Артем Веселый
Артем Веселый
В степи
В степи
Комментарии Заяры Веселой
Комментарии Заяры Веселой
В степи, Веселый Артем, Год: 1923
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Большой мост через Днепр под Кременчугом взорван махновцами. Впереди гайдамаки раскидали путь и разворочали насыпь так основательно, что не представлялось возможности скоро исправить его.
На участке железнодорожной магистрали в двадцать верст ползал наш бронепоезд ‘Гром Победы’ и не мог уйти ни на север, ни на юг. Команда, целиком состоявшая из моряков-балтийцев, сроднилась со своим поездом и не хотела его покидать на произвол судьбы. [329/330]
Терпеливо отсиживались вторую неделю и ждали подхода красных частей, наступающих с Полтавы.
По старой морской привычке вставали рано, вместе с рассветом. Грелись кипятком, заваривали ‘для вкусу’ жженые хлебные корки вместо чая, которого не было. Рассказывали сны.
Весь день в сонной одури валялись по душным вагонам, ждали то обеда, то ужина. Вспоминали прежнюю службу и недавние жестокие бои под Киевом, где потеряли многих славных товарищей.
Вечером было веселее.
Где-нибудь у насыпи на широких буграх плясали нарядные костры. Над ними чернелись котелки и чайники. Дров не было — тащили что под руку попадется: щиты, шпалы, загородки от палисадников.
Переливчато сыпали гармонии, вокруг костров плясали, водили хороводы с девками, приходившими с ближайших деревень.
Иногда ночами охотники ходили на разведку, но все же скука была страшная. Никто из них во всю свою жизнь не знал безделья. С нетерпением ждали какой-нибудь перемены в своем житье-бытье.
Рука просила удара.
Случай не заставил себя ждать.
В штабе отряда были получены агентурные сведения, что на поезд готовится нападение белых, которые группировались по деревням вокруг глухого заброшенного полустанка Павлыш, где мы стояли.
Все чистили оружие.
От безделья поминутно курили, сосредоточенные и серьезные бродили из вагона в вагон. Скупо сыпали догадки. Всем поскорее хотелось дождаться ночи: ночью ждали нападения неприятеля.
С вечера раздавали патроны.
Стемнело. Сыпал теплый дождик. В полном боевом снаряжении сидели в темных вагонах: свету не зажигали. Тревожно прислушивались к шуму ветра и к далекому лаю собак.
Ждали до полночи, до утра — белых не было. Вечером на другой день пришел приказ идти в наступление самим.
Белые занимали очень выгодную позицию — деревню, раскинувшуюся по высокому обрывистому берегу Днепра, и [330/331] отсюда из шестидюймовок громили наши боевые суда, которые стояли на базе верстах в пятнадцати вверх по реке.
Получив приказание во что бы то ни стало взять деревню, наш отряд выступил с двумя легкими орудиями и с достаточным количеством пулеметов.
Не останавливаясь ни на минуту, шесть часов шли в обход неприятельской деревни, с трудом пробираясь сквозь чащу орешника и вязли. Лошадей пришлось бросить, орудия и пулеметы тащили на руках. На заре вышли к Днепру уже в тыл вражеской позиции. На лесной поляне установили орудия и, обложив деревню, залегли в цепь.
Белогвардейцам предложили сдаться. Те отказались. Тогда по деревне был открыт огонь. Оттуда отвечали. Свои снаряды со свистом летели через цепь и с треском рвались в деревне, взметывая тучи песку и пыли.
Скоро от снарядов запылали две-три соломенных хаты. Пожар разрастался. Вот, разорвав завесу дыма и огня, в горевший амбар попал снаряд. Высоко взметнулся огненный столб искр и упал, точно обессилев.
Весело стучали пулеметы, точно кто-то торопливо вколачивал в стенку гвозди. Цепь подалась вперед.
В деревне паника. Видно было, как обезумевшие от страха люди метались по пылавшей улице. Слышались крики, блеянье овец, мычанье коров. В смертельном страхе громко и страстно ржали лошади.
Из деревни на низеньких косматых лошаденках вынеслись два казака и во весь опор полетели прямо на цепь.
Залп…
Один казак как-то сразу выпрямился, а потом грохнулся на землю, а лошадь, со сбившимся на бок седлом, понеслась в поле. Другая лошадь встала, медленно опустилась на колени и, свалившись на бок, подмяла под себя всадника, половинка черепа которого была сорвана пулями.
По полю вспыхивали и бегали, точно живые, огоньки винтовочных выстрелов. За деревней, на бугре, стояла ветряная мельница. Несмотря на то, что крылья мельницы уже были сбиты нашим огнем, из ее двух окошечек беспрерывно сверкали два огненных языка: то работали пулеметы белых. [331/332]
Взметывая клубки пыли, перед цепью падали пули. Окопавшись, бойцы лежали, вдавившись грудью в рыхлую землю, и стреляли по метавшимся в дыму фигурам людей.
Впереди, совсем недалеко, падали пули. На голову и за воротники шинелей бросало сухим песком, точно кто-то стоял и поплевывал. Казалось, сама смерть летела над цепью и слышался свист ее крыльев:
— З-з-зззззззз…
Цепь сухо затрещала огнями.
Трубит рожок — условный знак к атаке. Подается команда делать перебежку. Цепь флангами, а потом и центром, подается вперед.
— В атаку! За мной!
Все вскакивают и, взяв винтовки ‘на изготовку’, немного пригнувшись, бегут вперед, лезут через плетни, выбивают вооруженных до зубов врагов с гумен и огородов. Небольшими группами перебегают проулки, по которым текут волны пулеметного огня.
Среди дыма, огня и треска пылающих построек сошлись белые и красные. Стреляли из окон, из-за углов изб, овинов. С озлоблением втыкали друг другу в грудь штыки, били прикладами, кулаками, рубили. Каждый стремился уничтожить другого, чтобы остаться живым самому.
Хлопали выстрелы, гремели залпы, с треском рвались бомбы.
Прислонившись спиной к возу, стоял чубастый казак с черным от загара лицом в большой русой бороде. Он рубил направо и налево. Как молния, опускалась его тяжелая сабля то на одну, то на другую голову, слышался хряск раздробленных костей.
Воткнув одному офицеру между лопатками штык и не вытащив его, корабельный юнга — салажонок Петька орудует наганом. Подлетел к казаку и выстрелил ему в ухо.
Белые защищались отчаянно. Дрались до последнего человека. Никто из них не просил пощады. И ни один из них не вышел из деревни живым.
Пальба смолкла. Деревня взята. Отовсюду неслись стоны раненых и изуродованных людей. Меж ними, как призрачные тени, в белых халатах проворно бегали санитары, взваливали на носилки и куда-то уносили. [332/333]
Бойцы долго и безрезультатно плескали водой в веселый смеющийся огонь, а потом, увидя бесплодность своих усилий, бросили. Пожар, вылизав больше половины деревни, прекратился сам собой.
Дымились недогоревшие пеньки и бревна. Пахло гарью. Плачущие и жалкие бродили погорельцы и длинными шестами и кольями разрывали золу.
Убитые были тяжелы, точно из глины вылеплены. Таскать их приходилось далеко за деревню. Складывали рядком на краю глубокого бездонного оврага и, обшарив, сталкивали, как поленья. Слушали, как снизу несся треск ломавшегося сушняка. О мертвых никто не говорил, не вспоминал. Каждый из оставшихся в живых был полон большой радостью.
Все боялись смерти, все любили жизнь, ценили жизнь каждый по-своему и готовы были отдать ее только за свободу и ни за что больше.
Вечером разложили костры. Кипятили чай, готовили ужин. По привычке ругались и шутили. Какой-то парень затянул было песню, но голос сорвался и умолк. Выставили дозоры. Легли спать.
Всю ночь Петька с открытыми глазами пролежал у костра.
Всю ночь смотрел на тлеющие угли и все слушал тоскливые хлопающие звуки, которые неслись с Днепра.
Ночные звуки. Их так много….
(1923)
Текст приводится по изданию А.Веселый. Избранное / Сост., вступ. ст. и ком. З. А. Веселой. —— М.: Правда, 1990.
Рассказ впервые опубликован в сборнике ‘Красный военный флот’ (М., 1923).
В настоящем издании печатается по этому изданию.