знаютъ изъ газетъ, что г. министръ внутреннихъ длъ призывалъ редакторовъ важнйшихъ петербургскихъ газетъ и журналовъ и предостерегалъ ихъ противъ опасныхъ послдствій ‘иллюзій’. Мы не будемъ входить въ обсужденіе словъ, сказанныхъ графомъ Лорисъ-Мелиновымъ, хотя онъ и призналъ за печатью право такого обсужденія. Мы обратимъ вниманіе читателей на отзывы газетъ и журналовъ, которые были вызваны словами министра, потому что здсь обнаружился весьма важный признакъ роста нашей мысли, сближеніе различныхъ оттнковъ направленія, которое называютъ, то съ ироніей, то совершенно серьезно, либеральнымъ.

Молва, возражая другой петербургской газет, ставившей русской литератур въ величайшую честь, что она занималась съ 1856 года почти исключительно экономическими и финансовыми вопросами, говоритъ слдующее: ‘Извстно, что именно въ факт занятія экономическими и финансовыми вопросами нкоторые недоброжелатели русской печати усматривали явное сближеніе ея съ ‘подпольною прессою’ и нигилистами, которые также занимались боле экономическими вопросами и не скрывали своего презрнія ко всмъ политическимъ формамъ, вопросамъ и, если угодно, ‘комбинаціямъ’. Изъ того самаго факта, что у насъ очень долго занимались ‘экономическими и финансовыми вопросами’ и дошли до настоящаго обдннія, мы вывели совершенно обратное заключеніе, нежели ‘Голосъ’. Онъ совтуетъ продолжать это занятіе. Мы же, ровно недлю тому назадъ, ставили на первый планъ обезпеченіе умственной жизни и законности. Можетъ быть, мы ошибаемся, можетъ быть, ‘Голосъ’ врне угадываетъ сущность нашей болзни. Но вдь это только мннія, на для кого не опасныя. Безпокоиться, что то или другое мнніе можетъ смущать и волновать умы, едва ли основательно. Гораздо страшне умственная спячка, которою мы періодически страдаемъ и которая составляетъ основу всхъ золъ и для человка, и для народа.’

Русскій Курьеръ, присоединяясь къ мннію замчаетъ: ‘Очевидно, что недостатки общественнаго строя становятся понятными только при полной гласности, при широкой свобод печати. Въ необходимости этой свободы убждены и либералы, и консерваторы, ея отрицаніе возможно только изъ лагеря отъявленныхъ ретроградовъ, для которыхъ пробужденіе общественнаго сознанія и ростъ личности являются признаками разложенія отстаиваемаго ими казарменнаго порядка. Поэтому прежде всхъ другихъ благихъ начинаній, по нашему крайнему разумнію, слдовало бы ясно и точно опредлить,— путемъ закона, конечно,— за что и какую отвтственность будутъ несть русскія повременныя изданія. Только съ этого момента мы пріобртемъ относительную возможность послдовательно, а не урывками защищать наши убжденія,— только тогда освободимся мы отъ эзоповскаго языка, говорить которымъ были осуждены до настоящаго времени’.

Но вотъ мнніе, которое въ нашихъ глазахъ иметъ особую силу, которое составляетъ особенно утшительное явленіе. Въ сентябрской книг Отечественныхъ Записокъ г. H. М. говоритъ о тяжеломъ и горькомъ пути, пройденномъ авторомъ статьи и раздлявшими его убжденія людьми. Они надялись, что Россію минуютъ т испытанія, которыя пришлось пережить Западу, что должно обойтись безъ ‘иллюзій’, должно отказаться отъ нихъ въ виду народной пользы. Но оказалось, что иллюзіей была эта великодушная мысль. Жизнь шла впередъ. Развивалась биржа, пышно разцвтала эксплуатація народа, народъ бднлъ и голодалъ, а интеллигенція не имла возможности помочь его горю. Теперь г. H. М. говорить: ‘Если мы въ самомъ дл находимся наканун новой эры, то нуженъ прежде всего свтъ, а свтъ есть безусловная свобода мысли и слова, а безусловная свобода мысли и слова невозможна безъ личной неприкосновенности, а личная неприкосновенность требуетъ гарантій. Какія это будутъ гарантіи — европейскія, африканскія, ‘что Литва, что Русь’ — не все ли это равно, лишь бы он были гарантіями? Надо только помнить, что новая эра очень скоро обветшаетъ, если народу отъ нея не будетъ ни тепло, ни холодно…’

Мы сказали, что приведенное мнніе весьма Отечественныхъ Записокъ весьма знаменательно. Отечественныя Записки отличаются замчательною послдовательностію и пользуются очень большимъ вліяніемъ въ обществ. Глубоко прочувствованная и продуманная статья — исповдь г. H. М., неминуемо должна произвести благодтельное впечатлніе. Пора понять, что, благодаря отсутствію ‘иллюзій’ разнаго рода, въ Россіи произошло много печальнаго, что благосостояніе народа страшно упало. Мы въ сотый разъ готовы повторить, что вримъ въ лучшее будущее, въ полную возможность не только остановить развитіе убогой нищеты на Руси, но и обезпечить отъ нужды массу крестьянскаго и рабочаго вообще населенія. Но для этого прежде всего необходимо, чтобъ до высшей власти и до общества дошли точныя свднія о тхъ расхищеніяхъ и несправедливостяхъ, которыми, по истин, была переполнена наша земля. Покуда литература честно, умно и настойчиво твердила о необходимости опредленнаго разршенія экономическихъ вопросовъ, въ жизни эти вопросы ршались иначе. Вотъ, напримръ, какія поучительныя свднія сообщаетъ намъ оренбургскій корреспондентъ (А. Ж.) Русской Мысли.

‘Киргизы Сибири и Оренбургскаго края присягнули на подданство Россіи со времени построенія города Оренбурга, около 1738 года, въ царствованіе императрицы Анны Іоанновны. Въ то время Абулхаизъ-ханъ явился къ намстнику, Кириллову, первому строителю Оренбурга, и объявилъ ему желаніе вмст съ киргизами Малой и Средней Ордъ присягнуть на подданство Россіи, съ тмъ, чтобы киргизамъ не возбранялось пасти свой скотъ на зауральскихъ степяхъ и производить торги во вновь строившемся город Оренбург. Предложеніе это было принято Кирилловымъ и въ слдующемъ 1739 году состоялся указъ императрицы Анны Іоанновны, въ силу котораго киргизамъ, принявшимъ подданство Россіи, дозволялось жить семьями и производить торгъ во вновь строившемся город. Впослдствіи Оренбургъ былъ перенесенъ на новое мсто (ныншній Орень) и наконецъ окончательно основанъ при рк Урал въ 1742 году, но привиллегія, данная императрицей, осталась въ полной сил и киргизы исходатайствовали постройку около города Мноваго двора, куда и стали пригонять свой скотъ, мняли его на хлбъ и на фабричныя произведенія. Съ теченіемъ времени построенъ и городъ Троицкъ, въ которомъ тогда былъ устроенъ Мновой дворъ для пригона киргизскаго скота и производства азіатской торговли, а въ 1740 году впервые пришелъ въ Оренбургъ хивинскій караванъ съ нсколькими сотнями верблюдовъ съ хлопкомъ, шелкомъ, коврами и сушеными фруктами, но такъ какъ въ это время въ Оренбург было не безопасно, то товары, доставленные хивинцами, во избжаніе разграбленія бунтовавшими башкирами, были отосланы частію въ Уфу, частію въ Казань, гд и были распроданы съ большими барышами. Съ этого времени, можно сказать, завязались правильныя торговыя сношенія со Средней Азіей при посредств киргизовъ, старавшихся провести караваны цвтущими степями и безопасно отъ барантачей, совершавшихъ набги и грабившихъ торговцевъ. Мало-по-малу, изъ года въ годъ, сталъ возводиться въ степи цлый рядъ укрпленій и фортовъ съ цлію обезопасить караванный путь, но киргизы были на столько дикимъ и хищническимъ народомъ, что при каждомъ удобномъ случа уводила русскихъ въ плнъ къ хивинцамъ.

Одновременно съ распространеніемъ нашихъ владній въ глубь степи началась и цивилизація киргизовъ. Стали заводиться школы, гд начали учить русской грамот, и дружественныя торговыя сношенія съ каждымъ днемъ закрпляли сильне узы пріязни между русскими и киргизами. У всхъ крупныхъ торговцевъ былъ открытъ самый широкій кредитъ киргизамъ. Прізжай въ Оренбургъ, бери у любаго купца хлбъ и товаръ въ кредитъ, а на другой годъ уплати баранами и лошадьми, и пользуйся его полнымъ кредитомъ. Таковы были отношенія русскихъ къ киргизамъ. Случалось, что должникъ платитъ свой долгъ черезъ два или три года и все-таки кредита не лишался.

Наконецъ, покореніе Ташкента, Самарканда и Хивы и основаніе Туркестанскаго генералъ-губернаторства окончательно поставили насъ въ самыя близкія отношенія въ киргизамъ и въ средне-азіатскимъ народамъ.

Вначал, для управленія киргизами была основана въ Оренбург пограничная коммиссія. Это было коллегіальное учрежденіе, въ которомъ были совтники, столоначальниками, входившіе въ сношенія съ народомъ при посредств переводчиковъ, знавшихъ восточные языки. Коммиссія эта подчинялась предсдателю въ чин генералъ-лейтенанта. Киргизы управлялись султанами изъ своихъ родичей, носившими русскій мундиръ и получавшими русскіе чины и особо установленные для нихъ ордена св. Станислава, Анны и Владиміра. Русская администрація, въ лиц пограничной коммисіи, такъ сказать, контролировала только дйствіе султановъ, знакомя ихъ исподволь съ порядками и законами Россіи, предоставляя имъ судиться по своимъ киргизскимъ обычаямъ. Въ то время русская администрація ласкала киргизовъ и длала представителямъ ихъ всякія поблажки и даже богатые подарки, за которые богатые киргизы отдаривали вдвое. Такая дружественная система продолжалась до 1860 года и киргизы смотрли на русскихъ, какъ на друзей. Они платили только кибиточный сборъ около трехъ рублей въ годъ съ кибитки и, такъ какъ въ одной кибитк жило по дв и по три семьи, то приходилось на каждую семью кибиточнаго сбора отъ 1 руб. до 1 руб. 50 коп. въ годъ, при этомъ кибиточный сборъ былъ на столько великъ, что, помимо содержанія на его средства пограничной коммиссіи, оставались еще такія огромныя сбереженія, что на кибиточный сборъ основали Оренбургскій Николаевскій институтъ, а также значительная часть его употреблялась на улучшеніе средствъ Неимоевскаго Кадетскаго Корпуса, ныншней Неимоевской Военной Гимназіи.

Въ новйшія времена, а именно въ 1874 году, на киргизскія пожертвованія, простиравшіяся до 59 тысячъ рублей, построено зданіе для помщенія пансіонеровъ гражданской гимназіи и въ этомъ пансіон на 200 русскихъ есть 30 воспитанниковъ изъ киргизъ, но нердко случается, что на киргизскія вакансіи замщаютъ дтей русскихъ чиновниковъ, служащихъ въ киргизской степи. Такъ, на киргизскую вакансію замщенъ воспитанникъ Бирюковъ, сынъ священника Тургайской Области.

Новая эра для киргизъ начинается съ 60-ыхъ годовъ, когда среди нихъ начали вводить новое положеніе. Это положеніе разрушало сразу вс старые порядки и уничтожало народное правленіе султанами, старйшинами народа и почетными киргизами, иначе называемыми біями. Мсто султановъ-правителей заняли уздные начальники и ихъ помощники на большихъ окладахъ жалованія и съ цлыми канцеляріями письмоводителей, писцовъ и прочаго, да сверхъ того учреждены должности старшинъ изъ числа киргизъ для сбора податей и точнаго исполненія всхъ статей этого положенія. При этомъ наши администраторы не дали себ даже труда уяснить киргизскому народу это новое положеніе и вслдствіе этого власть и народъ стали съ перваго раза во враждебныя отношенія. Въ избытк усердія, уздные начальники стали уговаривать киргизъ строить дома, бросить кочевую жизнь и сдлаться осдлымъ народомъ, а когда нкоторые киргизы на самомъ дл изъявили желаніе заняться хлбопашествомъ, то имъ отвели солончаки, на которыхъ ничего не родится, и они, бросивъ земледліе, принуждены были возвратиться въ кочевой жизни. Но это сочтено было за неповиновеніе властямъ и ихъ снова водворили на безплодныхъ земляхъ. При вид такихъ порядковъ, киргизы уперлись и не захотли принимать новаго положенія. Никакія просьбы, никакія увщанія на нихъ не дйствовали, и тогда наши администраторы ршились пустить въ ходъ военную силу. На непокорные аулы были двинуты козачьи сотни, которыя принимали киргизовъ сначала въ нагайки, а ежели это оказывалось недйствительнымъ, то пускали въ ходъ свои пики и карабины. Въ усмиреніи киргизъ участвовала также и пхота, а именно стрлковый баталіонъ подъ командою графа Комарова.

Въ этой неравной борьб киргизы обращались въ бгство, но военная сила ихъ преслдовала и отбивала у нихъ скотъ, который продавался за безцнокъ мстнымъ барышникамъ. Киргизы эти, какъ дикіе зври, загнанные въ голодныя и безводныя степи, умирали отъ голоду или отъ пуль, пикъ и штыковъ. Однажды, загнанные съ полуострова Мангишлака въ море, они тщетно просили помилованія и вмст съ семьями утонули. Такъ вводилось положеніе, имвшее цлью улучшить во всхъ отношеніяхъ благосостояніе киргизскаго народа. Положеніе это въ главныхъ своихъ основахъ не имло ничего такого, что не соотвтствовало бы пониманію нуждъ народа, оно стремилось создать боле правильную организацію народнаго правленія, ввряя старшинамъ изъ киргизъ надзоръ за волостями, и вводило, такимъ образомъ, выборное начало, опирающееся на правительственный контроль въ лиц уздныхъ начальниковъ и ихъ помощниковъ. Единственно чмъ оно гршило и гршитъ до сихъ поръ, это ide fixe сдлать изъ киргизовъ осдлыхъ хлбопашцевъ даже и на такихъ мстахъ, гд самой природою указана только возможность скотоводства и въ добавокъ только киргизскаго, преимущественно барановъ, которые могутъ питаться корнями травъ и лизать солончакъ за неимніемъ воды. Обезсиленные борьбою съ администраціею, лишенные имуществъ и скота, киргизы посл двухълтней борьбы приняли новое положеніе, совершенно его не понимая. Мало-по-малу, съ 1868 года, они стали распродавать или колоть свой скотъ, построили себ избы на зимовкахъ и принялись за хлбопашество. На нкоторыхъ земляхъ, гд еще никогда не производился посвъ, результаты получились блистательные. Урожай былъ самъ 30 и самъ 40. Киргизы обмолотили хлбъ и продали его на оренбургскомъ рынк. Это обстоятельство возбудило зависть козаковъ, которые объявили претензіи на киргизскія земли, ссылаясь на то, что земли эти были имъ отмежеваны 20 лтъ тому назадъ и, завладвъ снова этими землями, стали производить на нихъ посвы. Киргизы, разумется, вступились за свою собственность и между козаками и киргизами возникъ цлый рядъ процессовъ, а пока ршались споры, киргизы очутились до того стсненными въ земельныхъ участкахъ, что принуждены были боле чмъ на половину сократить свои пашни и въ добавокъ еще лишились пастбищъ для скота и стали мало-по-малу откочевывать изъ русскихъ предловъ къ китайской границ, хотя и тамъ имъ было не лучше и приходилось терпть не мало обидъ отъ раззорявшихъ и грабившихъ дунчанъ. Съ откочеваніемъ киргизовъ въ глубь степи, такія области, какъ, напр., Тургайская, имющая своего губернатора и свое областное правленіе, съ цлымъ рядомъ канцелярій и подканцелярій, стоющихъ правительству сотенъ тысячъ, стали въ весьма невыгодное положеніе и, боясь своего упраздненія, начали всячески стремиться къ тому, чтобы возвратить бглецовъ. Для поощренія ихъ, они исходатайствовали имъ прирзку участка земель въ 100 тысячъ десятинъ, которыми завладли оренбургскіе козаки. Киргизы, въ числ боле 10 тысячъ, вернулись, но они далеко уже не были тми зажиточными кочевниками, какими мы знали ихъ прежде, а неурожайные годы послдняго пятилтія отняли у нихъ возможность производить посвы пшеницы. Наконецъ, наступилъ грозный 1879 годъ. Зима была ранняя и необыкновенно суровая. Поля покрылись съ октября мсяца такимъ глубокимъ снгомъ, что ни баранъ, ни быкъ, ни лошадь не въ силахъ были его раскопать, чтобы достать себ изъ-подъ снгу подножный кормъ. Только верблюдъ кое-какъ питался и существовалъ. Въ киргизской степи повсемстно появился падежъ скота. На бду еще подоспли страшные морозы и бураны, которые ускорили гибель скота. Быки, бараны и лошади валились поголовно и, при вид этого потрясающаго зрлища, хозяева-киргизы сами лишали себя жизни. Наконецъ, голодъ добрался и до людей. Вс хлбные запасы были истощены и мука почти повсемстно дошла до 12 и 14 руб. за пудъ да и подвозъ, наконецъ, совсмъ прекратился, потому что за буранами не было возможности подвезти хлбъ, такъ какъ вс дороги были завалены снгомъ, и открылась между киргизами смертность отъ голода.

Только въ ма мсяц нашли возможность оказать помощь киргизамъ и то эту помощь можно скоре назвать фиктивною, нежели реальною. Помощь эта состояла въ раздач денежныхъ пособій, при чемъ было роздано киргизамъ до 6 тысячъ рублей, но чиновники, командированные для раздачи пособій, получили подъемные и годовые оклады, что составило 37 тысячъ рублей. Не въ тысячу ли разъ было бы полезне поручить раздачу пособій тмъ чиновникамъ, которые совершаютъ постоянные разъзды по степи по дламъ службы? Такъ, напримръ, акцизнымъ чиновникамъ, контрольнымъ чиновникамъ палаты, казначейства и другихъ мстъ. Тогда бы пришлось затратить посуточные деньги этимъ чиновникамъ, въ крайнемъ случа не свыше 10 тысячъ, а 27 тысячъ были бы въ сбереженіи и пошли бы на удовлетвореніе киргизскихъ нуждъ’.

Въ Недлю пишутъ о поразительныхъ злоупотребленіяхъ при продаж казенныхъ земель въ уфимской губерніи:

‘Участки, оставшіеся, будто бы, за излишками земель у банкировъ, дйствительно продавались такъ дешево, что, въ большинств случаевъ, продажная цна этихъ земель почти равняется ежегодной арендной плат, получаемой нын ея владльцами. Такъ, напримръ: участки, состоящіе изъ поемныхъ покосовъ по ркамъ Кам и Блой, проданы гг. Климову, Ольшевскому и др. по 3—10 руб. за десятину, а теперь за одинъ покосъ травы получается до 10 рублей за десятину же. Нужно прибавить, что покупная сумма выплачивается казн не одновременно при самой покупк, а на льготныхъ условіяхъ, съ разсрочкою, если не ошибаюсь, на 27 лтъ. Значитъ, владльцы не только пріобрли земли даромъ, но еще, впродолженіи платежныхъ лтъ, на доставшійся даромъ доходъ получаютъ проценты. Необходимо замтить, что продажа и раздача подобныхъ земель были дозволены лишь мелкими участками, между тмъ какъ они раздавались громадными площадями, отъ двухъ до шести тысячъ десятинъ каждый. Не только разныя особы въ Петербург, но вс чиновники управленія государственными имуществами, даже регистраторъ и архиваріусъ, получили свою долю въ этомъ длеж. Особы, захватившія земли прямо въ разрзъ съ Высочайшимъ указомъ, естественно нуждались въ услугахъ разныхъ мелкихъ чиновниковъ, а послдніе, зная, что за ними стоитъ сила, дйствовали, какъ Богъ на душу положитъ, безъ оглядки. Хорошо было бы, если бъ и въ нашу губернію была назначена сенаторская ревизія! Матеріала хватитъ не на одну — на десять ревизій.’

Отвтственность за эти и имъ подобныя злоупотребленія падаетъ на высшую власть, обвиняютъ въ несправедливости и небрежности не областныхъ лишь администраторовъ, но и правительство. Но можетъ ли послднее прекратить даже самыя вопіющія безобразія, самый наглый грабежъ безъ широкаго развитія самоуправленія, безъ полной свободы печати? Приведенные нами факты и тысячи другихъ даютъ, какъ всякому понятно, ршительный отвтъ на поставленный вопросъ: справедливо управлять страною бюрократическимъ, канцелярскимъ способомъ невозможно.

Мы давно нуждаемся во всестороннемъ пересмотр всхъ даже мельчайшихъ условій нашего быта. Надо освободить нашу жизнь отъ административныхъ заборовъ и засадъ, которыми отъ русскихъ людей оберегается русская земля, за прикрытіемъ которыхъ крпко сидятъ всякіе хищники: народной совсти нуженъ просторъ, иначе совсть эту заглушатъ дикіе предразсудки и корыстные разсчеты. Общество — надо отдать ему справедливость — уже многое длаетъ, чтобы выйти изъ подобнаго положенія.

Къ числу выдающихся особенностей нашего времени принадлежитъ необыкновенное увеличеніе количества людей, желающихъ принять участіе въ публицистической дятельности. Для однихъ печать является единственнымъ способомъ довести до свднія правительства и общества возмутительные или отрадные факты, другіе ищутъ въ литературномъ труд средствъ къ существованію, третьи — извстности. Къ сожалнію, вторыхъ не мало, и это составляетъ весьма печальный признакъ: довольно значительное количество лицъ, получившихъ нкоторое образованіе, не можетъ найти себ удовлетворительнаго заработка и, безъ всякаго влеченія, обращается къ поденной газетной работ. Это свидтельствуетъ лишній разъ о неправильной постановк всей системы нашего образованія и вредно отзывается на повременной печати. Правда, и въ сред лицъ, считающихъ публицистическую дятельность своимъ призваніемъ, не мало совсмъ бездарныхъ людей, но

Если бы вс мы, не вря себ,

Выбрали дло другое,—

Не было-бъ точно, согласенъ и я,

Жалкихъ писакъ и педантовъ,

Только бы не было также, друзья,

Скоттовъ, Шекспировъ и Дантовъ.

Участь писателя не сладка на Руси, не сладка для громаднаго большинства честныхъ тружениковъ и не поражающихъ даровитостью людей. Публицисту въ особенности приходится бороться съ разнообразными невзгодами, а именно, на публицистическія работы существуетъ самый большой спросъ. Читатели, вроятно, знаютъ исторію многострадальной газеты Сибирь. Ея издатель, г. Нестеровъ, сообщаетъ, что мстная администрація недружелюбно отнеслась къ Сибири при самомъ ея возникновеніи. Еще въ 1875 году вс лица, такъ или иначе принимавшія участіе въ газет, заподозрны были въ ‘какомъ-то политическомъ преступленіи, вс будущіе сотрудники газеты подвергнуты обыску, газета заподозрна, какъ орудіе революціонной партіи, и готовилось уже донесеніе о неразршеніи выхода ея, но возбудившій это дло самъ заподозрнъ былъ въ какихъ-то злоупотребленіяхъ по служб и въ денежной растрат. Дло о ‘заговор’ было замято. Но преслдованія и цензурныя строгости не ослаблялись. Мстная администрація нсколько разъ пыталась входить съ представленіями о совершенномъ закрытіи газеты за вредное направленіе статей, не шедшихъ дальше корректурныхъ листовъ и не появлявшихся въ печати. Но главное управленіе по дламъ печати всегда отклоняло такія домогательства. Наконецъ, въ 1879 г., администрація воспользовалась возбужденнымъ здсь политическимъ дломъ, по которому обвинялся одинъ сельскій учитель, еще юноша, случайно корреспондировавшій иногда въ газету Сибирь. Этого было достаточно, чтобы пріобщить къ длу сотрудниковъ, у которыхъ произведены были снова обыски, а нкоторые даже были арестованы. Дло тянулось годъ и нын ршено генералъ-адъютантомъ графомъ Лорисъ-Меликовымъ. По ршенію этому, вс оставлены свободными по неимнію какихъ бы то ни было данныхъ къ обвиненію. По недостатку средствъ, при даровомъ труд сотрудниковъ, газета въ прошломъ году завела было свою типографію, вошедши въ долги и убивши на это всю подписку на этотъ годъ. Въ половин марта типографія сгорла, все имущество уничтожено. Интрига и инсинуаціи вновь подняли голову. Пошли доносы о поджог, съ окрашеніемъ дла политическою цлью. Я, какъ издатель и владлецъ типографіи, заподозрнный въ поджог, былъ посаженъ въ тюрьму, вс сотрудники снова подвергнуты обыскамъ и допросамъ, вся корреспонденція, адресованная на имя газеты, не исключая и денегъ, заарестована на почт, довренный, избранный мною для веденія изданія (хозяйственной части), устраненъ административнымъ распоряженіемъ, редакторъ отказался отъ редактированія газеты. Газета, пріостановилась такимъ образомъ на неопредленное время. Страховая премія за сгорвшую типографію пріостановлена, по случаю возбужденія дла о поджог. Дло это, тянувшееся 5 мсяцевъ, съ массою арестовъ, окончилось нын въ суд. Судъ не нашелъ въ дл ни преступленія, ни виновныхъ, за исключеніемъ слдователя, о злоупотребленіяхъ котораго постановилъ составить особое опредленіе и представить таковое губернатору’.

Мы уже говорили въ прежнихъ обозрніяхъ о другихъ подвигахъ областной цензуры, но число этихъ подвиговъ и до сихъ поръ не оскудваетъ. Въ Астрахани цензоръ не дозволяетъ мстному листку перепечатывать извстія и статьи столичныхъ газетъ, остроумно предоставляя, какъ замтилъ Русскій Курьеръ, чтеніе такого рода статей и извстій лишь тмъ изъ жителей Астрахани, которые состоятъ подписчиками петербургскихъ и московскихъ изданій. Смоленскій цензоръ обходится съ мстнымъ Встникомъ еще оригинальне: онъ дозволяетъ печатать подробное заглавіе статьи, а за нимъ слдуютъ блые столбцы, по которымъ можетъ разгуливать не глазъ, но воображеніе читателей. Про кіевскую цензуру разсказываютъ чудеса. Тамъ нельзя перепечатать слуха, сообщеннаго столичною печатью, о выход въ отставку или перевод кіевскаго генералъ-губернатора, потому что это можетъ не понравиться его высокопревосходительству, о редактор Берега надо отзываться только въ почтительныхъ выраженіяхъ, потому что газета эта издастся на казенныя деньги. Мы говорили уже, что не видимъ даже пользы (не упоминая о справедливости) стснять областную печать вообще, накладывать въ частности запреты на малорусскую псню, на малорусскій языкъ. Неужели Южная Русь только силою удерживается съ государствомъ? Неужели Москва ненавистна на берегахъ Днпра? А если она дйствительно ненавистна, то почему? Русскій народъ, создавшій великое государство, суметъ и охранить его безъ всякаго насилія по отношенію къ единокровнымъ и единоврнымъ братьямъ. Въ Русскомъ Курьер (NoNo 273, 275) помщена очень дльная статья о памятник Богдану Хмльницкому, подписанная: ‘Южноруссъ’. Авторъ говоритъ, что торжественность праздника открытія памятника будетъ зависитъ, главнымъ образомъ, отъ того

‘въ какой мр примутъ участіе въ немъ представители нашей науки, печати, земствъ, а равно представители не мстныхъ, а преимущественно великорусскихъ городскихъ и иныхъ обществъ и учрежденій. Дло печати — заблаговременно подготовить русское общество къ этому знаменательному для всей Великой, Малой и Блой Россіи дню. Вспомнимъ, что Россія слишкомъ долго (боле 223 лтъ) остается въ долгу предъ памятью достославнаго возсоединителя Руси Владиміровой, такъ нужно же, чтобы, по крайней мр, долгъ этотъ былъ выплаченъ съ возможно боле единодушнымъ и торжественнымъ заявленіемъ признательности въ памяти великаго вождя Украйны. Пусть на этомъ историческомъ празднеств братски встртятся малоруссы, великоруссы и блоруссы и искренно протянутъ другъ другу руки, какъ равноправные члены великой общерусской семьи, навки сильной и единой въ живомъ разнообразіи и свободномъ союз ея частей. А до того времени пусть наши братья единодушно присоединятся къ нашему горячему пожеланію, чтобы, хотя ко дню открытія памятника національному украинскому герою, была снята, наконецъ, ничмъ не заслуженная опала съ нашей чудной псни, въ которой, по словамъ нашего же поэта, вся наша слава,— съ нашего роднаго языка, на которомъ многомилліонный народъ нашъ съ давнихъ вковъ привыкъ выражать вс свои человческія чувства и на которомъ 226 лтъ назадъ нашими предками въ Переяславл были произнесены слова! ‘Волимо подъ царя восточнаго, православнаго!’

Съ величайшимъ сочувствіемъ привтствуемъ одушевленную рчь нашего южнорусскаго собрата и твердо надемся, что выражаемыя имъ желанія не далеки отъ осуществленія. Пусть южане знаютъ во всякомъ случа, что москали, для которыхъ купленная дорогою кровью цлость государства иметъ первенствующее значеніе, не мене горячо, чмъ сами малороссы, протестуютъ противъ опалы на прекрасную южнорусскую пснь, противъ безсердечнаго отношенія къ живымъ потребностямъ мстнаго населенія. Въ семь не безъ урода, конечно, и ассирійскія представленія о государственномъ единств, подавляющемъ и отдльную личность, и областную жизнь, защищаются нкоторыми органами нашей печати, но значеніе этихъ органовъ довольно быстро падаетъ. Въ семь нашихъ повременныхъ изданій не безъ урода и въ другомъ отношеніи. Когда Новому Времени за очень хорошую, хотя и рзко написанную статью, по поводу рчей г. министра финансовъ и дйствій г. управляющаго государственнымъ банкомъ, было дано второе предостереженіе, то петербургская Недля отнеслась къ бд, постигшей собрата, не совсмъ деликатно. Газета говоритъ: ‘что касается лично, то мы бы охотно примирились съ системой предостереженій, если бъ она и всегда примнялась такъ же рдко, какъ это было до сихъ, и только въ такихъ случаяхъ, какъ случай съ Новымъ Временемъ’.

По отношенію къ этой газет, мы находимся въ положеніи совершенно безпристрастнаго наблюдателя. Въ свое время мы отмтили кое-какіе проблы въ познаніяхъ г. Суворина и заявляли, что не имемъ основаній относиться къ его изданію съ особымъ сочувствіемъ. Но мы привели прекрасную статью Новаго Времени по поводу пожара на фабрик Шапшала и, вопреки Недл, считаемъ заслуживающею не одного только осужденія статью, за которую газет дано второе предостереженіе. Въ ежедневномъ изданіи трудно взвшивать выраженія, когда необходимо сейчасъ же откликнуться на извстное событіе или чью либо рчь. Поэтому-то мы искренно сожалемъ объ участи Новаго Времени, которое должно теперь балансировать между вторымъ и третьимъ предостереженіемъ. Напрасно Страна ополчается для оправданія безконтрольнаго выпуска бумажныхъ денегъ. Гибельне подобныхъ выпусковъ нельзя себ ничего и представить. Государству нтъ надобности обдлывать свои дла втихомолку, тайно договариваться съ иностранными банкирами, прибгать къ ихъ содйствію. Такой образъ дйствій противорчитъ достоинству великаго народа, достоинству власти. Какъ ни печально наше современное экономическое положеніе, какъ ни страдаетъ нашъ крестьянинъ,— выходъ изъ такого состоянія не долженъ (да и не можетъ) совершиться при помощи ухищреній, подобныхъ тмъ, которыми зарвавшійся акціонерный банкъ отдаляетъ минуту ‘краха’.

Русское государство далеко отъ краха, на столько же далеко, какъ наше финансовое управленіе отъ гладстоновскаго. Но время тревожное, опасность для населенія весьма велика, и поэтому-то газеты, честно и смло указывающія на эту опасность, приносятъ обществу и самой власти драгоцнную услугу. Обсужденіе бюджета, разборъ относительныхъ достоинствъ старыхъ и новыхъ налоговъ и всхъ подробностей государственнаго хозяйства составляетъ насущную потребность для русскаго общества. Правды надо, правды во всемъ.

Благодаря относительной свобод печати, которою мы пользуемся въ настоящее время, до свднія высшаго правительства легко могутъ доходить такіе факты, которые, оставаясь сокрытыми отъ него, только компрометируютъ власть, ставя ее на одну доску съ нелпою администраціею. На дняхъ, напримръ, г. Короленко разсказалъ въ Молв, какъ мало еще у насъ обезпечена личность, какимъ еще неуваженіемъ пользуются граждане земли русской и какъ великъ и нахаленъ произволъ различныхъ Граціановыхъ, имя же имъ, къ сожалнію, легіонъ. ‘На мою долю, говорить г. Короленко, выпало сомнительное счастіе вынести на собственной ше замчательно полный и совершенно законченный циклъ административныхъ мропріятій, и я думаю, что моя краткая Одиссея представляетъ какъ бы въ фокус совершенно цльную картинку изъ этой интересной области, начиная съ высылки, безъ объясненія причинъ, изъ столицы и кончая, посл нсколькихъ ступенекъ ссыльной карьерры (ссылка въ уздный городъ, затмъ въ глухой лсной уголъ), назначеніемъ въ Сибирь, въ самыя отдаленныя мста, именно Якутскую область. Интереснйшей и не лишенною трагизма чертою этой Одиссеи является то обстоятельство, что ни разу, спускаясь со ступеньки на ступеньку, я не зналъ, чмъ вызвана эта перемна въ моей судьб.— Дло началось съ двухъ обысковъ, во время которыхъ ‘ничего предосудительнаго не найдено’. Затмъ — арестъ всхъ мужчинъ нашей довольно многочисленной семьи, затмъ я съ братомъ очутился въ вятской губерніи, гд обратился съ первымъ вопросомъ: за что?’

Но русское общество еще не дожило до того, чтобы его членамъ обязаны были отвчать на такіе нескромные вопросы. Живетъ г. Короленко въ вятской губерніи около полу года. Но вотъ на квартиру къ нему является мстный исправникъ и производитъ обыскъ. Ничего запрещеннаго или даже подозрительнаго у г. Короленко не находятъ и, тмъ не мене, отправляютъ его въ Березовскіе Починки. Живетъ г. Короленко въ Починкахъ. Въ зимнюю ночь неожиданно появляются жандармы, берутъ г. Короленко и мчатся съ нимъ. Куда? За что?

Невольный путешественникъ попадаетъ въ вятскій, а затмъ въ ужасный вышневолоцкій острогъ, откуда дорога торная — въ Сибирь. Вышло однако другое предписаніе, и г. Короленко отправили въ Пермь, въ распоряженіе губернатора. Только случайно онъ узналъ, что потерплъ за побгъ. Теперь г. Короленко обращается къ администраціи съ вопросомъ: когда и откуда онъ бгалъ?

Произошла ‘ошибка’. Бгалъ, вроятно, кто-нибудь другой.

Предположимъ, что переданный нами разсказъ не точенъ, даже просто не вренъ. Въ такомъ случа правительственное опроверженіе быстро успокоитъ взволнованное общество. Ну, а если справедливо, какъ все заставляетъ думать, противоположное? Не правы ли мы, утверждая, что свободная печать служитъ истиннымъ интересамъ народа и верховной власти? У г. Короленко есть семья, найдутся, конечно, и дружески расположенныя къ нему лица. Какія чувства должны испытывать они при извстіи о злополучномъ ссыльномъ? Для громаднаго большинства населенія Россіи правительство исчерпывается становымъ и исправникомъ, плюсъ (въ новйшее время) конное правительство — урядникъ. Выгодно ли для дйствительнаго правительства удерживать такой порядокъ вещей?

А вотъ другой случай, разсказанный Новымъ Временемъ.

16 сентября застрлился изъ ружья учитель александрійскаго узднаго училища, Константинъ Беретти. ‘Единственнымъ условіемъ своего скромнаго существованія, говоритъ г. В. И., юноша ставилъ право, безусловное право оставаться честнымъ человкомъ. Ему не дали этого права — и онъ застрлился.

Вотъ приблизительно какъ было дло: заслуживъ себ горячую любовь своихъ маленькихъ учениковъ узднаго училища гуманнымъ обращеніемъ и честнымъ отношеніемъ къ длу, Беретти былъ приглашенъ также преподавателемъ въ александрійскую прогимназію, съ жалованьемъ 43 руб. въ мсяцъ. Тутъ онъ ближе сошелся съ интеллигентными дтьми и ихъ родителями. Да, но только учитель можетъ знать, какіе у насъ есть добродушные, заботливые родители! Отцы вислоухихъ дтей, они съ младенчества наполняютъ имъ желудки и опустошаютъ голову, въ разсчет, что когда придетъ ужасный періодъ научнаго искуса и экзаменаціонныхъ мытарствъ, то они окажутся достаточно богатыми и достаточно сильными (связями), чтобы, въ случа чего, купить, а нтъ, такъ и припугнуть учителя!

Съ однимъ изъ такихъ нжныхъ отцевъ злой рокъ столкнулъ и Беретти.

Два-три заискивающихъ слова, гнусная улыбка, отказъ молодого человка, и посл — своеобразное подмигиваніе и шелестъ четырехъ красненькихъ, ловко всунутыхъ въ руку. Оскорбленіе послдовало неожиданно, но и возмездіе не заставило себя ждать. ‘Красненькія’ полетли на полъ, а интеллигентный отецъ, оскорбленный дйствіемъ, за дверь.

‘Непозволительное самоуправство!’ скажутъ юристы. Конечно, только трудно гршному человку всегда быть на страж холоднаго права.

Сцена происходила съ глазу на глазъ, дуэли не послдовало, но, оскорбленный въ своей нжной заботливости, отецъ обратился къ ‘связямъ’. Ближайшимъ наказаніемъ Беретти была потеря мста въ прогимназіи.

Еще бы! Разв человкъ, который дерется, можетъ быть воспитателемъ юношества?! Съ этихъ поръ, однако, молодому человку приходилось существовать на 23 р. 50 к. жалованья, такъ какъ онъ не желалъ прибгать къ помощи своихъ родителей, особенно въ виду того, что они вовсе не были польщены скромною дятельностью роднаго сына. Но этого было мало. Инспекторъ уздныхъ училищъ, достоуважаемый господинъ Мальцевъ, постарался на столько отравить существованіе Беретти, что послдній принужденъ былъ просить о перевод его въ Одессу. Оттуда послдовалъ запросъ. Достоуважаемый господинъ Мальцевъ отвтилъ ‘политически неблагонадеженъ‘.

Константинъ Беретти застрлился.

Весь городъ былъ на похоронахъ самоубійцы. Гробъ и могилу буквально засыпали цвтами. Ученики покойнаго сложились по грошу и наняли музыку. Вся молодежь плакала. Еще бы не плакать! Убили честнаго человка, которыхъ и такъ не много. Конечно, г. Мальцевъ — политически благонадежный г. Мальцевъ не плакалъ. У него душа картонная, а такіе души прочны.’

Если разсказъ г. В. П. справедливъ (на него не было опроверженія), то г. Сигъ можетъ ликовать: ему нашелся достойный товарищъ.

Факты, подобные сообщеннымъ нами, повторяются относительно рдко, но не составляютъ однако какого-нибудь поразительнаго исключенія. Но вдь если бъ они происходили почаще, то въ Россіи нельзя было бы и жить честному человку, а ему жить можно, хоть и опасно. Всти о безобразіяхъ и самоуправств доходятъ со всхъ концовъ государства. Читатели знаютъ, какъ г. Адольфи, мировой судья по назначенію, съ помощію военнаго отряда, разрушалъ дома смирныхъ обывателей ковенской губерніи. Почтенный Соломонъ оказался не знающимъ ни русскихъ законовъ, ни даже русскаго языка {Судъ приговорилъ г. Адольфи къ исключенію изъ службы и къ уплат судебныхъ издержекъ.}, и достойно пополняетъ своею особою коллекціею Раутенфельдовъ, Будберговъ и К^о.

Мы выразимъ завтное убжденіе весьма значительной доли русскаго образованнаго общества, когда скажемъ, что дв настоятельныя потребности требуютъ у насъ скорйшаго удовлетворенія: необходимо спасти крестьянина отъ горькой нужды, необходимо оградить личность каждаго гражданина отъ произвола и насилія. Послднее немыслимо безъ свободы совсти, безъ свободы печати. А нужда велика.

Недостатокъ въ хлб принимаетъ все боле и боле обширные размры. Газетные столбцы переполнены извстіями о страшномъ подъем цнъ. Со всхъ сторонъ слышатся опасенія за начавшуюся зиму. Что-то будетъ къ весн, если и теперь бдному человку приходится плохо? Русскія Вдомости, одна изъ немногихъ толковыхъ, послдовательныхъ и весьма симпатичныхъ газетъ, полагаютъ, что горю въ значительной степени могутъ помочь усилія земства. Это совершенно справедливо, и земство можетъ теперь разсказать администраціи извстную бибиковскую притчу о сарафан, который валяется подъ лавкой, когда хозяйк нтъ въ немъ нужды. Русскія Вдомости говорятъ: ‘если земства не будутъ въ состояніи теперь же приступить къ закупк хлба, необходимаго для продовольствія, то нельзя и предвидть, до какихъ цнъ мы доживемъ. Въ конц концовъ придется, пожалуй, выписывать изъ заграницы кукурузу, платя за нее двойныя цны, иди, сложа руки, смотрть въ глаза голоду со всми его ужасами и безповоротнымъ раззореніемъ.’

Въ Москв распространился слухъ, что дума и купечество намрены закупить хлбъ въ большихъ размрахъ. Русскія Вдомости говорятъ, что ‘надо выкинуть изъ головы всякую мысль о даровой раздач хлба. Полагая шестую часть населенія Москвы, 100.000 душъ, вн возможности прокормиться, когда цна перешагнетъ за 5 к., для нихъ понадобится 200.000 четв. муки, если городъ будетъ продавать муку съ убыткомъ въ 1 р. 50 к. за четверть, вотъ уже и вс 300.000 руб., для даровой раздачи на эту сумму можно купить около 20.000 четв.— количество, достаточное только для 10.000 душъ до новаго урожая. Но надолго ли хватитъ этихъ средствъ для даровой раздачи, которая привлечетъ въ Москву цлую армію голодныхъ? А разъ раздача будетъ пріостановлена, не штыками же выгонять за Камеръ-Колдежскій валъ несмтныя полчища, нахлынувшія въ чаяніи хлба.’

Но для того, чтобъ оградить и безъ того бдствующее населеніе отъ эксплуатаціи торговцевъ, газета совтуетъ городу произвести значительную закупку хлба, которая понизитъ рыночныя цны его. ‘Безспорно, для этого потребуется большое количество ея, на мстномъ московскомъ рынк должно пройти не мене милліона кулей ржаной муки до новаго урожая. Чтобы быть господиномъ рынка, городъ долженъ взять въ свои руки не мене трети всего количества, а, можетъ быть, и цлую половину. При своемъ кредит Москва можетъ совершить эту операцію, не затрачивая боле 500.000 р. въ оборотный капиталъ. Для этого городу надлежитъ заключить контрактъ съ мукомольными мельницами на поставку 50.000 четвертей муки ежемсячно, съ обязанностію сдавать ее въ пекарни, которыя будутъ продавать хлбъ по такс, и продовольствіе Москвы будетъ обезпечено безъ затраты большаго капитала.’

Мра, предлагаемая Русскими Вдомостями, иметъ и свои невыгодныя стороны, но является тмъ не мене одною изъ лучшихъ, наиболе осуществимыхъ мръ. Вредныя послдствія вмшательства государства въ хозяйственную жизнь (регулированіе цнъ, въ частности), которыя намъ извстны изъ исторіи, не составляютъ необходимой принадлежности этого вмшательства. Къ тому же, въ данномъ случа, на помощь голодающему населенію придутъ земства и города, гораздо лучше, чмъ высшее правительство, знакомые съ мстными нуждами. Имъ легче избгнуть ошибокъ и предотвратить злоупотребленія, нежели правительству, и на обязанности послдняго лежитъ только открытіе широкаго кредита органамъ нашего самоуправленія. Когда неурожай захватилъ огромныя пространства, когда въ нужд находятся милліоны населенія, то бороться съ бдствіемъ одинаково необходимо и государству, и земству. Наше цвтущее экономическое положеніе, которое доказывалось тмъ, что мы страшно задолжали, но можемъ въ теченіи нсколькихъ лтъ заключить и еще много займовъ, все боле и боле даетъ себя чувствовать. Нкоторыя фабрики закрываются по недостатку работы. Искусственное возбужденіе, вызванное войною и неумреннымъ выпускомъ бумажныхъ денежныхъ знаковъ, какъ это и предсказывали свдующіе люди московскимъ литературнымъ просвирнямъ, смнилось мелкими кризисами, изъ совокупности которыхъ можетъ выйти грозная опасность для всего государства. Безпорядки на фабрик Хлудова обратили на себя всеобщее вниманіе и вызвали не малую тревогу, а вызваны они были пониженіемъ рабочей платы на 10%. Хозяинъ фабрики объяснялъ, что это пониженіе вызвано упадкомъ цны на хлопчато-бумажный товаръ. Голодающее населеніе не въ состояніи оказалось купить то количество тканей, которое изготовили фабрики. Естественно, что пониженіе рабочей платы всегда возбуждаетъ справедливое неудовольствіе рабочихъ. Когда тяжелымъ двнадцати-часовымъ (а иногда и боле) трудомъ человкъ зарабатываетъ лишь нсколько гривенниковъ, то потерю одного изъ этихъ гривенниковъ перенести почти невозможно.

‘7 и 8 сентября, разсказываетъ Смоленскій Встникъ, были нерабочіе дни. По трактирамъ и кабакамъ, за чаемъ и виномъ, у рабочихъ шли горячіе толки о томъ, что предпринять въ виду объявленія хозяина. Фабричные сильно волновались…. 9 сентября первая смна отработала свои часы, а вторая отказалась работать. На гор собралось все фабричное населеніе и заявило, что при сбавк оно работать не желаетъ. Толпа шумла и гудла и къ ней вышелъ М. А. Хлудовъ, сынъ хозяина. Говорятъ, что, опасаясь за цлость фабрики, онъ самъ предложилъ толп отправиться ‘погулять’ въ селеніе, прилегающее къ фабрик и сплошь состоящее изъ трактировъ, кабаковъ и лавокъ съ товаромъ для фабричнаго люда. Какъ бы то ни было, но съ фабричнаго двора толпа перешла въ селеніе Ярцево. Здсь М. А. Хлудовъ изъ своей лавки кидалъ ей орхи, конфекты и пр. Кром того, въ одномъ трактир приказалъ отпустить рабочимъ по стакану чая. Послднимъ даже они обидлись: ‘эка не видаль — стаканъ чаю! Я отдамъ пятачекъ, такъ сколько хочу пить буду!’ говорили они…. Между тмъ, Хлудовъ послалъ за урядникомъ.’

Это необходимое въ нашемъ государственномъ управленіи лицо начало убждать толпу дйствіями. Тогда къ дйствіямъ приступила к толпа. Урядникъ былъ окруженъ и избитъ. Хлудовъ спряталъ его въ дом. ‘Покончивъ, такимъ образомъ, съ единственнымъ представителемъ власти, продолжаетъ корреспондентъ Смоленскаго Встника, толпа еще боле разгулялась. Сдлали приступъ къ одному трактиру, но хозяинъ его, пообщавъ хорошее угощеніе, упросилъ рабочихъ оставить его въ поко. Тогда мальчишки, которыхъ на фабрик работаетъ очень много, отправились на огороды и произвели тамъ чистое опустошеніе: повыдергали рпу,капусту, картофель…. Затмъ кому-то пришло на мысль ‘пошалить’ надъ евреями и толпа направилась къ молельн, въ которой въ это время евреи были въ сбор и повыбила тамъ стекла и даже рамы. Тутъ же кстати поразтаскали товаръ изъ лавченки одного еврея. Крики ‘гевалтъ’ огласили Ярцево. Подобраннымъ картофелемъ и камнями мальчишки били стекла, хотя и этотъ фактъ въ разсказахъ сильно преувеличенъ, стеколъ разбито очень немного, а собственно на фабрик ихъ и вовсе не били, за исключеніемъ какихъ либо совершенно исключительныхъ случаевъ. Вообще толпа, что называется, расходилась и рада была всякому случаю поразвлечься. По всмъ разсказамъ для меня совершенно очевидно, что фабричные и не предполагали и не желали собственно отнимать имущество у обывателей. Толп просто необходимо было найти какое либо приложеніе оказавшагося избытка силы. А такъ какъ сила эта грубая, дикая, то она и направилась только на сокрушеніе и уничтоженіе. Но были и потхи совершенно невинныя. Такъ, кто-то изъ рабочихъ навязалъ на палку платокъ, немедленно знамя дали мальчику, котораго и носили по улиц высоко надъ народомъ на импровизированныхъ носилкахъ изъ выдернутыхъ кольевъ съ криками ‘ура’ и боемъ на добытыхъ откуда-то игрушечныхъ барабанахъ.’

Пріхалъ губернаторъ, обсудилъ дло, уговорилъ толпу успокоиться, общалъ въ присутствіи г. Хлудова, и самъ г. Хлудовъ громко подтвердилъ это, что рабочая плата останется прежняя. По желанію фабричныхъ, была вывшена табель, т. е. объявленіе директора объ удержаніи прежняго размра платы. Все пришло въ порядокъ. Но г. Хлудовъ, ободрившись, не нашелъ ничего лучшаго, какъ нарушить данное слово, и приказалъ снять табель. Естественнымъ послдствіемъ были новыя волненія.

Мы уже нсколько разъ говорили о необходимости фабричнаго законодательства, о насущной потребности оградить и у насъ, какъ это сдлана на Запад, рабочихъ отъ притсненій и произвола со стороны предпринимателей. Безпорядки на фабрик служатъ новымъ доказательствомъ большаго вреда отъ этого крупнаго пробла въ русскомъ законодательств.

Тихо и незамтно прошла двадцать пятая годовщина со дня смерти знаменитаго профессора московскаго университета T. Н. Грановскаго. Въ четверть вка многое измнилось повсюду, многое измнилось и въ университет. Но alma mater по прежнему является дорогимъ для каждаго образованнаго русскаго человка учрежденіемъ. Съ тревогою слдили въ обществ за тою интригою, которая велась противъ университетскаго самоуправленія, и только въ настоящее время эта тревога смнилась надеждою.

Двадцать пять лтъ тому назадъ смолкнулъ въ университетской аудиторіи голосъ Грановскаго, но образъ его живо встаетъ въ воображеніи людей, даже никогда не слышавшихъ высокодаровитаго наставника. Однако, поколніе идетъ за поколніемъ и память о Грановскомъ слабетъ въ студенчеств, равнаго же Грановскому профессора не появляется. Впрочемъ,— иныя времена, иные люди. Говорятъ, Тимофей Николаевичъ плакалъ на лекціяхъ, а теперь это показалось бы смшнымъ.

Но до настоящаго времени съ именемъ Грановскаго соединяется для студента все свтлое и привлекательное: безкорыстная преданность истин и высокая гуманность, которая одушевляла профессора, которая заставляла ускоренно биться сердце слушателя. Русскія газеты не помянули Грановскаго. Прекраснымъ исключеніемъ явились только Современныя Извстія. Мы напомнимъ читателямъ отзывъ г. Чичерина, ученика Тимоея Николаевича, написанный вскор посл смерти знаменитаго профессора. ‘Въ немъ, говоритъ г. Чичеринъ, всякій изъ насъ находилъ безпристрастнаго, хотя и снисходительнаго судью и цнителя, въ врномъ его сужденія могли мы познать мру своихъ силъ и настоящее призваніе каждаго, въ широкомъ его воззрніи на жизнь и исторію находили мы смягченіе слишкомъ односторонняго или рзкаго направленія, въ его сочувствіи — всякое побужденіе къ знанію и труду… Голосъ наставника, продолжаетъ г. Чичеринъ, какъ будто бы еще сильне слышится изъ-за гроба, призывая воспитанныя имъ поколнія къ святому длу, которому онъ посвятилъ свою жизнь — къ служенію истин и наук, къ подвигамъ на пользу просвщенія.’ Это былъ человкъ, память о которомъ долго и долго будетъ жить въ людяхъ. Во многихъ концахъ Россіи сохранится къ ней благоговйная признательность, для многихъ останется она драгоцннйшимъ достояніемъ души, и также, какъ нын, черезъ много лтъ будетъ сжиматься сердце при мысли объ его утрат. Это былъ человкъ, какого въ другой разъ уже не встртишь въ жизни, и, сокрушаясь о немъ, невольно вспоминаешь стихи великаго трагика:

‘He was а man, take him for all in all,

You shall not look upon his like again *).’

*) Это былъ человкъ,— съ какой стороны его ни возьми,— подобнаго ему въ другой разъ не увидишь.

В. Г.

‘Русская Мысль’, No 11, 1880

OCR Бычков М. Н.

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРНІЕ.

Читайте также: