В приисковой глуши, Брет-Гарт Фрэнсис, Год: 1889 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 127 минут(ы)

ВЪ ПРІИСКОВОЙ ГЛУШИ.
РОМАНЪ ВЪ ДВУХЪ ЧАСТЯХЪ.
Бретъ-Гарта.

ЧАСТЬ I.

Когда учитель школы въ Инджіанъ-Спринг вышелъ изъ сосноваго лса на небольшую проталинку, разстилавшуюся передъ школьнымъ домомъ, то остановился, посвистывая, поправилъ шляпу, которая слишкомъ ужь лихо сидла на его кудрявой голов, бросилъ полевые цвты, сорванные имъ по дорог и вообще принялъ строгій видъ, приличный его профессіи и его годамъ: ему было уже двадцать лтъ!

Не то, чтобы онъ сознательно драпировался строгостью, нтъ, по своему серьезному характеру, онъ твердо былъ увренъ, что вс другіе считаютъ его, какъ и онъ самъ себя, человкомъ суровымъ и даже скучнымъ, благодаря глубокой и всесторонней опытности.

Строеніе, отведенное ему и его питомцамъ департаментомъ народнаго просвщенія округа Туоломни въ Калифорніи, служило первоначально церковью. Оно все еще носило слабый отпечатокъ прежняго своего назначенія, къ которому примшался поздне алькоголическій духъ политическихъ преній,— результатъ еженедльнаго превращенія школы — съ разршенія департамента, въ трибуну, съ которой излагались принципы различныхъ партій и ихъ преданность народнымъ вольностямъ. На стол учителя лежало нсколько молитвенниковъ, и черная доска не вполн прикрывала страстное воззваніе къ гражданамъ Инджіанъ-Спринга ‘стать грудью’ за Стеббинса и выбрать его инспекторомъ.

Учителя поразилъ крупный шрифтъ, которымъ было напечатано это объявленіе, и, сообразивъ удобство такой крупной печати для глазъ младшихъ учениковъ, онъ оставилъ его висть на стн, какъ пріятный образчикъ орографіи.

Къ несчастію, хотя дти читали каждое слово по складамъ, съ большимъ трудомъ и отчетливостью, но общій смыслъ его вызывалъ неумстную смшливость.

Вынувъ изъ кармана большой ключъ, учитель отперъ дверь и настежь растворилъ ее, отступивъ изъ предосторожности назадъ, такъ какъ опытъ научилъ его, что онъ можетъ найти у порога небольшую, но очень общительную гремучую змйку. Легкое смятеніе, послдовавшее за его вторженіемъ, показало, что предосторожность не лишняя и что горница служила для мирныхъ и частныхъ сборищъ различныхъ представителей животнаго царства. Нсколько желтыхъ птицъ и блокъ поспшно юркнули въ окна и сквозь трещины въ полу, но золотистая ящерица отъ страха внезапно окаменла на открытой ариметик и такъ сильно тронула сердце учителя своимъ сходствомъ съ наказаннымъ и запертымъ на ключъ ученикомъ, заснувшимъ надъ урокомъ, котораго не могъ одолть, что была осторожно высажена въ окно.

Возстановивъ декорумъ и дисциплину въ горниц, хлопнувъ руками и произнеся: тсъ! учитель обошелъ пустыя скамейки, положилъ на мсто забытую ариметику и смахнулъ съ пюпитровъ кусочки штукатурки, свалившіеся съ потолка.

Дойдя до своей конторки, онъ приподнялъ крышку и нсколько секундъ глядлъ внутрь ящика, не шевелясь. Его серьезная задумчивость объяснялась въ сущности тмъ, что онъ глядлся въ небольшое карманное зеркальце, спрятанное въ ящик, и спрашивалъ себя: не слдуетъ ли ему пожертвовать пушкомъ на верхней губ, который онъ серьезно принималъ за усы, ради строгости профессіональной вншности.

Но вотъ онъ услышалъ звуки тоненькихъ голосовъ, слабые крики и серебристый смхъ въ неопредленныхъ и отдаленныхъ разстояніяхъ отъ школы, это напомнило ему птицъ и блокъ, которыхъ онъ только-что разогналъ. Онъ узналъ по этимъ признакамъ, что уже девять часовъ и что его ученики собираются.

Они появились обычнымъ безпорядочнымъ образомъ — какъ и вс деревенскіе школьники въ мір — неправильно, спазмодически и всегда какъ бы случайно, нкоторые приходили, ведя другъ друга за руку, другіе гуськомъ вслдъ за старшими, иные цлыми кучками, но никогда по-одиночк. При этомъ они всегда бывали озабочены чмъ-то постороннимъ, появлялись неожиданно изъ канавъ, изъ овраговъ, сквозь изгороди, всякими окольными путями, куда они забирались для какихъ-то неопредленныхъ и непонятныхъ цлей, точно они шли всюду, куда угодно, только не въ школу.

И каждый разъ они выростали передъ удивленнымъ учителемъ, точно грибы изъ-подъ земли. Ихъ нравственное отношеніе къ своимъ обязанностямъ было такъ же одинаково: они всегда приходили какъ будто утомленные и не въ дух, послднее отъ привычки стало, быть можетъ, уже какъ бы притворнымъ. До самой послдней минуты, уже стоя на порог школы, они старались какъ будто выгадать время, а усвшись на скамейкахъ, поглядывали другъ на друга съ такимъ видомъ, точно никакъ не ожидали здсь встртиться и находятъ это очень забавнымъ.

Учитель, чтобы дать время улечься бродяжническому духу въ своей маленькой паств, заставлялъ обыкновенно учениковъ разсказывать какіе-нибудь интересные эпизоды изъ путешествія въ школу, или же, если ему не удавалось побдить ихъ неохоту говорить о томъ, что ихъ втайн интересовало, то самъ разсказывалъ о чемъ-нибудь, что случилось съ нимъ въ тотъ промежутокъ времени, когда они не видлись. Онъ длалъ это частію для того, чтобы дать имъ освоиться съ боле формальной атмосферой школы, частію же,— боюсь — потому, что, не смотря на его добросовстную серьезность, это чрезвычайно занимало его. Это также отвлекало обычное, беззастнчивое, неотступное вниманіе, съ какимъ ученики каждое утро разглядывали круглыми, любопытными глазками его собственную персону, не упуская изъ виду ни малйшей подробности въ его туалет и наружности, такъ что малйшее уклоненіе или перемна въ томъ и другомъ вызывали немедленно комментаріи, сообщаемые на ухо, или же окаменлое удивленіе. Онъ зналъ, что они видятъ его насквозь, и боялся проницательности этихъ маленькихъ ясновидцевъ.

— Ну? произнесъ учитель важно.

За этимъ обыкновенно наступала минута смущеннаго колебанія, готоваго перейти въ нервный смхъ или лицемрное вниманіе. Впродолженіи цлыхъ шести мсяцевъ этотъ вопросъ учителя неизмнно принимался каждое утро за скрытую шутку, которая можетъ привести къ зловщему сообщенію или скрывать какой-нибудь вопросъ изъ страшныхъ книжекъ, лежавшихъ передъ учителемъ.

И однако самый элементъ опасности имлъ свое обаяніе.

Джонни Фильджи, маленькій мальчикъ, сильно покраснлъ., и, не вставая съ мста, торопливо и тоненькимъ голоскомъ залепеталъ:

— Тигра принесла… и вдругъ перешелъ въ неясный шепотъ.

— Говори, Джонни, поощрялъ учитель.

— Извините, сэръ, онъ ничего такого не видлъ… это совсмъ не настоящая новость, сказалъ Рупертъ Фильджи, старшій братъ, вставая съ видомъ главы семейства и поглядвъ, сердито нахмуря брови, на Длсонни,— это одна глупость съ его стороны, его надо бы за уши отодрать.

И увидя себя неожиданно на ногахъ, онъ тоже покраснлъ и торопливо прибавилъ: — Джимми Снейдеръ… вотъ онъ, такъ, видлъ- нчто, спросите его.

И услся, чувствуя себя настоящимъ героемъ.

Глаза всхъ, включая и учителя, уставились на ДжиммиСнейдера. Но этотъ юный наблюдатель немедленно спряталъ голову и плечи въ пюпитръ и оставался тамъ, захлебываясь точно подъ водой. Двое или трое изъ ближайшихъ сосдей старались соединенными силами вытащить его снова на свтъ Божій. Учитель терпливо ждалъ. Джонни Фильджи воспользовался диверсіей и снова запищалъ тоненькимъ голоскомъ:— Тигра принесла шесть… и опять спасовалъ.

— Ну, Джимми, произнесъ учитель съ оттнкомъ повелительности въ голос. Тутъ уже Джимми Снейдеръ поневол вылзъ изъ пюпитра и, весь раскраснвшись, началъ разсказывать съ необыкновеннымъ паосомъ:— видлъ чернаго медвдя, онъ вышелъ изъ Девисова лсу. Да прямо на меня и пошелъ! Большой! большой!.. съ лошадь!.. и сопитъ, и фыркаетъ!.. и все на меня, такъ прямехонько и претъ! Думалъ, что сцапаетъ меня! Не сцапалъ! Я кинулъ въ него большущимъ камнемъ, право, кинулъ (въ отвтъ на восклицанія и насмшливые комментаріи), и онъ удралъ! Еслибы онъ подошелъ ближе, я бы хватилъ его аспидной доской, право-слово, хватилъ бы!

Тутъ учитель нашелъ нужнымъ вмшаться и замтить, серьезнымъ тономъ, что обычай бить аспидной доской медвдей величиной съ лошадь одинаково опасенъ для доски (которая составляетъ собственность округа Туоломни) и для того, кто бьетъ, а глаголы: ‘сцапать’, ‘удрать’ и ‘хватить’ очень вульгарны и не употребляются джентльменами.

Посл такого внушенія Джимми Снейдеръ слъ на мсто, нисколько не поколебавшись въ вр въ собственную храбрость.

Посл того наступила небольшая пауза — юный Фильджи, воспользовавшись ею, пропищалъ-было:— Тигра принесла… но вниманіе учителя было привлечено пытливыми взглядами Октавіи Денъ, одиннадцати-лтней двочки, которая по обычаю своего пола предпочитала, чтобы ее замтили, прежде нежели она заговоритъ. Когда ей удалось привлечь взглядъ учителя, она отбросила привычнымъ ловкимъ жестомъ длинные волосы съ плечъ, встала и съ легкимъ румянцемъ проговорила:

— Кресси Макъ-Кинстри вернулась домой изъ Сакраменто. М-съ Макъ-Кинстри говорила мам, что она опять будетъ ходить въ школу.

Учитель поднялъ голову съ поспшностью, быть можетъ, не совмстной съ его цинической суровостью. Видя, что двочка съ любопытствомъ слдитъ за нимъ съ выжидающей улыбкой, онъ пожаллъ, что поторопился. Кресси Макъ-Кинстри, которой уже было шестнадцать лтъ, состояла въ числ ученищъ, которыхъ онъ нашелъ въ школ, когда сюда пріхалъ. Но онъ нашелъ также, что она находится въ необыкновенно странномъ для школьницы положеніи, а именно считается ‘помолвленной’ съ нкимъ Сетомъ Девисомъ, девятнадцати-лтнимъ ученикомъ, при чемъ послдній совсмъ безцеремонно ухаживаетъ за дамой своего сердца, находясь въ школ, и это съ позволенія бывшаго учителя, его предшественника! Новый учитель вынужденъ былъ указать родителямъ влюбленной четы на неудобныя послдствія такого порядка вещей для школьной дисциплины. Результатомъ было то, что онъ лишился двоихъ изъ своихъ учениковъ, а можетъ быть съ тмъ вмст и благоволенія ихъ родителей.

Былъ ли теперь принятъ во вниманіе протестъ учителя или же ‘помолвка’ разстроилась? И то и другое было возможно. Его минутное раздумье послужило къ выгод Джонни Фильджи.

— Тигра, проговорилъ вдругъ Джонни съ пагубной отчетливостью, принесла шесть щенятокъ… и все желтые.

Хохотъ, послдовавшій за этимъ, долго задерживаемымъ, извстіемъ о приращеніи въ семь желтаго и безобразнаго сетера Джонни, ‘Тигры’, обычно сопровождавшей его въ школу и лаявшей за дверью, заразилъ и учителя.

Посл того онъ съ удвоенной строгостью произнесъ: — ‘принимайтесь за книги’. Маленькое leve кончилось, и начался классъ.

Онъ продолжался два часа, съ короткими вздохами, нахмуренными лбами, жалобными восклицаніями и пискомъ грифелей по аспиднымъ доскамъ и другими признаками тоски со стороны юнйшихъ членовъ паствы и боле или мене частымъ шептаніемъ, движеніемъ губъ и безсознательнымъ бормотаньемъ со стороны старйшихъ. Учитель медленно двигался между скамейками, ободряя, объясняя, а порою останавливался, заложивъ руки за спину, и разсянно глядлъ въ окно, чмъ возбуждалъ зависть самыхъ маленькихъ. Слабое жужжаніе точно невидимыхъ наскомыхъ мало по малу воцарялось въ школ, самый упорный концертъ задавала большая пчела, и ея пніе дйствовало снотворно. Жаркое, благоуханное дыханіе сосенъ неслось въ окна и въ двери, солнце пекло, потъ выступалъ на личикахъ малютокъ, кудряшки на лбу, длинныя рсницы, круглые глазенки — все стало влажно, а вки тяжелли. Самъ учитель чуть-было не задремалъ и, вздрогнувъ, увидлъ пару чьихъ-то глазъ, уставившихся на него. Нершительная, не то сконфуженная, не то лнивая фигура человка остановилась передъ крыльцомъ въ открытыхъ дверяхъ. Къ счастію, дти, сидя лицомъ къ учителю, а спиною къ двери, не замтили ее.

Въ фигур не было впрочемъ ничего зловщаго или таинственнаго. Учитель сразу узналъ Бена Добни, или какъ его обычно звали ‘дядю Бена’, добродушнаго, но не особенно умнаго рудокопа, занимавшаго небольшую избушку на неважномъ пріиск, на рубеж Инджіанъ-Спринга. Увидвъ его, учитель съ досадой вспомнилъ, что Бенъ уже цлыхъ два дня преслдовалъ его, то появляясь, то исчезая на дорог, которая вела въ школу, точно не въ мру робкое и застнчивое привидніе. Это по проницательному заключенію учителя означало, что онъ, подобно большинству привидній, собирается сообщить нчто безусловно неудобное. Однако когда дана была рекреація, и маленькая паства высыпала отдыхать на площадку вокругъ школы, оказалось, что дядя Бенъ исчезъ. Было ли присутствіе дтей несовмстимо съ его таинственной миссіей, или у него не хватило храбрости въ послднюю минуту — этого учитель не могъ ршить. И совсмъ тмъ, хотя отложенное свиданіе ничего не сулило ему, кром скуки, однако учитель былъ смутно и непріятно разочарованъ.

Нсколько часовъ спустя, когда школьники были отпущены домой, учитель увидлъ, что Октавія Денъ вертится у его конторки. Поглядвъ въ лукавые глазки двочки, онъ добродушно откликнулся на сообщенную ему по утру всть.

— Я думалъ, что миссъ Макъ-Кинстри уже вышла замужъ, безпечно сказалъ онъ.

Октавія отвчала ршительно.

— О, нтъ! Боже мой! нтъ!

— Отчего бы и нтъ? замтилъ учитель.

— Я думаю, она никогда и не собиралась замужъ, отвчала Октавія, хитро поглядывая изъ-подъ своихъ длинныхъ рсницъ.

— Въ самомъ дл?

— Нтъ, она только морочила Сета Девиса, вотъ и все.

— Морочила?

— Да, сэръ. Шутя водила за носъ!

— Шутя водила за носъ?

На минуту учитель почувствовалъ, что профессіональный долгъ требуетъ, чтобы онъ протестовалъ противъ такого въ высшей степени неженственнаго и легкомысленнаго отношенія къ матримоніальнымъ задачамъ, но, при вторичномъ взгляд на выразительное лицо юной собесдницы, онъ заключилъ, что ея инстинктивное знаніе собственнаго пола надежне его несовершенныхъ теорій. Онъ отвернулся въ конторк, не говоря больше ни слова. Октавія перекинула черезъ плечико свой ранецъ, не безъ кокетства, и направилась къ двери. Въ это самое время малютка Фильджи изъ безопаснаго убжища подъ крыльцомъ, куда онъ укрылся, внезапно ршился на послднюю дерзость! Словно поразясь оригинальной идеей и взывая какъ будто въ пространство, онъ закричалъ:— Кресси Макъ-Кинстри влюблена въ учителя! и моментально исчезъ.

Сурово презирая вс эти инциденты, учитель заслъ за приготовленіе прописей на слдующій день, когда замолкли голоса его разбгавшихся учениковъ. Безмолвіе воцарилось въ школьномъ домик. Чрезъ раскрытую дверь прохладный, успокоительный втерокъ тихо пробирался въ горницу, какъ будто природа опять украдкой вступала во владніе своей собственностью. Блка смло перебжала черезъ крыльцо, нсколько щебечущихъ птицъ подлетли-было, похлопали съ секунду крыльями въ нершительности и застнчиво отлетли прочь при вид неожиданнаго одинокаго гостя. Посл того произошло новое вторженіе, но на этотъ разъ человческаго существа, и учитель сердито поднявъ голову, увидлъ дядю Бена.

Онъ вошелъ съ досадной медлительностью, еле передвигая ногами, высоко поднимая громадные сапоги и осторожно опуская ихъ на полъ, точно боялся, что полъ подъ нимъ подломится, или желалъ фигурально выразить, какъ путь знанія тернистъ и труденъ.

Дойдя до конторки учителя, онъ неуклюже остановился и краемъ мягкой войлочной шляпы какъ будто старался стереть робкую улыбку съ своего лица, которая на немъ застыла съ той минуты, какъ онъ вошелъ. Случилось при этомъ, что онъ вступилъ на порогъ какъ разъ вслдъ за тмъ, какъ на немъ красовалась фигура малютки Фильджи, а потому казался теперь настоящимъ великаномъ по сравненію съ тмъ и конфузился отъ этого еще сильне. Учитель не длалъ попытокъ вывести его изъ затрудненія, но холодно-вопросительно глядлъ на него.

— Я предполагалъ… началъ тотъ, смахивая вдругъ шляпой пыль съ сапоговъ, я предполагалъ… то есть врне сказать… я думалъ… или какъ бы это точне выразиться… я ожидалъ, что застану васъ одного въ это время. Вы въ это время обыкновенно бываете одни, знаете. Это тихое, хорошее, разумное время, когда человкъ, такъ сказать, можетъ оглянуться назадъ и проврить свои знанія. Вы совсмъ какъ я, а потому, видите, я и понялъ сразу ваши привычки.

— Почему же въ такомъ случа вы приходили сегодня утромъ мшать школьникамъ заниматься? рзко спросилъ учитель.

— Да, это правда, согласился дядя Бенъ съ улыбкой раскаянія. Но вдь я, знаете, не входилъ, а только побылъ около, чтобы привыкнуть и къ себ пріучить.

— Привыкнуть къ чему? спросилъ учитель нетерпливо, хотя и смягчился нсколько при вид раскаянія виновнаго.

Дядя Бенъ не тотчасъ отвтилъ, но оглядлся сначала, какъ бы ища, гд ссть, ощупалъ одинъ или два пюпитра своей большой рукой, какъ будто удостовряясь, безопасно ли будетъ ему на нихъ ссть, и въ конц концовъ оставилъ эту мысль, какъ опасную, и услся на эстраду, около стула учителя, предварительно смахнувъ съ нея пыль шляпой. Но убдившись, что отъ того, что онъ услся, дло не подвинулось нисколько впередъ, онъ снова всталъ и взялъ съ конторки учителя одинъ изъ учебниковъ, неловко повертлъ его въ рукахъ и положилъ обратно.

— Я думаю, вы здсь не употребляете ариметику Добелля? робко спросилъ онъ.

— Нтъ, отвчалъ учитель.

— Плохо дло. Онъ, должно быть, вышелъ изъ моды, этотъ Добелль. Я самъ учился по Добеллю. А грамматику Парсинга? вы, кажется, не употребляете также и грамматику Парсинга?

— Нтъ, отвчалъ учитель, смягчаясь еще боле при вид смущеннаго лица дяди Бена и съ улыбкой глядя на него.

— И то же самое, вроятно, придется сказать объ астрономіи и алгебр Джонса? Времена перемнились. У васъ тутъ въ ходу все новенькое, продолжалъ онъ съ напускной безпечностью, но старательно избгая, взгляда учителя. Для человка, обучавшагося по Парсингу, Добеллю и Джонсу, въ наше время совсмъ нтъ ходу.

Учитель ничего не отвчалъ. Замтивъ, какъ краска приливала къ лицу дяди Бена и снова отливала, онъ съ серьезнымъ лицомъ склонился надъ своими книгами. Это обстоятельство какъ будто успокоило его собесдника, и тотъ все еще отвернувъ лицо и глядя въ окно, продолжалъ:

— Еслибы у васъ были т книги… которыхъ у васъ нтъ… Я думалъ-было попросить васъ кое о чемъ. Мн пришло въ голову… такъ оказать, обновить свои знанія. Опять пройти старыя книги… такъ… знаете, для препровожденія времени. Думалъ, посл окончанія вашихъ школьныхъ занятій, заглянуть, эдакъ, знаете, къ вамъ и кое-что повторить? Вы считайте меня сверхштатнымъ ученикомъ… и я буду платить особо… но это, знаете, останется между нами… только для времяпровожденія, знаете…

Въ то время какъ учитель, улыбаясь, поднималъ голову, онъ вдругъ опять отвернулся къ окну.

— Сорока, знаете, очень смлая птица, и залетаетъ въ самую школу. Я думаю, имъ кажется, что тутъ прохладне…

— Но если вы серьезно хотите учиться, дядя Бенъ, то не все ли равно, по какимъ книгамъ… правила т же самыя, какъ вамъ извстно, поощрилъ его учитель.

Лицо дяди Бена, повеселвшее-было, вдругъ омрачилось. Онъ взялъ книгу изъ рукъ учителя, стараясь не встртиться съ нимъ глазами, повертлъ ее въ рукахъ и положилъ обратно такъ осторожно, точно она была стеклянная, и онъ боялся разбить ее.

— Разумется, пробормоталъ онъ съ притворной развязностью, разумется. Правила одни и т же.

Тмъ не мене онъ совсмъ задыхался, и крупныя капли пота выступили на его гладкомъ большомъ лбу.

— Что касается письма, продолжалъ учитель еще дружелюбне, замтивъ эти признаки смущенія, то, какъ вамъ извстно, всякая пропись годится.

Онъ безпечно подалъ свое перо дяд Бену. Большая рука застнчиво взялась за перо, но при этомъ ухватилась за него такъ робко и такъ неуклюже, что видно было сразу, что совсмъ не привыкла держать его, и учитель долженъ былъ отойти къ окну и тоже поглядть на птицъ.

— Ужасно смлыя — эти сороки, сказалъ опять дядя Бенъ, кладя перо обратно около книгъ и глядя на свои пальцы съ такимъ видомъ, какъ будто они совершили операцію необычайной трудности и деликатности.

— Он ничего-таки не боятся, не правда ли?

Наступило вновь молчаніе. Учитель вдругъ отвернулся отъ окна.

— Знаете, что я вамъ скажу, дядя Бенъ, проговорилъ онъ съ ршимостью и очень серьезно, бросьте вы Добелля, и Парсинга, и Джонса, и старинныя гусиныя перья, къ которымъ, я вижу, вы привыкли и начните сначала, точно вы никогда ничему не учились. Забудьте ихъ, говорю вамъ. Конечно, это трудно сдлать — и онъ отвернулся отъ окна — но вы должны такъ поступить.

Онъ долженъ былъ снова отвернуться къ окну: радость, преобразившая лицо дяди Бена, когда онъ это говорилъ, вызвала слезы на его собственныхъ глазахъ. Смиренный ревнитель знанія торопливо отвтилъ, что онъ постарается.

— И начните опять сначала, продолжалъ учитель ласково. Совсмъ, знаете, какъ еслибы вы были ребенкомъ.

— Такъ, такъ, съ восторгомъ потиралъ руки дядя Бенъ, вотъ это по-моему! Вотъ это я говорилъ какъ разъ Рупу…

— Значитъ, вы уже говорили съ другими объ этомъ, удивился учитель. Я думалъ, вы хотите держать это въ секрет.

— Да, конечно, но я, знаете, условился съ Рупертомъ Фильджи, что если вы ничего не будете имть противъ этого, то я буду ему платить по двадцати пяти центовъ каждый разъ, какъ вы позволите ему придти сюда и помогать мн, и сторожить школу и, знаете, никого въ нее не пускать. А Рупъ умный мальчикъ, сами знаете.

Учитель подумалъ съ минуту и ршилъ, что дядя Бенъ по всей вроятности правъ! Рупертъ Фильджи, красивый четырнадцати-лтній мальчикъ, былъ также оригинальный, сильный характеръ, юная живость и смлый, честный нравъ его привлекали учителя. Рупертъ былъ хорошій ученикъ и общалъ стать еще лучше, и занятія съ дядей Беномъ не только не помшаютъ школьной дисциплин, но могутъ быть даже полезны.

Тмъ не мене онъ добродушно спросилъ:

— Но разв вы не могли бы легче и безопасне заниматься у себя дома? Я могъ бы, знаете, дать вамъ денегъ на поддержаніе и приходить два раза въ недлю.

Радостное лицо дяди Бена вдругъ омрачилось.

— Это было бы не такъ удобно для меня и для Рупа, сказалъ онъ нершительно. Видите ли, что обстановка шкоды тутъ важна, и тишина, и общій характеръ, напоминающій объ ученіи. И ребята, которые непремнно заберутся ко мн въ избушку, если узнаютъ, что я учусь, сюда не посмютъ придти.

— Хорошо, отвчалъ учитель, приходите сюда.

Замтивъ, что его собесдникъ старается извлечь изъ горла слова благодарности, а изъ кармана кошелекъ, при чемъ то и другое ему никакъ не удается, онъ спокойно прибавилъ:

— Я приготовлю вамъ нсколько прописей для начала.

И продолжалъ писать нсколько начатыхъ имъ примровъ для малютки Джонни Фильджи.

— Премного вамъ благодаренъ, м-ръ Фордъ, сказалъ дядя Бенъ чуть слышно, и еслибы вы были такъ добры назначить плату…

М-ръ Фордъ быстро повернулся и протянулъ руку собесднику, такъ что тотъ вынужденъ былъ вынуть свою изъ кармана, чтобы пожать ее.

— Милости просимъ, приходите, когда хотите, но я могу дозволить это только даромъ, и вы мн лучше и не говорите о томъ, что намрены вознаградить Руперта.

Онъ потрясъ руку смущеннаго дяди Бена и, сказавъ, что оставитъ его теперь на нкоторое время одного, взялъ шляпу и направился къ двери.

— Такъ вы думаете, что мн лучше выкинуть за бортъ Добелля и компанію, медленно проговорилъ дядя Бенъ, глядя на приготовленную для него пропись.

— Безъ сомннія, отвчалъ учитель съ полной серьезностью.

— И начать сначала какъ малый ребенокъ?

— Какъ малый ребенокъ, подтвердилъ учитель, выходя изъ-подъ крыльца.

Нсколько минутъ позже, докуривъ сигару на площадк, онъ заглянулъ въ окно школы. Дядя Бенъ, снявъ сюртукъ и жилетъ и засучивъ рукава рубашки на мощныхъ рукахъ, очевидно, отбросилъ Добелля съ товарищами и, согнувшись въ три погибели, съ вспотвшимъ лбомъ, склонилъ смущенное лицо надъ конторкой учителя, стараясь выводить буквы, вкривь и вкось, дйствительно какъ малый ребенокъ.

II.

Пока дти медленно разсаживались по своимъ мстамъ на слдующее утро, учитель ловилъ удобную минутку переговорить съ Рупертомъ. Этотъ красивый, но не особенно любезный юноша былъ по обыкновенію окруженъ толпой женскихъ поклонницъ, къ которымъ, надо прибавить, онъ питалъ невыразимое презрніе.

Возможно, что это здоровое направленіе ума привлекало къ нему учителя, а потому онъ не безъ удовольствія слушалъ обрывки его презрительныхъ замчаній своимъ поклонницамъ.

— Ну! обращаясь къ Клоринд Джонсъ, пожалуйста не сопите! А вы — повернувшись къ Октавіи Денъ — не дышите надъ моей головой. Если я что ненавижу, такъ это когда двчонки на меня дышатъ. Да, да! вы дышали мн въ затылокъ. Я это чувствовалъ. И вы также… вчно сопите… О! да! вамъ хочется знать, для чего я принесъ другую пропись и другую ариметику, миссъ любопытная! Ну, что дадите, если я скажу? Хотите знать хорошенькая ли она (съ невыразимымъ презрніемъ напирая на эпитетъ хорошенькая!) Нтъ, она не хорошенькая. У двчонокъ вчно на ум хорошенькое, да любопытное. Ну, брысь! отстаньте! Разв вы не видите, что учитель на васъ смотритъ, стыдитесь!

Онъ поймалъ выразительный взглядъ учителя и подошелъ къ нему, слегка смутясь, съ краской досады на красивомъ лиц и съ взъерошенными каштановыми кудрями. Одна кудерька въ особенности, которую Октавія украдкой обвила вокругъ своего пальца, торчала точно птушій гребень на его голов.

— Я говорилъ дяд Бену, что вы можете заниматься съ нимъ здсь по окончаніи класса, сказалъ учитель, отводя его въ сторону. Поэтому вы можете отложить ваше письменное упражненіе и сдлать его сегодня посл полудня.

Темные глаза мальчика заискрились.

— И если вамъ все равно, сэръ, прибавилъ онъ внушительно, то скажите ученикамъ, что я наказанъ.

— Я боюсь, что это не годится, сказалъ учитель, которому это показалось очень забавнымъ. Но зачмъ вамъ это?

Рупертъ сильне покраснлъ.

— Чтобы удержать этихъ проклятыхъ двчонокъ, чтобы он не гонялись за мной и не прибжали сюда.

— Я постараюсь это какъ-нибудь устроить, сказалъ учитель, улыбаясь и минуту спустя прибавилъ серьезне:— полагаю, что вашъ отецъ знаетъ, что вамъ будутъ платить деньги? и онъ не противъ этого?

— Онъ? О, нтъ! отвчалъ Рупертъ съ удивленнымъ взглядомъ и тмъ же покровительственнымъ тономъ, съ какимъ онъ говорилъ обыкновенно съ младшимъ братомъ.— Вамъ нечего о немъ безпокоиться.

Въ сущности Фильджи-отецъ, года два тому назадъ овдоввшій, молча передалъ главенство въ семь своему сыну Руперту. Припомнивъ это, учитель только сказалъ: — Очень хорошо, и отпустилъ ученика на мсто и выбросилъ изъ головы и самый предметъ бесды.

Оглядвъ скамейки, учитель только-что собирался-было позвонить въ колокольчикъ, въ знакъ того, что классъ начинается, какъ послышались легкіе шаги по песку, шелестъ платья, похожій на трепетаніе крыльевъ птицы, и въ школу легкимъ шагомъ вошла молодая двушка.

Круглыя, нжныя, свжія щечки и подбородокъ, тонкая шейка показывали, что ей лтъ пятнадцать не боле, но полная, совершенно развитая фигура и длинное, модное платье говорили, что она уже больше не двочка. Въ манер держать себя она соединяла наивность двочки и апломбъ женщины, Сдлавъ книксенъ учителю — единственный намекъ на то, что она такая же ученица, какъ и остальныя — она услась на одной изъ большихъ скамеекъ, расправила складки своего наряднаго кисейнаго платья съ голубыми бантами и, опершись локтемъ на пюпитръ, принялась снимать перчатки.

То была Кресси Макъ-Кинстри.

Раздосадованный и разстроенный безцеремоннымъ появленіемъ двушки, учитель холодно отвчалъ на ея поклонъ и сдлалъ видъ, что игнорируетъ ея нарядную персону. Положеніе было затруднительное… Онъ не могъ отказаться принять ее въ школу, такъ какъ ее не сопровождалъ больше поклонникъ, не могъ и прикидываться, что ничего не знаетъ о разстроившемся сватовств. Что касается того, чтобы замтить о неприличіи ея костюма, то это было бы новымъ вмшательствомъ, котораго онъ зналъ, что въ Инджіанъ-Спринг не потерпятъ. Онъ долженъ былъ принять такое объясненіе, какое она согласится ему дать. Онъ позвонилъ въ колокольчикъ больше затмъ, чтобы отвлечь любопытство дтей, возбужденное до послдней степени.

Кресси сняла перчатки и встала.

— Я думаю, мн можно начать съ того мста, на какомъ я остановилась? лниво проговорила она, указывая на книги, принесенныя ею съ собой.

— Да, пока, сухо отвтилъ учитель.

Младшій классъ былъ вызванъ отвчать урокъ. Поздне, когда по обязанности онъ очутился около нея, онъ былъ удивленъ, найдя, что она дйствительно приготовила урокъ и вела себя такъ хладнокровно, какъ еслибы только вчера была въ школ. Занятія ея были совсмъ еще элементарныя, такъ какъ Кресси Макъ-Кинстри никогда не была блестящей ученицей, но онъ замтилъ — съ нкоторымъ сомнніемъ на счетъ постоянства такого явленія — что сегодняшній урокъ она приготовила необыкновенно тщательно. Кром того, въ ея манер держать себя было что-то вызывающее, точно она ршила протестовать противъ всякой попытки удалить ее изъ школы на основаніи ея неспособности. Онъ отмтилъ для самообороны нсколько колецъ, надтыхъ на ней, и одинъ большой браслетъ, особенно дерзко блествшій на ея бдой ручк, уже привлёкшій вниманіе ея товарищей и вызвавшій компетентное замчаніе Джонни Фильджи,— ‘настоящій золотой’.

Не встрчаясь съ ней глазами, онъ довольствовался тмъ, что строгими взглядами удерживалъ дтей, чтобы они не глядли на нее. Она никогда не была особенно популярна въ роли невсты, и только Октавія Денъ и еще одна или дв двочки постарше, цнили таинственное обаяніе этой роли, между тмъ какъ красавецъ Рупертъ, укрываясь какъ за каменную стну за свое открытое предпочтеніе къ жен хозяина гостинницы въ Инджіанъ-Спринг — особ среднихъ лтъ — глядлъ на Кресси лишь какъ на несносную скоросплую двчонку.

Тмъ не мене учителя раздражало ея присутствіе. Онъ пытался урезонить себя тмъ, что это лишь одинъ изъ фазисовъ мстной жизни и въ сущности забавный. Но это не помогало. Вторженіе этой тщеславной двочки грозило разстроить не только школьную дисциплину, но и его собственную жизнь. Мечтательность, длавшая его какъ бы не отъ міра сего,— качество, которое и цнили его маленькіе слушатели — теперь какъ будто совсмъ оставила его.

Во время рекреаціи, Октавія Денъ, сидвшая около Кресси, охвативъ рукой талію старшей двушки и глядя на нее съ покровительственной улыбкой, подъ вліяніемъ какого-то быстро водворившагося между ними франмасонскаго пониманія, смясь, убжала вмст съ другими. Учитель за конторкой и Кресси, замшкавшаяся около своего пюпитра, остались вдвоемъ.

— Я не получалъ увдомленія ни отъ вашего отца, ни отъ матери о томъ, что вы опять вернетесь въ школу, началъ онъ. Но, полагаю, что они ршили это?

Непріятное подозрніе въ тайномъ соглашеніи ихъ съ женихомъ Кресси придавало особенную напыщенность его тону.

Молодая двушка съ удивленіемъ поглядла на него.

— Я полагаю, что папа и мама ничего не будутъ имть противъ этого, сказалъ онъ съ такимъ же пренебреженіемъ къ родительскому авторитету, какой проявилъ сегодня Рупертъ Фильджи, и который, повидимому, составлялъ мстную особенность. Мама хотла-было придти сюда и повидаться съ вами, но я сказала ей, что это совсмъ лишнее.

Она заложила об руки за спину и оперлась ими въ пюпитръ, глядя на кончикъ своего элегантнаго башмачка, которымъ описывала полукругъ. Поза ея не то вызывающая, не то небрежная, выдавала граціозныя линіи ея таліи и плечъ Замтивъ это, учитель сталъ еще сурове.

— Значитъ, я долженъ понять, что это будетъ постоянно?

— Что такое? вопросительно сказала Кресси.

— Долженъ ли я понять, что вы намрены аккуратно посщать школу? повторилъ учитель коротко,— или же это простое соглашеніе всего лишь на нсколько дней, пока…

— О! вдругъ поняла Кресси, поднявъ на него свои смлые глаза, вы говорите объ этомъ, о! это совсмъ разстроилось. Да, прибавила она презрительно, описывая большой полукругъ ножкой, это совсмъ кончено… три недли тому назадъ.

— А Сетъ Девисъ… онъ тоже намренъ вернуться въ школу?

— Онъ!

Она расхохоталась беззаботнымъ, двическимъ смхомъ.

— Не думаю. Пока я тутъ, во всякомъ случа, онъ не вернется….

Она услась на пюпитръ, такъ что ея маленькія ножки едва касались пола. Вдругъ она ударила каблукъ о каблукъ и встала.

— Это все? спросила она.

— Да.

— Могу я теперь уйти?

— Да.

Она сложила книжки горкой и минутку промедлила.

— Хорошо ли поживали? спросила она съ небрежной вжливостью.

— Да… благодарю васъ.

— Вы на видъ совсмъ молодецъ.

Она направилась къ дверямъ лнивой, раскачивающейся походкой южныхъ двушекъ, растворила дверь и внезапно со всхъ ногъ бросилась къ Октавіи Денъ, закружилась съ ней въ дикомъ вальс и исчезла.

Посл того какъ школьники были распущены и учитель остался съ Рупертомъ Фильджи, чтобы показать ему, какъ приступить къ занятіямъ съ дядей Беномъ, красавецъ-мальчикъ спросилъ сердито:

— Что, Кресси Макъ-Кинстри будетъ аккуратно посщать школу, м-ръ Фордъ?

— Да, отвчалъ учитель, сухо.

И черезъ минуту прибавилъ:

— А что?

Прелестныя кудри Руперта спускались на его брови, придавая ему особенно недовольный видъ.

— Очень непріятно для человка, когда онъ думалъ, что отдлался отъ этой сороки и ея глупаго жениха, видть, что она опять затесалась къ намъ.

— Не увлекайтесь личной антипатіей, Рупертъ, и не говорите такъ о своей школьной подруг… и молодой лэди, притомъ, сухо поправилъ его учитель.

— Въ лсу у насъ такихъ школьныхъ подругъ и молодыхъ ‘лэди’ сколько хочешь, отвтилъ неисправимый Рупертъ. Еслибы я зналъ, что она вернется въ школу, я бы…

— Ну? рзко спросилъ учитель.

— Я бы такую штуку удралъ, что она опять убралась бы! Сдлать это легко, прибавилъ онъ.

— Ну довольно объ этомъ, строго сказалъ учитель. Теперь займитесь своей обязанностью и постарайтесь доказать дяд Бену, что вы не просто шалунъ-школьникъ, или же,— прибавилъ онъ значительно,— мы оба пожалемъ о нашемъ договор. Смотрите, чтобы я нашелъ васъ обоихъ въ порядк по возвращеніи.

Онъ снялъ шляпу съ крюка на стн и въ силу внезапно составленнаго ршенія вышелъ изъ школы, чтобы идти къ родителямъ Кресси Макъ-Кинстри. Онъ самъ не зналъ хорошенько, что имъ скажетъ, но по своему обыкновенію разсчитывалъ на вдохновеніе минуты. На худой конецъ онъ могъ отказаться отъ должности, которая, какъ теперь оказывалось, требовала гораздо больше такта и дипломатіи, нежели онъ ожидалъ, тмъ боле, что онъ уже подумывалъ въ послднее время, что его настоящее положеніе, избранное имъ, какъ временный ресурсъ бднаго, но способнаго молодаго человка, ни на шагъ не подвигало его къ осуществленію его пышныхъ мечтаній.

М-ръ Джекъ Фордъ былъ юный пилигримъ, явившійся искать счастія въ Калифорнію и до того налегк, что ему не съ кмъ было даже посовтоваться. Искомое счастіе не далось ему въ руки въ Санъ-Франциско, не улыбнулось и въ Сакраменто и, повидимому, вовсе не намревалось постить его въ Инджіанъ-Спрниг. Тмъ не мене, когда школьный домъ скрылся у него изъ глазъ, онъ закурилъ сигару, засунулъ руки въ карманы и пошелъ съ бодрой безпечностью юности, которой все кажется легко и возможно.

Дти уже исчезли такъ же таинственно и внезапно, какъ и появились. Окрестность, между нимъ и поселкомъ Инджіанъ-Спрингъ, раскинувшимся въ безпорядк, кругомъ разстилалась безъ звука и безъ движенія. Поросшій лсомъ холмъ, на которомъ стоялъ школьный домъ, въ полумил дальше склонялся постепенно къ рк, на берегахъ которой, на этомъ разстояніи, городокъ, казалось, разметался второпяхъ, или выброшенъ былъ на берегъ ркой, какъ попало. Отель почти въхалъ, въ баптистскую церковь, волоча за собой два питейныхъ дома и кузницу, между тмъ какъ зданіе суда высилось въ своемъ одинокомъ величіи на песчаной площадк въ полумил разстоянія. Земля кругомъ была изборождена безцеремонными орудіями прежнихъ золотоискателей.

М-ръ Фордъ не особенно симпатизировалъ этому свидтельству пограничныхъ усилій: счастіе, котораго онъ искалъ, такъ очевидно лежало не въ этомъ направленіи, и взглядъ его, устремленный въ даль, озиралъ всю окрестность, носившую еще полудикій характеръ, не смотря на коттеджи резидентовъ за городской чертой и рдкія фермы или какъ они тамъ называются ранчи. Дикость мстности длала вполн возможнымъ появленіе медвдей на далеко еще не расчищенныхъ пустыряхъ.

Мыза семьи Макъ-Кинстри предстала передъ нимъ во всей лнивой неприглядности юго-западной архитектуры. Группа, различныхъ строеній, изъ которыхъ нкоторыя полуразрушились, а другія не были достроены, откровенно и краснорчиво говорила о номадныхъ наклонностяхъ обитателей. Мыза Макъ-Кинстри всегда была бльмомъ на глазу у учителя, и даже въ это утро онъ молча подивился, какихъ чудомъ изъ такой безобразной куколки вылупилась такая нарядная бабочка, какъ Кресси.

Пока онъ стоялъ въ нершительности, идти на мызу или нтъ, хорошенькое личико и нарядное платье Кресси вдругъ мелькнули за угломъ одного изъ строеній. Она была не одна, съ ней былъ мужчина, рука котораго, очевидно, только-что обвивала ея талію и снова пыталась сдлать то же самое. Но Кресси ловко увертывалась и хохотала не то сердито, не то задорно. Учитель не могъ разглядть на этомъ разстояніи лица кавалера, но видлъ только, что это не ея прежній поклонникъ, не Сетъ Девисъ. Вдругъ кавалеръ исчезъ, и Кресси одна побжала въ домъ. Учитель не могъ ршить, видли они его или нтъ, и самъ направился въ домъ.

Желтый песъ, наблюдавшій за нимъ сперва съ сомнніемъ, звнулъ, всталъ съ солнопека, на которомъ лежалъ, лниво потянулся и подошелъ къ учителю съ вялой вжливостью, а затмъ пошелъ впередъ, какъ бы показывая ему дорогу. М-ръ. Фордъ осторожно слдовалъ за нимъ, грустно сознавая, что этотъ лицемръ собачьей породы только пользовался гостемъ, чтобы вторгнуться въ домъ и, по всей вроятности, ему придется отвчать за это и быть свидтелемъ позорнаго изгнанія. Ожиданія его скоро осуществились: раздался лнивый, сварливый, женскій окрикъ: — опять эта проклятая собака! и заставилъ смущеннаго путеводителя м-ра Форда быстро отретироваться. М-ръ Фордъ очутился одинъ въ просто убранной пріемной комнат, напротивъ двери, открытой съ сосдній покой, въкоторой появилась фигура женщины, торопливо сбросившей съ себя передникъ. То была м-съ Макъ-Кинстри. Рукава ея платья были засучены и такимъ образомъ видны были ея красныя, но все еще красивыя руки. Она вытирала ихъ передникомъ, размахивая ими въ воздух, и движенія ея имли въ себ нчто воинственное, точно она собиралась вступить въ драку.

М-ръ Фордъ отступилъ назадъ.

— Извините, сказалъ онъ, но дверь была отперта, и я пошелъ вслдъ за собакой.

— Она постоянно съ нами играетъ такія штуки, отвчала м-съ Макъ-Кинстри изъ другой комнаты. На прошлой недл привела къ намъ китайца. Нтъ такой пакости, какую бы эта проклятая тварь не выкинула!

Но не смотря на такое нелюбезное заявленіе, м-съ Макъ-Кинстри появилась изъ сосдней комнаты съ спущенными рукавами, въ черномъ, опрятномъ, шерстяномъ плать и съ усталой, но ласковой и покровительственной улыбкой на лиц. Обмахнувъ пыль со стула и подавъ его учителю, она продолжала материнскимъ тономъ:

— Пришли, такъ садитесь и будьте, какъ дома. Мои домочадцы вс разбрелись, кто куда, но наврное кто-нибудь да набжитъ за чмъ-нибудь. Еще не было того дня, когда бы они не теребили маму Макъ-Кинстри то за тмъ, то за другимъ.

Нкоторая гордость выразилась на ея исхудаломъ, темномъ лиц. То, что она говорила, была правда. Тощая, хотя еще далеко не старая женщина, которую онъ видлъ передъ собой, впродолженіи долгихъ лтъ окружала материнскими заботами не только своего мужа и братьевъ, но и троихъ или четверыхъ мужчинъ, которые въ качеств партнеровъ или наемныхъ батраковъ жили на мыз. Природная и благопріобртенная симпатія къ ‘молодцамъ’, какъ она ихъ называла, и къ ихъ нуждамъ лишила ее всякой женственности. Она была отличнымъ типомъ женщинъ, довольно часто встрчающихся на юго западной границ, женщинъ, которыя служатъ суровыми товарищами своимъ суровымъ мужьямъ и братьямъ, раздляютъ ихъ лишенія и страданія скоре съ стойкой, мужской выносливостью, чмъ съ женскимъ терпніемъ, женщинъ, снаряжающихъ своихъ возлюбленныхъ въ отчаянныя экспедиціи или страшныя vendetta съ величайшимъ спокойствіемъ или съ партизанской яростью, которыя преданно ухаживаютъ за ранеными, чтобы, поставивъ на ноги, дать имъ возможность снова мстить, или жесъ сухими глазами и мстительными сердцами встрчаютъ своихъ убитыхъ.

Нечего дивиться, что Кресси Макъ-Кинстри вышла такой странной двушкой у такой странной матери. Поглядывая на мать — хотя и не безъ нкотораго почтенія — м-ръ Фордъ невольно сравнивалъ женственную грацію дочери и дивился, откуда она взялась у ней.

— Гирамъ хотлъ сегодня идти въ школу и повидаться съ вами, сказала м-съ Макъ-Кинстри, посл нкотораго молчанія, но, должно быть, его задержали. Со скотомъ много хлопотъ въ это время года, и мои молодцы почти съ ногъ сбились. Ганкъ и Джимъ не слзали съ мустанговъ съ самаго разсвта, а Гирамъ всю ночь караулилъ изгородь на меж, которую отхватили себ Гаррисоны. Можетъ быть, вы видли Гирама, проходя? Если видли, то не замтили, какое у него оружіе? Я вижу вонъ въ углу стоитъ его винтовка, а эти Гаррисоны такъ подлы, что если увидятъ, что онъ безъ винтовки, то подстрлятъ его, какъ зайца. Ну что жъ, съ Кресси все уладилось, полагаю, перешла она къ мене важной тем разговора.

— Да, отвтилъ учитель безнадежно.

— Я такъ и думала, продолжала м-съ Макъ-Кинстри съ снисходительной разсянностью. Говорятъ, она очень хорошихъ платьевъ накупила себ въ новомъ магазин въ Сакраменто. По крайней мр, такъ говоритъ одинъ изъ нашихъ молодцовъ. Въ послдніе годы сама я нсколько отстала отъ моды.

Въ поясненіе она провела пальцами по складкамъ своего грубаго платья, но въ тон ея не выразилось ни сожалнія, ни извиненія.

— Она, кажется, старательно готовила уроки, сказалъ учитель, отбросивъ мысль критиковать туалетъ Кресси, въ виду полной безполезности такой критики, но долженъ ли я понять, что она будетъ теперь аккуратно посщать школу… и что она. свободно можетъ отдавать свое время урокамъ, и кто… что свадьба ея разошлась.

— Разв она вамъ этого не сказала? спросила м-съ Макъ-Кинстри съ вялымъ удивленіемъ.

— Нтъ, конечно, сказала, отвчалъ учитель съ нкоторымъ замшательствомъ, но…

— Если она такъ сказала, перебила м-съ Макъ-Кинстри разсянно, то, значитъ, такъ и есть. Ей это лучше извстно, и вы можете поврить ея словамъ.

— Но я отвтственъ передъ родителями, а не передъ учениками за дисциплину моей школы, отвчалъ молодой человкъ не безъ рзкости. Я думалъ, что мой долгъ узнать, какъ вы объ этомъ думаете.

— Такъ, такъ. Въ такомъ случа поговорите съ Гирамомъ. Помолвка съ Сетомъ Дависомъ была ея дломъ и отцовскимъ, а не моимъ. Я тутъ не при чемъ. Полагаю, что Гирамъ, само собой, объяснитъ это дло вамъ и всмъ знакомымъ, которые будутъ наводить справки.

— Но я надюсь, что вы понимаете, сказалъ учитель, слегка обидясь за такую небрежность, что я-то спрашиваю о томъ, будетъ ли ваша дочь ходить аккуратно въ школу, потому что мн надо расположить занятія боле пригоднымъ для ея лтъ образомъ. Я бы даже позволилъ себ вамъ замтить, что, быть можетъ, лучше было бы отдать ее въ пансіонъ для молодыхъ двицъ…

— Такъ, такъ, перебила опять м-съ Макъ-Кинстри, поговорите объ этомъ съ Гирамомъ. Онъ долженъ бы уже вернуться домой. Не понимаю, что его задержало.

Глаза ея, какъ бы противъ воли и съ озабоченнымъ выраженіемъ, опять устремились въ уголъ, гд стояла винтовка мужа. Вдругъ она закричала, точно забывъ о присутствіи м-ра Форда.

— Эй! Кресси!

— Эй! мама!

Отвтъ шелъ изъ сосдняго покоя. И минуту спустя Кресси появилась въ дверяхъ съ странной, полувызывающей миной, которую учитель могъ объяснить себ только тмъ, что она подслушивала у дверей. Она успла перемнить нарядное платье на простое домашнее изъ синей грубой ткани, но ея граціозная фигурка еще отчетливе обрисовывалась въ немъ. Кивнувъ головой учителю, она бросила ему:— Какъ поживаете? и повернулась къ матери.

— Кресси, сказала та, отецъ ушелъ и оставилъ здсь свою винтовку, будь такъ добра, снеси ее ему въ лсъ, прежде чмъ онъ пойдетъ на пограничную межу. Да кстати скажи ему, что учитель его дожидается.

— Позвольте, сказалъ учитель, когда молодая двушка безпечно пошла въ уголъ и взяла винтовку. Позвольте мн снести ее. Мн по дорог черезъ лсъ въ школу, и я встрчу м-ра Макъ-Кинстри.

М-съ Макъ-Кинстри какъ будто смутилась. Кресси широко раскрыла свои ясные глаза и уставилась ими въ учителя съ очевиднымъ удивленіемъ.

— Нтъ, м-ръ Фордъ, сказала м-съ Макъ-Кинстри съ прежней материнской манерой. Вамъ лучше не вмшиваться въ ихнія дла. Вы человкъ посторонній, а Кресси свой человкъ. Дтки Гаррисоновъ ходятъ къ вамъ въ школу и зачмъ же вамъ, учителю, вмшиваться въ ссору родителей.

— Гораздо приличне все-таки учителю, чмъ одному изъ учениковъ, да еще молодой лэди, нести ружье, сказалъ серьезно м-ръ Фордъ, беря винтовку изъ рукъ двушки, которая не то забавлялась его попыткой, не то противилась ей.

Кресси пошла впередъ, а учитель послдовалъ за ней. Когда они дошли до воротъ, она оглянулась и поглядла ему въ лицо.

— Что вамъ сказала мама на счетъ того, что вы меня видли?

— Я васъ не понимаю.

— На счетъ того, что вы меня видли съ Джо Мастерсомъ на двор?

— Она ничего не говорила.

— Гмъ! задумчиво ухмыльнулась Кресси. А вы что ей сказали?

— Ничего.

— Значитъ, вы насъ не видли?

— Я видлъ васъ съ кмъ-то, но не знаю, кто онъ.

— И не говорили мам?

— Не говорилъ. Это не мое дло.

Онъ тотчасъ же спохватился, что этотъ отвтъ шелъ въ разрзъ съ причиной, по которой, ему казалось, онъ сюда приходилъ. Но было уже поздно, а она глядла на него съ сіяющимъ, но загадочнымъ лицомъ.

— Этотъ Джо Мастерсъ фатъ большой руки. Я говорила ему, что вы могли видть его глупое поведеніе.

— Ахъ, въ самомъ дл.

— Мама думаетъ, что вы какъ вс здшніе мужчины. Она не понимаетъ, что вы совсмъ другой.

— Я думаю, что она почему-то тревожится на счетъ вашего отца и ей пріятно было бы, чтобы я поскоре снесъ ему ружье, рзко отвтилъ учитель.

— О! съ папой ничего не случится, отвчала Кресси лукаво. Вы найдете его вонъ въ той проск. Но вамъ очень идетъ ружье. Вамъ бы слдовало завести себ.

Учитель вскользь улыбнулся и сказалъ: прощайте!

Глаза двушки слдили за нимъ, до тхъ поръ, пока онъ не скрылся въ лсу. Дойдя до опушки, онъ оглянулся и увидлъ, что она все еще стоитъ у воротъ. Она сдлала какой-то жестъ, но онъ не могъ разобрать на этомъ разстояніи, передразнила ли она его манеру держать ружье, или послала рукой воздушный поцлуй.

Какъ бы то ни было, онъ продолжалъ путь не въ очень хорошемъ расположеніи духа. Хотя онъ и не жаллъ, что замнилъ Кресси какъ поставщикъ легальнаго оружія между двумя воюющими сторонами, но понималъ, что молча вмшивался въ распрю между людьми, которыхъ мало зналъ и которыми нисколько не интересовался.

Несомннно, что Гаррисоны посылали дтей въ его школу и что мстное и страстное партизанство могло перетолковать по-своему его простую вжливость. Но его гораздо больше безпокоило то, что его миссія въ томъ, что касается м-съ Макъ-Кинстри, окончилась жалкимъ фіаско. Странныя отношенія между матерью и дочерью многое объясняли въ поведеніи дочери, но не давали надежды ни на какое улучшеніе. Не окажется ли отецъ — человкъ, привыкшій разрубать Гордіевы узлы складнымъ ножемъ и погрязшій въ хлопотахъ о скот и межевыхъ дрязгахъ,— боле разумнымъ человкомъ?

Но, можетъ быть, у дочери было больше общаго съ отцемъ, чмъ съ матерью?

Она сказала, что онъ встртитъ м-ра Макъ-Кинстри въ проск и не ошиблась: вотъ онъ скачетъ, во весь опоръ ему на встрчу.

III.

Не дозжая десятка шаговъ до учителя, Макъ-Кинстри, почти не останавливая своего мустанга, соскочилъ съ сдла и, хлопнувъ хлыстомъ по бокамъ животнаго, пустилъ его скакать въ галопъ къ дому. А самъ, запустивъ руки въ карманы длиннаго, просторнаго полотнянаго сюртука, медленно направился, звякая шпорами къ молодому человку.

Это былъ плотный, средняго роста, человкъ, съ густой рыжеватой бородой, съ блдно-голубыми глазами, съ тяжелыми вками и взглядомъ, вмст соннымъ и страдальческимъ, который, скользнувъ на учител, больше на немъ неостанавливался.

— Жена хотла вамъ послать ружье съ Кресси, сказалъ учитель, но я предложилъ передать его самъ, такъ какъ мн показалось такое порученіе не совсмъ приличнымъ для молодой лэди. Вотъ ружье. Я надюсь, что въ немъ не было и не будетъ надобности, прибавилъ онъ.

М-ръ Макъ-Кинстри взялъ ружье одной рукой съ видомъ слегка смущеннымъ и удивленнымъ, закинулъ его на плечо и той же самой рукой, не вынимая изъ кармана другой, снялъ мягкую войлочную шляпу съ головы и, показавъ отверстіе, пробитое пулей въ ея поляхъ, лниво отвтилъ:

— Оно опоздало на полчаса, но Гаррисонъ былъ не въ дух, и рука его дрогнула, когда онъ выстрлилъ въ меня и не попалъ.

Моментъ для объясненій, очевидно, былъ неудачно выбранъ учителемъ, но онъ ршилъ не упускать его. И однако медлилъ, при чемъ и спутникъ его тоже казался не мене смущенъ, и въ разсянности вынулъ изъ кармана правую руку, обвернутую въ окровавленный платокъ, пытаясь, очевидно, совсмъ машинально, почесать въ голов окоченлыми пальцами.

— Вы ранены, сказалъ учитель, искренно встревоженный, а я васъ задерживаю.

— Я держалъ руку вотъ такъ, пояснялъ Макъ-Кинстри съ вялой ршимостью, и пуля задла мой мизинецъ, пролетая черезъ шляпу. Но я не хотлъ вамъ сказать, когда остановилъ васъ. Я еще не довольно спокоенъ, извинялся онъ, спокойнйшимъ манеромъ, я совсмъ вышелъ изъ себя, прибавилъ онъ съ безусловнымъ самообладаніемъ. Но я хотлъ спросить васъ — и онъ фамильярно положилъ обвязанную руку на плечо учителю — что, Кресси хорошо себя вела?

— Прекрасно, отвчалъ учитель. Но не пойти ли мн съ вами домой, и мы можемъ переговорить посл того, какъ ваша рана будетъ перевязана?

— И она была хорошенькая? продолжалъ Макъ-Кинстри, не двигаясь съ мста.

— Очень.

— И вы нашли хорошенькимъ ея платье изъ новаго магазина?

— Да, отвтилъ учитель. Быть можетъ, немножко слишкомъ наряднымъ для школы, прибавилъ онъ вразумительно, и…

— Но только не для нея, но только не для нея, перебилъ Макъ-Кинстри. Я думаю, что такихъ платьевъ можно еще достать тамъ, откуда она пріхала! Вамъ нечего безпокоиться, пока Гирамъ Макъ-Кинстри живъ, у Кресси не будетъ недостатка въ платьяхъ.

М-ръ Фордъ безнадежно глядлъ на безобразную мызу, виднвшуюся вдали, и на тропинку подъ его ногами, затмъ перевелъ глаза на руку, все еще покоившуюся у него на плеч.

— Въ другое время я подробне поговорю съ вами о вашей дочери, м-ръ Макъ-Кинстри.

— Говорите теперь, сказалъ Макъ-Кинстри, продвая раненую руку въ руку учителя. Я люблю васъ слушать. Вы изъ тхъ, что успокоиваете, и мн это пріятно.

Тмъ не мене учитель чувствовалъ, что его собственная рука не такъ тверда, какъ рука его спутника. Было однако безполезно отступать теперь, и съ тмъ тактомъ, какой онъ только сумлъ проявить, онъ облегчилъ свою душу отъ тяготившаго его вопроса. Онъ распространился о предварительномъ поведеніи Кресси въ школ, объ опасности новаго усложненія такого же рода, о необходимости держать ее на положеніи ученицы и о желательности ея перевода съ этою цлью въ высшее учебное заведеніе, гд была бы зрлая наставница одного съ нею пола.

— Вотъ, что я желалъ сказать сегодня м-съ Макъ-Кинстри, но она отослала меня къ вамъ.

— Такъ, такъ, сказалъ Макъ-Кинстри, одобрительно кивая головой. Она добрйшая женщина въ околодк и во всхъ длахъ такого рода — онъ слегка помахалъ раненой рукой въ воздух — лучше ея не найти. Она дочь Блера Роулинса и вмст съ братомъ Клеемъ одна лишь уцлла посл двадцатилтней борьбы съ Макъ-Инти въ западномъ Кентукки. Но она не понимаетъ двушекъ, какъ мы съ вами. Хотя и я не совсмъ понимаю, потому что недостаточно спокоенъ. Старуха сказала вамъ правду, говоря, что она была не при чемъ съ помолвкой Кресси. Это врно! Да, по правд сказать, и мы тутъ не при чемъ съ Сетомъ Девисомъ и Кресси.

Онъ помолчалъ и, поднявъ на секунду тяжелыя вки и задумчиво глянувъ на учителя, прибавилъ:— Коли хотите знать правду, то, говоря между нами, знаете, единственное лицо, отвтственное за эту помолвку и за то, что она разошлась — это вы!

— Я! проговорилъ учитель въ неописанномъ удивленіи.

— Вы! повторилъ Макъ-Кинстри спокойно, кладя обратно руку, которую-было учитель пытался высвободить изъ своей. Я не говорю, что вы это сознавали или хотли этого. Но это такъ вышло. Если вы хотите выслушать меня, то я вамъ объясню, какъ это вышло. Мн ничего проводить васъ немного, потому что, если мы пойдемъ на мызу, то собаки увидятъ меня, поднимутъ лай, вызовутъ старуху, и прощай наша задушевная бесда. И я теперь сталъ немного спокойне.

Онъ медленно двигался по тропинк, продолжая конфиденціально опираться на руку Форда, хотя, благодаря своимъ обширнымъ размрамъ, и покровительственному виду, казалось, какъ будто онъ поддерживаетъ его раненой рукой.

— Когда вы только-что пріхали въ Инджіанъ-Спрингъ, началъ онъ, Сетъ и Кресси ходили въ школу, какъ всякіе другіе мальчикъ съ двочкой, и ничего больше. Они знали другъ друга съ дтства — Девисы были намъ сосдями въ Кентукки и вмст съ нами переселились въ Сеи-Джо. Сетъ, можетъ быть, современемъ и привязался бы къ Кресси, какъ и Кресси къ нему и между нашими семьями ничего такого не происходило, что бы помшало имъ жениться, когда бъ они того захотли. Но никакихъ словъ объ этомъ не говорено и никакой помолвки не было.

— Какъ же такъ, перебилъ поспшно Фордъ, мой предшественникъ, м-ръ Мартинъ, ясно высказалъ мн, что помолвка была и съ вашего позволенія.

— Это только потому, что вы обратили на это вниманіе въ первый же день, какъ пришли въ школу съ Мартиномъ.— Папа, сказала мн Кресси, новый учитель очень строгъ, и онъ замтилъ насъ съ Сетомъ, а потому вамъ лучше сказать, что мы помолвлены.

— Но разв вы помолвлены? спросилъ я.— Да вдь придетъ къ тому, сказала Кресси, а если этотъ учитель пріхалъ сюда съ сверными идеями объ обществ, то лучше дать ему понять, что Инджіанъ-Спрингъ не совсмъ медвжій уголъ на счетъ всякихъ тамъ приличій. Такъ я и согласился, и Мартинъ сказалъ вамъ, что все въ порядк: Кресси и Сетъ — женихъ съ невстой, и вамъ нечего о нихъ безпокоиться. А вы цлую исторію подняли изъ-за этого и объявили, что школа не подобающее совсмъ мсто для обрученныхъ.

Учитель не безъ смущенія взглянулъ въ лицо отцу Кресси. Оно было неподвижно и невозмутимо.

— Я не скажу вамъ, что теперь все это улажено. Бда моя, м-ръ Фордъ, въ томъ, что я не спокоенъ, а вы спокойны, и вотъ чмъ вы меня берете. Потому что когда я услышалъ, что вы сказали, то слъ на мустанга и поскакалъ въ школу съ тмъ, чтобы дать вамъ пять минутъ времени на то, чтобы очистить Инджіанъ-Спрингъ отъ своего присутствія. Не знаю, помните ли вы этотъ день. Я разсчиталъ такъ свое время, чтобы перехватить васъ по дорог изъ школы, но пріхалъ слишкомъ рано. Я слзъ съ лошади, привязалъ ее къ кустамъ, подкрался къ окну и заглянулъ въ школу. Въ ней было очень тихо и спокойно. Блки играли на крыш, птицы щебетали и пчелы жужжали кругомъ, и никто не обращалъ на меня вниманія. Вы ходили между маленькими двочками и мальчиками, поднимали за подбородокъ ихъ головки и говорили съ ними такъ мягко и спокойно, точно вы сами ребенокъ и ихъ товарищъ. И вс они казались довольными и спокойными. И вотъ — не знаю, помните ли вы это — вы подошли къ окну, заложивъ руки за спину, и глядли такъ спокойно и мирно и такъ задумчиво, точно вы были за сто миль и отъ школы, и отъ самого себя. И вотъ я подумалъ, что далъ бы не знаю что, чтобы старуха увидла васъ такимъ. И подумалъ я, м-ръ Фордъ, что тутъ мн не мсто, да подумалъ также — немножко это грубо съ моей стороны — что пожалуй не мсто тутъ и моей Кресси! И вотъ я отъхалъ, не потревоживъ ни васъ, ни птицъ, ни блокъ. Когда я заговорилъ объ этомъ вечеромъ съ Кресси, она сказала, что такъ всегда бываетъ, и что вы всегда обращались съ ней, какъ и со всми другими. Поэтому она согласилась похать въ Сакраменто и закупить тамъ кое-какія вещи съ тмъ, чтобы черезъ мсяцъ обвнчаться съ Сетомъ. Постойте, м-ръ Фордъ, дайте мн договорить, продолжалъ онъ, такъ какъ молодой человкъ сдлалъ движеніе, какъ будто собирался что-то замтить.

— Ну вотъ я согласился, но когда она пожила въ Сакраменто и накупила себ нарядовъ, она написала мн, что обдумала все дло, и что, по ея мннію, они съ Сетомъ слишкомъ молоды, чтобы жениться, и что помолвка должна разстроиться. И я разстроилъ.

— Но какимъ образомъ? спросилъ удивленный учитель.

— Вообще говоря, съ помощью ружья,— отвчалъ Макъ-Кинстри съ медлительною важностью, показывая на ружье, которое несъ на плеч, потому что я не спокоенъ. Я заявилъ отцу Сета, что если я когда-нибудь опять застану Сета съ Кресси вдвоемъ, то убью его. Это произвело нкоторую холодность между семьями и придало храбрости подлецамъ Гаррисонамъ. Но даже законъ, полагаю, признаетъ права отца. Кресси же говоритъ теперь, когда съ Сетомъ все покончено, что она не видитъ причины, почему ей не ходить въ школу и не окончить свое образованіе. И я нашелъ, что она права. И мы оба ршили, что такъ какъ она оставила школу, чтобы купить эти платья, то справедливо будетъ, если школа этимъ воспользуется — пусть въ этихъ платьяхъ туда и ходитъ.

Дло оказывалось безнадежне чмъ прежде. Учитель зналъ, что человкъ, шедшій съ нимъ рядомъ, не будетъ вторично такъ покладливъ. Но, быть можетъ, именно сознаніе опасности заставило его еще серьезне взглянуть на свои обязанности, а гордость возмущалась возможностью угрозы, скрытой подъ этими признаніями Макъ-Кинстри. По крайней мр учитель нашелъ нужнымъ сказать:

— Но вполн ли вы уврены, что не пожалете о томъ, что не воспользовались разстроеннымъ сватовствомъ съ тмъ, чтобы послать вашу дочь въ какой-нибудь пансіонъ для взрослыхъ двицъ въ Сакраменто или въ Сан-Франциско? Вы не думаете, что она можетъ соскучиться въ обществ маленькихъ дтей, тмъ боле, что она уже знакома съ волненіями двушки, у которой уже былъ…— онъ хотлъ сказать ‘возлюбленный», но сдержался я прибавилъ:— которая уже узнала прелесть двической свободы.

— М-ръ Фордъ, отвчалъ Макъ-Кинстри съ тупымъ и самодовольнымъ непониманіемъ человка односторонняго,— когда я сейчасъ сказалъ, что, заглянувъ въ вашу спокойную, мирную школу, я нашелъ, что въ ней не мсто Кресси, то не потому, чтобы ей не слдовало тамъ быть по-моему. Дло въ томъ, что чего она никогда не находила дома у старухи и у меня, когда была маленькой двочкой, того она не нашла бы и въ пансіон для взрослыхъ двицъ, а именно: дтскую обстановку. Невинная наивность дтства, должно быть, соскочила какъ-нибудь съ нашего эмигрантскаго фургона, когда мы путешествовали по преріямъ, или же мы ее оставили въ Сен-Джо. Кресси стала взрослой двушкой, годной въ замужество, прежде чмъ вышла изъ дтства. За ней увивались молодцы, когда она еще играла съ ними, какъ играютъ двочки съ мальчиками. Я не скрою отъ васъ, что дочь Блера Роулинса и не могла лучше воспитать своей дочери, хотя она была драгоцнной подругой для меня. Поэтому, если вамъ все равно, м-ръ Фордъ, то мы не будемъ говорить о пансіон для взрослыхъ двицъ, мн бы скоре хотлось, чтобы Кресси была маленькой двочкой среди маленькихъ дтей. Я былъ бы гораздо спокойне, еслибы зналъ, что, когда меня нтъ дома и я воюю съ Гаррисонами, она сидитъ въ школ съ дтьми, съ птицами и пчелками и слушаетъ ихъ и васъ. Можетъ быть, вокругъ нашей мызы слишкомъ много было всякихъ молодцовъ съ самаго ея малолтства, можетъ быть, ей нужно узнать о человк немножко поболе того, чему можетъ ее научить молодецъ, увивающійся около нея или дерущійся за нее.

Учитель молчалъ. Неужели этотъ тупой, ограниченный партизанъ набрелъ на истину, которая никогда не представлялась его собственному просвщенному уму? Неужели этотъ себялюбивый дикарь, этотъ порубежный рубака съ обагренными — въ буквальномъ смысл слова — кровью руками, лучше его понялъ какимъ-то темнымъ инстинктомъ, что для его дочери необходимы женственность и мягкость? На минуту онъ былъ сраженъ. Но затмъ вспомнилъ о недавнемъ заигрываньи Кресси съ Джо Мастерсомъ и о томъ, что она скрыла отъ матери ихъ встрчу. Неужели она обманула также и отца? Или ужь не морочилъ ли его самого отецъ этими переходами отъ угрозъ къ доброт, отъ силы къ слабости. Онъ слыхалъ раньше объ этой жесткой черт юго-западной хитрости. Какъ бы то ни было, искоса взглянувъ на дикаря съ раненой рукой, опиравшагося на его руку, онъ постарался не дать ему замтить своего недоврія. И удовольствовался слабой уловкой слабаго человчества въ такихъ случаяхъ — добродушнымъ равнодушіемъ.

— Хорошо, сказалъ онъ, безпечно, я постараюсь сдлать, что можно. Но уврены ли вы, что одни дойдете до дома? не проводить ли мн васъ?

И такъ какъ Макъ-Кинстри отрицательно махнулъ рукой, то прибавилъ вскользь, чтобы заключить бесду:

— Я буду сообщать вамъ объ ея успхахъ время отъ времени, если желаете.

— Мн, подчеркнулъ напыщенно Макъ-Кинстри, а не туда, не на мызу. Но, можетъ быть, вы разршите мн прізжать и заглядывать къ вамъ въ окна школы? Ахъ! вамъ это будетъ непріятно? прибавилъ онъ, впервые какъ бы покраснвъ. Ну, оставимъ это.

— Видите ли, это можетъ развлекать дтей, пояснилъ учитель кратко, хотя не безъ интереса подумавъ о томъ, какой безконечный восторгъ вызвало бы свирпое и надменное лицо Макъ-Кинстри, появившись въ окн,— въ младенческой груди Джонни Фильджи.

— Ну, все равно! отвчалъ медленно Макъ-Кинстри. Вы, вроятно, не согласитесь пойти въ гостинницу и выпить чего-нибудь, лимонаду или грога?

— Я ни за что не ршусь удерживать васъ еще лишнюю минуту вдали отъ м-съ Макъ-Кинстри, сказалъ учитель, поглядывая на раненую руку своего спутника. Тмъ не мене, очень вамъ благодаренъ. Прощайте!

Они пожали другъ другу руки, и Макъ-Кинстри перемстилъ ружье подъ мышку, чтобы подать лвую, здоровую руку. Учитель слдилъ за тмъ, какъ онъ медленно направился къ мыз. Посл того, сознавая не то съ смущеніемъ, не то съ удовольствіемъ, что онъ сдлалъ шагъ, послдствія котораго могутъ быть еще важне, чмъ представляются ему въ настоящую минуту, направился въ противуположную сторону къ школьному дому. Онъ былъ, такъ озабоченъ, что только подойдя къ школ вспомнилъ про дядю Бена. Припомнивъ разсказъ Макъ-Кинстри, онъ осторожно подкрался къ открытому окну съ намреніемъ заглянуть въ него. Но школьный домъ не только не представлялъ собой того мира и покоя, какіе тронули дикое сердце Макъ-Кинстри, но весь звучалъ юношескими негодующими возгласами: голосъ Руперта Фильджи такъ и гремлъ въ удивленныхъ ушахъ учителя.

— Пожалуйста бросьте свои кривлянья, меня вы не проведете своимъ Мичелемъ, да Добеллемъ, слышите! Много вы о нихъ знаете, какъ же? Поглядите на эту тетрадь. Еслибы Джонни написалъ такъ, то я бы выдралъ его за уши. Ну, конечно, перо виновато, а не ваши деревянные пальцы. Можетъ быть, вамъ требуются золотыя перья, скажите пожалуйста! Знаете, что я вамъ скажу! Возьму я да и брошу съ вами возиться. Ну вотъ опять клякса! Слушайте, вамъ не перо въ рук держать, а швабру, вотъ что!

Учитель подошелъ къ окну и незамченный сталъ наблюдать за тмъ, что происходило въ школ.

Въ силу какихъ-то собственныхъ, педагогическихъ соображеній, красавецъ Фильджи заставилъ дядю Бена ссть на полъ передъ однимъ изъ самыхъ маленькихъ пюпитровъ, вроятно, своего брата, въ поз, которая несомннно давала большой просторъ локтямъ человка, не привыкшаго обращаться съ перомъ и бумагой, а потому производящаго много лишнихъ и безобразныхъ движеній, между тмъ какъ юный наставникъ съ возвышеннаго положенія, какое дозволяла ему униженная позиція великана-ученика, наклонялся надъ нимъ точно лукавая, граціозная, шаловливая двушка.

Но всего удивительне для м-ра Форда было то, что дядя Бенъ не только не негодовалъ на свое униженное положеніе и на брань, какою осыпалъ его юный наставникъ, а напротивъ того принималъ и то и другое, мало того, что съ своимъ обычнымъ неизмннымъ добродушіемъ, но еще и съ явнымъ восхищеніемъ.

— Не спши, Рупъ, не спши, говорилъ онъ весело.— Ты и самъ былъ когда-то мальчишкой. Само собой разумется, что я возьму на себя вс убытки по части испорченнаго матеріала. Въ слдующій разъ я принесу свои собственныя перья.

— Сдлайте милость. Изъ школы Добелля, вроятно, намекнулъ злой насмшникъ Рупертъ.— Въ той школ, должно быть, перья были изъ гуттаперчи?

— Нужды нтъ, какія бы они тамъ ни были, отвчалъ добродушно дядя Бенъ.— Взгляни-ка на это С. Вдь недурно. Что скажешь?

Онъ взялъ перо въ зубы, медленно приподнялся на ноги и, приставивъ одну руку къ глазамъ, съ восхищеніемъ глядлъ съ высоты шести футовъ роста на свою работу. Рупертъ, заложивъ руки въ карманы и повернувшись спиной къ окну, насмшливо слдилъ за этой инспекціей.

— Что это за раздавленный червякъ на конц страницы? спросилъ онъ.

— Какъ ты думаешь, что это такое? восторженно спросилъ дядя Бенъ.

— Похоже на зминый корень, когда его выкопаешь изъ земли и къ нему пристанетъ грязь, критически отвтилъ Рупертъ.

— Это мое имя.

Оба стояли и глядли, свернувъ головы нсколько на бокъ.

— Это не такъ худо сдлано, какъ все остальное. Можетъ быть, скажемъ, это и ваше имя. То-есть, онъ ни на что другое не похоже, прибавилъ Рупертъ, вдругъ сообразивъ, что полезно, быть можетъ, иногда и поощрить ученика.— Вы современенъ научитесь. Но зачмъ вы все это длаете? вдругъ спросилъ онъ.

— Что длаю?

— Да ходите въ школу, когда васъ никто не посылаетъ, и вамъ нтъ никакой нужды учиться…

Краска разлилась по лицу дядя Бена до самыхъ ушей.

— Что дашь, если я скажу теб это, Рунъ? Представь, что я современемъ разбогатю и захочу бывать въ обществ. Представь, что я хочу быть не хуже другихъ, когда будетъ на моей улиц праздникъ. И захочу читать стихи, и романсы, и все такое.

Выраженіе безконечнаго и невыразимаго презрнія сказалось во взгляд Руперта.

— Въ самомъ дл, проговорилъ онъ медленно и ршительно. Хотите, я скажу вамъ, почему вы сюда приходите и что заставляетъ васъ это длать?

— Что?

— Какая-нибудь… двчонка!

Дядя Бенъ разразился громкимъ хохотомъ, отъ котораго задрожала крыша, и до тхъ поръ переминался съ ноги на ногу, пока полъ не заходилъ ходуномъ.

Но въ этотъ моментъ учитель появился на крыльц и вошелъ тихо, хотя не совсмъ кстати.

IV.

Возвращеніе миссъ Кресси Макъ-Кинстри въ Инджіанъ-Спрингъ и возобновленіе ея прерванныхъ занятій было такимъ событіемъ, вліяніе котораго не ограничилось одной школой. Даже порванное сватовство отступило на задній планъ въ общемъ вниманіи передъ фактомъ ея появленія въ роли ученицы. Нкоторыя недоброжелательныя особы ея пола, естественно защищенныя отъ дальнобойнаго ружья м-ра Макъ-Кинстри, утверждали, что ее не приняли въ пансіонъ въ Сакраменто, но большинство отнеслось къ ея возвращенію съ мстной гордостью и усмотрло въ этомъ практическій комплиментъ длу преподаванія, какъ оно было поставлено въ Инджіанъ-Спринг.

Мстная газета ‘Star’ съ широковщательнымъ краснорчіемъ, трогательно шедшимъ въ разрзъ съ ея малымъ объемомъ и плохимъ качествомъ шрифта и бумаги, толковала о возможности ‘развитія будущей академіи въ Инджіанъ-Спринг, подъ снью которой въ настоящую минуту набираются ума-разума будущіе мудрецы и государственные люди’. Учитель, прочитавъ это, почувствовалъ себя неловко. Впродолженіе нсколькихъ дней, тропинка между мызой Макъ-Кинстри и школьнымъ домомъ служила любимымъ мстомъ гулянья для толпы молодыхъ людей, для которыхъ освобожденная Кресси, надъ которой не тяготлъ больше опасный надзоръ Девисъ-Макъ-Кинстри, была предметомъ восхищенія. Но сама юная двица, которая, несмотря на досаду учителя, почитала, очевидно, своей священнйшей обязанностью наряжаться поочередно во вс свои новыя платья, не ршалась, однако, приводить за собой обожателей въ школьные предлы.

Учитель съ удивленіемъ замтилъ, что Инджіанъ-Спрингъ нисколько не тревожился на счетъ его собственнаго привилегированнаго положенія относительно сельской очаровательницы, молодые люди, ясно, нисколько не ревновали къ нему, никакая матрона не находила неприличнымъ, чтобы молодую двушку возраста Кресси и съ ея исторіей довряли наставленіямъ молодаго человка, немногимъ ея старше.

Несмотря на отношеніе, въ какое угодно было м-ру Форду стать къ ней, такой молчаливый комплиментъ его предполагаемому монашескому взгляду вызывалъ въ немъ почти такую же неловкость, какъ и нелпыя похвалы ‘Star’. Онъ былъ вынужденъ припомнить кое-какіе неблагоразумные пассажи изъ своей жизни, чтобы примириться съ навязываемымъ ему аскетизмомъ.

Въ силу общанія, даннаго м-ру Макъ-Кинстри, онъ досталъ нсколько элементарныхъ учебниковъ, пригодныхъ для новаго положенія, занятаго Кресси въ школ, чтобы не нарушался ни порядокъ занятій, ни дисциплина въ класс. Въ нсколько недль ему удалось настолько перевоспитать ее, что онъ сдлалъ ее ‘старшей’ надъ младшими двочками, такъ что ей приходилось теперь длить нкоторыя обязанности съ Рупертомъ Фильджи, который обращался съ вроломнымъ и ‘глупымъ’ женскимъ поломъ грубе, чмъ это требовалось, и съ излишней придирчивостью.

Кресси приняла это званіе, какъ вообще принимала свои новыя занятія, съ лнивымъ добродушіемъ и по временамъ съ такимъ безусловнымъ невдніемъ ихъ отвлеченныхъ или нравственныхъ цлей, что у учителя руки опускались.

— Зачмъ все это! спрашивала она, поднимая внезапно глаза на учителя.

М-ръ Фордъ, котораго смущалъ этотъ взглядъ, почти всегда клонившійся къ безцеремонному разглядыванію его лица во всей его подробности, давалъ ей какой-нибудь суровый практическій отвтъ. Однако, если предметъ отвчалъ ея собственнымъ тайнымъ наклонностямъ, то она быстро усвоивала его себ.

Мимолетный вкусъ къ ботаник былъ пробужденъ однимъ довольно пустымъ обстоятельствомъ. Учитель, считая это занятіе безвреднымъ и приличнымъ для двицы, заговорилъ о немъ въ одинъ прекрасный день и получилъ обычный вопросъ.

— Но представьте себ, продолжалъ онъ безхитростно, что кто-нибудь пришлетъ вамъ цвтовъ анонимнымъ образомъ.

— Ея душенька! подсказалъ Джонни Фильджи съ обычной своей беззастнчивостью.

Игнорируя это замчаніе и щелчекъ, которымъ отвтилъ на него Рупертъ, учитель продолжалъ:

— И если вы не будете знать, кто вамъ ихъ прислалъ, то по крайней мр узнаете, что это за цвты и гд они растутъ.

— Если они растутъ гд-нибудь здсь, то мы ей скажемъ, объявилъ хоръ тоненькихъ голосковъ.

Учитель колебался. Онъ чувствовалъ, что опрометчиво попалъ на щекотливую почву. Въ него впились десятки острыхъ глазокъ, отъ которыхъ природа никогда не уметъ скрывать своихъ тайнъ,— эти глазки слдили за появленіемъ самыхъ первыхъ цвтковъ, эти пальчики никогда не рылись въ словаряхъ и учебникахъ, но умли разгребать сухіе листья, подъ которыми притаился первый подснжникъ, и карабкаться по оврагамъ, раскидывая сухой хворостъ, подъ которымъ прячется хитрый полевой нарциссъ. Убжденный, что ему нельзя конкуррировать съ ними въ этихъ познаніяхъ, онъ безсовстно подмнилъ сферу наблюденій.

— Представьте себ, что одинъ изъ этихъ цвтковъ непохожъ на остальные, что его стебель и листья не зеленые и нжные, а блые и толстые, какъ фланель, точно затмъ, чтобы предохранять его отъ холода, разв не пріятно было бы сказать сразу, что онъ растетъ въ снгу и что кто-нибудь долженъ былъ забраться за линію снга, чтобы сорвать его.

Дти, захваченныя врасплохъ такимъ лукавымъ пріемомъ, молчали.

Кресси задумчиво признала возможнымъ допустить ботанику на такихъ основаніяхъ.

Недлю спустя, она положила на конторку учителя растеніе со стеблемъ, точно увитымъ ватой.

— Не особенно вдь красивъ этотъ цвтокъ, сказала она. Я. думаю, что я могла бы вырзать его ножницами изъ моей старой суконной кофточки, и онъ былъ бы не хуже.

— И вы нашли его здсь? спросилъ учитель съ удивленіемъ.

— Я сказала Мастерсу, чтобы онъ поискалъ его, когда будетъ на Суммит. Я описала ему цвтокъ. Я не думала, что онъ сорветъ его и принесетъ ко мн. Но онъ принесъ.

Хотя ботаника, очевидно, отошла на задній планъ, посл такого сообщенія, но, благодаря этому, Кресси получала постоянно свжіе букеты, и цивилизующее вліяніе букетовъ, распространяясь на ея друзей и знакомыхъ, повліяло на цвтоводство и повело къ разведенію одного или двухъ садовъ и было признано школой, какъ интересное прибавленіе къ ягодамъ, яблокамъ и орхамъ.

Въ чтеніи и письм Кресси сдлала большіе успхи, и грамматическія ошибки стали попадаться рже въ ея рчи, письменной и устной, хотя она все еще удерживала нкоторыя характерныя словечки и измняла медлительной, пвучей интонаціи юго-западныхъ уроженцевъ. Она исподволь справлялась съ трудностями произношенія больше по инстинктивной музыкальности уха, нежели по разумнію.

Учитель, съ своими полузакрытыми глазами, не узнавалъ, ученицы. Понимала ли она то, что читала, или нтъ — этого онъ не ршался спросить. Одинъ только Рупертъ Фильджи выражалъ недовріе и пренебреженіе къ ея успхамъ.

Октавія Денъ, раздираемая между своей безнадежной привязанностью къ этому красивому, но неприступному мальчику и восторженной дружбой къ этой хорошенькой и нарядной двушк, слдила съ зоркой тревогой за лицомъ учителя.

Излишке говорить, что Гирамъ Макъ-Кинстри въ промежуткахъ между охотой и войной съ сосдями былъ чрезвычайно доволенъ успхами дочери. Онъ даже замтилъ учителю, чтогромкое чтеніе Кресси дома содйствуетъ тому ‘спокойствію’, въ которомъ онъ такъ нуждается. Были даже слухи, что устная передача Кресси ‘размышленій въ Уэстминстерскомъ аббатств’ Аддисона и ‘обвинительнаго приговора надъ Уорреномъ Гастингсомъ’ Борка, такъ обворожили его въ одинъ прекрасный вечеръ, что онъ пропустилъ случай повалить на земь одинъ изъ межевыхъ столбовъ Гаррисона.

Учитель раздлялъ славу Кресси въ глазахъ публики. Но хотя м-съ Макъ-Кинстри не измнила своего добродушнаго отношенія къ нему, но онъ съ непріятнымъ чувствомъ сознавалъ, что она считаетъ ученье дочери и интересъ, который принимаетъ въ немъ ея мужъ, за слабость, которая въ конц концовъ можетъ произвести вредное дйствіе на характеръ и волю мужа и сдлать его ‘бабою’.

А когда м-ръ Макъ-Кинстри былъ выбранъ однимъ изъ попечителей школы, а потому вынужденъ былъ якшаться съ нкоторыми восточными поселенцами, то ослабленія старинной, рзко очерченной, демаркаціонной линіи между ними и ‘янками’ внушали ей серьезныя опасенія даже на счетъ его здоровья.

— Старикъ совсмъ раскиснетъ, говорила она, изъ т вечера, какъ онъ долженъ былъ засдать въ училищномъ совт, искала утшенія въ молитвенныхъ собраніяхъ южной баптистской церкви, на которыхъ ея сверные и восточные сосди, подъ нелестнымъ прозвищемъ слугъ ‘Ваала’ и ‘Астарты’, обыкновенно ниспровергались въ прахъ, а храмы ихъ опустошались.

Если успхи дяди Бена были медленне, за то не мене удовлетворительны. Безъ всякаго воображенія и даже безъ энтузіазма, онъ бралъ упорнымъ и настойчивымъ трудолюбіемъ. Когда раздражительному и нетерпливому Руперту Фильджи надодало возиться съ тупымъ и непонятливымъ ученикомъ, то самъ учитель, тронутый вспотвшимъ лбомъ и растеряннымъ взглядомъ дяди Бена, часто посвящалъ остатокъ дня раскрытію для него тайнъ науки, давая ему списывать крупныя прописи, даже водя его рукой по бумаг, какъ съ ребенкомъ. По временамъ очевидная неспособность дяди Бена напоминала ему о коварной догадк Руперта. Неужели онъ изъ любви въ знанію терплъ вс эти мученія? Это трудно было совмстить съ тмъ, что Инджіанъ-Спрингъ зналъ объ его прошломъ и о его честолюбивыхъ планахъ. Онъ былъ простымъ рудокопомъ, безъ всякихъ научныхъ или техническихъ познаній, безъ самаго поверхностнаго знакомства съ ариметикой и умнья кое-какъ нацарапать свое имя, и это было до сихъ поръ вполн достаточно для его потребностей. И однако писанію онъ предавался съ особеннымъ рвеніемъ. Учитель нашелъ нужнымъ однажды замтить ему:

— Еслибы вы такъ же усердно копировали буквы прописи, то дло было бы лучше. Ваша подпись и безъ того разборчива.

— Но она не совсмъ въ порядк, м-ръ Фордъ, сказалъ дядя Бенъ, съ недовріемъ поглядывая на свою подпись, въ ней чего-то недостае

— Какъ такъ? поглядите, вс буквы на лицо: Д_о_б_н_и — не очень четко, правда, но вс буквы выведены, какъ слдуетъ.

— Въ томъ-то и дло, м-ръ Фордъ, что не вс буквы на лицо. Я писалъ всегда Добни, чтобы выгадать время и чернила, а слдуетъ-то вдь писать Добиньи, сказалъ дядя Бенъ, произнеся слово по складамъ.

— Но вдь тогда будетъ не Добни, а д’Обиньи.

— Да, именно.

— Это ваше имя?

— А то какъ же?

Учитель съ сомнніемъ поглядлъ на дядю Бена. Неужели это еще другая форма Добелльской иллюзіи?

— Вашъ отецъ былъ французъ? спросилъ онъ, наконецъ.

Дядя Бенъ помолчалъ, какъ бы стараясь припомнить это неважное обстоятельство.

— Нтъ.

— А вашъ ддъ?

— Кажется, нтъ. По крайней мр по мн этого не видно.

— Кто были вашъ отецъ или ддъ: вояжёры или трапперы, или уроженцы Канады?

— Они были изъ графства Пейкъ, въ Миссури.

Учитель продолжалъ съ сомнніемъ глядть на дядю Бена.

— Но вдь васъ зовутъ Добни. Почему вы думаете, что ваше настоящее имя д’Обиньи?

— А потому, что оно такъ пишется на письмахъ, которыя приходятъ ко мн изъ Штатовъ. Вотъ, поглядите.

Онъ сталъ рыться въ карманахъ и въ конц концовъ досталъ старый кошелекъ, а изъ него вытащилъ смятый конвертъ и, тщательно разгладивъ его, сравнилъ съ своей подписью.

— Вотъ, поглядите. Видите… д’Обиньи.

Учитель все еще колебался. Въ сущности въ этомъ не было ничего невозможнаго. Онъ припоминалъ другіе случаи такого же превращенія именъ среди калифорнійской эмиграціи. Но все же не могъ удержаться, чтобы не замтить:

— Значитъ, вы находите, что имя д’Обиньи лучше, нежели Добни?

— А вы, какъ думаете?

— Женщинамъ оно больше понравится. Ваша жена, еслибы она у васъ была, наврное предпочла бы, чтобы ее звали м-съ д’Обиньи, а не Добни.

Это случайное замчаніе попало въ цль. Дядя Бенъ внезапно покраснлъ до ушей.

— Я не думалъ объ этомъ, поспшно сказалъ онъ. У меня была другая мысль. Я думалъ, что въ дловыхъ сношеніяхъ и денежныхъ длахъ гораздо лучше, если ваше имя боле внушительно. Еслибы, напримръ, я пожелалъ накупить акцій какого-нибудь общества или стать его директоромъ, то было бы согласне съ дломъ купить ихъ на имя д’Обиньи.

М-ръ Фордъ слушалъ съ нкоторымъ нетерпливымъ пренебреженіемъ. Худо было уже то, что дядя Бенъ проявилъ способность къ лганью, когда старался обморочить на счетъ своего первоначальнаго образованія, но выдавать себя за капиталиста ради того только, чтобы польстить своему ребяческому тщеславію — это было и жалко, и гадко.

Не было сомннія въ томъ, что онъ лгалъ, говоря, что учился прежде въ школ, врядъ ли возможно, чтобы его звали дйствительно д’Обиньи и вполн очевидно — оставляя уже въ сторон тотъ фактъ, что его знали, какъ бднйшаго рудокопа,— что онъ лжетъ на счетъ акцій. Подобно большинству логическихъ резонеровъ, м-ръ Фордъ забывалъ, что люди могутъ быть нелогичны и непослдовательны, будучи искренними. Онъ отвернулся, не говоря ни слова, какъ бы желая этимъ показать, что онъ не желаетъ боле бесдовать.

— На этихъ дняхъ, продолжалъ дядя Бенъ съ тупой настойчивостью, я вамъ кое-что сообщу.

— Я совтую вамъ пока оставить это и заниматься вашимъ урокомъ, рзко сказалъ учитель.

— Такъ, такъ, торопливо отвтилъ дядя Бенъ, покраснвъ, словно ракъ. Урокъ прежде всего, малый, это врно.

Онъ опять взялъ перо въ руки и принялъ прежнюю трудовую позу. Но черезъ нсколько секундъ стало очевиднымъ, что или строгій окрикъ учителя или же его собственныя размышленія разстроили дядю Бена. Онъ безпрестанно вытиралъ перо, подходя для этого къ окну, посвистывалъ и вообще какъ бы щеголялъ развязностью манеръ и веселостью. Онъ даже заплъ сквозь зубы, повторяя только-что сказанныя слова:— ‘Такъ, такъ, урокъ прежде всего, малый, это вр-н-o’. Послднее слово, съ особеннымъ удареніемъ на о, онъ повторилъ нсколько разъ, поглядывая на учителя, который казался поглощеннымъ своимъ дломъ за конторкой. Наконецъ, дядя Бенъ всталъ, старательно отложилъ книги всторону, сложивъ ихъ пирамидкой возл локтя безчувственнаго м-ра Форда и, высоко поднимая свои ноги, осторожно ступая ими, подошелъ къ крюку, на которомъ висли его сюртукъ и шляпа, собираясь надвать ихъ, онъ вдругъ какъ будто нашелъ не совсмъ приличнымъ переодваться въ школ и, взявъ ихъ въ руки, отправился къ выходу.

— Я вспомнилъ, что мн надо повидаться съ однимъ человкомъ, объявилъ онъ, итакъ до завтра.

И исчезъ, потихоньку насвистывая.

И обычная лсная тишина обступила школу. Слабое угрызеніе совсти проснулось въ сердц учителя. И однако онъ помнилъ, что дядя Бенъ выслушивалъ безъ обиды и какъ веселую шутку гораздо боле прямыя обвиненія отъ Руперта Фильджи, а что онъ самъ руководился лишь чувствомъ долга въ своихъ дйствіяхъ съ этимъ человкомъ. Но сознательное исполненіе долга относительно ближняго, причиненіемъ ему боли ради его собственной пользы, не всегда доставляетъ безмятежный покой душ того, кто причиняетъ боль… быть можетъ, потому, что, при несовершенной организаціи человка, боль всего для него чувствительне. Какъ бы то ни было, м-ръ Фордъ чувствовалъ себя непріятно и, какъ всегда водится въ этихъ случаяхъ, сердился только на невинную причину этого ощущенія.

Почему дядя Бенъ оскорбился тмъ, что онъ не захотлъ выслушать его басенъ? Вотъ награда за то, что онъ съ самаго начала допустилъ его врать. Это ему урокъ на будущее время. Тмъ не мене онъ всталъ и подошелъ къ двери. Фигуру дяди Бена уже почти нельзя было отличить между деревьями, но по движеніямъ его плечъ видно было, что онъ все еще ступаетъ тихо и осторожно, высоко занося ноги, точно идетъ по топкому и неврному грунту.

Безмолвіе царило по-прежнему, и учитель машинально озиралъ скамья и пюпитры, чтобы прибрать позабытыя учениками вещи и раскиданныя книги и тетради. Нсколько полевыхъ цвтовъ, собранныхъ преданной Октавіей Денъ, аккуратно связанныхъ черной ниточкой и регулярно воткнутыхъ за чернилицу на пюпитр у Руперта, все еще валялись на полу, куда ихъ съ такой же регулярностью отправлялъ этотъ гордый Адонисъ. Поднимая аспидную доску, валявшуюся подъ скамейкой, учитель обратилъ вниманіе на каррикатуру, которую позабыли съ нея стереть. М-ръ Фордъ сразу призналъ въ ней работу юнаго, но крайне сатирическаго Джонни Фильджи. Широкимъ мазкомъ, съ ясностью сюжета, съ обиліемъ подробностей, они представляли дядю Бена лежащимъ на полу подъ розгой Руперта Фильджи и подъ наблюденіемъ Кресси Макъ-Кинстри, изображенной въ профиль. Смлый реализмъ, выразившійся въ подписяхъ подъ каждой фигурой, не оставлялъ никакого сомннія на счетъ ихъ личностей. Также смло и не мене краснорчиво былъ переданъ разговоръ между двумя сторонами посредствомъ шаровъ, прикрпленныхъ къ ихъ рту съ пояснительными надписями:

— ‘Я люблю васъ!’

— ‘О! бдная я!’

— ‘Кокетка’.

Учитель на минуту былъ пораженъ этимъ неожиданнымъ, но графическимъ свидтельствомъ того факта, что посщеніе дядей Беномъ школы было не только извстно, но и комментировалось.

Маленькіе глазки юныхъ наблюдателей оказались зорче его собственныхъ. Онъ опять былъ обманутъ, не смотря на вс свои старанія. Любовь, хотя и подъ маской, снова вндрилась въ его школу со всей своей путаницей и безпорядкомъ.

Въ то время какъ эта пасторальная жизнь, ютившаяся вокругъ школьнаго дома на проск, нарушалась лишь случайными сторожевыми ружейными выстрлами, доносившимися изъ владній Гаррисонъ-Макъ-Кинстри,— боле дловитая часть Инджіанъ-Спринга вдругъ была охвачена однимъ изъ тхъ предпріимчивыхъ спазмовъ, какіе свойственны всмъ калифорнійскимъ рудоноснымъ поселкамъ.

Открытіе Эврика-Дитшъ и расширеніе почтоваго сообщенія изъ Бигъ-Блуфа были событіями немаловажными и праздновались въ одинъ и тотъ же день. Такое сугубое торжество оказалось даже не подъ силу краснорчивой риторик издателя ‘Star’, который совсмъ запутался въ метафорическихъ сравненіяхъ. ‘Не будетъ слишкомъ большимъ преувеличеніемъ, если мы скажемъ, что Инджіанъ-Спрингъ, благодаря своей превосходно организованной систем внутренняго обращенія, сліянія Нортъ-Форка съ ркой Сакраменто и ихъ общему впаденію въ необозримый Тихій океанъ, находится въ прямомъ сообщеніи не только съ Китаемъ, но даже и съ отдаленнйшими рынками антиподовъ’, объявилъ онъ съ чарующей восторженностью. ‘Граждане Инджіанъ-Спринга, свъ въ почтовую карету въ 9 часовъ утра, и прибывъ въ Бигъ-Блуфъ въ 2 ч. 40 м., могутъ отправиться въ тотъ же вечеръ съ курьерскимъ поздомъ въ Сакраменто и достигнуть Сан-Франциско на великолпномъ пароход компаніи паровой навигаціи во время, чтобы ссть на тихоокеанскій почтовый пароходъ, отправляющійся въ Йокагаму на слдующій день въ 3 ч. 30 м.’.

Хотя никто изъ гражданъ Инджіанъ-Спринга не собирался воспользоваться такимъ удивительнымъ удобствомъ, но каждый смутно ощутилъ удовольствіе отъ такой перспективы, и даже учитель, давшій прочитать редакторское краснорчіе Руперту Фильджи съ педагогической цлью доставить послднему упражненіе въ произношеніи пятисложныхъ словъ, былъ пріятно польщенъ. Джонни Фильджи и Джимми Снейдеръ, усмотрли въ этомъ таинственномъ сообщеніи тоже нчто заманчивое, хотя и непонятное, слушали во вс уши и таращили глазенки.

А заключительныя слова учителя, что такое замчательное событіе слдуетъ отмтить распущеніемъ учениковъ на полдня, окончательно утвердили мысль объ его важномъ значеніи.

И вотъ наступилъ знаменательный день, когда дв почтовыхъ кареты прибыли изъ Бигъ-Блуфа съ нарочно приглашенными спикерами — которые всегда приглашаются въ такихъ случаяхъ, но каждый разъ чувствуютъ себя такъ, какъ будто бы имъ еще не доводилось присутствовать на такомъ важномъ и интересномъ торжеств. Стрляли по этому поводу изъ двухъ пушекъ, гремлъ хоръ мдныхъ инструментовъ, и выброшенъ былъ новый флагъ на дерев свободы. Посл того послдовало ‘угощеніе’ въ мстной гостинниц. И надъ всмъ этимъ господствовалъ духъ неукротимой молодости и неудержимой предпріимчивости, опьянявшій самый воздухъ. Это тотъ духъ, который населилъ пустыни и превратилъ ихъ въ цвтущіе города и поселки.

Учитель, распустившій своихъ питомцевъ и чувствующій себя какъ-то состарившимся въ ихъ обществ, почувствовалъ нчто врод зависти, расхаживая между этими юными энтузіастами.

Особенно памятнымъ остался этотъ день для Джонни Фильджи, не только потому, что онъ слушалъ восхитительные звуки мдныхъ трубъ въ перемежку съ тромбономъ и барабанами, не только потому, что внималъ оглушительной пальб двухъ пушекъ и обонялъ опьяняющій запахъ пороха, но вслдствіе одной странной случайности.

Безсовстно покинутый на веранд Эврика-отеля, въ то время какъ его братъ Рупертъ ухаживалъ за хорошенькой хозяйкой, помогая ей въ хозяйственныхъ хлопотахъ, Джонни предавался неограниченнымъ наблюденіямъ. Розетки, шестерка лошадей, новая упряжь, длина бича кучера, его громадныя кожаныя рукавицы и то, какъ онъ держалъ возжи — все это ослпляло глаза и чувства Джонни и навки запечатллось въ его памяти. Но когда изъ второй кареты или ‘купе’ вылзъ ‘настоящій пассажиръ’ и безпечно и развязно направился къ веранд, какъ будто-бы карета и торжество, что происходило, были для него плевымъ дломъ, Джонни ршилъ, задыхаясь отъ восторга, что онъ увидлъ принца! Разодтый въ блый шелковый сьютъ, съ брилліантовымъ перстнемъ на пальц, съ золотой цпочкой, сверкавшей на жилет и въ шляп-панама, съ широкой черной лентой, лихо сидвшей на его завитыхъ и напомаженныхъ волосахъ, онъ былъ такъ великолпенъ, что совсмъ ослпилъ Джонни. Еслибы онъ толкнулъ Джонни, проходя мимо его, онъ бы задрожалъ отъ восторга, еслибы онъ заговорилъ съ нимъ, то онъ не въ силахъ былъ бы ему отвчать. И, представьте себ его крайнее изумленіе, когда онъ увидлъ, что дядя Бенъ, да! да! именно дядя Бенъ, подошелъ къ этому фениксу, этому идеалу, хотя и не безъ конфуза, и, перекинувшись съ нимъ двумя-тремя непонятными словами, ушелъ вмст съ нимъ!

Можно ли удивляться, что Джонни, позабывъ о брат, о лошадяхъ и даже объ угощеніи, немедленно послдовалъ за ними.

Оба человка свернули въ боковую улицу, которая ярдахъ въ пятистахъ вдавалась въ покинутый пріискъ, съ его заброшенными шахтами и туннелями, давно уже полуразрушенными. Джонни, скрываясь за изгородями, шелъ за ними по пятамъ.

Не подозрвая о томъ, что ихъ выслживаетъ маленькій мальчикъ, разъ или два какъ бы ненарокомъ перебжавшій ихъ дорогу, они продолжали свою конфиденціальную бесду. Слова ‘акціи’, ‘облигаціи’ одни были понятны. Джонни наслушался ихъ сегодня, но его поразилъ тотъ фактъ, что дядя Бенъ, повидимому, о чемъ-то разспрашивалъ феникса и очень скромно и покорно выслушивалъ его. Но мальчикъ былъ окончательно сбитъ съ толку, когда посл получасовой ходьбы, они дошли до спорныхъ границъ Гаррисона-Макъ-Кинстри. Такъ какъ ему спеціально было запрещено туда ходить, то Джонни, само собой разумется, въ совершенств былъ съ ними знакомъ. Но что длалъ тутъ несравненный иностранецъ? Не для того ли привелъ его сюда дядя Бенъ, чтобы онъ своимъ видомъ парализовалъ об воюющія стороны? не былъ ли то юный шерифъ, или юный судья, а можетъ быть и сынъ губернатора Калифорніи? Или же они пришли сюда потому, что дядя Бенъ ‘глупъ’ и не знаетъ мстности? Вотъ прекрасный случай для него, Джонни, отрекомендаваться фениксу и предупредить его объ опасности и даже, быть можетъ, намекнуть на собственную неустрашимость.

Къ несчастію, пока онъ собирался съ духомъ, спрятавшись за дерево, фениксъ повернулся и съ легкимъ пренебреженіемъ, которое такъ пристало ему, сказалъ:

— Ну я бы не далъ доллара акръ за всю мызу. Но если вамъ вздумалось предложить баснословную цну… то это ваше дло!

Предубжденному Джонни показалось, что дядя Бенъ принялъ это заслуженное презрніе, какъ и подобало, со смиреніемъ, но тмъ не мене пробормоталъ что-то ‘глупое’ въ отвтъ, такъ что Джонни было противно даже и слушать. Не выступить ли ему впередъ и не объяснить ли фениксу, что онъ тратитъ попусту время съ человкомъ, который не уметъ сложить ‘пекарь’, и котораго учитъ азбук его родной братъ, Рупертъ?

Фениксъ продолжалъ:

— И, конечно, вы знаете, что, купивъ право на землю, вы еще тмъ самымъ не вступаете въ ея владніе? Вамъ надо выжить отсюда скоттеровъ и бродягъ. Вмсто двухъ воюющихъ сторонъ будетъ три — вотъ и все!

Дурацкіе отвты дяди Бена не интересовали Джонни. Онъ слушалъ только то, что изрекали т, другія, вщія для него, уста. Эти послднія холодно продолжали:

— Ну а теперь займемся вашимъ пріискомъ. Я не могу удлить вамъ много времени, потому что меня ждутъ здсь нкоторые люди и кром того, полагаю, что вы желаете сохранить до поры до времени все это втайн. Хотя я не понимаю, какъ вамъ удалось скрыть это до сихъ поръ. Вашъ пріискъ близко? Вы живете на немъ, какъ говорили, кажется?

Еслибы только маленькій слушатель не былъ такъ очарованъ иностранцемъ, его должно было бы поразить предположеніе, что у дяди Бена можетъ быть пріискъ, заслуживающій вниманія. Теперь же онъ ограничился тмъ, что послдовалъ за ними слдомъ, объяснивъ себ то немногое, что онъ понялъ, ‘бахвальствомъ дяди Бена’. Хижина дяди Бена была сколочена изъ грубыхъ досокъ и неотесанныхъ камней и почти вросла въ одну изъ большихъ ямъ, вырытыхъ въ земл и въ песк, и представлявшихъ остатки давно покинутаго золотаго пріиска Инджіанъ-Спрингъ. Нкоторые утверждали, что дядя Бенъ ухлопывалъ малые заработки, полученные имъ на настоящей рудокопной работ, на поскребушки прежняго покинутаго пріиска — унизительный трудъ, практиковавшійся до сихъ поръ только китайцами и недостойный честолюбія кавказской расы. Кодексъ чести рудокоповъ допускалъ, что человкъ можетъ довольствоваться малыми результатами своего дневнаго труда, лишь бы его поддерживала надежда на большіе заработки, но осуждалъ его, если онъ удовлетворялся скромной дйствительностью. Какъ бы то ни было, а это подозрніе создавало уединеніе вокругъ жилища дяди Бена и содйствовало его одиночеству по крайней мр на столько же, какъ и широкій ровъ, отдлявшій его отъ сосдей. Осторожно остановясь на опушк лса, Джонни увидлъ, какъ его свтлое видніе скрылось въ избушк дядя Бена, точно простой смертный. Джонни услся на пень и дожидался его возвращенія, страстно надясь, что онъ вернется одинъ! Черезъ полчаса онъ сдлалъ маленькую экскурсію за ягодами и вернулся на свой оборваціонный постъ. Но изъ хижины не доносилось ни звука, и непримтно было никакого движенія. Прошло еще минутъ десять, и къ великой досад Джонни дядя Бенъ показался одинъ и направился къ лсу. Сгорая отъ нетерпнія, Джонни бросился навстрчу дяд Бену. Но тутъ произошла одна изъ тхъ несообразностей, свойственныхъ только дтямъ. Когда дядя Бенъ обратилъ на него свои сренькіе глазки полуудивленно, полувопросительно, мощный духъ дтской скрытности внезапно овладлъ мальчикомъ. Никакими силами теперь не вытянуть было вопроса, который за минуту вертлся у него на язык.

— Гей, Джонни! что ты здсь длаешь? спросилъ дядя Бенъ ласково.

— Ничего.

Посл минутнаго молчанія, впродолженіе котораго онъ оглядывалъ массивную фигуру дяди Бена, какъ какой-нибудь монументъ, онъ прибавилъ:

— Ищу ягодъ.

— Почему ты не на верху за угощеніемъ?

— Рупертъ тамъ.

Мысль о томъ, что братъ служитъ его представителемъ на пиру, казалась ему достаточнымъ объясненіемъ. Онъ вскочилъ на стволъ, на которомъ сидлъ за секунду передъ тмъ и дожидался новаго затруднительнаго вопроса. Но дядя Бенъ, очевидно, вполн удовлетворился отвтомъ Джонни и, кивнувъ ему головой, пошелъ дальше.

Когда его фигура исчезла въ кустахъ, Джонни осторожно подкрался къ избушк. На нкоторомъ разстояніи отъ нея онъ поднялъ съ земли камушекъ и бросилъ имъ въ дверь, немедленно навостривъ лыжи въ укромную чащу. Никто не появлялся, онъ повторилъ экспериментъ два и даже три раза съ камнемъ большихъ размровъ и на боле близкомъ разстояніи. Посл того онъ смло обошелъ избушку и дошелъ до давно брошенной шахты, прикрытой грубымъ трапомъ изъ старыхъ досокъ, какъ бы за тмъ, чтобы предохранить неосторожныхъ постителей отъ того, чтобы они не свалились въ нее. Тутъ внезапный и необъяснимый страхъ овладлъ Джонни, и онъ убжалъ. Когда онъ добжалъ до отеля, то почти первое зрлище, представшее его глазамъ, былъ его фениксъ, очевидно, ни мало не выбитый изъ колеи и хладнокровно попивавшій грогъ съ новымъ собесдникомъ.

Тмъ временемъ м-ръ Фордъ, какъ ни былъ онъ растроганъ сантиментальнымъ значеніемъ празднества, слегка утомился его подробностями. Такъ какъ его собственная комната въ Эврика-отел оглушалась звуками хора мдныхъ инструментовъ и краснорчіемъ спикеровъ и наполнялась ароматами пороха и вина, то онъ ршилъ вернуться въ школу и тамъ воспользоваться лсной тишиной, чтобы написать нсколько писемъ.

Перемна показалась благодатной, отдаленный шумъ взбудораженнаго поселка доносился только, какъ освжающій шелестъ втра среди листьевъ.

Чистый воздухъ еловаго лса, наполнявшій каждую щелку въ школьномъ дом и какъ будто сметавшій вс слды человческаго пребыванія, до того уносилъ отъ праздника, что праздникъ этотъ представлялся какимъ-то нереальнымъ сномъ. Единственная реальная жизнь его была здсь.

Онъ вынулъ изъ кармана нсколько писемъ — одно изъ нихъ истрепалось даже отъ частаго чтенія — и принялся отвчать на нихъ.

Но вдругъ онъ остановился, охваченный какимъ-то неопредленнымъ сладкимъ чувствомъ. Какъ будто ароматъ какой-то опьянилъ его голову. Онъ вспомнилъ, что уже раньше обонялъ его, когда солнце заходило, и растенія сильне пахли.

Онъ поднялъ глаза. На его конторк передъ нимъ находился источникъ чуднаго запаха — небольшой букетъ дикой калифорнійской мирты, окружавшей розовый бутонъ, котораго онъ сначала не замтилъ.

Въ этомъ обстоятельств не было ничего необыкновеннаго. Дти имли обыкновеніе приносить цвты въ самое различное время и по самымъ различнымъ поводамъ, да онъ могъ и не замтить букетика во время класса. Онъ пожаллъ объ этомъ отъ того, что цвты уже начали увядать отъ такого невниманія. Онъ припомнилъ, что въ народныхъ сказкахъ, пересказываемыхъ дтьми, миртъ былъ тсно связанъ съ Венерой и считался эмблемой любви. Онъ припомнилъ таклсе, что разсказывалъ дтямъ о возможномъ происхожденіи этого поврья. Держа букетикъ въ рукахъ, онъ вдругъ ощутилъ подъ руками нчто мягкое, какъ шелкъ, отъ чего точно магнетическій токъ пробжалъ по его пальцамъ. Поглядвъ внимательне, онъ увидлъ, что цвты были связаны не ниткой и не ленточкой, но длинными, мягкими каштановыми волосами, туго обвитыми вокругъ стеблей. Онъ развернулъ одинъ волосъ и поглядлъ на него на свтъ. Его длина, цвтъ, а пуще всего необъяснимый инстинктъ подсказали ему, что это волосы Кресси Макъ-Кинстри. Онъ поспшно положилъ ихъ назадъ, точно фамиліарно дотронулся до самой Кресси.

Онъ дописалъ письмо, но время отъ времени поглядывалъ на букетикъ и задумывался. Написавъ второе письмо, онъ отложилъ всторону бумагу и перо и съ минуту колебался передъ миртовыми вточками, окружавшими розу, и наконецъ заперъ букетикъ въ конторку. Затмъ, сообразивъ, что дядя Бенъ, по всей вроятности, присутствуетъ на праздник вмст со всми остальными, ршилъ вернуться немедленно въ гостинницу.

Входя въ свою комнату въ отел, онъ нашелъ Руперта Фильджи, стоявшаго насупившись у окна, между тмъ какъ его братъ Джонни, утомленный волненіями дня и угощеніемъ, заснулъ въ креслахъ. Присутствіе ихъ было не рдкостью, такъ какъ м-ръ Фордъ, тронутый одиночествомъ осиротлыхъ мальчиковъ, часто приглашалъ ихъ къ себ въ комнату смотрть книги съ картинками.

— Ну что? весело спросилъ онъ.

Рупертъ не отвчалъ и не перемнилъ позы. М-ръ Фордъ, взглянувъ на него, увидлъ знакомый гнвный блескъ въ красивыхъ глазахъ мальчика, отуманенныхъ слезой. Тихо положивъ руку на плечо Руперта, онъ сказалъ:

— Что случилось, Рупертъ?

— Ничего, сердито отвчалъ мальчикъ, не отрывая глазъ отъ стекла.

— Что м-съ… м-съ Трипъ (красивая хозяйка гостинницы) была нелюбезна?

Отвта не было.

— Вы знаете, Рупъ, продолжалъ м-ръ Фордъ шутливо, что она должна выказывать нкоторую сдержанность при людяхъ… и какъ разъ сегодня. Не годится скандализировать людей.

Рупертъ хранилъ негодующее молчаніе. Но ямочка на щек, обращенной къ учителю, обозначилась явственне (кстати, Рупертъ презиралъ эти ямочки, какъ женственную черту). Но только на минуту, а затмъ его темные глаза снова омрачились.

— Я бы желалъ умереть, м-ръ Фордъ.

— Что такъ?

— Или… найти какое-нибудь занятіе.

— Вотъ это уже лучше. Что именно вы желали бы длать?

— Работать… чтобы заработывать деньги. Бросить носить дрова и воду дома, бросить стряпать и стлать постели, точно китаецъ, бросить няньчится съ ребятишками, одвать и раздвать ихъ, точно нянька. Поглядите вы на него, указалъ онъ на безмятежно спавшаго Джонни, поглядите на него. Знаете, что это значитъ? Это значитъ, что я долженъ снести его домой черезъ весь городъ, а затмъ затопить печь и сварить ему кушанье, и вымыть его, и раздть его, и положить въ постель, и убаюкивать его, а папа тмъ временемъ шатается по городу съ другими такими же идіотами и вопитъ о ‘прогресс’ и о ‘будущности Инджіанъ-Спринга’. Хорошая будущность ожидаетъ нашу семью, м-ръ Фордъ. Хорошую будущность онъ приготовилъ мн.

Учитель, которому эти случайные взрывы Руперта были не рдкостью, улыбнулся, хотя серьезные глаза шли въ разрзъ съ улыбающимися губами, и утшилъ мальчика, какъ умлъ. Но ему хотлось узнать причину настоящаго припадка и его вроятную связь съ м-съ Трипъ.

— Мн казалось, что мы уже обсудили это, Рупертъ. Черезъ нсколько мсяцевъ вы оставите школу, и я посовтую вашему отцу найти вамъ какое-нибудь дло, въ которомъ вы могли бы пробить себ дорогу. Терпніе, дружище, вы учитесь очень хорошо. Вспомните про вашего ученика, дядю Бена.

— О, да! вотъ еще другой большой ребенокъ, съ которымъ приходится возиться въ школ, когда я не негритянствую дома.

— И я не вижу, что бы другое вы могли длать въ Инджіанъ-Спринг, продолжалъ м-ръ Фордъ.

— Такъ, мрачно отвтилъ Рупертъ, но я могъ бы ухать въ Сакраменто. Юба Билль говоритъ, что тамъ въ конторы, да въ банки берутъ мальчиковъ не больше меня… и черезъ годъ или два они работаютъ не хуже другихъ и получаютъ такое же большое жалованье. Да вотъ здсь находится человкъ, не старше васъ, м-ръ Фордъ, и вполовину не такой ученый, а онъ разодтъ, какъ куколка, въ перстняхъ, да золотыхъ цпочкахъ, и вс глаза на него таращатъ, такъ что противно глядть.

М-ръ Фордъ приподнялъ брови.

— О! вы говорите про молодаго человка отъ Бенгама и К, который разговаривалъ съ м-съ Трипъ, сказалъ онъ.

Румянецъ досады разлился по лицу Руперта.

— Можетъ быть, но онъ страшный фатъ.

— Вы хотите быть такимъ, какъ онъ? спросилъ м-ръ Фордъ.

— Вы знаете, что я хочу сказать, м-ръ Фордъ. Не такимъ, какъ онъ. Вы лучше его въ сто разъ, прибавилъ Рупертъ наивно, но если такая сорока добилась своего, то почему я не могу этого добиться.

Тутъ учитель снова посовтовалъ своему ученику терпніе не выдержку и вдобавокъ разсказалъ нкоторые забавные факты изъ собственной жизни, чтобы вызвать ямочки на щекахъ Руперта. Черезъ полчаса мальчикъ успокоился, собрался домой и подошелъ къ спящему брату съ чмъ-то въ род покорности судьб. Но сонъ, повидимому, превратилъ Джонни въ какую-то инертную массу, въ род желё. Потребовались соединенныя усилія учителя и Руперта, чтобы нагрузить имъ брата. Сонный мальчикъ охватилъ рукою шею Руперта, съ трудомъ полуоткрывъ заспанные глазенки, и опять крпко заснулъ. Учитель простился съ Рупертомъ и вернулся въ свою комнату, посл того какъ мальчикъ спустился съ лстницы съ своей ношей.

Но тутъ Провидніе, которое, боюсь, иногда презираетъ человческія приличія, вознаградило Руперта такъ, какъ только могло пожелать его неразумное сердце. М-съ Трипъ стояла внизу лстницы, съ которой сошелъ Рупертъ, и тотъ весь покраснлъ отъ стыда. Она увидла его и его ношу, и сердце ея было тронуто.

Знала ли она о томъ поклоненіи, какое питалъ къ ней Рупертъ, или нтъ — этого я не могу сказать. Голосомъ, пронизавшимъ его душу, она сказала:

— Какъ! Рупертъ, вы уже уходите?

— Да, сударыня… изъ-за Джонни.

— Передайте его мн, я уложу его у себя на ночь.

Соблазнъ былъ очень великъ, но Рупертъ нашелъ въ себ силу отказаться.

— Бдняжечка, онъ, кажется, очень усталъ.

Она наклонила свое все еще свжее и хорошенькое личико близко, близко къ Руперту и поцловала Джонни въ щечку. Потомъ подняла свои смлые глаза на Руперта и, двинувъ съ его лба поношенную шляпу, ршительно поцловала его въ лобъ.

— Покойной ночи, милый. Мальчикъ вздрогнулъ и ринулся опрометью въ темноту ночи.

Но съ деликатностью чувствъ джентльмена тотчасъ же свернулъ въ боковую улицу, какъ бы желая скрыть отъ пошлыхъ взглядовъ то счастіе, какого удостоился.

Путь, избранный имъ, былъ труденъ и утомителенъ, ночь, темна, а Джонни нелпо тяжелъ, но онъ бодро шелъ съ женскимъ поцлуемъ, горвшимъ на его нжномъ лбу и, какъ звзда, озарявшимъ ему дорогу.

VI.

Когда дверь затворилась за Рупертомъ, учитель заперъ ставни и, зажегши лампу, пытался собраться съ мыслями и взялъ въ руки книгу. Но долетавшій снизу шумъ отъ пира, мшалъ ему. Притомъ его грызло раскаяніе, что онъ не былъ достаточно нженъ съ Рупертомъ въ его безразсудныхъ передрягахъ. Не то патетическая, не то юмористическая картина рисовалась передъ его глазами, какъ несчастный Рупертъ, подавленный двойнымъ бременемъ — спящаго брата и нелпой любви, свалитъ первое бремя куда-нибудь въ канаву и сбжитъ изъ дома. Онъ схватилъ шляпу съ намреніемъ идти разыскивать его или… поискать развлеченія, которое заставило бы забыть о немъ. М-ръ Фордъ отличался чувствительной совстью людей съ сильно развитымъ воображеніемъ: неумолимый судья — совсть всегда заставляла его напрягать вс усилія, чтобы заглушить себя.

Проходя по корридору, онъ встртилъ м-съ Трипъ, разряженную въ блое бальное платье, которое однако, по его мннію, шло къ ней гораздо меньше, чмъ ея обыкновенный, будничный нарядъ. Онъ собирался пройти мимо съ поклономъ, когда она остановила его съ сознаніемъ неотразимости своихъ прелестей.

— Вы не собираетесь на балъ сегодня вечеромъ?

— Нтъ, отвчалъ онъ, улыбаясь,— но какъ жаль, что Рупертъ не увидитъ васъ въ такомъ наряд.

— Рупертъ, повторила дама съ кокетливымъ смхомъ,— вы сдлали изъ него почти такого же женоненавистника, какъ вы сами. Я предлагала ему присоединиться къ намъ, но онъ убжалъ къ вамъ.

Она помолчала и, окинувъ его искоса критическимъ взглядомъ, прибавила:

— Почему вамъ не идти на балъ? Никто васъ не състъ.

— Я не совсмъ въ этомъ увренъ, отвчалъ м-ръ Фордъ галантно.— Грустный примръ Руперта постоянно у меня передъ глазами.

М-съ Трипъ тряхнула шиньономъ и стала сходить съ лстницы.

— Приходите лучше, продолжала она, взглянувъ черезъ перила.— Посмотрите на танцы, если сами не умете танцовать.

Но дло въ томъ, что м-ръ Фордъ умлъ танцовать и хорошо притомъ. Почему бы ему въ самомъ дл не пойти? Правда, что онъ молча принялъ то сдержанное отношеніе, съ какимъ его встртили въ Инджіанъ-Спринг, и никогда не участвовалъ ни въ мужскихъ, ни въ женскихъ собраніяхъ, но это не резонъ. Онъ могъ во всякомъ случа одться и пойти на балъ, поглядть.

Черный сюртукъ и блая рубашка были достаточнымъ нарядомъ для Инджіанъ-Спринга. М-ръ Фордъ присовокупилъ еще лишнюю элегантную подробность: блый жилетъ.

Когда онъ подходилъ къ зданію суда, гд происходилъ балъ, было всего еще девять часовъ, но въ окнахъ уже горлъ яркій огонь. По дорог онъ разъ или два думалъ-было обратиться вспять, и это колебаніе снова охватило его у самыхъ дверей. И только страхъ, что его нершительность будетъ замчена зваками, заставилъ его войти.

Конторы клерковъ и комнаты судей нижняго этажа были наводнены верхнимъ платьемъ, шалями и угощеніемъ, танцы же должны были происходить въ верхнемъ этаж, въ зал, суда, еще не отдланной. Флаги, лавровые внки и приличныя случаю надписи скрывали ея голыя стны, но гербъ штата уже красовался надъ эстрадой судей съ его неподражаемымъ солнечнымъ закатомъ, его торжествующей богиней и свирпымъ медвдемъ, который лучше всякихъ надписей иллюстрировалъ дйствительность. Въ зал было душно и тсно. Свчи по стнамъ, въ простыхъ подсвчникахъ или въ обручахъ съ боченковъ спускались съ потолка. Самое удивительное разнообразіе царствовало въ женскихъ костюмахъ, какое когда-либо видлъ учитель. Платья, давно вышедшія изъ моды, смятыя и слежавшіяся въ сундук, забытые фасоны, съ попытками приспособить ихъ на современный ладъ, самыя неожиданныя комбинаціи: обшитая мхомъ кофточка и тюлевая юбка, бархатное платье и перелинка изъ благо пикё, затйливыя прически, головы въ цвтахъ и перезрлыя прелести, облеченныя въ цвта невинности. Небольшое пространство, расчищенное для танцующихъ, постоянно наводнялось зрителями, наполнявшими комнату въ три и въ четыре ряда.

Когда учитель пробирался впередъ, молодая двушка, стоявшая въ одной изъ кадрилей, съ быстротой нимфы юркнула, въ толпу и скрылась на минуту. Не разглядвъ ни лица, ни фигуры, м-ръ Фордъ по живымъ, ршительнымъ манерамъ узналъ Кресси: съ инстинктивнымъ смущеніемъ, въ которомъ, онъ не могъ дать себ отчета, онъ зналъ, что она видла его и что по какой-то непонятной причин, онъ виной, что она вдругъ скрылась.

Но это длилось только одно мгновеніе. Онъ еще не усплъ протискаться сквозь толпу, какъ она уже вновь появилась и заняла прежнее мсто около озадаченнаго кавалера, который оказался никто иной, какъ иностранецъ, очаровавшій Джонни и возбудившій ненависть Руперта.

Она была блдна, онъ никогда еще не видлъ ее такою прекрасной. Все, что онъ находилъ въ ней безтактнымъ и рзкимъ, казалось вполн умстнымъ въ это мгновеніе, въ этомъ свт, въ этой атмосфер, въ этомъ странномъ собраніи.. Даже ея розовое газовое платье, изъ котораго ея блыя, молодыя плечи выступали какъ бы изъ облака, заалвшаго отъ солнечнаго заката, казалось совершенствомъ двственной простоты, ея двически длинныя руки и ноги и продолговатая линія шеи и спины казались теперь удивительно изящными. Блдность на ея обычно румяномъ лиц сообщала ему духовную прелесть. Онъ не могъ отвести отъ нея глазъ, не врилъ своимъ глазамъ. И однако то была Кресси Макъ-Кинстри, его ученица! Да, полно, видлъ ли онъ ее прежде? Зналъ ли онъ ее? Не удивительно, что вс глаза были устремлены на нее, что ропотъ сдерживаемаго восхищенія или еще боле выразительное молчаніе царили въ окружавшей ее публик. Онъ поспшно оглядлся и почувствовалъ странное облегченіе, видя, что толпа раздляетъ его чувства.

Она теперь танцовала и все съ той же сдержанной блдностью и замчательнымъ спокойствіемъ, которыя такъ именно на него дйствовали. Она даже не взглянула въ его сторону, но онъ зналъ какимъ-то чутьемъ, что она знаетъ, что онъ тутъ. Къ желанію его поймать ея взглядъ примшивался какой-то страхъ, точно при обмн взглядовъ овладвшая имъ иллюзія должна была или разсяться безвозвратно или же укрпиться навсегда. Онъ принудилъ себя, по окончаніи кадрили, отойти, частію затмъ, чтобы уклониться отъ нкоторыхъ знакомыхъ, которыхъ онъ видлъ передъ собой и которыхъ изъ вжливости долженъ былъ бы пригласить танцовать, частію затмъ, чтобы собраться съ мыслями. Онъ ршилъ обойти комнаты и потихоньку уйти домой. Т, кто узнали его, разступались передъ нимъ съ пассивнымъ любопытствомъ, пожилые и старые люди выражали доврчивую симпатію и какъ бы ставили его на одну съ собой доску, и это положительно раздражало его. Одну минуту онъ думалъ разыскать м-съ Трипъ и пригласить ее на какой-нибудь танецъ только затмъ, чтобы доказать ей, что онъ уметъ танцовать.

Онъ уже дошелъ до середины залы, какъ вдругъ раздались звуки вальса. Вальсъ не былъ въ чести на балахъ въ Инджіанъ-Спринг, частію потому, что набожные люди сомнвались, чтобы онъ входилъ въ число дозволенныхъ танцевъ частію потому, что молодые люди не вполн еще справились съ его трудностями. Когда учитель поддался желанію опять поглядть на танцующихъ, то увидлъ, что всего три или четыре пары нашли въ себ смлость закружиться по зал. Кресси Макъ-Кинстри и ея прежній кавалеръ были въ числ ихъ. Въ охватившемъ его восторженномъ состояніи, онъ не нашелъ страннымъ, что она прекрасно вальсировала, чего никакъ нельзя было сказать объ ея кавалер. Посл нсколькихъ туровъ, она остановилась и улыбаясь высвободила свою талію отъ обвивавшей ее руки. Отходя, она съ безошибочнымъ инстинктомъ оглянулась въ ту сторону, гд стоялъ учитель, и взгляды ихъ встртились. Въ нихъ таилась притягательная сила, тмъ боле опасная, что она не была высказана,— власть безъ предварительныхъ объясненій, общаній или даже намреній, любовь, которую не надо было вызывать.

Онъ спокойно подошелъ къ ней и даже холодне, чмъ считалъ это возможнымъ.

— Хотите испытать меня? спросилъ онъ.

Она поглядла ему въ лицо, точно не слыхала вопроса, но слдила за собственными мыслями и сказала:

— Я знала, что вы подойдете, я видла васъ, когда вы только-что вошли.

И, не говоря больше ни слова, подала ему руку, и вслдъ затмъ они закружились по зал.

Все это совершилось такъ быстро, что они и сами не опомнились, какъ замолкла музыка, а кругомъ раздался хоръ похвалъ. Въ женскихъ голосахъ звучала завистливая нотка, а кавалеры, которымъ грація и красота Кресси придала смлости, наперерывъ приглашали ее на туръ вальса.

— Я больше не буду танцовать, объявила она и ускользнула изъ толпы съ той странной, новой въ ней застнчивостью, которая изъ всхъ ея превращеній была самой очаровательной. И однако они до того были уврены во взаимной страсти, что не ощущали разлуки, и онъ ушелъ такъ, какъ еслибы они условились, гд и когда имъ встртиться. Немногіе поздравляли его съ его искусствомъ. Идеалъ Джонни съ любопытствомъ посмотрлъ на него, старики пожимали ему руку съ нкоторымъ смущеніемъ, какъ будто-бы они были не совсмъ уврены въ томъ, что человку его профессіи прилично танцовать. Одно лицо съ мрачной ненавистью глянуло на него изъ толпы,— лицо Сета Девиса. Онъ не видлъ его, съ тхъ поря, какъ тотъ оставилъ школу, онъ даже позабылъ объ его существованіи и только теперь припомнилъ объ его преемник, Джо Мастерс, и съ любопытствомъ озирался, чтобы видть, здсь ли новый поклонникъ Кресси. Только когда онъ дошелъ до двери, онъ серьезно подумалъ о ревности, написанной на лиц Сета Девиса, и почувствовалъ страшное негодованіе.

— Почему этотъ дуракъ не ревнуетъ къ открытому ухаживанью Джо Мастерса? подумалъ онъ и натолкнулся какъ разъ въ это мгновеніе въ дверяхъ на дядю Бена и Гирама Макъ-Кинстри, стоявшихъ въ числ зрителей.

Можетъ быть, дядя Бенъ тоже ревнуетъ и если его единственный туръ вальса такъ скомпрометировалъ его, то, можетъ быть, и отецъ Кресси тоже недоволенъ.

Но оба мужчины, хотя Макъ-Кинстри обыкновенно выказывалъ смутное и необъяснимое презрніе къ дяд Бену,— стали единодушно хвалить и поздравлять его.

— Когда я увидлъ, что вы пустились въ плясъ, м-ръ Фордъ, сказалъ дядя Бенъ съ разсянной задумчивостью, то сказалъ: — ну, молодцы, теперь глядите въ оба. Вы увидите, что онъ стоитъ того. Я по первымъ же вашимъ шагамъ я сказалъ: это французскій манеръ, самый настоящій французскій манеръ. Никто такъ хорошо и ловко не танцуетъ, какъ французы. Вотъ, что я называю танцемъ. Вы можете, говорю, сапоги прозакладывать, молодцы, что эта наука сразу не дается.

— М-ръ Фордъ, сказалъ Макъ-Кинстри внушительно, слегка помахивая желтой лайковой перчаткой, какою онъ обтянулъ свою раненую руку, чтобы почтить праздникъ, я благодарю васъ за то, что вы протанцовали съ моей дочерью. Самъ я не танцую и рдко гляжу на танцы, потому что мн некогда, но когда я увидлъ васъ обоихъ танцующими, то, право, мн стало такъ покойно, такъ покойно, какъ еще никогда въ жизни.

Кровь бросилась въ лицо учителю отъ неожиданнаго сознанія вины и стыда.

— Но, пробормоталъ онъ неловко, ваша дочь прекрасно танцуетъ, она, должно быть, много практиковалась.

— Можетъ быть, можетъ быть, продолжалъ Макъ-Кинстри, кладя руку въ перчатк на плечо учителя, но я хочу сказать, что мн особенно понравилось ваше спокойное, простое, такъ сказать, семейное отношеніе. Къ концу, когда вы такъ прижали ее, а она опустила голову къ вамъ на плечо, точно собиралась спать и какъ будто она была еще совсмъ маленькая двочка, это мн напомнило времена, когда я самъ убаюкивалъ ее, идя около фургона, на Ріо-Ла-Плата, и мн захотлось, чтобы старуха поглядла на васъ.

Съ усилившимся румянцемъ учитель искоса поглядлъ на темно-красное лицо и бороду Макъ-Кинстри, но въ его довольныхъ чертахъ не было и слда той ироніи, какая въ нихъ мерещилась учителю, у котораго совсть была неспокойна.

— Значитъ, вашей жены нтъ здсь? спросилъ онъ разсянно

— Она въ церкви. Она поручила мн смотрть за Кресси. Хотите пройтись немного, мн нужно съ вами переговорить.

И онъ продернулъ раненую руку въ руку учителя, по своей обычной манер и отвелъ его къ сторон.

— Вы видли здсь сэра Девиса?

— Видлъ минутку тому назадъ, презрительно отвтилъ м-ръ Фордъ?

— Онъ не былъ съ вами грубъ?

— Нтъ, съ какой стати! отвтилъ надменно учитель.

— Такъ, задумчиво проговорилъ Макъ-Кинстри. Вы, знаете, хорошо длаете, что не связываетесь съ нимъ. Предоставьте его — или его отца, это все равно — мн. Не путайтесь въ нашу ссору съ Девисами. Это не ваше дло. Меня уже мучитъ то, что вы принесли мн ружье, когда у насъ была свалка съ Гаррисонами. Старуха не должна была допускать этого, ни Кресси. Слушайтесь меня, м-ръ Фордъ! Я ршилъ стоять между вами и Девисами, пока все не уладится, а вы подальше держитесь отъ Сета.

— Очень вамъ благодаренъ, сказалъ м-ръ Фордъ съ непонятнымъ жаромъ, но я не намренъ измнять своихъ привычекъ для глупаго школьника, котораго я выгналъ изъ школы.

Несправедливая и мальчишеская рзкость этихъ словъ почувствовалась имъ тутъ же, и онъ снова покраснлъ.

Макъ-Кинстри поглядлъ на него тупыми, сонными, красными глазами.

— Не теряйте своего лучшаго оружія, м-ръ Фордъ, спокойствія. Храните свое спокойствіе, и никто васъ пальцемъ не тронетъ. Я лишенъ этого дара, продолжалъ онъ своимъ медлительнымъ, совершенно безстрастнымъ голосомъ, и для меня одной свалкой больше, одной свалкой меньше — ничего не значитъ.

Онъ поклонился, повернулся и ушелъ обратно въ большую залу. М-ръ Фордъ, не ршаясь на дальнйшіе разговоры, протискался сквозь толпу, наполнявшую лстницу, и вышелъ на улицу.

Но тамъ его странный гнвъ и не мене странное угрызеніе совсти, которые онъ испытывалъ въ присутствіи Макъ-Кинстри, какъ будто испарились при чистомъ лунномъ свт и въ мягкомъ лтнемъ воздух.

Когда онъ пришелъ въ отель, то удивился, найдя, что всего еще только одиннадцать часовъ. Никто еще не возвращался съ бала, зданіе было пусто и только буфетчикъ, да горничная, кокетничавшая съ нимъ, сторожили его.

Оба поглядли на учителя съ досаднымъ удивленіемъ. Онъ почувствовалъ себя очень неловко и почти пожаллъ, что не пригласилъ танцовать м-съ Трипъ или, по крайней мр, не остался въ числ зрителей. Торопливо пробормотавъ, въ объясненіе своего ранняго возвращенія, что ему необходимо написать нсколько писемъ, онъ взялъ свчу и медленно поднялся по лстниц въ свою комнату.

Но, войдя къ себ, онъ почувствовалъ себя очень непріятно отъ того недостатка симпатіи, съ какой насъ всегда встрчаютъ знакомые предметы посл пережитыхъ нами новыхъ ощущеній. Ему не врилось, что онъ всего лишь два часа тому назадъ вышелъ изъ этой комнаты, до того все въ ней было для него дико и чуждо. И, однако, то были его столъ, книги, его кресло и его собственная постель, даже кусочекъ пряника, оброненнаго Джонни, все еще валялся на полу. М-ръ Фордъ еще не дошелъ до той стадіи всепоглощающей страсти, когда человкъ всюду носитъ съ собой любимый образъ. Ей еще не было мста въ этой комнат, онъ здсь не могъ даже о ней думать, а потому, чтобы думать о ней, онъ долженъ уйти въ другое мсто. Куда ему дваться? Бродить по улицамъ — было бы слишкомъ нелпо. Идти въ школу, да! онъ пойдетъ туда, дорога туда пріятная, ночь чудная, и онъ достанетъ букетикъ изъ конторки.

Онъ пошелъ въ школу и, отперевъ дверь, снова заперъ ее за собой, не столько, чтобы спастись отъ вторженія людей, сколько отъ блокъ и летучихъ мышей. Почти вертикально стоявшая луна, освщавшая проску, не проникала внутрь дома, и только въ окно врывалась узкая полоска свта и ложилась на потолокъ. Частью изъ осторожности, частью отъ того, что ему хорошо были знакомы окружающіе предметы, онъ не зажигалъ свчи, но прямо прошелъ къ конторк, придвинулъ къ ней стулъ, отперъ ее, досталъ букетикъ и поднесъ его къ губамъ.

Чтобы очистить для него мсто въ карман, онъ долженъ былъ вынуть оттуда свои письма, въ томъ числ то, измятое, которое онъ перечитывалъ сегодня поутру. Чувство удовольствія, пополамъ съ угрызеніемъ совсти, охватило его, когда онъ подумалъ, что теперь все это уже дло прошлое. Безпечно бросилъ онъ письмо въ ящикъ, куда оно упало съ глухимъ стукомъ, какъ безжизненный предметъ.

Но что это такое?

Шумъ шаговъ по песку, легкій смхъ, движеніе двухъ или трехъ тней на потолк, звукъ голосовъ: мужчины, ребенка и ея голосъ!

Возможно ли это? Не ошибается ли онъ? Нтъ! голосъ мужчины былъ голосъ Мастерса, ребенка — Октавіи, женщины — ея голосъ!

Онъ не двигался въ потемкахъ. Школа находилась недалеко отъ пути, по которому она должна была идти домой. Но зачмъ она зашла сюда? Не видли ли они, какъ онъ прошелъ сюда, и не хотятъ ли подшутить надъ нимъ? Тонъ голоса Кресси и раскрытое ею окно убдили его въ противномъ.

— Такъ, хорошо теперь. Вы двое отойдите къ сторонк. Таки, отведи его къ изгороди и придержи тамъ, пока я не вернусь. Нтъ, благодарю васъ, сэръ, я обойдусь и безъ вашей помощи, я часто лазила въ окно и прежде. Не правда ли, Таки? вдь намъ съ тобой это не въ диковинку?

Сердце Форда замерло. Послышался опять смхъ, удаляющіеся шаги, въ окн вдругъ стало темно, и вотъ Кресси Макъ-Кинстри перепрыгнула черезъ него и легко опустилась на полъ.

Она быстро направилась къ проходу между двумя рядами скамеекъ. Вдругъ она остановилась. Учитель всталъ въ тотъ же моментъ, вытянувъ руку, чтобы удержать крикъ ужаса, какой, онъ увренъ былъ, слетитъ съ ея губъ. Но онъ плохо зналъ желзные нервы двушки. Она не закричала. И при слабомъ свт луны то же выраженіе сознательнаго пониманія, какое онъ видлъ у нея на лиц на бал, появилось и теперь, вмст съ радостью, отъ которой полуоткрылись ея губы. Десятокъ вопросовъ тснился на его устахъ, и десятокъ отвтовъ уже былъ готовъ сорваться съ ея устъ. Но они не были высказаны, такъ какъ въ слдующій моментъ глаза ея полузакрылись, она нагнулась къ нему, и они слились въ поцлу.

Она первая опомнилась и, повернувъ его лицо руками къ свту, а свое отклоняя въ тнь, сказала:

— Послушайте, торопливо прошептала она. Они думаютъ, что я пришла сюда за одной вещью, которую я оставила въ своемъ ящик. И имъ показалось очень веселой штукой идти сюда со мной. Я же пришла за вещью, которая спрятана не въ моемъ пюпитр, а въ вашей конторк.

— Не эта ли? прошепталъ онъ, вынимая мирты.

Она схватила ихъ съ легкимъ восклицаніемъ и поднесла ихъ сначала къ своимъ губамъ, потомъ къ его. Затмъ, охвативъ снова его лицо своими мягкими ладонями, повернула его къ окну, говоря:

— Глядите на нихъ, а не на меня.

Онъ повиновался и увидлъ дв фигуры, медленно прохаживавшіяся по тропинк.

— Это не все!— прошептала она, то придвигая его лицо къ своимъ губамъ, то отодвигая.— Когда мы пришли въ лсъ, я почувствовала, что вы здсь.

— И, чувствуя это, вы привели его?— сказалъ Фордъ, отодвигаясь отъ нея.

— Почему бы и нтъ? лниво спросила она.— Даже еслибы онъ увидлъ васъ, я бы устроила такъ, что вы бы проводили меня домой.

— Но какъ вы думаете, честно ли это? Понравилось ли бы это ему?

— Понравилось ли бы ему? повторила она лниво.

— Кресси, сказалъ серьезно молодой человкъ, вглядываясь въ ея лицо, скрытое въ тни.— Вы не дали ли ему права обижаться? Понимаете вы меня?

Она помолчала, какъ бы соображая.

— Хотите, я его сюда позову?— спокойно спросила она, безъ малйшаго слда лукавства или кокетства.— Вамъ, можетъ быть, пріятне, чтобы онъ былъ тутъ, или, чтобы мы вышли отсюда и присоединились къ нимъ? Я скажу, что вы вошли какъ разъ, когда я выходила.

Что могъ онъ на это отвтить?

— Кресси, любите ли вы меня?

Смшной вопросъ въ устахъ человка, державшаго ее въ своихъ объятіяхъ, если онъ врилъ, что это правда, и дрянной вопросъ, если онъ не врилъ.

— Я думаю, что я полюбила васъ съ первой минуты, какъ вы появились у насъ. Должно быть, поэтому самому я и обручилась съ нимъ,— отвчала она просто.— Я знаю, что люблю васъ, и думала только о васъ, когда узжала отсюда. Я вернулась назадъ, потому что любила васъ. Я любила васъ въ тотъ день, какъ вы приходили къ мам… хотя думала тогда, что вы идете разсказать ей про Мастерса и объявить, что не примете меня обратно въ школу.

— Но вы не спрашиваете, люблю ли я васъ?

— Но вдь вы любите, какъ же вы могли бы теперь не любить меня?— доврчиво сказала она.

Что могъ онъ на это отвтить, какъ не заключить ее снова въ объятія, хотя легкая дрожь,— точно изъ окна потянуло холодкомъ,— пробжала по немъ. Она, должно быть, тоже это почувствовала, потому что сказала:

— Поцлуйте меня и отпустите.

— Но мы должны переговорить другъ съ другомъ, милочка, когда… когда другіе уйдутъ.

— Вы знаете сарай около межи?— спросила она.

— Да.

— Я обыкновенно хожу туда учить уроки, чтобы… чтобы быть съ вами,— прошептала она,— и папа приказалъ, чтобы никто туда не ходилъ, пока я тамъ. Приходите туда завтра, передъ закатомъ солнца.

Послдовалъ долгій поцлуй, во время котораго имъ казалось, что они сказали все, чего не могли выговорить. Посл того они разстались, онъ тихонько отперъ дверь, чтобы выпустить ее. Она схватила мимоходомъ книжку съ пюпитра и проскользнула, точно легкое видніе, по озаренной луной проск, и минуту спустя ея голосъ, безъ всякаго слда дрожи или волненія, уже смшался съ голосами ея спутниковъ.

Конецъ первой части.

ЧАСТЬ II.

Разговоръ дяди Бена съ обворожительнымъ иностранцемъ, который подслушалъ Джонни Фильджи, хотя и непонятный для его дтскаго ума, имлъ нкоторое и не маловажное значеніе для старйшихъ поселенцевъ въ Инджіанъ-Спринг. Самъ городъ, подобно многимъ, ему подобнымъ, былъ сначала поселкомъ рудокоповъ, а потому его основатели и первые поселенцы опирались въ правахъ на владніе землей на рудокопныхъ законахъ, первенствовавшихъ надъ другими. Но хотя эти права считались несомннными даже посл упраздненія первоначальной оккупаціи и постройки лавокъ, конторъ и домовъ на мст покинутыхъ пріисковъ, городскія предмстья и порубежные округа заняты были скоттерами на самыхъ неопредленныхъ основаніяхъ. Не многіе изъ скоттеровъ позаботились запастись документами, доказывающими ихъ владльческія права, а потому въ Инджіанъ-Спринг узнали не безъ волненія новость, что мексиканскій надлъ въ три квадратныхъ мили, занимавшій цлый округъ, былъ въ послднее время утвержденъ правительствомъ и что предпринимается судебный искъ для передачи этого надла въ руки владльца.

Говорилось, что въ этотъ надлъ не входятъ земли, которыми владетъ городъ на основаніи рудокопныхъ законовъ, но что скоттерамъ и бродягамъ въ род Макъ-Кинстри, Девиса, Maстерса и Фильджи, а также и Гаррисонамъ придется купить право на владніе землей или же вести раззорительную тяжбу.

Владльцы надла — богатые капиталисты въ Санъ-Франциско — готовы были войти въ сдлку съ теперешними владльцами, и выгоды этой сдлки одинаково распространялись на ‘бродягу’, который ни сялъ, ни жалъ, а по-просту выжилъ скоттера, здсь работавшаго.

Само собой разумется, что мннія относительно дйствія новаго права раздлились: старйшіе поселенцы все еще придерживались такого взгляда, что кто сидитъ на земл, тотъ ею и владетъ, и сомнвались въ законности какихъ-то выморочныхъ правъ, новые же поселенцы считали легальныя права какъ бы своего рода гарантіей для капитала и поощреніемъ улучшенію хозяйства.

Существовала также постоянно усиливающаяся и вліятельная партія восточныхъ и сверныхъ людей, которые рады были устраненію всякихъ поводовъ къ раздорамъ и кровопролитію. Распря между Макъ-Кинстри и Гаррисонами, возникшая изъ-за пограничной межи, на которую никто изъ нихъ не имлъ законныхъ правъ, посл того какъ возстановлены будутъ права законнаго владльца, должна прекратиться, такъ какъ они окажутся въ предлахъ закона, взирающаго на драку безъ всякихъ романическихъ соображеній. Съ другой стороны Макъ-Кинстри и Гаррисоны получатъ возможность войти въ сдлку съ новымъ владльцемъ и узаконить свои права на землевладніе. Но были люди, которые опасались, что оба врага, будучи прирожденными беззаконниками, соединятся, чтобы воспротивиться законному выселенію, и что ихъ побоятся трогать, а потому сильное возбужденіе произвело извстіе, что часть земли, уже была продана владльцами надла и что эта часть какъ разъ занимала спорный участокъ между владльцами Макъ-Кинстри и Гаррисоновъ и что новый лендлордъ намренъ такъ же вступить въ законное пользованіе своей собственностью.

Геніальная комбинація, которая производила такимъ образомъ расколъ въ комбинаціяхъ Макъ-Кинстри и Гаррисоновъ, возбуждала восторгъ даже скептиковъ.

Никто въ Инджіанъ-Спринг не зналъ ея настоящаго творца, такъ какъ искъ велся оффиціально отъ имени одного банкира въ Сан-Франциско. Но читатель, слдившій за послдними похожденіями Джонни Фильджи, уже угадалъ въ немъ дядю Бена и цли этой правдивой хроники требуютъ немедленнаго разъясненія не только его намреній, но и средствъ, какими онъ привелъ ихъ въ исполненіе, и всего лучше, если онъ самъ намъ это разскажетъ.

Однажды въ конц обычнаго урока учитель и дядя Бенъ дожидались прихода Руперта. Успхи дяди Бена въ просвщеніи, благодаря его упорному прилежанію, стали нсколько замтне, и онъ только-что списалъ съ книги образецъ ‘письма къ компаньону’, въ которомъ дядя Бенъ увдомлялъ, что только-что нагрузилъ на корабль ‘2 центнера слоновой кости, 80 мшковъ рису и 400 копченыхъ окороковъ’, и только-что приступилъ къ другому, начинавшемуся со словъ: ‘Многоуважаемая госпожа’ и въ отборнйшихъ выраженіяхъ заявлявшему о соболзнованіи по случаю кончины ея ‘дражайшаго супруга’ отъ желтой лихорадки, схваченной на Золотомъ Берегу. Дядя Бенъ съ авторскимъ удовольствіемъ поглядывалъ на свою работу, когда учитель съ нетерпливымъ жестомъ поглядлъ на часы.

— Я забылъ вамъ сказать, что Рупъ не собирался приходить сегодня, замтилъ дядя Бенъ.

— Въ самомъ дл? Но почему же?

— Должно быть, потому, что я сказалъ ему, что это лишнее, я хотлъ бы… поговорить съ вами о личномъ дл, м-ръ Фордъ, если позволите.

Лицо м-ра Форда не выразило никакого удовольствія.

— Хорошо, сказалъ онъ, только помните, у меня назначено сегодня свиданіе.

— Да, но вдь не раньше солнечнаго заката, спокойно отвчалъ дядя Бенъ. Я васъ такъ долго не задержу.

М-ръ Фордъ поспшно взглянулъ на дядю Бена и сильно покраснлъ.

— Что вы знаете о моихъ свиданіяхъ? рзко спросилъ онъ.

— Ничего, м-ръ Фордъ, отвчалъ дядя Бенъ просто,— но такъ какъ мн случалось нсколько разъ заходить сюда или въ гостинницу около этого времени и не заставать васъ, то я и подумалъ, что вы, должно быть, постоянно уходите въ эти часы.

Въ его лиц не было ни малйшаго намека на то, чтобы онъ хитрилъ или обманывалъ, выраженіе было обычное, наивное, и разв только слегка озабоченное тмъ, что ему предстоитъ сказать.

— Я думалъ-было написать вамъ письмо, продолжалъ онъ — и такимъ образомъ соединить пріятное съ полезнымъ. И говоря откровенно, м-ръ Фордъ, письмо тутъ у меня. Но только въ немъ не все сказано, и если вы позволите мн самому прочесть его вамъ, то я поясню и дополню то, что въ немъ не договорено. Согласны?

Учитель кивнулъ головой, и дядя Бенъ вытащилъ изъ своей конторки тяжелый портфель, сфабрикованный изъ двухъ переплетовъ разорваннаго географическаго атласа, и вынулъ изъ него обрывокъ пропускной бумаги, которая отъ частаго употребленія стала цвта аспидной доски, и нсколько исписанныхъ страничекъ, походившихъ на первый взглядъ на ноты.. Оглядвъ ихъ съ гордостью и вмст съ сомнніемъ на счетъ правописанія, онъ сталъ медленно читать, водя пальцемъ по линейкамъ:

‘М-ръ Фордъ, учитель!’

‘Дорогой сэръ, ваше письмо отъ 12-го числа получилъ и содержаніе принялъ къ свднію (я не получалъ отъ васъ никакого письма, замтилъ дядя Бенъ въ скобкахъ, но я нашелъ полезнымъ для практики начать такъ, какъ стоитъ всегда въ прописяхъ, затмъ пойдетъ уже все мое). Касательно того, что у меня есть деньги и что я могу купить акціи’…

— Постойте, перебилъ м-ръ Фордъ.— Вы говорили, что дальше не изъ прописи. Скажите, въ чемъ дло?

— Да я и говорю, право же, дальше не изъ прописи. Послушайте только, и вы узнаете, отвтилъ дядя Бенъ.

Онъ продолжалъ читать съ торжествующимъ паосомъ:

‘Когда вс думаютъ вообще, что у меня нтъ мднаго гроша, я хочу впервые открыть секретъ вамъ, м-ръ Фордъ. Я разскажу, какъ было дло. Когда я только-что пріхалъ въ Инджіанъ-Спрингъ, я занялъ старый пріискъ Пальмето около заброшенныхъ старыхъ шахтъ. Зная, что это противно обычаямъ и считается дломъ достойнымъ только китайца, я никому не говорилъ, что изслдую кварцъ, который по-моему золотоносный. Занимаясь этимъ, я нашелъ жилку, которую проглядли прежніе рудокопы. Работая больше по ночамъ, я сколотилъ въ два года капиталецъ въ 50.000 долларовъ. Такъ-то. Но если недоврчивый учитель спроситъ, какъ могъ я скрыть свою тайну отъ обитателей Инджіанъ-Спринга и куда двалъ золото,— мистеръ Фордъ, я отвчу, что дважды въ мсяцъ отвозилъ его на лошади въ Лапортъ, а оттуда отсылалъ съ экспрессомъ въ банкъ въ Сакраменто отъ имени Добиньи, котораго никто не зналъ въ Лапорт. Акціи земельнаго банка были тоже куплены такимъ манеромъ’, (постойте, я еще не кончилъ, поспшно перебилъ онъ самого себя, видя, что учитель сдлалъ жестъ нетерпливаго недоврія). И затмъ прежнимъ монотоннымъ и чуть не похороннымъ тономъ продолжалъ: — ‘такимъ образомъ, мы видимъ, что терпливое трудолюбіе было вознаграждено, вопреки руднымъ обычаямъ и предразсудкамъ’…

‘Въ надежд на ваше неизмнное расположеніе, остаюсь готовый къ услугамъ вашимъ

Бени Добиньи’.

Мрачное удовольствіе, съ какимъ дядя Бенъ, очевидно, относился къ своимъ эпистолярнымъ подвигамъ, только подкрпляло сомннія учителя.

— Послушайте, сказалъ онъ, беря бумагу изъ рукъ дяди Бена, которую тотъ неохотно выпустилъ,— что тутъ сочинено вами и Рупомъ, и что правда? Неужели вы въ самомъ дл богаты?

— Знаете что, м-ръ Фордъ, перебилъ дядя Бенъ, начиная рыться въ карман своей красной рубашки,— я видлъ, что вы не совсмъ мн довряете, когда еще въ первый разъ заговорилъ съ вами объ этихъ вещахъ, а потому я принесъ вамъ доказательства.

Медленно вытащивъ изъ кармана большой конвертъ, въ какомъ присылаются всякія оффиціальныя бумаги, онъ раскрылъ его, вынулъ нсколько смятыхъ акціи и подалъ ихъ учителю.

Помня о прежнихъ хитрыхъ уловкахъ дяди Бена, учитель все еще колебался. Акціи были настоящія и выданы на имя Добиньи, но онъ до сихъ поръ не признавалъ тождества дяди Бена съ этимъ лицомъ и считалъ только лишнимъ измышленіемъ во всей этой вымышленной исторіи.

— Вы открылись кому-нибудь, Рупу, напримръ? спросилъ онъ многозначительно.

— Разумется, нтъ, отвчалъ дядя Бенъ, слегка нахмурясь съ видомъ обиды.— Только вамъ, м-ръ Фордъ, и юному Стаси изъ банка… онъ не могъ не знать. Я разсчитывалъ, что вы поможете мн переговорить съ нимъ объ этой спорной, порубежной земл.

Скептицизмъ м-ра Форда былъ наконецъ побжденъ. Никакой шутки нельзя было допустить между агентомъ банка и человкомъ въ род дяди Бена, и еслибы онъ выдумалъ всю эту исторію, то не ршился бы приводить въ свидтели агента.

М-ръ Фордъ протянулъ руку дяд Бену.

— Поздравляю васъ, ласково сказалъ онъ,— и простите, если сначала ваша исторія показалась мн невроятной. А теперь скажите мн еще вотъ что: у васъ есть какія-нибудь особыя причины скрывать это, кром боязни сознаться, что вы нарушили дикіе и устарлые рудные обычаи, которые въ сущности ни для кого не обязательны и которые вашъ успхъ обратилъ въ нуль въ практическомъ отношеніи?

— Да, есть другая причина, м-ръ Фордъ, сказалъ дядя Бенъ, разглаживая жесткой рукой смущенную улыбку съ губъ,— то-есть, говоря откровенно, у меня есть причина, почему я желалъ посовтоваться съ вами. Мн вовсе не хочется, чтобы Макъ-Кинстри и, разумется, Гаррисонъ тоже,— прибавилъ онъ поспшно,— узнали, что я купилъ право на спорную землю.

— Понимаю, кивнулъ учитель. Понятно, что вамъ этого не хочется.

— Почему… понятно? торопливо спросилъ дядя Бенъ.

— Ну да полагаю, вамъ нтъ охоты ссориться съ двумя вспыльчивыми людьми.

Лицо дяди Бена снова измнилось. Но, разгладивъ его рукой, онъ опять какъ будто стеръ съ него появившуюся-было улыбку.

— Скажите: одного вспыльчиваго человка, м-ръ Фордъ.

— Хорошо, одного, если вамъ нравится, отвчалъ весело учитель. Но разскажите мн, зачмъ вы купили эту землю вообще? Вдь вы знаете, что она интересна только для Макъ-Кинстри и для Гаррисона.

— Предположимъ, началъ дядя Бенъ медленно, съ большой аффектаціей вытирая рукавомъ закапанную чернилами конторку, предположимъ, что мн надоло смотрть, какъ Макъ-Кинстри и Гаррисонъ ссорятся изъ-за межи. Предположимъ, что я разсчелъ, что это отбиваетъ охоту селиться тутъ. Предположимъ, что я разсчитывалъ, что, пріобртя эту землю самъ, я примирю обоихъ враговъ.

— Конечно, это весьма похвальное намреніе, отвтилъ м-ръ Фордъ, съ любопытствомъ наблюдая дядю Бена, а изъ вашихъ словъ о томъ, что есть только одинъ вспыльчивый человкъ, я заключаю, что выборъ вашъ уже сдланъ. Я надюсь, что ваше гражданское мужество будетъ оцнено общественнымъ мнніемъ Инджіанъ-Спринга, если не этими двумя людьми.

— Поживемъ, увидимъ, загадочно отвтилъ дядя Бенъ, но вы еще не уходите, прибавилъ онъ, видя, что учитель разсянно вынулъ изъ кармана часы и поглядлъ. Еще только половина пятаго. Правда, что больше нечего разсказывать, но я думалъ, что вы съ большимъ интересомъ выслушаете мою исторійку и станете разспрашивать, что я теперь намренъ длать, и все такое. Но, можетъ быть, она вовсе не кажется вамъ такой удивительной. Знаете что, прибавилъ онъ съ страннымъ уныніемъ, мн самому она надола хуже горькой рдьки!..

— Другъ мой, сказалъ Фордъ, беря его за об руки и устыдившись своей эгоистической разсянности, я очень радъ вашей удач. Боле того, скажу, что богатство не могло достаться боле доброму человку. Вотъ. А если я такъ туго воспринималъ вашъ разсказъ, то потому, что онъ вообще удивителенъ, точно волшебная сказка, въ которой добродтель вознаграждается, и вы, дружище, представляетесь мн врод какъ бы Сандрильоны мужскаго пола.

Онъ не хотлъ нисколько лгать и вовсе не думалъ, что лжетъ: онъ только забылъ о своихъ предыдущихъ сомнніяхъ и что они возникали какъ разъ изъ недоврія къ достоинствамъ дяди Бена. Но онъ самъ такъ твердо врилъ въ свою искренность, что читатель, безъ сомннія, охотно проститъ его.

Въ порыв этой искренности Фордъ растянулся на одной изъ лавокъ и пригласилъ дядю Бена сдлать то же самое.

— Ну, дружище, прибавилъ онъ съ мальчишеской веселостью, сообщите-ка о своихъ планахъ, начать съ того, кто раздлитъ съ вами ваше счастіе? Конечно, у васъ есть родители, братья, а можетъ быть и сестры?

Онъ умолкъ и съ улыбкой взглянулъ на дядю Бена. Ему какъ-то смшно было представить себ его въ обществ женщинъ.

Дядя Бенъ, который до сихъ поръ держалъ себя съ строгой сдержанностью,— частію отъ уваженія, частію изъ осторожности,— медленно вытянулъ одну ногу, потомъ другую и оперся подбородкомъ на руки.

— Что касается родителей, м-ръ Фордъ, то я въ нкоторомъ род сирота.

— Въ нкоторомъ род сирота? повторилъ Фордъ.

— Да, продолжалъ дядя Бенъ, сильно упираясь подбородкомъ на руки, отъ чего голова его, съ каждымъ словомъ, слегка наклонялась впередъ, подталкиваемая челюстями, точно дядя Бенъ сообщалъ свои конфиденціи скамейк. Да, то-есть что касается престарлаго родителя, то онъ умеръ… умеръ на возвратномъ пути въ Миссури. Что же касается матушки, то, между нами будь сказано, на этотъ счетъ ровно ничего неизвстно. Она, видите ли, м-ръ Фордъ, ушла съ однимъ горожаниномъ — совсмъ мн постороннимъ человкомъ, прежде чмъ престарлый родитель умеръ, и отъ этого я долженъ былъ оставить школу и не могъ продолжать ученья. И гд теперь она находится, тутъ, тамъ, въ иномъ ли какомъ мст,— неизвстно и хотя эсквайръ Томкинсъ — онъ адвокатъ, знаете — говорилъ, что престарлый родитель могъ бы получить разводъ, кабы захотлъ, и отъ этого я бы сталъ круглымъ сиротой, еслибы не могъ доказать, кто я по закону, какъ говоритъ адвокатъ. Но… старикъ, какъ бы то ни было, не развелся. А что касается братьевъ, то былъ у меня братъ и утонулъ въ Ла-Плат, а сестеръ никогда не было. Семейныхъ, выходитъ, у меня мало, и совтоваться и длиться не съ кмъ, какъ вы полагаете?

— Н-да… раздумчиво произнесъ учитель, глядя на дядю Бена, но, можетъ быть, вы воспользуетесь своими преимуществами и заведете теперь собственную семью? Я полагаю, что теперь, когда вы богаты, вы женитесь.

Дядя Бенъ слегка измнилъ свою позу и затмъ принялся счищать указательнымъ и большимъ пальцами крошки, выпавшія изъ дтскихъ корзинокъ и покрывавшія скамейки. Углубившись въ это занятіе и не поднимая глазъ на учителя, онъ проговорилъ:

— Да, видите ли, я въ нкоторомъ род женатый человкъ.

Учитель встрепенулся.

— Какъ, вы женаты? неужели?

— Видите ли, это тоже вопросъ. Я такой же женатый человкъ, какъ и сирота, то-есть все это неврно и неизвстно.

Онъ помолчалъ, продолжая счищать крошки.

— Я былъ моложе, чмъ вы теперь, да и она была не старше. Но она знала гораздо больше меня, а ужь что касается чтенія и письма, то въ этомъ, скажу вамъ, она собаку съла. Вы бы въ восторъ пришли, м-ръ Фордъ.

И опять онъ замолчалъ, точно все высказалъ, такъ что учитель нетерпливо спросилъ:

— Да гд же она теперь?

Дядя Бенъ медленно покачалъ головой:— я ее не видлъ съ тхъ поръ, какъ оставилъ Миссури, вотъ уже пять лтъ тому назадъ.

— Но почему же это? въ чемъ дло? настаивалъ учитель.

— Да видите ли, какъ вамъ сказать… я убжалъ. Не она, знаете, убжала, но я убжалъ и поселился здсь.

— Но почему же? спрашивалъ учитель, съ безнадежнымъ удивленіемъ глядя на дядю Бена. Что-нибудь случилось? Что же именно? разв она…

— Она была ученая женщина, сказалъ внушительно дядя Бенъ, и вс признавали ее за ученую. Она была вотъ такого роста, продолжалъ онъ, указывая рукой разстояніе средней высоты отъ пола. Невеличка и смуглолица.

— Но должна же была быть у васъ причина бросить ее?

— Мн иногда кажется, осторожно отвчалъ дядя Бенъ, что въ нкоторыхъ семьяхъ въ крови — состоять въ бгахъ. Вотъ моя матушка убжала съ постороннимъ человкомъ, вотъ и я убжалъ. А въ чемъ еще больше сходства, такъ это, какъ папенька могъ получить разводъ съ маменькой, такъ и жена могла развестись со мной. Да она почти-что и развелась. Только вотъ на этотъ счетъ существуетъ нкоторая неопредленность.

— Но какъ же вы можете находиться въ этомъ сомнніи? Или теперь, когда у васъ есть деньги, вы собираетесь разыскать ее?

— Я собирался поискать ее.

— И вернуться къ ней, если найдете ее?

— Я этого не говорилъ, м-ръ Фордъ.

— Но если она не развелась съ вами, то вамъ слдуетъ это сдлать… если я хорошо понялъ вашъ разсказъ, потому что, по вашимъ собственнымъ словамъ, боле безпричиннаго, бездушнаго и вполн неизвинительнаго бгства, чмъ ваше, я и не знаю.

— Вы думаете? сказалъ дядя Бенъ съ досадной простотой.

— Думаю ли? повторилъ м-ръ Фордъ съ негодованіемъ. Каждый такъ будетъ думать. Никто не можетъ думать иначе. Вы говорите, что бросили ее. и соглашаетесь, что она ничмъ этого не заслужила.

— Нтъ, ничмъ. Говорилъ я вамъ, м-ръ Фордъ, что она умла играть на фортепьяно и пть?

— Нтъ, коротко отвтилъ м-ръ Фордъ, вставая съ нетерпніемъ и шагая по комнат.

Онъ былъ почти убжденъ, что дядя Бенъ опять обманываетъ его. Или подъ покровомъ напускной простоты онъ былъ безусловный эгоистъ и безсердечный человкъ, или же говоритъ ему идіотическую ложь.

— Мн жаль, что я не могу ни поздравить васъ, ни выразить свое соболзнованіе относительно того, что вы мн только-что разсказали. Я не вижу никакого извинительнаго повода къ тому, чтобы вамъ не разыскать немедленно жены и не загладить своего поведенія. И если вы желаете знать мое мнніе, то по-моему это гораздо боле почтенный способъ примненія вашего богатства, нежели вмшательство въ ссоры сосдей. Но уже поздно, и я боюсь, что нашей бесд пора положить конецъ. Я надюсь, что вы обдумаете, что я сказалъ, и, когда мы снова увидимся, примете иное ршеніе.

У дверей школы м-ръ Фордъ нарочно позамшкался, чтобы дать время дяд Бену объясниться или оправдаться. Но тотъ не воспользовался случаемъ, а только сказалъ:

— Вы понимаете, что это секретъ, м-ръ Фордъ?

— Разумется, отвтилъ м-ръ Фордъ съ плохо скрываемымъ раздраженіемъ.

— О томъ, что я въ нкоторомъ род женатый человкъ.

— Будьте спокойны, сухо отвчали, учитель, у меня нтъ ни малйшей охоты болтать объ этой исторіи.

Они разстались: дядя Бенъ, боле чмъ когда-либо приниженный, не взирая на свое богатство, а учитель боле чмъ когда-либо сознающій свое нравственное превосходство.

II.

Религіозная точка зрнія, съ какой м-съ Макъ-Кинстри смотрла на цивилизованныя стремленія своего мужа, не была вполн чуждой человческихъ страстей.

Эта сильная, честная натура, отказавшаяся отъ женственной прелести единственно лишь изъ чувства долга, теперь, когда этотъ долгъ пересталъ, повидимому, цниться, искала убжища въ своей давно позабытой женственности и въ тхъ безконечно мелочныхъ аргументахъ, рессурсахъ и маневрахъ, которыми располагаетъ женщина.

Она чувствовала странную ревность къ дочери, которая измнила натуру ея мужа и вытснила традиціи ихъ домашней жизни, она ощущала преувеличенное пренебреженіе къ тмъ женскимъ прелестямъ, которыя не играли никакой роли въ ея собственномъ семейномъ счастіи. Она видла въ желаніи мужа смягчить дикую суровость ихъ привычекъ только слабую уступку сил красоты и наряда — унизительное тщеславіе, которое ей было чуждо въ ихъ борьб за пограничное главенство — которые не могли даровать имъ побду въ житейской борьб.

‘Локончики’, ‘оборочки’ и ‘бантики’ — никогда не помогали имъ въ ихъ странствіяхъ по равнинамъ, никогда не замняли остраго зрнія, тонкаго слуха, сильныхъ рукъ и выносливости, никогда не ухаживали за больнымъ и не перевязывали раненыхъ.

Когда зависть или ревность вторгается въ женское сердце посл сорокалтняго возраста, то приноситъ такую горечь, для которой нтъ смягченія или облегченія въ кокетств, соревнованіи, страстныхъ порывахъ или невинной нжности, которыя длаютъ сносными ревнивые капризы молодыхъ женщинъ. Борьба или соперничество кажутся безнадежными, сила подражанія, ушла. Изъ своей позабытой женственности м-съ Макъ-Кинстри извлекла только одну способность — унизительно страдать и причинять страданіе другимъ.

Способы ея въ этомъ отношеніи не особенно отличались отъ обычныхъ въ этихъ случаяхъ способовъ всхъ остальныхъ страждущихъ женщинъ. Злополучный Гирамъ выслушивалъ постоянные попреки въ томъ, что вс его неудачи происходятъ отъ проклятой цивилизаціи, измышленной проклятыми янки и которой онъ низко подпалъ. Она, бывшая прежде грубоватой, но усердной сидлкой въ болзняхъ, теперь сама стала жертвой какихъ-то недомоганій и нервнаго разстройства.

Старинный бродяжническій духъ, болзненно подстрекаемый недовольствомъ, заставлялъ ее придумывать хитрые планы для дальнйшей эмиграціи. Когда Гирамъ купилъ себ рубашки съ крахмаленной грудью, чтобы сопровождать Кресси на балъ, то нервное разстройство м-съ Макъ-Кинстри дошло до крайняго предла, и она выражала его тмъ, что сама одвалась въ самое старое, самое поношенное платье, чтобы поддержать традиціи прошлаго времени.

Ея обращеніе съ Кресси было бы еще ршительне, еслибы она имла хоть капельку вліянія на нее или хотя бы понимала ее материнскимъ чутьемъ. Но она доходила до того, что открыто выражала сожалніе о томъ, что бракъ съ Сетомъ Девисомъ разстроился, такъ какъ его семья по крайней мр все еще хранила обычаи и традиціи, уважаемыя ею. Но тутъ уже мужъ приказалъ ей замолчать, объявляя, что отецъ Девиса и онъ самъ такъ ‘крупно поговорили’, что гораздо вроятне, что кровь прольется, нежели сольется.

Въ настоящее время она поощряла ухаживаніе Мастерса въ новой и смутной надежд, что это ухаживаніе, отвлекавшее Кресси отъ ученья, было непріятно для Макъ-Кинстри и мшало его планамъ. Слпая и глухая къ тому, что происходило между ея дочерью и м-ромъ Фордомъ, и ничего не подозрвая объ ихъ отношеніяхъ, она чувствовала къ нему глухую антипатію только потому, что считала его осью, вокругъ которой вращались вс ея невзгоды.

Никого не видя и затыкая обыкновенно уши при всхъ семейныхъ намекахъ на свтскіе тріумфы Кресси, она даже не знала о томъ всеобщемъ восторг, который возбудилъ знаменательный вальсъ.

Утромъ того дня, когда дядя Бенъ доврилъ учителю свой хитроумный планъ о прекращеніи порубежныхъ несогласій, лай желтаго пса Макъ-Кинстри возвстилъ о приближеніи къ мыз чужаго человка. Оказалось, что то былъ м-ръ Стаей — и мало того, что такой же элегантный и ослпительный, какъ въ то утро, когда онъ яркой звздой взошелъ на горизонтъ Джонни Фильджи, но вдобавокъ еще и съ побдоноснымъ видомъ отъ пріятнаго ожиданія, что увидитъ хорошенькую двушку, которую встртилъ на бал.

Онъ не видлъ ея около мсяца. По собственному счастливому выраженію, онъ являлся сегодня, соединяя въ своей особ побдоноснаго Меркурія и Аполлона.

Макъ-Кинстри былъ отозванъ на сосдній лугъ, и Кресси тмъ временемъ взяла на себя обязанность занимать галантнаго гостя. Это было нетрудно. Одно изъ главныхъ ея обольщеній заключалось въ томъ, что, презирая обычную притворную или искреннюю наивность ingnue ея сорта, она вообще показывала своимъ обожателямъ (исключая, можетъ быть, одного только учителя), что отлично понимаетъ то состояніе души, въ какое повергаетъ ихъ ея красота. Она понимала страсть, если и не могла на нее отвчать. Эта тактика для застнчивыхъ деревенскихъ парней была очень удобна, но въ большинств случаевъ совсмъ неудовлетворительна, когда всякіе подходы такъ быстро изобличались, то даже вполн стратегическое отступленіе легко превращалось въ безпорядочное бгство.

Прислонясь къ косяку двери, прикрывъ полной ручкой блестящіе глазки отъ солнечныхъ лучей, заливавшихъ ея граціозную, томную фигуру, она ждала аттаки.

— Я не видлъ васъ, миссъ Кресси, съ тхъ самыхъ поръ, какъ намъ довелось вмст танцовать… ровно мсяцъ тому назадъ.

— И это очень нелюбезно съ вашей стороны, такъ какъ вчера вы два раза проходили мимо нашего дома.

— Разв вы меня видли? спросилъ молодой человкъ съ смущеннымъ смхомъ.

— Видла. Да и собака тоже, да, полагаю, и Джо-Мастерсъ, а также нашъ батракъ. И когда вы прошли мимо, то собака, Мастерсъ, батракъ и мама кликнули папу, и тотъ увязался за вами слдомъ съ заряженнымъ ружьемъ. И шелъ за вами съ полмили.

Она отвела руку отъ глазъ, чтобы граціознымъ жестомъ изобразить эту фантастическую процессію, и разсмялась.

— Васъ хорошо сторожатъ, проговорилъ Стаси неувренно.— И глядя на васъ, миссъ Кресси, прибавивъ онъ смле, я этому не удивляюсь.

— Да, можно сказать, что вмст съ папашиной межой я зорко охраняюсь отъ скоттеровъ и бродягъ.

Какъ ни были грубы и неделикатны ея рчи, но лнивая ласка въ голос и хорошенькое личико смягчали ихъ. Рчь ея была такъ же живописна и чужда условности, какъ и ея движенія. Такъ по крайней мр думалъ м-ръ Стаси и ршилъ смло повести дальнйшую аттаку.

— Вотъ что, миссъ Кресси, такъ какъ дло, которое привело меня сегодня къ вашему отцу, это чтобы если можно побудить его войти въ сдлку на счетъ порубежныхъ притязаній, то, быть можетъ, вы примете мои услуги и на свой собственный счетъ.

— Это означаетъ, лукаво отвтила молодая особа, что это дло касается меня столько же, сколько и папы. Вы не хотите допускать никакого захвата, кром вашего собственнаго. Покорнйше благодарю, сэръ.

И она длаетъ граціозный книксенъ, примемъ выставляетъ наружу хорошенькій башма чекъ, окончательно обвороживъ его.

— Что жъ, это будетъ честная сдлка, началъ онъ, смясь.

— Сдлка значитъ, что кто-нибудь что-нибудь уступаетъ. Кто же и что уступитъ въ этой сдлк?

Самодовольный Стаси вообразилъ, что этотъ отвтъ еще кокетливе его вопроса.

— Ага! это должна ршить миссъ Кресси.

Но молодая особа снова прислонилась къ косяку въ прежней удобной поз и благоразумно замтила, что это дло парламентера.

— Ахъ, хорошо! ну такъ предположимъ, что прежде всего мы уступимъ Сета Девиса? Вы видите, миссъ Кресси, что я нетребователенъ и свдущъ.

— Вы пугаете меня, кротко отвтила Кресси. Но мн сдается, что онъ самъ устранился отъ всякихъ сдлокъ.

— Онъ былъ въ ту ночь на бал и глядлъ звремъ. Въ то время какъ я танцовалъ съ вами, онъ готовъ былъ меня състь.

— Бдный Сетъ! А вдь онъ былъ прежде такъ разборчивъ въ пищ, отвтила остроумная Кресси.

М-ра Стаси всего повело отъ смха.

— А затмъ идетъ м-ръ Добни… дядя Бенъ… продолжалъ онъ, не такъ ли? Очень скромный поклонникъ, но очень хитрый. Себ на ум человкъ. Притворяется, что учится только затмъ, чтобы быть поближе къ одной особ, не такъ ли? Хотлъ бы стать опять мальчикомъ, потому что познакомился съ одной двочкой!

— Я бы боялась васъ, еслибы вы всегда здсь жили, сказала Кресси, съ непобдимой наивностью, но, можетъ быть, тогда вы бы не были такъ свдущи!

Стаси принялъ это за комплиментъ.

— А еще есть вдь и Мастерсъ, прибавилъ онъ вкрадчиво.

— Только не Джо? сказала Кресси съ тихомъ смхомъ, оглядываясь на дверь.

— Да? спросили. Стаси съ безпокойной улыбкой. Ахъ! я вижу, что его мы не должны устранять… Онъ тамъ? прибавилъ онъ, слдя за ея взглядомъ.

Но молодая двушка старательно отворачивалась отъ него.

— Вотъ и все? спросила она, посл минутнаго молчанія.

— Ну нтъ… есть еще этотъ напыщенный школьный учитель, который отбилъ васъ въ вальс у меня… этотъ м-ръ Фордъ.

Будь онъ вполн хладнокровный и безпристранный наблюдатель, онъ могъ бы замтить, хотя видлъ Кресси только въ профиль, что рсницы у нея слегка дрогнули, и все лицо затмъ застыло, какъ въ тотъ моментъ, когда учитель вошелъ въ бальную залу. Но онъ не былъ наблюдателенъ и ничего не замтилъ. Да и Кресси быстро оправилась. Ея обычное томное выраженіе вернулось къ ней и, лниво поворачивая къ нему голову, она сказала:

— Вотъ идетъ папа. Я полагаю, вы не прочь показать мн образчикъ изящнаго слога въ переговорахъ съ нимъ, прежде нежели испытаете свое краснорчіе на мн.

— Разумется, нтъ, отвчалъ Стаси, ни мало не недовольный тмъ, что хорошенькая и умная двушка будетъ присутствовать при его бесд съ отцомъ, въ которой, какъ онъ воображалъ, онъ щегольнетъ своимъ дипломатическимъ искусствомъ и любезностью.

— Не уходите. Я ничего такого не скажу, чего бы не поняла или не должна была слышать миссъ Кресси.

Послышался звонъ шпоръ, и тнь отъ ружья Макъ-Кинстри легла между ораторомъ и Кресси и освободила ее отъ отвта. Макъ-Кинстри смущенно оглядлся и, не видя м-съ Макъ-Кинстри, какъ будто успокоился и даже на его мдно-красномъ, какъ у индійца, лиц изгладились слды неудовольствія отъ того, что онъ упустилъ въ это утро громаднаго оленя. Онъ осторожно поставилъ ружье въ уголъ, снялъ съ головы мягкую войлочную шляпу, сложилъ ее и сунулъ въ одинъ изъ просторныхъ кармановъ своей куртки, повернулся къ дочери и, фамильярно положивъ искалченную руку ей на плечо, сказалъ внушительно, не глядя на Стаси:

— Что нужно этому иностранцу, Кресси?

— Быть можетъ, я самъ лучше вамъ объясню это, заговорилъ Стаси. Я явился отъ имени Бенгама и К въ Сан-Франциско, которые купили испанское право на часть здшняго имнія. Я…

— Довольно! проговорилъ Макъ-Кинстри мрачно, но внушительно.

Онъ вынулъ шляпу изъ кармана, надлъ ее, пошелъ, въ уголъ и взявъ ружье, впервые глянулъ на Стаси своими сонными глазами, затмъ презрительнымъ жестомъ поставилъ ружье обратно въ уголъ и, движеніемъ руки указавъ на дверь, сказалъ:

— Мы уладимъ это дло на двор. Кресси, ты оставайся здсь. Такой разговоръ приличенъ между мужчинами.

— Но, папа, сказала Кресси, кладя лниво руку на рукавъ отца, нисколько не измнившись въ лиц и съ прежнимъ веселымъ выраженіемъ.— Этотъ джентльменъ явился сюда для компромисса.

— Для… чего? спросилъ Макъ-Кинстри, презрительно глядя за дверь — незнакомое слово, показалось ему почему-то, должно обозначать особенную породу мустанговъ.

— Чтобы попытаться придти къ какому-нибудь соглашенію, сказалъ Стаси. Я вовсе не прочь идти съ вами на дворъ, хотя думаю, что мы можемъ обсудить это дло такъ же хорошо и здсь.

Онъ не понизилъ тона, хотя сердце его сильне забилось при воспоминаніи объ опасной репутаціи, какою пользовался хозяинъ дома.

— Говорите, сказалъ Макъ-Кинстри.

— Дло въ томъ, что мы пріобрли клочекъ земли, изъ-за которой у васъ идетъ распря съ Гаррисонами. Мы обязаны ввести покупателя мирно во владніе. Но, чтобы выиграть время, готовы купить этотъ клочекъ у того, кто можетъ его продать. Говорятъ, что вы можете. Продайте намъ эту землю, и тогда Гаррисоны будутъ принуждены закономъ отказаться отъ всякихъ на него притязаній.

— Закономъ? повторилъ Макъ-Кинстри задумчиво.

— Да. Такимъ образомъ все дло будетъ улажено. Мы не только платимъ вамъ деньги, но и освобождаемъ васъ отъ Гаррисоновъ.

Онъ съ самодовольной улыбкой взглянулъ на Кресси.

Макъ-Кинстри погладилъ рукой лобъ и глаза, точно разгоняя въ нихъ боль.

— Итакъ вы не предполагаете входить въ сдлку съ Гаррисонами?

— Мы совсмъ не признаемъ ихъ правъ, отвчалъ Стаси.

— И не заплатите имъ ничего?

— Ни гроша. Вы видите, м-ръ Макъ-Кинстри, продолжалъ онъ великодушно, съ лукавой улыбкой взглядывая на Кресси, что наша сдлка вовсе не такова, чтобы ршать ее за порогомъ дома.

— Вы думаете? спросилъ Макъ-Кинстри ршительнымъ, хотя и лнивымъ тономъ, вторично взглянувъ на Стаси глазами, налитыми кровью и выражавшими тупую боль, напоминая глаза тхъ самыхъ оленей, которыхъ онъ загонялъ на охот. Ну, я съ вами не согласенъ.

Онъ указалъ на дверь искалченной рукой.

— Пожалуйте на минутку за дверь.

Стаси вздрогнулъ, пожалъ плечами и недоврчиво переступилъ за порогъ. Кресси, не мняясь въ лиц, лниво за нимъ послдовала.

— Но я откажусь! сказалъ Макъ-Кинстри, медленно разглядывая Стаси. Я скажу, что это будетъ низостью относительно Гаррисоновъ, весь этотъ вашъ компромиссъ. Вмсто такого мира и спокойствія, которые предлагаютъ мн вашъ законъ и цивилизація, я предпочитаю свою войну и беззаконіе.

— Что жъ, я сочту своимъ долгомъ передать это моимъ доврителямъ, отвчалъ Стаси съ напускной безпечностью, которая однако плохо скрывала его удивленіе и досаду. Вдь это до меня не касается.

— Если только, вмшалась Кресси, занявъ свою позицію у двери, если только вы отказались отъ вашей другой сдлки.

— Какой другой сдлки? спросилъ Макъ-Кинстри внезапно, съ загорвшимися глазами.

Стаси бросилъ быстрый, негодующій взглядъ на молодую двушку, которая приняла его съ веселымъ смхомъ.

— О, ничего, папа, такъ маленькая глупость. Еслибы вы слышали, какъ этотъ джентльменъ краснорчивъ, когда говоритъ не о дл. Такой, право, веселый и забавный.

Проворчавъ сквозь зубы:— добраго утра, молодой человкъ вышелъ за дверь, но Кресси послдовала за нимъ до самыхъ воротъ и тамъ, защищая глаза отъ солнца, проговорила:

— Сегодня вамъ не повезло въ сдлкахъ. Въ другой разъ, можетъ быть, будете счастливе.

— Добраго утра, миссъ Макъ-Кинстри

Она протянула ему руку. Онъ съ притворной развязностью, но осторожно взялъ ее, точно то была бархатная лапка молоденькой пантеры, которая только-что оцарапала его. Въ сущности то же она и была, какъ не отродье этого дикаго звря, Макъ-Кинстри.

Когда фигура его исчезла изъ виду, Кресси поглядла на заходящее солнце. Затмъ вернулась въ домъ и прошла въ свою комнату. Проходя мимо окна, она увидла, что отецъ уже вскочилъ на мустанга и ускакалъ прочь въ погон за ‘спокойствіемъ’, котораго его лишилъ предыдущій разговоръ. Темныя точки, двигавшіяся въ разныхъ мстахъ по лугу, были ребятишки, возвращавшіеся домой изъ школы.

Кресси торопливо завязала у подбородка соломенную шляпу и выскользнула какъ тнь изъ дома, въ заднюю дверь.

III.

Тмъ временемъ, не подозрвая о внезапномъ увлеченіи своего мужа старинными порубежными принципами и традиціями, оживленными въ немъ неожиданнымъ посщеніемъ Стаси, м-съ Макъ-Кинстри медленно возвращалась отъ пастора, посл пространной и мрачной исповди о всхъ своихъ невзгодахъ и чувствахъ.

Въ то время, когда она проходила по рощ, разстилавшейся между школьнымъ домомъ и мызой, она увидла передъ собой хорошо знакомую фигуру Сета Девиса, и, съ обычной преданностью интересамъ мужа, хотла пройти мимо, не сказавъ съ нимъ ни слова, не смотря на то, что жалла о разстроившемся сватовств дочери. Но Сетъ, по видимому, сторожилъ ее и не хотлъ пропустить молча.

Увидя, что онъ собирается остановить ее, она съ угрозой вытянула руку впередъ. Не смотря на ея смшной костюмъ и неуклюжую фигуру, поза ея была полна достоинства.

— Слова, которыя не забываются, были обмнены между тобой, Сетъ Девисъ, и моимъ мужемъ, сказала она поспшно,.— а потому сойди съ моей дороги и пропусти меня.

— Но вдь мы съ вами не ссорились, тетушка Речель, сказалъ онъ жалобно, употребляя фамильярный титулъ, какимъ величали ее вс домочадцы.— Я вамъ зла не желаю и сейчасъ докажу это: я кое-что сообщу вамъ. И сдлаю я это совсмъ безкорыстно, такъ какъ во всей Калифорніи не найдется такого золота, что годилось бы на обручальное кольцо, которымъ бы меня можно было связать съ Кресси. Я хочу только предупредить васъ, что васъ обманываютъ, водятъ за носъ. Пока вы тутъ хороводились съ Джо Мастерсомъ, хитрый лицемръ и подлипало, учитель-янки, увлекаетъ вашу дочь на погибель.

— Брось это дло, Сетъ Девисъ,— сказала и-съ Макъ-Кинстри сурово.— Или будь настолько отваженъ, что скажи это мужчин. Это Гираму слдуетъ знать.

— А что, если онъ знаетъ и потворствуетъ этому? Что, если онъ готовъ на все, чтобы угодить этимъ проклятымъ янки?— сказалъ Сетъ съ ехидствомъ.

Дрожь горькаго сомннія потрясла м-съ Макъ-Кинстри. Тмъ не мене она мрачно проговорила:

— Это ложь. Гд доказательства?

— Доказательства?— повторилъ Сетъ.— Кто вертится около школы, чтобы вести интимныя бесды съ учителемъ, и кто сводитъ его съ Кресси при всемъ честномъ народ?— вашъ мужъ. Кто каждый вечеръ гуляетъ съ этимъ лукавымъ псомъ, учителемъ?— ваша дочь. Кто прячется по сараямъ?— ваша дочь и учитель. Доказательства? Да спросите, кого хотите. Спросите дтей. Вотъ идетъ Джонни… Эй! Джонни! поди сюда!

Онъ внезапно повернулся къ смородинному кусту, росшему возл тропинки, изъ-за котораго только-что показалась кудрявая головка Джонни Фильджи. Возвращавшійся домой ребенокъ съ трудомъ пролзъ самъ сквозь кустъ и протащилъ свою аспидную доску, книги и маленькую корзинку, гд лежала обыкновенно его провизія и которая теперь была полна ягодъ, такихъ же незрлыхъ, какъ и онъ самъ и подошелъ къ нимъ.

— Вотъ теб на пряники, Джонни! сказалъ Сетъ, подавая мелкую монету Джонни и стараясь скорчить въ улыбку свое искаженное злостью лицо.

Маленькая, запачканная ягодами ручка Джонни Фильджи быстро зажала въ кулакъ монету.

— Ну смотри же теперь: не лги. Гд Кресси?

— Цлуется съ своимъ beau.

— Добрый мальчикъ. А кто ея beau?

Джонни колебался. Онъ видлъ однажды Кресси вмст юъ учителемъ и слышалъ, какъ другія дти шептались о томъ, что они влюблены другъ въ друга. Но поглядвъ на Сета и на м-съ Макъ-Кинстри, онъ подумалъ, что для взрослыхъ людей требуется что-нибудь боле интересное, нежели такой простой и глупый фактъ. Будучи мальчикомъ честнымъ и съ богатымъ воображеніемъ, онъ ршилъ заслужить полученныя деньги.

— Говори, Джонни, не бойся.

Джонни не ‘боялся’, но соображалъ. Нашелъ! Онъ припомнилъ, что только-что видлъ феникса, блестящаго и обаятельнаго Стаси, возвращавшагося изъ пограничнаго лса. Что могло быть поэтичне и удивительне, какъ связать его имя съ Кресси. Онъ поспшно отвчалъ:

— Мистеръ Стаси. Онъ подарилъ ей часы и кольцо изъ настоящаго золота. Они обвнчаются въ Сакраменто.

— Лжешь, поросенокъ, сказалъ Сетъ, грубо хватая мальчика, но м-съ Макъ-Кинстри вступилась за него.

— Оставь мальчишку въ поко, проговорила она съ сверкающими глазами.— Мн надо съ тобой поговоритъ.

Сетъ выпустилъ Джонни.

— Это все штуки, сказалъ онъ.— Его подучилъ Фордъ.

Но Джонни, забравшись въ безопасное убжище, позади смородиннаго куста, ршилъ огорошить ихъ новыми фактами,

— А я знаю еще кое-что! закричалъ онъ.

— Говори, чортово отродье, заревлъ Сетъ.

— Я знаю шерифа Бригса, онъ похалъ на межу съ цлой толпой людей и коней, прокричалъ Джонни.— Гаррисонъ послалъ своего папу прогнать стараго Макъ-Кинстри. Ура!

М-съ Макъ-Кинстри повернула свое смуглое лицо къ Сету.

— Что такое онъ говоритъ?

— Просто ребячій вздоръ, отвчалъ онъ.— А если и правду, то подломъ Гираму Макъ-Кинстри.

Она оттолкнула его, говоря:

— Прочь съ моей дороги, Сетъ Девисъ, и если это твои штуки, то ты поплатишься за нихъ.

Она прошла мимо, направляясь туда, гд стоялъ Джонни,но, при приближеніи этой высокой женщины съ сердитыми глазами, мальчикъ убжалъ. Она колебалась съ минуту, затмъ махнувъ съ угрозой рукой въ сторону Сета, поспшно направилась къ меж.

Она врила не столько разсказалъ мальчика, сколько скрытой угроз въ манерахъ Сета Девиса. Она, пройдя до опушки лса и нсколько сотъ ярдовъ дале, очутилась на краю южнаго ската, который спускался какъ разъ на обширный лугъ, составлявшій спорный участокъ земли. Все кругомъ было тихо и спокойно. Посреди луга и возл ручейка, протекавшаго по нему, стоялъ сарай Макъ-Кинстри, одинокая постройка, куда убиралось сно съ луга. М-съ Макъ-Кинстри тревожно озиралась.

Кругомъ не было видно ни признака жизни или движенія вся окрестность казалась уединенна, пустынна и безлюдна. Но, оглядвъ по ту сторону ручья, она замтила вдали легкую, правильную зыбь въ высокой густой трав и поверхъ ея нсколько штукъ войлочныхъ шляпъ. Сомннія не было. Отрядъ людей приближался къ меж.

Быстрый стукъ копытъ за ея спиной заставилъ ея сердце встрепенуться отъ радости. Она едва успла отскочить въ сторону, какъ мимо нея съ холма пронесся ея мужъ съ своими послдователями. Но его дикій вопль:— Гаррисоны продали насъ! не сказалъ ей ничего новаго. Она побжала къ сараю, онъ долженъ быть пунктомъ опоры, оплотомъ въ случа пораженія. Въ немъ подъ сномъ спрятано было оружіе на случай. Она сбросила съ плечъ шаль, стснявшую ея движенія, шляпка изъ суроваго полотна свалилась у нея съ головы, и сдые волосы разввались по плечамъ, точно грива, лицо и руки были исцарапаны терновникомъ и запылены. Она неслась точно дикій зврь, котораго травятъ охотники и не то сбжала, не то скатилась съ холма и подбжала къ сараю, запыхавшись и не слыша подъ собою ногъ.

Но какой контрастъ ждалъ ее тутъ! Ей почти не врилось, что ея мужъ только-что проскакалъ мимо съ воинственнымъ кличемъ. Пограничный лугъ замыкался мягкой линіей граціозныхъ изъ, въ которыхъ скрылись фигуры всадниковъ, точно на вки. Ничто не нарушало мирной красоты разстилавшейся передъ нею картины. На одну секунду миръ и спокойствіе окружающаго отразились и на ней, но затмъ она вспомнила, что нельзя терять ни минуты, если она хочетъ приготовить сарай для обороны. Она подбжала къ двери сарая и пріотворила ее. Легкій женскій крикъ пополамъ со смхомъ донесся изъ сарая, вмст съ шелестомъ платья, и въ тотъ самый моментъ, какъ она распахнула дверь сарая, легкая фигура выпрыгнула въ окно. Въ полутемномъ сара она увидла школьнаго учителя, Джона Форда. Онъ былъ одинъ.

Ощущеніе стыда и смущенія, окрасивъ румянцемъ щеки Форда, смнилось испугомъ, когда онъ увидлъ окровавленное лицо и растрепанные волосы м-съ Макъ-Кинстри. Она замтила это. Въ ея глазахъ это было лишнимъ доказательствомъ его вины. Не говоря ни слова, она заперла за собой тяжелую дверь и безъ посторонней помощи укрпила ее громаднымъ болтомъ. Посл того повернулась къ нему, обтирая пыль съ лица и рукъ.

— Съ вами была здсь Кресси? спросила она.

Онъ колебался, все еще съ удивленіемъ глядя на нее.

— Не лгите.

Онъ встрепенулся.

— Я и не собирался лгать, съ негодованіемъ отвтилъ онъ… Она была…

— Я не спрашиваю, какъ далеко вы зашли, продолжала она,указывая на соломенную шляпку Кресси, нсколько книгъ и букетъ изъ дикихъ цвтовъ, валявшійся на сн, и знатьэтого не хочу. Черезъ пять минутъ или отецъ ея будетъ здсь или же псы, Гаррисоны, которые продали насъ, явятся съ цлымъ полчищемъ отбирать землю. Если это — она указала съ презрніемъ на книги и цвты — значитъ, что вы присоединяетесь къ намъ и готовы раздлить съ нами долю горькую или сладкую, то приподнимите это сно и выньте изъ-подъ него ружье, чтобы защищать насъ. Если у васъ что другое на ум, то спрячьтесь въ это сно сами и ждите, пока придетъ Гирамъ и выберетъ минуту заняться вами.

— А если я не хочу ни того ни другаго? надменно спросилъ онъ.

Она поглядла на него съ невыразимымъ презрніемъ.

— Вонъ окно, вылзайте въ него, пока есть время, и я еще не заперла его. Если увидите Гирама, то скажите ему, что оставили старуху защищать сарай, гд вы прятались съ его дочерью.

Прежде нежели онъ усплъ отвтить, донесся отдаленный выстрлъ, вслдъ за которымъ тотчасъ же послдовалъ другой. Съ жестомъ досады онъ пошелъ къ окну, оглянулся и поглядлъ на старуху, заперъ окно и вернулся назадъ.

— Гд ружье? спросилъ онъ почти грубо.

— Я такъ и думала, что вы не убжите, отвчала она, разгребая сно, подъ которымъ открылся длинный ящикъ, покрытый просмоленной парусиной. Въ ящик оказался порохъ, пули и два ружья. Онъ взялъ одно.

— Полагаю, что могу узнать за что я буду драться? сухо спросилъ онъ.

— Вы можете отвтить: ‘за Кресси’, если они — указывая въ сторону, откуда раздались выстрлы — спросятъ васъ, отвчала она такъ же сдержанно. А теперь станьте вонъ тамъ и ждите, что будетъ дальше.

Онъ быстро забрался на указанное мсто, довольный, что избавляется отъ общества женщины, которую въ эту минуту почти ненавидлъ. Въ своей безразсудной страсти къ Кресси, онъ постоянно избгалъ мысли объ ея родственникахъ, мать напомнила ему о нихъ, и такъ живо, что сама страсть къ Кресси почти прошла въ немъ, въ эту минуту онъ былъ занятъ только дурацкимъ, досаднымъ и безусловно безнадежнымъ положеніемъ, въ какое попалъ. Горечь этой мысли и соображенія о личной опасности до того поглощали его, что онъ надялся на шальную пулю въ этой путаниц, которая бы выручила его и освободила отъ отвтственности. Запертый въ сара съ остервенлой старой бабой для беззаконной обороны сомнительныхъ правъ, съ сознаніемъ, что такая же сомнительная страсть вовлекла его въ это и что ей это извстно… да! изъ такого положенія могла его выручить только смерть! Еслибы нужна была еще лишняя боль къ его терзаніямъ, то только горькое убжденіе, что Кресси не оцнитъ его жертвы, и что, можетъ быть, въ эту самую минуту она хладнокровно радуется тому, что сама такъ дешево отдлалась.

Вдругъ онъ услышалъ выстрлъ и лошадиный топотъ. Въ щели сарая Фордъ могъ видть всю долину, разстилавшуюся передъ сараемъ, и линію изъ. Въ то время какъ онъ глядлъ въ щель, пять человкъ поспшно выскочили съ лвой стороны и побжали къ сараю. Макъ-Кинстри съ своими сторонниками одновременно появились справа и поскакали имъ на перерзъ. Но всадники не успли проскакать разстоянія, отдлявшаго ихъ отъ сарая, и подоспли уже тогда, когда Гаррисоновская партія остановилась передъ запертой и забаррикадированной дверью сарая.

Смущеніе ихъ было встрчено насмшливымъ хохотомъ партіи Макъ-Кинстри, хотя и она также была удивлена. Но въ этотъ краткій моментъ Фордъ узналъ въ предводител Гаррисоновъ хорошо знакомое лицо шерифа Туоломни. Только этого недоставало, чтобы довести до зенита несчастную звзду, преслдовавшую его. Онъ пошелъ не только въ беззаконные противники беззаконныхъ же силъ, но сопротивлялся самому закону. Онъ понялъ, въ чемъ дло. Какая-нибудь дурацкая выдумка дяди Бена ускорила аттаку!

Воюющія стороны уже держали наготов оружіе, хотя сарай раздлялъ об партіи. Но ловкимъ фланговымъ обходомъ партія Макъ-Кинстри обошла партію Гаррисоновъ и заняла позицію во фронт, прикрываясь высокимъ кустарникомъ. Грозный залпъ заставилъ отрядъ Гаррисона, собиравшійся ломать дверь сарая, отступить за сарай. Наступила минутная пауза, и затмъ послдовали переговоры…

— Ну! чего же вы не ломаете дверь, негодяи? Она васъ не състъ!

— Онъ боится, что болтъ выстрлитъ.

Хохотъ партіи Макъ-Кинстри.

— Вылзай изъ высокой травы и покажи свое мурло, идіотъ эдакій!

— Онъ не можетъ, растерялъ свой порохъ, собираетъ его по земл.

Оглушительный хохотъ партіи Гаррисоновъ.

Каждый человкъ ждалъ этого перваго выстрла, который долженъ былъ ускорить битву. Даже при всемъ ихъ беззаконіи природный инстинктъ дуэли сдерживалъ ихъ. Представитель закона признавалъ какъ самый принципъ, такъ и его практическое значеніе при столкновеніяхъ, но ему не хотлось жертвовать кмъ-либо изъ своихъ людей для аттаки, которая вызоветъ немедленно ружейную пальбу со стороны Макъ-Кинстри. Какъ храбрый человкъ, онъ взялъ бы рискъ на себя, но, какъ человкъ осторожный, онъ размышлялъ, что его наскоро собранные люди были вс партизаны, и если онъ падетъ, то столкновеніе разршится партизанской схваткой, при чемъ не останется ни одного безпристрастнаго свидтеля, чтобы оправдать его поведеніе въ глазахъ общественнаго мннія. Учитель тоже зналъ это, а потому сдержалъ первое движеніе, побуждавшее его явиться посредникомъ, его единственной поддержкой теперь была сдержанность Макъ-Кинстри и снисходительность шерифа. Въ слдующій моментъ то и другое, казалось, ему измнило.

— Ну, чего же вы прохлаждаетесь? подсмивался Дикъ Макъ-Кинстри, кто по вашему спрятался въ сарай?

— Я вамъ скажу, коли хотите знать, закричалъ яростный голосъ со стороны холма.— Кресси Макъ-Кинстри и учитель.

Об партіи живо повернулись къ третьему лицу, подошедшему къ нимъ незамтно. Но тутъ изъ сарая послышался голосъ м-съ Макъ-Кинстри.

— Лжешь, Сетъ Девисъ!

Судьба, очевидно, была противъ шерифа. Кратковременное преимущество, доставленное ему неожиданнымъ появленіемъ Сета Девиса въ роли нейтральнаго свидтеля, было безусловно испорчено непредвидннымъ открытіемъ присутствія въ сара м-съ Макъ-Кинстри! Женщина замшана въ битв, да къ тому еще и старая! Блую женщину приходилось силой выдворять съ мста. Во всемъ неписанномъ кодекс юго-западнаго рыцарства не существовало такого прецедента.

— Ребята! сказалъ онъ своимъ послдователямъ съ отвращеніемъ, назадъ и оставьте въ поко чортовъ сарай. Но вамъ, Гирамъ Макъ-Кинстри, я даю пять минутъ времени, чтобы высвободиться изъ-подъ кабалы вашей жены!

Кровь его разгорлась, и онъ сердился на свою минутную слабость, тмъ боле, что считалъ себя жертвой обмана.

Снова роковой сигналъ, казалось, былъ неизбженъ, и снова онъ былъ отсроченъ. Гирамъ Макъ-Кинстри, звеня шпорами и съ ружьемъ въ рук, выступилъ изъ-за сарая и предсталъ прямо передъ лицомъ своихъ противниковъ.

— Что будетъ черезъ пять минутъ, то мы увидимъ, началъ онъ своимъ лнивымъ и сонливымъ голосомъ. Но теперь какъ разъ Сетъ Девисъ перекорялся съ моей женой. И прежде чмъ начнется что другое, онъ долженъ взять свои слова назадъ. Жена говоритъ, что онъ лжетъ, и я говорю, что онъ лжетъ и вотъ теперь готовъ постоять за это.

Право личнаго оскорбленія, идущаго впереди общаго дла — слишкомъ укоренившійся пограничный принципъ, чтобы имъ пренебрегать. Об партіи отступили, и глаза всхъ обратились на то мсто, гд стоялъ Сетъ Девисъ. Но онъ исчезъ.

Куда?

Когда м-съ Макъ-Кинстри прокричала свое опроверженіе изъ сарая, онъ воспользовался всеобщимъ удивленіемъ, чтобы, проскользнувъ въ дверь, вскочить на груду сна, гд помщался учитель. Глаза ихъ встртились и яростно сверкнули, но прежде нежели Сетъ Девисъ усплъ крикнуть, учитель выронилъ свое ружье, схватилъ его за горло и всунулъ пригоршню сна въ его ротъ. Яростная, но безмолвная борьба послдовала затмъ, сно, на которомъ они боролись, заглушало всякій шумъ и скрывало ихъ отъ всхъ, но отъ возни масса сна подалась и стала скатываться на полъ. Учитель, сидвшій на Сет, покатился вмст съ нимъ. Сетъ воспользовался этимъ моментомъ, чтобы высвободить руку и вытащить складной ножъ изъ-за сапога, но прежде нежели онъ усплъ всадить его въ учителя, изо всей силы ударился головою о выдающуюся балку въ сара и безъ звука и шума повалился на землю. Все это произошло такъ быстро и безшумно, что никто ничего не замтилъ, вдобавокъ сно, продолжавшее катиться сверху, скрыло обоихъ соперниковъ отъ глазъ присутствующихъ, и даже м-съ Макъ-Кинстри не видла смертельной борьбы, происходившей въ двухъ шагахъ отъ нея.

Учитель поднялся съ полу, оглушенный, съ засоренными глазами, но съ чувствомъ полнаго и удовлетвореннаго торжества. Онъ не подозрвалъ о серьезности катастрофы, постигшей Сета, и, сжимая въ рук ружье, ждалъ новаго нападенія съ его стороны.

— Онъ хотлъ убить меня и убилъ бы, еслибы удалось! Если онъ опять нападетъ на меня, я долженъ его убить! повторялъ онъ самому себ.

Ему не приходило въ голову, что это несообразно ни съ его предыдущими разсужденіями, ни вообще съ его принципами. Все было тихо. Ожиданіе раздражало его. Въ чемъ дло? чего они вс притаились?

Прислушиваясь съ величайшимъ напряженіемъ, онъ услышалъ отдаленный выстрлъ и глухой топотъ лошадиныхъ копытъ. Внезапный страхъ, что Макъ-Кинстри разбитъ и обратился въ бгство, и досада на такой исходъ заставили его выглянуть въ слуховое окно. Но въ ту же самую минуту послышался голосъ:

— Остановитесь, шерифъ!

Это былъ голосъ агента Стаси.

Наступилъ моментъ недовольнаго ропота. Но его слова были подкрплены приказаніемъ другаго голоса слабаго, негероическаго, всмъ знакомаго голоса.

— Я приказываю прекратить все это.

Послдовалъ взрывъ ироническаго смха.

Голосъ принадлежалъ дяд Бену.

— Отстаньте! не время дурачиться! сказалъ грубо шерифъ.

— Онъ въ своемъ прав, шерифъ Бригесъ, сказалъ поспшно Стаси, вы дйствуете по его предписанію, онъ владлецъ этой земли.

— Что такое? да вдь это Бенъ Добни?

— Да, онъ, Добиньи, и купилъ эту землю у насъ.

Посл минутнаго смущенія поднялся торопливый шопотъ.

— Дло въ томъ, братцы, началъ дядя Бенъ убдительнымъ тономъ, что этотъ молодой человкъ, хотя и проницателенъ и доброжелателенъ, а слишкомъ поторопился обратиться къ закону. Со мной, братцы, надо поладить безъ вмшательства закона,— безъ всякихъ документовъ, ружейныхъ выстрловъ и свалки. Мы все это обтолкуемъ за стаканомъ вина. Если шерифа даромъ потревожили, я заплачу за убытки. Вы меня знаете, братцы. Это вдь я… Добни или Добиньи, какъ вамъ лучше нравится.

Но молчаніе, послдовавшее затмъ, очевидно, не означало вовсе, что страсти уже улеглись. Оно было прервало саркастическимъ замчаніемъ Дика Макъ-Кинстри:

— Если Гаррисонамъ все равно, что ихъ лугъ потоптанъ…

— За это будетъ заплачено, торопливо перебилъ дядя Бенъ.

— А если Дику Макъ-Кинстри все равно, что онъ даромъ разстрлялъ свои заряды… отгрызнулся Джо Гаррисонъ.

— Все, все уладится, братцы, весело отвтилъ дядя Бенъ.

— Но кто уладитъ это? послышался голосъ старика Гаррисона изъ-за сарая, вонъ лежитъ Сетъ Девисъ подъ сномъ съ пробитой головой. Кто заплатитъ за это?

Вс бросились къ указанному мсту съ криками негодованія.

— Чье это дло? спросилъ голосъ шерифа съ оффиціальной строгостью.

Учитель невольно шагнулъ-было впередъ, но м-съ Макъ-Кинстри, взглянувъ на его ршительное лицо, вдругъ заслонила его собой съ повелительнымъ жестомъ, приглашавшимъ его къ молчанію. И затмъ крикнула изъ сарая:

— Ну что жъ, если эта собака пыталась пролзть въ сарай и хватилась головой объ стну, то вы можете приписать вину мн, если хотите!

IV.

На слдующій день въ Инджіанъ-Спринг узнали не безъ волненія, что серьезные безпорядки были предотвращены на злополучной порубежной меж драматическимъ появленіемъ дяди Бени Добни, не только въ роли миротворца, но и въ качеств м-ра Добиньи, землевладльца. Узнали также — и это вызвало гомерическій смхъ, что старуха ‘тетка Макъ-Кинстри’ защищала сарай единолично, безъ всякой посторонней помощи, съ одними только вилами — (тутъ, впрочемъ, мннія раздлялись и показывали разное),— старой шваброй и ведромъ грязной воды — отъ Гаррисона, его партіи и всхъ подвластныхъ шерифу графства Туоломни, при чемъ единственный вредъ претерплъ Сетъ Девисъ, оцарапавшій себ лобъ при паденіи со стога сна, куда онъ забрался и откуда его вытснила м-съ Макъ-Кинстри своей шваброй.

Узнали съ единодушнымъ одобреніемъ о пріобртеніи земли скромнымъ гражданиномъ Инджіанъ-Спринга, это было сочтено торжествомъ поселка надъ иноземнымъ вмшательствомъ. Но никто не узналъ объ участіи съ битв школьнаго учителя, или хотя бы о его присутствіи на мст. По совту м-съ Макъ-Кинстри онъ оставался спрятаннымъ въ сн до тхъ поръ, пока об партіи не разошлись и не унесли безчувственнаго Сета Девиса.

Когда Фордъ пробовалъ возражать, указывая на то, что Сетъ наврное всмъ разскажетъ правду, когда придетъ въ себя, м-съ Макъ-Кинстри мрачно улыбнулась:

— Я полагаю, что когда онъ придетъ въ себя и узнаетъ, что я все время была съ вами, онъ прикуситъ языкъ. Я не говорю, чтобы онъ не сталъ мстить вамъ при каждомъ удобномъ случа, но причины объяснять онъ не станетъ. Но если вы сами считаете нужнымъ разсказать, какъ было дло,— прибавила она, усмхаясь еще мрачне,— то ваша воля.

Учитель ничего больше не сказалъ. И дйствительно прошли два-три дня, и ничто не показывало, чтобы Сетъ разболталъ, какъ было дло.

Тмъ не мене м-ръ Фордъ былъ далеко недоволенъ исходомъ своего приключенія. Его отношенія къ Кресси стали извстны ея матери и хотя она больше не намекала на нихъ, но, по всей вроятности, предупредила мужа. Со всмъ тмъ онъ замтилъ съ необъяснимымъ чувствомъ довольства, что она относилась къ своему открытію съ презрительнымъ равнодушіемъ. Что касается самого Макъ-Кинстри, съ его слпою любовью къ Кресси, то м-ръ Фордъ былъ того мннія, что отецъ не будетъ противъ, чтобы дочь его вышла замужъ за учителя, къ чему собственно говоря теперь все и клонилось. Но тутъ ему приходилось обсудить то, отъ чего онъ всегда мысленно отворачивался: результаты ихъ сближенія. До сихъ поръ они жили пріятнымъ настоящимъ и не составляли никакихъ дальнйшихъ плановъ, кром ближайшаго rendezvous. Въ таинственномъ и внезапномъ интерес ихъ другъ къ другу не только прошлое, но даже и будущее казалось забыто.

Вс эти мысли проносились у него въ голов за урокомъ и лишали того спокойствія, которое такъ цнилъ въ немъ

Макъ-Кинстри и дядя Бенъ. Дядя Бенъ не пришелъ на урокъ въ этотъ день, весьма возможно, что это случилось потому, что вс его поступки привлекали необычайное вниманіе теперь, когда вс узнали про его богатство. Учитель сидлъ въ одиночеств въ т часы, когда занимался съ дядей Беномъ, и только птички прибгали воровать крошки, оставшіяся отъ завтрака дтей. Учитель жаллъ объ отсутствіи дяди Бена, ему хотлось разспросить его о вчерашней исторіи и объ его дальнйшихъ планахъ.

Учитель не былъ ни мало удивленъ отсутствіемъ Кресси въ это утро въ школ, онъ ожидалъ этого, и былъ даже этимъ доволенъ, такъ какъ въ его настоящемъ смутномъ настроеніи ея присутствіе было бы ему тягостно. Но ему вдругъ непріятно припомнилась та развязность, съ какой она бросила его въ критическую минуту въ сара, и то равнодушіе, съ какимъ съ тхъ поръ не подавала признака интереса къ нему. Отчего она такъ равнодушна къ тому, что ихъ свиданіе было открыто матерью? отъ того ли, что она ожидала, что мать охотно примирится съ такимъ положеніемъ дла? Считала ли она себя уже его невстой? Можетъ быть, это даже входило въ ея разсчеты? Можетъ быть…?

Но тутъ онъ покраснлъ отъ досады на- свою подозрительность и отъ стыда, что способенъ питать такія подозрнія.

Раскрывъ свою конторку, онъ сталъ машинально прибирать въ ней бумаги и съ досадой замтилъ, что положилъ высохшій букетикъ Кресси въ пакетъ съ таинственными письмами, которыя перечитывалъ намедни. Въ эту минуту ему показалось, что кто-то заглянулъ въ комнату. Онъ всталъ, подошелъ къ двери и выглянулъ на дворъ, но никого не увидлъ. Тмъ не мене онъ не чувствовалъ себя больше въ безопасномъ одиночеств въ своемъ лсномъ школьномъ домик, а потому съ досадой заперъ конторку и ршилъ идти домой.

Онъ недалеко прошелъ по тропинк, какъ увидлъ Руперта Фильджи, а за нимъ въ нкоторомъ разстояніи плелся его братишка Джонни. При вид двухъ любимыхъ учениковъ, сердце м-ра Форда заныло отъ сознанія, что въ послднее время онъ нсколько забросилъ ихъ, отчасти, можетъ быть, потому, что возвышенное презрніе Руперта къ ‘глупымъ двчонкамъ’ уже не казалось ему такимъ забавнымъ, а можетъ быть и потому, что любопытство Джонни стсняло его. Какъ бы то ни было, онъ ускорилъ шагъ и, нагнавъ Руперта, положилъ по-старому фамильярно руку ему на плечо. Къ его удивленію, мальчикъ принялъ эти ласки, съ смущеніемъ и неловкостью поглядывая на Джонни. Внезапная мысль пронеслась въ голов м-ра Форда.

— Вы не заглядывали сейчасъ ко мн въ школу?

— Нтъ, сэръ.

— Вы не заглядывали въ окно, чтобы видть, тамъ ли я? настаивалъ учитель.

— Нтъ, сэръ.

Учитель глядлъ на Руперта. Правдивость была одной изъ выдающихся чертъ въ характер мальчика, хотя онъ часто и съ горечью замчалъ, что ‘это ему невыгодно’.

— Хорошо, мн, значитъ, просто показалось, но я думалъ, что кто-то заглянулъ въ окно или прошелъ мимо его.

Но тутъ Джонни, слушавшій разговоръ, подошелъ ближе и, ухватившись за фалды Руперта, принялся ихъ теребить съ непонятными протестами. Рупертъ, не глядя на него, спокойно сказалъ:

— Отстань, говорятъ теб, и отбросилъ Джонни отъ себя, точно куклу.

— Въ чемъ дло, Джонни? спросилъ учитель, которому эти пріемы были не новы.

Джонни вмсто отвта вновь уцпился за брата.

— Да что, сэръ, отвчалъ Рупертъ, у котораго вдругъ опять появились ямочки на щекахъ и разговорчивость. Джонни собирается вамъ сообщить нчто. Еслибы онъ не былъ самый большой, богомъ забытый лгунъ въ Инджіанъ-Спринг, еслибы онъ не выдумывалъ съ утра до ночи разныхъ небылицъ, я бы не прочь былъ сообщить вамъ то, что онъ говоритъ, и давно бы это сдлалъ. Но разъ вы спрашиваете сами, и вамъ показалось, что кто-то заглядываетъ въ школу, то Джонни утверждаетъ, будто Сетъ Девисъ шпіонитъ за вами и ходитъ по пятамъ.

— Съ ножемъ и пистолетомъ, прибавилъ Джонни, не удержавшись отъ драматической прибавки къ достоврному факту.

М-ръ Фордъ зорко поглядлъ на братьевъ, но не поврилъ показанію Джонни.

— А что вы объ этомъ думаете, Рупертъ? спросилъ онъ.

— Я думаю, сэръ, что если только Джонни, не вретъ, то, можетъ быть, Сетъ Девисъ гоняется за Кресси, а такъ какъ знаетъ, что она вчно гоняется за вами…

Онъ умолкъ и покраснлъ, какъ ракъ, такъ какъ сообразилъ, кто роковая правдивость заставила его быть очень неделикатнымъ относительно учителя и поспшно прибавилъ:

— Я хочу сказать, сэръ, что, можетъ быть, дядя Бенъ ревнуетъ, а такъ какъ онъ теперь такъ богатъ, что можетъ жениться на Кресси, то, зная, что она приходитъ учиться въ школу, я…

— Все не то! вмшался Джонни.— Кресси видится съ нимъ не въ школ, и теперь дядя Бенъ угощаетъ ее мороженымъ въ кондитерской.

— Ну, положимъ такъ, дурачокъ, да вдь Сетъ этого не знаетъ, рзко перебилъ его Рупертъ. И боле вжливымъ тономъ замтилъ учителю:

— Ну вотъ видите, Сетъ видлъ, какъ дядя Бенъ ухаживаетъ за Кресси и подумалъ, что онъ привелъ ее сюда.

Но учитель увидлъ изъ всего этого только одно. Двушка которая всего лишь два дня тому назадъ безпечно бросила его на произволъ судьбы въ критическую минуту, двушка, вовлекшая его въ пограничную свалку, которая могла сгубить его положеніе и ея доброе имя,— эта двушка, спокойно ла мороженое съ выгоднымъ женихомъ, ни мало не думая о немъ. Связать эти два факта было, можетъ быть, не логично, но очень непріятно.

Тмъ непріятне, что ему казалось, что не только красивые глаза Руперта, но даже и дтскіе круглые глазки Джонни глядятъ на него съ смущенной и неловкой жалостью.

— Я думаю, Джонни вритъ въ то, что говоритъ, не правда ли, Джонни? улыбнулся онъ съ напускной развязностью.— Но я не вижу пока необходимости урезонивать Сета Девиса. Разскажите мн про себя, Рупъ. Я надюсь, что дядя Бенъ, разбогатвъ, не думаетъ мнять своего юнаго учителя?

— Нтъ, сэръ, просіялъ Рупертъ.— Онъ общаетъ взять меня съ собой въ Сакраменто въ качеств личнаго секретаря или довреннаго клерка, если… если…

Онъ колебался, что было совсмъ не въ его характер.

— Если дла пойдутъ такъ, какъ ему надобно.

Онъ неловко умолкъ, и глаза его омрачились.

— Какъ вы думаете, сэръ, онъ не дурачитъ себя и меня?

И глаза мальчика съ любопытствомъ искали взгляда учителя.

— Не могу, право, ничего про это сказать, отвчалъ м-ръ Фордъ, съ смущеніемъ вспоминая, какъ самъ долго не врилъ дяд Бену, до сихъ поръ онъ не показалъ себя ни дуракомъ, ни хвастуномъ.— Я думаю, что ваше будущее обезпечено, Рупъ, и желаю вамъ счастья.

Онъ погладилъ кудри Руперта съ прежней лаской, можетъ быть, еще нжне обыкновеннаго, потому что прочиталъ въ глазахъ мальчика симптомы мокрой погоды.

— Бгите домой, дти, и не безпокойтесь обо мн.

Онъ повернулся, но не прошелъ и двадцати шаговъ, какъ почувствовалъ, что кто-то дергаетъ его за сюртукъ. Оглянувшись, онъ увидлъ крошку Джонни.

— Они вернутся домой этой дорогой, сказалъ тотъ конфиденціальнымъ шепотомъ.

— Кто?

— Кресси и онъ.

И прежде нежели учитель усплъ отвтить, Джонни нагналъ брата. Оба мальчика помахали ему рукой съ таинственной и необъяснимой симпатіей, надъ которой онъ не зналъ, смяться ему или сердиться, и оставили, его. Онъ пошелъ домой. И вдругъ безъ всякой другой причины, кром нежеланія встрчаться съ кмъ-либо, свернулъ съ тропинки и пошелъ въ обходъ, лсомъ.

Солнце стояло уже очень низко, и его длинные, косые лучи проникали въ лсъ снизу и наполняли туманную колоннаду прямыхъ сосенъ золотистой дымкой, между тмъ какъ верхушки уже одвались мракомъ. Проходя въ этомъ желтомъ сумрак, неслышно ступая ногами по мягкому ковру сосновыхъ пголъ, учителю казалось, что онъ проносится въ какомъ-то сновидніи черезъ вечерній лсъ. Ни звука не слышно было кругомъ, кром глухаго, перемежающагося стука дятла или соннаго крика какой-нибудь птицы, спозаранку садившейся на ночлегъ: всякое напоминаніе о жиль и близости людей, казалось, исчезло кругомъ. А потому ему представилось, что какой-то лсной духъ кличетъ его, когда онъ услышалъ свое имя. Онъ быстро обернулся, за нимъ быстро гналась Кресси. Въ бломъ, граціозно подобранномъ плать, съ разввающимися по втру длинными косами, освободившимися отъ шляпки, которую она повсила на руку, чтобы ничто не мшало ей бжать, она до того походила на Менаду, что онъ вздрогнулъ.

Онъ остановился. Она бросилась къ нему и, обхватавъ руками его шею, съ легкимъ смхомъ прильнула на секунду къ его груди, затмъ, переведя духъ, медленно проговорила:

— Я со всхъ ногъ бжала за вами, какъ вы свернули съ дорожки, вы такъ быстро шли, что я насилу догнала васъ. Отдлалась я, наконецъ, отъ дяди Бена.

Она умолкла и, поглядвъ въ его смущенное лицо, захватила об его щеки въ свои руки и, придвинувъ его сдвинутыя брови къ своимъ влажнымъ голубымъ глазамъ, прибавила:

— Вы еще не поцловали меня. Что случилось?

— Не находите ли вы, что мн слдовало бы спросить это: я цлыхъ три дня не видлъ васъ, и вы оставили меня въ довольно странномъ положеніи, вдвоемъ съ вашей матушкой! холодно отвтилъ онъ.

Онъ нсколько разъ мысленно повторялъ эту фразу, но теперь, когда онъ громко высказалъ ее, она показалась ему жалкой и ничтожной.

— Вотъ что, проговорила она съ откровеннымъ смхомъ, пряча лицо на его груди.— Видите ли, милый мальчикъ,— она всегда его такъ называла,— я сочла за лучшее притаиться на день или на два. Ну что, продолжала она, развязывая и снова завязывая ему галстухъ,— какъ вы выкарабкались изъ этого?

— Неужели же ваша мать ничего вамъ не говорила? спросилъ онъ съ негодованіемъ.

— Къ чему бы она стала говорить? лниво отвтила Кресси. Она никогда не говоритъ со мной объ этихъ вещахъ, милый.

— И вы ничего не знаете?

Кресси покачала головой и затмъ обмотала одной изъ своихъ длинныхъ косъ шею молодаго человка.

Но даже и невдніе того, что случилось, не оправдывало въ глазахъ учителя ея равнодушія и молчанія, онъ сознавалъ, что его теперешнее поведеніе далеко не геройское, однако саркастически продолжалъ:

— Могу я спросить, что по-вашему было со мной, когда вы меня покинули?

— Да что жъ, доврчиво объяснила Кресси, я думала, что вы, какъ умный человкъ, сумете сказать мам что-нибудь дльное и хорошее. Я вотъ не очень хитра, а сумла отъучить папа отъ разспросовъ. Я заставила этого дурака Мастерса общать мн и поклясться, что онъ былъ въ сара со мной. А потомъ собиралась сказать папа, что в зашли въ сарай, когда я была тамъ съ Мастерсомъ, за минуту передъ тмъ, какъ пришла мама, и что я убжала къ Мастерсу. Конечно, я не сказала Мастерсу, почему я прошу его объ этомъ и что вы были со мной,— прибавила она, когда учитель хотлъ какъ будто оттолкнуть ее отъ себя.

— Кресси, сказалъ Фордъ, сильно разсерженный, вы съ ума сошли или меня считаете сумасшедшимъ!

Лицо двушки измнилось. Она устремила полуиспуганный, полу-вопросительный взглядъ въ его глаза и затмъ кругомъ себя.

— Если вы собираетесь ссориться со мной, Джекъ, сказала она поспшно, то пожалуйста не при свидтеляхъ.

— Ради Бога, съ негодованіемъ произнесъ онъ, слдя за ея взглядомъ, что вы хотли сказать?

— Я хочу сказать, отвтила она съ легкой дрожью покорности и пренебреженія, если вы… о, Боже! если вы хотите такъ же говорить и поступать, какъ они, то пусть никто этого не услышитъ.

Онъ глядлъ на нее въ безнадежномъ удивленіи. Неужели она дйствительно больше опасалась того, что кто-нибудь узнаетъ объ ихъ ссор, нежели объ ихъ согласіи?

— Пойдемъ, нжно продолжала она, все еще озираясь съ смущеніемъ, пойдемъ! Намъ будетъ гораздо спокойне въ пещер. Она въ двухъ шагахъ отсюда.

И, продолжая держать длинную косу вокругъ его шеи, она повела его за собой. Справа находилось одно изъ тхъ углубленій въ почв, которыя происходятъ отъ весеннихъ дождей и паденія съ корнемъ двухъ или трехъ большихъ деревьевъ. Когда она заставила его уссться въ этой ям, на мягкомъ лож изъ сосновыхъ иглъ, а сама преспокойно услась у него на колняхъ, то въ придачу къ кос охватила и рукой его шею.

— Ну, говорите теперь, только не такъ громко, что такое произошло съ вами?

Все еще не сдаваясь, учитель холодно повторилъ о своемъ неудовольствіи на странное равнодушіе молодой двушки и еще боле странный оборотъ, какой приняла вся эта исторія, про свою вынужденную оборону сарая, громкое обвиненіе Сета и о ихъ молчаливой и ожесточенной борьб на сн.

Но если онъ ожидалъ, что дочь юго-западнаго вояки выкажетъ восторгъ отъ участія своего возлюбленнаго въ одной изъ изъ характеристичныхъ вендетта, если онъ ожидалъ похвалы за свое геройство, то жестоко ошибся. Она отняла руку отъ его шеи, сама развязала свою косу и, сложивъ ручки на колняхъ, скрестила ножки и хотя не сошла съ его колнъ, но изобразила всей своей позой и фигурой томное уныніе.

— Все это не то. Мам слдовало бы быть разумне, а вамъ слдовало бы выскочить вслдъ за мной, сказала она съ лнивымъ вздохомъ. Драка — не ваше дло, это слишкомъ на нихъ похоже. Сетъ въ драк наврное сильне васъ.

— Я сумю постоять за себя, надменно отвтилъ онъ.

Тмъ не мене у него оставалось унылое сознаніе, что легкое и граціозное созданіе, сидвшее у него на колняхъ, равнодушно къ его геройскимъ проявленіямъ.

— Сетъ справится съ тремя такими, какъ вы, отвтила она съ наивной разсянностью.

И когда онъ попытался встать, прибавила:

— Не сердитесь, милый! Конечно, вы дадите имъ убить себя, прежде нежели уступите. Но вдь это ихъ дло… ихъ ремесло! Они только на это и годятся, разв вы этого не видите? Вдь именно за то, что вы на нихъ не похожи, за то, что вы не ихъ поля ягода, за то, что вы совсмъ другой, особенный, милый мальчикъ, вдь за то я васъ и люблю!

Она оперлась изо всхъ силъ въ его плечи и принудила это снова ссть. И затмъ, охвативъ обими руками за шею, поглядла ему пристально въ лицо. Краска сбжала съ ея щекъ, глаза стали какъ будто больше, и то же выраженіе восторженнаго увлеченія и самозабвенія, какое преобразило ея молодое лицо на бал, было на немъ теперь. Губы ея слегка раскрылись, и она скоре пролепетала, нежели проговорила:

— Что намъ до всхъ этихъ? Какое намъ дло до ревности Сета, дяди Бена и глупости Мастерса, до ссоръ и дрязгъ папы съ мамой? Какое намъ дло, что они думаютъ, что затваютъ, на что разсчитываютъ, и что противъ насъ замышляютъ? Мы любимъ другъ друга, мы принадлежимъ другъ другу безъ ихъ помощи, безъ помхи. Такъ было съ первой минуты, какъ мы увидли другъ друга и съ той минуты ни папа, ни мама, ни Сетъ, ни Мастерсъ, для насъ съ тобой, милый, не существовали. Вотъ это любовь, какъ я ее понимаю: не дурацкая ярость Сета, не дурацкая глупость дяди Бена, не дурацкая самонадянность Мастерса, а настоящая любовь. Я знаю это, я предоставляла Сету бситься, дяд Бен дурачиться, а Мастерсу шутить… а для чего? Для того, чтобы они не мшали мн и моему мальчику. Они были довольны, и мы были счастливы.

Какъ ни смутны и неопредленны были эти рчи, но глубокое убжденіе, съ какимъ они были произнесены, поразило его.

— Но чмъ же это кончится, Кресси? страстно спросилъ онъ..

Упоенный взглядъ разсялся, и легкая краска и нжная. подвижность лица вернулись.

— Чмъ кончится, милый мальчикъ? лниво возразила она. Вдь вы не собирались на мн жениться, не правда ли?

Онъ покраснлъ, замялся, но сказалъ:— конечно, да, хотя все его прошлое колебаніе и настоящее недовріе къ ней ясно читались на его лиц и слышались въ его голос.

— Нтъ, милый, спокойно отвчала она, наклоняясь и развязывая свой башмачокъ, чтобы стряхнуть съ него пыль и выбросить сосновыя иглы, попавшія внутрь, нтъ, я недостаточно образована, чтобы быть вашей женой, и вы это знаете. И я бы не сумла вести себя такъ, какъ вамъ нужно. И кром того вс бы узнали про нашу любовь, милый, и тогда конецъ нашимъ уединеннымъ свиданіямъ. И разв мы могли бы стать женихомъ и невстой — вдь это значило бы повторить исторію съ Сетомъ. О нтъ! Нтъ, такіе милые мальчики, какъ вы, не женятся на глупыхъ южныхъ двушкахъ, у которыхъ нтъ теперь негровъ въ приданое, какъ было до войны. Нтъ! продолжала она, поднявъ свою гордую головку, прежде нежели Фордъ усплъ оправиться отъ удивленія, мы оба объ этомъ и не думали. А теперь скажи мн, милый, что-нибудь хорошенькое, прежде нежели я уйду, потому что мн надо идти. Скажи мн что-нибудь доброе. Скажи, что любишь меня, какъ прежде, скажи, что ты чувствовалъ въ ту ночь на бал, когда узналъ, что мы любимъ другъ друга. Но, постой, прежде поцлуй меня, одинъ разочекъ,— вотъ такъ — про запасъ…

Когда дядя Бенъ или ‘Веніаминъ Добиньи, эсквайръ’, какъ его уже величали на столбцахъ ‘Star’, проводилъ миссъ Кресси Макъ-Кинстри домой, посл первыхъ знаковъ вниманія и гостепріимства, сопровождавшихъ его переходъ къ богатству и высшему положенію въ обществ, онъ нсколько минутъ провелъ въ состояніи отороплаго и сіяющаго благополучія. Правда, что встрча ихъ была случайная, правда, что Кресси приняла его услуги съ лнивой насмшкой, правда, что она внезапно бросила его на опушк лса Макъ-Кинстри, бросила такъ неожиданно и даже невжливо, что мене добродушный человкъ непремнно бы обидлся, но все это нисколько не испортило удовольствія дяди Бена. Весьма вроятно даже, что онъ объяснилъ бгство Кресси ея двической скромностью, сообразивъ, что его застнчивое ухаживаніе было слишкомъ явно и навязчиво, и это только усилило его восхищеніе Кресси и его увренность въ самомъ себ.

Въ веселыхъ размышленіяхъ онъ и не замтилъ, какъ добрался до школьнаго домика, но тамъ вдругъ остановился. Слабый шумъ, въ род пиленія дерева, привлекъ его вниманіе. Учитель, очевидно, былъ въ школ. Если онъ одинъ, то онъ поговоритъ съ нимъ.

Онъ подошелъ къ окну, заглянулъ въ него и въ одно мгновеніе ока всю его веселую разсянность какъ рукой сняло. Онъ осторожно подкрался къ двери, попытался отворить ее, но увидя, что она заперта, поналегъ могучимъ плечомъ и высадилъ замокъ.

Онъ вошелъ въ комнату въ тотъ моментъ, какъ Сетъ Девисъ испуганный, но разъяренный, приподнялся изъ-за конторки учителя, которую онъ только-что сломалъ. Онъ едва усплъ спрятать нчто въ карманъ и закрыть конторку, когда къ нему подошелъ дядя Бенъ.

— Что ты тутъ длаешь, Сетъ Девисъ? спросилъ онъ съ медленной ршимостью, за которой въ этихъ мстахъ слдуетъ гроза.

— А ты что длаешь, мистеръ Бенъ Добни? отвчалъ Сетъ, къ которому вернулось его нахальство.

— Хорошо, хотя со мной и нтъ шерифа теперь, но, полагаю, я и одинъ силенъ настолько, чтобы защитить чужую собственность, прибавилъ онъ съ значительнымъ взглядомъ на сломанный въ конторк замокъ.

— Бенъ Добни, не мшайся не въ свое дло! я съ тобой ссориться вовсе не желаю.

— Если такъ, то передай мн то, что ты сейчасъ вынулъ изъ конторки учителя, а потомъ мы поговоримъ, сказалъ дядя Бенъ, напирая на Сета.

— Говорю теб, что не желаю съ тобой ссориться, дядя Бенъ, продолжалъ Сетъ, отступая съ злобнымъ хихиканьемъ, а коли ты собираешься защищать чужую собственность, какъ говоришь, то лучше было бы теб защищать свою собственную, чмъ ссориться со мной. У меня есть доказательства, что эта хитрая собака, этотъ учитель-янки, въ котораго по уши влюблена Кресси Макъ-Кинстри и за котораго ее прочатъ старикъ и старуха,— просто на просто лгунъ, лицемръ и обольститель

— Стой! сказалъ дядя Бенъ голосомъ, отъ котораго затряслись стны.

Онъ направился къ Сету Девису уже не обычнымъ, осторожнымъ, какъ бы неувреннымъ шагомъ, но такой поступью, отъ которой горница ходуномъ заходила. Одно движеніе мощной длани, и молодой человкъ былъ посаженъ на мст, учителя, обычное румяное лицо дяди Бена стало сро, какъ сумерки, его грозная фигура на минуту заслонила, небольшую горенку и застлала свтъ въ окнахъ. Затмъ по какой-то необъяснимой реакціи фигура его слегка сгорбилась, онъ оперся тяжелой слегка дрожащей рукой на конторку, а другой принялся утирать ротъ обычнымъ, неловкимъ движеніемъ.

— Что такое ты говоришь о Кресси? спросилъ онъ торопливо.

— Только то, что вс говорятъ, отвчалъ испуганный Сетъ, оправляясь отъ трусливаго волненія при вид разстроеннаго лица своего противника. То, что извстно каждому мальчику, котораго онъ обучаетъ грамот, то, что и ты бы зналъ, еслибы Рупъ Фильджи, да онъ самъ не водили тебя все время за носъ. Въ то время какъ ты вертлся около школы и сторожилъ Кресси, когда она уходила изъ нея домой, онъ все время потшался надъ тобой, а пока Рупъ тебя тутъ задерживалъ подъ видомъ урока, самъ онъ хороводился въ нею, и миловался и цловался по сараямъ, да кустамъ — а ты хочешь со мной ссориться! А этого еще мало: да, сэръ! этотъ, франтъ, щеголь, проклятый учитель, содержитъ замужнюю женщину во Фриско, все время пока хороводится здсь съ Кресси, и я досталъ бумаги, которыя это доказываютъ.

Онъ хлопнулъ себя по карману жилета съ грубымъ смхомъ.

— Ты вытащилъ ихъ изъ конторки? сказалъ дядя Бенъ, осматривая сломанный замокъ въ потемкахъ, какъ будто это было самымъ главнымъ теперь дломъ.

Сетъ кивнулъ головой.

— Я увидлъ въ окно сегодня, какъ онъ перечитывалъ ихъ, и ршилъ, что достану ихъ. И досталъ! прибавилъ онъ съ торжествующимъ смхомъ.

— И досталъ! молодецъ! а теперь самое лучшее, что ты можешь сдлать — это передать ихъ мн!

— Что такое? теб? зашиплъ Сетъ, подозрительно и сердито отступая отъ своего собесдника.— Съ какой стати!

— Сетъ, началъ дядя Бенъ, опершись локтями въ конторку конфиденціально и говоря съ грустной ршимостью, когда ты только-что заговорилъ объ этомъ дл, то объявилъ, что оно меня касается, а потому я и вправ объявить теб, что беру на себя защиту правъ этой молодой особы. Отдай мн бумаги, Сетъ, а не то будетъ худо.

Сетъ вскочилъ на ноги и бросилъ торопливый взглядъ на дверь, но дядя Бенъ всталъ съ такою же поспшностью, и его мощная фигура опять угрожающе выросла передъ нимъ, заслонивъ всю школу и какъ бы застилая свтъ въ окнахъ.

Ему уже показалось, что могучая длань дяди Бена опускается къ нему на плечо. И тутъ ему вдругъ пришло въ голову, что для него пожалуй и выгодне передать все дло въ руки дяди Бена. Пусть себ разбирается, какъ знаетъ, а онъ, Сетъ, разскажетъ про письма и про то, что дядя Бенъ изъ ревности мститъ учителю. Такъ даже будетъ лучше. Съ притворной неохотой и колебаніемъ онъ запустилъ руку въ карманъ жилета.

— Безъ сомннія, сказалъ онъ, если вы хотите защищать Кресси и имете на то больше правъ, чмъ я, то вамъ слдуетъ имть и доказательства. Но только не отдавайте ихъ этой собак, учителю, а то онъ суметъ на этотъ разъ такъ ихъ припрятать, что мы ихъ больше не достанемъ.

Онъ передалъ письма дяд Бену.

— И знаешь что, Сетъ, лучше будетъ, если я исправлю замокъ и все приведу въ порядокъ, чтобы ничего не было замтно.

Предложеніе понравилось Сету, и онъ даже протянулъ руку въ темнот дяд Бену. Но не встртилъ отвтнаго рукопожатія, пожалъ плечами и вышелъ изъ шкоды.

Дядя Бенъ принялся за работу. Исправивъ замокъ, онъ машинально взглянулъ на письма, до которыхъ еще не притрогивался, посл того какъ они ему были переданы. При первомъ взгляд на почеркъ онъ вздрогнулъ. Затмъ не спуская глазъ съ письма, какъ автоматъ, направился къ двери. Дойдя до нея, онъ услся подъ портикомъ, развернулъ письмо, и не пытаясь читать его, перелистывалъ съ неумлостью плохаго грамотя, ища подписи. Когда онъ ее нашелъ, то, повидимому, она повергла его въ новое оцпенніе. Только однажды перемнилъ онъ позу, вытянулъ ноги и старательно разложилъ на нихъ письма, и задумчиво глядлъ на нихъ, въ то время какъ сверху ихъ озаряла луна.

Наконецъ по прошествіи минутъ десяти онъ всталъ со вздохомъ физическаго и умственнаго облегченія, сложилъ письма, положилъ ихъ въ карманъ и пошелъ въ городъ.

Когда онъ дошелъ до гостинницы, то прошелъ въ буфетъ и, видя что онъ сравнительно пустъ, потребовалъ рюмку виски. Въ отвтъ на удивленный взглядъ буфетчика — дядя Бенъ рдко пилъ, да и то лишь въ вид соціальной повинности, въ компаніи другихъ — пояснилъ:

— Я хочу выпить виски, это помогаетъ отъ простуды.

Буфетчикъ замтилъ, что по опыту знаетъ, что для того, чтобы прогнать простуду, ничего нтъ лучше, какъ смсь джинджера съ джиномъ.

— Не видали ли м-ра Форда? спросилъ дядя Бенъ съ напускной развязностью.

Буфетчикъ его сегодня совсмъ не видлъ.

Дядя Бенъ вышелъ изъ буфета и медленно поднялся по лстниц въ комнату учителя.

— О! это вы? входите!

Дядя Бенъ вошелъ, не обращая вниманія на несовсмъ любезную форму приглашенія.

— Я искалъ васъ внизу, но не нашелъ. Выпьемъ.

Учитель глядлъ пристально на дядю Бена, который въ разсянности не вытеръ ротъ посл проглоченной водки и отъ котораго поэтому сильне разило алкоголемъ, чмъ отъ завзятаго пьяницы. Учитель позвонилъ и потребовалъ чего-нибудь прохладительнаго съ цинической усмшкой. Онъ былъ доволенъ, что его поститель, подобно всмъ другимъ людямъ скромнаго происхожденія, не могъ устоять отъ соблазна, неожиданно разбогатвъ.

— Я хотлъ васъ видть, м-ръ Фордъ, сказалъ дядя Бенъ, беря стулъ, который ему не предлагали, и посл нкотораго колебанія кладя на него шляпу, чтобы напомнить то, что я вамъ разсказывалъ про свою жену, которую оставилъ въ Миссури. Можетъ быть, вы забыли?

— Я помню, съ покорностью судьб отвтилъ учитель.

— Вы знаете, это было въ то утро, когда этотъ дуракъ Стаси послалъ шерифа и Гаррисоновъ отбивать сарай у Макъ-Кинстри.

— Продолжайте! съ нетерпніемъ замтилъ учитель, у котораго были причины не желать объ этомъ помнить.

— Это было въ тотъ день, когда вамъ некогда было заниматься мною, у васъ было другое дло, продолжалъ дядя Бенъ съ той же методичностью, и…

— Да, да, помню, перебилъ съ досадой учитель,— и, право, если вы будете такъ мямлить, то я опять уйду отъ васъ.

— Это было въ тотъ день, когда я вамъ сказалъ, что не знаю, что сталось съ моей женой, которую я оставилъ въ Миссури.

— Да, рзко сказалъ учитель, и я вамъ говорилъ, что ваша прямая обязанность заботиться о ней.

— Такъ, такъ, подтвердилъ дядя Бенъ кивкомъ головы, это были ваши подлинныя слова, только еще посильне, сколько мн помнится. Ну вотъ я пришелъ сообщить вамъ, что надумался.

Учитель проявилъ внезапно интересъ, но дядя Бенъ не измнилъ своего монотоннаго голоса.

— Я надумался отъ того, что ко мн попали ея письма. Вотъ они.

И онъ вынулъ изъ кармана письма, которыя м-ръ Фордъ съ негодованіемъ узналъ въ первый же мигъ.

— Это мои письма, Добни, мрачно сказалъ онъ. Они украдены изъ моей конторки. Кто смлъ это сдлать?

— Я принесъ ихъ сюда, продолжалъ дядя Бенъ, невозмутимо, потому что изъ нихъ можно узнать, куда двалась моя жена. Эти письма писаны ея почеркомъ. Вы помните, я вамъ говорилъ, что она ученая женщина.

Учитель опустился на стулъ, блдный и недвижимый. Какъ ни была невроятна, необыкновенна и совершенно неожиданна такая случайность, онъ почувствовалъ, что это правда.

— Я не могу самъ ихъ прочитать, вы знаете. Я не хотлъ никого просить прочитать ихъ мн, а почему, вы сами догадаетесь. И вотъ почему я ршился побезпокоить васъ сегодня вечеромъ, м-ръ Фордъ, какъ друга.

Учитель съ отчаяннымъ усиліемъ заговорилъ:

— Это невозможно. Лэди, которая писала эти письма, не носитъ вашей фамиліи. Къ тому же, прибавилъ онъ торопливо, она свободна и собирается выйти замужъ, какъ вы, можетъ быть, прочитали. Вы, вроятно, ошиблись. Почеркъ можетъ бытъ сходный, но это писала не ваша жена.

Дядя Бенъ медленно покачалъ головой.

— Она… я не ошибаюсь. А что имя другое, то это ничего не доказываетъ. Если она захотла развестись, то должна была принять свое прежнее двическое имя. А кажется, судя поэтому, что она добилась развода. Какъ она себя теперь называетъ?

Учитель увидлъ удобный случай заявить о своихъ рыцарскихъ чувствахъ, которымъ на минуту самъ поврилъ.

— Я отказываюсь отвчать на этотъ вопросъ, съ сердитымъ негодованіемъ проговорилъ онъ. Я отказываюсь дозволить, чтобы имя женщины, удостоившей меня своего доврія, было замшано въ подломъ насиліи, которое учинили противъ меня вопреки всякихъ приличій. И я взыщу съ вора и подлеца, кто бы онъ ни былъ, и призову его къ отвту, такъ какъ у нея нтъ законнаго защитника и покровителя.

Дядя Бенъ съ нескрываемымъ восхищеніемъ взиралъ на героя, изрекавшаго эти блестящія общія мста. Онъ быстро протянулъ ему руку.

— Дайте руку! И если нужно доказательство, что это письма моей жены, то вашъ высокій слогъ будетъ этимъ доказательствомъ. Если она что любила, такъ именно этотъ родъ поэзіи. И одна изъ причинъ, почему мы разошлись, это то, что я совсмъ къ этой поэзіи не способенъ. Но если вамъ не слдуетъ называть ее, полагаю, не будетъ ничего дурнаго, если я скажу вамъ ея двическое имя! Лу Прейсъ, вотъ какъ ее звали.

— Я отказываюсь говорить объ этомъ, настаивалъ учитель, хотя измнился въ лиц при этомъ имени. Я отказываюсь говорить что-либо до тхъ поръ, пока тайна эта не будетъ разсяна… до тхъ поръ, пока я не узнаю, кто осмлился сломать замокъ въ моей конторк и украсть мою собственность. А теперь прошу немедленно передать эти письма мн.

Дядя Бенъ безропотно вложилъ ихъ въ руку учителя, но, къ его удивленію и, надо признаться, даже конфузу, покровительственно похлопавъ его по плечу, прибавилъ наивно:

— Само собой разумется, вы взяли это дло на себя, и Лу Прейсъ не иметъ больше никакихъ правъ на меня, то письма должны быть отданы вамъ. Что касается конторки… вы ни на кого не имете подозрнія?

Въ этотъ мигъ воспоминаніе о Сет Девис и о предостереженіи Руперта мелькнуло въ ум учителя.

Предположеніе, что Сетъ вообразилъ, что это письма отъ Кресси и погнался за ними — казалось довольно вроятнымъ. Но прежде чмъ выместить ярость на Сет, слдуетъ убдиться въ томъ, извстно ли ему содержаніе писемъ. Онъ обратился къ дяд Бену.

— У меня есть подозрніе, но чтобы удостовриться въ этомъ, я васъ попрошу никому пока не говорить объ этомъ.

Дядя Бенъ кивнулъ головой.

— Когда вы узнаете, то можете успокоить и меня, сообщивъ мн, какъ другу, о Лу Прейсъ — какъ мы ее будемъ звать — и о томъ, дйствительно ли она развелась и снова выходитъ замужъ. Я больше не стану задерживать васъ. Но, можетъ быть, вы согласитесь выпить чего-нибудь въ буфет? Нтъ? Ну такъ прощайте.

И направившись къ дверямъ, прибавилъ: — И если будете писать ей, то скажите, что нашли меня, что я счастливъ и богатъ, чего и ей желаю.

Онъ ушелъ, оставивъ учителя въ безнадежной борьб чувствъ далеко, къ сожалнію, не геройскихъ. Положеніе, казавшееся вначал такимъ драматическимъ, вдругъ стало очень неромантичнымъ и прозаическимъ. Онъ чувствовалъ, что играетъ боле смшную роль, чмъ мужъ, наивная простота котораго производила впечатлніе неумолимой ироніи.

Его ярость и гнвъ на Сета Девиса, кажется, были въ немъ единственными искренними и разумными чувствами. Быть можетъ, Сетъ прочиталъ письма и давалъ ихъ читать другимъ!

Онъ принялся перечитывать ихъ, чтобы проврить, насколько они могли скомпрометтировать его въ глазахъ обыкновеннаго, непредубжденнаго читателя.

‘Я была бы неправдива съ вами, Джекъ, еслибы прикинулась, что не врю въ вашу и свою любовь и ея постоянство, но я была бы еще неправдиве, еслибы честно не сказала вамъ, что въ ваши годы люди склоны обманывать себя, а невольно также и другихъ. Вы сознаетесь, что еще сами не ршили на счетъ своей каррьеры, я не смю доврить своей участи вамъ и не хочу снова рисковать своимъ счастіемъ, не имя врнаго основанія. Сознаюсь, что становлюсь стара и чувствую потребность въ томъ, что всего дороже для женщины,— а въ нашей стран и подавно — въ обезпеченномъ настоящемъ и врномъ будущемъ. Другой можетъ дать мн это, и хотя вы, можетъ быть, назовете это эгоизмомъ съ моей стороны, но современемъ убдитесь, что я права, и будете мн благодарны’.

Съ улыбкой пренебреженія разорвалъ онъ это письмо, серьезно воображая, что выражаетъ этимъ горечь оскорбленнаго, искренняго чувства, совершенно забывая, что впродолженіи нсколькихъ недль совсмъ не думалъ объ особ, написавшей это письмо, и своимъ поведеніемъ на дл доказалъ врность ея взгляда.

VI.

Учитель проснулся на слдующее утро, хотя и посл тревожной ночи, съ такой ясной совстью и свжей головой, какія, боюсь, чаще бываютъ результатомъ молодости и превосходнаго кровообращенія, чмъ нравственнаго убжденія или правоты. Онъ пошелъ въ школу часомъ раньше обыкновеннаго, чтобы осмотрть конторку. Но, не доходя до школьнаго домика, увидлъ Кресси. Она, очевидно, ждала его, но не съ обычной лнивой доврчивостью. Выраженіе лица было натянутое, взглядъ смущенный.

Самъ не зная почему, учитель тоже смутился и пробормоталъ, даже не поздоровавшись:

— Пренепріятная вещь случилась прошлой ночью, и я пораньше всталъ сегодня, чтобы разыскать ея виновника. Мою конторку сломали и…

— Я знаю это, перебила она не то съ нетерпніемъ, не то съ досадой, довольно, не повторяйте. Папа съ мамой всю ночь надодали мн съ этимъ… посл того, какъ Гаррисоны, которымъ захотлось помириться съ нами, прибжали съ этой новостью. Мн это надоло!

На минуту онъ опшилъ. Что именно извстно ей? И съ невольной улыбкой онъ неопредленно сказалъ:

— Но вдь это могли бы быть ваши письма?

— Но вдь вы знаете, что они не мои, просто отвтила она. Я бы желала, чтобы то были мои письма…

Она умолкла и взглянула на него съ страннымъ выраженіемъ въ глазахъ.

— Ну, медленно произнесла она, что же вы теперь намрены длать?

— Разыскать негодяя, который это сдлалъ, твердо произнесъ онъ, и наказать его, какъ онъ того заслуживаетъ.

Она чуть замтно пожала плечами, взглядывая на него съ усталымъ состраданіемъ.

— Нтъ, сказала она, вы этого сдлать не въ силахъ. Ихъ слишкомъ много. Вы должны сейчасъ же ухать отсюда.

— Ни за что, съ негодованіемъ отвтилъ онъ. Даже и въ томъ случа, еслибы это было одной только трусостью. Но теперь это означало бы почти сознаніе въ своей вин.

— Они все-равно все знаютъ, устало проговорила она. Говорю вамъ, вы должны ухать. Я украдкой убжала изъ дому и прибжала сюда, чтобы предостеречь васъ. Если вы… если вы хоть сколько-нибудь любите меня, Джекъ, то узжайте.

— Я былъ бы предателемъ относительно васъ, еслибы ухалъ. Я останусь.

— Но, Джекъ, еслибы… еслибы…

Она придвинулась къ нему съ той застнчивостью, какая повременамъ нападала на нее, когда она была съ нимъ, и вдругъ положила ему на плечи об руки:— еслибы… Джекъ… еслибы и я ухала съ вами?

Знакомое ему восторженное страстное выраженіе появилось въ ея лиц, губы раскрылись.

— Милая, отвчалъ онъ, цлуя ее, но вдь это значило бы оправдать ихъ…

— Молчи! вдругъ перебила она, закрывая ему рукою ротъ. Я такъ устала отъ этихъ споровъ. Слушай, милый, исполни мою просьбу, пожалуйста. Не оставайся въ школ посл класса. Уходи домой! Не разыскивай сегодня виноватыхъ, завтра суббота, знаешь, и ты свободенъ, и у тебя будетъ больше времени. А сегодня посиди дома и никуда не ходи, до тхъ поръ… до тхъ поръ, пока я не извщу тебя. Тогда все будетъ улажено, прибавила она, приподнимая вки съ такимъ же выраженіемъ боли, какое замчалось у ея отца и котораго Фордъ никогда не замчалъ у нея раньше.

— Общай мн это, милый, общай.

Мысленно не считая обязательнымъ для себя такое общаніе и дивясь тому, что она, повидимому, уклоняется отъ всякихъ объясненій, онъ невольно сказалъ, беря ее за руку:

— Ты не сомнваешься во мн, Кресси? Ты не перемнилась ко мн отъ всхъ этихъ подлыхъ сплетенъ?

Она разсянно взглянула на него.

— Ты думаешь, значитъ, что это можетъ измнить чьи-нибудь чувства?

— Только не того, кто искренно любитъ… пробормоталъ онъ.

— Ну, не будемъ больше говорить объ этомъ, проговорила она, внезапно приподнимая руки и закидывая ихъ за голову, съ усталымъ жестомъ и затмъ снова роняя ихъ.

— У меня голова трещитъ отъ всего этого, папа, мама и вс другіе такъ надоли мн.

Она отвернулась и пошла тихо посл того, какъ Фордъ холодно выпустилъ ея руку изъ своихъ. Пройдя нсколько шаговъ, она вдругъ опять подбжала къ нему, обняла его, крпко поцловала и убжала.

Учитель простоялъ нсколько секундъ раздосадованный и удивленный, но врный своему характеру, онъ не обратилъ вниманія на то, что она ему сказала, а сталъ воображать, что должно было произойти между нею и матерью. Она естественно ревнуетъ къ письмамъ — это онъ могъ легко ей простить, ее безъ сомннія пилили ими, но онъ легко можетъ оправдаться передъ ея родителями и передъ ней самой. Но онъ не такой же безумецъ, чтобы убжать съ нею въ такой моментъ, не очистивъ себя отъ подозрній и не изучивъ ея поближе. И съ свойственнымъ ему эгоизмомъ онъ поставилъ ее на одну доску съ своей корреспонденткой и нашелъ, что он об обидли его.

Придя въ школу, онъ осмотрлъ конторку и былъ пораженъ тмъ, какъ искусно починенъ замокъ, и скрыты вс слды взлома. Это поколебало его предположеніе, что Сетъ Девисъ совершилъ взломъ, механическое искусство и сообразительность не входили въ число качествъ этого остолопа. Но онъ еще боле удивился, когда, отодвинувъ свой стулъ, нашелъ подъ нимъ небольшой мшочекъ для табаку изъ гутаперчи. Учитель немедленно узналъ его: онъ сто разъ видлъ его раньше. Мшочекъ принадлежалъ дяд Бену. Брови его сдвинулись при мысли, что дядя Бенъ виновникъ взлома, и его вчерашняя простота и наивность были дланныя. Убійственное сознаніе, что его опять обманули — но зачмъ и съ какой цлью, онъ и думать не смлъ — совсмъ разстроило его. Кому теперь изъ этихъ жалкихъ созданій онъ можетъ врить? По манер высшихъ существъ, онъ принималъ уваженіе и любовь тхъ, кого считалъ ниже себя, какъ естественную дань своему превосходству, поэтому всякая перемна въ ихъ чувствахъ должна означать или лицемріе или предательство, ему не приходило въ голову, что самъ онъ могъ упасть въ ихъ мнніи. Приходъ дтей и занятія съ ними на нкоторое время отвлекли его вниманіе. Къ тому времени, какъ классъ былъ конченъ, онъ совсмъ позабылъ о предостереженіи Кресси, а когда вспомнилъ о немъ, то нарочно пренебрегъ имъ, подъ вліяніемъ новыхъ чувствъ, съ какими сталъ относиться къ ней и къ остальнымъ друзьямъ. Онъ оставался въ школ довольно долго, какъ вдругъ услышалъ стукъ лошадиныхъ копытъ. Въ слдующій моментъ школьный домъ былъ окруженъ двнадцатью всадниками.

Онъ выглянулъ въ окно, половина всадниковъ сошли съ коней и вошли въ комнату. Остальные оставались на двор, и въ окна виднлись ихъ неподвижныя фигуры. Каждый держалъ ружье передъ собой на сдл, у каждаго на лиц была маска изъ черной клеенки.

Хотя учитель инстинктивно почувствовалъ, что ему угрожаетъ какая-то серьезная опасность, онъ не испугался оружія и масокъ таинственныхъ пришельцевъ.

Напротивъ, несообразность и театральность обстановки заставили его улыбнуться съ презрніемъ. Безстрашіе невднія часто бываетъ неотразиме самаго отчаяннаго мужества, и пришельцы были сначала смущены, а затмъ, понятно, разсержены. Одна длинная и худая фигура на правой сторон шагнула-было впередъ въ безсильной ярости, но ее удержалъ предводитель партіи.

— Если онъ такъ спокойно къ этому относится, то на здоровье, проговорилъ голосъ, въ которомъ учитель тотчасъ призналъ Джима Гаррисона,— хотя вообще люди не находятъ этого забавнымъ.

И обращаясь къ учителю, прибавилъ:

— М-ръ Фордъ, если такъ васъ зовутъ, намъ нуженъ человкъ вашего роста.

Фордъ зналъ, что онъ въ опасности. Онъ зналъ, что физически безоруженъ и въ рукахъ двнадцати вооруженныхъ и отчаянныхъ людей. Но онъ сохранялъ необыкновенную ясность мысли и смлость, происходившія отъ безконечнаго презрнія къ своимъ противникамъ, и женскую язвительность рчи. Голосомъ, удивившимъ даже его самого презрительной ясностью, онъ сказалъ:

— Меня зовутъ Фордъ, но я могу только предположить, что васъ зовутъ Гаррисонъ, но, можетъ быть, вы будете такъ честны, что снимете эту тряпку съ своего лица и покажете его мн, какъ мужчина.

Человкъ со смхомъ снялъ маску.

— Благодарю васъ, сказалъ Фордъ,— а теперь вы мн скажете, быть можетъ, кто изъ васъ ворвался въ школьный домъ, сломалъ замокъ отъ моей конторки и укралъ мои бумаги. Если онъ здсь, то я желаю ему сказать, что онъ поступилъ не только какъ воръ, но какъ собака и подлецъ, потому что письма эти отъ женщины, которой онъ не знаетъ и не иметъ права знать.

Если онъ надялся завести личную ссору и помриться силами съ однимъ противникомъ, то былъ разочарованъ, потому что хотя его неожиданное поведеніе и произвело нкоторый эффектъ на группу и даже привлекло вниманіе людей, стоявшихъ у оконъ, Гаррисонъ ршительно подошелъ къ нему.

— Это поспетъ, сказалъ онъ.— А пока мы хотимъ захватить васъ и ваши письма и выпроводить вонъ изъ Инджіанъ-Спринга. Отправляйтесь во-свояси, къ той женщин или твари, которая вамъ ихъ писала. Мы находимъ, что вы слишкомъ развязны или безцеремонны въ такого рода вещахъ, чтобы учить въ школ, и вовсе не желаемъ, чтобы наши двочки и мальчики были воспитаны по вашему образцу. И такъ, если вы согласны подчиниться, то мы посадимъ васъ на коня, котораго мы для васъ приготовили и подъ конвоемъ отвеземъ васъ до границы. Если не согласны — все равно, мы такъ или иначе выпроводимъ васъ.

Учитель быстро оглядлся вокругъ себя. Онъ уже раньше замтилъ осдланную лошадь среди кавалькады. Она была крпко привязана къ сдлу одного изъ всадниковъ, такъ что бгство было невозможно, и къ тому же у него не было никакого оружія, чтобы защищаться или хотя бы начать борьбу и смертью избавиться отъ позора. У него ничего не было, кром голоса, рзкаго и язвительнаго.

— Васъ двнадцать человкъ противъ одного,— спокойно началъ онъ,— но если между вами есть хоть одинъ, который осмлится выступить впередъ и обвинить меня въ томъ, въ чемъ вы осмливаетесь обвинять меня только вс вмст, то я скажу ему, что онъ лгунъ и трусъ, и я готовъ доказать это на дл. Вы явились сюда, какъ судьи и присяжные, осуждаете меня безъ суда, не выставляя даже обвинителя, вы явились сюда, какъ беззаконные мстители за свою поруганную честь, и не смете предоставить мн права также защищать свою собственную.

Между мужчинами снова начался шепотъ, но предводитель нетерпливо выступилъ впередъ

— Не надо вашихъ проповдей, грубо сказалъ онъ:— намъ нужны вы. Ждемъ!

— Постойте, произнесъ глухой голосъ,

Это было произнесено безмолвной фигурой, недвижимо стоявшей между другими. Вс глаза обратились на него, когда онъ двинулся съ мста и лниво снялъ маску съ лица.

— Гирамъ Макъ-Кинстри! вскричали остальные тономъ удивленія и подозрнія.

— Да, это я! сказалъ Макъ-Кинстри, съ ршимостью выступая впередъ,— Я присоединился къ вашей делегаціи на перекрестк, вмсто брата, на котораго палъ жребій. Я считаю, что это все равно и даже лучше, потому что предполагаю взять этого джентльмена изъ вашихъ рукъ.

Онъ поднялъ свои сонные глаза на учителя и вмст съ тмъ сталъ между нимъ и Гаррисономъ.

— Я предлагаю, продолжалъ онъ,— поймать его на слов и доставить ему случай дать отвтъ ружьемъ. И полагаю, что никто изъ васъ не станетъ спорить противъ того, что я больше всхъ васъ имю на то права. Можетъ быть, кому-нибудь оно и не по вкусу,— прибавилъ онъ, услышавъ восклицаніе за спиной, — и онъ лучше хочетъ, чтобы одиннадцать человкъ мстили за обиды одного, но даже и въ такомъ случа я утверждаю, что человкъ наиболе обиженный въ этомъ дл я, и именно поэтому имю право первый постоять за себя.

Съ ршимостью, которая произвела впечатлніе на его товарищей, онъ передалъ свое ружье учителю и, не глядя на него, продолжалъ:

— Я думаю, сэръ, что вы это ружье видали раньше, и думаю также, что намъ незачмъ тянуть дло, а мы можемъ приступить къ нему сразу, вонъ тамъ, за деревьями.

Каковы бы ни были чувства и намренія окружавшихъ его людей, но право Макъ-Кинстри на дуэль было слишкомъ глубоко укоренившимся принципомъ, чтобы они стали его отрицать. Медленно вс разступились передъ учителемъ и Макъ-Кинстри и вышли изъ школьнаго дома, а остальные пошли за ними. Въ этотъ промежутокъ учитель обратился къ Макъ-Кинстри и сказалъ тихимъ голосомъ:

— Я принимаю вашъ вызовъ и благодарю васъ. Вы никогда еще не оказывали мн большей услуги — и хотя вы и недовольны мной, но я прошу васъ врить, что ни теперь, ни прежде я не хочу и не хотлъ причинить вамъ вредъ.

— Если вы хотите этимъ сказать, сэръ, что не отвтите на мой выстрлъ, то вы слпы и неразумны. Потому что это не спасетъ васъ отъ нихъ, прибавилъ онъ, указывая искалченной рукой на слдовавшую за ними группу, да и отъ меня также.

Твердо ршивъ тмъ не мене, что не будетъ стрлять въ Макъ-Кинстри и слпо цпляясь за эту идею, которую онъ считалъ послдней въ своей безразсудной жизни, учитель шелъ молча, пока они не дошли до открытой полянки между деревьями.

Простыя приготовленія скоро были сдланы. Противники, вооруженные ружьями, должны были стрлять сначала на разстояніи восьми ярдовъ, затмъ сойтись ближе и стрлять изъ револьверовъ до тхъ поръ, пока одинъ не падетъ. Выборъ секундантовъ палъ на старшаго Гаррисона со стороны Макъ-Кинстри и длинной, замаскированной фигуры, протестовавшей противъ дуэли, предложившей себя въ секунданты учителя. Озабоченный другими мыслями, м-ръ Фордъ обращалъ мало вниманія на своего помощника, который, самъ вызвавшись быть его секундантомъ, хотлъ, повидимому, заявить этимъ только свое презрніе къ нанесенному ему передъ тмъ Гирамомъ Макъ-Кинстри оскорбленію. Учитель машинально взялъ изъ его рукъ ружье и пошелъ на свою позицію. Онъ замтилъ, впрочемъ, и припомнилъ впослдствіи, что его секундантъ былъ полускрытъ стволомъ большой сосны, росшей по правую руку и обозначавшей границу мста, избраннаго для поединка.

— Готовы ли вы, джентльмены? Разъ, два, три… или! Выстрлы послдовали одновременно, но учителю, выстрлившему на воздухъ, показалось, что его ружье дало двойной залпъ. Легкое облако дыма стояло между нимъ и его оппонентомъ. Онъ самъ былъ не раненъ, очевидно, также и его противникъ, потому что голосъ снова возгласилъ:

— Подходи ближе! довольно! стой!

Учитель взглянулъ и увидлъ, что Макъ-Кинстри вдругъ пошатнулся и тяжело грохнулся о-земь.

Съ восклицаніемъ ужаса, первымъ и единственнымъ порывомъ страшнаго волненія, испытаннаго имъ, онъ побжалъ къ упавшему человку, къ которому въ тотъ же моментъ подошелъ и Гаррисонъ.

— Ради Бога, поспшно сказалъ онъ, опускаясь на колни около Макъ-Кинстри, что случилось? Клянусь вамъ, я не цлился въ васъ, я выстрлилъ на воздухъ Говорите. Скажите ему вы, обратился онъ съ отчаяннымъ воплемъ къ Гаррисону, вы должны были это видть, скажите ему, что это не я!

Полуудивленная, полунедоврчивая улыбка мелькнула на лиц Гаррисона.

— Само собой разумется, вы не хотли ранить его, сухо проговорилъ онъ, но оставимъ это. Встаньте и уходите скорй, пока можно, прибавилъ онъ нетерпливо, съ многозначительнымъ взглядомъ на одного или двухъ людей, которые подходили. Уходите, говорятъ вамъ!

— Ни за что! сказалъ съ воодушевленіемъ молодой человкъ, не уйду, пока онъ не узнаетъ, что не моя рука поразила его.

Макъ-Кинстри съ трудомъ приподнялся на локоть.

— Меня задло вотъ сюда, сказалъ онъ, указывая на бедро, и сразило какъ разъ въ тотъ моментъ, какъ я пошелъ по вторичному зову.

— Но не я сдлалъ это, Макъ-Кинстри Клянусь вамъ. Послушайте меня! Ради Бога скажите, что вы врите мн!

Макъ-Кинстри обратилъ свои сонные, мутные глаза на учителя, какъ бы смутно припоминая что-то.

— Отойдите на минутку, сказалъ онъ Гаррисону, вяло махнувъ искалченной рукой, я хочу поговорить съ этимъ человкомъ.

Гаррисонъ отошелъ на нсколько шаговъ, и учитель попытался взять раненаго за руку, но тотъ отстранилъ его жестомъ,

— Куда вы двали Кресси? спросилъ медленно Макъ-Кинстри.

— Я не понимаю васъ, пробормоталъ Фордъ.

— Зачмъ вы прячете ее отъ меня? повторялъ Макъ-Кинстри, съ трудомъ произнося слова. Куда вы ее двали, чтобы убжать съ ней, посл… посл этого?

— Я не прячу ее! я не собираюсь бжать съ ней. Я не знаю, гд она. Я не видлъ ее съ тхъ поръ, какъ мы разстались съ ней сегодня по утру, отвчалъ учитель поспшно, но съ такимъ удивленіемъ, что его не могъ не замтить даже его слушатель, умъ котораго былъ омраченъ болью.

— Это правда? спросилъ Макъ-Кпистри, кладя руку на плечо учителю и глядя ему прямо въ глаза.

— Истинная правда, съ жаромъ отвтилъ Фордъ, какъ правда и то, что я не поднималъ на васъ руки.

Макъ-Кинстри махнулъ Гаррисону и двумъ другимъ, которые были по близости, и сказалъ, когда они подошли.

— Ну, братцы, снесите-ка меня на мызу, а ему, указывая на Форда, дайте лучшаго изъ вашихъ коней, пусть скачетъ за докторомъ. Я вообще не прибгаю къ помощи докторовъ, но это нужно для старухи, важно пояснилъ онъ.

Онъ умолкъ и, придвинувъ голову учителя, сказалъ ему на ухо.

— Когда я увижу, чья пуля, тогда я стану… спокойне!

Мрачные глаза его многозначительно глядли на учителя, и тотъ понялъ намекъ. Онъ быстро вскочилъ на ноги, подбжалъ къ лошади, слъ на нее и поскакалъ за медикомъ, между тмъ какъ Макъ-Кинстри, закрывъ тяжелыя вки, лишился чувствъ въ ожиданіи того спокойствія, которое надялся обрсти вн этой жизни.

VII.

Въ числ различныхъ сантиментальныхъ глупостей, которыя взрослые люди думаютъ о дтяхъ, нтъ боле нелпой и неврной, какъ успокоительная вра въ дтское глубокое невдніе событій, среди которыхъ они ежедневно вращаются, невдніе мотивовъ и характеровъ людей, окружающихъ ихъ. Случайныя обмолвки enfants terribles ничто въ сравненіи съ опасными секретами, которые скромный ребенокъ ежедневно узнаетъ и глубоко таитъ въ своемъ маленькомъ сердечк. Общество должно быть глубоко благодарно за этотъ тактъ и осторожность — качества, чаще встрчающіяся въ дтяхъ, чмъ во взрослыхъ людяхъ — и самый совершенный изъ свтскихъ людей могъ бы поучиться у маленькой аудиторіи невозмутимости, съ какой она выслушиваетъ отъ взрослыхъ ложь и наружно принимаетъ, за нравственныя и истинныя, пустыя фразы, которыя сочиняются для обихода.

Поэтому неудивительно, что малолтняя колонія въ Инджіанъ-Спринг знала гораздо больше объ истинныхъ отношеніяхъ Кресси Макъ-Кинстри къ ея поклонникамъ, нежели сами эти поклонники. Конечно, это не выражалось словами — дти рдко сплетничаютъ въ такой форм, какъ взрослые. Шепотъ, смхъ, часто кажущійся безсмысленнымъ, передаютъ отъ одного къ другому извстіе, имющее значеніе, а часто необъяснимый взрывъ хохота, приписываемый взрослыми ‘животному веселью’ — свойство гораздо мене свойственное дтямъ, нежели воображаютъ — является единственнымъ выраженіемъ какого-нибудь открытія, ускользнувшаго отъ проницательности взрослыхъ.

Дтская простота дяди Бена была симпатичне дтямъ и хотя по самой этой причин они относились къ нему не съ большимъ уваженіемъ, чмъ другъ къ другу, но за то порой бывали съ нимъ боле откровенны.

Главнымъ образомъ, Рупертъ Фильджи относился къ нему съ нкотораго рода покровительствомъ, хотя повременамъ и сомнвался въ его здравомысліи, не смотря на общанное мсто довреннаго клерка, которое онъ долженъ былъ отъ него получить.

Въ тотъ день, какъ случились событія, разсказанныя въ предыдущей глав, Рупертъ, возвращаясь изъ школы, былъ нсколько удивленъ, увидя дядю Бена, усвшагося на забор, около скромной двери жилища Фильджи и, очевидно, его поджидавшаго. Медленно слзая съ забора при приближеніи Руперта и Джонни, онъ нсколько мгновеній съ таинственной и лукавой улыбкой поглядлъ на Руперта.

— Рупъ, старина, у васъ уже, поди, упакованы ваши вещи?

Краска удовольствія залила прелестное лицо мальчика. Онъ бросилъ, однако, бглый взглядъ на прицпившагося къ нему Джонни.

— Потому что мы разсчитываемъ выхать въ Сакраменто въ четыре часа, продолжалъ дядя Бенъ, наслаждаясь скептическимъ наполовину удивленіемъ Руперта.— Вы поступаете ко мн на службу, такъ сказать, съ этого часа, на жалованье въ семьдесятъ пять долларовъ въ мсяцъ, съ квартирой и содержаніемъ, въ качеств довреннаго клерка, такъ вдь? Ямочки на щекахъ Руперта явственно обозначились въ его миломъ, почти женственномъ смущеніи.

— Но, какже папа… пробормоталъ онъ.

— Съ нимъ мы уже сладили дло. Онъ согласенъ.

— Но?…

Дядя Бенъ слдилъ за взглядомъ Руперта, остановившимся на Джонни, который, однако, казался погруженнымъ въ созерцаніе узора на галстух дяди Бена.

— И это тоже улажено, сказалъ онъ съ значительной улыбкой. За нимъ будетъ ходить китаецъ. Онъ уже нанятъ.

— А учитель… м-ръ Фордъ… вы ему сообщили объ этомъ? спросилъ Рупертъ, расцвтая.

Дядя Бенъ слегка кашлянулъ.

— Онъ тоже согласенъ, какъ мн кажется. То-есть онъ почти-что согласился на это въ общемъ разговор со мной, недлю тому назадъ.

И онъ задумчиво вытеръ ротъ.

Тнь подозрнія омрачила темные глаза мальчика.

— Не детъ ли съ нами еще кто-нибудь? поспшно спросилъ онъ.

— На этотъ разъ, нтъ, снисходительно отвчалъ дядя Бенъ. Видите ли, Рупъ,— продолжалъ онъ, отводя его въ сторону съ видомъ забавно-таинственнымъ,— это дло принадлежитъ къ частной и конфиденціальной переписк нашего дома. Изъ извстій, полученныхъ нами…

— Нами? перебилъ Рупертъ.

— Нами, то-есть фирмой, знаете, продолжалъ дядя Бенъ съ напыщенной торжественностью, мы демъ — то-есть вы, да я, Рупъ,— мы демъ въ Сакраменто, для разслдованія одного обстоятельства, мы должны узнать про одну лэди, замужемъ она или разведена, и гд она живетъ, и чмъ занимается, ну,и все такое, и вступить съ нею въ переговоры, въ конфиденціальную, такъ сказать, бесду, вы войдете къ ней въ домъ, а я буду ждать на улиц, пока вы меня кликнете, если понадобится.

Замтивъ, ито Рупертъ нсколько смущенъ этими странными подробностями, онъ оставилъ пока эту тему и, заглянувъ въ портфель, сказалъ:

— Я сдлалъ списокъ предметовъ, о которыхъ мы подробне поговоримъ дорогой.

И снова рекомендовалъ Руперту не опоздать въ почтовую контору съ своимъ багажомъ и весело съ нимъ простился.

Когда онъ исчезъ, Джонни Фильджи, не говоря ни слова въ поясненіе, принялся теребить брата, бить его по ногамъ и по рукамъ, сопровождая свои удары неясными восклицаніями и въ конц концовъ залился горькими слезами, бросился на землю и заболталъ въ воздух ногами. Рупертъ принималъ вс эти характерные знаки оскорбленныхъ и отчаянныхъ чувствъ очень снисходительно, повторяя только:— ну, перестань, Джонни, перестань же!

И, наконецъ, снесъ его насильно въ домъ.

Тамъ Джонни объявилъ, что убьетъ всякаго китайца, который вздумаетъ его раздвать и одвать, и подожжетъ домъ, если братъ такъ низко броситъ его, и Рупертъ вынужденъ былъ немножко поплакать надъ безумствовавшимъ братишкой.

Но въ конц концовъ Джонни допустилъ утшить себя апельсиномъ и перочиннымъ ножемъ съ четырьмя лезвіями и развлекся, слдя за тмъ, какъ укладывалось имущество Руперта. Рупертъ утшалъ его тмъ, что скоро вернется назадъ и привезетъ ему золотые часы, и Джонни, ослпленный такой великолпной перспективой, великодушно согласился топить печи и мыть посуду. Посл нсколькихъ дтскихъ замчаній на счетъ отсутствовавшаго родителя, который въ это время игралъ въ polier въ ‘Магнолія-Салон’,— замчаній, которыя было бы не совсмъ пріятно услышать этому человку,— онъ былъ душой общества, но нерадивымъ семьяниномъ,— и, проливъ еще нсколько слезъ, они, наконецъ, разстались. И тутъ вдругъ Джонни до того проникся сознаніемъ пустоты жизни и суетой вещей вообще, что ршился бжать изъ дому.

Съ этой цлью онъ захватилъ съ собой небольшой топорикъ, краюшку хлба и весь сахаръ, который оставался въ разбитой сахарниц. Снарядившись такимъ образомъ, онъ отправился сперва въ школу, чтобы вытащить изъ своего пюпитра вс принадлежавшія ему вещи. Если учитель тамъ, онъ скажетъ, что его прислалъ Рупертъ. Если его тамъ нтъ, онъ влзетъ въ окно. Солнце уже заходило, когда онъ достигъ до прогалины: и увидлъ кавалькаду вооруженныхъ людей вокругъ строенія.

Первой мыслью Джонни было, что учитель убилъ дядю Бена или Мастерса, и что эти люди, пользуясь отсутствіемъ его старшаго брата, Руперта, собираются казнить учителя судомъ Линча.. Замтивъ, однако, что учитель не сопротивляется, онъ подумалъ, что его выбрали губернаторомъ Калифорніи, и онъ готовится отъхать со свитой изъ школьнаго дома, и что онъ, Джонни, попалъ какъ разъ во-время, чтобы видть процессію.

Но когда учитель появился съ Макъ-Кинстри, сопровождаемый пшими партизанами, смтливое дитя порубежной страны, изъ своего безопаснаго убжища въ кустахъ, поймавъ на лету нсколько словъ, поняло, въ чемъ дло, и затрепетало отъ восторга.

Дуэль! Вещь, на которой до сихъ поръ присутствовали только взрослые люди и которую впервые доводилось увидть мальчику, и этотъ мальчикъ — онъ самъ — Джонни! Дуэль, посл которой въ живыхъ останется, быть можетъ, только онъ одинъ! Онъ едва врилъ своему благополучію. Нтъ, это слишкомъ, слишкомъ большое счастье!

Пробраться сквозь кусты вслдъ за партіей, избрать серебристый тополь и вскарабкаться при помощи топорика до верхнихъ втвей — было труднымъ дломъ, но сильныя, хотя и нжныя ножки мальчика, справились съ нимъ. Отсюда онъ могъ не только видть все, что происходило, но по счастливой случайности большая сосна, росшая около него, была выбрана пограничнымъ пунктомъ поля битвы. Острые глаза ребенка давно уже разсмотрли сквозь маски настоящія лица, и когда длинная, худая фигура самоизбраннаго секунданта учителя заняла позицію посреди сосенъ, на виду у Джонни, хотя и полускрытая отъ зрителей, Джонни немедленно узналъ, что это никто иной, какъ Сетъ Девисъ.

Очевидная несообразность появленія его въ качеств секунданта м-ра Форда посл того, что Джонни зналъ объ его отношеніяхъ къ учителю, была единственнымъ, крпко запечатлвшимся въ памяти мальчика, инцидентомъ.

Мужчины заняли свои позиціи. Гаррисонъ выступилъ впередъ подать сигналъ. Джонни весь затрепеталъ отъ ожиданія и волненія. Почему они не начинаютъ? Чего они еще ждутъ?

Но при слов ‘два’ вниманіе Джонни было внезапно привлечено удивительнымъ фактомъ: секундантъ учителя, Сетъ Девисъ, тоже вытащилъ пистолетъ и изъ-за дерева ршительно и твердо прицлился въ Макъ-Кинстри! Джонни все понялъ. Сетъ былъ другомъ учителя! Ура, Сетъ!

— Три!

Крахъ! Крахъ! какой забавный шумъ! И, однако, ему пришлось уцпиться за втку, чтобы не упасть. Шумъ какъ будто пронесся по немъ и омертвилъ его лвую ногу. Онъ не зналъ, что пуля учителя, который выстрлилъ въ воздухъ, задла и оцарапала его ногу!

У него голова закружилась, и онъ испугался. И при этомъ онъ не видлъ, чтобы кто-нибудь былъ убитъ. Все оказалось обманомъ. Сетъ исчезъ, исчезли и другіе. Слышался слабый звукъ голосовъ вдали — вотъ и все. Становилось темно, а его нога точно застыла, но была тепла и мокра. Онъ спустился съ дерева. Трудно это было, нога его не слушалась, и еслибы не топорикъ, на который онъ опирался, онъ бы непремнно свалился съ дерева. Когда онъ добрался до земли, то почувствовалъ, что нога заболла и, поглядвъ на нее, увидлъ, что чулокъ и башмакъ запачканы кровью. Маленькаго и грязнаго носоваго платка оказалось недостаточнымъ, чтобы остановить кровь. Смутно припоминая, что отецъ прикладывалъ къ больной ше какія-то травы, онъ набралъ мягкаго мху и сухихъ листьевъ и при помощи фартука и одной изъ подтяжекъ туго обмоталъ всю груду вокругъ ноги и устроилъ такую колоссальную перевязку, что еле могъ двигаться. Въ сущности, какъ вс почти дти съ сильно развитымъ воображеніемъ, онъ самъ слегка испугался своихъ тревожныхъ предосторожностей.

Хотя слово или крикъ были бы на этомъ разстояніи услышаны группой двигавшихся впереди людей и они пришли бы къ нему на помощь, но изъ самоуваженія онъ удерживался отъ проявленій слабости.

И странно сказать! онъ находилъ утшеніе въ молчаливомъ, но горькомъ обвиненіи всхъ другихъ знакомыхъ мальчиковъ. Что, напримръ, длалъ Никъ Гаррисонъ, въ то время, когда онъ, Джонни, былъ въ лсу, одинъ, раненый на дуэли… потому что никто въ мір не убдилъ бы этого романтическаго ребенка, что онъ не былъ ея дятельнымъ участникомъ.

Гд былъ Джемми Снайдеръ, что не пришелъ къ нему на помощь со всми остальными? Трусы вс они! боятся! О! о! А онъ, вотъ, Джонни, не боится! о! онъ не испугался!

Однако ему пришлось раза три проговорить эту фразу, чтобы пройти еще нсколько шаговъ, посл чего онъ въ изнеможеніи упалъ на землю.

Къ этому времени группа людей медленно удалилась, неся что-то, и оставила Джонни одного среди быстро надвигавшейся ночи.

Но уходъ этихъ людей не такъ огорчалъ его, какъ предполагаемая измна его сверстниковъ.

Становилось темнй и темнй, холодный втеръ, крадучись точно дикій зврь сквозь кусты и деревья, приподнялъ кудри на его горячемъ лбу. Мальчикъ крпко ухватился за топорикъ, собираясь защищаться отъ дикихъ зврей. Но, вмст съ тмъ, ему пришло въ голову, что онъ, вроятно, умретъ. Тогда они вс огорчатся и испугаются, и пожалютъ, что заставили его самого мыться въ субботу вечеромъ. Они придутъ на его похороны на маленькомъ кладбищ, гд на могильной плит будетъ написано: ‘Джонни Фильджи палъ на дуэли, семи лтъ отъ роду’. Онъ прощаетъ брату и м-ру Форду. И собравшись съ духомъ, повернулся на бокъ, чтобы умереть какъ прилично потомку героической расы! Свободный лсъ, колеблемый втромъ, протянулъ надъ нимъ свои темныя руки, а еще выше нсколько терпливыхъ звздъ молча собрались надъ его изголовьемъ.

Но вмст съ поднявшимся втромъ донесся топотъ лошадиныхъ копытъ, и показался свтъ фонарей, и докторъ Дюшенъ вмст съ учителемъ выхали на площадку.

— Вотъ тутъ было дло, сказалъ учитель поспшно, но, должно быть, они унесли его домой. Подемъ за ними.

— Постойте минутку, сказалъ докторъ, остановившійся у дерева. Что это такое? Громъ и молнія! да это малютка Фильджи!

Въ одно мгновеніе оба слзли съ коней и наклонились надъ полубезсознательнымъ ребенкомъ. Джонни переводилъ лихорадочно блествшіе глаза съ учителя на фонарь и обратно.

— Что съ тобой, Джонни, малютка? съ нжностью спросилъ учитель. Ты заблудился?

Сверкнувъ глазенками съ лихорадочнымъ восторгомъ, Джонни, хотя и ослаблъ, но оказался на высот положенія.

— Раненъ! слабо пролепеталъ онъ. Раненъ, на дуэли, семи лтъ отъ роду!

— Что такое? спросилъ удивленный учитель.

Но д-ръ Дюшенъ, взглянувъ въ лицо мальчику, высвободилъ его изъ гнзда листьевъ, положилъ его къ себ на колни и ловко сбросилъ хитроумную повязку.

— Посвтите-ка! Клянусь Юпитеромъ! онъ говоритъ правду. Кто это сдлалъ, Джонни?

Но Джонни безмолвствовалъ.

Въ промежутокъ между лихорадочнымъ сознаніемъ и болью, его пониманіе и память удесятерились, онъ догадался о настоящей причин своего несчастія, но дтскія губки геройски сомкнулись. Учитель вопросительно взглянулъ на доктора.

— Возьмите его къ себ на сдло и отвезите къ Макъ-Кинстри, я перевяжу обоихъ.

Учитель нжно приподнялъ мальчика. Джонни, оживившись въ виду прогулки верхомъ, почувствовалъ слабый интересъ къ другому раненому.

— Что Сетъ шибко его ранилъ? спросилъ онъ.

— Сетъ? повторилъ учитель, дико сверкнувъ глазами.

— Да. Я видлъ, какъ онъ въ него выстрлилъ.

Учитель ничего не отвчалъ, но въ слдующій мигъ Джонни почувствовалъ себя въ его рукахъ, на сдл лошади, которая понеслась какъ вихрь по направленію къ мыз Макъ-Кинстри.

VIII.

Они нашли раненаго хозяина въ передней комнат на грубомъ лож изъ медвжьихъ шкуръ, такъ какъ онъ мрачно отказался отъ разслабляющаго покоя жениной спальни. Въ предвидніи роковаго исхода раны и въ силу суровой традиціи, онъ запретилъ также стаскивать съ себя сапоги, чтобы ‘умереть въ сапогахъ’, согласно обычаю предковъ. Поэтому Джонни уложили въ кровать м-съ Макъ-Кинстри въ то время, когда д-ръ Дюшенъ занялся серьезно-раненымъ паціентомъ. Учитель торопливо оглядывался, ища м-съ Макъ-Кинстри. Но ея не только не было въ комнат, но даже и въ цломъ дом. Онъ услся у постели мальчика и предался размышленіямъ.

Его вывелъ изъ задумчивости приходъ доктора.

— Не такъ худо, какъ я думалъ, сказалъ онъ, успокоительно кивая головой. Онъ выкарабкается. Идите къ нему, онъ васъ зоветъ. Но только не давайте ему слишкомъ много говорить. Онъ призвалъ, неизвстно зачмъ, цлую толпу пріятелей и устроилъ настоящій митингъ. Идите и прогоните ихъ всхъ. А и займусь малюткой Фильджи, хотя посл двухъ перевязокъ онъ совсмъ поправится.

Учитель бросилъ взглядъ облегченія на доктора и вошелъ въ переднюю комнату. Она была полна людьми, въ которыхъ учитель инстинктивно узналъ своихъ бывшихъ враговъ. Но они разступились передъ нимъ съ нкотораго рода грубымъ почтеніемъ и симпатіей, когда Макъ-Кинстри подозвалъ его къ себ. Раненый взялъ его за руку.

— Приподнимите меня немного, шепнулъ онъ.

Учитель помогъ ему съ трудомъ опереться на локоть.

— Джентльмены! сказалъ Макъ-Кинстри съ привычнымъ жестомъ искалченной руки, которую затмъ положилъ на плечо учителю. Вы слышали, что я вамъ сказалъ минуту тому назадъ, выслушайте и теперь. Этотъ молодой человкъ, котораго мы несправедливо обвиняли, говорилъ правду… все время! Мы можете на него положиться, онъ заслуживаетъ всякаго доврія. Вы, конечно, не можете чувствовать то, что я чувствую, но человкъ, который будетъ другъ ему, будетъ другомъ и мн… Вотъ и все… и благодарю за участіе. А теперь ступайте, молодцы, и оставьте меня съ нимъ.

Мужчины медленно ушли одинъ за другимъ, нкоторые замшкались, чтобы пожать руку учителю, кто съ степеннымъ видомъ, а кто съ улыбкой и смущеніемъ.

Учитель принималъ это выраженіе примиренія отъ тхъ самыхъ людей,— которые за нсколько часовъ передъ тмъ съ такою же искренностью расправились бы съ нимъ по закону Линча,— съ холоднымъ удивленіемъ. Когда дверь за ними затворилась, онъ повернулся къ Макъ-Кинстри. Раненый снова опустился на ложе и съ страннымъ удовольствіемъ глядлъ на свинцовую пулю, которую держалъ между большимъ и указательнымъ пальцами.

— Эта пуля, м-ръ Фордъ, сказалъ онъ медленнымъ голосомъ, не изъ ружья, которое я вамъ далъ — и пущена не вами.

Онъ умолкъ и затмъ прибавилъ съ прежней, вялой разсянностью:

— Давно уже ничто не доставляло мн такого… спокойствія.

При томъ состояніи слабости, въ какомъ находился больной, учитель не ршился сообщить ему открытіе, сдланное Джонни, и удовольствовался простымъ пожатіемъ руки, но вслдъ затмъ раненый прибавилъ:

— Эта пуля изъ револьвера Сета, и эта собака уже убжала отсюда.

— Но что могло заставить его стрлять въ васъ въ такую минуту? спросилъ учитель.

— Онъ разсчитывалъ, что или я убью васъ, и тогда онъ избавится разомъ отъ насъ обоихъ, или же, еслибы я не убилъ васъ, то другіе васъ повсятъ — что они и намревались сдлать — за то, что вы убили меня! Идея эта пришла ему въ голову, когда онъ услышалъ, какъ вы намекнули, что не будете стрлять въ меня.

Дрожь убжденія, что Макъ-Кинстри отгадалъ истинную правду, пробжала по учителю. Въ первую минуту онъ хотлъ-было подтвердить ее разсказомъ Джонни, но, при вид усиливающейся у раненаго лихорадки, воздержался.

— Не говорите пока объ этомъ, сказалъ онъ, поспшно. Съ меня довольно, что вы оправдываете меня. Я здсь только затмъ, чтобы просить васъ успокоиться въ ожиданіи прихода доктора… такъ какъ вы, кажется, одни въ дом, и м-съ Макъ-Кинстри…

Онъ умолкъ въ затрудненіи.

Странное смущеніе разлилось по лицу раненаго.

— Она ухала прежде, нежели это случилось, вслдствіе разногласія между нею и мной. Вы, можетъ быть, замтили, м-ръ Фордъ, что вообще она не очень къ вамъ благоволила. Нтъ женщины, которая умла бы лучше ходить за ранеными, чмъ дочь Блена Роулинса, но въ такихъ длахъ, какъ дло Кресси, напримръ, мн сдается, м-ръ Фордъ, что она… недостаточно спокойна. Такъ какъ вы сами спокойны, то можете объяснить все непріятное этимъ отсутствіемъ спокойствія. Все, что вы услышите отъ нея или отъ ея дочери — потому что я беру назадъ глупость, сказанную мной про то, что вы собираетесь бжать съ Кресси,— помните, м-ръ Фордъ, что это происходитъ не отъ дурнаго чувства къ вамъ въ ней или въ Кресси, но только отъ недостатка спокойствія. Можетъ быть, у меня были свои идеи на счетъ Кресси и васъ, можетъ быть, у васъ были наши, а у этого дурака Добни свои, но ни старуха, видите ли, ни Кресси ихъ не раздляли! А почему? Потому что у нихъ нтъ спокойствія. Я думаю, что женщинамъ вообще отказано въ немъ. А вы сами человкъ спокойный, вы это поймете и извините.

Прежнее выраженіе сонной боли такъ рельефно выразилось въ его красныхъ глазахъ, что учитель потихоньку прикрылъ ихъ своей рукой и попросилъ его постараться уснуть, что тотъ въ конц концовъ и сдлалъ, прошептавъ, что чувствуетъ себя ‘спокойне’.

Не понимая смысла послднихъ словъ Макъ-Кинстри, м-ръ Фордъ тмъ не мене испытывалъ странное чувство одиночества, которымъ вяло на него отъ пустыхъ стнъ покинутаго дома. Втеръ жалобно завывалъ вокругъ него и казалось, что то стонутъ какіе-то отдаляющіеся и отчаянные голоса. Такъ сильно было это впечатлніе, что, когда вошли докторъ и братъ Макъ-Кинстри — учитель все еще стоялъ у постели больнаго съ ощущеніемъ заброшенности и покинутости, котораго не могла разсять успокоительная улыбка доктора.

— Дло идетъ отлично, объявилъ онъ, прислушиваясь къ правильному дыханію спящаго. Совтую вамъ, м-ръ Фордъ, уйти, прежде нежели онъ проснется, а не то онъ опять станетъ волновать себя разговорами. Теперь онъ, право, вн всякой опасности. Покойной ночи! Я заверну къ вамъ въ гостинницу, когда поду домой.

Учитель, все еще оглушенный и удивленный, пошелъ къ двери и вышелъ въ ночной мракъ. Втеръ еще шумлъ въ деревьяхъ, но удаляющіеся голоса становились все глуше, пока совсмъ не смолкли.

——

Снова наступило утро понедльника, и учитель сидлъ за конторкой въ школьномъ домик съ сырымъ еще листомъ газеты ‘Star’ въ рукахъ, только-что вышедшимъ изъ станка. Свжее дыханіе сосенъ доносилось въ окно и приносило ему отдаленные звуки голосовъ собиравшейся его паствы, въ то время какъ онъ читалъ:

‘Виновникъ подлаго насилія въ академіи Инджіанъ-Спринга въ прошлый четвергъ, которое по несчастному недоразумнію вызвало вмшательство нсколькихъ изъ нашихъ наиболе граждански настроенныхъ обывателей и привело къ пагубному столкновенію между м-ромъ Макъ-Кинстри и ученымъ и почтеннымъ принципаломъ школы — этотъ виновникъ, говоримъ съ сожалніемъ, избжалъ заслуженнаго наказанія, оставивъ страну вмст со своими родственниками. Если, какъ серьезно утверждаютъ, онъ былъ также виновенъ въ безпримрномъ нарушеніи кодекса приличій, которое на будущее время лишитъ его даже права искать удовлетворенія передъ судомъ чести, то наши сограждане будутъ довольны, что избавились отъ непріятной обязанности арестовать его. Т изъ нашихъ читателей, которымъ извстенъ благородный характеръ обоихъ джентльменовъ, вынужденныхъ такимъ образомъ къ поединку, не будутъ удивлены, узнавъ, что самое полное объясненіе произошло между сторонами, и entente cordiale вполн возстановлено. Пуля, которая играла главную роль въ послдовавшемъ объясненіи, оказалась изъ револьвера, изъ котораго выстрлилъ посторонній зритель,— извлечена изъ бедра Макъ-Кинстри, больной чувствуетъ себя хорошо и подаетъ надежды на скорое выздоровленіе’.

Улыбаясь невольно надъ такимъ изложеніемъ исторіи со стороны неподкупной печати, онъ прочиталъ слдующій параграфъ, можетъ быть, не съ такимъ уже удовольствіемъ.

‘Веніаминъ Добиньи, эсквайръ, который выхалъ изъ города въ Сакраменто по важному длу, не совсмъ чуждому его новымъ интересамъ въ Инджіанъ-Спринг, вскор свидится съ женой, которая, благодаря его успшному предпріятію, можетъ покинуть свою родину и занять подобающее ей высокое мсто въ обществ. Хотя лично неизвстная въ Инджіанъ-Спринг, м-съ Добиньи, говорятъ, красивая и чрезвычайно образованная женщина, и очень жаль, что дла мужа заставляютъ ихъ покинуть Инджіанъ-Спрингъ и избрать своей будущей резиденціей Сакраменто. М-ра Добиньи сопровождаетъ его частный секретарь, Рупертъ, старшій сынъ г. Фильджи, эсквайра, который былъ талантливымъ студентомъ нашей академіи и представляетъ собою блестящій образецъ туземнаго юноши. Мы съ удовольствіемъ узнали, что его младшій братъ быстро поправляется отъ незначительной раны, полученной на прошлой недл отъ неосторожнаго обращенія съ огнестрльнымъ оружіемъ’.

Учитель, съ глазами, устремленными въ газету, сидлъ такъ долго погруженный въ задумчивость, что классъ мало-по-малу наполнился, и его маленькая паства съ удивленіемъ глядла на него, пока онъ не опомнился. Онъ торопливо протянулъ руку къ звонку, когда его вниманіе привлечено было Октавіей Денъ, поднявшейся съ мста.

— Извините, сэръ, вы не спросили, есть ли у насъ новости?

— Правда, я позабылъ, отвтилъ учитель, улыбаясь. Ну, что же, у васъ есть, что сообщить намъ?

— Да, сэръ. Кресси Макъ-Кинстри оставила школу.

— Въ самомъ дл?

— Да, сэръ, она вышла замужъ.

— Замужъ? повторилъ учитель съ усиліемъ, сознавая, что вс глаза устремлены въ его блдное лицо.— Замужъ, за кого же?

— За Джо Мастерса, сэръ, въ баптистской церкви въ Бигъ Блуф, въ воскресенье, и тетушка Макъ-Кинстри присутствовала при этомъ.

Наступила минутная и знаменательная пауза. Затмъ голоса маленькихъ учениковъ воскликнули хоромъ:

— Мы давно это знали, сэръ!

КОНЕЦЪ.

‘Русскій Встникъ ‘, NoNo 6—7, 1889
OCR Бычков М. Н.

ВЪ ПРІИСКОВОЙ ГЛУШИ.РОМАНЪ ВЪ ДВУХЪ ЧАСТЯХЪ.Бретъ-Гарта.

ЧАСТЬ I.

ЧАСТЬ II.

Читайте также:

ВЪ ПРІИСКОВОЙ ГЛУШИ.
РОМАНЪ ВЪ ДВУХЪ ЧАСТЯХЪ.
Бретъ-Гарта.