Василика, Неизвестные_французы, Год: 1852 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 29 минут(ы)

ВАСИЛИКА.

ВОСПОМИНАНІЕ ФРАНЦУЗСКАГО МОРЯКА О КРЕЙСИРОВК МЕЖДУ ЦИКЛАДАМИ.

Для туристовъ по званію, путешествіе по Греціи иметъ обыкновенно свою опредленную программу, большая часть преимущественно останавливается на извстныхъ пунктахъ, въ такомъ-то знаменитомъ город, и восхищается лишь памятниками, освященными вковою славою. Или я очень ошибаюсь, или здить такимъ-образомъ по Востоку, значитъ видть его вполовину. Гардемаринъ, котораго случайности кампаніи въ Архипелаг водили отъ острова къ острову, отъ береговъ Европы къ прибрежьямъ Азіи, знаетъ боле объ Эллад, чмъ многіе изъ постителей ея, сообразующихся съ предписаніями систематическаго путеводителя. Сцены, которыя стараюсь я описать, можетъ-быть, покажутъ, сколько жизнь моряка придаетъ прелести и случайности жизни путешественника, и сколько прекрасныя мста Греціи выигрываютъ, представляясь ожиданію и безъ послдовательности папиному восхищенію молодости и первому пробужденію мысли.

Нсколько мсяцевъ спустя посл Наваринской битвы, фрегатъ la Fleur de Lis, на которомъ я находился въ качеств гардемарина, оставилъ Тулонъ, чтобы соединиться съ эскадрою адмирала де-Риньи въ моряхъ Греціи….. Едва прошло нсколько дней, и мы были въ виду Пелопонеза. Передъ нами разстилались поля Мессеніи, ограниченныя горою Итакою, вдали скрывались берега Лаконіи, горная цпь Тайгета и красноватые утесы, прорзываемые Пейротомъ. Штиль задержалъ насъ не надолго между подводными камнями Тепара и островомъ Цитерою, при вход въ Архипелагъ. Шквалъ, подувшій ночью, доставилъ намъ возможность обогнуть мысъ Малей, столь опасный для древнихъ, и мы скоро достигли Вурлахъ, древній Клазоменъ, гд мы нашли адмирала, стоявшаго въ лучшемъ якорномъ мст Малой Азіи.

Туристы, которыхъ пароходъ уноситъ изъ Афинъ въ Смирну, проходятъ, не останавливаясь, мимо бухты Вурлаха и не подозрваютъ о богатствахъ, скрытыхъ въ окружающихъ се горахъ. Въ Вурлах, такъ какъ и во многихъ другихъ пренебрегаемыхъ пунктахъ Іоніи, соединены поразительные контрасты поблекшаго величія и естественнаго великолпія, развалинъ и громкихъ именъ, составляющіе особенную прелесть восточныхъ странъ. Къ несчастію, мы могли только восхищаться на скорую руку роскошными водами Вурлаха. Адмиралъ далъ фрегату только три дня отдыха, и по прошествіи этихъ трехъ дней, намъ надлежало отправиться въ Наксосъ, куда призывали нашъ флагъ выгоды французскихъ монаховъ, поселившихся на этомъ остров. Въ Наксос начиналась для насъ настоящая кампанія, и тамъ ждала меня встрча, давшая романическую прелесть подробностямъ моего перваго путешествія по Греціи.

I. НАКСОСЪ.

Греческій архипелагъ раздленъ на дв группы: Спорадовъ, зеленющихъ береговъ, оторванныхъ отъ прибрежья Іоніи земными переворотами, и Цикладовъ, безплодныхъ скалъ, отдлившихся отъ неплодороднаго материка Европы. Между этими послдними, два восхитительные острова, Кандія и Наксосъ, одни представляютъ щедро разсыпанную роскошь растительности, неизвстной на сосднихъ берегахъ. Одни плодородные, между обнаженными каменьями, покрытые Фисташковыми деревьями, земляникою, лимонными и апельсинными рощами, они кажутся двумя заблудившимися Спорадами вдали отъ своихъ азіятскихъ собратій и незнающими, какъ снова найти къ нимъ дорогу.

Преимущественно Наксосъ, любезная Діонизія Бахуса, Наксосъ, прозванный Достойнымъ, не можетъ ни въ чемъ завидовать своимъ соперникамъ на Восток. въ нашемъ скучномъ климат, на нашихъ сроватыхъ берегахъ, непрестанно заливаемыхъ туманнымъ океаномъ, котораго приливы, удаляясь, оставляютъ воздухъ заразительнымъ, невообразимо очарованіе этихъ привилегированныхъ мстъ, гд море, въ поко или ярости, не мараетъ никогда своихъ береговъ, гд гора, скала, самый голый камень покрываются тысячью свтозарныхъ оттнковъ. Тамъ взоръ теряется въ лазуревой дали, въ которую проникнуть желаетъ душа, день, неизмнной чистоты и освжаемый дуновеніемъ съ моря, не иметъ подавляющихъ жаровъ нашего лта, ночь представляетъ продолжительныя сумерки, не устрашая мрачнымъ шумомъ, ни блдными видніями, порожденіями ужаса сверной мглы. Спокойствіе, красота, еще боле привлекательная граціозность распространяютъ на все свжіе цвта, тотъ видъ ясной молодости, въ который новорожденная весна одваетъ иногда наши деревни. Такимъ представляется Наксосъ. Круглообразный, сравнимаемый часто поэтами съ чашею пьяницы, въ которой искрится сокъ Грозда, золотистое вино течетъ въ немъ чрезъ края, онъ окруженъ лозами, расползающимися на свобод и перевивающими съ втвями и плодами деревьевъ свои отягченныя виноградомъ втки. Апельсинъ, орта, гранат, груша, слива, абрикосъ, оливки зрютъ въ меланизкихъ долинахъ, рожь, ячмень, хлопчатая бумага, ленъ произрастаютъ на поляхъ Перато. Лса внчаютъ горы Зіа и Короны, сохраняющія еще имя нимфъ, кормилицъ сына Семеля. Уединенный съ своими рощами посреди своихъ скучныхъ товарищей, Наксосъ представляетъ одно изъ тхъ убжищъ, хорошо приготовленныхъ для раненныхъ сердецъ, обманутой любви, питающейся постоянно, не сознавая того, надеждою, и любящей брать въ свидтели своихъ мученій прекрасную природу, блестящія звзды, неутомимое эхо и бранчивыя волны, не столь сумятныя, какъ ихъ мечты.

Такъ, какъ въ Родос, когда входишь въ городъ Наксосъ, или во внутренность земли, удивляешься видя зданія, архитектура которыхъ переноситъ васъ въ средніе-вка, но въ Наксос итальянское изящество уже исправило рисунокъ, округлило формы, и жилища, хотя отбрасываютъ васъ за пятьсотъ лтъ назадъ, обнаруживаютъ вкусъ народа, опередившаго въ своемъ образованіи рыцарей св. Іоанна Іерусалимскаго. Эти дома съ стрльчатыми окнами, съ дверьми со сводами, меблированы дубовыми баулами, постелями съ колоннами, рзными стульями, зеркала, стекла, венеціанскія люстры съ подвсками украшаютъ стны и балки, стеклянная и глиняная итальянская посуда занимаетъ полки буфетовъ. Узкій и прямой всходъ ведетъ отъ берега на скалу, на которой выстроенъ городъ.

Избгавъ, въ-продолженіе восьми дней, Наксосъ во всхъ направленіяхъ, постивъ его замки и сады, всходивши на его горы и поохотившись въ его долинахъ, мы съ нетерпніемъ стали ожидать нашего отплытія. Не зная боле куда идти, такъ какъ стоянка фрегата продолжалась, мы обыкновенно отправлялись за полмили отъ города, въ домъ одного Мальтійца. При пашемъ прізд, онъ завелъ бдную гостинницу, въ которой мы получали лимонадъ, вино, кофе, трубки и надушенный табакъ. Положеніе этого балагана намъ нравилось, находясь невдалек отъ развалинъ одного замка, на берегу моря, при выход изъ лсистаго ущелья, онъ служилъ сходнымъ мстомъ для охотниковъ, туристовъ и коллекторовъ, приходившихъ туда ожидать прибытія лодокъ de la Fleur-de-Lis. Куря на террас, мы смотрли, на отправленіе саколевовъ, плававшихъ отъ одного острова къ другому, для мны товаровъ. Женщины, дти узжали съ мужчинами, по горло вооруженными, пирожки, плоды, луковицы, фасы, изюмъ, два или три боченка съ водою составляли грузъ, и барка пускалась въ открытое море. Эти люди, отправлявшіеся почти всегда порожнякомъ и возвращавшіеся нагруженными, казались намъ, но правд, странными торговцами, приходъ и отходъ экипажей, останавливавшихся у Малтійца, заставлялъ насъ иногда задумываться, но никто не жаловался, да и наше назначеніе имло другую цль, а не наблюденіе за порядкомъ въ окрестностяхъ.

Однажды, одинъ гардемаринъ отвдалъ въ гостинниц меду, только что полученнаго Мальтійцемъ съ горы Гиметта, — и расхвалилъ свою находку, другіе также захотли попробовать его, медъ былъ превосходный, и вскор на корабл вошло въ моду ходить къ Мальтійцу и спрашивать у стряпухи съ грубыми руками тарелку меду. Мы приходили вс вмст, въ одно время, хозяинъ немедленно удалялся и приносилъ намъ тарелку меду, которую онъ наполнялъ, вроятно, въ отдаленной кладовой, потому-что отсутствіе его продолжалась всегда нсколько минутъ.

Разъ пополудни, возвратившись съ охоты и спша освжиться, я пришелъ въ домишко ране обыкновеннаго часа. Хозяина не было дома, и служанка одна пряла у двери. Увидвъ меня, она остановила свою самопрялку и спросила меня знаками, что мн надо. Я ей отвчалъ также знаками, чтобы она принесла порцію меду. Она вышла, а я слъ за столъ, чтобы заране приготовить число паръ, которое я долженъ былъ заплатить. Всмъ извстно, что пара есть турецкая монета, столь тонкая и легкая, что малйшее дуновеніе ее уноситъ. Восточные жители считаютъ ее съ удивительною быстротою, но операція эта трудне достается Европейцу, послдній производитъ ее, помочивъ палецъ, и перебирая одну монету за другою, какъ облатки, которыхъ он имютъ толщину и всъ. Я былъ погруженъ въ мое исчисленіе, какъ вдругъ мн послышалось шептанье позади двери, я не обратилъ на это вниманія, и продолжалъ собирать пары. Тогда я увидлъ тарелку съ медомъ, которую ставили мн подъ носъ дв дрожащія маленькія, блыя, хорошенькія руки, съ розовыми и тонкими пальцами. Тотчасъ, не зная для чего, я схватилъ одну изъ этихъ миленькихъ рукъ, и поднявъ голову, я былъ пораженъ. Молодая красавица стояла въ смущеніи передо мною. Это было очаровательное созданіе. Одтая въ шубу, обшитую опушкой, подпоясанная шалью, съ открытымъ горломъ подъ распахнувшеюся туникою, съ головою, повязанною въ вид тюрбана пурпуровою матеріею, съ лебединою шеею, покрытою заплетенными темными косами, украшенными золотыми секинами, съ голыми ногами въ туфляхъ феи, она имла т прелести, которыя можно встртить только въ Греціи, и преимущественно на островахъ: черные волосы и голубые глаза, большіе* прозрачные, на выкат осненные длинными рсницами.

Безъ сомннія, мои взгляды выразили эту мысль, потому-что незнакомка, смутившись и поставивъ поспшно тарелку, скромно усиливалась освободить руку, которую я держалъ въ плну. Я не выпускалъ, стряпуха, сторожившая на двор, и лицо которой, то радостное, то встревоженное, казалось, наслаждалось моимъ удивленіемъ и опасалось чьего-то прихода, обратилась съ быстрою рчью къ своей подруг. Эта ободрилась, и красне цлой гранады, сказала мн это одно слово: Василика! произнесенное ею съ такимъ видомъ, который бы могъ убдить меня, что оно значило боле, чмъ казалось. Я повторилъ громко: Василика, ища въ воздух языкознанія. Потомъ она мн указала на небо, солнце, горизонтъ, море, фрегатъ, на всю природу,— представила гребца, разскающаго волну весломъ, и произнесла другія слова, столь же непонятныя, какъ первое. Я былъ въ отчаяніи, что не зналъ по гречески, я заговорилъ по французски. Въ свою очередь, я увидлъ ее обезнадеженною, она ничего не отвчала, и немедленно наклонила голову, краска на ея щекахъ пропала, и служанка, отъ которой не укрылось мое движеніе, съ живостью закричала на меня. Мое юное сердце поднялось, какъ бурное море, я приблизилъ къ губамъ маленькую руку и напечатллъ на ней поцлуй. Бдная двушка встала съ негодованіемъ, яркая краска покрыла ея лицо, крикъ вырвался изъ ея груди, и бросивъ на меня презрительный взглядъ, она медленно и какъ бы нехотя пошла къ двери. Я отодвинулъ безсознательно столъ и сдлалъ движеніе впередъ. Незнакомка обернулась на шумъ, подумала, что я ее преслдую, и укрылась въ развалинахъ, въ то время, какъ служанка старалась мн преградить дорогу. Не обращая вниманія на крики стряпухи, я перелзъ чрезъ обрушившіеся камни и углубился въ темную галерею, въ которой раздавались морской втеръ и плескъ волнъ, я нагналъ бглянку въ ту минуту, какъ она отворяла дверь на конц корридора. Подобно Сандрильон, она на бгу потеряла туфлю, которую я ей и подалъ. Страхъ ея былъ такъ великъ, что она не поняла моего жеста и оттолкнула меня, но безъ гнва. Раздраженіе уступило мсто безмолвной, умоляющей о сожалній скорби. Безпорядокъ ея одежды, отягченное печалію лицо ея, упрашивающее о пощад положеніе тла, пристыдили меня, что я былъ причиною скорби, первой, можетъ-быть, скорби этого прекраснаго дитяти. Я хотлъ извиниться, она меня предупредила, положила палецъ ко рту въ знакъ молчанія и предостереженія, потомъ съ ршимостью отворила дверь.

Я послдовалъ за нею въ залу, въ которую она вошла, и остановился неподвижно, на порог, въ нершимости передъ представившеюся мн картиною. У стола сидлъ мужчина на мху изъ козьей шкуры, покрытой еще рыжеватыми волосами, изъ боковъ мха вытекалъ сотъ меду въ тарелку, ее держалъ мальчикъ, стоявшій на колняхъ, другой готовился закрыть отверзтіе ремнемъ, который держалъ за оба конца. У окна, выходившаго на море, пять игроковъ играли въ кости, лежа вокругъ матроской шипели. Угрюмые люди, съ густыми усами, орлинымъ носомъ, были одты въ греческое платье: блую фустанель, куртку, вышитую, и штиблеты, красную шапку и кушакъ, за которымъ были заткнуты пистолеты и кинжалы. У стны стояли сабли, карабины, ружья съ рзными прикладами, абордажные топоры, въ углу мачты, привязанные къ райнамъ паруса, руль съ барки, наконецъ нсколько тарелокъ, разставленныя на доск, повидимому ожидали обычныхъ постителей гостинницы. Мой внезапный приходъ, съ бабушемъ въ рукахъ, вслдъ за женщиной, не произвелъ, какъ казалось, никакого замшательства, никто не тронулся съ мста, и я посреди довольно затруднительнаго молчанія сдлался темою вопросительныхъ взглядовъ всхъ. Незнакомка сла на сундукъ, стараясь по возможности спрятать свою босую могу подъ тюнику. Черты ея снова приняли неподвижность статуи, и повелительный тонъ отозвался въ звук ея голоса, когда она первая заговорила по-гречески, по-турецки или арабски съ человкомъ. сидвшимъ на мху. Онъ благосклонно принялъ то, что я считалъ за объясненіе, и я снова подвергнулся огню взглядовъ, направленныхъ съ минуту въ сторону прекрасной двушки. Положеніе мое стало невыносимо и, чтобы выйти изъ него, я подошелъ къ мху, и подставивъ палецъ подъ вытекавшій сотъ меду, отвдалъ его, втянувъ въ себя сначала его запахъ. Вопо! сказалъ я съ видомъ удовлетвореннаго знатока, — Bono, лаконически повторилъ сидвшій у стола, повидимому, начальникъ прочихъ. Онъ замолчалъ, я кашлянулъ, не зная что длать. Я былъ убжденъ, что имлъ видъ глупца, надо было, однако, найти боле или мене естественный переходъ отъ моего появленія къ моему удаленію. Оставить такъ мсто, куда я пришелъ съ барабаннымъ боемъ, мн казалось крайне смшнымъ, и что еще хуже, трусостью, хотя я и не думалъ, чтобы мн грозила опасность. Глухая ярость бушевала въ моемъ сердц, злобная радость, проглядывавшая въ лицемрномъ вид приведшей меня въ засаду, честь мундира и моего знамени требовали, чтобы я не предавался жалкому бгству. Однако никто не говорилъ ни слова, безъ сомннія, я готовъ былъ сдлать какую-либо глупость, когда вспомнилъ о находившейся у меня сандаліи. Я ршился: прямо пошелъ къ сундуку, и вставъ на колни передъ насмшницею, подалъ ей потерянный бамбушъ, который она взяла, закрывъ себ лобъ рукою, какъ бы разсерженная моею смлостью, потомъ я вышелъ, чрезвычайно недовольный собою.

Возвратясь на корабль и стоя на вахт съ восьми часовъ до двнадцати ночи, я имлъ довольно времени обдумать мое происшествіе. Я растолковывалъ его слишкомъ въ свою пользу, чтобы поврить его другимъ, тмъ не мене, однако, поступокъ этой женщины оставался для меня необъясненнымъ, несмотря на вс мои предположенія. Особенно приходило мн на память слово Василина, оно мерцало между звздъ, я слышалъ его въ скрып снастей. Такъ-какъ незнакомка произнесла только это одно слово, то значитъ, что оно одно заключало въ себ ключъ тайны, какъ сезамъ Алu-Бабы. Тщетно я перебиралъ нсколько греческихъ словъ, оставшихся у меня въ памяти по выход изъ коллегіи, ни одно изъ нихъ не могло мн объяснить эти четыре слога Ва-си-ли-на. Поздно ночью, на палубу вышелъ коммиссаръ корабля, чтобы выкурить сигаретку. Онъ пользовался между гардемаринами славою большаго политика и совершеннаго cicerone по Востоку, гд онъ сдлалъ нсколько кампаній. Непонятый офицерами, этотъ превосходный человкъ удостоивалъ воспитанниковъ благосклонной своей фамильярности. Послдніе, находясь въ отдаленіи отъ командира и штаба, слушали коммисара тмъ охотне, что отъ него доходили до нихъ отрывки новостей и дипломатическихъ разговоровъ съ квартеръ-дека. Итакъ я ршился спросить совта у оракула, такъ, чтобы онъ ничего не могъ подозрвать. Я ему предложилъ огня зажечь сигаретку, и равнодушнымъ голосомъ спросилъ его, не забылъ-ли онъ греческаго языка.

— Конечно нтъ, отвтилъ онъ, и прочелъ съ живостью, для моего убжденія, нсколько стиховъ корней Портъ-Рояля.

— О! о! коммиссаръ, прервалъ я, не въ этомъ греческомъ имю я нужду, а въ мстномъ новой Греціи, вы понимаете его, если я не ошибаюсь?

— Старый морякъ, какъ я, который здитъ двадцать лтъ, всегда кончаетъ тмъ, что видитъ, слышитъ и знаетъ. Я выучился испанскому языку въ три мсяца, правда, онъ легче, чмъ греческій: мн надо было немене года, чтобы одолть этотъ послдній идіомъ.

— Слдовательно вы мн скажете, что значитъ василика? Я слышалъ это слово отъ одного рыбака.

— Василика? Отъ рыбака, говорите вы?… Василика есть названіе рыболовнаго орудія, сти, если у меня хорошая память.

— Рыболовнаго орудія, сти! думалъ я. Къ чему нужна была сть этой женщин въ шолковомъ плать, съ унизанными жемчугомъ волосами, въ розовыхъ бабушахъ, и съ блыми руками?

Въ это время лоцманскій ученикъ пробилъ въ колоколъ восемь ударовъ полночи, и коммиссаръ простился со мною.

На слдующій день утромъ, я разсудилъ, что нашъ греческій лоцманъ долженъ былъ знать свой языкъ, и спросилъ у него значеніе слова василика. Онъ сказалъ, что это было имя любимицы знаменитаго Али, паши Янины. Посл смотра, коммиссаръ подошелъ ко мн.

— Я ошибся вчера, сказалъ онъ мн, Василика есть имя любимицы знаменитаго Али, паши Янины.

Я подозрвалъ, что коммиссаръ обращался, какъ и я, къ знанію лоцмана, но это новое объясненіе немного мн открыло. Какъ скоро я могъ сойти на берегъ, то побжалъ къ гостинниц, тамъ я не нашелъ ни души. Я зналъ, я осмотрлъ развалины, галерею, комнаты: домъ былъ пустъ. На слдующіе дни, то же молчаніе, никто изъ хозяевъ не показался въ квартир, и я началъ самъ сомнваться въ томъ, что видлъ, и врить, что человческая душа видитъ сны наяву такъ же, какъ и во сн.

Между тмъ, la Fleur-de-tis, назначеніе котораго въ Наксос было окончено, соединился съ адмираломъ у острововъ Урлака, другія заботы разсяли мои мысли, и объявленіе о немедленной экспедиціи въ Морею направило мое размышленіе на ружейные выстрлы, которые каждый готовился длать со всмъ своимъ искусствомъ.

II. ЧЕСМА.— ХІО.

Однажды, вечеромъ капитанъ, обдавшій у адмирала, сказалъ нсколько словъ, по возвращеніи на корабль, лейтенанту, этотъ обратился къ вахтенному офицеру, который позвалъ каптенармуса. Отдано было повелніе снимать копки. Барабанный бой разбудилъ матросовъ. Что случилось? Говорили о смломъ предпріятіи, предпринятомъ пиратами. Въ скоромъ времени велно сниматься съ якоря, мы отправились, и на слдующій день la Fleur-de-Lis достигъ Чесменскаго рейда, у береговъ Азіи. Какъ только спустили якорь, одинъ изъ офицеровъ получилъ повелніе отправиться на завтра съ порученіемъ къ правительству Хіо.

Командиръ фрегата предупредилъ офицеровъ, что онъ имъ даетъ двадцать-четыре часа, Для посщенія азіятскаго берега. Прогулка по окрестностямъ Чесмы скоро была устроена. Сынъ стараго Еврея, забравшагося къ намъ на палубу съ самаго нашего прізда, съ флаконами благовонной волы, трубками амброю, брусскою матеріею и свжею зеленью, служилъ намъ вмсто путеводителя. Пріхавъ на землю, мы сли на прекрасныхъ лошадей а Рубенъ скромно услся на осла, котораго надлежало исколотить, чтобы заставить тронуться съ мста. Мы скоро были въ Чесм. Выстроенный изъ дерева, на высот, съ отличнымъ портомъ, которымъ онъ не пользуется, этотъ безжизненный городъ есть по превосходству мусульманскій. Въ немъ ничего нтъ замчательнаго, а однако не устаешь смотрть на лавки, съ ихъ купцами, мечтающими, сидя на рогожахъ, съ трубкою въ рукахъ, на базары, изъ которыхъ распространяются куренія, на пить верблюдовъ, качающихъ свою длинную шею, на почтеннаго сантона, сидящаго посреди переулка, и на величественнаго кади, влекущаго свое брюхо, свое платье и свои бабуши. Во время прозда по городу нашъ еврейскій путеводитель казался скромнымъ и держался вдалек отъ нашей шумной кавалькады, но едва мы выхали за ворота, по дорог, ведущей къ порту, онъ приблизился фамильярно. На песчаномъ берегу, онъ показалъ большія бронзовыя пушки, омываемыя моремъ. Эти пушки принадлежали магометанскому флоту, сожженному при Чесм, въ войну 1770 Орловымъ. Въ этой битв большое число отоманскихъ кораблей, не зная что длать, ршилось взлетть на воздухъ, пушки были разбросаны во вс стороны, нкоторыя попали на берегъ, гд и лежатъ по сіе время, и никто не позаботился ихъ убрать.

Когда мы оставили морской берегъ, Рубенъ повелъ насъ промежъ садовыхъ заборовъ, и остановился передъ дверью, подавъ сигналъ. Тогда старуха, вся въ морщинахъ, съ острыми зубами, съ кошечьими глазами, осторожно отворила маленькое окошко и окинула насъ быстрымъ взглядомъ, дверь отворилась, и мы увидли садъ изъ розовыхъ кустовъ, лимонныхъ и апельсинныхъ деревъ. Изъ-за цвтовъ прекрасная смуглянка, въ атлас и брелокахъ, осмотрла насъ съ любопытствомъ, и скрылась поспшно, при рзкомъ крик матроны, которая появилась снова, ведя лошадь, возбудившую наши насмшки своею нечищенною шерстью и оборванною сбруею. Жидъ сошелъ съ осла неловко вскочилъ въ сдло, между-тмъ какъ оселъ изъ подтишка и рысью уходилъ въ ворота.

На кон, Жидъ показался намъ другимъ человкомъ. Онъ держался прямо и имлъ твердую посадку. Указавъ намъ пальцемъ на пыльныя горы, преграждавшія вдали пустыню, перерзанную болотами, цвтущимъ верескомъ и колеблющимся тростникомъ, онъ пустился, какъ стрла. Мы видли, какъ его голубая тупика, его чорный тюрбанъ, то терялись въ высокой трав, въ подвижныхъ пескахъ, то поднимались на дюны, или катились, не спотыкаясь, съ самаго крутаго спуска. Мы упорно преслдовали, но не догнали бы Рубена, еслибы онъ насъ не подождалъ. Гордое выраженіе одушевило эту гнусную маску, когда онъ замтилъ, что мы любуемся его лошадью, кожа которой была такъ блестяща, ноздри такъ чисты, какъ-будто она только что вышла съ пастбища. Прибывшіе путешественники возвратили бдняка къ его рол: огонь, пылавшій на его лиц, потухъ, плечи его приняли видъ покорности, шея вытянулась, самая лошадь, какъ бы примняясь къ его печальнымъ мыслямъ, пошла побжкой клячи. Такъ мняютъ жиды на Восток свою наружность, сообразно съ мстомъ, гд они находятся, и людьми, съ которыми встрчаются. Въ улицахъ Чесмы Рубенъ былъ бднякъ, торчавшій на осл, вн города, это былъ неустрашимый и блестящій всадникъ, возвратившійся, словно чудомъ, къ древней гордости своего племени.

Въ глубин сосдней съ Чесмою долины мы нашли горы, которыя намрены были постить. На Восток по горамъ стоятъ деревни и поля, съ вершинъ горъ величественно и безпрепятственно разстилается то, на что мы всегда готовы смотрть: небо, море и острова. Лошади, спускаясь нсколько часовъ съ крутаго ската, пустились въ галопъ по дефИлею и принесли насъ съ быстротою смерча на дно оврага, въ которомъ расточены были вс богатства растительности, на почв, согртой палящимъ солнцемъ и увлаженной источниками. Мы похали по извилинамъ этого ущелья, раздленнаго крутизнами скалъ и проходами мины. Въ самомъ дикомъ углу, Рубенъ показалъ намъ пещеру, входъ въ которую былъ загроможденъ кучею обтесанныхъ камней и разбросаннаго мрамора. Чмъ были эти развалины? Paolo! Paolo! Ephesia! ревлъ жидъ, протягивая руки къ пещер и въ сторону эфесской дороги. Это было для насъ лучемъ свта.— Св. Павелъ! сказалъ одинъ изъ насъ, вспомня, что читалъ въ дтств, подл своей матери, посланія апостола къ Эфесіанамъ. Такъ-такъ, вскричалъ путеводитель: Paolo! Ephesia! Мы поняли наконецъ, что мы были у памятника первыхъ временъ христіанства. Эта пещера, въ-послдствіи обращена была въ молельню. Чьи руки разрушили портикъ? Неизвстно. Стны скалы уцлли одни противъ усилій времени и человка, еще большаго разрушителя.

На возвратномъ пути, жидъ повелъ насъ по кремнистой тропинк, кончившейся, посл труднаго подъема, площадкою, нависшею надъ моремъ. Первый, кто достигъ вершины, воскликнулъ отъ удивленія: Хіо, отечество Гомера, проливъ, усянный островками, вершины Карабурну, Чесма и ея обработанныя долины, окруженныя горами Урлака, Спорады, вытянутыми въ линію передъ азіатскимъ берегомъ, Самосъ, собирающій малвазію и мсторожденіе Пифагора, Леросъ, Калиленія, Косъ, мстопребываніе Гиппократа, наконецъ, дале на югъ, за зеленющими долинами, орошаемыми Кайстромъ, ефесскія поля и покинутыя въ песк развалины — таковъ былъ видъ. Дйствительно, Востокъ единственная часть земли, удовлетворяющая въ возможной для матеріяльныхъ предметовъ полнот ненасытнымъ стремленіямъ души къ идеальному. Въ этой стран, которая столь уже прекрасна сама по себ, путешественникъ встрчаетъ на каждомъ шагу неисчерпаемый источникъ энтузіазма. Въ Греціи,— Сиріи, Палестин, онъ не остается долгое время одинъ. Его вскор сопровождаетъ невидимый спутникъ, который, подобно древнему рапсоду, усяваетъ дорогу отрывками поэмъ, псенъ и балладъ, отвчаетъ на вопросы, и разсказываетъ за гостепріимнымъ столомъ какую-либо безсмертную легенду славы или бдствія. Впрочемъ, на Восток созерцаніе никогда не бываетъ встревожено вншними предметами, тмъ вихремъ занятій и тою многочисленностію подробностей, составляющихъ принадлежность жизни европейской. Спокойныя привычки народонаселенія, отдльная жизнь семействъ, похожихъ, въ своей безпечной поз подъ навсомъ развалившихся домовъ, на пришельцевъ, расположившихся на отдыхъ подъ защитою каравансарая, совершенное отсутствіе фабрикъ, машинъ, телегъ и каретъ, все служитъ къ произведенію иллюзіи.

Мы возвратились на корабль ночью, я былъ утомленъ, сверхъ того на другой день утромъ я былъ чередной: мн слдовало хать за провизіею, длать то, что по выраженію матроса, называлось la poste aux choux. Поэтому я поспшно убрался къ моей койк. Пока я развязывалъ каболочной стропъ, вахтенный гардемаринъ сказалъ мн, что офицеръ, здившій въ Хіо, возвратился, и что командиръ, выслушавъ его донесеніе, приказалъ вооружить свою шлюбку къ восходу солнца.

— А куда детъ командиръ? спросилъ коммиссаръ, который, возвратясь съ нами, сходилъ въ свою комнату.

— Не знаю, отвчалъ воспитанникъ.

— Тутъ кроется танца, замтилъ коммиссаръ.

Что касается до меня, то, предпочитая сонъ тонкимъ комментаріямъ двухъ дипломатовъ, и вскарабкался на свой тюфякъ. Едва я напалъ засыпать, какъ лоцманъ, толкая меня, прокричалъ: Вы очередной, четыре часа, командиръ ждетъ васъ.— Я взошелъ на палубу.— Ты усталъ, шепнулъ мн на ухо гардемаринъ, возвстившій мн отъздъ командира: уступи мн твою очередь, путь предстоитъ долгій.— Куда же мы идемъ?— Въ Хіо, будетъ теб путь до завтра.— Хіо стоитъ усталости, и буду спать на чистомъ воздух.— И я отправился.

Такова жизнь моряка, ремесло его дало ему привычки верблюда. Подобно этому благоразумному путнику пустыни, который, посл безводныхъ приваловъ, почуя колодезь, вспоминая о дняхъ, проведенныхъ безъ питья, объ ожидающихъ лишеніяхъ, напивается за вчера, на сегодня и на завтра,— мореплаватель, кочующій по пустынямъ океана, гд праздничные дни такъ рдки, лишь только находитъ источникъ удовольствія, то пьетъ изъ него большими глотками. Посл, въ часы меланхоліи, онъ раскроетъ сокровище любимыхъ мыслей, счастливыхъ ощущеній, хранимыхъ имъ въ своемъ сердц. Кто не видлъ этихъ задумчивыхъ фигуръ около борта корабля? Это мореходецъ въ поко, собирающій свои мысли и вспоминающій.

Коммиссаръ намъ сопутствовалъ, подъ предлогомъ достать на базар Хіо пахучія лепешки и ожерелья, общанныя красавицамъ Прованса, на самомъ же дл, чтобы ближе слдить поступки командира. Тайна, въ которой хранилось назначеніе la Fleur-de-Lis, бросала въ лихорадку коммиссара, употреблявшаго, со времени отъзда нашего, вс средства вызвать откровенность: эволюціи около начальниковъ, вкрадчивые разговоры съ офицеромъ и лоцманомъ, шахъ и матъ, вынесенные безъ спора въ партіи съ лейтенантомъ, но потому ли, что каждый былъ остороженъ, или потому, что никто не зналъ боле его, онъ ничего не вывдалъ. Опроставъ свой мшокъ хитростей, онъ надялся, что если онъ будетъ слдить за командиромъ, то случай, этотъ доставитъ ему какую-либо примту, для построенія на ней предположеній. Мы поставили паруса, брызги отъ волнъ, утренній воздухъ разбудили меня, и посл трехчасоваго пути, шлюпка вошла въ портъ Хіо.

Французскій консулъ встртилъ насъ на дебаркадер. Командиръ веллъ мн слдовать за собою, и обратившись къ коммисару, указалъ ему на набережную, наполненную купцами: — На вашъ произволъ, сказалъ онъ ему: желаю вамъ удачи! Вы свободны до солнечнаго заката.— Коммиссаръ, раскраснвшись, какъ полная луна, вышедшая изъ-за волнъ, принялъ видъ, что очень занять покупками. Вскор я увидлъ, какъ онъ удалился и потомъ послдовалъ за нами по дорог, по которой я отправился съ командиромъ. Консулъ велъ насъ къ паш. По пути намъ надлежало расталкивать кучу продавцевъ, Жидовъ и Грековъ, заграждавшихъ проходъ, трость кавы пришла къ намъ на помощь и проложила для насъ борозду до дома губернатора. Мы поднялись по истертымъ ступенямъ галереи, консулъ сдлалъ знакъ часовому, сидвшему передъ дверьми, съ ногами въ рукахъ, часовой ввелъ насъ въ диванъ. Паша всталъ съ своихъ подушекъ, чтобы привтствовать насъ: это былъ молодой человкъ, съ тихимъ и дтскимъ лицомъ, усы у него едва пробивались, его взвшенныя движенія, его краткія рчи подражали спокойствію старости. Совтники съ блыми бородами, секретарь, съ металическою чернильницею за поясомъ, стояли, вложа руки въ рукава своихъ шубъ. Мы сли на канапе. Посл кофею, намъ подали трубки, и разговоръ начался. Хотя мн очень хотлось его знать но я сидлъ поодаль изъ почтенія, и шумъ съ набережной, плескъ волнъ, раздававшіеся въ зал, мшали мн слышать. До меня долетло, однако имя человка, Димитрія, часто повторяемое, и мн казалось, что дочь этого Димитрія была похищена съ Хіо пиратами.

— Я пойду къ Димитрію, сказалъ наконецъ командоръ: онъ мн дастъ недостающія у меня свднія, а мое посщеніе покажетъ ему участіе, которое принимаетъ въ его несчастій адмиралъ.

Паша далъ знакъ согласія и прибавилъ нсколько словъ, которые толмачъ перевелъ такъ: ‘Жилище райя Димитрія далеко, его свтлости будетъ пріятно, если Франки возмутъ его лошадей.’ Командиръ припалъ предложеніе, и вышедшій секретарь вскор возвратился увдомить насъ, что лошади готовы. Мы сошли: три гордые коня плясали на двор, каждый изъ насъ слъ на назначеннаго ему, гвардеецъ паши похалъ впереди, мы проскакали городъ въ галопъ. По знаку путеводителя, Жиды тснились къ стнамъ, погонщики становили своихъ ословъ въ сторону, Турки вжливо уступали дорогу, и мы въ нсколько минутъ были за городомъ.

Видъ острова печально свидтельствовалъ о тяжкихъ испытаніяхъ, претерпнныхъ имъ въ войну за независимость: повсюду разоренные виноградники, опустошенныя поля, сожженные павильоны вдоль дорогъ, развалины слдовали за развалинами, загородки, заборы, стны обрушились, клумбы деревъ, оливковыя рощи были вырублены до корня, цлые лса спилены посреди ствола, со всхъ сторонъ пепелища, слды насилія, крыши домовъ, террассы садовъ были разломаны, двери, оконныя рамы, ставни висли на петляхъ, плотины, водопрово/іы были разобраны, воды разлиты, ни одного работника, ни одного жителя: это былъ хаосъ, опустошеніе безъ имени. Однако, несмотря на это ужасное опустошеніе, Хіо все еще заслуживалъ названіе счастливаго, данное ему поэтомъ. Ярость его палачей не могла отъ него отнять того, что въ этотъ кра длаетъ прекрасною опустошенную землю: граціозность формы, мягкость очертанія, превосходную пропорцію окружающихъ линій, и свтъ, наводящій веселый отблескъ на вс лица, подобно тому, какъ улыбка освщаетъ прекрасное лицо. Впрочемъ, природа повсюда брала свои права. Хіо есть огромная гора, издали представляющая округленный камень, берега котораго вдаются остроконечными утесами въ море, по когда вступаешь на его почву, положеніе измняется: скалистая стна, расколотая волканическими потрясеніями, разбившими всю эту сторону, заключаетъ въ каждой разслин долину, подъ тнью горъ, неистощимое плодородіе земли уже покрыло слды варваровъ. Верба, новая виноградная лоза, жатвы разрастались наперерывъ, исправленные каналы текли по лугамъ, и новые дома являлись на перекресткахъ.

Мы хали нкоторое время по рамп, огибавшей оврагъ со стороны моря, наконецъ достигли спуска или, лучше сказать, лстницы изъ скалъ.

— Вотъ домъ Димитрія, сказалъ консулъ. Я увидалъ въ четырехъ стахъ футахъ глубины садъ, изящный домъ на берегу бухты. Въ эту минуту, Турка пустился въ галопъ въ пропасть, и паши лошади скатились вслдъ за нимъ, я не могъ еще опомниться отъ этой безумной зды, когда всходилъ по мраморному подъзду, посреди двора, въ домъ Дититрія. Наше внезапное прибытіе произвело большое смятеніе, Турка, встникъ несчастія, паши неизвстные мундиры, консулъ, присутствіе котораго возвщаетъ такъ часто судебное слдствіе, испугали служителей. Угрозы спага, дружескія увщанія консула вернули ихъ, и люди эти, ворча, пришли стеречь нашихъ лошадей. Привлеченный шумомъ, на порог показался старый монахъ, съ безпокойствомъ, выражавшимся на его худощавомъ лиц, онъ насъ принялъ, сложивъ руки на своей груди, и ввелъ въ кіоскъ, окруженный жасминами. Успокоенный нсколькими словами консула, онъ удалился, велвъ вамъ подать питья и трубки. Я былъ весь изломанъ отъ усталости Едва я слъ, какъ вки мои отяжелли, я хотлъ, куря, бороться противъ овладвавшаго мною сна, но табакъ, смшиваясь съ сильнымъ запахомъ цвтовъ и куреній Азіи, еще боле оцпенялъ меня, я чувствовалъ, какъ мало-помалу мысли мои становились неопредлительными. Неподвижно и безмолвно я смотрлъ на то, что происходило вокругъ меня. Я видлъ, какъ монахъ отворилъ дверь, въ которую вошелъ почтенный старецъ въ слезахъ. Платье его было въ лохмотьяхъ, и онъ качался, какъ пьяный. Несмотря на противодйствіе командира, онъ палъ къ его ногамъ, поцловалъ ихъ и обтеръ своею блою бородою пыль съ сапоговъ, потомъ, поднявъ свое опечаленное лицо, свои дрожащія, простёртыя къ офицеру руки, онъ могъ произнести только одно слово, повторенное съ любовью, съ отчаяніемъ, посреди рыданій: Василика! Василика!.

При этомъ имени, я какъ бы почувствовалъ электрическій ударъ, я старался сдлать движеніе, но тщетно, неодолимое оцпененіе держало меня скованнымъ. Монахъ подошелъ къ Димитрію. Стоя подл старика, съ плшивою головою, подъ чернымъ капишономъ, съ руками, спрятанными въ рукава рясы, безъ всякаго чувства на костлявомъ лиц, онъ олицетворялъ несчастіе, присутствующее равнодушно при душевномъ страданіи человка. Я слышалъ, какъ онъ глухимъ голосомъ разсказалъ консулу, что въ одну ночь, два мсяца тому назадъ, пираты похитили изъ дома Димитрія дочь его, лучшую двушку на цломъ остров, столь прекрасную, что тщеславная, увренная въ своемъ торжеств, она не устрашилась принять сличеніе съ женщинами, назначенными въ гаремъ султана, въ намреніи воспользоваться ихъ униженіемъ. Разбойники пришли безъ шуму, и изъ опасенія ли многочисленныхъ слугъ Димитрія, или потому-что эта добыча довольно удовлетворяла ихъ корысти, они удержались отъ другихъ насилій. Онъ, монахъ, отправляясь, по своему обыкновенію, на молитву, увидлъ съ своей террасы бжавшихъ похитителей, его крики, выстрлъ изъ ружья, сдланый имъ по барк, подняли тревогу, шлюпки, люди на лошадяхъ объхали берегъ, но не догнали Форбановъ. Узнали, что ихъ судно направилось къ Цикладамъ, по какъ ихъ было преслдовать? Димитрій подалъ жалобу паш, обратившемуся съ просьбою о помощи къ правителю Смирны. Тогда райя, бывшій нкогда, по своей торговл, въ пристаняхъ Востока, въ сношеніяхъ съ французскою ескадрою, послалъ гонца къ адмиралу, на котораго призывалось благословенія Пресвятой Троицы, за сочуствіе и покровительство, оказываемыя имъ несчастнымъ.

Монахъ замолчалъ. Старикъ, выслушавъ этотъ разсказъ, въ безуміи отъ печали, покатился по полу, раздирая свое платье и произнося одно только слово: Василика. Имя это, повторенное нсколько разъ, совершенно разбудило, меня. Въ ту же минуту подошедшій ко мн командиръ трясъ меня съ усмшкою, а монахъ, съ сострадательною улыбкою, подалъ мн кубокъ кипрскаго вина. Это подкрпитъ, сказалъ онъ, бдное утомленное дитя. Напившись, я почувствовалъ себя другимъ человкомъ, во что я слышалъ и видлъ, было ли во сн или на яву? Я еще не зналъ этого, а потому внимательно слушалъ разговоръ командира и консула, передававшихъ другъ-другу свои впечатленія.

— И ничего боле не знаютъ? спросилъ командиръ. Нтъ никакого указанія на направленіе, принятое форбанами?

— Говорятъ о Парос и Сапторин, отвчалъ консулъ: кто можетъ счесть вс годныя для нихъ бухточки.

— Я имю приказаніе отъ адмирала сдлать розыскъ въ Цикладахъ. Я отправлюсь туда, по какъ отыскать лодку величиною въ орховою скорлупу?

— Это нелегко, если только не измнитъ имъ ихъ же собратъ. Со взятія Константинополя Турками, Архипелагъ сдлался добычею всякаго рода Форбановъ. Былъ для нихъ праздникъ во-врсмя храмовниковъ родосскихъ, въ первые дни ихъ помщенія на Мальт, въ эпоху, могущества Венеціи, когда священныя галеры и галеры св. Марка крейсировали на Восток, между-тмъ какъ азіатскіе и африканскіе мусульмане сходили на берега Далмаціи, Италіи, Испаніи и нашего Прованса. Гаремы были наполнены однми европейками, наоборотъ, дщери Магомета приходили безъ большаго отвращенія, жить во дворцахъ Лидо и укрпленныхъ жилищахъ рыцарей, это была мна, и въ этомъ случа романы были ближе къ истин, нежели думаютъ.

— Будемъ надяться, что Василика….

Я не могъ доле оставаться равнодушнымъ и прервалъ командира.

— Извините, командиръ, но ради Бога, что значитъ это слово Василика, которое я слышу повсюду, куда ни иду?

— Повсюду, куда вы ни идете? повторилъ командиръ: я думаю, что нашъ гардемаринъ все еще спитъ. Гд же вы слышали это имя?

— Въ Наксос, командиръ, въ гостинниц одного Мальтійца.

Едва я произнесъ слова Наксосъ и Мальтіецъ, какъ меня забросали вопросами. Я смло разсказалъ мое происшествіе, не скрывъ ничего, даже моихъ глупостей. Это открытіе было громовымъ ударомъ для стараго Димитрія, слушавшаго съ неподвижно устремленными на меня глазами, съ раскрытымъ ртомъ, прильнувшаго всмъ тломъ къ моимъ словамъ. Когда я кончилъ, онъ повалился безъ движенія всмъ тломъ. На зовъ монаха, прибжали съ большимъ крикомъ слуги, и унесли своего господина изъ залы. Монахъ послдовалъ на помощь больному, и мы остались одни.

— Я правду сказалъ, началъ консулъ, что вы будете имть ихъ у себя подъ руками, не подозрвая того.

— Э! молодой человкъ, вскричалъ командиръ, для чего пы мн этого не сказали прежде? Василика есть имя дочери Димитрія, мы ищемъ Василику.

Я былъ пораженъ, однако замтилъ, что при отправленіи la Fleur-de-Lis изъ Урлаки въ Наксосъ, на эскадр ничего не говорили объ этой исторіи, и во-время пребыванія нашего на остров, никто на корабл не слыхалъ о похищеніи Василики. Слдовательно, было извинительно съ моей стороны не понять намренія молодой двушки, которая, открывая мн свое имя, просила покровительства, невозможно было понять смыслъ, сокрытый подъ пантомимою молодой Гречанки. Командиръ, смясь, замтилъ, что я былъ правъ, и сознался, что въ мои годы онъ не былъ бы понятливе меня. Оставалось узнать, отыщемъ ли мы Василику. Посл моего извлеченія, пополнившаго разсказъ монаха, ни что не удерживало насъ доле въ дом Димитрія, намъ надлежало однако състь пирожки и выпить самосское вино, посл чего мы возвратились въ городъ, и вечеромъ прибыли на корабль.

III. МОДОНЪ, ЛАГЕРЬ ИБРАГИМА-ПАШИ.

На слдующій день фрегатъ la Fleur-de-Lis вышелъ изъ Чесмы, съ цлію обыскать Архипелагъ. Командиръ сначала бросилъ якорь въ Наксос. Домишко Мальтійца былъ пустымъ. Спрошенные Греки и Латницы утверждали, что они никогда не слыхали о пиратахъ, ни о Димитрі, ни о Василик. Ихъ островъ не представлялъ никакихъ удобствъ для разбойниковъ. Они не могли того же сказать о сосднихъ земляхъ, населнныхъ, но ихъ словамъ, негодяями, и туда приглашали они насъ искать. Въ-продолженіе двухъ мсяцевъ, назначенныхъ для нашей крейсировки, фрегатъ здилъ такимъ-образомъ отъ одного острова къ другому, и постилъ послдовательно Ницеру и ея пещеры, Патмосъ, знаменитый гротомъ, бывшимъ мстомъ виднія св. Іоанна, и монастыремъ, основаннымъ Алексемъ Комнинымъ. Аморгосъ, скалы котораго заселены голубями, Сангоринъ, съ вол паническою почвою, Паросъ и его мраморныя ломки, откуда вышли славныя произведенія греческой скульптуры. Нигд консулы, власти, знатные люди не могли намъ дать никакого свднія, каждый, расхваливъ свой край, его старинную славу честности, посылалъ насъ на сосдній островъ, обвиняемый въ разбо. Мы направляли путь къ назначенному мсту: тамъ одинако удивлялись нашему прізду, тогда-какъ противулежащіи берегъ, сосдній островокъ пользовался такою дурною славою!— Но мы приходимъ оттуда, говорилъ командиръ: и указанія тамошнихъ жителей насъ приводятъ къ вамъ.

— Негодяи! кричали всё: въ этомъ мы узнаемъ ихъ!’

Вс ваши перезды были напрасны, скука, неудача породили мало-по-малу сомнніе и насмшки на счетъ этой исторіи, и при конц компаніи Василика была забыта. Тогда фрегатъ отправился въ Аттику, встать на якорь, въ назначенный день, въ саламниской бухт, которую адмиралъ выбралъ мстомъ соединенія, гд мы должны были получить новыя приказанія.

Все было сказано объ Афинахъ, я по этому не стану разсказывать прогулку, въ-продолженіе нсколькихъ дней, на Аттик, неимвшую никакого отношенія къ цли нашей кампаніи. Что меня всего боле поразило въ этой земл Греціи, на которую я вступалъ въ первый разъ съ священнымъ чувствомъ энтузіазма, — это краснорчивый контрастъ смерти съ жизнію, соединеніе тягостныхъ мыслей съ поэтическими стремленіями, безпрестанно противурчащее себ, подъ прекраснымъ небомъ и въ виду памятниковъ безсмертнаго искусства.

Командиръ нашелъ въ Пире приказаніе, немедленно идти къ кораблямъ, стоявшимъ при Паварив, мы тотчасъ отправились, и посл трехдневнаго пути, la Fleur-de-Lis соединился съ адмираломъ, лавировавшимъ съ эскадрою между островами Сапьепца, въ виду Ибрагима, расположившагося съ своею арміею лагеремъ въ Модон. Депеши изъ Франціи возвстили, что экспедиція, снаряженная въ Тулон, отправляется въ Морою, чтобы принудить Турокъ очистить эту страну. При этомъ извстіи, наша призвалъ назадъ всадниковъ, опустошившихъ Пелопонезъ, и сосредоточилъ свои силы между Навариномъ и Модовомъ. Хотлъ ли онъ оспаривать Грецію у французскихъ батальоновъ, и воспротивиться ихъ высадк, или исполнить давнозадуманный планъ, перевести свои войска въ Навплію, на флот, ожидаемомъ изъ Египта, и овладть столицею греческаго правительства? Всего можно было опасаться отъ ярости этого дикаго побдителя, чувствовавшаго, что добыча уходитъ отъ него. Въ это время, адмиралъ началъ блокировать заливъ Каламатскій. Оттоманская армія стояла биваками на берегу, съ палубы кораблей мы слышали ея учебную пальбу, повторяемую эхомъ Тайгета. Нашъ экипажъ, въ надежд на какое-либо отчаянное предпріятіе со стороны Ибрагима, приготовился къ ршительному сраженію, и между тмъ какъ корабли и фрегаты выстраивались въ линію вдоль берега, бриги и корветы искали въ открытомъ мор непріятельскій флотъ, чтобы дать знать о появленіи его.

Однако, наблюдая одни за другими, Французы и Турки, цлившіе безъ ненависти въ сердц и съ сожалніемъ, другъ въ друга, были въ дружескихъ сношеніяхъ, подобно тмъ героямъ рыцарства, которые, предъ тмъ, какъ сражаться, бесдовали между-собою подъ тнію лса. По обыкновенію, принятому съ начала этой странной войны, адмиралъ часто отправлялся къ Ибрагиму, съ цлію усовщевать его, смягчить, и объяснить ему настоящее положеніе длъ и ршительное намреніе государствъ. Фрегаты стояли на якор въ водахъ Модона, адъютанты разносили письма, и съ помощію дипломаціи, трудности мало-по-малу сглаживались.

Гъ одно утро, адмиралъ приказалъ la Fleur-de-Lis отправиться требовать у паши возврата трехъ Филеленъ, взятыхъ наканун въ плнъ Турками. Фрегатъ, съ парламентерскимъ флагомъ на мачт, бросилъ якорь у замка Модона, и нкоторые изъ насъ похали на берегъ съ командиромъ. Модонъ, съ своими готическими укрпленіями, вновь выбленными известью турецкими инженерами, былъ полонъ тогда неистовыхъ криковъ варварскаго лагеря. Солдаты въ лохмотьяхъ, греческіе мужики, угрожаемые палкою и отягченные тяжестями, взбирались съ берега въ крпость, вдоль набережной, курильщики, сидя на рогожахъ, смотрли, какъ Меноты разгружали свои лодки, наполненныя дичью, баранами, плодами и овощами. При приближеніи шлюпки, работы остановились, взоры всхъ направились въ нашу сторону, носильщики, дти, продавцы, праздношатающіеся столпились у бухты, одни Турки остались неподвижными. Офицеры, поспшившіе намъ навстрчу, растолкали толпу, привтствуя насъ по-французки, это были наши соотечественники, старые французскіе воины, принужденные, въ-слдствіе распущенія войскъ въ 1815 г., искать счастія въ Египт. Въ то время, какъ командиръ отправился къ паш, мы попросили ихъ показать намъ лагерь, который мы не успли постить въ прежнія паши прогулки. Лагерь этотъ, составленный изъ разноцвтныхъ и разной величины палатокъ, хижинъ, сдланныхъ изъ втвей, парковъ, загородокъ, конуръ изъ каменьевъ и сухой земли, простирался отъ стнъ крпости до бастіоновъ наваринскихъ. Тысячи людей и животныхъ грлись на солнц, ходили туда и сюда между артиллерійскими ящиками, пушками, колесами, упряжками, пучками оружія, перемшанными въ невыразимомъ безпорядк. Улицы, раздленія корпусовъ войскъ, едва обозначенныя, кончались у большой дороги изъ Модона въ Нео-Кастро, раздлявшій внутренность лагеря посредин. Въ нкоторомъ разстояніи другъ отъ друга возвышались палатки съ мднымъ шаромъ, украшенныя бунчуками и знаменами. Смятеніе было ужасно около этихъ жилищъ начальниковъ, и вдоль дороги, представлявшей единственный путь сообщенія между деревнею и портомъ. Сюда стекались, жизнь и движеніе, тогда какъ нижнія части были погружены въ молчаніе и бездйствіе. Солдаты неровнаго роста и въ лохмотьяхъ длали экзерциціи съ разноколиберными ружьями, писцы выписывали гіероглифы на пергамент съ печатями изъ краснаго воска, плательщики разсчитывались на столахъ, купцы распаковывали тюки, вьючили своихъ животныхъ, цирюльники брили головы на своихъ колняхъ, сантонъ перебиралъ четки передъ кофейной, вертящіеся дервиши крутились, воющіе дервиши выбрасывали пну ртомъ, пока не упадали въ изнеможеніи. Тутъ были всадники въ блестящихъ курткахъ, курившіе подъ тнью, между-тмъ какъ дти держали ихъ лошадей, покрытыхъ попоною, Албанецъ, игравшій на гитар при вход въ караульню, каторжники, съ цпью на ше и ногахъ, чистившіе конюшни, батальоны, съ барабаномъ впереди, тщетно старавшіеся идти шагомъ Европейцевъ, всадники, выступавшіе въ экспедицію, другіе, возвращавшіеся съ грабежа, съ гамомъ потрясая своими саблями. Здсь рынокъ невольниковъ, тамъ бойня, мясники убивали быковъ и барановъ, обнаженное мясо, обагренныя кожи висли на крючьяхъ, кабаньи головы, челюсти, головы, вооруженныя рогами, лежали на лар, стаи голодныхъ, грязныхъ собакъ, съ яростью въ глазахъ, бросались подъ подмостки, лизали лужи крови и оспаривали другъ-друга выбрасываемыя кости. Рядомъ съ этими клочками, безъ всякаго перехода, требуемаго вкусомъ, обоняніемъ и зрніемъ, возвышались изящные павильоны, убранные коврами, шалями и шелковыми матеріями, разввавшимися въ окнахъ, свжія личики дтей, съ голыми и блыми руками, украшенными браслетами, выглядывали изъ окошекъ, быстрые глаза смотрли украдкой изъ-за прорхъ холста, между-тмъ какъ угрюмые невольники прохаживались кругомъ. Со всхъ сторонъ оглушительный шумъ, крики, угрозы, мольбы, просьбы и разсянная надъ ареною удушливая пыль и непріятный запахъ, смшанный съ невыразимыми благоуханіями. Подъ покровительствомъ, мы безъ опасенія могли вмшиваться въ толпу и заходить въ переулки и захолустья, гд мы заставали странности восточной жизни. Никто не осмлился насъ обидть, хотя часто при вашемъ появленіи не скрывали презрительнаго удивленія. Особенно женщины укрывались подъ покрывалами, старыя съ жеманствомъ, какъ будто замаранныя присутствіемъ гяуровъ, молодыя медленно, безъ большаго гнва, рукою охотно неловкою.

Мы объхали такимъ-образомъ внутренность лагеря до наваринской заставы. Палатки бея, многочисленный постъ, пушки, направленныя на долину, защищали ворота. На этой оконечности, единственномъ вход и выход лагеря, царствовало ужасное смятеніе, крики людей, мычаніе животныхъ, сталкивавшихся между собою во всхъ направленіяхъ. Кавы сыпали палочные удары вправо и влво, солдаты, съ обнаженной саблею въ рукахъ, бросались въ самую давку, купцы въ отчаяніи падали подъ ноги, желая поднять мшки, матеріи, желзныя вещи и фрукты, разсыпанныя по земл. Всадники осаживали своихъ лошадей, не обращая вниманіе на то, что опрокидывали стариковъ, вожатые каравановъ, сидя на спин верблюдовъ, перевязывали веревки корзинъ, прыгали отъ хвоста къ голов, защищая свои тюки, и побуждая своихъ животныхъ, протягивавшихъ длинную шею и смирную морду надъ этимъ муравейникомъ, который топтали ихъ широкія лапы. Мы были озадачены при вид этой сумятицы, мы думали, что присутствуемъ при одномъ изъ побоищъ, столь обыкновенныхъ на Восток, можетъ-быть, при аттак лагеря Греками. Наши путеводители успокоили насъ. Теперь, сказали они, время, когда запираютъ ворота-, народъ, продавцы, поселяне спшатъ съ рынка, съ другой стороны, солдаты, патрули, гуляющіе, мародеры толпятся въ лагер, отсюда приливъ и отливъ, производящіе немного безпорядка, по никто на это не обращаетъ вниманія. Посмотрите, выходитъ ли изъ своей палатки бей, поставленый наблюдать за этою частію, онъ не тревожится такою маловажностью и спокойно куритъ наргиле.

Новое обстоятельство усилило замшательство. Вдругъ раздался топотъ копытъ несущихся лошадей, часовые забили тревогу, вышедшій постъ выстроился, приготовясь къ сраженію противъ эскадрона спаговъ, съзжавшихъ съ горъ. Послдній, посл краткаго объясненія, въхалъ въ лагерь, пройдя на рысяхъ пространство между палиссадами. Каждый изъ насъ немедленно прислонился къ застав, тогда какъ колонна скакала по висячему мосту. Едва первый рядъ прохалъ рогатку, какъ былъ остановленъ видомъ живой стны, преграждавшей ему дорогу. Слдовавшіе за нимъ, ускоряя все шагъ, принуждены были осадить, лошади рванулись, стали на дыбы, и колонна отодвинулась назадъ, подражая извилинамъ зми. Прошла минута прежде, чмъ былъ возстановленъ порядокъ, и я имлъ время разсмотрть этотъ отрядъ, возвращавшійся повидимому, изъ дальнаго пути: люди, лошади были въ поту. Онъ представлялъ странное соединеніе лицъ блыхъ, жолтыхъ, чорныхъ, одтыхъ въ тюрбаны, пестрыя фески и войлочныя шапки, наподобіе сахарной головы. Нубійцы имли красный плащъ, Typки были въ курткахъ и шубахъ, Египтяне въ неловкихъ новйшихъ костюмахъ. Вблизи, это сборище охотниковъ, сыновъ Пила, Кавказа и Африки, внушало отвращеніе, по вдали, когда эти странныя лица неслись въ пространств, когда за облаками пыли звучало оружіе, блестя изъ-за попонъ и гривъ, разввавшихся по втру, трудно было устоять противу увлеченія этого дикаго натиска: взоръ измрялъ разстояніе, и сердце билось при мысли о жестокой схватк съ неврными.

Я былъ занятъ эволюціями равнявшихся солдатъ, когда одинъ изъ моихъ товарищей обратилъ мое вниманіе на убранство нкоторыхъ изъ нихъ. Я увидалъ человческія головы, недавно отрубленныя и прившенныя за волосы къ лукамъ сдла, пшихъ плнниковъ, влекомыхъ на веревк, и женщину, привязанную на осл, правый и лвый поводъ котораго держали два всадника, вроятно, для того, чтобы поднимать бдное животное, когда оно спотыкалось на скорой зд. Женщина эта не имла покрывала мусульманокъ, черныя ея волосы падали буклями, вполовину сплетенными косами, изъ-подъ пыльнаго, съ распушенными складками, тюрбана. Состраданіе солдатъ, а можетъ-быть, другая причина, побудила накинуть на ея плечи солдатскій плащъ, который, будучи застегнутъ у шеи, закрывалъ только часть ея тюники и шелковыхъ шалваръ, съ серебрянымъ шитьемъ, блиставшимъ изъ-подъ покрывавшаго ее слоя грязи. Измученная усталостію, склонившаяся, какъ цвтокъ, слишкомъ тяжелый для своего стебля, качаясь корпусомъ при каждомъ сотрясеніи, несмотря на перевязи и стараніе держаться руками за сдло, несчастная представляла образъ скорби и самаго послдняго униженія. Во-время краткаго отдыха, доставленнаго остановкой, она съ безпокойствомъ озиралась кругомъ, смущенная раздавшимися вокругъ нея проклятіями, тогда только я замтилъ ея профиль, показавшійся мн знакомымъ. Вскор плнница увидла офицеровъ, стоявшихъ у заставы. Она осталась неподвижна, потомъ внезапно протянула руки къ намъ, съ силою крича: Василика! Я наконецъ узналъ ее, это была та самая, которая подала мн меду на остров Наксос, дочь Димитріи! На ея голосъ, я безразсудно бросился впередъ къ ней на помощь, къ счастію, мои товарищи удержали меня, иначе я былъ бы раздавленъ. Начальникъ спаговъ, соскучившись ждать, пока разойдется толпа, спустя дв минуты потерялъ терпніе. Приказавъ своему штабу взять въ руки поводья, оканчивавшіеся ремнемъ, онъ самъ подалъ примръ, хлопнувъ имъ въ воздух и пришпоривъ лошадь прямо на скопище. По знаку начальника, острыя стремена ударили въ бока лошадей, эскадронъ понесся во весь духъ, съ неистовымъ гамомъ, разрзалъ толпу народа, подобно залпу изъ пушекъ, повалилъ животныхъ и людей, и прохалъ мимо, какъ ни въ чемъ не бывало. Продавцы, животныя, носилки, коробы, все было повалено, и спати вскор пропали изъ нашего вида.

Я горлъ нетерпніемъ увдомить командира, что нашлась женщина, которую фрегатъ такъ долго искалъ. Мы поспшно вернулись въ портъ, коммандиръ только что туда пріхалъ съ плнными филленами, которыхъ наша отдалъ безъ затрудненія. Командиръ окликалъ шлюпъ, стоявшій на якор въ открытомъ мор, и торопилъ насъ, желая до ночи вернуться къ эскадр. Мы разсказали ему то, чему были свидтелями. При первыхъ, имъ разслышанныхъ словахъ, ибо мы говорили вс вмст, командиръ сдлался внимателенъ. Какое счастіе! вскричалъ онъ: я очень радъ, что la Fleur-de-Lis съ честью выходитъ изъ этого смшнаго дла.

Товарищи мои были немедленно отправлены, я одинъ получилъ приказаніе сопровождать командира въ крпость, гд была квартира Ибрагима, но когда мы пріхали, пашу нельзя было видть: онъ былъ на половин своихъ женъ. Командиръ, несмотря на свое желаніе, скоре возвратиться, ршился провести эту ночь на якор, онъ предувдомилъ о своемъ посщеніи, и мы удалились. На слдующій день, мы рано утромъ были передъ крпостью. Модонскій замокъ иметъ венеціанскую архитектуру, исключая одной башни, построеніе которой относится ко временамъ Жофруа Вильгардуена, принца Ахайскаго, къ 1205 г. Море омываетъ стны, обращающіяся въ развалины. Одинъ изъ беевъ ввелъ насъ въ залу дивана, имвшую, вмсто всякой мебели, одну софу съ кучею подушекъ, вмсто украшеній, картонъ, окрашенный въ голубой цвтъ, и лпную работу. При шум, голуби вылетли кучею изъ-подъ оконицъ, но вскор возвратились, одинъ за однимъ, ворковать, сидя на карниз. Посл двадцатиминутнаго ожиданія, раздался на лстниц стукъ отъ прикладовъ и шпоръ, хриплые голоса, лай своры наполнили корридоръ. Двери растворились, выскочили пять борзыхъ составлявшихъ авангардъ свиты изъ муллъ, офицеровъ, сановниковъ, выстроившихся лицомъ къ порогу, и наша явился, онъ подвигался между строемъ наклоненныхъ головъ, и слъ на канапе.

По приглашенію паши, мы сли подл него, кофе и трубки были поданы рзвыми мальчиками, которые съ усмшкой посматривали, какъ мы пили и курили Посл обычныхъ вжливостей и поклоновъ, толмачъ обратился къ командиру съ вопросомъ о причин его посщенія ‘столь же пріятнаго его свтлости, сколь ясное утро для глазъ путешественника.’ Разсказъ командира не заключалъ въ себ ничего слишкомъ веселаго, однако онъ очень забавлялъ Ибрагима, хохотавшаго во все горло, и прерывавшаго переводчика колкими замчаніями, обращаемыми къ придворнымъ, Хорошее расположеніе паши было сообщительно, вс эти длинныя бороды, эти тюрбаны, эти острыя шапки потеряли свою натянутость, большія гримасы свели морщины съ лицъ до того неподвижныхъ, но каждый былъ на сторож, не спуская глазъ съ повелителя и сохраняя внимательную физіономію и мускулы, готовые перенимать движенія повелительнаго лика… Если я не понималъ грубой этой веселости, я не лучше могъ объяснить себ внезапную важность, съ какою Ибрагимъ выслушалъ окончаніе исторіи и просьбу командира, во имя адмирала, дать свободу Василин, дочери Хіоскаго Димитрія.

Когда командиръ кончилъ говорить, наша нкоторое время не давалъ отвта, рука его разглаживала бороду, а нога машинально дразнила любимую собаку, острые зубы которой кусали кожу его сапогъ. Наконецъ онъ сказалъ нсколько арабскихъ словъ, и присутствующіе, посл почтительнаго поклона, немедленно оставили залу Паша долго разговаривалъ съ переводчикомъ, который потомъ сказалъ французскому офицеру, ‘Его свтлость проситъ командира разсказать еще разъ, ничего не опуская, исторію похищенной женщины’. Ибрагимъ и драгамацъ приготовились слушать, а командиръ началъ снова свой разсказъ. Когда, дойдя до поступка Василика въ гостинниц, онъ указалъ на меня пальцемъ, какъ на того, которому молодая двушка подала тарелку съ медомъ, наша казался очень озабоченнымъ, и забывъ, что я не понимаю турецкаго языка, онъ Съ живостью обратился ко мн. Я спросилъ объясненія у драгомана, сказавшаго мн, что его свтлость желаетъ слышать отъ меня продолженіе этого разсказа. Невольная дрожь пробжала по мн, непонятная настойчивость паши узнать малйшія подробности происшествія, повидимому для него посторонняго, начинала меня безпокоить. Надо было однако отвчать, я это сдлалъ, не щадя моего самолюбія, находя удовольствіе расхвалятъ на мой счетъ гордость и скромность Василики. Я съ радостью услыхалъ вздохъ облегченія, вырвавшіяся изъ груди паши. Онъ подумалъ немного, и вставъ съ канапе, пригласилъ насъ за нимъ слдовать. Мы поднялись по каменнымъ лстницамъ, приведшимъ насъ къ корридорамъ, зубчатымъ парапетамъ, съ которыхъ видъ простирался на заливъ и деревни. Ибрагимъ постучался у одной двери, вооруженный человкъ отворилъ ее изнутри, взгляды невольника выразили безсмысленное удивленіе, когда онъ уврился, что и мы пойдемъ въ комнаты. Наша вамъ сдлалъ знакъ войти, и мы послдовали за нимъ.

Мы были въ самой отдаленной части замка, стрльчатыя окна, средневковыя бойницы, сооруженныя крестоносцами, выказывались со всхъ сторонъ. Мы дошла такимъ-образомъ до послдней комнаты, сдланной между толстыми стнами, кончавшимися шпицемъ, нависшимъ надъ волнами. Она предстаи ляла ротонду, гд арабское искусство истощило вс свои прихоти, чеканенныя вазы, наполненныя цвтами, ковры, занавсы съ золотою бахрамою, серебряные сосуды, великолпное дамасское оружіе, книги, съ рисунками и странными буквами, подушки, мандолина, забытая на паркет, множество прекрасныхъ украшеній, длали изъ этого пріюта врную копію покоевъ Альгамбры или дворца въ Багдат, въ цвтущіе дни, калифата. Два узкія полукруглыя окна освщали это убжище. Изъ одного видъ былъ на море, Магискія долины, вершины Тайгета, группу острововъ Сапіенца и парусный флотъ французскій, стоявшій вдоль берега, изъ другаго — на лагерь, его палатки, его муравейникъ, занятый работами, горы Эгалея, Панаринъ и заливъ Каламатскій до устья Намизуса.

Мы сидли, теряясь въ догадкахъ, зачмъ Ибрагимъ привелъ васъ въ свой гаремъ, когда обнаженная рука негра подняла занавсъ, и мы увидли закутанную въ покрывало женщину, введенную евнухомъ и подвигавшуюся къ призм солнечныхъ лучей, проникавшихъ въ окно. Она остановилась, вытянувшись, передъ пашею, снова повеселвшимъ и наслаждавшимся нашимъ недоумніемъ, которое онъ продолжалъ нарочно. Онъ возбудилъ до такой степени наше любопытство, пригласивъ насъ голосомъ и жестомъ посмотрть подъ покрывало, что я бросился скоре поднять его, по евнухъ предупредилъ это нарушеніе законовъ сераля, и кинувъ на меня грозный взглядъ, снялъ газъ съ головы женщины. Это была Василика, я зналъ это заране, хотя и не могъ понять, какимъ-образомъ она находилась въ этомъ мст, такъ пышно одтая и убранная брилліантами и ожерельями. Командиръ спросилъ меня, та ли это прекрасная двушка, которая мн подала медъ въ Наксос. Я отвчалъ, что это была та самая и что достаточно видть ее разъ, чтобы никогда не забыть. Онъ немедленно потребовалъ оффиціальнымъ образомъ выдачи плнницы, наша, подсмивавшійся изъ-подтишка, подалъ знакъ согласія головой, и толмачъ сказалъ: ‘Его свтлость не противится освобожденію Василики, объявите же ей ваше желаніе’.

Командиръ объяснилъ тогда молодой двушк назначеніе de la Fleur-de-Lis, отправленнаго ее отыскивать, тщетное его плаваніе между Цикладами, и случай, приведшій ее наканун навстрчу офицеру, у котораго она въ Наксос просила помощи. Василика, съ сложенными крестомъ руками и опущенными глазами, выслушала драгамоновъ переводъ, фразы за фразой, этой рчи. Колебаніе груди, дрожаніе ея губъ, выражали сильную радость. Командиръ объявилъ Василик, что несчастія ея кончены, наша возвратилъ ей свободу, и франки отвезутъ ее въ объятія ея отца. Василика съ восторгомъ кинулась къ намъ, и мы отправились съ давно-желанною спутницею къ ея отцу. Нужно ли исчислять благодарности старца и всей семьи, радость дочери и всхъ обитателей небольшаго острова. Мы были свидтелями такихъ сценъ, которыя достаются въ удлъ немногимъ.

‘Сынъ Отечества’, No 11, 1852

ВАСИЛИКА.

ВОСПОМИНАНІЕ ФРАНЦУЗСКАГО МОРЯКА О КРЕЙСИРОВК МЕЖДУ ЦИКЛАДАМИ.

I. НАКСОСЪ.

II. ЧЕСМА.— ХІО.

III. МОДОНЪ, ЛАГЕРЬ ИБРАГИМА-ПАШИ.

Читайте также: