Виригинцы. Часть третья, Теккерей Уильям Мейкпис, Год: 1858 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 260 минут(ы)

ВИРГИНЦЫ

РОМАНЪ МИНУВШАГО СТОЛТІЯ
B. М. ТЕККЕРЕЯ

САНКТПЕТЕРБУРГЪ
1858

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

ГЛАВА I.
ДРУГЪ ВЪ НУЖД.

Быстре летите лошади наемной кареты и несите Джоржа Варрингтона по улицамъ Страндъ и Флитъ на помощь къ его заключенному брату! Всякій, кто только помнитъ картину Гогарта, изображающую лондонскую наемную карету и лондонскую улицу того времени, тотъ легко можетъ представить себ, какъ медленно тянулось время для прозжихъ, дорожившихъ временемъ, и какъ длиненъ казался имъ путь. Нигд нтъ огней, кром свточей въ рукахъ факельщиковъ, дрянныя кареты, дурныя мостовыя, провалы въ дорог и огромныя топи осенней грязи. Пространство отъ Пикадилли до улицы Флитъ показалось нашему молодому человку такимъ же длиннымъ, какъ поздка изъ Марльборо въ Лондонъ, которую онъ совершилъ поутру.

Джоржъ написалъ Гарри, извщая его о своемъ прізд въ Бристоль. Онъ и до этого писалъ о своемъ существованіи и возвращеніи изъ плна. Въ то время была война между Англіей и Франціей. французскіе приватиры постоянно слдили за британскими купеческими кораблями и часто брали ихъ въ виду порта. Письмо Джоржа, извщавшее о его возвращеніи на родину, было послано на одномъ изъ многихъ американскихъ кораблей, которыми овладли французы. Письмо, въ которомъ Джоржъ увдомлялъ о своемъ прізд въ Англію, не попало еще въ руки бднаго Гарри, оно лежало въ его квартир, прибывъ туда на третье утро посл ареста, когда разгнванный мистеръ Руфъ не хотлъ выпустить изъ дому ни одного волоска, принадлежавшаго къ имуществу его квартиранта.

Въ эту-то квартиру Джоржъ и отправился по прибытіи въ Лондонъ и спросилъ о своемъ брат. Сходство между братьями до такой степени перепутало служанку, отворявшую дверь, что она вскрикнула и опрометью побжала къ хозяйк дома, которая изъ желанія скрыть, что бдный Гарри арестованъ по иску ея мужа, сказала, что мистеръ Варрингтонъ вышелъ изъ дому, и гд находится, ей неизвстно. Джоржъ зналъ, что улица Кляржесъ находится подл улицы Бондъ. Онъ очень часто разсматривалъ карту Лондона. Тетка Бернштэйнъ вроятно скажетъ ему, гд находится Гарри. Ему не стоило ни малйшаго труда увидться съ ней въ туже минуту. Въ письмахъ Гарри въ Виргинію Джоржъ читалъ о добродушіи баронессы Бернштэйнъ. Даже мадамъ Эсмондъ была тронута ея расположеніемъ (особливо она была тронута письмомъ самой баронессы, заставившимъ Джоржа немедленно собраться въ дорогу и отправиться въ Европу). Она искренно убждалась, что мадамъ Беатриксъ наконецъ-то раскаялась въ своихъ прежнихъ дурныхъ поступкахъ. И пора, дйствительно,— тмъ боле въ такіе годы. Небу извстно, что ей нужно во многомъ раскаяться! Я зналъ одну добрую, восьмидесятилтнюю старушку, въ которую безукоризненныя лэди самой строгой фарисейской секты продолжали бросать камнями за какой-то маленькій проступокъ, совершенный задолго до начала ныншняго столтія, когда ей было не боле двадцати лтъ отъ роду. Рахель Эсмондъ никогда не упоминала имени своей старшей сестры, мадамъ Эсмондъ Варрингтонъ никогда не упоминала о своей сестр. Никогда! Несмотря на существующій законъ, допускающій смягченіе наказаній, бываютъ преступленія, которыя въ глазахъ нкоторыхъ людей становятся непростительными и относительно которыхъ женская добродтель въ особенности бываетъ неумолима.

Надо полагать, что бристольскій агентъ нашихъ виргинцевъ разсказалъ Джоржу ужасныя исторіи о поведеніи его брата. Гумбо, котораго Джоржъ встртилъ въ дверяхъ своей тетки, оправившись отъ ужаса при внезапномъ появленіи господина, котораго считалъ умершимъ, не замедлилъ сказать нсколько словъ о житьи-бытьи молодаго своего господина и изобразить горестное его положеніе,— вотъ почему мистеръ Джоржъ и представился къ старой лэди такъ серьёзно и холодно. Ему казалось несомнннымъ, что родственники обязаны были вывести его брата изъ-затруднительнаго положенія. О Джоржъ, какъ мало ты зналъ Лондонъ, нравы и обычаи его обитателей! Путешествуя, ты вроятно встрчалъ множество бдныхъ и несчастныхъ: если бы филантропъ вздумалъ помогать имъ всмъ, то ему недостаточно было бы всего богатства всхъ провинцій Америки!

Впрочемъ чувствительность и волненіе, обнаруженное старой баронессой, тронуло сердце ея племянника. Отправляясь по мрачнымъ улицамъ къ мсту заточенія брата, Джоржъ размышлялъ о своей тетк. ‘Она вполн сочувствуетъ несчастію Гарри, думалъ онъ: — и я слишкомъ поспшно составилъ о ней понятіе.’ Очень часто въ теченіе всей своей жизни мистеръ Джоржъ упрекалъ себя за свою торопливость и опрометчивость. Кто изъ насъ не каялся въ этомъ? Но сдланную ошибку не съ состояніи исправить никакое раскаяніе.— Скорй, возница, скорй!— Медленно тянется карета. Бдный Гумбо хорошо знаетъ дорогу въ домъ полицейскаго пристава. Наконецъ громко зазвонилъ колокольчикъ. Первая дверь открылась, и Джоржъ, и Гумбо очутились въ небольшомъ корридор лицомъ къ лицу съ привратникомъ евреемъ, потомъ отворилась вторая дверь и они вошли въ домъ. При мерцающемъ свт сальнаго огарка еврей смотритъ на Джоржа выпуча глаза, онъ видитъ передъ собой мистера Гарри Варрингтона. Вы пришли повидаться съ виргинскимъ джентльменомъ? Да. Подождите минуту. Это братъ мистера Варрингтона изъ Америки. Гумбо долженъ идти впередъ и приготовить своего господина. Тутъ ужь есть какой-то господинъ по длу мистера Варрингтона, говоритъ привратникъ: — а другой у него наверху. Постителямъ его нтъ числа.

Небольшая комната, въ которую ввели Джоржа, носила названіе конторы мистера Амоса. Здсь при сальной свч сидлъ видный мужчина въ плащ и шляп, обшитой позументомъ, и разговаривалъ съ приставомъ. Молодой привратникъ, предшествуя мистеру Джоржу, внесъ свой огарокъ и нсколько усилилъ слабое освщеніе.

— Мы больше не сердимся, Гарри! веселымъ голосомъ сказалъ джентльменъ, всталъ съ мста и подошелъ съ протянутой рукой къ новому постителю. Благодареніе Богу, мой другъ! Мистеръ Амосъ говоритъ, что не можетъ быть ни малйшаго затрудненія, если Джемсъ и я возьмемъ васъ на поруки, завтра утромъ мы ршимъ это дло…. Но…. Праведное небо! ангелы и вс святые! кто вы? И джентльменъ отступилъ назадъ, когда незнакомецъ взялъ его за руку. Это движеніе заставило незнакомца еще сильне сжать протянутую руку.

— Сэръ! Да благословитъ васъ небо! сказалъ онъ. Я знаю кто вы. Вы полковникъ Ламбертъ, о благородств и великодушіи котораго писалъ мой бдный Гарри. А я его братъ, о которомъ вы вроятно слышали, который остался мертвымъ въ сраженіи Брэддока и снова ожилъ посл восьмнадцатимсячнаго плна у французовъ, — ожилъ, чтобы благодарить Бога, благодарить васъ за ваше великодушіе къ моему Гарри, — продолжалъ молодой человкъ взволнованнымъ голосомъ.

— Джемсъ! Джемсъ! Какая новость! вскричалъ мистеръ Ламбертъ вошедшему въ это время джентльмену въ красномъ мундир.— Передъ тобой воскресшій изъ мертвыхъ! Передъ тобой братъ нашего повсы… вотъ и шрамъ на голов! (Джоржъ стоялъ безъ шляпы въ полномъ освщеніи). Рекомендую вамъ поручителя вашего брата, мистеръ Варрингтонъ! Это полковникъ Джемсъ Вульфъ. Вамъ должно быть извстно, мистеръ Джоржъ, что между Гарри и мной существовало маленькое несогласіе. Надюсь, Джемсъ, мы съ нимъ помирились.

— Онъ полонъ признательности, отвчалъ мистеръ Вульфъ, кланяясь Джоржу Варрингтону.

— Гарри писалъ и о мистер Вульф, — сказалъ молодой человкъ: — надюсь, что друзья моего брата будутъ и моими друзьями.

— Я желаю, мистеръ Варрингтонъ, чтобы братъ вашъ, кром его не имлъ другихъ друзей. Прекрасные молодые люди, съ которыми сблизился бдный Гарри, были для него слишкомъ прекрасны, и кончили тмъ, что посадили его въ этотъ домъ.

— Съ своей стороны, милостивые государи, — сказалъ хозяинъ дома, очень хорошо знавшій двухъ джентльменовъ, которые вызывались взять на поруки молодаго должника:— съ своей стороны я сдлалъ все, чтобы положеніе молодаго джентльмена было сносно, зная васъ съ того времени, когда вы выручили капитана Ваткинса, я вполн надюсь на ваше поручительство, молодой джентльменъ сегодня же можетъ выдти отсюда, а завтра поутру я покончу съ адвокатомъ.

— Кажется, весь долгъ простирается до пяти сотъ фунтовъ съ небольшимъ? сказалъ мистеръ Варрингтонъ. Джентльмены, приношу вамъ тысячу благодарностей за ваше участіе. Эту сумму я могу уплатить сейчасъ же. Поврьте, я никогда не забуду помощи, которую вы оказали брату моему въ его крайности, еще разъ благодарю васъ: именемъ матери и отъ себя молю небо, да ниспошлетъ оно на васъ благословеніе!

Между тмъ Гумбо пробрался наверхъ въ комнату своего господина, и Гарри по всей вроятности разбранилъ бы его за позднее и ненужное появленіе, еслибъ не былъ успокоенъ и тронутъ недавнимъ разговоромъ своего друга. Гарри въ грустномъ расположеніи сидлъ за трубкой виргинскаго табаку, когда явилось передъ нимъ доброе лицо мистера Вульфа, когда послдній, протянувъ ему руку, сказалъ, что внизу сидитъ полковникъ Ламбертъ, и объяснилъ цль такого посщенія. Великодушіе и любовь, оказанныя ему за нсколько минутъ Маріей, не могли вполн успокоить его, и онъ съ уныніемъ размышлялъ о тхъ послдствіяхъ, которыя были для него неизбжны, вслдствіе того же великодушія и преданности. Ламбертъ не хотлъ помнить зла. Несмотря на дурной правъ Гарри, несмотря на его неумстную недоврчивость и гнвъ, этотъ добрый джентльменъ ршился помочь ему, вопреки совту мистера Вульфа, который откровенно говорилъ Гарри: — вы, мистеръ Варрингтонъ, сами были виноваты и не хотли извиниться, вы, молодой человкъ, словами и поступками своими оскорбили джентльмена старше васъ лтами, и что еще важне, джентльмена, какіе рдко встрчаются. Видите, сэръ, чмъ онъ отвчаетъ на ваше своенравіе. Надюсь, вы выслушаете друга, который говоритъ съ вами откровенно? Мартинъ Ламбертъ дйствуетъ въ этомъ и въ другихъ случаяхъ, какъ лучшій христіанинъ, какъ лучшій другъ, какъ добрйшій и благороднйшій изъ людей. Если вы хотите имть другое доказательство его благородства, то вотъ оно: онъ принудилъ меня перемнить о васъ мнніе, — меня, который, я не хочу скрывать, былъ сердитъ на васъ за вашъ поступокъ, онъ привелъ меня сюда съ тмъ, чтобъ я былъ вашимъ поручителемъ. Забудемъ все, Гарри, и пожмемъ руку нашего друга! Онъ сидитъ внизу. Онъ не хотлъ идти сюда, не узнавъ, согласитесь ли вы его принять.

— Да, онъ добрый человкъ!— съ тяжелымъ вздохомъ сказалъ Гарри. При послдней нашей встрч я дйствительно былъ сердитъ и взбшенъ. Возвративъ мои подарки, онъ былъ правъ, хотя для меня это было оскорбительно. Идите къ нему, сэръ, и скажите, что я раскаеваюсь и прошу у него прощенія: — да благословить его небо за его великодушіе!

При этихъ словахъ молодой джентльменъ отвернулся и отеръ слезу.

— Скажите ему все это сами, Гарри! сказалъ полковникъ, взявъ его за руку.— Поврьте, никакой посредникъ и въ половину не выскажется такъ хорошо, какъ вы сами! Пойдемте со мной.

— Идите вы впередъ…. а я приду вслдъ за вами, даю вамъ честное слово. Вы видите, что я въ халат. Сейчасъ я надну кафтанъ и явлюсь къ нему. Передайте ему слова мои, — приготовьте его.

Вульфъ, улыбаясь, удалился, онъ понималъ скромность молодаго человка. Лишь только онъ открылъ дверь, какъ въ нее вошелъ Гумбо. Постоянно вжливый, Гумбо даже забылъ поклониться полковнику, глаза его сверкали, толстыя губы сложились въ улыбку, самъ онъ находился въ необычайномъ волненіи и радости, такъ что Гарри не могъ не замтить этого страннаго состоянія.

— Что скажешь, Гумбо? Что случилось съ тобой? Ужь не новая ли сердечная побда?

— Нтъ, мистеръ, — не побда.

— Подай мн кафтанъ.— Зачмъ ты пришелъ?

Гумбо еще больше оскалилъ свои зубы.

— Мистеръ! я видлъ призракъ!

— Призракъ! чей и гд?

— Гд?— въ дом баронессы. Пріхалъ сюда съ нимъ въ карет! Теперь онъ внизу съ полковникомъ Ламбертомъ!

Глаза Гумбо горли, руки его тряслись, губы боле и боле обнаруживали рядъ блыхъ зубовъ, голова качалась со стороны на сторону во все время, пока онъ говорилъ и надвалъ на Гарри кафтанъ.

— Призракъ…. какой призракъ? спросилъ Гарри въ странномъ волненіи. Ужъ не пріхалъ ли кто…. не пріхала ли мать?

— Нтъ, сэръ, нтъ, мистеръ Гарри!

И голова Гумбо качается сильне прежняго. Гарри бросаетъ на него пристальный взглядъ, мгновенно отворяетъ дверь и быстро спускается съ лстницы.

Онъ уже на послдней ступеньк, какъ вдругъ въ комнат, занимаемой конторой, чрезъ отворенную дверь раздастся голосъ: благодарю васъ, именемъ матери и отъ себя молю небо, да ниспошлетъ оно на васъ благословеніе!

— Чей это голосъ? спрашиваетъ Гарри Варрингтонъ съ чрезвычайнымъ волненіемъ въ своемъ собственномъ голос.

— Это голосъ призрака! отвчаетъ Гумбо.

Гарри бросается въ комнату, гд…. Здсь мы остановимся. Два джентльмена отвернулись въ сторону. Пропавшій нашелся. Умершій воскресъ. Блудный сынъ лежалъ на груди своего брата! Его сердце было переполнено любовью, благодарностью, раскаяніемъ.

— Пойдемъ, Джемсъ! Намъ здсь нечего длать, сказалъ Ламбертъ.— Спокойной ночи, друзья. Я знаю, одн дамы, услышавъ эту новость, проведутъ самую безпокойную ночь. А можетъ быть вы не отъужинаете ли съ нами и не разскажите ли сами эту исторію?

Нтъ! Молодые люди вовсе не хотятъ ужинать. Имъ нужно разсказать другъ другу безсчетное множество исторій.

— Гумбо, скорй бери чемоданы. Прощайте, мистеръ Амосъ!

Гарри съ нкоторымъ сожалніемъ уходилъ изъ дома своего заточенія.

ГЛАВА II.
СОДЕРЖИТЪ ВЪ СЕБ ЧРЕЗВЫЧАЙНО МНОГО УТОНЧЕННОЙ МОРАЛИ.

Когда мы въ первый разъ имли удовольствіе представиться къ сэру Майльзу Варрингтону въ королевской пріемной, въ сентджемскомъ дворц, то я признаюсь, глядя на его веселое полное лицо, на его широкій круглый камзолъ, на его добрыя провинціальныя манеры, воображалъ, что сдлалъ самое выгодное и пріятное знакомство, и уже намревался сблизиться съ этимъ благороднйшимъ образцомъ человческой расы, съ добрымъ старымъ англійскимъ провинціальнымъ джентльменомъ, котораго превозносятъ и люди, и псни. Въ самомъ дл, быть добрымъ старымъ провинціальнымъ джентльменомъ, все равно, что занимать положеніе самое близкое къ богамъ, находиться на вершин земнаго счастія. Имть огромную роспись доходамъ, не обремененнымъ долгами, получать аккуратно арендную плату отъ фермеровъ, которые благословляютъ звзды, что имютъ такого землевладльца, не имть такихъ арендаторовъ, которые бы замедляли взносомъ денегъ, за исключеніемъ разв одного, который длаетъ это быть можетъ съ тмъ, чтобъ доставить доброму старому провинціалу-джентльмену случай оказать безпредльное человколюбіе и величіе своей души, гоняться за звремъ по три дни въ недлю, любить всякаго рода охоту, и вслдствіе этого наслаждаться добрымъ, здоровымъ и хорошимъ аппетитомъ, имть не только хорошій аппетитъ, но и хорошій обдъ, сидть въ церкви среди благословеній поселянъ, быть первымъ человкомъ, первымъ благотворителемъ въ приход, произносить: Господи, помилуй насъ жалкихъ гршниковъ,— произносить не для одной только формы, но и подавать другимъ примръ, — разв это не завидный удлъ! Такой здоровый, такой богатый, столь много уважаемый приходскимъ священникомъ, такъ нжно любимый своимъ семействомъ, въ которомъ его исторія о тетерев въ оружейной комнат производитъ смхъ, переходящій отъ одного поколнія къ другому, — да разв такіе бываютъ гршники? Дайте любому человку хорошее здоровье и счастливый характеръ, пять тысячъ фунтовъ годоваго дохода, обожаніе со стороны прихожанъ, любовь его семейства, и я не поврю, чтобы онъ до такой степени сдлался недовольнымъ своимъ духовнымъ состояніемъ, что сталъ бы считать себя жалкимъ гршникомъ. Еслибъ вы были принцемъ царской крови, и отправились бы въ церковь, гд священникъ не начинаетъ службы до вашего прихода, неужели вы стали бы считать себя жалкимъ гршникомъ? Во время приступовъ подагры, въ совершенномъ одиночеств, когда призракъ смерти носится передъ вашими глазами, когда докторъ отниметъ бургондское и назначитъ арроурутъ и немного хересу, тогда еще можетъ быть въ васъ пробудится смиреніе: вы сознаетесь въ своемъ ничтожеств, постигнете мірскую суету, но при цвтущемъ здоровья, при солнечномъ блеск, при веселомъ расположеніи духа, — слова жалкій гршникъ произносятся для одной только формы. Въ душ своей вы и не подумаете, что объ васъ должно сожалть. Если ужь вы считаете себя жалкимъ и несчастнымъ, то что же посл этого Колинъ Плугманъ, съ всегдашнимъ ревматизмомъ, съ семью дтями, съ хижиной, за которую долженъ заплатить два фунта въ годъ, получая восемь шиллинговъ въ недлю? Нтъ, какъ вамъ угодно: здоровый, богатый, веселый провинціальный джентльменъ если и называетъ себя жалкимъ или несчастнымъ, то несчастье его еще довольно сносно, если и считаетъ себя гршникомъ, то не многіе этому поврятъ.

Можетъ статься иногда онъ бываетъ самолюбивъ, но во всякомъ случа онъ доволенъ собою. Кром милорда въ замк, на цлыя мили въ окружности не найдется человка добре его и важне. Его удивительная жена содйствуетъ ему и всему приходу, дти преклоняются предъ нимъ, онъ пользуется особымъ почетомъ въ засданіяхъ, при одномъ его имени трепещутъ браконьеры, передъ нимъ скидываются вс шляпы на рынк, къ его карет, занимаемой непорочными дочерями и величавой супругой, льнутъ съ непокрытыми головами вс городскіе торговцы, жены фермеровъ встрчаютъ эту карету и провожаютъ безчисленнымъ множествомъ книксеновъ. Съ благосклонной улыбкой смотрятъ он на людей, которые бдне ихъ. Ласково покупаютъ он какой нибудь ярдъ ленты, удостаиваютъ купить унцъ содовыхъ порошковъ, или пачку цвтныхъ смянъ, торгуютъ гусей, — словомъ, поздка ихъ похожа на царскій поздъ: кругомъ ихъ стекаются счастливые люди и благословляютъ ихъ. Торговцы кланяются, жены фермеровъ присдаютъ, ребятишки, махая изорванными шапками, не спускаютъ глазъ съ краснолицаго кучера, управляющаго упитанными лошадьми, и громко кричатъ: Да здравствуетъ сэръ Майльзъ! Милэди, бросьте намъ полпенни!

А если торговка спрячетъ жирнаго гуся, когда подъзжаетъ карета, изъ боязни, что милэди увидитъ эту птицу и захочетъ купить ее за дешевую цну? Если изъ окна этой кареты никогда не вылетаютъ мдныя деньги? Если сэръ Майльзъ угощаетъ своихъ арендаторовъ замчательно дурнымъ пивомъ, а бдныхъ надляетъ чрезвычайно жиденькимъ бульономъ?— Что же тутъ удивительнаго! Это можетъ случиться съ нашимъ прекраснымъ старымъ провинціаломъ-джентльменомъ. Джентльмены и лэди подобнаго рода встрчаются нердко, они покровительствуютъ бднымъ, не оказывая имъ ни малйшей помощи, они произносятъ въ церкви ‘аминь’ громче самаго клирика, соблюдаютъ вс формы благочестія и ни на волосъ не отпускаютъ отъ этикета стараго англійскаго джентльменства, покупаютъ добродтель и, безъ всякаго сомннія, воображаютъ, что длаютъ ей честь этой покупкой.

Бдный Гарри въ бдственномъ своемъ положеніи просилъ помощи у своихъ родственниковъ. Вмсто помощи, тетка послала ему назидательный трактатъ и благословеніе, за отъздомъ мужа, она не могла удовлетворить просьбы молодаго человка. Какъ вы думаете, часто ли повторяются подобныя продлки въ теченіе дня въ респэктабельной жизни? Вы можете себ представить, что лордъ и лэди Макбетъ, замысливъ и совершивъ убійство, встрчались другъ съ другомъ не совсмъ-то свободно, но когда милордъ и милэди Скинфлинтъ совщаются въ спальн о поданіи своему несчастному племяннику руки помощи и совщаніе свое ршаютъ отказомъ, потомъ спускаются внизъ на семейную молитву, встрчаютъ дтей и прислугу, разсуждаютъ передъ ними о добродтели, потомъ остаются одн, и разговариваютъ другъ съ другомъ носъ къ носу, — скажите, что они могутъ думать другъ о друг? Что они думаютъ о бдномъ родственник, который очутился между ворами и умоляетъ о помощи?— Могутъ ли они принять на себя видъ людей добродтельныхъ? Осмлятся ли они посмотрть другъ другу въ лицо?

Осмлятся ли? Не полагаете ли вы, что они думаютъ, что поступили дурно? Не полагаете ли вы, что Скинфлинта терзаетъ совсть при мысли, что къ нему тщетно обращалось несчастіе, и что онъ удалилъ отъ себя алчущаго не накормивъ и жаждущаго не напоивъ? Ни чуть не бывало. Онъ негодуетъ на бднаго юношу за его безразсудство, показавъ себя скрягой, онъ нисколько не стыдится.— И въ самомъ дл, кто виноватъ, если молодой человкъ не умлъ воспользоваться такими прекрасными шансами? Промотать состояніе между игроками и повсами? Это ужасно, ужасно!— Да послужитъ для васъ, дитя мое, урокомъ поведеніе этого несчастнаго молодаго человка, — видите сами, до чего доводитъ расточительность. Согласно великой и неизмнно господствующей церкви фарисеевъ, тутъ представляется прекрасный случай для моральной бесды и изъявленія добродтели.

— Только подумать, что онъ обманулъ насъ! вскричала лэди Варрингтонъ.

— Непріятно, очень непріятно, мой другъ! сказалъ сэръ Джонъ, покачавъ головой.

— Только подумать, что молодой еще человкъ и такой страшный мотъ! продолжала лэди Варрингтонъ. Карты, пари, пиры въ тавернахъ, карета, лошади, общество богатыхъ и распутныхъ мужчинъ и, вроятно, развратныхъ женщинъ….

— Тс! милэди Варрингтонъ! вскричалъ ея мужъ, бросая косвенный взглядъ на непорочныхъ Дору и Флору, которыя при послднихъ словахъ матери вспыхнули и потупили глазки.

— Неудивительно, что мои бдныя дти прячутъ свои лица! продолжаетъ мама.— Я бы желала, мои милыя, чтобы существованіе такихъ созданій было устранено отъ васъ какъ можно дальше.

— Но имъ нельзя ни хать въ оперу, ни въ паркъ, не встртятъ съ такими людьми, говоритъ сэръ Майльзъ.

— Только подумать, что мы приняли такую змю въ лоно нашего семейства и оставляли ее подл этого невиннаго милашки! и милэди указала на мистера Майльза.

— О какой зм вы говорите, мама? спрашиваетъ юноша.— Сначала вы говорили, что кузенъ Гарри дурной человкъ, потомъ онъ сдлался у васъ хорошимъ, наконецъ опять дуренъ. Чему же врить, мама?

— Онъ, какъ и вс мы, иметъ недостатки, милый мой Майли. Твой кузенъ велъ себя безразсудно, и это да послужитъ теб предостереженіемъ.

— А мой братъ, который умеръ,— мой негодный брать, — разв онъ былъ не безразсуденъ? Онъ не любилъ меня, когда я былъ еще маленькимъ. Онъ не дарилъ мн ни денегъ, ни игрушекъ, никогда не катался со мной, никогда… о чемъ вы плачете, мама?— Я помню, какъ Гухъ и вы постоянно ссорились….

— Молчать! въ одинъ голосъ вскричалъ папа и дочери.— Разв ты не знаешь, что это имя запрещено упоминать?

— Знаю только одно, что Гарри я люблю, а Гуха никогда не любилъ, продолжалъ маленькій грубіянъ. И если кузенъ Гарри въ тюрьм, то я отдамъ ему полгинеи, которую подарилъ мн крестный папа, — отдамъ ему все, что имю, да, все…. кром…. кром маленькой лошадки…. камзола съ серебрянымъ шитьемъ и…. пирожнаго, и… и пожалуй яичницы. (На послднее лакомство намекнула Дора). Остальное я все отдамъ, сказалъ Майли посл непродолжительнаго молчанія.

— Замолчи же, пожалуйста, и иди заниматься своимъ дломъ, сказалъ папа, довольный своимъ сыномъ.

— Кто бы могъ подумать, что онъ будетъ такимъ безпутнымъ? продолжала милэди.

— Почему же и не подумать, мой другъ. Юность — самая лучшая пора для посва плевелъ.

— Кто бы могъ подумать, что мы такъ ошибемся въ немъ? вздыхая, сказали двицы.

— И что онъ поцалуетъ насъ! вскричалъ папа.

— Сэръ Майльзъ Варрингтонъ, подобная вульгарность для меня невыносима! возразила величавая матрона.

— А скажите-ка, кто изъ васъ вчера былъ его фавориткой? продолжалъ отецъ.

— Фавориткой?— вотъ еще новость! я ему повторяла нсколько разъ о моемъ обрученіи съ Томомъ. Вдь я повторяла, Дора? скажите пожалуйста, къ чему вы улыбаетесь? сказала сестрица-красавица.

— Врно и Дора повторяла тоже самое, сказалъ папа.

— Потому что Дора, какъ кажется, хочетъ иногда забыть о своемъ обрученіи съ прекраснымъ Томомъ, замтила Флора.

— Неправда! Никогда, никогда не думала я о разрыв съ Томомъ!— Дора, не хорошо съ твоей стороны говорить подобныя вещи!— Вотъ ты такъ постоянно смешься надъ Томомъ. Ты всегда завидуешь мн, потому что случай…. потому что джентльменамъ кажется, что я не дурна, и они предпочитаютъ меня другимъ, не смотря на все ихъ образованіе и остроуміе! вскричала Флора, склонивъ головку къ плечу и взглянувъ въ зеркало.

— Сестра, зачмъ ты всегда заглядываешь въ зеркало? спросилъ безхитростный Майльзъ, младшій. Кажется, ты должна хорошо знать свое лицо?

— Есть люди, мой милый, которые заглядываютъ еще чаще, не имя на это побудительной причины, отвчалъ папа.

— Если вы говорите это на мой счетъ, папа, то я вамъ очень благодарна, возразила Дора.— Мое лицо останется, какимъ создалъ его Богъ, и какое подарили мн отецъ и мать. Не моя вина, если я не похожа на семейство моего папа. Если голова моя и нехороша, зато въ ней есть нсколько ума. Правда, я завидую Флор въ томъ, что она успла расположить къ себ Тома Клэйпуля.— Я бы, кажется, считала себя счастливою, еслибъ успла плнить крестьянскаго юношу.

— Позвольте, миссъ, а разв вашъ мистеръ Гарри виргинскій умне Тома Клэйпуля? Вдь, кажется, вы его хотли заманить въ свои сти! воскликнула Флора.

— Вы тоже хотли, миссъ, и для этого хотли бросить Тома Клэйпуля! возразила Дора.

— Я не хотла.

— Хотли.

— Не хотла.

Эти два слова повторились нсколько разъ съ той и другой стороны, молніи гнва быстро перелетали отъ одной сестры къ другой.

— О дти, дти! неужели по вашему мннію это значитъ жить въ добромъ согласіи? воскликнула образцовая мать, положивъ свое рукодлье. Какой примръ подаете вы этому невинному младенцу?

— Я люблю видть ссору, милэди, вскричалъ невинный младенецъ, потирая руки.

— Не поддавайся, Флора! Хорошенько ее Дора! Еще разъ, еще! Начинайте! говоритъ одушевленный папа.— Славная вещь! не правда ли, Майли?

— О, сэръ Майльзъ! О, мои дти! Эти сцены невыносимы. Они раздираютъ материнское сердце, говоритъ мама, сдлавъ величественно-граціозное движеніе и перенося, какъ видно, страданія своего сердца съ необыкновеннымъ хладнокровіемъ. Невозможно представить себ, до какой степени мы должны быть благодарны за то, что бдительные родители предупредили безразсудную связь между вами и вашимъ безпутнымъ кузеномъ. Если мы ошиблись въ немъ, то разв не слдуетъ благодарить небо, что во-время открыли нашу ошибку? Если которая нибудь изъ васъ была къ нему неравнодушна, то здравый разсудокъ, мои милыя, научитъ васъ заглушить, вырвать съ корнемъ это суетное чувство.— Если мы ласкали его и были къ нему добры, то тутъ еще нтъ ни малйшаго повода къ сожалнію. Это только служитъ доказательствомъ нашей доброй натуры. Объ одномъ, мн кажется, мы должны сожалть, о томъ, что кузенъ оказался недостойнымъ нашего расположенія, прізжая къ намъ изъ общества игроковъ, актеровъ и подобныхъ людей, онъ занесъ позоръ, можно сказать, оскверненіе въ это чистое непорочное семейство.

— Ахъ, какъ надоли эти проповди! говоритъ Флора, во время продолженія рчи, которой мы представили только начало, между тмъ какъ папа, сдлавъ продолжительный свистокъ, на цыпочкахъ вышелъ изъ комнаты, а добрый простодушный маленькій Майльзъ приготовилъ волчекъ и спустилъ его подъ платья сестеръ. Волчекъ погудлъ, побросался изъ стороны въ сторону, попрыгалъ и, изнеможенный, упалъ, прежде чмъ кончилась проповдь милэди Варрингтонъ.

— Слышалъ ли ты, дитя мое, что я говорила? спрашиваетъ милэди, положивъ руку на голову малютки.

— Какъ же, мама, все слышалъ, отвчаетъ мальчикъ, держа въ губахъ струну и длая приготовленія къ вторичному спуску шумной и рзвой игрушки.— Вы говорили, что Гарри теперь обднлъ, и что намъ не слдуетъ ему помочь. Вы это говорили, — не правда ли, мама?

— Дитя, дитя! когда ты будешь постарше, тогда будешь понимать меня лучше! говоритъ мама, обращаясь къ потолку, устремлять въ который глаза свои обратилось у ней въ привычку.

— Уйди ты вонъ отсюда, негодный! вскричала одна изъ сестеръ.

Маленькій Майльзъ, вмсто отвта, спустилъ волчокъ прямо подъ ноги Доры и при вид крайняго неудовольствія своей сестры засмялся самымъ непринужденнымъ смхомъ, — смхомъ ребенка.

Но что это значитъ? Кто пріхалъ сюда? Отчего сэръ Майльзъ воротился въ гостиную, и отчего на лиц Тома Клэйпуля, идущаго за баронетомъ, такое встревоженное выраженіе?

— Вотъ такъ славная вещь, милэди Варрингтонъ! восклицаетъ сэръ Майльзъ.— Ну просто это изъ чудесъ удивительнйшее чудо!

— Ради Бога, джентльмены, что вы хотите сказать? спрашиваетъ добродтельная мать.

— Помилуйте, милэди! да объ этомъ говоритъ весь городъ! замчаетъ Томъ Клэйпуль, переводя духъ.

— Томъ самъ его видлъ! продолжаетъ сэръ Майльзъ.

— Видлъ обоихъ, милэди Варрингтонъ. Вчера вечеромъ они были въ клуб и ихъ провожала громадная толпа. И какое сходство! не будь разноцвтныхъ лентъ, тогда ни за что не отличить бы одного отъ другаго. Одинъ былъ въ синемъ, другой — въ коричневомъ, а я сколько разъ видлъ на немъ платье этихъ обоихъ цвтовъ.

— Какое платье?

— Кто такое одинъ., и кто другой? восклицаютъ сестры.

— Разумется, кто!— вашъ Счастливый Юноша.

— Нашъ безцнный виргинецъ и наслдникъ княжества, говоритъ сэръ Майльзъ.

— Значитъ мой племянникъ выпущенъ! восклицаетъ милэди.— Вроятно, онъ снова бросился въ пучину развр….

— Будь онъ проклятъ! проревлъ баронетъ, съ гнвомъ боле чмъ сильнымъ.— Что бы вы сказали, милэди Варрингтонъ, еслибъ этотъ мой дорогой и прекрасный племянникъ оказался самозванцемъ,— чортъ возьми! еслибъ онъ оказался не боле не мене, какъ авантюристомъ?

— Тайный голосъ шепталъ мн объ этомъ, сказала лэди: — но я старалась отстранить отъ себя неосновательное подозрніе. Говорите, сэръ Майльзъ! Мы горимъ отъ нетерпнія узнать отъ васъ подробности.

— Если кончилась твоя очередь, мой другъ, то пожалуй я буду говорить, сказалъ сэръ Майльзъ.— Скажите только мн, что вы думаете о джентльмен, который приходитъ въ мой домъ, садится обдать за мой столъ, его принимаютъ, какъ роднаго, онъ цалуетъ….

— Какъ? что? цалуетъ? вскрикиваетъ Томъ Клэйпуль, и на лиц его выступаетъ румянецъ едва ли не ярче его камзола.

— Гм, гм! цалуетъ руку жены, его принимаютъ какъ роднаго сына! Что вы скажете о человк, который разсуждаетъ съ вами о своемъ имніи, о своемъ наслдств, чортъ возьми! и который оказывается потомъ нищимъ, вторымъ сыномъ въ семейств!… Это нищій, милэди Варрингтонъ, клянусь….

— Ахъ, оставьте, сэръ Майльзъ! Къ чему такія выраженія передъ этими невинными существами! Поставленная въ совершенное недоумніе такимъ лицемрствомъ, я ршительно не знаю, что длать. Неужели я довряла тебя самозванцу, мой милый мальчикъ? Неужели я оставляла тебя съ обманщикомъ, моя невинная дочь? восклицаетъ мама, надляя нжными ласками сына.

— О какомъ обманщик вы говорите? спрашиваетъ ребенокъ.

— Объ этомъ негодномъ молодомъ повс, о Гарри Варрингтон! проревлъ папа.

Тутъ маленькій Майльзъ принялъ видъ крайняго недоумнія и, подчиняясь скрытному движенію души, залился слезами.

Примрная мать хочетъ сжать его въ своихъ объятіяхъ, но ребенокъ отклоняется отъ этихъ непорочныхъ ласкъ, реветъ громче прежняго и всми силами старается освободиться, какъ вдругъ входитъ дворецкій и объявляетъ:

— Мистеръ Джоржъ и мистеръ Генри Варрингтоны!

Майли окончательно вырывается изъ объятій матери. Лицо баронета принимаетъ цвтъ камзола мистера Клэйпуля. Дамы встаютъ съ мстъ и, при вход молодыхъ людей, длаютъ три холодныхъ книксена.

Маленькій Майльзъ подбгаетъ къ постителямъ и протягиваетъ РУ^КУ — Ахъ, Гаррні Нтъ! это не онъ! Который же онъ?— Вотъ это мой Гарри!— и на этотъ разъ Майльзъ не ошибся.

— Милый Гарри, я такъ радъ, что вы пріхали!— А какъ они бранили васъ!

— Я пришелъ заплатить долгъ моему дяд,— сказалъ черноволосый мистеръ Варрингтонъ:— поблагодарить его за радушіе къ моему брату, Генри.

— Какъ такъ, неужели я вижу моего племянника Джоржа?— Да, лицо и глаза моего брата! Юноши, я въ восторг отъ васъ!— восклицаетъ дядя, крпко сжимая руку тому и другому, его лицо озаряется непритворнымъ восторгомъ.

— Да, это чрезвычайно таинственное возстаніе изъ мертвыхъ,— сказала лэди Варрингтонъ. Я только удивляюсь, отъ чего племянникъ мой Генри скрывалъ отъ насъ такое обстоятельство по настоящее время, — прибавила она, бросивъ косвенный взглядъ на молодыхъ джентльменовъ.

— Милэди, онъ зналъ объ этомъ не больше вашего, — сказалъ Джоржъ Варрингтонъ.

Молоденькія лэди посмотрли другъ на друга изподлобья.

— Да, да, сэръ!— обстоятельство въ высшей степени замчательное,— говоритъ мама, повторяя книксенъ.— Мы объ этомъ слышали, сэръ, мистеръ Клэйпуль, нашъ сосдъ по имнью, сообщилъ намъ эту новость, которая послужила мн предметомъ разговора съ моими дочерями.

— Правда, правда, прокричалъ тоненькій голосокъ: — и знаете ли, Гарри, папа и мама называли васъ самоз….

— Молчать, негодный! Скрюби, уведите мистера Варрингтона въ его комнату. Рекомендую вамъ, мистеръ Варрингтонъ, или, проще говоря, племянникъ Джоржъ, — рекомендую вамъ вашихъ кузинъ.

При этихъ словахъ длаются два книксена и протягиваются дв ручки. Мистеръ Эсмондъ Варрингтонъ отвчаетъ общимъ низкимъ поклономъ всмъ тремъ лэди, прижимаетъ шляпу къ сердцу и говоритъ:

— Я вмняю себ въ пріятную обязанность засвидтельствовать почтеніе дядюшк и кузинамъ и поблагодарить васъ, милэди, за то радушіе, которое вы могли оказать моему брату.

— Радушіе было небольшое, но за то искреннее. Чмъ богаты, тмъ и рады, вскричалъ простосердечный сэръ Майльзъ.

— И поврьте, я вполн цню его, сэръ, сказалъ мистеръ Варрингтонъ, окидывая серьёзнымъ взглядомъ все семейство.

— Дай твою руку, племянникъ. Ни слова больше! вскричалъ сэръ Майльзъ. За кого же вы меня считаете? Неужели вы думаете, что я какой нибудь каннибалъ и не захочу протянуть руки сыну моего брата? Не стоитъ и говорить подобныя вещи. Не хотите ли покушать съ нами въ три часа баранины? Вотъ это мой сосдъ, Томъ Клэйпулъ, сынъ баронета Томаса Клэйпуля, и мой хорошій другъ. Томъ, ты врно тоже составишь компанію! Ты вдь знаешь нашу кухню?

— О, какъ же, знаю, сэръ Майльзъ, отвчаетъ Томъ, не выражая на лиц особенной радости.

— Ты долженъ попробовать нашу баранину, непремнно долженъ! А что у васъ еще къ обду, милэди Варрингтонъ? У насъ немного блюдъ, зато каждаго вдоволь, да, мои друзья, въ блюдахъ моихъ нтъ разнообразія, но есть обиліе.

— Сегодня мы не можемъ раздлить вашу трапезу. Мы обдаемъ у одного нашего друга, который занимаетъ домъ лорда Ротама, у вашего сосда, словомъ, у полковника Ламберта, только что получившаго чинъ генерала.

— Вы будете обдать съ двумя его дочерями, съ этими деревенскими двочками: не правда ли, что он чисто деревенскія? спросила Флора.

— Кажется, и я гд-то видла эту дрянь, сказала Дора.

— Извините, миссъ, лучше такихъ двушекъ нтъ и не было въ Англіи! вскричалъ Гарри, которому никто не подумалъ даже сказать привтливое слово. Его преобладаніе кончилось. Онъ сдлался ничмъ. Удивительно ли посл этого, если онъ оставался совершенно незамтнымъ.

— Разумется, кузенъ! сказала Дора, бросивъ взглядъ на молодаго человка, съ лицомъ пылающимъ отъ негодованія.— Разумется, кузенъ! Вы или очень человколюбивы, или очень счастливы! Вы видите ангеловъ тамъ, гд мы видимъ только обыкновенныхъ смертныхъ. Я никакъ не могла вообразить, кто такіе были эти странные люди въ блестящей карет лорда Ротама. Если это были три ангела, то я больше ничего не имю сказать.

— Мой братъ большой энтузіастъ, возражаетъ Джоржъ: — онъ часто ошибался въ женщинахъ.

— Въ самомъ дл! сказала Дора, обнаруживъ маленькое волненіе.

— Я полагаю, что племянникъ мой Гарри встрчался съ неблагопріятными образцами нашего пола, замтила мать съ тяжелымъ вздохомъ.

— Мы такъ легко увлекаемся, мадамъ,— мы оба еще очень молоды: будемъ постарше, научимся понимать вещи лучше.

— Отъ чистаго сердца желаю, Джоржъ, чтобы это сбылось. Поврьте, вс мои желанія, вс мои молитвы заключаются въ благополучіи вашемъ и вашего брата. Мы не щадили нашихъ усилій. Въ печальныя минуты, на которыя я не буду больше намекать….

— Въ то время, когда сэра Майльза не было въ город, сказалъ Джоржъ, взглянувъ на ласково улыбнувшагося баронета.

— Я послала вашему брату сочиненіе, которое могло утшить его и, я уврена, исправить. Пожалуйста, не благодарите, я только исполнила мой долгъ, — долгъ смиренной женщины. Скажите, племянникъ, что значатъ земныя блага въ сравненіи съ благомъ душевнымъ? Если я сдлала добро, то для меня уже это благодарность, если я была полезна, то для меня это верхъ наслажденія. Если вы, Гарри, чрезъ мое посредничество принуждены были подумать….

— О! кажется, начинается проповдь? прервалъ прямодушный Гарри.— Я не имлъ времени прочитать строчки изъ вашего сочиненія. Позвольте сказать, что о подобныхъ вещахъ я вовсе не забочусь, но все же благодаренъ вамъ премного.

— Намреніе дло великое, сказалъ мистеръ Варрингтонъ: — и мы оба вамъ признательны. Добрый нашъ другъ, генералъ Ламбертъ, намревался взять Гарри на поруки, но, къ счастію, у меня была сумма достаточная на выкупъ Я какъ нельзя боле благодаренъ великодушному другу, который поспшилъ къ моему брату въ то время, когда онъ боле всего нуждался въ помощи и когда его родственниковъ, къ величайшему несчастію, не было въ город.

— Я все бы сдлалъ, мой другъ, для сына моего брата, для роднаго моего племянника, — я все, все бы сдлалъ! воскликнулъ сэръ Майльзъ, и въ порыв такого великодушія крпко сжалъ руку Джоржа — Такъ вы не можете остаться у насъ и отобдать? Останьтесь! Бросьте вы этого полковника или генерала, что ли? Или же назначьте день…. Милэди Варрингтонъ, потрудитесь назначить моему племяннику день, когда онъ можетъ посидть подъ портретомъ своего дда и выпить рюмку добраго вина!

— Умственныя способности у Джоржа, кажется, развиты боле, чмъ у его несчастнаго младшаго брата, замтила милэди, когда молодые джентльмены удалились. Младшій должно быть вовсе и не думаетъ о деньгахъ, вы замтили, сэръ Майльзъ, что потеря виргинскаго наслдства, — сумма котораго, безъ сомннія, слишкомъ преувеличена, но все же должна быть очень значительна, — замтили ли вы, что уничтоженіе блестящихъ видовъ Гарри нисколько его не тревожитъ?

— Я вовсе не буду удивляться если и старшій братъ окажется такимъ же бднякамъ, какъ и младшій, сказала Дора, вздернувъ головку.

— Ха! ха! Замтили ли вы, что на кузен Джорж платье кузена Гарри, коричневое съ золотымъ шитьемъ,— то самое, которое было на немъ, когда ты, Флора, здила съ нимъ въ ораторію.

— Разв онъ здилъ съ Флорой въ ораторію? свирпо спросилъ мистеръ Клэйпуль.

— Я была нездорова и не могла вызжать, поэтому съ ней отправился кузенъ, — сказала Дора.

— Я, мистеръ Клейпулъ, далека отъ того, чтобъ лишать моихъ дочерей невинныхъ удовольствій, а тмъ боле возможности послушать музыку Ганделя, сказала мама: — музыка благотворно дйствуетъ на душу, она возвышаетъ умъ, она раздается въ нашихъ церквахъ, и, какъ всмъ извстно, ею занимался царь Давидъ. Вашихъ оперъ я избгаю, какъ пьесъ, производящихъ пагубное вліяніе, балеты я запрещаю видть моимъ дочерямъ, какъ самыя безнравственныя представленія, но музыка, мои милыя, о! будемте наслаждаться ею, будемте….

Въ это время раздался звонокъ, призывавшій къ обду.

— Вотъ кстати и музыка, сказалъ папа, потирая руки: — пойдемте, дти. Скрюби, приведи къ намъ мистера Майли. Томъ, не угодно ли взять милэди.

— Нтъ, милый Томасъ, я потихоньку сама пойду. Идите съ моей милой Флорой, сказала олицетворенная добродтель.

Дора, для большаго разнообразія и одушевленія семейной бесды, въ теченіе обда почти безпрерывно говорила объ ораторіяхъ и музык Ганделя.

ГЛАВА III.
ПЛНЪ.

Если благосклонному читателю угодно послдовать за нами и перейти черезъ дорогу, онъ увидитъ нашихъ молодыхъ джентльменовъ въ дом лорда Ротама, который милордъ отдалъ на время пріятелю своему генералу Ламберту, онъ увидитъ тамъ семейный кружокъ, съ которымъ мы уже познакомились въ Оакгорст и на Тонбриджскихъ минеральныхъ водахъ. Джемсъ Вульфъ общался прійти къ обду, но Джемсъ ухаживаетъ за миссъ Лоутеръ, и для него одинъ взглядъ ея глазъ усладительне всхъ утонченныхъ блюдъ, изготовленныхъ поваромъ лорда Ротама, лакоме дессерта, поставленнаго на стол, за который вы сейчасъ сядете. Вы будете шестымъ. Вы займете мсто мистера Вульфа. Можете быть уврены, что онъ не прійдетъ. Что касается до меня, то я стану у буфета и буду слушать разговоръ.

Замтьте прежде всего, сколько счастья выражается на лицахъ женщинъ. Когда помощники пристава взяли Гарри Варрингтона, я совсмъ забылъ сказать вамъ, что добрая мистриссъ Ламбертъ, услышавъ о несчастій юноши, сейчасъ же бросилась къ мужу, просила, умоляла, требовала, чтобы Мартинъ помогъ ему.

— Пожалуйста, говорила она:— не обращай вниманія на его капризы, не обращай вниманія на его гнвъ, по случаю возвращенія подарковъ, — на это всякій можетъ разсердиться, а тмъ боле такой вспыльчивый юноша, какъ Гарри! Не думай, что мы очень бдны и должны вс лишнія деньги платить за воспитаніе сыновей. Словомъ, ты долженъ употребить тотъ или другой способъ, чтобъ вывести Гарри изъ затруднительнаго положенія. Не ты ли выручилъ Чарльза Ваткинса два года тому назадъ? и вдь онъ же уплатилъ теб все до полупенни. Да, мой другъ, ты осчастливилъ, слава Богу, цлое семейство: мистриссъ Ваткинсъ молится за тебя и благословляетъ тебя по сей день, съ тхъ поръ у насъ все идетъ какъ-то особенно хорошо. Я даже полагаю, что за это самое ты получилъ и генеральскій чинъ, прибавила нжная и любящая жена.

Для добраго дла Мартину Ламберту не нужно сильныхъ убжденій. Такъ и на этотъ разъ онъ позволилъ убдить себя безъ малйшаго труда. Ршась отъискать своего друга Джемса Вульфа и съ его помощью выручить Гарри, онъ беретъ шляпу, схватываетъ руку Тео, которая повидимому благословляетъ его на этотъ подвигъ, цалуетъ пылающую щочку маленькой Гетти и выходитъ изъ комнаты, гд сидли дочери и мать. Послдняя его провожаетъ.

Энтузіастическая мать, оставшись наедин съ мужемъ, не въ состояніи доле удерживать порывы своихъ чувствъ. Она бросается на шею мужа, цалуетъ его сто-двадцать-пять разъ въ одинъ моментъ, призываетъ на него благословеніе неба, рыдаетъ на его плеч. Въ этой сантиментальной поз ихъ застаетъ старушка мистриссъ Квиггетъ, ключница милорда. Она обходила домъ и, я полагаю, крайне изумилась при вид этого супружескаго феномена.

— Мы немножко поссорились и теперь помирились!— Пожалуйста, мистриссъ Квиггетъ, не разсказывайте никому! сказалъ Мартинъ и удалился.

— О, никогда! отвчала мистриссъ Квиггетъ съ рзкимъ, протяжнымъ смхомъ, подобно смху почтеннаго стараго какаду, эта блая, съ крючковатымъ носомъ, долговчная птица имла съ мистриссъ Квиггетъ удивительное сходство.— Никогда! отвчала Квиггетъ, захохотала и потрясла своими старыми боками такъ сильно, что вс ея ключи — другой бы пожалуй сказалъ, что вс ея старыя ребра — застучали и забрянчали.

— О Квиггетъ! сказала мистриссъ Ламбертъ:— если бы вы знали, что это за человкъ!

— Вы поссорились съ нимъ и помирились!— И прекрасно!

— Поссорились съ нимъ?— Онъ въ жизнь свою не говорилъ такой величайшей лжи!— Мои генералъ — настоящій ангелъ! Я готова боготворить его. Я готова упасть къ его сапогамъ и цаловать ихъ! Въ цломъ мір нтъ человка добре моего генерала. И чмъ я заслужила себ такого человка? Какъ я смю имть такого добраго мужа?

— Полноте, полноте, — васъ сошлась парочка, сказалъ старый попугай:— что прикажете приготовить къ ужину?

Когда Ламбертъ воротился къ этому ужину и разсказалъ объ освобожденіи Гарри, о томъ, какъ явился его братъ и выкупилъ его, то вы можете себ представить, какое смятеніе произошло въ кругу этихъ добрыхъ людей! Если генералъ въ глазахъ мистриссъ Ламбертъ былъ до этой поры ангеломъ, то чмъ же онъ сдлался теперь? Если поутру она хотла цаловать его сапоги, то скажите, на какое униженіе она готова была обречь себя вечеромъ? Маленькая Гетти молча пріютилась подл отца и отпила нсколько капель изъ его рюмки. Лицо матери и Тео сіяютъ счастіемъ, какъ два свтлые мсяца на безоблачномъ неб…. Посл ужина вс четверо, по извстному сигналу, становятся на колна, къ небу возносится теплая молитва, вс они радуются, какъ радуются ангелы о кающемся гршник. Но вдругъ въ уличную дверь раздается громкій стукъ. Кто бы это былъ? Милордъ въ отдаленной провинціи. Теперь уже полночь,— ахъ какъ поздно они засидлись! какъ долго они разговаривали. Я думаю, мистриссъ Ламбертъ догадывается, чей это стукъ.

— Это Джоржъ, говоритъ молодой джентльменъ, вводя другаго.— Мы были у тетушки Бернштэйнъ и не могли лечь спать, тетушка Ламбертъ, не выразивъ вамъ нашей благодарности. Вы такъ добры, такъ добры….

Дальнйшихъ словъ боле не слышно. Тетушка Ламбертъ цалуетъ Гарри. Тео поддерживаетъ Гетти, блдную какъ смерть, и старается вызвать въ ней признаки жизни. Джоржъ Варрингтонъ стоитъ съ шляпой въ рук и потомъ (когда кончилось привтствіе Гарри) подходитъ къ мистриссъ Ламбертъ и цалуетъ ея руку, гонералъ то и дло, утираетъ глаза. Могу утвердительно сказать, что все это семейство находилось въ самомъ нжномъ и счастливомъ настроеніи духа. Благородныя сердца постепенно испытываютъ подобное состояніе, когда ближнему прощается обида, когда водворяется спокойствіе, когда любовь возвращаетъ то, что считаютъ для нея потеряннымъ.

— Мы шли отъ тетушки Бернштэйнъ, увидли огонь въ вашихъ окнахъ и не могли бы заснуть, не пожелавъ вамъ всмъ спокойной ночи, сказалъ Гарри.— Не правда ли, Джоржъ?

— И прекрасно сдлали, вы принесли намъ всмъ отличнйшій колпакъ, въ которомъ нехотя заснешь, сказалъ генералъ. Когда вы съ нами обдаете? Завтра? Нтъ, завтра они дали слово обдать у мадамъ де Бернштэйнъ.— Такъ посл завтра?— Посл завтра они будутъ,— это тотъ самый день, который мы описываемъ, и тотъ самый обдъ, на который, вмсто отсутствующаго по частнымъ дламъ полковника Джемса Вульфа, мы только что пригласили нашего благосклоннаго читателя.

Мы пригласили не только отобдать, но и послушать исторію мистера Джоржа Эсмонда Варрингтона, которую, безъ сомннія, онъ не замедлитъ разсказать. И вотъ вс садятся за столъ,— не въ парадной столовой милорда, но въ небольшой уютной комнатк лицеваго фасада. Вотъ собрали со стола, генералъ провозгласилъ тостъ за здоровье короля, слуги удалились, кончился общій разговоръ, и мистеръ Джоржъ началъ:

‘Я помню, какъ за обдомъ нашего генерала маленькій филадельфскій агентъ, умъ котораго и дальновидность мы замтили еще дома, противился наступательнымъ движеніямъ, гибельныя послдствія которыхъ доказали основательность его сопротивленія.— Нтъ никакого сомннія, говорилъ онъ:— войска вашего превосходительства, подойдя къ крпости Дёкеснъ, атакуютъ ее, какъ нтъ сомннія въ томъ, что противъ такой силы, такой артиллеріи, это маленькое слабое мстечко не въ состояніи будетъ держаться. Но, сэръ, разсчитываете ли вы на трудность перехода? Вамъ придется идти по лсамъ, почти непроходимымъ, по дорогамъ, которыя вы должны сами прокладывать, ваше войско по необходимости растянется на нсколько миль. Эта растянутая и слдовательно ослабленная линія, пробираясь сквозь дебри, будетъ подвергнута безпрерывнымъ нападеніямъ съ фронта, съ тылу, съ фланговъ — нападеніямъ непріятеля, котораго вы не увидите и который отличается въ войн искусствомъ длать ловкія и удачныя засады.’

— Вздоръ, милостивый государь! сказалъ генералъ:— дикари могутъ напугать только вашу гнилую американскую милицію (благодарю, ваше превосходительство, за комплиментъ, сказалъ про себя мистеръ Вашингтонъ), но на регулярныя войска его величества индійцы не произведутъ никакого впечатлнія!— Отъ души надюсь, сэръ, сказалъ мистеръ Франклинъ съ тяжелымъ вздохомъ,— и, само собою разумется, джентльмены, составлявшіе свиту генерала, посмялись надъ почтмейстеромъ, какъ надъ дерзкимъ чиновникомъ, котораго вовсе не просили подавать свое мнніе въ длахъ, совершенно недоступныхъ для него.

‘Съ своей стороны мы пренебрегали индійцами, и нашъ главнокомандующій не хотлъ воспользоваться ни ихъ предложеніями, ни ихъ услугами. Наши офицеры своимъ распутнымъ поведеніемъ съ туземными женщинами оттолкнули отъ себя ихъ начальниковъ. Такихъ начальниковъ при нашемъ отряд находилось человкъ семь или восемь. Еслибъ въ роковое 9 іюля ихъ было въ авангард человкъ двсти, тогда день этотъ кончился бы, можетъ быть, совершенно иначе. Они бы отразили нападеніе французскихъ индійцевъ, они бы предупредили внезапность и разсяли паническій страхъ, овладвшій нашимъ войскомъ. Теперь уже извстно, что французы готовы были сдать свою крпость, безъ всякаго сопротивленія, и что французскіе индійцы сами говорили, что было бы дерзко нападать на такую преобладающую силу, какъ наша.

‘Я былъ при генерал въ главномъ отряд войскъ, когда впереди насъ началась перестрлка, и когда на мсто перестрлки поскакали адъютантъ за адъютантомъ. Сначала передовые наши бойко отвчали на выстрлы, дружно выдерживали натискъ и весело кричали — ура! Но, вскор посл того, огонь съ нашей стороны сдлался слабе, между тмъ какъ изъ-за каждаго дерева, изъ-за каждаго куста, раздавались выстрлы и наши люди падали одинъ за другимъ. Мы шли боевой правильной линіей, впереди были застрльщики, въ средин находились знамена и два небольшія орудія, хорошо охраняемый обозъ составлялъ арріергардъ, передъ нами, мили на дв, виднлось совершенно открытое и чистое пространство, по ту и другую сторону разстилался кустарникъ и лсъ на полмили глубиною. Перестрлка, начавшаяся въ авангард, вскор замолкла и продолжалась съ боковъ лса но передовой колонн. Люди падали безпрестанно, офицеровъ убивали боле чмъ рядовыхъ. Я сказалъ уже, что съ самаго начала наши бойко выдерживали нападеніе и дружно отвчали на непріятельскій огонь, кром этого на лсную сторону мы направили пушки, которыя повидимому принудили замолкнуть французовъ, сидвшихъ въ засадахъ. Но скрытый огонь снова начался. Наши солдаты, несмотря на команду генерала и офицеровъ, не трогались съ мста, толпились въ груды и стрляли на удачу, — разумется, не длая ни малйшаго вреда непріятелю. Передовые солдаты главнаго отряда оставляли строй и бжали въ центръ, или испуганные, или раненные. Они говорили, что встртились съ пятью тысячами французовъ и цлымъ легіономъ дикарей, которые скальпировали всхъ нашихъ убитыхъ. При каждомъ мткомъ выстрл, отъ которыхъ падали наши солдаты, мы слышали ихъ дикіе, радостные крики. Въ это время не было уже ни одного человка, который бы ободрялъ нашихъ солдатъ сдлать движеніе впередъ. Главнокомандующій отправлялъ одного адъютанта за другимъ, и ни одинъ изъ нихъ не возвращался. Наконецъ и до меня дошла очередь. Я отправленъ былъ въ авангардъ къ капитану Фрэзеру съ приказаніемъ, котораго ни ему не суждено было получить, ни мн передать.

‘Не прошелъ я и тридцати шаговъ отъ боевой линіи, какъ въ ногу попала мн пуля и я упалъ за-мертво, безъ чувствъ. Помню только, что мимо меня пробжала толпа индійцевъ и французовъ, первые, съ своимъ дикимъ, адскимъ, воинственнымъ визгомъ,— вторые, съ такимъ же зврствомъ, какъ и ихъ союзники. Больно и досадно было видть мн, какъ мало въ этой толп находилось блыхъ кафтановъ! Мимо меня въ этой толп прошло не боле двадцати французовъ, и во всемъ этомъ дйствіи едва ли участвовало ихъ человкъ пятьдесятъ, а между тмъ въ немъ разбиты были два храбрйшіе полка британской арміи.

‘Одинъ изъ непріятельской толпы, повидимому, полуиндіецъ — полуфранцузъ, въ индійской обуви и бломъ кафтан, при блой кокард, отсталъ отъ отряда и подбжалъ ко мн. Закинувъ черезъ голову ружье, онъ хотлъ раздробить мн черепъ и потомъ меня ограбить. Подл меня лежало небольшое ружье, которое Гарри подарилъ мн передъ самой компаніей, оно выпало изъ рукъ моихъ и, къ счастію, находилось не дале, какъ на протяженіе руки. Я схватилъ его, и французъ упалъ мертвый въ шести ярдахъ отъ меня. На этотъ разъ я избгнулъ смерти, но кровь лилась изъ раны моей и я лежалъ въ изнеможеніи. Въ то время, когда я старался зарядить ружье, со мной сдлался обморокъ, ружье выпало изъ рукъ и самыя руки опустились, какъ у мертваго.

‘Я находился совершенно въ безчувственномъ состояніи, крикъ и стонъ невнятно раздавались вокругъ меня, когда я увидлъ одного индійца, дятельно занимавшагося надъ французомъ, котораго я только что убилъ. Взглянувъ на меня, онъ замтилъ во мн признаки жизни, какъ только онъ окончилъ скальпированіе француза, то съ окровавленнымъ ножемъ въ зубахъ подбжалъ ко мн. Все это я видлъ въ какомъ-то туман, во сн, я не могъ не только сопротивляться ему, но и сдлать малйшее движеніе.

‘Индіецъ прижалъ колномъ мою грудь, окровавленной рукой схватилъ меня за длинныя волосы и приподнялъ голову. При этомъ движеніи, я увидлъ одного французскаго офицера, который быстро подходилъ къ индійцу, не будучи имъ замченнымъ.

‘О Боже! какая радость! Это былъ молодой Флоракъ, исполнявшій должность моего секунданта въ Квебекской дуэли.— A moi Florae! вскричалъ я. C’est Georges! aide moi!

‘Офицеръ встрепенулся, подбжалъ на мой крикъ, схватилъ индійца за плечо и приказалъ ему остановиться. Но дикарь или не понималъ по-французски, или просто не хотлъ понять моего восклицанія. Онъ еще крпче сжалъ мои волосы и, размахнувъ окровавленнымъ ножемъ, давалъ знать французу, чтобы онъ не мшалъ ему распорядиться своей добычей.— Я только и могъ закричать еще разъ плачевнымъ голосомъ: A moi!

‘— Ah, canaille, tu veux du sang? Prends! вскричалъ Флоракъ, прибавивъ проклятіе, и въ то же мгновеніе, съ словомъ ухъ! индіецъ упалъ мн на грудь, проколотый саблей Флорака.

‘Другъ мой осмотрлся кругомъ.

‘— Eh! сказалъ онъ: — la belle affaire! Ты кажется раненъ?— И онъ немедленно обвязалъ своимъ шарфомъ мою раненую ногу.— Тебя, пожалуй, вздумаютъ убить другіе! Ah, tiens! Наднь вотъ этотъ кафтанъ и эту шляпу съ блой кокардой. Называйся французомъ, если будутъ спрашивать! Патруль приметъ тебя за одного изъ нашихъ. Помни, что тебя зовутъ Брюнетъ, и что ты изъ квебекскихъ волонтеровъ! Богъ да сохранитъ тебя, Брюнетъ! Я долженъ отправиться. Сегодня выдался славный денекъ: ваши краснокафтанники, мой бдный другъ, ретируются стремглавъ.’ — О, какое страшное было пораженіе! Этотъ день для Англіи былъ днемъ безславія, днемъ позора!

‘Грубая операція Флорака остановила, однакожь, кровотеченіе изъ моей раны, онъ помогъ мн прислониться къ дереву и зарядилъ ружье, положивъ его подл меня, на случай, еслибъ какой нибудь мародеръ вздумалъ сдлать на меня нападеніе. Онъ подалъ мн флягу того несчастнаго французскаго солдата, который потерялъ свою жизнь, покушаясь на мою жизнь, глотокъ изъ этой фляги освжилъ меня и подкрпилъ мои силы. Молодой человкъ, замтивъ дерево, къ которому я прислонился, и осмотрвъ мстность, окружавшую дерево, чтобы посл легче могъ отъискать меня, удалился во фронтъ.

— Ты видишь, Джоржъ, какъ я люблю тебя, сказалъ Флоракъ: — я не могу оставаться здсь ни на минуту, но для тебя я остался.— Не помню, Гарри, говорилъ ли я теб, что Флоракъ былъ моимъ должникомъ: въ Квебек я выигралъ у него деньги.— Надо сказать, что я игралъ по. убдительной его просьб, у него встртилось какое-то затрудненіе заплатить этотъ долгъ, и я простилъ ему: обязательствомъ, которое онъ далъ мн, я закурилъ трубку.— Замчаешь, мой другъ, что относительно азартныхъ игръ ты не составляешь исключенія въ нашей фамиліи.

‘Вечеромъ, когда кончилось позорное пораженіе, преданный Флоракъ подошелъ ко мн съ двумя индійцами, за поясами которыхъ дымились еще свжія кожи съ человческаго черепа, и которымъ онъ объявилъ, что я французъ, его братъ, что меня ранили въ самомъ начал сраженія, и что теперь нужно отнести меня въ крпость. Индійцы положили меня на свои одяла и, сопровождаемые Флоракомъ, понесли въ крпость довольно неохотно. Оставь меня Флоракъ, и дикари наврное бы обобрали меня, и въ добавокъ присоединили бы мои волоса къ тмъ несчастнымъ волосамъ, которые висли на ихъ поясахъ. Флоракъ общалъ имъ дать коньяку, если они бережно принесутъ меня въ крпость. Эту переноску я съ трудомъ припоминаю, боль въ ног была невыносима, самосознаніе не разъ оставляло меня. Наконецъ принесли меня въ крпость, въ офицерскую квартиру, и положили на кровать Флорака.

‘Къ счастію, я находился безъ чувствъ. Меня приняли въ крпость, какъ раненаго французскаго солдата, принадлежавшаго къ крпостному гарнизону. Впослдствіи я услышалъ, что во время моей горячки нсколько человкъ, попавшихъ въ плнъ въ день нашего пораженія, приведены были своими дикими побдителями къ стнамъ Дёкесна и тамъ, въ глазахъ гарнизона, индійцы жестоко мучили ихъ, жгли, убивали.’

При этихъ словахъ трепетъ ужаса пробжалъ по всмъ членамъ сочувствующихъ слушателей Джоржа. Тео взяла руку Гетти и съ встревоженнымъ видомъ посмотрла на Джоржа. Гарри ударилъ кулакомъ по столу и вскричалъ:

— Кровожадные, краснокожіе разбойники! У насъ не будетъ мира, пока не истребятъ этихъ варваровъ!

— Въ Пенсильваніи, когда я узжалъ сюда, предложили выдавать по ста тридцати талеровъ за голову индійца, сказалъ Джоржъ съ угрюмымъ видомъ, — и по пятидесяти за женщину.

— Пятьдесятъ талеровъ за женщину! Слышите, мистриссъ Ламбертъ? вскричалъ генералъ, приподнявъ волосы своей жены.

— Кровожадные варвары! Истребить ихъ! непремнно истребить! повторилъ Гарри.

‘Не знаю, долго ли я лежалъ въ горячк, продолжалъ Джоржъ. Когда я пришелъ въ чувство, моего добраго Флорака уже не было. Онъ съ отрядомъ своимъ откомандированъ былъ противъ англійскаго форта на границ Пенсильваніи, на который французы объявили свои притязанія. Въ Дёкесн, когда я въ состояніи былъ спрашивать и понимать, что мн говорили, находилось не боле тридцати европейцевъ. Крпость эта была бы возвращена, еслибъ наши люди имли столько храбрости, чтобы вернуться назадъ посл перваго своего пораженія.

‘Однажды, когда я лежалъ на берегу рки, мною снова овладлъ старинный мой врагъ — лихорадка. Что я остался живъ, это надо приписать особенному чуду. Еслибъ не заботливость одной доброй полудикой женщины, находившейся въ крпости, которая изъ состраданія ухаживала за мной и лчила меня, я бы никогда не поправился, и тогда мой бдный Гарри остался бы тмъ, чмъ считалъ себя до вчерашняго дня: наслдникомъ нашего дда и единственнымъ сыномъ нашей матери.

‘Я вспомнилъ, что Флоракъ, уложивъ меня въ постель, въ тоже время положилъ подъ подушку вс мои деньги, часы и находившіяся при мн дв-три цнныя вещицы. Но когда я пришелъ въ чувство, подъ подушкой ничего не оказалось. Угрюмый старый сержантъ, единственный офицеръ, остававшійся въ квартир, сказалъ мн съ бранью, что я долженъ благодарить судьбу свою за то, что остался въ живыхъ, — что одинъ только блый мундиръ и блая кокарда спасли меня отъ участи, справедливо постигшей другихъ canaille de Rosbifs.

‘Ко времени моего выздоровленія почти вся крпость была очищена отъ гарнизона. Индійцы, обогащенные грабежомъ, удалились, большая часть французскихъ регулярныхъ войскъ отправилась въ экспедиціи на сверъ. Я совершенно лишился услугъ добраго Флорака. Командованіе крпостью поручено было старому лейтенанту, по имени Мусо.

‘Этотъ человкъ долго былъ за предлами Франціи и служилъ преимущественно въ колоніяхъ. Въ отечеств личность его, безъ всякаго сомннія, была бы совсмъ другая, онъ зналъ, что по принятой систем во Франціи, гд производствомъ пользуется одно только дворянство, ему бы никогда не повыситься въ чин. Онъ-то и воспользовался моими гинеями, онъ же взялъ и часы мои, потому что я увидлъ ихъ на немъ, когда однажды сидлъ у него въ квартир.

‘Мосьё Мусо и я скоро сдлались хорошими друзьями. Я сказалъ ему, что если меня обмняютъ или отпустятъ домой, то моя мать заплатить хорошій выкупъ. Эта идея сильно возбуждала алчность моего коменданта, такъ что когда зимой явился въ крпость какой-то охотникъ и когда я все еще страдалъ лихорадкой, Мусо согласился на мое желаніе написать моей матери, но съ тмъ, чтобы письмо было написано по-французски, чтобы я сказалъ, что нахожусь въ рукахъ индійцевъ и могу быть выкупленъ не мене, какъ за десять тысячъ ливровъ.

‘Тщетны были мои убжденія, что я считаюсь плнникомъ войскъ его величества, что я надялся на обхожденіе со мной, какъ съ джентльменомъ и офицеромъ. Мусо клялся, что письмо должно быть отправлено именно къ этомъ вид, что если я стану колебаться, то онъ выгонитъ меня изъ крпости и отдастъ нжному милосердію своихъ варваровъ-союзниковъ. Охотнику онъ не иначе позволялъ говорить со мной, какъ въ своемъ присутствіи. Жизнь и свобода для кого не сладостны? Нсколько времени я сопротивлялся, но болзнь изнурила меня и сопротивленіе было мн не по силамъ,— я написалъ письмо, какое соглашался отправить этотъ негодяй, охотникъ удалился, общавъ воротиться съ отвтомъ черезъ три недли.

‘Прошло три недли, шесть, двнадцать, а посланный не возвращался. Зима наступила и прошла. Вс наши маленькія плантаціи вокругъ крпости, гд французскіе солдаты вспахали поля для посва и развели сады съ фруктовыми деревьями, находились въ полномъ цвт. Богу одному извстно, какъ проводилъ я это скучное, тяжелое время! Поправясь въ здоровья я рисовалъ портреты съ гарнизонныхъ солдатъ, съ женщины и ея ребенка, съ самаго Мусо, которому, стыдно сказать, я страшно польстилъ.— Въ крпости была старая гитара, я игралъ на ней знакомыя мн французскія аріи, плъ и вообще старался пріобрсть расположеніе моихъ тюремщиковъ. Такъ прошли мсяцы, а посланный не возвращался.

‘Наконецъ получено было извстіе, что его застрлили британскіе индійцы въ Мариланд, и надежда моя на выкупъ отдалилась еще на нсколько мсяцевъ. Мусо сдлался суровымъ ко мн и даже свирпымъ, тмъ боле, что сержантъ сказалъ ему, что крпостная женщина была ко мн неравнодушна, бдная, дйствительно, она меня любила! Я всегда былъ внимателенъ къ ней, всегда былъ признателенъ за ея заботливость. Мои небольшія дарованія казались въ ея глазахъ чудесами, я былъ боленъ и въ несчастьи, а это самое лучшее средство, чтобъ пробудить въ женщин чувство состраданія.

‘Плнникъ, изнуряемый недугомъ, свирпый тюремщикъ и молодая женщина, тронутая несчастіями плнника, — изъ этихъ трехъ главныхъ характеровъ въ пьес вы врно ожидаете, что составится довольно патетичная трагедія?— Вы, миссъ Гетти, кажется, догадываетесь, что эта женщина спасла меня?

— Разумется, сказала мама.

— Она должна была спасти васъ, сказала Гетти.

— Вы, миссъ Тео, воображаете ее чорной красавицей, не правда ли?— Какъ втеръ порхающей охотницей?

— Діаной съ ребенкомъ, сказалъ генералъ.

— Которая рзвится съ своими нимфями, которая несетъ добычу съ своимъ непогршительйо мткимъ лукомъ, которую называютъ царицей лсовъ…. вижу по вашимъ глазамъ, что вы думаете будто я до безумія въ нее влюбленъ?

— А я, мистеръ Джоржъ, полагаю, что она преинтересное созданіе, сказала Тео, покраснвъ.

— Представьте же себ красавицу, у которой цвтъ кожи темне краснаго дерева, съ длинными прямыми чорными волосами, пропитанными масломъ или помадой отвратительнаго аромата, съ маленькими глазами, съ высокими высунувшимися скулами, съ приплюснутымъ носомъ, сквозь ноздри котораго продты кольца, съ ниткой стекляруса на сальной груди, съ прекрасно нататуированными щеками и лбомъ, съ большой любовью къ нарядамъ и съ необычайной страстью…. о, нужно ли говорить къ чему?

— Къ кокетству, — я знаю, вы это хотите сказать! подхватила миссъ Гетти.

— Къ виски, милая миссъ Гетти, къ этому напитку, до котораго большой былъ охотникъ и самъ комендантъ. По вечерамъ, когда еще мсьё Мусо жаловалъ меня, я часто сидлъ у него и видлъ, какъ онъ и его несчастная компаньонка чокались рюмками до тхъ поръ, пока переставали видть сосудъ, изъ котораго пили. Въ эти вечернія попойки, они пили, плясали, нжничали, ссорились, били посуду, ломали мебель, когда я былъ въ милости, мн дозволялось участвовать въ ихъ обществ. Мусо, гордясь своимъ саномъ и не желая, чтобъ подчиненные были свидтелями его поведенія, не позволитъ никому сближаться съ своей особой.

‘Пока результатъ посольства охотника не былъ еще извстенъ, пока Мусо и я ожидали уплаты выкупа, положеніе мое было довольно сносно. Мн позволено было выходить изъ крпости, бродить по сосднимъ полямъ и садамъ, разумется, не иначе, какъ взявъ съ меня честное слово возвратиться до заревой пушки. Я употребилъ, между прочимъ, маленькую хитрость, за которую, надюсь, меня извинять. Когда нога моя совершенно выздоровла (пуля, посл мучительной боли и воспаленія, вышла зимой и рана вскор зажила), я продолжалъ ходить какъ увчный и калка, опираясь на два костыля и безпрестанно вскрикивая ахъ! или охъ! Я все надялся, что наступитъ день, когда эта же самая нога пригодится мн для побга.

‘Вмст съ тмъ, какъ Мусо начиналъ терять всякую надежду на возвращеніе посланнаго, обхожденіе его со мной становилось съ каждымъ днемъ сурове и сурове. Онъ воображалъ, что охотникъ взялъ выкупъ и съ нимъ убжалъ. Само собою разумется, что онъ приготовился отказаться отъ всякаго участія въ этомъ дл, въ случа, еслибы продлка его обнаружилась. Его обхожденіе со мной измнялось по мр пробужденія въ немъ надежды или опасеній, а иногда и отъ особеннаго настроенія его духа. Иногда онъ оставлялъ меня на квартир на нсколько дней сряду, потомъ приглашалъ на вечернія попойки, ссорился со мной и бранилъ мою націю, или предавался глупымъ сантиментальностямъ относительно своей Нормандіи, гд желалъ провести свою старость, купить маленькую ферму и умереть довольнымъ своей судьбой. ‘Да, мсьё Мусо! говорилъ я: — за десять тысячъ ливровъ вы купите въ своемъ отечеств хорошенькую ферму. Если позволите мн удалиться отсюда, то непремнно получите выкупъ за меня. Черезъ нсколько мсяцовъ васъ, пожалуй, смнитъ другой комендантъ — и тогда adieu! и ливры и фермы Нормандіи! Положитесь лучше на честнаго и благороднаго человка. Позвольте мн уйти домой, и я даю вамъ слово, что десять тысячъ ливровъ будутъ уплачены любому агенту, котораго вы назначите во Франціи или въ Квебек.

‘— Молодой измнникъ! проревлъ онъ: — ты смешь еще подсмиваться надъ моей честностью! Неужели ты думаешь, что французскій офицеръ способенъ на взятку? Ты, врно, хочешь, чтобы я посадилъ тебя въ подземелье и завтра же разстрлялъ?

‘— Тогда мой трупъ не принесетъ вамъ десяти тысячъ ливровъ, сказалъ я: — а хорошенькая ферма въ Нормандіи, съ коттеджемъ…

‘— И съ садикомъ. О, sacrebleu! плачевно произнесъ Мусо: — и съ блюдомъ сосисокъ la mode du pays!…

‘Разговоръ въ этомъ род повторялся неоднократно, Мусо приказывалъ мн оставаться безвыходно въ квартир, ни другой же вечеръ приглашалъ меня ужинать и возвращался къ обычному разговору — къ Нормандіи, къ сидру и къ любимымъ trippes la mode de Caen. Онъ теперь умеръ….

— Надюсь, его повсили? прервалъ генералъ.

‘…. И я не считаю за нужное скрывать его тайны. Милэди, я бы желалъ вамъ разсказать о трудномъ и трагическомъ побг, о томъ, какъ я перебилъ всхъ часовыхъ, выпилилъ желзныя ршотки въ крпостныхъ окнахъ, уничтожилъ нсколько десятковъ бдительныхъ драконовъ, преодоллъ милліоны препятствій и окончательно вырвался на свободу. Но, относительно этого предмета, я не совершилъ ни одного геройскаго подвига, которымъ бы можно было похвастаться, признаюсь, свободой своей я обязанъ все-таки подкупу.’

— Но, все же, Джоржъ, въ случа крайности, ты бы врно сталъ защищаться, сказалъ Гарри: — хотя, конечно, съ цлымъ гарнизономъ теб бы не справиться.

И мистеръ Гарри сильно раскраснлъ.

— Посмотрите на женщинъ! Вы совершенно обманули ихъ ожиданія! сказалъ Ламбертъ.— Признайтесь, мистриссъ Ламбертъ,— вдь вамъ непріятно, что дло обошлось безъ кровопролитія. Посмотрите на Гетти: она вн себя отъ досады, что мистеръ Джоржъ не застрлилъ коменданта.

— Папа, вы сами желали, чтобы его повсили! вскричала миссъ Гетти: — а вы знаете, желанія папа — мои желанія.

— Позвольте, милэди, сказалъ Джоржъ, слегка покраснвъ: — способствовать побгу плнника не есть еще большое преступленіе, а взять деньги за побгъ, — что жь за бда? Не одни французы берутъ взятки. Мсьё Мусо освободилъ меня, за это я съ своей стороны благодаренъ ему и прощаю его. Не угодно ли выслушать, какъ это сдлалось? Видите, миссъ Гетти, я не могу удержаться, чтобы не разсказать.

— О. Джоржъ! ахъ, извините, я хотла сказать мистеръ Варрингтонъ! извините, пожалуйста…. сказала Гестеръ.

— Зачмъ извиненія! Я никогда не стану сердиться или удивляться, если кто нибудь будетъ любить Гарри больше, чмъ меня. Онъ вполн заслуживаетъ всей той любви, которою можетъ надлить его всякій мужчина или женщина. Посмотрите, теперь его очередь краснть, сказалъ Джоржъ.

— Продолжай, Джоржи, разскажи о своемъ побг изъ Дёкесна, возразилъ Гарри и потомъ по секрету сказалъ мистриссъ Ламбертъ: — знаете, онъ всегда говоритъ, что ему не слдовало бы жить, и что я гораздо лучше его. Мысль, что я лучше Джоржа, мистриссъ Ламбертъ, я, бдный, безпутный молодой человкъ — мысль нелпая!

ГЛАВА IV.
ОСВОБОЖДЕНIЕ.

‘Прошли мсяцы нашей скучной жизни въ маленькой крпости. Я продолжалъ ссориться съ комендантомъ и мириться, играть съ нимъ въ засаленныя карты, разыгрывать дуеты: онъ на своей хриплой флейт, я на разбитой гитар. Несчастная Фавна то упивалась водкой, которую предлагалъ ея обладатель, то старалась облегчить страданія подагрическихъ его припадковъ, то ухаживала за больнымъ плнникомъ, и такимъ образомъ продолжались дла до наступленія конца прошлаго года, когда вновь пріхавшій охотникъ сообщилъ коменданту такія важныя новости, которыя произвели во всемъ гарнизон не малое волненіе. Маркизъ Монткальмъ отправилъ значительный отрядъ для усиленія гарнизона крпостей, находившихся уже въ рукахъ французовъ, и для занятія дальнйшихъ непріятельскихъ пунктовъ въ британскихъ владніяхъ. Войска выступили изъ Квебека и Монтреала и поднимались по рк Св. Лаврентія и озерамъ въ лодкахъ съ артиллеріею и огромнымъ запасомъ провизіи и военныхъ снарядовъ. На мсто Мусо долженъ былъ поступить другой офицеръ высшаго чина, отъ котораго зависло или обмнять меня или передать индійцамъ въ вид возмездія за жестокости, сдланныя нашими солдатами и офицерами многимъ французскимъ солдатамъ и офицерамъ. Крпостные солдаты радовались подкрпленію, они хотли ворваться въ Пенсильванію и Нью-Норкъ, овладть Албаніей и Филадельфіей и, по ихъ выраженію, загнать въ море всхъ росбифовъ, такъ чтобы во власти ихъ была вся Америка отъ Миссисипи до Ньюфондлэнда.

‘Все это было превосходно, но завоеванія французовъ не принесли бы особенной пользы мсьё Мусо.

‘— Послушайте, комендантъ! сказалъ я: — все это fort bien, а что вы скажете на счетъ фермы въ Нормандіи. на счетъ кружки сидра и на счетъ trippes la mode de Caen?

‘— Да, это все прекрасно, mon garon, отвчалъ онъ.— Но желалъ бы я знать, гд будете вы, когда мое мсто займетъ другой офицеръ? Въ другихъ офицерахъ вы не найдете такого добраго товарища, какъ я. Я думаю, немногіе могутъ похвалиться такимъ человколюбіемъ, какое вы замтилцво мн. Неужели ты думаешь, что съ увеличеніемъ гарнизона мои преемники дадутъ теб такія льготы, какими ты пользовался при добромъ Мусо? Тебя будутъ держать взаперти, какъ поросенка, приготовленнаго къ убою. Увряю тебя, что какъ скоро одинъ изъ нашихъ офицеровъ попадетъ въ руки вашихъ передовыхъ, и если съ нимъ случится что нибудь недоброе, то за него ты непремнно поплатишься своей шкурой. Тебя выдадутъ нашимъ краснымъ союзникамъ, отдадутъ собратамъ вотъ этой самой Ла Бишъ. Видлъ ли ты, что они длали съ твоими соотечественниками, взятыми въ дл съ Браддокомъ? Зажарить живаго, это было одно изъ самыхъ легкихъ наказаній, ma foi, не правда ли, Ла Бишъ?

‘И комендантъ мой началъ исчислять разнообразіе всхъ пытокъ надъ несчастными плнными, говорилъ, и замтьте, все шутя,— о томъ, какъ выжигали глаза каленымъ желзомъ, вырывали зубы и ногти, разрубали тло на части…. Вы блднете, милая миссъ Тео! Я пожалю васъ и не стану упоминать о тхъ пыткахъ, которыя, по мннію мсьё Мусо, ожидали меня впереди.

‘Ла Бишъ, повидимому, вовсе не была поражена исчисленіемъ всхъ этихъ ужасовъ. Она въ свое время была ихъ свидтельницею. Она была уроженка округа Сепекасъ, гд вс деревни расположены близь громаднаго водопада между озерами Эріо и Онтаріо, ея соотечественники воевали за и противъ англичанъ, они враждовали и съ другими племенами, судя по битвамъ между нами и ними, трудно сказать, кто свирпе — блые или краснокожіе.

‘— Изъ меня могутъ сдлать котлеты, или хорошій бульонъ, это правда, комендантъ, сказалъ я хладнокровно. Но все же я скажу, что вы не будете имть фермы въ Нормандіи.

‘— Принеси-ка бутылку виски, Ла Бишъ, сказалъ Мусо.

‘— Теперь еще не поздно. Провожатому, который доведетъ меня до дому, я дамъ хорошее вознагражденіе. И все-таки повторю, что я даю честное слово вручить десять тысячъ ливровъ человку…. какому бы напримръ? ну, да всякому, который принесетъ мн какое нибудь удостовреніе, который принесетъ мн, положимъ, хоть мои часы и печать съ гербомъ моего дда, которые я видлъ въ чьемъ-то комод въ здшней крпости.

‘— Ah, sclrat! проревлъ комендантъ, разразившись громкимъ смхомъ.— У тебя славные глаза! Въ войн, mon garon, что ни попадетъ, все хорошо.

‘— Вы, однакожь, подумайте о дом въ вашей деревн, о прекрасномъ пол подл дома, на которомъ пасется до полдюжины коровъ, о садик, наполненномъ плодами.

‘— Прибавьте кабріолетку у дверей, двухъ-трехъ румяныхъ ребятишекъ. О, мое отечество! О, моя мать! восклицаетъ комендантъ.— Ла Бишъ! виски, скоре!

‘Всю эту ночь комендантъ провелъ въ глубокой дум, Ла Бишъ была молчалива и задумчива. Она сидла въ сторон отъ насъ, нянчила ребенка, и каждый разъ, когда я смотрлъ на нее, ея глаза были устремлены на меня. Малютка началъ плакать, и Мусо грубыми словами приказалъ унести его въ зданіе, занимаемое несчастной Бишъ и ея ребенкомъ. Когда Бишъ удалилась, мы заговорили откровенне. Я представилъ Мусо такіе доводы, которымъ его алчность не могла сопротивляться.

‘— Почему вы знаете, спросилъ онъ: — что этотъ охотникъ поможетъ вамъ?

‘— Это моя тайна, сказалъ я.— Надо вамъ сказать, что охотники, прізжая въ колоніи, остаются иногда дня на два отдохнуть и покутить въ обществ, а нашъ новый другъ любилъ и то и другое. Онъ игралъ въ карты съ солдатами, отдавалъ мха за водку, плъ, игралъ, плясалъ и, словомъ, наслаждался всми удовольствіями, которыя могла доставить наша маленькая крпость. Я, кажется, сказалъ, что въ крпости любили слушать мои псни, и за недостаткомъ другихъ развлеченій я часто плъ и брянчалъ на гитар, у насъ нердко составлялись концерты, солдаты или пли хоромъ, или плясали подъ мою незатйливую музыку, пока она не прерывалась барабаннымъ боемъ вечерней зори.

‘На одномъ изъ такихъ концертовъ присутствовалъ и нашъ охотникъ. Я всячески старался, чтобы онъ понялъ меня по-англійски. Истощивъ запасъ французскихъ арій, я сказалъ: ‘друзья, я спою вамъ англійскую псню’, и вмст съ этимъ заплъ: ‘За далекими горами!’ на голосъ, которымъ любилъ пть мой ддушка о Мальбруковомъ поход. Но къ словамъ псни я прибавилъ нсколько своихъ собственныхъ словъ, и именно: ‘Бдный плнникъ, провелъ уже здсь долгій, скучный годъ! О, Боже! еслибы знали какъ онъ томится здсь! Тому, кто выведетъ меня за далекія горы, я дамъ не меньше ста гиней.’

‘— Что это значитъ? сказалъ охотникъ: — я не понимаю!

‘— Это слова одного любовника къ своей подруг! отвчалъ я.— Но выраженію лица охотника и по его глазамъ я замтилъ, что онъ меня понялъ.

— ‘На другой день, когда вблизи не было ни одного человка, который бы могъ насъ подслушать, охотникъ окончательно подтвердилъ мои догадки. Проходя мимо меня, онъ вполголоса, но на чистомъ англійскомъ язык проплъ: ‘За далекими морями’, и мой импровизированный припвъ.

‘— Если вы готовы, сказалъ онъ: — то я тоже готовъ. Я знаю вашихъ родныхъ и знаю дорогу къ нимъ. Поговори съ Фавной и она скажетъ теб, что нужно длать… Такъ вы и не хотите играть со мной? прибавилъ онъ по французски вытащивъ карты и вдругъ перемнивъ тонъ и разговоръ, потому что въ это время къ намъ подошли два солдата.— Milor est trop grand seigneur? Bonjour, milor!

‘И охотникъ насмшливо поклонился мн, пожалъ плечами и удалился, показывая видъ, что не хочетъ ни играть со мной, ни пить.

‘Я теперь убдился, что Бишъ въ этомъ дл была едва ли не главнымъ дйствующимъ лицомъ, и что Мусо принялъ мое предложеніе. Бдная Фавна разъигрывала свою роль очень врно и ловко. Мн не нужно было объясняться съ Мусо, мы другъ друга поняли. Фавн давно была дана полная свобода находиться при мн во всякое время. Она лчила мою рану, ухаживала за мной во время лихорадки, помогала мн заниматься хозяйствомъ въ моей маленькой комнатк, стряпала мн кушанье и такъ дале. Ей позволено было выходитъ изъ крпости къ рк и гулять по полямъ и садамъ, принадлежавшимъ гарнизону.

‘Проигравъ почти вс деньги, вырученныя за мхъ, охотникъ уложилъ кремни, порохъ, одежду и удалился. Спустя три дня посл его ухода, Фавна намекнула мн, что наступило время, чтобы сдлать попытку къ моему освобожденію.

‘Я уже говорилъ, что добрый Флоракъ отдалъ мн свою кровать въ офицерской комнат. Когда крпость опустла и изъ всхъ офицеровъ остался въ ней одинъ только старый лейтенантъ, мн позволено было занимать туже комнату, гд иногда запирали меня и кормили солдатскими раціонами, иногда оставляли совершенно на свобод, иногда приглашали къ постоянно пьяному коменданту раздлить его трапезу. Офицерскій домъ былъ выстроенъ изъ бревенъ, подобно полудюжин другихъ зданій въ крпости, на веркахъ которой находилось всего четыре пушки небольшаго калибра и изъ нихъ одна позади моей комнаты. Посмотрвъ по направленію этой пушки къ западу, вы бы увидли небольшой островокъ при сліяніи двухъ ркъ Огейо и Мононгахела, на берегу которой расположена была крпость Дёкеснъ. На берегу противъ этого острова росла большая роща.

‘— Ты видишь эту рощу? сказала мн моя несчастная Бишъ ломанымъ французскимъ языкомъ. Тамъ онъ ждетъ тебя!

‘Днемъ моя комната оставалась открытою и Бишъ свободно входила въ нее и выходила. За день до побга она пришла съ поля съ лопаткой въ рук и корзинкой различной зелени для супа. Прислонивъ лопатку къ дверямъ и поставивъ подл себя корзинку, она сла на скамейку. Я началъ говорить съ ней, и былъ до такой степени недогадливъ, что не обратилъ вниманія на лопатку, только тогда подумалъ, что это орудіе можетъ пригодиться мн, когда Бишъ толкнула ее въ открытую дверь и лопатка упала въ мою комнату.

‘— Спрячь ее, сказала Бишъ: — скоро понадобится.

‘Въ тотъ-то вечеръ она и указала мн на рощу.

‘На другой день, она приходитъ ко мн, и показывая видъ необычайнаго гнва, восклицаетъ: — милордъ! милордъ! Отъ чего вы не идете обдать къ коменданту? Онъ очень сердитъ сегодня! Entendezvous? Вмст съ этими словами она заглянула въ комнату и швырнула въ нее клубокъ веревки.

‘— Иду, Ла Бишъ, иду! сказалъ я, и заковылялъ за ней на своихъ костыляхъ. Подходя къ комендантской квартир, Ла Бишъ сказала: Pour ce soir! Я понялъ, что наступило время дйствовать.

‘Что касается Мусо, онъ какъ будто вовсе ничего не зналъ, ршительно ничего! Онъ ворчалъ и говорилъ, что вс блюда остыли, пристально смотрлъ мн въ лицо, говорилъ о томъ и о другомъ, и не только въ то время, когда тутъ находился его слуга, но и посл, когда мы закурили трубки и играли въ пикетъ, между тмъ какъ Бишъ по обыкновенію сидла, прижавшись въ углу.

‘Бутылка виски моего пріятеля опустла, бросивъ боле чмъ выразительный взглядъ, Мусо сказалъ, что намъ должно выпить еще по рюмк особливо въ этотъ вечеръ и, вставъ изъ-за стола, онъ качаясь съ боку на бокъ, пошелъ въ другую комнату, гд подъ замкомъ хранился пламенный напитокъ, нарочно подальше отъ бдной Бишъ, которая не могла сопротивляться искушенію.

‘Какъ только повернулся онъ спиной къ намъ, Бишъ привстала, и въ мгновеніе очутилась у ногъ моихъ, цаловала мою руку, прижимала ее къ сердцу и рыдала, склонясь на мое колно. Признаюсь откровенно, я такъ былъ взволнованъ выраженіемъ безмолвной привязанности этого бднаго созданія, что когда Мусо воротился, я не могъ успокоиться, хотя бдная Фавна снова сла въ уголъ и укуталась въ свое покрывало.

‘Мусо, повидимому, не замтилъ ничего страннаго въ нашемъ поведеніи. Мы сли за игру, но вс мои мысли до такой степени были разсяны, что я не зналъ даже, какія держалъ въ рукахъ карты.

‘— Сегодня, милордъ, я въ выигрыш, сказалъ Мусо угрюмо. Вдь мы играемъ на честное слово.

‘— Вы вполн можете положиться на мое слово, отвчалъ я.

‘— Конечно! кром честнаго слова, вдь у васъ ничего больше нтъ, сказалъ Мусо.

‘— Мсьё! поврьте, что слово мое стоитъ десяти тысячъ ливровъ!

‘И мы продолжали игру.

‘Наконецъ Мусо сказалъ, что у него болитъ голова, что ему нужно спать. Я понялъ, что мн пора удалиться.

‘— Доброй ночи, mon petit lord, сказалъ Мусо: — постойте, постойте: безъ костылей вы пожалуй упадете.

‘Глаза Мусо засверкали, онъ посмотрлъ на меня съ саркастической усмшкой. Въ минуту душевнаго волненія я совсмъ было забылъ, что хромаю, я побжалъ не хуже перваго гренадера.

‘— Какая страшная ночь! сказалъ Мусо, взглянувъ изъ дверей.

‘И дйствительно, на двор бушевала буря, втеръ ревлъ въ буквальномъ смысл этого слова.

‘— Возьми фонарь, Тюльпанъ, и проводи милорда до квартиры.

‘Мусо на минуту остановился въ дверяхъ, я замтилъ, что позади его стояла Бишъ.

‘Ночь была дождливая, и часовые предпочитали оставаться въ будкахъ, поэтому они не мшали мн работать. Домъ мой былъ выстроенъ изъ бревенчатыхъ стоекъ, вкопанныхъ въ землю и накрытыхъ сверху горизонтальными брусьями. Мн нужно было подкопаться подъ нихъ и сдлать такое отверстіе, чтобъ можно проползти. Я началъ работать въ темнот, вскор посл вечерней зори. Было уже за полночь, когда трудъ мой кончился. Я высунулъ руку изъ-подъ бревна и ее окропило дождемъ. Въ слдующіе за тмъ два часа я долженъ былъ работать очень осторожно, я проползъ черезъ парапетъ и привязалъ къ орудію веревку. Разумется, все это длалось молча и съ замираніемъ сердца, я боялся, чтобы часовой не увидлъ меня и не влпилъ въ меня свинцовую нулю.

‘Валъ былъ не боле двнадцати футъ вышиною, и я спустился въ ровъ довольно легко. Прождавъ нсколько минутъ у самой стны, я старался разсмотрть рку и островъ. Я слышалъ, какъ часовой ходилъ по валу и напвалъ какую-то псню. Наконецъ взошла луна, мракъ немного разсялся, передо-мной заблла рка, и я увидлъ возвышавшіеся на ней камни и деревья острова.

‘Я направился почти ползкомъ къ рощ, служившей цлью всхъ моихъ усилій. О какъ легко вздохнулъ я, когда услышалъ тамъ голосъ, напвавшій: ‘За далекими горами’!

Когда Джоржъ дошелъ до этой части своего повствованія, миссъ Тео, сидвшая за клавикордами, повернулась, взяла аккорды этой псни и къ ней веселымъ хоромъ присоединилось все маленькое общество.

‘Нашъ путь, продолжалъ Джоржъ, лежалъ по обширному лсу на правомъ берегу Мононгахела, съ которымъ проводникъ мой былъ хорошо знакомъ. Къ концу дня мы подошли къ боле открытой мстности, и мой проводникъ, Сильверхильсъ по имени, спросилъ: видалъ ли я это мсто? Это было роковое поле, гд палъ Браддокъ и гд лтомъ предшествовавшаго года мн спасли жизнь. Теперь же листья деревьевъ начинали покрываться великолпными оттнками нашей осени.

— Ахъ братъ! вскричалъ Гарри, схвативъ руку Джоржа. Я игралъ и дурачился на минеральныхъ водахъ и въ Лондон, тогда какъ ты, мой Джоржъ, скитался въ пустын, спасая свою жизнь! О, какимъ я былъ безпутнымъ человкомъ!

— Но все же ты достоинъ называться сыномъ твоей матери, нжно и съ слезами на глазахъ сказала мистриссъ Ламбертъ.— Если Гарри и заблуждался, то достаточно видть его раскаяніе, его любовь, его непритворную радость и великодушіе, чтобы надяться на исправленіе молодаго гршника.

‘Мы перешли чрезъ рку, — снова началъ Джоржъ: — и взяли направленіе по окраин западнаго склона Аллеганскихъ горъ, чрезъ огромные лса дуба, клена и тополей, высившихся иногда футъ на сто. Намъ нужно было остерегаться индійцевъ и обходныхъ партій французовъ. Дикари не довряли намъ съ тхъ поръ, какъ узнали о нашемъ дурномъ съ ними обхожденіи.

‘Я все еще былъ слабъ и потому наше путешествіе продолжалось недли дв и даже боле. По мр приближенія къ дому лса становились красне и красне. Морозы по ночамъ длались ощутительне. Мы разводили костры у самыхъ ногъ и укутывались въ платье сколько можно тепле. Въ это время года, охотники, жившіе въ горахъ, занимались добываніемъ сахара изъ клена. Мы встрчались съ цлыми семьями, расположенными лагеремъ преимущественно у рчекъ, они радушно принимали насъ у своихъ костровъ и длили съ нами свою пищу. Такимъ образомъ мы перешли два хребта горъ Лавровыхъ и Аллеганскихъ. Послдній день нашего путешествія, собственно моего и моего добраго проводника, привелъ насъ къ дикому, великолпному проходу Вилля, къ долин, лежащей между скалами почти на тысячу футъ вышиною,— скалами блыми, голыми и разбитыми въ фантастическія формы, подобно громаднымъ укрпленіямъ, надъ вершинами скалъ парили орлы и стерегли свои гнзда въ мрачныхъ ущельяхъ.

‘Отсюда мы спустились въ Кумберлэндъ, изъ котораго и вступили въ походъ въ прошломъ году и въ которомъ находился уже значительный гарнизонъ. Можете себ представить, какой счастливый день былъ въ моей жизни, когда я на берегахъ роднаго Потомака снова увидлъ англійскіе флаги!’

ГЛАВА V.
МЫ ОСТАЕМСЯ ВЪ АРИСТОКРАТИЧЕСКОЙ ЧАСТИ ГОРОДА.

Исторію, которую мы слышали сейчасъ, Джоржъ Варрингтонъ разсказалъ баронесс Бернштэйнъ еще наканун, или врне разсказалъ часть исторіи, потому что старуха дремала во время повствованія, и только тогда просыпалась, когда Джоржъ останавливался. При этомъ она говорила, что исторія его очень интересна и приказывала продолжать. Молодой человкъ выражалъ неудовольствіе, сбивался, конфузился и разсказывалъ совершенно противъ своей воли и далеко не такъ хорошо, какъ въ маленькомъ дружескомъ кружку въ улиц Гилль, гд удивляющіеся глазки Гетти и сочувствующіе взгляды Тео, доброе лицо мама и веселое выраженіе папа, служили похвалою весьма достаточною, чтобъ ободрить скромнаго юношу, который нуждался въ ободреніи для своего краснорчія. Что касается до поведенія мама, то генералъ говоритъ, что она удивительно была похожа на сундучницу мистера Аддисона, и что осчастливила бы всякую трагедію, только бы стоило ей занять передовую ложу и плакать. Вотъ почему мы выбрали домъ лорда Ротама для театра, на которомъ должна была разъиграться первая роль мистера Джорджа, мы желали доставить его разсказу вс выгоды, отнюдь не слдуя примру сонной, цинической старой лэди, которой онъ разсказывалъ свои приключенія.

— Превосходно, преинтересно, мой милый, говорила баронесса, удерживая тремя пальцами, прикрытыми кружевной полуперчаткой, конвульсивное движеніе рта.— Ваша матушка должно быть очень была рада.

Джоржъ слегка пожалъ плечами, и въ то время, какъ тетка смотрла на него своими старыми острыми глазами, сдлалъ низкій поклонъ.

— Я думаю, она была въ восторг, увидвъ тебя, сухо продолжала баронесса: — и вроятно поэтому случаю убила упитаннаго тельца и…. и сдлала что нибудь въ этомъ род. Не знаю, къ чему я говорю — тельца, племянникъ Джоржъ, вдь ты никогда не былъ блуднымъ сыномъ. Это относится до тебя, мой бдный Гарри! Ты ршительно находился между свиньями. Злые друзья очистили твои карманы и въ добавокъ сняли съ плечъ кафтанъ.

— Онъ пріхалъ въ Англію къ своимъ роднымъ, сказалъ Джоржъ, начиная горячиться: — его друзьями были друзья вашего сіятельства.

— И онъ попалъ въ самый дурной кругъ. Я сказала бы это моей сестр раньше, еслибъ ей угодно было написать мн съ нимъ, какъ она написала съ тобой, сказала старуха, вздернувъ голову.— Эге! продолжала она, собираясь, съ помощію горничной, на раутъ.— Я вижу по лицу этого молодаго джентльмена, что мадамъ Эсмондъ сожалетъ о его возвращеніи. Она сожалетъ, а я прихожу въ совершенное бшенство. Отчего онъ не остался у дерева, къ которому его прислонили, и зачмъ молодой Флоракъ отнесъ его въ крпость? Въ Париж, во время Регента, я знала этихъ Флораковъ. Они были Флораки изъ Иври. До Генриха IV это былъ незначительный домъ. Одинъ изъ родственниковъ молодаго Флорака находился въ милости у короля. Что я говорю, родственникъ — ха! ха| родственница! Бреттъ! entendez vous? Подай мн кошелекъ. Мн не нравится высокомріе и надменность этого мсьё Джоржа, а между тмъ онъ похожъ, очень похожъ на своего дда, — у него тотъ же взглядъ, тотъ же голосъ. Ты слышала о полковник Эсмонд, когда я была молода? У этого юноши его глаза. Я любила глаза полковника, ну да и онъ любилъ меня.

Связанная общаніемъ быть на вечер и играть въ карты (въ этомъ удовольствіи баронесса не отказывала себ, пока силы позволяли держать въ рукахъ козырей или сидть въ кресл) — баронесса, вскор посл окончанія разсказа Джоржа, отпустила двухъ племянниковъ, подавъ старшему два пальца и сдлавъ ему изысканный книксенъ, между тмъ какъ Гарри подала об руки и нжно потрепала по щек.

— Бдное дитя мое, теперь ты больше не наслдникъ, и ты увидишь, какъ иначе будутъ обходиться съ тобой! сказала она.— Въ цломъ Лондон одна только злая, безчувственная старуха будетъ обходиться съ тобою попрежнему. Возьми вотъ этотъ бумажникъ, дитя мое! Но пожалуйста не потеряй его сегодня въ Рансле. Твое платье на Джорж и въ половину не такъ хорошо сидитъ, какъ на теб! Надюсь, дитя мое, ты всмъ представишь брата своего и будешь ходить съ нимъ по зал покрайней мр часа два. На твоемъ мст, я бы посл того отправилась въ клубъ и играла бы тамъ, какъ будто ни въ чемъ не бывало. А пока ты будешь въ клуб, твой братъ прідетъ ко мн и мы съ нимъ поужинаемъ. Милэди Флинтъ даетъ прескверные ужины, да къ тому же мн хочется переговорить съ племянникомъ Джоржемъ о письм его матери. Au revoir, джентльменъ! и баронесса подошла къ тоалету. Носильщики и факельщики уже давно ее ждали.

Джентльмены отправились въ Ранслей, гд на этотъ разъ присутствовали весьма немногіе изъ знакомыхъ Гарри. Они прошли по зал, встртили мистера Тома Клэйпуля съ его провинціальными друзьями, слушали музыку и пили чай. Гарри принялъ на себя роль церемоніймейстера и показывалъ брату вс достопримечательности. Гарри при первомъ появленіи въ Лондон приходилъ въ большой восторгъ, но восторгъ Джоржа не имлъ предла. Джоржъ боле, чмъ братъ, любилъ музыку, онъ впервые слышалъ оркестръ, довольно порядочно исполнившій пьесу Ганделя. Уваженіе Гарри къ старшему брату доказывается и тмъ, что онъ не пренебрегалъ любовью брата къ музык даже и въ то время, когда это искусство въ Англіи не пользовалось большимъ почетомъ, и когда британцевъ почти ежедневно поднимали на смхъ свои же патріотическія газеты, при оцнк музыкальныхъ дарованій какихъ нибудь Сквалини, монсеньеровъ и т. п. Теперь въ Британіи никто не гордится своимъ невжествомъ. У насъ теперь не существуетъ ни высокомрія, ни прежняго равнодушія. Надменность совершенно неизвстна намъ…. Искусство пріобрло свои права и живетъ теперь съ нами на условіяхъ равенства. Если мистриссъ Траль вздумаетъ выдти замужъ за какого нибудь музыкальнаго маэстро, то я не думаю, что ея друзья станутъ содрогаться отъ одного ея имени. Если у ней хорошое состояніе, если она держитъ хорошаго повара, то поврьте, къ ней вс подутъ и будутъ обдать съ ней, несмотря на ея msalliance, и будутъ обходиться съ мсьё Піоцци со всевозможною любезностью.

Изъ Ранслей мистеръ Джоржъ, по совту баронессы, отправился въ ея домъ, между тмъ какъ Гарри показался въ клуб, когда, по принятому обыкновенію, джентльмены собирались ужинать и посл ужина играть. Само собою разумется, никто не намекнулъ даже на кратковременное отсутствіе мистера Варрингтона, мистеръ Руфъ, бывшій его домохозяинъ, прислуживалъ необыкновенно серьёзно и вжливо, какъ будто между ними не было даже и повода къ раздору.

Но когда джентльмены отъужинали и отправились на верхъ играть, Гарри ршительно объявилъ, что играть больше не будетъ.

— Да вдь вы, мистеръ Варрингтонъ, разсянно сказалъ мистеръ Моррисъ: — если говорить правду, выиграли боле, чмъ проиграли.

— Я думаю, мистеръ Моррисъ, мои дла лучше мн извстны, угрюмо сказалъ Гарри, не забывшій о поступк этого пріятеля при своемъ арест:— впрочемъ я имю на это другія причины. Нсколько мсяцевъ или, пожалуй, нсколько дней тому назадъ я былъ наслдникомъ большаго состоянія и могъ проигрывать небольшую сумму денегъ. Теперь, благодаря Бога, я ничего не наслдую, — и Гарри, покраснвъ, окинулъ взглядомъ кружокъ джентльменовъ, нетерпливо ждавшихъ начала игры.

— Что вы хотите сказать, мистеръ Варрингтонъ? вскричалъ милордъ Марчъ.— Неужели вы проиграли вашу Виргинію? Кто ее выигралъ? А вдь я постоянно имлъ намреніе сыграться съ вами на этотъ кушъ.

— И размножить племя невольниковъ въ нашей колоніи? сказалъ Моррисъ.

— Ее выигралъ законный наслдникъ. Вроятно, вы слышали о моемъ брат близнец?

— Котораго убили въ компаніи Браддока, два года тому назадъ? Какъ же, слышалъ. Праведное небо, мистеръ Гарри! ужели онъ очутился въ живыхъ?

— Два дня тому, какъ онъ пріхалъ въ Лондонъ. Восьмнадцать мсяцовъ онъ былъ въ плну въ одной французской крпости, нсколько мсяцевъ какъ сдлался свободнымъ и сейчасъ же посл того выхалъ изъ Виргиніи.

— Вы, мистеръ Варрингтонъ, я полагаю, не успли заказать себ трауръ? хладнокровно спросилъ Сельуэйнъ, и простосердечный Гарри, безъ объясненія брата, не понялъ бы точнаго значенія этого вопроса.

— Повсьте меня, если я въ состояніи объяснить радость Варрингтона при неумстномъ появленіи его пропадавшаго брата! вскричалъ милордъ Марчъ, продолжая разговоръ свой посл ухода молодаго виргинца.

— Надобно отдать справедливость этимъ дикарямъ, они какъ-то особенно умютъ питать чувство непритворной любви, несмотря на то, что въ Америк существуютъ весьма слабыя понятія о цивилизаціи, — звая, сказалъ Сельуэйнъ.

— У нихъ принято за правило: любить друзей и скальпировать враговъ, замтилъ мистеръ Вальполь.— Это не совсмъ по-христіански, но очень естественно. Я думаю, Джоржъ, ты бы не захотлъ видть въ настоящее время, какъ скальпируютъ живаго человка и сдираютъ съ него кожу.

— Мн кажется, что младшій братъ долженъ быть естественнымъ врагомъ старшаго, сказалъ мистеръ Сельуэйнъ, спокойно раскладывая на стол деньги и марки.

— Пытка тоже, что и бульонъ изъ костей, приправленный перцомъ. Побывавъ однажды на вислиц, едва ли кто захочетъ побывать второй разъ, продолжалъ Гарри.

— Пусть повсятъ меня, если найдется въ Англіи человкъ, которому пріятно видть въ живыхъ своего старшаго брата, сказалъ милордъ.

— А тмъ боле видть въ живыхъ своего отца, милордъ! вскричалъ Джекъ Морриссъ.

— У васъ, Джекъ, кажется, былъ отецъ въ то время, когда мы познакомились. Дайте мн марокъ на пятьсотъ.

— Все-таки диковинная вещь, что мертвые братья оживаютъ, продолжалъ Джекъ.— Кто знаетъ, можетъ быть эти молодцы нарочно придумали такую штуку? Сюда является молодой человкъ, называетъ себя счастливымъ юношей, говоритъ, что онъ виргинскій принцъ и чортъ знаетъ что такое, вступаетъ въ наше общество….

При послдней фраз Джека раздается громкій смхъ.

— Кто знаетъ, что это не былъ чистйшій обманъ? продолжаетъ Джекъ.— Младшій братъ является въ Лондонъ первымъ. Онъ намренъ жениться на богатой наслдниц и, когда дло его подходитъ къ концу, — вдругъ является старшій брать. И дйствительно, припомните, когда явился старшій братъ? Когда не удался планъ, когда вс надежды младшаго брата совершенно лопнули! Кто можетъ сказать, что этотъ молодецъ не жилъ въ какомъ нибудь лондонскомъ захолусть, въ какомъ нибудь подвал, и пока младшій джентльменъ устроивалъ свои дла, онъ питался требухой? Чортъ возьми, какъ джентльмены, мы должны вникнуть въ это дло, вдь этотъ мистеръ Варрингтонъ насмялся самымъ наглымъ образомъ надъ цлымъ клубомъ.

— Кто его ввелъ сюда? кажется, Марчъ? спросилъ одинъ изъ играющихъ.

— Да. Но милордъ думалъ, что онъ ввелъ совсмъ другое лицо. Не правда ли, Марчъ!

— Держи ты свой проклятый языкъ на привязи и слди за игрой! сказалъ нобльменъ, къ которому относился послдній вопросъ. Мнніе Джека Морриса не нашло себ защитниковъ. Правда, многіе соглашались, что со стороны мистера Гарри Варрингтона въ высшей степени было безсовстно уврять другихъ въ смерти своего брата, что нъ первомъ появленіи молодаго человка и въ послдующихъ его дйствіяхъ было что-то подозрительное, и вообще говорили, что относительно этихъ чужеземцевъ, авантюристовъ, нужно быть какъ можно осторожне.

Хотя Гарри вышелъ изъ тюрьмы и изъ затруднительнаго положенія, хотя тетка щедро наградила его деньгами, хотя ему отданъ былъ любимый его братъ, возвращеніе котораго къ жизни Гарри вовсе не думалъ оплакивать, наперекоръ предположенію своихъ клубныхъ друзей,— хотя Марія своимъ поведеніемъ во время его несчастія показала себя въ весьма выгодномъ свт, — несмотря на то, онъ, оставаясь наедин съ самимъ собою, не чувствовалъ особенной радости и курилъ свою виргинскую трубку съ взволнованной душой. Это происходило не потому, что онъ лишился наслдства: потеря эта нисколько его не печалила, онъ зналъ, что братъ подлится съ нимъ, какъ подлился бы онъ самъ, для него убійственно было сдлаться нищимъ и при этомъ быть навсегда прикованнымъ къ старой кузин!— Марія дйствительно была стара. Когда она пришла въ этотъ ужасный вертепъ, въ улиц Курситоръ, и когда слезы смыли румяна съ ея щекъ, она казалась чуть ли не старе мадамъ Эсмондъ: ея лицо было желто, покрыто морщинами и такое противное, какимъ онъ видлъ его въ тотъ день, когда Марія захворала въ карет, по дорог въ Тонбриджъ. Что сказала бы мать, еслибъ онъ привезъ ее въ Виргинію?— о Боже! какія бы баталіи тогда происходили между ними! Конечно, онъ удалился бы жить на одну изъ плантацій, и чмъ дальше отъ дома, тмъ лучше,— завелъ бы нсколько негровъ, устроилъ бы ферму и охотился бы съ утра до вечера, но какова была бы жизнь для Маріи — все равно въ Кастльвуд или въ ея собственномъ дом, — для нея, которая привыкла здить ко двору, играть въ карты и быть каждый вечеръ на балу!… О если бы ему удалось пріобрсть мсто управляющаго имніями,— онъ честно исполнялъ бы свое дло и старался бы пополнить пустоту своей безплодной жизни и возвратить то, что промоталъ въ минувшіе дни! Пять тысячъ фунтовъ, все его наслдство и вс проценты, накопившіеся въ теченіе его малолтства, все это промотано въ какихъ нибудь шесть мсяцевъ! Онъ нищій, зависящій отъ милости брата,— въ жизни ничего не осталось ему, кром старой жены! Хорошъ, однакожь, нищій въ бархат и серебр, — бдный юноша одтъ былъ въ лучшее свое платье,— какую роль разъигрывалъ онъ въ Европ, и чмъ она кончилась! При всхъ его аристократическихъ друзьяхъ въ клуб Вайта и въ Ньюмаркет, при всей расточительности, былъ ли онъ счастливъ хотя на одинъ день съ самаго прізда въ Европу? Былъ впрочемъ дни три-четыре, и между прочимъ, вчера вечеромъ, когда находился въ кругу доброй, безпредльно доброй мистриссъ Ламбертъ, милыхъ, скромныхъ, прекрасныхъ ея дочерей и храбраго полковника. Полковникъ былъ правъ, выговаривая Гарри за его мотовство: Гарри былъ зврь, если ршился выказать при этомъ гнвъ. Но да благословитъ ихъ небо за великодушіе!— Вотъ мысли, съ которыми Гарри наложилъ свою трубку и курилъ ее, ожидая возвращенія брата отъ баронессы Бернштэйнъ.

ГЛАВА VI,
ВЪ ТЕЧЕНІЕ КОТОРОЙ ГАРРИ СИДИТЪ ДОМА И КУРИТЪ.

Дядя нашихъ виргинцевъ, полковникъ Эсмондъ, о которомъ мы часто упоминали и который промнялъ жизнь въ Англіи на жизнь въ Новомъ Свт, посвятилъ нкоторую часть своего продолжительнаго американскаго досуга на составленіе записокъ о своей ранней жизни. Въ этихъ запискахъ мадамъ де Бернштэйнъ (въ двицахъ ее звали мистриссъ Беатриксъ Эсмондъ) разъигрывала весьма замчательную роль.— Джоржъ нсколько разъ прочитывалъ рукопись своего дда, и потому зналъ свою родственницу далеко за долго до свиданія съ ней, онъ зналъ, что лэди, съ которой познакомился на склон ея дней, была полстолтія тому назадъ молода, прекрасна, своенравна. Не знаю, право, пріятно или нтъ, для женщины, переставшей быть красавицей, вспоминать о цвтущемъ період своей жизни, вспоминать въ то время, когда щеки начинаютъ блекнуть и глаза тусклть? Когда сердце начинаетъ черствть, пробуждается ли въ немъ старая любовь и вспоминаетъ ли оно о томъ, что нкогда оно было мягко, свжо, что порывы нжной страсти усиливали въ немъ біеніе? Когда настроеніе духа становится вялымъ, тяжелымъ, пріятно ли намъ вспоминать, какъ свтло было нкогда на нашей душ, сколько отрадныхъ надеждъ лелялось въ ней, какъ готовы были мы сочувствовать всему прекрасному, съ какою горячностью наслаждались мы жизнію?— И все это увяло, весенніе бутоны, розы красоты, цвтистая, обильная жатва лтней поры, — все увяло, засохло, остались одни только голые сучья, дрожащіе отъ зимней стужи.

И она была нкогда красавицей! думалъ Джоржъ Варрингтонъ, въ то время, когда его тетка, въ румянахъ и брилльянтахъ, возвращалась съ раута,— и эти руины были нкогда великолпнымъ дворцомъ. Толпы обожателей вздыхали передъ этими дряхлыми ногами, сходили съ ума отъ блеска ея глазъ. Онъ вспомнилъ фейерверкъ у себя въ отечеств, въ Вильямсбург, по случаю дня рожденія короля, и живо представилъ себ контрастъ между блесками огней и остовами колесъ и трубокъ, изъ которыхъ вылетали на воздухъ римскія свчи. Припоминая подробности ддовскихъ записокъ, Джоржъ живо представлялъ себ ослпительный блескъ ранней карьеры тетушки Бернштэйнъ. Добрый Гарри видлъ эти записки, но какъ не охотникъ до чтенія, онъ не прочитывалъ ихъ съ особеннымъ вниманіемъ, да если бы и прочиталъ, то не сталъ бы такъ много думать о нихъ, вовсе не имя наклонности меланхолика-брата вдаваться въ глубокія размышленія и созерцанія.

Мистеръ Варрингтонъ не находилъ достаточнаго основанія говорить своей тетк о своемъ близкомъ знакомств съ ея ранней исторіей. Когда кончился ужинъ, баронесса указала тростью на бюро и приказала своему собесднику подать письмо, лежавшее на чернильниц. Съ перваго взгляда на адресъ Джоржъ узналъ, что этого письма онъ самъ былъ подателемъ.

— Прочитайте и вы увидите, сказала старуха, пристально посмотрвъ на племянника: — что даже посл вашего возвращенія изъ плна между вами и моей сестрой существовала нкоторая холодность.

— Въ самомъ дл?— Мадамъ Эсмондъ не показывала и вида холодности, сказалъ Джоржъ.

Баронесса надла огромные очки на глаза, въ былыя времена бросавшіе молніи и воспламенявшіе сердца, взглянула на письмо и передала его Джоржу, который прочелъ слдующее:

Ричмондъ, Виргинія, 26-го декабря 1736.

‘Милостивйшая государыня и сестра!

‘Я получила ваше письмо съ пакетботомъ ‘Роза’ прошедшаго 23-го октября, за что искренне благодарю васъ и спшу отвтить во время, которое будетъ благостынею и миромъ для всего человчества, но въ которое по опредленію Промысла мы все-таки должны нести часть земныхъ горестей и страданій. Отвтъ этотъ доставитъ вамъ мой старшій сынъ, мистеръ Эсмондъ Варрингтонъ, который чудеснымъ образомъ возвратился къ намъ изъ сни смерти и который пожелалъ, разумется съ моего согласія, постить Европу, не смотря на кратковременное между нами пребываніе. Мн больно подумать, что мой неоцненный Гарри долженъ былъ явиться въ отечество — я разумю подъ этимъ словомъ Англію — какъ говорится, подъ чужимъ флагомъ, долженъ былъ представиться его величеству, нашимъ и своимъ роднымъ, какъ законный наслдникъ своего отца, тогда какъ милый сынъ Джоржъ былъ еще живъ, хотя мы и считали его въ мертвыхъ. О, мадамъ! если бы вы знали, сколько выстрадало сердце матери и брата въ теченіе его осьмнадцатимсячнаго плна! Увидвъ мистера Эсмонда Варрингтона снова въ живыхъ, Гарри забудетъ отъ радости несчастіе, которое на него должно обрушиться. Онъ безъ досады и огорченія возвратится къ бдности. Благороднйшій, покорнйшій изъ человческихъ созданій, изъ сыновей, онъ съ радостію передастъ старшему брату то право наслдства, которое принадлежало бы ему, еслибъ не рожденіе его посл брата и не чудесное возвращеніе моего сына Джоржа.

‘Ваши благодтельныя намренія относительно неоцненнаго Гарри для меня боле чмъ пріятны, особливо теперь, когда Гарри долженъ существовать ничтожною долею младшаго брата! Нсколько лтъ тому назадъ, предстоялъ очень выгодный случай для него въ здшней провинціи, и теперь онъ былъ бы владльцемъ хорошаго имнья и негровъ, имлъ бы возможность сдлаться немаловажнымъ лицомъ, еслибъ только согласился онъ съ желаніемъ матери и еслибъ небольшой капиталъ, завщанный ему отцомъ и обращающійся за небольшіе проценты въ британскихъ фондахъ, былъ употребленъ на эту, въ высшей степени превосходную, покупку. Но формы закона, и, къ сожалнію я должна признаться, неумстная совстливость старшаго брата, разстроили это дло, и рдкостный случай пропалъ навсегда! Гарри увидитъ, что сбереженія въ его пользу значительно увеличились, дай Богъ долго и долго ему пользоваться ими! Да благословитъ васъ небо, милая сестра, за ту сумму, которую вамъ угодно будетъ прибавить къ его капиталу! Усматривая изъ вашего письма, что денегъ, отпускаемыхъ на его содержаніе, недостаточно для того, чтобы поддерживать знакомство въ кругу аристократическихъ молодыхъ людей (я сама знаю, что внукъ маркиза Эсмонда, — молодой человкъ, который чуть-чуть не сдлался его наслдникомъ, — иметъ полное право стоять наравн со всякимъ нобльменомъ въ Великобританіи), и имя при себ деньги, постоянно мною предназначаемыя на устройство бднаго младшаго сына, я передаю ихъ старшему сыну, который, надо отдать ему справедливость, питаетъ къ брату искреннюю любовь и уваженіе и употребитъ ихъ съ выгодою Гарри.’

— На эти деньги я выкупилъ его изъ тюрьмы. Мн кажется, лучшаго употребленія невозможно было сдлать, возразилъ Джоржъ, останавливаясь на этой части письма.

— Извините, сэръ, я думаю совершенно иначе! Почему бы напримръ не купить для него хорошее мсто, или хорошее имнье съ неграми, если онъ иметъ желаніе возвратиться домой? вскричала старая лэди.— Къ тому же этотъ долгъ я хотла заплатить сама.

— Полагаю, вы предоставите это удовольствіе его брату. Позвольте мн быть банкиромъ моего брата и считать, что я занялъ извстную сумму у матери съ тмъ, чтобъ заплатить ее за моего добраго Гарри.

— Въ самомъ дл такъ?— Дайте же мн вина! Да вы славный малый!— Впрочемъ, читайте дальше и вы увидите, что точно такого же мннія о васъ и ваша мать. Я пью за ваше здоровье, племянникъ! Это доброе бургундское. Вашъ ддъ не любилъ бургундскаго. Онъ пилъ мало и обыкновенно лафитъ.

Джоржъ продолжалъ:

‘Этой суммы, надюсь, будетъ слишкомъ достаточно на покрытіе долговъ, которые надлалъ Гарри, находившійся въ ложномъ положеніи. Я бы желала также доврчиво положиться на благоразуміе Гарри, какъ полагаюсь на благоразуміе Джоржа! Но, я боюсь, мистеръ Эсмондъ Варрингтонъ вовсе не усвоилъ себ смиренія и покорности, которыя составляютъ принадлежность каждаго христіанина и которыя я постоянно старалась внушить моимъ дтямъ. Если вы случайно вздумаете показать ему это письмо въ то время, когда, при благословеніи неба на плавающихъ по морямъ, насъ раздлитъ Великій океанъ, то пусть онъ узнаетъ, что благословеніе и молитвы матери одинаково сопровождаютъ какъ того, такъ и другаго сына, и что не было поступка, не было желанія съ моей стороны (хотя Джоржъ рдко исполнялъ его!), которыя бы истекали не изъ искреннйшей любви къ моимъ милымъ, неоцненнымъ дтямъ!’

— Тутъ скоблено перочиннымъ ножемъ, и какое-то пятно, какъ будто была пролита вода. Ваша мать, Джоржъ, пишетъ прекрасно. Я все-таки думаю, что между вами былъ какой нибудь поводъ къ раздору,— ласковымъ тономъ замтила тетка.

— Да, мадамъ, и не разъ, — отвчалъ молодой человкъ съ печальнымъ лицомъ. Послдній разъ было изъ-за денегъ, изъ-за выкупа, общаннаго мною старому коменданту крпости, который помогъ мн бжать. Я говорилъ вамъ, что у него была бдная индіанка, много содйствовавшая мн въ побг и вообще очень добрая женщина. Шесть недль спустя посл моего возвращенія, несчастная Ла-Бишъ явилась въ Ричмондъ, пробравшись лсами по той же самой дорог, по которой шелъ я, и принесла мн ддовскіе часы и печать, которыя Мусо, устроивая мой побгъ, общался прислать. Новый комендантъ и значительное подкрпленіе уже прибыли въ Дёкеснъ. Мусо былъ обвиненъ въ растрат денегъ, но какой суммы — сказать не могу, потому что посланная не въ состояніи была объяснить это подробно и врно. Его арестовали, и онъ сдлалъ попытку бжать, но мене счастливый, чмъ я, былъ замченъ, — и его подстрлили. Изъ темницы, почти на смертномъ одр, онъ нацарапалъ мн нсколько словъ и отправилъ съ бдной индіанкой, прося меня отослать общанное къ какому нибудь нотаріусу въ Гавръ де-Графъ для передачи его родственникамъ въ Коен, въ Нормандіи. Пріятель, Сильвергилсъ, охотникъ, на этотъ разъ былъ проводникомъ несчастной женщины. Удивляюсь, какъ они не попали подъ ножъ индійцевъ. Ла-Бишъ приняли у насъ очень сурово. Ей даже хотли отказать въ пріют. Не стану говорить о подозрніяхъ, которыя возникли относительно ея и меня. Несчастная напивалась до пьяна при первой возможности. Я приказалъ давать ей пищу и пріютъ, и она сдлалась посмшищемъ для негровъ и предметомъ разныхъ сплетенъ для старыхъ дуръ въ нашемъ маленькомъ городк. Къ счастію, губернаторъ былъ человкъ благоразумный, я пробудилъ въ немъ участіе къ несчастной и усплъ выхлопотать паспортъ, съ которымъ Ла-Бишъ могла бы безопасно возвратиться на родину. Ея горесть при разлук со мной служила только къ усиленію подозрній. Мн кажется, о моихъ проступкахъ говорено было съ каедры, я долженъ былъ прибгать къ моей трости. Изъ всего этого возникъ страшный споръ между мной и мадамъ Эсмондъ, размолвка наша и теперь еще не прекратилась. Я настаивалъ въ уплат наслдникамъ Мусо денегъ, общанныхъ за мое освобожденіе. Теперь вы видите, что сплетни, клевета и злословіе существуютъ въ пустын и точно такъ же бываютъ сильны въ Новомъ Свт, какъ и въ Старомъ.

— Я, мой другъ, сама отъ нихъ страдала, задумчиво сказала баронесса.— Налей свою рюмку, дитя мое! Это вишневка: она лучше всего въ свт успокоитъ тебя.

‘Что касается до женитьбы моего бднаго Гарри, продолжала писать мадамъ Эсмондъ: — то хотя я по горькому опыту знаю очень хорошо опасности, которымъ подвергается юность, и хотла бы сберечь отъ нихъ моего сына, хотя я желала бы, чтобы онъ взялъ себ жену съ титуломъ, какъ это и слдуетъ молодому человку его происхожденія, но все же лэди Марія Эсмондъ ему не пара. Она почти однихъ лтъ со мною, къ тому же я знаю, что братъ мой Кастльвудъ оставилъ своимъ дочерямъ очень небольшое приданое. Мой Гарри такъ послушенъ, что для него достаточно моего желанія, чтобъ отказаться отъ этой безразсудной партіи.— Были такіе глупцы, что полагали, будто бы я намрена была вступить во второй бракъ съ человкомъ далеко ниже насъ происхожденіемъ. Нтъ! я знаю свой долгъ въ отношеніи къ моимъ дтямъ и къ самой себ. Мистеръ Варрингтонъ, какъ наслдникъ дома, совершенно обезпеченъ. Пусть же на мн лежитъ теперь обязанность сберечь что нибудь для его мене счастливаго брата, а такъ какъ я привыкла и не люблю жить въ совершенномъ одиночеств, то пусть Гарри немедленно возвратится къ его нжной и любящей матери.

‘Свднія, которыя вы, милэди, сообщили мн о Гарри, наполняютъ мое сердце самою искреннею благодарностью. Дйствительно, ни у одной матери быть можетъ нтъ и не будетъ такого сына, какъ мой Гарри! Годъ, проведенный въ Европ, сообщитъ Гарри лоскъ и свтское образованіе, чего онъ не могъ бы пріобрсть въ нашей простой, грубой Виргиніи. Мистеръ Стакъ, одинъ изъ лучшихъ проповдниковъ въ Ричмонд, получилъ письмо отъ мистера Варда, бывшаго наставника моихъ дтей въ ихъ ранніе годы, который знаетъ милэди Варрингтонъ и ея превосходное семейство, и говоритъ, что Гарри въ послднее время постоянно бывалъ у кузинъ. Благодарю небо, что мой Гарри пользуется привиллегіею находиться при своей доброй тетк. Пусть онъ слдуетъ ея совтамъ и будетъ внимателенъ къ тмъ, которые его окружаютъ и которые выведутъ его на стезю благоденствія! Adieu, dear madam и сестра! За ваши ласки къ моему сыну примите тысячу благодарностей отъ материнскаго сердца. Хотя насъ и раздляетъ океанъ, но пусть родственные узы связываютъ насъ крпче и крпче! Благодарю васъ также за вашъ благородный отзывъ о моемъ отц. Дйствительно, это былъ человкъ одинъ изъ лучшихъ! Онъ тоже, я знаю, благодарить васъ за любовь, которую вы питаете къ одному изъ его внуковъ.

‘Съ искреннею признательностію остаюсь преданнйшая сестра и покорнйшая слуга

Рахель Эсмондъ Вар.

‘P. S. Я писала къ милэди Маріи. Не знаю, нужно ли говорить ей и милому Гарри, что ни мать, ни вы, не надются имть возможности увеличить его небольшое состояніе. Бракъ этотъ ршительно ни съ чмъ несообразенъ.’

— Что касается собственно до меня, сказалъ Джоржъ, положивъ письмо:— то изъ письма моей матери я ничего не вижу новаго. Я всегда зналъ, что Гарри былъ любимымъ сыномъ мадамъ Эсмондъ, чего онъ, впрочемъ, вполн заслуживаетъ. У него есть множество прекрасныхъ качествъ, которыми я не имю счастія обладать. У него, во-первыхъ, прекрасная наружность….

— Наружность у васъ одинаково прекрасна, сказала старуха, посмотрвъ на Джоржа изъ подлобья: — разница только въ томъ, что у васъ свтлые, а у него темные волосы, не будь этой разницы и васъ бы трудно было отличить другъ отъ друга.

Мистеръ Джоржъ поклонился и на щекахъ его показался легкій румянецъ.

— Его характеръ — свтлый, а мой — мрачный, — продолжалъ Джоржъ.— Гарри постоянно веселъ, а я постоянно угрюмъ. Онъ уметъ привязывать къ себ всхъ, а на мою долю выпало имть немногихъ друзей.

— Что ни говорите, а между сестрой моей и вами были непріятности. Это всегда случалось въ нашей фамиліи, сказала баронесса: — и если мадамъ Эсмондъ слдуетъ примру нашей матери….

— Моя мать всегда описывала ее земнымъ ангеломъ, прервалъ Джоржъ.

— Гм! Это обыкновенный аттестатъ людей посл ихъ смерти! сказала баронесса: — и пожалуй, Рахель Кастльвудъ была ангелъ, а не женщина, такою покрайней мр считалъ ее вашъ ддъ. Но позвольте сказать, сэръ, что ангелы невсегда годятся въ нашей жизни. Они бываютъ слишкомъ добры, слишкомъ непорочны, чтобы жить съ нами гршниками, воздухъ, которымъ мы дышемъ на земл, можетъ быть вреденъ для нихъ. Моя бдная мать была столь совершенна, что никогда не могла простить мн мои недостатки. О, mon Dieu! бывало, какъ она терзала меня своимъ ангельскимъ обхожденіемъ.

Джоржъ потупилъ глаза и подумалъ о своей собственной безотрадной юности. Онъ боле не хотлъ скрывать свои семейныя тайны передъ циническою пытливостью этой старой свтской женщины, которая совершенно понимала его, несмотря на его молчаніе.

— Я вполн понимаю васъ, хотя вы и молчите,— продолжала баронесса. Проповдь утромъ, проповдь вечеромъ, и дв или три въ воскресенье. Вотъ это-то и называется у такихъ людей — быть добрымъ, благочестивымъ. Они съ пренебреженіемъ смотрятъ на вс удовольствія, отстраняютъ отъ себя насъ — свтскихъ людей, по ихъ понятіямъ, балъ — ни къ чему не ведущая трата времени, музыка — запрещенное развлеченіе, игра въ карты — пагуба. О, какая скучная жизнь! Mon Dieu, какая невыносимая жизнь!

— Мы играли въ карты каждый вечеръ, если хотли, улыбаясь сказалъ Джоржъ. Ддушка мой такъ любилъ Шекспира, что мадамъ Эсмондъ ни слова не возражала противъ любимаго автора ея отца.

— Помню, помню. Онъ декламировалъ наизусть цлыя страницы, съ своей стороны я больше люблю Конгрева. И потомъ этотъ ужасный, скучный Мильтонъ, которымъ ддъ вашъ и мистеръ Аддисонъ такъ восхищались!— сказала баронеса, щелкая веромъ.

— Если вамъ, милэди, не нравился Шекспиръ, то вроятно вы не будете сердиться на мою мать за то, что она была не совсмъ къ нему равнодушна,— продолжалъ Джоржъ. Мн кажется, я почти увренъ, что вы несправедливо о ней судите. Если гд окажется бдный, она первая спшитъ оказать ему помощь, гд окажется больной, она…

— Она лчитъ его своими странными микстурами и пилюлями! вскричала баронесса. Точно такъ же поступала и моя мать.

— Оказывая медицинскую помощь, она длаетъ добро! Она иметъ въ виду сдлать добро и исполнить свой долгъ, насколько его понимаетъ.

— Я нисколько не виню васъ, мой другъ, за исполненіе вашего долга и за то, что относительно мадамъ Эсмондъ вы держитесь своего собственнаго мннія, сказала старая лэди. Въ одномъ, однакожъ, мы вс трое соглашаемся:— нелпый бракъ этотъ долженъ быть разстроенъ. Знаете ли вы сколько лтъ этой женщин? Это я могу вамъ сказать, хотя Марія и вырвала первый листъ изъ фамильной Кастльвудской библіи.

— Моя мать также не забыла лта своей кузины и ужасается неравенству между ней и моимъ бднымъ братомъ. Я увренъ, что кузина, воспитанная, привыкшая къ лондонскимъ увеселеніямъ, къ роскоши, найдетъ нашу виргинскую плантацію самымъ скучнымъ мстомъ для постояннаго жительства. Кром того, домъ, гд ей приведется жить, каковъ онъ ни есть, не будетъ собственностью Гарри. Конечно онъ будетъ принятъ въ немъ со всмъ радушіемъ, — съ большимъ радушіемъ, чмъ былъ принятъ тотъ, кому все имніе переходитъ въ наслдство, но, какъ я уже сказалъ ему…. едва ли жен его понравится наша колонія, сказалъ Джоржъ, покраснвъ и не ршаясь высказать свое мнніе.

Баронесса пронзительно захохотала.

— Ха! ха! племянникъ Варрингтонъ! сказала она:— ты напрасно совстишься говорить откровенно. Поврь, я ни слова не передамъ твоей матери, для меня вовсе не новость, что она вспыльчива и своенравна. Гарри тоже молчалъ: но не нужно было прибгать къ чародю, чтобы угадать, кто былъ госпожей въ вашемъ дом и какую жизнь заставляла васъ вести моя сестра. Я такъ люблю племянницу Молли, что желала бы отправить ее годика на два, на три въ Виргинію подъ управленіе вашей матери. Вы кажетесь встревоженнымъ, Джоржъ. Гарри говорилъ со мною спокойно, и этимъ-то спокойствіемъ показалъ мн, кто управляетъ всмъ вашимъ семействомъ.

— Мадамъ, сказалъ Джоржъ, улыбаясь: я могу сказать одно, что незавидна будетъ участь той женщины, которая вступитъ въ нашъ домъ безъ согласія матери, мой братъ знаетъ это тоже очень хорошо.

— Какъ? Вы уже успли съ нимъ переговорить объ этомъ?

— Разумется, успли. И глупый ребенокъ считаетъ себя связаннымъ даннымъ словомъ…. такъ, такъ, я это знаю!

— Онъ говоритъ, что лэди Марія, въ отношеніи къ нему, поступала весьма благородно. Когда его взяли въ тюрьму, она принесла ему вс свои драгоцнности и вс гинеи, которыя имла. Этотъ поступокъ до такой степени тронулъ брата, что онъ чувствуетъ привязанность къ ней сильне прежняго. Но мн кажется, что благородное слово связываетъ его больше, чмъ любовь, таково покрайней мр его настоящее чувство.

— Доброе мое созданіе! восклицаетъ мадамъ Бернштэйнъ:— неужели вы не догадываетесь, что Марія приноситъ нсколько ничтожныхъ бездлушекъ и пять-шесть гиней мистеру Эсмонду, наслднику огромнаго имнья въ Виргиніи, а не второму сыну въ фамиліи, который сдлался нищимъ, промотавъ все свое состояніе? Клянусь честью, какъ благородная женщина, что, зная настойчивый характеръ Гарри и несчастіе, которое онъ готовилъ себ, я старалась подкупить Марію, хотла, чтобы она отказалась выйти замужъ за него, и если мн не удалось этого сдлать, то потому только, что не въ состояніи была предложить большой взятки! Когда Гарри былъ въ тюрьм, я послала къ нему моего адвоката съ приказаніемъ немедленно заплатить долги, если только Гарри согласится отказаться отъ брака, но Марія предупредила насъ, и мистеру Гарри не угодно было отказаться отъ своего нелпаго слова. Дайте мн разсказать, что происходило въ теченіе послдняго мсяца.

И старая лэди разсказала уже извстную намъ исторію,— разсказала тмъ циническимъ языкомъ, который былъ въ большомъ употребленіи въ ея время, когда самые образованные мужчины и самыя деликатныя лэди называли одушевленные и неодушевленные предметы именами, которыя въ наше время не произносятся даже въ посредственномъ обществ.

Мадамъ Бернштэйнъ говорила такъ много, такъ долго и такъ умно, что не только слушатель, но и сама она осталась довольна. Въ тотъ вечеръ, передавая себя на руки мистриссъ Бреттъ, чтобы съ ея помощію заснуть на предстоявшую ночь, баронесса объявила горничной, что совершенно измнила свое мнніе о старшемъ племянник. Она говорила, что мистеръ Джоржъ очень недуренъ собой, что онъ, вроятно, гораздо умне бднаго Гарри (котораго небо, надобно признаться, не одарило особенными талантами) и что у него прекрасный видъ, — нсколько задумчивый, — въ немъ что-то было благородное, что-то особенное, напоминавшее полковника. Да говорила ли она когда нибудь Бреттъ о полковник? Сотни разъ, безъ всякаго сомннія. И баронесса еще разъ разсказала Бреттъ о полковник. Между тмъ ея фаворитъ, быть можетъ, не былъ такъ доволенъ теткой, какъ она племянникомъ. Какую странную картину жизни и нравовъ открыла она своему племяннику. Какъ смялась она надъ всмъ свтомъ, ее окружавшимъ! Какъ непринужденно изображала она себя и свою фамилію, сколько самолюбія было въ нихъ — отъ перваго до послдняго, къ какимъ низкимъ цлямъ стремились они, съ какою жадностію хватались они за ничтожные призы, какою мелочью удовлетворялось ихъ честолюбіе, какія сцены перебгали они, отъ начала жизни и до конца, гоняясь за обветшалыми развлеченіями и удовольствіями! Неужели это наслдники благородной крови? думалъ Джоржъ, поздно уходя отъ тетки черезъ двери, въ которыя выходили послднія фешенебельные гости и въ которыхъ носильщики звали надъ потухающими факелами. Неужели это гордые обладатели почестей и старинныхъ именъ своихъ предковъ? Неужели ихъ отцы при жизни своей не были лучше? У насъ самихъ есть родословное дерево съ благородными гербами, украшающими втви, и съ титулами, доходящими до временъ завоеванія и Крестовыхъ Походовъ. Въ старину, если рыцарь встрчалъ друга своего въ нужд, то неужели онъ поворачивался спиной къ нему, — если встрчалъ беззащитную двицу, то неужели обольщалъ ее и потомъ бросалъ? Если старинный нобльменъ принималъ къ себ молодаго родственника, то неужели онъ его безсовстно объигрывалъ, и неужели древніе рыцари позволяли себ обманывать другъ друга лошадями? Можно ли допустить, чтобы эта хитрая женщина, какою представляла тетка свою племянницу, зевлекла бднаго Гарри въ свои сти,— что ея слезы — чистое притворство? Возможно ли, что, узнавъ о бдности Гарри, Марія немедленно его броситъ? Не лучше ли уложить чемоданъ, взять каюту на первомъ корабл и воротиться домой? Углубленный въ эти мысли Джоржъ дошелъ до дверей своей квартиры. Его встртилъ звающій Гумбо, Гарри спалъ передъ потухшимъ огнемъ, подл него на стол лежала трубка, окруженная табачнымъ пепломъ.

Гарри вскакиваетъ, въ его глазахъ, тусклыхъ отъ сна, зажигается огонь удовольствія при вид милаго Джоржа. Съ ребяческимъ смхомъ, онъ бросается на шею брата.

— Вотъ онъ! здсь! и духомъ и тломъ, — слава Богу! говоритъ обрадованный Гарри:— я тебя видлъ во сн, Джоржъ,— видлъ что Вардъ спрашивалъ наши уроки! Помнишь линейку, Джоржъ? Ахъ Боже мой, — да ужь три часа! Гд ты такъ засидлся, Джоржъ? Ужиналъ ли ты? Я ужиналъ въ Вайт, и теперь опять голоденъ. Сегодня я не игралъ, нтъ, нтъ, для младшихъ братьевъ, эта вещь непозволительная! Лордъ Марчъ заплатилъ мн старый проигрышъ — пятьдесятъ фунтовъ. Я держалъ пари за лошадь дюка Гамильтона противъ его лошади! Сегодня была скачка въ Ньюмаркет и онъ проигралъ, потому что былъ тяжелъ. Онъ заплатилъ, и смотрлъ медвдемъ. Выкуримъ, Джоржи, по трубк, по одной только трубочк.

Молодые люди, покуривъ, легли спать, и я первый желаю имъ пріятнаго сна, потому что при вид двухъ братьевъ, любящихъ другъ друга, невольно становится на душ какъ-то легко и отрадно.

ГЛАВА VII.
МЕЖДУ БРАТЬЯМИ.

Нтъ сомннія, что наши молодые люди разговаривали между собой о дом, о знакомыхъ, о происшествіяхъ въ дом, передали другъ другу вс подробности своей исторіи со времени послдней ихъ встрчи. Какъ поживали собаки Гарри, маленькій Демпстеръ, добрый старый Натанъ, и другіе члены домашней прислуги? Здорова ли Моунтэйнъ, вроятно Фанни выросла и изъ ней сформировалась хорошенькая двочка? Такъ вотъ что! дочь священника Броадбента выходитъ за Тома Баркера, изъ Саванны, и они подутъ жить въ Георгію! Гарри признается, что нкогда онъ самъ былъ не равнодушенъ къ дочери Броадбента, много проигрывалъ карманныхъ денегъ въ карты и много пилъ крпкихъ напитковъ съ старикомъ отцомъ, лишь бы имть предлогъ находиться вблизи этой двочки. Но, — да помилуетъ насъ небо! мадамъ Эсмондъ никакъ не согласилась бы на его женидьбу на Полли Броадбентъ! Такъ вотъ что! Жена полковника Вашингтона хорошенькая женщина, добрая и милая, и съ хорошимъ состояніемъ. Онъ привозилъ ее въ Ричмондъ и сдлалъ мадамъ Эсмондъ парадный визитъ. Джоржъ съ большимъ юморомъ описывалъ церемоніи при свиданіи этихъ двухъ особъ и убійственную вжливость его матери къ молодой жен мистера Вашингтона.— ‘Теперь бояться нечего, мой милый Джоржъ! говорила мистриссъ Моунтэйнъ.— Полковникъ взялъ за себя другую, а было время, когда два извстныхъ мн джентльмена подвергались опасности имть отчима шести футъ съ двумя вершками вышиною.’ Надо правду сказать, Моунтэйнъ постоянно составляла въ ум своемъ брачныя партіи. Сядутъ ли за карты вдвоемъ мужчина и женщина, выпьютъ ли вмст чашку чаю, какъ-Моунтэйнъ считала уже ихъ соединенными на всю жизнь неразрывными узами. Это она, безумная болтушка, распустила слухъ относительно несчастной индіянки. Что касается до мадамъ Эсмондъ, она съ пренебреженіемъ отразила клевету, когда пасторъ Стакъ принесъ ее въ нашъ домъ. ‘Я не поврю, говорила она: — что мистеръ Эсмондъ женится на гадкой негритянк, какъ не поврила бы, еслибъ мн сказали, что онъ воруетъ ложки изъ кухни.’ Хотя она и не хотла признавать бдную Бишъ виновною, и даже благодарила ее за вниманіе къ сыну во время его болзни, но обходилась съ ней съ такой надменностью, что индіянка удалилась въ людскую и тамъ въ вин старалась утопить свои обманутыя надежды. Картина, представленная Джоржемъ о своемъ двухмсячномъ пребываніи въ дом, не имла въ себ ничего отраднаго.

— Право первородства принадлежитъ мн, Гарри, говорилъ Джоржъ: — но ты любимый сынъ у матери, она, я знаю, сердится на меня собственно за это право. И зачмъ я взялъ это первенство, зачмъ явился я на свтъ ране тебя? Еслибъ ты былъ старшимъ братомъ, ты бы имлъ превосходный погребъ, отличнаго коня, былъ бы популярнйшимъ человкомъ въ округ, между тмъ какъ я не умю сказать слова и моимъ угрюмымъ лицомъ пугаю людей, будь я вторымъ сыномъ, я бы сдлался адвокатомъ или похалъ бы въ Англію, получилъ бы тамъ степень, принялъ бы на себя священный санъ и читалъ бы молитвы за столомъ вашей милости. Зачмъ, зачмъ не такъ случилось, какъ я хотлъ?

— Джоржъ, ты начинаешь говорить стихами! сказалъ Гарри.

— Эти стихи, мой другъ, говорилъ еще прежде меня кто-то другой, съ улыбкой отвчалъ Джоржъ.

— Они взяты изъ какой нибудь книги. О, теб вс книги знакомы, — я это знаю! вскричалъ Гарри и вслдъ за тмъ разсказалъ брату о томъ, какъ онъ встртился въ Тонбридж съ двумя писателями, и какъ снялъ шляпу передъ ними, — не потому, чтобы я восхищался ихъ произведеніями, — въ этомъ отношеніи я совершенный невжа,— но потому, что я вспомнилъ отзывы о нихъ моего милаго Джоржа, продолжалъ Гарри взволнованнымъ голосомъ: — вотъ почему мн пріятно было видть ихъ. Другъ мой, братъ мой! вдь я все еще вижу тебя, какъ будто во сн…. Безъ ужаса я не могу представить себ кровожаднаго индйца съ занесеннымъ ножомъ надъ головой моего Джоржа! За твое избавленіе мн бы хотлось подарить что нибудь этому мосьё де-Флорану…. но теперь у меня нтъ ничего, кром золотыхъ пряжекъ отъ подвязокъ, да и т не стоятъ двухъ гиней.

— Ты имешь половину того, что я имю, дитя мое,— мы раздлимся, какъ только я расквитаюсь съ французомъ, сказалъ Джоржъ.

При этомъ Гарри разразился не только благословеніями, но и проклятіями, доказывая этимъ свою глубокую любовь и удовольствіе, онъ клялся, что въ цломъ мір нтъ такого брата, какъ его Джоржъ. Въ теченіе нсколькихъ дней посл прізда Джоржа, Гарри не спускалъ съ него глазъ, находясь вмст съ братомъ, онъ опускалъ ножикъ и вилку и начиналъ смяться безъ всякой причины. Прогуливаясь съ Джоржемъ по улиц Поллъ-Моллъ или въ Гэйдъ-Парк, онъ глядлъ на проходящихъ, какъ будто говоря имъ: ‘Смотрите сюда, джентльмены! Это онъ, это мой братъ! это мой братъ, который былъ мертвъ и снова ожилъ! Можетъ ли кто похвалиться такимъ братомъ?’

Само собою разумется, Гарри нисколько не сомнвался, что Джоржъ заплатитъ наслдникамъ Мусо ту сумму, которую общалъ за свой выкупъ. Этотъ вопросъ былъ причиною большихъ неудовольствій въ дом. Мусо умеръ,— съ горячностью и гнвомъ доказывала мадамъ Эсмондъ, — условіе само собою прекращается, къ тому же и сынъ ея свободенъ. Мусо былъ негодяй. Она бы ни за что не заплатила вынужденную сумму. Мистеръ Эсмондъ получилъ въ наслдство отъ отца небольшое состояніе, которое, если угодно, можетъ разбросать на втеръ. Совершеннолтіе его исполнилось, и деньги въ полномъ его распоряженіи, но она не хочетъ принимать участія въ такой расточительности, какъ напримръ: подарить двнадцать тысячъ ливровъ толп нормандскихъ поселянъ, съ которыми мы были въ войн и которые вроятно раздадутъ ихъ священникамъ и пап. Нтъ! на такое безразсудство она не ршится. Ужь если Джоржъ непремнно хочетъ промотать деньги своего отца, то почему бы не отдать ихъ своему кровному родному, бдному Гарри, который внезапно лишился наслдства, — а ужь никакъ не французскимъ поселянамъ! Этотъ споръ бушевалъ между матерью и сыномъ въ теченіе всхъ послднихъ дней пребыванія Джоржа въ Виргиніи. Да и ничмъ онъ не кончился. Поутру, въ день отъзда Джоржа, мадамъ Эсмондъ, проведя въ безсонниц ночь, подошла къ его постели и спросила: измнилъ ли онъ свое намреніе относительно растраты отцовскаго имнья, или нтъ? Джоржъ съ глубокой горестью и смущеніемъ отвчалъ, что онъ даль слово и долженъ поступить по чистой совсти и чести. Мадамъ Эсмондъ сказала на это, что будетъ молить небо, да смягчитъ оно гордое его сердце и да дастъ ей силы перенесть тяжелое испытаніе, лицо ея было блдно, въ глазахъ ни слезинки.

— Скажи пожалуйста, Гарри, гд ты научился искусству привлекать къ себ всхъ? продолжалъ Джоржъ:— скажи, какимъ образомъ ты и весь міръ становитесь друзьями? Дай мн нсколько уроковъ въ наук быть популярнымъ.— Впрочемъ нтъ: это будетъ не по мн, когда я слышу и вижу, что нкоторые люди меня ненавидятъ, тогда я становлюсь скоре довольнымъ, чмъ сердитымъ. Да вотъ что я скажу: въ Ричмонд мистеръ Эсмондъ Варрингтонъ, единственный плнникъ, возвратившійся домой съ кровопролитнаго поля Брэддока — жертва множества болзней, страданій и лишеній — былъ фаворитомъ въ кругу городскихъ жителей и пользовался частнымъ образомъ и публично большимъ расположеніемъ. Священникъ съ каедры восхвалялъ мой побгъ, сосди прізжали къ бглецу съ визитами, наконецъ на сцену явилась фамильная карета, и я съ мадамъ Эсмондъ длалъ отвтные визиты. Ко мн ласково обращались хорошенькія шляпки. Но все это моя мать успла отстранить и всхъ напугала своей чрезмрной надменностью, популярность моя быстро возрастала, какъ вдругъ неожиданный случай положилъ конецъ возрастанію. Съ офицерами я не слишкомъ сближался, мн не нравились ихъ попойки, игры и брань. Съ дамами я былъ слишкомъ саркастиченъ, ихъ чай и болтовня точно такъ же надодали мн, какъ бурливость мужчинъ и разговоры ихъ о лошадяхъ. Не могу сказать теб, Гарри, какое одиночество испытывалъ я въ этомъ мст, среди злословія и ссоръ: я начиналъ сожалть о плн, не разъ желалъ я снова находиться въ Дёксн, гд имлъ бы возможность свободно мыслить и оставаться въ невозмутимомъ спокойствіи. Мн кажется, я очень застнчивъ и могу говорить откровенно съ весьма немногими. Въ большомъ обществ я обыкновенно сижу молча. Когда мы оба были дома, ты безъ умолку говорилъ за столомъ и отъ времени до времени вызывалъ улыбку матери. У насъ съ матерью не было разговора, который бы интересовалъ насъ обоихъ и потому мы или молчали, или спорили о закон и духовенств. Поэтому джентльмены ршили, что я гордый и скучный товарищъ (послднее предположеніе, мн кажется, отчасти справедливо), а люди считали меня холоднымъ и саркастичнымъ, ни т, ни другіе не могли утвердительно сказать, дйствительно ли я былъ такимъ или нтъ, но вс единодушно признавали, что я непріятный человкъ, пока еще репутація моя кое-какъ поддерживалась, но она окончательно рушилась вмст съ появленіемъ бдной Бишъ. О, какой славный аттестатъ мн тогда выдали! вскричалъ Джоржъ, въ порыв негодованія:— какой жизни обрекли меня посл появленія посланной Мусо! Ребятишки съ крикомъ провожали ее, когда она выходила на улицу, дамы длали мн полукниксены и сейчасъ же переходили на другую сторону. Неоцненный проповдникъ переходилъ отъ одного чайнаго стола къ другому, распространяясь въ своихъ назидательныхъ поученіяхъ объ ужасахъ обольщенія и началахъ разврата, которыя молодые люди усвоили въ католическихъ государствахъ и оттуда занесли въ свое отечество. Появленіе несчастной Фавны въ нашемъ дом, спустя нсколько недль посл моего возвращенія, приписано было предварительному нашему условію, боле свдущія соглашались, что она ждала на другомъ берегу нашей рки сигнала отъ меня явиться въ Ричмондъ и присоединиться ко мн. Офицеры трунили надо мной и отпускали пошлыя остроты на счетъ избранной мною женщины. О свтъ! сколько въ теб неподдльнаго человколюбія! Я до такой степени былъ взбшенъ, что ршился ухать въ Кэстльвудъ и жить тамъ въ одиночеств,— наша мать считаетъ это мсто скучнымъ и находитъ безпредльное утшеніе и удовольствіе въ душеспасительныхъ назиданіяхъ мистера Слэка, — какъ вдругъ получается извстіе о твоемъ затруднительномъ положеніи относительно брака, и, я думаю, мы вс были рады, когда представился мн поводъ отправиться въ Европу.

— Желалъ бы я встртиться хоть съ однимъ изъ этихъ адскихъ бездльниковъ, которые сказали непріятное теб слово, и переломать ему ребра!— говорилъ Гарри, задыхаясь отъ бшенства и ходя по комнат взадъ и впередъ.

— Я самъ долженъ сдлать что нибудь въ этомъ род для Боба Клуббера.

— Какъ! и онъ противъ тебя? Этотъ маленькій, низенькій, подленькій льстецъ, который льнетъ къ всякому джентльмену въ округ? Неужели ты, Джоржъ, не поподчивалъ его бичемъ? Я этому не врю!

— Мы дали слово не нарушать спокойствія и тишины въ своемъ округ. Я предложилъ ему хать въ Маркландъ и тамъ покончить разсчетъ, но явились добрые люди и сказали, что, нарушивъ седьмую заповдь, я намренъ нарушить и шестую. Короче, хотя я и чувствовалъ себя совершенно невиннымъ въ преступленіи, въ которомъ меня обвиняли, но оставилъ домъ, милый мой Гарри, съ такой страшной репутаціей, какой не дай Богъ имть молодому джентльмену.

Не правда ли, что тутъ является прекрасный случай для морали? Еслибъ уважаемый читатель и его покорный слуга могли только знать, могли записать, издать съ иллюстраціями, всю клевету, которую взводили и взводятъ на каждаго изъ насъ съ тхъ поръ, какъ мы начали пользоваться правами человка, — какой бы вышелъ изъ этого приводящій въ трепетъ, раздирающій душу романъ! Въ свт не только знаютъ о васъ все, но и гораздо боле. Еще не такъ давно добрый почтальонъ принесъ мн газету, съ превосходной критической статьей, въ которой, между прочимъ, было написано: ‘авторъ говоритъ, что онъ родился въ такомъ-то и такомъ-то году. Это ложь. Онъ родился тогда-то.’ Критикъ, должно быть, зналъ лучше. Другой (надобно сказать, что какъ критикъ, такъ и писатель были уроженцы одного и того же края), предостерегая какого-то друга, говорилъ: ‘не говорите съ нимъ о Новомъ Валлис. Тамъ у него есть братъ и семейство, которое не сметъ произнесть его имя.’ Впрочемъ, этотъ предметъ слишкомъ обширенъ и возвышенъ для коротенькой главы романа. Я приготовлю особыя записки, или лучше составимъ-те литературное общество, будемъ издавать біографіи джентльменовъ, со словъ ихъ друзей, вовсе не знавшихъ тхъ джентльменовъ, біографію которыхъ они будутъ разсказывать.

Когда Джоржъ разсказалъ свои подвиги, выставилъ себя героемъ и страдальцемъ, то, само собою разумется, Гарри долженъ былъ открыть передъ братомъ сердце свое и разсказать ему подробно о своихъ частныхъ длахъ. Онъ вывелъ, какъ говорится, на чистую воду все семейство Кастльвудовъ, и при этомъ милорда выставилъ безчестнымъ игрокомъ. Гарри самъ былъ игрокъ, немедленно отдавалъ свой проигрышъ и требовалъ немедленной уплаты, когда выигрывалъ. Не оказать проповднику помощи, когда тотъ находился въ крайности, и отказать ему отъ мста подъ низкимъ предлогомъ — для него было не понятно. Мистера Вилля онъ узналъ превосходно, особливо посл продлки съ лошадью, Гарри превосходно выразилъ свое понятіе о мистер Вилл на носу и глазахъ послдняго. Относительно графини и лэди Фанни онъ говорилъ осторожно, но не совсмъ выгодно. Гарри слышалъ объ нихъ множество исторій: графиня была страстная любительница картъ, лэди Фанни — отчаянная кокетка. Кто же ему разсказалъ все это? Онъ слышалъ это отъ человка, весьма близко знакомаго съ ними обими. Въ дни откровенности, описанные нами въ предшествовавшей части, Марія сообщила своему кузену множество анекдотовъ, касавшихся мачихи и полусестры, — анекдотовъ, ни подъ какимъ видомъ не длающихъ чести той и другой!

Но когда разговоръ коснулся лэди Маріи, молодой человкъ говорилъ съ нкоторымъ увлеченіемъ.

— Можетъ статься, это и неблагоразумно, — я не отрицаю, Джоржъ. Можетъ статься, я безумецъ, — не спорю. Я знаю, что дома у насъ будетъ страшная сцена, и что мадамъ Эсмондъ непремнно съ ней подерется. Что же длать! Мы будемъ жить порознь. Наше имніе такъ обширно, что можно избжать ссоры, можно обойтись безъ Ричмонда или Кастльвуда. Надюсь, ты самъ не откажешь мн въ клочк земли, когда вступишь во владніе, — да и во всякомъ случа мадамъ Эсмондъ уступитъ мн небольшой участокъ за сходную цну, и тогда я сдлаюсь извстнйшимъ фермеромъ. Разлучиться съ Маріей я не могу и не хочу. Она такъ благородно поступала со мной, что надо быть вполн низкимъ человкомъ, чтобъ отъ нея отказаться. Ты только подумай, мой другъ: вдь она принесла мн вс свои драгоцнности, — прелестное, благородное созданіе!— и положила ихъ на колни мои, вмст съ послдними гинеями и…. и…. да благословитъ ее небо!

При этихъ словахъ Гарри провелъ обшлагомъ по глазамъ и топнулъ ногой.

— Нтъ, братъ, сказалъ онъ: — я не разстанусь съ ней, даже и въ такомъ случа, еслибъ меня завтра же сдлали губернаторомъ Виргиніи, я увренъ, что этого не посовтуетъ и мой старый Джоржъ.

— Я присланъ сюда нарочно съ тмъ, чтобъ быть твоимъ совтникомъ, отвчалъ Джоржъ. Я присланъ сюда, чтобъ разстроить этотъ бракъ,— бракъ, несчастне котораго я не могу себ представить. Но, мой другъ, не смю и не могу посовтовать теб измнить честному слову.

— Я это зналъ! Сказаннаго не перескажешь, Джоржъ, не правда ли? Однако я приготовилъ постель и ложусь спать, угрюмо заключилъ мистеръ Гарри.

Такъ кончился первый разговоръ между молодыми людьми, онъ коснулся любовныхъ длъ мистера Гарри. Впрочемъ, посл разговора Джоржа съ баронессой и посл дальнйшаго знакомства съ родственниками, при помощи этой проницательной, свтской старухи, мистеръ Варрингтонъ, одаренный отъ природы наклонностями скептика, началъ сомнваться въ благородств намреній лэди Маріи, какъ сомнвался въ благородств ея братьевъ и сестры, и потому смотрлъ на брачное обязательство Гарри съ возрастающимъ недовріемъ и опасеніемъ. Неужели Марія шла за Гарри только потому, что онъ богатъ? Неужели она гналась за нимъ только потому, что онъ былъ молодъ и прекрасенъ? Неужели въ исторіяхъ, разсказанныхъ ему баронессой, есть истина? Разумется, онъ не могъ посовтовать Гарри измнить данному слову, но ему слдовало придумать какой нибудь планъ для испытанія привязанности Маріи. Его послдующее поведеніе, не совсмъ-то любезное, я полагаю, проистекало именно изъ этихъ размышленій.

ГЛАВА VIII.
АРІАДНА.

Милордъ Кастльвудъ имлъ въ Кенсингтонскомъ сквер домъ, довольно обширный для помщенія различныхъ членовъ своей благородной фамиліи, и удобныя для нихъ службы. Милэди давала здсь балы и карточные вечера для желающихъ, которыхъ не могло быть много, потому что столтіе назадъ Кенсингтонъ находился такъ далеко отъ Лондона, что Джоржъ Сельуэйнъ говорилъ: ‘страшно здить туда, того и смотри, что ограбятъ, или разбойники на дорог съ флёромъ на лиц, или нарумяненныя лэди за карточнымъ столомъ,— трудно сказать, кто именно’. На другой день посл появленія Гарри въ клуб Вайта, около полудня, случилось такъ, что вс добродтельные родственники милорда завтракали за однимъ столомъ, даже мистеръ Вилль, отправлявшійся на дежурство, находился на лицо.

Лэди собрались первыми, къ нимъ присоединился мистеръ Вилль въ придворномъ мундир, наконецъ явился милордъ, съ заспанными глазами, въ халат и колпак, — парика онъ еще не надвалъ. Вилль разсказывалъ новости, принесенныя домой изъ клуба ‘Звзда и Подвязка’, гд онъ ужиналъ наканун съ молодыми людьми, которые эту новость слышали въ клуб Вайта и видли его самого въ клуб Ранслэй.

— Что такое слышали? кого видли? спросилъ глава дома, взявъ газету.

— Спросите Марію! сказала лэди Фанни.

Милордъ обращается къ старшей сестр, лицо которой выражаетъ глубокую печаль: оно блдно, какъ скатерть.

— Одна изъ обыкновенныхъ элегантныхъ и деликатныхъ выдумокъ Вилля, сказала Марія.

— Нтъ, вскричалъ Вилль, и подтвердилъ свое показаніе нсколькими клятвами: — это не его выдумка. Томъ Клэйпуль изъ Норфолька видлъ ихъ обоихъ въ Ранслэй, Джэкъ Моррисъ пришелъ изъ Ванта, гд онъ слышалъ эту исторію изъ собственныхъ устъ Гарри Варрингтона. Будь они прокляты,— я этому радъ!— проревлъ Вилль, хлопнувъ по столу.— Что вы думаете о вашемъ Счастливомъ Юнош? Вашъ виргинецъ, за которымъ ваше сіятельство такъ много ухаживали, оказался вторымъ сыномъ.

— Значитъ, старшій братъ живъ? спросилъ милордъ.

— И не думалъ умирать. Я увренъ, что это былъ чистйшій обманъ.

— Мистеръ Варрингтонъ неспособенъ на такой низкій обманъ! сказала Марія.

— Я съ своей стороны никогда не оказывала ему особеннаго расположенія, въ этомъ случа вы должны отдать мн справедливость, замтила милэди.— Фанни слдовала моему примру,— мы вели себя благоразумно.

— Мы вели себя благоразумно! повторяетъ милэди Фанни.

— Теперь онъ ни больше, ни меньше, какъ нищій, не заплатившій, я думаю, за платье, которое носитъ на плечахъ, продолжалъ Вилль.— Я радуюсь этому, чортъ возьми! Я его ненавижу.

— Ты постоянно смотрлъ на него недобрыми глазами, особливо съ тхъ поръ, Вилль, какъ онъ ихъ подбилъ теб! сказалъ милордъ, съ язвительной улыбкой.— Значитъ, бдный юноша нашелъ брата и потерялъ наслдство!

Съ этими словами онъ обратился къ Маріи, которая, хотя и представляла олицетвореніе горести, но для юмориста, сидвшаго вблизи ея, казалась смшною, потому что милордъ, посмотрвъ на нее съ минуту, разразился пронзительнымъ смхомъ, внезапно вызвавшимъ на лицо Маріи яркій румянецъ, и на глаза — крупныя слезы.

— Стыдно! стыдно, милордъ! сказала она, заплакавъ и закрывъ платкомъ лицо.

Вилль и лэди Фанни обмнялись взглядами.

— Мы никогда не понимали вполн юмора вашего сіятельства, плачевнымъ голосомъ прибавила Марія.

— Я не вижу причины сердиться на это, хладнокровно сказалъ милордъ.— Марія, пожалуйста извини меня, если я сказалъ, если я сдлалъ что нибудь оскорбительное для твоего чувства.

— Что вы сдлали! Вы обыгрывали бднаго юношу въ дни его счастія и теперь сметесь надъ нимъ, когда его постигло несчастіе, сказала Марія, вставъ изъ-за стола и окинувъ пылающимъ взглядомъ всю свою фамилію.

— Извините, милая сестрица, я не смялся надъ нимъ, ласково сказалъ милордъ.

— Надъ нимъ или надъ чмъ другимъ, это ршительно все равно.— Вы выиграли отъ него все, что могъ онъ проиграть. Весь свтъ указываетъ на васъ, какъ на человка, который питается его мясомъ и кровью. Теперь, обобравъ его до чиста, вы можете радоваться его несчастію!

И Марія, еще разъ окинувъ все общество взглядомъ презрнія, величаво вышла изъ комнаты.

Вилль во всей подробности и съ безчисленнымъ множествомъ радостныхъ восклицаній, по случаю паденія Гарри, разсказалъ исторію, разнесшуюся по всему Лондону, исторію внезапнаго появленія Джоржа Варрингтона. Лордъ Кастльвудъ сожаллъ о Гарри. Гарри былъ добрый, благородный юноша, и его родственникъ любилъ его, какъ нкоторые великосвтскіе люди любятъ другъ друга. Правда, онъ игралъ съ Гарри въ карты и пользовался выгодами своего положенія, и почему же нтъ?— Онъ точно также могъ скушать персикъ, который сорвали и съли бы другіе.

— Если только за это должна упрекать меня совсть, то я буду совершенно спокоенъ, подумалъ милордъ.— А гд живетъ мистеръ Варрингтонъ?

Вилль выразилъ готовность принять проклятіе, если онъ зналъ или заботился знать о мст его жительства.

— Его нужно пригласить сюда и оказывать ему всевозможное уваженіе, сказалъ милордъ.

— Включая и пикетъ, я полагаю! проворчалъ мистеръ Вилль.

— А можетъ статься, не вздумаете ли вы провести его по конюшнямъ и съ барышомъ продать ему одну изъ вашихъ лошадей? спросилъ лордъ Кастльвудъ.— Вдь вы выигрывали отъ Гарри Варрингтона чрезвычайно быстро, — но за то обманывали такъ неловко, что съ вами расплатились потасовкой. Еще разъ повторяю, что нашему кузену Варрингтону нужно оказывать всевозможное вниманіе.

— И чтобы васъ не безпокоить, когда вы сядете играть, — не такъ ли, милордъ? сказала лэди Кастльвудъ.

— Мадамъ, я хочу играть благородно, — хочу, чтобы такъ игралъ мистеръ Варрингтонъ и всякій членъ этой любезной фамиліи! свирпымъ тономъ возразилъ милордъ.

— Да поможетъ вамъ небо исполнить такое благородное намреніе, сказала милэди, длая книксенъ.

Не знаю, какъ далеко зашелъ бы этотъ семейный споръ, еслибъ съ окончаніемъ словъ милэди не подъхалъ къ дому фаэтонъ съ двумя виргинцами.

Это былъ экипажъ, купленный нашимъ блуднымъ сыномъ во время его благоденствія. Онъ попрежнему правилъ лошадьми, рядомъ съ нимъ сидлъ Джоржъ, а позади два негра. Гарри смиренно передалъ бичъ и возжи своему брату, — словомъ, уступилъ ему все свое имущество.

— Мн ли бдняку держать экипажъ и лошадей?— говорилъ Гарри.— Кром кафтана на плечахъ, да кошелька, подареннаго теткой, я ничего не имю. Пожалуйста, Джоржи, садись ты править, мн будетъ легче на душ, если ты сядешь.

Джоржъ засмялся и сказалъ, что не знаетъ дороги, тогда какъ Гарри зналъ ее, — а что касается до фаэтона, то онъ предъявлялъ права свои только на одну половину его, какъ уже сдлалъ это относительно гардероба Гарри.

— Если ты длишь пополамъ со мной свое платье Гарри, то я долженъ длить пополамъ карманы моихъ панталонъ: это, по крайней мр, будетъ безобидно.

Нсколько разъ Гарри клялся, что въ мір не было еще такого брата. О, какъ онъ гналъ лошадей, какъ радовался и гордился, что везетъ такого брата! Они пріхали въ Кастльвудъ въ самомъ лучшемъ настроеніи духа, ни одинъ гайдукъ изъ Сентджемскаго квартала не простучалъ бы такъ громко въ дверь лорда Кастльвуда, какъ простучалъ мистеръ Гумбо.

Въ комнат, въ которую вошли молодые люди, находились только лэди Кастльвудъ и ея дочь — лэди Фанни. Вилль не имлъ особаго расположенія видться съ Гарри, милордъ еще не одлся. Марія имла свои причины не показываться по крайней мр до тхъ поръ, пока не высохнутъ слезы. Когда въ настоящее время мы прізжаемъ къ нашимъ друзьямъ въ каретахъ шестерней, когда Джонъ относитъ на верхъ наши благородныя имена, когда наконецъ мы входимъ въ гостиную съ красивой шляпой въ рук и съ праздничной улыбкой на лиц, всегда ли случается, что мы прерываемъ семейный раздоръ? Всегда ли случается, что мы входимъ съ сладкими рчами и сладкими улыбками, и въ тоже время попираемъ ногами золу все еще пылающаго дамашняго очага? Всегда ли случается, что во время перехода нашего изъ пріемной въ гостиную, мистриссъ, мистеръ и вс миссъ Джонсъ, групируются въ семейную картину, — одна изъ двочекъ безхитростно аранжируетъ цвты въ вод, другая наклоняется надъ иллюстрированнымъ изданіемъ, мама на соф, спрятавъ подъ подушку расходную хозяйственную книжку, беретъ рукодлье и весьма кокетливо выставляетъ на показъ свою маленькую ножку, между тмъ какъ честный Джонъ, только что не говоря:— чортъ возьми этого Броуна, онъ всегда суется сюда не вовремя!— ласково протягиваетъ руку, показываетъ на лиц удовольствіе и восклицаетъ: ‘ахъ, Броунъ, мой другъ, какъ я радъ тебя видть!— Надюсь, ты пріхалъ завтракать!’ — Повторяю еще разъ: случалось ли намъ длаться виновниками домашнихъ увертокъ и хитростей, быть зрителями домашнихъ комедій, разъигрываемыхъ собственно для нашего удовольствія? О, будемъ благодарны, не только за лица, но и за маски, не только за искреннее радушіе, но и за лицемрство, скрывающее отъ насъ непріятныя вещи!— Да и то сказать, — имемъ ли мы право, мой добрый сэръ, и можемъ ли знать, что дйствительно происходитъ въ душ другаго человка? Можетъ статься, Джонсъ переноситъ страшныя мученія отъ припадковъ подагры, быть можетъ, онъ только передъ вами получилъ отъ старшаго сына вексель, по которому долженъ заплатить тысячу фунтовъ его университетскихъ долговъ, или что ему поданъ самый бдный обдъ, очевидные остатки пышнаго обда, на который онъ васъ не пригласилъ, — все это можетъ быть, а между тмъ онъ скрываетъ свои страданія, весело улыбается и говоритъ: — ‘садись-ко, Броунъ, милый другъ, и пообдай съ нами — чмъ Богъ послалъ!— Бетси! вилку и ножикъ мистеру Броуну! Кушай, пожалуйста,— безъ церемоніи, тутъ весь нашъ обдъ.’ — Какъ хотите, а эта хитрость, эта уловка, къ которой онъ прибгнулъ, чистйшее самоотверженіе, — это лицемрство можно назвать истинною добродтелью. Если бы всякій высказывалъ то, что у него на душ, какъ же невыносимо тяжело было бы жить тогда въ обществ!

Когда доложили о прізд молодыхъ джентльменовъ, лэди Кастльвудъ пошла къ нимъ навстрчу съ совершеннымъ спокойствіемъ и улыбающимся лицомъ.

— Мы слышали, Гарри, сказала она чрезвычайно любезно,— объ этомъ необыкновенномъ обстоятельств. Милордъ Кастльвудъ объявилъ намъ за завтракомъ, что сегодня же долженъ захать къ вамъ мистеръ Варрингтонъ,— поврьте, кузенъ Гарри, что хотя вы и сдлались бднымъ, но мы будемъ любить васъ попрежнему.

— Намъ представляется теперь возможность доказать, что мы любили васъ, Гарри, не за ваши акры! сказала лэди Фанни, не уклоняясь отъ тона, заданнаго матерью.

— А меня, на долю котораго выпали эти акры? спросилъ мистеръ Джоржъ, улыбаясь и кланяясь.

— О, кузенъ, мы будемъ любить васъ даже потому, что вы такъ похожи на Гарри!— отвчаетъ лукавая лэди Фанни.

Неужели тотъ, кто видлъ свтъ, не восхищался удивительной легкостью, съ которой великосвтскія лэди бросаютъ васъ и потомъ снова къ вамъ привязываются? Въ настоящемъ случа, какъ мама, такъ и дочь ея обращались исключительно къ младшему брату. Къ мистеру Джоржу он были очень внимательны, съ мистеромъ Гарри были нжны, нсколько фамиліарны, выражали свое сожалніе, упрекали его, но упрекали съ любовію. Почему Гарри такъ давно не навщалъ ихъ?

— Лучше съ нами выпить чаю и сыграть въ пикетъ, чмъ съ другими, — говорила лэди Кастльвудъ. Еслибы выигрышъ нашъ ограничился суммой, достаточной на покупку булавокъ, мы были бы и тмъ довольны, впрочемъ молодые джентльмены не знаютъ, что для нихъ хорошо и что худо.

— Теперь, когда вамъ не на что играть, вы можете играть съ нами, безъ денегъ! вскричала милая лэди Фанни, погрозивъ пальчикомъ:— и такимъ образомъ ваше несчастье для насъ будетъ счастьемъ.

Джоржъ находился въ недоумніи. Этотъ пріемъ его брата совсмъ не согласовался съ тмъ, котораго онъ ожидалъ. Хотя у Гарри не было гиней въ карман, но вс комплименты и все вниманіе относились къ нему!— Значитъ, эти люди не такъ еще дурны, какъ ихъ изображали. Пословица справедливо говоритъ: не такъ страшенъ чортъ, какъ его рисуютъ.

Разговоръ, исполненный родственной любви, продолжался минутъ двадцать. Въ конц этого промежутка времени явился милордъ съ парикомъ на голов и съ шпагой при бедр. Онъ поздоровался съ молодыми людьми изысканно-вжливо, не оказывая особаго предпочтенія ни тому, ни другому.

— Искренно радуюсь, что вижу васъ, но если вы задумали хать къ намъ, то очень сожалю, что не пріхали нсколькими мсяцами раньше!— Тогда, весьма вроятно, не состоялось бы и роковой игры въ пикетъ. Младшій сынъ велъ бы себя благоразумне.

— Правда, сказалъ Гарри.

— Или же кто нибудь изъ родственниковъ былъ бы къ нему сострадательне. Но я боюсь, что любовь къ игр течетъ въ крови каждаго изъ насъ. Я наслдовалъ ее отъ отца, и чрезъ нее я бднйшій пэръ въ Англіи. Прекрасныя лэди, которыхъ вы видите передъ собой, не составляютъ исключенія. Братъ мой Вилль страстно ей преданъ,— и все безъ пользы. Обыкновенно я — что сегодня выигрываю, то завтра же проигрываю. Страсть къ игр въ Англіи положительно ужасна. Вс ассигнаціи моего бднаго кузена черезъ двадцать четыре часа перешли въ другія руки.

— Я игралъ, какъ и другіе джентльмены, но никогда въ ущербъ себ, и всегда безъ особаго пристрастія, замтилъ мистеръ Варрингтонъ.

— Когда мы услышали, что милордъ игралъ съ Гарри, мы такъ сердились на него, — вскричала лэди.

— Ты знаешь, кузенъ Гарри,— если не я, то все равно кто нибудь другой выигралъ бы твои деньги. Утшеніе жалкое, это правда, но Гарри долженъ принять его и радоваться, что его деньги перешли въ руки друга, который постоянно желаетъ ему добра, а не въ руки постороннихъ людей, которымъ нтъ никакой нужды думать о немъ и которые во всякое время готовы объиграть его.

— Гм! Зубъ выдернутъ и кончено, все равно кто бы его ни выдернулъ, хотя бы братъ родной, — съ усмшкой сказалъ мистеръ Джоржъ. Гарри долженъ перенести наказаніе за свои ошибки и заплатить долги, какъ это длается всми.

— Разумется, я иначе и не говорилъ и не думалъ объ этомъ: сердиться на неудачи — не въ характер англичанина,— сказалъ Гарри.

— Дай руку, кузенъ! Ты говорилъ, какъ слдуетъ мужчин! вскричалъ милордъ съ восторгомъ.

Милэди и миссъ Фанни обмнялись взглядами и улыбнулись.

— Моя виргинская сестра, какъ я вижу, превосходно умла воспитать своихъ сыновей и сдлать изъ нихъ отличныхъ джентльменовъ! съ энтузіазмомъ воскликнула лэди Кастльвудъ.

— Вамъ бы, кажется, не слдовало быть такимъ веселымъ, посл столь непріятной перемны вашего счастья, кузенъ Гарри! сказала лэди Фанни. Мама, мы и вполовину не знали его прекрасныхъ качествъ, когда онъ былъ Счастливымъ Юношей и Виргинскимъ Принцемъ! Вы, кузенъ Джоржъ, похожи на брата, какъ капля воды на другую, но, мн кажется, вы не имете такого веселаго характера, какъ Гарри.

— Правда, я виргинскій принцъ, но далеко не счастливый юноша, серьёзнымъ тономъ отвчалъ Джоржъ.

Гарри началъ было: клянусь Юпитеромъ, онъ лучшій… какъ вдругъ надъ головами разговаривающихъ, въ верхней комнат, раздался звукъ клавикордъ. Гарри вспыхнулъ, лэди улыбнулись.

— Это Марія, сказала лэди Кастльвудъ.— Неугодно ли кому пожаловать къ ней?

Лэди встали и направились къ дверямъ, за ними послдовалъ Гарри, покраснвъ еще боле. Джоржъ хотлъ было тоже присоединиться къ нимъ, но лордъ Кастльвудъ остановилъ его.

— Вс дамы уходятъ съ вашимъ братомъ, сказалъ милордъ — позвольте же мн воспользоваться хотя вашимъ обществомъ и разговоромъ. Я съ нетерпніемъ желаю услышать о вашемъ плн, кузенъ Джоржъ, о вашемъ избавленіи.

— Въ такомъ случа и мы послушаемъ!— сказала одна изъ лэди, остановись посредин столовой.

— Извините, въ этомъ отношеніи я человкъ жадный, и хочу слышать одинъ, сказалъ лордъ Кастльвудъ, сурово посмотрвъ на лэди,— проводилъ ихъ до выхода и съ низкимъ поклономъ затворилъ дверь.

— Вашъ братъ, безъ сомннія, разсказалъ вамъ о всемъ, что происходитъ съ нимъ въ этомъ дом? спросилъ ближайшій родственникъ Джоржа.

— Да, включая ссору съ мистеромъ Виллемъ и общаніе жениться на милэди Маріи, отвчалъ Джоржъ, кланяясь.— Надюсь, вы простите меня, если я скажу, что въ этомъ дом счастіе ему не улыбнулось.

— Объ этомъ никто не сожалетъ такъ чистосердечно, какъ я. Братъ мой большую часть времени проводитъ съ жокеями и дрессировщиками, съ разгульными молодыми людьми и потому между нами мало сочувствія. Намъ бы не слдовало вмст жить, но мы такъ бдны!… Этотъ домъ занимала наша бабушка передъ отъздомъ въ Америку, передъ выходомъ за мужъ за полковника Эсмонда. Большая часть этой старой мебели принадлежала ей.— Джоржъ съ любопытствомъ окинулъ взглядомъ всю комнату.— Въ теченіе послднихъ двадцати лтъ нашъ домъ не находился въ цвтущемъ состояніи, хотя насъ и награждали титулами, благодаря вліянію, которое имли мы при двор. Страсть къ игр погубила насъ всхъ. Я считаю себя жалкой жертвой этой страсти, но я слишкомъ гордъ, чтобъ продать себя и мой титулъ какому нибудь выскочк, какъ это сдлали многіе, мене совстливые нобльмены. Гордость, любезный кузенъ, — мой недостатокъ. Я помню, какъ я родился!

При этихъ словахъ милордъ положилъ руку на манишку, выставилъ одну ногу впередъ и гордо посмотрлъ въ лицо своего кузена.

Молодой Джоржъ Варрингтонъ отъ природы расположенъ былъ врить всему, что ему говорили. Но обманутый однажды или предубжденный на счетъ чьей либо личности, онъ становился совершенно неврующимъ, и на этотъ разъ выслушалъ прекрасную рчь милорда съ сардоническимъ, внутреннимъ смхомъ, сохраняя однакожъ серьёзный видъ и не позволяя себ обнаружить въ словахъ хотя малйшее пренебреженіе.

— Мы вс имемъ свои недостатки, милордъ. Страсть къ игр постоянно считалась простительною въ джентльменахъ нашего званія. Отъ чистаго сердца прощая моего брата, я не смю быть вашимъ судьею, милордъ, могу сказать одно, — что вмсто того, чтобъ играть и проигрывать, я искренно желаю, чтобы вы играли и выигрывали.

— Я тоже желаю отъ всего сердца! сказалъ милордъ съ тяжелымъ вздохомъ.— Судя по вашему разговору, по вашему знанію свта и по вашей опытности, которыми вы обладаете боле, чмъ большая часть молодыхъ людей вашего возраста, — я предсказываю вамъ много хорошаго. У вашего Гарри прекрасное сердце, но нельзя сказать тоже самое о его голов.

— Правда, зато онъ обладаетъ искусствомъ обращать въ друзей всхъ, съ кмъ встрчается, и несмотря на его втренность, его вс любятъ.

— Я люблю…. мы вс его любимъ,— любимъ, какъ брата! вскричалъ милордъ.

— Въ письмахъ своихъ онъ постоянно писалъ о радушіи, которое оказывали ему въ вашемъ дом. Моя мать бережетъ вс эти письма. Слогъ Гарри нельзя назвать отличнымъ, но зато во всхъ его письмахъ проглядываетъ доброе сердце, а это лучше всякаго слога.

— Быть можетъ, я ошибаюсь, но, мн кажется, что его братъ владетъ и добрымъ сердцемъ, и здравымъ умомъ! сказалъ милордъ, ршившійся повидимому быть любезнымъ до нельзя. Несчастіе вашего брата, или врне это счастливое обстоятельство, — ваше возвращеніе, — надюсь, не оставило Гарри совсмъ безъ средствъ къ существованію?— весьма ласково продолжалъ лордъ Кастльвудъ.

— Онъ ршительно ничего не иметъ и не будетъ ничего имть, кром только того, что дастъ ему мать, или что могу удлить ему я, посл ея смерти. Скажите, пожалуйста, милордъ, — какая полагается здсь часть младшему брату?

— Гм! Младшій братъ здсь…. вы знаете…. ну, да словомъ, всмъ и каждому извстно, что такое младшій братъ, — сказалъ милордъ, пожавъ плечами и посмотрвъ въ лицо своего гостя.

Джоржъ продолжалъ.

— Мы превосходные друзья съ братомъ, мы кровные родные, но признаюсь, я не намренъ отдлить ему боле того, что полагается младшему брату. За чмъ давать ему деньги?— Чтобы онъ проигралъ ихъ въ карты или промоталъ на конскихъ скачкахъ? Милордъ, у насъ въ Виргиніи тоже есть карты, есть и жокеи, и мой бдный Гарри усплъ уже отличить себя въ своей стран, прежде чмъ пріхалъ въ вашу. Онъ наслдовалъ фамильную страсть къ развлеченіямъ.

— Бдный, бдный юноша! Мн жаль его.

— Наше имнье обширно, но доходы съ него весьма ограниченны. Денегъ у насъ немного боле того, что получаемъ мы изъ Англіи за нашъ табакъ, а это совершенная бездлица, потому что нашъ табакъ возвращается къ намъ въ вид различныхъ товаровъ, сукна, кожи, желзныхъ вещей, даже вина и пива для насъ и для нашихъ людей. Гарри можетъ воротиться домой и всмъ этимъ пользоваться: для него найдется лошадь въ стойл, кусокъ говядины на стол, немного денегъ для согрванія его кармана, а въ добавокъ кафтана два въ годъ. Это будетъ продолжаться, пока живетъ моя мать, или пока, что весьма вроятно, онъ не поссорится съ мадамъ Эсмондъ. Посл того, при моей жизни, онъ будетъ пользоваться моимъ домомъ и всмъ, что въ немъ находится, потомъ, если я умру, оставивъ дтей, — онъ будетъ поставленъ въ затруднительное положеніе. Его будущее, милордъ, весьма незавидно, если ему не улыбнется фортуна, на что мы всегда разсчитываемъ. Отнын онъ обреченъ находиться въ зависимости, а быть въ зависимости отъ такой своенравной женщины, какъ наша мать, — право, милордъ, хуже этой участи я не знаю. Средства, которыя могли бы доставить ему уваженіе въ своемъ отечеств, онъ усплъ расточить. Онъ промоталъ отцовское наслдство, и теперь его ожидаетъ нищета и униженіе.

Мистеръ Варрингтонъ говорилъ эту рчь съ значительнымъ одушевленіемъ, и милордъ слушалъ его почтительно.

— Вы говорите, мистеръ Варрингтонъ, превосходно. Думали ли вы когда нибудь объ общественной жизни? сказалъ милордъ.

— Безъ сомннія, думалъ, какъ и всякій человкъ моего положенія, то есть, всякій, кто только думаетъ о чемъ нибудь боле, кром картъ и конюшенъ, отвчалъ Джоржъ.— Надюсь, милордъ, я буду въ состояніи занять видное мсто тогда, какъ несчастный мой братъ долженъ ограничиться и довольствоваться настоящимъ своимъ положеніемъ. Это я говорю къ тому, что слышалъ отъ него общаніе жениться на одной особ, если только Гарри исполнитъ это общаніе, то и онъ и жена его будутъ несчастные люди.

— Вы говорите совершенно благоразумно, сказалъ милордъ.— Не отправиться ли намъ наверхъ къ дамамъ? Тамъ есть картина, которую, говорятъ, писалъ вашъ ддушка. Но прежде чмъ отправимся, не угодно ли вамъ, дорогой мой кузенъ, назначить день, когда все мое семейство будетъ имть удовольствіе принять васъ? Когда мы будемъ въ Кастльвуд, то можете располагать имъ, какъ своею собственностью. Судя по вашимъ словамъ, онъ похожъ на вашъ виргинскій Кастльвудъ. У насъ вдоволь есть и мяса, и баранины, и пива, и лсу, только денегъ, къ сожалнію, не водится.

Они поднялись въ гостиную, гд застали одну только лэди. Это была лэди Марія, она стояла въ амбразур окна и разговаривала съ Гарри.

Джоржъ сдлалъ самый вжливый поклонъ, Марія — самый низкій книксенъ.

— Въ самомъ дл, вы удивительно похожи на Гарри, сказала она, подавая ему руку.— Гарри говоритъ, что вы, кузенъ Джоржъ, такъ же добры, какъ и онъ.

При вид ея распухшихъ глазъ и плачевнаго лица, Джоржъ почувствовалъ угрызеніе совсти.

— Бдняжка! подумалъ онъ.— Гарри выхвалялъ ей мое великодушіе и добродтель, между тмъ какъ я разыгрывалъ внизу роль самолюбиваго старшаго брата! Какъ она стара! Какимъ образомъ Гарри могъ влюбиться въ эту женщину?

Какимъ образомъ? Очень просто: онъ не смотрлъ вашими глазами, мистеръ Джоржъ. Теперь, быть можетъ, онъ своими собственными глазами видитъ свое заблужденіе. Не знаю, право, сожалть ли слдуетъ, или поздравлять человка, который образумился.

Посл обычной рекомендаціи начался маленькій разговоръ, который лэди Марія поддерживала сначала довольно спокойно. Хотя въ подобныхъ случаяхъ женщины умютъ лицемрить превосходне мужчинъ, но лэди Марія, посл двухъ-трехъ фразъ, заплакала, и махнувъ рукой, чтобы Гарри остался на мст, побжала изъ комнаты.

Гарри бросился впередъ, но, при движеніи руки Маріи, остановился. Милордъ объявилъ, что сестра его подвержена нервическимъ припадкамъ и что еще утромъ чувствовала себя нехорошо. Посл такого объясненія, молодые люди сочли за нужное кончить свой визитъ. Лордъ Кастльвудъ проводилъ ихъ по лстниц до самыхъ дверей, полюбовался лошадьми и дружески съ нимъ простился.

— И такъ, Гарри, ты поговорилъ у окна, поворковалъ съ своей подругой и врно вы разстались друзьями? Не правда ли? сказалъ Джоржъ своему возниц.

— Марія — добрая женщина! отвчалъ Гарри, щедро надляя лошадей ударами.— Ты согласишься съ этимъ, когда узнаешь ее покороче.

— То есть тогда, когда ты привезешь ее въ Виргинію? Да! Воображаю, какъ радушно приметъ ее мать! Она никогда не проститъ ни меня за то, что я не разстроилъ эту партію, ни тебя — за то, что ты ее составилъ.

— Что же мн длать, Джоржъ! Пожалуйста, Гумбо, не наклоняй ты ко мн такъ близко свою безобразную голову! Посл того, что было между нами, я, какъ благородный человкъ, не могу отказаться. Я ей все разсказалъ. Я сказалъ, что мадамъ Эсмондъ будетъ сначала чрезвычайно холодна, но что она меня очень любитъ, и дло кончится миролюбиво. А когда ты вступишь во владніе, я тоже сказалъ, что милый мой Джоржъ подлится со мной своимъ состояніемъ.

— Напрасно! Пока ты былъ наверху, я говорилъ лорду Кастльвуду совсмъ другое. Я говорилъ ему, что, какъ старшій братъ, я хочу воспользоваться всми правами…. пожалуйста, не бей такъ лошадей…. и что тебя ожидаетъ впереди зависимость и нищета.

— Неужели? Ты не хочешь помочь мн? вскричалъ Гарри, поблднвъ.— Джоржъ, я не врю этому, хотя и слышу отъ тебя.

Посл этого возраженія наступила пауза, въ теченіе которой Гарри даже не взглянулъ на брата, онъ сидлъ, представляя собою олицетвореніе печали и унынія. Гарри халъ такъ близко къ окраин дороги, что фаэтонъ непремнно бы опрокинулся, еслибъ Джоржъ не выхватилъ возжи изъ рукъ Гарри.

— Давно бы такъ, сэръ, сказалъ Гарри.— Я еще давича говорилъ, что это будетъ лучше.

— Скажи, Гарри, огорчалъ ли я тебя когда нибудь? спросилъ Джоржъ.

— До этой минуты — нтъ!

По лицу Гарри катились крупныя слезы.

— Другъ мой! Наступитъ день, когда ты скажешь, что, исполняя свой долгъ, я поступилъ и теперь справедливо.

— Почему же это такъ?

— Я объявилъ милорду, что ты младшій братъ, что ты истратилъ все свое состояніе и что твоя доля въ нашемъ дом должна быть очень незавидная. Разв это неправда?

— Правда, но я бы не поврилъ этому, еслибъ мн сказало десять тысячъ людей. Что бы со мной ни случилось, я думалъ, что могу положиться на васъ, Джоржъ Варрингтонъ.

Въ этомъ настроеніи духа Гарри оставался до конца поздки.

Вскор посл прізда поданъ былъ обдъ. Гарри ничего почти не лъ, но пиль много.

— Гарри! вино — дурное утшеніе въ гор, замтилъ Джоржъ.

— Другаго утшенія я не имю, сэръ, угрюмо сказалъ Гарри, и молча выпивъ еще нсколько рюмокъ одну за другой, схватилъ шляпу и вышелъ изъ комнаты.

Гарри не возвращался по крайней мр въ теченіе трехъ часовъ. Между тмъ Джоржъ, безпокоясь о брат, оставался дома, читалъ книгу и курилъ.

— Скверно я сдлалъ, сказавъ, что не хочу помочь ему. Богъ свидтель, что это неправда. Я не оставлю его, хотя бы онъ женился на негритянк, думалъ Джоржъ: и безъ того уже я много повредилъ ему, возвратясь снова къ жизни. Куда онъ ушелъ: ужь не играть ли?

— Праведное небо! что съ тобою, Гарри? вскричалъ Джоржъ Варрингтонъ, когда въ комнату вошелъ его братъ, блдный какъ смерть.

Гарри подошелъ къ брату и взялъ его руку.

— Теперь я могу ее взять, Джоржи, сказалъ онъ. Дйствительно, ты поступилъ справедливо, хотя я никогда не поврю, что ты бросилъ брата своего въ его бдственномъ положеніи. Дло вотъ въ чемъ. За обдомъ, мн мелькнула мысль итти и объясниться съ Маріей. Скажу, думаю, ей: Марія, какъ я ни бденъ, но ваши поступки со мной были такъ благородны, что, клянусь небомъ! вы можете принять меня или отвергнуть. Если вы хотите имть меня своимъ мужемъ, то я весь вашъ. Я поступлю въ военную службу, буду трудиться, буду стараться такъ или иначе доставать себ насущный хлбъ, мой бра… мои родственники, вроятно, пожалютъ насъ и дадутъ средства къ существованію. Вотъ что я ршился сказать, и я ей сказалъ. Всю дорогу до Кенсингтона я бжалъ подъ дождемъ: посмотри, я мокръ съ головы до ногъ. Я засталъ ихъ всхъ, кром Вилля, за обдомъ. Я заговорилъ въ то время, когда подали десертъ и стали пить вино. Марія, говорю я, бднякъ хочетъ взять назадъ общаніе, данное имъ въ то время, когда онъ считалъ себя богачемъ. Согласны ли вы идти за него? Разумется, я не затруднялся въ словахъ, не мямлился и не заикался, какъ теперь. Я говорилъ долго, и заключилъ свою рчь словами, что я хотлъ сдлать все, что отъ меня зависло, и исполнить мой долгъ. Когда я кончилъ, Марія спокойно подошла ко мн, взяла мою руку и поцаловала ее передъ всми. Неоцненный, милый, благородный Гарри! сказала она (это были ея собственныя слова, я нисколько не преувеличиваю, не хочу выхвалять себя),— у васъ благородное сердце, и я благодарю васъ отъ всей души. Но, мой милый, я давно видла, что васъ привязывалъ къ предполагаемому браку одинъ только долгъ и безразсудное общаніе, данное молодымъ человкомъ старой женщин. Удерживать это общаніе — тоже самое, что сдлать васъ несчастнымъ. Я васъ освобождаю отъ него, еще разъ благодарю васъ отъ души за вашу врность, я буду вчно благословлять и любить моего милаго кузена! Сказавъ это, она поцаловала меня передъ всми и величаво вышла изъ комнаты: въ глазахъ ея не было ни одной слезинки. За столомъ вс плакали, особливо милордъ, который рыдалъ очень громко. Я никакъ не думалъ, что него такое чувствительное сердце. А какова Марія, Джоржъ? Не правда ли, что она благородное созданіе?

— Выпьемъ за ея здоровье! вскричалъ Джоржъ, наполнивъ рюмки.

— Гипъ, гипъ, ура! воскликнулъ Гарри.

Онъ былъ снова совершенно свободенъ и въ эту минуту находился въ безумномъ восторг.

ГЛАВА IX,
ВЪ КОТОРОЙ МИСТЕРЪ ГАРРИ ВСЕ ЕЩЕ ОСТАЕТСЯ СЪ ПЕРЕЛОМЛЕННЫМЪ НОСОМЪ.

Мадамъ де Бернштэйнъ не мене своихъ виргинскихъ племянниковъ была довольна результатомъ послдняго свиданія Гарри съ лэди Маріей. Объ этомъ событіи Джоржъ въ тотъ же вечеръ извстилъ баронессу письмомъ, а вскор посл того ея племянникъ Кастльвудъ, визиты котораго къ тетк были весьма рдки, пріхалъ засвидтельствовать свое почтеніе и откровенно разсказалъ о случившемся происшествіи. Никто лучше лорда Кастльвуда не зналъ такъ хорошо, когда и при какомъ случа нужно быть откровеннымъ. Теперь же, съ окончаніемъ дла между Гарри и Маріей, нужно ли было ему лицемрить и скрытничать? Игра разыграна, онъ могъ свободно говорить о различныхъ ходахъ въ ней, объ уверткахъ и хитростяхъ.

— Она мн родная сестра, говорилъ милордъ съ чувствомъ нжнаго брата:— ей уже больше не представится шансовъ — тмъ боле, подобныхъ шансовъ, на брачный союзъ, на возможность порядочно себя пристроить. Я ни въ какомъ отношеніи не одобрялъ этой партіи, напротивъ отъ души сожаллъ вашего молодаго фаворита-виргинца, но въ тоже время жалко было упустить изъ рукъ такой кладъ, и потому я обязанъ былъ держать сторону самой близкой моей родственницы.

— Такая откровенность длаетъ вамъ честь, милордъ, сказала мадамъ де Бернштэйнъ:— любовь ваша къ сестр въ высшей степени назидательна!

— Что длать, мы проиграли, и я говорю это безъ всякой злобы. Вроятно, и вы не сердитесь, потому что выигрышъ на вашей сторон, продолжалъ милордъ, длая учтивый поклонъ.

Мадамъ де Бернштэйнъ утверждала, что въ жизнь свою не была въ такомъ отличномъ расположеніи духа.

— Признайся, теперь, Южень, что визитъ Маріи къ Гарри во время его заточенія и это трогательное возвращеніе всхъ его подарковъ было дломъ твоего изобртенія.

— Чувство сожалнія къ молодому человку, чувство долга Маріи къ своему другу, къ своему нареченному мужу, во время его несчастія. вотъ главныя причины, которыя руководили ею въ томъ поступк, угрюмо отвчалъ лордъ Кастльвудъ.

— Но вдь это ты ей посовтовалъ, мой добрый племянникъ?

Кастльвудъ, пожавъ плечами, признался, что совтовалъ сестр своей навстить мистера Варрингтона.

— Не явись старшій братъ Гарри, продолжалъ милордъ: — и мы одержали бы верхъ, наперекоръ усиліямъ съ вашей стороны разстроить наши планы. Я старался утшить мою бдную Марію, доказывая ей, какой славный кушъ мы проиграли.

— Но если бы Джоржъ явился посл ихъ женитьбы? замтила баронесса.

— Effectivement, сказалъ Южень, нюхая табакъ.— Могила должна со временемъ отдать, что скрываетъ въ себ, надо благодарить ее, что она отдала во время! Я обязанъ сказать вамъ, что Джоржъ Варрингтонъ, повидимому, очень умный человкъ, и не такъ самолюбивъ, какъ бываютъ вообще старшіе сыновья и свтскіе люди. Моя бдная Молли воображала, что онъ окажется такимъ же… какъ бы выразиться поврне?— такимъ же простофилей, какъ и младшій братъ. Она вполн надялась, что старшій близнецъ подлится съ младшимъ во всемъ пополамъ, она до такой степени была ослплена этой надеждой, что готова выдти за него даже и теперь. Гарри Варрингтонъ, съ половиной куска хлба, — это еще сносно, но что такое Гарри Варрингтонъ совершенно безъ куска хлба?

— Какъ безъ куска хлба?

— Очень просто. Онъ будетъ имть только то, что дадутъ ему за столомъ брата. Такъ по крайней мр сказалъ мн самъ старшій братъ.

— Какой же онъ бездушный злодй! вскричала баронесса.

— Гм! тетушка, я играю съ вами cartes sur table! Мистеръ Джоржъ длаетъ, что длаютъ вс другіе, и мы не имемъ ни малйшаго права на него сердиться. Молли сама согласилась съ этимъ, когда прошелъ первый припадокъ ея горести и когда я убдилъ ее слдовать внушенію разсудка. Безразсудное старое созданіе! Быть до безумія влюбленной въ молодаго человка, и въ такую пору жизни!

— Я начинаю врить, что это истинная любовь, сказала мадамъ де-Бернштэйнъ.

— Вамъ бы нужно было послушать ее, когда она прощалась съ Гарри! C’tait touchant, ma parole d’honneur! Я плакалъ. Клянусь Георгомъ — плакалъ. Въ то время, когда мы сидли за обдомъ, вдругъ вбгаетъ молодой человкъ, въ чулкахъ, забрызганныхъ грязью, съ волосами, спустившимися на глаза, объясняется съ Молли искреннимъ и благороднымъ тономъ, прекрасно выражается, и она отвчаетъ ему. Эта сцена напомнила мн мистриссъ Варрингтонъ въ новой шотландской пьес, которую написалъ человкъ лорда Бьюта, кажется, подъ названіемъ Дугласъ. Марія бросается на шею юноши и прощается съ такимъ благородствомъ и такимъ самоотверженіемъ, что безъ слезъ невозможно было видть эту сцену. Она выходитъ изъ комнаты съ сохраненіемъ своего достоинства, хотя и съ отчаяніемъ въ душ… Нтъ, благодарю васъ, я больше не хочу шоколаду…. Если Марія и сдлала, какъ говорится, mauvais pas, то никто не могъ бы сдлать этого отступленія съ большимъ достоинствомъ. Это, я вамъ скажу, была искусная ретирада посл пораженія. Голодъ принудилъ насъ оставить позицію, но все же мы оставили ее съ военными почестями.

— Смотрите, чтобы Молли не умерла съ горя и обманутыхъ надеждъ, сказала тетка милорда, отпивъ глотокъ шоколаду.

Милордъ язвительно усмхнулся и показалъ свои желтые зубы.

— Ха, ха! Съ ней случались эти припадки гораздо сильне, но, слава Богу!— поправлялась. Болзнь эта, какъ вамъ извстно, милэди, не смертельна, особливо въ возраст Молли.

Почему же это извстно милэди? Она вдь вышла за доктора богословія Тушера въ довольно зрлыхъ лтахъ. Она сдлалась мадамъ де Бернштэйнъ гораздо позже посл перваго брака. Старая Дидона, какъ замчаетъ поэтъ, испытала несчастіе и потому научилась имть состраданіе къ несчастнымъ.

Люди небольшаго свта, какъ мн говорили, ссорятся и дерутся, поносятъ другъ друга и долго, очень долго остаются непримиримыми врагами. Люди большаго свта гораздо благоразумне. У нихъ бываютъ также ссоры, они перестаютъ видть другъ друга, сходятся и расходятся, не сказавъ слова другъ другу. Но какой нибудь пустой случай, иногда даже заблудившійся щенокъ, служитъ поводомъ къ примиренію, и тогда все забывается. Въ теченіе полугода, съ тхъ поръ какъ Кастльвудъ и мадамъ де Бернштэйнъ вступили въ борьбу за право обладать Гарри Варрингтономъ, эти дв отрасли фамиліи Эсмондовъ были въ раздор. Теперь же, когда вопросъ былъ ршенъ, они встрчались, нисколько не стсняясь, какъ будто всю свою жизнь проводили въ добромъ согласіи: мадамъ де Бернштэйнъ отправлялась въ своей парадной карет на рауты лэди Кастльвудъ, Эсмонды, съ улыбающимися лицами, являлись на собранія мадамъ де Бернштэйнъ, какъ будто ихъ любовь и привязанность другъ къ другу никогда не прерывались.

— Я слышала, сэръ, что вы поступили съ младшимъ своимъ братомъ, какъ зврь, какъ чудовище! сказала баронесса, въ душ чрезвычайно довольная, но наружно показывая недовольный видъ и грозя Джоржу своей тростью.

— Я дйствовалъ по вашему намеку, милэди, и непремнно хотлъ узнать, чего искала лэди Марія въ этомъ брак — моего ли брата или его денегъ? отвчалъ Джоржъ, слегка покраснвъ.

— Разумется, Марія не вышла бы за мужъ за бдняка, старшій братъ котораго сказалъ, что не дастъ ему ничего.

— Я сдлалъ это къ лучшему мадамъ, — возразилъ Джоржъ, и румянецъ его усилился.

— Вотъ что! О лицемръ, лицемръ! вскричала старая лэди.

— Я лицемръ, мадамъ! Позвольте узнать почему? спросилъ мистеръ Варрингтонъ, выпрямляясь во весь ростъ.

— Дитя мое, я все знаю! сказала баронесса по-французски. Ты очень похожъ на своего дда. Поди, я обниму тебя! Гарри все мн открылъ, открылъ даже и то, что ты раздлилъ свое небольшое наслдство съ нимъ пополамъ.

— Это очень натурально, мадамъ. Съ минуты нашего рожденія мы имемъ одни сердца и одни кошельки. Я показалъ свое жестокосердечіе для того, чтобъ испытать извстныхъ вамъ людей, сказалъ Джоржъ, и глаза его наполнились слезами.

— Значитъ, ты раздлилъ съ нимъ и Виргинію? спросила баронесса.

— Я этого не говорю. Это было бы несправедливо, отвчалъ мистеръ Варрингтонъ.— Земля должна переходить старшему въ род, слдовательно мн нельзя уступить ее: а еще можетъ быть, что я умру, — а можетъ случиться, что мать переживетъ насъ обоихъ. Но половина того, что я имю, принадлежитъ ему. Надобно и то сказать, вдь онъ потому только былъ такимъ мотомъ, что ложно понималъ свое положеніе.

— Это старинный рыцарь, это Баярдъ, это возвратившійся къ жизни полковникъ! говорила мадамъ де-Бернштэйнъ своей служанк передъ сномъ грядущимъ.

Баронесса, въ тотъ вечеръ, когда молодые люди прощались съ ней, подала бдному Гарри только два пальца, а Джоржу подставила нарумяненую щеку. При такомъ благоволеніи старой тетки, Джоржъ такъ сильно покраснлъ, что румянецъ его сравнялся съ румянцемъ этой, почти безпрерывно подкрашиваемой розы.

Гарри не былъ завистливымъ человкомъ: онъ оказывалъ брату всевозможное уваженіе, какъ руководителю, наставнику и глав, но неудивительно, если чувство униженія и обманутыхъ ожиданій тяготило сердце молодаго человка, посл того, какъ онъ пересталъ быть счастливымъ юношей и наслдникомъ безграничныхъ виргинскихъ владній. Наши кенсингтонскіе друзья клятвенно общали любить Гарри боле прежняго, Гарри раскланялся и выразилъ глубокую признательность, но на пышномъ пиру, который лордъ Кастльвудъ задалъ въ честь новооткрытаго родственника, Гарри не могъ не замтить, что все вниманіе кузинъ сосредоточено было на Джорж,— весь разговоръ, вс комплименты, вс маленькія услуги, все, все принадлежало Джоржу,— между тмъ какъ Гарри оставался никмъ не замченнымъ, никмъ, кром несчастной Маріи, которая провожала его томными взглядами, преслдовала его глазами, выражавшими горькіе упреки, и обвиняла его за то, что отказалась отъ него. ‘Да! говорили эти глаза:— вамъ, Гарри, весело, получивъ свободу, которую я подарила, а мн право не хотлось бы, чтобы вы были до такой степени довольны этой свободой.’ Марія отказалась отъ него, но въ душ не могла простить, что онъ такъ скоро воспользовался своимъ освобожденіемъ. Потерявъ всякую возможность выдти за него, она все еще хотла имть такого мужа. О, молодые друзья мои! какъ очаровательно бываетъ начало любовныхъ интригъ, и какъ много иногда страдаетъ достоинство человка при ихъ окончаніи! Какая романтичная даль лежитъ передъ молодымъ Дамономъ и молодой Филлидой (или пожалуй, пожилымъ Дамономъ и проч.), когда безъискусственная ихъ любовь извстна другъ другу, когда они обвиваютъ руками станъ другъ у друга и всматриваются въ ту восхитительную, очаровательную страну, которая передъ ними разстилается! Прикованные другъ къ другу, они надются прожить въ той стран до глубокой старости. Тамъ могутъ встртиться скалы и ревущіе потоки, но разв сильная, чистая любовь Дамона не въ состояніи перенести черезъ нихъ предметъ своего обожанія? Могутъ встртиться драконы и опасности, но разв его храбрость, его мечъ не въ состояніи ихъ побдить? Подъ вечеръ жизни, ихъ ожидаетъ услада, они будутъ отдыхать въ крпкихъ объятіяхъ, какъ двое заблудившихся въ лсу хорошенькихъ дтей, — мохъ будетъ служить имъ мягкимъ ложемъ, голубое небо со звздами — пологомъ, руки — изголовьемъ! Въ этомъ род обыкновенно бываютъ планы молодыхъ людей, когда они выступаютъ на поприще любви, и, о какая жалость!— не проходятъ они и мили, какъ имъ встрчается высокій валъ, заставляющій ихъ воротиться назадъ. Въ Барнет (кажется это первая станція по дорог въ Гретна-Гринъ) они бранятся съ почтальономъ, и, что еще хуже, быть можетъ у Стрефона не достаетъ денегъ расплатиться, или вдругъ съ нещаднымъ бичемъ является отецъ, увозитъ назадъ пламенно любящую дочь и, для охлажденія ея любви, запираетъ ее въ классную комнату. Разлука грозитъ совершенною гибелью для любящихъ сердецъ, но по выход за мужъ за банкира, когда судьба спустя нсколько лтъ надлитъ восьмерыми дтьми, или когда мужъ сдлается благоденствующимъ адвокатомъ, о которомъ раза два или три громко прокричатъ въ газетахъ, — когда, повторяю я, спустя нсколько лтъ Стрефону и Деліи случится встртиться, то не правда ли, что встрча ихъ должна быть забавна? Надюсь, что ни одинъ молодой человкъ не ршится влюбиться, если будетъ подозрвать, что страсть его не продолжится вчно. Въ мужчин это сомнніе начинаетъ пробуждаться обыкновенно посл втораго или третьяго любовнаго припадка, зато женщины, — не вс впрочемъ, — остаются романтичными до самого конца, отъ осьмнадцати до восьмидесяти пяти лтъ (сколько я знаю) он вс надются, что сердца ихъ должны сокрушиться.

Безъ всякаго сомннія, непріятное чувство было господствующимъ въ душ Гарри Варрингтона, когда онъ отправлялся въ Кенсингтонъ и встртился тамъ съ грустными, выражающими упрекъ взглядами своей кузины. И въ самомъ дл, находиться въ такомъ положеніи — пренепріятно: каково бываетъ грустно смотрть на домъ, въ которомъ вы жили, и видть темныя пустыя окна, гд нкогда сіяли веселыя лица? Вы говорите: грустно. Да, но какъ грустне, какъ несравненно тяжеле смотрть вверхъ, когда вы сантиментально проходите мимо No 13 и видите, что кто-то выглядываетъ изъ окна, улыбается вамъ и повидимому находится въ прекрасныхъ отношеніяхъ съ хозяйкой дома. Мн всегда бываетъ больно, даже въ гостинниц, которую посщаю, — бываетъ больно, повторяю, когда я вижу чемоданы и сапоги у дверей тхъ комнатъ, которыя нкогда принадлежали мн. Неужели эти сапоги валялись на соф, на которой я когда-то отдыхалъ? О, я мысленно топчу ногами и выбрасываю изъ комнаты эту грязную, вульгарную принадлежность мужскаго туалета!

Такимъ образомъ Гарри, сообразивъ, что періодъ, въ который онъ служилъ занимательнымъ предметомъ, кончился, и что комнаты Маріи, если не совсмъ еще были заняты новымъ постояльцемъ, то по крайней мр отдавались въ наемъ,— чувствовалъ себя не совсмъ спокойнымъ въ обществ кузины, да и она, вроятно, ощущала тоже самое. Гарри или находилъ, что ему нечего сказать кузин, или она говорила ему очень обыкновенныя и скучныя вещи, обкуренный ободокъ блой виргинской трубки былъ для него несравненно пріятне нжнаго голоса Маріи и ея печальнаго лица. Поэтому, когда Джоржъ отправлялся въ Кенгсингтонъ, Гарри оставался дома подъ предлогомъ общанія быть въ другомъ мст.

Въ дом дяди, въ улиц Гилль, бдный юноша тоже не находилъ особеннаго удовольствія. Добродтельное семейство этого дома почти не обращало на него вниманія. Прекрасныя лэди не совстились не сказываться дома, когда онъ прізжалъ. Посл всего радушія, посл всхъ ласкъ, посл безконечныхъ увреній въ искренней любви, Гарри не врилъ въ подобную неискренность. Случалось, что спустя какой нибудь часъ посл визита, Гарри сидлъ у Ламбертовъ и видлъ, какъ къ крыльцу его тетки подъзжала пустая карета, въ которую садилась милэди Варрингтонъ и даже не краснла, когда Гарри кланялся ей изъ сосдняго окна. Быть отвергнутымъ своими родственниками, захлопнуть передъ самымъ носомъ дверь, которая прежде привтливо ему отворялась,— я не врю въ возможность подобныхъ вещей, говорилъ бдный простосердечный Гарри. Онъ былъ увренъ, что сердце двернаго молотка, хотя и сдланнаго изъ мди, было нжне сердца лэди Варрингтонъ, добродтельное лицо милэди, когда она прозжала мимо племянника, едва ли измнилось боле мднаго молотка.

— Жена роднаго дяди! Чмъ я оскорбилъ ее? Тетушка Ламбертъ, скажите, видли ли вы когда нибудь такую холодность, такую безчувственность?— сказалъ Гарри, съ своей обычной пылкостью.

— А замтили ли вы въ насъ какую нибудь перемну?— въ свою очередь спросила тетушка Ламбертъ, бросивъ косвенный взглядъ на младшую дочь. Великосвтскіе люди могутъ смотрть на васъ холодно, но мы не принадлежимъ къ большому свту, и поэтому вы можете спокойно приходить къ намъ.

— Правда, вы совсмъ не похожи на другихъ людей, сказалъ Гарри. Не знаю почему, когда я прихожу къ вамъ, то чувствую какое-то спокойствіе и радость.

— Quis me uno vivit felicior? aut magis hac est

Optandum vita ‘Heere quis potuit? (*).

(*) Кто можетъ сказать, что онъ живетъ счастливе меня? есть ли другая жизнь, которую бы можно было пожелать?

— Мистеръ студентъ, знаешь ли откуда я заимствовалъ эти стихи? спросилъ Ламбертъ, обращаясь къ сыну, пріхавшему провести въ кругу родныхъ пасхальные праздники.

— Вычитали изъ Катулла!

— Не отгадалъ, мой другъ. Я вычиталъ ихъ изъ Демокрита младшаго — или пожалуй, изъ стараго Буртона, изъ котораго многіе черпали ученость….

И который вмст съ Монтенемъ, прибавимъ мы, былъ любимымъ авторомъ добраго генерала.

ГЛАВА X,
ГД МЫ ДЛАЕМЪ ТО, ЧТО МОГУТЪ ДЛАТЬ ОДН КОШКИ.

Мы уже говорили, что наши виргинцы, одаренные очень обыкновеннымъ умомъ, держались мнній приверженцевъ Іакова и, и вслдствіе этого питали глубокое уваженіе и любовь къ изгнанной царской фамиліи. Изгнанный король утвердилъ отца мадамъ Эсмондъ въ сан маркиза, и потому она не могла сердиться на несчастную отрасль царскаго рода, добродтельно и справедливо признавшую заслуги ея фамиліи. Что касается до небольшаго скандала относительно ея сестры, баронессы Бернштэйнъ, и стараго Шевалье, мадамъ Эсмондъ съ презрніемъ удаляла отъ себя воспоминаніе объ этомъ грязномъ обстоятельств, доказывая не безъ основанія, что два первые государя изъ Ганноверскаго дома были такъ же дурны относительно нравственности, какъ и всякій государь изъ дома Стюартовъ. Но король de facto былъ королемъ, такъ же какъ и его величество de jure оставался величествомъ. Король торжественно былъ коронованъ и помазанъ на царство, и въ борьб за обладаніе королевствомъ одержалъ блистательную побду. Поэтому мадамъ Эсмондъ благоразумно разсуждала, что сыновья ея по долгу собственному и по долгу къ государю должны были представиться королю. Она нисколько бы не изумилась, еслибъ его величеству вздумалось предоставить сыновьямъ ея видныя и выгодныя мста, или надть на того и на другаго голубую или красную ленту. Она нисколько не сомнвалась, что король зналъ виргинскихъ Эсмондовъ, какъ и другихъ членовъ дворянства. На этомъ основаніи, молодымъ людямъ вмнено было въ непремнную обязанность представиться ко двору, и мадамъ Эсмондъ сильно бы прогнвалась, еслибъ узнала, что Джоржъ, отправляясь съ визитами въ Кенсингтонъ, надлъ парадный, шитый золотомъ, кафтанъ своего брата.

Сто лтъ тому назадъ гостиная короля почти каждый день была открыта для дворянъ и для людей боле или мене замчательныхъ, вс врноподданные, особливо при начал войны, имли возможность десятки разъ въ мсяцъ наслаждаться лицезрніемъ августйшаго государя. Предположеніе, что неоцнимая потеря британскихъ острововъ можетъ послдовать только тогда, когда августйшая особа его величества попадется на мор въ плнъ, принуждало британскаго короля отложить на время т визиты въ родной Ганноверъ, которые были такъ дороги сердцу его величества, и заставляло его оставаться, надобно сказать правду — весьма неохотно, между преданными британцами. Ганноверская лэди, сдлавшаяся за свои добродтели драгоцннымъ другомъ короля, всячески старалась утшать его во время вынужденнаго отсутствія отъ Герренгауза, обожаемый защитникъ вры только и могъ слышать звуки своего роднаго языка изъ устъ графини Вальмоденъ (который царское благоволеніе милостиво даровало высокій титулъ британской почести).

Мистеръ Варрингтонъ просилъ дядю своего, этого ловкаго царедворца, — представить его къ королю, а какъ мистеръ Ламбертъ тоже долженъ былъ хать ко двору съ благодарностію его величеству за производство въ генеральскій чинъ, то оба эти джентльмена и отправились въ Кенсингтонъ, отправились въ наемной карет, потому что экипажъ лорда Ротэма былъ занятъ законнымъ владтелемъ, пріхавшимъ въ столицу. Они остановились у воротъ Кенсингтонскаго дворца, гд часовые, зная добраго генерала, отдали ему воинскую почесть. Отсюда имъ предстояло скромненько пройти пшкомъ до лтней резиденціи своего государя. Пройдя подъ дворцовымъ портикомъ, они вошли въ галлерею, которая вела къ большой лстниц изъ чернаго мрамора, съ живописью и орнаментами работы мистера Кента.— Прошли рядъ комнатъ съ великолпными картинами и статуями, и наконецъ достигли большой королевской гостиной, гд находилась знаменитая Венера Тиціана и Св. Францискъ, молящійся передъ младенцемъ — Іисусомъ, работы Рубенса. Здсь, вмст съ прочими, джентльмены наши должны были ждать выхода его величества изъ собственныхъ аппартаментовъ, въ которыхъ онъ засдалъ съ своими министрами.

Джоржъ Варрингтонъ, никогда не бывавшій во дворц, имлъ достаточно свободнаго времени полюбоваться убранствомъ гостиной и осмотрть вс лица, его окружавшія. Онъ въ первый разъ видлъ оригинальныя картины.— Картина Вандика, изображавшая короля Чарльза Перваго, его жену и семейство, и картина Эсири передъ Агасеромъ, работы Тинторета, въ которой вс фигуры облачены были въ великолпный венеціанскій костюмъ, приводили Джоржа въ безпредльный восторгъ. Онъ до такой степени углубился въ разсмотрніе этихъ великихъ художественныхъ произведеній, что почти вовсе не слышалъ замчаній своего добраго друга генерала, который шопотомъ называлъ имена замчательныхъ лицъ, собравшихся въ пріемной зал.

— Вотъ это, говорилъ Ламбертъ: — два Лорда адмиралтейства мистеръ Джильбертъ Элліотъ и адмиралъ Боскавенъ,— знакомый вамъ Боскавенъ, его эскадра года два тому назадъ сдлала первый выстрлъ на вашихъ моряхъ. А вотъ этотъ толстый джентльменъ, весь въ золот, — это мистеръ Фоксъ, онъ былъ посланникомъ, а теперь назначенъ государственнымъ казначеемъ и получаетъ огромное жалованье.

— Судя по его наружности, можно сказать, что онъ жаденъ до золота, посмотрите на его камзолъ!— сказалъ Джоржъ.

— Alieni appetens… какъ это говорится дальше? Онъ любитъ получать деньги и уметъ проживать ихъ, продолжалъ генералъ Ламбертъ. Вотъ это государственный судья Виллесъ: онъ разговариваетъ съ милордомъ Салисбюри, докторомъ Гоадли, который, еслибы такъ же служилъ Богу, какъ служитъ королю, то на неб получилъ бы почести боле, чмъ на земл. Онъ современникъ вашего дда, его любилъ Ричардъ Стиль и ненавидлъ Свифтъ. Вмст съ ними и лордъ Лондона, ученый докторъ Шерлокъ. Милордъ съ полотняными рукавами потерялъ теперь половину своихъ почестей. Я помню, когда еще былъ ребенкомъ на рукахъ матери, — она заставляла меня становиться на колни передъ епископомъ Рочестерскимъ,— передъ тмъ епископомъ, который ухалъ на материкъ и сдлался духовникомъ лица, имя котораго я не хочу упоминать.— Прекрасный блокурый мужчина — это адмиралъ Смитъ. Онъ былъ президентомъ военнаго суда надъ несчастнымъ Бингомъ и тщетно старался отклонить отъ него наказаніе, на флот его называютъ десять тысячь первымъ томомъ. Еще когда онъ былъ лейтенантомъ, французскій посланникъ хотлъ уничтожить его, за то собственно, что онъ заставилъ французскій линейный корабль спустить передъ нимъ паруса, а король на другой же день произвелъ Тома въ капитаны. Вонъ этотъ высокій, надменной наружности мужчина — милордъ Джоржъ Саквиль, хоть я теперь и самъ генералъ-маіоръ, но онъ будетъ обходиться со мной не много лучше, чмъ съ лакеемъ. О, какъ бы я желалъ, чтобы былъ здсь мой коренастый старый Блакени, любимецъ всхъ военныхъ, добрый и храбрый, какъ добръ и храбръ вонъ этотъ уродъ нобльменъ, который… Вашъ покорнйшій слуга, милордъ. Позвольте вамъ представить молодаго джентльмена, который только-что пріхалъ изъ Америки и два года тому назадъ участвовалъ въ компаніи Брэддока.

— О! въ самомъ дл! сказалъ уродъ-нобльменъ.— Я имю честь говорить….

— Съ генералъ-майоромъ Ламбертомъ, къ услугамъ вашего превосходительства, я поступилъ въ службу его величества нсколько ране вашего превосходительства. Это, продолжалъ Ламбертъ, обращаясь къ Джоржу Варрингтону, — первый членъ англійскаго парламента, первый ораторъ — мистеръ Онсло. Да гд же вашъ дядя? Придется, кажется, мн самому представить васъ его величеству, если сэръ Майльзъ промедлить еще немного.

Говоря это, почтенный генералъ сосредоточилъ все свое вниманіе на молодомъ друг, не промолвивъ ни слова о своемъ сослуживц, который съ недоумніемъ отвернулся въ сторону и пошелъ дальше, какъ будто обращеніе генерала Ламберта имло близкое сходство съ необычайной дерзостью. Сто лтъ тому назадъ, нобльменъ былъ нобльменомъ, въ строгомъ значеніи этого слова, и требовалъ, чтобы на него смотрли не иначе, какъ на нобльмена.

Вскор потомъ показался и малиновый жилетъ сэра Майльза, племянникъ Джоржъ и генералъ Ламбертъ обмнялись съ нимъ самымъ искреннимъ привтствіемъ.— Кажется, мы уже говорили, что сэръ Майльзъ былъ любезнымъ кавалеромъ. Итакъ генералъ долженъ выхать изъ дома лорда Ротэма?— Да уже и нельзя оставаться, потому что милордъ самъ пожелалъ занять его.— Все это прекрасно, но какая потеря для сосдей!

— Мы теряемъ васъ, положительно теряемъ, любезный генералъ,— говорилъ сэръ Майльзъ.— Дочери мои влюблены въ вашихъ молоденькихъ лэди, клянусь честью — влюблены. Он и милэди Варрингтонъ часто говорятъ между собой, какимъ бы образомъ найти случай познакомиться съ вашимъ молодымъ семействомъ. Мы уже считаемъ себя вашими давнишними друзьями, — право, генералъ, если позволите говорить откровенно, мы душевно васъ любимъ за искреннее расположеніе къ нашимъ милымъ племянникамъ, правда, мы ихъ ревнуемъ немного, откровенно признаюсь,— ревнуемъ зато, что они бываютъ у васъ такъ часто. Сколько разъ говорилъ я милэди Варрингтонъ: другъ мой, отчего мы не попросимъ его и его семейство перейти черезъ улицу и отобдать у насъ, вмст съ другими нашими добрыми провинціальными знакомыми?— Пожалуйста, генералъ, засвидтельствуйте мое искреннее почтеніе мистриссъ Ламбертъ и поблагодарите ее за вниманіе и расположеніе къ этимъ джентльменамъ: вдь это мои кровные родные, сэръ, — мои милые, неоцненные юноши!

И милордъ провелъ рукой по глазамъ. Его голосъ, самое дыханіе его прерывалось отъ душевнаго волненія, возбуждаемаго порывами чувства благороднаго, исполненнаго неподдльной любви. Во время этого разговора Джоржъ Варрингтонъ съ удивительнымъ терпніемъ удерживался отъ смха. Наконецъ дверь королевскаго кабинета отворилась, и изъ нея вышли пажи, предшествуя его величеству. За нимъ слдовалъ его сынъ, очень видный и здоровый принцъ, румяное лицо котораго почти не отличалось отъ кафтана ярко-малиноваго цвта, за королемъ слдовало нсколько джентльменовъ и государственныхъ сановниковъ, между которыми Джоржъ сейчасъ же узналъ знаменитаго мистера Питта, по его высокому росту, по орлиному носу и взгляду, по его серьёзному и величественному виду. Представляя себ эту величавую фигуру, даже теперь, когда прошло столтіе, — я смотрю на нее съ благоговніемъ, я готовъ снять шляпу передъ ней и поклониться. Мн не столько кажется страшнымъ Георгъ второй, глаза мои не столько ослплены громадной фигурой его королевскаго величества, герцога Куллодена и Фонтеноя, сколько этимъ великимъ государственнымъ мужемъ — этимъ кавалерійскимъ корнетомъ! Его фигура сто лтъ тому назадъ шагала по нашему небольшому острову, какъ колоссъ, и я робю передъ нимъ, когда онъ проходитъ въ туфляхъ, облегчающихъ подагрическія страданія, когда рука, бросавшая молніи, завернута въ фланель. Быть можетъ теперь, когда мы видимъ его, съ мрачнымъ взглядомъ вышедшаго изъ кабинета, между нимъ и его государемъ происходили грозныя сцены. Онъ, вроятно, говорилъ старому королю длинныя рчи, исполненныя краснорчія, силы и благородныхъ выраженій, говорилъ о предметахъ весьма обыкновенныхъ, но, надобно признаться, крайне непріятныхъ для маленькаго проницательнаго джентльмена, ‘къ стопамъ котораго онъ повергался’, и который терпть не могъ ни изящной поэзіи, ни изящной прозы! Этотъ великій министръ величественно проходитъ чрезъ толпу, джентльмены чинно и почтительно становятся вокругъ стны, его величество проходитъ передъ ними, его сынъ отстаетъ на нсколько шаговъ и въ свою очередь вступаетъ въ разговоръ съ избранными лицами.

Его величество — небольшаго роста, проницательный, бодрый старичокъ, съ прищуренными глазами, въ простомъ, табачнаго цвта, старомодномъ кафтан, въ коричневыхъ чулкахъ, единственное украшеніе на немъ — голубая лента ордена Подвязки. Въ его разговор слышенъ нмецкій акентъ, но онъ говоритъ свободно, просто и умно: обращается къ тмъ лицамъ, на которыхъ угодно было остановиться его вниманію, мимо прочихъ онъ проходитъ съ учтивымъ поклономъ. Мистера Ламберта онъ зналъ хорошо: генералъ находился подъ командой его величества при Деттинген, а съ его сыномъ — въ Шотландіи. Король ласково поздравилъ его съ повышеніемъ.

— Мы не всегда можемъ длать, что намъ хочется, сказалъ его величество: — но относительно васъ, генералъ, я былъ радъ, когда могъ доставить себ это удовольствіе: въ моей арміи нтъ офицера, который былъ бы лучше васъ.

Ветеранъ, осчастливленный такими словами, покраснлъ и поклонился. Между тмъ лучшій изъ монарховъ взглянулъ сперва на сэра Майльза (котораго его величество зналъ превосходно, какъ ревностнаго пріемщика всякаго рода милостей отъ всхъ министровъ), а потомъ на молодаго человка, стоявшаго подл милорда.

— Это кто? спросилъ защитникъ вры, указывая на Джоржа Варрингтона.

Сэръ Майльзъ съ глубочайшею почтительностію отвчалъ, что молодой джентльменъ его племянникъ, Джоржъ Варрингтонъ, изъ Виргиніи, который просилъ позволенія исполнить долгъ врноподданнаго.

— Значитъ, это старшій братъ,— замтилъ обожаемый государь. Во-время пріхалъ, иначе его братъ промоталъ бы вс деньги.

— Милордъ епископъ Салисбюрійскій, зачмъ вы выхали въ такую дурную погоду? Гораздо лучше было бы остаться дома!

И король обратился къ другимъ лордамъ и джентльменамъ своего двора. Сэръ Майльзъ Варрингтонъ былъ въ восторг отъ царскаго снисхожденія. Онъ взялъ племянника за об руки и произнесъ съ особеннымъ чувствомъ:

— Да благословитъ тебя небо, мой юноша! Я говорилъ, что ты увидишь величайшаго государя и лучшаго джентльмена въ свт. Не правда ли, милордъ епископъ?

— Правда, сущая правда! отвчалъ епископъ, скрестивъ руки, окаймленныя манжетами, и воздвъ къ небу глаза:— поистин, лучшій изъ государей и царей.

— Вотъ это — мистеръ Люи, любимый племянникъ милэди Ярмутъ, сказалъ Ламбертъ, показывая на молодаго джентльмена, стоявшаго среди окружавшей его толпы. Въ этотъ моментъ къ нашей маленькой групп подошелъ толстый герцогъ Кумберлэндскій.

— Поздравляю васъ, Ламбертъ, привтливо сказалъ герцогъ.

Глаза сэра Майльза Варрингтона готовы были отъ восторга выскочить изъ головы.

— Я обязанъ за этотъ чинъ милостивому ходатайству вашего высочества, произнесъ признательный генералъ.

— Вовсе нтъ, вовсе нтъ. Вы давно это заслуживали. Вы всегда были отличнымъ офицеромъ: можетъ быть вы скоро получите назначеніе. Кажется, это тотъ самый джентльменъ, котораго представлялъ мн Джемсъ Вульфъ?

— Его братъ, сэръ.

— Вотъ это такъ дйствительно счастливый юноша! Вы были въ компаніи бднаго Брэддока, попали въ плнъ и довольно счастливо ушли изъ него. Прізжайте повидаться со мной, въ улицу Полль-Молль. Ламбертъ, привезите его ко мн.

И широкая спина герцога повернулась къ нашимъ друзьямъ.

— Какой дождь! Вы кажется пришли пшкомъ, генералъ Ламбертъ? Вы и Джоржъ должны хать въ моей карет. Должны непремнно, и въ добавокъ вмст со мной, прямо въ мой домъ. Клянусь Георгомъ — должны. Отказа я не принимаю, — восклицалъ одушевленный баронетъ. Джоржъ и генералъ Ламбертъ принуждены были отправиться въ улицу Гиллъ, гд сэръ Майльзъ не замедливъ представить генерала милэди Варрингтонъ и своимъ милочкамъ Флор и Дор, и въ заключеніе упросилъ ихъ остаться завтракать, предполагая, что посл поздки они проголодались.

— Какъ! неужели ничего нтъ другаго, кром холодной баранины? Впрочемъ, старый воинъ можетъ кушать и холодную баранину. Хорошая рюмка настойки, приготовленной собственными руками милэди Варрингтонъ, разогретъ въ желудк какой угодно холодъ. Чудная настойка! Отличная баранина! Наша собственная, любезный генералъ, говорилъ гостепріимный баронетъ: — изъ нашей деревни! Шестилтній барашекъ. У насъ столъ незатйливый, надо вамъ сказать, — вс Варрингтоны со временъ Завоевателя замчательны были по своей любви къ баранин, наша трапеза покажется скудною, какъ оно и есть на самомъ дл, потому что мы люди простые, и я принужденъ на прокормленіе людей моихъ, этихъ негодяевъ, выдавать особыя деньги. Нельзя же ихъ кормить семилтней бараниной!…

Сэръ Майльзъ, въ присутствіи племянника, описалъ жен и дочерямъ пріемъ Джоржа при двор въ такихъ лестныхъ выраженіяхъ, что Джоржъ едва узнавалъ себя, не узнавалъ сцены, въ которой онъ участвовалъ, не зналъ, какъ смотрть въ лицо дяди, какъ возражать ему передъ его семействомъ въ самой средин этого изумительнаго повствованія. Ламбертъ слушалъ, выпуча глаза. Онъ тоже былъ въ Кенсингтон, но чудесъ, описываемыхъ баронетомъ, вовсе не видалъ.

— Мы гордимся вами, милый Джоржъ. Мы любимъ васъ, милый племянникъ…. мы вс любимъ васъ…. мы вс гордимся вами….

— Да, только я больше люблю Гарри, пропищалъ тоненькій голосокъ маленькаго Майльза.

— Любимъ не потому, что вы богаты! Скрюби, отведи мистера Майльза къ гувернантк. Иди, иди, мой милый… Любимъ не потому, что судьба надлила васъ богатствомъ и стариннымъ именемъ. но потому, Джоржъ, что вы съ пользою употребили таланты, которыми наградило васъ небо, потому что вы сражались и проливали кровь за царя и отечество, и за это вполн заслуживаете расположеніе лучшаго изъ государей. Генералъ Ламбертъ, вы очень добры, удостоивъ заглянуть въ домъ провинціальнаго семейства и раздлить нашу незатйливую трапезу. Надюсь видть васъ у себя, когда угощеніе наше будетъ не такъ просто и обыкновенно, какъ сегодня. Да, клянусь Георгомъ, генералъ, — вы должны назначить день, когда вамъ, мистриссъ Ламбертъ и вашимъ милымъ дочерямъ угодно будетъ отобдать съ нами. Отказа я не принимаю, клянусь Георгомъ, не принимаю! восклицалъ нашъ рыцарь.

— Надюсь, вы проводите насъ въ мою гостиную, сказала милэди, вставая.

Мистеръ Ламбертъ просилъ извинить его, но лэди никакъ не хотли отпустить милаго Джоржа. Нтъ, онъ ршительно долженъ былъ остаться. Дамы хотли поближе познакомиться съ своимъ кузеномъ. Он хотли услышать объ ужасной битв и избавленіи отъ индйцевъ. Томъ Клэйпулъ тоже послушаетъ эту исторію. Флора слушала, безпрестанно поднося къ глазамъ носовой платокъ.

— Флора! сказалъ маленькій Майльзъ: — зачмъ ты это длаешь? вдь ты и не думаешь плакать.

Мартинъ Ламбертъ, по возвращеніи домой, не могъ не доставить удовольствія жен своей разсказомъ о новомъ знакомств. Слово humbug {Обманъ, шарлатанство.} было въ то время уже въ большомъ употребленіи. Кто повритъ, что генералъ употребилъ это слово для обозначенія этого добродтельнаго провинціальнаго джентльмена? Съ неподражаемымъ юморомъ онъ описалъ радушное гостепріимство отца, напыщенную лесть матери и восхищеніе дочерей, объденный кусокъ чорствой баранины, отвратительный вкусъ и запахъ настойки. Мистриссъ Ламбертъ не могла не поставить на видъ контраста между бывшимъ обхожденіемъ лэди Варрингтонъ съ бднымъ Гарри и Джоржемъ.

— А что, эта миссъ Варрингтонъ дйствительно хороша собой? спрашиваетъ мистриссъ Ламбертъ.

— Да, очень недурна, и такая страшная кокетка, какой я еще не видывалъ, отвчаетъ генералъ.

— Лицемрка! терпть не могу подобныхъ людей! восклицаетъ лэди.

На это генералъ, — странно сказать, — отвтилъ однимъ только односложнымъ словомъ: бо!

— Что ты этимъ хочешь сказать, Мартинъ? спрашиваетъ лэди.

— Этимъ словомъ дразнятъ гусей, моя милая, отвчаетъ генералъ.

Жена Ламберта замчаетъ, что для нея вовсе непонятно значеніе этого слова, какъ непонятно и то, что онъ хочетъ сказать.

— Разумется, гд теб понять, отвчаетъ Ламбертъ.

ГЛАВА XI,
ВЪ КОТОРОЙ НАМЪ ДОСТАВЛЯЮТЪ УДОВОЛЬСТВІЕ БЫТЬ ВЪ ТЕАТР.

Дйствительныя занятія человка, мн кажется, составляютъ незначительную часть матеріаловъ для романиста. Говоря о военной профессіи, въ которой люди могутъ выказывать храбрость или трусость, и трактуя о которой, писатель весьма естественно долженъ войти въ интересныя подробности, представить событія, лица, характеры, случаи опасностей, преданность своему долгу, геройскія кончины и тому подобное, — романистъ, я говорю, по необходимости долженъ говорить о дйствительныхъ дяніяхъ человка, все же другое едва ли можетъ входить въ составъ нашихъ разсказовъ. Напримръ, Фикульнъ провелъ большую часть своей жизни, продавая сахаръ, спеціи и сыръ, Косидикъ — всю жизнь просидлъ за покрытыми плесенью томами законовъ, Сарторій, снявъ мрки для джентльменскихъ кафтановъ и брюкъ, сидлъ на стол, скрестивъ ноги, и шилъ. Ну, что можетъ сказать романистъ о профессивномъ существованіи этихъ людей? Кому будетъ пріятенъ дйствительный деревенскій разсказъ о сапогахъ, подбитыхъ гвоздями съ огромными шляпками, и о восьмнадцати пенсахъ въ день на содержаніе? Въ описываемые нами дни поэты любили изображать пастуха въ красныхъ панталонахъ и ситцевомъ камзол пляшущимъ передъ своими стадами и играющимъ на свирли, подвязанной на голубой атласной лент. Въ отвтъ на нкоторыя возраженія сильныхъ и единомыслящихъ критиковъ, я все-таки скажу, что отъ романиста нельзя требовать описанія дйствительныхъ дяній человка, за исключеніемъ разв только, какъ мы уже сказали, событій на пол брани. Сами согласитесь, какимъ образомъ писатели могутъ описывать въ своихъ сочиненіяхъ законъ, маклерство, полемическое богословіе, продажу матерій, аптекарское дло и т. п.? Они могутъ только изображать людей вн ихъ занятій, описывать ихъ страсти, любовь, ненависть, горе, смхъ, удовольствіе и пр. и пр., — описывать это, не обращая вниманія на ихъ профессію, а только подразумвая ее.

Такимъ образомъ, говоря о настоящемъ или минувшемъ, я знаю, что мн слдуетъ касаться однихъ театральныхъ залъ, кофейныхъ домовъ, собраній, гуляній, ярмарочныхъ балагановъ, пировъ, баловъ и концертовъ, и что все великое, все серьёзное прошедшаго и настоящаго вка должно оставаться и созрвать въ своихъ комнатахъ, все трудящееся должно сидть за своими станками или тянуться шагъ за шагомъ къ своимъ обычнымъ работамъ, мы должны видть героевъ нашихъ разсказовъ совершенно вн ихъ занятій. Прямая обязанность Коридона заключается въ томъ, чтобъ вывозить навозъ и молотить ячмень, но въ тоже время никто не можетъ запретить ему влюбляться въ Филлиду, Анкиллула должна одть и умыть дтей, прислуживать своимъ миссъ за завтракомъ, прогуляться съ дтьми и проч., прежде чмъ состоится кратковременное, но очаровательное свиданіе сквозь желзныя ршетки подвальнаго этажа съ полисменомъ Буписомъ. Цлый день каблуки его стучатъ по обшарканному тротуару, прежде чмъ ему представится случай на скорую руку поцаловать свою возлюбленную или получится отъ нея украденный холодный пирожокъ. Только въ такіе моменты мы и можемъ подмтить тотъ или другой характеръ, изъ этого слдуетъ, что хотя большая часть лицъ, о которыхъ мы пишемъ, имютъ, безъ сомннія, свои серьёзныя занятія и призванія, но мы можемъ представить ихъ читателю только тогда, когда они совершенно ничмъ не заняты и когда самъ читатель въ равной степени ничмъ не занятъ.

Лондонскіе дэнди и джентльмены клубовъ Уайта и Артура продолжали оказывать бдному Гарри Варрингтону такую холодность, что онъ все меньше и меньше искалъ ихъ общества: паркъ, улица Полль-Молль и игорные столы совершенно перестали его видть. Мадамъ де Бернштэйнъ вооружалась противъ равнодушія свта къ ея племяннику, и утверждала, что его нетрудно побдить, если только у Гарри будетъ столько присутствія духа, чтобы встртиться съ нимъ лицомъ къ лицу, но молодой человкъ былъ слишкомъ благороденъ, чтобы показывать улыбающееся лицо, когда душа его волновалась отъ неудовольствія: онъ не умлъ скрывать своего огорченія или гнва, не умлъ отклонять пренебреженіе хитрой лестью и наглостью, какъ это должны длать джентльмены и многія женщины, которыя желаютъ пользоваться успхомъ въ обществ.

— Ты, Гарри, вытягиваешь свое лицо и жалуешься на холодность свта, говорила старая лэди. Все это вздоръ! Не теб одному приходится испытывать это. Теперь, когда ты сдлался совершеннымъ бднякомъ, еслибъ пришлось получить даже оплеуху, то нужно перенести ее съ улыбкой, и лтъ десять спустя расквитаться за нее. Moi, qui vous parle, monsieur!… Неужели вы думаете, что мн не приходилось испытывать униженіе! Каждому изъ насъ въ свою очередь суждено переносить его. Если ты боле не можешь называться Счастливымъ Юношей, то надо стараться, чтобы заслужить названіе умнаго юноши и снова занять въ обществ то мсто, которое потерялъ чрезъ свое насчастіе. Являйся въ собраніе чаще прежняго. Являйся всюду, куда тебя приглашаютъ, даже куда и не приглашаютъ. Будь любезенъ со всми, особливо съ женщинами. Само собою разумется, показывай видъ, что ты не унываешь. Съ твоей прекрасной наружностью, теб не трудно будетъ жениться на богатой наслдниц. Tenez! Познакомься съ купцами въ Сити и тамъ высматривай себ невсту. Они вдь не знаютъ, да имъ и не нужно знать, что ты вышелъ изъ моды въ аристократической части города. При небольшомъ соображеніи и нкоторой хитрости, ты еще можешь пріобрсть чрезвычайно выгодное положеніе. Скажи, пожалуйста, когда ты отправишься навстить милэди Ярмутъ? Почему ты не стараешься поддержать такое знакомство? Она очень тебя любитъ. Я хочу, чтобы ты постоянно былъ на вечерахъ милэди и не терялъ ни малйшаго случая оказывать ей почтеніе.

Въ этомъ род говорила старуха, такъ искренно полюбившая Гарри при его первомъ появленіи въ Англіи, съ такою жадностью искавшая его общества и такъ восхищавшаяся его безъискуственнымъ разговоромъ, она брала сторону свта и возставала противъ Гарри. Вмсто улыбокъ и поцалуевъ, которыми вроломная старуха нкогда надляла Гарри, она теперь смотрла на него съ холодностью, съ каждымъ днемъ становилась она угрюме и принимала покровительственный тонъ, передъ гостями она обходилась съ нимъ съ пренебреженіемъ, заставляя молодаго человка краснть отъ униженія и возбуждая въ его нжномъ, благородномъ сердц мучительныя ощущенія горести и недоумнія. Слуги баронессы, до этого обходившіеся съ Гарри весьма почтительно, не обращали теперь на него ни малйшаго вниманія. Милэди часто бывала больна или занята, когда Гарри ходилъ навстить ее, люди не упрашивали его подождать, не просили его остаться отобдать, какъ это водилось въ т дни, когда онъ былъ Счастливымъ Юношей и товарищемъ богатыхъ и знатныхъ. Гарри уносилъ свое горе къ мистриссъ Ламбертъ. Съ глубокой горечью онъ разсказывалъ ей о бездушномъ поведеніи своей тетки. Вроломство и жестокость свта убивали несчастнаго молодаго человка. Въ то время, когда добрая лэди и ея дочери вызжали изъ дому или хлопотали по хозяйству, бдный Гарри садился къ окну угрюмый, грустный, безмолвный.

— Я знаю, что добре и миле васъ нтъ никого въ мір, говорилъ онъ этому семейству: — какъ нтъ въ мір человка скучне меня, — это врно.

— За чмъ же вы такъ унываете, Гарри? говорила миссъ Гетти, начинавшая брать верхъ надъ нимъ, и, быть можетъ, иногда спрашивать себя: неужели это тотъ самый джентльменъ, котораго я считала героемъ?

— Если онъ несчастливъ, то какъ же не быть ему унылымъ? съ участіемъ возражала Тео. У него доброе сердце, какъ не болть ему отъ одной мысли, что вс друзья его покинули. Мн кажется, тутъ ничего нтъ дурнаго.

— Я бы на его мст имла столько твердости духа, что не показала бы, что это для меня обидно! вскричала Гетти, сжавъ свои маленькіе кулаки. Я бы улыбалась, хотя бы эта ужасная старуха наносила мн побои. Мама, вдь она ужасная, не правда ли? Тео, ты сама этого мннія. Признайся, что я говорю правду. Ты говорила это вчера вечеромъ, и представляла еще, какъ ходитъ она, опираясь на костыль и злобно глядя на окружающихъ.

— Да, она мн не нравится, сказала Тео, покраснвъ:— но это еще не даетъ мн права называть баронессу дурными именами въ присутствіи Гарри.

— Какая ты несносная, Тео: ты всегда права! сказала Гетти: — это-то меня и сердитъ. Въ самомъ дл, Гарри,— съ моей стороны не хорошо длать грубыя замчанія насчетъ кого либо изъ вашихъ родственниковъ.

— О другихъ родственникахъ я не очень забочусь, Гетти, но мн обидно, мн больно, что баронесса чуждается меня. Я всегда любилъ ее отъ души, а надо вамъ сказать, что я прихожу въ отчаяніе, когда люди, которыхъ я любилъ, убгаютъ меня и поступаютъ со мной неблагородно.

— А что, если и Джоржъ сдлаетъ тоже самое? спросила Гетти.

Вы замчаете, что Гетти была противъ Джоржа, а Тео — противъ Гарри.

— Вы очень умны, очень бойки, и въ состояніи длать множество предположеніи. Но, Гетти, — сказалъ Гарри, выпрямившись во весь ростъ и принимая гнвный видъ: — вы не знаете моего брата, какъ я его знаю, иначе вы бы не ршились допустить предположеніе, что мой братъ, Джоржъ, въ состояніи сдлать что нибудь дурное, несообразное съ его достоинствомъ.

Лицо мистера Гарри пылало.

Гетти поблднла, взглянула на Гарри и не сказала ни слова.

— Мн очень жаль, Гетти, сказалъ простосердечный Гарри передъ самымъ уходомъ:— простите меня за грубое или непріятное выраженіе, — откровенно вамъ скажу, я готовъ вызвать на дуэль всякаго, кто осмлится сказать что нибудь противъ Джоржа.

Съ блдныхъ губокъ маленькой Гетти не сорвалось ниполслова, она подала ему руку и сдлала жеманный книксенъ.

— Я считала за счастье видть его каждый день и такъ радовалась, когда папа сказалъ, что мы будемъ жить въ Лондон! сказала Гетти сестр своей, убирая на ночь волосы въ папильотки.— А теперь при каждой встрч съ нимъ я его обижаю. И не могу удержаться отъ этого. Я знаю, Тео, онъ не очень уменъ, но за то какъ онъ благороденъ, какъ добръ, какъ отваженъ! Не правда ли, что онъ кажется еще прекрасне, когда начинаетъ сердиться.

— Какая ты странная, Гетти, ты и стараешься довести его до того, чтобы онъ казался прекрасне, отвчала Тео.

Итакъ Тео и Гетти, Гарри и Джоржъ были почти постоянными предметами разговора между этими молодыми людьми. Теперь я, кажется, угадываю причину, почему генералъ Ламбертъ вздумалъ прервать самый интересный разговоръ съ матерью своихъ дочерей односложнымъ словомъ ‘бо’! Этимъ словомъ онъ хотлъ выразить упрекъ доброй женщин за ея устарлую любовь къ сантиментальности и за необыкновенную наклонность длать супружескія партіи, наклонность, составляющую неотъемлемую принадлежность какъ мистриссъ Ламбертъ, такъ и всякой другой женщины, одаренной отъ природы нжнымъ, любящимъ сердцемъ. Этимъ словомъ генералъ хотлъ намекнуть, что мадамъ Ламбертъ была настоящимъ гусемъ, если только воображала, что два виргинскіе юноши намрены были влюбиться въ молоденькихъ двицъ изъ дома Ламбертъ. ‘Маленькая Гетти могла еще имть свои причуды, свои фантазіи, для двицъ въ такомъ возраст это дло совершенно сбыточное, но маленькая любовь ихъ давно погасла, ты сама знаешь, Молли, (и этого добрая, мягкосердая мистриссъ Ламбертъ не могла отрицать), что была влюблена въ другаго, прежде чмъ полюбила меня, сказалъ генералъ…. А Гарри, какъ видно, вовсе не былъ очарованъ красотою Гетти, теперь же, когда онъ уступилъ свое мсто другому, когда надъ нимъ стоитъ старшій братъ, когда у него нтъ на плечахъ своего собственнаго кафтана, поврь, не стоитъ за нимъ гнаться: добыча незавидная.’

— О, да, вы хотите сказать, что теперь, когда онъ сдлался бднымъ, мы должны показать ему дверь, какъ это длается въ свт всми другими, говоритъ мистриссъ Ламбертъ.

— То есть, какъ это постоянно длаю я, кажется, вы это хотите сказать? отворачиваюсь отъ друга, когда онъ въ несчастіи?

— Нтъ, нтъ, мой другъ! Теперь я вижу, Мартинъ, что я не права, и въ этомъ признаюсь! произнесла добрая женщина, прибгая по обыкновенію къ носовому платку.

— Пусть бдный юноша приходитъ къ намъ, когда ему вздумается. Въ этомъ эгоистическомъ город нашъ домъ можно назвать единственнымъ, въ которомъ такъ много можетъ быть сказано въ его пользу. Онъ несчастливъ, и ему, какъ видно, пріятно находиться въ нашемъ кругу: во имя Бога, пусть онъ бываетъ у насъ! сказалъ добросердечный генералъ.

Вслдствіе этого, когда бы печальный Гарри ни захотлъ отобдать, или провесть вечеръ съ друзьями,— за столомъ мистриссъ Ламбертъ для него всегда находился уголокъ. Джоржъ тоже пользовался у нихъ одинаковымъ радушіемъ. Сначала онъ не имлъ такой привязанности къ этимъ людямъ, какъ Гарри. Джоржъ былъ холодне въ обращеніи, былъ недоврчиве къ самому себ и другимъ, чмъ его братъ, но въ этомъ семейств было столько добродушія и дружелюбія, что вс, кто только имлъ частое сношеніе съ ними, испытывали на себ его вліяніе, и потому Джоржъ скоро научился любить ихъ, какъ собственно за себя, такъ равно и за постоянное вниманіе и расположеніе къ брату. Онъ не могъ не видть глубокой горести Гарри, не могъ не сожалть о его уныніи, и часто упрекалъ себя за свое возвращеніе къ жизни.

— Милый Гарри, говорилъ онъ: — я все-таки Джоржъ несчастный, хотя ты и пересталъ быть Гарри Счастливымъ. Флоранъ въ тысячу разъ сдлалъ бы лучше, еслибъ не убилъ индйца и далъ бы ему возможность украсить свой поясъ кожей моего черепа. Да, да,— это правда!— Въ клуб Уайта тебя бы вс уважали, наша мать оплакивала бы меня, какъ отлетвшаго ангела, вмсто того, чтобъ сердиться на меня за то, что я снова отнялъ все отъ ея фаворита…. Ты фаворитъ ея, ты заслуживаешь быть ея фаворитомъ, — ты фаворитъ у всхъ. Только вотъ что, — еслибъ я не воротился, твоя фаворитка Марія заставила бы тебя жениться на ней. Видишь ли, какъ боги заботятся о твоемъ благополучіи.

— Не знаю, Джоржъ, надъ кмъ ты смешься, — надо мной или надъ собой? Скажи, пожалуйста, шутишь ли ты, или говоришь серьёзно?

— Извини, милый Гарри, это мое дло.

— Во всякомъ случа, я знаю, что въ цломъ мір нтъ и не было брата лучше тебя, нтъ и не было людей лучше Ламбертовъ.

— Справедливе этого ничего не можетъ быть сказано! воскликнулъ Джоржъ и крпко сжалъ руку брата.

— Если я несчастливъ, Джоржъ, то въ этомъ нельзя винить ни тебя, ни ихъ, ни даже меня, продолжалъ Гарри.— Виновата тутъ судьба, а съ ней ничего не сдлаешь. Я долженъ трудиться, но вопросъ: какъ трудиться и въ чемъ долженъ состоять мой трудъ?

— Подождемъ, Гарри, что скажетъ мать. Подождемъ письма отъ нея.

— Послушай, Джоржъ! Знаешь ли, что мн не хочется возвращаться въ Виргинію? сказалъ Гарри тихимъ, взволнованнымъ голосомъ.

— Вотъ теб разъ! врно влюбился въ одну изъ миссъ Ламбертъ?

— Я люблю ихъ, какъ сестеръ… люблю отъ души, какъ прекраснйшихъ и благороднйшихъ двушекъ! Выпутавшись, съ твоей помощью, изъ непріятнаго дла, я не хочу хать домой. Нтъ! нтъ! Не потому, что мн лучше нравится жить въ Европ, но потому, что я вовсе не имю расположенія приняться за охоту, стрлять утокъ, играть въ вистъ, слушать проповди, изо дня въ день, въ теченіе всей моей жизни. Скажи, чмъ другимъ займусь я дома? Найдете ли тамъ для меня какое нибудь занятіе? Вотъ что убиваетъ меня. Дло другое ты, мой другъ: теб быть младшимъ ничего бы не значило, ты такъ уменъ, что везд бы проложилъ себ дорогу, но что касается до такого бдняка, какъ я, то можетъ ли ему представиться выгодный шансъ? Да, Джоржъ, пока я не сдлаю чего нибудь серьёзнаго, я все буду несчастнымъ.

— Разв я прежде не говорилъ теб этого? Отчего ты не хочешь согласиться съ моимъ мнніемъ?

— Съ какимъ мнніемъ, Джоржъ?… Ты, я думаю, знаешь очень хорошо, что твое мнніе — въ тоже время и мое….

— Съ тмъ, что Флоранъ сдлалъ бы лучше, предоставивъ индйцу свободу скальпировать меня.

При этомъ Гарри разразился грознымъ восклицаніемъ, и братья продолжали курить въ дружескомъ согласіи.

Они жили вмст, каждый по своему, бесда ихъ не повторялась очень часто, за то въ ней преобладали братская любовь и откровенность. Гарри никогда не ршался вмшиваться въ книжныя занятія Джоржа. Въ то время, когда братъ его занимался чтеніемъ или письмомъ, онъ безмолвно, какъ мышка, сидлъ дома. Вскор посл прізда Джоржа, они, къ крайнему неудовольствію баронессы Бернштэйнъ, перехали изъ аристократической части города. Джоржу хотлось посщать новую библіотеку и музеумъ сэра Ганса Слоана, только-что открытую въ дом Монтэгю, и онъ занялъ веселенькую квартиру въ Соутамтонскихъ рядахъ, обращенную окнами на восхитительныя Гампстедскія поля, прилегавшія къ садамъ герцога Бедфорда. Семейство лорда Ротама перехало въ Мэйфэръ, и мистеръ Ламбертъ, принужденный по служебнымъ дламъ оставаться въ Лондон, тоже долженъ былъ перемнить квартиру и занять меблированныя комнаты въ квартал Сого, недалеко отъ квартиры нашихъ друзей, поэтому-то, какъ мы уже сказали, Гарри почти каждый вечеръ находилъ отрадное убжище въ дом Ламбертовъ.

Джоржъ тоже часто посщалъ ихъ. Чмъ короче длалось знакомство Джоржа съ этимъ семействомъ, тмъ чаще онъ посщалъ его, находя общество такихъ людей несравненно пріятне вжливаго кружка игроковъ въ дом баронессы, пріятне портвейна и баранины сэра Майльза Варрингтона, пріятне шума и болтовни въ кофейныхъ домахъ. А какъ Джоржъ и Ламберты были въ Лондон люди совершенно чужіе, то они вмст раздляли удовольствія этого города и, безъ сомннія, здили въ Воксалъ и Ранслэй, въ Мэрибонскіе сады и театръ, въ Товеръ и другія мста, гд можно было имть въ то время пріятное и благородное развлеченіе. Мартинъ Ламбертъ любилъ, когда его дти наслаждались невинными удовольствіями, которыя онъ въ состояніи былъ доставить имъ, а мистеръ Джоржъ, при своемъ благородномъ характер и при своей щедрости, старался отъискивать эти удовольствія и доставлять ихъ особенно тмъ, которые были такъ добры къ его брату.

Мистеръ Варрингтонъ страстно любилъ театръ. Въ Виргиніи онъ не зналъ этого удовольствія и наслаждался имъ всего раза два въ Квебек, во время путешествія въ Канаду. По прізд въ Лондонъ, гд процвтали тогда два театра, онъ думалъ, мн кажется, что никогда достаточно не насладится этимъ удовольствіемъ. Но все, что нравилось ему, онъ непремнно хотлъ раздлять съ своими товарищами. Не удивительно, что Джоржъ съ нетерпніемъ желалъ взять своихъ друзей въ театръ, и конечно наши молоденькія провинціалки нисколько не противились такому желанію. Въ какой же театръ, въ Друрилэнскій или Ковентгарденскій? На Друрилэнскомъ игралъ Гаррикъ Шекспира. Но кто повритъ, что наши лэди хотли познакомиться съ знаменитымъ новымъ писателемъ, пьесу котораго играли на сцен Ковентгарденскаго театра?

Въ это время на литературномъ горизонт взошла звзда новаго генія и сіяла съ ослпительнымъ блескомъ. Великій мистеръ Джонъ Гамъ написалъ трагедію, классичне и элегантне которой не появлялось со временъ самыхъ отдаленныхъ. Удивительно, отчего мистеръ Гаррикъ не принялъ на свою сцену такое chef-d’oeuvre? Что ни говорите о Шекспир, но въ произведеніяхъ этого, неоспоримо великаго поэта (который началъ становиться популярнымъ въ Англіи посл нападеній, сдланныхъ на него Вольтеромъ) есть много варваризма, производившаго непріятное впечатлніе на образованное общество, между тмъ какъ мцетеръ Гамъ умлъ сохранить изящество въ выраженіяхъ скорби и страсти, умлъ изобразить смерть, не просто страшною, но граціозною и патетичною, онъ никогда не позволялъ унизить величіе трагической музы пошлыми выходками и грязными каламбурами, къ которымъ прибгалъ иногда его предшественникъ. Сочиненіемъ мистера Гама восхищались до такой степени и притомъ такія особы, которыхъ вкусъ и званіе были одинаково возвышенны, такъ что вс британцы не могли не присоединиться къ рукоплесканіямъ, которымъ августйшія руки подали сигналъ. Таково, говорятъ, было мнніе лучшаго общества и образованнйшихъ людей въ столиц. Да чего больше, знаменитый мистеръ Грэй говорилъ, то въ теченіе столтія драматическій слогъ не достигалъ еще такого совершенства, а что касается до родной столицы поэта, Эдинбурга, гд пьеса въ первый разъ явилась на сцен, то восторженные шотландцы единодушно кричали: куда тянуться за нимъ Виллю Шекспиру?

— Желалъ бы я видть человка, который могъ превзойти Шекспира, съ усмшкой сказалъ генералъ.

— Это, просто, народное предубжденіе, возразилъ мистеръ Варрингтонъ,

— Превзойти Шекспира! вскричала мистриссъ Ламбертъ.

— Ха, ха! да ты, мой другъ, гораздо больше плакала надъ Ричардсономъ, чмъ надъ Шекспиромъ, произнесъ генералъ.— Я думаю, очень немногія женщины любятъ читать Шекспира. Хотя он и говорятъ, что любятъ, но никогда его не читаютъ.

— Папа, какъ это можно? вскричали три лэди, поднявъ кверху три пары рукъ.

— Отчего же вы отдаете преимущество ‘Дугласу’? И вы, юноши, вы такіе торіи, — неужели вы отправитесь смотрть пьесу, написанную шотландскимъ вигомъ, который въ Фолкирк, какъ плнникъ, сидлъ въ тюрьм?

— Relicta non bene parmula, замтилъ студентъ.

— Напротивъ, это было relicta bene parmula, сказалъ генералъ. Шотландцы бросили тогда щиты и произвели страшное опустошеніе въ нашихъ рядахъ. Еслибъ они все время сражались, какъ на этомъ пол, и еслибъ Перкинъ не бжалъ отъ Дерби….

— Тогда я знаю, чья сторона оказалась бы возмутительною и кто провозглашенъ былъ бы королемъ, возразилъ Джоржъ.

— Тс! прошу васъ, мистеръ Варингтонъ, вспомнить о моемъ мундир, съ нкоторою суровостью сказалъ генералъ:— кокарда, которую ношу я — черная, а не блая! Если вы не полюбите мистера Гама за его политическія мннія, то есть другая причина, по которой вы должны полюбить его.

— Мистеръ Ламбертъ, по образу мыслей, я дйствительно принадлежу къ торіямъ, но поврьте, что я умю любить и почитать хорошаго вига, произнесъ Джоржъ, кланяясь генералу:— однако, скажите, сэръ, почему же я долженъ полюбить этого мистера Гама?

— Потому что онъ, будучи пресвитеріанскимъ священникомъ, совершилъ страшное преступленіе, написавъ театральную пьесу, пресвитеріанское духовенство исключило его изъ своей среды и отняло у него вс средства къ существованію. Онъ умеръ бы съ голоду, еслибъ правительство не назначило ему пенсіи.

— Если только его преслдуетъ духовенство, то еще для него не все потеряно, сказалъ Джоржъ улыбаясь. Отнын я объявляю себя преданнымъ слушателемъ его проповдей.

— Мистриссъ Воффингтонъ говоритъ ихъ превосходно, хотя въ трагедіи бываетъ не совсмъ хороша. Барри невольно вызываетъ у всхъ слезы, Гаррикъ бсится, что отказался отъ этой пьесы. Дти, вы должны взять съ собой по крайней мр полдюжину платковъ! Что касается до мама, то я не ручаюсь за нее: ей непремнно слдуетъ остаться дома.

Но мама непремнно хотла хать, увряя, что если понадобится плакать, то сядетъ въ уголокъ и поплачетъ втихомолку. Посл этого вс отправились въ Ковентгарденскій театръ, большая часть вполн приготовилась посмотрть знаменитое драматическое произведеніе. А давно ли они вс съ увлеченіемъ говорили о Конгрев, давно ли плакали и одушевлялись надъ страницами Отвея и Роу? Литературныя знаменитости, которымъ должно бы быть вчными, какъ давно вы умерли для свта! Знаетъ ли теперь кто нибудь, гд находятся ваши могилы? Бдная, забытая муза былаго театра! Она играетъ на свирли, а мы не хотимъ и поплясать, она рветъ на себ волосы, а мы не хотимъ и поплакать. Безсмертные нашего времени, скоро и они умрутъ и будутъ погребены. Надолго ли сохранится о нихъ память? Много ли пройдетъ времени, прежде чмъ распространится надъ ними nox et domus Plutonia?

Итакъ, наше маленькое общество отправилось въ Ковентгарденскій театръ смотрть трагедію безсмертнаго Джона Гама. Дамы и генералъ похали въ карет, молодые люди ждали ихъ у театральнаго подъзда. Отсюда дамы, склонясь на руки кавалеровъ, прошли сквозь толпу факельщиковъ и цлый полкъ лакеевъ. Въ этой экспедиціи маленькая Гетти взяла руку Гарри, а Джоржъ велъ до ложи миссъ Тео. Гумбо занималъ ложу до прибытія господъ, и потомъ со множествомъ поклоновъ удалился, чтобъ занять свое собственное мсто въ лакейской галлере. Ламберты и Варрингтоны имли прекрасныя мста въ передовой лож, въ которой находился столбъ,— какъ будто нарочно для того, чтобъ доставить мама возможность поплакать. Они имли счастіе видть въ противоположной лож августйшую надежду государства, его королевское высочество Георга принца Валлійскаго, съ вдовствующей принцессой, его матерью, которую народъ привтствовалъ врноподданническимъ, но не очень громкимъ, рукоплесканіемъ. Позади его высочества стоялъ красивый мужчина, это былъ милордъ Бьютъ, покровитель поэта, пьесу котораго они пріхали смотрть и слушая которую, они не разъ уже плакали.

Но что станешь тутъ длать, если во время всего представленія мистеръ Ламбертъ безпрестанно шутилъ и тмъ уничтожалъ торжественность сцены! Съ самаго начала, какъ уже принято въ трагедіяхъ, шли объясненія. Лэди Рандольфъ объяснила, отчего она такъ печальна. Вышедъ за мужъ въ поздней пор жизни, она признавалась,— да милордъ и самъ замчалъ,— что покойный мужъ занималъ ея сердце, и живой ея мужъ принужденъ былъ довольствоваться холоднымъ, чорствымъ уваженіемъ, составляющимъ все, что только милэди могла ему оказывать. Отсюда нашествіе датчанъ на Шотландію служитъ для милорда скоре поводомъ къ одушевленію, чмъ къ негодованію: онъ стремится встртить врага и забываетъ домашнее горе. Идите,— сверныя бури, идите Викинги и Норманы,— несите къ берегамъ Шотландіи ладьи незваныхъ гостей! Рэндольфъ и другіе герои спшатъ на морской берегъ встртить враговъ. Какъ скоро милордъ скрылся въ чащ лса, лэди Рандольфъ начинаетъ разсказывать подруг обстоятельства своей ранней жизни. Она была тайно обвнчана, и что сказала бы ея подруга, при всти, что лэди Рандольфъ, въ дни своей юности, лишилась обожаемаго мужа? Мужъ ея зарытъ въ холодной землъ, а гд-то въ пещер на берегу океана лежалъ ея и его дитя….

Тутъ генералъ и его молодые собесдники приняли серьёзный видъ, но когда лэди Рэндольфъ достигла того мста, гд говорится: ‘увы! наслдственная преступная любовь была причиною всхъ моихъ несчастій!’ мистеръ Ламбертъ толкнулъ подъ локоть Джоржа и сдлалъ такую плачевную гримасу, что молодой человкъ разхохотался.

Посл этого магическое вліяніе сцены было совершенно нарушено. Оба джентльмена, въ теченіе всего представленія, продолжали шутить и смяться къ своему собственному удовольствію, но къ досад своего общества и, можетъ быть, людей въ сосднихъ ложахъ. Костюмъ молодаго Дугласа состоялъ изъ благо атласнаго плаща, и когда мистеръ Барри показался на сцен въ этомъ забавномъ наряд, генералъ клятвенно утверждалъ, что точно также были одты шотландцы и въ послднюю войну. У всхъ кавалергардовъ, говорилъ онъ, надты были блые атласные панталоны и красные сапоги… ‘только теперь они оставили ихъ дома’. Съ этой минуты ни генералъ, ни Джоржъ не позволяли пьес мистера Гама выказать свои прекрасныя достоинства. Что касается Гарри, то онъ сидлъ въ глубокомъ уныніи, и когда мистриссъ Ламбертъ спросила о причин такого настроенія духа, онъ отвчалъ, что, по его мннію, молодой Норваль Дугласъ, или все равно какъ бы не называли этого господина въ бломъ атлас казавшагося старше своей матери,— былъ очень счастливъ, имя возможность отличить себя такъ скоро.

— Я бы желалъ имть подобный случай, тетушка Ламбертъ, говорилъ онъ, барабаня пальцами по донышку шляпы.

Тетушка Ламбертъ вздохнула, а миссъ Тео улыбаясь сказала:

— Надо подождать: быть можетъ датчане снова сдлаютъ высадку.

— Какъ! что вы говорите? спросилъ простосердечный Гарри.

— Что датчане постоянно длаютъ высадки, pour qui sait attendre, — сказала добрая Тео, державшая въ эту минуту маленькую ручку сестры своей и, конечно, чувствовавшая ея пожатіе.

Въ отношеніи къ мистеру Джоржу, миссъ Тео была не очень внимательна, напротивъ,— даже нсколько холодна. Она сидла, отвернувшись отъ него и обращаясь отъ времени до времени съ замчаніями не къ нему, а къ Гарри. Несмотря на насмшки джентльменовъ, женщины непремнно хотли быть тронутыми. Да и то сказать, — мать и сынъ, встрча съ любовію и слезная разлука,— такія сцены въ женскихъ сердцахъ всегда будутъ производить волненіе.

— Папа, посмотрите! вотъ вамъ отвтъ на вс ваши шутки и насмшки! сказала Тео, указывая на сцену.

Во время разговора лэди Рэндольфъ съ ея сыномъ, одинъ изъ гренадеровъ, стоявшихъ на часахъ по об стороны сцены, какъ это водилось въ то время, не могъ удержаться отъ слезъ и явно плакалъ передъ бортомъ крайней ложи.

— Правда твоя, моя милая, сказалъ папа.

— Я вамъ говорила, что у ней всегда правда! возразила Гетти.

— Этотъ часовой лучше всякаго критика, врожденное чувство всегда беретъ верхъ надъ всми нами.

— Tarnen usque recurrit!— воскликнулъ молодой студентъ.

Джоржъ сконфузился, пьеса начинала его интересовать. Онъ смялся надъ ней, а Тео сочувствовала ей отъ всего сердца. Тео была чувствительне, и вмст съ тмъ благоразумне, чмъ Джоржъ съ его скептицизмомъ. Несмотря на то при начал пятаго акта, когда молодой Дугласъ, обнаживъ мечъ и устремивъ глаза на галлерею, заревлъ:

‘О прекрасныя звзды! блистательное украшеніе высокихъ небесъ! Вы, предъ которыми я такъ часто жаловался на свою судьбу, внемлите всегдашнему желанію души моей и повдайте его! Дайте мн возможность прославиться, живому или мертвому! Пусть небо воодушевитъ какого нибудь свирпаго гиганта-нормана сдлать дерзкій вызовъ нашей храброй дружин! Не успетъ онъ проговорить, какъ я приму его… Все равно, — останется Дугласъ побдителемъ или ляжетъ въ могилу’.

Боги, къ которымъ мистеръ Барри обращался, привтствовали это желаніе оглушительнымъ рукоплесканіемъ, къ всеобщему аплодисменту присоединился даже самъ генералъ.

— Этотъ Дугласъ не только храбръ, но и скроменъ! сказалъ генералъ.

— Мн кажется, ему вовсе не нужно было просить гиганта-нормана, улыбаясь возразила Тео, въ то время, когда среди грома, раздававшагося въ галлере, вышла на сцену лэди Рэндольфъ.

Когда рукоплесканія нсколько затихли и когда лэди Рэндольфъ произнесла:

‘Мой сынъ!— я слышу его голосъ!’

— Какъ не услышать! вскричалъ папа.— Этотъ молодецъ реветъ, какъ быкъ.

Съ этой минуты и до конца представленія генералъ ршительно не хотлъ удержаться отъ насмшекъ. Онъ говорилъ, что отъ души радовался, когда молодаго джентльмена убили за кулисами.— А когда подруга лэди Рэндольфъ описывала сцену, гд милэди ‘какъ молнія взлетла на скалу и оттуда бросилась въ воздухъ’ мистеръ Ламбертъ замтилъ, что онъ въ восторг, отдлавшись отъ нея навсегда.

— А что касается до исторій о ея раннемъ замужеств, продолжалъ онъ: — то я сильно въ этомъ сомнваюсь.

— Какъ теб не стыдно, Мартинъ! Вдь здсь сидятъ дти!— Ихъ королевскія высочества — очень растроганы.

Трагедія кончилась, вдовствующая принцесса и принцъ удалились, послдній, я полагаю, гораздо боле остался бы доволенъ какимъ нибудь водевилемъ, нежели скучнымъ трагическимъ произведеніемъ мистера Гама.

ГЛАВА XII,
ВЪ КОТОРОЙ ГОВОРИТСЯ О МАКБЕТ, ОБЪ УЖИН И РЫБНОМЪ БЛЮД.

Посл театра наши друзья взяли карету и отправились въ квартиру мистера Варрингтона, гд виргинцы приготовили превосходный ужинъ. Мистеръ Варрингтонъ непремнно желалъ угостить ихъ, генералъ и жена его охотно приняли приглашеніе двухъ холостяковъ, полагая съ самодовольствіемъ, что доставятъ друзьямъ своимъ особенное удовольствіе. Генералъ, его жена, сынъ-студентъ, дв хорошенькія дочери и мистеръ Спенсеръ изъ Темпля, съ которымъ Джоржъ познакомился въ клуб, — составляли общество и весело уничтожали ужинъ. Порядокъ, въ которомъ они сидли, я не могъ узнать съ точностью, но надо полагать, что миссъ Тео занимала мсто противъ блюда цыплятъ и подл мистера Джоржа Варрингтона, — между тмъ какъ миссъ Гетти и окорокъ обращали на себя вниманіе мистера Гарри. Мистриссъ Ламбертъ вроятно сидла по правую руку Джоржа, за тмъ остальныя три мста не трудно уже распредлить между генераломъ, его сыномъ и адвокатомъ.

Мистеръ Спенсеръ былъ въ другомъ театр. Разговоръ, разумется, происходилъ о театр, и нкоторые изъ общества были отъ него въ восхищеніи.

— Что касается до нашихъ джентльменовъ, сэръ, сказала мистриссъ Ламбертъ, обращаясь къ мистеру Спенсеру:— то вы, пожалуйста, не врьте имъ ни въ одномъ слов. Въ теченіе этой очаровательной пьесы мой мужъ и мистеръ Джоржъ вели себя какъ нельзя хуже.

— Мы смялись въ то время, когда нужно было плакать, сознавался генералъ: — дйствительно, это правда.

— Вы обращали на себя вниманіе сосднихъ ложъ, изъ которыхъ безпрестанно заставляли васъ молчать! Изъ партера прямо кричали въ нашу ложу: молчать!— Что можетъ быть хуже такого поведенія? Какъ вамъ не стыдно, мистеръ Ламбертъ!

— Мама принимала пьесу за трагедію, а мы — за водевиль, говорилъ генералъ.— Нтъ, Джоржъ и я вели себя довольно порядочно:— не правда ли, Тео?

— Этого я не замтила, папа, сказала Тео.

— Скажите пожалуйста!— видали ли вы такую негодную?

— Папа, вы знаете, что я до тхъ поръ не говорю, пока мн не прикажутъ, скромно продолжала Тео.— Признаюсь, красота и игра мистриссъ Ваффингтонъ и самая пьеса произвели на меня глубокое впечатлніе. Мн больно было видть несчастную мать, которая находитъ потеряннаго сына и потомъ лишается его вдругъ и навсегда. Мн жаль ее, папа…. если даже жалть ее и не слдуетъ, — съ улыбкой прибавляетъ молоденькая лэди.

— Ахъ, Тео, — вдь женщины не бываютъ такъ умны, какъ мужчины!— вскричала Гетти съ своего конца стола, бросивъ лукавый взглядъ на Гарри. Въ слдующій разъ, когда мы подемъ въ театръ,— пожалуйста, Дженъ, ущипни насъ, когда надо плакать, или толкни, когда надо смяться.

— Я бы желалъ, чтобы въ этой пьес была еще драка, сказалъ генералъ Ламбертъ: — драка между маленькимъ Норвалемъ и гигантомъ норвежцемъ, — это было бы отлично. Дженъ, напомни объ этомъ режисеру, мистеру Ричу.

— Я не видлъ тутъ драки, но видлъ, какъ дрались въ Мэрибонскомъ саду Слэкъ и Брофтонъ!— серьёзно возразилъ Гарри и вообразилъ, что сказалъ очень умную вещь.— Тутъ, — прибавилъ онъ,— вовсе не нужно гиганта, для того, чтобы сбить съ ногъ этого маленькаго человчка въ красныхъ сапогахъ…. Я бы его швырнулъ черезъ плечо.

— Мистеръ Гаррикъ — человчекъ маленькій, но бываетъ время, когда онъ кажется гигантомъ, замтилъ мистеръ Спенсеръ. Какъ величественъ онъ былъ въ Макбет, мистеръ Варрингтонъ!— Какая страшная, потрясающая душу сцена, когда является кинжалъ! Я представилъ мистера Варрингтона мистеру Гаррику и мистриссъ Питчардъ, лэди Макбетъ сдлала ему честь, взявъ изъ его ложи щепотку табаку.

— И что же, чихнула ли она хоть разъ? спросилъ генералъ почтительнымъ тономъ.

— Она поблагодарила мистера Варрингтона такимъ громкимъ и трагическимъ голосомъ, что онъ невольно отступилъ назадъ и долженъ былъ просыпать немного своего табаку, потому что Макбетъ чихнула три раза.

— Макбетъ, Макбетъ, Макбетъ! воскликнулъ генералъ.

— При этомъ великій нашъ философъ, мистеръ Джонсонъ, разговаривавшій, съ тремя сиренами, замтилъ ей: — осторожне, Дэви! смотри, чтобы чиханье твое не разбудило Дункана!

— Неужели вы были за кулисами во время представленія! О я бы отдала весь свтъ за то, чтобъ побывать за сценой! сказала Тео.

— И посмотрть на блокъ съ веревками, понюхать копоть сальныхъ свчей, полюбоваться мишурой, блестками и нарумяненными женщинами? Нтъ, не совтую смотрть на это слишкомъ близко, сказалъ молодой скептикъ, съ угрюмымъ видомъ выпивая рюмку рейнвейна.— Такъ вы сердились на вашего папа и на меня?

— Неправда, Джоржъ!

— Неправда? А я говорю — правда. Вы сердились на насъ потому, что мы смялись, въ то время, когда вы расположены были плакать. Если я могу говорить за васъ, сэръ, какъ за себя, продолжалъ Джоржъ, обращаясь къ генералу: то, мн кажется, мы потому не хотли плакать, что нкоторымъ образомъ стояли за кулисами. Посмотрвъ попристальне на молодаго героя, мы видли, какъ много было на немъ мишурнаго блеска, — а что касается до его блдной, трагической матери, то мы знали, что блдностью своей она обязана была млу, а своею горестью и отчаяніемъ — носовому платку. Признайтесь теперь, Тео, что вы сочли меня за человка равнодушнаго, нечувствительнаго?

— Мое признаніе не послужитъ ни къ чему, если вы сами находите въ себ эти качества, сказала Тео.

— Положимъ, что я умеръ, продолжалъ Джоржъ: — и вы увидли бы Гарри въ глубокой печали, увидли бы неподдльную горесть, настоящую трагедію, вы бы тоже стали сокрушаться, но, увидвъ факельщика въ плерезахъ и черномъ плащ, вы бы врно не стали горевать.

— Извините, сэръ, — я бы стала! сказала мистриссъ Ламбертъ: — стали бы и мои дочери, въ этомъ я могу поручиться.

— Мало того, въ случа вашей смерти, мистеръ Варрингтонъ, мы бы сами надли плерезы, произнесла Тео.

— Въ самомъ дл! вскричалъ Джоржъ, и его щеки и щечки Тео въ одинъ и тотъ же моментъ покрылись яркимъ румянцемъ,— полагаю потому, что на обоихъ ихъ пристально смотрли свтлые глазки миссъ Гетти.

— Старинные писатели мало имли понятія о паос! замтилъ мистеръ Спенсеръ.

— А что вы думаете о Софокл и его Антигон? спросилъ мистеръ Джонъ Ламбертъ.

— Правду вамъ сказать, мы мало о немъ думаемъ, и только тогда вспоминаемъ, когда явится какой нибудь Оксфордскій джентльменъ и напомнитъ о немъ. Съ своей стороны, я никогда не заходилъ дальше Шекспира, который, вы сами согласитесь, не понималъ изящнаго и патетичнаго такъ хорошо, какъ новйшіе писатели. Скажите, приближался ли онъ къ Белвидер, Мониміи, или Дженъ Шоръ?— можете ли вы найти въ его комическихъ женскихъ роляхъ изящество Конгрева?… И мистеръ Спенсеръ предложилъ табаку направо и налво.

— Надо полагать, что мистеръ Спенсеръ самъ длалъ попытку написать что нибудь для сцены, замтилъ кто-то.

— Ее длали многіе джентльмены, у которыхъ есть свободное время. Моя пьеса, признаюсь, была у мистера Гаррика, и онъ возвратилъ ее.

— Признаюсь и я, что въ одномъ изъ моихъ чемодановъ лежитъ четыре акта пьесы моего сочиненія, сказалъ Джоржъ.

— И я увренъ, что лучше ея не появлялось на сцен, прошепталъ Гарри своей хорошенькой сосдк.

— Скажите — это трагедія или комедія? спросила мистриссъ Ламбертъ.

— О, конечно трагедія, и въ ней по крайней мр три ужасныхъ смертоубійства! отвчалъ Джоржъ.

— Давайте — разыграемте ее, зрителями мы будемъ сами!— Только чтобы мн была роль какого нибудь деспота, сказалъ генералъ.

— Трагедія, трагедія! Какая прелесть! Гумбо! Сію минуту принеси сюда трагедію! вскричала мистриссъ Ламбертъ.

Гумбо кланяется и говоритъ:

— Трагедію?— слушаю, мадамъ.

— Въ большомъ кожаномъ чемодан, Гумбо, говоритъ Джоржъ серьёзнымъ тономъ.

Гумбо кланяется и еще съ большею серьёзностью говоритъ: слушаю, сэръ.

— Но моя трагедія на самомъ дн чемодана, милая Гетти, подъ грудой блья, свертковъ, книгъ и сапоговъ.

— Это ничего не значитъ, — все это сейчасъ за окно! вскричала миссъ Гетти.

— Притомъ же чемоданъ этотъ у нашего Бристольскаго агента: поэтому Гумбо долженъ взять почтовыхъ лошадей и мы получимъ ее не ране какъ посл завтра.

Лэди произнесли комическое — о!— а папа довольно серьёзно сказалъ:

— И слава Богу, что такъ случилось! Пора отправляться домой. Молодые джентльмены угостили насъ превосходно, выпьемте же вс прощальный бокалъ за здоровье мадамъ Эсмондъ Варрингтонъ изъ Кастльвуда, въ Виргиніи. Ну что, друзья мои, если вы воротитесь домой и вдругъ найдете у себя высокаго, виднаго красиваго отчима? Другая лэди на ея мст и въ ея лтахъ давно бы вышла за мужъ.

— За здоровье мадамъ Эсмондъ Варрингтонъ, моей школьной подруги! восклицаетъ мистриссъ Ламбертъ. Я напишу ей, какой славный ужинъ дали намъ ея сыновья, но не бойтесь, мистеръ Джоржъ, — не скажу, какъ дурно вели вы себя въ театр.

Посл этого тоста гости простились. Карета генерала, лакеи и факелъ стояли у подъзда, готовые отвезти его семейство домой.

——

Посл такой пирушки, какую задалъ мистеръ Варрингтонъ, что могло быть естественне и приличне визита съ его стороны къ вчерашнимъ гостямъ и освдомленія о томъ, хорошо ли они дохали и спокойно ли провели ночь?— Карет ихъ предстояло прохать открытое пространство позади дома Монтагю, по Оксфордской дорог, гд въ поляхъ нердко встрчались разбойники. Лэди могли простудиться и провести безпокойную ночь, особливо посл волненія, произведеннаго трагедіей. Словомъ — не было ни малйшей причины, которая бы не извиняла его или ихъ за посщеніе добрыхъ друзей. Джоржъ рано закрылъ свои книги въ музеум Слоанъ и но дорог къ Ламбертамъ старался припомнить прочитанное въ никъ.

Скажите пожалуйста, что значить это нетерпніе, эта нершимость, эта скромность, эти сомннія, этотъ трепетъ во всемъ тл, когда Джоржъ стучитъ въ дверь квартиры мистера Ламберта, въ улиц Динъ, и съ головы до ногъ осматриваетъ лакея, выбжавшаго на его призывъ? Случалось ли читать молодому человку, случалось ли вспоминать старому, случалось ли сердцу, удрученному скорбью, избитому житейскими невзгодами, разочарованному, охладвшему, вспоминать время полнаго своего біенія и трепета въ ранніе годы?— Вдь прошло, кажется, нсколько сотъ лтъ съ тхъ поръ, какъ мы были молоды,— мы забыли многое, но не все. Нтъ, мадамъ, мы помнимъ многое, и очень хорошо. Устарлые, изнуренные кони пущены на подножный кормъ, — но если раздается звукъ трубы, мы еще въ состояніи будемъ перекинуть черезъ сдло свои старыя ноги и прогалопировать нсколько минутъ по звринцу. Клоуны теперь меня не занимаютъ, театральныя феи представляются мн безобразными, ихъ игра несносна, вмсто того я люблю смотрть на дтей въ пантомим. Я уже больше не танцую и не ужинаю, но люблю смотрть на Евгенія и Флиртиллу, когда они несутся по паркету подъ звуки хорошенькаго вальса, или на Люцинду и Ардситія, когда они разрываютъ шутиху.— Дти! вы обожжете себ пальчики!— Бросайте лучше изъ глазъ своихъ другъ на друга спокойное, безвредное пламя! И потомъ приблизьтесь другъ къ другу и читайте девизъ (этотъ соблазнительный девизъ, всегда старинный, всегда новый) или врне, пусть ея губки читаютъ этотъ девизъ, а не слагаютъ, раздлите это лакомство и грызите его. У меня нтъ зубовъ. Горькій миндаль и сахаръ не имютъ для меня никакого вкуса, конфекты еще нравятся, потому что я могу ихъ сосать.

Мы подымаемся за Джономъ на лстницу и входимъ въ комнаты генерала, вмст съ мистеромъ Джоржемъ Варрингтономъ, который длаетъ низкій, почтительный поклонъ. Въ комнат одна только лэди: она сидитъ у окна. Въ улиц Динъ рдко показывается солнце, молоденькую лэди нельзя назвать красавицей, но она въ весн своихъ лтъ и цвтетъ роскошно. Ея полныя щечки представляютъ букетъ свжихъ розъ, ея глаза — настоящія фіалки. Еслибъ мы жили сто лтъ назадъ и писали въ Лондонскій журналъ или въ журналъ Джентльменовъ, мы бы сказали, что ея шея была, какъ лилія, и станъ ея — какъ станъ нимфы, мы бы написали акростихъ о ней и воспли бы нашу Ламбертеллу въ элегантной поэм, которую стали бы читать, даже и въ такомъ случа, если бы она была помщена между чисто награвированными планами города Праги и лагеремъ короля прусскаго, или между картами штатовъ Мэриланда и Делавера.

Этотъ цвтокъ, эта роза — миссъ Тео. Къ чему это мама съ часъ тому назадъ увряла, что миссъ Тео очень блдна и утомлена и что ей лучше остаться дома? Мистриссъ Ламбертъ и миссъ Гетти похали съ визитомъ къ милэди Ротамъ поблагодарить за домъ, въ которомъ он жили во время отсутствія милорда и его семейства, папа отправился въ полкъ. Онъ въ прекрасномъ расположеніи, потому, мн кажется, что ждетъ командировку, — за то мама въ глубокомъ уныніи, она боится, что его опять отправятъ за границу.

— Вашъ братъ и мой пошли въ Шартро навстить нашего маленькаго брата. Оба мои брата, кажется, будутъ священниками, говоритъ миссъ Тео… Во время разговора она прилежно занималась шитьемъ какого-то дтскаго платья. Сто лтъ назадъ молоденькія лэди не боялись шить блье и называть сорочки и другія принадлежности блья настоящими именами. Замтьте впрочемъ, если он шили блье и говорили проще ныншняго, это еще не значитъ, что он были хуже или лучше, у меня нтъ ни малйшаго желанія, чтобы вы, прекрасная милэди, стряпали пуддинги, а я ваксилъ сапоги.

— Значитъ, Гарри былъ уже здсь?

— Онъ у насъ часто бываетъ, — почти каждый день, отвчала Тео, взглянувъ въ лицо Джоржа. Бдный Гарри! Онъ любитъ насъ больше, чмъ этихъ великосвтскихъ людей, которые о немъ теперь и не думаютъ. Впрочемъ теперь онъ и самъ уже боле не великосвтскій человкъ, улыбаясь прибавила двочка.— Отчего вы, мистеръ Варрингтонъ, не вступаете въ большой свтъ, не посщаете клубовъ и конскихъ скачекъ?

— А много ли пользы получилъ мой братъ отъ этихъ посщеній? слдуетъ ли мн подражать ему?

— По крайней мр вы бы могли здить къ сэръ Майльзу Варрингтону: тамъ для васъ всегда открыты объятія. Милэди сегодня была здсь, и надо было послушать, какъ она васъ хвалитъ. Она говоритъ, что со временемъ вы будете замчательнымъ человкомъ. Герцогъ тоже очень хвалитъ васъ при двор. Когда вы сдлаетесь великимъ человкомъ, вы насъ забудете, мистеръ Варрингтонъ?

— Да, когда буду великимъ человкомъ, миссъ Ламбертъ.

— Прекрасно! Поэтому, мистеръ Джоржъ….

— Мистеръ Джоржъ!

— Еслибъ папа и мама были дома, тогда можно бы обойтись и безъ этого слова, сказала Тео, посмотрвъ изъ окна въ нкоторомъ смущеніи. Скажите пожалуйста, что вы длаете дома? Читаете книги или дописываете вашу трагедію? Въ какомъ род будетъ ваша трагедія: заставитъ ли она насъ плакать?— такія трагедіи намъ нравятся, — или же только напугаетъ насъ, — какъ это нравится вамъ?

— Въ моей трагедіи много ужаснаго, но мало плачевнаго. Я встрчался съ немногими женщинами, да и съ тми никогда не былъ въ близкихъ отношеніяхъ. То, что я написалъ, заимствовано мною изъ книгъ или пародировано изъ поэмъ, которыя читалъ и которымъ подражалъ, подобно другимъ молодымъ людямъ. Женщины не говорятъ со мной потому будто бы, что у меня саркастическій характеръ, который имъ не нравится.

— Можетъ быть, вы сами не хотли нравиться имъ? сказала миссъ Тео и покраснла.

— Вчера вечеромъ я и вамъ не нравился, не правда ли?

— Да, но это выраженіе неврно, я посл убдилась, что сама была неправа.

— Тео, неужели вы думали о мн?

— Да, Джоржъ…. то есть мистеръ…. ну все равно, Джоржъ. Я думала, что относительно вчерашняго спектакля вы и папа были совершенно правы, вы правду сказали, что это не была дйствительная скорбь, а только чувство, насъ волновавшее. Не знаю, хорошо или худо видть такъ ясно? Гетти и я условились быть на будущее время осторожне, особливо когда пойдетъ ваша трагедія! Какое ей имя?

— Оно еще не дано. Не хотите ли быть ея воспріемницею? Имя главнаго лица….

Въ эту самую минуту мама и Гетти возвратились съ прогулки. Мама прямо начала съ того, что вовсе не ожидала видть сегодня мистера Варрингтона… полагала впрочемъ, что можетъ быть ему и вздумается придти… во всякомъ случа онъ прекрасно сдлалъ, что пожаловалъ… Вчерашній спектакль и ужинъ были очаровательны, только Тео чувствовала по утру маленькую головную боль.

— Надюсь, ей теперь гораздо лучше, мама,— сказала миссъ Гетти.

— Ахъ, душа моя, у меня ршительно ничего не болло, возразила миссъ Тео, покачавъ головкой.

Посл этого начался разговоръ о Гарри. Онъ очень печаленъ. Ему нужно чмъ нибудь заняться. Онъ постоянно ходитъ въ военный клубъ и читаетъ бюллетени о подвигахъ прусскаго короля. Посл низведенія его на степень младшаго брата, нехорошо принуждать его оставаться въ Лондон. Онъ не говоритъ, но видно, что очень сожалетъ о своей безполезной прежней жизни, чувствуетъ свою зависимость, — это тоже очевидно, потому что онъ избгаетъ прежнихъ клубовъ и прежнихъ товарищей. Однажды, проходя мимо часоваго у сентджемскаго дворца, онъ сказалъ Джону Ламберту:

— Почему бы и мн не быть солдатомъ? Я такой же рослый, какъ и этотъ молодецъ, и право, не хуже другаго умю стрлять. А что такое я теперь? Не умю заработать полшиллинга въ день. Промоталъ свое состояніе, и теперь долженъ кормиться хлбомъ моего брата. Конечно, такого брата не найдешь во всемъ мір, но тмъ боле мн стыдно жить на его счетъ. Ты только, пожалуйста, Джонъ Ламбертъ, не говори объ этомъ Джоржу… И мой сынъ общалъ не говорить, прибавила мистриссъ Ламбертъ.

Въ это время дочерей ея уже не было въ комнат. Съ своей стороны Джоржъ объяснялъ, что онъ писалъ матери, чтобы половина его наслдственнаго капитала, а если нужно, то и другая, были отданы въ распоряженіе Гарри, на покупку военнаго патента или на какой либо другой проэктъ, который могъ бы доставить ему занятіе или повышеніе.

— У него прекрасный братъ. Будемъ надяться, что и для него настанутъ хорошія времена, — сказала лэди, вздохнувъ.

— Норманы всегда приходятъ pour qui sait attendre, — сказалъ Джоржъ въ полголоса.

— Неужели вы это слышали? Ахъ, Джоржъ, моя Тео настоящій ан…. Впрочемъ, къ чему вамъ говорить объ этомъ, мистеръ Варрингтонъ, — произнесла довольная мать, съ глазами, полными слезъ.— Я опять расплакалась, точно въ трагедіи.

Между тмъ мистеръ Джоржъ составлялъ прекрасный планъ, который, по его мннію, могъ послужить въ пользу его брата. Посл представленія Джоржа королю, многіе, включая и генерала Ламберта, говорили ему, что герцогъ освдомлялся о немъ и спрашивалъ, почему молодой человкъ не представился ему? Такое желаніе царственной особы необходимо нужно было удовлетворить. Мистеръ Ламбертъ и его молодой другъ выбрали день и отправились къ его королевскому высочеству въ его домъ, въ улиц Поль-Моль.

Когда дошла до Джоржа очередь откланиваться, герцогъ былъ къ нему особенно милостивъ, онъ довольно долго говорилъ съ Джоржемъ о Брэддок и войн и повидимому былъ очень доволенъ скромными и умными отвтами молодаго джентльмена. Джоржъ приписывалъ неудачу экспедиціи паническому страху, овладвшему войсками посл внезапнаго нападенія непріятеля, а всего боле позднему выступленію въ походъ, происшедшему вслдствіе алчности, самолюбія и неблаговидныхъ поступковъ туземныхъ жителей съ королевскими войсками, пришедшими къ нимъ на защиту.

— Еслибъ мы выступили въ походъ мсяцемъ раньше, крпость была бы наша, и маленькая армія не потерпла бы такого страшнаго пораженія.

Герцогъ вполн согласился съ этимъ замчаніемъ.

— Я слышалъ, что вы спаслись потому только, что знали французскій языкъ, ласково замтилъ герцогъ.

Мистеръ Варрингтонъ скромно отвчалъ, что въ молодости имлъ случай быть во французскихъ колоніяхъ и тамъ выучился этому языку.

Принцъ (чрезвычайно любезный, когда находился въ хорошемъ расположеніи, и обладавшій значительнымъ юморомъ) удостоилъ спросить, кто училъ мистера Варрингтона, и выразить свое мнніе, что относительно произношенія, француженки лучше всякихъ учителей.

Молодой виргинецъ низко поклонился и сказалъ, что не сметъ противоречить его королевскому высочеству, при этомъ герцогъ былъ такъ добръ, что назвалъ, (разумется шутя) мистера Варрингтона ‘хитрой собакой.’

Мистеръ Варрингтонъ почтительно молчалъ.

— Я скоро выступаю противъ французовъ, которые, какъ вамъ извстно, угрожаютъ электоральнымъ владніямъ его величества, продолжалъ принцъ чрезвычайно ласково.— Если вы намрены сдлать со мной компанію, то ваше знаніе французскаго языка можетъ быть полезно, и я надюсь — мы будемъ счастливе бднаго Брэддока!

Вс глаза устремлены были на молодаго человка, которому такой великій принцъ предлагалъ столь очевидную милость.

Мистеръ Джоржъ подумалъ, что наступила минута, въ которую онъ долженъ сказать давно приготовленную самую умную рчь.

— Сэръ,— сказалъ онъ: предложеніе вашего высочества длаетъ мн безпредльную честь, но….

— Что еще! вскричалъ принцъ, бросивъ на Джоржа пристальный взглядъ.

— Но я поступилъ въ Темпль изучать наши законы и сдлаться способнымъ для исполненія моихъ обязанностей на своей родин. Если рана моя, полученная на служб за отечество, даетъ мн право разсчитывать на ваше великодушіе, то я, со всею преданностію къ вашему высочеству, осмливаюсь просить за брата, который знаетъ французскій языкъ такъ же, какъ я, который больше моего иметъ силы, храбрости и военныхъ способностей,— позвольте ему служить вашему высочеству вмсто….

— Довольно, довольно, сэръ! вскричалъ справедливо вознегодовавшій сынъ монарха.— Какъ! Я предлагаю вамъ милость, а вы передаете ее своему брату?— Ждите теперь, когда я предложу вамъ другую!

Съ этими словами онъ повернулся спиной къ мистеру Варрингтону такъ быстро, какъ повернулся къ французамъ нсколько мсяцевъ спустя.

— О Джоржъ! О Джоржъ! Славное же вышло рыбное блюдо!— съ тяжелымъ вздохомъ произнесъ генералъ, возвращаясь съ молодымъ своимъ другомъ домой.

ГЛАВА XIII,
ВЪ КОТОРОЙ ПРИНЦЪ ПОДНИМАЕТСЯ ВЪ ГОРУ И ОПЯТЬ СПУСКАЕТСЯ.

Мы хорошо понимаемъ достохвальное негодованіе всхъ врноподданныхъ короля британцевъ, когда имъ привелось прочитать о поступк мистера Джоржа Варрингтона съ храбрымъ и великодушнымъ принцемъ, любимымъ сыномъ лучшаго изъ государей, — съ главнокомандующимъ британской арміей. Какою неоцнимою милостью пренебрегъ молодой человкъ! Какой прекрасный случай къ повышенію отклонилъ онъ отъ себя! Вилль Эсмондъ, языкъ котораго изобиловалъ различнаго рода ругательствами, употреблялъ отборныя проклятія, когда разговоръ касался поведенія его кузена, и выражалъ восторгъ, что молодой дикарь самъ рзалъ себ горло. Кузенъ Кастльвудъ говорилъ, что дикій джентльменъ имлъ полное право скальпировать себя, если это ему нравилось, а можетъ статься, прибавилъ онъ съ чувствомъ состраданія, нашъ кузенъ, мистеръ Варрингтонъ, вдоволь уже наслушался военной трескотни въ поход Брэддока и теперь воинственный жаръ его совершенно охладлъ. Мистеръ Вилль восхищался, что младшій братъ пошелъ къ чорту, и еще боле восхищался, что за нимъ послдовалъ и старшій. Онъ говорилъ, что при первой встрч съ мистеромъ Джоржемъ постарается высказать ему свое мнніе.

— Если ты намренъ оскорбить Джоржа, по крайней мр постарайся распорядиться такъ, чтобъ не узналъ объ этомъ его братъ Гарри!— сказала лэди Марія, и, разумется, при этомъ со стороны мистера Вилля обрушилось на близнецовъ еще боле проклятій.

— Перестаньте, пожалуйста! вскричалъ онъ.— Терпть не могу этихъ споровъ! Нельзя же всмъ мужчинамъ въ нашемъ семейств быть воинами!

— Я не слышала, чтобы вы, милордъ, когда нибудь изъявляли желаніе быть воиномъ, сказали лэди Марія.

— Никогда, мой другъ. Напротивъ: я изъявлялъ желаніе не быть воиномъ! Я считаю нашимъ защитникомъ Вилля, а для нашего дома этого и весьма достаточно. Тоже самое можно сказать и относительно двухъ индйцевъ: Джоржъ любитъ учиться, а Гарри — драться. Какъ жалко, Вилль, что ты, намреваясь подраться, имлъ подъ рукой Гарри, а не кузена Джоржа.

— Нечего сказать, ваша рука тоже хороша, особливо въ пикет, сказала мать Вилля.

— Да, она у меня довольно хороша, протяжно произнесъ милордъ, осматривая пальцы.— Перчатки милорда Герви и мои, я думаю, сшиты по одной мрк. Моя рука, какъ вы говорите, боле способна для картъ, чмъ для оружія. Ну, да и ваша рука, лэди Кастльвудъ, очень проворна. Если бы вы знали, какъ я благословляю день, въ который вы наложили ее на моего оплакиваемаго отца!

Этой игрой сарказма, какъ и другими играми, въ которыхъ требовалось искусство, милордъ, обладавшій хладнокровіемъ и не находившій въ семейств равнаго себ соперника, готовъ былъ заниматься во всякое время.

Мадамъ де Бернштэйнъ, услышавъ о поступк мистера Варрингтона, чрезвычайно сердилась, бушевала и бранила свою челядь, она разбранила бы и Джоржа, но уже сдлалась стара и не имла энергіи двическихъ лтъ. Кром того, она въ нкоторомъ отношеніи немного боялась племянника и обращалась съ нимъ почтительно.

— Ты никогда не составишь себ карьеры при двор, съ тяжелымъ вздохомъ сказала она, когда вскор посл неудачной своей просьбы, молодой джентльменъ навстилъ ее.

— Такая карьера никогда и не была моимъ желаніемъ, сказалъ Джоржъ съ видомъ человка, вполн сознающаго свое достоинство.

— Вашимъ желаніемъ было помочь Гарри? Принявъ предложеніе герцога, вы впослдствіи могли бы оказать услугу своему брату. Принцы не любятъ, чтобы отказывались отъ ихъ милостей, и я не удивляюсь, что его высочество оскорбился.

— Генералъ Ламбертъ говорилъ тоже самое, красня признавался Джоржъ.— Теперь я самъ вижу, что я виноватъ. Но, пожалуйста, примите вы въ соображеніе и то обстоятельство, что я никогда не бывалъ при двор, да, кажется, и не могъ бы тамъ представлять собою лицо чмъ нибудь замчательное.

— Ну, этого я не думаю, любезный племянникъ, сказала тетка, нюхая табакъ.

— Я никогда не гнался за славой подобнаго рода и могу совершенно свободно обойтись безъ нея, продолжалъ Джоржъ. Когда его высочество говорилъ со мной, и говорилъ очень ласково, — я думалъ, что изъ меня выйдетъ дурной воинъ, а изъ брата — отличный. Гарри иметъ множество прекрасныхъ качествъ для этой профессіи, въ которыхъ у меня большой недостатокъ, онъ несравненно лучше и полезне меня можетъ быть военнымъ офицеромъ. Представимъ, напримръ, что герцогъ находится въ битв, подъ нимъ ранятъ лошадь, какъ это случилось съ главнокомандующимъ въ Америк.. Не лучше ли бы имть ему лошадь съ такою отвагой и силою, что въ состояніи увести его куда угодно, чмъ такую, которая не могла бы стащить своей собственной тяжести.

— Au fait. Конь его высочества долженъ быть сильный конь, мой милый! замтила старая лэди.

— Expende Hannibalem, произнесъ Джоржъ, пожавъ плечами. Нашъ Аннибалъ вситъ не бездлицу.

— Когда мистеръ Вольфъ и мистеръ Ламбертъ нападали на меня такъ же, какъ и вы, мадамъ, прибавилъ Джоржъ съ непринужденнымъ смхомъ:— я защищался такъ же, какъ и теперь. Я сказалъ, что предложилъ принцу лучшаго воина въ фамиліи, и два джентльмена допускали, что моя опрометчивость нкоторымъ образомъ извинительна. Кто знаетъ, можетъ статься, они оправдаютъ меня и передъ его высочествомъ. Я былъ уже въ сраженіи и убдился, какъ мало способенъ я къ этой профессіи. Недавно мы были въ театр и видли шотландскую пьесу, надлавшую много шуму. Когда герой пьесы, молодой Норваль, выражалъ страстное желаніе слдовать на поле битвы за храбрымъ вождемъ, я невольно подумалъ: какъ похожъ онъ на моего Гарри, и былъ бы еще боле похожъ, еслибъ не хвастался. Гарри влюбленъ въ красный мундиръ, и если мы не будемъ содйствовать ему поступить въ военную службу, то онъ непремнно позволитъ завербовать себя. У него постоянно передъ глазами карта Германіи, онъ повсюду слдуетъ за прусскимъ королемъ. Онъ ничего не боится. А что касается до меня, то я лучше люблю книги и спокойствіе, люблю читать о битвахъ въ Гомер и Лукан.

— Поэтому, мой другъ, что же побудило тебя сдлаться воиномъ? Почему ты вмсто себя не послалъ Гарри съ Брэддокомъ? спросила мадамъ де Бернштэйнъ.

— Моя мать любила младшаго сына больше меня, — угрюмо отвчалъ Джоржъ. Кром того, при нашествіи непріятеля на наше отечество, я, какъ старшій въ род, считалъ обязанностію идти въ этотъ походъ. Будь я шотландцемъ двнадцать лтъ тому назадъ, я былъ бы….

— Замолчите, сэръ! или я разсержусь еще больше,— сказала старуха съ чрезвычайно довольнымъ лицомъ.

Объясненіе Джоржа нсколько успокоило мадамъ де Бернштэйнъ, эту старуху далеко не строгихъ правилъ, за то для врноподданническаго сердца сэра Майльза Варрингтона и его жены поступокъ молодаго человка былъ жестокимъ ударомъ.

— По письму моей сестры Эсмондъ Варрингтонъ, говорила милэди:— я думала, что вдова моего брата — женщина съ здравымъ умомъ и разсудкомъ, и что дала своимъ дтямъ приличное воспитаніе. Скажите сэръ Майльзъ, — скажите, любезный Томасъ Клэйпуль, какъ должны мы смотрть на поведеніе, изъ котораго истекаютъ столь плачевные результаты для этихъ обоихъ молодыхъ людей?

— Старшій, кажется, превосходно знаетъ латинскій языкъ, и сверхъ того говоритъ по-французски и по-нмецки. На раут баронессы ясамъ слышалъ, какъ онъ разговаривалъ съ ганноверскимъ посланникомъ, сказалъ мистеръ Клэйпуль.— По-французски онъ объясняется очень свободно, а когда затруднялся говорить на чистомъ нмецкомъ язык, посланникъ началъ по-латыни, и они такъ бгло говорили, что обратили на себя вниманіе всего общества.

— Ахъ, Томасъ,— тутъ дло не въ язык, а въ правилахъ! воскликнула добродтельная матрона. Какія же правила мистера Варрингтона, если онъ ршился отвергнуть предложеніе принца?… А разв онъ уметъ говорить по-нмецки? Тмъ скоре молодой человкъ долженъ былъ принять предложеніе его высочества и быть полезнымъ въ компаніи! Посмотрите на нашего сына, посмотрите на Майльза!

— Подними головку, милый Майли! сказалъ папа.

— Надюсь, сэръ Майльзъ, что вы, какъ членъ палаты общинъ и какъ англійскій джентльменъ, будете завтра у его высочества на выход и скажете, что еслибъ подобное предложеніе сдлано было нашему сыну, мы бы приняли его, несмотря на то, что нашему мальчику всего десять лтъ.

— И въ самомъ дл, Майли, изъ тебя вышелъ бы отличный маленькій барабанщикъ или флейтщикъ, произнесъ папа. Майли, хочешь быть маленькимъ солдатомъ?

— Всмъ, сэръ, ршительно всмъ. Варрингтонъ долженъ быть готовъ во всякую минуту жертвовать за государя своею жизнію!— вскричала мать, указывая на мальчика, который, понявъ слова матери, въ туже минуту протестовалъ противъ нихъ громкимъ ревомъ, среди котораго Скрюби увела его изъ комнаты. Сэръ Майльзъ, повинуясь приказаніямъ супруги, отправился на слдующій день къ его высочеству на выходъ и поспшилъ выразить свою преданность, которую принцъ не замедлилъ принять, сказавъ при этомъ:

— Никто и не сомнвался, что сэръ Майльзъ Варрингтонъ не отказался бы отъ предложенія.

— Лэди Варрингтонъ повсюду повторяла этотъ комплиментъ, очень лестный и съ тмъ вмст доказывающій, что августйшая фамилія безусловно могла положиться на преданность Варрингтоновъ.

Вслдствіе этого достойная чета, увидвъ Джоржа, приняла его съ тмъ соболзнованіемъ, которое оказываютъ намъ неоцненные родственники или друзья, когда насъ поститъ какое нибудь несчастіе, или когда мы сдлаемъ что нибудь нелпое въ жизни: когда проиграемъ процессъ, когда входимъ въ комнату, въ которой общество бранило насъ, когда обанкротится нашъ банкиръ, когда мы сами будемъ красоваться въ тхъ столбцахъ лондонской газеты, въ которыхъ объявляютъ о банкротств, короче,— когда мы сдлаемъ какую нибудь замчательную ошибку, или чрезъ свою оплошность доведемъ себя до несчастія. Кому не знакомо это кислое, печальное лицо? Кого не оплакивали неоцненные родственники,— не мертваго, а живаго?— Вы говорите, что только не ваши? Въ такомъ случа, сэръ, — если вы никогда не длали промаховъ, если вы постоянно были счастливы, добры и осторожны, если изъ вашего рта ни разу не вырывалось неблагоразумное слово, если вы никогда не согршали и не каялись, никогда не длали глупостей, никогда ни о чемъ не сожалли, — въ такомъ случа, сэръ, вы величайшій мудрецъ, которому не слдуетъ тратить времени на чтеніе пустаго романа, эта басня до васъ не относится.

Со стороны сэра Майльза несправедливо было бы напуститься на Джоржа и сердиться на него за отказъ отъ предложенія, сдланнаго его королевскимъ величествомъ, потому что сэръ Майльзъ самъ соглашался съ видами Джоржа избрать поприще спокойне военнаго, о чемъ и мадамъ Эсмондъ писала изъ Виргиніи Майльзу Варрингтону. Джоржъ объявилъ матери о намреніи поступить въ Темпль и приготовить себя къ гражданскимъ обязанностямъ, къ исполненію которыхъ онъ, по натуральному порядку вещей, рано или поздно будетъ призванъ. Никто не одобрялъ ршимости Джоржа такъ искренно, какъ дядя, сэръ Майльзъ. Онъ даже отрекомендовалъ его извстному юристу, подъ руководствомъ котораго,— мы это смло можемъ допустить,— молодой джентльменъ могъ длать быстрые успхи. Мадамъ Эсмондъ тоже одобряла выборъ сына, вполн соглашаясь съ сэромъ Майльзомъ (которому просила засвидтельствовать свое глубочайшее почтеніе, а равно и его супруг), что британской конституціи завидовалъ весь свтъ и что изученіе ея должно служить цлью для каждаго англійскаго джентльмена. Главнйшее обстоятельство, которое не нравилось матери Джоржа и противъ котораго она сильно возставала, заключалось въ томъ, что сынъ ея, поступивъ въ Темпль, долженъ былъ сидть за однимъ столомъ, сть тощую баранину и пить жиденькое пиво изъ оловянныхъ кружекъ, вмст съ грубыми студентами въ мантіяхъ, какія носятъ деревенскіе писцы. Это отвращеніе раздлялъ и младшій братъ Джоржа. ‘Для меня, говорилъ Гарри, какъ для младшаго брата, это бы еще ничего, я приготовился ко всмъ лишеніямъ и непріятностямъ, но видть Джоржа въ адвокатской мантіи, сидть за однимъ столомъ съ сыновьями неизвстныхъ родителей и обдать на грязной оловянной посуд — это ужасно!’ Гарри крайне не нравилось такое униженіе со стороны брата,— онъ никакъ не могъ представить себ Джоржа за конторкой, и очень сожаллъ, что былъ неисполнимъ планъ, о которомъ мадамъ Эсмондъ намекала въ ея письмахъ, именно: обратиться къ начальнику Темпля и объяснить, что мистеръ Варрингтонъ — джентльменъ благороднйшей фамиліи, что онъ иметъ въ Америк большое помстье и что его слдуетъ сажать съ отборнйшимъ обществомъ въ заведеніи. Еще къ большему унынію Гарри, мистеръ Спенсеръ, услышавъ идеи молодаго человка и его матери, разразился громкимъ смхомъ. Изъ бумагъ Варрингтона я не могъ узнать, обращались ли къ начальнику Темпля съ этимъ предложеніемъ. Кром литературныхъ занятій и историческихъ изслдованій — двухъ своихъ любимыхъ предметовъ, мистеръ Варрингтонъ изучалъ отечественные законы, принималъ участіе въ судебныхъ слдствіяхъ въ Вестминстер, слушалъ тамъ Генли, Пратта и Моррея и наконецъ посщалъ великія и знаменитыя школы краснорчія и патріотизма — два парламента.

Мистеръ Варрингтонъ постепенно познакомился съ нкоторыми членами парламента и королевскаго суда, которые, узнавъ его, отзывались о немъ, какъ о молодомъ джентльмен съ хорошими способностями, хорошо воспитанномъ, и вообще говорили въ очень лестныхъ выраженіяхъ, такъ что сердце добраго дяди окончательно смягчилось, а Дора и Флора снова начали улыбаться кузену. Это примиреніе состоялось въ то время, когда его королевское высочество герцогъ, посл пораженія французами въ дл при Гастенбек, заключилъ съ французами знаменитую капитуляцію, которую его величество Георгъ II отказался утвердить. Посл этого безславнаго подвига, его высочество, какъ всмъ извстно, отказался отъ командованія, положилъ маршалскій жезлъ, пріобртенный, надо сказать правду, безъ особеннаго счастья или искусства, и съ тхъ поръ никогда не являлся въ глав армій или въ общественной жизни. Толстый воинъ не позволялъ себ произнести ни одной жалобы противъ отца и государя, но такъ какъ онъ оставилъ свое поприще съ оскорбленной честью и уже боле не имлъ ни вліянія, ни силы и не могъ раздавать мста, то надо полагать, что вмст съ уменьшеніемъ уваженія къ его высочеству уменьшился и гнвъ сэра Майльза Варрингтона къ его племяннику.

Однажды, когда наши два джентльмена прогуливались вмст съ другомъ своимъ, мистеромъ Ламбертомъ, въ Сентджемскомъ парк, они встртили его высочество въ простомъ плать и безъ звзды, низко откланялись ему, и его высочеству угодно было остановиться и поговорить съ ними.

Онъ спросилъ мистера Ламберта, нравится ли ему новый начальникъ гвардейской кавалеріи, лордъ Лигоньеръ, и новыя его обязанности? Узнавъ молодыхъ людей, благодаря непогршительно-твердой памяти, которою отличался весь царскій родъ, герцогъ сказалъ мистеру Варрингтону:

— Вы, милостивый государь, прекрасно сдлали, что не отправились со мной, когда весною я васъ приглашалъ.

— Я тогда очень сожаллъ, отвчалъ мистеръ Варрингтонъ, сдлавъ самый почтительный поклонъ: — теперь я еще боле сожалю.

— Благодарю васъ, сказалъ герцогъ, и, коснувшись рукой до шляпы, удалился.

Обстоятельство этой встрчи и разговоръ, при ней происходившій, произвели столь глубокое впечатлніе на душу мистриссъ Эсмондъ Варрингтонъ, что она разсказывала ихъ за анекдотъ сотни разъ, пока его не узнали вс друзья и знакомые, наконецъ уже стало скучно и слушать.

Джентльмены наши прогулялись по парку и потомъ отправились въ улицу Страндъ.

— Гарри Варрингтонъ, сказалъ генералъ, указывая на льва, поставленнаго на вершин дома герцога Нортумберлэндскаго: — вашъ братъ похожъ на этого льва.

— Потому что онъ храбръ, какъ левъ, произнесъ Гарри.

— Потому что я уважаю прекрасный полъ! сказалъ Джоржъ, захохотавъ.

— Потому что вы безтолковый левъ, потому что вы обращаетесь спиной къ востоку и привтствуете заходящее солнце. Скажите, пожалуйста, къ чему оказывать такую учтивость человку въ совершенномъ позор и опал? Вашъ дядя еще больше прогнвится,— ну, да и я въ свою очередь не похвалю васъ.

Мистеръ Ламбертъ любилъ пошутить, не показывая и признака гнва.

ГЛАВА XIV.
Беллона.

Если Гарри Варрингтонъ имлъ страсть къ военному искусству, то бушевавшая въ Европ война и постоянный разговоръ во всхъ обществахъ, которыя онъ посщалъ въ Лондон, могли легко возбудить и воспламенить его. Хотя нашъ всемилостивйшій государь изъ ганноверскаго дома и потерплъ пораженіе, но протестантскій герой, король Пруссіи, наполнялъ свтъ своей славой и выигрывалъ т изумительныя побды, въ которыхъ, къ моему особенному счастію, Гарри не принималъ участія, я говорю,— къ счастію, потому что его правдивый біографъ поставленъ бы былъ въ необходимость разсказывать о битвахъ, описаніе которыхъ предпринято уже другимъ перомъ. Отъ души радуюсь,— повторяю я,— что Гарри Варрингтонъ не находился при Россбах въ памятное 5 ноября 1757 года, не участвовалъ при Лейтсн въ ужасномъ кровопролитіи, произведенномъ прусскимъ королемъ мсяцъ спустя, потому что эти удивительныя битвы будутъ въ скоромъ времени описаны въ другихъ книгахъ, которыя и я, и весь міръ съ нетерпніемъ желаетъ увидть. Неужели вы бы захотли, чтобъ эта исторія соперничала съ тми книгами? Возможно ли, чтобъ мой вертлявый канареечнаго цвта фаэтонъ помчался навстрчу массивной военной колесниц, метающей громы? Возможно ли, чтобы смирный маленькій Пегасъ принялъ ударъ отъ боеваго коня, у котораго клубится пна на губахъ и изъ ноздрей пышетъ огонь? Дорогой мой, добрый читатель (съ которымъ я отъ времени до времени люблю побесдовать, спустясь съ подмостокъ, гд герои нашей повсти, одтые въ костюмы минувшихъ вковъ, играютъ свои роли) — мой добрый, терпливый читатель! Къ счастію для насъ обоихъ, что Гарри Варрингтонъ не послдовалъ за прусскимъ королемъ, намъ бы пришлось тогда описывать битвы, которыя намренъ описывать Карлэйль, и къ тому же я не хочу, чтобы вы длали непріятныя сравненія между мной и этимъ знатокомъ своего дла.

Гарри Варрингтонъ не только не присоединился къ королю Боруссовъ, но вовсе не имлъ къ тому расположенія. Онъ велъ скучную, праздную жизнь,— это фактъ. Таскался по военнымъ клубамъ и, кром газетъ, ничего не читалъ. У него не было литературныхъ наклонностей, романы онъ даже считалъ дичью, а что касается до прекраснаго пола, выплакивающаго глаза свои надъ Ричардсономъ, онъ не могъ объяснить себ, почему ихъ трогаетъ такая нелпость. Онъ имлъ обыкновеніе смяться веселымъ задушевнымъ смхомъ, но не въ то время, когда смялись другіе, а нсколько спустя посл общаго смха. Да и скажите пожалуйста, разв джентльмены непремнно должны имть литературныя наклонности? Разв мы мене любимъ нашихъ друзей за то, что они въ жизнь свою не написали ни одного куплета? Разоренный, противъ воли ничмъ незанятый, зависимый во всемъ отъ брата, Гарри, если и читалъ какую нибудь книгу, засыпая надъ ней, то потому собственно, что не имлъ никакой работы для своихъ сильныхъ рукъ, — надо еще удивляться, что при такомъ бездйствіи онъ не попалъ въ боле затруднительное положеніе. Когда мать Ахиллеса отправила своего сына ко двору одного царя, съ тою цлію, чтобы онъ не избаловался, то вдь что случилось съ нимъ среди нсколькихъ женщинъ, съ которыми онъ долженъ былъ проводить свою жизнь въ совершенной праздности? И какимъ образомъ явился въ свтъ Пирръ? Могучему, отважному Ахиллесу не слдовало бы оставаться у женщинъ на привязи, ему не слдовало сидть за прялками, и если бы онъ не сражался, то поврьте, онъ непремнно попалъ бы въ большую бду.

Дв старшія лэди изъ семейства Ламберта, эти дв мягкосердечныя женщины, въ кругу которыхъ Гарри преимущественно проводилъ время, оказывали ему такое неутомимое сожалніе и ласки, какія въ состояніи оказывать одни только женщины, и притомъ женщины съ нжнымъ, чувствительнымъ сердцемъ. Если человкъ находится въ горести, то кто пробуждаетъ въ немъ веселое чувство? Кто утшаетъ его, когда онъ находится въ затруднительномъ положеніи, кто заставляетъ его считать себя вдвойн счастливымъ, когда онъ въ радости, кто радуется его благополучію, кто отражаетъ отъ него злословіе, когда онъ находится въ позор, кто прикладываетъ бальзамъ и успокоивающія мази къ растравленнымъ ранамъ, нанесеннымъ стрлами и жаломъ жестокой фортуны? Кто, какъ не женщины? Вы, которыя такъ страшно страдаете отъ ударовъ судьбы, скажите, есть ли у васъ хотя одинъ такой нжный врачъ? Если есть, то благодарите боговъ, что они предоставили вамъ такъ много утшенія. Скажите, не всякій ли джентльменъ боле или мене похожъ на Прометея? Кто изъ насъ не прикованъ къ скал и у кого внутренность не находится въ ужасномъ состояніи? Но являются морскія нимфы — нжныя, сочувствующія, он цалуютъ наши избитыя ноги, смачиваютъ своими слезами наши засохшія губы, употребляютъ вс свои усилія, чтобы утишить титановъ, он не бросаютъ насъ во время нашего изнеможенія….

Тео и ея мать сожалли о бдномъ Гарри отъ чистаго сердца, между тмъ какъ сердце маленькой Гетти оставалось къ нему чорствымъ и повидимому ожесточеннымъ. Она сердилась, что кузенъ ея пересталъ занимать въ обществ блистательное положеніе, — сердилась на то, что Гарри сдлался зависимымъ человкомъ и притомъ совершенію празднымъ. Весь міръ былъ вооруженъ: неужели же онъ не въ состояніи былъ поднять и нести оружіе? Это было время славы, сотни тысячъ жнецовъ выходили въ поле съ сверкающими серпами: неужели онъ не могъ взять своего серпа и пожать хоть одинъ или два свопа славы?

— Какъ жестоко обращается съ нимъ эта маленькая шалунья! сказалъ папа посл сцены, въ которой миссъ Гетти, врная своему плану, пускала маленькія стрлы въ подвижную мишень, каждый день являвшуюся и ставившую себя въ гостиной мистриссъ Ламбертъ.

— Ея поведеніе ршительно невыносимо, вскричала мама: — ее нужно высчь, и потомъ пусть она отправляется спать.

— Но, мама, — вдь это, быть можетъ, она длаетъ потому, что любитъ его, больше чмъ вс мы вмст, сказала Тео: — Гетти сердится, желая ему же добра. Еслибъ я любила…. кого нибудь, я старалась бы постоянно восхищаться имъ и уважать его, считать каждый его поступокъ справедливымъ, — считать моего джентельмена лучшимъ джентльменомъ въ мір.

— Да, моя милая, твоя правда: если твой отецъ избаловалъ васъ всхъ, то это потому, что онъ лучше всякаго джентльмена въ мір. Скажи, видла ли ты хоть одного человка, котораго бы можно было сравнить съ нимъ?

— Очень немногихъ, — сознавалась Тео, покраснвъ.

— Очень немногихъ. Ну, скажи-ка мн, кто добре его?

— Я думаю — никто.

— Кто храбре его?

— Мистеръ Вульфъ, Гарри, мистеръ Джоржъ — очень храбрые люди.

— Кто учене и умне его?

— Мистеръ Джоржъ, мн кажется, очень ученъ и уменъ въ своемъ род, отвчала Тео.— Его манеры очень изящны — вы съ этимъ сами согласитесь. Это говоритъ и мадамъ де Бернштэйнъ, а она видла свтъ. И въ самомъ дл, мистеръ Джоржъ какъ-то особенно смотритъ на все свысока, чего я не замчала въ другихъ людяхъ, въ книгахъ, которыя онъ читаетъ, ему правится, сколько я замтила, все прекрасное, все благородное, онъ любитъ это наперекоръ наклонности своей къ сатир. Правду надо сказать, у него сатирическій характеръ, но этотъ характеръ проявляется только тогда, когда въ Джорж поднимется жолчь противъ низкихъ людей или низкихъ поступковъ. Я уврена, что ни у одного джентльмена нтъ такого мягкаго сердца. Не дальше, какъ вчера, посл разговора переполненнаго горечью, какъ вы говорили, я случайно выглянула изъ окна, и увидла, что онъ остановился на углу у прилавка торговки, и угощалъ яблоками цлую толпу ребятишекъ. А третьяго дня, когда онъ несъ ко мн Мольера, онъ остановился и подалъ нищему денегъ. Какъ онъ мило читаетъ по-французки! Я соглашаюсь съ нимъ на счетъ Тартюфа, — что настоящій негодяй и лицемръ, какъ бы онъ ни былъ уменъ и находчивъ, не долженъ быть главнымъ дйствующимъ лицомъ въ большой пьес. Яго, говорилъ мистеръ Джоржъ, почти такой же негодяй, но онъ не представляетъ перваго лица въ трагедіи, это преимущество предоставлено Отелло, несмотря на его благородную слабость. Но какихъ прекрасныхъ лэди и джентльменовъ представляетъ Мольеръ…. Такого мннія мистеръ Джоржъ, и…. впрочемъ, нтъ, — посл него я не смю повторять стихи Мольера.

— Значитъ, мой другъ, ты знаешь ихъ наизусть? спросила мистриссъ Ламбертъ.

— Да, мама,:_—отвчала Тео:— знаю…. да это все вздоръ!

Здсь я представляю себ, что миссъ Тео съ дтской доврчивостью съ усиленнымъ біеніемъ сердца поцаловала мать и потомъ вышла изъ комнаты, румяная, какъ роза. Отчегоже она не кончила начатой фразы? Оттого, что мама такъ странно на нее посмотрла. А отчего мама посмотрла на нее такъ странно? И отчего Тео не спускаетъ глазъ съ мистера Джоржа, когда онъ уходитъ, не спускаетъ съ него глазъ, когда онъ приходитъ?— Да, скажите: отчего зарумяниваются щечки и разцвтаютъ розы? Старое время отлетаетъ по прежнему. Старетъ весна и за ней наступаетъ пора, въ которой все разцвтаетъ, за лтомъ идетъ осень — съ зрлыми плодами и сменами, а тамъ и зима, когда окоченвшія, скованныя морозомъ деревья бываютъ или совсмъ обнажены, или покрыты снгомъ.

Спустя нсколько минутъ посл прибытія Джоржа, Тео спускалась въ гостиную съ трепещущимъ сердцемъ и очаровательнымъ, самымъ свжимъ букетомъ розъ на щекахъ. Должно быть, Тео постоянно сидла у окна, изъ котораго виднлась вся улица и откуда она могла видть великодушіе Джоржа къ нищимъ и его покупку яблоковъ. Но если въ дверь стучался Гарри, Тео оставалась въ своей комнат за рукодльемъ или за книгами и отдавала приказаніе принять молодаго джентльмена или сестр или старшему брату, когда онъ прізжалъ изъ университета, или младшему, когда докторъ Крузій давалъ ему домашній отпускъ. И, должно быть, отличное зрніе имла миссъ Тео, даже по вечерамъ — если могла замтить разницу между русыми волосами Гарри и черными — Джоржа, или разницу между ихъ осанкой, тогда какъ другіе безпрерывно принимали одного брата за другаго. Утвердительно можно сказать, что Тео никогда не ошибалась ни въ томъ, ни въ другомъ, и что Гетти, съ своей стороны не волновалась и не сердилась, встрчая блокураго джентльмена въ гостиной матери.

Наши друзья могли приходить въ домъ мистера Ламберта во всякое время и оставаться въ немъ, сколько угодно. Однажды блокурый юноша сидлъ тамъ на диван, принявъ позу человка совершенно безпечнаго и чрезвычайно унылаго, — кто долженъ былъ выдти къ нему, какъ не миссъ Гетти? Да, удивительная вещь, что когда приходилъ Гарри, то къ нему являлась Гетти, а когда показывался въ дом Джоржъ, то его встрчала Тео, — отчего происходило это?— Двицы скоре согласились бы принять пытку, чмъ признаться. Въ настоящемъ случа, по сдланному заблаговременно распредленію, миссъ Ламбертъ младшая должна была принятьи занять молодаго виргинца.

Посл обычныхъ привтствій и комплиментовъ начался слдующій разговоръ.

— Скажите пожалуйста, отчего вы сегодня кажетесь такимъ скучнымъ?

— Ахъ, Гетти, отвчаетъ Гарри:— мн больше нечего длать, какъ только скучать. Помню, когда мы были еще мальчиками — и я однимъ изъ самыхъ лнивйшихъ, я постоянно просилъ у нашего учителя праздника и, получивъ его, обыкновенно гд нибудь повсничалъ, рзвился, бросалъ плоскіе камешки въ прудъ, любуясь ихъ прыжками по его поверхности, — и эти дни были для меня скучнйшими днями. Теперь же, что я долженъ длать съ утра и до вечера?

— Позавтракать и прогуляться, пообдать и снова прогуляться, потомъ выпить чаю, поужинать и на ночь выкурить трубку вашего виргинскаго табаку, — говоритъ миссъ Гетти, выразительно покачавъ головкой.

— Я вамъ вотъ что скажу: однажды вечеромъ, по возвращеніи съ братомъ вашимъ Чарли въ Шартро, мн такъ вотъ и хотлось сказать учителю: ‘сэръ, учите меня’. Этотъ тринадцатилтній мальчикъ знаетъ полатыни и погречески гораздо больше чмъ я, десятью годами его старше. Съ утра и до ночи я ршительно не имю никакого занятія, и, право, могъ бы снова обратиться къ моимъ книгамъ и постарался бы воротить потерянное въ юности. Чему же вы сметесь, Гетти?

— Мн смшно представить себ васъ въ глав класса, представить себ тотъ моментъ, когда васъ вызываетъ учитель!— восклицаетъ Гетти.

— Мн, Гетти, мн не бывать въ глав класса, — смиренно говоритъ Гарри. Джоржъ могъ бы быть въ глав всякаго класса, но я, какъ видите, ничего не знаю: въ молодости я не заботился о себ и былъ страшный лнтяй. Мы не позволяли учителямъ наказывать насъ, — а теперь я вижу, что наказаніе мн же послужило бы въ пользу.

— Да это было бы весьма недурно и въ настоящее время, хотла сказать она, но вмсто того спросила только: а вамъ разсказывалъ Томъ о школьныхъ наказаніяхъ? Неужели вы и посл этого хотите поступить въ школу?

— Разсказъ Тома о школ, простодушно отвчалъ Гарри:— убждаетъ меня, что я былъ лнивъ въ то время, когда нужно было учиться, и что я вовсе не имю наклонностей къ ученью, посл этого къ чему же я способенъ?— Разв только къ тому, чтобъ мотать наслдство по прізд за границу, убивать время въ клубахъ и на конскихъ скачкахъ или гоняться за собаками. Нтъ, нтъ! я ни къ чему не способенъ.

— Такой видный, храбрый, здоровый молодой человкъ — и ни къ чему неспособенъ? восклицаетъ Гетти.— Еслибъ я была вдвое такъ неспособна, мн бы совстно было признаться въ этомъ какой бы то ни было женщин!

— Что же стану я длать? Прошу позволенія поступать въ военную службу, и мадамъ Эсмондъ не отвчаетъ на это ни слова. Это единственное занятіе, къ которому я годенъ.— Но, опять, у меня нтъ денегъ купить мсто. Промотавъ свои собственныя деньги и столько же денегъ, принадлежавшихъ брату, я не могу и не хочу просить боле. Если мат позволитъ мн поступить въ армію, поврьте,— я буду прыгать отъ радости.

— ГмI Джентльменъ съ энергіей и силою воли не долженъ нуждаться въ согласіи женщины на право привсить саблю къ бедру или вычистить ружейный замокъ! Слышали ли вы, что говорилъ намъ папа о молодомъ джентльмен, который вчера являлся ко двору?— Сэръ Джонъ Армитэджъ….

— Сэръ Джонъ Армитэджъ?— Посщая клубы, я его знавалъ: прекрасный, благородный, милый джентльменъ,— иметъ въ сверныхъ провинціяхъ огромное помстье.

— И въ добавокъ женится на извстнйшей красавиц — миссъ Гау, на сестр милорда Гау,— но это, мн кажется, для джентльмена не можетъ служитъ препятствіемъ….

— Препятствіемъ — къ чему? спрашиваетъ Гарри.

— Къ пріобртенію славы! отвчаетъ миссъ Гетти. Я думаю, ни одна женщина не ршилась бы сказать своему возлюбленному: ‘останься!’ въ то время, когда отечество говоритъ ему: ‘иди!’ Сэръ Джонъ вызвался участвовать въ предпринимаемомъ поход, и вчера, когда его величество спросилъ: скоро ли онъ будетъ готовъ къ отправленію? ‘Завтра, ваше величество!’ отвчалъ сэръ Джонъ. Король замтилъ на это, что такой отвтъ можетъ дать только настоящій воинъ. Отецъ мой гоже съ нетерпніемъ ждетъ похода, не смотря на то, что придется оставить мама и дтей. О Боже!— Зачмъ я не мужчина? Оба мои брата приготовляются въ духовное званіе, — что касается до меня, то я была бы славнымъ солдатомъ!

Сказавъ это, маленькая Гетти выпрямилась, приняла воинственную осанку и, маршируя по комнат, казалась такою храброю, какъ Іоанна д’Аркъ.

Гарри смотрлъ на нее съ восхищеніемъ.

— Мн бы не хотлось, сказалъ онъ: — видть ружье на этомъ маленькомъ плеч, или рану на такомъ хорошенькомъ личик.

— Рану!— Бояться ранъ? вскричала Гетти. Бояться ружья?— Еслибъ я могла носить его, я бы носила. Вы, мужчины, воображаете, что мы ни къ чему больше не способны, какъ только длать пуддинги или шить по канв. О, зачмъ я не мужчина? Джоржъ вчера читалъ намъ изъ Тасса — да вотъ это здсь, — мн кажется, эти стихи относятся прямо до меня. Посмотрите, — вотъ и книга, тутъ замчено, гд мы остановились.

— Замчено? сказалъ Гарри съ нкоторымъ подобострастіемъ.

— Да, на этомъ мст говорится о женщин, разочарованной потому…. потому что ея братъ нейдетъ на войну, и вотъ что говоритъ она о себ.

‘О, еслибъ небо даровало мн силу и бодрость, тогда бы это шолковое платье….’

— Шолковое платье? съ вопрошающимъ видомъ замтилъ унылый Гарри.

— Такъ сказано въ книг. Я думаю, врне было бы сказать — коломянковое платье, подальше:

‘…. шолковое платье и легкій вуаль замнили бы мн панцырь и шлемъ. Тогда ни зной, ни холодъ, ни дождь, ни градъ, ни бушеванье бури, ни завыванье втра, ничто не удержало бы меня, я сражалась бы день и ночь, и въ правильномъ бою. и въ частныхъ стычкахъ….’

— Каково! Я бы сама хотла сражаться. Зачмъ оба мои брата хотятъ быть пасторами? Одному изъ дтей моего папа непремнно слдуетъ быть воиномъ!

Гарри засмялся скромнымъ, добродушнымъ смхомъ. Онъ сознавалъ, что для него было бы убійственно подстрлить такого нжнаго маленькаго воина.

— Знаете ли что, сказалъ онъ, приподнявъ къ верху палецъ: — вотъ этотъ палецъ немного разв меньше вашей руки. Ну, въ состояніи ли вы бороться съ огромнымъ и сильнымъ мужчиной? Впрочемъ, и то сказать, хотлъ бы я еще видть, какой мужчина осмлится васъ обидть. Маленькое, нжное, слабое созданіе! Неужели вы полагаете, что васъ осмлится кто нибдь обидть?

И Гарри, возбужденный порывомъ негодованія, началъ ходить по комнат, разгорячаясь боле и боле отъ одной мысли, что какой нибудь негодяй французъ можетъ оскорбить миссъ Гесгеръ Ламбертъ.

Довренность къ этой безмолвной храбрости молодаго человка совершенно подчиняла ему маленькую Гетти, качество, которымъ, по ея мннію, обладалъ Гарри, заставляло ее особенно восхищаться молодымъ виргинцемъ. Въ сущности миссъ Гетти была нисколько не отважне Эрминіи, рчи которой она вычитывала изъ книгъ и о которой мистеръ Гарри Варрингтонъ слышалъ впервые. Случалось, что онъ находился въ той же комнат, гд братъ его Джоржъ читалъ семейству Лахмберта поэтическія произведенія, но его мысли были заняты своими собственными длами, и потому для него вс Клотильды, Эрминіи, гиганты, волшебники и т. п. представляли какой-то хаосъ. Да, я говорю съ полнымъ убжденіемъ, что миссъ Гетти не имла въ своей натур ничего мужественнаго, ничего геройскаго, иначе, безъ всякаго сомннія, она скоро почувствовала бы влеченіе къ мягкосердечному молодому человку, съ міролюбивыми наклонностями, напримръ, къ какому нибудь талантливому музыканту, потому что это такъ слдуетъ по закону контраста, постановленному самой природой. Кому не извстно, что великіе и сильные мужчины привязываются всей душой къ слабымъ, нжнымъ, маленькимъ женщинамъ, что нжныя, маленькія женщины плняются огромными, сильными мужчинами и что могучіе богатыри и герои постоянно бываютъ у жены своей подъ башмакомъ? Если мистеръ Гарри Варрингтонъ влюбится въ такую женщину, какъ миссъ Ламбертъ, и если женится на ней, то, не прибгая къ предсказателямъ, мы сами можемъ сказать, чмъ это кончится.

Итакъ, Гетти продолжала бросать въ Гарри свои маленькіе стрлы сарказма, отъ которыхъ Гарри не ощущалъ ни малйшей боли и позволялъ стрлять, пока ему не трудно было вынимать ихъ и отбрасывать въ сторону. Неужели она надялась возбудить въ немъ дятельность своими насмшками? Гарри былъ слишкомъ добродушенъ, чтобы понять такіе пустые намеки…. Неужели она надялась пристыдить его, сказавъ, что она, слабая женщина, готова надть на себя панцырь и шлемъ? Простодушный молодой человкъ или обмиралъ отъ одной мысли о ея опасности, или смялся, представляя себ ее въ рядахъ сражающихся воиновъ.

— Ну, скажите пожалуйста, какая же польза имть сильную руку и употреблять ее только на то, чтобы помогать моей мамё разматывать шолкъ? произноситъ миссъ Гестеръ.— Какая польза быть сильнымъ и постоянно сидть въ гостиной? Вдь вы не понадобитесь здсь, чтобы выбросить кого нибудь въ окно! Удивительно сильный человкъ! На иной ярмарк можно встртить человка еще сильне. Джемсъ Вульфъ не можетъ похвастаться силой. Онъ кажется такимъ слабымъ и больнымъ. Когда онъ былъ здсь въ послдній разъ, то все время кашлялъ и былъ такъ блденъ, какъ будто передъ нимъ явился призракъ.

— Я никогда не могъ понять, отчего человкъ долженъ страшиться призрака, сказалъ Гарри.

— А вамъ когда нибудь случалось его видть? спросила бойкая молоденькая лэди.

— Нтъ. Однажды дома, когда мы были еще мальчиками, я подумалъ, что увидлъ призракъ, по оказалось, что это былъ Натанъ въ ночной сорочк. Принявъ его за призракъ, я однакоже не испугался нисколько, — съ серьёзнымъ выраженіемъ сказалъ Гарри. Джоржъ немного испугался, но вдь онъ….

И Гарри замолчалъ.

— Что же такое онъ? спросила тетка.

— Джоржъ совсмъ не то, что я. Наша мать женщина не боязливая, но, увидвъ мышонка,— кричитъ, постоянно кричитъ. Такова ея натура. Поэтому-то, можетъ статься, мой братъ и не можетъ хладнокровно видть привидніе. Для меня такъ все равно.

— Джоржъ постоянно говоритъ, что вы могли бы быть воиномъ лучшимъ, чмъ онъ.

— Такъ я думалъ бы и самъ, еслибъ мн позволили сдлать попытку. За то Джоржъ можетъ сдлать тысячу вещей лучше меня, и лучше всякаго въ мір. Отчего онъ не позволилъ мн отправиться въ экспедицію Брэддока въ качеств волонтера? Индецъ снялъ бы кожу съ моего черепа, и было бы гораздо лучше: я бы не промотался, не заставилъ бы указывать на себя пальцемъ и говорить, что я опозорилъ имя Варрингтонцвъ. Почему бы мн не идти волонтеромъ и въ эту экспедицію, подобно Джону Армитэджу? О ГеттиI я очень, очень несчастливъ.— И несчастный молодой человкъ началъ ходить по комнат вдвое скоре.— Лучше бы мн не прізжать въ Европу, произнесъ онъ, съ тяжелымъ вздохомъ.

— Какой прекрасный комплиментъ. Благодарю васъ, Гарри! сказала Гетти, и, замтивъ вопрошающій взглядъ джентльмена, прибавила: — такъ вы думаете воротиться домой?

— Чтобы надо мной смялась вся Виргинія! Да тамъ нтъ ни одного джентльмена, который бы не осмялъ меня, кром разв одного, да и его моя мать не жалуетъ. Мн теперь стыдно воротиться домой. Гетти, вы не знаете моей матери. Я боюсь многаго, но ея больше всего. Что скажу я ей, когда она спроситъ: Гарри, гд твой капиталъ? Промоталъ, мама, долженъ я отвтить, — не правда ли? Промоталъ, и потомъ отправился въ тюрьму. Кто же вывелъ тебя изъ тюрьмы? Братъ Джоржъ, мадамъ, и теперь я пріхалъ домой, не сдлавъ ничего хорошаго, безъ всякой профессіи, безъ всякихъ видовъ, безъ всего, остается только смотрть за неграми, переносить упреки, спать за проповдями, играть въ карты, пить и смотрть на бой птуховъ въ окрестныхъ тавернахъ. Скажите, какъ я посмотрю въ лицо нашихъ провинціальныхъ джентльменовъ? Нтъ, нтъ, мн стыдно воротиться домой. Я непремнно долженъ что нибудь сдлать для себя! Но что я сдлаю, Гетти? О, научите, что я долженъ сдлать?

— Что сдлать? А что сдлалъ мистеръ Вульфъ при Люнебург? Онъ былъ влюбленъ — мы это знаемъ наврное — и все-таки не остался у матери, чтобъ та его нянчила, не остался говорить нжности предмету своего обожанія. Онъ поступилъ въ королевскую службу и воротился домой, покрытый славой. Если въ Америку будетъ еще компанія, то папа говоритъ, что по всей вроятности онъ будетъ назначенъ главнокомандующимъ.

— Какъ бы я желалъ, чтобы онъ взялъ меня съ собой: пуля, попавшая въ голову, покончила бы вс разсчеты съ жизнью, простоналъ Гарри.— Вы говорите, Гетти, какъ будто моя вина, что я не въ арміи, тогда какъ вамъ извстно, что я отдалъ бы… отдалъ бы… что мн отдать? и самъ не знаю…. отдалъ бы жизнь за одну возможность поступить на службу.

— Отдали бы жизнь! сказала миссъ Гетти, пожавъ плечами.

— Не думаете ли вы, что она иметъ нкоторую цнность, печальнымъ тономъ замтилъ Гарри.— Нтъ! она боле никому не дорога. Теперь я ни боле, ни мене, какъ несчастное, безполезное существо. Находясь въ зависимости и здсь и дома, я даже не могу распорядиться жизнью, какъ бы мн хотлось.

— Въ какой зависимости? Кажется, вы довольно взрослы и въ такихъ лтахъ, что можете дйствовать по своей вол, неужели же Джоржъ долженъ быть вашимъ учителемъ здсь, а ваша мать — вашей учительницей дома? Еслибъ я была мужчиной, то на двадцать-третьемъ году сдлала бы что нибудь славное — это врно! Я бы то сдлала, что о мн заговорилъ бы весь свтъ! Я бы не осталась на привязи у женскаго платка, не стала бы проклинать свое счастье. Клянусь, не стала бы!

Гарри только теперь началъ отклонять отъ себя слова Гетти.

— Нтъ, Гетти! сказалъ онъ покраснвъ: — всякій негръ въ нашемъ помстьи въ тысячу разъ свободне меня, миссъ Ламбертъ, у насъ не принято упрекать несчастнаго за то, что онъ свободенъ. Это неблагородно. По крайней мр это неблагородно по моимъ понятіямъ о чести. Быть можетъ, у женщинъ понятіе это совсмъ другое, а можетъ быть — я и самъ ошибаюсь, и не имю права сердиться на молодую двицу, высказывающую мн мои недостатки. Можетъ статься и то, что мои недостатки — слдствіе моего безсчастія. Вы уже давно мн твердите, что такой-то поступилъ волонтеромъ, такой-то увнчалъ себя славой, превозносите ихъ храбрость, какъ будто я ея не имю. Этого матеріала, позвольте сказать, я имю запасъ не мене всякаго джентльмена. Я говорю безъ хвастовства, мн не страшенъ ни мистеръ Вульфъ, ни сэръ Джонъ Армитэджъ, словомъ — никто. Могу ли я получить мсто, промотавъ послдній шиллингъ, могу ли я просить у брата, который уже отдалъ мн свою половину? Джентльменъ моего происхожденія не можетъ поступить въ военную службу простымъ солдатомъ, въ противномъ случа, клянусь Юпитеромъ, я поступилъ бы давно! И еслибъ пуля ршила мою участь, надюсь, миссъ Гетти Ламбертъ не очень бы опечалилась. Нехорошо, Гетти, я этого не ожидалъ отъ васъ.

— Что же нехорошаго сказала я? спросила молоденькая лэди.— Я только и сказала, что сэръ Джонъ Армитэджъ поступилъ волонтеромъ, мистеръ Вульфъ покрылъ себя почестями, и вы начинаете выговаривать мн! Чмъ я виновата, если мистеръ Вульфъ храбръ и знаменитъ? Скажите, есть ли тутъ поводъ сердиться на меня?

— Я не сержусь, серьёзно сказалъ Гарри.— Мн только обидно.

— Въ самомъ дл! А я думала, что такое маленькое созданіе, какъ я, не въ состояніи обидть кого нибудь. Правда, для меня очень лестно, что молоденькая барышня, у которой рука тоньше вашего мизинца, можетъ обидть такого сильнаго мужчину, какъ вы.

— Этого я не ожидалъ отъ васъ, повторилъ молодой человкъ.— Вы сами знаете, что я не привыкъ къ подобнымъ пріемамъ въ этомъ дом.

— Что у васъ такое, мой бдный юноша? спросила добрая мистриссъ Ламбертъ, заглянувъ въ дверь при послднихъ словахъ Гарри, и увидвъ на его лиц выраженіе глубокой горести.

— Исторія, мама, которую мы давно уже слушаемъ,— торопливо сказала Гетти.— Гарри повторяетъ свою старинную жалобу, что ему нечего длать, что онъ очень несчастливъ,— и вообще все, что онъ повторяетъ каждый день.

— А если бы мы хотли кушать, моя милая, и безпрестанно объ этомъ повторяли, то неужели это должно служить поводомъ къ тому, чтобы оставить тебя безъ обда? вскричала мама съ нкоторымъ волненіемъ. Кстати, Гарри, останьтесь отобдать съ нами. Теперь ровно три часа!

Гарри, посл немногихъ слабыхъ уклоненій, согласился остаться.

— Мужъ мой сегодня не обдаетъ дома, замтила мистриссъ Ламбертъ. За столомъ будутъ сидть три женщины, поэтому обдъ нашъ пройдетъ скучно.

— А когда между нами будетъ джентльменъ, то онъ оживитъ нашу скучную бесду! сказала Гетти и потомъ бросила на мама тотъ открытый, невинный взглядъ, къ которому Гетти прибгала каждый разъ, когда бывала преднамренно и особенно капризна.

За обдомъ миссъ Гетти была чрезвычайно разговорчива, мила и занимательна. Тео вовсе не знала о маленькой размолвк (это, друзья мои, сплошь да рядомъ бываетъ въ самыхъ милыхъ семействахъ), ничего не знала о случившемся, пока необыкновенная бойкость и веселость Гетти не возбудили въ ней подозрнія. Гетти старалась завязать разговоръ множествомъ разнообразныхъ предметовъ: она говорила о прусскомъ корол и послднихъ новостяхъ изъ Америки, о послднемъ маскарад, о грабеж близь Барнета, и когда сестра, изумленная такою словоохотливостью, спросила взорами причину ея, Гетти отвчала:

— Пожалуйста, сестра, не кивай мн и не подмигивай. Мама просила Гарри оживить нашу бесду, и я говорю, въ ожиданіи, когда онъ заговоритъ, я длаю то, что длаютъ въ театрахъ. Сначала музыка, потомъ представленіе. Пожалуйста, Гарри, начинайте!

— Гестеръ! вскричала мама.

— Что же такое? вдь я только прошу Гарри занять насъ. Мама, вы же сами сказали, что за обдомъ мы будемъ только одн, и безъ джентльмена было бы очень скучно, а вамъ, мистеръ Гарри, какъ видно, неугодно быть веселымъ.

— Я рдко бываю веселъ, а въ этотъ день мене, чмъ когда нибудь расположенъ къ веселью, отвчалъ бдный Гарри.

— Отчего же именно въ этотъ день? Для веселья вторникъ такъ же идетъ, какъ и среда. Единственный день, въ который мы должны быть серьёзны,— это воскресенье! Мама, вы это сами знаете! Въ воскресенье намъ нельзя ни пть, ни танцовать, словомъ — нельзя веселиться.

Въ этомъ род молоденькая женщина вела себя въ теченіе всего вечера, и за то по уход Гарри получила отъ матери и сестры похвалу. Гарри былъ не находчивъ и не умлъ отвчать на колкія шутки Гетти такими же шутками. Хотя Гарри и могъ бы возражать, но въ этомъ случа предпочиталъ молчаніе. Онъ былъ слишкомъ великодушенъ, чтобы вступить въ эту малую войну, и ршился перенесть вс сарказмы со стороны Гетти безъ всякой попытки отклонить или уклониться отъ нихъ. Весьма вроятно, что молоденькая лэди, поступая такъ жестоко съ молодымъ человкомъ, наблюдала за нимъ и восхищалась его великодушіемъ. Ея роднымъ и друзьямъ не нужно было упрекать ее посл такихъ припадковъ своенравія, потому что она, согласно ея чистосердечному признанію, страдала сама гораздо боле того, чмъ они желали, совсть наказывала ее сильне, чмъ они полагали. Я полагаю, что наступавшую ночь она проводила въ безсонниц, подушка Гетти совершенно безъ ея сознанія облита была слезами, Гетти не замтила бы своихъ рыданій, еслибъ они не будили сестру, на другой день она была нездорова, къ ней приглашали доктора, — все семейство пришло въ уныніе, за обдомъ мать задыхалась отъ душевнаго волненія и негодованія, отецъ молча лъ любимое блюдо, какъ только отворялась дверь, вс на нее поглядывали, въ тщетномъ ожиданіи, что въ нее входитъ Гарри. Если не является Гарри, думала Тео, то наврно придетъ Джоржъ.

Вечеромъ, совершенно неожиданно, приносятъ записку отъ Джоржа и при ней большой букетъ сирени.

‘Пріятнымъ долгомъ считаю засвидтельствовать мое неизмнное почтеніе мистриссъ Ламбертъ и ея дочерямъ, писалъ Джоржъ: — и вмст съ тмъ покорнйше прошу представить миссъ Тео этотъ букетъ сирени, которую она такъ любитъ при наступленіи весны. Благодарите за этотъ букетъ не меня, но бедфордскаго садовника, съ которымъ я недавно познакомился, подаривъ ему нсколько сухихъ экземпляровъ виргинскихъ растеній, душисте всякихъ сиреней.

‘Я пробылъ въ саду почти цлый день. Въ немъ такъ отрадно, на каждомъ шагу проявляется наступленіе весны, въ немъ я написалъ дв сцены извстной вамъ трагедіи и выправилъ стихи, которые поетъ пажъ въ четвертомъ дйствіи, подъ окномъ Сивиллы, въ то время, когда она не можетъ слышать, потому что, — бдняжка!— ей только передъ этимъ отрубили голову.’

— Досадно! Мн не нравится, что онъ постоянно надъ всмъ смется! Стихи вовсе не требовали поправокъ, они и безъ того прекрасны! сказала Тео.

— Въ самомъ дл, мой другъ? Какъ это странно! замчаетъ папа.

Маленькая Гетти съ легкой усмшкой выглядываетъ изъ своего унылаго уголка. Тайна Тео уже боле не тайна во всемъ дом.— Догадаются ли молодые люди, въ чемъ она заключается?— Миссъ Тео продолжаетъ читать.

‘Спенсеръ пригласилъ къ себ на завтракъ знаменитаго мистера Джонсона, который согласился выслушать мою пьесу, и вроятно ею останется доволенъ, потому что судьба моей героини совершенно одинакова съ судьбой его Ирены. Я слышалъ, что онъ пришелъ въ Лондонъ съ котомкой за плечомъ, въ которой лежала его первая трагедія. Не знаю, попадетъ ли она на сцену Мая? Въ состояніи ли вы представить себ свистъ подл музыкантовъ и шиканье въ партер въ той пагубной части четвертаго акта, гд на сцен является палачъ съ своей огромной скирой, въ ту страшную минуту, когда его призываютъ исполнить казнь? Говорятъ, что мистеръ Фильдингъ, когда въ партер зашикали во время представленія одной его пьесы, на счетъ которой предостерегалъ его самъ мистеръ Гаррикъ, сказалъ, чтобы ихъ повсили! Знали, къ чему придраться!— И преспокойно кончилъ свой пуншъ. Надо полагать, что его жены не было въ лож. Есть женщины, которыхъ я не хотлъ бы огорчить, которымъ я готовъ отдать все, что у меня есть лучшаго.’

— Кого же онъ подразумваетъ подъ этимъ?— Письмо адресовано теб, моя милая, утвердительно можно сказать, что онъ ухаживаетъ за твоей матерью передъ моими глазами!— сказалъ папа, обращаясь къ Гетти, которая вмсто отвта только вздохнула, положила руку въ руку отца и потомъ отняла ее.

‘….которымъ готовъ отдать все, что у меня есть лучшаго. Сегодня я отдаю только букетъ сирени. Завтра…. что бы такое отдать?— ну, хоть втку руты, втку лавра, или что нибудь въ этомъ род, и все-таки — мое лучшее.

‘Сегодняшній день былъ для меня однимъ изъ самыхъ долгихъ и лучшихъ дней, я провелъ его совершенно одинъ. Что вы думаете о Гарри, который разъигрываетъ роль лнивца? Я полагаю, Карпецанъ страшно надолъ ему. Дйствительно, въ теченіе послднихъ недль жалко было смотрть на него, для него была бы очень полезна перемна воздуха и мста. Сегодня утромъ, очень рано, онъ вошелъ въ мою комнату и сказалъ, что взялъ мсто въ портсмутскомъ дилижанс съ намреніемъ прокатиться на островъ Вайтъ, въ военный лагерь.’

Въ лагерь!— Гетти блднетъ при этомъ извстіи, мать продолжаетъ:

‘Частью тамошняго войска, именно тридцать-вторымъ полкомъ, командуетъ полковникъ Ричмондъ Веббъ, племянникъ знаменитаго стараго генерала, подъ командою котораго служилъ мой ддъ Эсмондъ въ великія войны Марльборо. Мистеръ Веббъ встртилъ васъ у дяди, обошелся съ нами очень ласково и пригласилъ навстить его въ полковой квартир. Пусть же братъ мой създитъ и послушаетъ свою любимую музыку — флейту и барабанъ! Онъ поручилъ мн объявить всмъ лэди, что он скоро о немъ услышатъ. Съ своей стороны я цалую ихъ ручки и спшу одваться къ обду въ отел ‘Звзда и Подвязка’, въ улиц Поль-Молль. Съ нами будетъ обдать мистеръ Соамъ Дженинсъ, мистеръ Кембриджъ и, вроятно, мистеръ Вальполь, если только найдетъ приличнымъ обдать въ отел,— молодой ирландецъ, нкто мистеръ Буркъ, удивительный ораторъ и умница. Гумбо! скоре карету и срый французскій кафтанъ! Если джентльмены спросятъ меня: кто подарилъ вамъ втку сирени, которую вы пришпилили противъ самаго сердца?— вмсто отвта я сейчасъ же предложу тостъ за здоровье сирени!’

——

Гетти, припоминая утренній разговоръ свой съ бднымъ Гарри, провела, я думаю, наступившую ночь такъ же безпокойно, какъ и прошедшую. Надо полагать, что въ душ этого джентльмена образавалось какое-то тайное, ршительное намреніе, потому что, оставивъ домъ мистера Ламберта, онъ долго ходилъ по улицамъ и уже поздно вечеромъ явился къ мадамъ де-Бернштэйнъ. Баронеса въ послднее время чувствовала себя нехорошо, такъ что принуждена была отказываться отъ любимыхъ раутовъ, и на этотъ разъ сидла за спокойной игрой въ экарте съ кастльвудскимъ священникомъ, о которомъ ничего не было слышно съ тхъ поръ, какъ онъ находился въ долговой тюрьм, рядомъ съ тюрьмой, въ которой заточенъ былъ Гарри Варрингтонъ. Джоржъ, по просьб Гарри, уплатилъ небольшой долгъ, за который мистеръ Самсонъ подвергался временному страданію. Джоржъ далъ ему средства жить на его счетъ въ теченіе года. Быть можетъ, въ промежутокъ, въ который мы его не видали, онъ нсколько разъ попадалъ и выходилъ изъ тюрьмы. Уже нсколько времени, какъ онъ воротился въ Лондонъ, по обыкновенію полный и здоровый, и готовъ былъ по прежнему принять приглашеніе на бутылку вина или игру въ карты. Мадамъ де-Бернштэйнъ вовсе не хотла, чтобы игра ея была прервана приходомъ племянника, бесда котораго не имла теперь ни малйшаго интереса для этой измнчивой старухи. Мн кажется, посл очень молодыхъ людей величайшими эгоистами бываютъ люди очень старые. Сердце начинаетъ черствть вмст съ ослабленіемъ въ немъ притоковъ крови. Изъ головы западаетъ въ него холодный снгъ и: оледеняетъ чувства. Скажите, кому пріятно дожить до глубокой старости, утрачивать одну способность души за другою, быть безъ зубовъ, безъ глазъ, безъ памяти, безъ надежды, безъ сочувствія? Что сказали бы древніе патріархи, жившіе по девяти сотъ лтъ, еслибъ жили теперь, когда условія жизни измнились до того, что посл половины столтія, она становится тяжелымъ бременемъ?

Не получая отвта на свои рчи, кром односложныхъ да и нтъ,Гарри уныло слъ на кушетку подл своей тетки, которая пожала, плечами, повернулась къ племяннику спиной и продолжала играть. Кастльвудскій проповдникъ замтилъ однако же, что Гарри находился въ чрезвычайно встревоженномъ состояніи. Его лицо было блдно и носило мрачное выраженіе.

— Съ нимъ что нибудь случилось, прошепталъ онъ баронесс.

— Въ самомъ дл!— сказала она, снова пожала плечами и продолжала сдавать карты.

— Что съ вами, сэръ? спросила она, посл продолжительной паузы:— отчего у васъ такое печальное лицо?— Мистеръ Самсонъ, по послдней игр мы, кажется, имемъ поровну.

Гарри всталъ съ мста.

— Я отправляюсь въ дорогу и зашелъ проститься съ вами, сказалъ онъ весьма трагическимъ голосомъ.

— Въ дорогу! Ужь не въ Америку ли?— Я играю короля, мистеръ Самсонъ.

— Нтъ, отвчалъ Гарри:— въ настоящее время я ду на островъ Вайтъ.

— Вотъ что!— прекрасное мсто! сказала баронесса.— Bonjour, mon ami, et bon voyage!

И вмст съ этимъ она послала своему племяннику летучій поцалуй.

— Быть можетъ, я возвращусь не скоро, простоналъ бдный Гарри.

— Въ самомъ дл! Мы будемъ горевать о теб.— Если у васъ нтъ пикъ, то игра моя. Прощай.— мой другъ! Теперь не стоитъ говорить о дорог, ты разскажешь намъ, когда воротишься.

Гарри бросилъ на тетку печальный взглядъ и удалился.

— Съ нимъ случилось что нибудь серьёзное, сказалъ проповдникъ.

— О! этотъ мальчикъ постоянно длаетъ проказы! Я полагаю, онъ влюбился въ одну изъ тхъ деревенскихъ двочекъ — какъ ихъ зовутъ, не помню — Ламберты, кажется,— у которыхъ онъ просиживаетъ цлые дни. Онъ ничего хорошаго не сдлалъ здсь. Я обманулась въ немъ и напрасно принимала въ немъ живое участіе… Я возьму еще дв карты… Какъ вы думаете, что говорятъ о его кузин, о миссъ Варрингтонъ, которая длала глазки ему, воображая овладть такимъ призомъ, говорятъ, что король обратилъ на нее вниманіе и что лэди Ярмутъ вн себя отъ бшенства. Ха, ха! Ужь эти мн методисты Варрингтоны! Они нисколько не непорочне своихъ ближнихъ, и если Grand-senior, несмотря на свою старость, броситъ носовой платокъ, он вс кинутся ловить его.

— Вс, мадамъ, вы удивительно хорошо знаете свтъ!— вздохнувъ сказалъ проповдникъ.— Мой выходъ, мадамъ.

— Я жила въ немъ довольно долго, мистеръ Самсонъ, и могла узнать его. Самолюбіе развито въ немъ до невроятной степени, въ немъ вс стараются превзойти другъ друга!— Нтъ! больше картъ я вамъ не дамъ! Короля у васъ нтъ? Игра моя: у меня дама, валетъ и десятка…. да, свтъ самолюбивъ до-нельзя. А! и шоколадъ готовъ!

Карты поглощаютъ все вниманіе этой старухи. Дверь затворяется за ея племянникомъ и за всми его заботами. Подъ шляпой онъ выноситъ ихъ на улицу и нсколько времени ходитъ по темному городу.

— Праведное небо! думаетъ онъ,— какой я жалкій человкъ, какъ скучно и тяжело проходитъ моя жизнь!— Въ кругу пріятелей Джоржа я сижу и молчу. У меня нтъ ни ума, ни любезности, которыми одаренъ мой братъ. Я ему только въ тягость, еслибъ и хотлъ я помочь ему, то не знаю, какимъ образомъ. Тетушка Ламбертъ не перестаетъ быть доброй ко мн, и мн наконецъ становится стыдно пользоваться ея добродушіемъ. Даже Гетти не можетъ отвязаться отъ меня, и если выговариваетъ мн, что я убиваю время и ничего не длаю, то слдуетъ ли мн сердиться на нее? Вс другіе меня оставили: кузины, дядя и тетка давно уже охладли ко мн. Отправляясь въ Норфолькъ, они даже не захотли пригласить меня, хотя на денекъ, пострлять куропатокъ. хать въ Кастльвудъ, посл исторіи съ Маріей, я не могу, я переломалъ бы тамъ ребра этому бездльнику Виллю, и хорошо еще, что я держусь подальше отъ этого мста.

Припоминая вс свои приключенія съ минуты прізда въ Европу, Гарри заливается дикимъ смхомъ. Деньги, друзья, удовольствія,— все это исчезло, прошедшее представляется ему сновидніемъ. Онъ заходитъ въ клубъ Вайта, гд лакеи не видли его около года. Парламентъ этотъ закрытъ. Вс джентльмены ухали въ свои помстья, игра прекратилась, впрочемъ, если бы она и продолжалась, то ему нельзя было принять въ ней участіе. Въ его карман всего нсколько мелкихъ монетъ, хотя шкатулка Джоржа открыта для него во всякое время, и Гарри имлъ позволеніе брать изъ нея сколько ему угодно, но онъ очень рдко и экономно пользовался неоднократно повтореннымъ приглашеніемъ брата. Гарри садится и въ мрачномъ настроеніи духа выпиваетъ рюмку вина. Изъ Сентджемскаго дворца приходитъ нсколько офицеровъ. Въ былые дни онъ ихъ зналъ, они уже обдали и пили вино на дежурств, но зашли въ клубъ еще пость и попить. Одинъ изъ батальоновъ ихъ полка стоитъ въ Винчестер и отправляется въ большую экспедицію, о которой вс говорятъ и никто не знаетъ, куда именно. Молодые люди проклинали судьбу свою за то, что не принадлежали къ этому батальону и должны оставаться и скучать, занимая караулы въ Лондон и Кенсингтон! Веббъ имлъ свой полкъ, а между тмъ сдалъ его и поступилъ въ тридцать-второй полкъ помощникомъ полковаго командира. Онъ тоже идетъ въ экспедицію. Да вс почти идутъ, и молодые люди назвали десятки аристократическихъ фамилій, сыновья которыхъ поступили волонтерами.

— Теперь не то, что прежде, не ганноверцы подъ командой громаднаго принца, сказалъ одинъ молодой джентльменъ (родственники котораго лтъ сорокъ были торіями):— теперь идутъ англичане, съ гвардіей въ авангард и подъ предводительствомъ Марльборо! — Посмотримъ, устоятъ ли противъ нихъ французы? Наша армія, клянусь Георгомъ, непобдима!

Молодые люди потребовали еще пуншевую чашу и провозгласили нсколько громогласныхъ тостовъ за успхъ экспедиціи.

Мистеръ Варрингтонъ уходитъ изъ клуба въ то время, когда молодые люди уже не въ состояніи слдовать за нимъ, по дорог домой онъ размышляетъ о разговор молодыхъ людей, ложится спать и всю ночь думаетъ о томъ же.

— Что съ тобой, мой другъ? спрашиваетъ Джоржъ Варрингтонъ своего брата, когда послдній, при самомъ начал румянаго майскаго утра, входитъ въ его комнату.

— Мн надобно немного денегъ, сказалъ Гарри, глядя на брата. Лондонъ надолъ мн страшнымъ образомъ.

— Помилуй, Гарри! Да можетъ ли надость Лондонъ кому бы то ни было? спрашиваетъ Джоржъ, имвшій свои основанія считать этотъ городъ лучшимъ мстомъ въ мір.

— Мн первому. Я боленъ, я чахну въ немъ.

— Врно ты поссорился съ Гетти.

— Нтъ! Гетти такъ же мало думаетъ о мн, какъ и я объ ней, говоритъ Гэрри, качая головой. Очень просто — я боленъ и мн необходимъ деревенскій воздухъ.

При этомъ Гарри объявляетъ, что намренъ постить мистера Вебба на остров Вайт.

— Такъ что же, Гарри, — шкатулка съ деньгами передъ тобой, говоритъ Джоржъ.— Опусти руку и бери изъ нея, сколько хочешь. Какое чудное утро, и какъ свжо смотритъ Бедфордскій садъ!

— Благодарствуй, братъ! Да благословитъ тебя небо!

— Дай Богъ благополучно!— и голова Джоржа снова опускается на подушку, онъ вынимаетъ изъ подъ нея памятную книжку и начинаетъ выправлять стихи, между тмъ какъ Гарри, въ плащ на плечахъ и съ маленькимъ чемоданомъ подъ мышкой, идетъ на почтовую станцію въ Гольборн, откуда отправляется портсмутскій дилижансъ.

ГЛАВА XV.
МЕЛЬПОМЕНА.

Джоржъ Варрингтонъ никакимъ образомъ не позволялъ своимъ юридическимъ занятіямъ нарушать его спокойствіе и удовольствія, или производить вредное вліяніе на его драгоцнное здоровье. Мадамъ Эсмондъ въ своихъ письмахъ къ нему поставляла на видъ, что хотя онъ носилъ студентскую мантію и сидлъ въ толп людей безъ всякаго имени, но самъ имлъ имя, и довольно старинное, извстность котораго онъ долженъ поддерживать и нося которое онъ могъ занять въ отечеств своемъ мсто наравн съ первйшими лицами. Она желала, чтобы онъ занимался своей профессіей, какъ джентльменъ, изъ одного расположенія къ наук, а не какъ труженикъ, изъ необходимости имть кусокъ хлба. Молодой человкъ довольно охотно повиновался такимъ приказаніямъ, такъ что, можно сказать, онъ не принадлежалъ къ рядовымъ юриспруденціи, но состоялъ въ ея служб волонтеромъ, подобно молодымъ джентльменамъ, о которыхъ мы слышали въ предъидущей глав. Хотя наука и не была такою взыскательною, какою сдлалась впослдствіи, хотя она и дозволяла своимъ ученикамъ гораздо боле свободы, боле удовольствій, боле пунша, боле частое посщеніе клубовъ и составленіе праздниковъ, чмъ въ настоящее время, когда послдователи ея почти не знаютъ ни удовольствій, ни отдыха, ни сна, ни пищи, но все же сто лтъ тому назадъ она была ревнивая госпожа и требовала, чтобы ей оказывали исключительное вниманіе. Муррэй, говорятъ, могъ бы быть Овидіемъ, но онъ предпочелъ быть лордомъ-канцлеромъ и вмсто лавроваго внка носить горностаевую мантію. Быть можетъ, мистеръ Варрингтонъ возвысился бы до пэра Англіи и до кресла лорда-канцлера, еслибъ учился долго и прилежно, еслибъ былъ ловкимъ придворнымъ и фаворитомъ присяжныхъ, — словомъ, если бы былъ совершенно другимъ человкомъ. Онъ оказывалъ емид глубокое уваженіе и вниманіе, но литературу любилъ боле законовъ.

Въ то удивительное время литература пользовалась необыкновенно большимъ почетомъ и любовью, поэты считались авторитетомъ. Въ судебныхъ мстахъ и въ палат общинъ джентльмены постоянно обращались къ Виргилію или Лукану. Что говорилъ по такому-то и такому-то предмету Статій или Луканъ, не говоря уже о Туллі или Тацит? Теперь ихъ господствованіе совершенно кончилось, поклоненіе Юпитеру и Юнон точно также вышло изъ моды, какъ и разработка миологической поэзіи и иики. Наступилъ вкъ экономистовъ, и Пантеонъ Тука сдлался забавнымъ. Правда, отъ времени до времени въ честь Олимпійскихъ боговъ Стэнли убиваетъ ягненка, Гледстонъ возлагаетъ внокъ, Литтонъ сожигаетъ иміамъ, но кому какая нужда до древнихъ обрядовъ, боговъ и поклоненій? Кому какое дло до музъ, и какая польза изъ всего этого греческаго и латинскаго хлама? Кому нужно знать, что такое Геликонъ, что за особа была Талія, и изъ сколькихъ слоговъ состоитъ слово Мельпомена, изъ трехъ или четырехъ?

Было уже говорено о томъ, какъ мистеръ Джоржъ въ дни своей юности, во время продолжительнаго досуга, которымъ онъ наслаждался дома и въ теченіе своего плна во французской крпости, на берегахъ Мононгахела, вмсто того, чтобъ оставаться празднымъ, ухаживалъ за Мельпоменой, и результатомъ ихъ союза была трагедія, которая хотя и не находится въ ‘Театральномъ Альманах Белла’, но нисколько не хуже нкоторыхъ пьесъ, напечатанныхъ въ этомъ изданіи. Большая часть молодыхъ людей платитъ дань уваженія этой трагической муз въ то время, когда они влюбляются въ женщинъ гораздо старше ихъ лтами. Откровенный читатель вроятно самъ сознается, если только онъ имлъ наклонность къ литературнымъ занятіямъ, что, при всемъ своемъ честолюбіи, онъ въ боле зрломъ возраст готовъ ограничиться въ своихъ притязаніяхъ и согласиться, что для перевода оды Горація или для переложенія стиховъ Воллера или Прайсера въ звучные сафическіе стихи, необходимо нужно употребить въ дло вс свои способности, тогда какъ для неопытной юности не стоило бы большаго труда написать трагедію или эпопею, и при этомъ находить въ нихъ неоцнимыя достоинства.

Джоржъ Варрингтонъ, по прізд въ Лондонъ, часто бывалъ въ обоихъ театрахъ, посщалъ театральные клубы и слушалъ мннія критиковъ, его можно было видть въ гостинниц Бедфордъ, расположенной между театрами, или въ гостинниц Сесиль, куда собирались посл спектакля актеры, любители и знатоки сценическаго искусства. Здсь онъ постепенно познакомился съ актерами и извстными писателями и поэтами. Въ этихъ домахъ нердко можно было видть тяжелаго старика Маклина, веселаго Фута, живаго Гнвисли и самого мистера Гаррика. Молодой нашъ джентльменъ, благодаря своему уму и скромности, а сверхъ того и богатству, которымъ онъ обладалъ, очень скоро понравился этому обществу и скоро сдлалъ открытіе, что актеры готовы были во всякое время пить, а писатели ужинать на его счетъ. Находиться въ хорошихъ отношеніяхъ съ сочинителемъ или актеромъ многіе молодые люди считали за особенное удовольствіе, и дйствительно — пировать съ Бабадилемъ, или съ Генрихомъ Пятымъ, или съ Александромъ Великимъ, взять щепотку табаку изъ табакерки Аристарха, сажать Юлію въ карету или провожать Монимію до ея кресла, это такія привиллегіи, которыми не могли не восхищаться молодые люди съ поэтической душой. Неудивительно, что и Джоржъ Варрингтонъ страшно полюбилъ театръ. Онъ не разъ давалъ актерамъ прекрасные обды, и говорили даже, что два геніальныхъ писателя доставили ему удовольствіе, занявъ у него нсколько денегъ.

Исправивъ и пополнивъ новыми красотами свое творческое произведеніе, мистеръ Варрингтонъ,— въ этомъ мы можемъ быть уврены, — совтовался съ своими друзьями, которые, само собою разумется, хвалили его и подавали совты. Мистеръ Спенсеръ, новый его знакомецъ изъ Темпля, задалъ превосходный завтракъ, за которымъ Варрингтонъ прочиталъ часть своего произведенія, и вс присутствовавшіе джентльмены единодушно объявили, что это произведеніе имло необыкновенныя достоинства. Даже ученый мистеръ Джонсонъ сказалъ, что пьеса обнаруживала талантъ. Правда, въ ней недоставало единства мысли, но правило соблюдать это единство было нарушаемо всми писателями, поэтому и мистеръ Варрингтонъ, слдуя примру другихъ, могъ имъ пожертвовать. Въ трагедіи мистера Варрингтона были мста, напоминавшія собою Коріолана и Отелло.

— А что же, вдь это дв превосходныя вещи, сэръ,— говоритъ молодой писатель.

— Конечно, въ этомъ нтъ никакого сомннія, катастрофа ваша ужасна, и тмъ боле, что она не лишена истины, — замчаетъ мистеръ Спенсеръ.

Надо сказать, что трагедія мистера Варрингтона была переполнена убійствами и кровопролитіемъ. Содержаніе ея заимствовано было изъ любимой книги его дда, въ которой описывалась жизнь стараго Джоржа Фрундсберга, изъ Миндельгейма, полковника австрійской службы во время войнъ Конетабля Бурбона. Одинъ изъ товарищей Фрундсберга, нкто Карицовъ, или Карпецанъ, былъ избранъ нашимъ молодымъ другомъ въ герои трагедіи.

Дйствіе въ первомъ акт, какъ это и теперь можно видть въ рукописи сэра Джоржа Варрингтона, — происходитъ передъ однимъ изъ прирейнскихъ монастырей, осаждаемомъ лютеранами подъ предводительствомъ Карпецана. Эти лютеране представляютъ особую шайку людей, для которыхъ ничего нтъ священнаго. Они вырывали бороды католическимъ монахамъ и срывали покрывала съ множества женщинъ, посвятившихъ себя богослуженію. Нсколько десятковъ такихъ женщинъ трепетали за оградой монастыря, гарнизонъ котораго, въ случа неприбытія къ полудню ожидаемаго подкрпленія, долженъ былъ сдаться. Между тмъ назначается перемиріе, и часовые вн ограды бросаютъ на монастырь алчные взоры, въ то время, какъ другіе солдаты играютъ на трав передъ воротами въ азартныя игры. Медленно и уныло бьетъ на монастырской башн двнадцать часовъ, а подкрпленія нтъ, какъ нтъ. Ворота отворяются, изъ нихъ выходитъ герольдъ и впускаетъ знаменитаго протестантскаго героя, наводившаго ужасъ на турокъ при Дуна и папистовъ въ Ломбардо-Венеціанскихъ равнинахъ, полковника Карпецана! И вотъ онъ входитъ, одтый въ стальную броню, на плеч у него боевой молотъ, которымъ онъ въ дребезги разбивалъ десятки вражескихъ щитовъ, знамена распущены, трубы на обширное пространство разносятъ воинственные звуки.

‘— Безчинства и оскорбленій чтобы не было! командуетъ Карпецанъ. Вино — ваше, въ монастырскихъ погребахъ и кладовыхъ добра много! Серебро плавить въ слитки, а если кто изъ гарнизона захочетъ вступить въ службу Гаспара Карпецана, то я охотно приму его и назначу хорошую плату. Монахинямъ отнюдь не длать оскорбленій! Я общалъ имъ безопасность, и если кто ршится коснуться до нихъ пальцемъ, тотъ будетъ повшенъ. Палачъ! помни это приказаніе.

Палачъ, мужчина громаднаго роста, въ красномъ камзол, киваетъ головой.’

— Мы будемъ видть этого господина еще нсколько разъ, объясняетъ гостямъ мистеръ Спенсеръ.

— Весьма пріятное знакомство, очень радъ видть такого джентльмена! говоритъ мистеръ Джонсонъ, качая головой надъ чашкой чаю. Эта сцена наемщиковъ, искателей счастія вооруженною рукою, ихъ дикія забавы,— полны новизны и жизни, мистеръ Варрингтонъ, — и я поздравляю васъ съ ней. Полковникъ, кажется, вошелъ въ монастырь? Позвольте же намъ услышать, что намренъ онъ длать.

Передъ побдителемъ является настоятельница и дв или три отшельницы. Какъ побдителя, он ведутъ его въ храмъ. Он еще прежде слышали о его жестокостяхъ въ святыхъ обителяхъ. Молотъ, который онъ беретъ на войну, раздробилъ уже множество священныхъ изображеній и разрушилъ множество зданій, посвященныхъ служенію Богу. Имъ извстно было, что этотъ святотатецъ растопилъ въ слитки множество священныхъ сосудовъ! Неудивительно, что настоятельница монастыря св. Маріи, женщина фанатическая, дерзкая на языкъ, благороднаго происхожденія, возненавидла этого еретика и ршилась высказать ему все, что лежало у ней на душ. Эта сцена, въ ко горой аббатиса ближе узнаетъ полковника, производила уже глубокое впечатлніе на слушателей мистера Варрингтона въ Темпл. Какъ ни страшенъ былъ Карпецанъ, но бойкость и откровенность аббатисы съ самаго начала его поразила, побдитель былъ побжденъ своей плнмицей.

Впрочемъ такой опытный воинъ не долженъ покоряться какой нибудь женщин.

‘— Скажите пожалуйста, много ли сестеръ въ здшней обители? спрашиваетъ Карпецанъ.

Аббатиса, съ видомъ замшательства и гнва, отвчаетъ, что благородныхъ сестеръ въ обители св. Маріи двадцать…. двадцать три.

Она хотла сказать двадцать-четыре, — а отчего же сказала только двадцать три?

‘— Отчего это замшательство? вопрошаетъ капитанъ Ульрикъ, одинъ изъ лучшихъ офицеровъ Карпецана.

Мрачный военачальникъ вынимаетъ изъ кармана письмо.

‘— Я требую отъ васъ, гнвнымъ тономъ говоритъ онъ, обращаясь къ аббатис: благородную лэди Сибиллу — живую или мертвую. Ея братъ, мой храбрый сподвижникъ, палъ подл меня при Милан. Съ его смертію она длается наслдницею всхъ его помстій. Говорятъ, что она заточена въ этотъ монастырь ея алчнымъ дядей. Пусть Сибилла сама произнесетъ свой приговоръ: оставаться среди здшнихъ сестеръ, или возвратиться въ свтъ и пользоваться свободой.

Эти слова привели абаттису еще въ большее смущеніе.

‘— Въ этой обители нтъ никакой лэди Сибиллы, — отвчаетъ она: — сестра Агнеса приняла монашескій санъ и отдала нашему ордену вс земли и богатства.

‘— Я требую отъ васъ немедленной выдачи лэди Сибиллы — живой или мертвой!— восклицаетъ Карпецанъ въ величайшемъ гнв. Въ противномъ случа, я даю сигналъ моимъ воинамъ предать мечу и огню всю обитель.

‘— Оставьте брань, вскричала аббатиса.— Воинъ!— лэди, о которой вы спрашиваете у меня, оставила этотъ міръ, полный грха, соблазна и суетности, три дня тому назадъ наша сестра Агнеса — умерла.’

Это извстіе глубоко взволновало Карпецана. Аббатиса призываетъ священника подтвердить ея показаніе. Изнуренный и блдный старикъ долженъ былъ сознаться, что несчастная сестра Агнеса три дня тому назадъ предана земл.

Этого уже слишкомъ много! Въ карман своего походнаго кафтана Карпецанъ иметъ письмо отъ самой сестры Агнесы, въ которомъ она говоритъ, что ее дйствительно похоронятъ, но въ одномъ изъ монастырскихъ подземелій, гд — или будутъ держать ее на хлб и вод, или просто уморятъ съ голода. Карпецанъ хватаетъ аббатису за руку, а капитанъ Ульрикъ священника за грудь. Полковникъ подаетъ сигналъ, и его свирпые воины врываются въ обитель.— Крикъ, вопли, трескъ, стукотня! Вдругъ, среди пламени, воплей и кровопролитія, передъ Карпецаномъ является сама Сибилла и безъ чувствъ падаетъ къ нему на плечо. Одна изъ монахинь съ алыми губками указала полковнику и Ульрику дорогу въ темницу сестры Агнесы, и такимъ образомъ познакомила лютеранскаго вождя съ ея положеніемъ.

Монастырь отданъ мщенію, говоритъ мистеръ Варрингтонъ. Первый актъ кончается разореніемъ монастыря, торжествующими криками воиновъ и воплями монахинь. Имъ предоставляется перемнить мантіи на свтскую одежду, потому что въ слдующемь акт, какъ вы увидите, он будутъ уже придворными дамами.

Тутъ начинается общее сужденіе о пьес. Если ее дать на Друрилэнскомъ театр, то мистриссъ Питчардъ едва ли исполнитъ роль аббатисы. Миссъ Питчардъ превосходно исполнитъ роль хорошенькой Сибиллы, а миссъ Гэтсъ — хорошенькой монахини. Мистеръ Гаррикъ недостаточно высокъ для роли Карпецана, — хотя, въ минуты одушевленія, покажется выше самаго огромнаго гренадера. Мистеръ Джонсонъ находитъ, что Вудвардъ будетъ отличнымъ Ульрикомъ, потому что онъ превосходно играетъ въ роли Меркуціо, — словомъ, о пьес трактуютъ такъ, какъ будто она уже принята на сцену, и раздаютъ актерамъ роли.

Во второмъ дйствіи Карпецанъ женится на Сибилл. Войны обогатили его, императоръ даровалъ ему титулы, и онъ съ величайшею роскошью живетъ въ своемъ замк, на Дуна.

Но при всемъ богатств, при всхъ титулахъ, Карпецанъ несчастливъ. Быть можетъ, въ періодъ своей буйной жизни предводительствуя шайкой разбойниковъ по обоимъ берегамъ Дуная, онъ надлалъ преступленій, которыя пробуждали въ немъ угрызеніе совсти. Быть можетъ, грубое его обхожденіе не нравилось жен, высокаго рода, любившей повелвать. Упрекая его низкимъ происхожденіемъ, вульгарными друзьями, которыми старый воинъ любилъ окружать себя, она заставляла его вести такую жизнь,— замтьте, я пишу только содержаніе пьесы Варрингтона, слишкомъ длинной, чтобы печатать ее цликомъ, — что бывало время, когда онъ сожаллъ объ освобожденіи этой очаровательной, но сварливой и капризной двы изъ монастырской тюрьмы. Посл суматохи перваго акта, второй актъ довольно спокоенъ и проходитъ большею частію въ ссор между барономъ и баронессой Карпецанъ до тхъ поръ, пока у воротъ замка не раздается звукъ охотничьяго рога, и барону докладываютъ, что молодому королю Богеміи и Венгріи угодно быть на охот въ этой части своихъ владній.

Дйствіе III происходить въ Праг, куда его величество пригласилъ барона Карпецана и его жену, съ благородными общаніями доставить послдней мсто при двор. Барона общали произвести въ графы, изъ полковника — сдлать главнокомандующимъ. Его жена блистательне и очаровательне всхъ придворныхъ дамъ, — а что касается до Карицова….

— Позвольте, сэръ, — позвольте: я знаю эту исторію,— говоритъ мистеръ Джонсонъ. Она есть у Метерана въ Theatrum Universum. Я читалъ ее въ Оксфорд, будучи еще мальчишкой… Карпецанъ или Карицовъ….

— А вотъ и четвертый актъ, говоритъ мистеръ Варрингтонъ.

Въ четвертомъ акт вниманіе молодаго короля къ Сибилл становится боле и боле очевиднымъ. Ея мужъ, возбуждаемый ревностью, долго борется съ этимъ чувствомъ, пока преступность жены становится несомннною — и тутъ-то мы читаемъ актъ, заключающійся истинно — трагически. Убжденный въ преступленіи жены, Карпецанъ отдаетъ приказаніе палачу, слдовавшему за нимъ во всхъ походахъ, убить ее въ ея собственномъ дворц. Занавсъ опускается въ минуту этого ужаснаго злодянія, совершеннаго въ боковой комнат, освщенной луннымъ свтомъ чрезъ венеціанское окно, подъ которое король подходитъ съ лютней и поетъ условную между нимъ и его преступной жертвой псню.

Эта псня, написанная стариннымъ слогомъ и помщенная еще въ третьемъ акт, гд дается королемъ и королевой великолпный пиръ, была признана Джонсономъ за удачное подражаніе манер мистера Валлера, ея повтореніе въ минуту преступленія, убійства и ужаса, чрезвычайно много усиливало трагическую мрачность сцены.

— Что же слдуетъ дальше? спросилъ Джонсонъ. Я помню, въ Репертуар Метерана говорится, что при Мансфельд Карпецанъ снова попалъ въ милость и, безъ всякаго сомннія, перебилъ множество людей на сторон, требовавшей реформы.

Но здсь нашъ поэтъ сдлалъ отступленіе отъ исторической истины. Въ пятомъ дйствіи, Людовикъ, король Венгріи и Богеміи, значительно уже устрашенный кровавымъ заключеніемъ своей интриги, получилъ извстіе, что Солиманъ сдлалъ нашествіе на его венгерскія владнія. На сцен являются два нобльмена и разсказываютъ, что въ совт, который созвалъ король по случаю нежданной всти, оскорбленный и взбшенный Карпецанъ бросился къ королю, переломилъ передъ нимъ свою саблю и бросилъ ее къ его ногамъ вмст съ перчаткой. Посл этого безумнаго вызова, мятежникъ бжалъ изъ Праги и съ тхъ поръ о немъ ничего не было слышно. Носились впрочемъ слухи, что онъ присоединился къ турецкому завоевателю, надлъ тюрбанъ и находился въ султанскомъ лагер, блые шатры котораго виднлись за ркой и противъ котораго король былъ уже въ поход. Вслдъ за тмъ король входитъ въ палатку съ своими генералами, распоряжается атакой и распускаетъ ихъ по мстамъ, удерживая при себ одного престарлаго и преданнаго рыцаря, которому признается въ своихъ прежнихъ преступленіяхъ, выражаетъ уваженіе къ своей доброй, оскорбленной королев и свою ршимость мужественно встртить день битвы.

‘— Какъ называется это поле?

‘— Могачъ, государь!— отвчаетъ старый воинъ, прибавляя, что Могачъ еще до заката солнца будетъ свидтелемъ кровопролитной битвы.

Барабанный бой и звукъ военныхъ трубъ возвщаютъ наступленіе страшной минуты, гремятъ цимбалы и дикіе музыкальные инструменты янычаръ. Мы въ турецкомъ лагер, и вонъ тамъ, окруженый вождями въ высокихъ тюрбанахъ, шествуетъ другъ султана Солимана, побдитель Родоса, знаменитый великій визирь.

Но кто этотъ воинъ въ восточномъ костюм и съ перчаткой въ чалм? Это Карпецанъ! Даже Солиманъ узналъ о его храбрости и жестокости. Карпецану знакома военная тактика венгерскаго государя, онъ зналъ, съ какой стороны слабе всего король Людовикъ, зналъ, какъ должно встртить кавалерію, нападеніе которой всегда бывало ужасно, и поэтому заманилъ ее въ болото, гд ожидала ее врная гибель, онъ проситъ дать ему команду въ передовыхъ отрядахъ и по возможности ближе къ тому мсту, гд будетъ находиться венгерскій король.— И прекрасно, — говоритъ мрачный визиръ:— непобдимый повелитель правоврныхъ наблюдаетъ за битвой съ вершины той башни. Къ концу дня онъ будетъ знать, какъ достойно вознаградить вашу храбрость.— Загремли встовые выстрлы, раздался звукъ трубъ, призывающій къ битв, — турецкіе вожди возвращаются къ своимъ мстамъ, общая смерть неврнымъ и клянясь въ вчной врности султану.

Битва во всемъ разгар, съ ея разнообразіемъ, такъ хорошо знакомымъ любителю театра. Христіанскіе рыцари и турецкіе воины являются на сцен въ одной сплошной масс. Военныя трубы не умолкаютъ. Войска съ той и другой стороны то приступаютъ, то отступаютъ. Карпецанъ, съ перчаткой въ чалм и своимъ ужаснымъ боевымъ молотомъ, производящимъ опустошеніе въ рядахъ непріятеля, бшено носится по полю, вызывая на бой короля Людовика. Ранегатъ этотъ хочетъ нанести смертельный ударъ налетвшему на него воину, но узнаетъ въ немъ молодаго Ульрика, бывшаго своего сподвижника, опускаетъ занесенный молотъ, велитъ молодому человку бжать и помнить Карпецана. Увидвъ своего молодаго друга и вспомнивъ былыя времена, когда вмст съ нимъ сражался за протестантскую вру, Карпецанъ замтно смягчился. Ульрикъ убждаетъ Карпецана воротиться въ отечество, и его убжденія кончаются вызовомъ на поединокъ. Они дерутся. Ульрикъ падаетъ отъ удара страшнаго молота. Ренегатъ совершенно таетъ при вид умирающаго товарища, какъ вдругъ передъ нимъ является Людовикъ, перья на его шлем оборваны, его мечъ иззубренъ, его щитъ измятъ и исколотъ отъ тысячи ударовъ, которые онъ наносилъ и отражалъ въ продолжительной и кровопролитной битв. А! это онъ!— восклицаетъ преступный король и обращается въ бгство, но Карпецанъ настигаетъ его. Вся чувствительность исчезаетъ въ немъ. Бшенство шипитъ въ его груди.— Бой ровный! реветъ Карпецанъ. Измнникъ будетъ сражаться съ измнникомъ!— Коварный король, коварный рыцарь, коварный другъ — я вызываю тебя на поединокъ!— И съ этими словами онъ вырываетъ изъ чалмы перчатку и бросаетъ ее къ ногамъ короля.

Само собою разумется, поединокъ состоится, и король падаетъ отъ страшной руки оскорбленнаго мужа. Людовикъ умираетъ, произнося несвязныя слова, выражавшія раскаяніе, и Карпецанъ, склонясь на свое смертоносное оружіе, произноситъ надъ трупомъ короля плачевный монологъ. Между тмъ собрались турецкіе воины: грозный день остался за ними. Въ нкоторомъ отдаленіи стоитъ мрачный визирь, окруженный янычарами, которыхъ луки и мечи до пресыщенія упитаны смертью. Онъ бросаетъ на Карпецана выразительный взглядъ.

— Христіанскій ренегатъ! говоритъ визирь.— Аллахъ даровалъ намъ знаменитую побду. Оружіе правоврнаго властелина торжествуетъ повсюду. Ты убилъ христіанскаго короля!

— Миръ душ его! Онъ умеръ, какъ добрый рыцарь, произноситъ умирающій Ульрикъ.

— Въ день этой битвы, продолжаетъ мрачный визирь, никто не оказалъ такой храбрости, какъ ты. Ты сдланъ пашею Трансильваніи! Стрльцы, впередъ! Стрляйте!

Стрла взвилась и вонзилась въ грудь Карпецана.

— Паша Трансильваніи! ты измнилъ своему королю, который лежитъ убитый твоею рукой! продолжаетъ визирь. Въ этотъ день великой побды ты отличилъ себя боле всякаго воина. Повелитель вселенной достойнымъ образомъ тебя вознаграждаетъ! Трубите маршъ! Ночью мы идемъ на Вну!

Занавсъ опускается въ то время, какъ Карпецанъ, подползая къ умирающему молодому другу, цалуетъ его руки и, задыхаясь, говоритъ:

— Прости меня, Ульрикъ!

——

Мистеръ Варрингтонъ, кончивъ чтеніе своей трагедіи, обращается къ Джонсону и съ покорностію спрашиваетъ:

— Ну, что вы скажете, сэръ? Можно ли надяться на успхъ?

Но мистеръ Джонсонъ, этотъ знаменитый критикъ, затруднялся высказать свое мнніе, потому что давно уже спалъ, и откровенно признался, что не слышалъ окончанія пьесы.

Вмст съ тмъ, какъ замолкъ голосъ чтеца, въ небольшомъ кружк слушателей начался говоръ и движеніе. При начал чтенія Джоржъ, можетъ статься, былъ очень взволнованъ, но послдніе два акта онъ прочиталъ необыкновенно хорошо, и за это вс слушатели его осыпали похвалами. Быть можетъ, похвалы эти были слдствіемъ окончанія пьесы. Слуга мистера Спенсера подаетъ питье, освжающее и подкрпляющее утомленныя силы. Студенты Темпля, глотая негусъ, выражаютъ различныя свои мннія. Они, можно сказать, превосходные критики, потому что превосходно знакомы съ театромъ, и трактуютъ о произведеніи мистера Варрингтона съ подобающею важностью.

Мистеръ Фаунтэйнъ полагаетъ, что визирь, произнося надъ Карпецаномъ смертный приговоръ, не долженъ былъ командовать: пли! потому что въ дл были не ружья, а луки и стрлы. Замчаніе это осталось безъ послдствій.

Мистеръ Фигтри, человкъ сантиментальный, крайне сожалетъ, что Ульрикъ не остался въ живыхъ и не женился на комической героин.

— Нтъ, милостивый государь, говоритъ мистеръ Джонсонъ: — это вещь невозможная, потому что венгерская армія потерпла совершенное пораженіе при Могач, и Ульрикъ непремнно долженъ быль пасть вмст съ другими. Онъ могъ бы спастись бгствомъ, но вы бы сами не согласились выставить героя трусомъ! Произнесите смертный приговоръ надъ капитаномъ Ульрикомъ, но казните его съ военными почестями.

Мистеръ Эссексъ и Танфильдъ выразительно посматриваютъ другъ на друга, стараясь угадать, кто этотъ чудакъ, который всмъ противоречитъ и въ заключеніе предлагаетъ прокатиться по Темз и подышать чистымъ воздухомъ, посл утомленія, произведеннаго трагедіей.

Общее мнніе, однакожъ, совершенно благопріятно для мистера Варрингтона, а мнніе мистера Джонсона, которое нашъ авторъ цнитъ выше всего, еще благопріятне. Быть можетъ, мистеръ Джонсонъ хотлъ только польстить такому свтскому молодому джентльмену, какъ мистеръ Варрингтонъ.

— Что касается до смерти героини, говорилъ онъ:— то я вполн соглашаюсь съ вами. Я говорю это, какъ драматургъ, который убилъ свою собственную героиню и получилъ за это plausus in theatro. Слышать свое собственное произведеніе въ дом рукоплесканій — въ высшей степени восхитительно. Мн пріятно видть молодаго человка съ хорошимъ именемъ и хорошаго происхожденія, который допускаетъ, что трагическая муза нисколько его не унижаетъ. Я — такъ пригласилъ ее въ жалкую хижину и просилъ вывести меня изъ нищеты и ничтожества. Счастливы вы, мой другъ, что можете встртиться съ ней, какъ равные, можете жениться на ней безъ приданаго. Поздравляю васъ, мистеръ Варрингтонъ, съ удачнымъ произведеніемъ, и если желаете поставить его на сцену, то буду очень счастливъ, если успю убдить моего пріятеля мистера Гаррика познакомиться съ вами.

— Мистеръ Гаррикъ будетъ его крестнымъ отцомъ, сказалъ румяный мистеръ Фигтри:— Мельпомена — крестной матерью, а котелъ изъ Макбета — купелью.

— Извините, сэръ, замтилъ знаменитый литераторъ: — я ни слова не говорю ни о купели, ни о крестной матери. Я не хочу издваться надъ нравственностью или религіей, да и въ пьес мистера Варрингтона ничего нтъ подобнаго. Въ ней порокъ наказанъ, какъ это и слдуетъ, даже въ короляхъ, хотя мы и привыкли судить о ихъ искушеніяхъ слишкомъ легко. Мщеніе тоже наказано, съ тою цлію, чтобы оно, при нашемъ ограниченномъ понятіи о правосудіи, не такъ легко приводилось въ исполненіе. Почему знать, быть можетъ, жена Карпецана была виновницей въ преступленіи короля, а не король довелъ эту женщину до заблужденія. Во всякомъ случа, какъ король, такъ и ренегатъ получили справедливое возмездіе за свое преступленіе. Желаю вамъ добраго вечера, джентльмены.

И съ этими замчаніями великій писатель оставилъ общество.

Къ концу чтенія въ квартир мистера Спенсера явился генералъ Ламбертъ и выслушалъ послднюю часть трагедіи. Когда кончились вс разсужденія, онъ и Джоржъ отправились сначала въ квартиру послдняго, а потомъ въ домъ генерала, гд давно уже ждали молодаго автора и съ нетерпніемъ хотли узнать о пріем трагедіи знатоками сценическаго искусства.

Джоржъ нашелъ въ своей квартир ожидавшее его письмо. Онъ положилъ его въ карманъ непрочитаннымъ, торопясь за своимъ спутникомъ въ кварталъ Сого. Мы можемъ быть уврены, что маленькое семейство Ламберта сильно безпокоилось за участь Карпецана. Гетти говорила, что Джоржъ до такой степени застнчивъ, что было бы гораздо лучше, еслибъ трагедію его читалъ кто нибудь другой. Тео, напротивъ, была совсмъ другаго мннія.

— Читать ее другому! вскричала она.— Вотъ еще новость! Да кто можетъ прочитать лучше поэму, какъ не самъ авторъ, который прочувствовалъ ее? А я уврена, что сердце Джоржа въ его пьес!

Мистеръ Ламбертъ подумалъ, что въ пьес Джоржа чье нибудь другое сердце, а не его, но не высказалъ этого мннія миссъ Тео.

— Знаете что, сказалъ генералъ:— Гарри отлично бы показался въ роли принца. Сцена, гд онъ, отправляясь на войну, прощается съ женой, чрезвычайно какъ напоминаетъ манеры вашего брата.

— О, папа! да мистеръ Варрингтонъ выполнилъ бы эту роль несравненно лучше! произнесла миссъ Тео.

— И для этого, конечно, онъ отъискалъ бы принцессу, которая была бы ему подъ пару. Кстати, нтъ ли извстій о вашемъ брат?

Джоржъ, думавшій о театральныхъ тріумфахъ, о monumentит re perennius, о сирени, о любви, которая проглядывала въ каждомъ его слов, въ каждомъ поступк и не оставалась безотвтною,— вспоминаетъ, что въ карман у него лежитъ письмо отъ Гарри, и съ радостнымъ лицомъ вынимаетъ его.

— Послушаемте, тетушка Ламбертъ, что говоритъ о себ нашъ втрогонъ, сказалъ Джоржъ, срывая печать.

Но отчего онъ такъ волнуется при чтеніи письма? Отчего вс женщины устремляютъ на него встревоженные взгляды? И отчего Гетти такъ блдна?

— Я прочитаю вслухъ, сказалъ Джоржъ и началъ слдующее:

Райдъ, 1 іюня, 1758.

‘Узжая въ пятницу, я не сказалъ моему неоцненному Джоржу о моихъ надеждахъ и намреніяхъ. Я похалъ повидаться съ мистеромъ Веббомъ въ Портсмут или на остров Вайт, гд находился его полкъ, и просить даже на колняхъ, въ случа необходимости, чтобы онъ принялъ меня волонтеромъ и взялъ съ собой въ экспедицію. Узнавъ въ Портсмут, что нашъ полкъ стоитъ лагеремъ въ деревн Райдъ, я отправился туда на лодк. Мистеръ Веббъ принялъ меня очень благосклонно и охотно согласился исполнить мое желаніе. Вотъ почему я и сказалъ нашъ полкъ. При мистер Вебб восемь волонтеровъ, вс люди хорошихъ фамилій и богатые, кром меня бдняка, который, впрочемъ, и не заслуживаетъ быть богатымъ. Столъ мы имемъ вмст съ офицерами, намъ дано право во всякое время быть впереди фронта, черезъ часъ мы переправляемся на военный 60-ти пушечный корабль ‘Рочестеръ’, командиръ нашъ, мистеръ Гау, будетъ на 7-ти пушечномъ корабл Эссексъ. Его эскадра состоитъ изъ 20 кораблей и по крайней мр изъ 100 транспортовъ. Хотя цль экспедиціи и составляетъ тайну, но мы нисколько, не сомнваемся, что насъ повезутъ во Францію, гд я надюсь еще разъ увидть старыхъ друзей и овладть нсколькими знаменами la point de mon pe, какъ мы говаривали въ Канад. Быть можетъ, мои услуги въ качеств переводчика будутъ не безполезны, я говорю по-французски не такъ хорошо, какъ одинъ коротко знакомый мн молодой человкъ, но лучше всхъ своихъ сослуживцевъ.

‘Объ этомъ поступк моемъ я не ршаюсь писать матери. Когда кончишь свою знаменитую трагедію, то не напишешь ли къ ней ты? Ты можешь убдить и успокоить всякаго. Засвидтельствуй мое искреннее почтеніе генералу Ламберту и всему его семейству. Если со мной случится несчастіе, то я знаю, что ты побережешь моего бднаго Гумбо, принадлежащаго преданнйшему брату моего неоцненнаго Джоржа

Генри Э. Варрингтону.’

‘P. S.— Когда будешь писать домой, то, пожалуйста, всмъ поклонись отъ меня, включая Демпстера, Моунтэйнъ, Фанни М. и всю прислугу. Попроси у многоуважаемой мамё прощеніе за мой поступокъ: — я желалъ бы отъ души сдлать ей угодное. Надюсь, что милая миссъ Гестеръ Ламбертъ проститъ меня, если я сказалъ ей что нибудь непріятное. Молю Бога, да ниспошлетъ Онъ на всхъ васъ благословеніе. Г. Э. В.’

‘Мистеру Д. Эсмонду Варрингтону, Эсквайру.
‘Въ дом мистера Скрзсъ, у Соутамтонскихъ рядовъ.
‘Напротивъ Бедфордскаго сада.
Въ Лондонъ.’

Джоржъ не могъ спокойно прочитать послднія слова въ письм, Мистеръ Ламбертъ молчитъ, и тоже взволнованъ не мене Джоржа. Тео и ея мать смотрятъ другъ на друга, Гетти остается съ жалобнымъ лицомъ и разбитымъ сердцемъ.— Онъ идетъ на встрчу опасности, думаетъ она:— быть можетъ на смерть, и кто же послалъ его?

ГЛАВА XVI,
ВЪ КОТОРОЙ ГАРРИ ГОНИТСЯ ЗА СЛАВОЙ.

Преданный Гумбо не могъ утшиться, узнавъ объ отъзд своего любимаго господина. Судя по слезамъ и воплямъ его, когда онъ услышалъ печальное извстіе о поступленіи мистера Гарри въ военную службу, вы бы, право, подумали, что разлука убьетъ его. Неудивительно посл этого, что вся женская прислуга мистера Ламберта принимала въ немъ живйшее участіе. Что бы тамъ ни было на душ этого мрачнаго юноши, но онъ искалъ утшенія въ обществ женщинъ. Ихъ прекрасныя и нжныя сердца умли сочувствовать горести несчастнаго африканца. Черный цвтъ кожи Гумбо не лишенъ былъ въ глазахъ ихъ особенной прелести, надъ цвтъ кожи Отелло въ глазахъ Десдемоны. Я увренъ, что Европа никогда не питала того отвращенія къ африканскому племени, которое оказывала ему одна извстная всмъ почтенная часть свта. Мало того, нкоторые африканцы,— да напримръ, хотя Шевалье де Сентъ-Жоржъ, были замчательными фаворитами прекраснаго пола.

Такимъ точно фаворитомъ былъ и мистеръ Гумбо, несмотря на скромное свое положеніе въ обществ. Слуги Ламберта горько плакали въ его обществ, служанки считали его не только лакеемъ мистера Гарри, но и своимъ братомъ. Гетти не могла удерживаться отъ смха при вид Гумбо, рыдающаго потому, что господинъ его отправился волонтировать, какъ выражался онъ, и не взялъ его съ собой. Онъ готовъ былъ ежечасно спасать жизнь мистера Гарри, — готовъ былъ для мистера Гарри изрубить себя на тысячу кусочковъ! Между тмъ натура требовала подкрпленія, и онъ подкрплялъ ее въ кухн огромными пріемами пива и холоднаго кушанья. Что онъ былъ жаденъ, любилъ лниться и лгать, въ этомъ нтъ никакого сомннія, а между тмъ Гетти дарила ему полкроны и была до него особенно добра. Ея языкъ, довольно колкій, сдлался теперь такимъ мягкимъ и нжнымъ, что вы бы подумали, что шутка или насмшка для него невозможна. Безмолвно и съ уныніемъ ходила она по комнатамъ. Она была покорна передъ мама, благодарна Джону и Бетти, когда они прислуживали ей за обдомъ, терплива передъ Полли, которая, убирая ей голову, вырывала волосы, долготерпелива, когда Чарли наступалъ ей на ноги или производилъ страшный безпорядокъ на ея рабочемъ столик, молчалива въ обществ папа.— О, какъ удивительно перемнилась Гетти!— Еслибъ папа приказалъ ей изжарить часть баранины или идти въ церковь рука объ руку съ мистеромъ Гумбо, она сдлала бы книксенъ и сказала: — извольте, милый папаша!— Часть баранины! Что-то кушаютъ бдные волонтеры подъ пулями и ядрами, летающими надъ ихъ головами?— Идти въ церковь!— Когда читалась молитва о ниспосланіи успха оружію британскихъ воиновъ, — о, какъ крпко сжимались колни ея, когда она опускалась на нихъ и преклоняла голову на скамью! Съ какимъ страхомъ и трепетомъ преклоняла она голову, когда священникъ произносилъ: не убій!— ей казалось, что онъ при этихъ словахъ смотрлъ на нее! Съ замираніемъ въ сердц молится она о спасеніи странствующихъ, страждущихъ и плненныхъ!— Съ болзненнымъ ощущеніемъ она беретъ газету въ руки, чтобъ прочитать извстіе объ экспедиціи! Внимательно смотритъ на отца, когда онъ приходитъ изъ военной канцеляріи, и по выраженію его лица старается узнать — хороши или нтъ извстія съ театра войны! Здоровъ ли онъ? Не произведенъ ли въ генералы? Не раненъ ли, не попалъ ли въ плнъ?— О Боже! страшно подумать! быть можетъ, одинъ выстрлъ лишилъ его обихъ ногъ, и онъ ходитъ теперь на деревяшкахъ, какъ инвалиды, которыхъ она когда-то видла въ Чельзи?— Она бы сама всю жизнь свою проходила на костыляхъ, лишь бы только онъ благополучно воротился домой, или по крайней мр она готова была ходить на колняхъ до его возвращенія.

— Тео, ты врно слышала о людяхъ, посдвшихъ въ одну ночь?— Я не буду удивляться, если посдютъ и мои волосы,— право не буду.

И Гетти смотрится въ зеркало, чтобъ убдиться въ этомъ феномен.

— Гетти, ты не была такъ разстроена, когда нашъ папа находился въ Минорк, — замчаетъ Тео.

— Ахъ, Тео!— другимъ хорошо, что Джоржъ не въ арміи, а дома, вн всякой опасности, возражаетъ Гетти.

При этихъ словахъ старшая сестра краснетъ и задумывается. Да, еслибъ Джоржъ былъ въ арміи, тогда совсмъ иное дло.— Съ своей стороны мы не хотимъ доле томить добрыя чувства нашего читателя и скажемъ прямо, что Гарри въ настоящее время находился въ такой же безопасности, какъ и всякій гвардейскій офицеръ въ казармахъ Реджнигъ-Стрита.

Первая экспедиція, въ которой участвовалъ нашъ храбрый волонтеръ, можно сказать, была увнчана если не славой, то успхомъ. Британскій, или, пожалуй всякій другой левъ, не всегда можетъ имть нсколько слабйшаго, или по крайней мр равнаго себ соперника, не всегда можетъ имть случай къ выгодной битв. Положимъ, что онъ отправляется отъискивать тигра, а тигра нтъ,— и онъ по необходимости накладываетъ лапу на гуся и разрываетъ его на клочки. Львы, какъ намъ извстно, должны жить, какъ и другія животныя. Положимъ еще, что, войдя въ лсъ, на поиски вышепомянутаго тигра и прорычавъ вызовъ на бой, онъ усматриваетъ, что на встрчу ему идетъ не одинъ, а шесть тигровъ. Очевидно, подобная борьба ему вовсе не по силамъ. Онъ поджимаетъ хвостъ и убирается со всевозможной поспшностью въ свою берлогу. Еслибъ онъ ршился вступить въ бой съ шестью тиграми, вы смло могли бы сказать, что левъ низошелъ до осла.

Для Гарри Варрингтона, первое упоеніе военной славой было именно въ этомъ род. Онъ и около 13,000 другихъ воиновъ 1-го іюня отплыли на различныхъ корабляхъ и транспортахъ отъ острова Вайта, на разсвт 5-го іюня подошли къ берегамъ Бретани и бросили якорь въ бухт Канкаль. Съ самаго начала онъ и джентльмены волонтеры имли удовольствіе осматривать французскій берегъ съ своихъ кораблей, между тмъ какъ главнокомандующій и Коммодоръ длали рекогносцировку на катер. Вдали виденъ былъ пасущійся скотъ на прибрежныхъ лугахъ и нсколько драгуновъ, скакавшихъ по различнымъ направленіямъ, у самаго берега возвышалась маленькая крпость съ двумя орудіями, которыя осмлились длать выстрлы по катеру, съ его сіятельствомъ Марльборо и Коммодоромъ. Къ двумъ часамъ по полудни весь британскій флотъ стоялъ уже на якор. Въ это время сдланъ былъ сигналъ, чтобы вс гренадерскія роты изъ одиннадцати полковъ подъхали на плоскодонныхъ судахъ къ флагманскому кораблю Эссексъ. Между тмъ, мистеръ Гау, поднявъ широкій свой вымпелъ на фрегатъ Успхъ, подошелъ, сопровождаемый другими фрегатами, почти къ самому берегу, чтобъ защищать высадку дессанта, и такимъ образомъ джентльмены волонтеры, гренадерскія роты и три батальона гвардіи выступили на берегъ.

Джентльмены волонтеры не могли при этомъ случа оказать никакого геройскаго подвига, потому что французы, долженствовавшіе препятствовать высадк, бжали, фрегаты заставили маленькую крпость, нарушавшую спокойствіе рекогносцировки, замолкнуть, армія немедленно взяла ее приступомъ, плнивъ весь гарнизонъ и подстрливъ ему ногу. Я говорю ногу, потому что весь гарнизонъ состоялъ изъ одного стараго джентльмена, который храбро стрлялъ изъ двухъ маленькихъ орудій и говорилъ своимъ побдителямъ: еслибъ вс французы дйствовали, какъ онъ, то высадка въ Канкал не удалась бы никакимъ образомъ.

Передовые отряды англичанъ овладли деревней Канкаль, гд и простояли всю ночь подъ ружьемъ. Товарищи нашего волонтера трунили надъ его горячимъ стремленіемъ выступить на военную стезю и притащить нсколько французскихъ череповъ. Однакожь подъ его палицу не попало ни одной головы. Единственный убитый въ теченіе дня былъ какой-то французскій джентльменъ, прозжавшій мимо съ своимъ лакеемъ. Его встртилъ волонтеръ лордъ Доунъ, командовавшій передовой ротой полка Кингсли. Милордъ Доунъ предложилъ этому джентльмену сдаться, но французъ безразсудно отказался, и потому онъ, его слуга и дв лошади были убиты наповалъ.

На другой день былъ высаженъ весь дессантъ, и британская армія перешла изъ Канкаля къ Сен-Мало. Вс деревни, мимо которыхъ она проходила, были опустошены. Дороги во многихъ мстахъ были такъ узки, что солдаты принуждены были идти другъ за другомъ въ одинъ рядъ, изъ-за высокихъ заборовъ ихъ бы можно было перестрлять поодиначк, еслибъ только непріятель вздумалъ нарушить спокойствіе этого марша.

Въ сумерки армія подошла къ Сенъ-Мало. Прибытіе ея привтствовала городская артиллерія, но, по случаю темноты, безъ всякаго вреда. Подъ прикрытіемъ ночи, британцы зажгли корабли, деревянныя зданія, амбары съ смолой, — словомъ произвели страшный пожаръ, продолжавшійся цлую ночь.

Этотъ подвигъ совершенъ былъ безъ всякой попытки со стороны французовъ остановить дальнйшее движеніе британскаго войска, но такъ какъ утвердительно говорили, что въ Сенъ-Мало находился значительный гарнизонъ, то герцогъ Марльборо и милордъ Джоржъ Саквиль не ршились обезпокоить его и сочли за лучшее воротиться въ Канкаль, а оттуда…. оттуда опять на корабли.

Еслибъ это не была правдивая исторія, то автору разв трудно было бы послать нашего виргинца въ боле блистательную компанію? Ровно четыре недли спустя посл отплытія изъ Англіи, мистеръ Гарри Варрингтонъ снова очутился въ Портсмут и отправилъ къ брату Джоржу письмо, съ которымъ послдній немедленно побжалъ въ улицу Динъ.

— Я принесъ вамъ чудесныя новости! вскричалъ онъ, заставь семейство Ламберта за завтракомъ.— Богатырь нашъ возвратился. Онъ подвергался всякаго рода опасностямъ, но слава Богу,— остался живъ и невредимъ!— Онъ видлъ драконовъ — клянусь честью, видлъ.

— Драконовъ!— Что вы этимъ хотите сказать, мистеръ Варрингтонъ?

— Но ни одного не убилъ, впрочемъ, вы сами услышите. Вотъ что пишетъ онъ:

‘Неоцненный братъ.

‘Полагаю, теб пріятно будетъ услышать, что я возвратился изъ похода, безъ производства въ чинъ, — безъ славы и ранъ, живымъ, здоровымъ и веселымъ. На корабл у насъ была такая тснота, какъ у бднаго мистера Гольвеля и его пріятелей въ Калькут. На обратномъ пути мы встртили сильную бурю, многіе джентльмены — волонтеры, отдававшіе преимущество гладкой поверхности моря, сильно на это ворчали. Желудки джентльменовъ очень слабы, посл обдовъ Бранда и закусокъ Вайта, имъ крайне не понравились матросскіе сухари и ромъ. Что касается до меня, то, какъ бывалый уже въ мор, я оставался очень доволенъ своими раціонами, я ршился принимать довольный видъ передъ нашими англійскими фронтами и доказывать при каждомъ удобномъ случа, что виргинскій джентльменъ нисколько не хуже каждаго изъ нихъ. Для чести и славы Виргиніи я бы желалъ чмъ нибудь похвалиться, но все, что могу сказать о себ, заключается въ томъ, что мы были во Франціи и воротились въ Англію. Даже для твоего трагическаго пера не найдется ни одного эпизода изъ нашей кампаніи, который бы можно было описать. 6-го іюня, по высадк десанта въ бухт Канкаль, мы увидли на небольшомъ возвышеніи нсколько драконовъ {Мистеръ Гарри Варрингтонъ не отличался особеннымъ знаніемъ правописанія и въ письмахъ своихъ часто давалъ нкоторымъ словамъ двусмысленное значеніе. Такъ и теперь, вмсто того, чтобы употребить слово dragoon, драгунъ, — онъ написалъ dragon, драконъ.}….

— Слышите! Не правду ли я вамъ говорилъ, что онъ видлъ драконовъ? сказалъ Джоржъ, захохотавъ.

— Да скажите, пожалуйста, что онъ подразумеваетъ подъ словомъ драконы? спрашиваетъ Гетти.

— Громадныхъ, длиннохвостыхъ чудовищъ, съ стальной чешуей, извергающихъ пламя изъ пасти и пожирающихъ ежедневно по одной молоденькой двиц. Разв ты не читала о нихъ въ сказк о Семи Богатыряхъ? возразилъ папа. Увидвъ знамя св. Георгія, они исчезаютъ.

— Я такъ читалъ, бойко отвчаетъ воспитанникъ изъ Шартро.— Они любятъ сть женщинъ. Одинъ изъ нихъ, вы знаете, папа, хотлъ състь Андромеду, а другаго, который стерегъ яблоню, убилъ Язонъ.

‘….Мы увидли на небольшомъ возвышеніи нсколько драконовъ, продолжалъ Джоржъ: — которые ускакали отъ насъ безъ выстрла. Ночью мы спали въ палаткахъ. На другой день прошли въ С. Мало и сожгли тамъ нсколько приватировъ. Оттуда снова сли на корабли, не скрестивъ даже сабли съ непріятелемъ и не встртивъ никого, кром немногихъ бдняковъ, которыхъ наши солдаты ограбили! Въ слдующій разъ вроятно буду счастливе! Походъ нашъ никакимъ образомъ нельзя назвать блистательнымъ, но мн онъ понравился. Кром дыма отъ выжженой нами смолы, я понюхалъ и пороху. Я видлъ непріятеля, спалъ въ палатк, былъ страшно стсненъ и боленъ на мор. Мн это нравится. Засвидтельствуй мое искреннее почтеніе тетушк Ламбертъ и скажи миссъ Гетти, что я нисколько не испугался, увидвъ французскую кавалерію.

‘Остаюсь преданнымъ теб братомъ,
Г. Э. Варрингтонъ’.

Надо надяться, что при извстіи объ окончаніи экспедиціи и о благополучномъ возвращеніи Гарри, укрызенія совсти миссъ Гетти совершенно прекратились. Возвращеніе Гарри, можно сказать, было боле, чмъ благополучно. Мистеръ Ламбертъ, во время своихъ оффиціальныхъ обязанностей, имлъ случай навстить войска, расположенныя въ Портсмут и на остров Вайт, и при этомъ Джоржъ Варрингтонъ былъ его спутникомъ. Они находили, что Гарри посл этого небольшаго похода значительно поправился и духомъ и здоровьемъ, ему пріятно было изучать свои новыя воинскія обязанности: былъ дятеленъ, веселъ, здоровъ, словомъ, — былъ совсмъ другимъ человкомъ, далеко не тмъ празднымъ и скучнымъ, какимъ онъ казался, убивая время въ лондонскихъ клубахъ и въ гостиной мистриссъ Ламбертъ. Войска стояли въ лагер, погода была чудная, и Джоржъ находилъ, что его братъ былъ отличнымъ ученикомъ военной школы подъ открытымъ небомъ. Старшій братъ, прогуливаясь рука объ руку съ младшимъ по улицамъ временнаго военнаго города, припоминалъ свои собственные военные подвиги за два года назадъ, и убждался, что эта армія была гораздо многочисленне того несчастнаго отряда, бдствіе котораго ему привелось раздлить. Экспедиція въ томъ вид, въ какомъ мы ее представили, конечно не была блистательна, несмотря на то, войска и нація были отъ ней въ величайшемъ восторг. Мы посшибли-таки спесь гордому галлу, писали тогда въ нашихъ журналахъ. Мы бы уничтожили его, еслибъ онъ осмлился показаться. Посл этого, чья храбрость можетъ сравняться съ храбростью британца? Подобныя выраженія, мн помнится, раздавались не слишкомъ давно. Я говорю это не для намека, что наша нація любитъ хвастаться боле другихъ націй, — или хвастаться боле теперь, чмъ въ прежнія времена. Я своими глазами видлъ мста сраженій при Лейпциг, Іен, Дрезден, Ватерлоо, Блэнгейм, Бонкеръ-Гилл, Новомъ Орлеан. Да и то сказать, какая нація въ свою очередь не сражалась, не побждала, не обращалась въ бгство, не выхваляла свое мужество?— Итакъ, британская нація находилась въ сильномъ возбужденіи, по случаю знаменитой побды при Сенъ-Мало. Захваченныя сокровища были привезены въ отечество и выставлены въ Лондон на показъ. Народъ, я говорю, находился въ такомъ возбужденіи, что требовалъ еще лавровъ, еще побдъ, и восторженная армія для отъисканія ихъ снова выступила въ походъ.

Въ этой новой экспедиціи находился волонтеръ столь знаменитый, что мы должны отдать ему преимущество предъ всми другими аматерами. Это былъ нашъ морякъ принцъ, его королевское высочество принцъ Эдуардъ. Его перевезли на корабль Эссексъ въ двнадцати-весельномъ корабельномъ катер, на носу котораго развевался англійскій штандартъ, за принцемъ слдовалъ въ другомъ катер адмиралъ — тоже подъ флагомъ, за адмираломъ капитаны по старшинству.

Флотъ снимается съ якоря, Гарри, цвтущій здоровьемъ и въ превосходномъ расположеніи духа, машетъ шляпой друзьямъ своимъ, провожающимъ его съ берега громкими восклицаніями. Онъ скоро долженъ получить чинъ и получитъ его. Затрудненія въ этомъ, по мннію Джоржа, не можетъ быть.— Изъ маленькаго запаса своихъ денегъ онъ можетъ удлить частицу на покупку брату офицерскаго патента, но если Гарри получитъ его безъ покупки, своею храбростью и хорошимъ поведеніемъ, это будетъ еще лучше. Полковникъ отзывался о немъ съ отличной стороны, Гарри любили вс офицеры и солдаты. Не трудно, кажется, видть, что молодой человкъ подавалъ прекрасныя надежды.

Гип! гип! ура!— Какія удивительныя новости получены спустя десять дней посл отплытія эскадры! 7 и 8 августа войска его величества произвели высадку въ бухт де-Маре, въ двухъ миляхъ на западъ отъ Шербурга, въ виду многочисленнаго непріятеля. Устрашенный отвагою и храбростью британцевъ, многочисленный непріятельскій корпусъ удалился. Шербургъ сдался безъ выстрла, на трехъ прибрежныхъ крпостяхъ развевались англійскіе флаги. Въ гавани сожжено двадцать-семь кораблей и взято множество мдныхъ пушекъ. Что касается до чугунныхъ пушекъ, то — ихъ уничтожили, бассейнъ и дв пристани при вход въ гавань, которыми французы такъ гордились, разрушены до основанія.

Празднествамъ въ Лондон не было конца. Вмст съ прибытіемъ изъ Шербурга пушекъ мистера Гау, явились и знамена, взятыя мистеромъ Вульфомъ при Люисбург. Знамена перенесены были изъ Кенсингтона въ церковь св. Павла, съ необыкновенною помной: ихъ провожали отрядъ конно-гренадеровъ, отрядъ гвардіи съ надлежащимъ числомъ офицеровъ, съ знаменами, барабаннымъ боемъ и музыкой. Въ церкви принималъ ихъ епископъ, и при этомъ съ Товера артиллеріей, расположенной въ парк, произведенъ былъ салютъ! На другой день происходила точно такая же церемонія съ шербургскими пушками и мортирами. И какія же пушки мы взяли! посмотрите на нихъ, — на ихъ рзьбу, на эмблемы, на лиліи, на короны, на девизы! Тутъ есть и Tmraire, и Malfaisant, и Vainqueur, и множество другихъ, имъ подобныхъ. Слышите, какой крикъ раздается по тмъ улицамъ, гд провозятъ орудія!— Что касается до Гетти и мистриссъ Ламбертъ, то, мн кажется, он такого мннія, что вс эти трофеи пріобрлъ Гарри, стащивъ ихъ съ батареи и уничтоживъ всхъ артиллеристовъ. Въ теченіе нсколькихъ послднихъ дней онъ чрезвычайно возвысился въ мнніи своихъ родственниковъ и знакомыхъ. Мадамъ де-Бернштэйнъ нсколько разъ о немъ освдомлялась. Лэди Марія просила милаго кузена Джоржа повидаться съ ней и, если можно, сообщить ей извстія о его брат. Джоржъ, считавшійся уже мсяца два главою фамиліи Эсмондовъ, находитъ себя низведеннымъ съ высотъ своего пьедестала и становится почти ничего незначащимъ, по крайней мр въ глазахъ миссъ Гетти. Вашъ умъ, говорятъ эти глаза: — ваша ученость, ваши трагедіи, — все это очень хорошо, но что они значатъ въ сравненіи съ побдами и мдными пушками? Джоржъ очень кротко переноситъ свое низведеніе.— Пятнадцать тысячъ британцевъ — легко сказать! Почему бы имъ не идти прямо на Парижъ и не взять его?— Да они это сдлаютъ, тутъ нечего и сомнваться, — думаютъ нкоторыя лэди. Он бросаются въ объятія одна другой, он поздравляютъ одна другую, он въ величайшемъ восторг. Он желаютъ еще разъ увидться съ сэромъ Майльзомъ и лэди Варрингтонъ, чтобы спросить: — ну, что вы скажете теперь о вашемъ племянник? Каковъ! а!— взялъ двадцать-одну мдную пушку, утопилъ стодвадцать чугунныхъ пушекъ, разрушилъ бассейнъ и дв пристани при вход въ гавань!— Весь городъ ликуетъ и иллюминуется, наши милыя лэди тоже выбрасываютъ на свои щечки флаги самаго яркаго алаго цвта, въ ихъ глазкахъ загараются огоньки радости, и это длается въ честь ихъ богатыря и побдителя!…

Но, къ сожалнію, посл ясной погоды всегда бываетъ ненастье. Неумренный аппетитъ нашихъ военачальниковъ привелъ ихъ къ такому убжденію, что они недостаточно попировали при грабеж Сенъ-Мало, и туда-то шербургскіе побдители, постоявъ недолго въ Портсмут и на остров Вайт, снова возвратились. Они сдлали высадку въ бухт Сенъ-Лунаръ, въ нсколькихъ миляхъ отъ Сенъ-Мало, къ которому и направили свой маршъ, съ намреніемъ разорить его на этотъ разъ до основанія. Между тмъ, гавань СенъЛунаръ оказалась не безопасною, и потому флотъ перешелъ въ Сенъ-Ка, не прерывая сообщенія съ побдоносной арміей.

На этотъ разъ британскій левъ, предполагавшій проглотить Сенъ-Мало цликомъ, увидлъ, что городъ охранялся французской арміей, которую губернаторъ Бретани заблагоразсудилъ привести на защиту, такимъ образомъ назначенное ‘coup de main’ оказалось невыполнимымъ, и наши воины опять вернулись къ кораблямъ преспокойно стоявшимъ въ залив Сенъ-Ка, въ ожиданіи прибытія нашихъ побдителей.

О несчастный день Сенъ-Ка! Зачмъ ты омрачилъ славу нашего оружіяI Во время перехода къ кораблямъ, войска наши узнали, что ихъ преслдуетъ непріятельскій отрядъ, посланный французскимъ губернаторомъ изъ Бреста. Дв трети войска и вся артиллерія переправились уже на корабли, когда французы настигли остальную часть. Четыре роты перваго гвардейскаго полка и роты гренадеровъ выстроились на окраин берега въ боевой порядокъ,— между тмъ какъ другіе садились на шлюпки. Когда французы спустились съ высотъ, окружающихъ заливъ, эти гвардейцы и гренадеры сдлали движеніе впередъ, чтобы атаковать непріятеля, и чрезъ то потеряли превосходную позицію: ихъ прикрывала высокая насыпь, за которою они могли бы выгодно сопротивляться.— И вотъ тысяча-сто человкъ вступили въ бой съ отрядомъ всемеро, вдесятеро ихъ сильне, — и посл непродолжительной, горячей схватки принуждены были отступить, бжать къ шлюпкамъ спасаться, кто какъ могъ. Семьсотъ человкъ были убиты, утоплены, или взяты въ плнъ, — въ числ убитыхъ былъ одинъ генералъ.— Но гд были волонтеры?

Я, какъ человкъ миролюбивой и мало знакомый съ военнымъ искусствомъ, признаюсь откровенно, что гораздо меньше думаю о воинахъ, проливающихъ кровь, чмъ о тхъ, кого они оставили дома. Гвардейцы, Джоржъ и тюльпанъ королевскихъ британцевъ сошлись лицомъ къ лицу и стараются разбить другъ-другу головы! Прекрасно! Это въ ихъ натурахъ, какъ въ натур медвдей и львовъ, и — мы не скажемъ, что небо, а — какая нибудь особенная сила назначила имъ быть кровожаднымъ. Въ тоже время, посмотрите на двушку, которая такъ слезно прощалась съ Дженомъ, посмотрите на другую, которая подарила своему французу коротенькую трубку и табачницу передъ его уходомъ въ неизвстную экспедицію, — скажите, за что должны страдать и сокрушаться эти бдныя, миленькія и нжныя сердца? Нтъ, мое дло находиться не при арміи, а при тхъ, кого воины оставили дома. Можете себ представить, въ какомъ положеніи находилась миссъ Гетти Ламбертъ, когда услышала о бдствіи нашихъ воиновъ и пораженіи гренадерскихъ отрядовъ! Какимъ сомнніемъ и горестью была наполнена грудь Джоржа Варрингтона, съ какимъ соболзнованіемъ Мартинъ Ламбертъ смотритъ въ маленькое лицо своей дочери и читаетъ на немъ грустную исторію! Гау, храбрый коммодоръ, подъ непріятельскимъ огнемъ нсколько разъ подъзжалъ на шлюбкахъ къ берегу, и десятками спасалъ нашихъ бдствующихъ воиновъ. Всего боле утонуло, сотни попали въ плнъ или пали подъ выстрлами на берегу.— Гд же нашъ Виргинецъ?

ГЛАВА XVII,
ВОЗВРАЩЕНІЕ ВОИНА.

Всемогущее небо!— Ужели тщеславію людей, особливо тщеславію французовъ, не будетъ конца? Возможно ли поврить, что посл битвы при Сенъ-Ка, гд, камъ вамъ извстно, вырзали нашъ арріергардъ, — они были такъ безчувственны, что сожгли въ Париж — я ужь и не знаю какое — огромное количество пороха, приходили въ неописанный восторгъ при нашемъ несчастій? Скажите, есть ли хоть сколько нибудь великодушія въ этихъ торжественныхъ крикахъ, по тому случаю, что пять или шесть-сотъ храбрыхъ воиновъ были окружены на морскомъ берегу десятью тысячами и что ихъ постигла та участь, которая, какъ говорятъ, постигаетъ отсталыхъ? У меня было намреніе написать правдивую картину лондонскаго ликованія, по случаю блистательнаго успха нашего оружія при Сенъ-Мало. Я живо представлялъ себ полированныя пушки, которыя тащили храбрые моряки въ торжественной процессіи, подл нихъ скакали конно-гренадеры, чернь махала шляпами, наполняя воздухъ восторженными криками, воришки шарили по карманамъ, друзья наши стояли на балкон въ улиц Флитъ и благословляли эту сцену британскаго торжества. Теперь же, когда французы были такъ вульгарны, что сдлали подражаніе лондонскому празднеству и поставили битву при Сенъ-Ка выше битвы при Сенъ-Мало, я не хочу даже и намекать на этотъ устарлый предметъ. Я какъ нельзя боле доволенъ тмъ, что Гарри воротился изъ той и другой экспедиціи совершенно невредимымъ. Впрочемъ говорилъ ли я хоть разъ, что его оцарапали? Напротивъ, боясь опечалить прекрасную молодую читательницу, я говорю, что Гарри былъ такъ здоровъ, какимъ еще не былъ во всю свою жизнь. Морской воздухъ нарумянилъ его щоки,— пули, свиставшія мимо его кудрей, боялись ихъ коснуться. Океанъ нердко смачивалъ его платье, но не смлъ поглотить его тло. Правда, онъ показалъ непріятелю фалды своего мундира, — но на самое короткое время, стараясь, какъ можно скоре скрыться изъ ихъ вида. Да и что такое фалды, какъ не выраженіе превратности счастія? Это общая принадлежность мундировъ, фраковъ и людей: нашъ долгъ носить ихъ съ терпніемъ, безъ ропота.

— Намъ одно оставалось, говорилъ Гарри: — спасать жизнь свою бгствомъ, и когда линія наша была разорвана, то изъ насъ тотъ былъ счастливе всхъ, кто скоре могъ добраться до шлюбокъ. Французская кавалерія и пхота преслдовала насъ до самаго моря, смшалась съ нами, рубила и колола нашихъ людей безъ сожалнія. Бдный Эрмитэджъ упалъ отъ пули впереди меня. Я поднялъ его и началъ пробираться по прибою волнъ къ первой шлюбк. Къ счастію, матросы на нашей шлюбк были неустрашимы. Пули свистли между ними, пробивали лопасти веселъ и на клочки рвали выставленный флагъ. Офицеръ, командовавшій шлюбкой, былъ такъ хладнокровенъ, какъ будто онъ сидлъ въ Портсмут за стаканомъ пунша, — ужь онъ, я думаю, съ удовольствіемъ же и выпилъ его по выход на берегъ! Бдный сэръ Джонъ былъ несчастне меня. Онъ не дожилъ до прізда на корабль, служба лишилась въ немъ прекраснаго воина, а миссъ Гау — истиннаго джентльмена, въ которомъ надялась имть мужа. Подобныя случайности неизбжны, его братъ получаетъ баронетство.

— Я теперь думаю о бдной миссъ Гау и о корол, сказала миссъ Гетти, которой волонтеръ разсказывалъ свою исторію. Для чего король поощрялъ молодаго человка идти въ экспедицію?— Само сабою разумется, джентльменъ не могъ отказаться отъ вызова со стороны такой особы! И что же?— Его убили!— Воображаю, въ какомъ положеніи долженъ находиться его величество.

— Я думаю, его величество находится теперь въ глубокой горести, — сказалъ папа, покачавъ головой.

— Вы, папа, сметесь! Не хотите ли вы сказать, что когда джентльменъ умираетъ на служб его величества, почти у самыхъ его ногъ, то король Англіи не пожалетъ о немъ? спросила Гетти. Еслибъ я была такого мннія, — клянусь, я бы перешла на сторону Чарльза Стюарта.

— И тогда хорошенькая головка такой маленькой измнницы непремнно показалась бы надъ воротами Темпля, отвчалъ генералъ, видвшій что миссъ Гетти не придавала словамъ своимъ серьёзнаго значенія, онъ зналъ, что теперь, когда миновала опасность, ея сердце было переполнено благодарностью. Нтъ, моя милая, напрасно ты такъ думаешь, продолжалъ папа. Еслибъ короли плакали о каждомъ солдат, то ихъ жизнь была бы невыносима! Я гораздо лучшаго мннія о его величеств, и не смю предполагать въ немъ такой слабости. Еслибъ миссъ Гестеръ Ламбертъ перешла на сторону Стюарта, то едва ли была бы счастливе. Эта фамилія никогда не отличалась избыткомъ чувствительности.

— Но если бы король послалъ Гарри…. я хотла сказать сэра Джона Эрмитэджа на войну, въ которой бы онъ лишился жизни, то неужели его величество не сталъ бы сожалть? спросила молоденькая лэди.

— Еслибъ Гарри палъ, то при двор, безъ всякаго сомннія, наложили бы трауръ, точно такъ же, какъ вчера вс джентльмены и лэди были въ цвтныхъ платьяхъ, замчаетъ генералъ.

— Я удивляюсь, почему бы не длать фейрверковъ посл пораженія, не надвать вретища и не посыпать пепломъ головы посл побды? спрашиваетъ Джоржъ. Съ своей стороны я вовсе не намренъ благодарить небо за то, что оно помогало намъ выжечь въ Шербург вс корабли.

— Неправда, Джоржъ. Я не имю права говорить такъ, потому что ты умне меня. Но когда твое отечество выигрываетъ побды, ты радуешься, — это я знаю. Мн стыдно было бы бжать отъ французовъ, стыдно, а все-таки бжалъ,— говоритъ Гарри.— Мн казалось, что англичанинъ этого не долженъ длать, прибавилъ онъ серьёзно.

Джоржъ улыбнулся, но не хотлъ спрашивать своего брата, какого были мннія французы.

— Дло было совсмъ скверное, продолжалъ Гарри серьёзнымъ тономъ: — но слава Богу, что не было хуже. Разсказываютъ, что мстный губернаторъ французовъ, герцогъ Эгильонъ, былъ, что называется у насъ, мокрая курица. Еслибъ мы не отступали форсированнымъ маршемъ, то насъ бы всхъ отрзали. Мстная французская милиція, надо отдать ей справедливость, дйствовала превосходно, при ней было много волонтеровъ, и вс они, какъ и слдовало, находились впереди. Говорятъ, что шевалье де-Туръ-д’Овернъ открылъ сраженіе вопреки приказаніямъ герцога Эгильона. Это намъ говорили офицсры, которые явились къ генералу Блаю и лорду Гау съ спискомъ нашихъ плнныхъ и раненыхъ. Гау, съ той минуты, какъ привезли ему извстіе о смерти брата, сдлался лордомъ. Впрочемъ, онъ храбрый малый, какъ ни разбирайте его: какъ лорда, или какъ обыкновеннаго человка.

— А его сестра, которой предстояло выдти замужъ за бднаго сэра Джона Эрмитэджа, представьте себ, въ какомъ она должна находиться положеніи! вздыхаетъ миссъ Гетти, сдлавшаяся въ послднее время необыкновенно сантиментальною.

— А его мать! произноситъ мистриссъ Ламбертъ.— Читали ли вы ея адресъ къ ноттингэмскимъ избирателямъ? ‘Лордъ Гау теперь въ отсутствіи по длу, касающемуся общаго интереса, а полковникъ Гау съ своимъ полкомъ находится при Люисбург: на мн лежитъ обязанность просить вашихъ голосовъ и вашего вліянія, чтобы полковникъ Гау заступилъ мсто своего покойнаго брата и былъ вашимъ представителемъ въ парламент.’ Не правда ли, что храбрая женщина?

— Лаконическая женщина, говоритъ Джоржъ.

— Могутъ ли быть не храбрыми сыновья, воспитанные такими матерями? спрашиваетъ генералъ.

Молодые люди обмнялись взглядами.

— Если одному изъ насъ было бы суждено умереть, защищая отечество, то въ Спарт у насъ есть мать, которая бы думала и писала точно такъ же, какъ и мистрисъ Гау, говоритъ Джоржъ.

— Если Спарта находится гд нибудь въ Виргиніи, то въ ней, конечно, есть у насъ мать, замчаетъ мистеръ Гарри.

— А между тмъ мы оба встрчались съ непріятелемъ, и обоихъ насъ онъ только поскъ! прибавляетъ, братъ, съ задумчивымъ видомъ.

Гетти смотритъ на него и представляетъ себ его въ тотъ моментъ, когда онъ пробился къ шлюбкамъ сквозь прибой волнъ, неся на плеч своемъ истекающаго кровью товарища, между тмъ какъ за нимъ гнался непріятель и вокругъ его летали пули. И кто же вовлекъ его въ эту опасность? Она! Ея слова воодушевили его, и теперь, по возвращеніи, онъ не произнесъ еще ни одного упрека! Онъ только и говоритъ о своихъ приключеніяхъ, да и то, когда его спросятъ. Въ отношеніи къ Гетти онъ очень серьёзенъ и вжливъ: съ прочими членами семейства необыкновенно откровененъ и любезенъ. Сомннія Гетти, что она была виновницей его опасности, мучили его. Маленькая ручка!— говорили повидимому его взоры, его поступки: — теб не подняться на меня! Не хорошо обижать человка, а тмъ боле того, который такъ былъ преданъ вамъ и всмъ вашимъ роднымъ. Быть можетъ я не дальняго ума, но пока бьется во мн сердце, я считаю себя равнымъ всякому умниц, и вс лучшія чувства этого сердца принадлежали и принадлежатъ вашему семейству.

Благородное терпніе, съ которымъ Гарри переносилъ обиды, послужило къ тому, что въ уваженіи миссъ Гетти онъ снова занялъ то мсто, которое было имъ потеряно въ теченіе предшествовавшихъ мсяцевъ, проведенныхъ въ совершенной праздности. Она оказывала ему уваженіе, которое прекрасный полъ оказываетъ храбрымъ. Она перестала быть бойкою въ своихъ отвтахъ и саркастическою въ своихъ замчаніяхъ. Словомъ, это была усмиренная, измнившаяся, улучшившаяся миссъ Гетти Ламбертъ.

Да и весь свтъ, повидимому, перемнился въ отношеніи къ Гарри, какъ Гарри — въ отношеніи къ свту. Онъ пересталъ быть мрачнымъ и празднолюбивымъ. Онъ уже боле не предавался унынію, не смотрлъ съ пренебреженіемъ на ближняго. Полковой командиръ называлъ его поведеніе примрнымъ и рекомендовалъ, какъ кандидата, на одну изъ офицерскихъ вакансій, открывшуюся во время экспедиціи. Несмотря вообще на неудачный исходъ этой экспедиціи, она покрайней мр для Гарри была довольно счастлива. Сослуживцы-волонтеры, приходя въ улицу Сентъ-Джемсъ, отзывались о его поведеніи съ прекрасной стороны. Эти волонтеры и ихъ подвиги были темой всеобщей похвалы. Еслибъ сэръ Джонъ Эрмитэджъ былъ главнокомандующимъ и былъ убитъ въ минуту побды, то едва ли народъ оказывалъ бы къ нему боле сочувствія, чмъ теперь. Газеты наполнялись письмами о немъ, литераторы и поэты старались превзойти другъ друга въ сочиненіи ему эпитафіи. Вс оплакивали участь его нареченной невсты. Она была, какъ мы уже сказали, сестра храбраго коммодора, только что возвратившагося изъ этой несчастной экспедиціи и наслдовавшаго титулъ своего старшаго брата, храбраго, какъ онъ самъ, и убитаго въ Америк.

Милордъ Гау отзывался о мистер Варрингтон съ особенной похвалой, въ свою очередь и онъ былъ не прочь отъ того благосклоннаго вниманія и милости, которое оказывалъ волонтерамъ весь городъ. Нтъ никакого сомннія, что тысячи сражались храбре этихъ молодыхъ людей, но англичане, какъ извстно, любятъ своихъ джентльменовъ и любятъ, чтобы они отличались. Этихъ волонтеровъ единодушно называли паладинами и героями. Что касается до нашихъ молодыхъ нобльменовъ, то они безъ всякаго труда сдлались популярными. По случаю ихъ возвращенія, клубы Вайта и Олмакъ были великолпно иллюминованы, улица Сентъ-Джемсъ съ восторгомъ приняла молодыхъ рыцарей въ свои объятія. Гарри снова пользовался между старыми друзьями особенною благосклонностью. Ему снова и охотно протягивали руку. Даже его родственники присылали къ нему поздравленіе. Онъ получилъ письмо изъ Кастльвуда, гд тетушка Бернштэйнъ снова пріютилась, письмо, заключавшее въ себ похвалы его храбрости и небольшой банковый билетъ, въ знакъ искренняго одобренія со стороны его тетушки. Милордъ Кастльвудъ, въ письм своемъ къ обоимъ родственникамъ, выражалъ любовь свою и уваженіе и предлагалъ гостепріимство своего загороднаго дома, въ случа, еслибъ они вздумали къ нему пріхать. Кром всего этого, получено было по почт еще одно письмо. Узнавъ знакомый почеркъ, Гарри улыбнулся. Въ этомъ письм милая его кузина Марія Эсмондъ говорила, что постоянно любила слушать похвалы о немъ и сочувствовала ему въ его счастіи и несчастіи, какая бы перемна ни случилась съ нимъ, она просила его удлить ей маленькое мстечко въ его сердц. Мистеръ Самсонъ, писала она, говорилъ прекрасную проповдь объ ужасахъ войны и о благородныхъ подвигахъ молодыхъ людей, добровольно пожелавшихъ встртиться лицомъ къ лицу съ непріятелемъ и преодолть вс военныя трудности и опасности для пользы и славы своего отечества….

Вслдъ за тмъ и самъ проповдникъ прислалъ къ Гарри письмо, въ которомъ съ энтузіазмомъ привтствовалъ его, какъ друга своего, какъ своего благодтеля, какъ славнаго героя. Даже сэръ Майльзъ Варрингтонъ прислалъ корзинку дичи изъ Норфолька, лапка одной птички была завернута въ бумажку, на которой значилось, что это была первая жертва ружья молодаго Майльза.

Вскор посл того мистеръ Ламбертъ, съ лицомъ, озареннымъ радостью, навстилъ молодыхъ своихъ пріятелей и объявилъ, что мистеръ Гарри Варрингтонъ произведенъ въ прапорщики, во второй батальонъ Кингсли 20-го полка, который участвовалъ въ компаніи и который въ это время переформированъ въ другой полкъ, 67-й. Полковой командиръ не былъ при полк во время экспедиціи въ Бретань. Онъ находился у Капъ-Бретона, и былъ занятъ взятіемъ тхъ пушекъ при Линсбург, прибытіе которыхъ въ Англію послужило поводомъ къ такому торжеству.

ГЛАВА XVIII,
ВЪ КОТОРОЙ ИДЕТЪ РЧЬ О ЖЕНИТЬБ.

Нкоторые изъ моихъ благосклонныхъ читателей, безъ всякаго сомннія, имютъ привычку посщать тотъ знаменитый садъ въ Реджинтъ-Стрит, въ которомъ такое множество крылатыхъ, пернатыхъ, чешуйчатыхъ, четвероногихъ созданій получаютъ пищу и помщеніе, и за это обязаны выставлять себя на показъ для нашего назиданія и удовольствія. Какъ дла человка и сокровенныя его мысли слдуютъ за нимъ повсюду и вмшиваются во всю жизнь и природу, его окружающую, такъ и мысль о нашихъ друзьяхъ виргинцахъ, ни на минуту не покидала меня, когда я приходилъ въ этотъ садъ и любовался какой нибудь рыбой въ водоем. Здсь въ первый разъ въ жизни увидлъ я прехорошенькую рыбку, длая въ своемъ зеленомъ бассейн гармоническія кривыя линіи, она то обращалась ко мн блестящей спиной, то показывала свою нжную, блую грудь, это была наша старая знакомая камбала, которую мы вс таскали въ Гринвич изъ воды, не имя ни малйшаго понятія о ея красот.

Порода людей — тоже, что и порода камбалъ. Если вы смотрите на послднюю въ ея родной стихіи, то видите, что она развязна, здорова и прекрасна, перенесите ее въ другую стихію, и вы увидите, что красота ея исчезла, ея движенія потеряли граціозность, она какъ-то смшно хлопаетъ хвостомъ по безчувственной земл,— и черезъ нсколько минутъ въ ней потухаетъ слабая искра жизни. Пока не ушло еще время, бережно возьмите ее въ руки и бросьте обратно въ родную ея Темзу…. Впрочемъ позвольте: мн помнится, что есть какая-то пословица на счетъ рыбы, вытащенной изъ воды, и что многіе глубокомысленные естествоиспытатели еще до меня длали о нихъ замчанія…. Такъ точно и Гарри Варрингтонъ: долго барахтался онъ въ несвойственной ему стихіи. Какъ скоро онъ попалъ въ надлежащую стихію, къ нему возвратилось здоровье и сила, жизнь и энергія, съ эполетомъ на плеч онъ сдлался совсмъ другимъ существомъ. Онъ восхищался своей новой профессіей, изучалъ вс ея подробности и усвоивалъ ихъ чрезвычайно быстро. Еслибъ я владлъ искусствомъ моего друга Лоркера, я бы послдовалъ за Гарри въ лагерь, посмотрлъ бы на него на марш, за общимъ столомъ, на плацъ-парад, пображничалъ бы съ нимъ въ кругу его товарищей, съ радостію пожилъ бы съ нимъ въ его палатк, съ знаніемъ дла объяснилъ бы вс военные маневры и вс подробности военной жизни. Но такъ какъ я не владю этимъ искусствомъ, то не угодно ли читателю самому, при его большей опытности и боле дятельномъ воображеніи, восполнить колоритъ картины, которую я набросалъ въ грубыхъ чертахъ, и, что всего важне.— представить мистера Варрингтона въ новомъ красномъ мундир съ желтыми отворотами и обшлагами, счастливаго мыслію, что ему предстоитъ право носить знамена его величества и съ большею охотою изучать и исполнять вс обязанности военной профессіи.

Джоржъ, какъ всякій молодой человкъ, восхищавшійся превосходствомъ другаго и искренно сознававшій отличныя качества своего брата, гордился успхомъ Гарри и радовался возвращенію къ нему счастія. Онъ написалъ письмо въ Виргинію, исчисливъ въ немъ вс похвалы, которыя слышалъ о Гарри и которыхъ Гарри, по своей скромности никакъ не ршился бы повторить, описалъ, какъ удачно Гарри сдлалъ на военномъ поприщ первый шагъ, и при этомъ Джоржъ просилъ позволенія у матери раздлить съ ней издержки на покупку для него слдующаго чина.

Ничто, говорилъ Джоржъ, не доставляло ему такого удовольствія, какъ возможность помочь своему брату, тмъ боле, что внезапнымъ своимъ возвращеніемъ къ жизни онъ лишилъ Гарри наслдства, которое послдній считалъ своимъ законнымъ достояніемъ. Находясь подъ вліяніемъ этого ложнаго убжденія, Гарри надлалъ долговъ гораздо боле, чмъ можно было бы надлать, оставаясь младшимъ братомъ, поэтому-то Джоржъ вмнялъ себ въ обязанность не жалть денегъ тамъ, гд требовали того выгоды брата, онъ приносилъ это, какъ дань за свое освобожденіе.

Кончивъ описаніе длъ брата, Джоржъ воспользовался случаемъ поговорить о своихъ собственныхъ и обратилъ вниманіе своей почтенной матери на вопросъ, который главне всего касался его личности. Ей уже извстно было, что лучшіе друзья, которыхъ онъ и братъ его нашли въ Англіи, были добрыя мистеръ и мистриссъ Ламбертъ, послдняя въ ранніе годы мадамъ Эсмондъ была ея школьной подругой. Тамъ, гд кровные родные оказывались эгоистами и безчувственными, эти истинные друзья постоянно были добры и великодушны. Генералъ пользовался уваженіемъ всей арміи и любовію всхъ, кто его зналъ. Любовь матери не могла быть нжне любви мистриссъ Ламбертъ къ обоимъ сыновьямъ мадамъ Эсмондъ. Въ настоящее время, писалъ Джоржъ, онъ всею душою привязанъ къ старшей миссъ Ламбертъ, отъ этой привязанности, по его мннію, зависло счастіе всей его жизни, и онъ умолялъ свою многоуважаемую мать поощрить это чувство. Онъ еще не длалъ формальнаго предложенія ни молоденькой лэди, ни ея родителямъ, но долженъ сказать, что уже въ нкоторой степени высказалъ свои чувства, и что молоденькая лэди, а также и ея родители,— повидимому къ нему благосклонны. Такая почтительная и прилежная дочь въ отношеніи къ своей матери должна быть примрною женою и свято исполнять свой долгъ въ отношеніи къ мужу. Словомъ, мистеръ Варрингтонъ представилъ молоденькую барышню, какъ образецъ совершенства, и выразилъ свое убжденіе, что счастіе или несчастіе его послдующей жизни будетъ зависть отъ обладанія такимъ существомъ или отъ потери его.

Отчего же вы не напечатали это письмо цликомъ?— спроситъ, можетъ статься, сантиментальный читатель издателя этой книги, объявившаго, что въ его рукахъ находится вся переписка Варрингтона.— Почему?— Потому что жестоко было бы открывать любовныя тайны молодаго человка, подслушивать его несвязныя клятвы и безумныя выраженія восторга, хладнокровно записывать тайны, а можетъ быть и глупости его нжной страсти. Неужели же мы должны, какъ шпіоны, стать, при наступленіи сумерекъ, въ амбразуру окна, и потомъ считать вздохи и пожатія рукъ, собирать въ сосудъ горячія слезы, ставить стетоскопъ на нжную грудь молодыхъ людей и выслушивать біеніе ихъ сердецъ? Нтъ, — я первый противъ этого! Любовь — чувство священное. Каждый разъ, когда я вижу (что иногда случается и въ этомъ мір), что она подобно молніи вылетаетъ изъ двухъ паръ глазъ, или отражаетъ грусть даже въ одной пар, нжно переходитъ отъ матери на ребенка, который лежитъ въ ея колняхъ, или отъ отца на счастливую дочь, которая кружится въ вихр вальса съ молодымъ капитаномъ, или отъ Джона Андерсона на старую свою жену, при вход ея въ гостиную — на эту bonne vielle, несравненную между всми женщинами, каждый разъ, когда мы усмотримъ этотъ сигналъ, — будемте ему салютовать! Пусть всякій, кому извстна эта тайна, хранитъ ее въ своемъ сердц. Берегитесь человка нескромнаго: не обдайте съ нимъ,— онъ разгласитъ вашу секретную бесду, не плывите съ нимъ на одномъ корабл, — онъ толкнетъ васъ за бортъ.

Между тмъ какъ любовь къ битвамъ заставляла Гарри Варрингтона нюхать порохъ, бороться съ драконами и вытаскивать изъ огня раненыхъ товарищей, Джоржъ преслдовалъ удовольствія боле мирныя и имвшія для него свою особенную прелесть. Онъ писалъ сонеты предмету своего обожанія, съ наступленіемъ вечера прогуливался подъ ея окномъ и наблюдалъ маленькую лампу, освщавшую ее въ ея комнат, находилъ всякаго рода предлоги посылать записки, не требующія, повидимому, отвтовъ (которые онъ однакожь получалъ), выбиралъ отрывки изъ своихъ любимыхъ поэтовъ и цвты изъ Ковентгардена для чьего-то особеннаго украшенія и удовольствія, ходилъ въ церковь Сентъ-Джемса, вмст съ ней плъ псалмы, вроятно по одному и тому же молитвеннику, и ни одного слова не слыхалъ изъ проповди, — до такой степени все его вниманіе поглощалось другими мыслями. Онъ былъ чрезвычайно любезенъ и привязанъ ко всмъ родственникамъ миссъ Гетти — къ маленькимъ брату и сестр въ пансіон, къ старшему брату въ университет, къ самой миссъ Гетти, съ которой нердко вступалъ въ состязаніе по части остроумія, къ мама, которая сама была вполовину влюблена въ него, какъ замчалъ Мартинъ Ламбертъ….

Гумбо и Сади постоянно были на побгушкахъ между Соутэмптонскими рядами и улицей Динъ. Въ лтніе мсяцы изобртались всякаго рола прогулки и поздки, предложеніямъ създить въ Рангелэй, въ Гэмпстедъ, въ Воксалъ, въ Мэримбонскій садъ, — не было конца. Джоржу понадобилось начисто переписать для сцены свою знаменитую трагедію, а кто же можетъ писать такимъ прекраснымъ итальянскимъ почеркомъ, какъ не миссъ Тео? Каждый переписанный листъ постоянно сопровождался благодарностью, объясненіями, восхищеніями. Посмотрите, вотъ пакетъ, съ надписью рукою Варрингтона: ‘Письма 1758—9 г.’ Не распечатать ли его и не открыть ли взору публики нжныя тайны? Нтъ! Эти двственныя, непорочныя слова были прошептаны на ухо одного только существа. Спустя нсколько лтъ, мужъ съ наслажденіемъ прочитываетъ строки, гд каждое слово дышитъ чувствомъ непритворной любви. Было бы святотатствомъ разгласить то, что въ нихъ написано: пусть благосклонные читатели поврятъ мн на слово, что письма молоденькой лэди отличались скромностью и непорочностью, письма молодаго джентльмена — безпредльнымъ уваженіемъ и нжностью. Видите, какъ мало было съ нашей стороны сказано о нихъ, а между тмъ въ теченіе нсколькихъ послднихъ мсяцевъ мистеръ Джоржъ Варрингтонъ ршилъ въ своемъ ум, что онъ нашелъ женщину изъ женщинъ. Она не имла ослпительной красоты. Кузина Флора, Целія, Арделія и сотни другихъ несравненно прекрасне, но ея плнительное лицо нравилось ему лучше всхъ другихъ лицъ въ цломъ мір. Она не иметъ блистательнаго ума, за то Джоржу пріятно слышать ея музыкальный очаровательный голосъ, въ ея обществ онъ самъ становится необыкновенно умнымъ, у него являются такія прекрасныя мысли, онъ употребляетъ такія прекрасныя слова, онъ такъ великодушенъ, благороденъ, остроуменъ, что неудивительно, если находитъ во всемъ наслажденіе. Съ другой стороны, трудно вообразить такой умъ, такую красоту, мужество и добродтель, какими молоденькая лэди надляла своего героя.

Письмо Джоржа достигло своего назначенія, произвело сильное волненіе въ маленькомъ кружк у камина мадамъ Эсмондъ. Итакъ онъ влюбленъ, онъ хочетъ жениться! Что жь, это весьма натурально, это остепенитъ его. Если онъ думаетъ жениться на благовоспитанной христіанской двушк, то мадамъ Эсмондъ не видитъ въ этомъ ничего дурнаго.

— Я знала, что на него наднутъ чепчикъ, говоритъ Моунтэйнъ. Воображаютъ, что богатство его такъ же велико, какъ и помстье. Онъ, однакоже, не говоритъ, что у его невсты есть деньги. А это значитъ, что у нея ничего нтъ вовсе.

— Пожалуйста, и здсь есть люди, которые охотно бы надли на него чепчикъ, говоритъ мадамъ Эсмондъ, угрюмо посмотрвъ на кампаньонку: — здсь тоже старались поймать его на удочку для своихъ дочерей, и кто же?— люди, нисколько не богаче миссъ Ламбертъ.

— Мн кажется, милэди намекаетъ на меня! говоритъ Моунтэйнъ. Вы хотите сказать, что моя Фанни — нищая, съ вашей стороны очень благосклонно напомнить мн объ этомъ!

— Я говорю, что и здсь есть люди, которые охотно бы надли чепчикъ на него! Если этотъ чепчикъ приготовленъ вами, tant pis, — какъ говаривалъ папа.

— Неужели вы думаете, мадамъ, что я намрена удерживать Джоржа изъ видовъ къ своей дочери? Благодарю васъ, очень благодарю! Хорошее же вы имете мнніе о насъ, посл того, какъ мы прожили столько лтъ вмст!

— Послушайте, милая Моунтэйнъ, я знаю васъ слишкомъ хорошо, знаю, что вы ни подъ какимъ видомъ не позволили бы себ предположенія, что ваша дочь — хорошая партія для джентльмена съ званіемъ мистера Эсмонда и съ его положеніемъ въ обществ, съ большимъ достоинствомъ сказала мадамъ.

— Фанни Паркеръ была въ школ не хуже Молли Бенсонъ, дочь мистера Моунтэйнъ нисколько не хуже дочери мистера Ламберта,— восклицаетъ Моунтэйнъ.

— Значитъ вы намрены были женить на ней моего сына? Напишу объ этомъ мистеру Эсмонду Варрингтону, непремнно напишу, и скажу, что крайне сожалю о вашемъ разочарованіи, говоритъ владтельница Кастльвуда.

Изъ этого маленькаго разговора мы можемъ заключить, что мистриссъ Моунтэйнъ дйствительно была разочарована и имла честолюбивые замыслы относительно дочери, въ противномъ случа, зачмъ ей было выходить изъ себя при извстіи о женитьб мистера Варрингтона?

Въ отвтномъ письм своемъ къ сыну мадамъ Эсмондъ писала, что ей пріятно видть въ Джорж проявленіе братской любви, что дйствительно съ нкоторой стороны весьма справедливо оказать помощь Гарри, ожиданія котораго заставили его принять образъ жизни, сопряженный съ большими расходами, а не тотъ, который бы ему слдовало принять, еслибъ онъ зналъ, что останется младшимъ братомъ. Относительно покупки патента на слдующій чинъ, мадамъ Эсмондъ съ радостію вызывалась раздлить издержки пополамъ съ старшимъ братомъ Гарри, тмъ боле, что его личная храбрость доставила ему возможность сдлать такое блистательное начало на военномъ поприщ. Такое употребленіе денегъ Джоржа, присовокупляла мадамъ Эсмондъ,— гораздо полезне другихъ расходовъ.

Эти другіе расходы, какъ намъ уже извстно, относились до уплаты выкупа семейству французскаго капитана, на которую мать Джоржа ни подъ какимъ видомъ не соглашалась. Она имла ршительный характеръ, который наслдовалъ ея сынъ. Его настойчивость она называла гордостью и упрямствомъ. Но что думала она о своей собственной настойчивости, объ этомъ біографъ ея, живущій въ столь отдаленный отъ нея періодъ, сказать затрудняется. Впрочемъ, можно допустить, что люди за сто лтъ тому назадъ во многомъ похожи были на своихъ внуковъ ныншняго времени, точно такъ же любили они имть свою дорогу, и любили, чтобы по этой дорог шли за ними и другіе.

Джоржъ разсчитывалъ, что уплата своего выкупа, уплата долговъ брата и половина цны за патентъ отнимутъ значительную часть его частнаго наслдства, несмотря на то, онъ длалъ эту жертву отъ чистаго сердца. Добрая мать въ письмахъ своихъ постоянно просила не забывать, кто таковъ былъ ддъ Джоржа, и поддерживать достоинство своей фамиліи. Постоянно также длала она ему порученія относительно покупки различныхъ товаровъ въ Англіи, при каждой высылк незначительной суммы денегъ на его содержаніе, снова намекала на высокій титулъ Эсмондовъ и просила не длать ничего такого, что было бы недостойно этой знаменитой фамиліи, она совтовала ему показываться въ лучшихъ обществахъ, посщать дворъ, гд были приняты вс его предки, и являться въ большой свтъ, не роняя своего достоинства, все это повторялось такъ часто и требовалось такъ настоятельно, что Джоржъ нисколько не сомнвался, что къ исходу его собственныхъ денегъ къ нему явятся деньги матери, и потому со всею покорностію повиновался ея наставленіямъ относительно своего образа жизни. Въ бумагахъ Эсмонда, относящихся до этого періода, я нахожу счеты за изысканныя пирушки, счеты портныхъ за шитье придворнаго платья, за шитье ливрей для негровъ и кучеровъ, счеты отъ продавцевъ лошадей и т. п., и прихожу къ такому заключенію, что старшій нашъ виргинецъ жилъ нкоторое время весьма неразсчетливо.

Джоржъ не былъ такъ безразсуденъ и расточителенъ, какъ младшій его братъ. Его никто не обвинялъ въ пристрастіи къ азартнымъ играмъ или конскимъ скачкамъ, зато его столъ отличался обиліемъ блюдъ, его экипажи — красотою, его кошелекъ — способностью не истощаться, имнье, котораго онъ былъ наслдникомъ — безграничностью. Я привожу эти обстоятельства потому, что они, очень вроятно, имли значительное вліяніе на поведеніе какъ Джоржа, такъ и друзей его въ томъ дл, относительно котораго, какъ я уже сказывалъ, онъ и его мать вели переписку. Молодой виргинскій наслдникъ путешествовалъ въ чужіе края для удовольствія и для усовершенствованія своего образованія. Королева, его мать, находилась въ ежедневной переписк съ его высочествомъ, сыномъ, и постоянно твердила ему, чтобы онъ держалъ себя прилично его высокому званію. Въ ея письмахъ проглядывало очевидное желаніе, чтобы сынъ ея жилъ великолпно. По приказанію матери, онъ безпрестанно длалъ ей покупки. Джоржъ думалъ, что мадамъ Эсмондъ не совсмъ еще устроилась, тогда какъ она съ послдней почтой просила выслать ей новую сбрую на двнадцать вагоновъ и органъ, который бы игралъ четырнадцать лучшихъ псалмовъ. И вс подобнаго рода заказы Джоржъ исполнялъ почтительно. Она еще ничего не заплатила за нихъ, ну, чтожь за бда! Заплотитъ — не сегодня и не завтра, а при удобномъ случа, при боле благопріятныхъ обстоятельствахъ, и мистеръ Варрингтонъ никогда не думалъ утруждать своихъ друзей этими разсчетами, а тмъ боле разсуждать съ ними о домашнихъ длахъ своей матери. Съ своей стороны мистеръ и мистриссъ Ламбертъ, чуждые всякаго корыстолюбія, были вполн уврены въ его независимомъ состояніи, и, само собою разумется, радовались увеличивающейся привязанности между ихъ дочерью и молодымъ джентльменомъ такихъ прекрасныхъ правилъ, такихъ способностей, такой фамиліи и съ такою будущностью. Каждое слово, каждый поступокъ мистера Варрингтона обнаруживали въ немъ благородство, — а какое-то величіе и съ тмъ вмст простота въ отношеніяхъ его къ большому свту показывали его истиннымъ джентльменомъ. Нсколько холодный и гордый въ обращеніи съ незнакомыми, особливо съ знатными, онъ однакоже не былъ надмененъ, съ женщинами онъ былъ очень вжливъ, а съ тми, кого любилъ — необыкновенно милъ, любезенъ, добръ, развязенъ и нженъ.

Неудивительно, что одна извстная намъ молоденькая женщина считала его лучшимъ человкомъ во всемъ мір,— увы!— не исключая даже и папа. Мужчина, искренно любящій женщину, становится въ ея глазахъ лучшимъ человкомъ. Мы уже говорили, что Джоржъ удивлялся самому себ, находя себя умнымъ и краснорчивымъ, когда бесдовалъ съ прекраснымъ молодымъ созданіемъ, сердце котораго вполн принадлежало ему…. Да, уже боле мы не услышимъ шопота ихъ любви. Этихъ нжныхъ словъ нельзя написать, нельзя напечатать. Сдлайте одолженіе, добрый сэръ, или мадамъ, если вы расположены къ сантиментальности, то положите эту книгу и подумайте о чемъ нибудь другомъ, боле близкомъ вашему сердцу. Можетъ статься, — вы уже въ лтахъ, но у васъ еще свжая память. Быть можетъ, все дорогое для васъ умерло, похоронено, но вдь отъ васъ же зависитъ, чтобъ все это ожило, вышло изъ могилы, — смотрло, улыбалось, шептало, склоняясь на вашу руку, и роняло свжія слезы на вашу грудь. Неужели я сказалъ,, что все это здсь, и все живо?— О, нтъ, это далеко, далеко отсюда!— Передъ вами одинокій очагъ и холодная зала! Ваза здсь, а розы исчезли, здсь берегъ, а вонъ тамъ стоялъ на якор корабль, но подняли якорь и онъ уплылъ навсегда, и проч. и проч. и проч.

Однако, это чистая сантиментальность. Я хочу сказать, что семейство молоденькой лэди было совершенно довольно положеніемъ длъ между ею и мистеромъ Варрингтономъ, и хотя еще не было сдлано ршительное предложеніе, но вс знали, какого рода будетъ отвтъ.

Мама впрочемъ немного безпокоилась насчетъ медленности предложенія.

— Какой вздоръ, моя милая, говорилъ генералъ.— Время еще не ушло ни въ какомъ отношеніи. Тео немного больше семьнадцати, Джоржу, если я не ошибаюсь, подъ сорокъ, кром того, ему нужно время написать въ Виргинію и просить разршенія матери.

— А если она откажетъ?

— Тогда будетъ нехорошій день для старыхъ и для малыхъ, — сказалъ генералъ.— Не лучше ли, мой другъ, предполагать, что она согласится? Я не могу представить себ, чтобы кто нибудь въ свт ршился отказать Тео въ томъ, чего она страстно пожелаетъ, — прибавилъ отецъ: — а въ настоящее время, я увренъ, желаніе ея заключается въ союз съ Джоржемъ.

Такимъ образомъ вс съ нетерпніемъ ждали отвта отъ мадамъ Эсмондъ, вс безпокоились, чтобы французскіе крейсеры не овладли пакетботомъ, на которомъ везли это драгоцнное письмо.

ГЛАВА XIX.
ВЪ КОТОРОЙ РАЗЫГРЫВАЕТСЯ ОДНА ТРАГЕДІЯ, А ДВ ДРУГІЯ НАЧИНАЮТСЯ.

Джемсъ Вульфъ, новый начальникъ Гарри, возвратился изъ Америки, спустя нсколько недль посл того, какъ виргинецъ нашъ явился въ полкъ. Вульфъ былъ подполковникомъ въ полку Кингсли, второй батальонъ этого полка сформированъ былъ и переданъ ему въ награду за его отличную храбрость и особыя заслуги при Капъ-Бретон. Съ непритворною радостью и почтительностью Гарри отправился представиться своему новому командиру, начинавшему обращать на себя вниманіе всего свта. По общему мннію, онъ долженъ былъ сдлаться великимъ полководцемъ. Во время послднихъ военныхъ дйствій, во Франціи испытывали многихъ офицеровъ, пользовавшихся до того огромной репутаціей, и нашли ихъ крайне неспособными. Герцогъ Марльборо оказался недостойнымъ потомкомъ своего великаго предка. О военной геніальности милорда Джоржа Саквиля существовали сомннія, даже ране его безразсудныхъ распоряженій при Манден, изъ-за которыхъ потеряна была блистательная побда. Народъ желалъ военной славы, и военный министръ всми силами старался пріискать генерала, который бы удовлетворилъ народному желанію. Занятія мистера Вульфа и мистера Ламберта удерживали ихъ обоихъ въ Лондон, между этими офицерами часто возобновлялись дружескія бесды, и никто боле Ламберта не радовался доброму счастію молодаго его друга.

Гарри, находясь вн служебныхъ занятій, никогда не уставалъ слушать разсказы мистера Вульфа о военныхъ операціяхъ прошедшаго года, о которыхъ Вульфъ говорилъ свободно и откровенно. Какая бы мысль ни была у него на ум, онъ высказывалъ ее безъ всякаго стсненія. Онъ имлъ простоту героя, которою впослдствіи отличался Нельсонъ: о своихъ подвигахъ онъ говорилъ безъ преувеличеній. Быть можетъ нкоторымъ джентльменамъ Сентъ-джемскаго клуба онъ показался бы страннымъ, быть можетъ надъ нимъ стали бы подсмиваться, за то въ нашемъ маленькомъ дружескомъ кружк онъ находилъ внимательныхъ слушателей. Молодой генералъ въ нкоторыхъ отношеніяхъ сохранилъ романтичность юности. Онъ страстно любилъ музыку и поэзію. Въ послдній день своей жизни онъ говорилъ, что ему легче было бы написать элегію Грея, чмъ выиграть сраженіе. Само собою разумется, что Джоржъ очень скоро сошелся съ джентльменомъ поэтическаго настроенія души: оба они были влюблены, и ихъ любовь не оставалась безъотвтною, оба гнались за счастіемъ, — и потому нтъ сомннія, что между ними нердко бывали сантиментальныя бесды, которыя интересно было бы передать читателямъ, еслибъ только мы имли о нихъ точныя свднія. Вотъ что пишетъ Варрингтонъ въ одномъ изъ послднихъ своихъ писемъ:

‘Я имлъ честь познакомиться съ знаменитымъ генераломъ Вульфомъ, и часто съ нимъ видлся во время его послдняго пребыванія въ Лондон. Между нами завязывался разговоръ, имвшій живой интересъ для насъ обоихъ. Я не могъ достаточно налюбоваться простосердечіемъ мистера Вульфа, его откровенностью и благороднымъ мужествомъ, составляющими его характеристику. Онъ пламенно влюбленъ и непремнно хочетъ принести къ ногамъ предмета своего обожанія какъ можно больше лавровъ. ‘Если гршно домогаться почестей, — повторялъ онъ вмст съ Генрихомъ Пятымъ (онъ страстно любитъ театръ и поэзію):— то моя душа — самая гршная.’ — Въ послдній день своей жизни онъ имлъ такой великолпный пиръ славы, что можно было бы удовлетворить самый жадный апетитъ. Онъ жаждалъ ея. Онъ казался мн не просто обыкновеннымъ воиномъ, отправлявшимся съ ршимостью исполнить свой долгъ, но скоре рыцаремъ, идущимъ отыскивать гигантовъ и драконовъ. Отечество мое пріобрло въ послднее время вождя совершенно другихъ качествъ и способностей. Не знаю, чему должно удивляться больше всего въ нашемъ великомъ виргинц: рыцарской ли энергіи британца, или боле чмъ непоколебимому мужеству римлянина.’

Пока служебныя обязанности мистера Ламберта удерживали его въ Лондон, семейство его съ удовольствіемъ оставалось при немъ, и, я полагаю, мистеръ Варрингтонъ до такой степени былъ доволенъ сельскимъ спокойствіемъ въ Соутэмптонскихъ рядахъ, красотою цвтовъ и деревьевъ въ Бедфортскомъ саду, что ему вовсе не хотлось узжать изъ Лондона даже на короткое время. Онъ сдлалъ поздку въ Кастльвудъ и провелъ тамъ нсколько дней, занимая комнату, о которой такъ часто упоминалъ его ддъ и которую полковникъ Эсмондъ занималъ, будучи ребенкомъ. Джоржъ былъ принятъ довольно радушно. Нтъ сомннія, что ему пріятне было бы находиться въ Лондон подл молодой особы, въ обществ которой онъ находилъ гораздо боле удовольствія, чмъ могъ доставить ему семейный кружокъ милорда Кастльвуда, хотя вс дамы, особливо лэди Марія, были очень любезны и очарованы трагедіей, которую Джоржъ и кастльвудскій проповдникъ прочитали передъ собраніемъ всего семейства. Мистеръ Самсонъ въ похвалахъ своихъ доходилъ до изступленія, и надо сказать, что пьеса мистера Варрингтона поступила на сцену чрезъ содйствіе не мистера Джонсона, а мистера Самсона. Правда, Джонсонъ настойчиво навязывалъ ее своему другу, мистеру Гаррику, но Гаррикъ только-что заключилъ условіе съ знаменитымъ мистеромъ Гамомъ, авторомъ ‘Дугласа,’ на новую трагедію. Вслдствіе этого Карпецанъ отнесенъ былъ къ режиссеру Ковентгарденскаго театра, мистеру Ричу, и былъ принятъ.

Въ день, назначенный для представленія, мистеръ Варрингтонъ далъ друзьямъ своимъ отличный обдъ, въ гостинниц Бедфордъ-Гэдъ, въ Ковентгарденскомъ квартал, откуда актеры всей массой отправились въ театръ, оставивъ только одного или двухъ съ нашимъ молодымъ авторомъ въ гостинниц, куда друзья Джоржа прибгали съ донесеніемъ о ход пьесы. Роль Карпецана игралъ Барри, стараго нобльмена — Шуттеръ, роль Ульрика превосходно выполнилъ Реддишъ, а короля Богеміи — молодой актеръ изъ Дублина, мистеръ Гагаганъ, или Гаганъ, какъ называли его на сцен. Мистриссъ Воффингтонъ, въ роли героини, казалась слишкомъ старою въ первомъ акт, за то въ четвертомъ акт, насчетъ котораго такъ сильно сомнвались, въ сцен, предшествовавшей убійству Сивиллы, она произвела ужасъ и восторгъ во всей публик. Миссъ Уэйнъ превосходно пропла балладу въ минуту несчастной казни жены Карпецана, что касается до Барри, то вс соглашались, что онъ былъ ужасенъ и патетиченъ въ роли Карпецана, особливо въ этой сцен. Грація и изящество манеръ молодаго актера Гагагана вызывали всеобщія рукоплесканія. Мистеръ Ричъ поставилъ пьесу на сцену съ знаніемъ дла, хотя и сдлалъ промахъ, выводя въ различныхъ пантомимахъ любимаго слона, подл котораго шелъ одинъ изъ негровъ мистера Варрингтона, въ турецкомъ костюм. Другой негръ сидлъ въ лакейской галлере и въ извстные промежутки времени громко плакалъ и неистово кричалъ.

Казнью Сивиллы должна была ршиться участь пьесы. Когда голова ея слетла съ плечъ, друзья Джоржа вздохнули свободне, одинъ посланный бжалъ за другимъ извстить автора о полномъ успх. Мистеръ Гарри, среди оглушительныхъ рукоплесканій, объявилъ, что пьеса будетъ въ скоромъ времени повторена и что она — произведеніе молодаго виргинскаго джентльмена, его первая попытка на драматическомъ поприщ.

Не мшало бы намъ во время представленія находиться въ лож, занимаемой всми нашими друзьями. Нужно было видть лихорадочный трепетъ и смущеніе Гетти въ т минуты, когда успхъ пьесы былъ еще сомнителенъ, яркій румянецъ и огонь въ глазахъ, когда побда была несомннна. Гарри, во время маленькаго замшательства въ четвертомъ акт, былъ мертвенно блденъ, — блдне, по словамъ мистриссъ Ламбертъ, самого Барри, при всхъ его блилахъ. За то къ концу пьесы едва ли кто апплодировалъ сильне его. Мистеръ Вульфъ и генералъ Ламбертъ кричали до изступленія. Мистриссъ Ламбертъ, безъ всякаго сомннія, плакала, и хотя Гетти говорила: ‘зачмъ вы плачете, мама? Вдь ужь этимъ вы ихъ не оживите, къ тому же вы знаете, — они это заслужили’, — но тмъ не мене она была въ восторг, какъ и вс другіе, включая въ то число и маленькаго Чарли, получившаго отъ доктора Крузіуса отпускъ на этотъ вечеръ, и миссъ Люси, взятую изъ пансіона нарочно съ тою цлію, чтобы присутствовать при этомъ торжественномъ случа. Милордъ Кастльвудъ и сестра его, лэди Марія, тоже находились въ театр. Милордъ вышелъ изъ ложи и осыпалъ комплиментами мистера Барри и другихъ актеровъ. Мистеръ Самсонъ быль неоцнимымъ человкомъ въ партер, тамъ онъ управлялъ апплодисментомъ, отдавъ заране, я полагаю, приказаніе Гумбо не сводить съ него глазъ и повторять вс его движенія.

Само собою разумется, что въ тотъ вечеръ мистеръ Варрингтонъ далъ друзьямъ своимъ веселый ужинъ, — несравненно веселе ужина мистера Гаррика, который не пріобрлъ желаемаго успха съ своей новой трагедіей и ея скучными хорами, и который еще разъ потерялъ хорошій случай, отдавъ преимущество трагедіи мистера Гама передъ трагедіей нашего молодаго автора. Да и не одинъ веселый ужинъ заданъ былъ въ тотъ вечеръ. Мистеръ Гумбо задалъ пирушку многимъ джентльменамъ съ витушкой на плеч, которые старались вмст съ нимъ поддержать мастерское произведеніе его господина, мистеръ Генри Варрингтонъ въ отел ‘Звзда и Подвязка’ далъ ужинъ десяти офицерамъ своего новаго полка, явившимся въ театръ собственно съ тмъ, чтобы поддержать Карпецана. Мистеръ Варрингтонъ пригласилъ на ужинъ трехъ главныхъ актеровъ, знакомое намъ семейство, занимавшее боковую ложу, мистера Джонсона съ его остроумнымъ другомъ, живописца-мистера Рейнольдса, милорда Кастльвуда съ сестрой и нкоторыхъ другихъ. Милэди Маріи привелось сидть рядомъ съ молодымъ актеромъ, игравшимъ роль короля. Мистеръ Варрингтонъ очутился подл миссъ Тео и, безъ сомннія, въ обществ такой сосдки провелъ пріятнйшій вечеръ. Вс были одушевлены, вс необыкновенно веселы, и когда начались тосты, лэди Марія провозгласила свой тостъ за ‘Короля Венгріи’. Джентльменъ, къ которому это относилось, обладавшій обиліемъ краснорчія и огня и превосходными манерами, какъ на сцен, такъ и въ обществ, объявилъ, что онъ уже перенесъ одну смерть въ теченіе вечера и надялся, что ему придется умереть сотни разъ или боле на томъ же самомъ пол, но все же, живой или мертвый, онъ будетъ знать, чьимъ долженъ быть покорнйшимъ слугою. О, еслибъ онъ имлъ настоящую корону, вмсто бумажной діадемы съ блестками и мишурой, съ какою радостію положилъ бы онъ ее къ ногамъ милэди! Необыкновенная любезность этого джентльмена не понравилась ни милорду, ни мистеру Эсмонду,— они приписывали ее, и не безъ основанія, вину и пуншу, которыхъ мистеръ Барри уничтожилъ значительное количество. Тео и ея сестра, первый разъ попавшія въ такое общество, немного испугались чрезвычайной энергіи и непринужденности мистера Гагана, но лэди Марія, какъ боле опытная женщина, смотрла на нее не безъ удовольствія. Уже поздно ночью подали кареты. Кавалеры проводили дамъ и, по отъзд ихъ, нкоторые воротились. Въ заключеніе всего, Карпецанъ отнесенъ былъ домой въ его кресл, а у венгерскаго короля открылась страшная головная боль. Хотя поэтъ нашъ и помнилъ, что говорилъ множество спичей, но на другой день крайне изумился, когда къ нему явилось съ полдюжины гостей, которыхъ онъ наканун приглашалъ еще разъ отъужинать съ нимъ.

Наканун, когда Джоржъ помогалъ мистриссъ Ламбертъ и ея дочерямъ ссть въ карету, он вс находились въ сильномъ волненіи, восторг, возбужденіи. На слдующее утро джентльменъ нашъ не замедлилъ явиться къ нимъ — поговорить о спектакл и публик, объ актерахъ и актрисахъ. Мистриссъ Ламбертъ слышала, что театральныя лэди очень опасны для молодыхъ людей. Она надялась, что Джоржъ будетъ остерегаться ихъ и не станетъ слишкомъ часто посщать зеленую комнату.

Джоржъ улыбнулся и сказалъ, что у него есть предохранительное средство противъ всхъ искушеній, и потому онъ ихъ нисколько не боялся. Говоря это, онъ смотрлъ въ лицо Тео, какъ будто въ глазахъ ея хранился амулетъ, который долженъ былъ сохранить его отъ всхъ напастей.

— Чего же энъ долженъ бояться, мама? спросила двушка, не имвшая, по своему простосердечію, ни малйшаго понятія объ опасности или измн.

— Ничего, моя милочка, я сказала это такъ, шутя, отвчала мать, поцаловавъ ее.

— Тео, вдь ты не допустишь предположенія, чтобы мистеръ Джоржъ влюбился въ эту нарумяненную старуху, которая играла вчера главную роль? спрашиваетъ миссъ Гетти, покачавъ головой.— Она такъ стара, что годится ему въ матери.

— Скажи пожалуйста, неужели ты думаешь, что при нашихъ лтахъ ужь никто не можетъ и влюбиться въ насъ, или что у насъ вовсе нтъ сердца? спрашиваетъ мать довольно рзкимъ тономъ.— Мн кажется, я полагаю, я надюсь, что вашъ отецъ думаетъ совсмъ иначе. Онъ, я могу себ представить, совершенно доволенъ нашими лтами. Онъ не смется надъ старостью, какъ молоденькія двочки, только что выпущенныя изъ пансіона. Лучше было бы, еслибъ он поддерживали, защищали ее, — гораздо было бы лучше, еслибъ он помнили пятую заповдь — вотъ что, миссъ Гетти!

— Мн кажется, мама, я вовсе не нарушаю ея, сказавъ, что эта актриса не моложе матери Джоржа, произнесла Гетти въ свое оправданіе.

— Мать Джоржа однихъ со мной лтъ, — по крайней мр въ школ мы были ровесницы. Фанни Паркеръ — ныншняя мистриссъ Моунтэйнъ — была семью мсяцами старше насъ, когда мы вс трое сидли во французскомъ класс. Я никакъ не могу представить, чтобы нашъ возрастъ послужилъ предметомъ насмшекъ со стороны нашихъ дтей, прошу васъ впередъ не длать подобныхъ замчаній. Какъ вы думаете, Джоржъ, неужели ваша мать очень стара?

— Я радуюсь, что моя мать однихъ съ вами лтъ, тетушка Ламбертъ, отвчаетъ Джоржъ сантиментальнымъ тономъ.

Любовь производитъ странное вліяніе на нашъ здравый разсудокъ, она даетъ ему иногда совершенно превратное направленіе, а иногда и совершенно его помрачаетъ. Нердко случается, что мужчина, въ извстный періодъ до своей женитьбы, становится влюбленнымъ въ свою тещу! Въ это время добрый нашъ генералъ утверждалъ, и не безъ причины, что онъ сдлался ревнивымъ. Мистриссъ Ламбертъ заботилась о Джорж, гораздо боле, чмъ вс другіе въ цломъ семейств. Она сама одвала Тео какъ можно изысканне собственно для встрчи Джоржа, постоянно ласкала, баловала ее и обращалась къ ней съ вопросами, посл ея разговора съ Джоржемъ. Вопросы эти обыкновенно были слдующіе: ‘Сегодня онъ, кажется, здоровъ? Сегодня онъ, кажется, былъ очень блденъ, Тео? Сегодня онъ, кажется, просидлъ за книгами до поздней ночи?’ и т. д. Если Джоржъ получалъ простуду, она готова была сама приготовить ему бульонъ и сдлать ножную ванну. Она посылала ему свои собственныя лкарства. Во время его отсутствія она безъ умолку говорила о немъ своей дочери. Конечно, разговоръ подобнаго рода нравился Тео. Когда Джоржъ приходилъ, ей въ ту же минуту встрчалась надобность отлучиться въ совершенно другую часть дома, и вслдствіе этого она поручала Тео занять молодаго человка до ея возвращенія. Почему это за минуту до ея возвращенія въ комнату вы слышите довольно громкій разговоръ ея съ невинными малютками, младшими ея дтьми, или съ прислугой въ верхнихъ частяхъ дома? Съ ея появленіемъ мистеръ Джоржъ всегда стоялъ или сидлъ въ почтительномъ отдаленіи отъ миссъ Тео, за исключеніемъ только тхъ дней, когда со стола случайно падали ножницы и онъ, очень естественно, долженъ былъ нагибаться и поднимать ихъ. Отчего же Тео вдругъ вся вспыхивала? Да разв молоденькія щочки не для того созданы, чтобы краснть, а розы — чтобы цвсти во время весны? Мама какъ будто не замчала этого румянца и, садясь, переполненная счастіемъ, за рабочій столикъ, начинала безъискусственный разговоръ о томъ-о семъ….

Наконецъ прибыло и письмо изъ Виргиніи. Адресъ написанъ четкимъ, хорошо знакомымъ Джоржу почеркомъ мадамъ Эсмондъ. Прежде, чмъ сломать печать, Джоржъ смотритъ на него съ замираніемъ въ сердц: руки его дрожатъ, кровь приливаетъ къ голов. Это былъ отвтъ на письмо о производств Гарри въ чинъ и привязанности Джоржа къ миссъ Ламбертъ. Мадамъ Эсмондъ вполн одобряла намренія Джоржа насчетъ помощи брату. Что касается до женитьбы, то она никогда не противилась раннему вступленію въ бракъ. Портретъ миссъ Ламбертъ, нарисованный мистеромъ Джоржемъ, она приняла и надялась, что эта двица иметъ вс качества, которыя Джоржъ ей приписывалъ. Насчетъ денегъ, въ которыхъ Джоржъ нуждался, такъ по крайней мр заключала мадамъ Эсмондъ по письму его, — она ихъ не имла. Фамилія Эсмондовъ, къ сожалнію, насколько богата была землями и недвижимостью, настолько же бдна наличными деньгами. Въ дом было во всемъ такое изобиліе, что достало бы дтямъ дтей, и жены сыновей могли раздлить съ ней все, что она имла. Узнавъ по письмамъ еще короче мистера и мистриссъ Ламбертъ, она намревалась отписать имъ поподробне. Она должна была высказать чистосердечно, безъ всякаго принужденія, что ожидала отъ сына своего гораздо боле, какъ джентльменъ его званія, съ его видами на будущее, онъ имлъ право получить руку первой лэди въ государств, но если небу угодно, чтобы выборъ ея сына палъ на дочь ея старинной подруги, то она соглашалась на бракъ и готова была принять жену Джоржа, какъ родную свою дочь. Письмо это привезено было мистеромъ Ванъ-денъ-Бошъ, купившимъ недавно очень большое помстье въ Виргиніи и пріхавшимъ въ Европу, чтобы отдать въ пансіонъ свою внучку. Мадамъ Эсмондъ желала бы, чтобы сыновья ея оказывали мистеру Ванъ-денъ-Бошу всевозможное вниманіе, но отнюдь не потому, что внучка его была наслдницей огромнаго богатства. По имньямъ они ближайшіе сосди, и еслибъ Гарри могъ найти въ молоденькой лэди личныя и душевныя качества, необходимыя для подруги въ жизни, ей было бы отрадно на склон лтъ своихъ видть обоихъ дтей вблизи себя. Мадамъ Эсмондъ заключила письмо заявленіемъ искренняго уваженія къ мистриссъ Ламбертъ и благословеніемъ молоденькой барышни, которой суждено быть ея невсткой.

По всему было видно, что мадамъ Эсмондъ была вполовину недовольна выборомъ сына и не отъ чистаго сердца изъявляла согласіе на его бракъ. Какъ бы то ни было, согласіе ея объявлено формально. Съ какимъ нетерпніемъ бжалъ Джоржъ въ кварталъ Сого, неся въ карман давно ожидаемую новость. Я увренъ, что наши друзья узнали объ этой новости при первомъ взгляд на его лицо,— иначе зачмъ бы мистриссъ Ламбертъ такъ горячо цаловать Тео, когда Джоржъ объявилъ о полученіи письма? Взволнованнымъ голосомъ, съ блднымъ лицомъ и съ замтнымъ трепетомъ во всемъ тл Джоржъ обратился къ мистеру Ламберту.

— Я получилъ отъ мадамъ Эсмондъ отвтъ на мое письмо, въ которомъ увдомлялъ ее о моей привязанности къ вашей дочери и просилъ ея согласія на нашъ бракъ. Она соглашается, теперь мн остается просить васъ, чтобы и вы точно такъ же были добры ко мн.

— Да благословитъ тебя Богъ, мой милый другъ! сказалъ добрый генералъ, положивъ руку на голову молодаго человка.— Джоржъ, мн пріятно имть тебя сыномъ. Нтъ, нтъ! пожалуйста не становитесь на колна! Джоржъ, благодари Бога, что онъ даруетъ теб лучшую жену въ Англіи. Да, моя милая, ты никогда не огорчала меня, кром разв тхъ случаевъ, когда заболвала. Счастливъ тотъ, кому ты будешь принадлежать!

Нтъ никакого сомннія, что дти, по принятому тогда обыкновенію, стали передъ родителями на колни. Я увренъ также, что мистриссъ Ламбертъ поцаловала ихъ обоихъ и обильными слезами смочила носовой платокъ. Гетти не было при этой сантиментальной сцен, и когда она услышала о ней, то съ усмшкой отвчала:

— И вы выдаете это мн за новость? Я это знала еще мсяцъ тому назадъ. Неужели вы думаете, что у меня не было глазъ, чтобы видть, и ушей, чтобы слышать?

Но наедин съ сестрой она все-таки была очень чувствительна. Крпко сжавъ Тео въ своихъ объятіяхъ, она увряла ее, что не найти ей никого, кто бы любилъ ее сильне сестры. Въ присутствіи Тео она становилась кроткою и покорною. Въ разговор съ Джоржемъ она не могла удержаться отъ шутокъ и сатиры, но Джоржъ былъ слишкомъ счастливъ, чтобъ обращать на это вниманіе, и слишкомъ великодушенъ, чтобъ не захмчать причины ея зависти.

Когда письмо мадамъ Эсмондъ было прочитано въ общемъ собраніи, вс находили его не совсмъ удовлетворительнымъ. Въ немъ заключалось только общаніе, что она приметъ молодыхъ людей въ свой домъ, относительно же устройства ихъ быта и независимости ршительно ничего не сказано. Генералъ, покачавъ головой надъ этимъ письмомъ, вздумалъ разсмотрть его внимательне уже спустя нсколько дней посл обрученія его дочери и Джоржа. Слова мадамъ Эсмондъ не подавали ему большаго утшенія.

— Что же за бда! сказалъ Джоржъ. Я получу триста фунтовъ за трагедію. Мн ничего не значитъ написать одну трагедію въ годъ, если обстоятельства наши не улучшатся, то мы можемъ жить и на это.

— Разумется, — на это и на проценты съ капитала, который получили вы въ наслдство.

Тутъ Джоржъ долженъ былъ объяснить, съ нкоторымъ колебаніемъ, что посл уплаты счетовъ его матери, посл уплаты долговъ Гарри, покупки для него патента и своего собственнаго выкупка — капиталъ этотъ почти весь истраченъ.

При этомъ извстіи лицо мистера Ламберта сдлалось еще серьёзне, но увидвъ обращенные къ нему встревоженные взоры дочери, онъ обнялъ ее и далъ клятву, что какія бы дурныя послдствія ни ожидали молодыхъ людей, онъ никогда не будетъ препятствовать желанію своей милочки.

Насчетъ отъзда въ Америку Джоржъ чистосердечно признался, что ему крайне не нравится мысль о возвращеніи, съ которымъ неизбжно связана и мысль о совершенной зависимости отъ матери. Онъ сообщилъ генералу Ламберту идею о своей жизни на родин и объяснилъ, до какой степени не согласовалось съ его вкусомъ тамошнее рабство. Нтъ, нтъ!— И отчего ему не оставаться въ Англіи, писать здсь трагедіи, заниматься законами и современемъ получить мсто?— Отчего, въ самомъ дл?— И Джоржъ немедленно приступилъ къ составленію плана новой трагедіи. Отъ времени до времени онъ приносилъ миссъ Тео и его сестр отрывки своего сочиненія: Гетти звала, слушая ихъ, а Тео находила, что новое произведеніе прекрасне и удивительне послдней трагедіи, которая была верхъ совершенства.

Помолвка нашихъ молодыхъ друзей въ свое время была объявлена всмъ родственникамъ той и другой стороны, и въ томъ числ баронету Майльзу Варрингтону. Въ теченіе нкотораго времени сэръ Майльзъ не находилъ особеннаго препятствія къ этой женитьб, хотя Мистеръ Варрингтонъ, при его имени и видахъ на будущее, могъ бы составить лучшую партію. По правд сказать, сэръ Майльзъ воображалъ, что мадамъ Эсмондъ совершенно отдлила сына и что онъ былъ боле, чмъ независимъ. Но, когда онъ услышалъ, что Джоржъ находился въ совершенной зависимости отъ матери и что наслдственный капиталъ былъ уже весь истраченъ, негодованіе его на безразсудство племянника не знало границъ, онъ не могъ найти словъ для выраженія ужаса и гнва при недостатк правилъ, обнаруженномъ обоими этими несчастными молодыми людьми, онъ вмнялъ себ въ обязанность откровенно высказать мадамъ Эсмондъ свое мнніе о нихъ. Что касается до генерала и мистриссъ Ламбертъ, слывшихъ за людей почтенныхъ, то можно ли назвать благороднымъ поступкомъ съ ихъ стороны, если они вовлекли ничего неимющаго молодаго человка въ женитьбу на ихъ дочери, имющей не больше самого Джоржа? Относительно этихъ людей и поведенія Джоржа, сэръ Майльзъ вполн объяснилъ мадамъ Эсмондъ свое воззрніе, подавалъ Джоржу половину пальца, когда племянникъ заходилъ къ нему, и даже не хотлъ пригласить его на свое знаменитое домашнее пиво. Въ отношеніи къ Гарри, сэръ Майльзъ былъ нсколько снисходительне. Гарри исполнилъ свой долгъ во время послдней кампаніи, и о немъ нельзя было отзываться иначе, какъ съ похвалой. Онъ посялъ пустоцвтъ, и теперь старался исправить то, что было имъ испорчено, между тмъ какъ Джоржъ становился повсой, быстро стремился къ погибели, его имя произносилось въ семейств баронета не иначе, какъ съ сожалніемъ. Найдутся ли въ настоящее время молодые люди, на которыхъ нападаютъ ближайшіе родственники и съ ожесточеніемъ ихъ преслдуютъ, стенаютъ о нихъ, бросаютъ въ нихъ каменьями и даютъ камни въ руки другимъ, чтобы и т слдовали ихъ примру? Наслдство все истрачено! Праведное небо! Сэръ Майльзъ блднлъ, завидвъ, что къ нему идетъ племянникъ. Лэди Варрингтонъ молилась о немъ, какъ объ опасномъ богоотступник, а Джоржъ между тмъ спокойно гулялъ по городу, вовсе не подозрвая, что онъ былъ виновникомъ такого гнва и такого усердія къ молитв. Онъ бралъ маленькаго Манли въ театръ и привозилъ его домой, присылалъ билеты своей тетк и кузинамъ, которыя не могли отказаться отъ нихъ, потому что это было бы явнымъ разрывомъ. Они не только брали на себя билеты, но, когда прізжали къ нимъ провинціальныя гостьи, то просили ихъ побольше, въ тоже время стараясь придать самый неблаговидный характеръ сближенію Джоржа съ театромъ, допуская даже, что онъ находился въ позорныхъ связяхъ съ актрисами. Но когда одна августйшая особа посл присутствія въ театр выразила передъ сэромъ Майльзомъ похвалу пьес мистера Варрингтона, сэръ Майльзъ поспшилъ перемнить свое мнніе относительно этой пьесы и съ тхъ поръ отзывался о ней боле почтительно. Между тмъ, какъ мы уже сказали, Джоржъ проводилъ свою жизнь, не обращая ни малйшаго вниманія на мнніе всхъ своихъ дядей, тетокъ, кузеновъ и кузинъ.

Впрочемъ, большая часть кузинъ были благосклонне и любезне родственниковъ Джоржа. Лордъ Кастльвудъ, несмотря на свое пристрастіе къ картамъ, постоянно былъ расположенъ къ нашимъ виргинцамъ, и въ его обществ Джоржъ всегда находилъ особенное удовольствіе. Это былъ человкъ со способностями и стоялъ выше многихъ другихъ, сдлавшихъ успхи въ жизни. У него было хорошее имя, на которое ему какимъ-то образомъ успли положить темное пятно, у него былъ значительный запасъ остроумія, но никто ему не доврялъ, онъ былъ чрезвычайно проницателенъ, опытенъ и хорошо знакомъ съ человческой природой. Это знаніе людей сдлало его недоврчивымъ къ нимъ вообще и къ самому себ въ особенности, оно, быть можетъ, послужило преградой къ его возвышенію. Милэди Кастльвудъ, свтская женщина, постоянно носила улыбающуюся маску, принимала Джоржа очень любезно и предоставляла ему полное право проигрывать за ея карточнымъ столомъ столько гиней, сколько ему было угодно. Между мистеромъ Вильямомъ и виргинцемъ ни разу не нарушалось доброе согласіе. Что же касается до лэди Маріи, то она не помнила зла, хотя любовная ея продлка и не увнчалась желаннымъ успхомъ, она оказывала своимъ кузенамъ всевозможное вниманіе и уваженіе, часть которыхъ молодые джентльмены возвращали ей со всею благодарностью. Она приходила въ восторгъ, слушая о доблестяхъ Гарри во время послдней кампаніи, восхищалась успхомъ Джоржа въ театр, постоянно посщала театръ и выучила наизусть нкоторыя мста изъ Карпецана. Однажды, когда мистеръ Джоржъ и миссъ Тео предприняли сантиментальную прогулку въ Кенсингтонскій садъ, — какъ вы думаете, кого они тамъ встртили?— кузину Марію съ джентльменомъ въ щегольскомъ кафтан и въ шляп съ пышнымъ плюмажемъ: это былъ не кто иной, какъ его величество король венгерскій, Людовикъ, онъ же и мистеръ Гаганъ! Онъ поклонился молодой чет и въ туже минуту удалился. Лэди Марія встртилась съ нимъ случайно. По словамъ мистера Гагана, онъ приходилъ въ Кенсингтонскій садъ изучать свои роли. Джоржъ и дв лэди отправились въ Кенсингтонскій скверъ, къ дому лорда Кастльвуда. Лэди Марія произнесла по дорог тысячу комплиментовъ Тео на счетъ ея красоты, ея добродтели, ея будущаго счастія, ея папа и мама, ея нареченнаго мужа, ея атласнаго плаща, ея маленькихъ ножекъ и миленькихъ пряжекъ.

Случилось такъ, что въ тотъ самый вечеръ Гарри пріхалъ въ Лондонъ и ночевалъ въ своей квартир. Когда Джоржъ явился къ завтраку, капитанъ былъ уже въ столовой (въ то время существовало обыкновеніе всхъ военныхъ джентльменовъ называть капитанами) и разсматривалъ принесенныя письма.

— Посмотри, Джоржъ, вскричалъ онъ: — тутъ есть письмо отъ Маріи!

— Его принесъ какой-то мальчикъ, когда мистеръ Джоржъ уже спалъ, сказалъ Гумбо.

— Желательно знать, о чемъ она пишетъ?— спрашиваетъ Гарри въ то время, какъ Джоржъ, съ страннымъ выраженіемъ въ лиц, пробгаетъ письмо.

— На счетъ моей трагедіи, отвчаетъ Джоржъ, раздирая письмо и все еще сохраняя странное выраженіе.

— Ужь не пишетъ ли она теб любовныхъ записочекъ, Джоржъ?

— Вотъ ужь этого-то быть не можетъ, говоритъ Джоржъ.

О письм не было больше и помина. Разговоръ о немъ возобновился въ улиц Динъ, когда мистриссъ Ламбертъ спросила:

— Вы кого-то встртили вчера въ Кенсингтонскомъ саду, вмст съ венгерскимъ королемъ?

— Кто вамъ донесъ объ этомъ?

— Да, встрча случайная…. Король отправляется въ садъ изучать свои роли, лэди Маріи приходится перебгать садъ съ цлію постить другихъ врныхъ королевскихъ слугъ въ Кенсингтонскомъ квартал.

Тмъ это и кончилось, по крайней мр въ настоящемъ случа.

Между тмъ, для нашихъ виргинцевъ готовились событія, исполненныя живаго интереса. Однажды вечеромъ, вскор посл рождественскихъ праздниковъ, два джентльмена и еще нсколько друзей собрались за ужиномъ генерала Ламберта. Между прочими былъ новый командиръ 67-го полка, генералъ-майоръ Вульфъ. Молодой генералъ былъ серьёзне обыкновеннаго. Весь разговоръ относился до войны. Военный министръ, вошедшій въ это время въ силу, ршился вести войну въ боле обширныхъ размрахъ, арміи приказано было отправиться въ Германію на помощь принцу Фердинанду, другая большая экспедиція приготовлялась въ Америку.

— За здоровье главнокомандующаго! воскликнулъ генералъ.— Дай Богъ ему совершить блестящую кампанію и благополучно возвратиться домой!

— Почему же вы не отвчаете на этотъ тостъ, генералъ Джемсъ? спросила хозяйка дома.

— Ему нельзя пить свой тостъ, сказалъ мистеръ Ламбертъ: — это мы должны сдлать!

— Какъ! что? неужели Джемсъ назначенъ? Поэтому вс лэди должны выпить тостъ, и къ похваламъ всего общества присоединить и свои голоса.

Отчего же Вульфъ казался такимъ печальнымъ? спрашивали дамы одна другую, по уход изъ столовой.

— Быть можетъ ему грустно разставаться съ невстой? предполагаетъ нжная мистриссъ Ламбертъ. При этой сантиментальной догадк вс лэди становятся печальными.

Джентльмены между тмъ продолжали свою бесду о войн и ея случайностяхъ. Мистеръ Вульфъ не противорчилъ, когда ему говорили, что экспедицію должно направить противъ Канады.

— О, какъ бы я желалъ, чтобы нашъ полкъ пошелъ съ вами, сказалъ Гарри: — мн бы представился случай еще разъ постить моихъ квебекскихъ пріятелей.

А разв Гарри былъ въ Квебек? Былъ. Онъ прекрасно описываетъ поздку свою туда, и оказывается, что онъ прекрасно знаетъ городъ и его окрестности. Онъ кладетъ на столъ множество кусочковъ сахару и проводитъ около ихъ дв рчки изъ пунша.

— Представьте, говоритъ онъ: — вотъ эта вилка изображаетъ островъ Орлеанъ съ свернымъ и южнымъ рукавами рки св. Лаврентія. Вотъ нижній городъ съ батареей. Сколько на ней пушекъ, братъ!… Впрочемъ, навсными выстрлами съ берега Сентъ-Джемса можно сейчасъ же заставить ихъ замолчать. Вотъ здсь небольшая рчка св. Чарльза съ пловучимъ мостомъ. Здсь цитадель, здсь монастыри, множество церквей и соборъ, здсь, вн вотъ этихъ линій, на западъ и югъ тянутся такъ называемыя долины Авраама, гд происходило маленькое дло…. помнишь, братъ? Здсь онъ и молодой офицеръ изъ полка Русильона поссорились между собой, вышли на дуэль, Джоржъ ранилъ его, и потомъ они помирились и заключили вчный дружескій союзъ. И хорошо это было для Джоржа: его новый другъ спасъ его жизнь въ день страшнаго пораженія Брэддока. Онъ быль славный молодецъ, и я предлагаю тостъ за его здоровье: Je bois la sant du chevalier de Florae!

— Да вы тоже говорите по-французски? спрашиваетъ мистеръ Вульфъ.

Молодой человкъ пристально посмотрлъ на генерала.

— Говорю, отвчалъ онъ: — но не такъ хорошо, какъ Джоржъ.

— За то онъ прекрасно помнитъ городъ, можетъ указать мсто, гд поставить батареи, и вообще тамошнюю мстность — въ тысячу разъ лучше меня! вскричалъ старшій братъ.

Генералы обмнялись выразительными взглядами. Мистеръ Ламбертъ улыбнулся и кивнулъ головой, какъ будто въ отвтъ на безмолвный вопросъ своего товарища.

— Мистеръ Гарри, сказалъ Вульфъ: — если вамъ надоли великосвтскіе джентльмены, клубъ Вайта, конскія скачки….

— Давно, давно надоли! вскричалъ Джоржъ, покраснвъ.

— И если вы намрены въ самомъ непродолжительномъ времени предпринять морскую поздку, то приходите завтра ко мн на квартиру….

Что это за крикъ въ гостиной? спрашиваютъ лэди другъ друга, когда до слуха ихъ донеслось громкое ура. Это былъ радостный крикъ Гарри Варрингтона посл неожиданнаго приглашенія генерала Вульфа. Въ тотъ вечеръ семейство генерала Ламберта не видло боле нашихъ джентльменовъ. Генералъ Ламбертъ долженъ былъ отправиться изъ дому рано поутру, когда вс еще спали, и потому не могъ объявить причины необыкновенной радости Гарри. Но за обдомъ взглядъ миссъ Гетти показалъ этому почтенному джентльмену, что ей извстно все, что происходило наканун и что случилось съ молодымъ виргинцемъ. Посл обда мистриссъ Ламбертъ съ печальнымъ лицомъ сла за рукодлье, миссъ Тео взяла книгу и занялась итальянской поэзіей. Вечеромъ никто изъ постоянныхъ гостей генерала не постилъ его дома.

Ламбертъ взялъ Гетти за маленькую ручку и началъ съ ней разговаривать. Онъ не намекалъ на предметъ, который поглощалъ все ея вниманіе, но все же съ обычной нжностью и ласками заставилъ ее понять, что ея мысли были ему извстны.

— Сегодня поутру, говорилъ онъ: — я завтракалъ у Джемса Вульфа, съ нами былъ въ числ прочихъ и нашъ другъ Гарри. Когда онъ и другіе гости удалились, я остался и разговаривалъ съ Джемсомъ о большой экспедиціи, въ которую онъ отправляется. Зачмъ отецъ его не прожилъ еще нсколько мсяцевъ, чтобъ увидть Джемса, по возвращеніи его изъ Люисбурга, увнчаннаго славой, и убдиться, что вся Англія смотритъ на него, какъ на человка, способнаго пріобрсть еще большую славу! Джемсъ очень нездоровъ, — такъ нездоровъ, что я за него боюсь, — и ко всему этому его очень печалитъ разлука съ молоденькой лэди, которую онъ любитъ такъ давно и которая была цлью всей его жизни. но какъ ни сильна его любовь (вдь онъ романтиченъ, какъ двушка въ семнадцать лтъ), — честь и долгъ еще сильне: повинуясь ихъ голосу, онъ оставляетъ родной кровъ, невсту, спокойствіе, не обращаетъ вниманія на свое здоровье…. Всякій благородный человкъ долженъ сдлать тоже самое, всякая женщина, которая истинно любитъ его, должна сама вручить ему оружіе. Сегодня вечеромъ Джемсъ прощается съ матерью. Она любитъ его страстно, — это одна изъ самыхъ нжныхъ женщинъ въ мір, но я увренъ, что при его отъзд она не обнаружитъ ни малйшаго признака слабости.

— Когда, онъ узжаетъ, папа? спросила Гетти.

— Дней черезъ пять.

И Гетти знала очень хорошо, кто другой узжалъ вмст съ Джемсомъ.

ГЛАВА XX.
ГАРРИ ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА ЗАПАДЪ.

Нжнымъ сердцамъ крайне непріятны сцены разлуки, поэтому я не скажу ни слова о прощаньи Гарри Варрингтона съ братомъ и друзьями. Да и для чего говорить объ этомъ? Разв мистеръ Вульфъ на прощаньи не цаловалъ свою мать (храбрый отецъ его умеръ во время блистательнаго похода сына къ Люисбургу)?— разв онъ не обнималъ своей невсты? Разв адмиралъ Гольмсъ, передъ отплытіемъ на западъ съ своей эскадрой, состоящей изъ кораблей Сомерсетъ, Террибль, Нортумберлэндъ, принцъ Вильямъ, Тридентъ, Діана, Сихорсъ и Дублинъ, на которомъ поднятъ адмиральскій флагъ, — разв онъ не простится съ мистриссъ и миссъ Гольмсъ? Разв адмиралъ Саундерсъ, отплывшій черезъ день посл Гольмса, лишенъ этого общечеловческаго чувства? Принцъ Вильямъ уплываетъ съ своей веселой командой, бороздя набгающія волны, — и бдная черноглазая Сусанна видитъ, какъ корпусъ корабля и его паруса исчезаютъ въ зарев заходящаго солнца.

Да, корабль исчезаетъ на запад. Ночная мгла покрываетъ океанъ. Они ушли, но ихъ сердца все еще дома. Въ тишин, съ сердцемъ невыразимо мягкимъ и нжнымъ, каждый морякъ думаетъ о тхъ, кого оставилъ! Въ этотъ вечеръ, на берегу и въ мор, цлымъ хоромъ возносится къ Отцу небесному теплая молитва, на берегу, подл опустлой кровати, въ слезахъ, стоитъ на колняхъ жена, вокругъ камина молятся мать и дти, въ мор, на палуб морякъ смотритъ на яркія звзды, въ то время, какъ корабль разскаетъ ревущія полуночныя волны! Утромъ снова взойдетъ солнце, снова освтитъ божій міръ и мы снова примемся за наши обыденныя занятія.

Джоржъ провожаетъ брата и живетъ въ Портсмут нсколько дней, пока эскадра ожидаетъ попутнаго втра. Онъ крпко жметъ руку мистеру Вульфу, въ послдній разъ смотритъ на его блдное лицо, въ то время, какъ корабли отплываютъ съ рейда, при колокольномъ звон и пушечной пальб. На другой день онъ возвращается домой и предается занятію, одному изъ самыхъ эгоистическихъ, требующихъ особенной сосредоточенности, — занятію, которое изучалъ каждый мужчина до достиженія тридцатилтняго возраста. Съ тяжелою грустью смотритъ онъ на маленькую комнатку, занимаемую его братомъ, на ршетк камина лежатъ еще полу сгорвшія бумаги. Черезъ нсколько минутъ онъ уже на дорог въ улицу Динъ и тамъ у яркаго камина снова шепчетъ о своей любви. Тео очень счастлива!— безпредльно счастлива! Ей стыдно это говорить. И въ самомъ дл, не жестоко ли съ ея стороны радоваться, въ то время когда бдная Гетти такъ печальна? Бдненькая Гетти! Больно смотрть на нее!

Я уже сказалъ, что въ комнат было темно и только огонь въ камин разливалъ по ней розовый полусвтъ. Но вотъ входятъ слуги съ ужиномъ и свчами. Собирается семейство генерала, разговоръ становится общимъ. Цль плаванія военной эскадры извстна теперь всмъ. Десантъ, посаженный на корабли, весьма достаточенъ для того, чтобы одержать надъ французами въ Канад ршительную побду и подъ начальствомъ такого человка, какъ Вульфъ, загладить ошибки и бдствія предшествовавшихъ кампаній. Вульфъ кажется такимъ изнеможеннымъ, но въ его слабомъ тл сильная душа. Министры и народъ надются, что онъ превосходно выполнитъ возложенное на него порученіе. Посл ужина, по принятому обыкновенію, мистеръ Ламбертъ собираетъ скромный свой семейный кружокъ, къ которому, можно сказать, неотъемлемо принадлежитъ и Гарри Варрингтонъ,— и въ то время, когда онъ молится о странствующихъ по суш и морямъ, Тео и ея сестра становятся на колни. Между тмъ корабль плыветъ на западъ дальше и дальше, его провожаютъ нжныя чувства и воспоминанія, проходитъ ночь, и солнышко снова восходитъ.

Проходитъ еще дня два и вс попрежнему садятся за свои книги, занимаются своими длами. Что касается до Джоржа Варрингтона, то этотъ знаменитый драматургъ усердно сидитъ за новымъ сочиненіемъ. Посл того, какъ Карпецанъ побывалъ на сцен разъ тридцать или сорокъ,— театромъ овладли другіе геніальные люди.

Можетъ статься, были люди, для которыхъ казалось удивительнымъ, что такая трагедія не можетъ наскучить, которые не могли видть актеровъ, одтыхъ въ чужіе костюмы, читающихъ чужіе стихи, но Джоржъ, при своей наклонности къ скептицизму, смотрлъ на участь всей трагедіи настоящимъ философомъ и съ особеннымъ удовольствіемъ переносилъ послдствія. Отъ книгопродавца, мистера Додели, онъ получиль дополнительныхъ сто фунтовъ, отъ режиссёра боле двухсотъ, критики и друзья надлили его такими похвалами, что онъ занялся приготовленіемъ новой пьесы, которою надялся пріобрсть гораздо боле успха, чмъ отъ перваго произведенія.

За этимъ занятіемъ, за этимъ очаровательнымъ трудомъ прошли мсяцы. Счастливое занятіе! Счастливйшее время юности и жизни, когда высказаны первыя слова любви и на нихъ полученъ отвтъ, когда каждый день такъ привтливо смотрятъ на васъ обожаемые ваши глазки, когда нжныя губки не устаютъ высказывать плнительныя тайны, когда прощальный взглядъ, сопровождаемый словами: ‘добройночи!’, намекаетъ на слдующій день, когда сердце до такой степени переполнено чувствомъ любви, что весь міръ представляется въ розовомъ свт, когда день заключается отрадною молитвой и начинается радостными надеждами, когда сомнніе кажется малодушіемъ, когда несчастіе невозможно, когда бдность представляется легкимъ и пріятнымъ испытаніемъ постоянства! Родители Тео, припоминая свою собственную счастливую пору жизни, спокойно смотрли на эту комедію, разыгрываемую молодыми людьми. Джоржъ Варрингтонъ, въ одномъ изъ писемъ къ жен, написанномъ во время кратковременнаго его отсутствія, описывалъ, какъ онъ поглядывалъ на окна милаго стараго дома въ улиц Динъ и старался угадать, кто сидлъ въ комнат, въ которой онъ и Тео были такъ счастливы.

Между прочимъ, по отрывкамъ изъ писемъ Джоржа къ его брату, мы можемъ узнать, какъ проходило время у нашихъ друзей и чмъ они занимались.

‘Изъ стараго окна противъ Бедфордскаго сада
20 августа, 1759 г.’

‘Зачмъ ты удалился къ угрюмымъ скаламъ, негостепріимнымъ берегамъ, знойному лту и суровой зим нашей родины, тогда какъ могъ бы нажать множество лавровъ въ Германіи? Полкъ Кингсли возвратился, увнчанный славой. Наши шесть полковъ надлали чудеса, надлала бы ихъ и наша кавалерія, еслибъ только милордъ Джоржъ Саквиль позволилъ ей. Когда принцъ Фердинандъ скомандовалъ: впередъ!— милордъ или не разслушалъ этой команды, или не понялъ ея, и потому мы только побили французовъ, но не одержали надъ ними ршительной побды, что, конечно, могли бы сдлать, еслибъ начальство надъ кавалеріей поручено было лорду Грэнби или мистеру Варрингтону. Милордъ воротился въ Лондонъ, народъ требуетъ, чтобы его предали военному суду. Во время своего благоденствія онъ держалъ голову довольно высоко, въ несчастіи онъ такъ надмененъ, что, право, нужно удивляться ему. Повидимому, онъ завидуетъ участи несчастнаго мистера Бинга, и если его не разстрляли, то потому только, что имютъ къ нему нкоторое уваженіе.

‘Герцогъ предувдомленъ о приготовленіи къ переходу изъ этого міра величія и торжества, паденія и неудачъ, въ міръ другой, невдомый. Сильный параличный припадокъ постилъ его высочество, блдная смерть заглянула къ нему въ дверь и сказала, что ‘придетъ еще разъ’! Безспорно, герцогъ былъ деспотъ, но, несмотря на то, онъ великъ и благороденъ въ своемъ паденіи, ни одинъ государь не имлъ еще такого врнаго слуги, какого имлъ нашъ король въ своемъ сын.

‘Вотъ уже три раза я слушалъ въ палат общинъ твоего знаменитаго мистера П…. патрона и защитника талантовъ твоего главнокомандующаго. Меня возмущаетъ его велерчіе. Я бы желалъ, чтобы какой нибудь маленькій Давидъ одержалъ побду надъ этимъ Голіаомъ. Его мысли и его слова постоянно имютъ какіе-то громадные размры: онъ старается, чтобы у него величественно красовались и т и другія. Мн боле правятся манеры Барри, хотя мистеръ П… тоже актеръ, но актеръ неподражаемый!

‘Покахонтасъ быстро подвигается впередъ. Барри нравится роль капитана Смита. Хотя ему и хочется надть красный мундиръ съ синими обшлагами и золотыми эполетами, но я думаю нарядить его по образцу джентльмена временъ королевы Елисаветы, портретъ, котораго находится въ Гэмптонкорт: въ манжетахъ съ клинообразной бородой и въ клинообразныхъ башмакахъ. Не намренъ ли я нататуировать свою Покахонтасъ? спрашиваетъ дядя Ламбертъ. Роль Гагана, который влюбленъ въ нее и который, замтивъ ея пристрастіе къ капитану, съ самоотверженіемъ избавляетъ его отъ смерти, надюсь, достигнетъ своей цли. Странная рыба этотъ Гаганъ: языкъ его постоянно болтаетъ заученыя фразы, а между тмъ, если я не ошибаюсь, онъ добръ, честенъ и неустрашимъ. Онъ ужасно разсердился, когда ему назначили роль баронета О’Браллагана, въ новомъ фарс мистера Маклина подъ названіемъ: ‘Любовь la mode’, и объявилъ, что вовсе не намренъ марать свой языкъ подражаніями такому гадкому выговору. Нечего сказать — хорошъ его собственный выговоръ!

‘Не знаю, говорить ли или скрыть отъ тебя одно обстоятельство? Боюсь возбудить въ теб ревность: она, пожалуй, еще заставитъ тебя взять отпускъ въ Европу? Впрочемъ, что бы ни было, а ты все-таки узнай, что хотя Карпецанъ давно уже умеръ, но кузина Марія продолжаетъ постоянно посщать театръ. Тамъ Спенсеръ видитъ ее почти каждый вечеръ, въ т дни, когда играетъ Гаганъ…. Ну, что! Эй, человкъ, проворнй сапоги мистеру Варрингтону и чемоданъ! Живй почтовыхъ лошадей! Мы сію минуту демъ въ Портсмутъ! Письмо, которое я при теб же сжегъ за завтракомъ, было отъ кузины Маріи, она просила, чтобы я о ней ничего не разсказывалъ, но какъ ты хочешь, а я не могу удержаться, чтобъ не шепнуть теб, что Марія въ эту минуту дятельно старается себя утшить. Скажи, слдуетъ ли мн нарушить это удовольствіе? Слдуетъ ли мн разсказать объ этомъ ея брату? Есть ли мн до этого какое нибудь дло? Что сдлали Эсмонды для тебя и меня?— Ничего, кром только того, что обыгрывали насъ въ карты. А все-таки мн нравится нашъ благородный кузенъ. Мн кажется, онъ былъ бы хорошимъ человкомъ, еслибъ могъ, или врне, — мн кажется, когда-то онъ былъ хорошимъ человкомъ. Онъ пошелъ по неврной дорог, съ которой свести его теперь уже слишкомъ поздно. О, beati agricolae! Наша Виргинія — сторона скучная, но слава Богу что мы въ ней выросли. Мы были маленькими рабами, но не рабами порока, азартныхъ игръ и общества дурныхъ мужчинъ и женщинъ. Едва только бдный мой Гарри выхалъ изъ дому, какъ попалъ въ шайку воровъ. Я подразумваю воровъ en grand, которые нападали на него и грабили на большихъ дорогахъ большаго англійскаго свта. Черезъ это, однакожь, въ глазахъ моихъ ты нисколько не теряешь,— ты былъ несчастливъ, тебя принудили отдать свой кошелекъ. Теперь ты отправился поправить свои неудачи и составить себ доброе имя, убивай же больше ‘французскихъ драконовъ’ и спши сдлаться великимъ полководцемъ. Наша мать будетъ разсказывать о своемъ сын сначала въ чин капитана, потомъ полковника, а потомъ и генерала, будетъ имть его портретъ со звздами и эполетами, тогда какъ я, бднякъ, останусь навсегда труженикомъ-поэтомъ, или же, — допуская для своей судьбы лучшее, — скромнымъ судьею, буду имть кресло въ Ричмонд или Кью, около дюжины ребятишекъ, которые у садовой калитки будутъ встрчать своего дядю генерала, когда онъ подъдетъ на лихомъ кон вмст съ адъютантомъ, набившимъ биткомъ свои карманы имбирными пряниками для племянницъ и племянниковъ мистера Гарри Варрингтона. Да, мой другъ, теб суждено владть мечемъ Марса. Что касается до меня, то я стремлюсь за мирной и спокойной жизнью: уютный домикъ, маленькая библіотека избранныхъ книгъ и въ добавокъ одно существо, dulce ridentem, dulce loquentem, по другую сторону камина, въ то время, когда я занимаюсь своими бумагами — вотъ мои желанія. Мн до такой степени нравится эта перспектива, представляя ее себ я такъ бываю доволенъ и счастливъ, что иногда начинаю бояться одной мысли о ея несбыточности, даже передъ моимъ добрымъ, дорогимъ другомъ Гарри я говорю о моемъ счастіи съ какимъ-то безотчетнымъ страхомъ. Что значитъ для меня честолюбіе съ этой увренностію въ счастіе? Какое мн дло до военныхъ почестей и славы, когда такъ близко улыбается мн это спокойствіе, это блаженство?

‘Другъ нашей матери, мэйнгеръ Ванъ-денъ-Бошъ, недавно здилъ въ Голландію отъискивать свою фамилію, и, къ удивленію, отъискалъ. Миссъ Ванъ-денъ-Бошъ (предназначенная материнскимъ ходатайствомъ въ супруги вашему сіятельству) пробыла шесть мсяцовъ въ кенсингтонскомъ пансіон и вышла оттуда съ множествомъ новыхъ претензій, которыя должны дополнить въ ней качества, необходимыя для великосвтской лэди. Папа привозилъ ее въ улицу Динъ, гд она сдлала самый изысканнный книксенъ. Хотя ей всего шестнадцать лтъ, но она держитъ себя такъ непринужденно, какъ шестидесятилтняя вдовушка. Она свободно разговаривала съ тетушкой Ламбертъ, обходилась съ двицами, какъ съ мелочью, къ величайшей досад Гетти и къ удовольствію Тео. Съ генераломъ она говорила о политик, о послднихъ раутахъ, нарядахъ, операхъ, модахъ, скандальёзныхъ исторіяхъ такъ свободно, что ты непремнно подумалъ-бы, что миссъ Лидія родилась и выросла въ аристократическомъ семейств. Ей хочется жить непремнно въ части города, ближайшей ко двору, она сердится, что отецъ нанялъ квартиру въ какомъ-то захолустьи. Для тхъ, кто любитъ смуглыхъ и брюнетокъ, прелестне такого созданія не возможно увидть. Мой вкусъ, дорогой мой братъ, теб извстенъ и….’

Здсь слдуетъ цлая страница восторженныхъ восклицаній, которыя мы, изъ уваженія къ читателю и къ памяти писавшаго, отказываемся перепечатать. Джентльмены и лэди извстнаго возраста вроятно припомнятъ время, когда они сами предавались этимъ восторгамъ, когда похвалы не умолкали на устахъ, не засыхали на пер, когда цвты жизни были во всей своей роскоши и вс весеннія птички распвали безъумолку. Быть можетъ, въ настоящее время увяли молодые побги и осыпался листъ, но не ужели намъ трудно припомнить весну нашей жизни? Что касается до васъ молодые люди, у которыхъ не начинался еще май (или даже и апрль?), вамъ не нужно задумываться надъ любовными рапсодіями другихъ людей, поврьте, что когда наступитъ и ваша весна, добрая природа отогретъ вс бутоны въ вашей душ, они зацвтутъ полнымъ цвтомъ, поднимутъ вашу грудь для того, чтобъ вырывалась изъ нея сладкозвучная псня любви.

ГЛАВА XXI.
НЕВИННАЯ МАЛЮТКА.

Джоржъ Варрингтонъ упоминалъ въ приведенномъ нами письм, что наперекоръ карточнымъ сдлкамъ милорда Кастльвуда съ Гарри, милордъ и Джоржъ оставались друзьями и встрчались другъ съ другомъ, какъ добрые родственники. Нуждался ли Джоржъ въ представленіи ко двору, въ полученіи мста въ палат лордовъ послушать пренія, его кузенъ готовъ былъ къ услугамъ, былъ пріятнымъ и умнымъ собесдникомъ, длалъ съ своей стороны все, что только благопріятствовало интересамъ его родственника, разумется не въ ущербъ интересамъ своимъ собственнымъ.

Въ это время любезность лорда Кастльвуда дошла до того, что онъ далъ общаніе подйствовать на людей, отъ которыхъ зависло доставить мсто мистеру Варрингтону, обнаруживавшему съ каждымъ днемъ боле и боле нерасположенія воротиться на родину и снова подчинить себя деспотическому вліянію матери. Джоржа побуждала оставаться въ Европ не одна только сердечная привязанность: удовольствія и общество Лондона нравились ему безконечно лучше всего, что можно было имть дома. Безпечная жизнь плантатора была совершенно по немъ, еслибъ при ней онъ могъ наслаждаться независимостью. Но въ Виргиніи, по его мннію, изъ всхъ подданныхъ матери, онъ былъ единственнымъ лицомъ, съ которымъ обходились какъ нельзя хуже. Ему страшно было подумать о возвращеніи домой съ молодой своей женой и о жизни, которую ему суждено бы было проводить. Лучше свобода и бдность въ Англіи, съ пріятнымъ обществомъ и надеждой на будущія блага, чмъ скучная рутина домашней жизни, тягостная субординація, безпрестанныя ссоры и разногласіе въ мнніяхъ, которымъ онъ долженъ былъ подвергнуть жену свою съ перваго дня по прізд въ Виргинію.

Поэтому вызовъ лорда Кастльвуда содйствовать видамъ Джоржа былъ принятъ съ безпредльною радостью нашимъ виргинцемъ. Милордъ ничего еще не сдлалъ для своего роднаго брата, да и его собственное положеніе, не смотря на званіе пэра, было далеко незавидно, но мы вримъ чему намъ хочется врить, и Джоржу Варрингтону угодно было основывать величайшія надежды на покровительств своего родственника. Лордъ Кастльвудъ былъ очень любезенъ, услышавъ о помолвк Джоржа за миссъ Ламбертъ, онъ явился съ визитомъ къ ея родителямъ, хвалилъ имъ Джоржа, а Джоржу его выборъ, словомъ показалъ себя до такой степени пріятнымъ джентльменомъ, что эти добрые люди совершенно забыли о его дурной репутаціи и находили, что свтъ былъ очень пороченъ, если злословилъ такого человка. По его словамъ, онъ становился въ обществ этихъ людей несравненно лучше, и что эта перемна должна произойти со всякимъ человкомъ, который побываетъ въ кругу этого семейства. Между ними онъ былъ остроуменъ и необыкновенно развязенъ. Онъ оставлялъ свою порочность и свтскость въ передней, вмст съ плащомъ и снова надвалъ ихъ, садясь въ свой экипажъ. Кому изъ свтскихъ людей въ вояж жизни не знакома подобная гавань спокойствія и тишины, гавань, въ которой онъ можетъ укрыться отъ житейскихъ треволненій? Весьма вроятно, что лордъ Кастльвудъ, въ кругу этихъ добрыхъ людей, становился лучшимъ человкомъ и по крайней мр на время не былъ лицемромъ.

Надобно сказать и то, что старики Ламберты еще боле уважали милорда за его явное восхищеніе миссъ Тео. Это восхищеніе было совершенно непритворное и онъ не старался скрывать, что оно было очень глубоко.

— Это чувство не нарушаетъ моего сна, и я не намренъ сокрушать свое сердце потому только, что миссъ Ламбертъ предпочитаетъ другаго, — замчалъ онъ. Будучи молодымъ человкомъ, я считалъ бы себя счастливйшимъ, еслибъ мн привелось встртиться съ такимъ невиннымъ и добрымъ созданіемъ, какъ ваша дочь. Тогда, быть можетъ, я удержался бы отъ многаго дурнаго. Но, къ сожалнію, невинныя и добрыя молодыя женщины не встрчались мн, иначе он бы обратили меня въ человка лучшаго.

— Милордъ, время еще не ушло! нжно сказала мистриссъ Ламбертъ.

Кастльвудъ, не понявъ ее, отступилъ назадъ.

— Время еще не ушло?— повторилъ онъ вопрошающимъ тономъ.

Мистриссъ Ламбертъ покраснла.

— Время ушло, чтобы ухаживать за моею дочерью, милордъ, но не ушло, чтобы раскаяться. Всмъ извстно, что раскаяться въ своихъ проступкахъ никогда не поздно.

— Я знаю свое сердце лучше, чмъ вы, сказалъ милордъ печальнымъ тономъ. Я умю порядочно говорить по-французски и по-нмецки, — а почему? потому что меня учили, когда я сидлъ еще въ дтской. Тотъ, кто учится этимъ языкамъ въ зрломъ возраст, никогда ихъ не усвоитъ. Такъ точно и въ дл любви: — въ моихъ лтахъ не возможно изучить ее. Я могу только видть, какъ другіе примняютъ ее къ длу и восхищаюсь ими. Когда я буду на…. на сторон противоположной Лазарю, подастъ ли мн миссъ Тео каплю воды?— Не хмурьтесь, мистриссъ Ламбертъ, я знаю, что буду тамъ. Нкоторые люди обречены на это, а мн кажется, наша фамилія принадлежитъ къ числу обреченныхъ. Нкоторые люди находятся въ какомъ-то неопредленномъ состояніи, такъ что трудно сказать, въ какую сторону потянутъ всы, между тмъ какъ другимъ суждено быть ангелами и они, весьма естественно, улетаютъ на небо.

— О милордъ, почему же и вамъ не быть въ числ этихъ людей?— Если вамъ остается день, остается одинъ часъ, то надежда еще не потеряна!

— Я знаю, что происходитъ въ вашей душ, мало того, я читаю въ вашихъ взорахъ ваши молитвы, но къ чему он послужатъ?— спросилъ лордъ Кастльвудъ тмъ же печальнымъ голосомъ.— Вы не все еще знаете, моя добрая леди. Вы не знаете, что такое свтская жизнь, какъ рано она начинается, какими самолюбивыми длаетъ насъ природа, а потомъ необходимость и воспитаніе. Колесницей этой жизни правитъ сама судьба, и мы не можемъ избгнуть предопредленной участи. Я лучше себя знаю, я вижу лучше людей, и иду своей дорогой. Своей?— О нтъ!— дорогой, указанной судьбой, къ сожалнію, только отъ времени до времени она позволяетъ намъ встрчать людей подобныхъ вамъ.

Онъ взялъ руку мистриссъ Ламбертъ, пристально посмотрлъ ей въ лицо и раскланялся съ грустной улыбкой. Каждое его слово выражало истину. Мы длаемъ величайшую ошибку, предполагая, что слабые и дурные люди чужды благородныхъ чувствъ и нжности. Одно только можно допустить, что благородныя чувства у нихъ непродолжительны, иногда и слезы производятъ въ людей безхарактерныхъ совершенно превратное дйствіе, старые повсы, говорятъ, находили, что слезы и горесть ихъ жертвъ придавали особенную прелесть ихъ удовольствію. Мистриссъ Ламбертъ очень мало знала, что происходило въ душ этого человка (да и какъ ей знать?), и потому молилась за него съ постоянствомъ любящей женщины. Онъ былъ лучше, гораздо лучше, чмъ полагали другіе. Онъ былъ преинтереснйшій человкъ. Для обращенія его на путь добродтели имлась еще надежда и надежда самая отрадная.

Надо ршить, кто изъ двухъ дйствующихъ лицъ составилъ правильное понятіе о личности милорда. Если джентльменъ былъ правъ, то съ другой стороны мистриссъ Ламбертъ была мягкосердечна и ея добрыя желанія и молитвы о раскаяніи закоснлаго гршника, если бы и не оказали существенной пользы, не могли бы по крайней мр сдлать ему вреда. Добрые врачи человческой души (а какая женщина не способна къ такому врачеванію?) слдятъ за гршникомъ, какъ доктора слдятъ за опасно-больнымъ. Съ выздоровленіемъ паціента, они перестаютъ принимать въ немъ участіе и отправляются въ другое мсто щупать пульсы и прописывать лекарства.

Во время лченія этого недуга, наша добрая лэди часто видла своего больнаго. Между лордомъ Кастльвудомъ и Ламбертами образовалась дружба. Я почти увренъ, что къ духовнымъ проэктамъ доброй мистриссъ Ламбертъ прививались нкоторымъ образомъ и свтскіе помыслы (и то сказать, въ какую часть Эдема, хотя и охраняемаго пламенными мечами, не проникала суетность сего міра?). Ея сынъ въ скоромъ времени долженъ былъ принять священническій санъ. Милордъ Кастльвудъ сильно опасался, что безпечность и религіозныя заблужденія его проповдника, мистера Самсона, могутъ принудить его оставить свое мсто, и въ такомъ случа, скромная каедра проповдника останется вакантною къ услугамъ молодаго проповдника съ хорошими правилами и образованіемъ, который будетъ довольствоваться небольшимъ жалованьемъ и небольшимъ, но мирнымъ, дружелюбнымъ приходомъ.

Такимъ образомъ два семейства познакомились, и лэди Кастльвудъ, постоянно соблюдавшая условія большаго свта, часто посщала гостиную мистриссъ Ламбертъ. Она была очень любезна, какъ съ родителями, такъ и съ дочерями. Вечернія собранія лэди Кастльвудъ. назначенныя преимущественно для карточной игры, были открыты для мистриссъ Ламбертъ и ея семейства. Проводить вечера за ломбернымъ столомъ, въ то время не считалось предосудительнымъ, — тогда игралъ весь свтъ. играли его величество, епископы, перы Англіи и ихъ жены. Впрочемъ, кто не хотлъ, тотъ могъ и не играть, и само собою разумется, никто не долженъ былъ совститься, садясь за игру, — въ то время, когда въ ней ежедневно упражнялись августйшія и почтеннйшія особы. Мистриссъ Ламбертъ нердко являлась на рауты милэди, — была признательна за радушный пріемъ и необыкновенно довольна восхищеніемъ, которое возбуждали во многихъ ея дочери.

На предшествовавшихъ страницахъ и въ письм Джоржа Варрингтона было уже упомянуто объ американскомъ семейств голландскаго происхожденія, пріхавшемъ въ Англію съ сильной рекомендаціей мадамъ Эсмондъ, сосдки по имнью въ Виргиніи, къ ея сыновьямъ въ Европ. Виды, выраженные въ письм мадамъ Эсмондъ, были такъ ясны, что мистриссъ Ламбертъ, эта проницательная любительница составлять супружескія партіи, не могла ихъ не понять. Что касается до Джоржа, то онъ уже былъ помолвленъ, предметъ нжной страсти бдненькой Гетти, мистеръ Гарри, находился въ дальнемъ вояж, о чемъ мать Гетти вовсе не сожалла. Смясь, она говорила Джоржу, что ему слдуетъ повиноваться приказаніямъ матери. нарушить помолвку съ Тео и посвататься къ миссъ Лидіи, которая въ десять разъ — какое въ десять! во сто разъ богаче бдной ея дочери и несравненно ея прекрасне.

— Да, дйствительно, говорилъ Джоржъ: — съ этимъ я совершенно согласенъ: она прекрасне, богаче и даже, можетъ быть, умне. (Вс эти похвалы слишкомъ ненравились мистриссъ Ламбертъ). Но изъ этого еще ничего не слдуетъ. Вдь вотъ и мистеръ Джонсонъ несравненно умне меня, — мистеръ Гаганъ выше меня ростомъ и красиве, сэръ Джемсъ Лоутеръ гораздо богаче меня, — неужели же вы полагаете, что по этимъ обстоятельствамъ я долженъ имъ завидовать, неужели вы думаете, что изъ-за этого моя Тео измнитъ мн? Почему же бы мн не допустить, что миссъ Лидія прекрасне Тео, что она богаче, умне, образованне, что она, если хотите, настоящій ангелъ! Для Тео, я думаю, это нисколько не страшно, — неправда ли, дитя мое?

— Нисколько, Джоржъ, отвчала Тео, съ такимъ кроткимъ взглядомъ, который не допускалъ ни скептицизма, ни ревности. И если посл этихъ словъ мама воспользовалась случаемъ выйдти на минуту изъ комнаты за ножницами, или за наперсткомъ, пожалуй хоть за туфлями, забытыми въ другой комнат, — если, повторяю я, мистриссъ Ламбертъ оставляетъ комнату подъ тмъ или другимъ предлогомъ,— естественнымъ или вымышленнымъ, — я нисколько не удивляюсь, что, по возвращеніи чрезъ нсколько минутъ, она находитъ Джоржа въ самомъ близкомъ разстояніи отъ Тео, у которой щечки покрыты необыкновенно яркимъ румянцемъ и руку которой Джоржъ только что выпустилъ изъ своей руки, — я даже не стану представлять себ, что они длали. Что скажете на это вы, мадамъ? Помните ли вы, что случалось, когда за вами ухаживалъ мистеръ Грунди? Неужели вы, не будучи въ комнат съ молодыми людьми, станете конфузить ихъ? Въ такомъ случа стыдно вамъ самимъ мистриссъ Грунди!

Итакъ, Гарри находился въ отсутствіи, Тео и Джоржъ были помолвлены и слдовательно не представлялось возможности привести въ исполненіе плановъ мадамъ Эсмондъ, но почему же и мистриссъ Ламбертъ не имть своихъ собственныхъ плановъ, почему бы Джеку Ламберту, по выпуск его изъ университета, не жениться на хорошенькой богатой наслдниц, если бы она встртилась ему на пути его жизни? Такъ думала мама, постоянно думавшая о брачныхъ союзахъ, и такъ говорила она съ генераломъ Ламбертомъ, который, по обыкновенію, за вс ея труды и хлопоты называлъ ее гусемъ. Мистриссъ Ламбертъ продолжала доказывать, что красота и богатство не могутъ быть препятствіемъ къ брачному союзу, съ другой стороны мадамъ Эсмондъ, при всемъ желаніи, чтобъ семейству Ванъ-денъ-Боша оказано было радушное гостепріимство, утшала себя тмъ, что не ея была вина, если Гарри ухалъ въ Канаду. Неужели генералъ пожелалъ бы, чтобы онъ воротился въ Англію, оставилъ армію, лишился своей репутаціи, женился на этой американк и сокрушилъ бы сердце бдненькой Гетти, — неужели отецъ ея пожелалъ бы этого? Но оставимте дальнйшіе доводы, не будемъ такъ не деликатны, чтобы намекать, что мистеръ Ламбертъ былъ правъ, называя нжную жену именемъ этой глуповатой лапчатой птицы, ежегодно приносимой въ жертву въ день св. Михаила.

Столтіе тому назадъ существовало огромное различіе между благороднымъ сословіемъ и гражданами. Мистеръ Ванъ денъ-Бошъ, по прізд въ Лондонъ, ограничился своими сношеніями только съ послдними. Квартиру онъ нанялъ въ Сити вблизи своего агента. Когда хорошенькая дочь прізжала на праздникъ, онъ бралъ ее кататься въ Эйлонъ-тонъ или Гайгэтъ, а иногда и въ паркъ на Бангильскомъ пол. Иногда они здили на миттинги Бобтистовъ, иногда въ театръ — посмотрть Гаррика или мистера Фута. Быть на балу лорда мэра джентльменъ считалъ за особенное счастіе, а протанцовать съ молодымъ купчикомъ въ коммерческомъ клуб служило величайшимъ наслажденіемъ для молоденькой лэди. Когда Джоржъ явился съ первымъ визитомъ къ друзьямъ своей матери, онъ встртилъ тамъ нашего стараго знакомаго, мистера Дрэпера, разсыпавшагося въ любезностяхъ передъ дочерью богатаго негоціанта. Мистеръ Драбпео, молодой квакеръ и племянникъ мистера Транала, бристольскаго агента мадамъ Эсмондъ, тоже ухаживалъ за богатой наслдницей и сильно встревожился при первомъ появленіи мистера Варрингтона. Желая сдлать честь сосдямъ своей матери, мистеръ Варрингтонъ пригласилъ ихъ на маленькій пиръ въ своей квартир, и съ кмъ они должны были встртиться тамъ, какъ не съ его друзьями изъ квартала Сого?— Вс они принуждены были сознаться, что маленькая Лидія — красавица. У нея была ножка феи, ручки, шея, блестящіе глазки напоминали собою маленькую Діану. Она привезла изъ Америки плавную интонацію голоса, подражаніе которой я слышалъ у тысячи лондонскихъ денди, и, человкъ опытный, могу утвердительно сказать, что эта интонація бываетъ очаровательна толко въ устахъ очаровательной женщины.

Посл шести мсяцевъ, въ теченіе которыхъ, согласно разсчету родителя, миссъ Лидія должна была изучить вс науки и усвоить образованіе, доставляемое Кенсингтонскимъ пансіономъ, — она возвратилась въ родительскій домъ къ безпредльной радости ддушки и заняла въ свт надлежащее мсто. Съ самаго начала необширенъ былъ этотъ свтъ, но, какъ ршительная, маленькая особа, она вмнила себ въ непремнную обязанность увеличить свою сферу въ обществ, и вслдствіе этого, куда бы ни вздумала направить свой путь, послушный ддъ слдовалъ за ней безъ возраженій. Въ молодости, говорилъ онъ, ему самому ничего не позволяли, никто не хотлъ исполнять его капризовъ, и изъ строгости, къ которой прибгали въ подобныхъ случаяхъ ничего хорошаго не выходило. Онъ не потакалъ сыну своему, и изъ него вышелъ больной, хилый человкъ. Что касается до маленькой Лидіи, онъ ршилъ, чтобы жизнь ея была по возможности пріятна. Не правду ли онъ говорилъ, по мннію мистера Джоржа? Въ Виргиніи ему говорили, что молодые джентльмены Кастльвуда были бы счастливе, еслибъ мадамъ Эсмондъ давала имъ больше воли. Джоржъ не могъ опровергнуть народной молвы, какъ не могъ убдить добраго, стараго джентльмена измнить его планы относительно внучки. Что касается до семейства Ламберта, то могло ли оно не соглашаться съ старикомъ родителемъ, столь нжнымъ и щедрымъ, и притомъ добрымъ другомъ мадамъ Эсмондъ?

Когда миссъ Лидія вышла изъ пансіона, ея ддушка перехалъ изъ Сити въ элегантный домъ въ Блюмсбури, куда переселились и нкоторые его друзья. Тамъ были купцы съ виргинской аллеи, были почтенные негоціанты, съ которыми старикъ имлъ торговыя дла, были лэди съ своими дочками и сыновьями, которые вс въ высшей степени были внимательны къ миссъ Лидіи. Длинная была бы исторія, еслибъ мы вздумали описывать, какимъ образомъ исчезли они одинъ за другимъ, какимъ образомъ прекратились вс удовольствія, загородныя прогулки и поздки. Даже самое воскресенье измнилось и, кто въ состояніи вообразить!— мистеръ Ванъ-денъ-Бошъ оставилъ скромную часовню въ Бунгилль Рау и занялъ скамью въ церкви на Кюинъ-сквер.

Церковь на Кюинъ-сквер находилась вблизи квартиры мистера Джорджа Варрингтона. Не трудно было замтить, на кого миссъ Лидди намревалась надть свою шляпку, и потому мистеръ Дрэперъ, до этого незнавшій границы похваламъ ей и ея дду, — воспользовался удобнымъ случаемъ, чтобы предостеречь мистера Джоржа и сообщить ему свднія о мистер Ванъ-денъ-Бош, совершенно различныя отъ тхъ, которыя до этой поры обращались въ обществ. Мистеръ Ванъ-денъ-Бошъ, хваставшійся своимъ голландскимъ происхожденіемъ, родился въ Албаніи и былъ сынъ неизвстныхъ родителей. Онъ составилъ капиталъ посредствомъ арендаторскихъ спекуляцій, посредствомъ приватирства, — ремесла, равняющагося морскому разбою, и наконецъ посредствомъ торговли неграми. Его сынъ женился, если только это можно назвать женитьбой, что впрочемъ очень сомнительно, — на какой-то служанк, былъ лишенъ отцомъ наслдства, началъ вести распутную жизнь и, къ счастію, умеръ въ своей постели.

— Мистеръ Дрэперъ наговорилъ вамъ много дурнаго обо мн,— замтилъ Джоржу скромный старикъ. Конечно, вс мы люди гршные, много правды говорятъ о насъ, а еще больше неправды. Врно онъ вамъ говорилъ, что сынъ мой былъ несчастливъ при мн?— Это я самъ вамъ говорилъ. Неужели онъ разсказывалъ вамъ грязныя исторіи насчетъ моей фамиліи? А вдь она ему такъ нравилась, что онъ хотлъ, чтобы моя Лидди вышла замужъ за его брата. Господь съ ней! Черезъ меня ей длали много предложеній. Но для нея я выбралъ васъ, молодой человкъ, и, поврьте, несмотря на то, что вы предпочитаете другую, я буду любить васъ какъ и прежде, не могу только понять, извините за откровенность, что хорошаго, въ сравненіи съ моей Лидди, нашли вы въ своей миссъ?

— Вкусы бываютъ различные, мой добрый сэръ, — сказалъ мистеръ Джоржъ, принявь гордую осанку.

— Нтъ, я вамъ скажу, это одно изъ чудесъ природы, ежедневно повторяющихся. Когда я держалъ магазинъ въ Альбани, тамъ былъ одинъ молодчикъ изъ вашей братіи, который могъ бы жениться на моей милой дочери, въ ту пору еще жившей, и взялъ бы за ней порядочную сумму наличныхъ, чрезъ что миссъ Лидди была бы нищею, — тмъ боле, что ея отецъ поссорился со мной,— и что же? вмсто моей милочки Беллы, выборъ джентльмена палъ на самое простенькое созданіе, нисколько не лучшее вашей миссъ, и въ добавокъ безъ доллера въ приданое. Не правда ли, что это глупо?— впрочемъ это не касается до вашей личности.

— Пожалуйста, добрый сэръ, оставьте мою личность въ поко, продолжалъ Джоржъ, захохотавъ. Мн кажется причина равнодушія молодаго человка къ вашей дочери заключалась въ томъ, что онъ прежде нея увидлъ другую и далъ ей благородное слово.

— Дйствительно, когда молодой человкъ даетъ слово сдлать какую нибудь первостатейную глупость, онъ непремнно его сдержитъ, — извините пожалуйста, это до васъ не относится. Но Боже великій о чемъ я говорю? Я говорю о пор, которой минуло лтъ двадцать. Тогда я былъ въ хорошихъ обстоятельствахъ. Небу угодно было благословить мои торговыя предпріятія, и теперь обстоятельства мои втрое лучше противъ прежняго. Спросите-ка моихъ агентовъ, что они дадутъ за вексель Джозефа Ванъ-денъ-Боша на шесть мсяцевъ съ переводомъ на Нью-Йоркъ, скажемъ приблизительно, хоть на сорокъ тысячъ фунтовъ? Я увренъ, что такой документъ они непремнно дисконтируютъ.

— Счастливъ тотъ, кто его иметъ сказалъ Джоржъ, чрезвычайно довольный откровенностью стараго джентльмена.

— Боже великій! какъ падки на деньги вы, молодые люди! простосердечно воскликнулъ старикъ.— У нихъ на ум только деньги и деньги! А я бы сказалъ, что счастливъ тотъ, кто владетъ такимъ созданіемъ какъ моя маленькая Лидди, деньги, милостивый государь, ничего не значатъ, когда дло идетъ о такой хорошенькой молоденькой двушк…. впрочемъ, я говорю это такъ себ, говорю какъ старикъ, которому не слдовало бы говорить подобныя вещи, который любитъ свою внучку, какъ всякій другой старый ддъ, давно выжившій изъ ума. Ахъ, Лидди, милочка моя! мы только что о теб говорили…. подойди и поцалуй меня, моя радость. Мы говорили о теб, и мистеръ Джоржъ объявилъ, что не возьметъ тебя со всми деньгами, которыми надлитъ тебя твой ддъ.

— Неправда, сэръ, сказалъ Джоржъ.

— Конечно, вы можете отпираться, потому что я не все еще высказалъ. Моя милочка получитъ несравненно больше той бездлицы, на которую я намекнулъ, — получитъ тогда, когда Богу угодно будетъ переселить меня изъ этого міра въ міръ лучшій…. когда бдный старый Гаппи переселится въ вчность, Лидди будетъ богатой маленькой Лидди. Но она наврное нехочетъ еще этого переселенія, не правда ли?

— Милый, неоцненный мой grand papa! съ чувствомъ произноситъ Лидди.

— Такъ вотъ этотъ джентльменъ не хочетъ жениться на теб. (Лидди бросаетъ изъ черныхъ глазъ своихъ выразительный взглядъ, какъ будто говоря имъ: очень вамъ благодарна, сэръ!) Но, во всякомъ случа, онъ честный и благородный человкъ, а это не о всякомъ можно сказать въ здшнемъ нечестивомъ Лондон. О, Боже, Боже! какъ падки здсь на деньги! Знаете ли, что на прежней нашей квартир вс вотъ такъ и ухаживали за моимъ блаженствомъ, зная, что у нея есть деньги. Тамъ былъ Томъ Лютстрингъ, былъ мистеръ Дрэперъ, вашъ драгоцнный адвокатъ, былъ мистеръ Тубсъ, изъ нашей часовни,— и вс они какъ мухи увивались и жужжали вокругъ медовой кринки. Вотъ почему мы и выхали изъ квартала, въ которомъ живутъ мои собраты, коммерческіе люди.

— Чтобъ избжать этихъ мухъ! сказала миссъ Лидія, вздернувъ свою головку.

— Въ которомъ жили мои собраты коммерческіе люди, продолжалъ старикъ джентльменъ:— иначе сталъ бы я гнаться за вашими вельможами и великосвтскими людьми? Я, мистеръ Джоржъ, не гоняюсь за свтомъ, для меня не имютъ никакого значенія ваши театры и ваша поэзія,— извините, впрочемъ, это до васъ не относится, я въ жизнь бы свою не похалъ въ театръ, еслибъ не нужно было сдлать угожденіе этой шалунь.

— И какъ это мило съ вашей стороны! вдь я ужасно какъ плакала, неправда ли grand papa? восклицаетъ малютка.

— О чемъ же ты плакала, мой другъ?

— О чемъ…. я плакала надъ пьесой мистера Варрингтона, grand papa.

— Въ самомъ дл, душа моя? Можетъ быть, можетъ быть!… Помню, это былъ почтовый день, я получилъ письма, корабль мой ‘Прелестная Лидди’ только пришелъ въ Фальмутъ, капитанъ Джойсъ донесъ мн, какъ счастливо избжалъ онъ французскаго крейсера, а это обстоятельство, мистеръ Джоржъ, сохранило мн большую сумму денегъ,— надо вамъ сказать, что въ ныншнее военное время страховыя кампаніи такъ возвысили цны, что я часто ршаюсь рисковать, не застраховывая корабли,— и поэтому-то, признаюсь, мн было не до вашей пьесы, и если похалъ въ театръ, то собственно для того, чтобъ доставить удовольствіе этой маленькой Лидди.

— И какое удовольствіе доставили вы мн, безцнный мой Гаппи! вскричала молоденькая лэди.

— Ахъ Богъ мой! да въ этомъ заключаются вс мои желанія. Скажите мистеръ Джоржъ, чего еще больше нужно намъ въ этомъ мір, кром возможности доставлять своимъ дтямъ удовольствіе? особливо мн, который еще въ молодости испыталъ, что значитъ быть несчастнымъ, который долженъ раскаяваться въ слишкомъ суровомъ обращеніи съ отцомъ этого милаго ребенка.

— О grand papa! восклицаетъ ребенокъ съ величайшею нжностію и ласками.

— Да, я былъ слишкомъ суровъ, дитя мое, поэтому-то я такъ и балую мою маленькую Лидди!

Между Лидди и Гаппи начинаются поцалуи. Маленькое созданіе обвиваетъ своими хорошенькими, атласными ручками шею старика, прижимаетъ свои розовыя губки къ грубой, морщинистой его щек, окружаетъ его голову облакомъ пудры, сыплющейся изъ его парика, и въ то же время смотритъ на мистера Джоржа, какъ будто говоря ему: вы бы не хотли, чтобы я точно такъ же ласкала и васъ?

Мы признаемся, но во всемъ ли? Джоржъ, конечно, разсказалъ о свиданіи своемъ съ Лидди и Гаппи, о словахъ старика относительно богатства его внучки, но не думаю, чтобы онъ разсказалъ вс подробности: иначе Тео при первой встрч съ Лидди не была бы такъ заинтересована ею, не была бы отъ нея въ такомъ восхищеніи.

Въ это время встрчи ихъ повторялись довольно часто, особливо посл того какъ старый американскій джентльменъ перехалъ въ Блумсбури. Большую часть дня мистеръ Ванъ-денъ-Бошъ проводилъ въ Сити, занимался торговыми длами въ своей контор или на бирж. Во время его отсутствія, Лидди управляла всмъ домомъ, принимала гостей, какъ настоящая лэди, или вызжала въ щегольскомъ экипаж, который ддъ заказалъ нарочно для нея и въ который рдко можно было принудить его ссть. Миссъ Лидди, напротивъ, очень скоро привыкла къ своей карет, какъ будто она разъзжала въ ней всю свою жизнь. Она отдавала приказаніе везти ее въ то или другое мсто, зазжала въ модные магазины къ ювелирамъ, навщала знакомыхъ съ соблюденіемъ величайшей важности, брала ихъ съ собой прогуляться. Боле всего она старалась доставить удовольствіе Тео и Гетти, не знаю только, была ли бы довольна Тео, узнавъ вс дйствія миссъ Лидди? Не потому что миссъ Тео была ревнива, нтъ! совершенно напротивъ, впрочемъ бываютъ случаи, когда женщина иметъ полное право на маленькую ревность, — я утверждаю это, хотя бы мои прекрасные читательницы говорили совершенно противное.

Миссъ Лидди позволяла себ безъ всякаго принужденія хвалить мистера Джоржа потому вроятно, что знала о его помолвк. Когда они оставались наедин — а эти счастливые случаи повторялись очень часто въ дом мистера Ванъ-денъ-Боша, котораго, какъ мы уже сказали, постоянно не было дома,— надо было удивляться, какъ безъискуственно маленькое созданіе выказывало свой энтузіазмъ, распрашивая Джоржа о немъ самомъ, о его геніи, о его образ жизни въ Виргиніи и Лондон, о его брачныхъ предположеніяхъ и т. д.

— Какъ я рада, что вы женитесь, о какъ рада! говорила она со вздохомъ: — я могу говорить съ вами откровенно, какъ съ братомъ, не боясь неприличія, за которое меня такъ часто бранили въ пансіон. Да, я совершенно свободно могу говорить съ вами, и если вы мн нравитесь, то неужели я не могу сказать этого, мистеръ Джоржъ?

— Сдлайте милость, говорите, — отвчаетъ Джоржъ, съ поклономъ и улыбкой. Это такія слова, которыя большинство мужчинъ съ наслажденіемъ готово выслушивать, особенно изъ такихъ хорошенькихъ губокъ, какъ у миссъ Лидіи.

— А что вы знаете о моихъ губкахъ? спрашиваетъ двочка, бросая на его лицо взглядъ, исполненный наивнаго гнва.

— Знаю многое, говоритъ Джоржъ: — но, быть можетъ, мн слдуетъ узнать что нибудь боле?

— Узнайте же, что он ничего не говорятъ, кром правды! отвчаетъ Лидди: — вотъ почему нкоторымъ людямъ он не нравятся! Я люблю высказывать все, что лежитъ на душ. Вдь я провинціалка, у меня что на ум, то на язык, — каждый поступокъ мой носитъ отпечатокъ благородства и простосердечія. Я не похожа на вашихъ англійскихъ двочекъ, которыя Богъ знаетъ! чему не научиваются сначала въ пансіонахъ, а потомъ отъ мужчинъ.

— Наши двочки, дйствительно, ужасныя лицемрки! восклицаетъ Джоржъ.

— Вы это думаете и о миссъ Ламбертахъ? и мн бы можно было точно также думать о нихъ, но на этотъ разъ не думала. Впрочемъ, он тоже были въ пансіон, много жили въ свт, — тмъ больше должно сожалть о нихъ, поврьте, тамъ он немного хорошаго заимствовали. Теперь, когда я сказала это, вы, конечно, пойдете и все передадите миссъ Тео, не правда ли?

— Что она отъ свта ничего хорошаго не заимствовала? Надо вамъ сказать, что она никогда не говорила съ мужчинами, исключая отца, брата и меня. Кто же изъ насъ, квкъ вы полагаете, научилъ ее чему нибудь дурному?

— Разумется не вы! хотя мн и кажется, что оставаться съ вами очень опасно!— говоритъ маленькая Лидди, вздохнувъ.

— Нисколько не опасно: вдь я не кусаюсь! сказалъ Джоржъ, захохотавъ.

— Кто же говоритъ, что вы кусаетесь? продолжала Лидди мягкимъ тономъ. Я должна думать, что есть вещи опасне кусанья. Напримръ, вы очень остроумны, вы всегда съ такимъ умомъ и сарказмомъ говорите о людяхъ, всегда сметесь надъ ними. У васъ такой льстивый языкъ. Если вы будете такъ смотрть на меня, то я не знаю, что со мной сдлается. Неужели вашъ братъ похожъ на васъ? Неужели онъ такой же остроумецъ и насмшникъ. Я слышала, что онъ похожъ на васъ, но только у него должно быть, совсмъ другой языкъ. Впрочемъ, довольно! Прекрасно, что вы помолвлены, мистеръ Джоржъ. Ну, а если бы вы увидли меня прежде, то кого бы полюбили больше меня или миссъ Тео?

— Говорятъ, что брачные союзы устраиваются въ небесахъ, — позвольте же мн думать, что тамъ былъ устроенъ и мой.

— А скажите, бывало ли когда, чтобъ мужчина имлъ двухъ невстъ? спрашиваетъ безхитростная двочка:— врно нтъ! А согласитесь, что это жаль…. Ахъ, Боже! Какой вздоръ я говорю! Я похожа на ребенка, который проситъ, чтобы ему дали луну. Она слишкомъ высока для меня, — слишкомъ высока, свтла, блестяща, достать ее нтъ никакой возможности. Ахъ, какая я безразсудная, своенравная, избалованная двчонка! Но, мистеръ Джоржъ, — вы должны общать мн одну вещь, — дайте мн благородное слово исполнить это?

— Что же я долженъ исполнить?

— Не говорить объ этомъ миссъ Тео, а то она будетъ меня ненавидть.

— Зачмъ же ей невзвидть васъ?

— Затмъ, что я сама ненавижу ее, и желаю чтобы она умеола! восклицаетъ молоденькая лэди. Въ глазахъ, до этой минуты нжныхъ и подернутыхъ слезой, запылало пламя бшенства, — ея щеки горли.

— Какой стыдъ!— прибавила она посл непродолжительнаго молчанія: — какъ глупо съ моей стороны говорить подобныя вещи! Впрочемъ, я не могу не высказать того, что у меня на душ. Я вдь дикарка. Я родилась и выросла тамъ, гд солнце горяче здшняго туманнаго климата. Я не похожа на вашихъ холодныхъ англичанокъ, которыя, прежде чмъ сказать что нибудь, подумать или почувствовать, должны получить на это позволеніе мама. Какъ глупо, какъ не хорошо! Я знаю, вы пойдете и все разскажете миссъ Ламбертъ. Впрочемъ, пожалуй разсказывайте.

Но Джоржъ ничего не сказалъ миссъ Ламбертъ. Бываютъ вещи, которыя и отъ любимыхъ особъ держатся въ тайн, Джоржъ даже самому себ не могъ вполн объяснить признанія этой двочки, а если и объяснялъ, то не хотлъ имъ воспользоваться. Въ присутствіи миссъ Лидіи, онъ былъ особенно любезенъ, — въ ея отсутствіе, думалъ о ней очень благосклонно и всегда съ нкоторымъ удовольствіемъ. Да и то сказать, жестоко было бы не заплатить вниманіемъ и благодарностію за безъискуственную любовь такого горячаго сердца.

Между тмъ до нашихъ друзей дошли слухи о томъ, что молодой мистеръ Лютстрингъ и молодой квакеръ мистеръ Драбшо подрались въ какой-то таверн изъ-за этой молоденькой лэди? Вроятно, они черезчуръ много выпили, поссорились и подрались. Отчего это мистеръ Дрэперъ, сначала не знавшій границъ похваламъ американскому семейству, разсказываетъ теперь такія скандальёзныя исторіи насчетъ дда миссъ Лидди.

— Я подозрваю, говоритъ мадамъ де Бернштэйнъ:— что онъ хочетъ сосватать эту двочку кому нибудь изъ своихъ кліентовъ или родственниковъ, чтобъ напугать другихъ искателей ея руки, онъ и распускаетъ эти исторіи. Когда она и ддъ ея были у меня, они держали себя превосходно, и признаюсь, сэръ, мн было бы очень жаль, еслибъ вы предпочли краснощекую деревенскую двочку, безъ полупенни за душой, этой хорошенькой, безхитростной дикарк, у которой, какъ говорятъ, огромное богатство.

— Такъ она уже была у васъ? спрашиваетъ Джоржъ свою дорогую родственницу.

— Разумется, была, отрывисто отвчаетъ баронесса.— Если вашъ братъ не такъ еще глупъ и не влюбился въ другую дочь Ламберта….

— Что же изъ этого слдуетъ, мадамъ? Мн кажется, что онъ еще не влюбленъ, замчаетъ Джоржъ.

— Тогда, по возвращеніи съ мистеромъ Вульфомъ, неужели ему не понравится эта малютка, неужели онъ не исполнитъ желанія матери — неужели онъ не женится на ней и не устроится въ Виргиніи, подл васъ? У нея огромное богатство, и вы не хотите къ нему прикоснуться. Скажите, пожалуйста, къ чему упускать его, если оно дается въ руки нашей фамиліи?

Джоржъ узналъ теперь, что мистеръ Ванъ-денъ-Бошь и его внучка часто бывали въ дом баронессы Бернштэйнъ. Совершая любимую прогулку съ своей любимой и любящей спутницей въ Кенсингтонскій садъ, онъ видлъ какъ экипажъ Ванъ-денъ-Боша направлялся въ Кенсингтонскій скверъ.— Это значило, что американцы хали съ визитомъ къ лэди Кастльвудъ. Джоржъ узналъ, посл нкоторыхъ освдомленій, что они уже были у милэди нсколько разъ. Странно, однакожъ, что они ни слова не говорили Джоржу объ этихъ визитахъ, впрочемъ Джоржъ, неимвшій привычки интересоваться чужими длами, и къ тому же не имя своихъ собственныхъ интригъ или тайнъ,— вовсе не хотлъ измнять о нихъ своего мннія. Какое ему было дло до того, какъ часто Кенсингтонъ угощалъ Блумсбури, или Блумсбури являлось съ поклономъ въ Кенсингтонъ?

Въ томъ и другомъ изъ этихъ двухъ мстъ случилось множество событій, о которыхъ нашъ виргинецъ не имлъ ни малйшаго понятія. Да разв не случаются вещи передъ самыми нашими глазами и мы ихъ не видимъ? Разв передъ нами не разъигрываются ежедневно комедіи и трагедіи, въ которыхъ мы не замчаемъ ни шутки, ни паоса? Джоржъ, весьма вроятно, отправляясь домой, думалъ про себя: — ‘я произвелъ впечатлніе на сердце этого молодаго созданія. Она сама призналась въ этомъ. Бдная, безхитростная двочка! Не понимаю, что хорошаго она нашла во мн, почему я могъ ей понравиться?’ — Могъ ли онъ сердиться на нее за такое предпочтеніе? Какой человкъ въ состояніи сердиться по подобному поводу? Быть можетъ, узнавъ все, онъ остался бы не очень доволенъ, да, онъ не остался бы доволенъ, узнавъ, что онъ только одинъ изъ актеровъ въ этой комедіи, а не главное дйствующее лицо, что онъ какой нибудь Розенкранцъ или Гильденштернъ въ этой трагедіи, — словомъ — неизвстный джентльменъ, разъигрывающій роль Гамлета. Какъ часто маленькое тщеславіе наше затрогивается подобными вещами и подвергается совершенному уничтоженію? Неужели вамъ не случалось воображать, что глаза Люцинды смотрятъ на васъ съ особенною нжностію, и потомъ вдругъ узнавать, что она бросаетъ тже самые убійственные взгляды на вашего сосда? Неужели вамъ не случалось слушать за обдомъ щебетанье Лалэджъ (какое плнительное щебетанье среди говора гостей и брянчанья серебра и хрусталя!) и потомъ подслушать шептанье тхъ же самыхъ упоительныхъ фразъ старому Сурдусу, въ гостиной? Солнце одинаково свтитъ для каждаго, цвты для всхъ издаютъ одинаковый запахъ, соловей одинаково поетъ для всхъ ушей — не для однихъ только твоихъ длинныхъ, добрый мой собратъ!

ГЛАВА XXII,
ВЪ КОТОРОЙ АМУРЪ РАЗЪИГРЫВАЕТЪ НЕМАЛОВАЖНУЮ РОЛЬ.

Прежде чмъ приступимъ къ продолженію исторіи миссъ Лидіи и ея дяній, мы считаемъ непремннымъ долгомъ объяснить мнніе мистера Варрингтона въ письм къ своему брату относительно лэди Маріи Эсмондъ — мнніе, которое для нкоторыхъ добрыхъ читателей нашихъ можетъ показаться таинственнымъ. И дйствительно, какимъ образомъ особы строгихъ правилъ откроютъ подобную тайну? Какимъ образомъ невинные и респектабельные молодые люди допустятъ, что женщина благороднаго происхожденія, старинной фамиліи, зрлой опытности, — женщина, которая нсколько мсяцевъ тому назадъ, какъ мы видли, была страстно влюблена въ молодаго человка, — можетъ забыться до такой степени (о, концы моихъ пальцевъ краснютъ, когда я пишу эти строки!), что не только влюбляется въ человка низкаго происхожденія и многими годами ея моложе, но выходитъ за него замужъ передъ лицомъ цлаго свта? То есть, врне сказать, не передъ лицомъ, но за спиной цлаго свта, потому что кастльвудскій священникъ тайно соединилъ эту чету неразрывными узами брака въ своей капелл, въ квартал Мэй-Фэйръ.

Но повременимте произносить надъ ней ршительный приговоръ. Если лэди Марія питала нкогда непреодолимую, безразсудную страсть къ молодому кузену, то неужели въ этомъ заключалась причина, по которой она не должна уже влюбляться въ другихъ? Неужели право такой перемны предоставлено однимъ только мужчинамъ?— За что же осуждать женщинъ, если он отъ времени до времени будутъ пользоваться своими маленькими шансами къ утшенію? Что можетъ быть не деликатне, грубе и нефилософичне негодованія Гамлета, по случаю вторичнаго замужества его матери? Дло тутъ въ томъ, что это нжное, поразительное созданіе чувствовало потребность прильнуть къ кому нибудь, и, получивъ свободу, оно обвилось вокругъ Клавдія. Мало того, мы знавали женщинъ, которыя были такъ гибки и липки, что могли обвиваться вокругъ двухъ джентльменовъ. Отчего бы, кажется, не задавать свадебныхъ пировъ посл похоронной тризны? Если вы благодарны за вчерашній пиръ, то неужели можно сказать, что не будете голодны сегодня?— Самый вашъ аппетитъ къ этому вечернему пиру уже доказываетъ, что завтра вечеромъ, въ восемь часовъ, вы захотите обдать. Я, съ своей стороны, когда Флиртилла и Джилтисса были неравнодушны ко мн (прошу благосклоннаго читателя принять во вниманіе, что я намекаю здсь на особъ поразительнйшей красоты и изъ возвышенной сферы), я постоянно держалъ въ ум, что настанетъ время, когда он полюбятъ кого нибудь другаго. ‘Hodie mihi’ говорятъ он — ‘cras tibi’, — это въ своемъ род людоды, которые пожираютъ насъ дюжинами, безъ всякаго разбора, старыхъ и молодыхъ, мягкихъ и жесткихъ, жирныхъ и тощихъ, прекрасныхъ и безобразныхъ, нтъ никакого спасенія отъ нихъ, какъ будто по приговору судьбы мы одинъ за другимъ исчезаемъ на ихъ всепожирающихъ челюстяхъ. Посмотрите на лэди Огршамъ! Всмъ памятно, какъ въ прошломъ году она приготовила себ блюдо изъ бднаго Тома Кидда, съ жадностью бросилась на него, уничтожила, подобрала и разбросала вс его косточки. Теперь въ клтку ея попалъ Недъ Саклингъ. Очарованный, онъ лежитъ подъ вліяніемъ ея большихъ глазъ и дрожитъ всмъ тломъ. Посмотрите на это бдное, маленькое, трепещущее созданіе, цпенющее, изнемогающее подъ вліяніемъ этихъ большихъ глазъ. Она склоняется передъ нимъ все ниже и ниже, непонятная сила влечетъ его ближе къ ней. Наконецъ, раза два раздается крикъ о пощад и…. онъ исчезаетъ. О, Боже! какъ это жалко. Я зналъ, напримръ, что лэди Maрія Эсмондъ множество разъ теряла свое сердце прежде, чмъ нашелъ его Гарри Варрингтонъ, но мн пріятно было думать, что онъ намревался сберечь это сердце, мн нравилось, что лэди Марія, оплакивая неудачи свои, сохраняла свою любовь и леляла ее, оставаясь безбрачною. Если въ припадк старческаго безумія, я вздумаю влюбиться завтра, то непремнно буду думать, что пріобрлъ въ сердц моей очаровательницы уголокъ на вчныя времена, — и отнюдь не подумаю, что я ни больше, ни меньше, какъ временной жилецъ въ старой закоптлой, дурно меблированной комнат, гд тусклыя рюмки еще боле потускли отъ прикосновенія полусотни губъ, и гд диваны, съ подбитыми ножками, покрыты грязью отъ сапоговъ послдняго постояльца. Милая, драгоцнная нимфа! Ты такъ прекрасна… я обожаю тебя!— Допустимъ, что я питалъ легкую страсть къ Гликеріи (мимоходомъ сказать, цвтъ ея кожи былъ такъ чистъ, какъ великолпный паросскій мраморъ), — а ты была не равнодушна къ Телефу, къ его низенькимъ воротничкамъ и безобразной ше, — теперь сумазбродство это должно кончиться, не правда ли? Мы вдь любимъ, будемъ вчно любить другъ друга?

Да, да, вчно! Пусть Гликера отправится въ Батъ, а Телефъ подставитъ свою розовую шею Джену Кетчу, n’est-ce-pas!

Нтъ. Мы никогда не измнимся. Какъ бы сильно ни дулъ втеръ, какъ бы быстро ни бжало время, какъ бы усердно ни мшали ложками нашу кипящую похлебку,— мы не измнимся. Было время, когда мы позволяли страстямъ временно овладвать нами, — ваша пламенная, но безразсудная любовь къ Телефу (не хмурьтесь такъ, мое милое созданіе!— не придавайте морщинамъ своимъ худшій видъ) — была предметомъ разговора во всемъ город, а что касается до Гликеры, она поступила со мной весьма не хорошо. Теперь этого не будетъ. Теперь, когда мы понимаемъ другъ друга, наши сердца соединены навки, мы можемъ смотрть на сэра Крессвела и спускать щелчки на его парикъ. Но эта Марія прошедшаго столтія была женщина непостоянная. Вы, душа моя, которая знаете свтъ, знаете также, что эта лэди во время своей карьеры надлала такъ много и такихъ проказъ, что ихъ нельзя обнаруживать. Вы знаете (не потому, мое милое созданіе, что вы очень опытны, но потому, что вы слышали объ этомъ отъ другихъ людей, — вы слышали отъ вашей мамв), что старая кокетка, одурачивъ одного, одурачитъ и другаго. Кокетство тоже, что пьянство, выпивъ вина, вы… нтъ, нтъ не вы, а Гликера…. выпивъ вина, Гликера постепенно увеличивала пріемы и съ винограднаго вина перешла на джинъ. Итакъ, если лэди Марія нашла преемника Гарри Варрингтону и возстановила новаго султана въ драгоцнной имперіи своего сердца, то посл этого чего можно было ожидать отъ нея? Эта территорія была подобна Нидерландамъ: привыкшая къ завоеваніямъ и постоянно открытая для вторженій.

Настоящій поработитель Маріи былъ не кто другой, какъ мистеръ Геогаганъ или, просто, Гаганъ — молодой актеръ, игравшій въ трагедіи Джоржа. Въ его голос столько было трелей, его глаза были такъ свтлы, его манеры такъ благородны, въ своей кожаной брон и огромномъ кудрявомъ парик онъ казался такимъ прекраснымъ, съ такимъ чувствомъ читалъ пламенные стихи поэта, — что сердце лэди Маріи покорилось ему, какъ сердце Аріадны Бахусу, когда дло съ Тезеемъ было покончено. Молодой ирландецъ чрезвычайно былъ тронутъ такимъ вниманіемъ со стороны высокородной лэди. Конечно онъ скоре отдалъ бы предпочтеніе лэди Маріи Гаганъ боле юныхъ лтъ, но зато ему бы не найти въ ней такого мягкаго характера. Крпко лэди Марія прильнула къ нему. Когда необходимость принудила объявить о брак, и когда свирпый ея родственникъ отказалъ ей отъ дома, она удалилась съ своимъ возлюбленнымъ въ скромную его квартиру, въ Вестминстерскомъ квартал.

Генералъ Ламбертъ, возвратясь однажды отъ служебныхъ занятій, принесъ эту новость домой, и, разумется, въ кругу семейства своего отъ души посмялся. Въ т простыя времена не считалось предосудительнымъ посмяться на чужой счетъ, великосвтскіе лэди, нисколько не стсняясь, хохотали надъ веселыми страницами Филдинга и горько плакали надъ какимъ нибудь письмомъ Клариссы,— письмомъ, при чтеніи котораго у ныншней лэди, кажется, выскочили бы глаза отъ ужаса. По поводу этого брака, веселый генералъ произнесъ нсколько самыхъ колкихъ шутокъ, говорилъ объ участіи Джоржа въ этомъ дл, и о ревности Гарри, когда онъ услышитъ о немъ. Онъ клялся, что со стороны кузена Гагана было жестоко не выбрать Джоржа своимъ шаферомъ, что перворожденнаго слдуетъ назвать Карпецаномъ или Сивиллой и т. д. Средства, конечно, не позволятъ имъ держать экипажа, но они могутъ брать изъ театра бумажную колесницу и бумажныхъ драконовъ. Новорожденнаго можно будетъ окрестить въ котл Макбета, причемъ Гарри и арлекинъ непремнно должны быть воспріемниками.

— Отъ чего же и не выйти замужъ, если онъ ей нравился?— спрашиваетъ маленькая Гетти. Что она стара, такъ ужь будто ему нельзя и любить ее? Мама тоже не очень молода, а вдь вы ее любите. Вы сами говорили, что когда женились на моей мама, то жили очень бдно, — а между тмъ вы были счастливы и никто надъ вами не смялся!

Такъ говорила эта бойкая маленькая особа, по внушенію своего разсудка, она ничего не знала о прежнихъ продлкахъ лэди Маріи Эсмондъ.

Неужели же ея родные отказались отъ нея? Джоржъ описывалъ неистовый гнвъ, въ которомъ они находились, описывалъ, какъ лэди Кастльвудъ надла трауръ, какъ мистеръ Вилль клялся, что обрубитъ уши негодяю,— бшенство мадамъ Бернштэйнъ было безпредльно.

— Да это позоръ для всей фамиліи!— говоритъ гордая миссъ Гетти.— Я могу представить себ негодованіе всхъ лэди такого высокаго званія, когда ихъ родственница вышла замужъ за человка въ положеніи мистера Гагана, но бросить ее — это опять совсмъ другое дло.

— Перестань, дитя мое, возражаетъ мама: — ты говоришь о томъ, чего не понимаешь. Посл поступка милэди Маріи, ни одна порядочная особа не согласится ея видть.

— Посл какого поступка, мама?

— Это до тебя не касается. Маленькимъ двочкамъ не слдуетъ знать, он не должны даже любопытствовать о поступк лэди Маріи! Довольно вамъ сказать, что я умерла бы отъ ужаса, еслибъ милэди вздумала явиться сюда, и опять-таки повторяю, что честные и порядочные люди никакихъ сношеній не должны имть съ ней!

— Въ такомъ случа, тетушка Ламбертъ, меня нужно высчь и уложить въ постель, говоритъ Джоржъ, съ притворной важностью. Долженъ вамъ признаться (хотя до этого и не считалъ за нужное признаваться, видя что дло до меня не касается), что я уже видлся съ кузеномъ-актеромъ и милэди Маріей, его супругой. Я нашелъ ихъ въ весьма грязной квартир. Мистеръ Гаганъ такъ неделикатенъ и неразборчивъ, что въ этой квартир держитъ, кром жены, старуху-мать и маленькаго брата, который ходитъ въ сосднюю школу. Я отыскалъ мистера Гагана и ушелъ не только полюбивъ его, но съ уваженіемъ къ нему, хотя откровенно сказать, женился онъ весьма опрометчиво. Но, какъ опрометчиво иногда выходятъ за мужъ и двицы, — не правда ли Тео?

— Да, опрометчиво, — если выходятъ за такихъ мотовъ, какъ вы, говоритъ генералъ.— Мистеръ Джоржъ отыскалъ своихъ родственниковъ и наврное оставилъ у нихъ свой кошелекъ.

— Нтъ, извините, сэръ, отвчаетъ Джоржъ, нжно улыбаясь:— этотъ кошелекъ вязала Тео. Но надобно сказать, что въ квартир Гагана онъ совсмъ опустлъ. Мистеръ Ричъ находится въ самомъ затруднительномъ положеніи. Говоритъ, что ему не возможно держать Гагана на своей сцен, онъ боится повторенія той не умной исторіи, которая случилась у Гаррина изъ-за иностранныхъ танцовщицъ. Если только будетъ эта исторія, то ее устроятъ великосвтскіе джентльмены. Молодые люди аристократическихъ фамилій дали слово напасть на мистера Гагана и откатать его палками. Кузенъ Вилль поклялся обрубить уши несчастному актеру.— Между тмъ этотъ бднякъ пересталъ играть и ему прекратили жалованье, а безъ жалованья несчастной чет не на что купить хлба и сыру.

— Вы врно купили имъ и того и другаго? Это въ вашемъ характер, Джоржъ! говоритъ Тео, боготворя его своими глазами.

— Купилъ не я, а кошелекъ мой, милая Тео! отвчаетъ Джоржъ.

— Мама, надюсь, завтра вы ихъ навстите!— умоляющимъ голосомъ продолжаетъ Тео.

— Если она этого не сдлаетъ, я разведусь съ ней!— восклицаетъ папа. Поди ко мн, моя шалунья, и поцалуй меня, — разумется, avec la bonne permission de monsieur mon beau-fils.

— Monsieur mon beau fiddlestick {Fiddlestick,— вздоръ, пустяки, пустой человкъ.}, papa! говоритъ миссъ Ламбертъ, и въ то же время спшитъ исполнить родительское приказаніе.

Джоржъ Эсмондъ Варрингтонъ, эсквайръ, въ первый разъ названъ былъ пустымъ человкомъ.

Каждый человкъ, даже въ наше время, опрометчиво длающій супружескую партію, знаетъ, какъ часто приводится ему встрчать семейныя нападенія и переносить порицаніе, пренебреженіе, гнвъ, сожалніе своихъ родственниковъ. Если ваша респектабельная фамилія вопіетъ противъ вашей женитьбы на дочери курата, на одной изъ десяти его очаровательныхъ дтей,— или противъ вашего замужества съ молодымъ адвокатомъ, единственныя ресурсы котораго заключаются въ плат изъ суда, гд онъ служить, и которому изъ вашего маленькаго состоянія нужно еще заплатить свои долги въ Оксфордскій университетъ, — если ваши друзья вопіютъ противъ подобныхъ партій, то можете себ представить чувства родственниковъ лэди Маріи и даже родственниковъ мистера Гагана, при извстіи объ этой женитьб.

Возьмемъ для примра мисстрисъ Гаганъ. Сынъ ея съ тхъ поръ, какъ оставилъ коллегію, по случаю смерти отца, и явился на сцен Кроустритскаго театра въ роли Ромео, прилично содержалъ свою мать и доставлялъ eit удовлетворительный комфортъ. Его жалованья въ послдніе годы достаточно было для того, чтобы содержать брата въ школ, помогать сестр, принявшей на себя обязанность компаньонки, пріобртать топливо, одежду, чай, обдъ и комфортъ для вдовы стараго священника. И вдругъ, скромнымъ ихъ домомъ должна овладть великосвтская лэди, привыкшая къ роскоши, и раздлять вмст съ ними скудный кусокъ хлба и баранины! Не будь Гаганъ великодушнымъ человкомъ и не бойся его мать, — жизнь въ Вестминстерскомъ квартал едва ли показалась бы нашей милэди пріятною. Надо имть много самолюбія, чтобы ссть за этотъ небольшой столъ и занять мсто на узенькой кровати бднаго Гагана. Но любовь, въ минуты страстнаго и романтичнаго проявленія, не обращаетъ вниманія ни на послдствія, ни на мры къ удобствамъ въ жизни. Кто не испытывалъ подобнаго настроенія души, какая бережливая жена не видла и не оплакивала своего мужа въ этомъ состояніи, не знавала той минуты, когда съ необыкновеннымъ румянцемъ и съ самой безпечной улыбкой мужъ приходилъ домой и объявлялъ, что пригласилъ, въ субботу, на обдъ человкъ до двадцати? Онъ даже не знаетъ кого именно пригласилъ, а знаетъ, однакожь, что въ его столовой помстится не больше шестьнадцати. Но, ничего! Дв самыя хорошенькія молоденькія двушки сядутъ на колна джентльменовъ, — другіе не придутъ: ничего! вс помстятся! Въ упоеніи любви многіе принимаютъ этотъ опасный родъ домохозяйства, они не расчитываютъ, чего стоятъ эти обды, не предвидятъ неизбжныхъ счетовъ, которые будутъ поданы въ начал мсяца изумленной ключниц мясниками и рыбаками.

Да, со стороны милэди было весьма самолюбиво садиться за столъ мистера Гагана, снимать сливки съ молока, уничтожать крылышки цыплятъ, словомъ — имть лакомый кусочекъ тамъ, гд до этой поры все и всмъ длилось поровну, всего и всмъ доставало. Не удивительно, что у бдной старой мама явилось расположеніе ворчать. Но что значилъ ея ропотъ въ сравненіи съ воплемъ въ Кенсингтон, между членами благородной фамиліи лэди Маріи?— Стоитъ только подумать о разговор и скандал, носившемся по всему городу! Стоитъ только подумать о перешептываньи фрейлинъ при двор принцессы, гд находилась и лэди Фанни, о шуткахъ сослуживцевъ мистера Вилля, о статьяхъ въ ежедневныхъ газетахъ и повременныхъ изданіяхъ, о замчаніяхъ цломудренныхъ лэди, о насмшкахъ въ клубахъ между повсами! При первомъ извстіи объ этой женитьб съ мадамъ Бернштэйнъ сдлался обморокъ, для спокойствія и уединенія, она бжала къ своимъ любимымъ скаламъ на Тонбриджскихъ минеральныхъ водахъ, гд на карточныхъ ея вечерахъ не бывало мене сорока человкъ. Милордъ не хотлъ видть своей сестры, милэди, какъ мы уже сказали, облачившись въ трауръ, поджидала покровительницы въ образ какой нибудь принцессы, которой угодно было бы вмст съ ней оплакивать позоръ и несчастіе, обрушившіеся на домъ Кастльвудовъ. Это скандалёзное происшествіе поддерживало въ город возбужденіе въ теченіе первыхъ двухъ-трехъ дней, но тутъ другія новости: — побда въ Германіи, сомнительныя извстія изъ Америки, прибытіе подъ судъ одного изъ генераловъ дйствующей арміи, пріздъ изъ Италіи отличнйшей пвицы,— и публика забыла лэди Марію въ ея грязной конурк, за кускомъ чорстваго хлба, среди семейства бднаго актера.

Вотъ отрывокъ изъ письма мистера Джоржа Варрингтона къ брату, гд, между прочимъ, онъ описываетъ и визитъ свой новобрачной чет.

‘Милая моя Тео тоже желала слдовать за своей мама въ эту экспедицію, цль которой была благотворительность, но я разсчиталъ, что, при этихъ обстоятельствахъ, гораздо будетъ лучше, если тетушка Ламбертъ отправится безъ адъютанта. Кузена Гагана не было дома, когда мы зашли, милэди Марію застали мы въ дезабилье и папильоткахъ изъ довольно грязной бумаги. Она играла съ сосдкой изъ втораго этажа въ криббэджь, между тмъ какъ добрая старушка Гаганъ сидла по другую сторону камина и за стаканомъ пунша читала назидательную книгу: Весь долгъ человка.

‘Марія,— нкогда твоя Марія, — увидвъ насъ, прослезилась, и тетушка Ламбертъ, само собою разумется, была готова съ своимъ сочувствіемъ. Пока она надляла имъ Марію, я говорилъ лучшіе комплименты старушк. Когда разговоръ между тетушкой Ламбертъ и молодой женой началъ вянуть, я повернулся къ послдней, и мы старались скучную бесду пашу обратить въ пріятную. Мы говорили о теб, о Вульф, о войн. Въ это время ты, можетъ быть, уже встртился лицомъ къ лицу съ французами. Небо да сохранитъ моего безцннаго брата и выведетъ его изъ войны побдителемъ! Мы съ безпокойствомъ слдимъ за каждымъ твоимъ шагомъ, мы живо представляемъ себ твою особу у Канбретона. У насъ есть планы Квебека и карты рки св. Лаврентія. Мн кажется, я никогда позабуду выраженія радости на твоемъ лиц, когда ты увидлъ меня безопасно возвратившимся изъ маленькой битвы съ маленькимъ французомъ. Надюсь, что точно также возвратится и мой Гарри изъ большой битвы. Я увренъ въ этомъ, я съ какимъ-то восторгомъ смотрю на перспективу твоего врнаго успха и безопасности. Разумется, этимъ чувствомъ я длюсь со всми. Мы говоримъ о кампаніи, какъ будто она уже кончилась и нашъ Гарри получилъ за отличіе слдующій чинъ. Молю небо, чтобы вс надежды наши исполнились какъ можно скоре.

‘Странно право, что ты, такой забіяка (вдь это правда), ни съ кмъ здсь не поссорился, тогда какъ я, такой миролюбивый юноша, желающій никого не обидть, вынужденъ быль поссориться, и чуть было не подрался! Какъ ты думаешь, что навлекло мн на руки вторую дуэль, и съ кмъ?— Ни съ кмъ другимъ, какъ съ твоимъ стариннымъ врагомъ, общимъ нашимъ родственникомъ, мистеромъ Виллемъ.

‘Кто, или что заставило его поссориться со мной, не могу придумать. Спэнсеръ (исполнявшій обязанность секунданта съ моей стороны,— дло вдь дошло до дуэли, — но не бойся: мы вышли изъ нее безъ царапинки) полагаетъ, что кто нибудь его настроилъ, но кто?— не знаю. Его поступокъ былъ самый замчательный, его поведеніе невыносимо. Въ послднее время мы часто встрчались въ дом добраго мистера Ванъ-денъ-Боша, прелестная внучка котораго предназначалась нашей мама обоимъ намъ въ невсты. О, безцнная мама! знала ли ты, что это маленькое созданіе будетъ causa belli, что она заставитъ насъ обнаружить шпаги и подвергнуть опасности драгоцнную жизнь?— Но, такъ это было. Вилль при каждой встрч нашей въ дом мэйнгёра, — не знаю, для того ли, чтобъ показать свою неустрашимость, или онъ имлъ основательныя причины сомнваться въ моей неустрашимости — при каждой встрч, говорю я, до такой степени былъ грубъ ко мн, что для сохраненія хладнокровія нужно было боле, чмъ обыкновенное терпніе. Онъ противорчилъ мн въ присутствіи всего семейства, побуждаемый къ тому, какъ мн казалось, чистйшей досадой и злобой. Неужели этимъ онъ оказывалъ дань особеннаго уваженія миссъ Лидіи, кораблямъ ея ддушки, неграмъ и сорока тысячамъ фунтовъ?— Надо такъ думать. Старикъ безпрестанно говоритъ о своихъ деньгахъ и обожаетъ внучку, а какъ она прехорошенькое маленькое созданіе, то множество людей готовы обожать ее. Неужели Вилль до такой степени низокъ, что не могъ вообразить, что я не отдамъ моей Тео ни за милліоны гиней, со всми въ свт неграми и въ добавокъ съ самой Венерой? Можетъ ли подобная низость придти на умъ благородному человку? Такой человкъ въ состояніи сказать клевету, что я ворую серебро за столомъ Ванъ-денъ-Боша и занимаюсь грабежомъ на большихъ дорогахъ. Такъ или иначе, но ему вздумалось ревновать меня. По возможности я отпарировалъ его дерзости саркастическими фразами (разумется, не выходя изъ приличія, особливо въ обществ), и это раза два возбуждало въ немъ бшенство. Маленькая миссъ Лидія во многихъ случаяхъ неумышленно раздувала огонь, особенно вчера, когда разговоръ зашелъ о вашей особ.

— Счастье ваше, мистеръ Эсмондъ, что здсь нтъ капитана Гарри, сказала она во время десерта.

— Почему же, миссъ? спросилъ Вилль съ прибавленіемъ одного изъ обычныхъ своихъ разговорныхъ украшеній. Надо полагать, что въ молодости онъ оскорбилъ какую нибудь волшебницу, которая въ наказаніе за это, сдлала то, что при кажюмъ слов у него, вмсто жабы и зми, какъ говорится въ сказк объ одной двочк, выскакиваютъ проклятія. (Я знаю одну двочку, съ миленькихъ губокъ которой сыплются чистйшія перлы и алмазы).— Почему же это? повторяетъ Вилль, съ канонадой проклятій.

— О, фи! восклицаетъ миссъ Лидія, затыкая хорошенькими пальчиками свои розовенькія уши — фи! какъ вамъ не стыдно употреблять такія гадкія слова. Счастье ваше, что здсь нтъ капитана Гарри: онъ бы съ вами поссорился, мистеръ Джоржъ этого не сдлаетъ: онъ любитъ тишину и спокойствіе. А что, мистеръ Джоржъ, не имете ли вы письма отъ капитана?

— Какъ же, — изъ Кабрстона, отвчалъ я. Благодарю васъ, онъ слава Богу здоровъ, онъ…. Я не могъ докончить фразы. До такой степени я былъ взбшенъ, что едва владлъ собою.

— Миссъ Лидди, вы говорите отъ капитана?— сказалъ Вилль. Вроятно онъ и теперь отличится, точно такъ же, какъ и при Сенъ-Ка! Ха! ха!

— Онъ дйствительно отличился, — это я знаю наврное,— возразилъ братъ Вилля.

— Въ самомъ дл? продолжалъ нашъ милый кузенъ: — а я все думалъ, что онъ далъ тягу, бжалъ что было мочи, какъ отъ долговъ.

— Вотъ что! сказала миссъ: — а разв онъ бгалъ отъ долговъ?

— Еще бы! ха, ха! восклицаетъ мистеръ Вилль.

Должно быть я казался чрезвычайно взбшеннымъ, потому что Спэнсеръ, который тоже обдалъ съ нами, толкнулъ меня подъ столомъ ногой.

— Не смйтесь такъ громко, кузенъ,— сказалъ я довольно спокойнымъ голосомъ:— вы можете разбудить добраго мистера Ванъ-денъ-Боша.

Старикъ дремалъ въ своемъ кресл, къ которому обыкновенно прибгалъ сейчасъ же посл обда.

— Неужели, кузенъ?— произнесъ Вилль, подмигнувъ своему другу, капитану Дюсэсу, репутація котораго и его жены вроятно теб извстна, и котораго Вилль ввелъ въ это доброе семейство, какъ человка великосвтскаго, въ строгомъ смысл этого слова.— Не безпокойтесь миссъ, — сказалъ Вилль: да нтъ никакой надобности и кузену безпокоиться.

— И прекрасно! вскричала миссъ Лидди. Сидите же смирно, не ссорьтесь и приходите ко мн, когда я пришлю сказать, что чай готовъ,— и съ этими словами миссъ Лидія длаетъ примиленькій книксенъ и исчезаетъ.

— Чортъ возьми, Джекъ! передай мн бутылку, да смотри не разбуди стараго джентльмена! продолжаетъ мистеръ Вилль. Не хотите ли, кузенъ, я передамъ вамъ бутылку!— прибавилъ онъ, произнеся слово ‘кузенъ’ презрительнымъ тономъ.

— Я самъ возьму, сказалъ я: — но пить вина не стану, — когда вы совершенно успокоитесь, кузенъ, тогда я скажу, что намренъ сдлать съ этой рюмкой. (Спэнсеръ отчаянно толкаетъ меня въ ногу).

— А для какого чорта мн знать, что вы намрены съ ней сдлать? спросилъ Вилль, страшно поблднвъ.

— Я намренъ плеснуть ее вамъ въ лицо, кузенъ, сказалъ я и въ одинъ мигъ примнилъ слова къ длу.

— Клянусь Юпитеромъ, тутъ нтъ недоразумній! вскричалъ мистеръ Дюсэсъ, и въ то время какъ онъ и Вильямъ разразились проклятіями, добрый старикъ Вазъ-денъ-Бошъ проснулся и, снявъ съ лица носовой платокъ, спросилъ въ чемъ дло?

‘Когда я отвтилъ, что одна рюмка вина получила неправильное назначеніе, старикъ сказалъ: ничего, тамъ, откуда — явилась бутылка, есть еще! Пусть дворецкій принесетъ вамъ какого хотите вина, молодые джентльмены!— И старикъ откинулся къ спинк кресла, и снова заснулъ.

— Кузенъ, за домомъ Монтэгю, въ шесть часовъ утра чудный видъ на Гампстэдъ, а на церкви Джоржа превосходная статуя короля, — сказалъ я, прерывая молчаніе.

— Чортъ васъ возьми….

— Тихонько, кузенъ!— Вы опять разбудите стараго джентльмена, не лучше ли отправиться наверхъ къ чайному столу, миссъ Лидди?

‘Мы условились встртиться на другой же день поутру, и, быть можетъ сегодня, посл полудня, надъ трупомъ одного изъ насъ или надъ обоими производили бы слдствіе, но повришь ли ты? въ тотъ самый моментъ, когда нужно было начинаться дуэли, ее прервали три человка сэра Джона Филдинга, отвели насъ въ улицу Боу и принудили заключить другъ съ другомъ позорный миръ.

‘Кто донесъ объ этомъ! Не я, и не Спэнсеръ — въ этомъ могу побожиться, хотя, откровенно сказать, я былъ очень доволенъ, увидвъ констаблей, бгущихъ къ намъ съ палками въ рукахъ: — я не хотлъ пролить кровь кузена, какъ не хотлъ былъ убитымъ такимъ бездльникомъ. Скажи, придется ли теб описать такую битву, — битву, въ которой много пороху, но ни одной пули,— битву съ мечами, окровавленными по театральному способу? Я написалъ письмо, не кончивъ исторіи о Маріи и Гаган. Ты получить ее съ слдующей почтой. Ссора, какъ видишь, произошла вчера, очень скоро посл того, какъ я написалъ нсколько строкъ. До обда мн ни за что не хотлось приняться (наканун угрюмо длалъ нкоторыя распоряженія, потомъ смотрлъ въ газету и думалъ, придется ли кончить это письмо?) а теперь ссора съ Виллемъ заинтересовала меня боле, чмъ любовныя приключенія бдной Молли, и потому описаніемъ ссоры я занялъ всю бумагу. Я увренъ, что неоцненный мой Гарри будетъ читать это письмо съ сердцемъ, полнымъ любви къ преданному брату’.

Д. Э. В.

ГЛАВА XXIII.
НЕОЖИДАННЫЙ БРАКЪ.

Небольшая ссора между Джоржемъ и его кузеномъ принудила перваго рже посщать Блюмсбури, потому что мистеръ Вилль усердне прежняго началъ ухаживать за богатой наслдницей, а Джоржъ, посл обоюднаго общанія соблюдать мирныя отношенія другъ къ другу, находилъ величайшее затрудненіе держать свои руки подальше отъ кузена. Безхитростная, маленькая Лидди имла какой-то странный способъ принимать своихъ друзей. Въ теченіи шести недль она страшно сердилась на Джоржа за любовь его къ другой, а теперь не пропускала случая сказать въ разговор комплиментъ въ пользу Тео. Миссъ Тео такое спокойное нжное созданіе, — Лидди была уврена, что для нея такого мужа, какъ Джоржъ, лучше желать нельзя. Какое счастье, что эта ужасная дуэль не состоялась! Констабли подоспли какъ разъ во-время, смшно было слушать мистера Эсмонда, какъ онъ проклиналъ эту неудачу и бсновался.

— Прибытіе констаблей спасло вашу драгоцнную жизнь, мистеръ Эсмондъ, и я уврена, что миссъ Тео будетъ ихъ благословлять за это, — говорила Лидди съ нжной улыбкой.— Вроятно, чтобы избгнуть встрчи съ мистеромъ Эсмондомъ, вы не останетесь у насъ обдать? Вамъ непріятно быть въ его обществ. Но вдь онъ вамъ ничего не можетъ сдлать, да и вы, я уврена, не оскорбите его.

Такія милыя рчи такой маленькой двочки, высказываемыя съ такой странной неосторожностью въ обществ совершенно постороннихъ джентльменовъ и лэди, само собою разумется, отнимали у мистера Варрингтона охоту посщать молоденькую американку.

О дуэли Джоржа съ мистеромъ Виллемъ не знали въ улиц Динъ, въ теченіи нсколькихъ дней. Джоржъ не хотлъ нарушать спокойствіе этихъ добрыхъ людей своей непріятной исторіею, но когда лэди узнали о ней, то, конечно, поднялась суматоха.

— Неужели вы и въ самомъ дл хотли отнять жизнь у ближняго, — приходили къ намъ и не сказали объ этомъ ни слова. О, Джоржъ, это ужасно! говорила Тео.

— Душа моя, онъ оскорбилъ меня и брата, отвчалъ Джоржъ. Могъ ли я позволить ему называть насъ трусами, уже ли же я долженъ сидть подл него и сказать ему на это: покорно васъ благодарю.

Генералъ слушалъ эти слова съ очень серьёзнымъ лицомъ.

— Папа, вы сами говорили, что этотъ обычай вовсе нечеловческій, не христіанскій, вы часто выражали желаніе, чтобы джентльмены имли столько твердости, чтобы можно было отказаться отъ вызова.

— Отказаться отъ вызова? Да, сказалъ мистеръ Ламбертъ, сохраняя мрачное выраженіе.

— Для этого надо имть слишкомъ сильную твердость духа, замтилъ Джэкъ Ламбертъ, съ такимъ же угрюмымъ лицомъ, какое было у отца. Кажется, еслибъ меня назвалъ кто нибудь трусомъ, я забылъ бы свой санъ.

— Вотъ видите, и братъ Джэкъ на моей сторон! вскричалъ Джоржъ.

— Я не долженъ идти противъ васъ, мистеръ Варрингтонъ, сказалъ Джэкъ Ламбертъ.

— Мистеръ Ламбертъ! воскликнулъ Джоржъ, сильно покраснвъ.

— Ну, скажи по правд, Джэкъ, неужели ты бы захотлъ, чтобы Джоржъ нарушилъ заповди и совершилъ убійство? спросила испуганная Тео.

— Я сынъ воина, сестра, сухо сказалъ молодой священникъ. Кром того, мистеръ Варрингтонъ вовсе не совершилъ убійства. Мы скоро должны услышать новости изъ Канады, папа. Важный вопросъ о первенств двухъ націй долженъ ршиться въ непродолжительномъ времени!

Говоря это, онъ повернулся къ Джоржу спиной. Послдній смотрлъ на него съ изумленіемъ.

Въ этотъ моментъ Тео подъ какимъ-то предлогомъ вызвала изъ комнаты свою сестру, поблднвшую при такомъ замчаніи брата. Джоржъ вскочилъ съ мста и послдовалъ за сестрами.

— Праведное небо! джентльмены! сказалъ онъ, возвратясь къ генералу и его сыну. Я вижу, что вы обвиняете меня въ дл съ мистеромъ Эсмондомъ.

Молодой священникъ и отецъ обмнялись взглядами. Неужели вы полагаете, что человкъ въ состояніи оставаться равнодушнымъ, когда оскорбляютъ то, что близко его сердцу и дороже всего на свт.

— Ты хочешь сказать, что ты невиноватъ? Да благословитъ тебя Богъ, мой милый! воскликнулъ генералъ. Я вдь такъ и говорилъ теб, Джэкъ.

И добрый старикъ провелъ рукой по глазамъ, и крпко, крпко сжалъ руку Джоржа.

— Не виноватъ, въ чемъ? скажите, прошу васъ именемъ неба! спросилъ мистеръ Варрингтонъ.

— Мистеръ Джэкъ принесъ сюда эту исторію, сказалъ генералъ. Пусть онъ и разскажетъ ее. Я считаю это за чистйшую клевету.

И съ этими словами генералъ быстро удалился изъ комнаты.

Высокопочтеннйшій Джэкъ Ламбертъ остался крайне сконфуженнымъ.

— Что это за клевета, и кто выдумалъ ее? вскричалъ Джоржъ, заскрежетавъ зубами.

— Сомнваться въ неустрашимости человка, уже есть оскорбленіе, сказалъ мистеръ Ламбертъ:— и я радуюсь, что въ этомъ отношеніи васъ оклеветали.

— Сэръ, кто сказалъ эту ложь, которую вы повторили? проревлъ мистеръ Варрингтонъ. Я требую, чтобы вы объявили мн имя этого человка!

— Вы врно забыли обязательство соблюдать спокойствіе и тишину, сказалъ Джэкъ.

— Будь они прокляты, сэръ! Мы можемъ ухать и драться въ Голландіи, повторяю вамъ скажите мн имя этого человка.

— Потише, мистеръ Варрингтонъ, не горячитесь! возражаетъ молодой священникъ:— у меня слухъ превосходный. Исторія, которую я сообщилъ отцу, передана мн вовсе не мужчиной.

— Что? спрашиваетъ Джоржъ, истина внезапно передъ нимъ обнаружилась. Такъ вамъ передала ее эта хитрая, негодная двчонка съ Блюмсбурійскаго сквера?

— Двчонкой, Джоржъ Варрингтонъ, нельзя называть молоденькую лэди! восклицаетъ Ламбертъ: — а тмъ мене очаровательную миссъ Лидію. По вашему она хитра — да это самое невинное изъ всхъ небесныхъ созданій, она негодная — ошибаетесь, это — настоящій ангелъ! Съ непритворнымъ восторгомъ, что ссора кончилась, съ признательностію къ небу, что оно не допустило пролиться крови ближайшихъ родственниковъ, говорила она о васъ въ самыхъ лестныхъ выраженіяхъ, хвалила за то, что вы отклонили дуэль, и глубоко сочувствовала вамъ, что вы принуждены были употребить для этого непріятный способъ.

— Какой способъ? спросилъ Джоржъ топнувъ ногой.

— Какой! сдлать доносъ! отвчаетъ мистеръ Джэкъ.

При этомъ отвт Джоржъ произнесъ такія слова, которыя мы не смемъ повторить здсь, и которыя были въ высшей степени оскорбительны для миссъ Лидіи.

— Сэръ, я васъ прошу не употреблять подобныхъ словъ! возразилъ молодой священникъ, начинавшій, въ свою очередь, выходить изъ себя. Не оскорбляйте при мн самаго очаровательнаго и самаго невиннаго существа! Если она получила ложныя свднія о васъ и сомнвалась въ вашемъ расположеніи совершить то, что называется преступленіемъ,— убійство есть преступленіе и самое важнее,— все же, сэръ, вы не имете никакого права чернить нелпыми словами эту плнительную личность. Считая себя невиновнымъ, вы должны имть уваженіе къ невиннйшей и очаровательнйшей женщин! О, Джоржъ! вдь ты будешь моимъ братомъ?

— Надюсь удостоиться этой чести, отвчалъ Джоржъ, улыбаясь.— Онъ началъ замчать, что будущій братъ его смягчался.

— Прекрасно, ну что если…. впрочемъ нтъ — такому гршнику, какъ я, нельзя надяться на такое блаженство,— ну что, если въ одинъ прекрасный день она сдлается твоей сестрой? Не знаю, кто въ состояніи увидть такую красоту и не плниться ею? Признаюсь, я порабощенъ. Латинскіе стихи въ сентябрьской книжк ‘Gentleman’s Magazine’, которые начинаются еще: ‘Lydiae quondam cecinit venusta’ — вдь моего сочиненія. Я разсказалъ матери, что происходило между нами, и мистриссъ Ламбертъ тоже думаетъ, что это прелестнйшее созданіе недаромъ удостаиваетъ меня своею благосклонностью. Я сочинилъ письмо,— она другое. Она вызывается сегодня же създить къ дду миссъ Лидіи и привезти мн отвтъ, который долженъ сдлать меня счастливйшимъ или несчастнйшимъ изъ людей! Въ откровенной семейной бесд я открылъ отцу моему чувства, возбужденныя во мн этой неоцненной двочкой. Быть можетъ, я опрометчиво говорилъ о твоей храбрости, въ которой нисколько не сомнваюсь, — вроятно въ этомъ отношеніи она тоже ошибалась. Всему причина, быть можетъ, демонъ ревности, терзавшій мою грудь и — ужасное подозрніе!— я думалъ, что женихъ моей сестры пользовался слишкомъ большимъ расположеніемъ той, которую я хотлъ бы назвать своею. Ахъ, Джоржъ, можетъ ли кто знать свои недостатки? Любовь помрачила мой разсудокъ.— Однако, чортъ возьми! какое вы имете право смяться надо мной?— Я долженъ вамъ сказать, что risu inepto….

— Ну что, помирились ли вы? спросилъ генералъ, входя въ комнату, среди взрыва хохота со стороны Джоржа.

— Я только что хотлъ передать мистеру Варрингтону мое мнніе насчетъ смха вообще, и его смха въ особенности, — въ гнв отвчалъ Джэкъ Ламбертъ.

— Джэкъ, ты не забудь, что Джоржъ обязанъ вести себя миролюбиво! Раньше двухъ лтъ теб нельзя съ нимъ драться, а въ этотъ промежутокъ времени будемъ надяться, что ваша ссора прекратится. Обдъ готовъ, друзья мои! Мы выпьемъ за здоровье отсутствующихъ, — пожелаемъ окончанія войны и прекращенія всякаго рода кровопролитій.

Джоржъ отказался отъ этого предложенія подъ предлогомъ, что ему придется выдти изъ-за стола, до окончанія обда, Джэкъ должно быть вышелъ вслдъ за нимъ, потому что когда первый, сдлавъ нкоторыя распоряженія въ своей квартир, пришелъ къ дверямъ мистера Ванъ-денъ-Бома, въ Блюмсбурійскомъ сквер, — молодой священникъ былъ тамъ и разговаривалъ съ лакеемъ.

— Господа ухали изъ города еще вчера! сказалъ лакей.

— Бдный Джэкъ!— Ты врно принесъ съ собой ршительное письмо? спросилъ Джоржъ своего будущаго брата.

— Да.— (Джэкъ признался, что документъ этотъ у него въ карман). Моя мать приказала подать портшезъ и хотла побывать у миссъ Лидіи, — плачевно прошепталъ Джэкъ, остановясь вмст съ Джоржемъ на крыльц.

Въ карман Джоржа тоже было письмецо къ молоденькой лэди, но онъ не счелъ за нужное упомянуть о немъ Джэку. Дло въ томъ, что Джоржъ, завернувъ въ квартиру, написалъ къ миссъ Лидіи записку, въ которой просилъ открыть имя джентльмена, доставившаго ей смшное извстіе о донос относительно дуэли! Такъ какъ семейства не было въ город, то Джоржъ оставилъ записку при себ. Если эта клевета выдумана мистеромъ Виллемъ, подумалъ Джоржъ, то я заставлю его отказаться отъ своихъ словъ.

— А когда возвратятся господа? спросилъ онъ разсянно.

— Они ухали съ визитомъ къ знатнымъ особамъ, отвчалъ лакей.— Здсь есть адресъ на этой бумаг.

И Джоржъ прочиталъ слдующія слова, написанныя рукою миссъ Лидіи:

‘Картонку изъ магазина мадамъ Гокетъ отправить на Фаригемскомъ дилижинс, адресовать на имя миссъ Ванъ-денъ-Бомъ, въ помстье графа Кастльвуда, Кастльвудъ, Гантсъ’.

— Куда? вскричалъ поблднвшій Джэкъ.

— Его сіятельство и ея сіятельство бывали здсь очень часто,— сказалъ лакей, съ величайшей важностью.— Об эти фамиліи въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ.

Странно, право, — Лидди въ разговор своемъ только разъ и упомянула о визит лэди Кастльвудъ.

— Должно быть они пробудутъ тамъ долго, потому что миссъ Лидія изволили взять съ собою множество кордонокъ и платьевъ? прибавилъ лакей.

Молодые люди удалились, комкая въ корманахъ своихъ приготовленныя письма.

— Ты давича хотлъ что-то сказать? спросилъ Джоржъ, вспомнивъ восклицаніе Джэка. Кажется….

— Ничего! все вздоръ!— Я чувствую Джоржъ, что самъ не свой!— Я…. я не знаю, что говорю, простоналъ священникъ. Она ухала въ Гэммплэйръ, а съ ней ухалъ и мистеръ Эсмондъ!

— Самъ Отелло ничего не могъ сказать лучше!— Надо только прибавить къ этому, что она иметъ въ своемъ обществ отличнаго бездльника! сказалъ мистеръ Джоржъ.— А! вотъ и портшезъ твоей мама.

Дйствительно, въ этотъ моментъ бдная тетушка Ламбертъ, предшествуемая лакеемъ, плыла по улиц Грэйтъ Россель.

— Тетушка Ламбертъ, идти дальше безполезно, вскричалъ Джоржъ.— Птичка наша улетла!

— Какая птичка?

— Птичка, которую Джэкъ хотлъ поймать, — птичка Лидди. Ахъ, Джэкъ, ты опять прибгаешь къ проклятіямъ! Сегодня утромъ самъ же ты проповдывалъ о соблюденіи шестой заповди, а теперь….

— Оставьте меня въ поко, мистеръ Варрингтонъ, — слышите ли вы? проворчалъ Джоржъ, принявъ свирпый видъ, и удалился.

Джоржъ, недовольный поведеніемъ Джэка въ теченіе цлаго дня, отвчалъ:

— Да, тетушка Ламбертъ, у брата Джэка далеко не прекрасный характеръ. Онъ всмъ вамъ говоритъ, что я трусъ, и упрекаетъ меня въ неумстномъ гнв. Узнавъ, что миссъ Лидія ухала въ деревню, онъ кричитъ, топаетъ ногами, выходитъ изъ себя. Какъ это не хорошо! О, тетушка Ламбертъ, берегитесь ревности! Скажите, ссорились ли вы когда нибудь изъ-за ревности?

— Если вы будете говорить мн подобныя вещи, то, конечно, выведете меня изъ терпнія, сказала бдная мистриссъ Ламбертъ.

— Въ такомъ случа, я соблюдаю почтительное молчаніе, длаю поклонъ и удаляюсь, сказалъ Джоржъ, и поклонившись, пошелъ по направленію къ Голборну. Въ груди его кипло бшенство. Онъ имлъ особенное расположеніе съ кмъ нибудь поссориться. Еслибъ въ тотъ вечеръ онъ встртилъ кузена Эсмонда, то встрча эта добромъ бы не кончилась.

Онъ искалъ Вилля во всхъ его притонахъ, — заходилъ въ клубъ Артура и даже на домъ. Слуги лэди Кастльвудъ объявляли ему, что, по мннію ихъ, мистеръ Эсмондъ ухалъ къ своему семейству, въ Гантсъ. Онъ написалъ ему записку: ‘Любезный, добрый кузенъ Вильямъ, — вамъ извстно, что я связанъ общаніемъ ни съ кмъ не ссориться, а тмъ мене съ дорогимъ, правдивымъ родственникомъ, котораго мой братъ оскорбилъ палочными ударами. Но если вы можете отъискать человка, который распустилъ молву, будто бы я, для предотвращеніи дуэли, сдлалъ доносъ, то потрудитесь сказать ему, что не я трусъ, а онъ. Съ этой же почтой я пишу къ Мистеру Ванъ-денъ-Бошу о томъ, что я отыскиваю подлеца, который распускаетъ ложь въ ущербъ моей чести, и прошу остерегаться подобныхъ людей.’

Отправивъ эти два письма, мистеръ Варрингтонъ одлся, провелъ вечеръ въ театр, и въ веселомъ расположеніи отъужиналъ въ Бедфорд.

Черезъ нсколько дней Джоржъ получилъ отъ лорда Кастльвуда слдующее письмо:

‘Любезный кузенъ,

‘Въ послднее время наше семейство испытало столько непріятностей, что, право, пора бы кончиться всмъ нашимъ ссорамъ.— Третьяго дня братъ Вилль подалъ мн очень гнвное письмо, за подписью Д. Варрингтона, и въ то же время, къ моему крайнему прискорбію, познакомилъ меня съ ссорой между вами, въ которой, говоря умренно, вашъ поступокъ быль буйный. Весьма дурно длать изъ хорошаго вина такое употребленіе, какое вы сдлали въ дом добраго Ванъ-денъ-Боша. Кром того молодые люди должны вести себя почтительно въ отношеніи къ старымъ. Я не отрицаю, что поведеніе и разговоръ Вилля бываютъ часто въ высшей степени оскорбительны. Онъ часто выводилъ меня изъ терпнія по нсколько разъ, въ теченіе 24 часовъ.

‘О1 отъ чего бы намъ всмъ не жить счастливо?— Вамъ извстно кузенъ, что я всегда оказывалъ вамъ уваженіе, всегда съ восхищеніемъ смотрлъ на вашу прелестную невсту, которой прошу засвидтельствовать мое искреннее почтеніе. Мн бы хотлось жить въ добромъ согласіи со всми родными, тмъ боле, что я надюсь ввести въ ихъ кругъ графиню Кастльвудъ.

‘Нтъ ничего удивительнаго, если человкъ зрлыхъ лтъ женится на молоденькой двушк. Моя Лидія (вы угадываете, что я тотъ счастливецъ, который можетъ элегантную миссъ Ванъ-денъ-Бошъ назвать своею), весьма вроятно, переживетъ меня. Я не буду ревновать, если она, усладивъ меня на склон моихъ лтъ, съ окончаніемъ ихъ изберетъ себ другаго человка, который заступитъ мое мсто, но я буду завидовать обладанію такимъ совершенствомъ и красотою. Хотя она и происходитъ отъ благородной голландской фамиліи, но ея происхожденіе, какъ сама она сознается, далеко не можетъ равняться моему. Съ другой стороны, мн пріятно будетъ видть потомковъ моей фамиліи и, при средствахъ милэди Кастльвудъ, возстановить въ моемъ дом тотъ блескъ, который былъ знакомъ ему при двухъ-трехъ моихъ предшественникахъ. Моя Лидія, которая въ эту минуту сидитъ подл меня, кланяется вамъ и очаровательному семейству Ламбертъ.’

‘Сватьба наша будетъ весьма въ непродолжительномъ времени. Могу ли я надяться видть васъ въ церкви? Для отклоненія какой-либо ссоры, моего брата здсь не будетъ. Вчера, когда я и прелестная Лидія объявили ему о нашемъ брак, онъ, принявъ это извстіе очень дурно, произнесъ нсколько словъ, въ которыхъ рано или поздно, я знаю, онъ раскается, — и ухалъ къ кому-то изъ нашихъ сосдей. Вдовствующая лэди Кастльвудъ живетъ въ кенсингтонскомъ дом. Теперь мы приводимъ въ порядокъ хозяйство и домъ, въ которомъ вы, милый кузенъ, всегда встртите радушный пріемъ отъ преданнаго вамъ Кастльвуда’.

——

Изъ London magazine, ноября, 1759.

Въ субботу, 13 октября, въ Кастльвуд, происходило бракосочетаніе его сіятельства, графа Кастльвуда съ прекрасной миссъ Ванъ-денъ-Бошъ, изъ Виргиніи. 70,000 фунтовъ стерлинговъ.’

ВИРГИНЦЫ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

ГЛАВА I.ДРУГЪ ВЪ НУЖД.

ГЛАВА II.СОДЕРЖИТЪ ВЪ СЕБ ЧРЕЗВЫЧАЙНО МНОГО УТОНЧЕННОЙ МОРАЛИ.

ГЛАВА III.ПЛНЪ.

ГЛАВА IV.ОСВОБОЖДЕНIЕ.

ГЛАВА V.МЫ ОСТАЕМСЯ ВЪ АРИСТОКРАТИЧЕСКОЙ ЧАСТИ ГОРОДА.

ГЛАВА VI,ВЪ ТЕЧЕНІЕ КОТОРОЙ ГАРРИ СИДИТЪ ДОМА И КУРИТЪ.

ГЛАВА VII.МЕЖДУ БРАТЬЯМИ.

ГЛАВА VIII.АРІАДНА.

ГЛАВА IX,ВЪ КОТОРОЙ МИСТЕРЪ ГАРРИ ВСЕ ЕЩЕ ОСТАЕТСЯ СЪ ПЕРЕЛОМЛЕННЫМЪ НОСОМЪ.

ГЛАВА X,ГД МЫ ДЛАЕМЪ ТО, ЧТО МОГУТЪ ДЛАТЬ ОДН КОШКИ.

ГЛАВА XI,ВЪ КОТОРОЙ НАМЪ ДОСТАВЛЯЮТЪ УДОВОЛЬСТВІЕ БЫТЬ ВЪ ТЕАТР.

ГЛАВА XII,ВЪ КОТОРОЙ ГОВОРИТСЯ О МАКБЕТ, ОБЪ УЖИН И РЫБНОМЪ БЛЮД.

ГЛАВА XIV.Беллона.

ГЛАВА XV.МЕЛЬПОМЕНА.

ГЛАВА XVI,ВЪ КОТОРОЙ ГАРРИ ГОНИТСЯ ЗА СЛАВОЙ.

ГЛАВА XVII,ВОЗВРАЩЕНІЕ ВОИНА.

ГЛАВА XVIII,ВЪ КОТОРОЙ ИДЕТЪ РЧЬ О ЖЕНИТЬБ.

ГЛАВА XIX.ВЪ КОТОРОЙ РАЗЫГРЫВАЕТСЯ ОДНА ТРАГЕДІЯ, А ДВ ДРУГІЯ НАЧИНАЮТСЯ.

ГЛАВА XX.ГАРРИ ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА ЗАПАДЪ.

ГЛАВА XXI.НЕВИННАЯ МАЛЮТКА.

ГЛАВА XXII,ВЪ КОТОРОЙ АМУРЪ РАЗЪИГРЫВАЕТЪ НЕМАЛОВАЖНУЮ РОЛЬ.

ГЛАВА XXIII.НЕОЖИДАННЫЙ БРАКЪ.

Читайте также: