Владимир Ильич и электрификация, Бонч-Бруевич Владимир Дмитриевич, Год: 1930

Время на прочтение: 6 минут(ы)

В. Д. БОНЧ-БРУЕВИЧ

Воспоминания о ЛЕНИНЕ

ИЗДАТЕЛЬСТВО ‘НАУКА’
Москва
1969

ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ И ЭЛЕКТРИФИКАЦИЯ

В 1920 г. вопрос с топливом стоял в нашей молодой республике катастрофично. Громадное число предприятий закрылось за неимением торфа, каменного угля, дров, нефти. Печальное, могильное запустение царствовало в наших производствах и на транспорте не только в провинции, но и в Москве, и в Петрограде. И вот в это-то трудное время возникает вопрос об электрификации России. Те, кто не имел провидения на будущее, те, кто из трудного сегодняшнего бытия делал пессимистические выводы, считали эти вдруг поднявшиеся разговоры бреднями, праздными мечтаниями фантазеров, зловредным увлечением фанатиков. Не так думал гениальный творец идеи индустриализации нашей земледельческой, полунищей страны, ставивший электрификацию во главу угла нашего дальнейшего развития. Владимир Ильич искал и нашел себе /достойных соратников но разработке этого первостепенной важности вопроса, и среди них его старый товарищ, высококвалифицированный инженер, давнишний член нашей партии, член ЦК Г. М. Кржижановский, занимал первейшее место. Он, как и некоторые другие, чутьем первоклассного ученого-специалиста понял, что сложные вопросы индустриализации и тесно связанной с ней электрификации должны встать именно теперь, когда страна наша была в бедствии, что только широким строительством электрификации можно поднять и поставить на правильный путь развития долго дремавшие производительные силы нашей изобилующей природными богатствами страны. Г. М. Кржижановский после нескольких собеседований с Владимиром Ильичом принялся за творческую работу и быстро представил Владимиру Ильичу свою знаменитую, вошедшую в историю нашей страны, рукопись ‘Основные задачи электрификации России’ {Г. Кржижановский. Основные задачи электрификации России. М., Госиздат, 1920.— Ред.}.
Вскоре должен был собраться съезд ВЦИКа 1. Владимир Ильич звонит мне поздно-поздно вечером и просит немедленно к нему прийти. Я бегу в Совнарком и нахожу Владимира Ильича в своем кабинете, возбужденно шагающего из угла в угол.
— Вы меня простите, что я вас так поздно потревожил! — Был первый час ночи.— Есть экстренное, крайне важное дело… На днях у нас съезд. Вы знаете, как остро стоят у нас вопросы промышленности. Мы ставим эти вопросы во весь рост, и Глеб Максимилианович будет делать доклад об электрификации. Но он к тому же успел написать прекрасную брошюру. Вот она.— И он показал мне рукопись.— Видите, здесь текст и карта. Карта крайне важна. Все это нужно издать к съезду, чтобы раздать депутатам. Но как это сделать? Осталось всего шесть-семь дней… Госиздат замаринует… А нам это дьявольски необходимо.
— Можно взять рукопись? — спросил я у Владимира Ильича.
— Зачем?
— Чтобы отдать в набор…— ответил я Владимиру Ильичу. Он вопросительно смотрел на меня, берясь за рукопись.
— Через пять дней тысяча экземпляров будет готова.
— Это наверное? — и Владимир Ильич близко-близко подошел ко мне.
— Да, наверное.
— Это будет прекрасно!..— сказал он, расцветая в радостной улыбке.
— Рукопись и карту дайте мне сейчас, — сказал я ему.— Я за ночь их рассмотрю и все распланирую, чтобы рано утром сдать в типографию.
И мы расстались.
С утра я был уже в 17-й Государственной типографии (б. Кушнерева), которая стояла замерзшая, не имея ни полена дров. Я заранее уведомил, что необходимо собраться комячейке и заводскому комитету, и объяснил товарищам всю революционную важность этой работы. Я сказал, что выполнить ее нужно во что бы то ни стало, хотя, конечно, неимоверно трудно набирать металлические буквы на таком холоде. Коммунисты поняли, что эта работа должна выполняться в порядке боевого приказа, и с громадным воодушевлением, переговорив с заводским комитетом, который также присоединился, немедленно приступили к ней. Были мобилизованы все наборщики-коммунисты, которые в шубах и в ватных пальто, дуя на руки, разобрали оригинал рукописи и стали набирать ручным набором. По первому зову явились корректоры. Граверы принялись делать карту на литографских камнях. К вечеру мы имели уже весь набор. Рабочие, распущенные по домам ввиду отсутствия топлива, друг от друга узнав, что в типографии что-то печатается, стали приходить и добровольно предлагали свою помощь.
Владимир Ильич был изумлен, когда к вечеру этого первого дня получил более полкниги — то, что успели прочесть корректоры и оттиснуть. Мы наверное знали, что на другой день часам к одиннадцати будет весь остальной набор прочитан и исправлен, и я очень просил Владимира Ильича, чтобы не задержали авторскую корректуру. Глеб Максимилианович читал корректуру своей книжки, не отрываясь ни на минуту.
Текст было печатать трудно, но все-таки терпимо. Машину, застывшую на холоде, вертели руками. Но когда приступили к печатанию карты, дело застопорилось, ибо на холоде, на морозе ее печатать нельзя было.
Секретарь комячейки, ныне умерший, тов. Боков писал мне по этому поводу:
Заводской Комитет
рабочих фабрики
И. Н. Кушнерева
Пименовская 1/16
Москва, фев. дня 1920 г.,
тел. 3-71-63 и 66-13

Уважаемый Владимир Дмитриевич!

Условия, при которых нам пришлось выполнять работу для тов. Владимира Ильича, создались настолько ужасные, что мы смогли сделать только 5 экземпляров. При 5 гр. мороза в мастерской машины совершенно не могли ходить. Вертеть руками литографские машины нет возможности. Камень в машине, смачиваемый кипятком, возвращался после прохода покрытый льдом. Валики затвердели, краска замерзла, смоченная бумага ломалась, замерзая. Наши усилия не привели ни к чему. Что мы пережили, бог весть. Страшно одно: мы не смогли сделать для Владимира Ильича. Поймите, уважаемый Владимир Дмитриевич, мои личные переживания.

С комм. приветом П. Боков *
* ОР ГБЛ, ф. 369.— Ред.

Мне было вполне понятно отчаяние тов. Бокова, но мы не унывали. Мы тотчас же перевезли камни в маленькую литографию, где были ручные стайки и где помещение отапливалось голландскими печами, и сейчас же отпечатали карту. Книжка была уже вся сшита, карту немедленно вклеили, обложка была готова.
Несмотря на все трудности, мы все-таки выполнили поручение Владимира Ильича, и на съезде книжка была роздана всем депутатам.
Книжка вышла на славу, на вполне для того времени приличной бумаге, всего в ней была пятьдесят одна страница, в конце приложена карта: ‘Схема электрификации России’, — карта большая, в полтора писчих листа, в пять красок.
Когда я имел уже в портфеле первые экземпляры книжки и в типографии ее кончали брошюровать, я вдруг получил от Владимира Ильича письмо следующего содержания:
‘т. В. Д. Бонч-Бруовнч!
Может быть, Государственное издательство обидится, что я не через него сдал брошюру Кржижановского? Может быть, я нарушил правила? Я очень спешил.
Если иначе выяснить дело Вам неудобно, не пошлете ли этой моей записки тов. Воровскому (я прошу его дать бумажку от Государственного издательства на быстрейший, к воскресенью 1.11, выпуск брошюры Кржижановского в 17-ой типографии, бывшей Кушнерева, п очень извиняюсь, что послал брошюру прямо в типографию, ибо очень спешил).
Может быть, это уже сделано? Если нет, надо сделать. Ответьте мне.

Ваш Ленин’ *
* В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 51, стр. 128.— Ред.

Я сразу понял, в чем дело. Государственное издательство не могло не узнать, что книжка Г. М. Кржижановского печатается. В аппарате, конечно, обиделись, так как они претендовали на полную монополию всей книжной продукции, а дело у них не клеилось. Я ответил Владимиру Ильичу, что все формальности будут соблюдены и что я предложу Госиздату поставить их марку, и они, конечно, будут очень рады козырнуть и щегольнуть этой экстренной работой перед съездом. Я тотчас же отправился к моему другу Вацлаву Вацлавовичу Воровскому, который считал себя не просто мучеником, а великомучеником н страстотерпцем на своей тяжелой должности заведующего Госиздатом.
Воровский был крайне обрадован, что брошюра уже печатается, и тотчас же написал ‘разрешение’ на ее печатание. Он тут же сказал мне, что в Госиздате очень недовольны тем, что книга печатается как бы помимо Госиздата, и что он, Воровскнй, чтобы предупредить сплетни и осложнения, вынужден был сказать об этом Владимиру Ильичу при личном свидании, чем и объясняется эта неожиданно возникшая ‘дипломатическая’ переписка. Я не мог не высказать моего глубокого изумления по поводу этого истинного бюрократизма в стенах новой организации, в создании которой и я принимал участие. Я отлично знал — это подтвердил и В. В. Воровский, — что Госиздат ни в коем случае не выпустил бы эту книжку к сроку. Я просил Вацлава Вацлавовича сейчас же позвать заведующего, чтобы он определил, в какой срок можно издать эту книжку с картой в пять красок. Специалист, ранее, кажется, работавший в качестве одного из директоров в типографии Кушнерева, заявил, что ввиду наличия карты менее как в два или в два с половиною месяца книги издать нельзя, и то, если типография немедленно начнет работать.
Мы переглянулись с Вацлавом Вацлавовичем, и он, смеясь, спросил:
— А в пять дней можно?
— Что вы, что вы! — почти закричал тот.— Вы шутите!..
— Да вот у нас Владимир Ильич такой шутник, — взял и отпечатал в пять дней. Вот и книжка…— и он показал ему готовый экземпляр.
— Это черт знает что такое!.. Я этого не понимаю!.. Это не может быть… Это какие-то шутки…
— Шутки не шутки, — серьезно сказал Вацлав Вацлавович, — а вот книжка готова. Чего же вы поднимали здесь шум, жаловались в комячейку на дезорганизацию и все прочее? Вот это уже действительно ‘шутки’!
Я никогда не видел более рассерженным обычно мягкого и сдержанного Вацлава Вацлавовича. Вызванный специалист ушел.
— Вот и работайте с ними!..— сказал Воровский.— И так на каждом шагу!.. Поднимают всех и вся… Буровят на законном советском основании, а как до дела — сейчас в кусты!.. Затяжка, оттяжка, заседания, комиссии, подкомиссии… Моченьки моей нет!..— и Вацлав Вацлавович страдальчески застонал.— Уйду я отсюда, обязательно уйду! Не справляюсь! Саботаж какой-то…
Я близко и давно знал тов. Воровского. Знал его выдержанный характер, и раз он так говорил, это значило, что его действительно допекли.
Вацлав Вацлавович при первой возможности перешел в Наркоминдел, пойдя на то дело, которое он любил более всего.
Владимир Ильич, узнав о злоключениях, которые мы должны были претерпеть, выполняя этот боевой его приказ, поручил мне передать его глубокую благодарность и комячейке 17-й Государственной типографии, и завкому, и всем рабочим, принимавшим участие в этой спешной работе.

ПРИМЕЧАНИЯ

В первой редакции опубликовано в газете ‘Социалистическое земледелие’, 23.XII 1930, No 303. Печатается по III т. Избр. соч.
1 Речь идет о первой сессии ВЦИКа VII созыва в феврале 1920 г.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека