Великосветские негодяи, Лермина Жюль, Год: 1881 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 232 минут(ы)

ВЕЛИКОСВТСКІЕ НЕГОДЯИ.

Романъ Жюля Лермина.

ЧАСТЬ I.
ЛЮБОВНИЦА И МАТЬ.

ГЛАВА I.
Посолъ.

Берега Марны, пользующіеся такой славой у любителей уединенія, нисколько не хуже береговъ Сены, но гораздо мене извстны. Желзная дорога только въ рдкихъ мстахъ приближается къ Марн и какъ будто спшитъ снова скоре оставить ее, но тмъ большею извстностью пользуется эта мстность у любителей уединенія.

Между Нёльи, около котораго находится начало канала и шлюзъ, и Вожаномъ, оба берега, поросшіе лвый — столтними деревьями, а правый — кустами, дышатъ невозмутимымъ спокойствіемъ, которое придавало особенную прелесть одному ноябрьскому вечеру 186… года.

Въ то время, когда начинается нашъ разсказъ было половина седьмаго. Отъ Нельи до Ножана царствовало глубочайшее спокойствіе. Узкая дорога вилась, какъ серебряная лента, по зеленому берегу. Нигд не видно было живаго существа, на рк не было ни одной лодки, на берегу ни одного животнаго.

Однако, вдругъ недалеко отъ шлюза Нельи показалась черная точка. Это былъ какой-то маленькій предметъ, быстро двигавшійся, очевидно, къ хорошо извстной цли.

Скажемъ сразу, что это не былъ ни туристъ парижанинъ, ни артистъ, желавшій схватить эффектъ вечернихъ сумерекъ, ни влюбленный, мечтавшій при первыхъ загорвшихся на неб звздахъ, чтобъ не мучить любопытство читателей, мы скажемъ сразу, что это былъ путешественникъ на четырехъ черныхъ лапахъ, съ блыми концами, съ большимъ, чернымъ хвостомъ, однимъ словомъ, это была собака.

Къ какой пород принадлежала она, этотъ вопросъ едва ли сразу ршилъ бы самый тонкій знатокъ собакъ. У нея была громадная голова датской собаки, туловище горной, а лапы ньюфаундленда, что доказывало самыхъ разнообразныхъ предковъ. Голова ея была велика, зубы крпки, а большія лапы громко стучали на ходу.

И такъ, собака, ошейникъ которой доказывалъ, чтоона не бродяга, быстро бжала впередъ, такъ что видно было, что она стремится къ извстной, опредленной цли. Это была красивая собака и, чтобъ узнать, добра ли она, достаточно было взглянуть въ ея добрые, ясные, глубокіе глаза. Не было сомннія, что это врное, доброе животное, рдкій другъ и опасный врагъ.

По всей вроятности, она не въ первый разъ бжала по этой дорог къ одной и той же цли. Она бжала мимо поперечныхъ тропинокъ, не поворачивая головы, слегка открывъ пасть, не думая завернуть къ Марн, чтобъ утолить жажду.

Вдругъ она насторожила уши. Въ нкоторомъ разстояніи, въ сторон дороги, она услыхала шаги.

Собаки обыкновенно не довряютъ всему неизвстному. Однако, ей слдовало бы сейчасъ же успокоиться, такъ какъ шедшій по дорог остановился шагахъ въ двадцати предъ нею и, наклонившись, хлопалъ себя по колнк, говоря:

— Поди сюда! поди сюда!

Этотъ любезный незнакомецъ стоялъ поперегъ дороги собаки и, очевидно, желалъ поласкать ее, тогда какъ животное, со своей стороны, не имло желанія принять эту любезность, и повернуло вправо, желая сдлать обходъ.

Но, какъ кажется, незнакомецъ далъ себ слово не ложиться спать, не поласкавъ собаки, такъ какъ онъ, въ свою очередь, свернулъ въ сторону и опять преградилъ дорогу животному, повторяя:

— Поди сюда, собачка! поди сюда! на теб сахару.

Эти послднія слова не были ложью, такъ какъ въ открытой рук незнакомца блестло что-то блое.

Собака., какъ Гиппократъ, отказавшійся отъ подарка Артаксеркса, снова повернула, на этотъ разъ влво.

— Проклятая, сорвалось съ губъ незнакомца, который нетерпливымъ жестомъ бросилъ сахаръ собак.

Но животное даже не наклонилось и пробжало мимо.

— Проклятая собака! громко повторилъ незнакомецъ.

На этотъ разъ онъ ршительно пошелъ на встрчу животному, которое еще не поровнялось съ нимъ.

Незнакомецъ былъ плотный, средняго роста человкъ, съ короткой шеей, съ широкими плечами, съ громадной, черной бородой, покрывавшей его лицо почти до самыхъ глазъ. Общее выраженіе лица было грубо. Глаза, глубоко сидвшіе въ орбитахъ, сверкали злымъ блескомъ.

У животныхъ чудный инстинктъ, человкъ казался собак подозрительнымъ. Его ничмъ не вызываемыя ласки возбуждали ея подозрніе.

Незнакомецъ былъ одтъ въ короткую куртку и деревянные башмаки и держалъ въ рукахъ тяжелую палку.

Начались предварительные переговоры, собака остановилась, подняла морду и оскалила зубы.

Человкъ сдлалъ шагъ впередъ, протянувъ руку съ послдней дружеской попыткой.

Собака зарычала, говоря на своемъ язык:

— Пусти! или я укушу.

Рычанье было такъ понятно, что незнакомецъ поднялъ палку, но не двигался впередъ.

Они стояли другъ противъ друга, ршившись не уступать. Кто будетъ терпливе?

Собака ршилась первая.

Разинувъ пасть и громко рыча, она прямо пошла на человка, но въ ту минуту, какъ она быстрымъ движеніемъ ускользнула отъ поднятой палки, человкъ поспшно вынулъ револьверъ и направилъ его на животное.

Раздался выстрлъ, потомъ громкое рычаніе. Собака, раненная въ голову, лежала на земл, человкъ, ходилъ вокругъ собаки, боясь, что въ послднихъ конвульсіяхъ она накажетъ своего убійцу.

Но бдное животное не шевелилось. Убійца, такъ какъ негодяй совершилъ убійство, опустился на колни и нершительно дотронулся до ошейника.

— Да, прошепталъ онъ, я не ошибся.

Съ этими словами онъ съ торжествомъ вынулъ изъ-за ошейника записку.

— Наконецъ-то! вскричалъ онъ. Теперь я съумю защитить ее!.. И даже противъ нея самой, если придется.

Затмъ, въ порыв злобы, онъ толкнулъ ногою неподвижное животное и побжалъ къ Белль-Бю, предмстью Ножана, возвышающемуся надъ Марной, и состоящему изъ роскошныхъ и обширныхъ виллъ.

Собака не исполнила своего порученія.

ГЛАВА II.
Снгурочка.

Возвратимся назадъ, къ шлюзу Нельи.

Для тхъ, кто не бывалъ въ этой мстности, мы должны сказать прежде всего, что деревня Нельи, находится отъ берега на разстояніи ружейнаго выстрла, такъ что, понятно, прохожіе на берегу очень рдки, а между тмъ, на самомъ берегу была маленькая хижина, называвшаяся домикомъ перевозчика, въ которой дйствительно жилъ человкъ, который за недорогую плату, десять сантимовъ, перевозилъ чрезъ рку тхъ, которые хотли перебраться съ берега Нельи на набережную Нуази-ле-Гранъ.

Нельзя сказать, чтобъ ремесло перевозчика давало громадный доходъ, но рыбная ловля и различныя мелкія занятія, въ род поправки и храненія лодокъ, дополняли недостаточность этого дохода.

Старикъ Амбруазъ, котораго знали въ окрестностяхъ только подъ этимъ именемъ, казался очень доволенъ своей судьбою и, въ случа надобности, умлъ развеселить путешественника, котораго перевозилъ въ своей лодочк, какъ онъ называлъ свою тяжелую, плоскую лодку.

Не смотря на шестьдесятъ лтъ, весла казались въ его рукахъ игрушкой.

Отецъ Амбруазъ былъ странная личность, появленіе которой въ стран, лтъ десять тому назадъ, возбудило любопытство сосдей или, лучше сказать, сосда. Но, такъ какъ этотъ единственный сосдъ былъ хозяинъ плота, на которомъ полоскалось блье, къ которому являлись вс кумушки Нельи, то его одного можно было считать за цлую сотню, языки которой, мы можемъ покляться, не были бездятельны.

Отецъ Амбруазъ былъ высокій и худой старикъ, державшійся прямо. Его волосы, остриженные подъ гребенку, густые усы и вся наружность имла воинственный видъ. Вдобавокъ, онъ отличался необыкновенной опрятностью. Онъ брился каждый день. Его худыя и узкія руки, хотя загрублыя отъ гребли, сохраняли почти аристократическую форму.

Впрочемъ, отецъ Амбруазъ жилъ не совсмъ одинъ.

Не прошло полгода съ тхъ поръ, какъ онъ поселился на берегу Марны и получилъ въ мэріи право заниматься перевозомъ, какъ въ одинъ зимній вечеръ, когда шелъ сильнйшій снгъ, ему послышалось, что за его хижиной раздался громкій крикъ — дтскій голосъ. Онъ бросился вонъ и сталъ прислушиваться. Все было тихо. Можетъ быть, онъ ошибся? Но его колебаніе продолжалось только нсколько мгновеній и, повинуясь инстинкту, сильнйшему, чмъ воля, онъ бросился въ лодку, крича: кто зоветъ?

Вдругъ одно изъ веселъ его ударилось о плотное тло.

Амбруазъ наклонился, опустилъ руку, въ воду и почувствовалъ человческое тло,— тло ребенка. Онъ вынулъ его изъ воды и положилъ на дно лодки. Затмъ въ три удара веселъ былъ уже у берега и минуту спустя входилъ въ хижину. Тамъ, при свт трещавшей лучины, старикъ наклонился надъ спасеннымъ существомъ, съ любопытствомъ разглядывая его.

Это была маленькая двочка, лтъ восьми или девяти, блая, какъ снгъ. Поэтому впослдствіи старикъ и прозвалъ ее Снгурочкой.

Эта подробность уже должна успокоить читателей въ томъ, что двочка не умерла.

Она скоро открыла глаза.

Странная вещь: напрасно старикъ разспрашивалъ ее и старался узнать, вслдствіе какого страшнаго происшествія подверглась она такой опасности, и въ особенности было ли это преступленіе или случай. Сначала отецъ Амбруазъ думалъ, что страхъ не даетъ ей говорить, и думая, что сонъ сдлаетъ ее спокойне и сообщительне, онъ немного отошелъ отъ постели и сталъ тщательно разсматривать платье, въ которое была одта двочка и которое онъ сначала бросилъ въ уголъ.

Это были настоящія лохмотья, покрытыя грязью и дырьями отъ долгаго употребленія.

Двочка была безъ башмаковъ и ея маленькія ножки, вымытыя водою, были покрыты ранами, какъ будто она долго шла по каменистой почв.

Это была загадка, разгадку которой отецъ Амбруазъ скоро узналъ.

На другой день, спша покончить съ властями, перевозчикъ отправился въ мэрію объявить о случившемся и тамъ узналъ, что одна старуха, жившая съ ребенкомъ, умерла наканун въ страшной нужд. Никто не зналъ о старух, кто она была, знали только то, что она пьянствовала и дурно обращалась съ ребенкомъ, котораго никуда не пускала. Двочка, вн себя отъ страха, убжала и, безъ сомннія, случайно упала въ воду. У старухи не нашли больше буквально ничего, что могло бы указать на имя ребенка. Двочка, къ тому же, упрямо молчала. Впрочемъ, она, кажется, едва умла говорить. Самыя обыкновенныя слова казались ей странными. Поэтому ее объявили идіоткой и хотли помстить въ госпиталь.

Бдняжка! она казалась такъ кротка и добра.

Идіотка! правда ли это было? Въ этомъ можно была сильно сомнваться, глядя на ея умные и живые глаза.

Отецъ Амбруазъ былъ не богатъ, но заработывалъ достаточно для поддержанія своей жизни. Но у него было такъ мало потребностей. Однимъ словомъ, кончилось тмъ, что онъ далъ общаніе взять на себя воспитаніе ребенка и съ этого дня домъ перевозчика пріобрлъ новаго жильца.

И еще какого,— прелестнаго и граціознаго!

Снгурочка, такъ какъ, хотя власти и дали ей имя Филомены, день которой празднуется 14 октября, т. е. въ тотъ день, когда перевозчикъ нашелъ двочку, но старикъ Амбруазъ продолжалъ звать ее даннымъ прозвищемъ Снгурочка, быстро развивалась. Она была похожа на цвтокъ, который до того дня былъ лишенъ свта и воздуха, и, вдругъ выставленный на солнце, быстро распустился.

Сколько ей было лтъ въ то время, когда начинается нашъ разсказъ?

Снгурочк, казалось, по меньшей мр, пятнадцать лтъ. Цвтъ ея лица оставался по прежнему блымъ и не поддавался загару.

Такъ какъ она была сильна, то она часто бралась за весла, чтобъ помогать старику и весла не казались слишкомъ тяжелыми для ея дтскихъ рукъ.

Была ли она хороша?— Нтъ, скоре оригинальна или, лучше сказать, странна.

Энергію выражали ея темносиніе глаза. Умъ ея развился, но въ ней осталось что-то странное, казалось, что ея жизнь началась съ той ужасной ночи, когда она спаслась отъ смерти. Она забыла и говорила, что не помнить ничего до этого, а отецъ Амбруазъ не настаивалъ.

Теперь намъ осталось представить читателямъ еще двухъ новыхъ личностей и мы будемъ продолжать нашъ разсказъ.

ГЛАВА III.
Бдный Брако.

Однажды Снгурочка на зовъ ‘перевозчикъ’ съ берега Нуази-ле-Гранъ, переплыла Марну и увидла предъ собою молодаго человка, лтъ двадцати пяти, хорошо сложеннаго, въ соломенной шляп, въ блуз артиста. Папка, ящикъ съ красками и зонтикъ-стулъ дополняли хорошо извстную наружность художника, ищущаго живописныхъ видовъ.

При вид Снгурочки, у молодаго человка вырвался жестъ изумленія.

— Какъ! вскричалъ онъ, это вы перевозчикъ?

— Да, улыбаясь отвчала молодая двушка, или дочти.

— Что это значитъ?

— То, что отецъ Амбруазъ усталъ и я замняю его.

— Вы, безъ сомннія, хотите сказать, вашъ отецъ?

— Нтъ, отвчала Снгурочка, вдругъ сдлавшаяся серьезной, онъ мой другъ.

Молодой человкъ внимательно посмотрлъ на нее.

— Знаете ли, продолжалъ онъ въ то время, какъ лодка быстро направлялась къ берегу, вы очень хороши и я дорого бы далъ, чтобъ написать съ васъ портретъ.

Мы уже сказали, что слово ‘хороша’ было не совсмъ врно, но у Снгурочки былъ удивительный вкусъ. Съ помощью какой нибудь ленточки и способа, какимъ было драпировано ея простое, срое платье, она казалась одтой у лучшей портнихи. Затмъ ея глаза были такъ хороши, кожа такъ бла, полныя руки такъ красиво держали весла.

Однако, она не привыкла къ подобнымъ комплиментамъ и ничего не отвчала, слегка нахмуривъ брови.

Молодой человкъ мысленно упрекнулъ себя за легкомысліе и не прибавилъ ни слова до тхъ поръ, пока они не подъхали къ берегу.

Тутъ, выскочивъ изъ лодки и поклонившись молодой двушк, онъ сказалъ:

— Мадемуазель, я художникъ и чистосердечна увряю васъ, что я былъ въ высшей степени пораженъ вашей физіономіей. Позволите ли вы мн попросить того, кого вы зовете отцемъ Амбруазомъ, позволитъ мн снять съ васъ портретъ?

— О, если это такъ, отвчала, красня, молодая двушка, то я очень рада.

Въ это время старикъ, увидавъ изъ окна, что какой-то незнакомый человкъ говоритъ съ Снгурочкой, вышелъ на порогъ.

— Вотъ и отецъ Амбруазъ, сказала двушка, указывая на него рукой.

Молодой человкъ повернулся въ указанную сторону.

Но тутъ произошла странная вещь. Отецъ Амбруазъ, увидавъ незнакомца, вдругъ отскочилъ назадъ и вошелъ въ домъ, какъ бы желая не быть замченнымъ, но молодой человкъ уже увидлъ его и однимъ прыжкомъ былъ въ дом.

Удивленная Снгурочка не шевелилась.

Въ окно нижняго этажа она видла, какъ молодой человкъ схватилъ за руку старика, который, казалось, вырывался и что-то возражалъ, затмъ молодой человкъ упалъ на колни, а отецъ Амбруазъ поднялъ глаза къ небу, положивъ ему на голову свои дрожащія руки.

Снгурочка не входила, боясь бытъ нескромной. Она ровно ничего не понимала.

Мужчины боле двухъ часовъ просидли, запершись. Иногда до Снгурочки, сидвшей на берегу, доносились звуки ихъ голосовъ, но она не могла разобрать ни одного слова, къ тому же, она не старалась слушать.

Ей пришлось перевезти нсколько путешественниковъ и каждый разъ, возвращаясь, она глядла на дверь, которая продолжала оставаться закрытой.

Наконецъ, она открылась.

Отецъ Амбруазъ жестомъ подозвалъ двушку.

— Снгурочка, сказалъ онъ, случай длаетъ многое. Г. Жакъ мой старый другъ, котораго я не видалъ много лтъ. Онъ будетъ иногда приходить къ намъ. Если тебя спросятъ о немъ, ты скажешь, что это художникъ, котораго я зналъ въ Париж. Ты меня поняла?

— Да, отецъ Амбруазъ.

Въ то время, когда старикъ говорилъ, Снгурочка глядла на обоихъ мужчинъ.

Старикъ плакалъ и еще теперь казалось съ трудомъ удерживался отъ слезъ.

Но Снгурочка знала, что величайшимъ доказательствомъ привязанности къ кому нибудь есть уваженіе его тайнъ, т. е. нежеланіе узнавать ихъ для собственнаго удовольствія.

Г. Жакъ былъ другъ, Амбруазъ говорилъ это, слдовательно, это было такъ. Снгурочк нечего было сомнваться.

Какъ сказалъ перевозчикъ, художникъ часто ходилъ въ маленькій домикъ у шлюзовъ.

Онъ поселился въ маленькомъ домик въ Нуази и въ послдніе два года такъ часто жилъ тамъ, что самъ старикъ Амбруазъ, хотя былъ очевидно счастливъ присутствіемъ молодаго человка, казался удивленнымъ.

Портретъ Снгурочки сначала былъ начатъ съ большимъ жаромъ, но вдругъ, полтора года тому назадъ, Жакъ совсмъ бросилъ его. Онъ относился къ Снгурочк съ дружеской симпатіей, никогда, однако, не выходя изъ предловъ уваженія, которое долженъ былъ питать къ ея молодости и положенію.

Вдругъ у него явилась какая-то озабоченность. Онъ совсмъ не смотрлъ на Снгурочку, которая была очень опечалена и по временамъ въ тайн плакала.

Теперь намъ пора возвратиться къ тому вечеру, одно изъ приключеній котораго мы разсказали въ первой глав этого разсказа.

Пробило восемь часовъ и эхо, повторившее удары часовъ Нуази, еще раздавалось на берегу, когда Снгурочка, сидя въ лодк, вдругъ вздрогнула и повернулась къ берегу.

Жалобный стонъ поразилъ ея слухъ и тяжело отдался въ сердц.

Она, не колеблясь, выскочила на песокъ и, хотя уже наступила совершенная темнота, бросилась къ мсту, откуда раздался шумъ.

Тамъ она стала ощупывать землю, повторяя:

— Брако! Брако! это ты?

Ей отвчалъ печальный голосъ раненаго, умирающаго животнаго, голосъ Брако, собаки Жака, который купилъ его у браконьера, отчего и назвалъ Брако.

Снгурочка добралась до бднаго животнаго, дотронулась до него и почувствовала, что ея руки въ крови.

Тогда она тихонько подняла собаку и взяла ее на руки.

Собака простонала, положивъ голову на плечо молодой двушки, которая, не видя ее, покрывала ее поцлуями и бросилась къ дому.

— Отецъ! отецъ! кричала Снгурочка. Г. Жакъ! Брако убили!

Когда она появилась на порог, мужчины шли ей на встрчу.

При свт лампы, Жакъ увидлъ собаку на рукахъ Снгурочки и бросился къ ней.

— Ты говоришь, ее убили?

— Да, у нея разбита голова.

Молодой человкъ уже сунулъ руку подъ ошейникъ собаки.

— Боже мой! съ волненіемъ вскричалъ онъ, Боже мой! его обокрали! его обокрали!

— Что вы хотите сказать, Жакъ? спросилъ старикъ.

— Ничего… Я не могу…. прошепталъ молодой человкъ.

Затмъ, обернувшись къ двушк, онъ прибавилъ:

— Гд ранилиБрако?… кто?… Говори… Говори же!

— Я не знаю. Я услыхала его стонъ, пошла и вотъ… нашла его…

Молодой человкъ перебилъ ее нетерпливымъ жестомъ

Затмъ, отворивъ дверь, выбжалъ изъ дома.

— Жакъ! крикнулъ перевозчикъ, куда ты идешь?

По молодой человкъ не отвчалъ. Онъ уже исчезъ во мр ак.

Тогда Амбруазъ обратился къ Снгурочк:

— Скажи мн, дитя мое, что значитъ все это?… Если бы ты знала мое безпокойство!…

— Отецъ, серьезно сказала Снгурочка, я ничего не знаю… Я не могу ничего знать, кром того, что Брако хотли убить, чтобъ обокрасть… чтобъ украсть у него….

— Что такое?

Снгурочка была въ нершительности.

— Говори, умоляю тебя!… что, если съ Жакомъ случилось несчастіе!… ты, можетъ быть, что нибудь угадала, я же, безумецъ, ничего не видлъ, ничего не понималъ!… Снгурочка, прошу тебя!

— Хорошо же, тихо сказала двушка. Я знаю, что Брако уже нсколько времени относитъ письма г. Жака, засунутыя за ошейникъ.

— Письма!… къ кому?

— О! сказала Снгурочка, я не старалась узнавать. Затмъ, какъ бы желая, во что бы то ни стало, перемнить предметъ разговора, она сказала:

— Но нашъ бдный Брако! надо осмотрть его рану. Вроятно, онъ дотащился сюда самъ.

Но старикъ едва слушалъ ее, онъ думалъ только о Жак, бросившемся, можетъ быть, на встрчу опасности.

Онъ хотлъ узнать, въ чемъ дло, и, надвъ шляпу, взялъ въ руки палку.

— Какъ вы уходите? спросила Снгурочка.

— Я приведу Жака. До свиданія, дитя мое. До свиданія!

Онъ вышелъ и двушка осталась одна. Тогда крупныя слезы потекли у нея по щекамъ, она взяла обими руками собаку за голову и, глядя ей въ глаза, прошептала:

— Я буду ухаживать за тобою, такъ какъ насъ забыли, бдный Брако!

Но одна ли собака была достойна сожалнія?…

Послдуемъ теперь за тмъ, кто ранилъ Брако и укралъ записку, исчезновеніе которой такъ испугало того, кто ее написалъ, г. Жака.

ГЛАВА IV.
Отецъ по мод… имперіи.

Человкъ, который ранилъ собаку, быстро удалился отъ береговъ Марны и вышелъ на дорогу, которая ведетъ въ Белль-Вю.

Въ разстояніи ста метровъ отъ берега находились остатки стариннаго роскошнаго парка и новйшіе замки, окруженные роскошной растительностью. Названіе Белль-Вю вполн справедливо.

Никогда еще глазамъ не представлялось боле изящное зрлище, какъ то, которое представлялось съ балконовъ роскошныхъ виллъ, но темнота ночи скрывала эти красоты и душу убійцы наполняло безпокойство, еще усиливавшее мракъ вокругъ него. Онъ куда-то спшилъ.

Поднявшись на вершину холма, онъ остановился и, казалось, колебался.

Прямо предъ нимъ находилась высокая стна. Онъ взглядомъ смрилъ ея вышину, затмъ пожалъ плечами.

— Ба!… прошепталъ онъ. О! я видлъ и не такія.. Но прежде всего нужно быть осторожнымъ.

Онъ вынулъ изъ кармана маленькій потайной фонарь и поставилъ его рядомъ, затмъ вынулъ спичку, зажегъ ее о панталоны, затмъ поднесъ къ свтильн. Фонарь зажегся.

Опустившись на колни, онъ вынулъ изъ-за пояса записку, отнятую у собаки, развернулъ ее и внимательно прочелъ еще разъ.

— Несчастная! прошепталъ онъ, вздохнувъ. Она погибла!… Но я спасу ее!… Но такъ какъ меня могутъ застать, то сначала надо принять предосторожность, чтобъ ничто не открылось.

Онъ тщательно свернулъ бумагу въ крошечную трубочку, затмъ съ ловкостью, которая указывала на дурныя привычки, онъ засунулъ записку въ волоса, за ухо.

Сдлавъ это, онъ вздохнулъ съ облегченіемъ, затмъ снова поглядлъ на вершину стны и ршительно махнулъ рукой.

Тогда въ темнот ночи можно было различить черную тнь, которая ползла по камнямъ.

Какъ могъ этотъ человкъ подниматься по отвсной стн? Гд находили его ноги точку опоры?

Глядя на него, казалось, что онъ поднимается какимъ-то чудомъ.

Чрезъ нсколько минутъ его сильная рука легла уже на вершину терассы.

Онъ остановился и перевелъ духъ.

Крупныя капли пота катились у него по лицу. Предъ нимъ былъ паркъ.

Онъ не видлъ ничего, кром черной массы деревьевъ и кустовъ, но онъ поднялся съ такимъ усиліемъ не для того, чтобъ останавливаться.

Чрезъ нсколько мгновеній онъ уже соскочилъ въ паркъ. Паденіе было тяжело и громко отдалось. Человкъ вздрогнулъ и съ безпокойствомъ прижался къ стволу дерева.

Вокругъ него все было тихо.

Только на нкоторомъ разстояніи были слышны звуки рояля. На немъ играла, очевидно, женщина.

Если бы какой нибудь свидтель могъ видть въ эту минуту лицо нашего незнакомца, онъ былъ бы пораженъ, видя, что его грубыя черты лица освтились невыразимымъ блескомъ счастія и любви.

Отойдя отъ дерева, онъ сталъ пробираться вдоль кустовъ, останавливаясь при малйшемъ шорох.

Вскор онъ очутился на опушк маленькаго лса, предъ нимъ возвышался жилой домъ, боле массивный, чмъ изящный, не принадлежавшій къ числу построекъ сомнительнаго изящества, которыя строятся наскоро, чтобъ сейчасъ же быть проданными, какъ можно дороже, но нчто въ род четырехугольнаго замка въ архитектурномъ стил Гаусмановскихъ построекъ, въ которомъ во время имперіи были построены цлые кварталы.

Широкій подъздъ, закрытый маркизою, велъ въ освященныя лампами, сни, изъ которыхъ начиналась широкая лстница покрытая коврами и уставленная статуями, державшими лампы.

На песк, при желтоватомъ свт, выходившемъ изъ стекляннаго подъзда, виднлся слдъ экипажныхъ колесъ.

Въ сняхъ, у дверей, сидя на стул, дремалъ швейцаръ.

Въ нижнемъ этаж было освщено одно окно.

— А! они въ библіотек! подумалъ незнакомецъ, какъ добраться туда, не будучи видимымъ?

Въ то время, какъ онъ придумывалъ средство пройти короткое пространство, отдлявшее его отъ дома, мы войдемъ во внутрь послдняго, въ его единственную освященную комнату.

Это было нчто въ род будуара-библіотеки въ новйшемъ вкус. Всю комнату окружали низкіе диваны, обитые голубой шелковой матеріей съ возвышавшимися надъ ними стеклянными шкафами изъ розоваго дерева. По средин стояло піанино, верхняя доска котораго была уставлена статуетками.

Предъ инструментомъ сидла молодая двушка, пальцы которой бродили по клавишамъ, тогда какъ ея маленькія, дтскія ножки прижимали педаль.

Она была блондинка. Ея волосы, съ проборомъ по средин, были заплетены въ дв длинныя косы, которыя спускались ниже таліи.

Никогда, можетъ быть, прелестное изображеніе Маргариты Шеффера, не находило себ на земл боле совершеннаго олицетворенія.

Идеальный, немного высокій лобъ, украшался темносрыми глазами, кроткими и томными, подъ этой блой, нжной шеей, подъ наивной улыбкой на красныхъ губкахъ скрывалась, можетъ быть, маска актрисы.

Около піанино стоялъ мужчина, почти старикъ. Мы характеризуемъ его однимъ словомъ — это былъ типъ Морни.

Онъ былъ одтъ со строгимъ изяществомъ. На его блдномъ лиц и тонкихъ губахъ играла вчная улыбка, усы были закручены по мод имперіи. Этотъ человкъ былъ или долженъ былъ быть префектомъ. Надтый на немъ сюртукъ имлъ торжественность фрака, въ петличк была воткнута блая камелія.

Очевидно, онъ только что вошелъ, такъ какъ на одной рук у него была надта свтлосрая перчатка и онъ держалъ ею шляпу, тогда какъ другой небрежно ударялъ снятой перчаткой по піанино.

Этому человку могло быть около шестидесяти лтъ. Но его возрастъ выдавали только морщины, окружавшія вки и виски, тогда какъ волосы были еще черны, а зубы блы, впрочемъ, это были тайны его камердинера.

Г. маркизъ д’Эрво, такъ звали этого господина, былъ очень хорошо извстенъ при двор Наполеона III, гд онъ исполнялъ обязанности среднія между обязанностями лакея и личнаго секретаря.

Впрочемъ, онъ не имлъ оффиціальнаго титула, его услуги были вполн частнаго и крайне щекотливаго свойства. Его можно было бы назвать управителемъ маленькихъ развлеченій его величества.

Однако, крайне покладливый маркизъ д’Эрво не пренебрегалъ, въ случа надобности и для того, чтобъ удовлетворить капризу своего уважаемаго господина, брать на себя обязанности, которыя обыкновенно приводятъ старухъ на скамью исправительной полиціи.

Но, какъ это часто случается, у себя дома маркизъ д’Эрво былъ крайне суровъ. Правда, что прекрасная маркиза д’Эрво, умершая годъ тому назадъ отъ простуды, вслдствіе слишкомъ большаго декольте въ живыхъ картинахъ въ Компьен, съ успхомъ занимала мсто между красавицами Тюльери. Правда также, что… Но маркизъ, положеніе котораго опровергало вс слухи, утверждалъ, что онъ никогда не входилъ въ сдлки со своей совстью.

Совсть, религія, семейство составляли для него уважаемую имъ троицу, его знамя, его святыню. Онъ былъ безжалостенъ ко всякому, кто сходилъ съ узкаго пути чести. Онъ громко презиралъ даже тхъ, которыхъ самъ сталкивалъ съ прямаго пути для удовольствія своего господина.

Наконецъ, этотъ человкъ былъ до грубости строгъ со своей дочерью.

Заслуживала ли она сожалнія, это мы скора узнаемъ.

По временамъ казалось, что отецъ ненавидитъ ее. Когда она была маленькой, онъ билъ ее. Когда она выросла, бранилъ и оскорблялъ.

Можетъ быть, онъ хотлъ внушить ей уваженіе, въ которомъ, въ подобныхъ семействахъ, дти рано отказываютъ родителямъ, которыхъ слишкомъ хорошо знаютъ?

И дйствительно, Діана д’Эрво презирала и ненавидла отца, впрочемъ, все это было скрыто подъ самой приличной наружностью. Они говорили другъ съ другомъ съ большимъ уваженіемъ, никогда не говорили другъ другу ‘ты’.

Вотъ каковъ былъ разговоръ въ ту минуту, когда мы застали отца и дочь.

Маркизъ былъ блденъ, его голосъ слегка дрожалъ, но онъ улыбался.

Діана казалась погруженной въ невинныя мечты. Ея глаза было еще томне, вся ея фигура еще боле ангельская, чмъ обыкновенно.

Маркизъ говорилъ:

— Мадемуазель, ваше колебаніе не можетъ доле продолжаться. Еще сегодня утромъ генералъ Фельи спрашивалъ меня, скоро ли состоится предполагаемый бракъ, и я долженъ былъ дать слово.

Діана играла романсъ Гуно.

— Я очень сожалю, сказала она мелодичнымъ голосомъ, что такія высокія личности интересуются судьбою такой бдной двушки, какъ я, но, чтобъ сдлать имъ удовольствіе, я не въ состояніи связать себ на всю жизнь, не обдумавъ всего хорошенько.

— Позвольте вамъ замтить, что вотъ уже годъ, какъ я говорю вамъ объ этомъ брак и вы имли достаточно времени дать отвтъ, и позвольте вамъ замтить, что мн тяжело во всемъ этомъ играть смшную роль.

Тутъ Діана подняла на него свои синіе глаза.

— Да, смшную, продолжалъ маркизъ. Я, кажется, представилъ вамъ того, котораго предложеніе…

— Да, какъ же, графа де-Планэ.

— Да, Гонтрана де-Планэ. Онъ принадлежитъ къ лучшей фамиліи Французскаго дворянства…

— Первой имперіи…

— Разв оно не самое лучшее? Какъ бы то ни было, вы не оттолкнули его. Графъ де-Планэ бывалъ у насъ нсколько мсяцевъ, ухаживалъ за вами…

— Надюсь, отецъ, вы не предполагали, чтобъ я имла мысль выйти замужъ въ то время, когда я носила трауръ по матери?

— Нтъ, я это знаю, поэтому то сначала я васъ и не торопилъ, но теперь этихъ причинъ не суще,ствуетъ. Императоръ удостоилъ меня спросить, скоро ли вы появитесь на празднествахъ въ Тюльери?

— А! его величество?… слегка насмшливо спросила Діана.

— Его величество весьма расположенъ ко мн.

— И, кром того, если я не ошибаюсь, прибавила молодая двушка съ улыбкою, глядя въ лицо отцу, его величество получилъ отъ васъ мой портретъ и, можетъ быть, былъ бы не прочь видть оригиналъ?

Маркизъ прикусилъ губы.

— По, наконецъ, скажите ли вы мн, какія у васъ возраженія?

— Противъ моего брака съ г. де-Планэ?… по правд сказать, он не особенно серьезны.

— Въ такомъ случа, ршайтесь.

— О! погодите немного. Гра-въ де-Планэ, я охотно признаю это, прекрасный мужчина, хорошо принятъ при двор, такъ какъ широко жилъ. Его лошади побждали англійскихъ на скачкахъ. Онъ былъ любовникомъ маленькой Идаліи изъ Буффа…

— Дочь моя!…

— Я говорю это не въ укоръ графу, это рекомендуетъ мужчину, по крайней мр, вашъ мужъ не первый встрчный. Извините меня, пожалуйста, что я занимаюсь такими пустяками, но мн сказали, я уже не помню кто, что графъ де-Планэ разоренъ.

— Это клевета. Графъ де-Планэ, чтобъ достойно поддержать свое положеніе, можетъ быть, немного тронулъ капиталъ, но, съ одной стороны, я даю за вами три милліона приданаго, съ другой стороны, его величество сейчасъ же посл свадьбы дастъ графу мсто, не говоря уже о другихъ милостяхъ, которыя сдлаютъ его положеніе весьма завиднымъ.

— И все это для того, чтобъ я създила въ Компьенъ, попросить мой портретъ обратно у его величества? по прежнему спокойно продолжала Діана.

На этотъ разъ ударъ былъ слишкомъ силенъ. Отецъ и дочь хорошо понимали другъ друга: оба знали, что эта свадьба была только торгомъ. Маркизъ Д’Эрво желалъ, чтобъ его дочь вышла замужъ, по тому что императоръ желалъ этого, графъ де-Планэ принадлежалъ къ числу людей, которые испытали все… Г. д’Эрво былъ честолюбивъ и желалъ сдлаться посланникомъ. Діана знала все это.

— Дочь моя, сказалъ маркизъ дрожащимъ отъ гнва голосомъ, я уже нсколько разъ замчаю въ вашихъ словахъ намеки, которыхъ я не могу и не хочу дозволять, тмъ боле, когда они касаются чести моего повелителя и моего достоинства, какъ отца.

При этихъ словахъ, Діана встала и, пожавъ плечами, направилась къ двери.

Маркизъ, поблднвъ отъ ярости, бросился къ ней.

— Берегитесь, сказалъ онъ, не доводите меня до крайности!

— Я уже не ребенокъ, возразила Діана, и вы можете оставить эти манеры раздраженнаго педагога. Я сказала то, что хотла сказать. Вы меня поняли, тмъ лучше. Я не люблю лицемрія въ семейств. Вы нуждаетесь во мн, какъ въ поддержк для вашего тщеславія. Я отвчу вамъ однимъ словомъ: эта роль мн не противна. У меня также есть честолюбіе, я не имю никакой причины отказываться отъ брака съ графомъ Планэ. Тотъ или другой, не все ли равно? Вс ваши придворныя маріонетки похожи другъ на друга, но я хочу дйствовать, какъ хочу и когда хочу, поэтому оставимъ эти безполезные и тяжелые во всхъ отношеніяхъ споры, они только могутъ уменьшить наше взаимное уваженіе.

Она говорила твердымъ тономъ. Подъ ея двственной наружностью видна была желзная воля.

Маркизъ отступилъ, укрощенный, такъ какъ, въ сущности, онъ былъ трусъ.

— По крайней мр, прошепталъ онъ, назначьте срокъ. Умоляю васъ. Ваша будущность зависитъ отъ этого.

И, помолчавъ немного, прибавилъ:

— И моя также.

— Вотъ такъ-то лучше, сказала Діана. Ну, такъ я вамъ скажу, что дамъ отвтъ чрезъ мсяцъ.

— Чрезъ мсяцъ? Вы даете слово?

— Да, даю.

Д’Эрво просіялъ.

Человкъ, не знавшій, что такое значитъ держать слово, врилъ слову своей дочери.

Мсяцъ — и тогда онъ будетъ имть право просить дипломатическій постъ… при пап, а это было мечтой всей его жизни.

— Благодарю! благодарю!… вскричалъ онъ, и, схвативъ руку дочери, поцловалъ ее, затмъ почтительно удалился.

Діана осталась одна.

Нсколько мгновеній она стояла посреди комнаты, не двигаясь. Но какъ измнилось ея лицо! Вс черты его исказились, какъ будто загрубли. Глаза сверкали стальнымъ блескомъ, губы крпко сжались.

Затмъ она опустилась на диванъ, подняла руки ко лбу и прошептала:

— Да, эта свадьба — спасенье!… Это блестящая будущность, но… Могу ли я о ней думать? О! я безумная! и я одна, одна!.. Кто же избавитъ меня отъ прошлаго?

Тогда чья-то рука слегка дотронулась до плеча молодой двушки и тихій голосъ отвчалъ:

— Я васъ избавлю.

ГЛАВА V.
Золотая монета.

Діана повернулась, но не быстро, какъ какая нибудь горничная, врящая въ привиднія, а медленно, какъ женщина, владющая собою, готовая на все.

Она увидала стоявшаго предъ нею сильнаго, коренастаго мужчину, съ лицомъ, заросшимъ волосами, въ круглой шапк на голов, глядвшаго на нее черными, глубокими глазами, рзкій блескъ которыхъ смягчался какимъ-то непреодолимымъ волненіемъ.

Онъ дотронулся до нея, затмъ быстро отдернулъ руку, точно совершивъ святотатство и, устремивъ глаза на Діану, опустилъ плечи, какъ бы готовясь встать на колни.

Гордая своей смлостью, Діана встала, слегка стряхнула платье въ томъ мст, гд къ нему прикоснулись пальцы незнакомца, т. е. человка, котораго мы уже видли на берегу Марны, и твердыми шагами пошла къ камину.

Тутъ она протянула руку, чтобъ позвонить. Она, не сказала ни слова, не унизилась до вопроса, а прямо ршилась.

Незнакомецъ вздрогнулъ и сказалъ:

— Ради Бога! не звоните! не выгоняйте меня!… Вамъ нуженъ врный слуга, рабъ, и я буду этимъ слугою, я буду этимъ рабомъ, этой собакой.

И онъ дйствительно опустился на колни.

Она съ любопытствомъ глядла на него и не звонила, но все еще не говорила ни слова, тогда какъ онъ продолжалъ:

— Вы меня не узнаете или, лучше сказать, не можете узнать. Вы никогда даже не глядли на меня и, кром того, вы были такъ малы.

Онъ говорилъ такимъ кроткимъ, почти нжнымъ тономъ, его голосъ звучалъ глубокимъ горемъ, а между тмъ онъ былъ золъ, такъ какъ еще недавно убилъ бднаго Брако.

Она сдлала къ нему нсколько шаговъ и, взявъ его за подбородокъ, внимательно поглядла на него.

— Лазарь! сказала, она наконецъ.

Онъ опустилъ голову и прошепталъ:

— Да, Лазарь.

— Лазарь — кучеръ, не такъ ли? презрительно продолжала она.

— Да, Лазарь — лакей, конюхъ…

— Человкъ, котораго мой отецъ выгналъ десять лтъ тому назадъ?

— Да, выгналъ, но это все равно, такъ какъ вы меня узнали. О! если бы вы только знали…

Онъ замолчалъ, а она, не боясь ничего теперь, когда узнала этого человка, насмшливо сказала:

— Оставьте же вашу умоляющую позу. Безъ сомннія, вы хотите, чтобъ вашу вину забыли. Вы пришли просить прощенья?.. Это не мое дло, обратитесь къ маркизу, моему отцу.

— Мн, обратиться къ этому человку!.. вскричалъ Лазарь.

Затмъ онъ прибавилъ уже тише:

— Десять лтъ тому назадъ маркизъ, вашъ отецъ, выгналъ меня. Онъ никогда не видалъ меня съ тхъ поръ. Я никогда не заговорю съ нимъ… по крайней мр, умоляющимъ тономъ…

— Довольно, перебила Діана. Если вы хотите что нибудь сказать мн, говорите скоре. Я уже слишкомъ долго слушала васъ, я не имю обыкновенія давать аудіенціи ворамъ.

— Ворамъ… не говорите этого! это ложь. И такъ, маркизъ сказалъ это. Хорошо же, маркизъ д’Эрво!.. хотя вы и маркизъ, но я Лазарь — кучеръ, говорю, что вы солгали.

— О, это ужъ слишкомъ! Ступайте вонъ.

— Нтъ, умоляю васъ, выслушайте меня. Вы должны убдиться, что это ложь! Сказать, что я воръ!.. О, разбойникъ!

Не смотря на свою гордость, Діана испытывала странное впечатлніе. Она была въ сильномъ возбужденіи. Кром того, она ненавидла отца. Ей нравилось слышать, какъ его оскорбляютъ.

Лазарь продолжалъ:

— Да, вы должны узнать истину. Вы, въ особенности!. Не помните ли вы, что, десять лтъ тому назадъ человкъ, котораго вы зовете отцемъ, хотлъ заставить васъ принять участіе въ театральномъ представленіи?

— Да, помню, прошептала Діана.

— Вы отказались! Я не знаю почему. Между прислугой говорили, что вы должны были представлять какую-то фантастическую личность, кажется купидона, и онъ васъ хотлъ заставить надть неприличный костюмъ.

— Да, да!..

— Тогда, какъ вы продолжали отказываться, отецъ хотлъ заставить васъ и въ припадк гнва схватилъ васъ за руку и крпко сжалъ….

— Какъ, вы это знаете? вскричала Діана, я была одна съ отцемъ.

— Какъ? прошепталъ Лазарь, случайно. Допустимъ, что это было случайно, но я видлъ, какъ вы поблднли, какъ вы вскрикнули отъ боли. Тогда я всталъ у двери, чрезъ которую долженъ былъ пройти вашъ отецъ, и, какъ только онъ появился, я прямо пошелъ къ нему… я — лакей… и…

— И что же?

— Я далъ маркизу пощечину! Тогда онъ выгналъ меня и осмлился сказать, что я воръ. Повторяю, онъ солгалъ.

Діана внимательно глядла на Лазаря. Этотъ человкъ удивлялъ и интересовалъ ее въ одно и тоже время.

Діана была страннымъ продуктомъ цивилизаціи имперіи — ей нравилось все необыкновенное, все эксцентричное имло для нея особенную привлекательность. Этотъ лакей, давшій пощечину маркизу д’Эрво, Меркурію императора, казался ей интереснымъ существомъ. Она слушала его и почти удивлялась ему. Можетъ быть, она не совсмъ ему врила, но даже смлость этой лжи нравилась ей, такъ какъ надо было имть не мало смлости, чтобъ только сказать, что осмлился поднять руку на маркиза.

Лазарь, между тмъ, продолжалъ:

— Поврьте мн, мадемуазель Діана, я говорю правду. Я сказалъ вамъ это не для того, чтобы вы за меня заступились. О! нтъ, я не сожалю о томъ, что сдлалъ. Если бы пришлось, я снова сдлалъ бы это, но я хочу, чтобъ вы не считали меня воромъ.

— Не все ли равно? сказала Діана, къ которой снова возвратилось ея хладнокровіе. Для меня это безразлично, но вамъ остается объяснить, зачмъ вы пришли сюда, почему вы осмлились явиться ко мн?

— Почему? повторилъ Лазарь, умоляю васъ, мадемуазель, врьте мн нсколько минутъ.

— Что вы хотите сказать?

— Что мн нужно говорить съ вами, и при томъ такъ, чтобъ никто насъ не слышалъ, затворите дверь, чтобъ насъ не застали въ расплохъ.

— Я отказываюсь, отвчала Діана, если вы хотите просить меня о чемъ нибудь, говорите, мн все равно, пусть другіе насъ слушаютъ.

Онсдлаль нетерпливое движеніе, но сейчасъ же поправился.

— Вы думаете, что мои слова не касаются васъ? Я долженъ доказать вамъ, что заслуживаю ваше довріе. Разв ваша мать… умирая… не сказала вамъ ничего?

— Мн, право, кажется, что вы сошли съ ума.

— Разв ваша мать, умирая, не дала вамъ половину сломанной пополамъ вещички, говоря вамъ, что если когда нибудь, въ минуту опасности, къ вамъ явится человкъ съ другой половиной этой вещички, то вы должны врить ему?

Діана вздрогнула.

Этотъ человкъ говоритъ правду. Конечно, прекрасная маркиза д’Эрво, вполн занятая своей красотой, не выказывала особеннаго участія къ дочери, у нея было слишкомъ много заботъ съ корсетами, плечами и размалевкой своей физіономіи, но предъ смертью она призвала Діану. Она долго глядла на нее, какъ будто видла ее въ первый разъ, затмъ сказала:

— Дитя мое, я не знаю, что ожидаетъ тебя въ будущемъ, но я предвижу огорченія и опасности. Слушай же. Въ минуту крайней опасности, если теб будутъ угрожать какіе нибудь враги, я полагаю, что у тебя явится защитникъ. Доврься ему.

Вмст съ этимъ она передала ей вещь, по которой узнать этого спасителя.

Лазарь вынулъ съ груди половину монеты, которую подалъ Діан.

Она быстро схватила ее, поднесла къ ламп, чтобъ лучше разсмотрть. Затмъ подбжала къ маленькому бюро, которое поспшно открыла, перевернула лежавшія тамъ бумаги и, когда нашла бывшую у нея половину золотой монеты, то увидала, что об части сходятся.

И такъ, человкъ, о которомъ ей говорили, который долженъ былъ явиться въ минуту страшной опасности, былъ Лазарь, кучеръ, который ударилъ маркиза д’Эрво, потому что онъ билъ свою дочь.

Какія тайныя узы соединяли ее съ этимъ человкомъ?

Діана ршительно подошла къ дверямъ, заперла ихъ на ключъ, затмъ вернулась обратно и сказала:

— Говорите. Я васъ слушаю.

ГЛАВА VI.
Лазарь.

Во все продолженіе сцены, описанной нами въ предыдущей глав, Лазарь ни на мгновеніе не спускалъ глазъ съ Діаны. Можно было подумать, что онъ ожидаетъ взрыва совсмъ другаго чувства, чмъ то, которое выражалось ея словами, но, когда молодая двушка просто сказала ему ‘говорите’, онъ вздрогнулъ.

Тнь мелькнула на его лиц, на мгновеніе освщенномъ надеждою, и, подавивъ вздохъ, бывшій кучеръ почтительно сказалъ:

— Теперь вы убдились, что я васъ не обманываю. Вслдствіе извстныхъ вамъ обстоятельствъ, вы имете во мн врнаго раба, настолько преданнаго вамъ, что изъ-за малйшаго вашего каприза я готовъ пожертвовать жизнью…

— Въ самомъ дл? перебила Діана.

Съ той минуты, какъ она увидала въ его рукахъ обломокъ монеты, множество мыслей толпилось у нея въ голов. Это была смсь любопытства и боязни узнать.

— И такъ, продолжала она, посл нкотораго молчанія, вы не можете сказать мн, чему я обязана этой, по меньшей мр, странной преданностью?

Лазарь, казалось, колебался, затмъ отвчалъ:

— Маркиза всегда была ко мн очень расположена… Я двадцать лтъ служилъ ей, она поручила мн заботиться о васъ, я держу данное слово, вотъ и все.

Онъ сказалъ все это залпомъ, какъ выученный урокъ.

— Дальше, равнодушно сказала Діана, отвчайте на другой вопросъ: отчего вы пришли сегодня?

— Потому что вы подвергаетесь опасности.

— Кто сказалъ вамъ это?

— Никто, я это самъ знаю, но если бы я сомнвался, то слова, услышанныя мною сейчасъ, доказали бы мн, что я угадалъ. Вы несчастны. Васъ тяготитъ ваше прошлое.

Діана была очень блдна. Она колебалась между необъяснимымъ влеченіемъ, которое чувствовала къ этому человку, и страхомъ выдать свою тайну чужому.

— Мои слова ничего не значутъ! вдругъ вскричала она, вы ошибаетесь.

— То есть, вы хотите сказать, что не нуждаетесь во мн?

— Я этого не говорила.

— Въ такомъ случа, почему же вы стараетесь обмануть меня? Да, повторяю вамъ, вы подвергаетесь опасности. Какъ это произошло, какимъ образомъ могли вы дйствовать, не будучи мною остановлены, когда я наблюдалъ за вами и думалъ, что не теряю васъ изъ глазъ ни на минуту, этого я не знаю, но я убжденъ, что исправлю мою глупость.

— Теперь вы хотите сказать, что вы шпіоните за мною.

— О! оскорбляйте меня, сколько угодно, называйте, чмъ хотите, — я готовъ на все, но я хочу васъ спасти.

— Спасти меня?.. отъ чего?

— Вы были бы откровенне, если бы спросили меня: отъ кого?

Діана съ гнвомъ разорвала кружевной платокъ, который держала въ рукахъ.

— Отъ кого? повторила она, знаете ли вы, что вы меня оскорбляете?

— Нтъ, такъ какъ нельзя оскорблять человка, за котораго готовъ умереть. Послушайте, гораздо лучше прямо идти къ цли.

Онъ вынулъ записку, спрятанную въ волосахъ и, развернувъ ее, подалъ, Діан.

Взглянувъ на записку, Діана вскрикнула:

— Какъ попало къ вамъ въ руки это письмо? Вы его украли!

— Да отвчалъ Лазарь.

— И вы знаете, кто его написалъ?

— Знаю.

— И знаете, что въ немъ написано?

— Да, я сейчасъ докажу вамъ это: ‘Обожаемая Діана, говорится въ записк. Вы, кажется поклялись заставить меня умереть отъ отчаянія? какъ, вы не отвчали на три мои письма. Вотъ уже дв недли какъ я жду васъ, а между тмъ, я знаю, что вы здоровы, такъ какъ, пробравшись въ замокъ, видлъ васъ вызжающей. А между тмъ, вы общали мн отправиться вмст со мною обнять нашу дорогую малютку. Я боюсь, что сойду съ ума. Отвчайте скоре, а то я не отвчаю за себя. Не забывайте, что мы связаны на вки и что никакая человческая сила не можетъ разорвать соединяющія насъ узы. Я надюсь и жду. Для меня пріятно даже горе, которое вы мн причиняете’. Все это подписано ‘Жакъ’ закончилъ Лазарь. Угодно вамъ, чтобъ я объяснилъ содержаніе этого письма?

— Да, прошептала Діана.

— Ну такъ слушайте же. Около полутора года тому назадъ вы встртились, я не знаю гд, съ молодымъ художникомъ, по имени Жакъ Дарневаль. Я не стараюсь понять, почему онъ вамъ понравился и какъ вы его полюбили. Такъ хотла судьба. И такъ, я пойду прямо къ цли. Я не имю права упрекать васъ. Посл смерти вашей матери, вашъ отецъ послалъ васъ сюда, гд вы жили одна около двухъ мсяцевъ. Скука и одиночество — дурные совтники. Жакъ Дарневаль поселился въ окрестностяхъ. Онъ сдлался вашимъ любовникомъ…

— А если я вамъ скажу, что вы лжете.

— Я напомню вамъ это письмо. Оно отвчаетъ на ваше опроверженіе… Вы любили этого человка, вы ему отдались и… три мсяца тому назадъ вы сдлались матерью.

— О! это неправда!

— Вы забыли слова письма: ‘вы мн общали вмст со мною обнять нашу малютку’? Вотъ что написалъ этотъ глупецъ, какъ будто письмо не могло попасть въ чужія руки. Съ его стороны, это измна, но я надюсь, что онъ дорого заплатитъ за нее.

— Но еще разъ повторяю вамъ, что…

— Говорю вамъ, что этотъ ребенокъ существуетъ. Я знаю, что онъ спрятанъ въ Нуази-ле-Гранъ. Скажите мн теперь, что я солгалъ.

Діана, не смотря на свою циничную смлость, казалось, была поражена прямо въ сердце. Крупныя капли пота выступили у нея на лбу и она молча глядла предъ собою, ничего не видя, кром своихъ мыслей.

Лазарь ближе подошелъ къ ней.

— И такъ, по неосторожности, по безумію, вы погубили себя, когда васъ ждала блестящая б удущность, но это бы ничего не значило, если бы вы любили этого человка, если бы вы сказали мн, что, противъ воли отца, не смотря ни на что, вы хотите сдлаться женою Дарневаля, я не сталъ бы спорить. Какимъ бы то ни было средствомъ, хотя бы преступленіемъ, я уничто жилъ бы препятствія… Да, я бы сдлалъ васъ счастливой!… Но, Діана, этотъ человкъ, котораго вы любили, теперь внушаетъ вамъ только ненависть, онъ для васъ только тяжелая цпь, которую вы стараетесь разорвать. Этотъ человкъ для васъ хуже врага. Отвчайте мн, правда ли это?

— Ну, что же, да, это правда! съ гнвомъ вскричала Діана. Я не знаю, кто вы и по какому праву вы со мной говорите, но я чувствую потребность высказаться. Да, я была безумна, я поддалась, сама не знаю какому-то болзненному возбужденію, которое погубило меня, но теперь то волненіе, которое я испытываю, для меня ужасное наказаніе.

Лазарь наклонился къ ней.

— Вы его ненавидите, не такъ ли?

— Ненавижу ли я его! даже больше, я чувствую къ нему презрніе и отвращеніе. Негодяй! какъ онъ обманулъ меня своимъ кроткимъ голосомъ, своими нжными словами… Онъ укралъ мою честь!.. Да, укралъ! такъ какъ разв онъ не долженъ былъ понимать, что хотя я и люблю его, но такая двушка, какъ я, въ сущности не должна любить такого человка, какъ онъ. Ко мн не прикоснулась та грязь, изъ которой онъ родился!… Да, у меня есть ребенокъ, но я проклинаю и ненавижу его!… А этотъ человкъ еще воображаетъ, что онъ иметъ надо мною права!… Онъ повсюду преслдуетъ меня. Но разв я его вещь? Разв я ему принадлежу?

— Почему вы не прогнали его?

— Почему, я и сама не знаю, или, лучше сказать, я признаюсь вамъ въ томъ, въ чемъ не признаюсь самой себ,— этотъ человкъ пугаетъ меня… И знаете ли почему. Потому что онъ одинъ изъ тхъ глупцовъ, которые гордятся названіемъ честнаго человка! Его любовь, такъ какъ онъ безумно любитъ меня, пугаетъ меня. Если выгнать его, онъ придетъ въ отчаяніе, онъ меня скомпрометируетъ и погубитъ.

— И помшаетъ вашему браку съ графомъ де-Планэ.

— Вы и это знаете?

— Повторяю вамъ, что я знаю все, но скажите мн откровенно, по совсти: дйствительно ли вы желаете этого брака?

Діана немного подумала, затмъ сказала:

— Да, хочу.

— Знаете ли вы, кто такой этотъ графъ де-Планэ?

— Конечно, знаю.

— Человкъ безъ вры, безъ чести, почти разоренный.

— Не все ли мн равно! Мн нужно только его имя, которое откроетъ мн дверь въ жизнь. Онъ разоренъ, но зато я богата. Онъ безчестенъ, тмъ лучше. Вдь я не ищу въ брак любви,— нтъ, мн нужна только свобода и главное — право дйствовать, какъ я желаю. О! если бы вы знали мои мечты!… Разв не все возможно? Разв испанка не взошла на Французскій тронъ?… Вы этого не можете понять, продолжала она, видя испугъ Лазаря, такъ какъ ваши желанія вращаются въ кругу дозволенныхъ наслажденій. Я же знаю мои силы, знаю, что если захочу, то могу подняться такъ высоко, что вс будутъ, какъ рабы, ползать у моихъ ногъ!… Да, я хочу быть графиней де-Планэ и, поднявшись на эту первую ступень, не остановлюсь на ней!… Но этотъ человкъ меня погубитъ…

— Хотите, чтобъ онъ умеръ?

Лазарь сказалъ это совершенно спокойно. Онъ предложилъ совершить убійство безъ хвастовства, но и безъ слабости. Видно было, что этотъ человкъ по одному знаку готовъ убить.

Діана пристально поглядла ему въ лицо.

— И такъ, тихо прошептала она, вы преданы мн до…

— Да, отвчалъ Лазарь.

Наступило продолжительное молчаніе.

Діана думала.

Можетъ быть, въ ея душ зашевелились остатки состраданія къ тому, кого она любила.

— Лазарь, сказала она, нельзя требовать безграничной преданности, не зная, по какому праву предлагаютъ вамъ эту преданность.

— Что вы хотите сказать?

— Вы говорите, что заботитесь обо мн, что готовы защищать меня, даже насильственными средствами, но кто поручится мн, что въ одинъ прекрасный день, утомившись преданностью, вы не выдадите меня?

— Я…

— Кто докажетъ мн, что, увлеченный этой преданностью до поступковъ, наказуемыхъ закономъ, вы не отступите предъ наказаніемъ или, можетъ быть, захотите увлечь съ собою ту, которая толкнула васъ на погибель?

— Ради Бога! молчите! Ни слова боле!

— Напротивъ того, я буду говорить. Да, я боюсь васъ. Я вамъ не врю… потому что не знаю, кто вы и почему берете на себя право защищать меня.

Теперь Лазарь, въ свою очередь, страшно поблднлъ, и волненіе, которое онъ испытывалъ, было такъ сильно, что онъ шатался, готовый упасть.

— Говорите, продолжала Діана, не то…

— Не то?…

— Не то, я позову людей и прикажу выгнать васъ.

— Вы способны сдлать это?

— Почему же нтъ? Разв я васъ знаю? Я даже не знаю, какъ вы попали сюда. Что же, будете ли вы говорить?

— Не могу… простоналъ несчастный, такъ какъ, если, выслушавъ меня, вы меня прогоните, это будетъ непоправимо… потому что чрезъ часъ я умру.

— Все равно., я не доврю своей судьбы человку, мн неизвстному. Ршайтесь, не то будетъ поздно.

Говоря это, Діана взялась рукою за звонокъ.

Лазарь бросился къ ней и съ волненіемъ скоре прохриплъ, чмъ проговорилъ:

— Нтъ, не звони! не зови!.. Не выгоняй меня!

— Еще разъ повторяю: кто же вы?

— Неужели ты не угадала?.. Къ чему ты заставляешь меня произнести признаніе, которое жжетъ мн губы?..

— Кто вы такой?

— Неужели ты не поняла, почему я ненавидлъ, почему я ударилъ маркиза д’Эрво?

— Въ послдній разъ: говорите, кто вы?

— Ну, хорошо. Не звони, Діана. Я… я — твой отецъ.

На губахъ молодой двушки появилась странная улыбка.

Конечно, она уже давно угадала, въ чемъ дло, но ей хотлось добиться прямаго признанія.

Лазарь упалъ на колни, опустивъ голову, и не осмливался поднять ее.

— И такъ, сказала она, вы — кучеръ, были любовникомъ моей матери?

Она сказала это, не красня, безъ отвращенія. Казалось, что ей нравилось оскорблять покойную.

Лазарь молча кивнулъ головой.

— Это правда?

— Я могу доказать вамъ это.

— И я ваша дочь?

— У маркиза никогда не было дтей, и въ то время, когда вы родились, онъ путешествовалъ. Это было во время царствованія Луи-Филиппа.

— Значитъ, онъ знаетъ, что онъ мн не отецъ?

— Онъ никогда не сказалъ ни слова, которое доказывало бы это, но онъ васъ ненавидитъ.

— Разскажите мн все. Я хочу знать. Безъ сомннія, маркиза д’Эрво была жертвою насилія?

Лазарь вздрогнулъ.

— О! нтъ, не говорите этого, я вамъ все разскажу. Это было однажды ночью. Я отвезъ ее на балъ. Она была такъ хороша, я же обожалъ ее. Но обожалъ такъ, какъ можно обожать недосягаемую звзду. Я не знаю, что такое случилось на бал, она возвратилась въ экипаж одна. Я сейчасъ же увидалъ, что она разсержена. Мы возвратились въ отель… Но, не настаивай, я не могу разсказывать дальше!..

— Повторяю вамъ, что я хочу все знать, иначе я вамъ не поврю.

— Что жъ! тмъ хуже. Вы узнаете все… Въ ту минуту, какъ маркиза выходила изъ экипажа, опираясь на руку вызднаго лакея, она повернулась ко мн и сказала: ‘Лазарь, проводите меня, мн нужно съ вами говорить’. Я вздрогнулъ, думая, что меня выгонятъ. Съ волненіемъ вошелъ я къ ней въ комнату… Съ тхъ поръ прошло двадцать лтъ и мн теперь уже пятьдесятъ, но тогда горе еще не согнуло мою спину, не покрыло морщинами мое лицо. Что она мн сказала, я не знаю и не помню, впрочемъ, нтъ, я помню, какъ она прошептала: ‘Любовь за любовь. Я предпочитаю любовь животную’… Мн слдовало бы бжать, я долженъ былъ бы отступить предъ этимъ признаніемъ, сводившимъ меня на самую низшую ступень… но я остался.

Закрывъ лицо руками, Лазарь рыдалъ.

— О! если бы вы знали, Діана, какія ужасныя муки я перенесъ!.. Это ужасное признаніе мучило меня всегда. Разв эта женщина принадлежала мн?— Нтъ, я для нея былъ хуже собаки, я былъ животнымъ… А между тмъ, чего я ни длалъ. Я былъ невжда, я захотлъ все знать и узналъ все. Изъ безсознательнаго, грубаго существа, изъ животнаго любовь сдлала меня человкомъ, понимавшимъ страданія, униженіе и позоръ!.. О! я страшно страдалъ!.. Я былъ игрушкой, которую она топтала ногами! Но я любилъ и не имлъ мужества ни убить ее, ни убить себя! Затмъ родились вы. Тогда я съ дикой радостью переносилъ все. Для меня было достаточно, что я васъ видлъ. Но — ужасная вещь. Васъ научили ненавидть меня!.. Вотъ какова была моя жизнь въ продолженіе десяти лтъ. Однажды маркизъ ударилъ васъ, я наказалъ его, а онъ меня выгналъ. Теперь Діана, когда вы знаете, говорите, поврите ли вы мн, когда я скажу, что готовъ умереть для васъ?

Онъ сказалъ это шепотомъ, какъ будто боясь звуковъ своего собственнаго голоса.

Діана, съ улыбкой на губахъ, слушала унизительный разсказъ о своей родной матери.,

— Клянетесь ли вы, сказала она, когда онъ замолчалъ, клянетесь ли вы сохранить эту тайну навсегда, не открывать ее даже въ минуту смерти?

— О! да, клянусь! Разв она не терзаетъ мн сердце двадцать лтъ?

Въ эту минуту въ перегородку библіотеки послышались три удара, заставившіе вздрогнуть молодую двушку.

— Что это такое? спросилъ Лазарь.

Діана пожала плечами.

— Я имла глупость дать Жаку ключъ отъ парка, во всей вроятности, ему удалось пройти паркъ незамченнымъ и онъ даетъ мн знать о своемъ присутствіи.

— Не ходите, сказалъ Лазарь, вынимая съ груди длинный ножъ.

— Нтъ, нтъ, возразила Діана. Я его увижу, это необходимо.

— Берегитесь! не компрометируйте себя.

— Не бойтесь ничего. Ждите меня здсь. Когда же я провожу этого человка, я скажу вамъ, чего хочу, и вы исполните мою просьбу?

— Да, чтобы вы ни приказали.

Она наклонилась и прижала свою руку къ губамъ несчастнаго.

Она понимала, что полезно заплатить за такую преданность.

Лазарь вздрогнулъ, какъ отъ удара электричества. Но когда онъ поднялъ голову, молодая двушка уже исчезла и онъ слышалъ только звукъ затворявшейся двери.

— Да, я буду теб повиноваться, прошепталъ онъ, я хочу, чтобъ ты, во что бы то ни стало, была счастлива, чтобъ ты могла осуществить вс твои мечты!

ГЛАВА VII.
Исторія глупца.

Жакъ Дарневаль, такъ какъ мы узнали имя хозяина Брако, бросился, какъ сумасшедшій, къ вилл д’Эрво.

Всякій, кто любилъ, знаетъ волненіе, близкое къ безумію, которое охватываетъ человка, узнавшаго, что опасность угрожаетъ любимому существу.

Жакъ Дарневаль былъ добрый и славный малый.

Мы постараемся, какъ можно короче, разсказать его исторію. Къ тому же, наша задача будетъ облегчена однимъ обстоятельствомъ.

Жакъ вступилъ въ жизнь среди таинственныхъ событій, которыя рано заставили его задумываться, и онъ взялъ привычку, къ несчастію, слишкомъ рдкую, вести дневникъ съ двадцати лтъ. Въ этотъ дневникъ онъ записывалъ большія и маленькія событія своей жизни.

Эти записки, послужившія основаніемъ нашего разсказа, были начаты съ наивностью юной и страстной души, но впослдствіи, каждая ихъ строка дышала отчаяніемъ и гнвомъ.

Эти записки были переданы намъ послднимъ другомъ ихъ автора, человкомъ, который поддерживалъ несчастнаго Жака въ его несчастіяхъ и помогалъ ему въ исполненіи задачи, которую онъ долженъ былъ наложить на себя, вслдствіе событій, которыя мы разскажемъ.

Вслдствіе вышесказаннаго, намъ много разъ придется брать изъ этого дневника цлыя страницы, которыя казались бы почти выдуманными, если бы у насъ не было избытка въ доказательствахъ ихъ справедливости.

И такъ, предоставимъ говорить самому Жаку.

‘Май 185…

‘Сегодня мн двадцать лтъ и я продалъ мою первую картину, очень маленькое произведеніе, и за маленькую цну. Но никогда пятьдесятъ Франковъ не доставляли мн такого удовольствія, такъ какъ для меня они представляли первыя деньги, заработанныя трудомъ, посл пятилтняго періода трудовъ и разочарованій. Эти три золотыя монеты представляли для меня вознагражденіе за прошлое и надежду на будущее. Я хотлъ бы крикнуть вслухъ: ‘Я самъ зарабатываю себ средства къ жизни, потому что у меня въ карман заработанныя моимъ трудомъ деньги!’ Предо мной вышелъ изъ англійскаго кафе кутила, который, можетъ быть, истратилъ сумму въ четверо большую, чмъ мой заработокъ, но я съ презрніемъ поглядлъ на него и гордо отправился въ свою кухмистерскую.

‘Я не хожу въ англійское кафе. Я знаю цну трудовой копйки.

‘Недлю спустя,

‘Я эгоистъ и чистосердечно обвиняю себя.

‘Когда въ первый разъ я открылъ тетрадь, которую закроетъ окончательно только смерть, я обязанъ былъ на первой же страниц вписать дорогое и уважаемое — имя, имя отца.

‘Гд мой отецъ? Отчего я столько лтъ не видалъ его? Неужели мн никогда не будетъ дано счастіе снова обнять его? услышать изъ его устъ разсказъ о катастроф, которая была ужасна и которой я не знаю ужасне, потому что она разлучила насъ? Неужели я никогда не раскрою тайны, окружающей его исчезновеніе?

‘Какъ это странно. Я разспрашивалъ повсюду, но мн не удалось ничего узнать. А моя мать? Ухала ли она вмст съ нимъ?

‘Когда я думаю обо всемъ этомъ, я невольно чувствую ужасъ, что дтство такъ беззаботно и забывчиво, что его воспоминанія не могутъ доставить взрослому человку никакого указанія. Увы! человкъ живетъ, не глядя вокругъ, не видя ничего, какъ морякъ, который закрываетъ глаза, уносимый теченіемъ.

‘Говорятъ, что, съ годами, дтскія воспоминанія вдругъ становятся ясне, выступаютъ изъ тумана, какъ ясныя картины. Постараюсь, можетъ быть, и найдутся въ моемъ мозгу боле опредленныя черты.

‘Возвращаясь назадъ, я прежде всего припоминаю красоту моей матери. Но мн трудно вспомнить, улыбалась она мн или нтъ. Въ моей дтской голов і составлялъ себ химеры. Мн казалось, что она меня не любитъ. Былъ ли я несправедливъ къ ней? несправедливъ ли я теперь? Этого я не знаю и до сихъ поръ. Однако, много разъ, глядя на матерей, наблюдающихъ за играми своихъ дтей, я видлъ на ихъ лицахъ выраженіе божественной доброты, котораго не видалъ на лиц моей матери.

‘Она оставила во мн воспоминаніе богатства и блеска. Рамка, окружавшая ее, казалась мн блестящей, домъ роскошнымъ. Я былъ окруженъ слугами. За мною ходила старая, ворчливая гувернантка.

‘Мн кажется, что это было не въ Париж, такъ какъ, продолжая припоминать предметы, я вижу лсь,большую рку, обширныя комнаты, какъ комнаты замка.

‘Но надъ всми моими воспоминаніями носится кроткое, печальное лицо отца. Онъ меня любилъ, это я знаю и чувствую.

‘Сколько я помню, мн въ то время было пять или шесть лтъ. Я почти всегда былъ одинъ съ гувернанткой, которая только умла разсказывать страшныя исторіи о вампирахъ, которыя нисколько не забавляли, а лишь пугали меня. Ко мн много разъ на недл являлся человкъ высокаго роста, одтый въ черное, съ добрымъ лицомъ. Онъ бралъ меня за руку и говорилъ: ‘Пойдемъ со мною’, и мы отправлялись гулять. Отецъ всегда говорилъ со мною нжно, но серьезно. Онъ старался научить меня всему, говорилъ такъ, чтобы я могъ понять его. Будучи очень высокъ ростомъ, онъ наклонялся ко мн, чтобы я могъ лучше слышать его.

‘Иногда, когда я сердился и капризничалъ, онъ бралъ меня на руки, _j поднималъ съ земли и, наклонившись къ уху, говорилъ:

‘— Будь добръ, Жакъ, будь добръ.

‘Мн и теперь кажется, что я еще слышу этотъ голосъ, повторяющій эти же слова. Да, я буду добръ, я этого хочу.

‘Мать я видлъ очень рдко.

‘Я уже сказалъ, что она была очень хороша. Можетъ быть, я былъ плохимъ судьей красоты, но она въ особенности была всегда хорошо одта. У нея были старинныя браслеты, шелковыя платья, шелестъ которыхъ — странная вещь!— производилъ на меня непріятное впечатлніе.

‘Я уже сказалъ, что не зналъ, каково было положеніе отца. Однако, мн кажется, что онъ былъ чмъ-то въ род управляющаго въ очень богатомъ помсть, но въ немъ я никогда никого не видалъ, только разъ или два въ годъ, домъ, паркъ и окрестный лсъ наполнялись шумнымъ весельемъ. Это была охота, пріемы. Сидя у себя въ комнат, прижавшись лицомъ къ стекламъ, я глядлъ на изящныхъ всадниковъ и богато одтыхъ дамъ, среди которыхъ я видлъ мою мать. Отецъ, всегда печальный, оставался одинъ. Онъ приходилъ за мною и уводилъ меня въ противоположномъ направленіи.

‘Есть одна маленькая сцена, которой я никогда не могъ понять, но которая меня сильно поразила.

‘Однажды, когда я былъ одинъ съ гувернанткой, мать, одтая роскошне обыкновеннаго, вдругъ во, шла къ намъ. Такъ какъ я бросился къ ней на встрчу…она оттолкнула меня, затмъ сказала гувернантк:

,— Помогите мн скоре! Я не хочу, чтобъ онъ, это видлъ…

‘Онъ? О комъ говорила она? Въ тоже время она, вынимала брилліанты изъ ушей, срывала съ рукъ, браслеты, а старуха бросала все это въ ящикъ.

‘Чрезъ мгновеніе вошелъ отецъ и холодно взглянулъ на мать, не сказавъ ни слова, затмъ взялъ, меня за руку и мы вышли.

‘Когда мы вышли въ поле, я увидалъ, что онъ плачетъ. Я безсознательно, почти не понимая, что говорю, повторялъ ему т слова, которыя онъ такъ часто мн говорилъ.

,— Будь добръ, отецъ, будь добръ.

‘Онъ поглядлъ на меня, затмъ, какъ бы невольно, съ его губъ сорвалось:

‘— Есть доброта, которая граничитъ съ подлостью!:

‘Что значило все это? Имю ли я право стараться понять?

‘Каждое утро, въ сопровожденіи гувернантки, я ходилъ здороваться съ матерью и всегда находилъ ее въ будуар, смежномъ съ ея спальной. Она всегда была богато одта. Я шелъ къ ней, протянувъ руки’ она останавливала меня рукою и я чувствовалъ на лбу холодный поцлуй, тогда какъ она говорила мн:

‘— Теперь поди играть.

‘Но странне всего то, что я никогда не могъ узнать, гд находился этотъ домъ, паркъ, лса. Я принималъ такъ мало участія во вншней жизни, что весь мой горизонтъ ограничивался моей комнатой, и тми мстами, куда водилъ меня отецъ.

‘Сколько мн было лтъ, когда случилась катастрофа, разлучившая насъ? Семь или восемь. Очевидно, что съ тхъ поръ тайну нарочно увеличили вокругъ меня. Я ничего не понималъ и ничего не могъ понять.

‘Что же такое случилось?

‘Вотъ случай, такъ неожиданно положившій конецъ первому періоду моего существованія:

‘Однажды утромъ, только что стало разсвтать, какой-то господинъ, котораго я не зналъ, но о которомъ впослдствіи узналъ, что его зовутъ Бонвиль и что онъ старый другъ моего отца, вошелъ ко мн въ комнату и отрывистымъ голосомъ приказалъ гувернантк поднять меня и одть. Онъ прибавилъ, что ждетъ меня, чтобъ отвести гулять.

‘Конечно, это было необычайное событіе.

‘Въ ту минуту я былъ только пріятно пораженъ, такъ какъ любилъ чистый воздухъ и свободу.

‘Моя гувернантка казалась испуганной.

‘— Но, сударь, говорила она, еще рано. Ребенокъ долженъ еще спать. Онъ можетъ захворать.

‘— Длайте то, что я приказываю, это необходимо, отвчалъ Бонвиль.

‘Онъ самъ казался сильно взволнованнымъ.

‘Я помню, что это было зимой. Было очень холодно, а между тмъ, у него на лбу были видны капли пота.

‘Гувернантка, которая все-таки, можетъ быть, была добрая женщина, плакала, одвая меня, такъ какъ Бонвиль сказалъ ей на ухо нсколько словъ, она вздрогнула и поблднла, шепча:

‘— Бдное дитя! Бдное дитя!

‘— Чрезъ нсколько минутъ я уходилъ изъ комнаты съ Бонвилемъ. Проходя по корридору, я слышалъ громкіе голоса. Я чувствовалъ несчастіе и прижимался къ своему спутнику.

‘— Отецъ мой, гд отецъ? спрашивалъ я его.

‘Онъ не отвчалъ, а только ускорилъ шаги. Мы вышли на дворъ. Тамъ была цлая толпа народу. Когда я появился, послышался ропотъ, который показался мн угрожающимъ. Что могъ я имъ сдлать? Бонвиль взялъ меня на руки и понесъ, вызывающимъ взглядомъ глядя на окружающихъ. Толпа предъ нимъ разступалась, вс замолчали и мы прошли.

‘Мы сли въ экипажъ и онъ быстро покатился. Мы пріхали на станцію и вошли въ вагонъ. Вечеромъ мы пріхали въ морской портъ. Я былъ измученъ усталостью, но мы прямо пересли на большой корабль, движеніе котораго заставило меня очень страдать.

‘Мы отправились въ Англію. Тамъ Бонвиль передалъ меня протестантскому пастору, въ маленькомъ городк, недалеко отъ Манчестра, и съ тхъ поръ я его не видалъ. Пасторъ сказалъ мн, что онъ умеръ. Когда я спрашивалъ о моемъ отц, о прошломъ, пасторъ отвчалъ, что онъ ничего не знаетъ.

‘Увы! дти страшно беззаботны. Сколько имъ надо времени, чтобы забыть тхъ, кого они даже сильно любили! По прошествіи года, моя прежняя жизнь казалась мн покрытой какимъ-то туманомъ, изъ котораго время отъ времени, но очень рдко, выдлялось печальное лицо отца.

‘Для меня все было развлеченіемъ. Я учился хорошо и быстро. Я уже говорилъ только по-англійски. Кром того, мною уже начала овладвать артистическая страсть.

‘Я всегда любилъ рисованіе, котораго первые уроки получилъ отъ отца, во время нашихъ прогулокъ по полямъ. Одиночество и трудъ сдлали меня художникомъ.

‘Въ пятнадцать лтъ пасторъ заявилъ мн, что мое воспитаніе уже окончено, и я долженъ былъ отправиться въ Парижъ. Пасторъ объявилъ мн, что я буду предоставленъ самому себ и совтовалъ слдовать библейскимъ совтамъ, которые, какъ готовыя формулы, прикрываютъ только самую банальную мораль. Онъ далъ мн довольно большую сумму денегъ и я похалъ. Вотъ уже шесть лтъ, какъ я въ Париж.

‘Я трудился и боролся всегда одинъ. Въ настоящее время я испытываю болзненное желаніе видть отца.

‘Я отдалъ бы все, чтобъ увидть опять моего отца’!..

Приведенныя нами нсколько страницъ открыли прошлое Жака.

Теперь мы приведемъ только одинъ листокъ изъ его тетради.

Слдующія строки, написанныя три года спустя, были начерчены лихорадочной рукой:

‘Не сошелъ ли я съ ума? Я ли пишу это?

‘Какой переворотъ вдругъ произошелъ во мн? Я хотлъ бы спросить самого себя, но не знаю, что отвтить.

‘Но не буду молчать, къ чему не быть откровеннымъ съ самимъ собою!

‘Да, я буду имть мужество написать это слово! Я люблю!.. Люблю!.. Люблю всею душою! всмъ могуществомъ моей совсти… люблю на всю жизнь! Люблю! Люблю!..

‘О! какое счастіе написать эти нсколько буквъ, въ которыхъ заключается вся моя жизнь, вся моя будущность!..

‘Я самъ не знаю, какъ это случилось.

‘Я былъ на выставк артистическаго кружка. Тамъ я остановился предъ моей картиной ‘Клеопатра’. Многіе показывали на меня. У меня въ ушахъ звучалъ цлый хоръ похвалъ, мною восхищались, какъ талантливымъ художникомъ.

‘Я улыбался съ почти добродушнымъ видомъ, какъ вдругъ почувствовалъ какое-то сотрясеніе, поблднлъ и зашатался.

‘Она глядла на мое произведеніе, глядла на меня самого!

‘Я дрожалъ, какъ ребенокъ.

‘Это было только вчера и мн кажется, что я не жилъ до тхъ поръ. Да, я родился только подъ ея взглядомъ. Мои силы удесятерились. Я почувствовалъ себя настоящимъ человкомъ, геніальнымъ артистомъ.

‘Она говорила со мною. Что она мн сказала?

‘Нтъ, это были не слова, а какая-то чудная гармонія, поднимавшая меня съ земли!..

‘Гд найти слова, чтобъ выразить чувства, наполняющія мое сердце и волнующія мой мозгъ?.. Я хотлъ бы сказать, какъ она, хороша, но не могу, какого цвта у нея волосы, какіе глаза, этого я не знаю. Описывать ее — значитъ профанировать.

‘Среда.

‘Я снова видлъ ее. Я знаю ее имя. Ее зовутъ ‘Діана. Я не думаю, не работаю, не живу, я только ‘повторяю ‘Діана’ и счастливъ.

‘Воскресенье.

‘Кончено, я принадлежу ей, не осмливаясь мечтать, чтобъ она когда нибудь принадлежала мн.

‘Она знатна, богата… не все ли мн равно! Я отдался, не требуя ничего взамнъ. За одну ея улыбку я готовъ умереть. Разв моя жизнь принадлежитъ мн!’

Бдный глупецъ.

Вотъ каковъ былъ человкъ, о которомъ Діана д’Эрво сказала конюху своего отца:

— Я его ненавижу и презираю!..

ГЛАВА VIII.
Препятствіе.

Діана вошла.

Во Жакъ стоялъ, не ршаясь сдлать шага впередъ.

Она подошла къ нему и тихо сказала:

— Вы здсь, Жакъ? какая неосторожность!..

Она его не отталкивала, не гнала, не смотря на сдланную имъ неосторожность.

— Діана, прошепталъ онъ, опускаясь на колни, простите меня…

— Простить васъ? сказала Діана, но вдь если вы были неосторожны, то это только новое доказательство вашей любви.

Говоря это, она протянула руку, которую несчастный схватилъ съ безумной радостью и покрылъ поцлуями.

— Но, по крайней мр, продолжала она, уврены ли вы, что васъ никто не видалъ?

— О! не безпокойтесь! Для большей безопасности я нарочно перелзъ чрезъ стну, въ томъ мст, гд ея верхушка усяна гвоздями.

— Но вы ранены? вскричала Діана, увидавъ въ эту минуту, что его рука была окровавлена.

— Не все ли равно! Вы, по крайней мр, знаете теперь, что вамъ нечего бояться.

— Бдный другъ! сказала Діана, садясь и привлекая его къ себ на софу. Я не хочу, чтобъ вы рисковали вашей жизнью.

— Разв она не принадлежитъ вамъ?..

— Да, я знаю. Но къ чему это безуміе? Къ чему это нетерпніе видть меня?

— Къ чему? Но разв вы забыли, что вотъ уже дв недли, какъ я не имлъ этого счастія. Вдь я вамъ писалъ?.. Вы мн не отвчали. Я, въ свою очередь, спрашиваю васъ, почему?

Діана опустила голову, какъ бы подъ давленіемъ глубокаго горя.

— Почему? въ свою очередь, сказала она. О! явижу, вы ничего не знаете.

— Что вы хотите сказать? Вы молчите? О! Діана! Діана! знаете ли вы, что я силенъ и мужественъ… Вамъ угрожаетъ опасность. Я угадываю, я предчувствую это!.. Говорите же мн, не колеблясь… Скажите мн все и, клянусь вамъ, что я съумю васъ защитить.

— Да, да, я вамъ врю… Я знаю, что. вы добры и мужественны. Но, увы! другъ мой, есть такія опасности, противъ которыхъ вы безсильны… препятствія, которыхъ вы не можете уничтожить, не смотря на всю вашу энергію.

— О! Діана, не говорите такимъ образомъ, не сводите меня съ ума. Непобдимыхъ препятствій не существуетъ, когда человкъ любитъ чистосердечно, когда онъ готовъ всмъ пожертвовать, для той, которую любитъ!..

— Жакъ!..

— Да, вы сомнваетесь во мн, Діана, это дурно. Выслушайте меня и поймите хорошенько. Для меня ничего не существуетъ, кром любви къ вамъ. Моя страсть не изъ тхъ, на которыя время иметъ вліяніе Мы съ вами связаны навсегда… а вы говорите о препятствіяхъ. Скажите мн, каковы они, и я съумю ихъ уничтожить!..

Діана подняла голову, стараясь, чтобъ ея внутренній гнвъ не выражался во взгляд.

— Такъ что, медленно сказала она, если бы мы должны были разстаться…

— О! не говорите этого!.. Вы сведете меня съ ума!

— Дайте мн кончить. Если бы вдругъ, воля, сильне нашей, встала между нами?

— Діана!..

— Вы должны узнать все. Да, Жакъ, я видла отца, сказала ему, что я люблю и любима, и знаете ли вы, что онъ отвтилъ мн?

— О! я страшусь!..

— Онъ грубо сказалъ мн: ‘Я запрещаю вамъ думать объ этомъ человк. У меня есть другой планъ. Я хочу выдать васъ замужъ’.

— Онъ это сказалъ! вскричалъ Жакъ. Горе ему!

— Жакъ, серьезно сказала Діана, вы забываете, что говорите о моемъ отц.

— Это правда… Простите меня, прошепталъ несчастный, но это невозможно! Онъ будетъ тронутъ нашими мольбами. Онъ вамъ отецъ и долженъ васъ любить.

— Мой отецъ — человкъ надменный, онъ доказалъ мн это… Онъ не отступитъ ни предъ чмъ, чтобъ препятствовать неравному браку…

— Послушайте, мн кажется, что это невозможно. Башъ отецъ долженъ быть добръ. Но если бы даже теперь онъ дйствовалъ подъ вліяніемъ предразсудковъ, то, когда я поговорю съ нимъ…

— Не думайте длать этого… Это значило бы навсегда погубить насъ. Разв вы не знаете, что мой отецъ всемогущъ… что въ настоящее время человкъ немного значитъ для тхъ, въ чьихъ рукахъ власть. Жакъ, я должна была умолчать о вашемъ имени, такъ какъ, если бы я его произнесла, то погубила бы васъ!..

— Неужели вы думаете испугать меня? Какъ ни могущественны т, о комъ вы говорите, есть такія границы, которыхъ ихъ могущество не въ состояніи перейти.

Діана съ трудомъ удержалась отъ улыбки, она слишкомъ хорошо знала своихъ окружающихъ.

— Я удивляюсь, продолжалъ Жакъ, что вы могли поврить этимъ угрозамъ, мужайтесь, Діана. Я знаю, что вы меня любите и любите маленькое существо, которое обязано намъ жизнью, наступило время принять опредленное ршеніе. Вы не хотите, чтобъ я говорилъ съ вашимъ отцемъ. Можетъ быть, вы правы, но ваше дло просить его, хотя бы вамъ пришлось сказать правду.

— Такъ значитъ, сказала Діана, вы до такой степени любите меня, что можете допустить, чтобъ я обезчестила себя.

Она была блдна и почти не могла сдерживаться. Она желала бы, чтобъ Жакъ испугался и отступилъ предъ воображаемыми опасностями, чтобъ онъ заговорилъ объ отсрочк, и вдругъ сталкивалась съ непоколебимой волей.

Она невольно вспомнила о Лазар.

Она говорила себ, что Жакъ препятствіе, которое надо опрокинуть.

— О какомъ безчестіи говорите вы, Діана? вскричалъ Жакъ, поднимая голову. Мы были неосторожны, мы сдлали ошибку… по крайней мр, въ глазахъ свта. Но неужели самъ свтъ не проститъ тмъ, которые загладятъ эту ошибку. Вы моя жена предъ Богомъ и моей совстью, вы будете моей женой предъ лицомъ людей!… Вы сказали мн: ‘Сдлайтесь знаменитымъ и я буду вашей…’ какъ бы то ни было, можетъ быть, вслдствіе снисходительности моихъ судей, но я могъ исполнить ваше приказаніе, къ тому же, я почти богатъ… теперь какъ разъ время открыто заявить о нашей любви. Вы будете моей женой, Діана, и тогда кто осмлится бросить на васъ хоть тнь осужденія…

Діана чувствовала, что теряетъ терпніе, она сказала ужасное слово.

— На меня, пожалуй, никто… но дло другое человкъ, который женится на милліонахъ д`Эрво.

Жакъ отступилъ, чуть но лишившись чувствъ.

— Діана, прошепталъ онъ, вы ли это сказали!?…

— Нтъ, не я. Эти, оскорбившія васъ, слова будетъ говорить свтъ. Діан д’Эрво извинятъ вс совершенные ею проступки, но свтъ не проститъ Жакъ Дарневаля, который спекулировалъ неосторожностью милліонерши!…

Діана хотла бы, чтобъ онъ сталъ ее ненавидть, презирать, но чтобъ онъ только ушелъ навсегда. Это было мене опасно, чмъ обратиться къ Лазарю.

Но Жакъ, не подозрвая, чтобъ въ душ любимой женщины скрывалось столько низости, рыдалъ, какъ ребенокъ.

Онъ даже и не думалъ раздражаться на нее, онъ почти готовъ былъ обвинять себя. Къ тому же, все это казалось ему какимъ-то ужаснымъ кошмаромъ.

— Нтъ, этого я не боюсь, тихо прошепталъ онъ. Къ тому же, вы будете защищать меня, Діана. Поищемте вмст исхода. Вы говорите мн, что вашъ отецъ противится этому браку, считая его неравнымъ. Наши усилія должны быть направлены въ эту сторону. Благодаря моимъ связямъ, я также могу получить сильную протекцію. Очень возможно, что въ вашемъ кругу найдутся люди, которые будутъ держать мою сторону у вашего отца. Вы видите, я не теряю мужества, такъ какъ я васъ люблю и знаю, что ничто не можетъ и не должно разлучить насъ…

Діана слегка пожала плечами, но Жакъ ничего не замчалъ.

— И такъ, сказала она, вы ршились бороться.

— Конечно, и боле, чмъ когда либо. Къ тому же, повторяю, наша разлука невозможна, если только вы сами не выгоните меня…

Говоря это, онъ устремилъ на нее сверкающій взглядъ.

И подъ этимъ взглядомъ Діана испугалась.

Ей стоило сказать только слово, чтобъ навсегда подавить всякую надежду, но она испугалась и не ршалась его произнести.

— Кто же говоритъ объ этомъ, сказала она.

— О! я зналъ, что вы таже, моя возлюбленная Діана! И такъ, мы будемъ бороться вмст. Я понимаю, что нужно быть осторожнымъ, но я чувствую, что вс ваши опасенія преувеличены, къ тому же, Діана, это невозможно, чтобъ ты не стала моею’ женою.

Онъ приблизился къ ней и, взявъ ее за талію, глядлъ на нее сверкающимъ любовью взглядомъ.

Въ эту минуту ужасная мысль мелькнула въ голов Діаны.

Да, Жакъ былъ однимъ изъ тхъ противниковъ, съ которымъ нужно было бороться хитростью. Грубо оттолкнуть его — значило подвергнуть себя страшному скандалу, тогда какъ… случай ей благопріятствовалъ..

Думая такимъ образомъ, она опиралась на руку Жака, которому казалось, что ея сердце бьется любовью.

Безумецъ!

Но вдругъ она сказала, почти равнодушнымъ голосомъ:

— Я и забыла спросить васъ, почему вы явились такъ неожиданно? почему не предупредили меня запиской, засунутой за ошейникъ Брако?

Жакъ почти совершенно забылъ объ этомъ.

— Діана же вспомнила, такъ какъ это было для нея новымъ доказательствомъ.

— Ну что же, сказала она, вы не отвчаете?

— О! это ужасно… я забылъ вамъ сказать, что Брако убили… и украли записку, которую я вамъ съ нимъ послалъ.

Діана быстро вырвалась изъ объятій Жака, какъ ловкая актриса, она съумла придать своему лицу выраженіе испуга.

— Украли!.. вскричала она. Но кто же? Кто могъ убить собаку?.. А! я все угадываю, отецъ, раздраженный моимъ сопротивленіемъ, вроятно, приказалъ наблюдать за мною и завладлъ запиской.

Жакъ страшно поблднлъ. Правдоподобность этого объясненія пугала его.

— Да, мы погибли, Жакъ!.. Если бы я сказала все, то еще была бы возможность надяться на успхъ, но теперь у отца есть въ рукахъ оружіе.

— Это ужасно!..

— Но что же было въ записк? Вспомни, Жакъ. Я боюсь тебя разспрашивать. Ты говорилъ въ ней о любви, но я надюсь, что ты ничего не говорилъ… о ребенк?..

Она была убждена, что не ошибается, такъ какъ сама читала записку.

Что же касается Жака, то онъ былъ пораженъ прямо въ сердце.

Да, онъ говорилъ о ребенк… онъ не помнилъ, что именно, какъ онъ его называлъ, упоминалъ ли онъ о Нуази-ле-Гранъ, гд ребенокъ воспитывался. Онъ не могъ ни утверждать, ни отрицать. Вопросы Діаны падали на него, какъ удары молота.

— Вы, значитъ, ничего не поняли, продолжала она, когда я говорила о моемъ безпокойств, то разв я думала о себ. Нтъ! я думала о немъ, такъ какъ нсколько минутъ до вашего прихода, мой отецъ, съ которымъ у меня было серьезное объясненіе, сказалъ мн: ‘Знаете ли, что у меня есть средство принудить васъ повиноваться’, и вотъ это средство. Онъ, вроятно, овладлъ письмомъ, онъ знаетъ все, онъ похититъ ребенка и убьетъ его!.. О! Жакъ, на этотъ разъ вы погубили меня!..

— Нтъ еще! энергично вскричалъ Жакъ, но прежде всего нужно спасти ребенка.

— Да, да! Жакъ, идите! Ради Бога! не теряйте ни минуты. Такъ какъ, если съ ребенкомъ случится несчастіе, я умру!

— Прощайте, Діана! не бойтесь ничего.

— Когда же вы помстите ребенка въ безопасное мсто, узжайте отсюда скоре. Не пишите мн. Ждите отъ меня писемъ. Клянитесь, что будете мн повиноваться.

— Клянусь вамъ, Діана! Когда назову я васъ своей женою?..

— Скоро. Надйтесь.

Говоря это, она открыла маленькую дверь въ паркъ.

Жакъ еще разъ обнялъ ее и бросился вонъ.

Діана нсколько минутъ оставалась неподвижной, затмъ ршительно махнула рукой.

— Это необходимо! сказала она.

Затмъ она вышла въ сосднюю комнату, гд ждалъ ее Лазарь.

— Ну, что? спросилъ онъ.

— Вы мн нужны, отвчала она, и начала тихо говорить ему.

ГЛАВА IX.
Зовъ перевозчика.

Оставивъ плачущую Снгурочку около бднаго Брако, который чрезъ четверть часа уже пришелъ въ себя и лизалъ руки молодой двушки, старикъ Амбруазъ бросился вслдъ за Жакомъ.

Сначала онъ думалъ только о томъ, чтобъ слдовать за нимъ, догнать, разспросить и спасти отъ опасности, неизвстной, но, очевидно, ужасной.

Онъ бжалъ наудачу по берегу, крича:

— Жакъ!.. Жакъ!..

Онъ думалъ, что его голосъ донесется до молодаго человка, но онъ ждалъ напрасно. Тнь Жака быстро потерялась въ темнот.

Отецъ Амбруазъ долго бжалъ, не теряя надежды. Наконецъ утомленіе заставило его остановиться, къ тому же онъ понималъ, что принялъ ложное направленіе.

Онъ упалъ на камни, закрывъ лицо руками, и крупныя слезы катились у него по щекамъ.

— Что, если съ нимъ случилось несчастіе? думалъ онъ, но нтъ, не можетъ быть, чтобъ мн было суждено пережить это послднее несчастіе, я столько страдалъ, что у меня въ. сердц нтъ мста для новой горести.

Онъ сидлъ, не зная, на что ршиться, волнуемый роковымъ безпокойствомъ и прислушиваясь, какъ будто долженъ былъ услышать крикъ или подавленный вздохъ.

Онъ много времени просидлъ такимъ образомъ, какъ вдругъ на скат берега послышались шаги.

Не думая, подъ вліяніемъ одной идеи, старикъ Амбруазъ всталъ и бросился на встрчу идущему.

— Жакъ! закричалъ онъ. Это ты?

Шедшій вдругъ остановился и ничего не отвчалъ.

Старикъ едва различилъ въ темнот черный силуетъ.

Онъ повторилъ т же самыя слова.

— Кто вы такой? кого вы зовете? отвчалъ ему незнакомый голосъ.

— Извините, сударь, сказалъ перевозчикъ, но я ждалъ здсь моего… одного молодаго человка, который отправился сегодня вечеромъ въ Ножанъ, и я надялся, что это онъ.

— Это не онъ, отвчалъ незнакомецъ.

Затмъ, подойдя къ старику, продолжалъ:

— Этого молодаго человка зовутъ Жакомъ?

— Да.

— Онъ, безъ сомннія, вашъ сынъ?

— Нтъ!.. нтъ!.. поспшно сказалъ Амбруазъ,— омъ мой другъ, но, можетъ быть, вы его знаете, видли? прошу васъ, отвчайте.

— Я не знаю особы, о который вы говорите, отвчалъ незнакомецъ, стоявшій настолько далеко, что перевозчикъ не могъ различить его лица. Но около часа тому назадъ я встртился на берегу съ молодымъ человкомъ, похожимъ на артиста…

— Да, это онъ!.. Вы его встртили. Куда же онъ шелъ?

— Онъ направлялся къ станціи и, какъ мн показалось, очень торопился. Безъ сомннія, онъ уже детъ въ Парижъ.

— Въ Парижъ?.. вскричалъ перевозчикъ. Это невозможно!

— Впрочемъ, я ровно ничего не знаю. Это только предположеніе. Во всякомъ случа, если вы ждете его здсь, то я полагаю, что ваши ожиданія будутъ напрасны, такъ какъ, во всякомъ случа, онъ шелъ въ другую сторону. Прощайте.

— Прощайте, сударь, печально сказалъ Амбруазъ, тогда какъ незнакомецъ, то есть Лазарь, обошелъ его настолько далеко, чтобъ остаться въ тни.

Оставшись одинъ, перевозчикъ печально покачалъ головою.

Очевидно, этотъ человкъ говорилъ правду, но къ чему было Жаку отправляться въ Парижъ!

И такъ, старику приходилось остаться въ печальной неувренности и мучиться безпокойствомъ.

Нтъ ничего ужасне чувства безсилія. Амбруазъ готовъ былъ подвернуться всевозможнымъ опасностямъ, пожертвовать жизнью за Жака, а между тмъ, приходилось сталкиваться съ невозможнымъ.

Т нсколько шаговъ, на которые его опередилъ Жакъ, ставили между нимъ и преданностью старика непреодолимую преграду.

— Но можетъ быть, этотъ человкъ ошибался?? подумалъ Амбруазъ. Жакъ, можетъ быть, уже вернулся домой и объяснитъ мн все?

Лаская себя этой послдней надеждой, старикъ Амбруазъ, быстро оправившись, пошелъ обратно.

Въ ту минуту, какъ онъ возвращался къ берегу, знакомый шумъ поразилъ его слухъ. Это былъ шумъ веселъ, разскающихъ воду.

Въ этотъ поздній часъ по Марн рдко кто нибудь перезжаетъ. Веслами управляла опытная рука.

Не отдавая себ отчета въ томъ впечатлніи, которое охватило его, старикъ Амбруазъ остановился, всматриваясь въ темноту, и слдилъ глазами за бловатой бороздой, которую лодка проводила по волнамъ.

Кто могъ быть этотъ человкъ, такъ поздно перезжавшій рку? Можетъ быть, это былъ тотъ незнакомецъ, съ которымъ онъ сейчасъ говорилъ?

Неопредленное подозрніе мелькнуло въ голов Амбруаза. Ему показалось, что онъ напрасно не старался разглядть его лица и не разспросилъ его боле подробно. Этотъ человкъ какъ-то слишкомъ скоро понялъ, кого онъ искалъ.

Но заниматься подобными мыслями было бы положительнымъ безуміемъ.

Лодка въ это время дошла до другаго берега. Шумъ веселъ прекратился.

Безъ сомннія, перезжавшій человкъ, вышелъ изъ лодки.

И Амбруазъ продолжалъ путь, но уже медленне, какъ будто съ сожалніемъ и, движимый инстинктивнымъ любопытствомъ, противъ воли, поминутно оборачивался.

Чрезъ нсколько мгновеній онъ остановился и вздрогнулъ.

Его глаза привыкли видть въ темнот и онъ различилъ, что лодка, плохо привязанная, или скоре оставленная тмъ, кто въ ней перезжалъ, спускалась внизъ по теченію.

— Это странно!.. прошепталъ старикъ. Можно подумать, что это какой нибудь преступникъ, взявшій: на угадъ первую попавшуюся привязанную лодку… Ба! вроятно, это какой нибудь браконьерь.

И, принуждая себя быть равнодушнымъ, старикъ Амбруазъ поспшилъ домой.

Войдя, онъ поспшно оглядлся.

Снгурочка сидла около своей постели, на которую уложила Брако, который, широко раскрывъ глаза, наслаждался небывалымъ удобствомъ.

Но Жака не было.

— Онъ не вернулся? крикнулъ перевозчикъ.

— Нтъ, отецъ. Разв вы его не догнали?

— Нтъ, я не могъ.

— Какое несчастіе!..

Затмъ, желая разсять свое безпокойство, онъ подошелъ къ собак.

— Ей лучше? спросилъ онъ.

— О! у Брако крпкая голова! Посмотрите, сказала Снгурочка. Я тщательно перевязала его.

Старикъ Амбруазъ поднялъ голову Брако, который глядлъ на него своими большими, добрыми глазами.

— Странная вещь! сказалъ онъ. Можно подумать, что онъ раненъ пулей.

— Да, отвчала Снгурочка, вы угадали. Но у него крпкая кость. Пуля только скользнула по черепу. Чрезъ нсколько часовъ онъ встанетъ на ноги.

Брако, въ свою очередь, въ знакъ согласія, махнулъ хвостомъ.

— Но кто могъ имть интересъ убить это бдное животное?

Снгурочка молчала.

Затмъ, покраснвъ, какъ бы принуждая себя говорить о непріятномъ предмет, она сказала:

— Не забывайте, что у нея украли записку г. Жака.

— Да, это правда. Прости меня, у меня голова идетъ кругомъ.

Затмъ онъ слъ около молодой двушки и продолжалъ:

— Скажи мн все, что ты знаешь. Ты привязана жъ Жаку, какъ сестра…

— Да, какъ сестра…

— Въ такомъ случа, ты можешь понять мое безпокойство. Прошу тебя, скажи мн все, что ты знаешь. Я не упрекаю тебя, что ты не предупредила меня. Безъ сомннія, ты думала, что такъ слдуетъ. И такъ, ты узнала, что Жакъ кому-то пишетъ? И ты не подозрвала, къ кому были адресованы эти письма?

— Нтъ, клянусь вамъ! г. Жакъ, когда онъ ихъ писалъ, скрывался отъ васъ и отъ меня.

— Но какъ же ты объ этомъ узнала.

— Вотъ какъ. Однажды, Брако, въ ту минуту, когда его господинъ сказалъ ему: ‘иди!’ побжалъ по направленію къ Ножану, но вдругъ слегка взвизгнулъ и остановился. Я подошла къ нему. Между тмъ, г. Жакъ уже вошелъ въ комнату. Я замтила, что въ лапу Брако воткнулся вострый камень, и вынула его. Но такъ какъ, вынимая, чтобъ лучше удержать собаку, я сунула руку подъ ошейникъ, то, почувствовавъ подъ нимъ бумагу, я машинально вынула ее. Это была запечатанная записка.

— Безъ адреса?

— Да, впрочемъ, я и не думала тщательно разсматривать ее, такъ какъ боялась, что это будетъ нескромностью. Я, ничего не говоря, положила ее обратно на мсто и Брако пустился, какъ стрла. Вотъ и все, но каждый разъ, какъ я видла убгавшаго Брако, я угадывала, что онъ несетъ письмо.

— Надо было бы узнать, кому было адресовано это письмо?

Старикъ Амбруазъ задумался.

Впрочемъ, можетъ быть, дло шло о какой нибудь ничтожной любовной связи. Очень часто молодость видитъ драму тамъ, гд боле спокойная опытность, видла бы только комедію.

Способъ переписки былъ самый дтскій. Отчаяніе Жака, когда онъ замтилъ исчезновеніе записки, было вызвано преувеличеніемъ, съ которымъ влюбленные смотрятъ на самыя ничтожныя обстоятельства, касающіяся любимаго существа.

Но, съ другой стороны, что значилъ выстрлъ въ Брако?

Тутъ уже, нтъ сомннія, кто нибудь хотлъ, во что бы то ни стало, завладть письмомъ. Можетъ быть, мужъ, подозрвающій неврность жены?

— О! дти! дти!… говорилъ старикъ, съ досадой пожимая плечами.

А Жакъ все не возвращался.

Блдная, съ трудомъ скрывая волненіе, Сйіурочка, поминутно подбгала къ дверямъ.

Поднялся довольно сильный втеръ, черныя тучи неслись по небу, гонимыя втромъ, отъ котораго трещали деревья.

Но напрасно молодая двушка, глядла и прислушивалась.

Она была сильно взволнована. Ея сердце болзненно сжималось. Въ своей дтской наивности, не понимая любви, она чувствовала къ Жаку одну изъ тхъ привязанностей, которыя не имютъ названія, но которыя наполняютъ всю душу.

Когда онъ входилъ, на ея лиц появлялась божественная улыбка. Когда онъ уходилъ, тнь печали ложилась на ея лобъ.

Знала ли она, что онъ любитъ другую? Ревновала ли она?

Нтъ, такъ какъ ея смутному чувству нельзя было дать опредленнаго имени. Она не знала слова ‘любовь’, но знала, что, для Жака, съ радостью пожертвовала бы жизнью, знала, что, для его счастія, не колеблясь, принесла бы себя въ жертву.

Она никогда не желала, чтобъ онъ поцловалъ ее. Она чувствовала себя счастливой, когда онъ жалъ ей руку, и любила все, что онъ любилъ.

Ночь проходила.

Полночь уже давно пробила.

Дождь лилъ ручьями, но ни Снгурочка, ни старикъ Амбруазъ не думали ложиться въ постель. Не признаваясь другъ другу, они терзались одной и той же мыслью.

Вдругъ, въ ночной тишин, сквозь дождь и втеръ, раздался крикъ.

— Перевозчикъ!.. отецъ Амбруазъ!..

— Жакъ!.. вскрикнула, вскакивая, Снгурочка.

Но старикъ Амбруазъ уже бросился къ двери. Брако также узналъ голосъ.

Какимъ образомъ Жакъ очутился на другомъ берегу, въ сторон Нуази-ле-Гранъ? Гд перехалъ онъ чрезъ Марну?

Вс эти вопросы были совершенно безплодны.

Амбруазъ и Снгурочка вмст побжали на берегъ. Въ то время, какъ двушка отвязывала лодку, Амбруазъ вскочилъ въ нее и схватилъ весла.

Дождь лилъ ему въ лицо.

Онъ громко крикнулъ:

— ду…

Жакъ долженъ былъ слышать его.

Чрезъ нсколько мгновеній, лодка была на другомъ берегу.

— Я здсь, Жакъ! крикнулъ Амбруазъ.

Но Жакъ не отвчалъ. Безъ сомннія, втеръ уносилъ крикъ.

Однимъ прыжкомъ Амбруазъ былъ на берегу.

— Скоре, Жакъ, скоре!

Но Жака не было.

Однако, это невозможно! Старикъ слышалъ его зовъ.

— Жакъ! Жакъ!.. кричалъ Амбруазъ, протягивая руки.

Между тмъ и двушка слышала зовъ и, въ тоже время Жакъ не шелъ.

Жакъ не слышалъ зова подъ страшнымъ дождемъ.

Амбруазу казалось, что онъ сходитъ съ ума. Онъ потерялъ все свое хладнокровіе.

Что длать, оставаться еще или возвращаться?

— Жакъ!.. Жакъ!.. Это я, Амбруазъ!..

Все вокругъ было тихо.

ГЛАВА X.
Діана спасена.

Подъ вліяніемъ ужаса, внушеннаго послдними словами Діаны, Жакъ думалъ только объ опасности, которой подвергался его ребенокъ.

Бдное, маленькое созданіе!

Это была дочь, которую онъ назвалъ именемъ Діаны, счастливый тмъ, что эта неосторожность напоминала ему его возлюбленную.

И такъ, въ эту минуту надо было прежде всего бжать въ Нуази-ле-Гранъ, такъ какъ, не смотря на всю поспшность шпіоновъ д’Эрво, они не могли еще найти мста, гд былъ спрятанъ ребенокъ. Безъ сомннія, если маркизъ уже отдалъ приказаніе, оно могло быть исполнено только завтра.

Выйдя отъ Діаны въ сильномъ волненіи, Жакъ въ первую минуту не замтилъ, что пошелъ въ направленіи, которое удаляло его отъ Нуази-ле-Гранъ.

Когда онъ замтилъ это, онъ уже прошелъ около получаса и былъ въ нсколькихъ шагахъ отъ моста Бри.

— Впрочемъ, прошепталъ онъ, можетъ, быть, это лучше. Я обязанъ дйствовать одинъ, безъ всякихъ помощниковъ. Если бы я сначала пошелъ къ отцу Амбруазу, онъ сталъ бы меня разспрашивать и, можетъ быть, по мшалъ бы дйствовать такъ быстро. Теперь я могу сказать тогда, когда все будетъ кончено.

Онъ перешелъ чрезъ мостъ и очутился на лвомъ берегу Марны.

Теперь оставалось только прямо идти по дорог. Его отдляло отъ Нуази-ле-Гранъ, разстояніе около мили.

Но что значилъ для него такой промежутокъ. Онъ былъ молодъ и быстро пошелъ по дорог.

Но, подъ вліяніемъ дождя, дороги были скользки. Жакъ поминутно долженъ былъ останавливаться, раздражаясь на вынужденную медленность.

Наконецъ, онъ прошелъ послдніе дома Бри и очутился на пустомъ берегу. Тутъ онъ побжалъ еще скоре.

Вдругъ ему показалось, что за нимъ кто-то слдуетъ.

Онъ остановился.

Все смолкло.

— Какое безуміе! прошепталъ онъ. Я одинъ и мн нечего бояться.

Когда онъ снова побжалъ повторился тотъ же шумъ, но онъ подумалъ, что это эхо, и не обратилъ никакого вниманія, а между тмъ, за нимъ дйствительно бжалъ человкъ.

Лазарь, посл своего разговора съ Діаной, спустился прямо къ Марн, отвязалъ первую попавшуюся лодку и слъ въ нее. Подъхавъ къ Нуази-ле-Гранъ онъ вышелъ на берегъ и сталъ ждать., Жакъ, безъ сомннія долженъ былъ пройти тутъ, хотя Діана и не указала подробно Лазарю мста, гд былъ спрятанъ ребенокъ.

Жакъ долго не шелъ. Но, наконецъ, Лазарь услышалъ его шаги, тогда началось преслдованіе. Лазарь старался заглушать шумъ своихъ шаговъ. Но Жакъ, какъ извстно, не обратилъ вниманія на этотъ шумъ. Онъ пошелъ по полю, по тропинк, которая вела прямо къ Нуази-ле-Гранъ. Тутъ онъ уже такъ хорошо зналъ дорогу, что не боялся заблудиться. Тогда, для большей осторожности, Лазарь снялъ сапоги.

Что же ему было нужно?

Можетъ быть, онъ получилъ приказаніе убить Жака?

Но тогда почему онъ колебался и ждалъ? Мсто было самое удобное для убійства.

Вроятно, время еще не пришло.

Между тмъ, Жакъ дошелъ до деревни.

Пройдя сзади нея, онъ направился къ уединенному домику, который стоялъ какъ разъ напротивъ шлюза.

Тутъ онъ остановился предъ дверью.

Сердце у него сильно билось.

Внутри все было тихо. Дождь стучалъ по крыш. Жакъ постучалъ и крикнулъ:

— Отворите, Матюрина. Это я, Жакъ.

Бдная женщина, жившая въ этой хижин, вроятно, боялась, что къ ней стучится ночной бродяга, а она была одна съ двумя дтьми, со своимъ ребенкомъ и съ Діаной, такъ какъ ея мужъ, отворившій шлюзъ, остался на всю ночь, но, узнавъ голосъ Жака, она встала и подошла къ двери. Тутъ она снова спросила:

— Кто стучитъ?

И затмъ, уже совершенно успокоившись, отперла дверь.

Жакъ бросился въ дверь.

— Діана здсь? вскричалъ онъ.

— Гд же она можетъ быть? Вы видите она спитъ.

Говоря это, бдная женщина поднесла свчу къ маленькой колыбели, въ которой спала прелестная маленькая двочка.

— Матюрина, сказалъ Жакъ, не бойтесь ничего и не удивляйтесь тому, что я вамъ скажу. Я пришелъ за Діаной. Я долженъ ее унести.

Женщина отступила, вскрикнувъ отъ удивленія и испуга.

— Вы хотите взять у меня Діаночку?.. Вы шутите!.. Вы этого не сдлаете. Я такъ люблю ее.

— Матюрина, отвчалъ Жакъ, я принужденъ поступить такимъ образомъ, по серьезнымъ причинамъ, которыхъ не могу вамъ объяснить. Я знаю, что вы добры, знаю, какую преданность оказывали къ моей маленькой Діан, знаю также, что огорчу васъ, но не могу оставить у васъ ребенка.

Кормилица упала на стулъ и плакала. Разстроенный нмой печалью бдной Матюрины, Жакъ наклонился къ ней и взялъ ее за руку.

— Я долженъ просить у васъ еще другой услуги, сказалъ онъ.

— О! вы знаете, что можете на меня разсчитывать!

— Вотъ въ чемъ дло. Очень можетъ быть, что завтра или чрезъ нсколько дней къ вамъ придутъ… Кто придетъ, я не знаю. Но кто бы васъ ни сталъ спрашивать, будьте осторожны. Вамъ скажутъ, что у васъ былъ ребенокъ. Этого вы не можете отрицать, такъ какъ сосди видли васъ съ двочкой, но если у васъ спросятъ, кто далъ вамъ ребенка, то я умоляю васъ ничего не говорить.

Кормилица поклялась, что будетъ молчать. Она вручила Жаку метрическое свидтельство, на которомъ была обычная надпись: ‘Отецъ и мать неизвстны’. Затмъ, продолжая плакать, она закутала малютку, говоря:

— Бдная двочка! Я не думала, чтобъ насъ разлучили такъ скоро… Еще въ такую погоду. Она наврное захвораетъ, прибавила она, прислушиваясь къ лившему дождю.

Жакъ съ нетерпніемъ торопилъ ее.

Наконецъ, ребенокъ, который не проснулся, былъ отданъ ему въ руки. Матюрина поцловала двочку еще разъ и открыла дверь.

Жакъ вышелъ.

Въ эту минуту дождь лилъ, какъ изъ ведра.

Нсколько мгновеній Жакъ колебался. Онъ боялся, что рискуетъ жизнью ребенка, подвергая его послдствіямъ подобной погоды, но унести ее было необходимо. Жаку казалось, что опасность приближается съ каждымъ мгновеніемъ. Къ тому же, онъ ршился отправиться прямо къ старику Амбруазу, гд, до утра, Снгурочка стала бы ухаживать за ребенкомъ.

Тогда онъ направился къ берегу.

Сквозь дождь онъ замтилъ огонь, горвшій въ дозн перевозчика, и издали крикнулъ:

— Перевозчикъ!.. Отецъ Амбруазъ!…

Но въ эту минуту ему показалось, что небо обрушилось ему на голову. Страшный ударъ поразилъ его въ голову и онъ упалъ, не вскрикнувъ.

Лазарь наклонился къ нему, схватилъ ребенка и, закуталъ его въ свой плащъ.

— Ну, прошепталъ онъ, моей Діан теперь нечего бояться. Волкъ убитъ, а волченка нечего опасаться.

Онъ бросился прочь и исчезъ во мрак.

Старикъ Амбруазъ продолжалъ звать, какъ сумасшедшій бгая въ темнот.

Вдругъ онъ споткнулся о лежащее тло. Опустившись на колна, онъ съ ужасомъ сталъ ощупывать грудь и лицо.

— Жакъ!..

Это былъ Жакъ и несчастный чувствовалъ подъ руками горячую кровь.

Старикъ не вскрикнулъ, даже не пошатнулся, но если бы въ темнот можно было видть, то, вроятно, всякій былъ бы пораженъ его страшной блдностью.

Собравъ вс силы, онъ поднялъ молодаго человка и взвалилъ его себ на плечи.

Страшный втеръ дулъ старику прямо въ лицо, но онъ твердо спускался по скользкому берегу.

Скоро онъ былъ на другомъ берегу.

Снгурочка ждала его.

Онъ бгомъ пробжалъ мимо нея.

Вбжавъ въ хижину, онъ опустилъ тло на полъ и совсего размаха самъ упалъ, вскрикнувъ:

— Сынъ мой!.. Они убили его!

Брако завылъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Ну что же, Лазарь?

— Все исполнено.

— Жакъ?

— Умеръ.

— А ребенокъ?

— Онъ никогда не появится.

— Хорошо.

И прекрасная Діана, подойдя къ письменному столу, написала.

‘Г. маркизъ^—!

Я готова вамъ повиноваться. Скажите г. де-Планэ, что вы сдержите ваше слово’.

Она позвонила.

Вошелъ лакей.

— Отнесите эту записку отцу, сказала она.

Затмъ, повернувшись къ Лазарю, она протянула ему руку, говоря:

— Благодарю!

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

ЧАСТЬ II.
СВТЪ.

ГЛАВА I.
Медаліонъ.

Сраженный на мгновеніе горемъ, какъ дубъ, пораженный молніей, тотъ, кого мы звали отцомъ Амбруазомъ и который въ минуту отчаянія признался, что онъ отецъ Жака, скоро оправился.

Снгурочка, стоя на колняхъ, прижимала къ груди голову молодаго человка и съ волненіемъ, не ршаясь дотронуться до раны, ждала, что какое нибудь движеніе раненаго позволитъ ей надяться.

Амбруазъ подошелъ и тихонько оттолкнулъ ее. Дрожащею рукою онъ никакъ не могъ найти сердца.

Тогда Снгурочка разстегнула рубашку Жака и направила руку старика.

Она была такъ блдна, что снова заслужила бы свое прозвище. Ея лицо походило на маску, сдланную изъ снга.

— Ну, что? прошептала она.

Старикъ покачалъ головою.

— Онъ живъ, сказалъ онъ, но, кто знаетъ, можетъ быть, это послдняя борьба организма. Посмотримъ рану, Снгурочка, держи лампу такъ, ближе.

Говоря самъ съ собою, старикъ Амбруазъ прибавилъ:

— Будь сильне! это необходимо. Ты долженъ спасти его и отомстить!

Когда онъ это говорилъ, гнвъ сверкалъ въ его глазахъ. Руки его сдлались тверже. Онъ ощупалъ рану Жака.

Ударъ былъ нанесенъ со страшной силой: покровы черепа были, такъ сказать, раздроблены на пространств квадратнаго дюйма. Мозгъ могъ быть опасно затронуть или, во всякомъ случа, испыталъ сотрясеніе, которое могло имть роковой исходъ. А между тмъ, что длать въ деревн? Неизвстно было даже, можно ли найти доктора.

— Что вы будете длать? спросила Снгурочка.

Старикъ вздрогнулъ и едва слышнымъ голосомъ прошепталъ.

— Я самъ не знаю… Я колеблюсь.

— Вы колеблетесь!.. вскричала Снгурочка, вскакивая. Колеблетесь, когда Жакъ умираетъ!.. Нтъ, нужно дйствовать, не теряя ни минуты!.. Разв вы не видите, что онъ умираетъ?.. Но это невозможно, я не хочу, чтобъ онъ умеръ. Отецъ, продолжала она торжественнымъ голосомъ, исполните вашъ долгъ и спасите вашего сына.

— Моего сына!.. повторилъ Амбруазъ, что ты сказала, Снгурочка?

— Да, вашего сына! Вы уже забыли, что вы сейчасъ сказали. Слово ‘сынъ’ вырвалось у васъ изъ глубины сердца. Не старайтесь отпираться. Я все слышала. Жакъ, борющійся со смертью,— вашъ сынъ. Именемъ вашей любви къ нему, я заклинаю васъ, спасите его!..

— Да, я спасу его! вскричалъ старикъ, вставая. Благодарю тебя, дитя мое, что ты напомнила мн мой долгъ, но этотъ послдній ударъ разбилъ меня.

— Слушайте, продолжала Снгурочка, я побгу въ Нельи, найду доктора. Я знаю, туда недавно пріхалъ новый.

— Да, да. Ступай! ступай скоре! Я же постараюсь сдлать первую перевязку.

Снгурочки уже не было. Она со всхъ ногъ побжала въ деревню.

Старикъ Амбруазъ остался одинъ съ Жакомъ, со своимъ сыномъ.

Выпрямившись во весь ростъ, онъ провелъ рукою по лбу, какъ бы желая разсять тучи, омрачавшія его мысли.

Изъ горла Жака вырывалось хриплое дыханіе, каждый вздохъ его могъ быть послднимъ.

Старикъ Амбруазъ нсколько мгновеній собирался съ мыслями, наконецъ, казалось, пришелъ въ себя.

Затмъ ршительно принялся за дло.

Ему удалось отнять нсколько осколковъ кости. Рана опредлилась ясне и казалась еще ужасне, но кровь снова потекла и можно было надяться избжать внутренняго кровоизліянія.

Старикъ дйствовалъ очень медленно.

Время шло.

Наконецъ, дверь отворилась и на порог появилась Снгурочка, но она была не одна.

Посл долгихъ усилій ей удалось розыскать и привести доктора.

Переходъ отъ деревни до домика перевозчика былъ не далекъ, но достаточенъ, чтобъ докторъ, любопытный по природ и по профессіи, усплъ сдлать молодой двушк нсколько вопросовъ.

Что случилось? какимъ образомъ молодой человкъ очутился въ такой часъ, опасно раненый въ домик перевозчика?

Странная вещь!.. Когда Снгурочка въ первый разъ увидала лицо доктора Ранденса, она, противъ воли, почувствовала страшное отвращеніе. Нельзя сказать, чтобъ докторъ былъ уродливъ, къ тому же, это было для молодой двушки безразлично, но онъ былъ даже красивъ собою, можетъ быть, только немного чрезъ-чуръ блондинъ.

Ей не понравился въ немъ его безпокойный, нершительный взглядъ, въ одно и тоже время лицемрный и фальшивый.

Глаза его подозрительно мигали и въ нихъ свтилось инквизиторское любопытство.

Вслдствіе этого впечатлнія, на вопросы доктора, Снгурочка, подъ вліяніемъ невольнаго недоврія, отвчала уклончиво.

Она сказала, что ничего не знаетъ, что раненаго принесъ на плечахъ старикъ Амбруазъ.

А между тмъ, она не могла предчувствовать, что этотъ человкъ будетъ смертельнымъ врагомъ Жака.

— Вы докторъ? спросилъ старикъ Амбруазъ, увидвъ незнакомца.

— Да, сударь.

— О! какъ я благодаренъ, чтобы пришли! Что можетъ быть лучше готовности оказывать помощь себ подобнымъ.

Докторъ съ удивленіемъ поглядлъ на перевозчика, выражавшагося такимъ образомъ.

— Положительно, подумалъ онъ, я окруженъ тайнами.

Затмъ онъ прибавилъ вслухъ:

— Я стараюсь, какъ могу лучше исполнять мой долгъ. Гд же раненый?

Старикъ Амбруазъ отодвинулся.

— Вотъ онъ, сударь. Я уже попробовалъ сдлать ему первую перевязку, но я такъ неловокъ.

— Подайте сюда свчку, сказалъ Ранденсъ.

Въ числ другихъ достоинствъ почтеннаго доктора было полное невжество. Казалось чудомъ, что онъ могъ пріобрсти дипломъ.

Читатели впослдствіи узнаютъ, какъ это случилось.

Но дло въ томъ, что, хотя онъ тщательно и внимательно осмотрлъ рану, онъ былъ не въ состояніи сказать, была ли она результатомъ паденія, удара или. какого нибудь другаго случая.

Но если онъ былъ невжестенъ, то не былъ глупъ и всегда умлъ выйти изъ затрудненія.

— Я вижу, сказалъ онъ, что вы постарались облегчить страданія этого несчастнаго, но я боюсь, что вс наши усилія будутъ напрасны.

— Какъ! докторъ, вы думаете?.. вскричала Снгурочка, не въ состояніи будучи договорить фразу.

— Я думаю, что это крайне серьезный случай. Рана глубока… но, прибавилъ онъ, вдругъ поворачиваясь къ старику, вы, кажется, питаете большое участіе къ этому молодому человку. Онъ вашъ другъ или родственникъ?

Старикъ Амбруазъ вздрогнулъ.

— Нтъ, нтъ! сказалъ онъ, но я часто видалъ его и принимаю въ немъ участіе, какъ во всякомъ страждущемъ существ.

— Потрудитесь разсказать мн, при какихъ обстоятельствахъ нашли вы этого раненаго?

— Но мн кажется, что сначала не мшало бы что нибудь сдлать для него. Что такое, я не знаю, но умоляю васъ спасти его.

— Хорошо, подумалъ докторъ. Этотъ тоже не хочетъ сказать правду. Онъ питаетъ къ моему раненному слишкомъ большое участіе, чтобъ не быть съ нимъ близко связаннымъ.

Затмъ онъ продолжалъ вслухъ довольно сухо:

— Мы не можемъ дйствовать наугадъ. Что это такое, результатъ ли паденія или удара? Однимъ словомъ, несчастный ли это случай или покушеніе на убійство.

— На убійство!.. О! нтъ не думаю. Я былъ на другомъ берегу… Я слышалъ стукъ паденія… Я перехалъ чрезъ рку… Вы знаете, какой тамъ крутой берегъ, вроятно, онъ поскользнулся и ударился головою о камень.

У доктора Ранденса не было недостатка въ наблюдательности.

Выслушавъ объясненіе старика Амбруаза, онъ убдился, что самое положеніе раны было положительнымъ отрицаніемъ разсказа старика. Рана была какъ разъ на затылк и, безъ сомннія, была послдствіемъ удара сверху внизъ.

Но онъ не высказалъ вслухъ своихъ мыслей и, повидимому, поврилъ объясненію.

Вынувъ изъ кармана хирургическіе инструменты, онъ взялъ зондъ и ощупалъ рану.

Въ комнат царствовало глубокое молчаніе. Снгурочка, прижавшись къ стн, ломала руки, тогда какъ крупныя слезы текли у нея по лицу.

— Ну, что же? неувреннымъ голосомъ спросилъ старикъ.

Докторъ покачалъ головою.

— Очень глубока, сказалъ онъ. Не скрою отъ васъ, что я сильно безпокоюсь. Мы сначала попробуемъ прикладывать холодные компресы. Надо бороться противъ неизбжнаго прилива крови. Затмъ, если понадобится, я пущу больному кровь. Помогите мн посадить больнаго.

— Снгурочка, посвти, сказалъ перевозчикъ.

Докторъ со старикомъ осторожно подняли больнаго.

Тутъ, въ первый разъ съ тхъ поръ, какъ докторъ вошелъ, свтъ упалъ на лицо раненаго и докторъ, увидвъ его, поспшно наклонился и вскричалъ:

— Да вдь это Жакъ!..

— Вы его знаете? съ удивленіемъ спросилъ перевозчикъ.

Докторъ прикусилъ губы.

Онъ получилъ урокъ.

Такъ какъ онъ угадалъ, что въ этомъ дл есть тайна, то, для открытія ея, прежде нужно было самому не возбуждать никакихъ подозрній, но было уже слишкомъ поздно. Удивленіе взяло верхъ надъ осторожностью.

— Я очень мало его знаю, поспшилъ прибавить докторъ, но если онъ, дйствительно, какъ я думаю, Жакъ Дарневаль, то мы встрчались съ нимъ въ латинскомъ квартал, гд мы оба работали.

Сказать, что мы оба работали, было слишкомъ много со стороны доктора, такъ какъ работалъ Жакъ, а Ранденсъ только гулялъ и искалъ счастья.

Но такъ какъ объясненіе было вполн логично, то перевозчикъ продолжалъ:

— Въ такомъ случа, я разсчитываю на васъ. Если вы его знали, то, значитъ, любили и надюсь, спасете,

— Конечно, онъ быль славный товарищъ. Ступайте, принесите изъ рки холодной воды, мы сдлаемъ все необходимое.

Не ожидая повторенія приказанія, перевозчикъ позналъ Снгурочку и вышелъ съ нею вмст за водой.

Докторъ остался одинъ съ раненымъ.

— Чортъ возьми! прошепталъ онъ. Дло усложняется. Нтъ сомннія, что Жака кто-то ударилъ, но какъ узнать, въ чемъ дло?

Онъ оглядлся вокругъ, какъ бы отыскивая отвта на свой вопросъ, но, не видя ничего, возвратился къ Жаку, растегнулъ ему воротъ и обнажилъ грудь.

Въ эту минуту онъ почувствовалъ подъ рукою шелковую ленточку.

— Что это такое?.. сказалъ онъ. А! медаліонъ. Вотъ, можетъ быть, отвтъ на загадку, только бы т не вернулись.

Онъ поспшно подбжалъ къ столу, на которомъ Снгурочка поставила лампу.

Медаліонъ былъ золотой и закрывался пружиной, но онъ скоро нашелъ секретъ и медаліонъ открылся.

Внутри былъ портретъ красивой женщины.

— Такъ, сказалъ докторъ, я не ошибся. Мой добрый геній привелъ меня сюда. Надо дйствовать осторожно и мое счастіе будетъ составлено, прибавилъ онъ, подмигнувъ.

Затмъ онъ поспшно сунулъ медаліонъ въ карманъ.

Въ эту минуту старикъ Амбруазъ и Снгоручка возвратились.

Докторъ принялся за дло съ большимъ жаромъ, но въ дйствительности онъ только желалъ скоре кончить, чтобъ освободиться и начать мрачное дло, планъ котораго мелькалъ у него въ голов.

Благодаря холодной вод, ему удалось заставитъ раненаго дышать мене хрипло.

— Онъ спасенъ, сказалъ Ранденсъ, ровно ничего не знавшій самъ.

Затмъ онъ сталъ давать самые тщательные совты, приказывая не трогать больнаго до его завтрашняго прихода.

Это ‘ничего не длать’ странно поразило друзей Жака.

— Удивительный докторъ! сказалъ старикъ Амбруазъ, качая головой, когда Ранденсъ вышелъ.

Докторъ, между тмъ, спшилъ. Ему хотлось скоре быть дома и спокойно обдумать все происшедшее въ эту ночь и возможныя послдствія этого происшествія для его судьбы.

Усвшись у себя, предъ письменнымъ столомъ, онъ вынулъ изъ кармана медаліонъ и снова началъ его разсматривать.

— Я не могъ. ошибиться, сказалъ онъ. Когда я встртилъ эту молодую двушку, я уже былъ пораженъ этимъ, какъ я считалъ тогда, неслыханнымъ сходствомъ. Но это разсиваетъ вс мои сомннія… Впрочемъ, посмотримъ, медаліоны рдко бываютъ нмыми портретами.

Онъ сталъ внимательно осматривать медаліонъ и скоро нашелъ пружину, которая поднимала миніатюръ.

На внутренней сторон портрета были написаны слдующія слова:

‘На вки твоя, Діана’.

— Браво! вскричалъ онъ. Счастье преслдуетъ меня!.. Случай подвертывается самъ!.. Я былъ бы сумасшедшимъ, если бы не воспользовался имъ.

Кто же такой былъ докторъ Ранденсъ и что значили его слова? Это мы сейчасъ объяснимъ.

ГЛАВА II.
Сынъ сыщика.

Въ продолженіе двадцати лтъ, какъ сказалъ одинъ знаменитый ораторъ, Франція всецло принадлежала наслажденіямъ.

Вслдъ за разбойниками, совершившими главную часть декабрскаго переворота, вс негодяи, во глав съ искателемъ приключеній, бросились на Францію и ея богатства, какъ на добычу. Это былъ новый міръ, одтый въ зеленую съ золотомъ ливрею имперіи. Это были смлые салонные воры, корридорные убійцы, которые, съ гладко выбритыми лицами, изящно одтые, съ закрученными усами, покровительствовали семейству, лаская проститутокъ, спасали религію, обкрадывая карманы врующихъ, защищали собственность, беря ее себ, чтобъ лучше наблюдать за нею.

Эти негодяи вели себя съ достоинствомъ.. Они сидли на своей подлости, какъ чиновники на кожанныхъ табуретахъ. Безъ всякихъ правилъ, безъ вры и чести, они презирали предразсудокъ, который глупцы-честные люди зовутъ совстью, и поклонялись пороку, какъ колдуны среднихъ вковъ цловали копыты козла.

Среди благо дня они были рыцарями чести. Они были безжалостны къ малйшему проступку. Между ними не было ни одного человка, который никому никогда бы не измнялъ и не продовалъ бы чего либо. Между этими рыцарями не было ни одного, который не поразилъ бы кого нибудь изъ-за угла, не похитилъ бы чьей нибудь невинности. А между тмъ, они съ пафосомъ говорили объ уваженіи женщины и человческой жизни.

Стоило въ нихъ прицлиться, чтобъ они начали кричать объ убійств, но когда они сами рзали гражданъ, ихъ женъ и дтей, то это называлась пользованіемъ своими правами.

Злоди мыли свои окровавленныя руки духами.. Воруя, они надвали перчатки. Это было царство великосвтскихъ негодяевъ. Семейство д`Эрво было безукоризненнымъ образчикомъ этой аристократической сволочи. Впрочемъ, въ этой галлере не было недостатка въ портретахъ.

Теперь мы будемъ продолжать нашъ разсказъ и объяснимъ, кто такой былъ докторъ Ранденсъ.

Это былъ незаконный сынъ графа де-Сьенетта неимвшаго опредленной профессіи, очень любимаго женщинами, а въ дйствительности политическаго сыщика большаго свта.

Графъ де-Сьенетта, имвшій слабость не называться герцогомъ, былъ нкій Сьене, мелкій акцизный чиновникъ,котораго прогнали съ мставъ конц царствованія Людовика Филиппа за его искусство обкрадывать городъ.

Можетъ быть, это дло, надлавшее въ свое время много шуму, до сихъ поръ еще не забыто.

Одинъ загородный торговецъ виномъ придумалъ очень ловкую хитрость ввозить въ городъ вино безъ акциза. Онъ нанялъ домъ у самой городской стны, проломалъ въ этой стн отверстіе и вставилъ въ него насосъ, при помощи котораго загородное вино переливалось въ городскія бочки.

На самыя лучшія шутки не могутъ быть продолжительны.

Купецъ былъ пойманъ и имлъ слабость открыть, что Сьене много помогалъ ему въ устройств его системы, отвлекая отъ него вниманіе своихъ сотоварищей и получая за свое сообщничество не мало двадцатифранковыхъ монетъ. Администрація, не желая поднимать скандала, ограничилась отставкой корыстолюбиваго чиновника.

Потерявъ мсто, онъ сталъ жить на счетъ одной бдной двушки, которая была настолько глупа, что любила его, и настолько несчастна, что имла отъ него ребенка. А такъ какъ она была матерью, то было вполн справедливо, чтобъ она кормила отца.

Сьене былъ красивый, здоровый малый. Женщины сдлали его карьеру.

Когда, посл 1852 года, проституція стала всемогущей, Сьене былъ замченъ и окончательно поднятъ одной графиней. Она сдлала своего любовника графомъ, прибавивъ окончаніе къ его имена.

Представленный ею графъ де-Сьенетта былъ принятъ повсюду.

Что же касается графа, то онъ совершенно забылъ свою бывшую любовницу и ея несчастнаго потомка.

Любовница, десять лтъ содержавшая своего любовника, сочла его поступокъ слишкомъ безцеремоннымъ и пожелала предъявить свои права.

Она начала преслдовать графа де-Сьенетта, который только и желалъ, чтобъ его оставили въ поко.

И такъ какъ ея настойчивость сдлалась очень неудобной, къ тому же, графиня объявила, что если это будетъ продолжаться, то онъ можетъ искать себ другую возлюбленную, нашъ почтенный графъ, не колеблясь, обратился къ полиціи.

Нельзя было допустить, чтобъ какая нибудь, дрянь позволяла себ нарушать спокойствіе и хорошія отношенія человка съ особой изъ высшаго круга. Поэтому Ранденсъ, такъ звали виновную, позвали въ полицейскую префектуру и пригрозили запереть ее въ С’енъДазаръ.

Она поврила этому, вернулась къ себ и удавилась, приготовивъ для графа де-Сьенетта своего рода месть, то есть, она приняла мры, чтобъ ея сынъ Артуръ Ранденсъ, достигнувъ восемнадцати лтъ, получилъ письма Сьене, крайне интересныя заключавшимися въ нихъ признаніями въ мошенничеств и мелкомъ воровств.

Бдная двушка отступила предъ скандаломъ, но она хотла, чтобъ ея сынъ былъ вооруженъ для предстоящей ему борьбы за существованіе.

Впрочемъ Артуръ Ранденсъ былъ и продолжалъ быть самымъ ужаснымъ шелопаемъ въ свт.

Отцовская кровь говорила въ немъ.

Въ восемнадцать лтъ онъ былъ настоящимъ бродягой, спутникомъ многихъ ночныхъ птичекъ.

Онъ получилъ корреспонденцію графа де-Сьенетта и, какъ человкъ умный, прямо пошелъ къ чудовищу.

— Милостивый государь, сказалъ онъ, вы мой папаша. Я вашъ дорогой сыночекъ. Я не желаю ничего лучше, какъ быть обязаннымъ вамъ всмъ. Поэтому вы поселите меня у себя, будете за мною ухаживать, станете давать мн доходы, иначе весь свтъ узнаетъ, что виновникъ моихъ дней мошенникъ и еще нчто, чего я не ршаюсь сказать.

Нашъ графъ, которому его занятіе сыщика отлично удавалось, былъ пораженъ.

Прежде всего онъ пожелалъ воспользоваться своими полицейскими связями.

Но здоровый молодецъ сынокъ былъ не такъ сговорчивъ, какъ несчастная женщина, потерявшая отъ страха разсудокъ.

Пришлось вести переговоры и де-Сьенетта покорился своей участи.

— Вы опираетесь на мои прошлыя обязанности, сказалъ онъ своему сыну, я принадлежу къ числу людей, которые всегда исполняютъ свой долгъ…

— Извините, папа, возразилъ неисправимый сынокъ, вы плевать на меня хотите и теперь дло совсмъ не въ словахъ, а въ деньгахъ. Платите или я буду говорить. Вотъ мой ультиматумъ.

Графъ сдлалъ жалкую гримасу.

Приходилось перемнить образъ дйствій.

— Хорошо, сказалъ онъ, будемъ играть въ открытую. Ты хочешь сдлать карьеру…

Онъ растрогался и говорилъ ‘ты’ своему дорогому сынку.

— Я помогу теб. Но ты и самъ долженъ помогать себ. Выбери себ профессію, я помогу. Есть ли у тебя къ чему нибудь призваніе?

Дорогой сынокъ вынулъ изъ кармана трубку.

— Да, папа, сказалъ онъ, десять су на табакъ въ день.

— Безъ шутокъ!

— Я говорю серьезно.

— Въ обществ нужно быть чмъ нибудь. Хочешь быть адвокатомъ, офицеромъ, морякомъ, архитекторомъ, художникомъ, докторомъ?…

— Докторомъ?… Это было бы не дурно.

— Хорошо, идетъ. Ты хочешь трудиться?

— Какъ можно меньше.

— Это можно устроить. Я назначу теб пенсію, ты будешь слушать курсъ. Я заплачу за тебя профессорамъ и черезъ пять лтъ ты будешь докторомъ.

— Пять лтъ!… Это, чортъ возьми, очень долго.

Но тутъ графъ поднялся до величайшихъ философскихъ соображеній.

Онъ говорилъ, что докторъ можетъ разсчитывать на все. Онъ входитъ въ семейства, узнаетъ ихъ тайны…

Почтенный де-Сьенетта! У него была манія сыщничества.

Онъ говорилъ такъ много, что прекрасный Артуръ воодушевился, отцравился въ латинскій кварталъ и, благодаря протекціи отца, наконецъ получилъ докторскій дипломъ.

Все шло отлично, какъ вдругъ… О, непрочность всего земнаго!… достойный графъ де-Сьенетта скончался.

Артуръ очутился на собственныхъ ногахъ. Съ дипломомъ, но въ самомъ ужасномъ положеніи.

Онъ попробовалъ было заняться шантажемъ графини, содержавшей его отца.

Но она приказала лакеямъ выгнать его.

Колесо счастія иногда вдругъ поворачивается и такимъ образомъ, однажды, на поворот улицы, Ранденсъ столкнулся съ Жакомъ Дарневалемъ, съ которымъ много разъ встрчался въ латинскомъ квартал.

Жакъ былъ въ это время въ страшномъ отчаяніи. Діана, его возлюбленная, честь которой была ему дороже жизни, готовилась быть матерью, но гд было найти ловкаго и скромнаго доктора, который согласился бы дать свою помощь той, которая должна была остаться неизвстной?

Жакъ былъ молодъ и не зналъ жизни.

Профессія докторовъ обязываетъ ихъ хранить тайну и ни одинъ изъ нихъ не отказалъ бы ему въ своей помощи.

Но Жакъ не зналъ этого и не осмливался дйствовать въ этомъ смысл.

Поэтому онъ обратился къ Ранденсу.

Изъ скромности или изъ слабости, онъ предпочиталъ довриться человку своихъ лтъ.

Будучи человкомъ крайне деликатнымъ, онъ предполагалъ въ Ранденс такую же деликатность, тмъ боле, что тотъ, приложивъ руку къ сердцу, поклялся, что тайна будетъ погребена у него въ глубин души.

Прекрасная клятва, достойная Іуды! Ранденсъ, къ великой радости Жака, щедро заплатившаго ему говорилъ, что не знаетъ, какъ и благодарить его, и устроитъ вс необходимыя приготовленія.

Онъ уговорился съ акушеркой, которая дала ему квартиру.

Это дло было окружено величайшей тайной и если Ранденсъ не былъ отведенъ къ больной съ завязанными глазами, то лишь потому, что онъ внушалъ довріе. И хотя онъ далъ бы все, чтобъ узнать имя молодой двушки, тмъ не мене, ему пришлось отъ этого отказаться.

Но черты Діаны остались у него въ памяти. Деньги, такъ легко заработанныя, быстро истощились.

Ранденсъ, доведенный до крайности, вздумалъ предложить свои, очень сомнительные, таланты къ услугамъ нкоторыхъ дамъ, мало расположенныхъ увеличивать приращеніе населенія во Франціи.

Одна изъ нихъ умерла. Судъ вмшался въ дло. Ранденсъ ршился взять дерзостью. Къ тому же, противъ него не было прямыхъ уликъ. Его не преслдовали. Но, во всякомъ случа, дали ему знать, что на будущее время онъ будетъ подъ строгимъ и постояннымъ присмотромъ.

Слдовало заставить забыть себя, по крайней мр, на нсколько лтъ.

Собравъ свои небольшія средства, Ранденсъ принялъ мужественное ршеніе.

Онъ ршился похоронить себя въ Нельи, гд не было доктора.

Тамъ, сидя у себя въ кабинет, какъ паукъ въ паутин, онъ ждалъ…

Мы уже сказали, что онъ врилъ въ случай. Вполн достойный своего отца, онъ былъ убжденъ, что если человкъ не иметъ пустыхъ предразсудковъ, то онъ можетъ спокойно расхаживать на поляхъ кодекса.

Онъ ршился на все, но въ то же время далъ себ слово избгать всякой неосторожности.

Однажды, прогуливаясь по берегу, онъ былъ пораженъ неожиданнымъ видомъ.

Мимо него проскакала молодая двушка въ амазонк, сопровождаемая лакеемъ. Ему показалось, что онъ узналъ ту, которой помогалъ разршиться въ домик акушерки.

Но предполагать это казалось безуміемъ, такъ невинно было выраженіе лица двушки, такъ стройна талія, столько надменной чистоты въ ея глубокихъ глазахъ.

Теперь у него былъ въ рукахъ портретъ Діаны.

Да, это была она.

Теперь онъ не отчаивался въ будущемъ. Стоило только поумне устроить шантажъ.

Онъ думалъ всю ночь.

На утро планъ его былъ готовъ.

Одтый какъ можно изящне, докторъ Ранденсъ вышелъ изъ дома, готовый начать дло. По дорог къ вилл д’Эрво., желая лучше обдумать дло, онъ сдлалъ большой обходъ.

ГЛАВА III.
Діана ставитъ свое условіе.

Возвратимся на виллу д’Эрво.

Маркизъ, посл разговора съ дочерью, далеко не успокоился.

Конечно, онъ отлично зналъ поведеніе своей супруги, тмъ боле, что самъ широко и добродтельно пользовался блестящими связями, которыя имла его жена, благодаря своей красот.

Но когда онъ заподозрлъ слабость маркизы къ слуг, къ кучеру, то онъ почувствовалъ такое отвращеніе, что предпочелъ сомнваться и отрицать даже очевидность.

Это было ему непріятно, слдовательно, не могло и не должно было быть.

Онъ былъ золъ на Лазаря боле всего за то, что онъ доставилъ ему это безпокойство.

Впрочемъ, если маркизъ д’Эрво и былъ убжденъ, что не игралъ никакой роли въ рожденіи Діаны, то, по крайней мр, артистократическія манеры молодой двушки заставляли его предполагать, что его жена иметъ благородное извиненіе этого случая.

Она не унизила себя, на что же онъ могъ жаловаться.

Но рзкость Діаны и ея непреклонная гордость раздражали его въ высшей степени.

Онъ желалъ какъ можно скоре отдать ее замужъ, и по многимъ причинамъ.

Во-первыхъ, замужество Діаны должно было дать его состоянію новую точку опоры. Хотя маркизъ имлъ нсколько милліоновъ, но его наслдственное имніе уже давно растаяло у него въ рукахъ. Его новое состояніе было основано на длахъ всевозможнаго сорта: на минахъ, желзныхъ дорогахъ и всевозможныхъ иностранныхъ займахъ.

Но, чтобъ удовлетворять своимъ потребностямъ и удержать эти богатства, нужно было поставить ихъ въ безопасность.

Стоило маркизу д’Эрво получить дипломатическій постъ и тогда онъ могъ наиболе выгодно ликвидировать свои дла.

Онъ могъ продать вс свои акціи и бумаги по высокой цн и съ довріемъ, характеризовавшимъ всхъ слугъ имперіи, помстить свой капиталъ… заграницей.

Но дипломатическій постъ, который былъ необходимъ маркизу, не легко было получить.

Императоръ, узнавъ о его желаніи, сдлалъ многозначительную гримасу. Но стоило д’Эрво, которому удалось привлечь вниманіе императора на красавицу Діану, отдать ему дочь, и тогда онъ могъ разсчитывать получить вознагражденіе за свою услугу. Нужно было только найти снисходительнаго мужа.

Кто могъ быть лучше для этого, чмъ графъ де-Планэ?

Графъ былъ въ рукахъ маркиза, который купилъ нсколько росписокъ, на которыхъ де-Планэ ошибся подписью.

Съ другой стороны, де-Планэ зналъ о маркиз нкоторыя, не особенно хорошія, приключенія. Однимъ словомъ, они держали другъ друга, какъ два разбойника, напавшіе другъ на друга въ лсу.

Прелестный союзъ!

У де-Планэ не было ни гроша, но его любили въ Тюльери, а онъ самъ до такой степени обожалъ своего повелителя, что ни въ чемъ не могъ отказать ему.

Въ своей жен точно также, какъ во всемъ другомъ.

Посл всего этого неудивительно, что маркизъ д’Эрво былъ озабоченъ.

И кто сталъ бы удивляться, что разбуженный очень рано лакеемъ, принесшимъ ему записку Діаны, онъ съ радостью вскричалъ:

— Наконецъ-то!..

И это ‘наконецъ-то’ доказало, до какой степени этотъ образцовый отецъ желалъ устроить свою дочь.

Онъ одлся скоре обыкновеннаго и, не теряя ни минуты, отправился къ Діан.

Она съ своей стороны, также не теряла даромъ времени.

Ей оставалось нанести послдній ударъ и она спокойно ожидала отца.

— Здраствуйте, дочь моя, сказалъ маркизъ, любезно улыбаясь, и такъ, мы стали благоразумны.

— Я всегда была почтительной и послушной дочерью, отвчала Діана, улыбаясь, въ свою очередь, и указывая отцу на кресло.

— Вы ангелъ!..

И маркизъ, наклонившись, поцловалъ ея руку.

Затмъ онъ услся, какъ человкъ, взявшій трудную позицію.

— Вы не можете себ представить того удовольствія, которое доставила мн ваша записка, сказалъ онъ. И такъ, вы обдумали… вы поняли, что я хочу только вашей пользы, и соглашаетесь позволить мн составить ваше счастіе… Да, ваше счастіе, такъ какъ съ де-Планэ вы будете счастливйшей изъ женщинъ.

Безъ сомннія, онъ желалъ погрузиться въ высоконравственныя соображенія, но Діана перебила его слдующимъ вопросомъ:

— Какова цифра моего приданаго?

— Что такое!..

— Я повторю. Сколько даете вы за мною графу де-Планэ?

— Я не подозрвалъ, чтобъ вы безпокоились объ этомъ. Не все ли равно?

— Отвтите вы мн или нтъ?

— Конечно, такъ какъ мой отвтъ можетъ только доставить вамъ удовольствіе. Я даю за вами два милліона.

— Чистыми деньгами?

— Частью деньгами, частью бумагами.

— О! эти бумаги!.. сказала Діана съ маленькой гримасой.

— Не все ли равно.

— Пускай бумаги. И такъ, вы говорите, два милліона?

— Да, два милліона, не считая надеждъ.

— И за эту цну г. де-Планэ соглашается дать мн свое имя?

— Что вы говорите!.. Графъ де-Планэ не думаетъ о деньгахъ, онъ васъ любитъ и…

— Онъ разсчитываетъ, вмст съ двумя милліонами пріобрсти молодую, добродтельную, кроткую жену, которая будетъ во всемъ ему послушна.

Маркизъ былъ удивленъ оборотомъ, который принималъ разговоръ.

Онъ хотлъ отдлаться шуткой.

— Покорность во всемъ, сказалъ онъ, можетъ быть только пріятна.

— Я въ этомъ не сомнваюсь, отецъ, но вотъ въ чемъ я нуждаюсь во всей вашей ко мн привязанности…

— Я къ вашимъ услугамъ. Но, признаюсь, я не понимаю, какимъ образомъ я могу вмшиваться въ подобныя дла.

— О! самымъ простымъ!

— Я васъ слушаю.

— Вы прибавите къ моему приданому еще полмилліона…

— Что такое?

— О! въ бумагахъ…

— Хорошо. Но все таки пятьсотъ тысячъ, къ чему это?

— Къ тому, чтобъ за эти пятьсотъ тысячъ вы купили у графа д’Планэ мою совершенную свободу.

Конечно, маркизъ д’Эрво былъ отлично подкованъ и могъ ходить по какой угодно скользкой почв, но слова дочери были ужъ чрезъ-чуръ странны.

Онъ съ удивленіемъ вскочилъ и пробормоталъ:

— Вашу свободу!..

— Да, полную, совершенную свободу.

— Но это безуміе!.. какъ, вы требуете, чтобъ вашъ мужъ позволилъ вамъ… согласился… Нтъ, это невозможно!..

— Это вполн возможно, и это будетъ такъ… Правда, это будетъ вамъ стоить полмилліона… въ бумагахъ…

— Боже мой! дло не въ деньгахъ, а въ томъ, что де-Планэ откажется..

— Не говорите того, чего вы сами не думаете. Послушайте, папа, продолжала Діана, граціозно опираясь на спинку кресла, отвчайте мн откровенно… уважаете ли вы графа де-Планэ?

— Я!.. Уважаю ли я?.. какъ… человка, котораго я хочу назвать зятемъ…

— Это че отвтъ. Скажите мн просто да, и поглядите мн прямо въ лицо.

Пристальный взглядъ Діаны не отрывался отъ глазъ маркиза.

Конечно, маркизъ имлъ большой апиломбъ, но эта двушка внушала ему такое удивленіе, что онъ не ршался сказать требуемаго да.

— Хорошо, продолжала Діана, я не настаиваю и продолжаю.

— Какъ! это еще не все?

— О! нтъ. Вы увидите, что за ваши пятьсотъ тысячъ франковъ вы получите множество… снисхожденій.

Маркизъ снова опустился въ кресло. Онъ ожидалъ всего.

— Главнымъ образомъ я хочу купить у г. де-Планэ, продолжала Діана, не только свободу вн дома, и главнымъ образомъ свободу… у себя дома.

Маркизъ покорно вздохнулъ.

— Я хочу, чтобъ графъ де-Планэ обязался письменно не пользоваться ни однимъ изъ своихъ супружескихъ правъ… Я хочу, чтобъ, при томъ условіи, что я буду уважать его имя и беречься отъ всякаго скандала, графъ де-Планэ былъ для меня всегда только номинальнымъ мужемъ.

— Я никогда не попрошу этого у графа, сказалъ д’Эрво.

— Тогда одно изъ двухъ: или я предложу ему это сама или свадьба не состоится.

— Но вы мн писали, что готовы повиноваться?

— Я и теперь повторяю тоже самое. Если вы хотите, я назовусь графиней де-Планэ. Чего же большаго, вы отъ меня требуете?…

— Конечно… съ моей стороны… да…

Бдный маркизъ не зналъ, что сказать.

Діана встала.

— Будемте откровенны. Выдавая меня замужъ за де-Планэ, вы длаете дло.

— О!…

— Я васъ не упрекаю. Я только констатирую фактъ. Женясь на мн, де-Планэ тоже длаетъ дло.

— Вы насъ принимаете за негодяевъ? вскричалъ д’Эрво.

— Я не судья, иронически отвчала Діана, но такъ какъ съ обихъ сторонъ вопросъ идетъ о дл, то я, съ своей стороны, желаю поставить свои условія.

— Вы, значитъ, ненавидите графа?

— Я?… Нисколько. Я буду жить вмст съ нимъ, я буду стараться длать его жизнь настолько пріятной, насколько это будетъ мн возможно. Но, съ другой стороны, я хочу не идти дале того, что мн захочется. Будемъ же свтскими людьми, отецъ… Какое намъ дло до мелочей, которыя годятся для буржуа или республиканцевъ. Вы тысячу разъ повторяли мн, что бракъ дло серьезное. Вы видите, что я вполн съ вами согласна и говорю о немъ вполн серьезно.

Д’Эрво ничего не отвчалъ.

Логика дочери подавляла его.

Слушая Діану, онъ невольно спрашивалъ себя:

— Не моя ли она дочь, въ самомъ дл!

Діана снова улыбнулась и слегка ударила отца по плечу.

— Послушайте, сказала она, сдлайтесь сами собою и выслушайте мой послдній вопросъ.

— Продолжайте! Боже мой!… сказалъ маркизъ, я ожидаю всего!…

— Поклянитесь отвтить мн чистосердечно.

— Я общаю все, что вамъ угодно.

— И такъ, между нами, такъ какъ никто насъ здсь не слышитъ, неужели вы въ самомъ дл думаете, что де-Планэ откажется отъ пятисотъ тысячъ?

Д’Эрво вздрогнулъ и поднялъ голову.

Онъ дйствительно забылъ обратиться къ себ съ этимъ вопросомъ.

Чортъ возьми! едва ли было вроятно, чтобъ де-Планэ отказался отъ полумилліона!… И на какихъ бы. то ни было условіяхъ.

Маркизъ д’Эрво поглядлъ на дочь, которая стояла, опершись на каминъ.

И этотъ строгій отецъ вдругъ засмялся, подошелъ къ Діан, поцловалъ ее въ голову и вскричалъ:

— Ты великолпна!

Она также засмялась.

Нсколько мгновеній они глядли другъ на друга съ непритворной веселостью.

О! какъ презирали они другъ друга. Какъ презирали они окружающій ихъ свтъ! Какъ презирали самихъ себя!

— Будемъ говорить благоразумно, сказала Діана, снова возвращаясь къ разговору. И такъ, графъ де-Планэ одинъ изъ тхъ людей, которые понимаютъ требованія времени. И вотъ почему я выхожу за него замужъ. Вы поговорите съ нимъ, употребите т аргументы, которые вамъ покажутся необходимыми…

— И полмилліона въ бумагахъ… подсказалъ маркизъ съ циничной безцеремонностью.

— Слдовательно, я могу на васъ разсчитывать?

— Даю вамъ слово. Но въ особенности не будьте слишкомъ хороши, такъ какъ этотъ проклятый де-Планэ, хотя бы и подписалъ, что угодно, можетъ отказаться отъ своей подписи.

— Я васъ заране предупреждаю, что въ этомъ отношеніи будьте покойны. Я съумю заставить его уважать данное слово.

— О! въ васъ я не сомнваюсь! Теперь, мн кажется, не надо терять времени. Угодно вамъ хать въ Парижъ?

— Когда хотите.

— Сегодня же утромъ. Я прикажу запрягать.

— Какъ вамъ угодно. Меня ничто здсь не удерживаетъ.

— Отлично, сказалъ маркизъ. И да благословитъ Богъ вашъ союзъ! насмшливо прибавилъ онъ.

— Кстати, сказала Діана, еще одно слово…

— Опять какое нибудь невозможное порученіе?

— О! нтъ! просто желаніе, которое, надюсь, вы не откажетесь удовлетворить.

— Если оно отъ меня зависитъ.

— Отъ васъ однихъ. Вы, вроятно, помните одного лакея, котораго вы выгнали?

— Я!… Лакея?… Я положительно не помню, что бываетъ съ этими людьми.

— Тотъ, о которомъ я говорю, называется… Лазарь.

— Лазарь!..

Маркизъ поблднлъ. Желчь бросилась ему въ лицо.

— Этого негодяя… сказалъ онъ. Отчего вы произносите это имя?

— Оттого, что я хочу говорить о немъ…

— То есть?

— Вы выгнали его, а я васъ предупреждаю, что возьму его къ себ.

— Лазаря!… Нтъ, этого я не хочу!

Маркизъ сталъ другимъ человкомъ.

Въ одно мгновеніе лицо его преобразилось. Онъ вспомнилъ о той скрытой ярости, которую вызывало въ немъ присутствіе этого человка и объ ужасномъ оскорбленіи, перенесенномъ отъ него, такъ какъ, дйствительно, Лазарь далъ пощечину маркизу д’Эрво, который былъ слишкомъ трусъ, чтобъ убить его.

Діана хотла возражать, но вдругъ ея горничная вошла, неся записку.

Діана развернула ее и, не смотря на свое самообладаніе, почувствовала, что блднетъ.

— Не будемъ говорить объ этомъ боле, отецъ, по крайней мр, въ настоящую минуту, сказала она. Я надюсь, что вы передумаете, но я не настаиваю.

Маркизъ вздохнулъ съ облегченіемъ.

— Теперь оставьте меня одну. Я приготовлюсь къ отъзду.

— Я васъ жду чрезъ полчаса.

— Разсчитывайте на меня, но не забудьте, что вы дали слово.

— Дочь мея, сказалъ д’Эрво, вы будете мною довольны.

Но, прибавилъ онъ, просите у меня только то, что я могу вамъ дать.

Діана слегка пожала плечами.

Д’Эрво вышелъ.

Тогда молодая двушка снова прочла полученную ею записку.

Въ ней заключалось слдующее:

‘Берегитесь! онъ не умеръ. Я долженъ говорить съ вами. Выйдите, я васъ жду въ бесдк Минервы. Лазарь’.

И такъ, онъ не умеръ!

Врагъ, отъ котораго она надялась навсегда избавиться, снова появлялся.

Холодный потъ выступилъ на лбу у Діаны.

Опасность была больше, чмъ когда либо.

Что же такое случилось? Какъ могъ ошибиться Лазарь?

Босдка Минервы, называвшаяся такъ отъ стоявшей въ ней статуи, находилась въ конц парка.

Повинуясь зову Лазаря, Діана вышла изъ дома.

Но какъ разъ въ эту минуту на подъзд стоялъ господинъ, одтый въ черное, и передавалъ лакею карточку.

Послдній, увидавъ Діану, почтительно подошелъ къ ней и отдалъ карточку.

‘Докторъ Ранденсъ’.

ГЛАВА IV.
Опасность катанья на лодк.

— Мадемуазель, сказалъ докторъ Ранденсъ, извините меня, если я возьму смлость…

Діана быстрымъ взглядомъ окинула стоявшаго предъ нею господина.

Лицо его было ей совершенно неизвстно.

И дйствительно, какъ могла она вспомнить лицо, которое видла мелькомъ, ночью, въ то время, когда была жертвою страшныхъ мученій?

— Милостивый государь, сказала она, я сейчасъ ду въ Парижъ и очень сожалю, что не могу васъ выслушать.

— О, мадемуазель! мн нужно сказать вамъ всего нсколько словъ…

— Обратитесь къ отцу.

— Но я долженъ говорить только съ вами. Съ вами одной… настойчиво повторилъ Ранденсъ.

Въ его голос былъ странный тонъ, поразившій молодую двушку.

Какое-то предчувствіе мелькнуло у нея въ голов.

Слова Лазаря ‘берегитесь’! пришли ей на память.

Она угадала, что объясненіе этого человка было связано съ тайной ея жизни.

— Хорошо, сказала она, говорите, я васъ слушаю.

И она пошла по парку, въ ту сторону гд въ бесдк ждалъ ее Лазарь.

Если для нея была новая опасность, то она инстинктивно хотла приблизиться къ своему покровителю.

Впрочемъ, она была не такая женщина, которая долго оставалась бы въ нершимости.

— Вы докторъ? спросила она Ранденса, и безъ сомннія, пришли просить моей помощи для какого нибудь несчастнаго?

— Вы угадали.

— Хорошо. Я отдамъ приказаніе. Достаточно ли десяти луидоровъ?

— О! нтъ! отвчалъ докторъ. Я хочу просить у васъ мене и въ тоже время боле.

— Милостивый государь! рзко сказала Діана, у меня нтъ ни времени, ни охоты слушать загадки. Скажите мн прямо, что вамъ угодно?

— Вотъ что, отвчалъ докторъ. Въ нкоторомъ разстояніи отсюда находится одинъ раненый молодой человкъ, который желаетъ васъ видть предъ смертью.

Діана остановилась.

Кровь прилила ей къ сердцу.

И такъ, она не ошиблась.

Жакъ, еще живой, поврилъ свою тайну другому. Жакъ звалъ ее. Но что такое могъ знать докторъ?

— Я васъ не понимаю, сказала она. О комъ вы говорите?

— Я не знаю, кто этотъ молодой человкъ, однако я могу сказать вамъ, что его зовутъ Жакомъ.

— Въ такомъ случа, сказала Діана, я съ сожалніемъ должна повторить, что ничего не понимаю. Я не знаю этого человка.

Ранденсъ кусалъ губы.

Онъ разсчитывалъ на этотъ рядъ маленькихъ театральныхъ эффектовъ, чтобъ заставить врага немедленно сдаться.

Но Діана ни на мгновеніе не теряла своего наружнаго равнодушія.

Надо было дйствовать смлостью.

Къ тому же, онъ ничмъ не рисковалъ.

— Извините, продолжалъ онъ, я, конечно, только посолъ, и могу ошибаться, однако, раненый далъ мн одну вещь, которая должна была доставить мн доступъ къ вамъ,

— У васъ есть эта вещь? покажите ее.

— Это медаліонъ, продолжалъ Ранденсъ. Портретъ женщины, сзади котораго написано нсколько словъ.

— Чей это портретъ?

— Я могу только сказать, что онъ иметъ удивительное сходство съ мадемуазель д’Эрво…

— Въ самомъ дл?..

— И что нсколько словъ, о которыхъ я говорю, подписаны именемъ Діаны.

Діана задумалась.

Не было сомннія, что предъ ней являлся новый врагъ.

Но была ли опасность такъ велика, какъ казалась?

Умирающій Жакъ просилъ этого человка призвать къ нему ту, которую онъ любилъ.

У него дйствительно былъ этотъ портретъ, но вдь дло могло идти о какомъ нибудь ребячеств, объ одномъ изъ тхъ романовъ, которые начинаются почти съ дтства.

— Г. Жакъ ничего не сказалъ вамъ боле?

— Ничего.

— И вы увряете, что онъ умретъ?

— Сомнваюсь, чтобъ, даже поспшивъ, вы застали его живымъ. Къ тому же, съ той минуты, какъ онъ потерялъ сознаніе, онъ не могъ произнести ничего посл того, какъ умолялъ меня отправиться къ вамъ.

Разговаривая, Діана все боле и боле приближалась къ бесдк.

Теперь она входила въ нее.

Лазарь ждалъ ее въ бесдк, спрятавшись за цвтами.

Онъ слушалъ и слышалъ.

— Такимъ образомъ, громко продолжала Діана, этотъ медаліонъ, который такъ сильно похожъ на меня и который, по вашему мннію, можетъ меня немного компрометировать, у васъ съ собой?

— Да.

— Угодно ли вамъ передать его мн?

Ранденсъ понялъ, что выигрываетъ.

Онъ былъ не такъ глупъ, чтобъ отдлаться отъ портрета.

Онъ сдлалъ видъ, что ищетъ въ карманахъ. Затмъ съ глубочайшимъ удивленіемъ сказалъ:

— Боже мой! я его забылъ!.. Вроятно, у больнаго.

— Въ самомъ дл?.. Ну такъ я держу пари, продолжала Діана по прежнему громко, что кто нибудь другой съуметъ его найти.

— Что вы хотите сказать?…

Онъ не договорилъ.

Сильная рука схватила его сзади за шею и онъ въ одно мгновеніе былъ опрокинутъ на землю.

Бдный докторъ Ранденсъ!

Онъ задыхался и чуть не былъ задушенъ, какъ щенокъ.

Въ какую ловушку онъ попалъ!

Лазарь, читатели, вроятно, уже догадались, что это былъ онъ, поставилъ на грудь доктору колно и продолжалъ сжимать ему шею только одной рукой, что, впрочемъ, приносило доктору мало облегченія, а другой обыскивалъ его, и, найдя медаліонъ, передалъ его Діан, которая насмшливо сказала:

— Вотъ видите, сударь, какъ вы забывчивы.

Ранденсъ хриплъ.

У Лазаря были сильныя руки.

Бывшій кучеръ молча поглядлъ на молодую двушку.

— Его взглядъ говорилъ: ‘прикажете покончить?’ Діана, поглядвъ на портретъ, положила его себ за корсажъ.

Затмъ она бросила взглядъ на лежавшаго на земл человка и жестомъ приказала Лазарю выпустить его шею.

— Кто вы такой? Зачмъ вы пришли сюда? спросила она, наклоняясь къ доктору.

Несчастный съ трудомъ перевелъ духъ. Онъ весь посинлъ.

Ему нужно было сдлать большое усиліе, чтобъ заговорить.

— Пощадите меня, умоляю васъ! сказалъ онъ. Я не врагъ. Напротивъ того, я пришелъ предложить вамъ мои услуги.

Онъ спшилъ опредлить, что подразумвалъ подъ словомъ услуги, и сказалъ:

— Я солгалъ вамъ сейчасъ… Я все знаю… Вы меня не узнали, но это я, въ Париж, былъ вашимъ акушеромъ и я же лчу Жака Дарневаль… Я докторъ и могу кончить то, что было начато.

— Что вы хотите сказать?..

— Что такая двушка, какъ вы, можетъ составить счастіе такого несчастнаго, какъ я. И что для пріобртенія ея протекціи я готовъ на все… Вы понимаете, на все!

Діана и Лазарь обмнялись взглядомъ.

Конечно, было легко покончить съ этимъ человкомъ. Лазарь былъ готовъ.

Но надо было подумать прежде, чмъ совершить убійство въ двухъ шагахъ отъ замка.

Да и къ чему, если оно было безполезно?

Въ эту самую минуту въ парк раздался голосъ маркиза.

Онъ звалъ:

— Діана! гд вы?.. Экипажъ готовъ.

Чрезъ нсколько секундъ онъ могъ быть въ бесдк.

— Допросите его, сказала Діана Лазарю. До завтра, въ Париж.

— Я здсь, отецъ, прибавила она, выходя изъ бесдки.

Маркизъ сдлалъ довольный жестъ.

Оба направились къ экипажу.

— Теперь мы поговоримъ, сказалъ Лазарь. Но прежде всего выйдемъ отсюда.

Онъ схватилъ Ранденса за плечи и поставилъ на ноги.

Въ эту минуту въ нсколькихъ шагахъ отъ нихъ раздался странный шумъ, какъ будто ворчанье.

Лазарь вдругъ остановился.

Но шумъ не возобновлялся.

И Лазарь беззаботно махнулъ рукою.

— Не забывайте, продолжалъ онъ, обращаясь къ доктору, что если вы попробуете убжать, то я васъ задушу, прежде чмъ вы успете крикнуть… Теперь вы предупреждены.

Да, Ранденсъ былъ предупрежденъ!

Воспоминаніе полученнаго урока было еще слишкомъ живо. Онъ настолько былъ увренъ, что пришелъ его послдній часъ, что и не думалъ пытаться оскорбить своего опаснаго противника.

И такъ, первая попытка Ранденса имла довольно дурной успхъ.

Опустивъ голову, какъ побитая собака, онъ шелъ предъ Лазаремъ, который положилъ свою тяжелую руку ему на плечо.

Лазарь помогъ ему перепрыгнуть чрезъ ровъ и они вмст очутились на дорог.

— Позвольте мн говорить, началъ Ранденсъ.

— Погодите, мой милый, возразилъ Лазарь. Когда люди хотятъ говорить о щекотливыхъ предметахъ, то не мшаетъ принять предосторожности.

Въ нсколько минутъ они дошли до берега, Лазарь, который, какъ пріятель, велъ подъ руку Ранденса, довелъ его до мста, гд отдавались въ наемъ лодки и взялъ одну изъ нихъ.

Чрезъ мгновеніе они были посреди Марны. Лазарь гребъ.

— Прежде чмъ начать нашъ разговоръ, я сдлаю вамъ одно замчаніе, сказалъ Лазарь доктору. Я васъ предупреждаю, что я отлично умю плавать. Если ваши отвты не понравятся мн, я переверну лодку кверху дномъ и оставлю васъ выпутываться самого, какъ знаете, на вод такъ часто случаются несчастія… Вы поняли, не правда ли?

— Понялъ, машинально повторилъ Ранденсъ, все боле и боле пугаясь.

Лодка, между тмъ, быстро подвигалась и они скоро миновали послдніе дома и вошли въ рукавъ, образуемый Марной, въ род канала, ниже Ножана.

Ранденсъ искоса глядлъ на это, далеко не успокоительное, мсто.

Онъ окончательно попался. Если бы онъ захотлъ кричать, то Лазарь двадцать разъ усплъ бы его утопить.

Приходилось сдаваться. Оставалось только заставить принять капитуляцію.

— Теперь говорите, сказалъ Лазарь. Я васъ слушаю.

— Милостивый государь, сказалъ Ранденсъ почтительнымъ тономъ, я негодяй…

— Я это знаю, продолжайте.

— Но если бы вы знали, съ какимъ намреніемъ я пришелъ къ мадемуазель д’Эрво…

— Пожалуйста, безъ именъ, перебилъ Лазарь.

Онъ такъ ударилъ веслами, что лодка затряслась.

— Нтъ! нтъ! вскричалъ Ранденсъ, задыхаясь ютъ страха. Я буду внимателенъ… но, клянусь вамъ, я хотлъ предложить свои услуги и ничего боле.

— Да, и начали съ того, что занялись шантажомъ.

— Поставьте себя на мое мсто, наивно продолжалъ Ранденсъ, я молодъ, до сихъ поръ, счастіе мн не улыбалось, но у меня много доброй воли. Если бы мн захотли помочь составить положеніе, то пріобрли бы во мн преданнаго слугу, а вы знаете, что докторъ часто можетъ быть полезенъ.

— Ну, презрительно сказалъ Лазарь, вы, какъ мн кажется, не на многое годитесь.

— Вы меня не знаете. Тотъ, кто протянулъ бы мн руку, чтобъ сразу вытащить меня изъ той грязи, въ которой я вязну… тотъ увидалъ бы, на что я гожусь.

— Однимъ словомъ, вы ничего не желаете, какъ подвергнуться испытанію.

— Конечно. Безъ всякихъ условій. Я полагаюсь на щедрость мадемуазель д’Эрво…

— Гмъ!.. сказалъ Лазарь, снова встряхнувъ лодку.

— Да, да, я знаю!.. Это такъ невольно вырвалось.

— И такъ, вы полагаете, что вы уже видли молодую двушку, о которой мы говоримъ?

— О! въ этомъ я совершенно увренъ!

— Знайте, что никогда не слдуетъ быть увреннымъ въ томъ, что опасно знать.

— Поврьте, что я забуду все, что нужно будетъ забыть.

— Мы еще поговоримъ объ этомъ… Оставимъ прошлое и перейдемъ къ настоящему.

— Спрашивайте меня.

— Васъ позвали къ…

— Къ любовнику мадемуазель Діаны… Ахъ, Боже мой…

Этотъ послдній крикъ былъ вырванъ у бднаго Ранденса такимъ толчкомъ лодки, что бдный докторъ уже считалъ себя погибшимъ.

— Вы положительно неисправимы, сказалъ Лазарь, а такъ какъ т, кто не уметъ держать языкъ за зубами, особенно опасны, то мн очень хочется…

— О! умоляю васъ, не трясите такъ лодку. Я буду молчать. Даю вамъ слово.

— На этотъ разъ прощаю. Но будьте внимательны. Теченіе здсь очень быстро… И такъ, возвратимся къ молодому человку, который раненъ. Что вы думаете о его ран?.. Я полагаю, что она результатъ случая?..

Ранденсъ съ безпокойствомъ посмотрлъ на Лазаря.

— Если вы дадите мн слово грести спокойно…

— Ну, хорошо.

— Тогда я вамъ скажу, что, можетъ быть, вы ошибаетесь.

— Въ самомъ дл! Въ такомъ случа, рана…

— Вы не будете шевелиться?

— Вотъ видите, я даже подниму весла. Говорите, не бойтесь.

— Ну, я скажу вамъ по секрету, что она совершенно похожа на результатъ удара, нанесеннаго въ голову больнаго.

— Ба! кмъ же?

— Очевидно, сказалъ, подмигивая, Ранденсъ, тмъ или тми, кого эта личность стсняетъ.

— И вы подозрваете, кто этотъ тотъ или т? Ранденсъ отвтилъ очень удачно:

— Я никого не подозрваю, когда ду въ лодк, сказалъ онъ.

— Вотъ такъ то лучше. Ну, мой милый, мы, можемъ быть, кое что для васъ сдлаемъ… И такъ, нашъ раненый очень боленъ?

— Я не лгалъ, когда говорилъ, что онъ, можетъ быть, умеръ. А если онъ еще не умеръ, то жизнь его зависитъ отъ малйшаго случая.

— То-есть, медленно сказалъ Лазарь, глядя пристально на Ранденса, его жизнь въ рукахъ лчущаго его доктора?

Ранденсъ молча кивнулъ головою. Нсколько мгновеній продолжалось молчаніе. Марна становилась шире, Лазарь велъ лодку по средин.

Но Ранденсъ мене безпокоился. Онъ понялъ, что пришла ршительная минута.

— Предположимъ, сказалъ Лазарь, что кто нибудь иметъ интересъ въ смерти этого бднаго малаго… предположимъ, что есть докторъ, готовый помочь природ… что потребовалъ бы за это докторъ?

— Только одно, отвчалъ Ранденсъ, протекцію тхъ, кому онъ служилъ. То есть пріобртеніе богатыхъ кліентовъ. Вы знаете, достаточно, чтобъ нсколько знатныхъ личностей заинтересовались имъ. Кром того, онъ попросилъ бы первоначальное вознагражденіе для того, чтобъ имть возможность прилично устроиться. Сущую бездлицу, то есть, пятьдесятъ тысячъ Франковъ… Эти требованія кажутся вамъ чрезмрными?…

— Нтъ, отвчалъ Лазарь, он довольно скромны. Но есть одно ‘но’, на которое я обращаю ваше вниманіе.

— Будьте уврены, что я не теряю ни одного изъ вашихъ словъ.

— Предположимъ такъ… мы все будемъ заниматься предположеніями… что сказанный докторъ, эксплуатируя положеніе, пріобртенное, благодаря случаю, готовъ оказать требуемую услугу, но какую гарантію будутъ имть его… заказчики. Я повторяю, какую гарантію будутъ они имть, что докторъ никогда не злоупотребитъ извстными ему тайнами?

— Какую гарантію? Его слово, его собственный интересъ.

— Это очень много между честными людьми. Но позвольте вамъ сказать, что съ нкоторыми особами это слишкомъ мало. Тутъ подвергаешься большой опасности… капризъ или раздраженіе… Вдь союзы не вч�

ВЕЛИКОСВТСКІЕ НЕГОДЯИ.

ЧАСТЬ I.ЛЮБОВНИЦА И МАТЬ.

ГЛАВА I.Посолъ.

ГЛАВА II.Снгурочка.

ГЛАВА III.Бдный Брако.

ГЛАВА IV.Отецъ по мод… имперіи.

ГЛАВА V.Золотая монета.

ГЛАВА VI.Лазарь.

ГЛАВА VII.Исторія глупца.

ГЛАВА VIII.Препятствіе.

ГЛАВА IX.Зовъ перевозчика.

ГЛАВА X.Діана спасена.

ЧАСТЬ II.СВТЪ.

ГЛАВА I.Медаліонъ.

ГЛАВА II.Сынъ сыщика.

ГЛАВА III.Діана ставитъ свое условіе.

ГЛАВА IV.Опасность катанья на лодк.