Н. А. ЛЕЙКИНЪ.
ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.
ВЪ ОПУСТВШИХЪ ДАЧАХЪ.
ВЪ ОПУСТВШИХЪ ДАЧАХЪ.
В опустевших дачах, Лейкин Николай Александрович, Год: 1879
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Утро. Осеннее солнце ярко свтитъ сквозь полуобсыпавшуюся листву деревьевъ, заглядываетъ въ окна маленькой, выстроенной изъ барочнаго лса чернорченской дачки, но гретъ плохо. Въ небольшой комнат помщаются укутанныя въ платки и кацавйки дв женщины: старуха-мать, извстная между дачниками подъ именемъ ‘полковницы’, и дочь, прозванная ‘вчной невстой’. Мать отогрвается кофейными переварками, дочь грется около затопленной печки, въ которой, между прочимъ, догораетъ ножка сломаннаго стула.
— Вотъ до чего дожили!— говоритъ мать.— Нтъ, душенька, здсь не городъ, здсь не дождешься, покуда тебя съ полиціей выгонятъ. Придется денежки заплатить. А гд ихъ взять? Ну и сиди да мерзни! Какъ тутъ вырваться?— говоритъ мать.
— Одно средство — бросить имъ на съденіе нашу мебелишку и перехать въ номера, а платье и подушки постепенно по вечерамъ перевозить. Посудишку тоже, въ узлы,— отвчаетъ дочь.
— Такъ вдь въ номерахъ-то черезъ три дня деньги потребуютъ. А ты сама знаешь, до пенсіону еще больше мсяца.
— Ну, въ меблированныя комнаты…
— Еще того хуже, тамъ за мсяцъ впередъ подай.
— Ахъ, маменька! Да неужто ничего заложить нельзя?
— Заложить! Разв ты не видишь, что мы цлую недлю деревянными ложками димъ. Тебя, что-ли? Такъ за тебя никто и двухъ двугривенныхъ не дастъ.
— Ошибаетесь, есть люди, которые, можетъ-быть, душу-бы отдали…
— Потому-что она ни копйки не стоитъ. Молчи ужъ лучше, коли Богъ лошадиное лицо послалъ. Выдрой была, выдрой и останешься, а то душу…
Дочь плачетъ. Входитъ дворникъ и нахально останавливается у притолки.
— Ты, любезный, зачмъ?
— Да все за тмъ-же. Прикажите, сударыня, за дачу получить. Второй мсяцъ пороги обиваю. Вдь это срамота!
— Ты, любезный, ошибаешься. Сказано, деньги уплатить передъ выздомъ съ дачи, а я и не думаю еще съзжать. Здсь такъ хорошо. Я привыкла наслаждаться какъ возрождающейся природой, такъ равно и умирающей. И въ смерти есть поэзія…
— Это точно, что поэзія, только пожалуйте деньги за дачу.
— Ты взгляни на это пожелтвшее дерево, на эту увядающую природу!..
— Что намъ природа! Съ насъ хозяинъ деньги требуетъ.
— Ты грамотный?..
— Коли ежели росписку въ полученіи написать, то можемъ.
— Нтъ, я не къ тому… Читалъ-ли ты когда-нибудь ‘Умирающаго Тасса’?
— Вы намъ, сударыня, Тассами-то зубы не заговаривайте, а деньги пожалуйте.
— А вотъ къ намъ сегодня генералъ обдать прідетъ, такъ онъ съ тобою поговоритъ.
— Не больно страшно, не испугаемся! Это вы должны быть въ ночную отселева улизнуть хотите? Неудастся, подкараулю! Эхъ вы шарамыги!
Дворникъ плюетъ и уходитъ изъ комнаты. Пауза.
— Что тутъ длать?— вопрошаетъ мать.— А все ты виновата! Вотъ, говоритъ, на легкомъ воздух скорй замужъ выду, такъ мужъ заплатитъ!
— Ошибаетесь! Это вы поближе къ клубу перехали да хотли золотыя горы въ мушку выиграть!
— Дура!
— Отъ умной матери слышу!
Входитъ мелочной лавочникъ.
— Теб что любезный? Садись. Не хочешь-ли папироску?
— Нтъ-съ, этимъ баловствомъ не занимаемся, а вы позвольте по заборной книжк получить, потому намъ торговлю кончать надать. Вс разъхались и только одна шишгаль осталась…
— Скажи, любезный, ты семьянинъ, есть у тебя дти?
Лавочникъ плюетъ.
— Тьфу-ты? Десятый разъ тоже самое спрашиваетъ! Нтъ, я къ мировому, потому тутъ такъ толку не будетъ.
Онъ хлопаетъ дверью и уходитъ.