Вандербильд, Дорошевич Влас Михайлович, Год: 1895

Одесса
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Скачать в PDF

Влас Михайлович Дорошевич

Вандербильд
(Комедия в 2 действиях)

Действие I

Действующие лица:

Председатель.
Члены управы.
Христиан Иванович — старший врач.
Бобчинский |
} репортёры двух местных газет.
Добчинский |
.

СЦЕНА I

Городская управа. Председатель и члены сидят за столом.

Председатель. Я собрал вас, господа, затем, чтоб сообщить вам чрезвычайно лестное известие: к нам едет Вандербильд.
1 член управы. Как, Вандербильд?
Председатель. Вандербильд из Нью-Йорка, известный миллионер. С целью осмотреть наш город.
2 член управы. Да, обстоятельство необыкновенное. Прямо, необыкновенное. Что-нибудь да не даром. (Задумывается).
1 член управы. Да зачем же это? Зачем ему наш город осматривать? Что он, в газетах, что ли, пишет? Да я, извините, если бы миллионером был, — да я бы и смотреть на Одессу не стал.
Председатель. Ну, уж это его дело — зачем! Миллионеры — они народ богатый, мало ли у них какие фантазии! До сих пор другие города осматривал, а теперь очередь дошла и до нашего.
2 член управы. А я думаю, господа, что здесь больше тонкие финансовые соображения.
Председатель. Эк, куда хватили! А ещё сами финансовым отделением заведуете. Станет миллионер по финансовым соображениям ездить! Да тут хоть три года живи, никаких финансов не увидишь…
2 член управы. Э, нет, не говорите. Они, миллионеры, имеют тонкие виды. Он хоть и далеко, а газеты читает. Вандербильд… Видите ли… того… Ему капиталы поместить некуда. Вот он и прослышал, что Одессе деньги нужны. И хочет их пристроить! Финансовый расчёт, вы не говорите. По моему, он просто нам денег взаймы под проценты дать хочет.
Председатель. Ну, уж хочет он там дать нам взаймы денег, или не хочет, — это его дело. А я вас предупредил. Примите меры, чтоб пред богатым путешественником наш город лицом в грязь не ударил. Вот вам, г-н член управы. Вдруг проезжающий захочет богоугодные городские учреждения посмотреть, — и потому вы сделаете так, чтобы в городской больнице было всё прилично: колпаки были бы чистые, и больные не походили бы на кузнецов…
Член управы. Ну, колпаки можно надеть и чистые. У нас колпаков и туфель приобретается каждый год, столько приобретается, что хоть предместья мости. Больных околпачить — это сколько угодно.
Председатель. Нехорошо тоже, что у вас в больнице пахнет чем-то этаким. Такой букет, что даже Склифосовский, на что известный хирург, и тот в обморок упал и больничной службой заниматься закаялся.
Член управы. Ну, уж с запахом ничего не поделаешь. Это уж так само здание выстроено, чтоб пахнуть, и г-н Духновский напрасно против этого в думе говорит. Это уж невозможно, чтоб больница — и вдруг не пахла! Я, впрочем, Христиану Ивановичу об этом не раз говорил.
Христиан Иванович. (На минуту отрывается от писания доклада, издаёт звук, отчасти похожий на ‘и’, отчасти на ‘е’, и снова погружается всей душой в писание доклада).
Председатель. Нехорошо тоже, — вот в газетах пишут, — что у вас в городской больнице акушерки служанок бьют, и надзиратели с сиделками дерутся. Непорядок.
Член управы. На этот счёт мы с Христианом Ивановичем держимся такого взгляда: народ простой, дадут друг другу по подзатыльнику и помирятся.
Председатель. Ну, уж это дело ваше. Да, я думаю, Вандербильд в больницу и не попадёт. Зачем ему в больницу? Инфлюэнцей если заболеет, он и на дому полечится. А вот вам, господин заведующий мостовыми, позаботиться следует: предместья не вымощены, грязь, люди тонут.
Член управы. Ну, уж это извините. Предместья вымостить невозможно. На то они и предместья, чтобы не мощёными быть. Впрочем, в смете некоторые значатся. Да и к чему Вандербильду на Молдаванку вдруг ехать? По моему, это одна только, одна придирка с вашей стороны. ‘Предместья не вымощены!’ Даже обидно.
Председатель. Оно, конечно, зачем ему туда ехать. А всё-таки бы. На строительное отделение тоже жалуются: крыши летают, и за справками по годам ходить приходится.
Член управы. Что крыши с городских зданий летают, так это от ветра. А ветер — с неба. И вольтерианец тот, кто против этого говорит. Будет на то воля неба, — крыша полетит! А без воли неба ни один листок железа не упадёт. А что до справок, то это, ей-Богу, неправда. Во всей управе ни на минуту справки не задерживаются. Сейчас выдаются и при том самые лучшие справки. Вы об этом у кого хотите спросите, хоть у m-me Серебряной. Она справлялась.
Председатель. Ну, справляться-то Вандербильд, я думаю, ни о чём не пойдёт. Они, англичане и американцы, всегда по ‘Бедекеру’ справляются и в управу за справками, какие нужны, не обращаются, потому у них пословица такая есть: ‘время — деньги’. А вот вам, г-н новый член управы, на ваше торговое отделение внимание обратить не мешало бы. В ваше отделение как ни придёшь, служащие всегда чай пьют. Оно, конечно, ничего предосудительного в этом нет. Отчего и управскому служащему чайку не попить. Им, кажется, даже на чай полагается. Но ведь нельзя же до бесчувствия целый день чай пить. Публика обижается. ‘Постоянно, — говорит, — чай пьют, ждать отчаешься’. Кроме того, и с посетителями разговаривают, — ну, прямо не знаю, как бы и выразиться! Как фельетонисты какие-нибудь. Весьма полемические выражения ваши управские служащие в отношении к публике употребляют.
Новый член управы. На этот счёт мною уж меры приняты. Больше шести самоваров в день ставить не приказано, а для служащих я специально даже три экземпляра ‘Хорошего тона’ в переплёте выписал. (Обращаясь к товарищам). Хотите, принесу почитать? Это всё, что вы говорили, раньше было.
Председатель. Ну, да это я так, к слову упомянул о торговом отделении. А по правде сказать, вряд ли кто и заглянет туда: это уж такое завидное место, само небо ему покровительствует.
1 член управы. Беда, я вам скажу, служить по городской управе. Столько дел, что просто не знаешь, за какое дело взяться. Так и сидишь по годам целым в недоумении: и то нужно, и это важно, и третье не терпит отлагательства. Страх, хлопотно!
Председатель. Это бы ещё что! Архимиллионер проклятый из головы не идёт. Поедет по городу, некрытые рынки увидит. ‘А почему, — скажет, — у вас рынки без крыши стоят? А кто у вас заведует строительным отделением? А подать сюда заведующего строительным отделением!’ ‘А почему в больнице вонь? А как фамилия заведующего больничной частью?’ — ‘Такой-то’. — ‘А записать мне на бумажку эту фамилию!’ Репортёрам, интервьюерам разным расскажет. В газетах благовестить начнут. В Америке, в Северной, в Южной, знать будут, что и больница чёрт знает чем пахнет, и рынки некрытые стоят! На весь земной шар ославят! Управы, думы не пощадят. Вот что обидно…

СЦЕНА II

(Влетают Бобчинский и Добчинский, в дверях сталкиваются, дают друг другу под бок и начинают разом).

Бобчинский. Чрезвычайное происшествие!
Добчинский. На сотню строк известие!
Бобчинский. Позвольте, лучше я расскажу! Идём мы сегодня с Петром Ивановичем на грабёж…
Все (в ужасе). Что, что такое?
Добчинский. То есть, это не мы с Петром Ивановичем грабить собираемся. Это грабёж был, так мы подробности идём узнавать. Это на репортёрском языке, только для краткости так говорится.
Бобчинский (перебивая его). Так говорится. Так вот идём мы с Петром Ивановичем на грабёж и почувствовали в желудке трясение. А так как день был гонорарный, то ‘не зайти ли нам, — говорю я Петру Ивановичу, — закусить в Европейскую гостиницу?’
Добчинский. Зашли!
Бобчинский. Э, не перебивайте вы меня, Пётр Иванович! Вам так не рассказать. Господа, ей-Богу, Пётр Иванович так не расскажет. У них и газета нераспространённая. А у нас и газета самая распространённая, и сотрудники самые лучшие. Позвольте уж мне рассказать.
Председатель. Да бросьте хоть тут полемику! Рассказывайте кто-нибудь.
Бобчинский. Заходим мы с Петром Ивановичем в Европейскую гостиницу и только что успели спросить полпорции скумбрии на шкаре и два солёных огурца в особенности, — как видим, сидит молодой человек, недурной наружности…
Добчинский. В партикулярном платье, английского покроя, бритый и высокого роста.
Бобчинский. Бритый и высокого роста. Господа, не велите Петру Ивановичу перебивать у меня известия! На лице этакое невнимание, обед спросил из пяти блюд по карте, сладкого два раза потребовал и даже после супу рюмку мадеры выпил.
Добчинский. В 35 копеек рюмку мадеры. Я как это увидал, сразу меня словно и осенило. ‘Э!’ — сказал я Петру Ивановичу.
Бобчинский. Нет, Пётр Иванович, это я первый сказал: ‘Э’. Это уж извините, недобросовестный полемический приём, себе чужие открытия приписывать. Я ‘э’ сказал.
Добчинский. ‘Э!’ — сказали мы с Петром Ивановичем. Это и есть Вандербильд!
Председатель (вскакивая). Как Вандербильд? Отчего Вандербильд? Почему Вандербильд?
Бобчинский. Как же не Вандербильд, когда целый обед в ресторане сам один ест!
Добчинский. Сладкое по два раза спрашивает! Кто ж теперь в Одессе, при теперешних хлебных делах, — будет по два раза сладкое спрашивать?
Бобчинский. Мадеру — по 35 копеек рюмочка! — пьёт. И рюмочка-то небольшая! Да что я вам скажу! Сигары курит!!! Он!!!
Добчинский. Кому же, как не ему!

Занавес.

Действие II

Действующие лица:

Мистер Вандербильд — приезжий миллионер.
Член 66 комиссий и другие туземцы.

СЦЕНА I

Коридор Европейской гостиницы.

Член 66 комиссий. Ради Бога, господа, побольше порядка. Бог с ним: в Америке живёт, по всей Европе ездит. Везде про нас рассказать может. Стройтесь на военную ногу, непременно на военную ногу.
1 туземец. Воля ваша, а я всё-таки не понимаю, зачем мы этому богатому путешественнику представляться будем.
Член 66 комиссий. Как зачем? Первый миллионер в мире — и вдруг о нашем существовании знать не будет! Должны мы его поставить в известность, что живут, мол, в сём городе такие-то. Лестно. Как только сделать — не знаю.
2 туземец. Да, по моему, господа, очень просто. ‘Будучи, — мол, — наслышаны о ваших богатствах’…
3 туземец. Нет, не годится! Подумает ещё, что денег в займы просить пришли. Нет, так не хорошо.
4 туземец. А если этак: ‘Имеется, — дескать, — в здешнем городе театр, пока ещё никому не принадлежащий. Может быть, захотите снять’…
Журналист. Эк, куда хватили! А ещё тенором считаетесь и в опере поёте. Станет Вандербильд в Одессе городской театр снимать, когда это уж всему свету из моих фельетонов известно, что театр следует сдать г-ну Гордееву, и никому больше. Вот, господа, если уж делать, так делать так: ‘Будучи, — мол, — от природы своей корреспондентами, сочли священным долгом уважающих себя литераторов явиться и засвидетельствовать почтение’…
Член 66 комиссий. Покажет он вам корреспондентов. Нет, господа, нужно не так. Нужно вот как. Всем вместе, и чтоб один речь держал. ‘Узнав, — мол, — о приезде столь достопримечательного лица, сочли долгом составить из себя комиссию и явиться’… Ну, и так далее. Кто только говорить будет?
Все. Да уж вы! Вы у нас в 66 комиссиях заседаете, вам уж всё равно. Вы! Вы!
Член 66 комиссий. Нет, господа, я не могу. Я в думе — и то с трудом… Вот это уж пусть у нас г-н журналист. Вы у нас литератор.
Журналист. Ну, помилуйте, господа, какой же я литератор? Так, иной раз про Дорошевича напишешь…
Член 66 комиссий. Нет! Вы не только про Дорошевича, вы и о городском хозяйстве, вы и о столпотворении вавилонском можете!..

(В двери номера, занимаемого г-ном Вандербильдом, вертится ручка. Всё стихает).

Член 66 комиссий (шепотом и скороговоркой). — Господа! По одиночке! Пусть каждый представится знаменитому путешественнику с глаза на глаз. Не будем затмевать друг друга. Начинается!

(Все откашливаются, одёргивают на себе платье. Член 66 комиссии, по обычаю, выступает вперед).

СЦЕНА II

Номер г-на Вандербильда.

ЯВЛЕНИЕ I

Г-н Вандербильд (один). А в здешнем городе, кажется, очень уважают деньги… ‘Заочное’, так сказать, уважение. От посетителей и писем прямо отбоя нет. (Раздаётся стук в дверь). Войдите!
Член 66 комиссий (появляясь на пороге, называет свою фамилию и скромно добавляет). Изволили, может быть, слышать?
Г-н Вандербильд. Нет, в первый раз слышу.
Член 66 комиссий. Как же-с, состою членом 66 комиссий. Услыхав, что вы изволите совершать вояж с целью ознакомления, так сказать, с достопримечательностями каждого города, — счёл долгом представиться.
Г-н Вандербильд. Это, конечно, очень любезно с вашей стороны. Прошу садиться. Скажите, у вас в городе это всегда так делается: представляются приезжим?
Член 66 комиссий. Я, по крайней мере, считаю своим долгом. Единственно, так сказать, для облегчения приезжих: чтоб, будучи в городе, ознакомились с городскими достопримечательностями. Будучи членом 66 комиссий…
Г-н Вандербильд. А скажите, это трудно быть членом 66 комиссий?
Член 66 комиссий. Для других оно конечно-с. А я привык. Меня так уже в здешнем городе всегда во все комиссии и избирают. Любого мальчика маленького на улице спросите: ‘Кого в комиссию избрать?’ — он сейчас вам скажет: ‘Такого-то, без него никакой комиссии не бывает’. Так меня и знают-с: ‘Постоянный городской комиссионер’. Тружусь на пользу отечества и при том вполне бескорыстно: меня, только, чтоб знатные приезжающие знали. Мне больше ничего не нужно-с.
Г-н Вандербильд. А это хорошо, если больше ничего не нужно… А как оно… того… этого… как его…
Член 66 комиссий. Может быть, вы желаете знать, каких именно комиссий я состою членом?
Г-н Вандербильд. Вот, вот именно!
Член 66 комиссий (скороговоркой). Больничной, угольной, финансовой, мостовой…
Г-н Вандербильд. Ага! Всё это, конечно, очень смешно, что вы говорите. Но чем же всё-таки могу быть вам полезен?
Член 66 комиссий. И даже весьма-с! Это, видите ли, весьма тонкое и деликатное дело! (Придвигаясь ближе). Весьма деликатную имею просьбу. Когда вы изволите вернуться в Америку, будьте так добры, скажите американцам и индейцам там разным, что живёт, мол, в городе Одессе г-н такой-то и состоит членом 66 комиссий. А если и президента вашего увидите, и президенту скажите, живёт, мол, в городе Одессе г-н такой-то.
Г-н Вандербильд. Хорошо, хорошо, непременно скажу!
Член 66 комиссий. Весьма буду признателен. Не смею больше затруднять вас своим присутствием. А чтоб фамилию не забыли, — позвольте вручить вам свою фотографическую карточку. На обороте собственноручная надпись.
Г-н Вандербильд. Хорошо, хорошо, признателен! (Член 66 комиссий кланяется и уходит). А в Одессе, однако, есть очень честолюбивые люди. Ну-ка, что он здесь написал? ‘Дорогому другу мистеру Вандербильду от искренно его любящего такого-то’. И названия всех 66 комиссий выписал. Очень предупредительный человек.

(Дверь отворяется, и оттуда просовывается голова члена 66 комиссий).

Член 66 комиссий. А если меня ещё в какую-нибудь комиссию выберут, так я вам тогда телеграфирую срочной телеграммой.
Г-н Вандербильд. Хорошо, хорошо! Буду ждать! До свидания! (Голова скрывается). Чрезвычайно обязательный господин!

ЯВЛЕНИЕ II

(На пороге появляется г-н Журналист, шаркает ножкой, кланяется и говорит).

Г-н Журналист. Литератор здешнего города Журналист!
Г-н Вандербильд. Ах, очень приятно. Очень приятно. Прошу садиться.
Г-н Журналист. Благодарствуйте, я и так-с…
Г-н Вандербильд. Ну, как вам удобнее. Скажите, я вас, кажется, вчера на спектакле г-жи Декроза видел?
Г-н Журналист. (скромно опуская глаза). Был-с. По делу службы. Высоко держа знамя журналиста, считаю своим долгом везде быть на страже. А потому, по обязанностям службы, бываю и в оперетке.
Г-н Вандербильд. Гм… А скажите, пожалуйста, вы как будто вчера выше ростом были?
Г-н Журналист. Весьма может быть-с.
Г-н Вандербильд. Право! А сегодня как будто ниже? А?
Г-н Журналист. Смею ли я пред такой особой быть высокого роста?
Г-н Вандербильд. Это хорошо, что вы почтительный. Это мне в вас нравится.
Г-н Журналист. Могу сказать, единственный здесь себя уважающий журналист, могущий почтить личность. А то вот здесь есть ещё журналист Дорошевич. Не изволите знать?
Г-н Вандербильд. Нет, такого не знаю.
Г-н Журналист. Весьма предосудительно пишет. Удивляюсь даже, как его до сих пор на каторжные работы не сошлют. Я уже писал, и даже неоднократно, в очень длинных и обстоятельных статьях. Прямо, не хочет слушать.
Г-н Вандербильд. Скажите, какой! Что ж это он? Вы пишете, а он…
Г-н Журналист. Преступная натура такая-с. Неисправим, и поведения, при том, самого предосудительного: в карты играет, по ресторанам ходит, дамское общество любит. И при том нехорошей наружности, близорук и на одну ногу хромает.
Г-н Вандербильд. Скажите! А я и не знал, что Дорошевич дамское общество любит.
Г-н Журналист. Как же-с! В оперетке каждый день. Да не прикажете ли, я вам всё… Я на бумаге, листах на 20 изложу?
Г-н Вандербильд. Хорошо, хоть на бумаге. Это, знаете, люблю этак прочитать что-нибудь забавное.
Г-н Журналист. Не смею больше обременять своим присутствием. Не будет ли каких распоряжений по литературной части?
Г-н Вандербильд (с удивлением). По литературной? Нет, ничего. (г-н Журналист ещё раз кланяется и уходит). Очень умный господин!

ЯВЛЕНИЕ III

Г-н Вандербильд (кричит человеку). Никого больше не принимать! Довольно! (Под дверь просовывается бумага). Что это ещё? ‘Его высокоблагородному светлости господину финансову от Супруненко на бывшего товарища Гордеева прошение’… Даже и титула такого нет! Что они все ко мне? (Под дверь одна за другой подсовываются десятки записок). Что это? Просьба о займе? Ещё просьба о займе? Ещё? Ещё? (Кричит неистовым голосом). Собирать вещи! В этом городе можно сделаться нищим.

Занавес.

—————————-

Источник: Дорошевич В. М. Одесса, одесситы и одесситки. — Одесса: Издание Ю. Сандомирского, 1895. — С. 113.
Оригинал здесь: Викитека.
OCR, подготовка текста — Евгений Зеленко, январь 2013 г.
Дорошевич Влас Михайлович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. В гостиной Фамусова, Дорошевич Влас Михайлович, Год: 1895
  2. Строгоновский мост, Дорошевич Влас Михайлович, Год: 1895
  3. Призовая горячка, Дорошевич Влас Михайлович, Год: 1895
  4. Одесса через 100 лет, Дорошевич Влас Михайлович, Год: 1895
  5. Велосипедисты, Дорошевич Влас Михайлович, Год: 1895
  6. Одесский язык, Дорошевич Влас Михайлович, Год: 1895
  7. Винт, Дорошевич Влас Михайлович, Год: 1895
  8. Одесситки, Дорошевич Влас Михайлович, Год: 1895
Электронная библиотека