Васса Железнова (Мать), Горький Максим, Год: 1910

Время на прочтение: 40 минут(ы)

Максим Горький

Васса Железнова (Мать)

Сцены

‘Собрание сочинений в тридцати томах’: Государственное издательство художественной литературы, Москва, 1949
Том 12. Пьесы 1908-1915

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Васса Петровна Железнова.
Анна,
Семён,
Павел — её дети.
Наталья — жена Семёна.
Людмила — жена Павла.
Прохор Железнов.
Михайло Васильев — управляющий.
Дунечка — дальняя родственница Железновых.
Липа,
Анисья — горничные.

Действие первое

Раннее утро зимнего дня. Большая комната — спальня и рабочий кабинет Вассы Железновой. Тесно. В углу, за ширмами — кровать, налево — стол, заваленный бумагами, вместо пресс-папье положены изразцы. Около стола — высокая конторка, за нею, под окном — кушетка. Лампы с зелеными абажурами. В правом углу — изразцовая лежанка, около неё — несгораемый шкаф и дверь в молельную. К ширмам пришпилены булавками бумаги, когда мимо них проходят — они шевелятся. В задней стене — широкие двери в столовую, виден стол, над ним люстра. На столе горит свеча. Дунечка собирает посуду для чая. Липа вносит кипящий самовар.
Дунечка (тихо). Воротилась?
Липа. Нет.
Дунечка. Ой! Что же теперь будет?
Липа. А я знаю?.. (Идёт в комнату хозяйки и осматривает её.)
(Из двери молельной выходит Васса, поправляя очки и волосы на висках. Смотрит на стенные часы над столом.)
Васса. Почему опоздала? Четверть восьмого, видишь?
Липа. Под утро Захару Ивановичу опять худо было.
Васса (проходя к столу). Депеши нет?
Липа. Нет.
Васса. Все встали?
Липа. Павел Захарович и не ложились ещё…
Васса. Нездоров?
Липа. Людмила Михайловна дома не ночевали.
Васса (негромко). Берегись, Олимпиада!.. Я тебе… покажу!
Липа (испуганно). За что же?
Васса. А вот за то, что неприятное мне… со вкусом ты говоришь…
Липа. Васса Петровна! Да ведь я это…
Васса. Ступай, зови всех к чаю. Дуня, дай мне сюда мою чашку. Олимпиада, стой! Ежели Людмила спит ещё, не буди её, — поняла? Она сегодня ночевала у отца. Пошли его ко мне…
Дуня (вносит чай). Здравствуй, Вассушка…
Васса. Здорова будь.
Дуня. Ой, Вассонька, как Захарушке-то плохо было…
Васса. Ничего не говорил?
Дуня. Где уж! Только глазыньками моргает.
Васса. Ты там послушай, что будут про Людмилку болтать. Иди к столу.
(Дуня ушла. Васса, положив руки на стол, нахмурилась, подняла очки на лоб, шевелит губами.)
Михаил (входя). Доброе утро-с…
Васса. Где дочь-то? Родитель… эх!
Михаил. Ничего не могу сделать… свыше сил…
Васса. Погубили парня…
Михаил. И её…
Васса. Она у тебя ночевала… Понял?
Михаил. Понимаю-с.
Васса. За косы бы её… (Усмехнулась.) Захар как?
Михаил. Плохо-с…
Васса (тихо). Не мог бумагу подписать?
Михаил. Нет.
Васса. Поп согласен?
Михаил. Триста просит.
Васса. Чёрт с ним, пусть пользуется. А другие?
Михаил. Всё в порядке.
Васса (вздохнув). Кончится это всё — подумаем, как быть с детьми…
Михаил. Необходимое дело-с! Беда может быть…
Васса (задумчиво). Не едет Анна, не едет! И депеши нет… Дуня, чаю! Кто пришёл?
Павел (в столовой). Я…
Васса. Что прячешься? Поздоровался бы с матерью-то…
Павел (входя). Извольте — с добрым утром! Тестюшка… ага? Где же ваша дочь?
Михаил (угрюмо). Вас спрошу об этом, — вам её дал церкви закон…
Васса. Иди, Михайло Васильич…
Павел. Маменька — мне стыдно, мне — нестерпимо… помоги как-нибудь, ведь ты меня любишь, я знаю… мама!
Васса. Ну полно, полно… погоди…
Павел. Чего мне ждать? Сил моих нет.
Васса. Говорила я — не пара она тебе! Женился бы на тихонькой…
Павел. На уроде? Сам я урод — и жену мне уродку? Кривобокую? Хромую?
Васса (гасит свечу). Перестань!.. Над слезами да жалобами смеются теперь… перестань!
Павел. Господи! Железнова жена — гулящая! Мамаша, неужто вас не терзает… не стыдно вам?
Васса. Сказала — перестань! Ну? Иди, пей чай… (Идёт в столовую.) Ты что свет не гасишь, ворона монастырская?
Павел. Мамаша, дайте денег, я в город поеду… не могу я тут… не могу…
Васса. Отец в опасности, а ты — в город? Ещё что выдумаешь? Умница!..
Павел. Ну, что же мне делать?!.
(Бросился на кушетку, злобно плачет. В столовой — Наталья подходит к свекрови, целует руку. Васса смотрит на Павла через очки.)
Васса. Проспала?
Наталья. Я у батюшки дежурила до трёх часов. (Прислушавшись, испуганно). Кто это плачет?
Васса. Павел — постыдись! Кликуша!..
Наталья (идёт в кабинет). Что ты это? Дуняша, дайте воды!
Васса. О, господи!.. (Дуня вопросительно смотрит на неё.) Ну, что тебе сказано? Воды подай… Эх, Павел, спрятала бы я тебя куда-нибудь…
Павел. Да, я знаю… вам не за меня стыдно, вы меня стыдитесь…
Наталья. Ты мужчина, тебе нехорошо плакать.
Павел. Не тронь… ты брезгуешь мной… у меня жена гуляет…
(Михаил входит в столовую, дёргает себя за усы, провожая зятя угрюмым взглядом.)
Васса. Ты что?
Михаил (направляясь в её комнату). Пожалуйте сюда.
Васса. Ну? Дуня, выдь вон!
Михаил. Людмила уехала с дядей…
Васса (хватаясь за стену). Куда?
Михаил. На хутор…
Васса. Ох… Я уж думала — далеко… совсем! Испугал ты меня… Павел — знает?
Михаил. Узнает… Страшно мне… И дочь — погибла… и дело, которому всю жизнь служил, — разрушается.
Васса (с досадой). Ты бы не охал… я не охаю вот… Так, стало быть, Прохор…
Михаил. Он — всем враг!
Васса. Не каркай, говорю! Дело разрушается… Это ещё — посмотрим!
Михаил (с яростью). Его добрым считают… совестлив, дескать… Знаю я эти штуки — совесть да доброту! Видел-с… Они в деле — как песок в машине… И всё это — одна игра, никому не нужна доброта, никому! Дай мне столько, сколько я стою, больше ничего… Ласки да шутки оставьте себе, да-с! Это — когда человеку нечем внимания заслужить, он в совесть играет! А кругом все от его игры плачут… и никакое дело не может правильно идти… Вредоносный человек он…
Васса (очнувшись). Что ты с ним сделаешь?
Михаил. Что-с? Эх…
Васса. Ну? Говори.
Михаил (не вдруг). Погожу-с… Вам бы сходить к хозяину-то…
Васса. И вправду… А депеши от Анны всё нет… нет!
Михаил. Что вы так надеетесь на неё?
Васса (идёт). Ты её не знаешь… молчи!
Михаил (идя за нею). Тяжело…
Васса. Легко жить — просто. Только от лёгкой-то жизни глупеют скоро, слышала я…
(Ушли. Бесшумно является Дуня, села за стол, крестится и шепчет.)
Дуня. Господи — сохрани, помилуй рабов твоих на всех путях… Господи!
Липа (вбегает). Где хозяйка? Приехала!
Дуня. Анна?
Липа. Людмилка! С дядей ночь-то гуляла — ай-ай! Вот так дела!
Семён (идёт). Какие дела, а?
Липа (убегая). Так-с…
Семён. Квак-с! Дура! Ну-ка, Дуня, налей мне.
Дуня. С добрым утром, Сенечка.
Семён. Ну, и тебе тоже. Как отец?
Дуня. Ой, плох…
Семён. Гм… мучается долго. (Зевнул.) Все уже напились?
Дуня (вполголоса). Павлуша не дотронулся, — жёнушка-то у него не ночевала дома…
Семён (приятно удивлённый). Да ну-у?
Дуня (захлёбываясь). Да, да! С Прохором, слышь, Зах…
Семён. Да нет? Ах дядя, чёрт кудрявый, а? Добился-таки! Молодец, а-ах ты!
Дуня. Добился, видно! Сраму-то…
Семён. Вот рожа у Павла будет!
Прохор (входит, ворча). Я те уши оборву, погоди…
Семён. Кому?
Прохор. Уроду. Скотина! Опять мне на голубятню кота пустил… Риголета кособокая… rigoletto — рогоносец (итал.) — Ред.
Даже ноги дрожат… со зла…
Семён (ухмыляясь). А чего ты такой красноглазый да измятый? В одёже спал?
Прохор (оглядывая себя). Я? Спал? Экой леший… надо переодеться.
Семён. Следует.
Прохор. Хавронья — чаю! Ах Пашка, кикимора… Скобаря удушил кот да двух чёрно-пегих…
Семён. И за что бы ему на тебя сердиться?
Прохор. Ну, ну! А ты знай край, да не падай! Дурак он! Женщине в актрисы надо идти али вообще куда-нибудь… какая она жена ему?
Липа (входит). Прохор Иванович…
Прохор. Ну?
Липа. Управляющий спрашивает…
Прохор. Я твой управляющий… и больше никаких! И нечего тебе тут плутать, Плутонша… брысь!
Семён (Липе). Чего ему надо?
Липа (робко). Спрашивает, можно ли видеть.
Прохор. Меня? Нельзя. Я — невидим… Скажи ему, что он болван и жулик…
Семён (смеётся). Разве жулики бывают болванами?
Прохор. У нас, брат, и жулики не больно умны.
Семён. Люблю я, когда вы сердитесь… смешно очень!
Прохор. Вот — благодарствую! Государственный ум у тебя, брат, право!
Людмила (входит, в капоте). Здравствуйте…
(Дуня молча кланяется, Семён, ухмыляясь, шаркает ногами, Прохор крутит усы и крякает.)
Людмила. Молока мне. Вы чего, Семён, расцвели?
Семён. Видя вас — ликует вся природа… вот как!
Прохор. И животные.
Семён (фыркая). Это я — животный?
Прохор. Коли говоришь — вся природа, стало быть, и скоты все…
Семён (хохочет). Ой, ей-богу… вот ловко!
Людмила (Дуне). Видите — родитель у него при смерти, а он — зубы скалит. (Семён немедленно стал серьёзен.) Вы, Дуняша, поучили бы его приличиям, как, бывало, меня учили…
Дуня. Я-с…
Семён (тоном оправдания). Родитель — седьмой месяц хворает.
Прохор. Человек — вообще решительный, а умереть — не решается…
Дуня (невольно). О, господи…
Прохор. Что?
Дуня. Я так…
Прохор. Как?
Людмила (Дуне). Вы идите куда вам надобно. Дядя Прохор — безнравственный, и вам, девушке, неприлично с ним сидеть. (Дуня уходит.) Не люблю шпионок. (Прохору.) Послушайте, испанец!
Семён. Похож!
Прохор. А ты видел испанцев? Тесто!
Семен. И видел. В цирке один плясал.
Людмила. Я пойду спать, в четыре встану, а вы будьте готовы — идёт?
Семён. Кататься?
Людмила. На тройке.
Прохор. Хочешь с нами? Бери жену, и едем…
Семён (чешется, грустно). Не поедет она. Да и Павел тут…
Людмила. Что — Павел?
Семен. Не того… неловко…
Людмила. Вам неловко? Почему?
(Семён усмехается смущённо, Прохор смотрит на него, безнадёжно качая головой.)
Васса (входит). Семён, ступай в контору.
Прохор (вслед племяннику). Да не очень умно распоряжайся, не так, как в прошлый раз.
Васса (Людмиле). Ты меня видела?
Людмила. Нет.
Васса. Что же не здороваешься?
Людмила (ласково). Ой, простите! Забыла…
Прохор (встал). Здравия желаю…
Васса (уклоняясь от поцелуя невестки, спокойно, строго). Ты что делаешь, Людмила?
Людмила (не сразу). Не знаю… честное слово, мама! Не знаю… (Быстро ушла.)
Прохор. Бум!
Васса (мягко, миролюбиво). Прохор Иваныч, вот вы человек неглупый, не злой…
Прохор. Главное — неглупый! Вот-с…
Васса. Вы понимаете, надо быть, что поступки ваши конфузят весь дом и дело старинное в постыдном виде выставляют пред людьми…
Прохор. Слышал эти речи не однажды от брата Захара и всегда говорил ему, что учить меня — поздно-с…
Васса (тише). Неужто не жалко вам молодую женщину, девочку почти, — ведь ей — жить…
Прохор. Извините! В молодых женщинах и девочках я понимаю значительно больше вас… равно как и многих женщин почтенного возраста насквозь вижу…
Васса (медленно). Павел — племянник вам…
Прохор. Сделайте любезность — скажите ему, что если он голубей моих кошками травить будет — уши оборву-с!
Васса (не сразу). Значит — вы враг семье?
Прохор. Это вы — оставьте! Семья! Братец покойный не без вашего наущения по миру меня пустил было — не забыли вы об этом? Семья-с? Благодарствую! Тридцать тысяч слизали моих, — будет! Хе!
Васса (тихо). Воевать, значит, желаете?
Прохор. Чего-с? Как это? С кем?
Васса. С племянниками, разумею…
Прохор. Оставьте увертюры наши, всё равно — не вывернетесь! Никаких войн! Закон существует, Васса Петровна, эдакое римское право: моё суть моё! Отыдет Захар в селения горние, мы с вами мирно разделимся, и — никаких увертюр! Желаю здравствовать… (Ушёл. Васса смотрит вслед, странно наклоняясь, точно хочет прыгнуть на него. Входит Наталья, садится за стол, наливает себе чаю.)
Васса (глухо). Что Павел?
Наталья. Успокоился немножко… (Молчание. Васса ходит по столовой.) Жалко его…
Васса. Что?
Наталья. Жалко, говорю, его…
Васса (не сразу, тихо). Мне вот арестантов жалко… некоторые совсем безвинно в тюрьме сидят, и дела никакого нет им… а на воле привыкли работать. Тех жаль, кому работать хочется, а — нечего…
Наталья. Иные живут хуже арестантов…
Васса (задумчиво). Меня вот никто не жалел. Как Захар банкротиться затеял — была я Павлом беременна, на шестом месяце… Тюрьмой, судом дело пахло — мы о ту пору под заклад тайно деньги давали… чужого добра полны сундуки, всё надо было спрятать, укрыть. Я говорю — Захарушка, погоди! Дай мне ребёнка-то родить! А он как зыкнет… да! Так и возилась я в страхе-трепете месяца два…
Наталья. Вот, может, оттого и родился Павел-то кривобокий…
Васса. Это он после… лет пять было ему, когда заметила я, что криво растёт… Да… То ли ещё было!
Наталья. Вы с тем служащим, которого намедни прогнали, разговаривали?
Васса. Чего с ним говорить? Негоден, ну — иди себе!
Наталья. А про жизнь говорили?
Васса. Чью жизнь?
Наталья. Про всю… про всех?
Васса (не понимает). Невдомёк мне — о чём ты это?
Наталья (поучительно). Он вот говорил, что всякое дело — грех.
Васса (удивлена). Экой дурак!
Наталья (задорно). Почему это? Вы всех ругаете…
Васса (усмехаясь). Значит, дело — грех? Работа — грех? До чего доходят… чтобы лень свою оправдать… Помнится — был эдакой странник, это ещё до тебя… Сидит в кухне и проповеди говорит, вот так же — дескать, все дела рук человеческих — грех один. А я и говорю: ‘Ты, милый, положи хлеб-то, не тронь его, не ешь, он руками сделан. Не греши-ка, друг, да уходи вон…’ Так и прогнала.
Наталья (ворчит). А может, правда-то его…
Васса (не слушая, звонит). Мудрят всё… Захар не мудрил, да из простых мужиков вот куда дошёл.
Наталья (встаёт). И помирает.
Васса. Ну, что ж? Пожил!
Наталья. Вы жаловались на него…
Васса. Это баба жаловалась. Распутник он был всю жизнь… от распутства и помирает… А кроме этого, ему цены нет… нет похвалы достойной.
(Входит Липа.)
Наталья (уходя). Вы всегда то одно, то другое говорите…
Васса (тихо). Дура… (Липе.) Кто вчера вечером у Прохора был?
Липа. Евгений Мироныч какой-то…
Васса. Адвокат из города… не знаешь? О чём говорили?
Липа. Не слыхала.
Васса. Почему?
Липа. Заперлись они…
Васса. А через отдушину в печи? Забыла?
Липа. Тихо они очень…
Васса. Смотри ты, еретица!
Липа. Васса Петровна! Да я ли…
Васса. Помни, кто ты есть!
Липа. В монастырь бы я…
Васса. Монастырь? (Задумалась.) Я те дам монастырь! (Мягче.) О тебе заботятся… Вытри рожу, ну? Отпусти тебя, — ты пропадёшь! Позови Михаила… Ты что, Павел?
Павел (в двери). Так.
Васса. Всегда — так. А что такое — так?
Павел. Ничего…
Васса (смотрит на сына с недоумением). Господи Исусе… откуда это идёт? Какие-то всё никудышники… бездельники…
Павел. Что же мне делать? Места я себе не нахожу… сердце умирает…
Васса. Коли не умеешь с бабой справиться, — терпи… до поры…
Павел. До какой? Эх, мамаша, жестокий вы человек…
Васса. Я-то? Так!
Павел. Сыном своим вы готовы землю копать, как лопатой, лишь бы денег добыть…
Васса (тихо). Шёл бы ты, Павел, в монахи!
Павел (изумлённо). Я? Зачем?
Васса. А куда тебе деваться?
Павел (пугливо). Мамаша… вы — серьёзно?
Васса. Ну да…
Павел (обозлился). Нет уж… это вам не удастся! Ишь вы… а-а? Нет-с…
Васса. Ты с кем говоришь?
Павел. С вами!
Васса (негромко). Вон!
Павел (уходя). Не боюсь… ишь вы!
(Васса проходит в кабинет, садится за стол, разбирает бумаги, поднося их к лицу, руки у неё трясутся.)
Васса (бормочет). Для чего всё? Для кого? (Бросила бумаги, сняла очки и сидит неподвижно, суровая, тоскливо глядя перед собой.)
Михаил (входит, злой). Вы меня звали?
Васса. Что это ты как говоришь?
Михаил. Как?
Васса. Больно сердито. Погоди, сударь мой, я ещё хозяйка здесь…
Михаил (уныло). Ничего нельзя сообразить. Задёргали меня… Семён Захарыч смеются только…
Васса. Ну, ладно! Ты знаешь, что у Прохора адвокат был?
Михаил. Знаю!.. Эта Липа ваша….
Васса. Да… не сумела.
Михаил. Пугнуть бы её…
Васса. Как будто разучилась она бояться-то…
Михаил. Не может этого быть! Детоубийство — не шуточка-с!..
Васса. Опасно тоже… Ребёнок-то Семёнов был…
Михаил. Недоказуемо! Клейма фирмы на дитё не положено. Просто — ребенок! И — мать налицо, а его — нет…
Васса. Ты бы поговорил с ней… построже!
Михаил. Можно-с…
Васса. Поговори-ка. Мужчине — сподручнее. Пугни да приласкай… Ну, с Прохором беседовала я…
Михаил. Что же?
Васса. Говорит — разорю…
Михаил. Может-с!..
Васса (опуская глаза). Да… вот какие дни пришли!
Михаил (тихо). Требуют серьёзных мер…
Васса (не глядя на него). Что ты думаешь?
Михаил. У меня одна надежда — сердце его слабое… Этакие в одночасье помирают…
Васса. Пустяки! Он нас с тобой переживёт.
Михаил. Дело божие-с. Лекарства он принимает всё чаще, — я это по счетам аптеки знаю. Фершал Яков говорил — опасные это лекарства…
Васса. Лекарство, а — опасное! Врёт Яков спьяна…
Михаил. Два их… Одно — против сердца, а другое — неловко сказать… для крепости в обхождении с дамами…
Васса (усмехаясь). Старый чёрт!..
Михаил. Яков опасался — микстуры, говорит, одна другой противоречат, во зло употреблять их нельзя-де. Если увеличить порцию…
Васса. Пьяный болтает, а ты — слушаешь… Так поговори с Олимпиадой-то…
Михаил. Обязательно. Ежели бы они скончались теперь…
Васса (усмехаясь). Ты, батюшка, словно травить его собираешься… Опомнись!
Михаил. Господи помилуй! Что вы? И в мыслях не было-с…
Васса. Будь осторожнее… в словах-то…
Михаил. Ф-фу… испугали вы меня…
Васса. Бояться — нечего…
Михаил. Даже — обидно-с…
Васса. Обиды тут нет. Мне не расчёт обижать тебя. Я только тогда спокой вижу, когда с тобой говорю…
Михаил. Вы не забудьте, что всю жизнь я вам служил… за совесть… И даже дочь… единую мою… которая после вас…
Васса. Ну, ну, полно… полно, дружок… Мы ещё, слава богу, жить можем, погоди! А за Людочку — меня не вини! Я её люблю… я против была…
Михаил (вдруг с глухой яростью). Он! Знаю-с… Он! У всякого жулика свой расчёт… я его расчёт верно понял! Девицу любовницей сделать — побоялся, выдал её замуж за племянника… знаю-с!
Васса (тихо). Ты не откладывай надолго с Олимпиадой-то…
Михаил. Будьте покойны… клятву дал себе-с!
Васса. Сам-от поспокойней будь…
Михаил. Когда я горячился?
Васса. Ну, иди… иди! Насчёт духовной-то, смотри…
(Михаил почтительно наклонился, поцеловал её руку, она ответила поцелуем в лоб и дважды погладила голову его. Он ушёл, выпрямившись, как солдат, проводив его взглядом, Васса снова садится за стол, невнятно бормочет, разбирая бумаги. Осторожно входит Анна, смотрит на мать, сначала — насмешливо, но скоро лицо её становится ласковым и грустным.)
Анна. Мама…
Васса (обернувшись). Анна… Анюта…
Анна. Одна, как и раньше, бывало… седенькая мамочка… Здравствуй!
Васса. Слава богу… как это ты хорошо вошла! Что депешу-то? А я всё депешу ждала…
Анна. А не меня? Как отец?
Васса (заглядывая в столовую). Плох… Видел тебя кто-нибудь?
Анна. Юноша какой-то, открыл дверь и убежал… даже не спросил, кто я…
Васса. Митька из конторы… разиня! Ну, вот хорошо! Стой-ка, я дверь-то притворю… поговорим одни… чтобы знала ты… Ах, офицерша!.. Ишь, какая стала! Ах ты, военная… (Затворила дверь, взволнованная, берёт дочь за руку, садится на кушетку.) Ну, Анна…
Анна (тихо). Значит, отец…
Васса. Не встанет… (Сразу впадая в деловой тон.) Беда идёт на нас, Анна! Дядя хочет свои деньги вынуть из дела… а кто ему деньги нажил? Чьей работой они выросли? Захаровой да моей! Что он делал, Прохор-то? За бабами гонялся, театры заводил… Куда ему деньги? Один…
Анна (хмурясь). Подождите…
Васса. Ты — слушай! Семён — у жены в руках, а она — блаженненькая какая-то… и тоже выделиться уговаривает его. Павел — несчастный человечишка… жена у него, — ты её знаешь, он на Людмиле женился… не пара она ему и будто гулять начала! Не верю в это я… брезглива она! Ничего понять не могу, Анна!.. Затем тебя и выписала, — ты со свежего воздуха, ты, может, увидишь, что делать… чтобы хоть греха поменьше вышло…
Анна (внимательно). Вот как… да? Разоряемся?
Васса. Рушится всё дело! Тридцать лет работы — всё дымом, дымом! Годы были — тяжелые, убытки — большие… Работников — нет, а наследников — много… А наследники — плохи! Для чего трудились мы с отцом? Кому работали! Кто грехи наши оправдает? Строили — года, падает — днями… обидно… Непереносно!
Анна. Завещание отец подписал?
Васса (осеклась, не сразу). Духовную? Не… не знаю…
Анна (недоверчиво). Не знаете? Вы?
Васса. Наверно — написал… Ты подумай, какое дело падает!
Анна. Да…
Васса. Вот! Ты поговори с братьями-то… мне они не верят, сыновья мои! Думают, что я всё в свои руки хочу схватить. А тебе — должны поверить, Аннушка! Ты человек — без интереса, ты — выделена из наследства… прогнана отцом…
Анна (встала). Выделена? Дали мне — бросили, как нищей, десять тысяч и — всё?
Васса (усмехнулась). Расписка твоя есть… расписка в том, что ты всю свою часть получила.
Анна (ласково). Что же такое расписка? Вы мне её подарите, мамаша!
Васса (как бы шутя). За какие услуги, сударыня моя?
Анна (задумчиво). Услуги? А вот, дайте всё понять…
Васса (следит за ней). Ну, ну, понимай! Как живёшь?
Анна (неохотно). Так себе.
Васса. Что твой-то?
Анна. Подполковника получил после летних маневров. Батальон дали ему…
Васса. А — пьёт?
Анна. Офицер, да не пил бы! Болен. Скоро, пожалуй, вдовой буду…
Васса (с улыбкой, тихо). Прошла любовь-то, а?
(Анна молча усмехнулась.)
Васса. То-то! А как тогда кипела! Говорила я тебе…
Анна. Ну, это мы оставим, мамаша!
Васса (разглядывая её). Решительно говоришь… И сидишь смело — нога на ногу… да вот и табак куришь!
Анна. Курю.
(В столовой — Павел. Тихо подходит к двери, слышит голоса и прижимает ухо к двери.)
Васса. Не пристало бы даме-то…
Анна. Ко мне — идёт.
Васса. А одета благородно.
Анна. Умеем.
Васса. Внучата как живут?
Анна (гордо). Дети у меня здоровые, весёлые…
Васса. Первый-то помер ведь…
Анна. Да… Тот был больной… слабенький…
Васса (усмехаясь). Так! Первый — больной… а потом, слава богу, здоровенькие пошли… от больного-то мужа…
Анна (покраснела, взглянула на мать и тихонько смеётся). Умная вы, мамаша…
Васса (довольна). Ну, надо братьев позвать…
Анна. Знали они, что я приеду?
Васса (идёт к двери). На что им знать это… (Отворила дверь — Павел отскочил, но не успел убежать, запнувшись о стул. Мать смотрит на него, он сконфуженно трёт себе колено.)
Павел (тихо). Всё равно… не слышно ничего…
Васса. Не слышно? Это горе!
Павел (зло). Свой я или нет? Мне сказали — дама приехала с чемоданами…
Васса. Ты бы постучал в дверь-то, а я бы отворила тебе…
Анна (выходя). Здравствуй, Павел!
Павел (матери). Ну, не догадался я! Здравствуй, Анюта!
Васса. Вот, спроси его, почто он подглядывает за матерью? (Идёт в столовую.)
Павел. Ну да… Уж и подглядываю!
Анна (улыбаясь). Рад меня видеть?
Павел. Конечно. А то у нас — как в сумасшедшем доме.
Анна (тихо, заглядывая в столовую). Мать всё такая же?
Павел. Хуже стала. Хочет всё в свои руки забрать.
Анна. Да ведь и так всё в её руках…
Павел. Не будет этого, когда папаша умрёт! Шабаш! Мы уже не маленькие — мне двадцать четыре, а Семён на три старше…
Анна. Дружно живёте?
Павел. Разно. Он — дураковат, Семён-то…
Анна. А жёны?
Павел. У него жена — хитрая… Толстая, а — хитрая! Красивая ты стала! И одета особенно… хорошо! А у нас, как в больнице, все ходят — платья чёрные да полосатые…
Анна (обняв его, ходит). Ты на Люде женился?
Павел. Ну да. И делать у нас ничего нельзя. Я вот начал старинные иконы покупать у староверов, за рекой, — мать загрызла: богу, говорит, не молишься, а денег тратишь много! Не понимает, что тут десять рублей на рубль можно взять… Выгоднее всего — старинными вещами торговать… в городе один торговец купил шесть тарелок за девять рублей, а продал — за триста двадцать… вот как! А мы тут… кирпич, изразцы, дрова, торф… дьявол идёт!.. У-у!
Прохор (входя). Ба-а! Сколь шикарная дама однако! (Растопырив руки, разглядывает племянницу, вкусно прищёлкивая языком.) Браво! Ну, поцелуй…
Анна. А вы, дядя, не смущайте.
Прохор. Тебя-то? Гм… с такими глазками не смущаются… врёте-с!
Анна. А вот — Семён! Ух, какой толстый!
Семён (рад). Анюта! Вот хорошо… Господи! Как я рад, ей-богу… ну — ах ты! Сколько время не видались?
Анна. Ты с женой-то познакомь!
Семён. Обязательно! Наташа, вот она — Анюта! Помнишь, я тебе говорил, колошматила меня всё?..
Прохор. Мало!
Анна (Наталье). Мне приятно видеть вас… будемте друзьями…
Наталья. Хорошо-с…
Прохор. Бум!
Семён. Она у меня — тихая! Староверка, в корчаге крестили… корчага — большой глиняный горшок или чугун, чугунник, развалистее горшка. Т. е. крестили дома, не в церкви, по обычаям староверов — Ред.
Прохор. В огромной корчаге!
Анна (Павлу). А Людмила где?
Павел (захваченный врасплох). Не знаю. (Семён фыркнул, все замолчали на секунду.) Спит она.
Семён. Ты ведь её знаешь!
Анна. Она красивая была…
Прохор. Ого! Ты на неё теперь взгляни! Зверь!
Семён. Похвалил!
Павел. Это он назло мне. Они все смеются надо мной…
Наталья. Ну, полно, что ты!
Павел. Они меня со свету сживают, Анна!
Анна. Ой, как страшно! (Обняла Павла за плечи и отводит его в угол, что-то говоря, он ворчит и машет руками.)
Прохор (Семёну). Хороша сестра-то?
Семён. Да-а…
Наталья. Только глаза очень блестят…
Семён. На мать похожа…
Прохор. Фигура-то! Грандама…
Семён. Ой, какая разбойница была!.. Колошматила она меня…
Наталья. Нехорошо, что Людмила не идёт, неуважительно к Анне Захаровне…
Михаил (входит). Анна Захаровна, позвольте поздравить с возвратом под свой кров…
Наталья (негромко). Свой… это как же?
Михаил. Чему безмерно рад-с…
Анна. Вы не постарели, дядя Миша, и молодец! Рада видеть вас…
Михаил. И я! Душевно…
Семён (Наталье). Нравится она тебе?
Наталья. Ничего… Пёстрая только очень…
Семён. Она же в один цвет одета! Ю!
Наталья. Да я вижу. Это я — так…
Прохор. Это — куриная слепота…
Людмила (входит заспанная, растрёпанная, но красивая. Бросается к Анне). Нюта…
Анна (обнимая её). Людочка…
Людмила. Нюта… ой, как хорошо…
Анна. Какая ты стала…
Людмила. Точно солнышко ты…
Павел. Нытьё началось…
Васса (в дверях). Анна!.. Иди к отцу-то…
Прохор. Что — плохо ему?
Павел. Погодите ещё радоваться-то…
Прохор. Я тебя спрашиваю, дуга?
(Павел, забежав за стол, показывает дяде язык.)
Людмила (хохочет сквозь слёзы). Смотри, папа!
Прохор (идя к Павлу). Пашка, уши надеру!
Павел. Троньте…
Михаил (дочери). Ты — уйди…
Семён (оживлённо). Дядя — загородите стулом дорогу-то ему! Павел — под стол катай, эх ты!..

Занавес

Действие второе

Вечер. В столовой полутьма. Перед камином — Людмила. Анна, с папиросой, задумчиво ходит по комнате.
Анна. Жалко, что ты не писала мне…
Людмила. Ну… я и адреса твоего не знаю.
Анна. Если б хотела…
Людмила. Следят за мной: муж, отец… И о чём писать, что тебе интересно?..
Анна. О себе… обо всех…
Людмила. Ничего не понимаю я. За два года — поглупела, обозлилась…
Анна. Зачем ты вышла замуж за Павла?
Людмила. Надо было.
Анна. Да?
Людмила. Да.
Анна. Как это ты? Такая осторожная…
Людмила. Время было такое… особенное. Везде — бунты, забастовки эти… точно уборка перед праздником… И всё уборка да уборка… а праздника — нет. Подвернулся один… красавец… мальчик почти… Рябой был, а красив.
Анна. Где он?
Людмила. Пропал. Не знаю — где.
Анна. Павел знает?
Людмила. Нет. Никто не знает… кроме дяди.
Анна. Как же…
Людмила. Так уж. Дядя Прохор научил… Хороший был тот… рябенький-то… удивительно ласковый и добрый…
Анна. А что за человек дядя Прохор?
Людмила. Так… купец весёлый… Тоже ласковый… Приласкает, а потом — отдавай назад… с процентами. (Другим тоном.) Ну, бог с ним! Не хочу плохо говорить о нём, — он всё-таки сделал мне однажды доброе, сделал! А мы ведь не нищие и должны добро помнить, так, Анна?
Анна (равнодушно). Не знаю.
Людмила (улыбаясь). Близкий мне человек один — мать твоя… И не говорю я с нею никогда почти, и она меня не спрашивает ни о чём, — разве пожурит порой за Павла… А сердцем я знаю, что только она меня жалеет и любит… Не будь её, — ух, что бы я сделала!
Анна (нахмурясь). Вот как!
Людмила (весело). Вот придёт весна — начнём мы с нею в саду работать… Ой, Анна, хорошо это как — помогать земле в цветы рядиться! На самом восходе солнышка постучит она ко мне, мамаша-то: ‘Эй, — скажет, сердито так, — вставай-ка!’ И пойдём обе молча, почти на весь день, вплоть до вечера… Не узнала бы ты сад, кабы лето теперь! Вот разросся, вот украсился! Прошлой весною одних цветочных семян больше, чем на сотню рублей купили! Сливы какие, яблони, вишенье! Прививки училась делать я, к мужикам на село хожу прививать — садовница совсем! Книжку мне мать купила о садоводстве — учись, говорит, это честное дело! Мужики, видя наши-то успехи в саду и огороде, жён присылают по семена, прививочку попросить… мужики меня уважают! Хорошо жить весной, летом, осенью… а зима — трудна и мне и ей… Тесно как-то нам в доме… Не говорим ничего, а обе знаем, что думаем… Ты что скучная какая стала?
Анна. Не знаю… Такая ты красивая, молодая…
Людмила. А вот, как начнём работать весною — погляди, какая буду я! Ах, сад наш! Войдёшь в него утром, когда он росой окроплён и горит на солнце, — точно в церковь вошла! Голова кружится, сердце замирает, петь начнёшь — точно пьяная! Перестану, а мамаша кричит — пой! И над кустами где-нибудь лицо её вижу — ласковое, доброе, материно лицо!
Анна (тихо, точно не веря). Ласковое? Доброе?
Людмила. Ну да! А что? Помнишь, как мы с тобой в саду этом играли?
Павел (входит). О чём сплетничаете?.. (Зажигает свечи в люстре.)
Людмила. Зачем это?
Павел. Тобой любоваться хочу!
Людмила. Погаси…
Павел. Не погашу!
Людмила. Урод!
Павел. Вот, Анна, с каким дьяволом связали меня… на всю жизнь.
Людмила. Врёшь! Ты сам на коленках ползал передо мной, как нищий…
Анна. Перестаньте!
Людмила. Ты понимаешь — он ничего не может сделать со мной… так дразнит меня разными пакостями. Подарили мне кота сибирского — отравил…
Павел. Он меня царапал… Вовсе я не травил его… он сам объелся…
Людмила (вскочила). Молчи, обезьяна! Видеть не могу… (Быстро уходит.)
Павел (тихо). Убежала… ага! Видеть не можешь?
Анна. Что же ты думаешь делать, Павел?
Павел (усмехаясь). Ничего. Мне — нехорошо, пусть и она терпит! (Вдруг искренно и горячо.) Анюта, помоги мне, Христа ради! Я тебе подарю что хочешь… денег, если надо, денег дам, когда папаша умрёт! Господи — я всё отдам… всё!
Анна (задумалась). Что я могу сделать?
Павел (тихо, жалобно). Ты по любви вышла замуж, — научи её любить меня… научи её! Я её так люблю — меры нет! Спит она, а я стою на коленках у кровати: ‘Люда, Людочка, никто тебя не полюбит, как я! — так и шепчу ей всю ночь до утра… — У всех что-нибудь есть, а я уродливый, мне больше не для чего жить, как для тебя’, — говорю я ей, а она — спит… Анна, помоги мне!
Анна (торопливо). Успокойся, кто-то идёт…
Павел. Что мне? Пусть все идут… все знают!
Наталья (входит). Паша, матушка зовёт… (Подозрительно смотрит на них.) Скорее, она сердится.
Павел (уходя). Она всегда сердится.
Наталья (следуя за ним). Ты там мальчишку побил конторского…
Павел. Ну так что? Их надо бить…
Анна (Наталье). Наташа, подождите минутку.
Наталья (возвращаясь). Хорошо.
Анна. Ф-фу… точно он избил меня!..
Наталья. На супругу жаловался?
Анна. Вы с ним, кажется, хорошо живёте?
Наталья. Я — со всеми одинаково.
Анна. Не скучно это?
Наталья. Почему же?
Анна. Да вы такая молоденькая… развлечений здесь нет…
Наталья. А муж?
Анна (улыбаясь). Этого довольно?
Наталья (поучительно). Он очень старается, чтобы не скучно было… и смешит, и всё. К тому же время теперь вовсе не такое, чтобы смеяться хотелось…
Анна (заинтересована). Да-а?
Наталья (убеждённо). Конечно! Теперь уж невозможно жить, как раньше… надо переезжать в город… и всё должно быть иначе…
Анна (серьёзно). Как же?
Наталья. Не могу ещё объяснить… я очень много думаю об этом, а — не знаю… Только — надобно жить в укреплённых городах, где много полиции и войско есть… (Воодушевляясь.) После этих страшных годов тихие люди переводятся, сестрица Анна. Все начали думать и тайно друг с другом говорить… и ходят разные люди… у нас тут заходил один, так он уговаривал всех, что всякое дело — грешно и делать ничего не надо! Я очень испугалась тогда… вы подумайте, что это может быть, если опять никто не будет работать?
Анна. Какая вы однако…
Наталья. У меня ребёнок больной, и по ночам я мало сплю, а всё думаю о разных разностях. Но я ещё молоденькая, и меня не слушают, когда я говорю… а вот вы, спасибо вам, слушаете… Это мне очень приятно.
Прохор (входит, сердитый). Где Васса?
Анна. Не знаю.
Наталья. На завод ушла.
Прохор. Чертовка…
Анна. Откуда вы такой?
Прохор. Грязен? С голубятни. Ефиопы — три месяца прошу лестницу поправить — не хотят! Это — нарочно, Анна, так ты и знай! И если я в погреб слечу, шею сверну, — это будет подстроено, да! Это будет Пашкина хиромантия!..
Анна. Ой, дядя, ну что вы говорите?
Прохор. Знаю что… Ты — не знаешь, а я… прошлый раз сижу на голубятне, а кто-то тихонько открыл творило погреба, лестницу подвинул на самый край и дверь со двора захлопнул. Темно. Пол — сырой на погребе… едва-едва не слетел я. Это как понять? Чьи сии дела уголовные, а?
Наталья (Анне). Если Пашу дразнить — он может великий грех сделать, я внушала Людмилочке это…
Прохор. Вот — видишь? И Валаамова ослица так же глаголет…
Наталья. Вы совсем напрасно сравниваете меня с ослицей…
Прохор. Ну, ну! Ты вспомни, кто её устами говорил…
Наталья. Мне это всё равно… я купеческая дочь…
Анна. Вы, Наташа, напрасно укрепляете враждебные мысли дяди…
Наталья. Страшные мысли нельзя скрывать. Вы сами знаете, что несчастные люди очень злые всегда…
Прохор (весело). Каково? Экая голубица со змеиным умом, а?
Наталья (обижена, уходит). Ум очень простой… извините! Это самый человеческий ум…
Анна. Ой, дядя… зачем вы с ней так?
Прохор. Ничего, съест! Не люблю эту тёмненькую душу в тёмном платье! (Смеясь.) Знаешь, слышал я однажды, как она о будущей жизни мечтала с мужем. (Передразнивая манеру Натальи.) ‘И вот, Сеня, лежу я в лиловом капоте бархатном, а под ним одна кружевная рубашка… или сижу на эдаком кельк шозе’…
Анна (улыбаясь). Шезлонг, должно быть…
Прохор. Ну — всё равно! (Снова передразнивая Наталью.) ‘И приходят с визитом разные лица: тут и полицмейстер, и судьи, и градской голова — весь город!.. И все тебе завидуют, глядя на меня, — ай да Железнов! Вот так жена у него, да-а! А я — эдак ножкой двину, а то плечико покажу — пускай их ещё больше зубами-то скрипят…’ (Хохочет.) Хороша иллюстрация, а? Сенька, дурак, ржёт…
Анна (серьёзно). Странная женщина… Не понимаю я её! Такая… как бы немудрая…
Прохор. Чёрт лучше знает, какая она… Иной раз она, брат, так ворочает глазищами своими… Ах, и надоели они мне!..
Анна. Что ж вы живёте с ними?
Прохор. Бум! Сказала тоже! Завязли тут все деньги мои, по милости Захара… Вот выдерну их, и — прощайте, единокровные мои жулики!..
Анна. Куда же вы?
Прохор. В Москву, в столицу! (Наклоняясь к ней, таинственно.) У меня, брат, есть — некоторый плод любви несчастной… ха-ароший, Анна, зреет плод!
Анна. Вот как?
Прохор. Бум! Студент уже… превосходнейшая рожа!
Анна. И — мать?
Прохор (не сразу). Скончалась… жаль! (Снова веселее.) Зовёт он меня неожиданным отцом — весёлый чёрт! И — ничего не просит, а? Видела эдаких? Не нашей крови, нет… Пьёт, чёрт, несколько… Театрал, всех актрис знает… Учится на мифологическом…
Анна. Филологическом.
Прохор (убеждённо). Нет, я верно сказал — есть мифология наука… он, брат, мне рассказал подробно, и даже я сам читал про греческую войну, про Одиссея… Вот, брат, шельма была Одиссей! Врал — замечательно! Будто вплоть до ада снисходил, понимаешь? И будто в аду — ничего не страшно, а только — скука большая?.. Пётр этот, мой-то, тоже врать здоров!
Васса (входит). Мир беседе. На кого это Наталья обозлилась?
Анна. Она? Как же она злится?
Васса. Стоит середь зала и кисти у платка обрывает… белая вся, даже досиня… (Прохору.) Там вас голубятник спрашивает.
Прохор (расхаживая). Подождёт…
Анна (глазами и осторожными жестами просит, чтобы мать ушла. Васса недоверчиво смотрит на неё). Семён воротился из города?
Васса. Не знаю… и мне он нужен бы… пойду, погляжу… (Уходит.)
Прохор. Давай в карты играть, а? Позовём Людмилу, Наталью…
Анна. Ну что ж, давайте… Так, значит, уходите вы из дела?
Прохор. Обязательно. Стар становлюсь… и вообще — какое это дело? Боязно чего-то, видишь ли! Бывало — идешь по селу — барином себя чувствуешь… а теперь хоть и по-прежнему низко кланяются люди, но это они для того, чтобы злые глаза свои спрятать… Какая это жизнь? Вот это, брат, и есть греческая Илиада — все друг друга по башке норовят ловчее стукнуть… К тому же и делец я был всегда не ахти какой… а теперь к чему мне оно, дело?
Семён (входит). Кто меня звал?
Анна. Мамаша.
Семён. А она говорит — ты! Стало быть, никому я не нужен? Ну, это хорошо!
Прохор. Бум! Пойду за Людмилой. Семён, в карты хочешь?
Семён. Можно. Ай, братцы, славно в городе! Твёрдо всё — дома каменные… светло, чисто… И люди другие — разговор широкий… про всё знают… Дума там, политика разная… случаи интересные…
Прохор (уходя). Барыньки красивые…
Семён. Пошёл… бабник!
Анна. Ты серьёзно думаешь, что он с Людмилой… шалит?
Семён (с удовольствием). Шалит? Ишь ты… а я ждал, как ты это скажешь! Назвала ловко… Вот он, город… всему учит! Да, он, дядя, конечно, шалит… да ещё как… Я сам слышал, как он её учил однажды… у меня глаза на лоб со стыда полезли…
Анна. Чему — учил?
Семён. Ну, это нельзя сказать, совестно.
Анна. Чай, я замужем!
Семён. Всё равно… да я и не понял толком-то… насчёт детей… как надо, чтобы дети не родились… Ну его! Баловник… дело его не утешает…
Анна. А тебя?
Семён. Меня-то? Видишь — радости в изразцах да кирпичах немного… к тому же народ стал угрюмый… стражники да строгости… пьянство да драки… скушно это! Помрёт папаша, — в городе буду жить… совсем иным сам себя видишь, когда вокруг все люди одинаковы…
Анна. Ну, а кто же дело вести будет?
Семён. Дело-то? Его — сократить… торф невыгодно работать… а остальное — мать да Михайло… пускай они копаются… А в городе — открою я магазин золотых вещей… н-да! На главной улице, на Дворянской…. И вывеска: ювелирный магазин Семёна Железнова — ювелирный! И слово такое мягонькое — ю! Над магазином — квартира будет… Фисгармонию куплю, буду играть на ней… ю!
Людмила (бежит). Анна, иди, уйми их…
Семён (испуганно). Кого? Кто?
Людмила. Дядя Прохор Павла бьёт…
Семён. Вот… пожалуйте! Вот те и ю! Анна, что же ты, иди!
Анна. Куда я пойду? Ударят ещё! Иди ты сам!
Семён (идёт). Я… ну что я! Полицейский какой…
Людмила. Господи — что же это? Какая это жизнь?
Анна. Ничего, Люда…
Людмила. Хоть бы уж дядя убил Павла… так жалко его… так он противен!
Анна. Из-за чего они?
Людмила. Павел сказал, что не пустит меня в карты играть, а мне это смешно стало… он меня толкнул и заорал, а дядя за волосы его…
Анна (спокойно). Мужичьё…
Людмила. Противно…
Анна. Так ли бы тебе жить!
Людмила. Дорого стоит счастье, хоть и маленькое… (Задумчиво.) А всё-таки вспомнишь о нём — и легче… Ах, Анюта, как хорошо, когда мужчина от радости плачет пред тобою, — такой он милый тогда… такой дорогой… знаешь это?
Анна (обняла её). Да-а… о, я знаю…
Людмила. Чувствуешь себя в такую минуту богатейшей королевой — да ведь? И так уж ничего не жалко тебе, так не жалко — хоть смерть примешь…
Васса (идёт). Что за шум у вас?
Людмила (бросаясь к ней). Ах, мама, сделайте что-нибудь!..
Васса. Ну, что ещё натворила?
Людмила. Ничего! Они там, Павел с дядей, подрались…
Васса. Опять! Просила я тебя, Людка…
Людмила. Не могу! Вы всё знаете… вы понимаете, ведь — не могу быть ласковой! Вы сами говорили — мужчину не обманешь…
Васса. Ну иди, ступай… уговори их… дураки оба…
Людмила (идёт). Что я пойду?
Анна. Это у вас часто?
Васса (села у камина). Третий год… Иной раз так за сердце схватит… всех бы… взяла да и… Жалко мне Павла! Ой, Анна, жалко…
Анна. Людмиле тоже не сладко.
Васса. Ей? Она — не сдаст…
Анна. Что у неё с дядей Прохором?
Васса. Не Прохор он, а прохвост! Узнал девичий секрет один… ну и пользуется… да! Пользуется, пёс!
Анна (тихонько). Вот что, когда вы ляжете, я приду к вам.
Васса (насторожилась). А что? Зачем?
Анна. Надо поговорить. Они тут исповедовались.
Васса. Прохор?
Анна. И он. Вы знаете, что у него сын есть?
Васса. Не один, поди-ка! Ну?
Анна. Одного — усыновить хочет.
Васса (поднимаясь). Врёшь? Пугаешь?
Анна. Так говорит.
Васса. Ну вот… и — конец! Зачем работали? Чем гордились? Нет, нельзя… это — нельзя!
Анна. Семён в город переезжать хочет…
Васса. Так… Ну?
Анна. И Павел тоже!..
Васса (грубо). Молчи! Я ему найду место!.. (Тише.) А сама я куда? Куда меня, а?
(Идут возбуждённые — Прохор, Семён и Наталья.)
Семён. Наташа! Да перестань…
Прохор. Уймите мне эту дуру!
Наталья. Кроме меня, кто здесь правду скажет?
Семён. Наташа, ты вспомни — ю! Ну, какое тебе дело? Плюнь!
Васса. Что у вас такое?
Прохор. Невестушка ваша изволили взбеситься — пожалуйте!
Наталья (Прохору). Вы Пашу в дикого человека сами обратили…
Прохор. Семён, чёртова башка!
Анна. Дядя, вы здесь самый умный…
Прохор. Я? Меня давно с ума свели… Ты знаешь — он, шельма, ножиком на меня замахнулся, а?
(Вошла Людмила, села в углу и оттуда неподвижно смотрит на всех.)
Наталья. Вы во всём виноватый…
Васса. Семён! Есть у тебя власть над женой?
Семён. Будет вам, мамаша! Всё власть да власть, а и командовать некем…
Наталья. Нет, уж я скажу всё! Вы Людмилу испортили…
Прохор. Дура ты! Да она — до замужества… (Заметил Людмилу.) Нет, каково, Анна?
Людмила. Расскажите — что же я сделала до замужества-то?
Васса (строго, тихо). Людка! Молчи… что ты?
Прохор. Идите вы все в болото!
Людмила. Замахнулись, так бейте!
Прохор (уходя). Подождите же! Я вам наступлю на языки!
Людмила. Струсил… эх!
Васса. Я тебе говорю — молчи!
Людмила. Всё равно, мама! Теперь Павел узнает… всё узнает!
Семён (жене). Идём! Тут другое начнётся…
Людмила. Вот Наталья, она уж не промолчит!
Наталья (уходя). А ты что думаешь? Я правде не изменница…
Семён. Ты помни — ю! И больше ничего!
Людмила. Ой! Кожу бы всю оставила, только вырваться… только вырваться!
Васса. Вот Анна… видишь? Никто ничем не связан… никто! Схватить и — бежать!
Людмила. Мне хватать нечего… мне не надо ничего! Жизнь оставьте, жизнь…
Павел (идёт, лоб у него завязан). Мамаша — денег мне.
Васса. Ещё один…
Людмила (полуплача, полусмеясь). Ах, хорош! Господи…
Павел (тихо). Мать вы мне? Анна — скажи ей… отпустите меня…
Васса (странно). Я тебе скоро найду место, Павел.
Анна. Мой совет — отпустите его! Дядя бог знает на что способен…
Павел. Не боюсь я его!
Анна. Вот он прибил Павла…
Павел. Врёт!..
Анна. Паша — человек слабый… но и слабый, рассердясь, может…
Васса (пристально глядя на неё). Перестань!
Людмила. Что ты, Анюта, словно подсказываешь…
Васса. Людмила, уйди! Павел, ты тоже иди… я приду к вам! (Они оба уходят, Васса прошлась по комнате, остановилась против дочери.) Ты что это задумала?
Анна (простодушно). Я? Что?
Васса. Не притворяйся! Понимаю. (Снова ходит.) Павел — сын мне, забыла?
Анна (смущена). Не понимаю я…
Васса. Врёшь. Проста очень ты. Ты думаешь, коли брат дядю изведёт…
Анна. Что вы, мамаша! Ф-фу!
Васса. Тебе выигрыш?
Анна. Да я и…
Васса (угрюмо). Не больно ты умна… нет! Кто там ещё?..
Михаил. Вечер добрый!
Васса. Ну, что?
Михаил. Нехорошо… Дышит тяжко очень.
Васса. Прибрал бы господь скорее!.. Пятая неделя пошла, как он задыхается. Глаза-то ясные… видно, всё понимает… Отмучался бы…
Михаил. Немного осталось, как видится.
Васса (идёт). Ты подожди меня тут…
Анна. Плохо у вас живут, Михаил Васильевич!
Михаил. Хуже невозможно-с! Всё спуталось… всё!
Анна. Чем же это кончится?
Михаил. Не вижу-с…
Анна. Трудно мамаше… А дядя Прохор не хочет помочь, видно…
Михаил (подавленно). Он? Помочь?
Анна. Почему вы так удивились?
Михаил (насмешливо). Так-с…
Анна. Нет, всё-таки?..
Михаил. Удивление моё просто! Захар Иванович, батюшка ваш, бывало, говорили, что русский человек частенько глупость свою за совесть принимает по ошибке… (Липа входит.) Тебе чего?
Липа. Анна Захаровна — вас дядюшка просит к себе.
Анна. Зачем, не знаешь?
Липа. С сердцем у них нехорошо.
Анна (вопросительно, Михаилу). Что?
Михаил (успокоительно). Это с ним бывает.
Липа. Удушье…
Михаил (глядя на Липу). Удушье… Олимпиада вот знает… (Анна быстро уходит, он знаком останавливает Липу.) Ну?
Липа. Что-с?
Михаил. Не знаешь?
Липа. Не согласна.
Михаил. Отчего?
Липа. Не могу. Боюсь.
Михаил. Грешно?
Липа. А нет? Чай, человек это.
Михаил. Так. Сына удушить — не грешно, а чужого — грешно? Ребёнок — не человек?
Липа (злобно). Ребёнок! Напомнили-таки! Я его из жалости…
Михаил (мягче). Смотри, дурёха! Прохор твой грех знает…
Липа. И вы знаете… значит, и вас — травить?
Михаил. Ты что орешь? Нарочно? Гляди, голубушка! Я тоже могу невзначай… (Подходит к ней вплоть.) А ты не ломайся, будет уж! Иди-ка! Вот сейчас какой случай хороший, ну? Слей из обоих пузырьков побольше и — дай ему! Ведь не яд, лекарство, пойми! И — с богом, куда хочешь! Помни: не согрешишь- не покаешься, не покаешься — не спасёшься… Иди-ка, иди! Али тебе не дорога свобода? Будешь жить на своей воле, а? Награду получишь немалую… Ты — молодая, тебе жить надобно… не согреша, не проживёшь, Липа!.. не проживёшь!.. Многие… пробовали и — не могли… (Липа уходит, уступая его напору, он возвращается, ворча.) Притворяется тоже… дрянь! Ломака… туда же!
Павел (заглядывает). Мать где?
Михаил. К Захару Ивановичу пошли.
Павел. А ты с кем говоришь?
Михаил. Сам с собой…
Павел. Нашёл компаньона… тоже!.. Смотри — он тебя обжулит!
Михаил. Спасибо, что предупредили! Принимаю это как награду за службу мою вам.
Павел. Как хочешь прими… хоть как милостину. (Исчезает. Михаил грозит кулаком вслед Павлу, ходит, заложив руки за спину и щёлкая пальцами. Идут Васса, Семён и Наталья.)
Васса (Михаилу, угрюмо). Кончается, кажись, радетель наш…
Михаил (опустив голову). А у Прохора Ивановича опять припадок…
Васса (детям). Ну, вы чего ходите тут?
Семён. Да ведь и вы тоже ходите…
Васса. Говори! Пошли за отцом Егором… Ну, а ты что, Наталья?
Семён (уходя). Наташа — ю!..
Васса. Что такое? Что он сказал?
Наталья. Так… Не знаю…
Васса. Не знаешь… Иди-ка к себе.
Наталья. Там — боязно.
Васса. Чего?
Наталья. Боязно… Слышно, как хрипит…
Васса. Ты иди, иди! Бояться нечего… все смерти обречены… Я старше тебя, да не боюсь вот… (Наталья тихо уходит, кутаясь в шаль.) Испугалась… хлеб есть не боишься… Припадок у Прохора, говоришь?
Михаил (тихо). Да-с… (Вздрогнул.) Чу? Вот…
Анна (вбегает, испуганно шепчет). Слушайте — Липа отравила дядю…
Васса. Помер?
Анна. Не знаю… нет…
Михаил (мечется). Вот… теперь полицию… надо полицию…
Васса. Стой! Куда? Анна — не суетись…
Анна. Она там кричит…
Васса. Михайло — сюда её…
Анна. Доктора надо…
Васса (строго, негромко). Подожди, говорю! (Вбегает Липа, бросилась к Анне.) Что сделала, еретица?
Липа (бросаясь к ней). Ой, сделала… Это он, вот он всё…
Васса. Молчать! Первый раз ты лекарство даёшь ему, а? Не знаешь, сколько надо?
Липа. Отпустите меня, бога ради!
Васса. Ты знаешь, что за такие ошибки в тюрьме сидят? Как ты могла ошибиться, а?
Липа (не понимая ничего). Что будет? Ой, что мне будет?
Михаил. А, д-дура! Позвольте, я ей…
Васса (толкая Липу в свой кабинет). Цыц! Сиди! (Анне.) Ну, а ты что, ну? Чего дрожишь, ну? Случилась ошибка, не то лекарство девушка дала… это бывает! Разве не бывает? Хозяин дома при смерти, суета, девушка одна, с ног сбилась…
Анна (тихонько). Я понимаю…
Васса. Нечего тебе понимать! Твоё дело — сторона, да! Иди к нему, помоги там…
Наталья (бежит). Идите скорее — дядя Прохор…
Анна (невольно). Умер?
Наталья (отшатнувшись). Ой, сестрица, что вы?
Васса (глядя на Наталью). Что ты в самом деле, Анна? С чего бы это ему помереть? У него за эту зиму два припадка было — а жив остался!
Наталья. Ох, испугалась я… Господи! Сполз он с кровати… дёргается, икает…
Васса. Икает! Эка страсть, глядите-ка! Я вот после обеда иной раз тоже икаю, а кто этого боится? Идите-ка к нему…
Наталья. Идемте, сестрица!
(Анна, со страхом оглядываясь на мать, уходит за Натальей. Васса идёт в кабинет, подошла к оцепеневшей Липе, толкает её.)
Васса. Очнись, дьявол!.. Жив он, слышишь? Жив! Чтоб те розорвало, сгинь!
Михаил (Олимпиаде). Ошибочка эта дорого встанет…
Васса. Оставь её!
Липа (падая на колени). Васса Петровна… это я нарочно сделала… Он научил меня, вот он! Родная моя, пожалейте…
Васса. Ступай, ступай в свою горницу! Слышала?
Липа (вставая). Я не виновата… Господи… (Пошатываясь, она уходит. Васса и Михаил смотрят друг на друга. Михаил виновато опускает голову.)
Васса. Дурак!
Михаил. Значит — неверно…
Васса. И фершал твой — дурак!
Михаил. Неправильно что-то, я говорю…
Васса. Да и я тоже… положилась… Ну, что ж теперь делать будем? Иди сюда! Поговорим начисто. (Идёт в свой кабинет.) Первое — Липка: гляди за ней! Чтобы не звонила! Понял?

Занавес

Действие третье

Столовая. Двери закрыты. У камина Васса, одетая в траур. Анна ходит и курит. Семён сидит за столом.
Семён (зевая). Чай бы пить, что ли? Пора уж.
Васса. Сорока минут ещё не дошло.
Семён. Ну их, сорок минут! Жизнь — чья? Моя жизнь! Хочу — сорок минут похерю, хочу — целый час вычеркну. А то — месяц… (Кладёт ноги на стул.)
Васса. Эк тебя, батюшка, корчит.
Семён. Да скучно же! Жена — нездорова… в карты играть — нельзя… Кровь застывает, ей-богу!..
Васса. Сорока дён не прошло со смерти отца, а ты — на-ка! В карты бы…
Семён. Сорок дён, сорок минут… извольте радоваться! Наталья тут ещё…
Васса. Нервы… Что за нервы? Мне сорок восемь лет…
Семён. Опять — сорок!..
Васса. А никогда они у меня не болели…
Анна (бросив окурок в камин). Нервы и у меня не в порядке… Домище — огромный, гулкий… шорохи какие-то…
Васса. Крысы. Да Прохоровы голуби.
Анна. Скрип по ночам…
Васса. Значит — сухой дом-от…
Анна. Тени шевелятся.
Васса. А это не иначе как Липа ходит… это уж она…
Семён. Ну вас, мамаша, не вспоминайте её…
Васса (задумчиво). Ходит и ходит…
Анна. Вы ведь не верите, что самоубийцы ходят.
Васса. Не знаю. Почему мне знать?
Семён. Вот завели волынку! Мамаша только в целковый верит…
Васса (безобидно). Болван ты, Семёнушка! Для кого мы с отцом целковые-то копили? Для детей будто. А они — и не стоят целкового-то… Ты вот внука здорового не мог мне родить… молчал бы, не хотень.
Семён (грубо). Это вы врёте!
Анна. Сеня!
Семён. У меня был здоровый ребёнок…
Васса. От горничной.
Семён. Ну так что? Был же? А что горничная, так вы сами меня с нею свели.
Васса. И ребёнок родился мёртвенький. Вот, Анна…
Семён (вскочил). Вовсе не мёртвый он родился, а она его сама — она всё Наталье рассказала, нечего врать! Вы запугали её чем-то… и всю жизнь её ребёнком этим пугали… с того она и удавилась… да!
Васса (спокойно). Вот, Анна, слушай…
Анна (возмущённо). Как ты можешь говорить… такие пакости, Семён? Это — ужас…
Васса. А ты — слушай! Ты — тоже мать, тебе это годится…
Семён. Напрасно, Анна Захаровна, подлизываешься ты к матери… не оправдаются расчёты твои, нет! (Уходит, сильно хлопнув дверью.)
Васса (усмехаясь). Ишь как!
Анна. Ах, мама! Я только теперь понимаю, как вам трудно должно быть…
Васса. Ничего. Я — не обидчива… А ты понимай, тебе это нужно…
Анна. Иногда мне даже… боязно за вас…
Васса. Не бойся… Зачем?
Анна. И не всё понимаю…
Васса. Ну, всего-то, чай, и никто не поймёт. Вот в моей головушке разные думы роятся… гудят, как осы, а — нет им ответа, нет разрешения!.. (Пауза.) Думала ты, отчего все мужики такие, как будто не от матерей родились, а отцы одни им начало? Да… и ты об этом подумаешь, погоди… Вот я, его, дураково, здоровье оберегаючи, любовницу ему в доме разрешила, а он — этим же грехом моим немалым — мне же в зенки тычет… А здоровье-то всё-таки потерял, подлец… на селе где-то схватил чего не надо…
Анна (тихонько). Неужели правда, что ребёнок…
Васса. Ну, а если правда? Ну-ка? Что надо было сделать?
Анна. Н-не знаю… я не понимаю — зачем?
Васса. Вот и ты осудила меня! А когда до самой доведётся, — так же сделаешь, Анна. Допустишь разве, чтобы чужая плоть-кровь твоим трудом жила?
Анна. Это — далеко. Не хочу об этом думать.
Васса. Подумаешь, милая… обо всём подумаешь!
Анна. Мама! А дядя написал к сыну своему два письма…
Васса (встрепенулась). О чём? Послал?
Анна. Зовёт его сюда…
Васса. К нам? Его? Верно?
Анна (доставая письма). Вот они, письма…
Васса. У тебя?.. Ага-а! Не посланы… Погоди!.. Что же, куда ты их?
Анна. Я думаю, их нельзя посылать…
Васса. Так, друг мой! Нельзя! Ни-ни! Ты — умница! Вот видишь: вот — баба! Не-ет, не псы дом хранят, мы его храним. (Подошла к дочери, положила руки на плечи ей.) Продай!
Анна. Что вы, мама!
Васса. Сто за оба — хочешь? Сто!
Анна. Возьмите… даже обидно, право…
Васса. Не обидно, Анна! Я знаю, что обидно — глупость обидна. Ты — мать, помни… для детей — ничего не стыдно, — вот что помни! И — не грешно! Так и знай — не грешно!
Анна. Какая вы… удивительная!
Васса (спрятала письма). Матери — все удивительные! Великие грешницы, а — и мученицы великие! Страшен будет им господень суд… а людям — не покаюсь! Через нас все люди живут — помни! Богородице, матушке моей, всё скажу — она поймёт! Она грешных нас жалеет… не она ли говорила архангелу: ‘Попроси, помоли сына милого, да велит и мне он помучиться во аду со великими грешники’ — вот она!
Анна (улыбаясь ласково). Я приехала — считала себя умнее вас… лучше… право!
Васса. Ничего, считай! Я вижу… так и надо! Ошибёшься — укажу… ничего, дочь!
Анна. Ну, хорошо… подождите! Как же письма? Он выздоровеет — другие напишет и сам пошлёт? А то — заказными велит мне отправить — где же квитанции?
Васса. Их в конторе много стареньких. Михайло устроит — и город и фамилию перепишет, штемпеля положит… ничего, это делалось! Это — пустое! Когда отец в городе любовницу завел, мы это делывали! Ты погляди, через кого другого не послал бы Прохор.
Анна. Конечно… я буду!
Васса. За Людкой — смотри! Она — дитя.
Анна. В ссоре они. Да она мне всё передаёт.
Васса. Гляди! Если Прохоровы деньги у нас останутся — тут и твоих детей деньги…
Анна (опуская глаза). Не надо, мама, об этом…
Васса. А ты не финти! Я — в очках, я всё вижу…
Анна. Вы всегда так… прямо очень.
Васса. Ну да! И ты со мной так же…
Анна. Я вас сегодня точно первый день вижу…
Васса. Слушай, я тебе мать! И твоим детям — мать… погоди! Кто-то идёт… (Дверь тихо отворяется — Наталья, слабая, бледная, входит.) Ты что бродишь, курица?
Наталья. Сказали — чай пить… а ещё и не налито.
Васса. Ну, накрывай… Людмила где?
Наталья. Дядя позвал.
Васса. Так!.. Ну… (Делает Анне знаки глазами, указывая ей на дверь, та не понимает.) Ты, Анна, поди, проси Прохора-то, — может, он с нами чай пить будет?
Анна (уходя). Хорошо.
Васса (следя за Натальей). Лучше тебе?
Наталья. Не спится всё… и сердце тоскует… Ко Мне опять клямзинского приказчика жена приходила…
Васса. Напрасно трудится.
Наталья. Плачет.
Васса. И это напрасно. Слезами — портянку и ту не вымоешь…
(Дунечка входит, молча кланяется, Наталья перестаёт собирать посуду, уступая ей. Васса ходит по комнате, подняв очки на лоб.)
Наталья (настойчиво). Вы бы простили его… в память покойника!..
Васса. Покойники в деле не участвуют. И тебе бы в дела не мешаться…
Наталья (сердито). Чай, жалко мне людей-то!
Васса. Ежели они работать не хотят — жалеть их нет пользы! Небойсь, когда тебе нянька ленивая попала — ты её без жалости прогнала?
Наталья. Тут — ребёнок… моё дитя!
Васса. Везде — дети! У меня — тоже ребята… и работники им нужны хорошие. А ежели я обставлю их пьяницами да лентяями, — какая же я мать им? (Анисья, новая горничная, вносит самовар.) Эй, косолапая, на пол плещешь!
Анисья (Дунечке). Ключи от кладовой дайте.
Дунечка (тихо). Иди, иди! Я сама… (Обе уходят.)
Васса. Хороша девица… здоровая, ловкая… хороша! (Входит Павел, он немного выпивши, садится за стол.) Ты бы, барин, ноги-то вытирал, — гляди, как наследил!
Павел. Ну, так что? И наследил…
Васса. Так! Хорошо!
Анна (кричит в дверь). Мамаша!
Васса. Иду… Что там? (Уходит.)
Наталья (потянув носом). Вином пахнет…
Павел. Пахнет.
Наталья (помолчав). Людмила-то…
Павел. Да. Ну?..
Наталья. Помирилась с дядей…
Павел. Знаю.
Наталья. Ой, Паша, жалко мне тебя…
Павел. Ты всех жалеешь… а что толку?
Наталья. Похожи мы с тобой…
Павел. И ты кривобокая? Не знал!
Наталья. Судьбой похожи. Оба — умные…
Павел. Ты — умная? И про то не знал…
(Дунечка хотела войти, но, услышав разговор, спряталась.)
Наталья. Не шути! Матушка меня дурой считает, к дому я не допущена, хозяину — жена, а живу, как прислуга… слова моего — не слушают…
Павел. А мне наплевать!
Наталья. Как же? Ведь и ты тоже — нет тебе никакой воли…
Павел (пьянея в тепле). Теперь — кончено! Теперь я скоро покажу себя… Поеду в город… в Москву поеду… везде! Чёрт вас возьми! Дом, и землю, и всё… Не хочу! Не хочу я… довольно!
Семён (идёт, увидел Дунечку, подкрался к ней, схватил за плечи и орёт). А-а, ты шпионить!
Наталья. Это мать её научила!
Дунечка. Что вы, батюшки? Где же я…
Семён. Ты чего делала за дверью?
Павел. Дай ей по шее… ну! Старая грымза…
Дунечка. Я — просто… говорите вы… не помешать бы, думаю… разве я смею понимать речи ваши?..
Павел. Нет, меня не обманешь!
Семён. Его не обманешь! Он сам подслушивать мастер!
(Идёт Прохор, Анна и Людмила поддерживают его под руки.)
Прохор. Тпру! Почему скандал?
Наталья. Подслушивала вот…
Людмила. Пустите её, Семён! Вот уж любят мучить людей!
Наталья. А ты — не любишь?
Прохор. Шш… Без драки!
Семён. Надо наказание придумать ей!
Павел. Прищеми ей нос в двери… вот она и не будет…
Людмила. Тьфу! Гадость!
Семён. Нет, пусть она масла из лампадки выпьет…
Павел. Ну, это хоть…
Анна (строго). Оставь её, Семён! Довольно! Идите, Дуня.
(Дунечка уходит.)
Наталья (Павлу). Вот и ещё командирша явилась…
Павел. Это — ненадолго! Всё ненадолго!
Семён. Ты, Анна, что, в самом деле?
Прохор. Опомнился… Тюря!
Павел. А я сегодня ночью двух кошек на голубятню пущу.
Анна. Павел! Не смей раздражать дядю!
Павел. Ты кто такая здесь?
Анна. Старшая сестра…
Прохор. Оставь! Я ему пущу…
Семён. Ты, Анна, напрасно…
Наталья. Вы, сестрица, отрезанный ломоть…
Павел. Пусть её… ненадолго! Всё — ненадолго!
Семён. Ты своё получила, и — шабаш!
(В дверях Васса и Михаил.)
Прохор (Людмиле). И что только будет здесь через недельку эдак? Ух!
Людмила. Ничего не будет.
Павел (Прохору). Будет, что я вас — попрошу… ко всем чертям! Вот что будет!
Прохор. Щенок! Я сам…
Анна. Дядя! Перестаньте! Павел, если ты будешь сердить дядю, он может…
Прохор. Не говори ему про это! Он нарочно будет!
Анна (Павлу). Это… вредно ему! Он может умереть от припадка, сказал доктор.
Прохор. Ну вот! Ну — зачем ты? Ах…
Людмила. Напрасно, Анюта…
Прохор. Нарочно начнут…
Анна. Вы — не волнуйтесь…
Наталья. Что же это как вы говорите про нас? Что Паша — злодей? Как вы можете?
Прохор (Анне). Ты гляди — как говорит, а? Хозяйка, а?
Васса (входя). Торопится…
(Все притихли.)
Михаил (Прохору). Доброго здоровья!
Прохор. А, Бисмарк… насморк… ревматизм! Здравствуй, здравствуй!
(Семён смеётся. Павел всё время следит за дядей.)
Васса (садясь). Это ты, Семён, распорядился, чтобы клямзинского приказчика принять?
Семен. Я. Он хороший парень. А что пьёт…
Васса. Это ничего! Да… Жена за него просила?
Семён. Наташа тут ни при чём.
Васса. Я — о приказчиковой жене.
Людмила. Проговорился, Сеня!
Павел. Ты молчи!
Наталья (Людмиле). Нисколько! Я просила Сеню… да!
Прохор (качая головой). Трудные дни настигли тебя, Васса! Даже жалко смотреть…
Васса (спокойно). Спасибо. Себя-то пожалей, не забудь.
Прохор (злорадно). Туго тебе придётся, ой-ой! Ну, и народ пошёл! Говорят — русский человек мягкий, добрый…
Наталья. Где же здесь злые? Мы вовсе не злые…
Людмила (Анне). Как ты думаешь — не злые?
Анна. Не знаю…
Людмила. По-моему, они правду сказали — нет здесь злых…
Прохор. Н-ну, положим!..
Людмила (горячась). Нет. Здесь — несчастные всё… и потому несчастные, что не могут ничего любить…
Павел. Врёшь ты! Я люблю… я!
Семён (жене, подмигивая). Ю!
Людмила. И никто не знает, что — хорошо…
Прохор. Верно! Этого — не знают!
Васса (угрюмо). Ну, а что же хорошо, умница?
Михаил (опасливо поглядывая на дочь). Мм-да?. Ты — того…
Людмила. Сад ваш хорош, мамаша! С малых лет я его люблю и теперь, когда гуляю в нём, вас люблю за то, что вы украсили землю…
Васса (гордо, Анне). Слышишь? Баба-то?..
Людмила. Иногда — боязно с вами…
Михаил. Людмила, ты…
Васса. Оставь её…
Людмила. Не бойся, папа! Взгляну я на сад, вспомню, как вы в нём, согнувши спину, копаетесь около яблонь да ягод и цветов… Знаете вы, мама, что хорошо! Вы — знаете, а кроме вас — никто не знает хорошего…
Прохор. Ну, положим…
Семён. Наталья — ю!
Людмила. Да и не узнает. Никогда! Все хорошее мимо их, другой улицей пройдёт, всё…
Наталья. Какая пророчица!
Прохор. Чего-то ей хочется?
Семён (ворчит). Она да Анна, обе к матери подлаживаются… Просить чего собираются, что ли?
Васса. Ты бы хоть про себя, а не вслух думал, дитятко!
Наталья. Ему бояться некого…
Семён. Ю!
Васса. Что это у тебя за глупое слово?
Семён. Ю? Так уж — ю!
Васса. Ой, Семён, Семён!
Прохор. Люда — поговори ещё!
Людмила. Не хочется.
Васса. И не надо. Благослови тебя господь хорошими детьми, Людмила.
Людмила (кивая на мужа). От него? Как от него могут быть хорошие дети!
Наталья (тянет). Н-ну-у…
Михаил. Эх… язычок!
Павел (хватая чашку). Убью! (Мать толкнула его под локоть — чашка выпала из его рук.) Вы что? За неё? Хорошо… дайте мне мою часть, деньги мои! Подайте, и будь вы…
Васса (толкнув его). Цыц!
Павел (захлёбываясь словами). Ненавижу всех… подожгу! Кто вы мне? (Почти рыдая.) Мать… Ты разве мать? Дядя? Жена? Брат?.. Что вы для меня?
Васса (угрюмо). А ты для всех?
Павел. Как собаки зайца, травите вы меня — за что? Дайте мне моё, и я уйду… уйду!
Васса. Что же здесь — твоё?
Наталья. Как? Его и Сенино — всё!
Анна. Вы молчите, Наташа!
Наталья. Отчего же?
Васса. Мокрица — молчи, сказано тебе!
Наталья (плачет). Сеня! За что же меня…
Анна. Фу, какой ужас…
Людмила. Это ты с непривычки…
Михаил (дочери). Не путайся, прошу тебя!
Прохор (Анне). Меня бы прочь отсюда… не могу!
Наталья. Что мы — маленькие? Всякий хочет жить, как ему нравится…
Прохор. Анна, нехорошо мне, кричат…
Анна (торопливо уходя в комнату матери). Сейчас, дядя… мама!
(Васса идёт на её зов.)
Семён. Вы, мамаша, действительно…
Прохор. Людмила… Ну-ка, помоги мне…
Васса (кричит). Людмила, поди сюда…
Анна (бежит через столовую). Сию минуту, дядя… Видишь, Павел, вот — опять нехорошо дяде…
Павел (орёт). Я здесь хозяин… я, кособокий! Пусть он издохнет… и все вы!
Прохор (побагровел, привстает со стула и шипит). В-в-в-ах… так? Михайло, уведи меня… убьёт он!..
Павел (прыгая перед ним). И убью… ух! Как дам…
(Общая суматоха. Наталья хочет увести Прохора. Михаил усаживает его на стул. Семён схватил брата за руку и кричит.)
Наталья. Паша… оставь…
Михаил. Позвольте-с… успокойтесь!..
Семён. Пашка — брось! Дядя — уходите! Мамаша! Дерутся они!
Павел. Я тебе давно… ты меня… раз!
(Толкнул дядю в грудь — Прохор выпрямился и ударил его ногой. Павел, охнув, присел на пол, а Прохор грузно свалился на стул. Вбегает Анна с лекарством в руках, выбежали из кабинета Васса и Людмила, — Васса бросается к сыну, он вертится на полу, держа ногу в руках. Анна — наклонилась над дядей. Семён — около жены. Михаил, взяв дочь за руку, что-то шепчет ей, лицо у него умоляющее.)
Семён (жене). Уйдём скорее…
Васса (Павлу). Чем он тебя?
Анна. Я говорила, Павел…
Наталья. Подожди…
Павел. Отойди, мать…
Анна. Дайте воды…
Михаил. Поняла, да?
Людмила (отцу). Пусти… После скажешь…
Васса (вставая). Горячей воды?
Людмила. Да, да… на сердце…
Михаил. Это надо сделать там, у него…
Людмила. Да нет же!..
Анна. Верно! Берите его… Семён, помоги!..
Наталья (зорко следит за всеми). Не тронь, Сеня!.. Боюсь я, ой!.. Они нарочно Павла натравили… куда ты?
(Михаил, Анна, Семён — уносят Прохора.)
Васса. Ты что шипишь?
Наталья. Разве я змея?
Васса. Ты что сказала?
Наталья. Позвольте, мамаша?
Васса. Что позволить? Ну?
Наталья. Мы не прислуги… мы теперь — хозяева!
Васса (тихо). Вон!
(Семён воротился, Павел встал с пола, волочит ногу, идёт к матери, держась за стулья.)
Наталья. Не кричите! Сеня — она кричит…
Семён (стараясь говорить внушительно). Нет, мамаша, довольно! Мне — двадцать семь лет, ему — двадцать четыре… против этого не поспоришь! (Мать приподняла очки на лоб и в упор смотрит на сына.) Что вы смотрите? Тут как ни смотрите — закон совершеннолетия… сыновья — наследники… стало быть… спора нет!..
Васса (спокойно, Павлу). Иди, взгляни, что с дядей…
Павел. Не хочу… Не пойду…
Семён. Да… Уж теперь — как мы желаем!
Васса (вздохнув). Дураком ты родился, Семён!
Семён (вспылил). Обидные ваши слова — оставьте! Я — дурак, а по закону — хозяин! И вы, пожалуйста…
Анна (бежит). Мамаша… дядя, кажется, помер…
(Молчание. Павел сел на стул, спрятав голову за спинку. Семён, одеревенев, мигает глазами. Наталья прижалась к нему, вздрагивая. Опустив руки и наклоня голову, Васса обернулась в передний угол комнаты, беззвучно шевеля губами. Анна, перебирая на груди пальцами, смотрит на неё. Испуг на лице Натальи постепенно сменяется радостью.)
Семён (шепчет). Вот те раз!
Наталья (тоже шёпотом). Теперь — ты пойми! Всё наше делается!
Анна (им обоим). Шш… тише!..
Васса (тихо). Ну, Павел, вот, достиг ты конца…
Павел. Я… не виноват… я — выпивши…
Семён. Эх, Пашка! Что, брат?
(Васса и Анна уходят, но Анна остановилась за дверью.)
Наталья (ласково). Паша! Скажи правду — они тебя не подучили дядю-то ударить?
Павел (устало). Пошла ты… ерунда!
Семён (жене). Что ты сочиняешь тут?
Анна (входит). Видишь, Павел, что ты наделал? Предупреждала я тебя — не тронь, да?
Наталья (подозрительно). Да-а… как будто подстрекнули вы его, так вышло…
Павел. Я не виноват…
Наталья. Бог рассудит — кто виноват… он знает!
(Идут: Михаил — рука у него обмотана носовым платком, Людмила и Васса. Людмила прошла в угол, села там и тихо плачет.)
Васса (торжественно). Скончался…
Наталья (мужу, шёпотом). Гляди — рука…
Семён (вздрогнув, громко). Где? Чья рука?
Васса (Наталье). Ты — о чём?
Наталья. Я? Я сказала ему, Семёну, что рука у Михаила Васильевича…
Михаил (почти не скрывая насмешки). Рука-с? Повредил несколько, задел за ручку двери, когда усопшего несли. А что-с? Мне не больно, если это вас интересует… совсем не больно… А впрочем — благодарю покорно за внимание!
Васса. Ну — помолчите все! Людмила — перестань! Павел, как же теперь? Что будем делать? (Голос у неё дрогнул. Помолчала, шевеля губами.) Ты знаешь — семья наша не дружная, сор из избы будет вынесен, и пойдут тёмные слухи про нас…
Павел. Оставьте меня…
Васса (глуше). Может, и полиция вмешается… тут — деньги! У дяди в нашем деле до ста тысяч с лишком…
Семён (жене, шепчет). Ого! Вот так — ю!
Васса. Известно, что он их взять хотел… Видишь, как всё запутано… Тебя предупреждали — не тронь, убьёшь… а ты — нарочно… Чувствуешь свой грех?
Павел (бормочет). Будет! Не тяните душу… (Сообразив опасность, испугался, вскочил, смотрит на всех.) Вы… вы, родные мои… вы — не говорите! Я не хочу… что же делать, мама? Сеня?
Васса. Мы, конечно, будем стоять за тебя — пред людьми… А пред богом как ты оправдаешься? И вот я советую тебе, если дело это грешное кончится хорошо для тебя, — иди в монастырь…
(Все удивлены. Людмила, как слепая, идёт к свекрови и улыбается.)
Наталья (мужу). Ой… это хорошо! Понимаешь?
Павел (растерянно). Я — не хочу! Что вы? Семён, я не хочу!
Васса (твёрже). Я дам за тебя хороший вклад, будешь ты жить там спокойно, безобидно, привыкнешь богу молиться и помолишься за нас…
Павел (тоскливо). Людмила… рада! Людмила — пожалей! Гляди, как со мной… (Поражён лицом жены.) Как рада… лицо-то! Мамаша — спасибо! Женили вы меня!
Васса. Ты сам хотел.
Михаил (тяжело). Да-с, вы сами!
Васса. Помнишь — зарезаться грозил?
Наталья. Как же! И я помню это…
Васса (грозно). Ты — молчать! (Мягко, но непреклонно.) Так вот, Павел, дай обет, что идёшь в монахи… Так лучше для тебя и для всех… Никто там тебя не осмеёт, не осудит за то, что ты… некрасив собой. И я буду знать, что сын мой — в спокойном месте, в почёте живёт. Так-то. Ну, подумай… до завтра, а завтра — скажи согласие твоё.
Павел (жене). Погибели моей улыбаешься? Не забуду я этого!
Людмила. Нет, Павел, я — свободе своей… (Стоя около Вассы, далеко от мужа, она, не сходя с места, опускается на колени.) Человек же ты! Есть в тебе хоть капля доброго? Отпусти меня, Павел! Отпусти, Христа ради! Помяну тебя добром, всегда… Клятву даю — думать буду о тебе с лаской в сердце… одна я, может, буду так думать о тебе! Одна, кроме матери твоей! А с тобой — не могу! Прикоснуться мне к тебе — больно… особенно после сегодня… Павел!
(Все молчат. Васса сидит, опустив голову, Анна что-то шепчет ей на ухо.)
Людмила. Паша!.. Голубчик — отпусти же!
Павел (вздрогнув). Не надо… не говори так! Ну… Всё равно… Развод, что ли, там… что ж? Всё равно, видно…
(Людмила встала, подошла к нему и, не дотрагиваясь до него, поцеловала в лоб.)
Павел (отшатнулся). Что ты… как мёртвого! Зачем ты? Дьявол… Мать, я не пойду в монастырь, ну тебя… Пусть меня судят… Полиция и всё… врёте вы! Деньги мои чтобы забрать, ага! Дай мне мои деньги, я уеду… на край земли от вас… никогда вы не услышите обо мне, никогда! Может — богат буду, а вы — нищие, — придёте ко мне по милостину… прогнать вас велю и в окошко смотреть буду, как вас гонят… Дай мои деньги… Кончено!
Васса (спокойно). Денег я тебе не дам.
Наталья (беспокойно). Как? Этого — нельзя…
Павел. Нет, дашь!
Семён (тихо, ласково). Тут — закон!.. Наследство, мамаша!
Васса (вздохнув). Наследства вы — лишены. Всё отказано мне по духовной…
Михаил. Совершенно верно-с…
Наталья (мужу, убито). Подделано!
Васса (глядя на неё). В полную и нераздельную собственность.
Михаил (деловито). Чему свидетелями были: отец Егор, Антип Степанов Мухоедов, известный вам, а также помещик Рыжев…
Семён (убито). Мамаша… За что же нас так? Вы покажите бумагу-то… где она, бумага?
Михаил (доставая бумагу). Подлинная — у нотариуса, копии, числом две — вот они! Для вас… и для вас…
Павел (отталкивая бумагу). Не надо! Всё равно… Не верил я в свободу свою… вот — и не вышло ничего… (Задумался.) Ничего и не будет…
(Наталья плачет, закрыв лицо руками.)
Васса (тихо). Что же, Павел?
Павел (оглядываясь). Загнали в угол… Ладно… монахи не в аду, на земле живут… ну, хорошо!..
Михаил (успокоительно). И ещё как живут…
Павел (усмехаясь). Прощай, Людмила… да, ты уж простилась… Ну, из милости — поцелуй ещё.
Людмила (подходя к нему). Только ты меня не трогай руками…
Павел. Не надо… Иди прочь! Дьяволы… (Бежит вон.)
Васса (Михаилу). Гляди за ним!.. Скорей…
Михаил (уходя). Заявление о смерти Прохора Ивановича разрешите сделать?
Васса. Давно пора! Чего ты думал?
Семён (уныло). Значит, мамаша…
Васса (отмахиваясь от него). Ты — иди, иди! Ну, тебе ли без матери жить? Да ещё с такой дурёхой…
Наталья (неохотно кланяясь в пояс). Простите, мамаша, коли я что…
Васса. Ну, ну, пошла, иди! Есть мне охота сердиться на тебя…
(Семён и Наталья ушли бесшумно, подавленные. Васса встала и — пошатнулась.)
Анна (поддержав её). Что вы? Что с вами?
Васса (хрипит). Воды… холодной… сердце загорелось…
(Людмила бежит вон.
Анна. Измучились вы…
Васса (несколько оправилась). Устала… Трудно…
Анна. Как это вы сразу — насчёт монастыря… Просто — чудо!
Васса. Сразу! Годы я думала — куда его ткнуть, сотни ночей не спала… Чудес — нет для нас… нет их! Сами должны всё…
Людмила (вбегает). Нате скорее… (Васса пьёт воду.) Господи, в доме покойник, горе… а — ничего не чувствую!.. Мамаша, какая вы для меня волшебная!
Васса (тихо). Рада?
Людмила. С начала буду жить…
Васса. Со мной живи. Найди хорошего человека, — замуж выдам. Ты — найдёшь… Детей народи, а я их внуками сосчитаю… я тебя — люблю… И ты, Анна, переезжай ко мне, детей вези. Не удались сыновья… внуками жить буду… (Прислушивается.) Сад-то и не пропадёт… Забегают в нём детишки ваши… ласковые зверики… Чу? Что это? А?
Анна. Ничего не слышно, мама!
Васса. Ничего? Мне послышалось… Дочки мои… много зла на мне, много греха… хоть и против никудышных людей, а всё-таки… жаль их, когда одолеешь… Вы меня — любите… немножко! Много и не прошу — немножко хоть! Человек ведь я… Сына вот… сына своего… (Вскочила, тревожно.) Кричит, а? Кричит?
Людмила. Да нет же! Что вы?
Анна (ласково). Тихо всё… Успокойтесь…
Васса (устало). Чудится мне… (Помолчав.) Не знавать мне покоя… не знавать… никогда!
(Анна и Людмила, переглянувшись, наклонились к ней — она, сняв очки, смотрит на них, угрюмо усмехаясь.)

Занавес

Комментарии

Впервые напечатано в ‘Сборнике товарищества ‘Знание’ за 1910 год’, книга тридцать третья, СПБ. 1910, с подзаголовком ‘Сцены’, и одновременно отдельной книгой с подзаголовками ‘Мать’, ‘Сцены’ в издательстве И.П. Ладыжникова, Берлин (без обозначения года издания).
Пьеса написана М. Горьким не позднее осени 1910 года: в конце августа — начале сентября 1910 года М. Горький писал одному из редакторов журнала ‘Современник’: ‘Написал пьесу о матери’ (Архив А.М. Горького).
После 1933 года М. Горький вновь отредактировал пьесу по печатному тексту десятого тома собрания сочинений (ГИХЛ, М.-Л. 1933), а в 1935 году написал новый, так называемый ‘второй’ вариант её.
Первый вариант пьесы ‘Васса Железнова’ включался во все собрания сочинений.
Печатается по тексту десятого тома собрания сочинения 1933 года, отредактированному автором (Архив А.М. Горького).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека