П. Сергеенко
П. Сергеенко
Вечер в ‘Ясной’
Вечер в ‘Ясной’
* * *
* * *
* * *
Комментарии
Комментарии
Вечер в ‘Ясной’, Сергеенко Петр Алексеевич, Год: 1910
Время на прочтение: 5 минут(ы)
В вагоне мне рассказывали о замечательном эпизоде, случившемся недавно со Львом Николаевичем в Туле.
В судебной палате судили крестьян Денисовых (*1*). Дело было темное и запутанное. Судили, как в большинстве случаев судят.
Вдруг в зал суда вошел старик с типическими чертами русского крестьянина и, севши, начал прислушиваться.
Кто-то узнал старика, и по залу пронеслись магические слова: ‘Лев Толстой здесь!’
И случилось не поддающееся описанию. Зал суда преобразился, как по мановению волшебства. Гнетущая атмосфера исчезла. Все стали неузнаваемы.
И когда прокурор, волнуясь и краснея, начал говорить обвинительную речь, то всем было ясно, что и он прежде всего живой человек, взволнованный и потрясенный случившимся.
И слова обвинителя говорили одно. А все его взволнованное существо доказывало другое, что нельзя было подвести ни под какую статью уложения о наказаниях.
Защитник тоже очень волновался. Шутка ли: надо было проповедовать человеческое в присутствии представителя человечества!
Впрочем, присутствовавшие мало обращали внимания как на прокурора, так и на защитника. Они прислушивались к иному голосу, который убедительнее всех прокуроров говорил им, что ‘на земле мир’ возможен только тогда, когда назреет в ‘человецех благоволение’.
И этот голос одержал победу: подсудимые были оправданы.
Полозья скрипят. Бубенцы звенят. Скоро и Ясная Поляна.
Мы проезжаем деревню с широкой засугробившейся улицей и спускаемся с небольшой горы в старинный седой парк с просвечивающими между деревьев огнями.
Вместе со мною подъезжает к крыльцу молодой человек, студент Б. (*2*), поселившийся невдалеке от Ясной Поляны. Его мечта — заменить собою Н. Н. Гусева и хоть немного помочь Льву Николаевичу в его работах.
Мы вместе входим в прихожую с книжными шкапами и тут же знакомимся.
Слуга сообщает, что Лев Николаевич совершенно здоров и сидит наверху, в столовой.
Я поднимаюсь по скрипучей лестнице наверх. В большой, полуосвещенной комнате, у длинного стола с цветами сидела семья Толстых, Лев Николаевич играл в шахматы с своим зятем М. С. Сухотиным.
С первого взгляда я не нашел во Льве Николаевиче никакой перемены. Но затем мне показалось, что в лице его время от времени появлялись тени усталости и грусти. И было такое впечатление, будто он только что вернулся с утомительной прогулки, расставшись надолго с милым другом.
Эти ‘тени’ появлялись не раз в течение вечера, проведенного мною в Ясной Поляне.
Особенно заметно это было, когда за чаем зашла речь о России и плохой жизни наших крестьян. Л. Н. слушал обвинение с грустным видом, и когда заговорил, то в нем сразу вспыхнули горячие ноты в защиту народа.
— Если народ наш, — сказал Л. Н., — живет плохо, то одна из главных причин заключается в том, что мы мерзки и живем отвратительно, живем, как паразиты…
Льву Николаевичу стали возражать. И купцы-де, и ученые, и фабриканты тоже не живут трудами своих рук.
Но Л. Н., видимо, нашел эти аргументы настолько незначительными, что даже и не возражал на них, а перенес беседу на свою поездку в Тулу.
Он около 40 лет не был на суде (*3*) и ездил в Тулу вместе со своим старым приятелем и единомышленником М. В. Булыгиным (*4*), который должен был выступить на суде в качестве защитника. И Льва Николаевича поразило в суде бросающееся в глаза несоответствие между правом и правдой. Чем дальше правда, тем все яснее и проще на суде. Чем ближе правда, тем труднее суду разобраться в ней и выйти с честью из своего положения.
Таково приблизительно было впечатление Льва Николаевича.
Лев Николаевич рассказал, как он делал в Туле попытки, чтобы повидаться с одним подсудимым и по-человечески поговорить с ним. В имении Фигнеров (певцы) (*5*), невдалеке от Ясной Поляны, один из рабочих убил кинжалом лесного порубщика и теперь сидит в тюрьме. С ним-то и хотелось Льву Николаевичу побеседовать.
— Помимо сего, — сказал он, — меня еще очень интересует психология этого человека. Убил кинжалом такого же мужика, как и сам. Почему кинжалом? И откуда у него кинжал?
Но все его старания повидаться в Туле с убийцей не привели, однако, к желанной цели. Барьеры оказались непреодолимыми даже и для Толстого.
А ему, видимо, необходимо это было для разрешения какой-то важной задачи, занимающей его, потому что он сейчас же как-то связал рассказ об убийце с полученным письмом от одного рабочего из Сибири.
И, не сгоняя с лица грустной тени и все тем же печально-недоумевающим тоном, каким он говорил о суде, Л. Н. начал передавать содержание полученного письма. Но на полуфразе остановился.
— Нет, нет!.. Необходимо прочесть самое письмо.
Доктор и друг Льва Николаевича, Душан Петрович, быстро, но бесшумно и молчаливо приносит нужное письмо.
Стараясь подавлять волнение, Л. Н. начал читать.
Письмо было очень сильно по языку и лаконизму аргументации, искренно по тону и ужасающе по содержанию. Неведомый корреспондент старался, с дружелюбными вставками, убедить Льва Николаевича, что делами любви на этом свете ничего не добьешься, а можно улучшить свое положение только упорной и беспощадной борьбою, уничтожая своих врагов и даже их детей, чтобы очистить поле от сорных трав.
В заключение корреспондент выражал сожаление, что Льву Николаевичу не придется, вероятно, дожить до этих счастливых дней…
— Слава богу, что не доживу, — проговорил Л. Н. с страдальческим выражением. И глаза его затуманились.
Он ответил на это письмо (*6*), характер которого не является исключительным за последнее время. И всякий раз в подобных случаях Льву Николаевичу хочется помочь людям в самом главном для них: в указании страшной пропасти, к которой может привести заблуждающийся ум…
Сила вещей так складывает в настоящее время жизнь Льва Николаевича, что он вынужден бывает отдавать и большую часть своего времени, и наивысшее напряжение своей души переписке с неведомыми ему людьми, обращающимися в Ясную Поляну со своими скорбями, упованиями и всякими ‘проклятыми вопросами’ со всех концов мира…
Но noblesse oblige — как Л. Н. сам иногда характеризует свое положение.
В последнее время в Ясную Поляну стали направляться запросы по поводу кооперативного движения в России. И Л. Н. горячо откликается на эти запросы, заявив недавно в полушутливой форме, что в настоящее время в России единственное приличное занятие для порядочных людей — это кооперация.
Кроме писем, у Л. Н. в настоящее время, как всегда, несколько начатых работ. Недавно он окончил два очерка, один — в виде сна, другой — из деревенской жизни (*7*).
Но оба отложил до поры до времени. На очереди более назревшее.
— Работа на триста лет, а жить осталось несколько дней, — говорит он.
Но да продлятся эти дни еще надолго ко благу людей!
П. Сергеенко. Вечер в ‘Ясной’. — Русское слово, 1910, 5(18) февраля, No 28.
О П. А. Сергеенко см. коммент. к интервью 1906 г. Сергеенко был в Ясной Поляне 26-27 января 1910 г. Маковицкий записал 26 января: ‘Вечером приехал П. А. Сергеенко, привез граммофон от общества, который раньше Л. Н. отклонил, и пластинку со словами Л. Н. из ‘Круга чтения’. Сергеенко приехал и по делу печатания писем Л. Н-ча.
Сергеенко, как всегда, много говорил Л. Н., сидевшему в кресле у дверей’ (Яснополянские записки, кн. 4, с. 165). Толстой отметил в дневнике, что ему ‘было неприятно’ (т. 58, с. 13).
1* 16 января 1910 г. Толстой был в Туле на выездном заседании Московской судебной палаты: судили крестьян, ехавших обозом, по дороге повздоривших с почтальоном и обвиненных в ограблении почты.
2* Валентин Федорович Булгаков.
3* Ошибка: в 90-е гг. Толстой неоднократно бывал в суде — в Москве, Туле и Крапивне.
4* Михаил Васильевич Булыгин пытался организовать защиту крестьян на процессе, происходившем в Туле.
5* В Тульской губернии, в пятнадцати верстах от Ясной Поляны, было имение певца Николая Николаевича Фигнера (1857-1918).
6* На письмо ссыльного С. И. Мунтьянова от 5 января Толстой ответил 24 января 1910 г. (т. 81, с. 73-75).
7* ‘Сон’ и ‘Три дня в деревне’ (т. 38).