ВАРВАРЫ
ВАРВАРЫ
Решено снять памятник Петру Великому.
На его месте ставится памятник Стеньке Разину.
Из газет
* * *
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Варвары, Аверченко Аркадий Тимофеевич, Год: 1918
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 14 т.
Т. 11. Салат из булавок
М.: Изд-во ‘Дмитрий Сечин’, 2015.
Это было тогда, когда фунт сливочного масла весил фунт, и стоил он 32 копейки, а я весил пуд и ничего не стоил.
В настоящее время без ложной гордости могу сказать, что я кое-что стою. Но теперь это, пожалуй, не штука, когда и фунт масла стоит 18 рублей…
Одним словом, в субботу на Страстной, после обеда мой огромный отец дружески-фамильярно дернул меня за ухо и предложил:
— Сынок! Хочешь посмотреть, как баранов делают?
Пустой вопрос: хотел ли я? Конечно! Я на все мог смотреть с удовольствием: как столяр обстругивает доску, как соседская прачка гладит белье, трогая горячий утюг послюненным пальцем, и как дерутся собаки, хватая одна другую за хвосты и уши! Жизнь так прекрасна!
Перед отцом на столе лежал кусок сливочного масла, бумага, свернутая ‘фунтиком’, нож, несколько зернышек перца и веточка петрушки.
На моих глазах стало совершаться подлинное чудо… Кусок масла под ножом постепенно удлинялся, проглядывало что-то похожее на голову, на голове обозначилось нечто, напоминающее рожки, наконец, появилась мордочка — и я увидел перед собой барашка — настоящего живого барашка из масла.
И, однако, это было еще не все: барашек был гол как сокол, отец, не задумываясь, со свойственной ему сердечностью пришел на помощь бараньему горю… Именно, положил в бумажный фунтик кусок теплого масла и надавил бумагу. Из узкого отверстия поползла тонкая струйка бараньей шерсти, которая и окутала постепенно барана теплой, волнистой шубой.
Но настоящий восторг охватил меня, когда два зернышка перца были воткнуты на место глаз, а петушка заняла выигрышное положение во рту барашка. Баран сразу ожил, взор его принял осмысленное выражение, а петрушка во рту достаточно ясно подчеркивала его природные бараньи вкусы и наклонности.
Что такое искусство? Это — умение из бесформенного, разнокалиберного — создавать стройное, красивое, убедительное целое. Не правда ли?
Нравились мне и крашенные в самые изумительные цвета яйца. Но не так! Нравилась и кудрявая завитая бумажка на мосталыге окорока. Но не так!
Баран был подлинное чудо искусства, и весь остаток субботы я простоял с широко открытыми глазами около накрытого стола, не пошевелившись, не издав звука. Баран задумчиво глядел на меня, я на барана, и каждый думал свою особую думу.
Родитель высказал предположение, что я приклеился к столу с тайной черной мыслью: выждать удобный момент и стянуть что-нибудь, но я, застывший в столбняке молчаливого восторга, даже не обижался на эти оскорбительные предположения. Пусть!
На первый день Пасхи к нам собирались визитеры. Не знаю, кто они были такие, потому что в те времена различал я людей только по степени табачного запаха (мужчин), по надоедливости (женщин), а главным образом — по тому, кто сколько ел, и в зависимости от пригодности продукта для меня самого — я страдал невыносимо. По привычке я занял наблюдательный пост около самого стола и, расплющив нос о его край, стал наблюдать со стесненным сердцем — сколько съедено сардинок, икры и сырной пасхи.
Меня немного покоробило, когда гости стали бесцеремонно лопать крашеные яйца, даже не восхитившись хотя бы из вежливости их красотой, меня возмутило, когда один гость, отрезав кусок ветчины, отхватил и угол роскошного бумажного украшения.
Но я по-настоящему побледнел от ужаса и затрясся, когда гость (усы пахнут табаком, питается паюсной икрой) с самым равнодушным видом придвинул к себе чудо искусства — барашка — и вооружился ножом.
Я ожидал, что отец хватит его бутылкой по голове или, оттащив от стола, вступит с ним в единоборство — ничего подобного. Кошмар…
Отец только сказал:
— Пожалуйста, масла. Вот с этой редиской.
И гость, покосившись угрюмым желтым глазом на редиску, отхватил ножом барану весь зад!
Я истерически вскрикнул, затрясся и, припав на четвереньки, вонзил свои острые зубенки в ногу гостя.
Испуганный гость выронил нож с бараньим задом на лезвии и, отбежав от стола, протянул меня несколько шагов за собой, как щенка, вцепившегося в суму нищего.
И чем же это кончилось?
Меня поколотили, поколотил тот же отец… Поколотил вместо того, чтобы записать меня членом в общество охранения от разрушения памятников народного творчества!
И теперь мне, уже большому, последнее время мерещится грубый, пахнущий табаком хам с угрюмыми желтыми глазами. Он ходит от памятника к памятнику и отхватывает огромным ножом зады лошадям и людям на потеху голодной прожорливой толпы.
Впервые: Свободные мысли, 1918, 28 октября, б/н. Печатается по: Рыбаков Михаил. Неизвестные фельетоны Аркадия Аверченко // Радуга. 2001. No 1-2.
‘Решено снять памятник Петру Великому’. — В фельетоне высмеиваются мероприятия советской власти по воплощению в жизнь ленинского Плана монументальной пропаганды. Начало осуществлению плана положил декрет Совнаркома от 12 апреля 1918 г. ‘О памятниках республики’. Список новых памятников, которые предполагалось воздвигнуть в честь революционеров и прогрессивных деятелей культуры (69 имен), был утвержден Совнаркомом 30 июля 1918 г. Первым из них был сооружен памятник А.Н. Радищеву в Петрограде (открыт 22 сентября 1918 г.). Празднование первой годовщины Октябрьской революции (а Аверченко комментировал план именно в эти дни) было отмечено открытием многих новых памятников, мемориальных досок с агитационными надписями, а также архитектурно-живописным оформлением городов и некоторых деревень. Что касается памятника Петру Великому (то есть ‘Медного всадника’), о котором пишет Аверченко, то известие о его сносе — обычная газетная пропагандистская ‘утка’.
…после обеда мой огромный отец… — Отец писателя, Тимофей Петрович Аверченко, был купцом 2-й гильдии. Описанная сцена происходила в Севастополе 1880-х гг., в районе городского базара, где проживала в то время семья.