Нтъ словъ на язык человческомъ, чтобы выразить чувство, которое объемлетъ душу при вход въ этотъ домъ, въ эту комнату, святыню скорби, нын опуствшую и безжизненную. Здсь царствуетъ утомленная и глубокая тишина. Едва прерываетъ ее медленное и въ полголоса чтеніе божественныхъ писаній, въ которыя углубились благочестивый богомолецъ или усердная богомолка. Чуть слышно движеніе постителей, которые, колна преклоняя, изливаютъ также внутреннюю молитву свою и творятъ задушевное и заупокойное поминаніе. А давно ли? Только минули девятины со дня, навсегда памятнаго и навсегда скорбнаго. Здсь совершались и окончательно совершились таинственныя и сокрушительныя судьбы неисповдимаго Промысла. Здсь страдалъ и угасъ прекрасный Юноша, прекрасный красотою внутреннею и вншнею, надежда и любовь Семьи, олицетворенное грядущее народа, который узналъ, оцнилъ и полюбилъ его, когда являлся онъ ему изъ края въ край обширнаго государства, и который самъ привязался въ народу чистою, сознательною и плодотворною любовью. Здсь Царственные Родители, Царская Семья, Братья, Сестра, Родственники молились, уповали, страшились, бодрствовали и отъ избытка скорбныхъ чувствъ, изнемогая наконецъ, повергли предъ гробомъ, похитившимъ надежды ихъ, и предъ святою волею Провиднія свои покорныя страданія и слезы. Здсь, съ Царскою Семьею, заочно и вся Россія, помышленіемъ и душою, тснилась въ этой комнат, предъ этимъ болзненнымъ одромъ, предъ этимъ. неумолимымъ гробомъ. Слухомъ сердца можно было здсь разслушать ея молитвы, ея стованія, ея глубокія и неисчислимыя рыданія. Россія окружала здсь любовью и плачемъ и первороднаго сына неутшныхъ Родителей, и своего драгоцннаго сына. Стоя въ этой комнат, невольно проходишь мыслью и горестью рядъ впечатлній и событій, которыхъ развязка должна была завершиться столь жестокимъ ударомъ. Въ минуты унынія сей ударъ могъ иногда казаться сбыточнымъ, но не мене того разразился онъ какъ-будто неожиданно и нечаянно.
II.
О здоровь Государя Цесаревича доходили въ Ниццу изъ Флоренціи тревожныя всти. Наконецъ, въ декабр мсяц, прибылъ онъ въ Ниццу, и за опасеніями и безпокойствомъ о немъ послдовали боле благопріятныя впечатлнія. Его встрчали въ часы прогулокъ въ открытомъ экипаж. Свтлое лицо его не было омрачено никакими зловщими признаками. Слышно было, что онъ духомъ спокоенъ, нердко даже веселъ, обращаетъ живое вниманіе на вс событія, совершающіяся въ Россіи, и на движенія общей политики въ Европ, слдитъ за современными явленіями Русской литтературы. Какъ было не надяться, что молодость возьметъ свое? Какъ было не вровать въ южное небо, въ благотворный воздухъ, въ теплый и умренный климатъ? Хотя въ прошлую зиму Ницца и не всегда соотвтствовала хвалебной молв о ней, но все же выдавались нердко свтлые и едва-ли не лтніе дни, когда въ другихъ южныхъ странахъ свирпствовали необычайные холода и непогоды. Казалось, что вс эти пособія благодтельной природы врне и цлительне, нежели всякое искусное врачеваніе, должны окончательно возстановить здоровье и силы его. Между тмъ, эта надежда бывала по временамъ возмущаема извстіями, что Великій Князь худо ночь провелъ, боле страдалъ, боле разстроенъ нервами. Но вслдъ за угрожающими признаками обнаруживались другіе, казалось совершенно успокоительные. Такъ шли дни и недли среди неожиданныхъ испуговъ и опасеній, среди надеждъ и умиротворяющихъ впечатлній. Наконецъ, когда это перемежающееся состояніе упорною продолжительностью своею поколебало увренность и надежды, вызваны были изъ Парижа дв Европейскія врачебныя знаменитости: Нелатонъ и Рейе. Ошибочно ли было ихъ воззрніе, таившаяся ли болзнь не достигла еще несомннной степени развитія, какъ бы то ни было — и не намъ, не посвященнымъ въ таинства науки, излагать въ этомъ случа свой приговоръ — но, къ общему успокоенію, къ общей радости, Парижскіе врачи утвердительно, и безъ сомннія добросовстно, объявили, что болзнь Цесаревича не являетъ никакой опасности, что онъ страдаетъ единственно простуднымъ ревматизмомъ, который не можетъ вскор искорениться, но что лто и лченіе на водахъ одержатъ ршительную побду и не оставятъ ни малйшихъ слдовъ настоящаго недуга. Нареканія здсь неумстны и во всякомъ случа были бы безполезны. Остается только скорбть о томъ, что наука, имющая предметомъ изученіе человческаго тла и организма его, пекущаяся о жизни и здоровь ближняго, такъ часто бываетъ сбивчива въ своихъ воззрніяхъ и такъ разнорчива въ сужденіяхъ своихъ.
III.
По прізд своемъ въ Ниццу, Государь Цесаревичъ жилъ въ вилл Гизбахъ, на такъ называемой Прогулк Англичанъ. Близость моря, которое могло содйствовать раздраженію нервовъ и безсонницамъ, возбудила опасеніе врачей. Великій Князь перехалъ въ виллу Бермонъ, которая садомъ соединяется съ виллою, мстопребываніемъ Императрицы. Домъ стоитъ на возвышеніи и въ отдаленіи отъ моря. Можно было думать, что это новое помщеніе будетъ благопріятне здоровью страждущаго. И въ самомъ дл показались сначала нкоторыя измненія къ лучшему. Но это лучшее было неблагонадежно и также измнчиво, какъ и прежнія. Посл многихъ промежутковъ и перемирій въ таинственной борьб, которая то явно, то скрытно подвигалась въ своей неизбжной цли, опасенія все боле и боле возрастали. Наконецъ роковая истина предстала во всей зловщей и убдительной нагот. Настало Свтлое Воскресеніе. Въ этотъ торжественный и радостный для всей христіанской братіи день, надежда снова, но уже въ послдній разъ, озарила и оживила сердца. Вмст съ христіанскимъ православнымъ привтствіемъ, вс передавали другъ другу радостную всть: Наслдникъ ночь провелъ хорошо, лихорадочные признаки исчезли, и если это состояніе продолжится нсколько дней, то можно надяться на спасеніе. Но этотъ обманчиво радостный день былъ предтечею злополучнаго дня. Въ понедльникъ, во время обдни, разнесся въ церкви слухъ, что Великому Князю очень худо. По окончаніи священной литургіи, совершено было заздравное молебствіе. Горесть и страхъ поразили вс сердца. Теплыя молитвы изливались вмст съ слезами. Въ продолженіе недли молебствія совершались два раза въ день. Стеченіе усердныхъ молельщиковъ было всегда многолюдно и наполняло Божій храмъ. Съ каждымъ днемъ молитвы были тепле, слезы были обильне.
IV.
Ожидали прибытія Императора въ Ниццу. Однимъ развлеченіемъ въ тяготвшей надъ всми скорби было озабоченное и тоскливое желаніе, чтобы Родителю, пораженному въ глубину души своей, Богъ дозволилъ застать еще въ живыхъ возлюбленнаго Сына. Вс понимали мыслью и перечувствовали душою невыразимую тоску, волненія, которыя Царь-Отецъ долженъ былъ испытывать въ этомъ быстромъ перезд изъ конца въ конецъ Европы, подъ картечью телеграммъ, нсколько разъ въ сутки раздиравшихъ сердечную рану его и возвщавшихъ ему неотвратимое и съ каждымъ часомъ приближавшееся несчастіе. По крайней мр эта молитва наша была услышана: Государь пріхалъ еще вовремя. Въ день и часъ, назначенные для прізда Государя, вс Русскіе, проживавшіе въ Ницц, собрались на площадк у желзной дороги. Невозможно выразить, съ какими чувствами, съ какимъ стсненіемъ сердца увидли мы приближавшійся поздъ и встртили его. Многихъ изъ насъ не щадило Провидніе, многіе изъ насъ испытали на себ горе, подобное тому, котораго мы были свидтелями. Но здсь самое естественное, свыше предопредленное и всхъ въ жизни, въ томъ или другомъ вид, ожидающее горе было обстановлено необычайными и потрясающими душу особенностями и принадлежностями. Воображенію нельзя было бы придумать ничего разительне и оконченне въ своей величавой и скорбной полнот. Самый плодовитый вымыселъ изнемогаетъ иногда предъ ужасами дйствительности. Не исчисляя всхъ подробностей, укажемъ на нкоторыя черты. Въ позд съ Императоромъ была и нареченная Невста Великаго Князя. Государь встртился и познакомился съ Нею въ Дижон. хала Она не на бракъ, не на радостное свиданіе, а на предсмертное прощаніе при болзненномъ одр умирающаго и нжно любимаго Ею Жениха. Тутъ же должна была познакомиться съ Нею и Та, которая была уже второю, нареченною Ей Матерью! Сія нжная Мать уже заране предчувствіемъ, скоро оправдавшимся, полюбила новую Дочь Свою нераздльною и горячею любовью, которую питала Она въ Сыну своему. Въ помышленіяхъ своихъ, въ гаданіяхъ и заботахъ о близкомъ будущемъ, Она уже сливала въ душ Своей эти два милые образа, дв жизни, дв участи. Но разразившаяся гроза сокрушила въ первую минуту свиданія вс надежды Матери и обрывала вс цвты, возлелянные Ея любовью. И первое лобзаніе, первое благословеніе, данное ею той, которая и заочно занимала уже кровное мсто въ душ и семейств ея, были привтствіемъ и выраженіемъ безнадежной скорби, грустнымъ напутствіемъ на дорогу, гд милый суженый спутникъ долженъ былъ оторваться отъ избранной имъ спутницы и проститься съ нею навсегда на близкомъ и роковомъ перепуть. Какое трагическое свиданіе! Какое сцпленіе и, при самой очевидности ихъ, уму едва доступныхъ и невроятныхъ явленій! И все это на чужой и дальней сторон, соединившей для подобной скорби два царства, два царскія семейства, дв молодыя прелестныя жизни, другъ другу сочувственныя, но которымъ не суждено было осуществиться въ одной. Какъ выразить все умиленіе, весь ужасъ этой встрчи, этихъ первыхъ слезъ первыхъ привтствій, въ которыхъ уже невольно было слышно прощаніе съ тмъ, кто былъ виновникомъ и душою сего семейнаго и предгробнаго свиданія!
V.
Въ жизни бываютъ дни и часы, особенно освященные душевною скорбью, которые никакъ не поддаются выраженію и не вмщаются въ тсный объемъ его. Многіе неуловимые оттнки ихъ ускользаютъ не отъ вниманія, не отъ чувства, совершенно поглощенныхъ ими, но отъ скуднаго и холоднаго механизма слова. Такими днями бы.та предсмертные дни Великаго Князя. Свиданіе съ Отцемъ, Братьями и Невстою, все, что могъ онъ прочувствовать въ эти минуты, все, что перечувствовали они, можетъ быть постигнуто и угадано сердцемъ, но вполн передать это невозможно. Имлъ ли онъ сознаніе, имлъ ли предчувствіе близкой своей кончины, мелькомъ ли только вглядывался онъ въ участь, которая была ему суждена, сказать трудно. Окруженный всми тми, которыхъ онъ любилъ, настоящимъ семействомъ своимъ и желаннымъ будущимъ, которое предстало ему въ лиц любимой Невсты, въ минуты отдыха, когда голова его не была угнетена страданіемъ, онъ особенно ко всмъ былъ внимателенъ и нженъ. Съ благоговніемъ совершилъ онъ предсмертный христіанскій обрядъ. Чистая душа его, напутствуемая священными таинствами Вры и Церкви, готова была приступить къ великому таинству смерти. Сіе послднее земное таинство совершалось надъ нимъ въ первомъ часу по полуночи 12-го (24-го) апрля.
VI.
Умилителенъ и торжественъ былъ выносъ тла усопшаго Цесаревича изъ виллы Бермонъ въ Русскую церковь. Но еще трогательне, еще торжественне было, 16-го (28-го) апрля, шествіе за печальною колесницею изъ церкви черезъ весь городъ и потомъ вдоль моря до Виллафранки. Русское духовенство, въ полномъ и богато-блестящемъ, по случаю пасхальнаго празднества, облаченіи, стройное, величавое, умилительное пніе нашихъ пригробныхъ молитвъ, Царь и все Семейство Его, слдовавшіе верхомъ, многіе Русскіе, пріхавшіе изъ разныхъ концовъ Европы на сей печальный обрядъ, представители разныхъ иностранныхъ дворовъ, все народонаселеніе Ниццы, частью слдовавшее за печальнымъ шествіемъ, частью сомкнувшееся въ живыя стны по улицамъ и площадямъ, частью облпившее крыши домовъ, деревья, скалы, мимо которыхъ тянулся загробный ходъ — все это представляло невыразимо печальную, но вмст съ тмъ невыразимо живописную и величественную картину. Придайте къ ней богатства природы и мстоположеніе, которое служило прекрасною рамою сей мрачной картин: съ одной стороны зеркальное море, которое ясностью и тишиною своею какъ будто сознательно готовилось принять на свое лоно драгоцнный залогъ, ввряемый ему любовью Родителей и любовью Россіи, съ другой стороны — величавыя скалы, чудная растительность, померанцовыя рощи и сады, разливающіе по чистому воздуху свои благоуханія. При всемъ этомъ невольно возбуждалось въ ум печальное недоумніе: какъ можетъ быть такое благолпіе, такая благодать въ природ и такая скорбь на земл? Умъ безмолвствовалъ и преклонялся предъ этимъ вопросомъ. Сердце, печалью разбитое, говорило: блаженни врующіи. Въ продолженіе медленнаго и долгаго шествія солнце боле скрывалось за легкими облаками, жаръ былъ умренный. Но по приближеніи шествія къ цли предназначенной, солнце вечерними и прощальными лучами вдругъ озарило небосклонъ, море и корабли, стоявшіе въ пристани. Гробъ приподнятъ былъ съ катера, приставшаго въ фрегату ‘Александръ Невскій’, нсколько минутъ какъ будто носился по воздуху въ цвточной корзин своей, опустился и сокрылся изъ глазъ.
VII.
Мы забыли упомянуть еще одну рзкую подробность и одно впечатлніе, которое невольно вторгалось въ душу. Весь этотъ печальный, торжественный, исключительно Русскій обрядъ былъ, по неизбжному и никогда непредвидимому стеченію обстоятельствъ, въ тсномъ соприкосновеніи съ стихіями ему чуждыми. Сердце болзненно вздрагивало, слушая пальбу французскихъ и русскихъ орудій, нын печально и дружно отвчающихъ другъ другу, и припоминало, что еще недавно эти орудія гремли враждебно и изрыгали смерть въ противустоявшіе имъ ряды. Но здсь злопамятство не у мста. Смерть иметъ примирительную силу. Предъ нею страсти угасаютъ и отдльныя національности сливаются въ одно общечеловческое сочувствіе. Къ тому же должно сознаться, что Ницца встртила наше русское горе теплымъ и единодушнымъ участіемъ. Стоя на дежурств въ церкви при гроб въ Боз почившаго Цесаревича, я видлъ не однажды, какъ жители всхъ званій и всхъ возрастовъ приходили благоговйно поклониться гробу: какъ французскіе солдаты тихо подходили, отдавали по-своему воинскую честь, оснялись христіанскимъ крестомъ, съ умиленіемъ вглядывались въ черты молодаго покойника и съ грустнымъ выраженіемъ на лиц почтительно выходили изъ церкви. Не только въ домахъ, но и на улицахъ, везд слышны были рчи о печальномъ событіи, стовали о бдномъ Родител, о бдной Матери, о бдномъ Юнош, котораго ожидала une des plus belles couronnes du monde (одна изъ прекраснйшихъ коронъ въ мір {Собственныя слова женщины простаго званія, слышанныя мною на улиц.}.
VIII.
Велика утрата наша, обильны и горестны наши слезы, но не должны он быть безнадежны. Не измняя скорби въ минувшемъ, будемъ уповать и вровать въ будущее. Тотъ самый, кого мы такъ искренно оплакиваемъ, оставилъ намъ въ завщаніе отрадное слово. Государь Цесаревичъ сердечно любилъ семейство свое, былъ нжный и почтительный сынъ и нжно любящій братъ. Но, сколько намъ извстно, Онъ особенно уважалъ нравъ и характеръ Брата своего Великаго Князя Александра Александровича. Повторяемъ слышанное вами отъ постороннихъ, но приближенныхъ къ нему людей. Онъ говорилъ о Брат своемъ: ‘это честная, правдивая, хрустальная душа’. Сей отзывъ, выраженный безъ малйшаго намека на событіе, которое въ то время никому и въ мысль не приходило, не могъ имть никакого примнимаго къ длу и политическаго значенія. Это было просто искреннее выраженіе братской любви, сознательная оцнка чистой души, хорошо понимающей и знающей душу товарища и друга. И лучшаго завщанія, благонадежнйшаго залога не могъ оставить по себ грядущему поколнію тотъ, который готовился служить ему и посвятить ему вс умственныя и духовныя силы свои, всю душу, всю любовь свою, всего себя. Многое въ послднее время было совершено въ Россіи: многое зачато, многое посяно. Пора и успхъ жатвы въ рук Божіей. Но какъ жизнь частныхъ лицъ, такъ и жизнь народовъ есть непрерывный трудъ и подвигъ. Каждое поколніе, каждое царствованіе завщаетъ преемнику слдующія ему заботы. Какъ много ни длай, все еще боле дла впереди. Государство и народъ не умираютъ, когда умютъ чисто и цльно сохранить въ себ жизненныя силы и доблести, имъ дарованныя Провидніемъ.
IX.
Незабвенно горестное впечатлніе и воспоминаніе, глубоко въ душу запавшія, навсегда оставила намъ Ницца. Но не мене того, или именно потому, навсегда и сроднилась она съ нами. Силою событій вторгается и записывается она въ нашу народную лтопись. Отнын принадлежитъ она Русской исторіи. Глядя на этотъ домъ, припоминая въ этой временной усыпальниц все, что здсь происходило, больно думать, что сей домъ можетъ со временемъ попасть Богъ знаетъ въ какія руки и какое назначеніе ему готовится. Нтъ. Мсто Русское, святое мсто, на которомъ совершилась великая русская скорбь, не можетъ, не должно оставаться чуждымъ Россіи. Оно ея собственность, законная, цною страданій и слезъ благопріобртенная собственность. Почему бы Россіи не купить этого дома, съ принадлежащею ему землею? Можно бы въ комнат, въ которой почилъ въ Боз нашъ молодой Цесаревичъ, устроить часовню. Въ ней нсколько разъ въ году совершалось бы богослуженіе, а въ день печальной годовщины отправлялась бы панихида {Собственность обширна и на ней много строеній. Ненужное для предполагаемой цли и лишнее пространство земли можно бы продать для вознагражденія, хотя частію, издержекъ, употребленныхъ на покупку сей собственности.}. Благо, что въ Ницц уже есть Русская церковь, можно бы на земл, прилегающей къ дому, устроить и кладбище для православныхъ. Смотря по денежнымъ средствамъ, которыя будутъ въ виду, мало ли еще какія другія богоугодныя назначенія могутъ обрусить и освятить это мсто {Можно передать этотъ домъ подъ смотрніе двухъ или трехъ офицеровъ-инвалидовъ военнаго и морскаго вдомствъ, или офицеровъ, которыхъ разстроенное здоровье нуждается въ южномъ неб и умренномъ климат, и причислить къ нимъ нсколько инвалидовъ изъ нижнихъ чиновъ для охраненія и содержанія въ порядк. Можно бы опредлять этихъ офицеровъ на нсколько лтъ и по прошествіи срока смнять ихъ другими, находящимися въ этихъ же условіяхъ.}. Дло сбыточное, которое удобно и легко можетъ быть приведено въ исполненіе и не требовало бы чрезмрныхъ расходовъ. Передать это мсто произволу обстоятельствъ, было бы оскорбленіемъ русскому чувству, народнымъ святотатственнымъ отршеніемъ отъ благоговйнаго уваженія и братской любви къ мертвымъ, которыми отличается нашъ народъ. Вс жители Ниццы, вс иностранцы, присутствовавшіе при нашихъ печальныхъ обрядахъ, были въ высшей степени и умилительно поражены ихъ глубокою, грустною торжественностью, а равно и благоговйнымъ сочувствіемъ, которое ихъ сопровождало. Это было не офиціальное, не гражданское, а въ полномъ выраженіи своемъ духовное и христіанское исполненіе задушевной обязанности. Иностранцы изумлялись, какъ Царскіе Родители могли постоянно присутствовать на пригробныхъ церковныхъ службахъ, какъ оказывали они мертвому любовь и ласки, которыя были имъ такъ радостны, когда они обращались къ живому. Они дивились и умилялись, когда Царь-Отецъ съ Семействомъ Своимъ несъ на рукахъ гробъ возлюбленнаго Сына. Вс эти семейные обряды, вся эта непрерывающаяся связь между жизнью и смертью, между пережившими и отшедшимъ были для нихъ зрлищемъ совершенно новымъ. И въ самомъ дл, уваженіе къ мертвымъ и живое, дятельное сочувствіе къ нимъ есть особенная и глубоко умилительная черта въ характер и обычаяхъ Русскаго народа. Благодушіе Государя, которое просвчивалось сквозь глубокую горесть, оснявшую лицо его, твердость и одушевленная религіознымъ чувствомъ покорность Матери не измнили имъ ни на минуту. Царское семейное горе было семейнымъ горемъ и всмъ Русскимъ. Отношенія державныя и отношенія частныя явились здсь во всей своей взаимности и во всей простой и глубокой истин. Ницца все это видла, могла оцнить и, безъ сомннія, оцнила въ этомъ случа нравственно-народную и духовную силу Россіи. Должно намъ оставить ей и на будущее время памятникъ того, чему она была свидтельницею. Надобно, чтобы вилла Бермонъ была русскою собственностью, освященною памятью и любовью къ усопшему Цесаревичу, и богоугоднымъ назначеніемъ.