Виктор Широков
Русский Андерсен
Виктор Широков. Русский Андерсен, Вагнер Николай Петрович, Год: 1991
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Вагнер Н. П. Сказки Кота-Мурлыки / Сост., вступ. ст. и примеч. В. А. Широкова.— М.: Правда, 1991.
Воистину книги имеют свою судьбу. ‘Сказки Кота-Мурлыки’ Николая Петровича Вагнера — не исключение. С 1872 по 1913 год книга выдержала девять изданий, в 1923 году при советской власти они были изданы в первый и последний раз тиражом 7000 экземпляров. Редкие же переиздания отдельных сказок в составе тематических сборников, что называется, не делали погоды. Писатель, выступавший под псевдонимом Кот-Мурлыка, был забыт основательно. А меж тем его былая литературная известность не исчерпывалась сказками. В конце прошлого века вышло собрание повестей, сказок и рассказов в 7 томах, в начале нашего века многотомное собрание сочинений писателя переиздавалось неоднократно.
Николай Петрович Вагнер прожил достаточно долгую, насыщенную трудами жизнь, был зоологом, профессором Казанского, а затем Петербургского университетов, членом-корреспондентом Петербургской академии наук, редактором научно-популярного журнала ‘Свет’, наконец, президентом Русского общества экспериментальной психологии. Родился Н. П. Вагнер 18(30) июля 1829 года на Богословском заводе Верхотурского уезда Пермской губернии в дворянской семье. На Урале прошло его детство.
Отец писателя, Петр Иванович Вагнер (1799—1876), окончил в 1819 году Дерптский университет со званием аптекарского ученика. Через семь лет уже от Виленского университета получил звание лекаря первого разряда с правом искать степень доктора медицины и определен врачом на казенный Богословский завод. В 1831 году за ‘Медико-топографическое описание Богословского завода’ был удостоен степени доктора медицины. Заинтересовавшись полезными ископаемыми Урала, он открыл минерал, названный им ‘пушкинитом’ (в честь Мусина-Пушкина, попечителя Казанского округа). После ряда препон в 1840 г. Петр Иванович был назначен экстраординарным профессором по кафедре минералогии и геогнозии в Казанском университете. В последующие годы он занимался геогностическим изучением местного края. В 1865 году П. И. Вагнер был уволен от службы со званием заслуженного профессора и поселился в Москве, где впоследствии и умер. Сведений о матери писателя (в девичестве Грубер) практически нет.
В 1840 году семья Вагнеров переехала в Казань, где в 1841 году Н. П. Вагнер был отдан в частный пансион M. H. Львова. С 1842 года он три года учился во 2-й Казанской гимназии, а в 1845 году поступил на отделение естественных наук Казанского университета, которое окончил в 1849 году со степенью кандидата с золотой медалью за представленное сочинение ‘О лучших характерных признаках для классификации насекомых’. За год до окончания Н. П. Вагнер начал публиковаться, в журнале ‘Русская иллюстрация’ появились его научно-популярные статьи, ‘Жуки атехви’ и ‘Жуки могильщики’.
После окончания университета Н. П. Вагнер работал преподавателем естественной истории и сельского хозяйства в Нижегородском Александровском дворянском институте, в 1851 году получил степень магистра зоологии за сочинение ‘О чернобылках, водящихся в России’. С 1852 по 1858 год был адъюнктом при физико-математическом факультете Казанского университета, в 1855 году удостоен докторской степени за диссертацию ‘Общий взгляд на паукообразных’. В 1858—1859 годах несколько раз ездил в научные командировки за границу. В 1860 году его утвердили профессором зоологии Казанского университета. Н. П. Вагнер в 1863 году получил Демидовскую премию Академии наук за работу ‘Самопроизвольное размножение у гусениц насекомых’, произведшую сенсацию в тогдашнем ученом мире, а в 1869 году —премию Бордена от Парижской академии наук и был избран в почетные члены Сибирским университетом. С 1861 по 1864 год редактировал ‘Ученые записки Казанского университета’.
Научная деятельность и внешняя жизнь складывались вполне благополучно, и вряд ли уже сорокалетний ученый предполагал, что его увлечет водоворот литературных занятий. А произошло следующее. В середине 60-х гг. прошлого века ‘Общество переводчиц’ во главе с Н. В. Стасовой и М. В. Трубниковой выпустило два издания ‘Полного собрания сказок’ X. К. Андерсена. Шумный успех датского сказочника привлек к его произведениям внимание молодого ученого, и, как он сам пишет в публикуемой нами ‘исповеди’, многие андерсеновские сказки ему понравились, но и многими он оказался недоволен, нашел их слабыми и задался вопросом: сумеет ли написать так же или лучше?.. В течение трех лет было создано около дюжины сказок, которые и составили первое издание ‘Сказок Кота-Мурлыки’ (1872), вышедшее также в издательстве Н. В. Стасовой и М. В. Трубниковой. В 1869 г. журнал ‘Нива’ объявил премию в тысячу рублей за повесть из русской жизни. Н. П. Вагнер написал таковую за два месяца, но товарищи, похвалив его, отсоветовали посылать созданное произведение в ‘Ниву’. Позже, в 1883 г., под заглавием ‘К свету’ повесть была опубликована в ‘Русской мысли’. Так, по мнению самого писателя, произошло его литературное становление.
Н. П. Вагнер утверждал, что, ‘если бы теперь кто-нибудь мне предложил вопрос: какая книга сделала на меня наибольшее впечатление и развила мое дарование, то я принужден был бы сказать: ‘никакая’. Живые люди, живая речь на меня действовали гораздо сильнее, чем всякая книга. Сказки Андерсена нашли во мне уже готовую почву, она была заложена с детских лет. Она была воспитана моею нянькой, старшей сестрой…’ Литературно-художественная атмосфера окружала будущего писателя и в семье, и в пансионе. От няни писателя, Натальи Степановны Аксеновой, потерявшей в войну 1812 года мужа, всю жизнь проживавшей в семье Вагнера, где она вынянчила всех детей, маленький Коля узнал множество народных сказок. В шести-, семилетнем возрасте он испытал сильное воздействие сказки Н. Ершова ‘Конек-Горбунок’, изданной в 1834 году. Мальчик знал ее наизусть, хотя многого в ней не понимал. В восемь лет Коля Вагнер горячо увлекся театром, особенно оперой ‘Морской разбойник Цампа, или Мраморная невеста’. Он сам сделал игрушечный кукольный театр, вырезал актеров и декорации из бумаги и неоднократно разыгрывал эту оперу перед домочадцами. Очень любил мальчик разглядывать хорошо иллюстрированные журналы и книги, например, журнал ‘Живописное обозрение’, сборник ‘Детский цветник’, ‘Дон Кихот’, ‘Зрелище вселенной’, усердно читал ‘Библиотеку путешествий’ и краткие биографии знаменитых римлян, а также ‘Чтение для юношества’ Ледрю-Роллена, сам сочинял сказки. Четырнадцатилетний мальчик собирал своих братьев, сестер и других детей, усаживал в зале и часами рассказывал очередную сказку-экспромт. Поступив в университет, Вагнер открыл для себя романы Александра Дюма и Поля Феваля, из русских писателей романы А. Вельтмана и роман Н. Некрасова ‘Три страны света’.
Нельзя не отметить и душевные потрясения будущего писателя. Так, летом 1851 года в Петербурге Н. П. Вагнер сильно заболел и, не надеясь на исцеление, обратился к помощи иных, высших, сил. Вернувшись после болезни в Казань, впервые прочел Евангелие и испытал религиозный экстаз. Но университетское окружение, молодые профессора, повлияв на его убеждения, привели Вагнера к естественнонаучным взглядам. В 1854 году в Москве, познакомившись с С. Т. и К. С. Аксаковыми, Н. П. Вагнер ненадолго увлекся славянофильством. До середины семидесятых годов он оставался на атеистических позициях, испытывал влияние Герцена, читал и чтил Фохта, Бюхнера, Молешота, был дарвинистом. В 1874 году побывал на спиритических сеансах и стал убежденным спиритом. Мистическое христианство со спиритической окраской отразилось тогда на многих его произведениях. После 1881 г. Н. П. Вагнер почти перестал писать сказки, из-под его пера выходят произведения антисемитского характера.
Неизбежны аналогии между русским и датским сказочниками. Автобиография Андерсена начинается так: ‘Моя жизнь — это прекрасная сказка, богатая событиями, благословенная. Если бы в детстве, когда я бедным мальчиком один пустился по белу свету, меня встретила могущественная фея и сказала бы мне: ‘Выбери себе дорогу и цель, и я, в соответствии с твоими дарованиями и разумными возможностями, буду охранять и направлять тебя!’ — и тогда моя судьба не сложилась бы счастливее, мудрее и лучше. История моей жизни поведает миру то, что она говорит мне: господь милостив и все творит к лучшему’. Русский сказочник Кот-Мурлыка не оставил ни автобиографии, ни слов благодарности к своей литературной стезе, повлиявшей на судьбу, но, смею думать, и он бы подписался под вышеприведенным высказыванием Андерсена. Видя всю мерзость окружающей жизни, понимая неизбежность расставания со всем дорогим и милым сердцу, нельзя не надеяться на лучшее, на чудо и — тогда сказка помогает. ‘Этим она и красна, и сильна.— Ведет к добру, сеет отвращение к злу. Разве тебе этого мало?’ — заканчивается ‘Сказка’ Н. П. Вагнера, первая в каноническом своде его сборника.
Помимо прямых сюжетных аналогий, многое сближает нашего сказочника с великим датчанином. И для первого, и для второго сказка — прежде всего средство познания мира, способ активного мировоззрения. Она не только учит ярким и сильным человеческим чувствам, но и предлагает модель поведения, предлагает путь, на котором можно найти свое счастье. Не случайно огромный интерес к фольклору, к сказке во всех европейских странах совпал по времени со многими крупными научно-техническими открытиями. Человечество, постигая мир, вселенную, создавая чудеса науки и техники, нуждалось в духовно-нравственной опоре. Просветительская вера в силу человеческого разума, живущая в сказках Андерсена и Вагнера, искала поддержку в бескорыстном парении духа, в чистоте души.
Сказка всегда берется за вечные темы, за тему любви, за тему борьбы светлых человеческих чувств с противостоящими им темными силами, ей не чужды ни юмор, ни сатира. Вот как легко и изящно разоблачен задиристый, самовлюбленный хвастун Курилка в одноименной сказке Вагнера! Эту сказку исследователи часто сопоставляли с андерсоновским ‘Воротничком’. И там, и тут очеловеченные предметы не только ведут глубокомысленные разговоры, вступают в трогательные взаимоотношения, но вся история заканчивается притчеобразным резюме, прямо подсказывающим слушателю или читателю необходимую линию поведения. Андерсеновская ‘Ель’ поведала незамысловатую историю деревца, для которого пиком жизни явился рождественский вечер, когда елочка, вся изукрашенная, выслушала вместе с собравшимися на рождественский вечер детьми сказку про Клумпе-Думпе и в первый и последний раз узнала, что такое праздник. И пусть потом ель пошла на растопку, сгорела, но, оказывается, есть высокий смысл в том, чтобы однажды испытать радость самовыражения и приобщения к чему-то светлому и высшему… Вагнеровская ‘Береза’ тоже о взаимосвязи всего сущего и смысле жизни как служения добру: березу сломала буря, она погибла. Затем дровосек унес ее, изрубил и бросил в печь, на которой была сварена отменная овсяная каша, порадовавшая детей.
Дарвиновская борьба за выживание, за существование и здесь находит свое метафорическое воплощение.
Есть перекличка между ‘Пимперлэ’ и ‘Оле-Лукойе’, ‘Фанни’ и андерсеновской ‘Девочкой со спичками’, при всей самобытности вагнеровских образов. Роднят обоих сказочников сентиментально-религиозные мотивы. Но, сопоставляя творчество Андерсена и Вагнера (например, в 1881 г. И. Феоктистов в ‘Педагогическом листке’ или Н. Бахтин в 1922 г. в ‘Педагогической мысли’) отечественные литературные критики ставили русского сказочника выше за большую социальную направленность, заостренность и современное звучание сюжета. К слову сказать, ряд сказок Кота-Мурлыки использовали в революционной практике пропагандисты-народники, как среди интеллигентской молодежи, так и в рабочих кружках. Наибольшим вниманием пользовались ‘Макс и Волчок’, ‘Колесо жизни’ (‘Жером Гранжо’), ‘Курилка’, изредка ‘Фанни’. Получил общественный резонанс и такой интересный литературный факт. Юноша-кадет Надсон пришел в 1887 г. к редактору журнала Н. П. Вагнеру, и когда тот подал юноше руку, то Надсон пожал ее с необыкновенным почтением, сознавая, что жмет именно ту руку, которой были написаны ‘Сказки Кота-Мурлыки’.
Знаменателен отклик на смерть писателя известного литературоведа и эссеиста А. Г. Горнфельда, опубликованный в его сборнике ‘Книги и люди’ (1908): ‘Смерть вернула мне Кота-Мурлыку. Милый старый друг далекого раннего детства, он давно умер для меня: уж не помню, тогда ли, когда я гордо ‘перестал читать сказки’ — и перешел от них к Жюлю Верну,— или тогда, когда, уже студентом, я прочел его ‘Темный путь’ и в ужасе отшатнулся от этого знакомого ласкового лица, перекошенного страшной и злобной гримасой. Теперь он умер для живых, и воспоминания воскресили во мне живую близость — к старому коту-сказочнику,— или к моему прошлому…
Не берусь пересматривать вопрос о педагогичности его сказок, не решаюсь сказать, в какой мере он полезен детям, не знаю, какую определенную роль он играет в моей душевной истории. Знаю, что не могу расстаться с его причудливыми созданиями, не хочу отказаться от воспоминаний, связанных с первым проникновением в царство феи Фантасты…
Это все сказка, даже там, где ‘Ипат Исаич получил первый вызов от уездного бузулукского суда’, где варит варенье ‘бабушка Макрина Прокоповна, которая была старый гриб в юбке’, где устраивает благотворительные живые картины Серж Кошоткин. Ребенок пропускал эти реальные подробности подлинной жизни, потому что все вокруг было запечатлено иным бытием, все исходило из иного мира, все было скреплено иной связью. На могучих крыльях неслась по волнам громадного моря фея Фантаста, князь Аксакайский Ашур-Тур бился за прекрасную Альмару с юным князем Максютским Елизаром Альманзаровичем. Развязный нахал Курилка из лучинки сделался разудалым кавалером, ко всем он приставал, всем надоедал, а когда его бросили в печку, он кричал: ‘Я иду в огонь за честь отчизны’. Уморительные гримасы делал ребенку забавник Пимперлэ, навевая веселые сны, показывая яркие картины вселенной, заставившие бедного маленького пресыщенного Теодора радостно и покойно уйти из этого мира. Каждый вечер аккуратно пьяненький майор, болтая со сверчком, ‘ездил через Китай прямо в Ямайку’. Дядя Пуд поражал своим чудовищным обжорством, на которое даже король приезжал смотреть, особенно забавляло его отчаяние, когда оказалось, что он даже в мертвые якоря не годится: все всплывает. Царевна Меллина, одетая злой колдуньей в шутовской наряд, шла, не подымая глаз, по улицам города в Свиные закутки с лекарством для своей любимой старой мамки — и народ, зараженный безудержным смехом, не смел смеяться, как ни подбивал его ‘Чудный Мальчик’. А ‘Папа-пряник’, этот добрый, сладкий Папа-пряник, остался навеки в памяти с своей премией за добродетель: ибо он назначил самый большой вкусный пряник тому, кто сделает настоящее доброе дело. Детская мысль сразу понимала, что премий не получит маленький расчетливый Лупп, который из дела жертвы хотел сделать дело расчета и выгоды, но детское сердце трепетало в нерешительном колебании,— кто же выше, маленький озлобленный Кин, который сделал добро, с надрывом преодолев свою злость, или чудный веселый Толь, который так легко, радостно и щедро сеял добро везде, где появлялся. Ему присудил почетную награду Папа-пряник, но он оказался умнее и добрее благодушного пряничного самодержца и напомнил ему, что лучше вместо пряничной премии за добродетель давать каждый день по большому куску хлеба всем бедным детям. И что-то подступало к детским глазам в конце веселой сказки. Иначе и быть не могло: в ней так часто размягчались жестокие сердца, и слезы умиления и раскаяния неизменно лились в конце рассказа из глаз забывших сострадание. ‘Макс и Волчок’ в этом смысле производили неизгладимое впечатление: нежный, поэтичный Макс, сломанный жизнью, и озлобленный Волчок, просветленный близостью мечтательного друга, казались двумя идеалами, равно высокими в своем несходстве. И детская мысль с напряжением останавливалась у возвышенного финала сказки: ‘Куда ушел Волчок, как жил и боролся он — никто не знал, да и зачем знать об этой темной жизни одинокого борца? Только бы не упал он под гнетом темных сил, да поддержала бы его великая, согревающая вера в то, что когда-нибудь всем будет лучше жить на свете’.
Сказка забавляла, сказка трогала, сказка увлекала. Но при всем этом она неизменно ставила вопросы, она хотела, чтобы ребенок думал. Казалось, что эти образы, то чудно прекрасные, то нелепые, то мрачно-зловещие, то разухабистые, но всегда поэтически-нереальные, ведут в мир фантастики, но они вели дальше: через фантастику в мысль’.
Больше ста лет прошло со дня написания сказок, их первого выхода к читателю, если точнее, то дело идет к их 125-летию. Изменился за это время мир, изменилась Россия, другими стали взрослые и дети: и духовно, и социально… А сказки Кота-Мурлыки окажут, вероятно, то же воздействие, что и век назад. Горнфельд не ошибся: ‘Сказки Кота-Мурлыки останутся еще надолго’.
Н. П. Вагнер не оставил нерушимого свода ‘Сказок Кота-Мурлыки’. Ряд сказок, вошедших в первое издание, был исключен из второго, скорее всего по цензурным соображениям. Иногда сам писатель, что называется, тасовал ‘взрослые’ и ‘детские’ сказки (а ‘Сказки Кота-Мурлыки’ были адресованы автором прежде всего детям). Но кажется, что Кот-Мурлыка писал не только для детей, но и для тех взрослых, в которых осталась детская душа, не задавленная тяготами взрослой жизни. Вообще незаметно сформировался тот род литературы, тот книжный поток, который с равным удовольствием приемлют дети и взрослые, утоляя свою духовную жажду. Как было бы хорошо, если бы родители читали подобные произведения вместе с детьми, не жалея усилий и времени читали вслух, как в старое доброе время, когда не было ни радио, ни телевидения, читали, воскрешая благодатные воспоминания детства и вводя своих чад во взрослую жизнь с помощью и под защитой волшебных добрых сил. Поэтому, кроме условно канонического состава ‘Сказок Кота-Мурлыки’ (25 произведений), в настоящем сборнике дано приложение из семи сказок, близких по духу и строю знаменитому сборнику, тем паче, что ‘Фанни’ ранее включалась в него. (Хочется обратить особое внимание на сказку ‘Великое’ (она имеет и другое название ‘Сказка о принце Гайдаре’), помимо всех ее художественных достоинств, и может быть, именно она послужила причиной выбора своего загадочного псевдонима ‘Гайдар’ известным детским писателем А. П. Голиковым.)
Кроме ‘Сказок Кота-Мурлыки’, Н. П. Вагнер написал немало различной беллетристики. Получили признание повести ‘Гризли’ (1882), ‘Впотьмах’ (1887) и ‘Ольд-Дикс’ (1887), идеи которых в чем-то предвосхитили естественнонаучную мысль и технологию нашего века (фрейдизм, газовый хроматограф, компьютер, даже выход человека в космос), романы ‘К свету’ (1883) и ‘Темный путь’ (1881—1884), последний особенно вызвал бурную полемику и негодование прогрессивных критиков из-за антисемитской направленности. Писатель как бы заживо умер, тем более на литературную арену выступили новые фигуры и силы. Н. П. Вагнер по-прежнему занимался научной и общественной деятельностью. С 1876 по 1887 год он совершил пять поездок на Соловецкие острова для изучения фауны Белого моря. По его инициативе была основана первая в России Соловецкая биологическая станция, директором которой Н. П. Вагнер являлся до конца ее существования. Ученый читал лекции в Петербургском университете до 1894 г., в 1891 г. был избран президентом Русского общества экспериментальной психологии, а в 1899 г.— почетным членом Казанского университета.
Скончался Н. П. Вагнер 21 марта (3 апреля) 1907 года в Петербурге.
Н. Бахтин в своей статье, опубликованной в журнале ‘Педагогическая мысль’, заметил, что Андерсен известен всему миру, о датском сказочнике существует огромная литература, ему воздвигнут памятник, а сочинения издаются и переиздаются постоянно, и ‘ничего подобного не имеет наш Вагнер и не потому, чтобы он этого не стоил, наоборот, он остается в тени совершенно незаслуженно. Пора воздать ему должное, пора признать его классиком русской детской литературы со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Особенно удачен для этого текущий 1922 год, когда исполняется 50-летие со дня выхода ‘Сказок Кота-Мурлыки’ и 15-летие со дня смерти их автора.
Известно, что произошло тогда же. В 1922 году выслали за границу русских философов-идеалистов, многих писателей. Наступили пугающе-жестокие времена. Столетие и 150-летие со дня рождения Н. П. Вагнера отмечено не было. Сейчас пусть с задержкой, пусть с опозданием исполним же свой долг перед писателем, перед его творческим наследием. Биографический словарь ‘Русские писатели. 1800—1917’ посвятил Н. П. Вагнеру обстоятельную и объективную статью, наше издание, по сути, начинает знакомство широкого советского читателя с замечательными, поучительными фантазиями Кота-Мурлыки.