В. Львовъ-Рогачевскій.
‘Современникъ’, кн. VI, 1913 г.
Вл. Ладыженский. Дома. Рассказы, Львов-Рогачевский Василий Львович, Год: 1913
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Вл. Ладыженскій. Дома. Разсказы. Издательское товарищество писателей. С.-Петербургъ, стр. 199. Ц. 1 р. 1913 г.
Свою книгу Вл. Н. Ладыженскій посвящаетъ ‘дорогой памяти Антона Павловича Чехова’. Вліяніе А. П. Чехова сказывается на самой форм произведеній автора, на его манер. Здсь нтъ подражанія, здсь духовная близость и большая трогательная любовь къ ‘милому, дорогому, ушедшему навсегда, другу’. Первый разсказъ ‘Сумерки’ написанъ въ чеховскихъ тонахъ и говоритъ о Чехов. Въ свжій осенній день авторъ разсказа возвращался, усталый и одинокій, домой по степи. ‘Сторожевые камыши умерли, далекая синева неба помутнла въ наступившихъ сумеркахъ, а одинокая рчка шла впередъ, какъ путникъ, передъ которымъ нтъ никакой цли’. По-чеховски рисуетъ художникъ моментъ, когда солнце погасло, и сгустились сумерки.
‘О, какой холодный, жуткій мракъ наступилъ сразу! Исчезли очертанья села, оврага и рощи, и мракъ торжествовалъ свою побду въ пустой, холодной, непріютной степи.
— Скучно, ддушка!— проговорилъ, наконецъ, я’ (7).
Художникъ возвращается въ свой пустой, одинокій домъ къ уютному свту рабочей лампы, а на письменномъ стол глядлъ на него съ фотографической карточки писатель, который, встртивъ сумерки жизни, осмыслилъ ихъ и воплотилъ въ неувидящихъ образахъ (7).
Въ небольшой книг 29 короткихъ разсказовъ. Въ этихъ разсказахъ по большей части нтъ разсказовъ. Это справки. Герой всхъ этихъ страничекъ изъ дневника одиноко грустящаго, вдумчиваго, поэтически настроеннаго человка — безпредльная степь. Здсь старая усадьба тихо умираетъ и покорно ждетъ своего конца… Въ саду и прилегающей къ нему дубовой рощ цлый день стоитъ жуткая тишина… И все кругамъ тихо тоскуетъ, молчитъ и тоскуетъ въ нмой безнадежности’. Это сумеречное настроеніе проходитъ черезъ вс разсказы. На всемъ деревенскомъ мір печать заброшенности и покинутости. Молчаливая степь, глухое степное село, доживающая свои дни усадьба, бунинская усадьба, а тамъ, гд-то остальной міръ и жажда общенія съ этимъ міромъ. ‘Только глухая степь съ ея сказочнымъ пространствомъ и бездорожьемъ, знаетъ такое страшное ожиданіе общенія съ кипучей жизнью людей’.
Въ книг постоянно мелькаютъ едва намченныя деревенскія тни, освщается деревенская жизнь съ ея срыми буднями, съ ея дикостью и забитостью на фон пустой и мертвой степи. Съ болью сердца художникъ признаетъ, что ‘врить можно только въ живое’. Объ этомъ живомъ, о красивомъ и свтломъ по-чеховски, мечтаетъ онъ въ своей книг.—
Разсказы В. Н. Ладыженскаго задушевны, проникнуты поэзіей грустнаго степного пейзажа и покинутыхъ усадебъ, но они какъ-то не запоминаются. Иногда бросается въ глаза дидактическій тонъ. Художникъ забываетъ о разсказ, о геро, обращается непосредственно къ- читателю и пишетъ фельетонъ на деревенскую злобу дня. Въ тхъ замчаніяхъ, которыя длаетъ при этомъ авторъ-публицистъ, нтъ яркости и новизны. Невольно напрашивается вопросъ: стоило-ли для этого прерывать себя? Въ изображеньи природы художникъ-поэтъ сильне, чмъ въ характеристик человка.
Лиризмъ Вл. Н. Ладыженскаго нсколько однообразенъ. Любитъ онъ восклицаніе ‘о’ и очень часто къ нему прибгаетъ. О сколько разъ повторяетъ онъ, безъ всякаго подъема, какъ-то монотонно ‘О, еслибъ’, ‘о, какъ’, ‘о, она’, ‘о, конечно’… Такимъ пріемомъ не создаютъ, а разрушаютъ настроеніе.
Лучше другихъ въ этой книг разсказы ‘Старуха’, ‘Мечта’, ‘Спящіе въ мір’, ‘Агашкина карусель’, ‘Ломовъ кустъ’. Читателя подкупаютъ въ книг В. Н. Лодыженскаго простота, отсутствіе фразы, подлинность переживаній, прекрасный языкъ.