Великая Хартія Вольностей.
Историческій очеркъ.
Великая Хартія Вольностей.
Историческій очеркъ.
I.
II.
III.
IV.
V.
VI.
VII.
VIII.
Дмитрій Петрушевскій.
‘Русское Богатство’, No 11, 1903
Великая Хартия Вольностей, Петрушевский Дмитрий Моисеевич, Год: 1903
Время на прочтение: 41 минут(ы)
Въ исторіи европейскихъ обществъ едва ли можно указать вншнее событіе, которое бы имло такое глубокое, опредляющее значеніе для всей послдующей исторіи общества, какъ нормандское завоеваніе, отдавшее англо-саксонскую Англію и ея судьбу въ руки нормандскаго герцога и его сборной дружины. Безъ преувеличенія можно сказать, что ни политическая, ни соціальная, ни даже экономическая эволюція средневковой Англіи не можетъ быть понята тмъ, кто не уяснилъ себ въ надлежащей мр общаго характера и смысла этого событія, послдствія котораго даютъ себя внять на каждомъ шагу при изученіи какъ общаго хода этой эволюціи, такъ и ея крупнйшихъ моментовъ. Имя въ виду предложить читателю общую характеристику одного изъ такихъ моментовъ въ исторіи средневковой Англіи, мы не можемъ поэтому обойтись безъ предварительной характеристики нормандскаго завоеванія, тмъ боле, что Великая Хартія Вольностей подводитъ юридическіе итоги политическому развитію Англіи, какъ оно складывалось подъ непосредственнымъ воздйствіемъ завоеванія, на почв установленнаго имъ взаимоотношенія общественныхъ силъ.
Какъ извстно, свой походъ на Англію Вильгельмъ Завоеватель постарался обставить по возможности убдительными, чисто юридическими аргументами, выставляя себя законнымъ истцомъ своихъ правъ на англо-саксонскую корону, будто бы незаконно и съ нарушеніемъ страшной клятвы надъ мощами захваченную Гарольдомъ, и высочайшій авторитетъ христіанскаго міра былъ всецло на его сторон, превращая своей санкціей чисто пиратскій набгъ нормандскаго герцога въ настоящій крестовый походъ для возстановленія попранной правды и справедливости. Но еще поразительне то, что эта юридическая фикція явилась для Вильгельма основнымъ принципомъ всей его внутренней политики въ завоеванной имъ стран. Не только Европ, но и самимъ англосаксамъ каждымъ своимъ шагомъ Вильгельмъ старался показать, что онъ законный наслдникъ Эдуарда Исповдника, что онъ лишь требуетъ того, что ему слдуетъ по закону, какъ и всякому другому англо-саксонскому королю. Вступивъ посл Гастингской побды (1060 г.) въ Лондонъ, онъ короновался въ Уэстминстер короной англо-саксонскихъ королей по англо*саксонскому ритуалу, и могъ считать себя вполн законнымъ королемъ англо-саксовъ, всхъ, кто не желалъ подчиняться ему, онъ разсматривалъ какъ мятежниковъ, возставшихъ противъ своего законнаго государя и заслуживающихъ за это суровой кары. Только посл нсколькихъ лтъ упорной борьбы ему удалось привести въ покорности этихъ ‘мятежниковъ’ и стать фактически государемъ своихъ новыхъ подданныхъ.
Въ качеств національнаго короля англо-саксовъ Вильгельмъ оставилъ въ сил ихъ правовой строй и ихъ учрежденія и, въ частности, ихъ общенародныя мстныя учрежденія, ихъ организацію по графствамъ и сотнямъ, а также потребовалъ отъ всхъ свободныхъ людей своего новаго королевства присяги на врность безотносительно къ тому, въ какихъ поземельныхъ, личныхъ и юрисдикціонныхъ отношеніяхъ они находились другъ съ другомъ. И во они ‘преклонились передъ нимъ и сдлались его людьми и присягнули на врность ему… противъ всхъ другихъ людей’.
Оставляя по существу неизмннымъ политическій строй англосаксовъ, нормандское завоеваніе не производило сколько нибудь замтныхъ перемнъ и въ ихъ соціальномъ стро. Правда, верхній слой англійскаго общества, какъ и весь персоналъ высшей свтской и духовной администрація королевства, былъ замщенъ завоевателями. Но, подобно тому, какъ нормандскій герцогъ вступилъ во во права и обязанности англо-саксонскихъ королей, и его сподвижники, надленные имъ большими помстьями, вступили во во права и обязанности англо-саксонскихъ магнатовъ, конфискованныя владнія которыхъ они теперь получили, я положеніе англо-саксонской массы въ отношеніи къ нимъ по существу не измнилось сравнительно съ тмъ, чмъ оно было въ отношеніи къ туземнымъ сеньорамъ, глафордамъ. Къ тому же, далеко не вс туземные сеньоры были замщены нормандцами, а лишь самые крупные, мене значительные остались на своихъ мстахъ посл того, какъ признали Вильгельма своимъ государемъ.
Такимъ образомъ, и въ политическомъ, и въ соціальномъ отношеніи нормандское завоеваніе очень мало похоже на обычное завоеваніе, обыкновенно производящее рзкія перемны и въ политическомъ, и въ соціальномъ стро покореннаго народа. Оно, какъ будто, оставляло въ этомъ смысл все по старому, скоре напоминая чисто династическій переворотъ, чмъ покореніе одного народа другимъ. Если мы напомнимъ, хотя бы вкратц, что представляло собою англо-саксонское государство и общество наканун завоеванія, то для насъ еще боле выяснится глубоко консервативный по существу характеръ нормандскаго завоеванія, и мы увидимъ именно, что въ этой консервативности завоеванія и лежитъ ключъ въ уразумнію того огромнаго значенія, какое оно имло и въ политической, и въ соціальной эволюціи средневковой Англіи
Къ половин одиннадцатаго вка англо-саксонская Англія уже сдлала весьма серьезные успхи на пути въ соціальной и политической феодализаціи. Это была торная дорога, по которой пошли вс варварскія государства, тмъ или инымъ способомъ возникшія на территоріи Римской имперіи, я по которой они не могли не пойти при тогдашнихъ общихъ, хозяйственныхъ и культурныхъ, условіяхъ. Т сравнительно широкія формы политической жизни, въ которымъ перешли германскія племена, утвердившіяся на территоріи Римской имперіи, не были естественнымъ продуктомъ внутренняго роста германскихъ обществъ, но явились въ результат чисто вншнихъ обстоятельствъ ихъ взаимной борьбы и ихъ столкновеній съ римскимъ міромъ. Переходъ былъ слишкомъ рзокъ, въ особенности для тхъ изъ нихъ, которыя попади въ политическую обстановку, еще уцлвшую отъ имперіи, и такъ или иначе приспособились въ ней, чмъ еще боле усложнили свои политическія формы и, слдовательно, еще боле обострили несоотвтствіе между этими формами и совершенно элементарными основами своей общественной и, прежде всего, своей хозяйственной жизни, всецло пребывавшей на стадіи домашняго, замкнутаго, натуральнаго хозяйства. Государству германцевъ приходилось теперь ршать свои уже сравнительно широкія и сложныя задачи съ помощью все тхъ же крайне элементарныхъ средствъ, какими обходились боле узкія и простыя политическія соединенія, оно по-прежнему возлагало на каждаго свободнаго, обезпеченнаго земельнымъ надломъ германца удовлетвореніе всхъ потребностей, какія порождаетъ сколько нибудь организованное общежитіе, и, прежде всего, потребности вншней защиты и общественнаго правосудія: какъ и въ старыя, тацитовскія времена, подъ страхомъ тяжелой пени, каждый свободный германецъ долженъ былъ отправляться на собственный счетъ въ походъ, теперь уже часто далекій и продолжительный, а въ мирное время долженъ былъ посщать судебныя собранія своего округа, тоже требовавшія съ его стороны не малыхъ затратъ и въ смысл времени, и въ смысл средствъ. Теперь эти натуральныя государственныя повинности, и прежде всего военная повинность, были, конечно, гораздо тяжеле для средняго германца, чмъ въ старыя времена, и должны были разрушительно отражаться на его хозяйств, подкапывая такимъ образомъ свой матеріальный базисъ и длая массу еще боле неспособной въ дальнйшему ихъ отбыванію. Но этотъ матеріальный базисъ и безъ того былъ уже въ достаточной мр расшатанъ, благодаря цлому ряду причинъ, такихъ, какъ естественное дробленіе надловъ, какъ нердкій въ т времена прямой захватъ ихъ сильными людьми, какъ вынужденная продажа ихъ для уплаты непомрно тяжелыхъ штрафовъ, которые налагало на преступника и его родъ уголовное право варварскихъ правдъ, и т. п. Такъ или иначе, но государству сравнительно скоро пришлось считаться съ неспособностью массы нести свои натуральныя государственныя повинности, и оно было вынуждено ограничиться требованіемъ ихъ лишь съ части населенія, лишь съ тхъ, кто поднялся надъ массой, кого широкая государственность не только не придавила тяжестью своихъ требованій, но даже сдлала богатымъ и сильнымъ, кто вышелъ побдителемъ изъ жизненной борьбы, не только не ослабвъ въ ней, но усилившись на счетъ слабаго, пріобртя власть надъ нимъ и надъ его землею, и кого обогатили прямо иди косвенно королевскія пожалованія, въ вид ли земельныхъ выдачъ изъ королевскихъ доменовъ, иди въ вид передачи королемъ своихъ фискальныхъ правъ, органически связанныхъ тогда съ правомъ суда и съ другими правами, принадлежавшими королю, какъ верховному глав государства. Только такіе люди, богатые и сильные, и могли теперь нести ставшія не по плечу среднему человку государственныя натуральныя повинности. На нихъ главнымъ образомъ и принуждено было теперь государство взвалить эти повинности. Но оно не ограничивается этимъ. Этой созданной въ значительной мр самой королевской властью аристократіи государство принуждено передать въ вид новой государственной натуральной повинности и судъ, и управленіе массой, посл того, какъ. родовые союзы, нкогда въ той или иной мр гарантировавшіе общественный миръ, мало по малу разложились, и государству одному пришлось, съ помощью своихъ крайне недостаточныхъ средствъ, справляться съ этой крайне трудной задачей. Задача эта ему одному была не по силамъ, и оно вынуждено было возложить часть ея въ вид натуральной повинности на отчасти имъ же самимъ созданную общественную силу, передать новой — служилой и духовной — аристократіи полицейскую и судебную власть надъ массой, которая уже и безъ того стала отдаваться подъ частную власть этихъ сильныхъ людей, не разсчитывая, съ разложеніемъ родовыхъ союзовъ, устоять въ жизненной борьб, все боле и боле суровой и безпощадной.
Общество, такимъ образомъ, дифференцируется. Изъ массы, когда-то боле или мене однородной, выдляется группа, къ которой и переходитъ отправленіе натуральныхъ государственныхъ повинностей, прежде лежавшихъ на всхъ, выдляется особый военный и правящій классъ, свтскій и духовный. Но это измненіе соціальнаго строя общества не влекло за собой измненій въ его хозяйственномъ стро. Общество по-прежнему продолжало жить мелкими, самодовлющими, тожественными по своему строенію, замкнутыми хозяйственными группами. Разница съ прежнимъ была лишь въ томъ, что теперь эти сельокія группы должны были отдавать часть продуктовъ своего хозяйственнаго труда, а потомъ и часть самого этого хозяйственнаго труда, постепенно выдлившемуся изъ массы непроизводительному — военному и правящему — классу, обезпечивая ему, такимъ образомъ, возможность нести свои государственныя натуральныя повинности и постепенно, вслдствіе этого, превращаясь, изъ свободныхъ общинъ въ феодальныя помстья. Это постепенное превращеніе свободныхъ людей, подпавшихъ подъ частную власть представителей военнаго и правящаго класса, въ несвободныхъ виллановъ, а тхъ свободныхъ хозяйственныхъ группъ, въ которымъ они принадлежали, въ феодальныя помстья, не вносило, повторяемъ, сколько нибудь существенныхъ перемнъ въ основы ихъ хозяйственнаго строя, всецло пребывавшаго все на той хе стадіи натуральнаго хозяйства. Необходимой предпосылкой этого превращенія именно и являлось то, что общество въ хозяйственномъ отношеніи оставалось все тмъ же. Такъ характерная для феодальнаго строя, эта помстная система съ ея сеньорами и вилланами именно и явилась, говоря вообще, продуктомъ политической необходимости, въ смысл необходимости приспособить удовлетвореніе потребностей сравнительно широкаго и сложнаго политическаго цлаго къ остававшимся неизмнными элементарнымъ хозяйственнымъ условіямъ общества. Благодаря чисто вншнимъ причинахъ, государственность германскихъ племенъ значительно опередила ихъ хозяйственную и культурную эволюцію, и неизбжнымъ соціальнымъ результатомъ этого несоотвтствія между политическими формами, съ одной стороны, и хозяйственными и культурными основами общества — съ другой, и явилось феодальное расчлененіе общества на сеньоровъ и виллановъ, эта столь характерная для феодализма соціальная система.
Все это мы находимъ и у англо-саксовъ. И коммендація, и иммунитетъ, и бенефиціи развивались и у нихъ съ очень давнихъ временъ, и въ половин одиннадцатаго вка развитіе это сдлало уже весьма значительные успхи. Наканун нормандскаго завоеванія англо-саксонское общество было уже вполн аристократическимъ и по существу феодальнымъ, глафорды и вилланы представляли собою уже вполн опредлившіеся общественные классы, и помстная система въ основныхъ чертахъ была уже на лицо. Но, какъ ни энергично развивался здсь процессъ феодализаціи, ему еще не удалось разрушить широкую государственность англо-саксовъ (какъ это произошло съ государственностью франковъ и другихъ континентальныхъ ‘варварскихъ’ обществъ), ихъ общегосударственныхъ, народныхъ учрежденій: и королевская власть у англо-саксовъ еще не выродилась въ сюзеренитетъ и не утратила еще непосредственной связи съ народной массой, не взирая на возникновеніе могущественной аристократіи, и верховное собраніе королевства — уитенагемотъ еще не превратился въ чисто-феодальный сеймъ королевскихъ вассаловъ, и — и это едва ли не самое важное для всей дальнйшей исторіи Англіи обстоятельство — продолжала существовать и функціонировать мстная организація англо-саксонскаго общества — сотни и графства съ ихъ періодическими собраніями, на которыя по прежнему отправлялись судить преступниковъ, улаживать гражданскія тяжбы, обсуждать мстныя я общегосударственныя дла и выслушивать королевскіе указы вс мстные землевладльцы, безотносительно къ соціальному расчлененію, какъ сеньоры, такъ и вилланы (первые лично, а вторые, какъ и въ старыя времена, черезъ своихъ представителей въ лиц четырехъ человкъ отъ каждой общины, съ своимъ старостой и приходскимъ священникомъ во глав). Вс эти общегосударственныя учрежденія еще сохраняли свою жизненность, но на ряду съ ними все ширилась и крпла частная власть, все больше и больше съуживая ихъ территорію, такъ что ея окончательное торжество было только вопросомъ времени. И въ этотъ моментъ надъ страною разразилась нормандская гроза.
Легко понять, чмъ должна была явиться для такого общества консервативная политика Вильгельма-Завователя. ‘Повелвая и желая, чтобы вс хранили и соблюдали законы короля Эдуарда’, требуя, чтобы вс ‘обращались къ сотн и графству такъ, какъ это постановили предшественники наши*, принимая клятву врности отъ всхъ ‘владвшихъ землею людей, какіе только были во всей Англіи, чьими бы людьми они ни были*, Вильгельмъ не просто санкціонировалъ политическій порядокъ, найденный имъ у завоеваннаго народа, уже давно расшатанный и готовый разложиться подъ напоромъ все шире и глубже захватывавшаго общество феодализаціоннаго процесса,— эти его торжественныя заявленія означали нчто гораздо большее. Они свидтельствовали, что въ вковомъ спор между широкой государственностью и все надвигавшимся феодализмомъ Вильгельмъ становился на сторону первой, принося сюда съ собой и всю ту матеріальную силу и могущество, которыя дала ему побда надъ англо-саксами и преимущества боле высокой культуры, отличавшія его и его сподвижниковъ сравнительно съ отсталыми обитателями завоеванной имъ страны. Располагая огромными матеріальными рессурсами въ вид многихъ сотенъ доставшихся ему помстій, имя въ своемъ распоряженіи прекрасно организованную военную силу, оставлявшую далеко позади плохо дисциплинированныя дружины англо-саксовъ, такой англо-саксонскій король могъ дать серьезный отпоръ феодализму,— поскольку этотъ послдній могъ быть опасенъ для него,— и возстановить во всей ея жизненной сил широкую государственность англо-саксовъ. И Вильгельмъ сдлалъ не только это. Онъ поставилъ королевскую власть и англо саксонскую государственность на такую высоту, на какой она едва ли я стояла когда нибудь у англо-саксовъ.
Укрпляя свою власть на прочномъ базис общегосударственныхъ, національныхъ учрежденій, Вильгельмъ, однако, вовсе не порывалъ съ феодализмомъ. Поскольку феодализмъ представлялъ собою соціальную форму, неизбжную при боле или мене широко поставленной государственности, опиравшейся на натурально-хозяйственную основу, онъ былъ необходимъ и въ государств Вильгельма-Завоевателя. Феодализмъ вполн совмстимъ съ широкими политическими формами, лишь бы государство имло силы и средства господствовать надъ нимъ, заставить служить себ частную власть сеньора надъ вилланомъ, сюзерена надъ вассаломъ. Вильгельмъ имлъ въ своихъ рукахъ вс средства, необходимыя для такого господства, и онъ пріобрлъ его. Это политическое обезвреженье феодализма дало ему возможность въ то же время провести феодальную точку зрнія съ такой полнотой и законченностью, съ какой она не была проведена нигд въ Европ. Благодаря тому, что почти вс земельныя владнія англо-саксовъ фактически прошли черезъ руки Завоевателя — путемъ ли прямого вооруженнаго захвата или въ результат конфискацій, временныхъ или безусловныхъ,— вс землевладльцы Англіи оказались феодальными держателями короля, получившими и державшими свои земли или непосредственно (in capite) отъ короля или отъ него же въ послднемъ счет. Такое полное проведеніе феодальнаго принципа въ сфер земельныхъ отношеній, длавшее Англію Вильгельма-Завоевателя самой феодальной страной во всей феодальной Европ, было связано съ обстоятельствомъ, не встрчавшимся нигд въ Европ: разъ вс землевладльцы ‘держали’ отъ короля и приносили ему клятву врности ‘противъ всхъ людей’, безотносительно въ тому, чьими бы вассалами они ни были, то вс они должны были нести ему одному и главную ‘службу’ — военную повинность (servitium militare). Такая широкая постановка феодальной военной ‘службы’, превращавшая ее въ ‘службу’ исключительно королевскую (regale servitium), разъ на всегда отдавала феодализмъ на службу государству и длала его источникомъ не слабости, а силы королевской власти и представляемой ею широкой государственности. Нечего и говорить, что, создавъ себ такую опору въ феодализм, королевская власть могла во всей сил осуществлять свои права, унаслдованныя ею отъ еще не успвшей разложиться англо-саксонской государственности, будутъ ли то юрисдикціонно-фискальныя права, осуществлявшіяся ею черезъ посредство судебныхъ собраній, сотенъ и графствъ, или чисто-фискальныя права въ форм налоговъ и таможенныхъ и рыночныхъ пошлинъ, или же, наконецъ, право требовать въ случа опасности въ ополченіе всхъ свободныхъ людей королевства. Все это ставило королевскую власть нормандской и слдовавшей за нею анжуйской династіи на недосягаемую высоту, я длало для нея возможной постановку и разршеніе политическихъ задачъ, недоступныхъ континентальнымъ государствамъ той поры, въ сфер администраціи, суда и финансоваго управленія. Очень скоро Англія сдлалась образцомъ , централизованнаго, крпко сплоченнаго государства, съ далеко ушедшею впередъ правительственной -и судебной организаціей.
Слдуетъ обратить вниманіе еще на одинъ весьма существенный фактъ. Самый верхній слой англійскаго общества, составившійся исключительно изъ сподвижниковъ Вильгельма и ихъ потомковъ, всецло проникнутыхъ феодальными понятіями континентальнаго типа, не могъ примириться съ тмъ положеніемъ, въ какое поставила его политика Завоевателя, потребовавшаго отъ своихъ нормандскихъ сподвижниковъ такого же подчиненія, какъ и отъ своихъ новыхъ подданныхъ, облагавшаго ихъ земли такимъ же налогомъ, какъ и земли англо-саксовъ (которые платили его иногда и прежнимъ своимъ королямъ подъ названіемъ ‘датскихъ денегъ’). Такая нивеллировка ихъ, это введеніе ихъ въ рамки укрпленной завоеваніемъ англо-саксонской государственности, представлялась имъ беззаконнымъ посягательствомъ на ихъ законнйшія права и вольности, и ихъ неудовлетворенность и недовольство своимъ положеніемъ могло бы быть опаснымъ для королевской власти и всего представлявшагося ею политическаго порядка, если бы они владли сплошными территоріями, какъ ихъ континентальные собратья (въ Англіи даже самыя крупныя владнія состояли изъ частей, разбросанныхъ по многимъ графствамъ), и — что самое главное,— если бы ихъ притязанія не шли въ разрзъ едва ли еще не въ большей мр, чмъ съ интересами короля, съ интересами соціально зависимой отъ нихъ свободной и несвободной массы. Для этой послдней торжество въ Англіи континентальнаго феодализма означало бы торжество необузданнаго произвола, тмъ боле рзкаго и невыносимаго, что онъ осуществлялся бы завоевателями въ отношеніи къ завоеванному народу. Эта противоположность интересовъ феодаловъ и народа создавала очень серьезную почву для солидарности между англосаксонской массой и королевской властью нормандскихъ королей, и вмст съ тмъ самую прочную опору для этой власти, съ самаго же начала объявившей неприкосновенными ‘законы короля Эдуарда’ и оффиціально выставившей себя законной наслдницей англо-саксонскихъ королей. Въ какой мр прочна была эта солидарность, подавало ближайшее будущее. Уже самому Вильгельму пришлось столкнуться съ феодальнымъ недовольствомъ среди ближайшихъ своихъ сподвижниковъ и съ попыткой прямого возстанія. Возставшіе даже выставляли себя борцами за угнетенный англо-саксонскій народъ. Народъ, однако, имъ не поврилъ и не сталъ на ихъ сторону, а помогъ Вильгельму подавить возстаніе. При ближайшихъ преемникахъ Завоевателя, Вильгельм II Рыжемъ и Генрих I, народу очень часто приходилось ршать подобные вопросы, и во всхъ столкновеніяхъ феодаловъ съ королевской властью онъ неизмнно становился на сторону послдней и помогалъ ей одолть ихъ общаго врага. Союзницей королевской власти была и англійская церковь, очень многимъ обязанная Вильгельму, который надлилъ ее огромными матеріальными средствами и особой юрисдикціей, до тхъ поръ сливавшейся съ юрисдикціей общегосударственныхъ учрежденій. И для нея королевская власть являлась естественной союзницей въ виду аггрессивныхъ тенденцій свтскихъ феодаловъ.
Таковы были политическія и соціальныя особенности положенія, созданнаго въ Англіи нормандскимъ завоеваніемъ. Какъ видимъ, этотъ чисто вншній фактъ глубоко отразился на внутреннемъ стро англо саксонскаго общества и направилъ его развитіе по очень оригинальному пути. Здсь произошло чрезвычайно своеобразное сочетаніе, казалось бы, совершенно непримиримыхъ моментовъ, въ другихъ обществахъ обыкновенно исключавшихъ другъ-друга, здсь же взаимно себя поддерживавшихъ и питавшихъ. Широкая государственность и феодализмъ здсь составили органическій синтезъ и не только не тащили государственную колесницу въ противоположныя стороны, но согласно и энергично влекли ее въ гору по пути широкаго развитія политическихъ формъ, уже намченному въ англо-саксонскую эпоху, но тогда же сильно заросшему сорными травами. Теперь путь этотъ былъ расчищенъ и расширенъ, и уже ничто не могло повернуть исторію Англіи на другую дорогу, заставить ее сойти въ узкую феодальную колею. По крайней мр, серьезныхъ опасностей этого рода ей не предстояло.
Но опасности все же были. Мы имемъ въ виду смутное время, наступившее въ Англіи съ воцареніемъ короля Стефана и ознаменовавшееся кратковременнымъ, но пышнымъ расцвтомъ феодальныхъ тенденцій среди англійскаго баронства. Это была эпоха междоусобной войны, вызванной борьбою за англійскую корону между королемъ Стефаномъ и дочерью Генриха І-го Матильдой. Каждая изъ борющихся сторонъ старалась заручиться возможно большимъ числомъ союзниковъ среда феодаловъ цною земельныхъ и денежныхъ выдачъ изъ казны, совершенно истощившихъ рессурсы вороны, а также всякаго рода льготъ и привилегій, превращавшихъ англійскихъ феодаловъ въ настоящихъ государей своихъ земель и отдавшихъ массу въ жертву ихъ безграничному произволу. Это были тяжкія времена для англійскаго народа, современные лтописцы не жалютъ красокъ при изображеніи всхъ ужасовъ, которые ему приходилось терпть отъ поднявшихъ голову феодаловъ, и сравниваютъ Англію той поры съ Іерусалимомъ, когда его держалъ въ осад Титъ. Цлыхъ девятнадцать лтъ тянулась смута, и если до тхъ поръ народъ, можетъ быть, больше по инстинкту чувствовалъ свою солидарность съ королевской властью, то теперь онъ тяжкимъ опытомъ могъ дойти до вполн яснаго сознанія, что только сильная центральная власть, опирающаяся на народныя учрежденія, можетъ оградить его отъ тхъ бдъ, которыя угрожаютъ ему отъ предоставленныхъ самимъ себ феодаловъ. Это должно было очень серьезно поднять нравственный престижъ королевской власти, и едва ли будетъ преувеличеніемъ, если мы скажемъ, что, не будь смуты, Генриху II Плантагенету было бы значительно трудне проводить свои реформы, которыя не только возстановили пошатнувшееся было зданіе организованной Вильгельмомъ Завоевателемъ англійской государственности, но и значительно укрпили, углубили и расширили его фундаментъ. Реформаторская дятельность правительства Генриха Плантагенета была прямымъ отвтомъ на поднятые смутой вопросы, ршительнымъ и безповоротнымъ. Если его военная реформа, замняя натуральную военную повинность феодальныхъ держателей такъ называемыми ‘щитовыми деньгами’ и обязывая каждаго свободнаго имть сообразное съ его средствами вооруженіе, отодвигала на второй планъ феодальное ополченіе и возрождала къ новой жизни англо саксонское народное ополченіе, иначе говоря, разоружала феодаловъ и вооружала народъ, неизмнно служившій королю въ его борьб съ феодалами, то его судебная реформа шла еще дальше въ этомъ анти-феодальномъ направленіи. Передавая вс иски о свободномъ держаніи въ исключительное вдніе королевскаго суда, она пробивала огромную брешь въ юрисдикціонно-фискальныхъ правахъ феодаловъ,въ то же время она привлекала ихъ наравн со всми свободными людьми королевства къ активному содйствію уголовной юстиціи короны, къ отправленію обязанности присяжныхъ. Вводя для всеобщаго пользованія судъ съ присяжными, какъ въ сферу уголовнаго, такъ и въ сферу гражданскаго правосудія, она давала сильный толчекъ мстной жизни судебное разбирательство происходило въ присутствіи разъздныхъ коронныхъ судей въ полномъ собраніи графства), но въ то же время связывала ее еще боле тсными уами съ центромъ и длала ее причастной общимъ широкимъ интересамъ цлаго. Не говоримъ уже о тхъ матеріальныхъ рессурсахъ, которыми обогащалась казна отъ такого расширенія сферы коронной юрисдикціи, а также о чисто-моральныхъ завоеваніяхъ, которыя длала королевская власть, вводя въ жизнь боле совершенную судебную процедуру и тмъ создавая гарантію длу общественнаго правосудія и культурнаго прогресса.
При характеристик англійской государственности, какъ она складывалась подъ дйствіемъ созданныхъ нормандскимъ завоеваніемъ общественныхъ и политическихъ условій, слдуетъ постоянно имть въ виду одну ея очень характерную особенность: государственность эта въ сильнйшей мр была проникнута фискальными тенденціями. Безъ преувеличенія можно оказать, что короли нормандской и анжуйской династій смотрли на свою власть прежде всего какъ на источникъ дохода, и каждый шагъ къ расширенію сферы вмшательства государства въ общественныя отношенія имлъ въ виду прежде всего интересы фиска, такъ что административная машина, созданная этими королями, съ королевской куріей (Curia Regis) въ центр и шерифами въ областяхъ, представляется чмъ-то въ род огромнаго насоса для вытягиванія изъ общества всякаго рода матеріальныхъ благъ. И не даромъ такую видную, можно сказать, господствующую роль въ этой организаціи играетъ такъ называемая Палата Шахматной Доски, куда стекались со всхъ концовъ страны деньги и всякаго рода натуральныя поступленія. Въ этой черт нтъ въ сущности ничего, свойственнаго исключительно этой англо-нормандской государственности, она характерна для цлыхъ фазисовъ въ развитіи государственности вообще. Такой была государственность ‘варварскихъ’ королевствъ, организовавшихся на территоріи римской имперіи, такова была государственность феодальной эпохи, не дальше ушла и государственность монархій, постепенно сокрушившихъ феодализмъ и превратившихся — тамъ, гд он не нашли надлежащаго противовса въ тхъ или иныхъ общественныхъ элементахъ или въ ихъ комбинаціяхъ — въ совершенно безконтрольный полицейскій, просвщенный или враждебный всякому просвщенію, абсолютизмъ. А въ Англіи, къ тому же, королевская власть посл 1066 года была властью завоевателей, какъ ни своеобразно было это завоеваніе. Не удивительно, что ея фискальныя тенденціи такъ рзко бросаются въ глаза. И на нихъ слдуетъ обратить самое серьезное вниманіе, иначе вся представленная нами картина взаимоотношенія общественныхъ силъ въ англійскомъ обществ, какъ это взаимоотношеніе опредлилось съ момента нормандскаго завоеванія, можетъ получить совершенно ложное освщеніе, превратившись въ трогательную идиллію сердечнаго единенія королевской власти съ народной массой и неусыпныхъ заботъ ея о благ своихъ врныхъ подданныхъ, о ихъ матеріальномъ и культурномъ преуспяніи. Народная масса, дйствительно, оказывала королевской власти поддержку и содйствіе во во трудныя минуты, выпадавшія на долю этой послдней, потому что находила у нея организацію и силу, способную оградить ее отъ феодальныхъ опасностей, она вынуждалась въ этому союзу политической необходимостью. Другого выхода у нея не было. И королевская власть сторицей вознаграждала себя за услуги, которыя оказывала народу, и до поры до времени могла безъ серьезныхъ для себя опасностей трактовать страну, какъ свое частное помстье, которое должно давать какъ можно больше дохода и, для этого обладать немалой дозой хозяйственнаго благоустройства и порядка. Такимъ образомъ, вызванный политической необходимостью союзъ народа съ королевской властью въ сущности вовсе былъ чуждъ широкихъ морально-политическихъ идей и представляя собою чисто фактическую комбинацію элементарныхъ интересовъ, онъ вовсе не гарантировалъ отъ самыхъ серьезныхъ неожиданностей какъ съ той, такъ и съ другой стороны и, прежде всего, со стороны королевской власти. Для того, чтобы союзъ этотъ сталъ этически состоятельной политической формой, чтобы возникшія и развившіяся на его почв техническія средства получили вполн опредленное назначеніе служить культурнымъ интересамъ личности и общества,— для этого ему предстояло испытать не мало потрясеній, и въ процесс этого постепеннаго просвтленія англійской государственности, превращенія ея изъ деспотической монархіи въ правовое государство, однимъ изъ крупнйшихъ и знаменательнйшихъ моментовъ является Великая Хартія Вольностей.
Нельзя сказать, чтобы королевская власть посл нормандскаго завоеванія игнорировала права и вольности англійскаго народа. Наоборотъ: она даже слишкомъ часто ему о нихъ напоминала, и ‘законы короля Эдуарда’ стали стереотипной фразой не только въ устахъ народа, вкладывавшаго въ нее вс свои самыя завтныя національныя воспоминанія и вс свои представленія и мечты о прав и справедливости, но и въ устахъ королей, которые хорошо понимали поистин волшебную силу этой формулы и въ трудныя минуты не рдко прибгали въ ней, всякій разъ привлекая тмъ на свою сторону признательныя сердца и вооруженныя руки англо-саксонской массы. Особенно часто длали это сыновья завоевателя, Вильгельмъ II Рыжій и Генрихъ I, которымъ пришлось вести очень серьезную борьбу съ феодалами. Нельзя сдавать, чтобы формула эта отличалась юридической опредленностью и силой, и даже въ Хартіи Вольностей Генриха І-го этихъ свойствъ она не пріобрла. Въ Хартіи этой, изданной Генрихомъ I (въ 1100 г.) для того, чтобы расположить въ себ англійское общество и обезпечить за собою незаконно захваченный престолъ, король старается привлечь на свою сторону каждую изъ главныхъ общественныхъ силъ — феодаловъ, церковь и народъ. И въ то время, какъ параграфы, трактующіе о правахъ и вольностяхъ церкви и феодаловъ и тхъ нарушеніяхъ ихъ, какія позволялъ себ Вильгельмъ Рыжій, вполн конкретны и опредленны, представляя собою, что касается феодаловъ, обстоятельное изложеніе основъ регулировавшаго ихъ отношенія съ королемъ и съ своими вассалами феодальнаго права,— единственный параграфъ, посвященный народу, гласитъ лишь слдующее: ‘Законы короля Эдуарда (Lagam Edwardi regis) возвращаю вамъ съ тми исправленіями, какими исправилъ ихъ мой отецъ по совту своихъ бароновъ’. Это наводитъ на мысль, что параграфъ этотъ просто разсчитанъ на чисто эмоціональный эффектъ, равно какъ и простое упоминаніе имени короля Эдуарда и его законовъ въ двухъ другихъ параграфахъ хартіи. Но и полная опредленность феодальныхъ параграфовъ хартіи и тхъ статей ея, которыя трактуютъ о правахъ церкви, не спасали ихъ отъ нарушеній со стороны королевской власти и ея агентовъ. Хартія Генриха І-го была одностороннимъ актомъ королевской воли, разсчитаннымъ на опредленный временный эффектъ, и никакихъ гарантій обществу она не давала, лишь морально связывая королевскую власть ‘въ отношеніяхъ ее въ обществу, что не могло считаться серьезной политической гарантіей и не въ такія грубыя времена. Не прибавило этихъ гарантій и торжественное подтвержденіе Хартіи королемъ Стефаномъ и Генрихомъ II-мъ. При всемъ этомъ мы не должны, однако, совершенно отнимать у Хартіи Вольностей Генриха І-го всякое значеніе въ исторіи правового развитія англійскаго общества. Самый фактъ торжественнаго признанія королевской властью извстныхъ правъ за обществомъ и общаніе не нарушать ихъ уже кое-что значили, создавая моральный и юридическій базисъ для борьбы за политическую гарантію, когда сложатся благопріятныя для этого обстоятельства. А пока противоположность интересовъ, раздлявшая феодаловъ и народъ на два вражескихъ лагеря и тмъ создававшая прочную позицію королю, продолжала существовать во вой своей сил и длала совершенно немыслимымъ общественное движеніе съ подобнаго рода программой. Королевская власть имла полную возможность въ каждый данный моментъ превратиться въ самую необузданную тираннію. Реформы Генриха II-го показали, что можетъ сдлать для народа королевская власть, руководясь, если и не безкорыстнымъ желаніемъ служить народу, то ужъ во всякомъ случа широко и правильно понимаемыми собственными интересами и истинно государственнымъ смысломъ ея носителей и вдохновителей. Монархія Генриха II-го — это своего рода просвщенный абсолютизмъ двнадцатаго вка. Но ничто не гарантировало англійское общество отъ того, что этотъ просвщенный Абсолютизмъ не превратится въ самый необузданный деспотизмъ монархій Востока, лишь только во глав государства станетъ человкъ, совершенно чуждый какихъ бы то ни было государственныхъ идей, живущій исключительно грубо эгоистическими инстинктами, не признающій для себя никакихъ политическихъ, моральныхъ или религіозныхъ сдержекъ, или даже просто заурядный человкъ, лишенный политическаго смысла и всецло руководимый преслдующей собственныя выгоды правительственной кликой. И Англіи не долго пришлось ждать такого превращенія. Въ лиц Іоанна Безземельнаго англійское общество получило короля, который даже марокскаго эмира поразилъ своими дяніями и заставилъ этого восточнаго деспота въ величайшемъ негодованіи воскликнуть: ‘Какъ же эти несчастные англичане позволяютъ такому человку царствовать и властвовать надъ ними? Да они настоящія бабы и холопы!’ Но эмиръ нсколько поторопился со своимъ приговоромъ. Боле правымъ оказался его собесдникъ, утверждавшій, что ‘англичане — терпливйшіе изъ людей, пока ихъ не оскорбятъ и не обидятъ сверхъ мры’, и что ‘теперь, подобно льву или слону, почувствовавшему себя уязвленнымъ и истекающимъ кровью, они начинаютъ приходить въ раздраженіе, хотя и поздно, замышляютъ и пытаются сбросить съ шеи ярмо угнетателя’ {Matthaei Parieiensie Opera Majora (Rolle’eeries), II. 569—663.}. Англичане, дйствительно, уже начинали приходить въ раздраженіе.
Когда общество не является коллективнымъ вершителемъ своихъ собственныхъ судебъ, и направляющая его организованная сила не есть лишь политическая форма его собственнаго существа, но иметъ самостоятельное бытіе особой соціальной силы, именно благодаря своей организованности, преобладающей надъ остальными соціальными элементами общества и имющей возможность заставить ихъ служить узкимъ и своекорыстнымъ интересамъ правящей группы,— тогда особенное значеніе пріобртаетъ личность оффиціальнаго главы правительственнаго механизма: отъ его личныхъ свойствъ, вкусовъ и интересовъ въ очень большой мр зависитъ, какое направленіе приметъ дятельность этого механизма и какъ она отравится на матеріальномъ и духовномъ состояніи общества.
Отъ Іоанна Безземельнаго Англія могла ожидать всего. Еще при жизни своего отца (Генриха II) и брата (Ричарда Львиное Сердце) онъ въ достаточной мр обнаружилъ свои душевныя свойства, и восшествіе на престолъ этого совершенно лишеннаго нравственнаго чувства, безпринципнаго, коварнаго и жестокаго человка, необузданнаго въ своихъ страстяхъ и аппетитахъ, вызвало большую тревогу во всхъ слояхъ англійскаго общества. И Іоаннъ не замедлилъ вполн оправдать эти опасенія. Видя въ своей власти исключительно источникъ силъ и средствъ, необходимыхъ ему для удовлетворенія своихъ личныхъ интересовъ и страстей, и находя одинаково позволительными вс способы извлеченія изъ общества этихъ средствъ и силъ, онъ не длалъ никакого различія между феодалами, церковью и народомъ, всхъ ихъ въ равной мр подвергая безграничнымъ вымогательствамъ и насиліямъ. Это своеобразное равенство, если не передъ закономъ, то передъ беззаконіемъ, въ связи съ рядомъ политическихъ осложненій, вншнихъ и внутреннихъ, вызванныхъ при этомъ Іоанномъ, пробудило, наконецъ, между разъединенными и нердко прямо враждебными слоями англійскаго общества сознаніе солидарности и способность совмстной дятельности противъ общаго врага. Но и времена измнились. Какъ ни противоположны были по существу интересы феодаловъ и массы, но была почва, на которой и они соприкасались. Это было общее всмъ имъ подчиненіе государственному тяглу въ форм всякаго рода натуральныхъ повинностей и платежей феодальнаго и нефеодальнаго характера. Въ этомъ отношеніи государство Вильгельма Завоевателя и его преемниковъ не знало привилегированныхъ и непривилегированныхъ, въ этомъ отношеніи оно было самымъ демократическимъ государствомъ во всей Западной Европ. Почти полтораста лтъ этого все усиливавшагося правительственнаго гнета должны были, наконецъ, создать почву для взаимнаго пониманія между феодалами и массой. Соціальному сближенію должна была способствовать не только чисто фискальная политика правительства, но и его общая политика, насколько она выразилась въ мропріятіяхъ, направленныхъ на укрпленіе и дальнйшее развитіе государственности, унаслдованной имъ отъ англо-саксонской эпохи, и въ особенности въ реформахъ Генриха II-го. Все это постепенно привело въ тому, что Англія конца двнадцатаго вка была уже не та, что въ конц одиннадцатаго столтія, и если деспотизму какого нибудь Вильгельма Рыжаго былъ положенъ конецъ одинокой стрлой, пущенной неизвстной рукою, то деспотизмъ Іоанна Безземельнаго вызвалъ настоящее общественное движеніе, давшее Англіи Великую Хартію Вольностей.
Иниціаторами движенія явились феодалы. Неслыханное дотол попираніе королемъ ихъ правъ и безграничныя, совершенно беззаконныя вымогательства и конфискаціи, развившіяся на почв борьбы Іоанна Безземельнаго съ французскимъ королемъ Филиппомъ II Августомъ изъ-зa континентальныхъ владній анжуйскаго дома, въ которой совсмъ не было заинтересовано само англійское общество, вызвали среди бароновъ чрезвычайно острое недовольство. По словамъ хроникера, они создали королю ‘почти столькихъ враговъ, сколько у него магнатовъ’, и сдлали неизбжнымъ вооруженный и организованный отпоръ. Уже въ 1201 году король могъ замтить, что среди бароновъ развивается оппозиціонное настроеніе. Въ отвтъ на его требованіе отправиться съ нимъ въ Нормандію графы и бароны собрались на совщаніе (colloqnium) въ Лестер и постановили заявить королю, что не пойдутъ съ нимъ въ походъ, ‘пока онъ не вернетъ нмъ ихъ правъ’. Тогда король потребовалъ отъ нихъ ихъ замки и сыновей въ вид заложниковъ. До чего доходилъ Іоаннъ Безземельный въ своемъ издвательств надъ правомъ и закономъ въ отношеніи къ феодаламъ, покажутъ нсколько взятыхъ на удачу фактовъ. Въ томъ же 1201 году король собралъ бароновъ въ Портсмутъ, чтобы переправиться съ ними на континентъ, но вмсто того, чтобы вести ихъ за море, отобралъ у нихъ деньги, взятыя ими на военныя издержки, а самихъ отправилъ по домамъ. Въ слдующемъ году бароны двинулись съ королемъ въ Нормандію, но увидли, что онъ и не думаетъ вступать въ сраженіе съ непріятелемъ, въ сильнйшемъ негодованіи, они вернулись домой, а король наложилъ на нихъ за это огромный штрафъ въ размр седьмой части ихъ движимости. Въ 1205 году король съ большимъ войскомъ отправился во Францію, но вдругъ повернулъ назадъ и, вернувшись домой, ввялъ съ графовъ, бароновъ, рыцарей и духовенства ‘несмтную сумму денегъ’ подъ тмъ предлогомъ, будто они не захотли идти съ нимъ за море добывать утраченное имъ наслдіе (къ атому времени онъ уже лишился Нормандіи, Мэна, Анжу, Турни, отошедшихъ въ французскому королю, что тоже не въ малой мр увеличило непопулярность Іоанна Безземельнаго). Индивидуальные протесты противъ королевскаго произвола влекли за собой такія послдствія для протестовавшаго, что разсказъ о нихъ, по словамъ хроникера, исторгъ бы слезы даже у тирановъ и возмутилъ бы душу читателя.
Весьма возможно, что баронамъ не удалось бы поднять противъ становившагося невыносимымъ политическаго режима организованное возстаніе, если бы имъ не помогло одно чрезвычайно важное по тогдашнему времени обстоятельство, окончательно развивавшее руки тмъ, кто еще, не ршался поднять ихъ противъ носителя окруженной мистическимъ, религіознымъ ореоломъ королевской власти. Столкновеніе короля съ церковью и перчатка, которую онъ не побоялся бросить величайшему глав католическаго міра, ршила его участь, разсявъ и послдніе остатки того моральнаго престижа, который не могли сокрушить вс его беззаконія.
Поводомъ къ столкновенію послужилъ вопросъ о замщеніи кентерберійской каедры, ставшей вакантной въ 1205 году. Папа не утвердилъ кандидатовъ, выставленныхъ кентерберійскимъ духовенствомъ и королемъ, и назначилъ архіепископомъ кентерберійскимъ (въ 1207 г.) одного изъ своихъ кардиналовъ, англичанина Стефана Лэнгтона. Въ отвтъ на это король отказался признать новаго примаса, а когда Иннокентій III подвергъ въ слдующемъ году Англію интердикту, а еще черезъ годъ отлучилъ короля отъ церкви, Іоаннъ повеллъ конфисковать вс церковныя владнія въ королевств и фактически поставилъ англійскую церковь вн закона. По всей стран прекратилось богослуженіе, не слышно было колокольнаго звона, мертвыхъ перестали хоронить по христіанскому обряду, а служители церкви стали подвергаться всевозможнымъ насиліямъ и оскорбленіямъ со стороны королевскихъ людей. Нужно вспомнить, какимъ страшнымъ оружіемъ былъ въ рукахъ католической церкви интердиктъ, чтобы представить себ, какія чувства долженъ былъ вызвать къ себ во всхъ слояхъ англійскаго общества король, навлекшій на страну такое ужасное въ главахъ тогдашнихъ людей бдствіе. Въ то же время отлученіе короля отъ церкви прямо освобождало его подданныхъ отъ всхъ обязанностей въ отношеніи къ нему. Папа даже формально освободилъ (въ 1211 году) всхъ англичанъ отъ врности и подданства королю и подъ страхомъ наказанія запретилъ имъ имть съ нимъ какое-бы то ни было общеніе. Не довольствуясь этимъ, Иннокентій, ‘по совту кардиналовъ, епископовъ и другихъ разумныхъ людей’, постановилъ (въ 1213 г.) и вовсе низложить Іоанна и написалъ объ этомъ Филиппу II Августу, поручая ему это дло, въ то же время объявивъ крестовый походъ противъ Іоанна, съ французскимъ королемъ во глав. Филиппъ сталъ собирать военныя силы, чтобы двинуться на Англію.
Неизвстно, чмъ бы кончилось все это для Англіи и ея короля, если бы Іоаннъ не ршилъ подчиниться пап. Для него не вс еще пути были отрзаны, чтобы предотвратить грозившую бду. Одновременно съ отправленіемъ письма въ Филиппу Августу и съ объявленіемъ крестоваго похода папа отправилъ въ Англію своего легата Пандульфа, секретно поручивъ ему передать королю, что если онъ согласится ‘дать удовлетвореніе Богу и римской церкви, а также всмъ прикосновеннымъ въ этому длу’, то для него еще возможенъ мирный исходъ. Перспектива грознаго французскаго нашествія подйствовала на Іоанна сильне духовныхъ громовъ Иннокентія III. Онъ прекрасно сознавалъ, что разсчитывать на своихъ бароновъ ему нельзя. Онъ боялся ихъ не меньше, чмъ непріятеля. Еще за годъ передъ тмъ, собравъ феодальное ополченіе, чтобы отправиться противъ уэльскихъ князей, онъ внезапно почувствовалъ паническій страхъ передъ вооруженной силой своихъ собственныхъ подданныхъ и, немедленно распустивъ ополченіе, заперся въ Нотингэмскомъ замк. Причиной этого были не одни неопредленныя опасенія. До короля дошли олухи о заговор среди бароновъ, и, выйдя черезъ дв недли изъ добровольнаго заключенія, онъ распорядился произвести аресты въ ихъ сред, потребовать заложниковъ и принять другія подобныя мры. Это вызвало большую тревогу среди бароновъ, и вожди заговора бжали на континентъ. Не довольствуясь этими мрами, разсчитанными на устрашеніе бароновъ, король сдлалъ попытку создать въ народ противовсъ начавшемуся среди бароновъ организованному движенію, въ виду этого онъ простилъ штрафы, наложенные на многихъ во время не за долго предъ тмъ бывшей ревизіи королевскихъ лсовъ, отмнилъ нкоторыя пошлины въ портахъ и принялъ рядъ мръ для обезпеченія общественной безопасности, кром того онъ попытался оправдать въ главахъ народа свои насилія надъ церковью, и для этого заставилъ монастыри дать ему письменныя удостовренія, будто все взятое у нихъ королемъ было дано ими королю вполн добровольно. Но все это никого не могло ввести въ заблужденіе. Раздраженіе въ обществ все усиливалось, и среди бароновъ шла дятельная организаціонная работа. При такихъ-то обстоятельствахъ король узналъ, что Филиппъ Августъ собираетъ войска и припасы, чтобы по первому олову папы двинуть ихъ противъ него. А тутъ еще какой-то предсказатель уврялъ всхъ, что къ Вознесенью Іоаннъ уже не будетъ королемъ. Понятно, какъ кстати пришло привезенное Пандульфомъ папское предложеніе. Король не только согласился признать Лэнгтона и обязался возвратить церкви ея земли и уплатить насильно взятыя у нея деньги, но и отдалъ свое королевство пап, чтобы получить его обратно уже въ качеств лена папскаго престола, съ обязательствомъ платить пап ежегодную подать, принеся при этомъ пап клятву врности и обязываясь принести ему еще и феодальную присягу. Вскор посл этого (въ томъ же 1213 году) прибылъ въ Англію новый архіепископъ и снялъ съ короля отлученіе, заставивъ его при этомъ повторить свою коронаціонную присягу и дать общаніе, что онъ будетъ любить и защищать церковь, возстановитъ добрые законы своихъ предшественниковъ и, въ особенности, законы короля Эдуарда и уничтожитъ несправедливые, будетъ судить всхъ праведнымъ судомъ и возвратитъ всмъ ихъ права. Посл этого король потребовалъ отъ бароновъ, чтобы они отправились съ нимъ на континентъ противъ Филиппа Августа, вполн увренный, что теперь, когда съ него снято отлученіе и онъ вполн примирился съ церковью, бароны уже не ршатся оказать ему неповиновеніе, какъ это они сдлали раньше. Но Іоаннъ, повидимому, не подозрвалъ всей серьезности своего положенія, думая, что покорностью папскому престолу онъ устранилъ главную причину своихъ домашнихъ затрудненій. А между тмъ, борьба его съ церковью и пять лтъ интердикта сдлали свое дло, углубивъ корни общественнаго недовольства, которое теперь уже переходило въ общественное движеніе съ опредленной политической программой. Бароны (сверные) отвтили отказомъ на требованіе короля, заявивъ, что ихъ держанія не обязываютъ ихъ отправляться съ королемъ въ заморскіе походы.. Король двинулъ было противъ нихъ свои наемные отряды, но архіепископъ кентерберійскій остановилъ его, посовтовавъ предварительно разслдовать дло судебнымъ путемъ.
Въ лиц архіепископа Стефана Лэнгтона начавшееся уже общественное движеніе пріобрло руководителя и идейнаго вдохновителя, укрплявшаго его своимъ авторитетомъ. Едва прошелъ мсяцъ со дня прибытія его въ Англію, какъ мы уже видимъ его въ самомъ центр движенія. 25 августа (1213 г.) онъ устраиваетъ въ собор св. Павла въ Лондон очень знаменательное собраніе изъ епископовъ, пріоровъ, аббатовъ, декановъ и бароновъ королевства. На этомъ собраніи архіепископъ подозвалъ къ себ нкоторыхъ изъ бароновъ и секретно сообщилъ имъ слдующее: ‘Вы слышали, какъ въ Уинчестер я снялъ съ короля отлученіе и заставилъ его дать клятву, что онъ уничтожитъ несправедливые законы и возстановитъ добрые, т. . законы Эдуарда, и заставитъ всхъ въ королевств соблюдать ихъ. Теперь вотъ найдена нкая хартія Генриха I, короля Англіи, съ помощью которой вы можете, если захотите, возстановить въ прежнемъ вид давно утраченныя вольности’.
Еще боле важное тайное совщаніе произошло у бароновъ въ Эдмондсбэри въ слдующемъ (1214) году. Сюда съхались они подъ предлогомъ богомолья. Это былъ ршительный моментъ въ развитіи движенія. На собраніи, по словамъ лтописца, ‘была принесена нкая хартія короля Генриха Перваго, которую эти бароны получили отъ Стефана, кентерберійскаго архіепископа, какъ сказано выше, въ город Лондон’. Долго обсуждали они связанные съ нею вопросы своей программы, а затмъ ‘отправились вс въ церковь святого Эдмонда и здсь, начиная со старшихъ, поклялись надъ большимъ алтаремъ, что если король откажется дать имъ уже названные законы и вольности, они до тхъ поръ будутъ вести противъ него войну и не будутъ признавать себя связанными узами врности въ отношеніи къ нему, пока онъ не подтвердитъ всего, чего они требуютъ, хартіей, скрпленной его печатью. Въ заключеніе они сообща согласились на томъ, что посл Рождества Христова вс они отправятся вмст къ королю и потребуютъ отъ него, чтобы онъ подтвердилъ имъ вышеписанныя вольности. А пока они должны запасаться лошадьми и оружіемъ, чтобы на случай, если король вздумаетъ отступить отъ собственной клятвы, что они считали вполн возможнымъ, зная его двуличность, они могли бы немедленно, захвативъ его замки, заставить его дать имъ удовлетвореніе. Посл этого они разъхались по домамъ’.
Король былъ въ это время на континент и велъ неудачную войну съ Филиппомъ Августомъ, окончившуюся разгромомъ его и его союзниковъ при Бувин. Вернувшись домой, онъ обратился къ свернымъ баронамъ съ грознымъ запросомъ, почему они не сопровождали его на войну, и потребовалъ съ нихъ щитовыхъ денегъ. Бароны отвтили ему отказомъ. Видя, что дло принимаетъ весьма серьезный оборотъ и борьба становится открытою, Іоаннъ хотлъ привлечь на свою сторону церковь, и для этого издалъ хартію о свобод церковныхъ выборовъ, которые теоретически, въ силу грамотъ его предшественниковъ, давно уже были свободны, но фактически такъ же давно утратили эту свободу. Но было уже поздно. Движеніе стало на вполн твердую почву, чтобы его можно было сломить съ помощью подобнаго рода экспериментовъ, тмъ боле, что глава англійской церкви былъ всецло на его сторон. Кривись съ каждымъ днемъ близился къ разршенію
Лишь только прошли рождественскіе праздники, бароны, согласно уговору, явились въ королю въ Лондонъ въ военныхъ доспхахъ и ‘потребовали, чтобы онъ подтвердилъ нкоторыя вольности и законы короля Эдуарда вмст съ другими вольностями, данными имъ и королевству Англіи и англійской церкви, какъ он написаны въ Хартіи короля Генриха Перваго и въ вышеназванныхъ законахъ. Кром того они взявши, что во время снятія съ него отлученія въ Уинчестер, онъ общалъ эти законы и древнія вольности и собственной клятвой обязался соблюдать ихъ. Король, видя, что бароны настойчивы въ этомъ требованіи, и замтивъ, что они готовы въ бою, очень испугался ихъ натиска, отвчалъ, что они требуютъ большой и трудной вещи, вслдствіе чего потребовалъ перемирія до донца Пасхи, чтобы, поразмысливъ, онъ могъ поступить сообразно достоинству своему и своей вороны’. Въ заключеніе онъ принужденъ былъ представить поручителей (въ лиц архіепископа кентерберійскаго, епископа Илійскаго и Уильяма Маршала), что въ назначенный день дастъ всмъ удовлетвореніе. Повидимому, король все еще не терялъ надежды, что ему удастся одолть бароновъ, и пустилъ въ ходъ вс средства, какія были у него въ рукахъ: вторично издалъ хартію о свобод церковныхъ выборовъ, потребовалъ отъ всхъ своихъ подданныхъ возобновленія ихъ ленной присяги, а въ заключеніе принялъ обтъ крестоносца, разсчитывая, что съ помощью этого послдняго средства онъ окончательно свяжетъ баронамъ руки, такъ какъ личность крестоносца считалась неприкосновенной.
/Но все было напрасно. Бароны были непоколебимы. На Святой они собрались въ Стэнфорд. По словамъ хроникера, они ‘привлекли на свою сторону почти всю знать королевства и собрали несмтное войско, потому, главнымъ образомъ, что король всегда былъ ненавистенъ для всхъ. Въ войск ихъ было дв тысячи однихъ рыцарей, не считая оруженосцевъ и пхоты’. Лишь только окончился срокъ заключеннаго съ королемъ перемирія, бароны двинули свои силы по направленію къ Брэкли (въ графств Нортгэмптонскомъ). Узнавъ объ этомъ, король отправилъ въ нимъ изъ Оксфорда, гд онъ въ этотъ моментъ находился, архіепископа кёнтерберійскаго и Уильяма Маршала графа Пмброва со свитой, ‘чтобы узнать отъ нихъ, какихъ это законовъ и вольностей они требуютъ’. Бароны (они уже были въ Брэкли) вручили имъ ‘цидулу нкую,’ которая заключала въ большей своей части древніе законы и обычаи королевства’, и требовали, чтобы король немедленно же далъ имъ эти законы и обычаи и скрпилъ своей печатью, грозя въ противномъ случа, путемъ захвата его крпостей, земель и владній, заставить его сдлать это. Посланные вернулись съ этимъ въ королю, и одинъ изъ нихъ, архіепископъ кентерберійскій, прочелъ ему по статьямъ полученный отъ бароновъ документъ. Король пришелъ въ крайнее негодованіе. ‘Почему же вмст съ этими несправедливыми требованіями бароны не потребуютъ и моего королевства?’ съ злобной ироніей заявилъ онъ и назвалъ пустыми и безсмысленными требованія бароновъ ‘(Vana sunt’, inquit, ‘et superstitiosa quae petunt, neque aliquo rationis titulo fulciuntor’) и въ страшной ярости поклялся, что никогда не дастъ имъ такихъ вольностей, которыя его самого длаютъ рабомъ. Никакими доводами не могли архіепископъ и графъ Пемброкъ убдить короля перемнить свое ршеніе и повезли баронамъ его ршительный отказъ. Тогда бароны избрали Роберта Фицъ-Уолтера своимъ предводителемъ, назвали его ‘маршаломъ воинства Христова и святой церкви’ и въ боевомъ порядк двинулись въ Нортгэмптону. Безъ осадныхъ орудій они не могли взять этой крпости и, простоявъ здсь дв недли, направились въ Бедфорду. Здсь ихъ приняли съ почестями. Сюда явились къ нимъ посланцы изъ Лондона и тайно сообщили имъ, чтобы они какъ можно скоре шли въ столиц, если желаютъ имть ее на своей сторон. Извстіе это очень подняло духъ бароновъ, они немедленно двинули свое войско, и 24-го мая, на разсвт, когда горожане были у заутрени, безъ всякаго шума и тревоги вступили въ Лондонъ. Отсюда они разослали письма къ графамъ, баронамъ и простымъ рыцарямъ, которые еще, какъ будто, держали сторону короля, приглашая ихъ оставить клятвопреступнаго короля и присоединиться къ ни жъ, чтобы вмст бороться за вольности и за миръ въ королевств, грозя въ противномъ случа поступить съ ними, какъ съ врагами. На этотъ призывъ откликнулось громадное большинство и присоединилось къ конфедераціи. По словамъ хроникера, ‘прекратились вс дла въ Палат Шахматной Доски и у шерифовъ по всей Англіи, такъ какъ не находилось никого, кто бы платилъ королю подать или въ чемъ-либо оказывалъ ему повиновеніе’. Почти вс покинули короля. Съ нимъ осталось, по свидтельству того же хроникера, едва семь всадниковъ. Пришлось начать переговоры. Былъ назначенъ день и мсто для окончательнаго соглашенія. 15 іюня (1215 года) бароны сошлись съ королемъ и его немногочисленными приверженцами въ долин Рэннимидъ, между Стансомъ и Уиндзоромъ, на Темз, и здсь Іоаннъ, ‘видя, что силы его не равны силамъ бароновъ’, подписалъ Великую Хартію Вольностей.
Великая Хартія Вольностей (Magna Charta Libertatum) иметъ форму королевскаго пожалованія. ‘Пожаловали мы’, читаемъ мы въ конц первой ея статьи, ‘всмъ свободнымъ людямъ (liberis hominibns) королевства нашего за насъ и за наслдниковъ нашихъ на вчныя времена вс ниже писанныя вольности, чтобы имли ихъ и владли ими они и ихъ наслдники отъ насъ и отъ наслдниковъ нашихъ’.
Этотъ, какъ будто, односторонній актъ монаршей воли былъ внушенъ королю, по его словамъ, исключительно внутренними мотивами, мистическимъ путемъ возникшими въ его душ. Въ предисловіи къ Хартіи король прямо заявляетъ всмъ своимъ слугамъ и врнымъ, что вс слдующія ниже вольности онъ пожаловалъ и Хартіей своей подтвердилъ ‘по внушенію Божьему и для спасенія своей души, а также всхъ своихъ предшественниковъ и наслдниковъ, въ честь Бога и для возвышенія святой церкви и для возвеличенія своего королевства’. Не вполн, правда, согласуются съ этими заявленіями слова послдняго (63) параграфа Хартіи, что ‘принесена была присяга какъ съ нашей стороны, такъ и со стороны бароновъ, что все это выше названное будетъ соблюдаться добросовстно и безъ злого умысла’, а содержаніе статьи 61-ой и вовсе ихъ опровергаетъ, вскрывая истинное положеніе вещей. Тутъ уже идетъ рчь, о ‘раздор, возникшемъ между нами и баронами нашими’ и о гарантіи (securitas), которую король даетъ баронамъ, обезпечивающую имъ ненарушимое и вчное пользованіе ихъ вольностями, и при томъ такой, которую едва ли согласился дать своимъ подданнымъ какой бы то ни было король исключительно по Божьему внушенію. Гарантія эта заключалась въ слдующемъ. Бароны изберутъ изъ своей среды двадцать пять человкъ и на нихъ возложатъ обязанность блюстителей ‘пожалованныхъ’ королемъ вольностей. Бсли король или кто-либо изъ его должностныхъ лицъ ‘нарушитъ какую-либо изъ статей этого мирнаго договора (pacis aut secnritatis)’, то объ этомъ должно быть сообщено четыремъ изъ этихъ двадцати пяти бароновъ, и они обратятся къ королю или къ его замстителю съ требованіемъ въ теченіе сорока дней возстановить нарушенное право. Въ случа неисполненія королемъ или его замстителемъ этого требованія, вс двадцать пять бароновъ ‘вмст съ общиной всей земли’ постараются всми возможными средствами принудить къ этому короля, захватывая его замки, земли, владнія и т. п., оставляя неприкосновенными лишь личность короля, королевы и ихъ дтей. Вс обязаны принести двадцати пяти баронамъ присягу, что будутъ повиноваться имъ въ такихъ случаяхъ, и король не только не будетъ никому препятствовать въ этомъ, но открыто всмъ разршаетъ это и даже собственнымъ приказомъ заставитъ всхъ, кто добровольно не захочетъ сдлать этого, принести двадцати пяти баронамъ присягу въ томъ, что вмст съ ними будутъ принуждать и тснить короля. Вс двадцать пять бароновъ, съ своей стороны, должны присягнуть, что будутъ добросовстно исполнять свои обязанности. Ршенія въ комитет двадцати пяти должны постановляться большинствомъ присутствующихъ.
Великая Хартія Вольностей есть настоящій мирный договоръ между воюющими сторонами, есть настоящая капитуляція. Если бы мы даже не знали обстоятельствъ, при которыхъ была издана Великая Хартія, то самый текстъ ея не оставляетъ въ этомъ ни тни сомннія, какъ въ цломъ, такъ и въ нкоторыхъ своихъ отдльныхъ статьяхъ, трактующихъ о выдач королемъ взятыхъ имъ заложниковъ, о роспуск имъ наемныхъ отрядовъ и т. п. Мы не будемъ заниматься этими статьями, имвшими чисто временный характеръ, и прямо перейдемъ къ основнымъ параграфамъ Великой Хартіи, трактующимъ о правахъ и вольностяхъ англійскаго народа и каждой изъ составляющихъ его отдльныхъ группъ.
На первомъ мст церковь и бароны. Своимъ первымъ параграфомъ Хартія объявляетъ свободной англійскую церковь и неприкосновенными права ея и вольности и подтверждаетъ уже дважды передъ тмъ изданную Іоанномъ хартію о свобод церковныхъ выборовъ. Слдующія за этимъ непосредственно семь параграфовъ заняты исключительно феодальными вопросами (о рельефахъ, которые уплачивали королю вступающіе во владніе своими ленами наслдники его военныхъ держателей, о принадлежащемъ королю прав опеки надъ несовершеннолтними наслдниками умершихъ королевскихъ держателей, о правахъ наслдницъ и вдовъ королевскихъ держателей). Чисто феодальными отношеніями занято еще боле двнадцати параграфовъ Хартіи (трактующихъ о повинностяхъ держателей рыцарскихъ леновъ, объ ихъ замковой служб, о земляхъ осужденныхъ преступниковъ, попадающихъ въ руки короля и подлежащихъ возвращенію по истеченіи извстнаго срока непосредственнымъ сюзеренамъ этихъ преступниковъ, о нарушеніи королемъ принадлежащаго другимъ сеньерамъ правя феодальной опеки, о держателяхъ выморочныхъ бароній, попавшихъ въ королевскую руку, о правахъ феодальной опеки, принадлежащихъ баронамъ, основавшимъ аббатства на своей земл). Все это простое констатированіе главныхъ пунктовъ феодальнаго права, необходимое въ виду ихъ постояннаго нарушенія Іоанномъ Безземельнымъ, но едва ли вносящее въ нихъ что-либо новое. Еще Хартія Вольностей Генриха І-го формулировала эти пункты, хотя и съ нсколько меньшей детальностью. Совершенно въ дух этой же Хартіи Генриха І-го и параграфы (15 и 60), гарантирующіе и второстепеннымъ держателямъ (не держащимъ непосредственно отъ короля) неприкосновенность ихъ правъ со стороны ихъ непосредственныхъ сюзереновъ, въ особенности 60, гласящій, что ‘вс эти вышеназванные обычаи и вольности, которые мы соблаговолили признать подлежащими соблюденію въ нашемъ королевств, насколько это касается насъ въ отношеніи къ нашимъ вассаламъ, вс въ нашемъ королевств, какъ клирики, такъ и міряне, обязаны соблюдать, насколько это касается ихъ въ отношеніи къ ихъ вассаламъ’. Иной характеръ имютъ параграфы 34, 12 и 14. Первый изъ нихъ постановляетъ, что впредь королевская курія никому не будетъ выдавать приказовъ, носящихъ названіе Ргасіре, для перенесенія иска о собственности на то или иное держаніе изъ феодальной куріи въ королевскую, нанося этимъ ущербъ владльцу этой феодальной куріи. Это уже требованіе, идущее дале указанныхъ выше. Здсь бароны не просто ограждаютъ себя отъ беззаконій, которыя позволялъ себ король и его агенты въ отношеніи во всми признаваемымъ феодальнымъ правамъ. Здсь они пытаются остановить планомрную объединительную работу центральной власти въ сфер юрисдикціи, начатую съ такой энергіей при Генрих ІІ-мъ, такъ ршительно урзавшемъ своими ассизами гражданскую юрисдикцію феодаловъ. Это была со стороны бароновъ попытка затормозить тотъ путь, по которому шло политическое развитіе Англіи съ нормандскаго завоеванія. Еще боле знаменательны въ этомъ отношеніи два другіе параграфа, 12 и 14. Параграфъ двнадцатый гласитъ, что ни щитовыя деньги, ни какое-либо вспомоществованіе не должны взиматься въ англійскомъ королевств иначе, какъ съ согласія общаго совта королевства (‘nisi per commune consilium regnt nostri’). Исключеніе допускается лишь въ трехъ случаяхъ: когда нужно выкупить изъ плна короля, при возведеніи въ рыцари старшаго сына короля и при выдач замужъ первымъ бракомъ старшей дочери короля, но и въ этихъ случаяхъ пособіе это не должно быть чрезмрныхъ, все это относится и къ пособіямъ съ города Лондона. Параграфъ четырнадцатый опредляетъ составъ итого общаго собранія королевства. ‘А для того, чтобы имть этотъ общій совтъ королевства’, читаемъ мы въ этомъ параграф, ‘мы повелимъ позвать архіепископовъ, епископовъ, аббатовъ, графовъ и старшихъ бароновъ (majores barones) нашими письмами каждаго и, кром того, повелимъ позвать огуломъ, черезъ шерифовъ и бэйлиффовъ нашихъ, всхъ тхъ, кто держитъ отъ насъ непосредственно (in capite), (призовемъ мы всхъ) къ опредленному дню, т. е. по меньшей мр за сорокъ дней до срока, и въ опредленное мсто, и во всхъ этихъ пригласительныхъ письмахъ объяснимъ причину созыва, и когда будутъ такимъ образомъ разосланы приглашенія, въ назначенный день будетъ приступлено къ длу, при участіи и совт тхъ, кто окажется на лицо, хотя бы и не во приглашенные явились’.
Вопросъ о субсидіяхъ королю былъ самымъ больнымъ вопросомъ англійскаго общества этой поры. Финансы были какъ разъ той сферой, въ которой обществу больше всего и тяжелй всего приходилось страдать отъ произвола короля, въ особенности такого короля, какимъ былъ Іоаннъ Безземельный. Тутъ вс были равны, вс, богъ различія классовъ и состояній, не были уврены въ завтрашнемъ дн, и было вполн естественно, что поднявшіе движеніе бароны прежде всего озаботились изысканіемъ способовъ оградить на будущее время себя и другихъ отъ безцеремоннаго хозяйничанья правительства въ ихъ карманахъ. Это въ сущности былъ едва ли не самый .главный вопросъ изъ всхъ вопросовъ, поставленныхъ передъ англійскимъ обществомъ тираническимъ правленіемъ Іоанна Безземельнаго, показавшимъ съ полной ясностью, что если политическій строй Англіи и не былъ чуждъ идеи ограниченія, воплощавшейся въ такъ называемомъ Великомъ Совт (Magnum Concilium), куда король зналъ духовныхъ и свтскихъ магнатовъ королевства, своимъ ‘совтомъ и согласіемъ’ подкрплявшимъ его важнйшіе правительственные шаги, то что, въ сущности, это обращеніе къ Совту было для него лишь пустой формальностью, нисколько его не стснявшей. На положеніи Великаго Совта отравилась общая постановка королевской власти съ нормандскаго завоеванія, съ ея своеобразнымъ совмщеніемъ широко государственныхъ и феодальныхъ элементовъ. Не то это былъ англо-саксонскій уитенагемотъ, куда король созывалъ ‘мудрыхъ земли’ для ршенія важнйшихъ вопросовъ внутренней и вншней политики, не то — феодальная курія непосредственныхъ вассаловъ короля (tenentes in capite), обязанныхъ ‘служить’ ему ‘совтомъ и содйствіемъ’ (consilium et auxilium), но вмст съ тмъ и имющихъ право на то, чтобы безъ нихъ, безъ этого ихъ ‘совта и содйствія’ король не предпринималъ ни одного серьезнаго шага, въ общемъ и тотъ, и другой принципъ взаимно нейтрализовались и были въ одинаковой мр ослаблены всемогущей королевской властью, видвшей въ Великомъ Совт собраніе свтскихъ и духовныхъ магнатовъ, роль котораго фактически сводилась въ необязательнымъ для короля совтамъ и къ выслушиванію обязательныхъ ршеній, принятыхъ королемъ въ кругу своихъ ближайшихъ совтниковъ. При такой постановк этого учрежденія, при такой неопредленности его компетенціи и случайности и односторонности его состава оно, конечно, не могло сколько-нибудь серьезно сдерживать королевскую власть, черпавшую свою силу главнымъ образомъ въ общей противоположности интересовъ массы и феодаловъ, королевская власть не могла быть ограничена лишь по ея вол созывавшейся кучкой феодаловъ, хотя бы и самыхъ могущественныхъ изъ ихъ среды. Нужно было дать Великому Совту иную постановку, превратить его въ учрежденіе, авторитетно и планомрно ограничивающее королевскую волю и тмъ отнимающее у нея возможность свободно распоряжаться средствами общества. Двнадцатый и четырнадцатый параграфы Великой Хартіи и ставятъ себ эту послднюю цль. Отнын всякое пособіе королю, выходящее за предлы трехъ феодальныхъ случаевъ, можетъ быть дано ему лишь съ разршенія ‘общаго совта королевства’. Каковъ-же соціальный составъ этого собранія? Четырнадцатый параграфъ не оставляетъ на этотъ счетъ никакихъ сомнній, весьма точно указывая, кого именно слдуетъ звать на такіе совты. Онъ называетъ архіепископовъ, епископовъ, аббатовъ, графовъ и старшихъ бароновъ, съ одной стороны, и остальныхъ непосредственныхъ держателей короля — съ другой, т. е. исключительно королевскихъ вассаловъ, духовныхъ и свтскихъ. Но въ то время, какъ въ Magnum Concilium приглашали лишь верхній слой этихъ вассаловъ духовныхъ и свтскихъ магнатовъ королевства, въ совт, проектируемомъ Великой Хартіей, имютъ право присутствовать и ршать вопросы обложенія вс королевскіе вассалы. Это настоящій феодальный сеймъ. Здсь феодальная точка зрнія проведена со всею полнотою. Здсь бароны совершенно игнорировали вс т условія, которыя были созданы нормандскимъ завоеваніемъ, и трактовали Англію какъ чисто-феодальное государство. Это былъ очень серьезный шагъ отъ той государственности, которая сложилась въ Англіи посл завоеванія. Это была настоящая феодальная реакція. Побдивъ королевскую власть, бароны получили возможность сообщить своимъ никогда не умиравшимъ и даже посл реформъ Генриха II не заглохшимъ политическимъ тенденціямъ форму непререкаемаго основного закона королевства, и они воспользовались этой возможностью. Но въ какой мр? Могли ли бароны вычеркнуть всю предшествующую исторію Англіи? Достаточно поставить этотъ вопросъ, чтобы отвтъ на него былъ совершенно ясенъ, въ особенности, если мы примемъ во вниманіе условія, при которыхъ баронамъ пришлось дйствовать. Обыкновенно принято выдвигать великодушное безкорыстіе бароновъ, заставившихъ Іоанна Безземельнаго подписать Великую Хартію Вольностей, и этимъ объяснять широту политическаго кругозора хартіи. Въ 1215-мъ году англійскіе бароны думали не только о себ. Имъ былъ чуждъ политическій эгоизмъ, такъ рзко выраженный у континентальныхъ феодаловъ. Подобнаго рода утвержденія очень мало считаются съ исторіей, въ частности, съ тми общими условіями политическаго развитія Англіи посл нормандскаго завоеванія, которыя опредляли характеръ и роль англійскаго феодализма. Англійскіе феодалы могли разсчитывать на вліятельную, а тмъ боле на главную политическую роль лишь въ союз съ массой. До сихъ поръ о такомъ союз не могло быть и рчи. Лишь совершенно исключительное поведеніе Іоанна Безземельнаго могло вызвать его къ жизни, заставить вс элементы общества соединиться для дружнаго отпора общему врагу. Это и дало побду иниціаторамъ и вождямъ движенія, и, разъ они въ пылу борьбы не забыли своихъ классовыхъ интересовъ и воспользовались случаемъ для проведенія въ жизнь своихъ давнишнихъ политическихъ стремленій, они могли разсчитывать на успхъ лишь при условіи возможно полнаго удовлетворенія интересовъ своихъ союзниковъ, всхъ свободныхъ людей англійскаго королевства. Бароны по необходимости должны были считаться съ исторически сложившейся политической и соціальной дйствительностью, съ той широкой государственностью, которая отводила феодализму скромную и чисто-служебную роль, и съ тми формами ея, которыя развились въ началу тринадцатаго столтія и были разсчитаны не на ту или иную группу общества, а на его цлое.
Въ частности они должны были обезпечить масс правильное и закономрное функціонированіе общегосударственныхъ судебныхъ учрежденій, для которыхъ такъ много сдлали реформы Генриха II. И мы дйствительно видимъ, что длу правосудія Великая Хартія отводитъ весьма видное мсто, не забывая при этомъ даже самыхъ низшихъ слоевъ англійскаго общества. Можно даже сказать, что центръ тяжести ея принципіальнаго значенія здсь именно и лежитъ, и самые знаменитые ея параграфы, стяжавшіе Великой Хартіи неувядаемую славу ( 39 и 40), относятся какъ разъ къ судебному длу. 17 окончательно фиксируетъ въ Уэстминстр такъ называемый Судъ Общихъ Тяжбъ, до тхъ поръ все еще передвигавшійся вмст съ королемъ, и превращаетъ его, такимъ образомъ, въ учрежденіе существующее независимо отъ личности короля. 18 и 19 имютъ въ виду улучшить процедуру окончательно созданныхъ реформой Генриха И -го разъздныхъ судей по разбору земельныхъ исковъ. 28 повторяетъ изданное Генрихомъ И запрещеніе шерифамъ и другимъ королевскимъ чиновникамъ ршать такъ называемыя коронныя дла (placita coronae), т. е. особенно важныя уголовныя дла, которыя должны находиться въ исключительномъ вдніи королевскихъ судовъ, и, такимъ образомъ, съ своей стороны, признаетъ пагубнымъ совмщеніе въ однхъ и тхъ же рукахъ административной и судебной власти. 45 требуетъ, чтобы въ судьи, равно какъ и въ представители административной власти назначались лишь люди, свдущіе въ законахъ и имющіе желаніе ихъ соблюдать. 20, 21 и 22 регулируютъ взиманіе штрафовъ въ пользу короля (такъ назыв. amerciamenta). При взиманіи ихъ слдуетъ сообразоваться съ родомъ проступка и съ его важностью, при этомъ основное имущество штрафуемаго, его основной капиталъ, должно оставаться неприкосновеннымъ (‘salvo contenemento suo’) — у купца его товаръ (‘salva mercandisa sua’), у виллана его хозяйственный инвентарь (‘et villanus eodem modo amercietur salvo wainnagio suo’), ‘и никакой изъ этихъ штрафовъ не будетъ налагаться иначе, какъ на основаніи клятвенныхъ показаній уважаемыхъ людей изъ сосдей штрафуемыхъ (nisi per sacramentom probormn hominum de visneto) ( 20)’. Въ 26 король общаетъ, что впредь ничего не будутъ брать въ своей канцеляріи за указъ, предписывающій произвести разслдованіе дла человка, арестованнаго по обвиненію въ уголовномъ преступленіи, и не будутъ отказывать въ просьб выдать такой указъ. Чтобы понять все значеніе этого параграфа, нужно вспомнить, что часто даже совершенно ни въ чемъ неповинный человкъ могъ мсяцы и годы томиться въ предварительномъ заключеніи, прежде чмъ власти соблаговолятъ назначить въ разбору его дло. 88 запрещаетъ королевскимъ чиновникамъ привлекать кого бы то ни было къ суду по собственному усмотрнію, не приводя достоврныхъ свидтелей.
Блестящимъ завершеніемъ и широко теоретическимъ освщеніемъ и освященіемъ всхъ этихъ вполн конкретныхъ статей являются два самыхъ знаменитыхъ параграфа Великой Хартіи, торжественно провозглашающіе общіе принципы и до сихъ поръ сохраняющіе [всю свою жизненность и силу. ‘Ни одинъ свободный человкъ не будетъ арестованъ и заключенъ въ тюрьму или лишенъ имущества, или объявленъ стоящимъ вн закона, или изгнанъ, или какимъ (либо инымъ) способомъ обездоленъ, и мы не пойдемъ на него и не пошлемъ на него иначе, какъ по законному приговору равныхъ его и по закону страны (nullus liber homo capiatur, vel imprisonetur, ant dissaisiatnr, aut utlagetnr, ant exuletor, aut aliquo modo destruatur, nec super eum ibimus, nec super eum mittemus, nisi per legale judicium parium suorum ?el per legem terrae)’. Такъ гласитъ первый изъ этихъ параграфовъ (39-й), и его дополняетъ слдующій непосредственно за нимъ параграфъ сороковой: ‘никому не будемъ продавать права и справедливости, никому не будемъ отказывать въ нихъ или замедлять ихъ (nulli vendemus, nulli negabimns, aut differemus, rectum aut justiciam’).
Комментаріи нелишни. Едва ли нужно настаивать на томъ, какіе широкіе круги англійскаго общества должны были привлечь на сторону бароновъ эти параграфы: содержащіеся въ нихъ принципы въ одинаковой мр были дороги всмъ слоямъ этого общества, въ одинаковой мр страдавшимъ отъ произвола правительства Іоанна Безземельнаго, да и не одного его. Любопытно, что бароны не забыли при этомъ (какъ мы видли изъ 20) и самаго низшаго слоя общества, несвободныхъ, виллановъ, прекрасно понимая, какъ важно имть на своей сторон эту основную массу англійскаго народа.
Какую роль сыграла въ движеніи 1215-го года эта земледльческая масса, мы не внаемъ. Источники молчатъ объ этомъ. За то мы имемъ боле опредленныя данныя о роли городовъ и прежде всего города Лондона. Мы уже приводили эти данныя и, въ частности, знаемъ, какое ршающее значеніе имло для исхода движенія то обстоятельство, что къ движенію примкнула столица. И Великая Хартія вполн опредленно отражаетъ на себ интересы горожанъ. Двнадцатый параграфъ Хартіи, узаконяющій, какъ мы видли, commune consilium regni для разршенія королю щитовыхъ денегъ и иныхъ пособій, выходящихъ за предлы трехъ феодальныхъ случаевъ, и требующій, чтобы эти пособія не были чрезмрны, прибавляетъ, что это относится и къ пособіямъ, взимаемымъ съ города Лондона. Слдующій за нимъ 13 спеціально занятъ городами: онъ торжественно подтверждаетъ права и вольности Лондона и всхъ другихъ городовъ и портовъ. ‘А городъ Лондонъ’, читаемъ мы здсь, ‘долженъ имть вс свои древнія вольности и свободные обычаи какъ на суш, такъ и на вод, кром того, мы желаемъ и соизволяемъ, чтобы и вс другіе города и порты имли вс свои вольности и свободные обычаи’. Городскія вольности и для Іоанна Безземельнаго, и для его предшественниковъ всегда являлись источникомъ самыхъ беззаконныхъ вымогательствъ. Постоянно нарушая ихъ, они заставляли горожанъ платить имъ большія суммы за ихъ подтвержденіе. Это было хроническое бдствіе, тяжело отражавшееся на хозяйственномъ развитіи городовъ, и указанные параграфы Хартіи затрогивали ихъ самые насущные интересы. Интересамъ городского класса посвящена еще одиннадцатая статья Хартіи. Она предоставляетъ всмъ купцамъ право свободно вызжать изъ Англіи, възжать въ нее и жить въ ней и путешествовать съ торговыми цлями, не подвергаясь никакимъ незаконнымъ взиманіямъ (‘sone omnibus malis toltis’), а уплачивая лишь старинныя, справедливыя и обычаемъ установленныя пошлины. Только въ военное время такой порядокъ нарушается: въ это время купцы воюющей съ Англіей державы подвергаются аресту безъ вреда для ихъ здоровья и имущества, пока не будутъ наведены справки о томъ, какъ обращаются во враждебной стран съ англійскими купцами, и если окажется, что эти послдніе въ безопасности, такъ же поступать и съ купцами этой страны. Весьма важнымъ условіемъ нормально функціонирующей торговой и промышленной жизни является единобразіе мръ и всовъ, и 35 гарантируетъ и это условіе. Какъ горожане, такъ и сельскіе жители не мало терпли отъ принадлежавшаго королю права принудительнымъ путемъ покупать черезъ посредство своихъ чиновниковъ для надобностей королевскаго двора и администраціи хлбъ и другіе продукты, и 28-я статья Хартіи запрещаетъ королевскимъ агентамъ брать у кого либо хлбъ или иные предметы иначе, какъ немедленно уплачивая при этомъ продавцу деньги или получая отъ него согласіе на отсрочку платы. 30 запрещаетъ шерифамъ, бэйлиффамъ и другимъ королевскимъ чиновникамъ брать у свободнаго человка лошадей или телги для перевозки иначе, какъ съ его согласія.
Разсмотрвъ основное содержаніе Великой Хартіи Вольностей со стороны выраженныхъ въ ней интересовъ равныхъ классовъ англійскаго общества, мы имемъ, какъ намъ кажется, полное основаніе утверждать, что, поднимая движеніе, бароны вполн реально поняли свою задачу, что выставленная ими программа отражала на себ всю широту и сложность окружавшей ихъ соціальной и политической дйствительности, весьма далекой отъ однообразной простоты и несложности отношеній чисто феодальнаго типа, и поэтому была вполн реальной программой, формулировавшей интересы всхъ слоевъ общества, какъ общіе всмъ имъ, такъ и спеціально близкіе для каждаго изъ нихъ въ отдльности, благодаря этому, она могла стать вполн реальной общественной силой, могла объединить вокругъ бароновъ подъ общимъ знаменемъ вс элементы англійскаго общества и обезпечить имъ побду. Поднимая движеніе, бароны, несомннно, имли въ виду прежде всего свои собственные, феодальные интересы. Они не только стремились оградить эти интересы отъ насилій и произвола со стороны королевской власти, но и имли, какъ это мы видли, разсматривая 12 и 14 параграфы хартіи, вполн опредленную цль ввести эту власть въ чисто феодальныя рамки, въ которыя она до сихъ поръ никогда не была заключена, господствуя надъ феодальнымъ порядкомъ, поскольку онъ былъ неизбженъ на данной ступени хозяйственнаго развитія, и вполн подчиняя его своимъ общегосударственнымъ задачамъ. Въ этомъ отношеніи бароны, несомннно, длали крупный шагъ назадъ отъ той государственности, которая сложилась въ Англіи, укрпилась и развилась съ нормандскаго завоеванія. Организуя учрежденіе, ограничивающее власть короля въ вопросахъ обложенія, на чисто феодальныхъ началахъ, въ вид сейма непосредственныхъ вассаловъ короля, бароны не только игнорировали общее взаимоотношеніе общественныхъ и политическихъ силъ, какъ оно сложилось посл нормандскаго завоеванія, но не хотли считаться и съ формами мстной организаціи общественныхъ силъ, унаслдованными нормандскими королями отъ англо-саксонской эпохи и составлявшими органически связанные съ цлымъ элементы общегосударственной организаціи англійскаго общества. Въ графствахъ и ихъ ‘народныхъ собраніяхъ’ объединялись на совершенно дофеодальныхъ началахъ самые разнообразные элементы общества во имя не только своихъ мстныхъ, но и общегосударственныхъ интересовъ, въ широкихъ размрахъ примняя выборное начало какъ въ судебномъ дл (въ особенности съ реформъ Генриха ІІ-го), такъ и въ другихъ областяхъ и, въ частности, въ вопросахъ обложенія. Королямъ приходилось очень считаться съ этими мстными организаціями въ финансовыхъ вопросахъ. Чтобы получить съ населенія ту или иную сумму, для короля недостаточно было добровольнаго или вынужденнаго согласія Великаго Совта. Ему нужно было еще и согласіе мстнаго населенія, и въ виду этого короли посылали въ графства разъздныхъ судей не только для чисто судебныхъ цлей, но и съ чисто фискальными порученіями: они должны были договариваться съ мстнымъ населеніемъ въ лиц его выборныхъ, избранныхъ въ собраніи графства, относительно той или иной суммы, которую король хотлъ получить съ него въ томъ или иномъ случа. Выборные производили и раскладку, и сборъ налога. Такой порядокъ обращенія къ мстнымъ организаціямъ становился все боле и боле обычнымъ по мр развитія обложенія движимости. И, между тмъ, поднявшіе движеніе 1215-го года бароны ршительно игнорировали эту практику англійской государственности, совершенно не желая считаться въ этомъ отношеніи съ живымъ и жизненнымъ организмомъ всесословнаго графства и центръ тяжести политической жизни перенося на чисто феодальный и, въ условіяхъ англійскаго политическаго развитія, совершенно, слдовательно, нежизнеспособный институтъ, создавая въ commune consilium regni собраніе лишь однихъ непосредственныхъ вассаловъ короля и отстраняя такимъ образомъ отъ политической жизни народъ и народныя учрежденія. А между тмъ, въ тхъ условіяхъ, которыя были созданы всей предшествующей исторіей Англіи, правильно и нормально поставленная центральная организація королевства, способная отражать все развивавшіеся и осложнявшіеся интересы общества, непремнно должна была отправляться отъ этихъ мстныхъ нефеодальныхъ организацій, рискуя въ противномъ случа оказаться совершенно безпочвенной и эфемерной. Commune consilium regni въ той постановк, какую даетъ ему Великая Хартія и оказался совершенно эфемернымъ продуктомъ политическаго творчества бароновъ, поднявшихъ движеніе 1215 г. При всемъ реализм и трезвости пониманія окружающихъ условій бароны всетаки были феодалами, и, вступая въ соглашеніе съ другими элементами общества, они всетаки прежде всего имли въ виду свои собственные классовые интересы, которые и выдвинули на первый планъ, какъ только представился благопріятный случай. Они не хотли пригнать, что при всемъ могуществ тхъ или иныхъ отдльныхъ представителей ихъ группы, какъ цлое, какъ соціальная группа и какъ политическая сила, они далеко не были всмъ въ англійскомъ обществ и въ англійскомъ государств (какъ это могли бы сказать о себ французскіе феодалы эпохи первыхъ Капетинговъ, безраздльно господствовавшіе надъ массой, давно утратившей свою общенародную организацію, раздробленной на мелкія группы, всецло попавшей въ узкія рамки чисто феодальной государственности), что рядомъ съ ними стоявшая масса была политически организованнымъ цлымъ, вмщалась въ широкія рамки общегосударственной организаціи, которой были подчинены и они сами, и что эта организація давала ей силу, съ которой должна была считаться всякая политическая комбинація. Нельзя сказать, чтобы бароны вовсе не считались съ ней. Мы видли, что они принимали во вниманіе интересы всхъ и каждаго изъ элементовъ, изъ которыхъ складывалась эта сила, заботливо охраняя ихъ отъ правительственнаго гнета какъ въ личномъ, такъ и въ имущественномъ отношеніи и этимъ привлекая ихъ на свою сторону въ начатой ими борьб съ королемъ. Но въ то же время они постарались совершенно оттснить народную массу отъ политической жизни, сдлавъ эту послднюю исключительно своей монополіей. Это была попытка повернуть исторически сложившееся политическое развитіе Англіи въ другую сторону, попытка вполн утопическая, осужденная на полную неудачу. Англійскому обществу уже было тсно въ рамкахъ той почти деспотической государственности, которая была создана всмъ ходомъ предшествующаго развитія, и ограниченіе королевской власти было уже лишь вопросомъ времени. Но ограниченіе это могло совершиться совсмъ инымъ путемъ, который, въ сущности, былъ намченъ всмъ ходомъ политическаго развитія Англіи: на широкой національной основ утвердившаяся государственная власть могла быть ограничена всей націей, а не одной лишь изъ ея составныхъ частей. Къ концу XIII-го столтія это уже стало совершившимся фактомъ, при чемъ ограниченіе это отправлялось какъ разъ отъ мстныхъ всесословныхъ организацій, такъ ршительно игнорируемыхъ иниціаторами и руководителями движенія 1215-го года. Такимъ образомъ, поскольку бароны игнорировали мстныя организаціи и пытались построить ограничивающее королевскій произволъ учрежденіе (commune consilium regni) на чисто феодальныхъ началахъ, успхъ поднятого ими движенія былъ эфемеренъ. Но, поскольку они считались съ реальными интересами народной массы, вообще, нея отдльныхъ элементовъ въ частности, ихъ дло было національнымъ, а Великая Хартія являлась широкой конституціонной грамотой, далеко выходящей за предлы феодальныхъ формъ и идей. Возведя въ ясно формулированные правовые принципы отношенія, уже выработанныя или боле или мене намченныя всмъ своеобразнымъ ходомъ англійской политической жизни, Великая Хартія являлась важнымъ и вполн реальнымъ факторомъ дальнйшаго развитія въ качеств широкой и вполн реальной программы, замнявшей неопредленныя, туманныя мечты о ‘законахъ короля Эдуарда’, вполн осязательнымъ и яснымъ юридическимъ документомъ, отчетливо формулировавшимъ права націи и обязательства короля и создававшимъ прочный и широкій базисъ для дальнйшей, вполн правомрной борьбы за политическую свободу. Это вносило въ процессъ политическаго развитія англійскаго общества моментъ сознательности, вполн сознательнаго стремленія къ общей опредленно и широко поставленной цли, освщавшей и освящавшей т конкретныя и частныя задачи, которыя постепенно выдвигала въ своемъ развитіи политическая жизнь,— историческій процессъ изъ стихійнаго становился сознательнымъ и цлесообразнымъ. А это былъ крупный шагъ впередъ.
И всетаки Великая Хартія Вольностей — феодальный документъ. И не только въ смысл вскрываемыхъ въ ней сознательныхъ феодальныхъ политическихъ тенденцій иниціаторовъ движенія 1215-го года. Феодальнымъ документомъ она является еще и съ соціальной стороны, въ томъ смысл, что, реально отражая современную ей общественную дйствительность, она стоитъ на почв феодальнаго соціальнаго строя тогдашней Англіи, что субъектомъ правъ и вольностей, которыя она провозглашаетъ, является не все англійское общество, но лишь полноправные его члены, свободные, liberi homines. Огромная масса рабочаго люда, вилланы, лишь въ весьма слабой мр причастна благамъ свободной гражданственности, которыя она старается обезпечить. Великая Хартія иметъ дло лишь со свободнымъ человкомъ, лишь свободнаго человка гарантируя отъ правительственнаго произвола, но не переступаетъ предловъ феодальнаго помстья, гд царитъ воля и власть лорда мэнора, ограничиваемая не нормами общаго права, но лишь мэнноріальнымъ обычаемъ и общими условіями хозяйственной жизни. Но время шло, эти общія хозяйственныя условія, съ естественной необходимостью приведшія въ свое время въ подчиненію, въ интересахъ широкой государственности, одного общественнаго класса другому, незамтно, но неуклонно мнялись, мнялся, слдовательно, и этотъ соціальный строй, и безправный (да и то далеко не вполн) въ глазахъ общаго права вилланъ незамтно превращался въ свободнаго человка, чтобы въ конц-концовъ пріобщиться во всей полнот къ тмъ вольностямъ и правамъ, которыя такъ торжественно, такъ опредленно и широко провозгласила Великая Хартія. Важно было юридически поставить принципы гражданской свободы. Уже одно это было величайшимъ культурнымъ пріобртеніемъ для англійскаго общества, и, чтобы добиться его, англійское общество должно было забыть на время вс противорчія, раздлявшія интересы отдльныхъ его группъ, и соединенными силами одержать побду надъ королевской властью , до тхъ поръ безраздльно господствовавшею надъ нимъ, и превратить въ свое неотъемлемое право блага цивилизованной гражданственности, которыми оно пользовалось лишь съ соизволенія этой власти, поскольку это было въ интересахъ этой послдней, насколько эта власть видла въ нихъ необходимое условіе своей собственной силы. Великимъ благомъ было и провозглашеніе принципа ограниченія королевской власти въ вопросахъ обложенія. Этимъ былъ заложенъ фундаментъ политической свободы. Формулировка этого принципа, какъ мы видли при разсмотрніи 12-го и 14-го параграфовъ Хартіи, была односторонней и узкой и стояла въ противорчіи съ реальнымъ взаимоотношеніемъ силъ въ англійскомъ обществ. Во чрезвычайно важно было уже одно юридическое утвержденіе самаго принципа ограниченія. Жизнь сравнительно скоро дала ему другую формулировку, вполн гармонировавшую съ истинными тенденціями политическаго развитія Англіи, поставивъ его на широкую почву мстнаго всесословнаго представительства.
Одержавъ побду надъ королевской властью, утвердивъ свои вольности и права и вырвавъ у короля обязательство уважать и соблюдать эти права, обезпечивало ли англійское общество эти плоды своей побды? Создало ли оно при этомъ средство, дйствительно обезпечивавшее за нимъ добытую имъ свободу, дйствительно гарантировавшее его отъ королевскаго произвола и удерживавшее королевскую власть въ тхъ рамкахъ, которыя принудительно были отмежеваны ей Великой Хартіей? Создавала ли Великая Хартія такую правильно организованную и постоянно и регулярно функціонировавшую силу? Несомннно, создавала. Мы имемъ въ виду комитетъ изъ двадцати пяти бароновъ на обязанности котораго было наблюдать за неприкосновенностью заключеннаго баронами съ королемъ мирнаго договора и, въ случа нарушенія королемъ или его агентами какого-либо изъ параграфовъ Великой Хартіи, даже поднимать противъ него общину всей земли (communam totius terrae)’. Несомннно, это очень внушительная гарантія. Но можно ли ее признать нормальнымъ средствомъ и при томъ вполн соотвтствующимъ общему характеру политическаго строя Англіи той поры? Въ сущности, это гарантія чисто-феодальнаго типа, вполн подходящая къ чистофеодальному обществу и государству, представляющему собою, строго говоря, федерацію отдльныхъ политическихъ тлъ, разршающихъ свои, въ сущности, международныя, осложненія, какъ и теперь, съ помощью международной войны, но едва ли умстная въ сплоченномъ и централизованномъ государств, съ широко поставленными учрежденіями и съ обширными правительственными средствами, какимъ была Англія XIII-го столтія. Для такого государства это было чисто революціонное средство, вполн умстное въ моменты кризиса, способное вывести общество и государство изъ неподдающагося никакимъ инымъ средствамъ политическаго затрудненія на путь нормальнаго развитія, но едва ли пригодное въ нормальныхъ условіяхъ, въ мирное, такъ сказать, время. Чтобы обезпечить неприкосновенность провозглашенныхъ Великой Хартіей и юридически поставленныхъ ею принциповъ, англійское общество должно было создать иную гарантію, боле соотвтствующую его политическому строю и потому боле способную охранять и упрочивать принципіально санкціонированный Великой Хартіей правовой порядокъ. Сама Великая Хартія не разршила этой задачи, но за то сдлала ея разршеніе еще боле необходимымъ.