Ванькина литература, Горький Максим, Год: 1899

Время на прочтение: 6 минут(ы)

Максим Горький

Ванькина литература

Блаженной памяти барон Брамбеус [Псевдоним реакционного журналиста, критика и писателя Сенковского О. И. — Ред.] имел лакея Ваньку, большого любителя читать различные ‘забористые’ книжки. Ванька этот, по рекомендации барона-критика, был существом ‘вида растрёпанного и неумытого’ и, судя по его любви к литературе, должно быть, состоял в родне с Петрушкой Чичикова. Каждый раз, когда в руки Брамбеуса попадала какая-нибудь безграмотно написанная или глупая книжка, он кричал своего лакея и книжку эту отдавал ему, говоря:
— Возьми, Ванька, это — твоя литература…
Это происходило в тридцатых годах, и с той поры, как это ведомо всем, арифметику знающим, прошло лет шестьдесят… Просвещение в столь почтенный срок сильно развилось… но, кажется, только вширь, а не вглубь. Кажется это потому, что хотя теперь нет ни Брамбеуса, ни крепостных лакеев, но Ваньки, любители забористой литературы, не только не исчезли, а, напротив, должно быть, очень развились, на что решительно и неопровержимо указывают быстрый рост и пышный расцвет ‘Ванькиной литературы’. ‘Листки’ московские, петербургские, русские имеют своими читателями, несомненно, Ванек, такие журналы, как ‘Звезда’ Животова, ‘Родина’ и прочие прыщи на лице русской литературы, выписываются Ваньками, такие писатели, как Животов, Пазухин, Рудниковский, Гейнце, работают для Ванек, потомков лакея барона Брамбеуса. Всё это — литература дешёвая…
А вот ‘Наблюдатель’, стоящий 12 рублей в год [Ежемесячный литературно-политический журнал реакционного направления, издававшийся с 1882 года в Петербурге — Ред.], или ‘Новое время’, стоящее 17 рублей [Реакционная петербургская газета, издававшаяся А. С. Сувориным. Выходила с 1868 по октябрь 1917 года, вначале была умеренно-либерального направления, а с 1876 года превратилась в подкупленный царским правительством орган махровой реакции. С 1905 года — орган черносотенцев — Ред.], не могут, вследствие своей дороговизны, привлечь к себе внимание Ванек… и поэтому пытаются развести их среди людей более обеспеченных, чем те Ваньки, которые питаются искони прислуживающей им и дешёвой прессой. Что названные выше органы способны плодить Ванек и угождать их дрянным вкусам, в этом нельзя сомневаться. ‘Новое время’ известно хлёсткостью ругани, что всегда очень нравится улице. ‘Новое время’ любит ругаться — улица любит слушать крепкие слова. ‘Новому времени’ нужно понизить цену, тогда оно будет оценено Ваньками, наравне с другими уличными органами и шарманками. Вот, кстати, образчик недобросовестности и передержек, украшающих страницы газеты Суворина, — несколько дней тому назад в ней было напечатано следующее:
‘Тягостное впечатление производит орган молодой литературы ‘Жизнь’ [Ежемесячный литературный, научный и политический журнал, издававшийся в Петербурге с 1897 по 1901 год, в литературно-художественном отделе которого участвовали М. Горький, А. П. Чехов, В. В. Вересаев и другие прогрессивные писатели. Этот отдел журнала был высоко оценён В. И. Лениным (см. ПСС, изд.4-е, т.34, стр.15) — Ред.], февральская книжка которой украшена лубочными картинами новейших немецких маляров-декадентов — Штука и Саши Шнейдера. Можно подумать, что русское общество так пресыщено истинным искусством, так глубоко ознакомилось с живописью Запада и артистами Востока, с антиками, что ей только и остаётся, что класть на притуплённый язык извращения мысли и кисти с кайенским перцем вроде безобразных ‘фурий’ Штука.’
Читатель читает эти слова и видит: ба! ‘Новое время’ защищает добрые нравы и здоровые вкусы! Читателю это нравится, потому что хлёстко, а прочитав всю заметку, совершенно неприличную, первую половину которой я привёл выше, он хохочет, он доволен, ему нравится такой площадной и глупый приём, как изменение фамилии писателя Чирикова в Чирьева и Прыщикова. Читатель мог бы вспомнить, что в прошлом году та же самая газета поместила в приложении своём лестную заметку о Саше Шнейдере и снимки с его картонов… но, вероятно, он не вспомнит этого. Он просто решит, что ‘Жизнь’ — журнал, в котором печатаются декадентские картинки. Ему неизвестно, при чём тут эти картинки, и он не знает, что не один Шнейдер и Штук иллюстрируются в ‘Жизни’, а иллюстрируется также и Бёклин, снимки с картин которого он недавно видел на страницах ‘Нового времени’. ‘Новое время’ не упоминает о Бёклине и о том, почему явились в ‘Жизни’ картинки Штука и Шнейдера, потому что оно желает только выругать ‘Жизнь’, бросить на неё тень… Зачем? Специальность у этой газеты такая. Есть люди, которым все чистое и порядочное органически противно, а статья П. Ге о Бёклине, Шнейдере и Штуке — хорошая статья [Речь идёт о статье П. Н. Ге ‘Арнольд Бёклин, Франц Штук и Саша Шнейдер’, напечатанной в журнале ‘Жизнь’, 1899, февраль, книга 1Ред.]. Рассматривая работы названных художников и показывая снимки с их символических картин, автор статьи воздаёт должное тому, что в этих картинах ценно, а по поводу символизма, как направления в искусстве, говорит, что это направление недолговечно.
‘Художник безусловно свободен в своём творчестве, — говорит господин Ге, — но в искусстве ‘для нас близко и дорого только то, что связано с нашей жизнью’. Наиболее сложные, наиболее человечные стороны жизни могут быть выражены лишь в реальных образах. Простота в мышлении, реализм и искусстве — последние и самые ценные завоевания новейшей цивилизации человечества… Произведения Бёклина, Штука, Шнейдера и вообще всех символистов не представляют основного русла современного европейского искусства. Это — боковое течение.’
В нашем обществе есть известный интерес к современному недомоганию мысли на Западе, это недомогание отчасти отражается в нашей литературе и искусстве. ‘Жизнь’ даёт статью, в которой пытается объяснить публике, что такое символизм — один из симптомов недомогания современной души. ‘Новое время’ видит картинки, иллюстрирующие статью, и болтает по этому поводу какой-то вздор, имеющий однако вполне определённую цель — подорвать в обществе интерес к новому журналу. Это, разумеется, непорядочно, это даже лживо, но ‘Новому времени’ нет дела до порядочности и правды… Оно охотится за успехом, хорошо платит своим фельетонистам и требует от них злобы и резвости… Они и стараются кто во что горазд, но все одинаково ловко выдрессированы хозяином и все всегда травят кого-нибудь — финнов, марксистов, чувашей, народников, русскую литературу, крымских татар, евреев, поляков… глядя по тому, что больше Ваньке-публике нравится…
Как и ‘Новое время’, ‘Наблюдатель’ — орган человеконенавистнический. Он избрал для своих представлений пред публикой — травлю евреев. ‘Наблюдатель’ — скучен, жалок и бесталанно плосок. Вот образец его ‘литературы’: в февральской книжке за т[екущий] г[од] начат печатанием роман Крыжановской-Рочестер. Эта барыня по существу своему — нечто вроде печальной памяти оккультистки Блавацкой, — она тоже спиритка, оккультистка и любительница всего таинственного. Про неё говорили, что романы ей диктуют духи… малограмотные. Есть у неё большой роман ‘Торжище брака’, в котором бездействуют, но много говорят медиумы, духи, черти и тому подобная дребедень. Я читал этот роман, хотя содержания его и не помню, — но это простительно мне уже по одному тому, что в нём нет содержания, а лишь одни потуги и поползновения к сатире и мистицизму. Романы без содержания — очень модная вещь, и Ванька их любит, ибо они чрезвычайно легко читаются, но попытка объединить сатиру с мистицизмом достаточно определённо рисует умственный облик госпожи Крыжановской. Теперь госпожа Крыжановская печатает в ‘Наблюдателе’ тоже роман в двух частях, под заглавием ‘Железный канцлер древнего Египта’. Как вы думаете, кто этот железный канцлер? Это Иосиф, тот самый Иосиф, сын Иакова, трогательный рассказ о котором помещён в библии и которого народ за чистоту и кротость назвал Прекрасным. По Крыжановской, этот Иосиф оказывается бездушным и чёрствым юношей, целью жизни которого служит стремление к власти, ‘истым прототипом своего племени, в течение веков высасывавшего из груди всех народов их плодоносную силу — богатство — до истощения питавшей матери-кормилицы’. Он, этот Иосиф Прекрасный, будучи рабом Пентефрия — по словам госпожи Крыжановской — смотрел на жену его ‘как на средство, в случае смерти Пентефрия, завладеть его богатством’, для чего ‘пустил в ход ту таинственную силу, которую современная наука окрестила именем гипнотизма’. Внушив жене Пентефрия страсть к нему, Иосиф по причине, госпоже Крыжановской, очевидно, не известной, отталкивает от себя увлечённую женщину, за что и получает от неё пощёчину. Нужно отдать справедливость авторше, она ни на шаг не отступает от текста легенды, хотя вышивает на нём разнообразные и чрезвычайно фантастические узоры и зовёт Иакова — Яакоб, Иосифа — Иозеф, Рувима — Реубэном и Пентефрия — Потифаром, что, оказывается, нужно ‘по сефардийскому чтению древнееврейского языка’. Ссылка на этот язык, а в примечаниях имена таких египтологов, как Брунг, Шаба и… Эберс, придают роману учёный вид, но не улучшают его дубоватого языка, образец которого можно видеть выше в фразе, характеризующей Иосифа.
Язык романа вообще любопытен. Вот, например, как говорит Иосиф с отцом и братьями: ‘Вы все думаете, что мир нами кончается, что только и света — что в окошке’. — ‘Чтоб я больше не слыхал твоего бахвальства!’ — кричит на сына библейский патриарх. ‘Бахвальство’ и ‘окошко’ хотя и не известны библии, но тем не менее очень оригинально звучат в устах её величественных героев под небом Палестины. Роман начинается доносом Иосифа отцу на братьев и пока доведён до возвышения Иосифа фараоном. Всё это занимает шесть печатных листов. Иосиф является в романе точной копией с мелодраматического злодея, его сопровождают колдуны, змеи, а в числе действующих лиц подвизается сама судьба… олицетворённая автором в виде женщины с телом быка и ногами льва. Всё это производит оглушающее впечатление и прескверно пахнет… Ванька будет доволен госпожой Крыжановской. Ванька ужасы любит, и тем более любит, чем они нелепее… Ванька вообще любит всё дикое и грубое, а господин Ефим Простосердов, усердный Ванькин слуга, Ванькину психику прекрасно понимает и в той же книжке, где госпожа Крыжановская переделывает библию по вкусу Ваньки, — сей самый Ефим сочиняет возмутительную клевету на евреев [Ефим Простосердов — псевдоним реакционного журналиста, редактора-издателя журнала ‘Наблюдатель’ А. П. Пятковского. Имеется в виду его статья ‘И смех и горе (Литературные и общественные заметки)’, помещённая в журнале ‘Наблюдатель’, 1899, февраль Ред.].
Только в обществе, глубоко индиферентном к вопросам морали, возможны явления, подобные ‘Новому времени’ и ‘Наблюдателю’. Если мы не хотим сказать ‘цыц!’ сочинителям из этих литературных вертепов, значит — эти люди приятны нам и грязь, разводимая ими в жизни, не возмущает нас. Они плюют на всех и вся своей желчной слюной — мы видим это и молчим, они бешено ревут ругательства — мы слушаем, они клевещут — нас это не возмущает…
Говорят — по Сеньке и шапка… Ну, Ванька, скверная же у тебя шапка! Неужели ты не чувствуешь, что заслуживаешь лучшей? Неужели ты действительно не хочешь и не можешь сорвать с себя эту гадкую и грязную? Ты бы подумал над этим, Ванька, ведь ты уже не крепостной и не лакей, ты достаточно свободен для того, чтоб крикнуть людям, отравляющим тебя всякой мерзостью:
‘Не хочу мерзостей!’
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека