Гарем
Гарем
Книга стихов
Книга стихов
Справка:
Справка:
Вблизи от Афин, Д-Эрвильи Эрнст, Год: 1874
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Эрнест д’Эрвильи
04. Вблизи от Афин
(Вольный перевод с французского).
Посвящается Анри Уссей*
Качаются в ветвях цевницы на весу.
Заснули пастухи, пресытившись люпином,
Размеренно стуча в приветливом лесу,
град шишек с сосен бьёт по моховым перинам.
Был жаркий час, когда все тени коротки.
В зените Гелиос смотрел спокойным оком.
Из упряжи рвались упрямцы-рысаки,
блистая пламенем в полёте превысоком.
В бесстрастных небесах — искристость янтарей.
Элладу обняла, лаская все пределы,
сиреневая гладь ликующих морей,
и в жилах сильных лоз кровь Вакха закипела.
До горизонта — сплошь — вихренье и прыжки.
Кузнечики кишат вдоль всех зелёных бОрозд.
Там стрёкот без конца, полеты и прыжки,
и шум, как в очаге, когда подбросят хворост.
А в Логове лесном дремота без тревог.
Там отдыхает Пан. При нём — как стража — козы.
Мнут травы и цветы копытца чёрных ног.
Резвятся по кустам — игривые занозы.
Я в этот жаркий час бываю сам не свой.
Я просто одержим молодкой белолицей,
которая живёт за мужней головой
в недальнем городке под самою столицей.
То место от сухих полей отдалено.
Лазурь небес глядит на мраморные храмы.
Мечтательно крутя в руках веретено,
сидит в своём дому возлюбленная дама.
О небо! Здесь, в стенах из рыжих кирпичей,
где выбран кипарис для потолочных балок,
не знал бы я совсем терзаний и смерчей,
желаний и страстей и гневных перепалок.
Надёжный порт, семья, очаг — предметы грёз!
Вы снитесь морякам, когда грохочут грозы.
А в этом доме есть спасение от гроз.
Счастливая тропа ведёт к нему сквозь розы.
Эрот! По той тропе дошёл бы я в упор
к желанной мне двери, где сладко пахнет мятой,
и смело бы открыл самшитовый запор…
Но ходу не даю моей мечте завзятой.
Под пеплосом не скрыть девическую стать.
Здесь улицы полны пленительных приманок.
Улыбки на устах — но мне не целовать
и впредь не обнимать красивых коринфянок.
Мне больше не к лицу сосать из бурдюка,
горланя в вашу честь, разгульные девицы,
как может иногда, когда судьба горька,
какой-нибудь торгаш под вечер взвеселиться.
Я твёрдо порешил не потрясать основ,
Оделся попросту, не выскажусь без толка.
На Пниксе** у меня под гул говорунов
не пискнет под полой ручная перепёлка.
Обжористые рты, гуляки с Агоры***,
пьянчуги, игроки, бездельники из порта!
Я вами истощён. Я вышел из игры —
мне больше не нужны друзья такого сорта.
Избранницу мою я нежно полюбил,
но не склоню на путь супружеской измены.
Над ней святая сень из голубиных крыл.
Духи её скромны, а сердце — совершенно.
Она — как муравей, как яркая пчела,
Не любит болтовни в компании соседок.
Искусна в мастерстве, подвижна, весела
и сдержанна всегда — такой характер редок.
Её супруг — моряк. Он с бурями — ‘на ты’
и Посейдону дань уплачивает щедро.
В Милет отвозит он афинские холсты
на трёх своих судах из бронзы и из кедра.
Пока лихой моряк — (Храни нго волна!) —
смеясь, ведёт свой флот с тяжёлою поклажей,
пленившая меня, печальна и скучна,
усердно трудится над шерстяною пряжей.
Она прядёт. У ног — два голых малыша.
Они сплелись в борьбе на боевой цыновке.
При них кормилица, весёлая душа,
то их стегнёт, то гладит по головке.
Пустяк за пустяком. Всё вкупе — благодать.
И лишь благая ночь является в Элладу,
так сердце у меня взволнуется опять.
А в доме моряка затеплится лампада.
Ernest d’Hervilly Pres d’Athenes
A Henry Housseye*
DANS la mousse flexible ou les pommes de pin
Tombent avec un bruit qui scande le silence,
Les bergers dorment, las, et gorges de lupin ,
Leur syrinx aux rameaux des buissons se balance.
C’est l’heure ou l’ombre est ronde au pied des arbousiers.
Helios, au zenith, les prunelles sereines,
Respire , d’un bras fier il retient ses coursiers
Resplendissants de feux et cabres dans les renes.
Sous le ciel eclatant de l’impassible ete,
Baignant avec amour l’Attique aux nobles lignes,
La mer luit, violette, avec placidite,
Mais le sang d’un dieu fort bouillonne dans les vignes!
Sur l’horizon brillant, par larges tourbillons,
Les sauterelles font comme un brouillard roussatre ,
Leur murmure incessant s’eleve des sillons
Pareil au bruit d’un feu de paille dans un atre.
Au fond des bois, dans l’Antre ou nul ne l’a surpris,
Pan sommeille, veille par ses robustes chevres,
Ses sabots noirs croises sur les gazons fleuris,
L’oreille detendue, un rire vague aux levres.
A cette heure, je sais — et j’y songe en tremblant!
Loin des champs dont l’argile epaisse est crevassee,
Une tres-jeune epouse, а l’oeil calme, au teint blanc,
Dans le demi-jour frais d’un chaste gynecee ,
Dans la ville, la-bas, qui dresse sur l’azur
Ses temples delicats de marbre pentelique,
Vit une jeune epouse, au teint blanc, a l’oeil pur,
Qui tourne son fuseau d’un doigt melancolique.
O Dieux! — Sous ce vieux toit aux poutres de cypres,
Entre ces humbles murs batis en briques rousses,
Qu’il ferait bon s’asseoir sans desirs, sans regrets…
Les heures seraient la legeres et si douces!
Ports lointains, dans les nuits de tempete reves!
O famille! o foyer! rasserenantes choses!
Dans ce logis obscur vous etes conserves!
Ce sentier y conduit, borde de lauriers-roses…
Ce sentier, je pourrais le suivre, — Eros! — et puis
Atteindre enfin le seuil embaume de melisses,
Ou ma main tremblerait sur un verrou de buis…
Mais non! — Restons-en loin! — O navrantes delices!
Arriere votre bouche aux longs baisers ardents,
Et vos bras ronds et froids, o filles de Corinthe
Qui passez dans la rue un brin de myrte aux dents,
Balancant sur la hanche un peplos d’hyacinthe!
Je ne tetterai plus l’outre de cuir roussi,
Le soir, en votre honneur, splendides courtisanes,
Trebuchant et chantant, les yeux rouges, ainsi
Qu’un marchand d’huile rance au milieu de ses anes!
Je me range. — Je suis un grave citadin,
Avec la robe simple et l’allure posee ,
Les orateurs du Pnyx n’entendront plus, soudain,
Chanter sous mon manteau ma caille apprivoisee.
Bons joueurs d’osselets, flaneurs de l’Agora,
Badauds du port, adieu! — Je quitte votre troupe ,
Pour vous mon patrimoine entier s’evapora!
Adieu, Ventres sans fond : — Je retourne ma coupe!
J’aime a present d’un coeur timide et fraternel
Ou ne germera point un espoir-adultere,
Une epouse, modeste a-qui sourit le ciel ,
J’aime sa grace froide et son parfum austere,
Comme la jaune abeille et comme la fourmi,
Elle est vive, elle est sobre, elle est industrieuse,
Et ses voisins jamais n’ont pu la voir parmi
Les matrones, causant bavarde et curieuse.
Son mari, — Poseidon le protege! — un marin
Qui transporte a Milet les etoffes d’Athenes,
Possede trois vaisseaux faits de cedre et d’airain,
Dont le vent a poli les solides antennes.
Tandis que le brave homme (o Dieux, veillez sur lui)
Rit au milieu des mers, ayant sa voile pleine,
Celle qui m’a dompte chante son doux ennui
Dans sa chere maison en filant de la laine.
Elle file. — A ses pieds, tels deux petits heros,
Ses enfants luttent, nus, sur un tapis de paille ,
Mania, la nourrice, un vert fouet de poireaux
Entre ses doigts brunis, les surveille et les raille.
Ainsi coulent ses jours, — Bonheur ou rien n’est vain!
Et quand l’auguste nuit vient endormir la terre,
Loin de mon jeune coeur plein d’un trouble divin,
Elle allume sa lampe, epouse solitaire.
* Анри Уссей (1848-1911), сын писателя Арсена Уссей, историк, литературный критик, критик-искусствовед. Участвовал в войнах. Кавалер ордена Почётного Легиона. Занял в 1894 г. Во Французской Академии кресло, оставленное Леконтом де Лилем. В 1868 г. Совершил путешествие в Грецию, после чего увлёкся греческой историей. Оставил выдающиеся труды по истории наполеоновских войн.
**Пникс — афинский холм, в древности место народных собраний.
***Агора — рыночная площадь в древнегреческих полисах.