Тридцать лет минуло со дня смерти Некрасова, и эта грустная годовщина совпала с бешеным разгулом тех самых мрачных сил, которые отравили и жизнь и творчество одного из крупнейших русских поэтов.
Как в печальные дни его кончины, теперь снова
Вихрь злобы и бешенства носится
Над тобою, страна безответная.
Все живое, все честное косится1.
Словно у старухи-истории прорвался мешок, куда запрятала она в последние годы всех злых, разрушительных духов общественности — и хлынули неудержимой волной черти, ведьмы, инкубы и прочая мразь, родившаяся из плесени прогнившего старого дуба2.
Полезли из всех щелей лживые, двуличные рожи, зашипели клевета и злословие, засуетился хлопотливо сыск, помчался быстроногий донос, атмосфера насытилась истинно русским духом — запахом лакейской и застенка, все окрасилось в родные цвета.
Вот иезуит Меньшиков3, незаконный сын Победоносцева, смиренно перебирает четки и пишет заведомо ложный донос на премьер-министра. Он знает, что его злословие глупо и невероятно, но — чего не бывает! — от всякой клеветы остается немножко грязи на оклеветанном.
Вот сотрудник Меньшикова — киевский корреспондент ‘Нового времени’4 — пишет донос на киевское ‘общество грамотности’.
Он уверен в своей безответственности и, не смущаясь, называет имена лиц, по его нюху, неблагонадежных. Чего стесняться? Пусть даже окажется, что весь донос его — ложь и клевета, разве на оклеветанных не останется тени? Разве они не будут отрезаны от дорогого им и ненавистного всем совам дела?
Но Меньшиковы всех чинов и окладов могут не сегодня-завтра помереть, например — подавившись собственной клеветой. Им нужны заместители.
И вот ‘зреет наше юное племя’ — группа ‘правых’ студентов Казанского университета подает донос на ректора Загоскина и оппозиционных профессоров.
Из молодых, да ранние!
Так и рисуется перед глазами знакомая фигура гимназиста-фискала, который с первого класса доносит на своих товарищей классному наставнику, с четвертого класса ворует из чужих ранцев запретные книжки и несет их инспектору, с шестого класса состоит в ‘союзе’ и занимается систематическим сыском, в университете отстаивает ‘академическую свободу’ и шпионит за прогрессивными профессорами и студентами…
Да, авторы казанского доноса заслужили звания докторов русского права!
В древней Спарте господствующие классы нуждались в илотах, на скверном примере которых спартанская молодежь училась добродетели.
У нас, по-видимому, существует обратная потребность. На скверном примере торжествующих ‘истинно русских’ людей общество должно научиться социальной и политической добродетели.
Уж не затем ли послала история русскому обществу период господства ‘истинно русских’ начал, чтобы это общество могло радикальнее очиститься от традиций и пережитков прошлого?
Фавн
‘Одесское обозрение’,
29 декабря 1907 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
Написан в связи с 30-летием со дня смерти Н. А. Некрасова.
1 Строки из известного стихотворения Некрасова, начинающегося словами ‘Смолкли честные, доблестно павшие…’ (Н. А. Некрасов. Избранные сочинения. 1947. стр. 328).
2‘Прогнивший старый дуб’ — символический образ самодержавной России, заимствованный Воровским из поэмы Н. А. Некрасова ‘Кому на Руси жить хорошо’.
3 Воровский называет Меньшикова ‘сыном Победоносцева’ — крайнего реакционера, в 80-е годы — обер-прокурора святейшего синода,— так как и сам Меньшиков был ярым реакционером и мракобесом.
4‘Новое время’ (1876—1917) — большая ежедневная черносотенно-монархическая газета, издававшаяся в Петербурге А. С. Сувориным, получала субсидии от правительства. ‘Новое время’ подвергло травле и клевете ‘Киевское общество грамотности’, которое вскоре было запрещено властями.