В поезде
В поезде
Рассказ Флоренс Монтгомери.
Перевод Марии Ловцевой
—————————————————
В поезде, Монтгомери Флоренс, Год: 1904
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Леди Мортон шла по платформе лондонского железнодорожного вокзала, старательно отыскивая для себя наиболее уединенное место в вагоне первого класса. Задача была нелегкая, так как ехало очень много пассажиров. Особа, о которой идет речь, была уже не первой молодости. Она имела очень недовольный вид, казалось, что она сердится на всех, не исключая и самой себя. И, действительно, она была в прескверном расположении духа и ехала теперь в одну из лежащих близ Лондона деревень, чтобы там разогнать свою беспричинную тоску поездкою на велосипеде. Вечером ей предстоял званый обед, и она рассчитывала явиться в обществе освеженной после утренней прогулки.
Ей были совершенно чужды два наиболее верных средства от всякого дурного расположения духа: умственные занятия и сочувствие к ближним, среди последних всегда найдутся люди так или иначе нуждающиеся в нашей помощи. У нее же была в жизни одна цель: забота о собственных удобствах и развлечениях.
С большим трудом ей удалось наконец найти пустой вагон и она расположилась в нем, протянула ноги на противоположное сиденье и вынула неразрезанный еще роман. Поезд должен был вскоре тронуться, и она надеялась, что теперь никто уже не сядет в занятый ею вагон и что, следовательно, ничто не потревожит ее уединенья.
Но вдруг дверцы вагона быстро распахнулись, вошел носильщик и ловким, привычным движением начал устраивать чей-то ручной багаж: маленький чемодан, миниатюрную кожаную картонку для мужской шляпы и разные принадлежности игры в крокет, завернутые в зеленый чехол.
Леди Мортон была возмущена. Этого только не доставало! С нею вместе поедет какой-то школьник! Надоедливый мальчишка, в этом она была уверена. Но как же это так? Пасхальные праздники давно прошли, и эти несносные школяры должны были бы уже давно быть в учебных заведениях. Тут она увидала у вагона за спиною носильщика мальчика в форме воспитанника Итонской школы с миниатюрным цилиндром на голове. Около мальчика стояла молодая дама, очевидно, его мать. Мальчик, лет восьми или девяти, держал ее крепко за руку, как бы боясь потерять ее в толпе.
— Ну, голубчик, пора тебе садиться, — объявила дама, но мальчик только еще теснее прижался к ней.
Пожалуйста, мама, — умолял он полушепотом, — посиди со мною минутку в вагоне, ты еще успеешь до отхода поезда.
Мать исполнила его просьбу, и они уселись вдвоем поближе к двери, в стороне от Леди Мортон.
Но скоро молоденькая мать вскочила с своего места.
— Тони, мне пора уходить, — сказала она, — поезд сейчас тронется. Кажется, мы ничего не забыли, мой мальчик?
Тони сидел с опущенной головой и ничего не ответил.
— И ты не будешь скучать, голубчик? Не правда ли? А в воскресенье ты напишешь мне длинное письмо.
Тони кивнул головой в знак согласия, и у него вырвалось что-то похожее на всхлипыванье.
Дама вышла и стала у раскрытой двери вагона, продолжая ласково полушепотом разговаривать с сыном.
Леди Мортон бросила на них взгляд и невольно залюбовалась матерью.
Какое трогательное лицо! Сколько глубины и задушевности во взгляде ее чудных, темных глаз! Еще секунда и эти выразительные глаза внимательно всматривались в глубь вагона и умоляюще остановились на леди Мортон.
Очевидно у матери промелькнула мысль: эта дама едет с моим сыном, она будет добра к нему, она позаботится, чтобы с ним не случилось какого- либо несчастья, поговорит с ним, рассеет его грусть…
Леди Мортон поняла эту безмолвную просьбу, но она нетерпеливо отвернулась и сделала вид, что ничего не заметила. Дама хочет ей навязать своего сына, — на это она не согласна! Ведь необходимо же ей прежде всего подумать о себе, ведь она и предприняла эту поездку с целью развлечься. Что может быть несноснее этих школьников, вечно надоедающих своими глупыми расспросами, невоспитанных, не умеющих вести себя.
Нет, пускай эта мамаша не рассчитывает на нее. Но так неприятно отказывать людям, когда вас о чем-нибудь просят, и потому лучше притвориться не понимающей и безучастной. И леди Мортон упорно продолжала смотреть в сторону, хотя мельком успела поймать разочарованный взгляд матери, которая сразу поняла, что участия тут нечего ожидать.
Леди Мортон раскрыла свой роман, но ей было как-то неловко, ей казалось, что ее точно холодной водой облили.
— Тони, слушай, — торопливо говорила дама, — пожалуйста помни, что я тебе говорила: держи всегда окно закрытым, когда поезд проезжает через туннели. Не забудешь?
— Нет, мама.
— И ты будешь очень осторожен, чтобы не простудиться, дорогой?
— Буду, буду, мама.
— Билет у тебя, Тони?
— Да, милая мама, не беспокойся.
— Третий звонок, господа, третий звонок! По местам! — кричал кондуктор и захлопнул двери вагонов.
Молодая дама просунула руку в окно и тотчас же маленькая ручка из вагона протянулась навстречу этой ласковой руке, мать что-то шептала мальчику, а он только всхлипывал в ответ.
— Ну, прощай, прощай, голубчик! Да хранит тебя Бог! — и дама отошла от вагона, делая над собою усилие, чтобы в последний раз улыбнуться сыну.
Раздался свисток, но мать успела крикнуть:
— Смотри, будь осторожен, не высовывайся из окна и не выходи из вагона, пока поезд не остановится.
Поезд плавно тронулся.
Тони уже позабыл о наставлениях матери, и высунулся из окна насколько только мог, чтобы последний раз взглянуть на нее, он долго еще стоял там, хотя и мать и вокзал давно уже исчезли из виду.
Потом он бросился в угол дивана, тяжело дыша и с трудом удерживая слезы. Но он, очевидно, не хотел показаться плаксой перед чужой дамой, и, деловито порывшись в своем багаже, вытащил какую-то книгу, которую принялся перелистывать, это занятие однако мало его интересовало, и скоро книга послужила только ширмою, за которою можно было дать волю слезам.
Он долго боролся с собою и по-видимому решив, что надо быть мужчиной, отложил в сторону книгу и принялся рукавом своей куртки заботливо чистить форменную шляпу-цилиндр, казалось, что это занятие несколько подбодрило его, напомнив ему об его звании воспитанника Итонской школы, славившейся самостоятельностью и выдержкою своих питомцев.
Шляпа была тщательно вычищена и красовалась на голове Тони, который все так же деловито, продев руку в оконный ремень, принялся рассматривать местность, по которой мчался поезд. Но быть мужчиной не так-то легко, когда сердце переполнено мыслями о доме, и перед глазами встают картины веселых прогулок с маленькими сестрами и с товарищами по таким же лугам как те, по которым они проезжали. Тони не выдержал своей роли: не заботясь больше о присутствии постороннего лица, он вскоре забился в угол дивана и начал чисто по-детски сначала громко вздыхать, а потом горько и неутешно плакать.
Леди Мортон была совсем сбита с толку. Чтение романа было, разумеется, прервано, хотя она дошла в нем до самаго интересного места. Все это было так искусственно, а тут рядом — действительная жизнь. Горе ребенка при расставании с матерью, с этой милою матерью, у которой были такие выразительные глаза… Но чем помочь? Нельзя же сидеть равнодушно и прислушиваться к плачу бедного мальчика! Леди Мортон сознавала, что тут нужно было уменье обращаться с детьми, любовь к ним, но ей именно этих-то качеств и не доставало. Мальчик ее заинтересовал, он тронул ее своими стараниями бороться с горем. Да и как ему не грустить при расставании с такою любящею матерью! Тут в воображении леди Мортон снова пронесся образ этой матери, и ей стало досадно, что эти чудные, умоляющие глаза с таким обидным разочарованием посмотрели на нее, когда она холодно отвернулась в сторону. Эта мать точно осудила ее. Но ведь она вовсе не была злая, и, конечно, ей следовало обещать матери присмотреть за ее сыном, приголубить его…
Однако вот теперь, сейчас, надо же утешить мальчика! И леди Мортон досадовала на себя, что у нее не находятся нежные, ласковые слова для него.
Прошло несколько времени томительного раздумья, и она заметила, что мальчик понемногу успокаивается, потом, по его равномерному дыханию, она догадалась что он заснул, теперь у нее была одна лишь забота, как бы не потревожить этот сон.
Раздался свисток, но мальчик спал все так же крепко. Однако этот свисток указывал на приближение поезда к туннелю, и леди Мортон вспомнила прощальные слова матери.
— Пожалуйста, голубчик, непременно держи окно закрытым, пока поезд проезжает через туннель.
И, действительно, любящая мать все предусмотрела, он спит, а его может прохватить сырой воздух.
Леди Мортон поднялась с своего места, и, пробравшись через полутемный вагон, тихонько и осторожно подняла оконную раму.
Поезд промчался через туннель, и солнце снова осветило все кругом. Но Тони продолжал сладко спать, на лице его играла улыбка, может быть, он видел во сне свою маму…
Бедная мать! Сегодня ночью его кроватка будет пустая и комнатка покажется ей такой печальной без ее мальчугана.
И какой он был милый со своими белокурыми вьющимися волосами, на которых так ласково покоился луч солнца, превращая его локоны в пряди золота.
Но не слишком ли солнце жжет это милое личико? Леди Мортон заботливо опустила штору, и, усевшись на прежнее место, взялась снова за свой роман, хотя он уже не занимал ее больше, и все мысли ее были сосредоточены на спящем мальчике.
Тони, наконец, проснулся, и начал тревожно оглядываться по сторонам, очевидно, он не сразу мог сообразить, где он находится, и что с ним случилось. Шляпа во время сна свалилась на пол, и он прежде всего поднял ее. и стал смахивать с нее пыль.
По вдруг лицо его выразило тревогу, он вытащил какой-то предмет из кармана и внимательно стал осматривать его.
Леди Мортон с любопытством следила за ним и едва не вскрикнула от ужаса, убедившись в том, что мальчик держал в руках черепаху. Вообще ей были противны все пресмыкающиеся, и ей сейчас же представилось, что эта отвратительная черепаха может проползти по вагону и добраться до нее.
Но едва она успела это подумать, как уже новый, менее эгоистический страх овладел ею.
Тони вдруг вскочил с места, бросился к окну и, высунувшись наполовину, вытянул во всю длину руку, в которой держал черепаху.
Леди Мортон не выдержала:
— Что вы делаете? — вскричала она. — Разве можно так высовываться и напирать на дверь? Вы можете упасть под поезд! Что такое случилось?
— Ей нужен воздух, — отвечал Тони.
— Что такое? Я не понимаю, кому нужен воздух?
— Да черепахе, — нетерпеливо объяснил Тони, — надо оживить ее.
При этих словах он еще больше высунулся из окна.
Леди Мортон больше не возражала, она только пересела к мальчику и незаметно для него крепко держала его за куртку, теперь он, по крайней мере, не упадет, если дверь распахнется.
Мальчик повернул к ней свое милое личико, увидя ее тревогу и приписав ее заботе о черепахе, он принялся успокаивать ее.
— Кажется, ничего, — обойдется, — уверял он.— Смотрите, она начинает уже дрыгать ногами.
Тут Тони в избытке усердия быстро поднес к самому лицу леди Мортон ненавистную ей черепаху. Черепаха лежала на спине и беспомощно шевелила ногами, как бы стараясь занять более нормальное положение.
— Что такое с нею случилось? — осведомилась Леди Мортон, желая выказать свое участие.
— Как вам сказать? Кажется, я ее держал слишком долго в кармане, и ей стало душно. Я совсем забыл про нее. Даже, знаете что? — продолжал он покраснев, — мне кажется, что я ее немножко поприжал, а, может быть, и сел на нее, спина у нее стала какая-то плоская, как вы скажете?
Мальчик снова поднес черепаху совсем близко к леди Мортон, чтобы она могла исследовать пациентку. Они решили, что у больной, во всяком случае, еще заметны признаки жизни, и что есть надежда на ее выздоровление. После этой консультации, Тони решил, что самое лучшее будет опять запрятать ее в карман.
Приключение с черепахой послужило к завязке знакомства, и леди Мортон скоро узнала от мальчика все подробности его жизни, почему он так поздно едет в школу и прочее. Оказалось, что он был очень болен в то время, когда из школы был прислан за воспитанниками учитель, который должен был доставить их к началу ученья, что он теперь в первый раз в жизни едет один по желанию отца, который очень занят и не мог отвезти его сам, мать долго не соглашалась отпустить его одного, и проводила его на вокзал, надеясь поручить кому-либо из едущих вместе с ним, отец, напротив того, настаивал на том, что ему пора приучаться к самостоятельности, так как он уже не маленький.
Разговор был прерван новым осмотром черепахи, которая продолжала понемногу оправляться.
— Разве вам позволят держать эту черепаху в школе? — поинтересовалась Леди Мортон.
— Не знаю наверное, — отвечал Тони, — но я надеюсь, что позволят.
— Ну, а если вам все-таки запретят иметь ее при себе, то куда же вы ее денете?
Тони призадумался над этим важным вопросом.
— Может быть в самом деле лучше будет пристроить ее куда-нибудь на всякий случай, — сказал мальчик которому уже представилась картина голодающей и заброшенной черепахи, — но я не знаю, кому бы ее отдать, может быть кому-нибудь из железнодорожных служителей? А может быть, — вдруг воскликнул он, и лицо его озарилось улыбкой, — может быть, вы пожелали бы ее взять? Я охотно уступлю ее вам.
— Ах, нет, нет. — отнекивалась Леди Мортон, — мне не хочется отнимать ее у вас.
— Пожалуйста, не думайте обо мне, — поспешно возразил Тони, — тут главным образом надо думать, где будет лучше для черепахи. У вас, наверное, за ней будет хороший уход, впрочем, — прибавил он откровенно — мне тут некому и отдать ее. А только вот что: где вы живете — в деревне или в городе?
— Теперь я живу в Лондоне, — поспешила заявить леди Мортон в надежде, что это обстоятельство, как неблагоприятное для больной, послужить препятствием для отдачи этой противной черепахи под ее покровительство, и в то же время не выкажет ее бессердечной в глазах мальчика.
— Ах, как это досадно, — возразил Тони, — ведь черепахе нужно питаться чsрвяками, а где вы их достанете в Лондоне?
— Да, мне кажется, что вам удастся как-нибудь лучше ее пристроить, — уверяла леди Мортон и постаралась перевести разговор на другое.
Тони с увлечением начал рассказывать ей, как весело он провел дома Пасхальные каникулы, как он гулял с своими маленькими сестрами, как они набрали полевых цветок и украшали ими деревенскую церковь, как он с товарищами лазал по деревьями в поисках за птичьими гнездами, которых, однако они не разоряли, а только брали оттуда по несколько пестреньких яичек, не трогая остальных, чтобы не огорчать матку. Потом Тони рассказал, что у него есть маленький братец, что он только что еще начинает говорить, но уже ясно произнес имя Тони перед самым его отъездом из дома.
Затем Тони показал леди Мортон несколько фокусов, знанием которых он очень гордился, между прочими искусствами он умел подражать крику совы и начал учить леди Мортон, как нужно для, этого свистать, прикрывши рот пальцами. Следовало еще много рассказов о жизни в Итонской школе куда, после первых тяжелых минут расставанья с близкими, он возвращался теперь с удовольствием, так как там у него были товарищи, с которыми ему хотелось свидеться.
Время среди разговоров летело быстро, они уже проехали несколько станций и только что на секунду остановились у небольшой платформы, когда леди Мортон спросила:
— А вы до какой станции едете, Тони? Вероятно, вам теперь уже недалеко?
Тони назвал ей станцию, и леди Мортон, машинально взглянув на платформу, от которой поезд должен был тотчас же отойти, вдруг воскликнула:
— Ах, голубчик, что же вы не сказали мне раньше! Ведь вам следовало выйти здесь. Это и есть ваша станция. И как это я раньше не догадалась спросить!
Но Тони уже не слышал последних ее слов.
Едва он понял, в чем дело, как бросился к двери и начал с отчаянными усилиями отворять ее.
— Стойте, стойте! — кричала леди Мортон.—Вы с ума сошли! Поезд двигается!
Но Тони уже успел распахнуть дверь настежь, еще секунда — и мальчик исчез из виду…
Это мгновение осталось памятным во всей последующей жизни леди Мортон… Она бросилась к двери с замирающим от ужаса сердцем. Один Бог знает, что представилось ее взору…
Высунувшись из двери, она увидала мальчика. Он был пока еще цел и невредим, и стоял кое-как примостившись на ступеньке вагона, поезд уже мчался полным ходом. Шляпа Тони слетела, волосы разметались, но он крепко обеими руками держался за какую-то железную скобку у дверей вагона. Долго ли только он так продержится’? Он стоял весь бледный, обессиленный, а поезд покачивался на поворотах пути, еще один сильный толчок, и мальчик едва ли удержится своими маленькими руками. Одна рука уже беспомощно опустилась, еще мгновенье и Тони упадет…
С быстротою молнии леди Мортон, стоя на коленях, с опасностью для собственной жизни, высунулась из двери и, держась одною только левою рукой за ножку сиденья, успела во время правою рукой ухватиться за одежду мальчика. Она держала его крепко, но чувствовала, что ей не удержать такую тяжесть одною рукой, уже и так эта рука онемела от страшного напряжения. Но как освободить другую руку? Лишившись точки опоры, леди Мортон сама могла потерять равновесие и упасть под поезд вместе с мальчиком, которого она надеялась спасти…
Тут, однако, надо было действовать, — каждая секунда была дорога, и некогда было рассуждать. Кое- как, зацепив ногою за ножку сиденья, она освободила левую руку и тогда, собравшись с силами, обеими руками крепко ухватилась за мальчика и, лежа на полу, втащила его в вагон… Мальчик был спасен, но с каким страшным риском!
Леди Мортон несколько секунд лежала неподвижно на полу вагона, потом из глаз ее градом полились слезы.
— Ах, какое безрассудство! Что ты сделал, что ты сделал! — повторяла она. Страшная картина гибели мальчика представилась ей. — Ты был бы убит! Убит на месте, понимаешь ли ты?
Тони ничего не отвечал и только, весь задыхаясь и трясясь как в лихорадке, смотрел на нее во все глаза., потом он сделал движение к все еще раскрытой двери, намереваясь ее захлопнуть, но леди Мортон, удержав его, сама встала и затворила дверь. Силы однако изменили ей, и она упала на диван в глубоком обмороке.
Когда она через несколько времени очнулась, то увидала возле себя Тони, который смотрел на нее с недоумением, выжидая, когда она откроет глаза. Он тотчас же пристал к ней с вопросом:
— Что же я теперь буду делать? Ах, как это ужасно! Что только подумают обо мне в школе!
Он уже совсем забыл об опасности, которой подвергался и думал только о том, что пропустил станцию, где его должен был встретить один из учителей школы, сверх того он не оправдал доверия к нему отца.
Леди Мортон еще далеко не оправилась от собственного испуга, но она поняла, что необходимо успокоить взволнованного мальчика.
— Ничего, голубчик, — сказала она,—это очень легко уладить. Ты выйдешь из вагона на следующей станции и дождешься обратного поезда, который и довезет тебя до места.
Тони призадумался. Все это было так ново для него, и он боялся, что опять попадет в какую-нибудь беду. Он умоляюще посмотрел на леди Мортон и тихо прошептал:
— Пожалуйста, сойдемте вместе, и вы возьмете обратный билет.
Как? А предполагаемая прогулка на велосипеде?
А званый обед в Лондоне по возвращении домой? Это уж трудно было совместить. Но как все эти соображения казались ничтожны, по сравнению с тревогою мальчика! Да и разве возможно было отпустить его одного? Он еще такой ребенок!
— Хорошо, голубчик, — согласилась леди Мортон, — я выйду вместе с тобою, мы вместе поедем с обратным поездом.
Она была вполне вознаграждена за свою уступку когда увидала, как успокоительно подействовали на мальчика ее слова: он молча крепко сжал ее руку своею маленькою рукою.
Глаза леди Мортон наполнились слезами от этой безмолвной детской ласки.
На первой же станции они сошли и надо было позаботиться о выручке велосипеда и об обратных билетах. Но времени было много: приходилось ждать два часа до прибытия обратного поезда.
Прождать битых два часа на маленькой деревенской станции казалось для леди Мортон чем-то невероятно тоскливым, но иного исхода не было, и ей пришлось покориться.
Тут она вспомнила, что следовало бы телеграфировать директору Итонской школы и объяснить ему, почему мальчик опоздает в школу.
Когда все было исполнено, Тони заявил, что он голоден, и они направились в деревню, где напились чая со вкусными сливками у крестьян, время, вопреки ожиданиям леди Мортон, прошло совершенно незаметно.
Обратный поезд подвез их благополучно к месту. Там на платформе вокзала ожидал их учитель из школы, которому леди Мортон поручила мальчика, объяснив ему, что по рассеянности он проехал мимо станции, а потом так был огорчен этим, что едва не поплатился жизнью за свою оплошность. Все это леди Мортон передала в самых коротких словах, так как поезд должен были тотчас же двинуться дальше, ей очень не хотелось расставаться с своим маленьким спутником, и она до последней минуты всматривалась в его милое личико. Она только поздно вечером добралась до дому, рука ныла и не давала ей спать, но она чувствовала себя такою счастливою, какою давно не была. В ее воображении рисовалась веселая группа детей, ютившихся под крылышком этой милой матери с добрыми, бархатистыми глазами, и сердце ее радовалось при мысли, что если бы не она — холодная, себялюбивая леди Мортон — в этой счастливой группе не досчитывалось бы одного ребенка, может быть, самого лучшего из всех!
Когда вскоре пришло трогательное письмо от матери Тони, то леди Мортон читала его со слезами на глазах.
Но немного позже она получила другое послание, которое ее еще больше взволновало, хотя посторонний читатель не нашел бы в нем ничего ни трогательного, ни даже интересного.
Это была маленькая липкая посылка, сложенная в несомненно вырванной из школьной тетрадки бумаге. В ней были слипшиеся в комок конфеты, монпансье, мятные лепешки и тянучки. На бумажке было написано крупными каракулями: ‘От Тони’, и внизу бумаги было прибавлено: ‘Бедная черепаха околела, она уже не дышала, когда я ее вынул из кармана. Мы вдвоем с товарищем похоронили ее в нашем саду.’
Источник текста: журнал ‘Юный читатель’, 1904, No 7, с. 843-848.