Михаил Пришвин.
Власть и пахари
Михаил Пришвин.
Власть и пахари
Комментарии
Комментарии
—————————————————————————
Власть и пахари, Пришвин Михаил Михайлович, Год: 1915
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Ничего нет наивнее и хуже, как в наше время что-то скрывать от народа. Хуже ничего нет, потому что сам же народ больше всяких властей его хочет победы, наивнее ничего нет, потому что, как ни малограмотен народ, но в такое время все становятся как бы грамотными. Как будто можно бросить камень в пруд и запретить воде волноваться.
Живу я в довольно глухом месте, нарочно посылаю в город за газетами три раза в неделю, и все-таки, если что-нибудь совершается выдающееся, большей частью узнаю я от кого-нибудь из местных малограмотных людей. Так вот и в этот раз чуть ли не раньше газет узнал я от простых мужиков про события возле Государственной думы. Понятие, выработанное парламентской историей и произнесенное теперь у нас, вызвало из недр простого народа широкий отклик совести. И еще бы не вызвать, когда каждый, самый даже темный крестьянин, понимает, что не армия виновата, а внутренность, снабжающая армию. Можно себе представить, какое впечатление на простой народ на почве этой больной ‘внутренности’ вызвало известие о министерстве общественного доверия. Ответственное министерство в народе называется просто ответственность. Спросишь говорящего об ответственности, кто и перед кем должен отвечать.
Ответят — сподручники.
Так называется правительство.
А на вопрос, перед кем отвечают сподручники, говорят:
— Перед государем, народом и Думой.
Иногда прибавят, что Государственный совет — это лишнее, от него только путаница.
Иногда, кроме сподручников, называют хищников-купцов, всех, кто наживается на несчастии войны, а то даже назовут какое-нибудь лицо, более других виноватое в недостаточном снабжении армии.
Странно бывает слушать, как этот народ, мирный и малосведущий в истории, начинает теперь по-своему обсуждать понятия, выработанные историей других народов.
Первую весть об этой ‘ответственности’ занес ко мне Хорь. Мне уже приходилось писать здесь, что у меня есть сосед-хуторянин, тот самый тургеневский неумирающий Хорь, который, в противоположность самоуглубленному Калинычу, занят вопросами общественности.
— В Думе заявили ответственность! — сказал Хорь. И сейчас же прибавил: — Теперь ему пощады не будет.
‘Его’ Хорь назвал по имени главного виновника в недостаточном снабжении армии.
— Испитилась вовсе Россия, — продолжал Хорь, — но, может быть, теперь у нас будет настоящая власть.
— Какая же это будет власть? — спросил я.
— Административная, — ответил Хорь.
Конечно, я был поражен: в другое время кто же больше Хоря этого бранил нашу административную власть, слушая его беспощадную критику, можно бы долго считать его за отчаянного революционера, говори он свои речи не на своем уединенном хуторе, а в селе, так давно бы ему в кутузке сидеть, и тут вдруг этот же Хорь понимает ответственное министерство как торжество административной власти!
— Что эти суды и пересуды! — говорил Хорь. — Таскался я много лет по судам, нам нужна власть твердая, короткая, неукоснительная и справедливая.
— Может быть, такая божественная власть?
— Божественная власть, конечно, такая, только до бога далеко, а у нас на земле власть административная.
Понятно было одно, что это не та наша обыкновенная власть, а новая, идеальная, — пахарь взалкал по хорошей власти.
Я залюбовался клеверным полем.
— Какая благодать!
— Благодать-то благодать, — усмехнулся Хорь, — да недалеко уйдешь с этой благодатью.
Он хотел сказать, что нет ничего лучше клевера, да вот приходится оберегать его.
— Народ не может оберегать себя, — сказал Хорь, — народ этим не любит заниматься и не может. Нужна власть! Наше правительство слабое: не знает времени. Правительству нужно время знать. Теперь время такое, что каждого надо выслушать, понять, исполнить, что желает народ. Время сейчас народное. А вот дай перейдет срок — и он опять всунется к полям, замолчит: пожалуйте тогда, делайте, что хотите, ваше от вас не ушло и не уйдет во веки веков, потому что народ власть не любит. Ихнее от них не уйдет.
— Вернется народ в поля, — сказал я, — опять произвол?
— И опять произвол, а потом опять чистка!
— И так до скончания века одно и то же?
— До скончания века, до последнего Страшного Суда.
— И потом?
— Потом так и останется: власти больше не будет, и народ будет сам, последние будут первыми, и первые — в огонь. Только до того времени далеко, сейчас народ без власти не может.
Так вот и в самых глухих местах по-своему разговаривают о всем, что пишут в газетах, разговаривают грамотные и неграмотные, время такое, что все тайное становится явным.
Очерк предназначался для газеты ‘Речь’ и был запрещен цензурой. В архиве Пришвина сохранились перечеркнутые цензором гранки газеты (сентябрь 1914 г.) с текстом очерка, озаглавленного ‘Отзвуки войны. Власть и пахари’. Печатается по изданию: Собр. соч. 1956—1957, т. 4, с. 187—189.
Стр. 596. …известие о министерстве общественного доверия. — После объявления Германией 19 июля (1 августа) 1914 г. войны России на экстренном заседании IV Государственной думы 26 июля лидеры буржуазных партий в своих выступлениях заявили о безоговорочной поддержке правительства. Велись разговоры о создании из представителей буржуазных партий так называемого ‘министерства доверия’. Созданный в августе 1915 г. в IV Государственной думе буржуазными партиями ‘Прогрессивный блок’ настаивал на образовании такого министерства (его предполагаемый состав был опубликован 13 августа 1915 г. в газете ‘Утро России’), но по приказу Николая II 3 сентября 1915 г. дальнейшие заседания Государственной думы были прекращены.
Источник текста: Собрание сочинений. В 8 т / М. М. Пришвин, Том 2. Кащеева цепь. Мирская чаша. Произведения 1914-1923 годов. — Москва: Худож. лит., 1982. — 21 см. С. 595 — 597.