ВЪ ТЮРЬМ.
ВЪ ТЮРЬМ.
РОМАНЪ
Марка Гопа.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
I.
I.
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
V.
V.
VI.
VI.
В тюрьме, Хоуп Марк, Год: 1879
Время на прочтение: 412 минут(ы)
Мсто пастора въ Толминстерской тюрьм было вакантное и много являлось кандидатовъ, привлекаемыхъ жалованьемъ въ 900 фунтовъ стерлинговъ въ годъ съ квартирой, отопленіемъ и проч. Въ мстной газет было напечатано, что вс желающіе должны къ извстному сроку представить свои аттестаты секретарю, и, въ осеннюю сессію, съхавшіеся судьи, посл окончанія текущихъ длъ, приступили къ избранію пастора.
Предсдатель собранія, старый аристократъ, искусившійся въ знаніи свта, общалъ свой голосъ лицамъ, хлопотавшимъ за одного изъ кандидатовъ, котораго онъ никогда не зналъ и не видалъ, но намренно промолчалъ о томъ, въ чью пользу употребитъ свое вліяніе. Вслдствіе этого, кандидатъ, ведшій интригу, получилъ только двнадцать голосовъ противъ тридцати, поданныхъ за его противника, за котораго краснорчиво свидтельствовали отличные аттестаты.
Счастливый избранникъ былъ достопочтенный Майкль Кристи, окончившій, съ ученой степенью, курсъ въ Оксфорд. Двадцати осьми лтъ и холостой, онъ до сихъ поръ былъ пасторомъ въ многолюдномъ приход большого мануфактурнаго города и, по слухамъ, сдлалъ тамъ чудеса, въ смысл очеловченія мстныхъ обитателей, проводившихъ всю свою жизнь между тюрьмой и кабакомъ. Представленные имъ аттестаты выставляли его добрымъ, энергичнымъ человкомъ, набожнымъ христіаниномъ и благороднымъ джентельмэномъ, если у него былъ какой-нибудь недостатокъ, то, по словамъ ректора, у котораго онъ досел былъ викаріемъ, только слишкомъ доброе сердце, подвергавшее его опасности быть обманутымъ хитрыми лицемрами. Но тюремная дятельность должна была, конечно, излечить отъ этой слабости.
Призванный передъ избирателями для объявленія ему результата голосованія, Майкль Кристи произвелъ на всхъ прекрасное впечатлніе. На маленькую, поздравительную рчь предсдателя онъ ничего не отвчалъ, а только скромно, почтительно поклонился. Онъ былъ довольно высокаго роста, блокурый, съ большимъ лбомъ, ясными голубыми глазами, небольшими баками, свтлымъ цвтомъ лица и добрымъ, мягкимъ выраженіемъ. Вмст съ тмъ, его мужественная осанка и широкія плечи обнаруживали мускульную силу, развитую атлетическими упражненіями.
Смотря на него, одинъ изъ младшихъ судей вспомнилъ, что въ Оксфорд былъ одинъ Кристи, прекрасно игравшій въ крикетъ, и, подойдя къ новому пастору, сказалъ:
— Мы съ вами, наврное, встрчались въ Оксфорд? Вы игрывали въ крикетъ?
— Да, отвчалъ Майкль съ улыбкой: — но это было такъ давно.
— Я васъ отлично помню. Не правда ли, былъ еще и другой Кристи?
— Да, мой старшій братъ, онъ служитъ въ 12-мъ драгунскомъ полку.
— Такъ, такъ. Я его недавно видлъ въ Брайтон, гд стоитъ его полкъ. Это отличный малый. Онъ, кажется, говорилъ мн, что вы принадлежите къ семь Кристи въ Лилькольншир.
— Да. Мой отецъ, пасторъ въ Ашом, былъ братъ сэра Вемиса Кристи изъ Оклея, и такъ какъ у сэра Вемиса только одна дочь, то мой братъ Франкъ его наслдникъ.
— Конечно. Очень… очень радъ васъ видть, мой отецъ и сэръ Вемисъ старые друзья. Они годами сидятъ рядомъ въ парламент. Меня зовутъ Армстронгъ и мы съ вами часто будемъ встрчаться, я одинъ изъ попечителей тюрьмы. Вы, конечно, будете обдать со всми нами сегодня въ ‘Корон’. Ну, теперь до свиданія.
Гью Армстронгъ, молодой сквайръ, страстно любившій охоту на фазановъ и лисицъ, любезно кивнулъ головой и отправился въ залу суда, гд должно было тотчасъ открыться засданіе, а Майкль Кристи медленно сошелъ по лстниц, кишвшей адвокатами, свидтелями и полицейскими. Обвиняемые были только-что привезены въ карет изъ тюрьмы и на подъзд толпа мальчишекъ и звакъ осыпала ихъ шутками, смхомъ, бранью.
Это грустное зрлище взволновало Кристи. Онъ хотлъ даже вернуться и присутствовать при суд надъ этими несчастными, отнын составлявшими его духовную паству. Такимъ образомъ, онъ могъ бы сразу узнать ихъ характеръ изъ свидтельскихъ показаній и, если возможно, сказать имъ слово утшенія тотчасъ посл объявленія приговора. Но потомъ онъ разсудилъ, что лучше ему составить понятіе о каждомъ изъ арестантовъ посл личнаго наблюденія, а не подъ вліяніемъ громовой рчи обвинителя или злобныхъ отвтовъ свидтелей, что же касается до утшенія, то онъ сказалъ себ, что одиночество и безмолвное созерцаніе, быть можетъ, лучшіе товарищи человка, только-что пораженнаго ударами закона. Поэтому, тяжело вздохнувъ, онъ перешелъ черезъ торговую площадь, залитую солнечными лучами, и направилъ шаги къ своему новому жилищу, массивныя срыя стны котораго онъ видлъ утромъ изъ вагона, подъзжая къ Толминстеру.
Окружная тюрьма графства Истшира была новой, образцовой тюрьмой, но по вншности походила на древнюю крпость. Построенная изъ сраго камня на возвышеніи, въ четверти мили отъ Толминстера, она царила надъ всмъ городомъ и, въ свтлую лунную ночь, казалась чудовищнымъ часовымъ, оберегавшимъ мирный сонъ жителей. Къ ней вела широкая шоссейная дорога, средняя башня фасада была окружена двумя острыми минаретами, а надъ большими, массивными черными воротами красовалась ршетка, опускавшаяся въ средневковыхъ замкахъ во время осады. По обимъ сторонамъ этихъ воротъ, которыя открывались только для пропуска тюремной кареты съ арестантами (остальные экипажи останавливались на шоссе), возвышались два небольшихъ флигеля, правый служилъ жилищемъ директору тюрьмы, лвый — пастору. Передъ каждымъ изъ этихъ домовъ находились палисадникъ и небольшая деревянная галлерея, украшенная розами и вьющимися растеніями. Кром того, къ окнамъ были придланы маленькія балкончики для цвтовъ и хотя осень была уже на исход, но въ саду и дом директора весело цвли гераніи, гвоздика, и блыя розы. Напротивъ, жилище пастора поразило Кристи своимъ мрачнымъ, обнаженнымъ видомъ, онъ еще не зналъ, что его предшественникъ, мистеръ Джабботъ, не былъ поклонникомъ красоты въ какомъ бы то ни было вид.
Служанка отворила дверь новому пастору и провела его въ кабинетъ, гд краснощекій, толстый Джабботъ, безъ сюртука и въ одной рубашк укладывалъ книги въ ящикъ. Онъ пыхтлъ и жаловался сквозь зубы на свою судьбу. Увидавъ Кристи, онъ извинился, что не былъ на выборахъ и не поздравилъ его первымъ, но какъ могъ человкъ вести себя по всмъ правиламъ свтскаго приличія, имя такую жену, какъ мистрисъ Джабботъ, которая ухала съ дтьми въ Маргэръ, предоставивъ ему разсчитаться съ лавочникомъ и уложить вещи? Онъ былъ убжденъ, что ни у кого на свт не было столько хлопотъ, такъ что около двухъ недль онъ не имлъ времени даже постить ни одного арестанта. Потомъ, выразивъ, что день, въ который онъ покинетъ Толминстеръ, будетъ самымъ грустнымъ во всей его жизни, Джабботъ предложилъ своему преемнику выпить стаканъ хереса.
Майкль Кристи сочувственно отнесся къ горестному положенію почтеннаго пастора и предложилъ помочь ему въ укладк книгъ, но, повидимому, Джабботъ былъ очень радъ случаю отдлаться отъ этихъ несносныхъ книгъ и, усвшись съ своимъ гостемъ у камина, приказалъ служанк принести вина. Когда явился хересъ, онъ выпилъ стаканъ и пустился въ длинную, но безпорядочную іереміаду насчетъ своего десятилтняго пребыванія въ этой проклятой тюрьм, изъ которой онъ давно бы ушелъ, еслибы могъ ране найти такое выгодное пасторское мсто, какое теперь досталось на его долю. По его словамъ, капитанъ Кизеръ, директоръ тюрьмы, былъ человкъ дерзкій, вспыльчивый, самоуправный, съ которымъ никто не могъ ужиться. Докторъ былъ не лучше, и притомъ атеистъ. Они оба играли въ одну игру. Попечители были люди добронамренные, но они не могли за всмъ услдить и, конечно, еслибы имъ была извстна половина всей правды, то произошелъ бы страшный скандалъ. Человкъ, никогда не живавшій въ тюрьм, не можетъ себ представить, что могутъ длать люди, облеченные общественнымъ довріемъ. Въ виду всего этого, онъ былъ очень радъ умыть руки и стряхнуть пыль съ своихъ ногъ.
Затмъ, мистеръ Джабботъ выпилъ второй стаканъ хереса и перешелъ къ арестантамъ.
Конечно, были арестанты и хорошіе и худые, но онъ плохо врилъ въ исправленіе людей, однажды попавшихъ въ тюрьму, это было все равно, что сдлать гнилое яблоко свжимъ. Изъ своего долгаго опыта, онъ вывелъ заключеніе, что арестанты, казавшіеся худшими, были лучшіе и обратно. Еслибы ему давали волю, то онъ могъ бы сдлать что-нибудь хорошее, но ему мшали на каждомъ шагу и вообще положеніе тюремнаго пастора было самое жалкое, вс были противъ него и онъ не могъ сдлать ни одного шага безъ систематической оппозиціи.
Майкль Кристи былъ приведенъ въ тупикъ словами своего предшественника. Онъ самъ искалъ этого мста, думая, что можетъ принести большую пользу, и если ждалъ оппозиціи своимъ благимъ намреніямъ, то лишь отъ самихъ арестантовъ, а не отъ начальства. Однако, сомннія его продолжались не боле минуты. Здравый смыслъ подсказалъ ему, что горькая іереміада почтеннаго пастора была основана на личныхъ неудовольствіяхъ, а потому онъ не обращалъ боле вниманія на слова Джаббота.
Когда пробило шесть часовъ, то почтенный пасторъ поспшно вскочилъ, говоря, что пора одваться къ обду и общая окончить на другой день свои наставленія молодому преемнику.
— Вамъ придется спать одну ночь въ гостинниц, прибавилъ онъ:— здсь у меня слишкомъ большой безпорядокъ. Завтра утромъ я вамъ покажу тюрьму и передамъ книги, а также мои личныя замтки объ арестантахъ, хотя я не считалъ нужнымъ много записывать. Арестанты всегда врутъ о себ, а свое собственное впечатлніе запомнишь и безъ всякой записки въ книгу.
— Однако, я съ большимъ удовольствіемъ прочту ваши замтки объ интересныхъ паціентахъ, замтилъ Кристи.
— Вы совершенно ошибаетесь, ожидая встртить интересныхъ арестантовъ. Если вы останетесь здсь столько же, сколько я, чего я вамъ вовсе не желаю, то увидите, что все это вздоръ! Вс они разсказываютъ одну и туже старую исторію соблазна, пьянства и обольщенія. Женщины плачутъ, а мужчины хнычатъ, и т и другіе жалуются на друзей, научившихъ ихъ злу. Если же попадется убійца, то онъ усердно читаетъ библію, надясь, что ему выхлопочутъ помилованіе.
— Кажется, и теперь содержится здсь арестантъ, обвиняемый въ убійств? спросилъ Майкль, которому становилась уже противна болтовня стараго пастора.
— Да, его будутъ судить въ слдующую сессію, но это исторія самая обыкновенная: ссора и драка съ лсниками изъ-за охоты въ недозволенномъ мст. Несчастнаго повсятъ, и по дломъ. Потомъ у насъ сидитъ Маргарита Фильдъ, пытавшаяся убить красавицу миссъ Греамъ, невсту полковника Форстера.
— Я читалъ эту исторію въ газетахъ, замтилъ Майкль: — она, кажется, напала на миссъ Греамъ въ кузниц и ударила ее раскаленными желзными щипцами.
— Да, ослпила ее, прибавилъ Джабботъ:— по правд сказать, Кристи, дло это необыкновенное. Она, повидимому, получила хорошее воспитаніе, но ведетъ себя, какъ вдьма. Въ первое мое посщеніе, она мн наплевала въ лицо.
— Давно она ожидаетъ суда?
— Три мсяца, и еще ей придется ждать четыре, но чмъ доле она здсь, тмъ становится хуже. Я никогда не видывалъ въ женщин такой ужасной злобы, такого дьявольскаго упорства и такого бшенства.
Майкль Кристи молча покачалъ головой.
Уже было пора идти на судейскій обдъ и оба пастора отправились въ гостинницу ‘Корона’.
На обд въ ‘Корон’ присутствовало до тридцати судей, адвокатовъ и мстныхъ вліятельныхъ особъ. Обвинители, громившіе несчастныхъ подсудимыхъ, защитники, доказывавшіе ихъ невинность, и судьи, постановившіе приговоры, забывали вс свои распри за веселой трапезой и шумной бесдой.
Майкль Кристи сидлъ рядомъ съ мистеромъ Армстронгомъ. Передъ обдомъ, его оффиціально представили предсдателю сессіи, лорду намстнику, маркизу Истширу, который подалъ голосъ противъ него. Онъ занималъ мсто во многихъ министерствахъ и достигъ того возраста, когда старые политики становятся добрыми и любезными ко всмъ. Майкля тронули его снисходительная, отеческая манера и добродушный юморъ. Такъ, бросивъ лукавый взглядъ на круглое лицо и толстую фигуру мистера Джаббота, лордъ Истширъ замтилъ, обращаясь къ его молодому преемнику:
— Кажется, нашъ климатъ дурно подйствовалъ на мистера Джаббота. Я надюсь, что онъ лучше повліяетъ на васъ.
Во время обда не случилось ничего необыкновеннаго и только за дессертомъ вс съ удивленіемъ узнали, что Майкль Кристи былъ не женатъ. Тюремный пасторъ никогда не долженъ быть холостякомъ.
— Вдь въ объявленіи, напечатанномъ въ мстной газет и въ лондонскомъ ‘Guardian’, замтилъ Армстронгъ: — было поставлено непремннымъ условіемъ, чтобы кандидаты были женатые люди.
Майкль покраснлъ отъ сознанія, что вс взгляды обращены на него съ улыбкой, и сталъ уврять, что въ объявленіи не было сказано ничего такого. Въ доказательство своихъ словъ, онъ просилъ тотчасъ одного изъ слугъ принести мстную газету. Черезъ нсколько минутъ, требуемый нумеръ ‘Eastshire Chronicle‘, былъ во всхъ рукахъ и, дйствительно, объявленіе ничего не говорило о семейномъ положеніи кандидата. Очевидно, секретарь сессіи, мистеръ Фидлеръ, пропустилъ по ошибк это необходимое условіе. Однако, кто-то замтилъ, что мистеръ Фидлеръ никогда не ошибался, и что въ послднее время онъ лежалъ въ подагр, а его обязанность исполнялъ его писецъ Джайльсъ. Такимъ образомъ, виновнымъ оказался не секретарь, а секретарь секретаря.
Майкль поспшилъ объявить, что если онъ избранъ по недоразумнію, то готовъ отказаться отъ своего мста, но эти слова произвели общій смхъ.
— Не для чего вамъ подавать въ отставку, эту ошибку легко исправить, сказалъ лордъ Истширъ.
— Какъ, милордъ, женитьбой? спросилъ испуганный Майкль.
— Если вамъ это не противно, отвчалъ старый аристократъ, серьзно кланяясь, и все общество громко захохотало.
— Только не влюбитесь въ одну изъ арестантокъ, мистеръ Кристи, замтилъ краснощекій судья, подмигивая.
— Отчего же нтъ, если онъ будетъ ухаживать за нею съ благороднымъ намреніемъ жениться, произнесъ адвокатъ, считавшійся остроумнйшимъ шутникомъ всего общества.
По необходимости, Майкль долженъ былъ добродушно выслушать вс эти шутки и много еще другихъ. Но, нагнувшись къ своему сосду, онъ спросилъ, дйствительно ли онъ долженъ жениться?
— Нтъ, это необязательно, отвчалъ Армстронгъ: — по старому обычаю, у насъ всегда были женатые пасторы, но овдоввшій пасторъ не былъ обязанъ отказаться отъ мста и, слдовательно, не существовало прямого правила, запрещавшаго холостяку быть тюремнымъ пасторомъ. Однако, я надюсь, что вы не раздляете новыхъ идей о безбрачіи пасторовъ? прибавилъ со смхомъ молодой судья.
— О нтъ, отвчалъ Майкль тмъ же тономъ.
На этомъ прекратился разговоръ и вскор потомъ общество разошлось.
Удаляясь въ свой нумеръ въ гостинниц, гд его ждали веселый огонь въ камин и мягкая постель, новый пасторъ долго не могъ уснуть. Его безпокоилъ вопросъ о женитьб. Очевидно, онъ не могъ жениться, чтобъ сохранить мсто тюремнаго пастора, и въ то же время было немыслимо отказаться отъ этого мста, на основаніи своего безбрачія. Наконецъ, эта дилемма показалась ему до того комичной, что онъ разсмялся и черезъ нсколько минутъ заснулъ крпкимъ сномъ.
На слдующее утро, онъ всталъ рано и, наскоро выпивъ кофе, отправился въ тюрьму, чтобъ поспть къ церковной служб, всегда начинавшейся въ девять съ четвертью часовъ.
Онъ никогда еще бывалъ внутри тюрьмы и имлъ самыя смутныя понятія о томъ, какое зрлище его ожидало. Онъ воображалъ, хотя и сознавая всю нелпость своего представленія, что увидитъ въ церкви ряды скамеекъ, наполненныхъ людьми съ отвратительными лицами, которые толкутся и шумятъ, не слушаясь тюремщиковъ, грубо бранящихъ ихъ въ полголоса. Въ иллюстрированной ‘Жизни Гоарда’ была подобная картина и она теперь витала передъ его глазами, а въ ушахъ его раздавались звяканіе цпей и рыданія несчастныхъ. Дйствительность оказалась во многихъ отношеніяхъ лучше, но въ нкоторыхъ хуже, чмъ онъ ожидалъ.
По уговору съ Джабботомъ, онъ не зашелъ къ нему на домъ, а прямо позвонилъ у главныхъ воротъ тюрьмы. Калитку отворилъ привратникъ въ мундир, чрезвычайно высокаго роста и воинственной осанки. Приложившись къ козырьку фуражки, онъ повелъ пастора черезъ обширный дворъ, въ углу котораго стоялъ арестантскій черный фургонъ, бывшій въ употребленіи наканун. Они взошли по лстниц въ пять или шесть ступеней, дверь передъ ними отворилась и Майкль очутился въ корридор, по обимъ сторонамъ котораго находились дубовыя двери съ блыми надписями. Это была пріемная для постителей, и комнаты директора, его помощника, доктора, попечителей и пастора. Войдя въ послднюю, Майкль не нашелъ въ ней мистера Джаббота и потому проводникъ пошелъ объявить объ его приход.
Комната пастора находилась въ самомъ безпорядочномъ и грязномъ вид. Кристи любилъ аккуратность и чистоту, а потому съ отвращеніемъ увидалъ, что полъ былъ усянъ библіями и казенными книгами, которыя оффиціально велись пасторомъ, подъ совкомъ съ углемъ виднлись псалтыри, а старыя газеты и пустыя жестянки, съ ярлыкомъ ‘Австралійская говядина’, валялись на полкахъ, предназначенныхъ для книгъ. Столъ былъ заваленъ распечатанными и не распечатанными письмами, счетами лавочниковъ, списками арестантовъ, старыми нумерами ‘Полицейской Газеты’, обрывками веревокъ, обломками сухарей, заржавленными стальными перьями и массой религіозныхъ книгъ и брошюръ. Жестяная чернильница была набита зажигательными спичками, а чернила находились въ разбитомъ блюдечк, на камин стояла неоткупоренная бутылка портера и недопитой стаканъ пива. Пустымъ оставалось только кресло подл стола, вся остальная мебель была загромождена вещами, на которыя неудобно было ссть, между прочимъ, горшкомъ съ клеемъ.
Стоя у камина, Майкль нетерпливо считалъ минуты. Уже было десять минутъ десятаго, а Джабботъ все еще не являлся.
Наконецъ, ровно въ девять съ четвертью часовъ, онъ вбжалъ въ комнату, сердитый, запыхавшійся, съ остатками яичнаго желтка на подбородк и держа въ рук свою рясу.
— Я никакъ не могъ найти эпитрахиль, воскликнулъ онъ: — вроятно, мистрисъ Джабботъ увезла ее, здсь часы вс впереди, а мои остановились. Но пойдемте скоре, прибавилъ онъ, выходя въ корридоръ: — вотъ сюда по лстниц, первая дверь направо и послдняя скамья въ галлере.
Майкль неожиданно очутился въ галлере прямо противъ двухсотъ арестантовъ, блдныхъ и неподвижныхъ, какъ статуи.
Человкъ, бывавшей во время службы въ тюремной церкви, никогда не забудетъ вынесенное имъ первое впечатлніе. Сердце сжимается и глаза хотятъ выскочить отъ удивленія.
Подобно всмъ окружнымъ тюрьмамъ въ графствахъ, въ Истширской тюрьм царила одиночная, безмолвная система заключенія. Арестантамъ было воспрещено нетолько говорить другъ съ другомъ, но даже видть одинъ другого. По выход изъ своей кельи, они надвали длинные колпаки, которые скрывали ихъ лица, какъ маски, только для глазъ были сдланы отверстія, каждый изъ нихъ носилъ на лвой сторон груди мдную круглую бляху съ обозначеніемъ черными буквами и цифрами его отдленія, палаты и кельи (напримръ: А. I/6) Войдя въ свою отдльную, огороженную клтку въ церкви, арестантъ затворялъ за собою дверь и вывшивалъ свою бляху на крючокъ надъ головою. Вс эти бляхи были такъ хорошо вычищены, что даже въ т дни, когда не свтило солнце, он блестли какъ рефлекторы.
Порядокъ вывода арестантовъ изъ келій и слдованія ихъ въ церковь не дозволялъ имъ войти въ разговоръ между собою, не обративъ на себя вниманія тюремщиковъ. Сторожъ быстро отпиралъ двери всхъ келій, арестанты выходили и шли одинъ за другимъ на разстояніи пяти футовъ, подъ наблюденіемъ другихъ сторожей, стоявшихъ въ галлереяхъ и на мостикахъ, соединяющихъ различныя палаты одного отдленія, достигнувъ церкви, они безъ шума и безпорядка входили каждый въ свою клтку или ложу. Арестанты должны были держать ухо остро, ибо замшательство одного заставляло останавливаться длинный рядъ, слдовавшій за нимъ. Если кто-нибудь разсянно или нарочно догонялъ человка, шедшаго передъ нимъ, то подвергался заключенію на день въ карцер на хлбъ и воду. Очутившись въ своей клтк, дверь которой тотчасъ запиралась на замокъ съ пружиною, арестантъ видлъ только прямо передъ собою и не могъ никуда выйти безъ помощи сторожа, который, повернувъ кнопку, отпиралъ разомъ двери цлаго яруса клтокъ. На обихъ сторонахъ церкви такихъ ярусовъ было по десяти, возвышавшихся одинъ надъ другимъ и въ каждомъ ярус по двадцати клтокъ, такъ что всего было четыреста мстъ. Посреди церкви оставленъ былъ проходъ, раздленный стной въ десять футовъ вышины, съ двойной цлью — помшать арестантамъ праваго крыла церкви видть своихъ товарищей лваго крыла, которые входили въ церковь въ одно время въ сосднюю дверь, и тмъ, которые находились въ верхнихъ рядахъ, видть головы арестантовъ, помщавшихся въ крайнихъ клткахъ нижняго яруса. Однако, за исключеніемъ эпохи избирательной суматохи въ Толминстер, въ тюрьм никогда не бывало боле двухсотъ человкъ, а потому верхніе ярусы въ церкви оставались постоянно пустыми.
Майкль Кристи занялъ мсто, отведенное для пастора на галлере, перескавшей поперекъ церковь надъ престоломъ. Такихъ мстъ было три, среднее предназначалось для директора, лвое для его помощника и правое для пастора. Въ каждомъ изъ этихъ отдленій могло помститься до двнадцати человкъ, такъ что, съ согласія директора, постители тюрьмы всегда могли найти себ тутъ мстечко.
Съ галлереи ясно было видно въ лицо всхъ арестантовъ, а потому въ каждой изъ устроенныхъ тамъ ложъ было отведено особое мсто для тюремщика, который записывалъ на грифельной доск имена арестантовъ, нарушившихъ чмъ-либо установленный порядокъ. Другіе тюремщики стояли внизу въ проход по об стороны перегородки и подл каедры, возвышавшейся въ нсколькихъ шагахъ отъ алтаря. Такимъ образомъ, куда ни поглядлъ бы арестантъ, отовсюду слдили за нимъ зоркіе глаза, не пропускавшіе ни малйшаго его движенія, а уши тюремщиковъ старательно прислушивались ко всякому звуку, который могъ обнаружить попытку арестантовъ разговаривать между собою шепотомъ или стукомъ въ перегородку. Требованіе, чтобъ заключенные не сообщали ничего другъ другу даже знаками, обусловливалось малымъ количествомъ тюремщиковъ. Ихъ всего было пятнадцать, а арестантовъ двсти человкъ, въ томъ числ нсколько отчаянныхъ злодевъ. Поэтому малйшее послабленіе насчетъ обязательнаго безмолвія могло повести къ заговору и бунту. Языкъ самое могучее орудіе заключеннаго, сдлайте его нмымъ и онъ становится безпомощнымъ.
Пока Майкль Кристи, съ невольной лихорадочной дрожью, оглядывалъ свою новую паству, Мистеръ Джабботъ вошелъ на каедру и, опустившись на колни, закрылъ лицо руками. Эта предварительная безмолвная молитва позволила Майклю замтить, что арестанты раздлялись на категоріи, обозначаемыя различной одеждой. Нижній этажъ налво былъ занятъ подслдственными арестантами, ожидавшими еще суда, нкоторые изъ нихъ были въ срыхъ курткахъ и такихъ же панталонахъ и жилет, а другіе въ своей собственной одежд. Между ними виднлись: пхотный солдатъ въ красномъ мундир и конный артиллеристъ въ красивой куртк съ шитьемъ. Во второмъ этаж, на той же сторон, помщались люди, частью старики, неприговоренные къ каторжной работ перваго и второго класса, ихъ одежда верблюжьяго цвта отличалась діагональными черными полосами, на манеръ зебры. Вс остальные, приговоренные къ каторжной работ или къ продолжительному тюремному заключенію и дожидавшіеся перевода въ другую тюрьму, были въ желто-коричневой одежд, отвратительной на взглядъ. Нижній ярусъ направо былъ занятъ женщинами, которыхъ было всего двнадцать, на нихъ были клтчатыя платья, синія съ блымъ, и ужасныя соломенныя шляпы безъ всякаго украшенія. Въ углу церкви, въ особомъ отдленіи за занавской, сидли: смотрительница женской тюрьмы и одна изъ ея помощницъ, которыя слдили за арестантками, казавшимися, по блуждающимъ глазамъ и нахально дерзкому выраженію лица, отвратительне арестантовъ.
Дйствительно, преобладающимъ выраженіемъ на лицахъ мужчинъ было не равнодушіе или вызывающая дерзость, а забитая апатія. Тамъ и сямъ какой-нибудь юноша бросалъ по сторонамъ блестящіе взгляды, какъ птица, запертая въ клтк, и нсколько пожилыхъ арестантовъ глядли въ пространство, какъ идіоты. Но большинство, повидимому, пришло къ убжденію, что съ тюремной дисциплиной шутить нельзя и смиренно преклоняли свои шеи подъ желзное ярмо. Они подобострастно поглядывали на тюремщиковъ, и какъ бы опасались прикоснуться къ молитвенникамъ изъ боязни, что шелестъ страницъ подвергнетъ ихъ какой-нибудь непріятности.
Майкль Кристи задернулъ красныя занавски на галлере, чувствуя, что иначе онъ не будетъ въ состояніи молиться. Между тмъ, пасторъ началъ службу, которая продолжалась не боле двадцати минутъ, такъ онъ торопился, вознося къ небу свои молитвы тономъ оскорбленнаго протеста и почти не давая времени дьячку, скрытому подъ каедрой произносить ‘Аминь’. Очень немногіе арестанты возвышали свои дрожащіе голоса для отвтовъ и никто изъ нихъ не опускался на колни, это было воспрещено, такъ какъ тогда ихъ не было бы видно тюремщикамъ, но имъ дозволялась сидть во время чтенія священнаго писанія. Въ церкви не было органа и гимны плись дьячкомъ, напоминавшимъ своимъ ревомъ здороваго быка. Вся паства подтягивала, и несчастные, какъ бы желая вознаградить себя за постоянное обязательное безмолвіе, во всю глотку орали, ревли, служили, какъ кто умлъ. Страшная какофонія, рзавшая уши посторонняго слушателя, выходила изъ всхъ границъ возможнаго и врядъ ли концертъ гіенъ и шакаловъ произвелъ бы такое раздирающее дйствіе на нервы Майкля Кристи.
По окончаніи службы, Джабботъ быстро исчезъ, но Майкль остался, отдернулъ занавску и сталъ слдить за уходомъ изъ церкви арестантовъ. Старшій тюремщикъ, сидвшій на галлере подл возвышеннаго мста директора, прежде всего скомандовалъ: ‘колпаки надвать’. И арестанты мгновенно сняли съ крючковъ бляхи, прицпили ихъ себ на грудь и надли на голову и лицо колпаки, такъ что вдругъ вс ложи оказались занятыми людьми въ маскахъ. Старшій тюремщикъ, убдившись, что никто не ослушался приказанія, далъ знакъ своимъ помощникамъ, стоявшимъ внизу, и началъ, играя кнопками, отпирать постепенно двери одного яруса, потомъ другого и такъ дале. Сигналъ къ выходу подавался по телеграфу. Для этого, старшій тюремщикъ дергалъ подобающія нити, приводившія въ движеніе два вертящіяся блыя колеса, на которыхъ выскакивали черныя буквы и нумера. Правое колесо означало этажъ (на этажахъ были выставлены буквы, а на каждой лож нумеръ), и обращалось въ двадцать разъ тише лваго, которое указывало нумеръ ложи. Такимъ образомъ, каждый арестантъ, зная свою букву и нумеръ, только слдилъ за появленіемъ на телеграф своей клтки и тогда, толкнувъ дверь, быстро уходилъ, соразмряя пятифутовую дистанцію отъ товарища, шедшаго передъ нимъ. Единственная задержка происходила отъ того, что нкоторые изъ арестантовъ были неграматны или близоруки и тюремщики имъ кричали: ‘Эй, А. 2.20, выходи скоре’! Однако, при всемъ этомъ, въ десять минутъ церковь была очищена и во всемъ зданіи тюрьмы сталъ раздаваться шумъ дверей, затворявшихся за арестантами, входившими въ свои келіи, откуда они снова вскор должны были отправиться по новой команд на различныя работы.
Майкль Кристи вышелъ изъ церкви, грустно пораженный виденнымъ зрлищемъ. У подножія лстницы онъ встртилъ худощаваго высокаго роста человка, съ большимъ горбатымъ носомъ, чрезвычайно похожаго на герцога Велингтона. Это былъ капитанъ Кизеръ, директоръ тюрьмы.
Онъ поджидалъ пастора, желая познакомиться съ нимъ наедин, изъ боязни присутствія третьихъ лицъ, такъ онъ былъ застнчивъ и пугливъ. Кром титула капитана, въ немъ не было ничего военнаго. Онъ былъ чрезвычайно нервный и постоянно судорожно ворочалъ шеей, какъ бы пытаясь выскочить изъ своей туго накрахмаленной рубашки. Во время разговора, его длинныя сухія руки всегда трепали маншеты или отвороты сюртука. Онъ вчно мигалъ глазами, какъ сова днемъ, а его блдныя, крпко сжатыя губы, казалось, не умли улыбаться. На макушк у него красовалась необыкновенно высокая, дурно приглаженная черная шляпа, а на ше — оранжевая шелковая косынка съ блыми разводами. Такого галстуха нельзя было увидть ни на комъ другомъ. Онъ имлъ привычку постоянно глядть на свои сапоги, точно размышляя съ грустью о заплаченной за нихъ слишкомъ дорогой цн. Общее выраженіе его лица было какое-то потерянное, печальное, какъ будто онъ столько видлъ зла въ жизни, что никакая гадость его не удивитъ. Однако, несмотря на все это, Майклю показалось, что въ мягкомъ тон его голоса проглядывало доброе сердце, и онъ почувствовалъ къ нему невольную симпатію. Они поздоровались и, съ этой минуты, стали друзьями.
Капитанъ Кизеръ высказалъ готовность показать Майклю тюрьму, если Джабботу не хватитъ времени, и просилъ назначить для этого удобный часъ, предлагая, съ своей стороны, 1 часъ и приглашая потомъ въ половин второго къ себ на завтракъ, чтобъ познакомиться съ мистрисъ Кизеръ. Но въ то время, какъ онъ еще говорилъ, въ корридор показался Джабботъ, бжавшій въ попыхахъ, размахивая руками, словно за нимъ гнались невидимые враги.
— Пойдемте, Кристи, воскликнулъ онъ недовольнымъ тономъ:— я ду съ двнадцати-часовымъ поздомъ, а мн еще много надо вамъ сказать.
При появленіи Джаббота, капитанъ Кизеръ мгновенно стушевался, какъ скромный аистъ, завидвъ шумнаго птуха, а почтенный пасторъ поспшно повелъ Майкла въ свою комнату.
— Директоръ всегда суется не въ свое дло, сказалъ онъ:— вы вскор увидите, какой это несносный человкъ. Но, однако, займемся. Вотъ тутъ сколько набралось писемъ. Обязанность пастора — читать вс письма, получаемыя или отправляемыя арестантами, и помчать ихъ своей рукой. Но я цлую недлю не могъ найти свободной минуты, чтобъ на нихъ взглянуть.
— Какая жалость, замтилъ Майкль:— сколько несчастныхъ теперь отчаивается, не получая извстій отъ родственниковъ.
— Я не виноватъ! воскликнулъ Джабботъ такимъ тономъ, словно вс были виновны, кром его: — еслибъ у васъ была такая жена, какъ мистрисъ Джабботъ, то вы не могли бы назвать даже собственную душу своею. Она сегодня утромъ мн телеграфируетъ, чтобы я привезъ ей корсетъ, который она забыла, и при этимъ не говоритъ гд.
— Не заняться ли мн прямо этими письмами, сказалъ Кристи, замтивъ, по почтовой марк, на одномъ конверт, что онъ валялся ужь дв недли.
— Да, пожалуйста, а, прочитавъ письма, отмтьте въ книг номеръ арестанта и число полученія каждаго письма, потому что арестантамъ дозволяется только разъ въ три мсяца получать письма и писать самимъ. Вы должны очень строго придерживаться этого правила, а то они легко васъ обманутъ и будутъ писать гораздо чаще. Вотъ въ эту другую книгу вы станете вписывать имена и приговоры арестантовъ, подробности ихъ преступленій, числа, въ которыя вы ихъ посщали, и свои замтки объ ихъ нравственномъ состояніи, т. е. когда у нихъ есть нравственное состояніе.
— Разв число посщеній пастора ограничено? спросилъ Майкль, замтивъ, что въ книгу записано очень мало визитовъ Джаббота.
— Напротивъ, отвчалъ почтенный пасторъ, тяжело вздыхая: — еслибъ вы слдовали правиламъ, то вчно торчали бы въ кельяхъ и не имли бы ни минуты свободной для ды и сна. Между другими нелпыми правилами, существуетъ одно, обязывающее пастора идти къ арестанту во всякое время, когда негодяй вздумаетъ его обезпокоить. Однако, вы вскор научитесь, какъ обходить эти правила, и будете посщать арестантовъ только въ удобныя для васъ минуты. Есть, напримръ, такіе молодцы, къ которымъ никогда не слдуетъ ходить.
— Какіе это именно? спросилъ новый пасторъ.
— Неисправимые бродяги и мелкіе воришки, отвчалъ Джабботъ, шныряя по всмъ угламъ комнаты:— какая польза бесдовать съ человкомъ, который является въ тюрьму двнадцать разъ въ году и смется надъ вами за спиною? Большинство этихъ негодяевъ не уметъ ни писать, ни читать и они смотрятъ на тюрьму, какъ на гостинницу, гд занимаютъ комнату въ дурную погоду. Чтобы обратить ихъ на путь истины, необходимо приставить къ каждому по особому миссіонеру, да и тотъ не справится ране года, проповдуя день и ночь. Впрочемъ, вы сейчасъ увидите ихъ воочію. Пасторъ долженъ допросить арестантовъ на другой день посл ихъ поступленія въ тюрьму и я велю позвать вчерашній пріемъ.
Джабботъ позвонилъ и въ комнату вошелъ сторожъ, держа въ рук листокъ синей бумаги.
— Это списокъ новыхъ арестантовъ, Трешеръ? спросилъ пасторъ:— да, да: трое мужчинъ и одна женщина. Введите ихъ по одному.
Мистеръ Джабботъ слъ къ столу и открылъ большую книгу, а Майкль остался стоять у камина, повернувшись спиною къ огню. Черезъ нсколько минутъ, сторожъ ввелъ въ дверь болзненнаго юношу, лтъ восемнадцати, съ коротко обстриженными волосами и въ желто-коричневой тюремной одежд.
— Три мсяца каторжной работы за пьянство и оскорбленіе полиціи, воскликнулъ торжественно мистеръ Джабботъ, глядя въ арестантскій списокъ.— Отчего вы не можете оставить полицію въ поко, Вильямъ Гокеръ?
— Отчего полиція меня не оставляетъ въ поко, сэръ? отвчалъ арестантъ мрачно.
— Полиція учреждена для наказанія негодяевъ и вы обязаны ей повиноваться, какъ говоритъ Св. Павелъ въ одной глав, которую найдете вы въ Библіи, рзко произнесъ Джабботъ:— возьмите вотъ въ углу Библію и псалтырь. Вы, Вильямъ Гокеръ, уже въ третій разъ въ тюрьм. Если вы не исправитесь, вы кончите на вислиц.
Вильямъ провелъ рукой по голов, какъ бы стараясь схватиться за вихры, что было невозможно при короткой стрижк, и молча удалился. Слдующій арестантъ объявилъ, что онъ глухъ и неграматенъ. Это былъ старый бродяга лтъ шестидесяти, сдой, сгорбленный, но на взглядъ безвредный.
— Батюшка мой! это опять вы, Джонъ Треджетъ! воскликнулъ Джабботъ, откидываясь на спинку:— я уже васъ, кажется, вижу въ двадцатый разъ. Вы снова принялись за свою старую игру — вы двадцать одинъ годъ бродяжничали и проводили ночи подъ стогами сна.
— Я глухъ и неграматенъ, сэръ, повторилъ Джонъ, поднося об руки къ ушамъ:— мн тяжело работать отъ ревматизма. У меня онъ ужасно разгулялся въ это дождливое время.
— Да, да, вы притворяетесь глухимъ, чтобы не слышать брани, которую вы вполн заслужили, продолжалъ Джабботъ, махая рукою:— вы говорите, что не умете читать, такъ возьмите Библію и вы увидите, что она научитъ васъ добру боле всхъ другихъ книгъ. По крайней мр… ахъ, да вы не граматны, значитъ, вамъ напрасно и давать Библію. Ну, убирайтесь вонъ.
Черезъ минуту, мсто Джона занялъ маленькій мальчикъ, протиравшій глаза руками, въ тюремной одежд верблюжьяго цвта съ черными полосами и въ громадныхъ, сваливавшихся съ его ногъ башмакахъ.
— А, Гарри Ноксъ! вы присуждены къ четырнадцати днямъ заключенія и двнадцати ударамъ розги за кражу яблоковъ, произнесъ почтенный пасторъ съ видимымъ удовольствіемъ:— я очень радъ, что васъ выскутъ, Гарри Ноксъ. Вамъ это будетъ. очень полезно.
— Ай! ай! ай! провизжалъ мальчикъ.
— Мальчишки, крадущіе яблоки, должны ждать за это здоровой порки, продожалъ Джабботъ:— меня самого въ дтств учителя скли и это мн принесло много пользы. Я, право, не знаю, чтобы изъ меня вышло, еслибы меня не скли.
Майкль Кристи отвернулся, чтобы скрыть улыбку, а Гарри Ноксъ промолвилъ, всхлипывая, что еслибы его простили на этотъ разъ, то онъ никогда боле не провинится. Но мистеръ Джабботъ былъ неумолимъ, тмъ боле, что онъ не имлъ никакого права измнять приговора.
— Я васъ не простилъ бы, сэръ, еслибы и могъ. Возьмите Библію и, вернувшись въ свою келью, встаньте на колни и помолитесь Богу, чтобы розги сдлали васъ хорошимъ мальчикомъ.
Посл выхода Гарри Нокса прошло нсколько минутъ и когда снова отворилась дверь, то на порог показалась очень приличная и красивая дама, лтъ тридцати, въ пунцовомъ шерстяномъ плать, съ блыми рукавчиками и воротничкомъ, на ше у нея красовался голубой бантъ. Она слегка поклонилась Майклю и мистеръ Джабботъ представилъ ее, какъ мистрисъ Бэли, смотрительницу женскаго отдленія тюрьмы. Это была совершенно не такая женщина, какую можно себ представить на подобномъ мст. Она была слишкомъ молода, весела и красива для такой должности. Ея каштановые волосы были кокетливо причесаны, она отличалась розовымъ цвтомъ лица, блыми ручками и маленькими, изящно обутыми ножками. Однако, при боле близкомъ взгляд, легко было обнаружить въ ея глазахъ и верхней губ рзкое, холодное выраженіе, несогласное съ понятіемъ о граціозной, мягкой женской красот. Посл перваго пріятнаго впечатлнія, всегда производимаго красивымъ лицомъ, Майкль Кристи почувствовалъ, самъ ясно не сознавая почему, что онъ желалъ бы видть начальницу тюрьмы совершенно иной женщиной, чмъ мистрисъ Бэли. Онъ сомнвался, сойдется ли онъ когда-нибудь съ нею.
Пасторъ бесдуетъ всегда съ арестантами наедин, но съ арестантками онъ видится въ присутствіи смотрительницы или одной изъ ея помощницъ. Поэтому, мистрисъ Бэли, попросивъ позволенія представить свою новую паціентку, пріотворила дверь и, позвавъ женщину изъ корридора, сама осталась въ комнат, вмсто того, чтобъ уйти, какъ длалъ каждый разъ сторожъ, введя новаго арестанта.
Мэри Дашъ, двушка лтъ двадцати-двухъ, была приговорена къ двухнедльному заключенію въ виду неплатежа штрафа въ 40 шиллинговъ, за оскорбленіе на словахъ почтеннаго лавочника и разбитіе стеколъ въ окн. Она вошла въ комнату, горько плача, но, повидимому, не отъ того, что ее посадили въ тюрьму, а отъ позора, что должна носить уродливую тюремную соломенную шляпу. По-крайней-мр, такъ можно было понять изъ ея невнятныхъ словъ, прерываемыхъ рыданіями.
— Если вы желали носить модныя шляпки, то не слдовало бить оконъ, глубокомысленно замтилъ пасторъ.
— Но лавочпикъ — отецъ моего ребенка, сэръ, произнесла Мэри Дашъ, отирая слезы синимъ коленкоровымъ платкомъ: — я была служанкой въ его дом, пока жена его меня не прогнала, а теперь онъ отказывается мн выдавать хоть что-нибудь на содержаніе ребенка. Онъ подло поступилъ со мною.
— Оставьте платокъ и поднимите голову, Нини, рзко скомандовала мистрисъ Бэли.
— Ну, я надюсь, что двухнедльное заключеніе васъ образумитъ, произнесъ спокойно Джабботъ:— вы увидите, что нельзя безнаказанно нарушать законъ. Вотъ, возьмите библію и молитвенникъ. Да, кстати, мистрисъ Бэли, какъ ведетъ себя сегодня No 15?
— Все такъ-же, сэръ, отвчала смотрительница, выпроводивъ изъ комнаты Нини:— но такъ, какъ она все ничего не стъ, то докторъ Гарди поставилъ ее на больничную порцію: молоко и бульонъ.
— Она попрежнему отказывается идти въ церковь?
— Да, сэръ. Съ нею не стоитъ и говоритъ объ этомъ.
— Это необыкновенный случай и я боюсь, Кристи, что она вамъ дастъ много хлопотъ. No 15 — это Маргарита Фильдъ, о которой я вамъ говорилъ вчера. Ну, мистрисъ Бэли, я узжаю въ двнадцать часовъ и воспользуюсь теперь случаемъ, чтобъ съ вами проститься. Поврьте, что я съ сожалніемъ разстаюсь съ вами.
— Намъ очень жаль, что вы узжаете, сказала мистрисъ Бэли изъ приличія, но очевидно нисколько не чувствуя дйствительнаго сожалнія.
— Мои обязанности впредь будетъ исполнять мистеръ Кристи, прибавилъ величественно Джабботъ:— я увренъ, что вы будете отлично ладить.
Майкль поклонился и мистрисъ Бэли возвратила поклонъ. Но молодой пасторъ снова подумалъ, что много пройдетъ времени прежде, чмъ онъ дружески сойдется съ этой красивой, спокойной и приличной дамой.
— Мистрисъ Бэли препочтенная особа, сказалъ конфиденціально Джабботъ, когда она удалилась изъ комнаты:— она прежде была гувернанткой у лорда Истшира, потомъ вышла замужъ за офицера и уже, оставшись посл его смерти безъ всякихъ средствъ, поступила сюда смотрительницей по рекомендаціи лорда. Ее здсь очень уважаютъ. Она одна въ тюрьм никогда не длала мн непріятностей.
— Добра она до арестантокъ? спросилъ Майкль.
— Она не потакаетъ ихъ глупостямъ и эта лучшая доброта, отвчалъ почтенный пасторъ.
Спустя часъ, Джереми Джабботъ оставилъ навсегда Толминстерскую тюрьму. Онъ такъ торопился, что забылъ зонтикъ. Онъ былъ убжденъ, что опоздаетъ на поздъ, но все же счелъ нужнымъ извиниться передъ своимъ преемникомъ, что не усплъ вполн познакомить его съ рутиной его обязанностей. Въ сущности же, онъ почти ничего ему не сказалъ о дл, и послдній часъ, проведенный имъ дома, былъ посвященъ поискамъ корсета мистрисъ Джабботъ, въ чемъ принялъ, по его просьб, участье и Майкль.
— Я вамъ совтую не жениться, сказалъ онъ на прощанье, уже садясь въ экипажъ:— это необязательно, и васъ только свяжетъ. Ахъ, я, кажется, забылъ ключи. Нтъ, они здсь. Я увренъ, что опоздаю, но, вы не поврите, какъ я радъ ухать отсюда. Прощайте.
Майкль Кристи не ожидалъ, что ему придется безъ всякой подготовки вступить въ отправленіе своей новой обязанности. Онъ разсчитывалъ, что прежній пасторъ останется, по крайней мр, недлю или дв, чтобъ помочь ему на первыхъ порахъ и дать время създить въ его прежнее мстопребываніе, для сдачи пасторской должности и также для взятія своихъ вещей, такъ какъ онъ пріхалъ налегк съ однимъ саквояжемъ. Но вс эти планы были уничтожены поспшнымъ отъздомъ Джаббота и Майкль, прежде всего, отправилъ телеграмму къ своему прежнему ректору, съ извстіемъ о случившемся и съ просьбой выслать немедленно его вещи.
Посл этого, онъ сразу вступилъ въ исполненіе своихъ обязанностей, съ полнымъ сознаніемъ лежавшей на немъ отвтственности. Его очень опечалили слова Джаббота и онъ спрашивалъ себя, удастся ли ему преодолть вс преграды, которыя, повидимому, его ожидали. Эта мысль тмъ боле его тревожила, что домашнія обстоятельства нисколько не заставляли его принять на себя трудную и отвтственную должность тюремнаго пастора. Онъ получалъ отъ Оксфорда степендію въ 250 фунтовъ стерл. и, кром того, имлъ около 3,000 фун. стерл. капитала. Наконецъ, вліятельные родственники постоянно предлагали ему достать выгодное пасторское мсто. Но онъ добровольно отказался отъ этихъ предложеній, и предпочелъ, сначала, быть простымъ приходскимъ пасторомъ въ многолюдномъ город, а теперь, наперекоръ всмъ совтамъ друзей, явился кандидатомъ на мсто тюремнаго пастора въ Толминстер.
До сихъ поръ, жизнь Майкля Кристи была счастливой, лучезарной. Въ дтств, онъ былъ баловнемъ родителей, а потому по ихъ смерти, получилъ воспитаніе въ дом дяди, сэра Вемиса Кристи, бывшаго самымъ добрымъ, внимательнымъ опекуномъ. Потомъ, выйдя изъ университета и поступивъ въ приходскіе пасторы, онъ нашелъ прекраснаго ректора, преданныхъ друзей и благородныхъ покровителей, поддержка и помощь которыхъ во многомъ облегчала его дятельность. Единственную заботу и непріятность въ жизни, которыя онъ досел испытывалъ, составляли постоянныя просьбы денегъ со стороны его брата Франка, который, служа въ арміи, велъ кутежную жизнь, но, горячо любя брата и помня, что мать, умирая поврила Франка ему, хотя онъ и былъ двумя годами его старше, Майкль находилъ большое удовольствіе въ возможности выручать изъ бды веселаго офицера. Такимъ образомъ, онъ привыкъ къ нжной атмосфер счастливой семейной жизни, и естественно, что теперь недостатокъ сочувствія въ окружающихъ его лицахъ могъ очень грустно на него подйствовать. Однако, онъ не впалъ въ уныніе, а, какъ энергичный труженникъ, принялся тотчасъ за дло.
Возвратясь въ свою оффиціальную комнату, Майкль Кристи сталъ поспшно разбирать корреспонденцію арестантовъ, столь запущенную его предшественникомъ. Но ему не пришлось долго заниматься. Его неожиданно постилъ новый пріятель, Гью Армстронгъ, сіяя здоровьемъ и веселостью, въ короткой куртк, замшевыхъ перчаткахъ и съ розой въ петлиц. Онъ объявилъ, что пріхалъ въ тюрьму вмст съ другимъ попечителемъ для обычнаго еженедльнаго осмотра.
— А вы, прибавилъ онъ:— уже осмотрли тюрьму?
— Нтъ еще, отвчалъ Майкль, очищая для Армстронга стулъ передъ каминомъ:— мистеръ Джабботъ только что ухалъ, и я пойду по тюрьм съ директоромъ въ 1 часъ.
— Нтъ, ужь вы лучше пойдите со мною и адмираломъ Вудстокомъ. Мы обойдемъ вс кельи, признаюсь, я очень радъ, что мы, наконецъ, отдлались отъ мистера Джаббота. Я никогда не видывалъ такого непріятнаго, упорнаго и ни къ чему негоднаго человка.
— Онъ находитъ, что здсь работа очень трудная, замтилъ Майкль.
— Конечно, для него трудная, такъ какъ онъ никогда не пытался ее исполнить. Его поведеніе было такимъ скандаломъ, что еслибы онъ во-время не убрался, то намъ пришлось бы его прогнать.
— Я очень радъ, что вы интересуетесь положеніемъ тюрьмы, сказалъ Майкль, желая перемнить разговоръ.
— Да… я очень интересуюсь тюрьмой и вамъ не мшаетъ знать, что хотя попечителей четверо, но дйствуетъ собственно только одинъ, вашъ покорный судья, и если у васъ будетъ какая жалоба, то скажите мн слово и все будетъ сдлано.
— Это полезно знать, замтилъ съ улыбкой Кристи.
— Дло въ томъ, что двое изъ попечителей — мой отецъ и мистеръ Бунни, хлбный торговецъ, стоятъ за мягкія мры, suaviter in modo, но они всегда соглашаются со мною и адмираломъ, а мы придерживаемся энергическихъ мръ, fortiter in re. Что-же касается адмирала, то онъ никогда ничего не длаетъ безъ меня. Однако, конечно, вс мы имемъ одну цль — довести тюрьму до блестящаго положенія.
— Да разв теперь вы ею недовольны?
— Нтъ, въ ней царятъ безпорядокъ и бунтъ, отвчалъ торжественно Армстронгъ.
— Вы меня удивляете, воскликнулъ съ изумленіемъ Майкль.
— Вы были въ церкви во время службы? спросилъ молодой судья.
— Да, и нашелъ, что люди вели себя такъ тихо, какъ я не ожидалъ.
— Гм… а списокъ наказаній, вроятно, намъ скажетъ другую повсть. Я бьюсь объ закладъ, что въ послдніе мсяцы каждый день по нскольку арестантовъ сидло на хлб и вод за разговоръ съ товарищами во время пнія гимновъ. Для этого только они орутъ во всю глотку, а виноватъ въ этомъ милйшій Джабботъ.
— Не можетъ быть! воскликнулъ Майкль:— мистеръ Джабботъ жаловался на свою усталость, но онъ, повидимому, очень горячо стоялъ за строгую дисциплину.
— Все вздоръ! Главная основа хорошей дисциплины въ тюрьм — пасторъ. Когда все идетъ дурно, служащіе ссорятся между собою, а арестанты представляются больными и жалуются на дурную пищу, холодъ и притсненіе сторожей — это прямое доказательство, что пасторъ не понимаетъ своихъ обязанностей. Напротивъ, если арестанты веселы и никогда не наказываются, когда директоръ иметъ время покурить трубку, а докторъ пошутить съ вами — то значитъ пасторъ исполняетъ свое дло.
— А! воскликнулъ Майкль съ жаромъ.
— Да. Вдь директоръ и попечители могутъ только наказывать, а наказаніе, если не смиритъ арестанта, то только длаетъ его хуже. Одинъ пасторъ можетъ уговорить добромъ арестанта вести себя хорошо. Поэтому, Кристи, вамъ предстоитъ много работы и вы можете сдлать много добра.
— Я надюсь, что заслужу ваше одобреніе, отвчалъ Майкль.
— Мы уврены, что у васъ все пойдетъ отлично и вы этимъ окажете намъ большую услугу, потому что мы не желаемъ видть эту тюрьму въ дурномъ положеніи, сказалъ Армстронгъ, вставая:— но пора намъ идти, я слышу, какъ адмиралъ ковыляетъ по корридору съ своей пробочной ногой. Ахъ, да, кстати! прибавилъ онъ, останавливаясь въ дверяхъ:— вы читали въ сегодняшнемъ ‘Times’, что 12-й драгунскій полкъ переводится въ Толминстеръ?
— Полкъ моего брата! воскликнулъ просіявъ Майкль: — я думалъ, что имъ назначено идти въ Кентербюри.
— Это новое распоряженіе военнаго министерства, и полкъ приходитъ сюда немедленно, не дожидаясь весны. Я полагаю, что въ сущности мстныя власти желали удалить этотъ полкъ изъ Брайтона, гд офицеры ужь слишкомъ кутили. Мн даже разсказывали, что мстнымъ депутатамъ было поручено по секрету добиться этого передвиженія.
Лицо Майкля отуманилось и онъ съ безпокойствомъ спросилъ себя, не зналъ ли Армстронгъ чего и объ участіи въ этихъ кутежахъ его брата, который отличался пріятной способностію первымъ попадаться во всякую непріятную исторію. Хотя онъ былъ увренъ, что черезъ нсколько дней получитъ письмо съ просьбою о деньгахъ и клятвеннымъ общаніемъ, что ‘это въ послдній разъ’, но все-же онъ очень обрадовался, что вскор увидитъ брата, тмъ боле, что его личный надзоръ всегда удерживалъ отъ кутежа веселаго офицера.
Между тмъ, Армстронгъ вышелъ въ корридоръ, и Майкль послдовалъ за нимъ. Дойдя до стеклянной двери, передъ которой стояли на часахъ два сторожа, они вступили въ предлы собственно тюрьмы.
Прежде всего, новаго пастора поразили запахъ смолы отъ пакли, которую щипали арестанты, и мрный шумъ медленно вертвшихся мельничныхъ колесъ. Потомъ въ глазахъ у него зарябило отъ блеска мдныхъ и стальныхъ вещей, вычищенныхъ до невозможности.
Каждый, кто видлъ образцовую тюрьму, знаетъ планъ, по которому строятся вс подобныя учрежденія. Единственное между ними различіе происходитъ отъ размра, малыя тюрьмы имютъ видъ креста, а большія — видъ колеса, каждая спица котораго составляетъ особое отдленіе или крыло. Въ Толминстерской тюрьм было четыре такихъ крыла (не считая женскаго отдленія, находившагося совершенно отдльно), изъ которыхъ два шли направо и налво изъ центральнаго купола, составляя вмст громадную галлерею во весь главный корпусъ, 100 ярдовъ длины и 30 ширины, а остальные два, выходя изъ одной точки центра, расходились раструбомъ, на манеръ римской цифры V. Каждое крыло имло три яруса или палаты, съ тридцатью четырьмя кельями, вокругъ двухъ верхнихъ этажей каждаго крыла были устроены галлереи, соединенныя во многихъ мстахъ мостиками. Такимъ образомъ, за неимніемъ половъ, сторожъ, стоя подъ центральнымъ куполомъ, могъ за разъ видть всю тюрьму съ верху до низу.
Нижній полъ былъ вымощенъ красноватыми плитами, галлереи и мосты — аспиднымъ камнемъ. Перила на галлереяхъ, мостахъ и лстницахъ были обшиты сталью и прекрасно блестли, а вс звонки, газовые рожки, водяные краны и всевозможныя кнопки были мдные. Широкій карнизъ, выкрашенный черной и темно-срой красками, окаймлялъ низъ чисто выбленныхъ стнъ. Двери, находившіяся въ углубленіяхъ этихъ толстыхъ стнъ, были также выкрашены въ темно-срый цвтъ. Все сверкало чистотой, везд царило монастырское безмолвіе. По временамъ, проходили на работу арестанты въ маскахъ, или сторожа въ синихъ мундирахъ съ мдными пуговицами, но ихъ шаги не нарушали общаго безмолвія. Только издали доносился шумъ вертящагося мельничнаго колеса и иногда раздавался громкій звонъ колокольчика, означавшій, что одному изъ арестантовъ было что-то нужно. На подобный зовъ тотчасъ откликались сторожа, видвшіе на черной доск съ нумерами, въ какую именно келью надо было идти.
Вс посторонніе постители, осматривавшіе Толминстерскую тюрьму, оставались въ восторг отъ царившаго въ ней порядка, и еслибъ при нихъ заговорили о какомъ-нибудь безпорядк или бунт въ этомъ образцовомъ учрежденіи, то они просто не поврили бы.
Однако, дла, по всей вроятности, шли очень дурно, судя по мрачнымъ взглядамъ адмирала Вудстока, разговаривавшаго съ директоромъ въ центр тюрьмы подъ куполомъ. Это былъ человкъ большого роста, съ краснымъ лицомъ и львиной гривой. Капитанъ Кизеръ нервно дергалъ себя за воротнички и баки, заявляя, что онъ ршительно ничего не понимаетъ. Въ ту минуту, какъ къ нимъ подошли Майкль и Армстронгъ, они толковали объ одномъ неисправимомъ арестант, который въ теченіи трехъ мсяцевъ былъ уже наказанъ разъ шесть и теперь снова попался за ослушаніе и оскорбленіе тюремныхъ властей. Адмиралъ клялся, что надо сдлать на этотъ разъ строгій примръ.
— Здравствуйте, мистеръ Кристи, сказалъ онъ, обращаясь въ новому пастору, котораго видлъ наканун: — вы слышали, Армстронгъ, негодяй, котораго мы посадили въ карцеръ на дв недли въ прошломъ мсяц, снова напроказилъ: оскорбилъ директора, стучалъ своей жестяной чашкой и отказался щипать паклю.
— Мы его проучимъ, отвчалъ Армстронгъ, крутя свои усы.
— Чрезъ десять минутъ обдъ, замтилъ директоръ, смотря на часы:— но мы еще успемъ увидть арестантовъ.
— Хорошо! прикажите сторожу идти впередъ, произнесъ адмиралъ: — Армстронгъ, я на васъ буду опираться, моя нога не надежна.
И они двинулись въ путь, предшествуемые сторожемъ. Капитанъ Кизеръ шелъ позади всхъ, нахлобучивъ свою шляпу на глаза, какъ онъ всегда длалъ, обходя тюрьму. Это придавало его холодному лицу такое страшное, безчеловчное выраженіе, что ни одинъ изъ арестантовъ не смлъ его спросить ни о чемъ, хотя внутреннее доброе чувство всегда побуждало его сдлать для арестантовъ боле того, что было благоразумно.
Перейдя черезъ дворъ, они вошли подъ навсъ, гд двадцать пять человкъ сидли въ открытыхъ клткахъ, какъ въ церкви, и щипали паклю. Другіе двадцать пять арестантовъ, отдленные другъ отъ друга перегородками и держась руками за желзныя перекладины, тихо переступали по ступенямъ большого колеса, обращавшагося съ медленностью тридцати шаговъ въ минуту. Всякому желающему составить себ понятіе объ этомъ утомительномъ и совершенно безполезномъ упражненіи, стоитъ только представить себ, что онъ взбирается на четверенькахъ по лстниц, на которую можно просто взойти въ четверть часа. Арестанты оставались на колес пятнадцать минутъ и потомъ, сойдя на полъ, принимались щипать паклю такъ же въ продолженіи пятнадцати минутъ, потомъ снова возвращались на колесо и такъ дале. Въ этомъ поперемнномъ занятіи, продолжавшемся семь часовъ каждый день, состояла каторжная работа для сотни людей, такъ какъ на другой сторон навса было устроено такое же колесо. Четверо сторожей караулили этихъ многочисленныхъ арестантовъ.
Какъ только приблизились попечители, одинъ изъ надсмотрщиковъ крикнулъ: ‘Судьи, остановите колесо!’ Люди, бывшіе въ эту минуту на колес, поспшно соскочили, и колесо, сдлавъ еще нсколько медленныхъ поворотовъ, остановилось. Между тмъ, судьи, сопровождаемые директоромъ и новымъ пасторомъ, проходили по рядамъ арестантовъ, говоря:
— Есть что сказать? Есть что сказать?
Въ хорошо устроенной тюрьм арестантамъ нечего говорить, и они должны, отдавая честь по военному, отвчать:
— Нтъ, нтъ.
Но здсь попечителей остановили человкъ двадцать изъ арестантовъ съ жалобами, предметы которыхъ могутъ показаться людямъ, незнакомымъ съ тюремной жизнью, совершенно пустыми и мелочными.
Одинъ жаловался, что ему давали нсколько разъ въ недлю испорченный картофель, другой, что у него въ кель было по термометру 5, т. е. на восемь мене установленной по правиламъ температуры. Третій хотлъ послать письмо своимъ родственникамъ и, не умя писать, обратился съ просьбою объ этомъ къ школьному учителю, на обязанности котораго лежитъ писаніе писемъ отъ имени неграматныхъ арестантовъ, и этотъ чиновникъ не обратилъ никакого вниманія на его мольбы. Четвертаго ругалъ сторожъ, пересыпая брань проклятьями, что противно 45 ст. правилъ. Пятый уже съ недлю жалуется, но безуспшно, на то, что газъ выходитъ изъ отверстія въ труб и заражаетъ его келью. Шестого заставили щипать пакли на нсколько унцій боле установленнаго количества, и такъ дале.
Попечители были обязаны нетолько выслушать вс эти показанія, но и разобрать дло, выслушавъ объясненія служащихъ подъ присягою. Они все это записали, но съ видимымъ неудовольствіемъ.
— Всякій разъ такъ, замтилъ Армстронгъ, возвращаясь въ тюрьму, гд раздавался звонокъ къ обду:— намъ съ адмираломъ придется посвятить нсколько часовъ на разсмотрніе всхъ этихъ жалобъ.
— Они только нарочно длаютъ, чтобъ намъ насолить, проклятые разбойники, промолвилъ сквозь зубы адмиралъ.
— Однако, не слдуетъ повару давать скверный картофель, прибавилъ Армстронгъ нетерпливо.
— И если машинистъ не будетъ смотрть за газовыми трубами, то произойдетъ, наконецъ, взрывъ, замтилъ адмиралъ.
— Я желалъ бы привести арестантовъ въ лучшій порядокъ, произнесъ мрачно капитанъ Кизеръ:— но, повидимому, наказанія на нихъ не дйствуютъ.
— Увидимъ, увидимъ, отвчалъ Армстронгъ.
Внутри тюрьмы произведенъ былъ второй инспекторскій смотръ, и, вроятно, еслибъ часъ избрали для этого другой, то жалобъ было бы и тутъ представлено не мене, но теперь вс арестанты были заняты уничтоженіемъ австралійской говядины и картофеля, а потому очень рдкіе имли что нибудь сказать. Нсколько обращиковъ дурного картофеля, представленные воочію, убдили попечителей, что жалобы по этому предмету были не голословны, что же касается до газовыхъ трубъ, то одинъ словоохотливый ирландецъ просилъ адмирала сунуть носъ въ отверстіе трубы и убдиться, что вонь идетъ страшная. Естественно, что открытіе этихъ очевидныхъ безпорядковъ только еще боле сердило судей, и потому несчастному, на котораго жаловался директоръ за ослушаніе и оскорбленіе, грозила, по всей вроятности, участь козла отпущенія, на которомъ начальство сорветъ свою злобу.
Этотъ человкъ помщался въ одной изъ нижнихъ келій и попечители пошли къ нему послднему. Онъ былъ солдатъ, лтъ двадцати-пяти, и его приговорили къ шестимсячному заключенію за грабежъ съ насиліемъ на большой дорог. Онъ уже прежде былъ пять лтъ въ исправительномъ дом и существовало сильное подозрніе, что онъ сидлъ нсколько разъ въ другихъ тюрьмахъ за мелкія кражи. Въ арміи онъ также пользовался самой дурной репутаціей, и, вслдствіе послдняго приговора, его исключили изъ военной службы. Самое лицо этого человка, его толстый носъ, четырехугольныя скулы и нахальный взглядъ доказывали, что онъ презиралъ обычные виды наказанія.
Оказалось, что онъ еще не принялся за свой обдъ и адмиралъ предложилъ, чтобъ его тотчасъ повели въ судейскую комнату для разсмотрнія его дла. Армстронгъ согласился съ этимъ и сказалъ, обращаясь къ Майклю:
— Вы увидите, какъ мы справляемся съ арестантами, которыхъ нельзя смирить нравственными убжденіями. Но я надюсь, что, при вашей помощи, этихъ примровъ будетъ меньше, чмъ во времена Джаббота.
Судейская комната была большая, почти безъ всякой мебели, но съ огромнымъ каминомъ. Попечители услись за столъ, на противоположномъ конц котораго уже помщался мистеръ Фидлеръ, секретарь сессіи. Майкль всталъ у камина.
По привод арестанта, который былъ очень спокоенъ и, казалось, относился слегка къ этому суду, мистеръ Фидлеръ привелъ къ присяг капитана Кизера.
— Этого человка зовутъ Томасъ Пайперъ, началъ директоръ, съ замтнымъ смущеніемъ: — онъ приговоренъ во время лтней сессіи къ шестимсячному заключенію и, съ первой минуты поступленія его въ тюрьму, велъ себя очень дурно. Въ прошломъ мсяц, я жаловался на него вамъ, господа судьи, и вы его подвергли двухнедльному заключенію въ карцеръ. Онъ уже до того времени былъ сажаемъ въ карцеръ мною на день, два и три, а такъ же вами на недлю. Въ прошлую пятницу, онъ отказался щипать паклю и я приказалъ посадить его на день въ карцеръ на хлбъ и на воду. Въ понедльникъ онъ отказался идти на колесо и щипать паклю, когда же тюремщикъ сдлалъ ему выговоръ, то онъ бросилъ въ него жестяной чашкой. Тотчасъ послали за мною и онъ назвалъ меня старымъ дуракомъ…
— Это ложь, я назвалъ сторожа старымъ дуракомъ, а не васъ, перебилъ директора Томасъ Пайперъ.
— Онъ употребилъ еще нсколько другихъ оскорбительныхъ выраженій и, кажется, назвалъ меня мшкомъ съ костями, продолжалъ капитанъ Кизеръ.
Вслдъ затмъ, сторожъ, такъ же подъ присягой, показалъ, что арестантъ бросилъ въ него жестяной чашкой, которая только случайно не попала ему въ голову. Онъ вообще считалъ No 12-й необузданнымъ и неукротимымъ. Онъ рдко встрчалъ такого безпокойнаго арестанта.
— Что вы скажете въ свою защиту, Пайперъ? спросилъ Армстронгъ, который былъ старше адмирала по судейской служб.
— Я скажу, что человкъ не можетъ работать, когда ему не даютъ сть, отвчалъ рзко арестантъ.— Меня посадили въ темную на хлбъ и воду, а потомъ, выведя оттуда, когда я едва стоялъ на ногахъ отъ изнеможенія, послали на колесо. Я не пойду на колесо… не пойду прежде, чмъ не наберу силъ хорошей дой.
— Вы боле ничего не имете сказать? спросилъ Армстронгъ.
— Дайте мн время и я поправлюсь, произнесъ No 12-й жалостнымъ тономъ, замчая на лицахъ судей выраженіе, не общавшее ему ничего хорошаго.
Армстронгъ пошептался съ адмираломъ и торжественно произнесъ:
— Вы думали, что мы испугаемся вашего упорства, но вы ошиблись. Ни темный карцеръ, ни хлбъ и вода на васъ не дйствуютъ, хорошо, мы васъ приговорили къ двадцати ударамъ кошки.
Арестантъ позеленлъ, онъ отворилъ ротъ, но слова замерли у него на устахъ.
— Уберите его, приказалъ Армстронгъ, и сторожъ вывелъ Пайпера изъ комнаты прежде, чмъ онъ усплъ сказать слово противъ приговора, который такъ изумилъ и испугалъ его.
По удаленіи арестанта, Армстронгъ обратился къ Майклю:
— Если докторъ въ тюрьм, то мы тотчасъ же и выпоремъ этого негодяя, наказаніе тмъ дйствительне, чмъ оно быстре слдуетъ за проступкомъ. Мы съ адмираломъ пойдемъ посмотрть на порку и я бы посовтовалъ вамъ, Кристи, отправиться съ нами.
— Нтъ, благодарю васъ, отвчалъ Майкль, вздрогнувъ.
— Я вамъ это совтую не для удовлетворенія простого любопытства. Но если вы никогда не видали кошки въ дйствіи, то вы не будете въ состояніи краснорчиво убждать арестантовъ избгать этого ужаснаго инструмента.
— Пасторъ никогда не можетъ хорошо проповдывать противъ пьянства, если онъ самъ не бывалъ пьянъ, замтилъ адмиралъ.
— Я пойду посмотрть инструментъ и приготовленія къ наказанію, но мн лучше не оставаться во время самаго процесса, отвчалъ Майкль: — буду ли я хладнокровно смотрть на истязаніе несчастнаго или со мною сдлается обморокъ, во всякомъ случа, арестантъ потеряетъ ко мн уваженіе. Мн тамъ не мсто.
— Какъ хотите, произнесъ весело Армстронгъ:— но помните, что черезъ нсколько мсяцевъ вамъ придется присутствовать при смертной казни и потому вамъ надо заране закалить свои нервы. Но, уже часъ, вроятно, докторъ скоро прідетъ.
— Я, кажется, слышу его звонокъ, промолвилъ капитанъ Кнзеръ:— я пойду и посмотрю.
Черезъ нсколько минутъ, докторъ Гарди явился съ директоромъ и объявилъ, что онъ освидтельствовалъ No 12, пощупалъ его пульсъ и нашелъ, что онъ въ состояніи вынести опредленное ему наказаніе. Онъ освидтельствовалъ тоже воришку Гарри Нокса и также призналъ его способнымъ выдержать двнадцать ударовъ розги. Докторъ Гарди былъ маленькій, коренастый человкъ съ чисто выбритымъ лицомъ и сдой круглой, какъ ядро, головой. Онъ былъ порядочный врачъ, веселый шутникъ, радикалъ и скептикъ. Армстронгъ представилъ его пастору и, узнавъ, что Майклю предложили присутствовать при порк, онъ воскликнулъ, качая головой:
— Нтъ, нтъ, онъ былъ бы боленъ посл этого цлую недлю. Вы, сэръ, лимфатико-нервнаго темперамента и легче вынесли бы на своей спин такую операцію, чмъ ея зрлище.
— Я желалъ бы, чтобъ вы, докторъ, сказали мн такой комплиментъ, замтилъ со смхомъ Армстронгъ.
— Ну, извините, вы — лимфатико-сангвиническаго темперамента, Армстронгъ, и кошка васъ уходила бы совсмъ.
— А какъ No 12 выдержитъ ее? спросилъ молодой судья.
— О, онъ будетъ ревть, какъ быкъ, но кошка ему не сдлаетъ вреда.
Невозможно себ представить боле веселыхъ джентльмэновъ, чмъ адмиралъ, Армстронгъ и докторъ, въ ту минуту, какъ они отправлялись для лицезрнія, какъ ужаснымъ орудіемъ пытки будутъ рвать въ клочки спину ближняго. За ними мрачно слдовали: Майкль, находившійся въ какомъ то угар отъ всего видннаго и слышаннаго и капитанъ Кизеръ, боле чмъ когда нервно дергавшій свои рукавчики.
Они спустились по лстниц въ подвальный этажъ, гд находились баня, кухня, кладовыя и карцеры, которые были такія же кельи, какъ на верху, только совершенно темныя. На площадк, довольно обширной и покрытой сводомъ, на которую выходили двери шести темныхъ карцеровъ и трехъ свтлыхъ, съ мягкими, обитыми матрасами стнами для съумасшедшихъ и арестантовъ, привезенныхъ до безчувствія пьяными — возвышался столбъ, къ которому привязывали въ средніе вка преступниковъ, публично наказываемыхъ кнутомъ. Къ этому столбу, на вышин пяти или шести футовъ отъ пола, была прикрплена поперечная подвижная доска, съ двумя полукруглыми отверстіями для рукъ, пониже по бокамъ столба были вбиты желзныя кольца съ ремнями для привязки таліи и ногъ арестанта, что, однако, очень рдко длалось. Площадка была полутемная, едва освщенная небольшими отверстіями для спуска воздуха, но въ одномъ углу, несмотря на мракъ, можно было замтить прислоненныя къ стн широкую передвижную лстницу, толстое черное бревно и дв широкія черныя доски, походившія на половинки дверей, снятыхъ съ петель. Армстронгъ дернулъ Майкля за руку.
— Это составныя части вислицы, сказалъ онъ совершенно спокойнымъ тономъ.
Кровь застыла въ жилахъ новаго пастора и его пульсъ сталъ лихорадочно биться. Полумракъ, низкіе своды, двери тюремныхъ келій, позорный столбъ — все напоминало древній застнокъ, и это впечатлніе еще боле усилилось, когда появился Трешеръ, привратникъ, принимавшій Майкля у воротъ, здоровенный дтина съ рыжей бородой. Въ одной рук онъ держалъ громадную березовую розгу, а въ другой длинный овальный жестяной ящикъ. Армстронгъ взялъ у него ящикъ и, открывъ, вынулъ орудіе пытки, на которое хладнокровно нельзя было смотрть. Оно состояло изъ круглой деревянной ручки въ два фута длины, къ которой были прикрплены девять хвостовъ изъ крученой бичевки, съ кожанными узловатыми ремешками на концахъ. Каждый ремешекъ въ свою очередь распадался на девять узловъ, такъ что, при каждомъ удар кошки, восемьдесятъ одна ‘піявка’ впивалась въ спину несчастнаго.
Одного взгляда на эти приготовленія пытки было достаточно для Майкля, и, попросивъ позволенія уйти, онъ бгомъ пустился по лстниц. По дорог онъ встртилъ Гарри Нокса, котораго сторожъ тащилъ за шиворотъ, не обращая вниманія на его толчки и вопли. Мелкаго воришку яблоковъ даже не удостоили чести быть привязаннымъ къ позорному столбу. Его просто положили на деревянный столъ, двое сторожей держали его за руки и за ноги, а Трешеръ отпустилъ ему по обнаженнымъ нижнимъ частямъ тла двнадцать здоровенныхъ ударовъ розги. Гарри Ноксъ велъ себя такъ, что всякій ученикъ Итона пришелъ бы въ благородное негодованіе. Онъ вылъ, тресся, стараясь освободить свои руки, и визжалъ какъ поросенокъ, котораго убиваютъ на скотномъ двор. Когда онъ получилъ всю прописанную ему порцію физическихъ страданій, его отпустили, дозволивъ возвратиться въ свою келью на свобод, какъ уметъ. Онъ заковылялъ, всхлипывая и поправляя свою одежду. Адмиралъ усмхался, видимо довольный этой забавой, а сторожа едва могли скрыть улыбку.
Но наказаніе No 12 было дломъ боле серьзнымъ и никто не почувствовалъ даже желанія улыбнуться, когда привели несчастнаго на лобное мсто. Онъ былъ болзненно блденъ, но, повидимому, ршился не разыгрывать роли труса и какъ бы ни въ чемъ не бывало, посвистывая сквозь зубы, снялъ, по приказанію палачей, куртку и рубашку. Докторъ Гарди пощупалъ ему пульсъ и на одно мгновеніе слабая надежда освтила лицо Пайпера, но докторъ махнулъ сторожамъ и, они, схвативъ его, быстро привязали къ столбу, просунувъ ему руки въ отверстія перекладины.
Зрители притаили дыханіе и вздрогнули, видя, что Трешеръ, выгладивъ хвосты кошки, отошелъ на аршинъ отъ столба и размахнулся. Съ громкимъ свистомъ пронизали воздухъ десятки кожанныхъ узловъ и глухо впились въ обнаженное тло. Пайперъ припрыгнулъ и выпятилъ спину, словно у него выросъ вдругъ горбъ. Но посл второго удара, онъ припалъ грудью къ столбу, грызя кусокъ кожи, который онъ сунулъ себ въ ротъ, чтобы не закричать, но, на пятомъ удар, онъ не выдержалъ и зарычалъ, какъ бшенный буйволъ. Рука палача быстро описывала дугу въ воздух и спина его жертвы уже представляла стку красныхъ, огненныхъ круговъ. Никакое человческое созданіе не могло бы перенести этой ужасной пытки безъ воплей или обморока. Въ отчаянномъ усиліи освободить свои руки, Пайперъ бился плечами о перекладину, топалъ ногами, лягался, оглашая все время воздухъ проклятіями и ругательствами. Но, мало по малу, онъ смолкъ, пна показалась на его губахъ и онъ только могъ всхлипывать: ‘О! о! о!’ На двнадцатомъ удар брызнула кровь и потекла по спин, на пятнадцатомъ клочки мяса разлетлись по комнат и нсколько изъ нихъ упало на блоснжную грудь мистера Армстронга. Посл двадцатаго удара, палачъ хладнокровно стряхнулъ съ своего орудія цлый ручей крови.
Отвязавъ несчастнаго и накинувъ на него рубашку, сторожа повели его въ келью. Онъ едва не лишился чувствъ и съ трудомъ передвигалъ ноги, всхлипывая, какъ ребенокъ. Всякая тнь мужества была изъ него выбита. Майкль Кристи, дожидавшійся судей подъ среднимъ куполомъ тюрьмы, увидалъ издали, какъ вели Пайпера, и это позорное, унизительное зрлище врзалось на вки въ его памяти.
Вскор къ нему присоединились и судьи, совершенно спокойные, веселые, но, замтивъ очевидное волненіе Майкля, они не сказали ни слова о прошедшей сцен. Они объявили, что пойдутъ прежде посмотрть женское отдленіе, а потомъ уже займутся разсмотрніемъ жгучихъ вопросовъ о картофел и газ. Поэтому, Майкль, вмст съ ними, направился по длинному корридору въ женскую тюрьму, помщавшуюся въ совершенно отдльномъ дом отъ мужской. Остановившись передъ большой дверью, они позвонили, такъ какъ даже директоръ не иметъ права входить въ этотъ флигель безъ звонка. Дверь отворила молодая шотландка, высокаго роста, рыжая, исполнявшая должность тюремщицы и называвшаяся миссъ Мак-Крэкъ.
Въ отношеніи келій и общаго вншняго вида, женская тюрьма ни чмъ не отличалась отъ мужской, но, съ перваго шага, Майкль увидалъ совершенно неожиданную сцену — двухлтняго ребенка, весело ползавшаго по матрасу, положенному на полъ. Маленькій Дикъ былъ сынъ молодой восемнадцатилтней женщины, приговоренной къ двухлтнему заключенію за участіе въ воровств со взломомъ. Не вдая преступленія матери и той позорной жизни, которая, вроятно, его ожидала, этотъ ребенокъ велъ очень счастливую жизнь и былъ общимъ любимцемъ. Фактъ его нахожденія въ тюрьм не составлялъ, однако, ничего необыкновеннаго, такъ какъ всмъ матерямъ дозволяется брать съ собою въ тюрьму своихъ ребятъ, не свыше двухлтняго возраста.
Судьи и докторъ съ улыбкой поласкали малютку, въ ожиданіи мистрисъ Бэли. Наконецъ, она вышла, очень нарядная и любезная. Изъ двнадцати осужденныхъ арестантокъ, ввренныхъ ея попеченію, восемь стирали блье арестантовъ въ прачешной, раздленной на клтки, все съ той же цлью разобщенія заключенныхъ. Остальныя четыре гладили въ своихъ кельяхъ. Инспекторскій смотръ окончился очень скоро, ибо ни одна арестантка не высказала ни малйшей жалобы. Мистрисъ Бэли была прекрасная администраторша, зорко смотрла за всмъ и никогда не дозволяла, чтобъ дурная пища или запахъ газа нарушали благоденствіе ея паціентокъ.
Осталось еще постить тринадцатую подслдственную арестантку, знаменитую Маргариту Фильдъ, преступленіе которой произвело громадное впечатлніе во всемъ графств и служило впродолженіи нсколькихъ дней предметомъ газетныхъ толковъ.
— No 15-й въ очень плохомъ положеніи, замтилъ докторъ: — я поставилъ ее на легкую діэту, надясь, что у нея пробудится вкусъ къ д, но если она будетъ, попрежнему, морить себя голодомъ, то я пропишу ей вина и подкрпительную микстуру.
— Да, да, непремнно, воскликнулъ Армстронгъ: — она хочетъ избгнуть наказанія, но мы ей помшаемъ. Я никогда не слыхивалъ такого гнуснаго преступленія и ей мало вислицы.
— Но намренно ли они ударила миссъ Грэамъ раскаленными клещами? замтилъ Майкль: — вдь она это отрицала на суд.
— Еще бы ей не отрицать. Она надялась, что вымышленная ею нелпая сказка объ обольщеніи ея полковникомъ Форстеромъ возбудитъ къ ней общее сочувствіе, а, напротивъ, общая ненависть къ ней такъ велика, что мн едва удалось спасти ее отъ разъяренной толпы, когда ее везли сюда. Ее просто хотли растерзать на клочки. Нтъ, будьте уврены, она дйствовала преднамренно. Она поджидала миссъ Грэамъ, прелестнйшее и добрйшее созданіе на свт, въ кузниц старика Мардля и когда ее арестовали, то клялась, что полковникъ Форстеръ, котораго она называла капитаномъ Фильдомъ, былъ ея законный мужъ, обвнчанный съ нею по шотландскимъ законамъ. Я знаю близко Форстера и онъ неспособенъ на такія мелодраматическія комедіи. Впрочемъ, и многое другое, что она говорила о своемъ прошедшемъ, оказалось ложью, а здсь она ведетъ себя самымъ гнуснымъ образомъ.
— Она просто полусумасшедшая, сказалъ адмиралъ:— я зналъ въ Плимут двушку, которая клялась, что адмиралъ, командовавшій портомъ, былъ ея мужемъ, и преслдовала его по улицамъ, махая кастрюлей, потому только, что онъ хотлъ жениться на богатой вдов. Это такая же исторія.
— Это очень таинственное дло, промолвилъ Майкль.
Въ эту минуту мистрисъ Бэли отперла No 15-й и приказала содержавшейся въ ней арестантк выйти въ корридоръ. Немедленно на порог показалась маленькая тщедушная фигура молодой женщины, лтъ двадцати или тридцати. На ней было поношенное черное шелковое платье и ея темные волосы ниспадали безпорядочной, нерасчесанной массой на лобъ и плечи. Трудно было сказать, была ли она когда хороша собой. Ея лицо было блдное, желтое, испитое, а большіе глаза дико сверкали отъ жара или сумасшествія.
Судьи остановились въ нсколькихъ шагахъ отъ дверей ея кельи и Армстронгъ холодно спросилъ, иметъ ли она принести какую-нибудь жалобу? Она ничего не отвчала и съ минуту упорно смотрла на полъ. Потомъ, подняла голову и посмотрла на стоявшихъ противъ нея четырехъ мужчинъ. Вдругъ она вздрогнула, сдлала два шага впередъ и устремила на Майкля Кристи пламенный, изумленный, пристальный взглядъ.
— Кто вы? спросила она глухимъ голосомъ.
— Меня зовутъ Кристи, и я новый пасторъ этой тюрьмы, отвчалъ Майкль, покраснвъ отъ смущенія.
— Снимите, пожалуйста, шляпу, продолжала она, скоре съ угрозой, чмъ съ мольбой.
Майкль повиновался и лучи свта изъ сосдняго окна упали прямо на его обнаженную голову. Маргарита Фильдъ сдлала еще шагъ впередъ, словно желая броситься на него.
— Да, это то самое лицо! воскликнула она, указывая пальцемъ на пастора:— кто бы онъ ни былъ, но онъ вашъ родственникъ. Есть у васъ братъ по фамиліи Муръ?
— У меня есть братъ, но его фамилія не Муръ, произнесъ Майкль, еще боле покраснвъ.
— Онъ офицеръ?
— Да, промолвилъ Майкль, чувствуя, что сердце его перестаетъ биться.
— Это онъ! дико воскликнула арестантка:— онъ былъ однимъ изъ свидтелей моей свадьбы и могъ бы доказать мою невинность. Слава Богу, я его, наконецъ, отыскала. Вашъ братъ виновенъ въ томъ, что я здсь. Онъ — подлецъ!
Эта сцена естественно возбудила всеобщее изумленіе. Майкль стоялъ, какъ вкопанный.
— Почему вы думаете, что знакомы съ моимъ братомъ? спросилъ онъ, посл минутнаго молчанія.
— Я въ этомъ уврена. Такое сходство можетъ быть только между родственниками, и я повторяю: вашъ братъ негодяй.
— Вы всхъ называете негодяями, промычалъ адмиралъ Вудстокъ.
— Никто съ вами не говоритъ, возразила рзко Маргарита Фильдъ:— а я ни на что не жалуюсь, и вы можете оставить меня въ поко. Я говорила съ пасторомъ.
— Не грубите, молодая женщина! произнесъ старикъ.
— Шш, она сумасшедшая, не обращайте на нее вниманія! сказалъ Армстронгъ, схвативъ за руку Майкля.
— Ступайте къ себ въ келью, No 15, скомандовала мистрисъ Бэли.
Арестантка бросила на всхъ вызывающій взглядъ, но повиновалась, и смотрительница заперла за нею дверь.
— No 15 съ каждымъ днемъ становится все хуже и хуже, замтила она.
Майкль возвратился со всми въ судейскую комнату. Онъ былъ очень взволнованъ, но остальные совтовали ему не придавать никакой цны словамъ женщины, очевидно рехнувшейся. Можетъ быть, она и видла однажды въ жизни капитана Кристи и теперь примшала его имя къ исторіи своихъ вымышленныхъ золъ, или, быть можетъ, она просто хотла помучить пастора. У нея была страсть длать всмъ сцены. Майкль ничего не отвчалъ, но ршился подвергнуть Маргариту Фильдъ подробному разспросу и убдиться, есть ли хоть тнь правды въ ея словахъ. Онъ былъ увренъ въ благородств брата, но не могъ поручиться за его благоразуміе и содрогался при мысли, что какая нибудь шалость Франка довела эту несчастную до ея жалкаго положенія. ‘Съ какого ужаснаго происшествія начинается моя новая жизнь’? подумалъ онъ, и былъ очень радъ, что вс отнеслись такъ легко къ словамъ Маргариты, которыя могли поставить его и брата въ самое непріятное положеніе.
Пробило часъ. Судьи и докторъ удалились, и Майкль долженъ былъ отложить на время свои тревожныя мысли. Капитакъ Кизеръ повелъ его къ себ завтракать. Они прошли черезъ тюремный дворъ и вошли въ домъ директора по заднему крыльцу. Въ передней, изъ которой въ отворенную дверь виднлся накрытый столъ, работалъ арестантъ, по ремеслу, маляръ.. Съ одной стороны, его могли соблазнять серебряныя ложки, съ другой — свобода, но Кизеръ сказалъ въ поясненіе этой странной сцены: