А.Беляев
А.Беляев
Визит Пушкина
Визит Пушкина
Новогодняя фантазия.
Новогодняя фантазия.
‘Большевистское слово’. 1939. No 1.1 января. С. 2-3.
Визит Пушкина, Беляев Александр Романович, Год: 1939
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Ответственный работник Пушкинского райсовета Ванин сидел в своем кабинете и говорил сотруднику местной газеты:
— Райсовет наметил план на 1939 год, но этот план еще не утвержден, пока могу сообщить только предварительные данные. Пишите.
В кабинет вбежала с испуганным лицом секретарь Иванова и задыхаясь от волнения, выпалила: — Пушкин приехал! — Какой Пушкин? — спросил Ванин, еще не понимая, но уже заражаясь волнением секретаря.
— Александр Сергеевич. Писатель. Ждет вас у подъезда в автомобиле. Хочет осмотреть парки и город. Идите скорее!
Но Ванин не двигался. Он будто прирос к своему месту.
— Идите же! — торопила Иванова.
Ванин, как автомат, поднялся, вышел из кабинета, спустился по лестнице.
Был жаркий, летний день. У подъезда стоял ЗИС-1, в нем сидел взволнованный директор дворцов и парков, а с ним… — сомнения не могло быть!.. — в цилиндре, сюртуке, с тростью в руке — Александр Сергеевич Пушкин.
Ванин поклонился, неловко пожал руку поэта, и уселся рядом с шофером, не смея обернуться и сжимая зубы, чтобы они не застучали от волнения. Машина двинулась к парку. Через несколько минут Александр Сергеевич, директор и Ванин уже шли по аллее парка.
На лице Пушкина выразилось волнение. Зажав трость в левой руке, он приподнял правую и тихо, проникновенно, немного певуче начал говорить:
В те дни, когда в садах Лицея
Я безмятежно расцветал,
Читал охотно Апулея,
А Цицерона не читал,
В те дни в таинственных долинах,
Весной, при кликах лебединых,
Близ вод, сиявших в тишине,
Являться Муза стала мне…
— Огурцы, помидоры свежие!
Вместо Музы перед Пушкиным неожиданно появилась дебелая лотошница.
Пушкин невольно отшатнулся, но с другой стороны уже подходила вторая лотошница. Она выкрикивала незнакомое Пушкину слово:
— Эскимо! — и тыкала в него какой-то култышкой на палочке.
Пушкин брезгливо поморщился, посторонился и задел локтем стойку пивного киоска.
— Осторожней, гражданин! Кружки разобьете!
Директор поспешил увести Пушкина по усыпанным бумажками, папиросными коробками и окурками дорожкам к прудам. Увы, они не сияли, а заросли тиной, не было и вдохновлявшей поэта тишины, не было и лебедей.
Лицо поэта омрачилось.
— Мы уже приступили к чистке прудов. Будут и лебеди, — поспешил успокоить Пушкина директор.
Зоркий взгляд необычайного посетителя заметил у пруда новое неуклюжее здание.
— Это… общественная уборная, предмет, так сказать, первой необходимости. Вот мы ее и поставили на самом видном месте, — упавшим голосом сказал директор.
Из Камероновой галереи вышли два гражданина. Они сильно шатались. Очевидно, красота пушкинских мест опьянила их. Один из них нехорошо выбранился. Женщина, гулявшая с двумя детьми, схватила ребят за ручонки и поспешно увела.
Лицо Пушкина омрачилось еще больше. Он как будто обессилел и искал глазами знакомую чугунную скамью, чтобы присесть, но скамей не было.
— Скоро поставим скамейки. Одна-две, впрочем, сохранились, — лепетал директор. — И статуи восстановим. Сейчас по кладовым разыскиваем и реставрируем…
Пушкин опустил голову.
— Нет, надо его скорее из парка увести. Рано приехал. Неожиданно. Не успели при вести в порядок’, — подумал директор и спросил:
— Может быть, Александр Сергеевич, вы свой Лицей осмотреть хотите? — спросил и тут же раскаялся. Но делать было нечего. Пошли в Лицей
Поднимаясь по знакомым лестницам, Пушкин вновь оживился. Только нос его наморщился. На лестницах был сор, пахло кошками, щами и еще чем-то нехорошим.
На одной площадке ребята, выбежавшие из двери квартиры, едва не сбили Пушкина с ног, на повороте коридора с ним столкнулась женщина, несшая ночной горшок. Директор и Ванин смущенно вздыхали.
— Угораздило вас вести его в Лицей! — сердито прошипел Ванин на ухо директору.
— А куда же его еще вести? Не в коммунальные же бани? — так же сердито прошептал в ответ директор.
— Н… в турецкую хотя бы.
— Турецкая ремонтируется.
К счастью для них, Пушкин уже не видел, не замечал ничего. Вероятно, его охватили воспоминания лицейских лет. Как свой человек в доме, он быстро и уверенно шагал к комнате, в которой когда-то жил. Директор и Ванин едва поспевали за ним.
Но перед самой дверью директор обогнал Пушкина и сказал:
— Простите, Александр Сергеевич… Здесь жильцы… Надо постучать, — и начал колотить в дверь. Пушкин в нетерпении вертел палкой.
Дверь приоткрылась, показалась хмурая, заспанная, небритая физиономия.
— Чего надо? — неласково спросил небритый человек.
— Разрешите осмотреть комнату.
— Насчет обмена?
Пушкин с недоумением и вопросом посмотрел на директора.
— Нет, не насчет обмена, просто посмотреть. Я директор дворцов и парков, а вот это…
— Здесь частная квартира, а не проходной двор! — ответил небритый. — Покою не дают! Экскурсия за экскурсией. Кому приятно барахло свое всем показывать. Довольно! Директор, подумаешь! Приди хоть сам Пушкин, в свою квартиру не пущу! — и дверь перед самым носом Пушкина захлопнулась.
Он вздохнул, словно разбуженный от грез и вновь с недоумением посмотрел на директора, кусавшего себе губы.
Ванин решил, что пора выступить ему и спасти положение.
— Вы простите, Александр Сергеевич, что вышла такая неувязка, — сказал он. — Не успели жильцов вывести. У нас это узкое место, но мы разошьем. Выведем. Непременно выведем. И вы не думайте, что мы мало почитаем вас. Вот, город назвали вашим именем. И памятники ваши имеются. В полной исправности. Не угодно ли осмотреть?
Пушкин с поникшей головой покинул Лицей.
Проходя по дорожке, которая вела к памятнику работы скульптора Баха, Ванин решил щегольнуть знанием стихотворений великого поэта.
— Вот как вы предугадали, Александр Сергеевич, в своем стихотворении:
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа.
И запнулся. Не потому, что он забыл как дальше, хотя он и в самом деле не помнил, а потому, что тропа, по которой они шли, как на зло заросла высокой травой.
Но Ванин был человеком догадливым. Он решил оправдаться за себя и за почитателей Пушкина.
— Мы понимаем, что это сказано вами иносказательно. Ваш памятник — это ваши произведения, а не зарастающая тропа к ним — не уменьшающийся интерес читателей. И эта умственная, так сказать, тропа не заросла, подобно вот этой тропочке. В городской библиотеке ваши произведения очень хорошо читаются. У нас литературу любят. Книги прямо на полки не возвращаются, так по рукам и ходят. Хорошая библиотека. Пятнадцать тысяч томов на шестьдесят тысяч населения. Как хочешь, так и дели… То есть, я хотел сказать, что для такого города, да еще носящего ваше имя, оно, конечно, маловато. Но уверяю вас, книг было больше, только мы их того… сократили для расширения жилплощади. Теперь опять закупаем. И со временем изживем, разошьем и это узкое место… А вот и памятник. Как видите, в полной исправности. Руки и ноги. И скамейка сохранилась… К удивлению Ванина, Пушкин довольно хладнокровно посмотрел на собственный памятник.
— ‘Не понравился, должно быть. Может быть, другой памятник у Египетских ворот больше понравится’.
И Ванин пригласил поэта следовать за собой, желая пронести его кратчайшим путем.
Но железная калитка оказалась заклепанной. Он бросился к другой, к третьей — тоже самое. Этот Пушкинский сад был похож на ловушку. Ванин метался, как мышь в мышеловке. Пришлось возвращаться назад мимо памятника. Взволнованный неудачами, Ванин позабыл правила вежливости и мрачно шагал впереди. Возле памятника он остановился, оглянулся и увидел хмурое лицо директора.’ — А Пушкин где? — спросил Ванин, оглядываясь.
— Не знаю, — ответил директор. — Исчез куда-то незаметно. — И вдруг, покраснев, он накинулся на Ванина.
Безобразие! Скандал! Позор! Осрамились на весь мир! Поедет теперь Пушкин в Ленинград, в Москву и все расскажет. Хорошенькая будет история! И во всем вы виноваты. Доходные статьи вас заели. Из-за лишнего рубля парки в кабак превратить готов, осквернить память поэта.
— Но, позвольте, — возражал Ванин, — ваше управление тоже от рубля не отказывается. И уж если на то пошло… — Но в это время Ванин взглянул на памятник поэта, и задрожал, как Лепорелло перед статуей Командора. Ванину показалось, что поэт кивнул ему головой с таким горьким упреком, что по спине Ванина забегали мурашки, и земля заколыхалась под ногами…
Но он не провалился, как Дон-Жуан со статуей Командора в преисподнюю, а увидал себя в незнакомой комнате. Из окна была видна набережная Мойки. Перед Ваниным стоял молодой человек, похожий на Пушкина, но как будто и не Пушкин, с веселыми, немного насмешливыми глазами.
— Не хотите ли совершить прогулку в город Пушкин? Вы давно там были? — спросил юноша.
— Давно, — ответил Ванин. — А вы случайно не Пушкин будете?
— Не совсем. Но надеюсь быть им вполне. Ведь, я еще очень молод, — загадочно ответил юноша.
— Если вы не Пушкин, то я пожалуй согласен побывать с вами в городе Пушкине, — ответил Ванин.
Они поднялись по лифту на крышу, сели в аэротакси и взвились на воздух.
Ванин смотрел вниз. Ленинград растянулся до Пулкова, а к Пулкову подходили новые просторные улицы Пушкина. Город Пушкин не только административно, но и территориально объединился с Ленинградом.
Аэротакси сделал круг над Пушкином. Ванин увидел, что город протянулся и к Слуцку, соединившись с ним. Виднелись новые лесопарки и большие красивые белые здания. И зелень, зелень всюду. Аллеи по сторонам асфальтированных улиц, плодовые деревья в садах, скверах и даже во дворах домов. Каждый свободный клочок земли покрыт деревьями и клумбами цветов.
— Пушкин стал подлинным городом-садом, городом-здравницей и городом науки, — сказал юноша. — Посмотрите, все промышленные предприятия выведены за черту города, по ту сторону железнодорожного полотна. Фабричные трубы, дым отсутствуют. Воздух кристально-чистый. Город вмещает десятки санаториев, домов отдыха и детских домов. Видите большие здания с верандами / балконами, расположенные в новом сосновом лесу? Это лечебный комбинат для больных легочных и костным туберкулезом.
Пушкин не только город-здравница, но и город науки. Здесь, в тишине, среди парков, прудов и лесов, как некогда в старом Гейдельберге процветает наука. Видите целый городок, окруженный лесами, лугами и полями? Это мощный научный комбинат сельскохозяйственных институтов.
Аэротакси опустился на плоскую крышу здания нового большого вокзала электрифицированной железной дороги.
Привокзальная площадь была неузнаваемой. Она стала шире. Посредине ее, среди цветов, помещался памятник Пушкина-лицеиста, вдохновенно читающего свое стихотворение. От убогих, базарного типа ларьков и лавчонок не осталось следа. Площадь опоясывало, — с разрывом посередине для проезда, — красивое двухэтажное здание с колоннами и крытой галереей в стиле Александровского ампира. Здесь помещались магазины и справочные бюро для туристов.
Вот и парки. Чугунные скамейки. Статуи. Все, как было во времена Пушкина. Лебеди на зеркально-чистых прудах. Тишина. Много гуляющей публики. Много детей в нарядных платьицах. Вот бы такой парк показать Пушкину!
Бывшее здание Лицея превращено в своеобразный музей. Некоторые комнаты, в том числе и те, которые занимал Пушкин и его друзья, реставрированы вплоть до мельчайших деталей обстановки. В других помещались экспонаты, относящиеся ко времени Пушкина, множество гравюр, картин, статуй, панорам, макетов. Обширная библиотека, вмещающая все книги о Пушкине и все издания его произведений. Галерея иллюстраций, картин и скульптур на сюжеты пушкинских произведений. Консультационное бюро для руководства работою молодых пушкиноведов.
Прибавьте к этому, что в каждой квартире, в каждой семье, у каждого рабочего, служащего, школьника, студента города Пушкина имеется бюст или портрет Пушкина и роскошное полное собрание его произведений, что ежегодно в школах и клубах происходят конкурсы лучших чтецов произведений Пушкина, а в театрах и кино ставятся пьесы, фильмы, исполняются балеты, оперы и романсы на тему или текст пушкинских произведений, что вы не найдете в городе Пушкине человека, который не знал бы наизусть хоть несколько стихотворений Пушкина, и вы согласитесь, что такой город Пушкин вполне достоин своего имени и что тропа к его нерукотворному памятнику не только не заросла травой, но превратилась в широкую дорогу миллионов.
— Тропа… — Ванин вздохнул и вдруг вновь увидел себя возле баховского памятника Пушкина. Теперь этот памятник был окружен чудесными цветами, а широкая асфальтированная дорожка была полна людьми разных национальностей, пришедшими посмотреть на памятник великого поэта. Ванин с волнением схватил руку молодого спутника и воскликнул:
— Послушайте! Ну, сделайте же мне такое удовольствие! Скажите, что вы Пушкин! — Раньше сделайте мне вот такое удовольствие, — ответил юноша, указывая рукою на цветы, отличную дорожку, на парки без ларьков, пивных и лотошниц, но с лебедями на чистых прудах, скамьями и статуями, затем широким жестом он показал на город.
Незаметно освободив руку, юноша приподнялся на воздух и вдруг слился со статуей Пушкина…
…Зима. Первый день Нового года. В шубе и теплой шапке Ванин стоял перед памятником Пушкина и внимательно всматривался в задумчивое и мечтательное лицо поэта.
На этот раз не памятник Ванину, а Ванин дружески кивнул головой памятнику, улыбнулся и сказал:
— Баста! Не будем больше ссориться, Александр Сергеевич! Сговорились! Вы будете довольны вашими парками и вашим городом! С Новым годом и… за работу!