Т. П. Буслакова
Василий Розанов: биобиблиографическая справка, Розанов Василий Васильевич, Год: 1990
Время на прочтение: 7 минут(ы)
РОЗАНОВ, Василий Васильевич [20.IV.1856, Ветлуга Костромской губ.—5.II.1919, Сергиев Посад] — писатель, историк, философ, публицист. Детство прошло в Костроме. Неустойчивость материального положения семьи после смерти отца наложила тяжелый отпечаток не только на быт, но и на духовную атмосферу дома Розановых. Детские годы, проведенные со старшими братьями, с отчимом и больной, раздражительной, перегруженной работой матерью, оставили безотрадное впечатление. Погруженный в себя мальчик, с развитым воображением, питаемым античными и историческими сюжетами, с раннего детства начал ощущать свое одиночество в семье. Первые годы учебы прошли в Симбирской, последующие — в Нижегородской гимназии. Разделяя общее увлечение сверстников материализмом и позитивизмом, Р. во 2—3-м классах гимназии читал сочинения Г. Бокля, К. Фохта, Д. И. Писарева. Однако к концу учебы наступило разочарование в прежних идеалах. Произошли изменения и в жизни семьи — в 13 лет Р. потерял мать. С ранней юности наметились две тенденции в развитии характера писателя: внутренняя свобода, позволявшая ему быть ‘коноводом’ в гимназических выступлениях против начальства, и, одновременно, видимое безволие, апатичность к внешним событиям жизни. Так совершился выбор профессии: Р. поступил вслед за старшим братом на историко-филологический факультет Московского университета и после его окончания стал, преподавателем истории и географии. Университетские годы запомнились лекциями крупнейших русских ученых-филологов Ф. И. Буслаева и Н. С. Тихонравова, а также Н. И. Стороженко, Ф. Е. Корша, историка В. И. Герье. Но многим в университетской жизни, прежде всего ‘упадком любознательности’ у студентов, казенщиной и духом меркантильности в преподавательской среде, Р. удовлетворен не был.
С этим ему пришлось столкнуться и в дальнейшем, работая в течение 12 лет в гимназиях русских провинциальных городов (Брянск, Симбирск, Вязьма, Елец, Бельск). Проблемам образовательной системы посвящены многочисленные выступления Р. 1893—1898 гг., собранные затем в книге с названием, выражающим авторскую оценку современной школы, ‘Сумерки просвещения’ (1899). В дискуссиях 80—90 гг. между сторонниками и противниками классического образования Р. был на стороне последних. По его наблюдениям, ‘административная постановка’ воспитания не давала возможности для духовного развития как учащихся, так и педагогов, программа обучения не была ориентирована на индивидуальный подход к ученику. Центральное место Р.’ отводил личным взаимоотношениям детей и учителя, считал необходимым повышение роли и ответственности педагога. Исходя из своего многолетнего опыта, Р. предлагал предоставить учителю большую самостоятельность в выборе материала, расширить программы по отечественной истории и словесности, предметов, необходимых для воспитания патриотизма и гражданственности у юного поколения. Недопустимым считал Р. отрыв школьного воспитания от воздействия семьи и церкви, приведший к тому, что система образования стала обезличивающей, ‘механической’. Эта тема продолжала волновать Р. и после того, как он в 1893 г. отошел от преподавания. В 900 гг. он написал несколько работ, касающихся студенческой жизни, а в 1914—1916 гг. опубликовал целый цикл статей в журнале ‘Вешние воды’ — ‘Из жизни, исканий и наблюдений студенчества’.
В 80 гг. Р. начал свою деятельность как философ. Преимущественный интерес к философии проявился у него еще в университете и сохранился до конца жизни. Первый самостоятельный философский труд ‘О понимании’ вышел в 1886 г. Задачей автора было наметить новые тенденции в подходе к науке и философии, позволившие бы объединить их в систему цельного миропонимания. В этой книге были сформулированы основные положения религиозно-идеалистической концепции Р. Книга прошла незамеченной и была прочитана только в 900 гг., когда автор стал известен как историк религии, публицист и писатель. Неуспеху первой работы Р. приписывал в дальнейшем свое решение обратиться к публицистике. С начала 90 гг. Р. стал постоянно печататься в ‘Русском вестнике’, ‘Вопросах философии и психологии’, ‘Русском обозрении’, ‘Московских ведомостях’, ‘Биржевых ведомостях’. В 1893 г., поддерживаемый в своем стремлении к литературной деятельности известным критиком Н. Н. Страховым, он оставил гимназию и переехал в Петербург.
Н. Н. Страхов был не только ‘литературной нянькой’ Р., сходны были их взгляды. В нач. 90 гг. Р. был близок позднему славянофильству. Круг его единомышленников, помимо Страхова, составляли Н. Аксаков, И. Каблиц, И. Романов, А. Васильев. Особое понимание славянского патриотизма оставалось для Р. и в дальнейшем не только доктриной, но и ‘принципом жизни’. Однако в многообразных по тематике статьях Р. 90 гг., предметом которых стали философские, исторические, литературные, общественные проблемы, выявилось своеобразие его мировоззрения. Позднее эти статьи были объединены в сборниках ‘Религия и культура’ (1899) и ‘Природа и история’ (1900). Пережитый в гимназические годы вместе с увлечением позитивизмом и материализмом период ‘обыкновенного русского’ атеизма сменился у Р., начиная с I курса университета, исключительным вниманием к религии. Вне зависимости от его отношения к церкви, доходившего до резкого неприятия, Р. всегда был верующим человеком. Его религиозность имела характерные особенности, наложившие отпечаток на всю систему его взглядов. Он писал о том, что только в религии может полностью выразиться природа человека как существа духовного, способного к ‘росту’, обладающего неисчерпаемыми творческими возможностями. Духовную жизнь он понимал как мистическое общение с высшим началом, ‘Своим Богом’. Собственную творческую роль он видел близкой к медиумической, считал себя уникальным явлением, в связи с этим придавал своим мыслям значение истинного достояния. Главным в своем научном и литературном творчестве он считал не идеи, а отражение самого мыслительного процесса. В его книгах и статьях изложение вопроса постоянно прерывалось воспоминаниями, ассоциациями, замечаниями, возникавшими в сознании автора во время написания текста. Так Р. пытался в полной мере передать картину внутренней жизни писателя. В связи с этим он не позволял править свои работы, придавая значение даже стилистическим и синтаксическим неточностям.
К общественной роли, так же как и к воздействию на действительность или привлечению сторонников, Р. не стремился. В этом сыграло роль его невнимание к внешним событиям, сосредоточенность субъективного идеалиста на внутренней жизни. За гранью внутренних исканий Р. остались не только политические проблемы, но и вопросы морали, стоящие в центре религиозных интересов русских мыслителей-идеалистов Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, Вл. Соловьева и др. Этические воззрения Р. были достаточно абстрактны: он писал о необходимости уважения личности, о добре как истинной природе человека, критиковал нравственные устои современного общества, но мораль как особая область сознания его не интересовала.
Отказ от участия в политической жизни, особенно в эпоху социальных потрясений, не мог не отразиться на общественной позиции Р., обусловив ее противоречивость. При оценке общественных событий он исходил всегда из логики своего внутреннего развития. В конце 90 гг. Р. стал постоянным автором газеты ‘Новое время’, известной своим консерватизмом и национализмом, подтвердив тем самым репутацию консервативного русофила, сложившуюся благодаря его статьям по философии истории, поддерживавшим концепции Н. Я. Данилевского и К. Н. Леонтьева, полемике с Вл. Соловьевым, в которой Р. отрицал необходимость свободы вероисповедания в России, выступлениям против ‘наследства’ революционных демократов и .современного ‘радикального’ движения, против новых течений в искусстве. Однако настоящим ‘нововременцем’ Р. не стал, его статьи были значительнее задач, ставившихся редакцией. Кроме того, с 1899 г. он постоянно сотрудничал и в журналах символистов: в ‘Мире искусства’ вместе с Н. Минским, Д. С. Мережковским, Д. В. Философовым и др., с 1904 г.— в ‘Весах’ В. Брюсова, с 1906 г.— в ‘Золотом руне’. В то же время вышел большой труд Р. ‘Семейный вопрос в России’ (1903), содержавший критику современного состояния общества. В выступлениях на Религиозно-философских собраниях Р. вел полемику с представителями православной церкви, отрицая роль исторического христианства и вызывая их резкие оценки. Вскоре Р. был исключен из состава Религиозно-философских собраний. Главную роль сыграли в этом, однако, не критика церкви, за которую Р. заслужил прозвание ‘Антихриста’, а интерес писателя к иудаизму, религиям Востока и Египта, сопряженный с обостренным вниманием к интимной жизни человека. Эта тема, актуальная для последних его произведений, вызывала особенные споры вокруг его имени в современной критике.
Революцию 1905—1906 гг. Р. встретил как ‘благотворную’ грозу, отметив в книге ‘Ослабнувший фетиш’ (1906) ее закономерность, масштабность и сложность. Р. в революционных событиях участия не принимал, но с интересом посещал митинги, съезды, заседания Думы. В книге ‘Когда начальство ушло…’ (1910), написанной как хроника событий века, Р. вспоминал, что революция нарушила ‘всемирную скуку’, вдохнула в жизнь ‘кислород’. Событиям наступившей реакции Р., предполагавший, что революция будет нарастать и разольется ‘рекой’ из ‘ручейка’, не мог найти объяснения. С этого времени из книги в книгу повторялся его вопрос: ‘Что же случилось?’
В годы реакции Р. писал труды по истории религии и церкви, разрабатывал библейские и античные мотивы, возвращаясь к прежним консервативным позициям. В этом духе он воспринял первую мировую войну — как ‘очистительную бурю’, уничтожившую политические разногласия потребовавшую единства общества, возрождения ‘народной и славянофильской России’.
Предреволюционное время было связано для с тяжелыми семейными переживаниями, окрашено раздумьями о смерти, о бренности земного. Личные события стали поводом для сближения Р. с православием. В 1917 г. он переехал Сергиев Посад (Загорск), поселившись в доме священника и лишь изредка наезжая в Москву. Отношение к революционным событиям Р. пытался выразить в выпусках ‘Апокалипсиса нашего времени’ (1917—1918), продолжая свою мысль том, что революция — прежде всего отрицание старого, но теперь разрушение устоев воспринималось Р. как потрясение, всеобщая гибель.
Позиция Р. в общественной борьбе эпохи, при всех ее особенностях, была близка к русскому декадентству. Со ‘старшими’ символистами ее объединяли субъективно-идеалистическая философская основа, принципиальный имморализм, индивидуалистическое решение вопросов эстетики. Р. понимал искусство как личностное преображение действительности, запечатленное в слове, звуках и т. д. В обращенности к эмоциональному содержанию человека он видел основу выразительной универсальности и вечности произведений искусства. Не случайно ‘сухость сердца’ стала главным его упреком поколению шестидесятников’, от наследства которых Р. отказался так же, как и ‘старшие’ символисты. Р. призывал современных критиков анализировать ‘индивидуальный мир’ художника. В нем был для Р. смысл всей литературы. ‘Глубочайшим аналитиком души’ считал он Ф. М. Достоевского, посвятив развитию этой мысли книгу ‘Легенда о Великом Инквизиторе’ (1891), вышедшую в нескольких изданиях и ставшую настольной для многих современников. Но содержание искусства Р. не считал всеобъемлющим, ставя над им религию как высшее выражение чувств. С этих позиций он критиковал декадентов, создавших безжизненную поэзию ‘я’, оторвавшихся от ‘великого материка’ истории, религии, практической бытовой жизни (‘Декаденты’, 1904). Внимание к последней вносило в работы Р. теоретические противоречия. Реальность входила в произведения Р. во множестве мельчайших подробностей, ‘мгновений’, ‘мимолетного’. В стремлении уловить их его творчество сближается с символистским пониманием импрессионизма.
Такая форма, когда автор становился летописцем собственного самовыражения, преобладала у Р. в 10 гг. (‘Уединенное’, 1912, ‘Опавшие листья’, 1913—1915).
До последних лет жизни вопросы о боге, бессмертии души, природе человека не переставали волновать Р. больше, нежели события вокруг него. Условия его жизни постоянно ухудшались, литературный заработок прекратился, но, по свидетельству современников, возрастал его интерес к новому. Последним его замыслом, оставшимся неосуществленным, было написание ‘апологии революции’.
Соч.: О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания.— М., 1886, Место христианства в истории.— М., 1890, Легенда о Великом Инквизиторе.— Спб., 1894, Сумерки просвещения. Сб. ст. по вопросам образования.— Спб., 1899, Религия и культура. Сб. ст.— Спб., 1899, Литературные очерки.— Спб., 1899, Природа и история. Сб. ст. по вопросам науки.— Спб., 1900, В мире неясного и нерешенного.— Спб., 1901, Семейный вопрос в России: В 2 т.— Спб., 1903, Декаденты.— Спб., 1904, Около церковных стен: В 2 т.— Спб., 1906, Итальянские впечатления.— Спб., 1909, Русская Церковь — Спб., 1909, Когда начальство ушло… Очерк русских событий (1905—1906).— Спб., 1910, Темный лик. Метафизика христианства.— Спб., 1911, Л. Н. Толстой и русская Церковь.— Спб., 1912, Уединенное.— Спб., 1912, Люди лунного света. Метафизика христианства.— Спб., 1912, Литературные изгнанники.— Спб., 1913.— Т. 1, Война 1914 года и русское возрождение.— Пг., 3915, Опавшие листья.— Спб., 1913.— Т. 1, Короб. II.— Спб., 1915, Апокалипсис нашего времени.— Сергиев Посад, 1917—1918.— Вып. 1—10.
Лит.: Грифцов Б. Три мыслителя.— М., 1911, Абрамович Н. Я. ‘Новое время’ и соблазненные младенцы.— Пг., 1916, Голлербах Э. Ф. В. В. Розанов. Жизнь и творчество.— Пб., 1922, Иванов-Разумник В. В. Розанов // Иванов-Разумник. Творчество и критика.— Пб., 1922, Кувалкин В. А. Религиозный идеализм в России.— М., 1980, Чуковский К. И. Открытое письмо В. В. Розанову // Чуковский К. И. Книга о современных писателях.— Спб., 1914, Шкловский В. Б. Розанов // Шкловский В. Сюжет как явление стиля.— Пг., 1921.
Источник: ‘Русские писатели’. Биобиблиографический словарь.
Том 2. М—Я. Под редакцией П. А. Николаева.
М., ‘Просвещение’, 1990