ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ
СОЧИНЕНІЙ
. М. PШЕТНИКОВА
ПЕРВОЕ ПОЛНОЕ ИЗДАНІЕ
ПОДЪ РЕДАКЦІЕЙ
А. М. СКАБИЧЕВСКАГО.
Съ портретомъ автора, вступительной статьей А. М. Скабичевскаго и съ библіографіей сочиненій . М. Pшетникова, составленной П. В. Быковымъ.
Цна за два тома — 3 руб. 50 коп., въ коленкоровомъ переплет 4 руб. 50 коп.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе книжнаго магазина П. В. Луковникова.
Лештуковъ переулокъ, домъ No 2.
1904.
Седьмой часъ. Пришелъ пароходъ, биткомъ набитый пассажирами. Пассажиры большею частію петербургскіе жители, пріхавшіе въ Петергофъ ради освженія, развлеченія. Меньшинство состоитъ изъ любопытныхъ, только слыхавшихъ о Петергоф.
На плашкотахъ суетня. Пассажиры съ узелками и безъ узелковъ идутъ скоро. Нсколько извозчиковъ предлагаютъ свои услуги.
Недалеко отъ пароходной пристани стоятъ нсколько мужчинъ, повидимому чиновниковъ.
— Вы не знаете, гд здсь Фабричная улица? спрашиваетъ одппъ изъ нихъ, обращаясь къ чиновнику въ сромъ пиджак.
— Нтъ, не знаю.
— Пойдемте: не все же здсь стоять. За людьми, какъ за волной,— сказалъ третій господинъ.
Господа пошли скоро, перегнали нсколько человкъ. дутъ кареты, коляски, пролетки. Мостки гремятъ, извозчики у купаленъ то-и-дло хватаютъ идущихъ, но ихъ останавливаетъ городовой энергическими словами:
— Куда, куда лзешь?!. Пять лошадь!
— На Фабричную улицу…— говоритъ одинъ чиновникъ.
Чиновниковъ окружаютъ восемь извозчиковъ съ возгласами: четвертачекъ!.. ко мн, господинъ!..
Чиновникъ садится. Извозчикъ спрашиваетъ его:
— Куда прикажете?
— На Фабричную.
Извозчикъ детъ тихо, останавливаетъ лошадь.
— Паш-ш-шолъ!— гремитъ карета.
— Такой нтъ…— говоритъ пзвозчикъ чиновнику.
— Нтъ?
— Другая, поди.
— Шевелись съ дороги!
— А, чортъ! берешься возить и улицъ не знаешь… Садитесь, баринъ, далече ли?— кричитъ другой извозчикъ, дущій порожнякомъ сзади.
Чиновникъ садится къ другому извозчику и узжаетъ.
Люди идутъ большею частію молча, глядя впередъ, направо и налво. На лицахъ замчаются улыбки.
— Шляпка не мала ли?— спрашиваетъ карявая барыня свою подругу.
— Нтъ.
— А юбку не видать?
— Что это — при народ-то?! Погоди, вотъ въ садъ войдемъ, гд кофейной старанъ, осмотримся.
— Л застанемъ ли?
— О! она безпремнно дожидается, коли звала. А мужъ у нея теперь во дворц.
— А можно туда?
— Теперь нельзя. Впрочемъ, Василій Степанычъ все тамъ можетъ сдлать: вдь онъкамеръ-истопникъ.
— Чудно, какъ я погляжу.
— Еще не то увидишь. Это Сампсонъ — безъ устали воду выпускаетъ пзо льва.
— Какъ же это?
— Л вотъ увидишь. Сказывалъ мн деверь: Сампсонъ былъ царь, вотъ пошелъ онъ гулять въ свой садъ, въ Ерусалим, ну и напади на него ужасное чудовище,— левъ. Ну вотъ онъ и распласталъ ему пасть, изъ него и потеки вода… Вотъ съ той поры и поставили тутъ статую, Сампсону для славы, а льву на пострамленье.
— Чудно!..
— Право: деверь сказывалъ, а вдь онъ при двор большую роль играетъ.
Пріхавшая публика расходится и разъзжается, такъ что черезъ полчаса у кафе-ресторапа только сидятъ франты и почтенные господа.
— Странно: все дорого. Напримръ, чай!
— Ну, водка противъ Павловска не въ примръ дешевле.
— А я, представьте, уже девятую бутылку пива пью. Пиво только дрянь.
— А я-то?— вотъ что значитъ — пріхалъ для развлеченія и не имть, что называется, гд главы преклонить. Прізжаю съ утра для того, чтобы осмотрть городъ…
— Вы, вроятно, новичокъ здсь?
— Я часовой мастеръ, у меня свой магазинъ на Мщанской, только изволите видть, почему я хотлъ нын осмотрть Петергофъ, такъ это явствуетъ изъ того, что нашему брату, мастеру, времена очень немного и, хотя я бывалъ въ Петергоф нсколько разъ, только видлъ одни сады, а города не видалъ. Ну, взялъ извозчика, полилъ дождь. Я въ гостиницу: выпилъ, закусилъ. Дождь пересталъ, я пошелъ въ садъ, шагалъ-шагалъ, какъ блуждающая комета, усталъ страшно, а толку никакого нтъ… Зашелъ въ балаганъ, что вонъ тутъ противъ дровяного двора, выпилъ, спать захотлось. Ну, хоть трава и сырая, да я расчелъ, чмъ мн тратить полтора цлковыхъ за два часа за номеръ, и прилегъ подъ березки. Ужъ не знаю, долго ли бы я проспалъ, только меня разбудилъ дождь. Всталъ я, ползъ въ карманъ за портмонэ и представьте…
— Что же?
— Оттуда выпрыгнула лягушка…
Сидвшіе захохотали.
— Вотъ гадость-то!.. А я раньше видлъ ихъ множество, такія, знаете ли, мизерныя, а тоже скачетъ, какъ выразился Некрасовъ:
По малу, по полсаженки,
Низкомъ перелетавши.
Вдь эдакая гадость, пожалуй, можетъ и въ ухо заползти?
— Пожалуй.
Часовой мастеръ ковыряетъ мизинцами сперва правое, потомъ лвое ухо.
— Ужъ я даже выкупался.
Сидящіе за однимъ столомъ съ нимъ хохочутъ.
— Нтъ, вы не врите?
Хохотъ.
— Вотъ вы бы въ моемъ положеніи были!— горячился часовой мастеръ.
— Только никакъ не на трав спать!
— И счастье, что васъ не забрали, раздаются голоса, прерываемые хохотомъ.
Часовой мастеръ уходитъ въ кусты и скрывается.
При вход въ нижній садъ, у мостика, на лвой сторон, стоятъ дв дамы и четверо мужчинъ въ пальто и пиджакахъ, у самыхъ перилъ, немного подальше отъ нихъ, стоитъ мужчина въ пальто и блой круглой шляп. Въ правой рук онъ держитъ удилишко, около него стоитъ сторожъ, старый человкъ съ орденами.
— Я вамъ говорю, не приказано!— кричитъ сторожъ господину съ удилишкомъ.
— Да вдь я пискарей… въ рчк. А рчка не садъ.
— Мало что. Велно удилишки ломать.
— А основанія?
— Пожалуйте къ надзирателю.
Кучка любопытныхъ увеличивается.
— Я не пойду… Ты на мст поймай.
— Въ чемъ дло, господа?— спрашиваетъ кучку вновь пришедшій господинъ.
— Въ садъ пробирается рыбу удить.
— Господа! здсь, вотъ прямо, есть рчка… Выходитъ въ заливъ. Я въ залив ужу, по колно въ вод.
— Пожалуйте къ надзирателю.
— Пойду!..
Толпа идетъ въ садъ, рыболовъ идетъ назадъ, а сторожъ садится на лавку и что-то ворчитъ про себя.
Въ аллеяхъ народу очень мало, прозжаютъ коляски, изрдка дутъ верхомъ на лошадяхъ военные.
Издалека слышится музыка. Фонтаны въ дйствіи.
У Петровскаго дворца на площадк у пруда стоитъ толпа человкъ въ двадцать и смотритъ въ воду. Въ вод плаваетъ рыба.
— Какая же это рыба?— спрашиваетъ служителя дама.
— Особая — хорошая: плотва.
— А налимы есть?
— Такой нтъ, потому поганая. Лещи и щуки есть.
— А караси?
— Караси вс въ томъ углу (показываетъ налво).
— А какъ бы позвонить?
— Можно.
— Это для чего же?
— Увидите.
Служитель звонитъ, рыба приближается къ берегу.
— Я нарочно съ собой булку взялъ, потому я булочникъ, и мн эту рыбу пустого стоитъ попотчевать,— говоритъ булочникъ, крошитъ хлбъ и кидаетъ въ воду, рыба кружится около крошекъ и кусочковъ.
— Она пріучена къ этому. Батюшка Петръ Алексевичъ самъ руками ее посадилъ.
— И она съ тхъ поръ?
— Какъ же-съ. Коя расплодилась тоже… Тоже Петръ самъ руками ее ловилъ, какъ хлба броситъ. А теперь не дается.
— И часто вы ее кормите?
— На ея содержаніе по три пуда въ мсяцъ хлба отпускается, да гд ее насытишь. Спасибо публика даритъ ее.
— Какъ даритъ?
— А вотъ, кто захочетъ.
— Позвони-ка, братецъ… кричитъ подошедшій вновь господинъ.
Служитель звонитъ. Господинъ любуется.
— Канашка!.. Милашка!.. Тю! тю!.. (ловитъ рыбу руками, но та не дается). Прикормить бы. Что стоитъ прикормить?— спрашиваетъ онъ служителя.
— Сколько пожалуете.
Господинъ вынимаетъ рублевую бумажку.
— Извини… мелочи нтъ. Ну??
Служитель уходитъ.
— Нтъ, вы извините: я прикормилъ… Я булочникъ. Видите?— говоритъ булочникъ господину и показываетъ булку.
— То вы, то я… Она…
— Нтъ, я посмотрю какъ вы ее поймаете.
Публика улыбается, булочникъ уходитъ. Вышелъ служитель.
— Нтъ я ужо, посл, когда… Осматриваетъ публику.— Покажи-ко мн дворецъ.
Служитель съ господиномъ уходитъ во дворецъ. Публика расходится.
У Монъ-Плезира играетъ музыка въ двухъ мстахъ. По аллеямъ, ближе къ музык, тихо плывутъ коляски, у самой музыки коляски стоятъ, народъ или тихо идетъ, или сидитъ на скамьяхъ.
— Нтъ, что ни говорите, а здсь скука. Ни одного развлеченія нтъ,— говоритъ господинъ дам, сидя на скамь.
— А фонтаны — вдь это чудо искусства!
— Полноте. Я въ своемъ имніи еще почище сдлалъ Сампсона. Танцовать негд… То ли дло Павловскъ.
— Но воздухъ, купанье.
— Нтъ… Ну хоть бы фейерверки!.. Никогда больше не поду сюда.
Противъ Сампсона въ бесдк сидятъ два приказчика съ модистками.
— Я удивляюсь, откуда это вода,— говоритъ модистка.
— Съ моря,— отвчаетъ ея кавалеръ.
— Ты говоришь съ моря, а я говорю — нтъ. Разв можно на такую высь поднять воду,— доказываетъ другой приказчикъ.
— Можно.
— Нтъ. Ты говоришь, потому-что много выпилъ.
— Пари?!
— Дюжину пива.
— Идетъ!
Приказчики встаютъ и подходятъ къ городовому, стоящему недалеко отъ Сампсона. Отъ фонтановъ шумъ.
— А что, кавалеръ, откуда это вода?— кричитъ приказчикъ подъ ухо городовому.
— Сверху, съ прудовъ.
— Что??
— А я что говорилъ?
— Свинья! Это видишь? Показываетъ кулакъ.
— Отойдите, господа: публика.
Навстрчу имъ идутъ мужчина и женщина.
— Тутъ механика устроена,— говоритъ мужчина женщин.
— Нтъ, тутъ не механика, а пруды,— вмшивается приказчикъ.
— Не съ вами говорятъ, милостивый государь.
— Нтъ, не механика, а чортъ.
— Невжа!— говоритъ дама.
— Вы вжа!.. Что у васъ на голов, механика тоже, видно — шиньоны.
— Мерзавецъ!!.— шипитъ мужчина.
— Я мерзавецъ??.
— Прочь!!. Отойдите, господа,— говорятъ городовой. Спорщики расходятся.
Девять часовъ. Зажигаютъ фонари у дома графа Апраксина.
Народъ тснится противъ дома. Городовые разгоняютъ народъ для прозда каретъ. Играетъ музыка.
Пошелъ дождь. Женщины досадуютъ.
— Вдь пальто не взяла!
— И я… И что это за погода!
— Глядите, барыня подолъ на голову задрала.
— Господа! кто щиплется?.. Это, наконецъ, дерзость! Здсь не позволено! кричитъ дама-солдатка.
— Ничего…
Къ верху поднялась ракета.
— Табакъ не курить!— кричитъ городовой.
Публика, недовольная дождемъ, расходится, многіе идутъ на желзную дорогу, извозчики просятъ до желзной дороги полтинникъ.
Къ вокзалу желзной дороги подходятъ дв кучки, въ передней четыре человка, въ задней трое. Всхъ смочило, дв дамы накинули на головы подолы.
— Я говорилъ — бери пальто, говоритъ мужчина.
— Я говорилъ, что здсь никакой иллюминаціи не будетъ.
— Будетъ.
Входятъ на платформу.
— Будетъ иллюминація?— спрашиваетъ мужчина служителя.
— Никакъ нтъ-съ.
— Ахъ, чтобъ васъ… Это все вы? Вдь до Стараго-то Петергофа теперь не ускачешь много-то, говоритъ мужчина товарищу.
— На позд отправимся.
Отпираютъ двери въ первый и второй классъ.
— Вы во второй классъ?— спрашиваетъ служитель, стоящій въ дверяхъ.
— Мы такъ.
Служитель заворачиваетъ толчкомъ въ шею говорившаго и запираетъ двери.
— Это что же такое?— говоритъ удивленный мужчина.
— Такіе ужъ порядки… На каждомъ шагу препинаніе…
Третій классъ, или залъ третьяго класса, набитъ народомъ, гвалтъ, торговцы водки и нива не успваютъ продавать.
— Шевелись — рыло набью!— кричитъ купецъ.
— Ну, ну, успешь?— кричитъ звонко мальчикъ-торгашъ.
— Перцовки!
— Перцовки нтъ.
— Ахъ, какая скверная водка!— кричитъ приказчикъ и кидаетъ рюмку на полъ.
Гвалтъ.
— Это не въ приказчичьемъ, братъ… Не хошь ли въ полицію, а потомъ и къ мировому судь! говоритъ жандармъ.
— Заплачу.
Приказчикъ расчитывается.
Къ застойк подходитъ мужичекъ.
— Нешто выпить… Дай-ко-съ осьмуху?
— Мы не продаемъ.
— А это что?
— Водка.
— Ну и давай. Почемъ у те?
— Пять копеекъ рюмка.
— Ну, лшій те задери!
Мужичекъ пьетъ и закусываетъ огурцомъ.
— Смотри,— холера!— говоритъ мужичку приказчикъ.
— Холера! холера во кому… говоритъ мужичекъ, показывая на шляпы и кринолины.
— Разсказывай.
— Чего разсказывай! Еще стращатъ… Знаемъ мы эту холеру, откуда она…
— А ну-ко скажи!— подзадориваетъ мужичка приказчикъ.
— Чего сказки… Смяться-то нечего… Нужды нтъ, что мужикъ, а дло знаю.
— Да знаешь ли?.. Поди, выпей…
— Небось, угостить хошь. И даромъ не буду. Я т скажу, я каменщикъ, хозяинъ-то пять цлковыхъ мн долженъ, вотъ и сталъ меня турить, а тутъ, какъ опосля я узналъ, науськалъ ребятъ, т и говорятъ: смотри, ты захворалъ. А я животомъ въ та поры смучился. А хозяинъ мн и говоритъ: иди въ лчебницу, я, говоритъ, за входъ теб дамъ денегъ… А животъ у меня болитъ, поносъ, что ли, это такой, бда!.. Ну, я думаю: это значитъ въ больницу, а оттуль къ Митрофанію милостивому… Нейду. Нтъ таки, дохтура призвалъ. ‘Что, спрашиваетъ дохтуръ, съ тобой’.— ‘Ничего’,— говорю.— ‘Какъ, говоритъ, ничего, тебя надо въ Обуховскую’.— ‘Я говорю, животъ маленько боллъ, а теперь полегчало’. Ну, пощупалъ онъ меня и такъ, и эдакъ. ‘Ладно, говоритъ: сходи въ баню, натрись салонъ, вотъ теб цидулка въ аптеку… Это, говоритъ, въ бан выпить надо… А какъ изъ бани, говоритъ, самоваръ поставь, мяты напейся’… Я и говорю: ‘а гд бы я взялъ самовару?..’ ‘Гд хошь, говоритъ. Коли, говоритъ, здоровъ хочешь быть — найдешь,— не маленькой’… Ну вотъ хозяинъ и раззорился, далъ мн полтинникъ, а я въ кабакъ. Выпилъ осьмуху, какъ рукой сняло. А тутъ товарищи сыскались,— такъ и ухнулъ полтинникъ.
— Мастеръ же ты пить-то!
— И ты хорошъ, нужды нтъ, что одежда барская…
Слушатели захохотали…
Въ это время ударили звонокъ, и публика повалила на платформу, толкая другъ друга, ругая невждъ за невжливое обращеніе и служителей, пропускающихъ людей поодиночк.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
